Дьяков Виктор Елисеевич : другие произведения.

У моря

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  У МОРЯ
  
   повесть
  
   Что такое Москва в глазах провинциала? Конечно, многое зависит от мировоззрения, запросов... Зое Степановне, до того, как она впервые в ней побывала в качестве невесты, Москва представлялась чем-то вроде Изумрудного города волшебника Гудвина. Именно такое впечатление создавали телевидение и прочие советские СМИ: празднества, парады, съезды, торжественные встречи всевозможных делегаций, космонавтов... живут там сплошь деятели науки, культуры и т.д. и т.п. Не мудрено, что у провинциальной советской девушки, сформировалось такое же "правильное" мнение о Москве - "надежде мира, солнце всей России". Не поколебало её мнения о Москве и москвичах и то, что её парень, лейтенант-москвич, с которым она познакомилась во время отработки диплома в своей первой школе, а потом вышла за него замуж... на ту созданную её фантазией некую супер-личность, коими должны были быть все москвичи, походил мало.
   Но вот, впервые побывав в Москве, Зоя Степановна оказалась порядком ошарашена воочию убедившись, что Москва может быть грязной, заплёванной, что асфальт на её улицах в ужасных выбоинах и трещинах, что по весне те же улицы заполняются талой водой, ввиду отвратительной работы дренажной системы, что воздух отравлен выбросами вредоносных предприятий... толкотня, теснота, переполненный транспорт... Но сильнее всего поразили её москвичи. Такого обилия поддатых или просто пьяных, в открытую сквернословящих особей, она прежде никогда не наблюдала. У Зои Степановны не имелось закаляющего опыта жизни в фабрично-заводских городах и посёлках. Отсюда и её недоумённая реакция: как же можно материться в голос и валяться в собственной блевотине, когда живёшь в таком городе, средоточии культуры, ума, знаний, когда рядом творят такие корифеи, властители дум?!...
   С тех пор прошло немало лет, и когда в девяносто втором году Зоя Степановна с мужем, отслужившим и уволившимся из Армии, и сыном приехали в столицу... К тому времени налёт романтики с обличья Москвы и москвичей из её сознания полностью улетучился, и столица предстала, какой она и была в глазах большинства жителей страны - городом, удобство проживания в котором определяется в первую очередь невероятным по советским, а впоследствии и СНГ-шным меркам уровнем снабжения и потребления.
   Что касается столичных школ... В московской школе работать оказалось несложно, и хоть Зоя Степановна изрядно побаивалась и администрации, и московских учеников, воспетых в классических кинолентах "Доживём до понедельника" и "Ключ без права передачи"... В действительности всё, конечно, оказалось не так, и требования администрации были не выше чем в предыдущей школе, и новые коллеги не походили на персоналии упомянутых фильмов, а ученики ничем не отличались от её прежних. Правда, имелось одно определённое "но". Школа располагалась в заводском районе, и большинство учащихся являлись детьми рабочих, бывших лимитчиков, а почти все учителя тоже на поверку оказались немосковского происхождения. Потому по инерции Зоя Степановна продолжала не то что думать, но как-то надеяться, что ли, что где-то в Москве все-таки есть школы, где особые учителя и особые ученики, истинные, настоящие москвичи... как там, в кино.
   Школьное руководство, видя, как Зоя Степановна привычно и без видимой натуги "тащит" и учебные часы и воз классного руководства, решило подкинуть ей ещё и общественную нагрузку - её избрали членом профкома школы. Она же испытывала изначальную аллергию к любой общественной работе, но о ней на профсобрании сказали так много лестных слов, что она дрогнула и согласилась. К тому же у неё зародилась и меркантильная идея: раз уж суждено расположиться неподалёку от профсоюзного кормила, то почему бы не попытаться осуществить свою давнюю мечту, о которой уже и думать забыла - добыть путёвку и съездить летом к морю...
  
   В РОНО за путёвкой Зоя Степановна пришла где-то в апреле девяносто четвёртого. У неё как раз выпал удобный день, всего три урока, что позволило выкроить время для визита. Ответственной за распределение путёвок на месте не оказалось, несмотря на середину рабочего дня. Зою Степановну попросили подождать. Впрочем, она оказалась уже второй в очереди: явно куда-то спешащий мужчина тоже ждал распределительницы путёвок. Ждал, видимо, долго, время от времени нервно посматривая на часы. Распределительница появилась минут через двадцать с туго набитой авоськой.
   - Ко мне?- мимоходом бросила она ожидающим.
   Мужчина буквально кинулся за ней в кабинет. Всё время, что он там пребывал, минут десять, из-за двери слышался разговор, что называется, на повышенных тонах. Причём сначала слышались в основном возмущённые реплики посетителя, но постепенно всё слышнее означились голоса работников РОНО. Распределительница и делящая с ней кабинет сослуживица, вдвоём "ставили на место" разгневанного просителя (скорее всего тоже школьного учителя). Видимо это удалось, так как под конец беседы его голос звучал по иному. Он уже просто вымаливал путёвку в санаторий для кого-то из членов своей семьи... и вышел из кабинета похожим на побитую собаку. Зоя Степановна вошла с трепетом, чувством бесправного рядового человека массовой профессии, зависящего в данный конкретный момент от этих, обличённых, хоть и невесть какой, но всё-таки властью над ней чиновниц. От них во многом зависела судьба её поездки на юг, к морю, которого она, увы, за всё свою жизнь ни разу не видела.
   - Вы писали заявление на июнь на трёхместную путёвку?- уточнила распределительница, женщина примерно тех же лет, что и Зоя Степановна, внешне ничем особо не примечательная.
   - Да, если можно, конечно,- едва сдерживая волнение, подтвердила Зоя Степановна ощущая на себе изучающий взгляд второй обитательницы кабинета.
   - Садитесь,- предложила распределительница, тоже мельком окинув посетительницу с ног до головы.- К сожалению, на июнь трёхместных нет,- тут же и огорошила, посмотрев уже изучающе: как подействует известие?
   - Как же?...- растерянно пролепетала Зоя Степановна.- Я ведь уже давно заявление подала.
   - Это не имеет никакого значения, кто когда подавал. Просто нет в наличии таких путёвок. Понимаете?- распределительница сделала паузу, явно ожидая, как отреагирует эта сермяжная училка. Возможно, она ожидала реакцию похожую на ту, что только продемонстрировал предыдущий посетитель... Но Зоя Степановна... Кто бы увидел её сейчас из тех кто знал, ученики, коллеги, не поверили бы своим глазам... Сгусток воли и энергии на работе... сейчас на стуле перед чиновницей сидела какая-то робкая тень той сильной, уверенной в себе женщины, сникшая и, казалось, готовая вот-вот расплакаться. Вид посетительницы, видимо, удовлетворил хозяек кабинета - они понимающе переглянулись.
   - Так что же теперь делать?- Зоя Степановна и умоляюще смотрела на хозяйку путёвок, уже готовая произнести сверхунизительное "я отблагодарю".
  Но этого не потребовалось. Распределительница, выдержав многозначительную паузу, бросила как подарок, этакий полушубок с барского плеча (раз шубы нет):
   - Ну не знаю, если вас устроит, могу предложить двухместную.
   - Как двухместную, но я же... А куда?
   - Феодосия, турбаза "Динамо", полный пансион, с двадцатого июня по седьмое июля. Оплачиваете двадцать процентов стоимости... Ну что берёте?
   - Я право не знаю... надо подумать, с мужем посоветоваться, нас ведь трое,- не знала как поступить Зоя Степановна.
   - Ну что вы, думать некогда, все берут что дают.
   - Да уж, не отказываются,- усмехнулась в унисон вторая обитательница кабинета.
   - Прямо не знаю...- Зоя Степановна вновь умоляюще посмотрела на распределительницу, словно ища у неё совета и поддержки.
   - Как хотите, но только и эта путёвка уже сегодня может уйти,- распределительница чуть скосила глаза в сторону сослуживицы и почти незаметно её подмигнула.
   Зоя Степановна, конечно же, этого не заметила, ибо её мысли пребывали в полном смятении. "Как же быть... нет такую возможность упускать нельзя, больше может и не представится... придётся вдвоём с Олегом ехать... море ведь, Феодосия же у моря, я же ни разу не видела моря и Олег тоже... его обязательно надо туда свозить, может здоровья поднаберёт... На всякий случай она всё же предприняла ещё одну попытку разжалобить чиновницу:
   - Я вас очень прошу... может будет трёхместная?
   Распределительница снисходительно улыбнулась непонятливости просительницы и отрицательно покачала головой:
   - Берите что дают, поверьте, это большая удача съездить в Крым летом по путёвке стоимостью в миллион, заплатив каких-то двести тысяч...
  
   Из РОНО Зоя Степановна вышла неся в сумочке бланк путёвки. Лишь в трамвае, отойдя от треволнений, она, как это уже много раз с ней случалось и раньше, стала сама себя корить: "Господи, ну почему я такая... ну никакого достоинства... Кто она есть эта самовлюблённая фурия?... Они же там все за наш счёт существуют... благодетельница... Кинуть бы ей эту путёвку..." Она отлично знала, что во всех этих отделах народного образования окопались несостоявшиеся учителя и прочие блатные, или кому нервы, или ещё что не позволяли работать с детьми, в общем, не желавшие, или не могущие есть чёрствый учительский хлеб. Она знала это... но бросить в лицо той чиновнице путёвку могла только в мыслях.
  
   2
  
   Олег ехал с явной неохотой. В свои пятнадцать лет он был довольно высокий нескладный подросток с красивым лицом, где уже обозначились усики. Много болевший в детстве, он так и не окреп, оставаясь бледным, худым и узкоплечим. Будучи изначальным домоседом, он большую часть своёй жизни проводил сидя у телевизора. В то же время благодаря телевизору Олег, не проявляя никаких склонностей к занятиям спортом, превратился в весьма заядлого и грамотного болельщика. Он мог днями напролёт, даже в ущерб учёбе, смотреть самые разнообразные спортивные передачи, а уж что касается футбола, то это стало его настоящей страстью. И вот, надо же, как только в Америке стартует чемпионат мира, мать потащила его куда-то в Крым.
   Поезд, да и вообще любые поездки Зоя Степановна не любила - наездилась, налеталась за годы пребывания в качестве жены военного. Впрочем, эта дорога оказалась желанной, более того долгожданной. В плацкартном вагоне (по привычке брали билеты подешевле) ехали в основном отдыхающие и среди них немало учителей, потому что, как вскоре выяснилось, профсоюзные путёвки на турбазу "Динамо" реализовывались через Отделы просвещения Москвы. Но ни с кем из попутчиков они не сближались до степени знакомства. Запомнился только хамоватый мальчишка, где-то ровесник Олега, только заметно ниже ростом и раза в полтора шире. Он тоже путешествовал с матерью, тихой болезненного вида женщиной, которую в грош не ставил. Их места оказались рядом, полка мальчишки оказалась как раз над местом Зои Степановны. Забираясь на своё место, он то ли демонстративно, то ли по недостатку воспитания ставил ногу в носке на столик прямо перед её лицом. В школе подобных наглецов она привычно ставила на место, там у неё и не такие ходили по струнке. Но здесь... здесь она почему-то стеснялась делать замечания, и розовощёкий малолетний хам раз за разом без тени смущения демонстрировал ей свои не очень свежие носки.
   Впрочем, всё это, конечно, мелочи. Зоя Степановна жила ожиданием свидания с морем, она видела его во сне под стук вагонных колёс, вспоминались соответствующие стихотворные строчки. Выросшая едва ли не в равноудалённой от всех морей и океанов (озёра даже в ранге морей не в счёт) точке самого большого на планете куска суши, то бишь континента Евразии, она стремилась к нему, влекущему и пока неведомому.
   Ранним утром двадцатого июня она проснулась едва ли не первой в вагоне. За окном светлел хмурый рассвет. Поезд шёл по однообразной буро-жёлтой степи. Точно такую же она с детства привыкла видеть в Казахстане, где родилась и выросла. Проводница будила пассажиров:
   - Подъезжаем, вставайте, станция Айвазовская... Да-да, это уже Феодосия.
   От станции пришлось ехать на автобусе. В автобусе впервые столкнулись с карбованцами, национальной денежной единицей Украины. Впрочем, водитель с удовольствием брал за проезд и рубли. Зоя Степановна смотрела во все стороны и во все глаза, но моря нигде не видела. Так же она ожидала увидеть пальмы, кипарисы, что-то ещё из субтропической растительности, но в городе росли в основном тополя.
   Турбаза оказалась бывшей всесоюзной специализированной базой подготовки штангистов и борцов-дзюдоистов высокого ранга. О том свидетельствовали выцветшие, но до сих пор не закрашенные панно с призывами типа: "Спортсмены, крепите честь и славу Советского спорта", и стенды с пожелтевшими уже фотографиями наиболее известных атлетов осчастлививших своим присутствием эту базу. Дзюдоистов Зоя Степановна не знала, а в ряду фотопортретов штангистов сразу распознала Василия Алексеева - кто ж его не знал в семидесятые, годы её молодости, тем более что она в студенчестве тоже интересовалась спортом. Здесь, наконец, Зоя Степановна ощутила близость моря, почувствовала его дыхание, оно "дышало" совсем рядом... Но надо было сначала оформиться, и они прошли в главный корпус базы.
   - Нам, пожалуйста, если вас не затруднит, номер с видом на море,- просительно улыбалась Зоя Степановна, подавая документы дежурной администраторше.
   - Ну, вот и вы... который раз повторяю, что никакой разницы, из номеров моря всё равно не видно, деревья загораживают,- устало ответила та, рассматривая путёвки.
   - Ну, хотя бы в ту сторону... мы ведь в первый раз.
   Администраторша не могла войти в положение этих вновь прибывших, в основном резко-континетальных людей - её живущей у моря была неведома, недоступна их "жажда". Но тут она почему-то сжалилась:
   - Третий этаж, тридцать четвёртый номер.
   - Это в сторону моря?- с надеждой спросила Зоя Степановна.
   - В сторону, в сторону,- усмехнулась администраторша.
   Номер произвёл удручающее впечатление. Маленькая, узкая как пенал обшарпанная комнатёшка с парой старых облезлых стульев, такие же тумбочки, стол изрезанный надписями. Здесь же имелись две односпальные кровати, шифоньер с зеркалом, в углу, у входа раковина с краном.
   - Как, а ванной комнаты или туалета в номере нет?- недоумённо спросила Зоя Степановна у горничной по этажу.
   - Не предусмотрено, туалет в конце этажа, в правом крыле мужской, в левом женский, а мыться все ходят в душ в зале дзю-до по вторникам, четвергам и субботам,- бесстрастно разъяснила ситуацию горничная.
   Ещё сильнее оказался обескуражен Олег, совершенно равнодушный к любому комфорту за исключением телевизора. Увы, в номере имелся только кабель от антенны. Зою Степановну, напротив, именно это обстоятельство удовлетворило - сын хоть немного отдохнёт от своего идола. Совсем же её настроение пошло на поправку, когда она открыла балконную дверь, и в прелую атмосферу комнаты ворвался пьянящий свежести морской воздух.
   - Скорей Олежка, бежим море смотреть!
   Олег в состоянии духовного упадка по случаю отсутствия в номере телевизора и, естественно, совсем не испытывавший эйфории матери, покорно поплелся за ней. Было ещё довольно рано, около восьми часов. Высокие серые облака надёжно закрывали солнце, и лишь у самой линии горизонта синела полоска чистого неба, сливаясь с водной гладью. Зеленоватая волна настойчиво и мягко накатывала на песчаный пляж. На берегу ни одного купальщика, что наталкивала на мысль о низкой температуре воды. Впрочем, Зоя Степановна старалась о всяких там не очень приятных вещах сейчас не думать. Она так давно стремилась сюда, что просто была не в состоянии разочароваться от вида морского простора, этого полукругом раскинувшегося перед ней Феодосийского залива, города, как бы сбегающего по спуску к волнам, порта, в далеке ощетинившегося частоколом труб и мачт. Всё это виделось ей необыкновенно красивым, она не видела то, что не хотела видеть, что недалеко от турбазы возвышаются циклопические банки, ёмкости нефтебазы, метров на сто в море выступал её совсем неэстетичный грязно-серый причал, что сам пляж сильно замусорен...
   - Как здорово, а Олег!? Дыши, дыши. Чувствуешь, какой воздух!? Благодать!
   Сын зябко поёжился в своей лёгкой куртке и недовольно проворчал:
   - Что-то пока ничего особенного... Никогда не думал, что на юге бывает так холодно.- Тут же не удержался и спросил, что болело.- Мам, ну как я здесь узнаю результаты чемпионата?
   - Ну что ты Олежка, всё футбол, да футбол. Смотри, какая красота, ты же никогда такого не видел... Да не переживай ты так. Тут наверняка есть место, где специально смотрят телевизор, будешь туда ходить.
   Всё-таки отсутствие людей на пляже слегка встревожило Зою Степановну. Хоть воздух и прохладен, но не могла же и вода до сих пор не прогреться, как-никак двадцатое июня. Впервые попав на Чёрное море, она тоже пребывала пока в уверенности, что здесь к этому времени вода должна была быть уже тёплой. Общий радужно-оптимистический настрой всё-таки возобладал: "Наверное, просто ещё рано, все спят",- сама себя успокаивала Зоя Степановна.
  
   3
  
   У кого что болит, тот о том говорит и думает. Рядовые советские, постсоветские или СНГ-шные люди (что в 1994 году было ещё одно и то же) когда речь заходила о так называемых "местах отдыха трудящихся", перво-наперво интересовались тем самым больным - кормёжкой. В абсолютном большинстве данного рода учреждений питание было таковым, что, образно говоря, и сытым не будешь, и с голоду помереть не дадут. Потому Зоя Степановна весьма опасалась, что и здесь кормить будут как везде и как всегда. Она переживала не за себя, хоть и имела вид женщины любящей покушать, и в действительности являлась таковой. Беспокоилась она за сына, надеясь, что море солнце и воздух улучшат его сверх скромный аппетит.
   На завтрак пригласили в девять часов и вновь прибывшие (а таковых оказалось немало, был день заезда) с потерянным видом ходили по двум залам столовой, не зная куда сесть. Зоя Степановна с Олегом присели за один из свободных столов, но тут вдруг в столовой появились необычные люди... Их отличала от прочих смертных необычная мощь телосложения. Причём это были не какие-то нарастившие бутафорские мышцы качки-культуристы, эти смотрелись сильными по настоящему, от природы. В их облики всё говорило о наличии той силы: походка немного враскачку, основательная, в то же время упругая, лёгкая, руки слегка согнуты в локтях и растопырены, на ногах стоят - не сдвинуть. Спортивные костюмы плотно облегают литые плечи, торсы, ноги, из распахнутых воротников выступают могучие шеи. Таких крепышей крайне редко можно встретить в обыденной жизни, на таких оглядываются, таким шепчут вслед: во мать-природа постаралась, создала экземпляр. Вновь прибывшие отдыхающие имели возможность лицезреть таких экземпляров где-то десятка два сразу.
   Большинство из них казались совсем молодыми, лет по двадцать, но были и постарше тридцати-сорокалетние. От них вежливых, не громкоголосых Зоя Степановна с сыном узнали, что заняли не свои места. Тут, наконец, выяснилось, что отдыхающие должны питаться в другом зале, а этот предназначался для спортсменов. Хоть залы и были разными, но кухня одна, а это означало, что отдыхающие будут кормиться так же, как и проводящая здесь свой тренировочный сбор молодёжная сборная Украины по тяжёлой атлетике.
   Уже в своём зале Зоя Степановна с Олегом, волею жеста рассадившей, наконец, всех по местам официантки, оказалась за одним столом с семейством в составе женщины и двух её дочерей. Женщина смотрелась, пожалуй, чуть постарше Зои Степановны и её старшая дочь тоже на год или два старше Олега, а вторая наоборот, на два-три года его моложе. Штангистское питание сразу произвело на Зою Степановну впечатление - такого она не ожидала даже в своих самых оптимистических предположениях. Завтрак состоял из салата из редьки на подсолнечном масле, тарелки манной каши, двух приличных котлет с рисовым гарниром и сладкого чая с вафлями. Ну и, конечно, хлеб и масло, причём хлеб лежал в вазе в таком количестве, что и ещё бы на пару человек хватило. Зоя Степановна, не забывая слегка подгонять привыкшего дома есть очень медленно сына, с удовольствием принялась за еду.
   - Надо ж, и такой дрянью с первого дня кормят,- женщина, соседка по столу, презрительно кривя губы, как какой-то дурно пахнущий предмет ворочала из стороны в сторону вилкой котлету.
   Слова соседки непроизвольно заставили Зою Степановну умерить, хотя бы внешне, свой аппетит. А женщина, тем временем, продолжала вслух, видимо конкретно для соседей, выражать недовольство:
   - С такой еды не поправишься... Ну, ничего, мы ещё в Москве запаслись на первое время, как в воду глядела, что здесь голодать будем,- женщина со значением посмотрела на Зою Степановну, явно ожидая её ответа на оценку местного стола и, попутно, сделала сообщение, что они не какие-то там жители деревни Колупаевка, а семья столичная.
   Зоя Степановна не знала, как реагировать, что ответить: может и вправду так принято, держать для форсу этакий столичный имидж, хаять всё, что перед тобой поставили. Но ответить в унисон она так и не нашла что, а Олег так вообще уткнулся в тарелку, стесняясь изучающих его глаз сидящих рядом девчонок, дочерей активной хулительницы местного питания. Особый интерес проявляла старшая, довольно рослая и уже в значительной степени оформившаяся брюнетка с нелишённой привлекательности мордашкой. Младшая, напротив, была откровенно некрасива, зато в её бледном птичьем личике не угадывалось ни хитрости, ни даже намёка на кокетство, печать коих уже легла на весь облик старшей сестры. Трудно было определить, кто из сестёр более походил на мать, широкую и плоскую одновременно, со слабовыраженными женскими формами, с лицом... Ну, встречаются такие лица, про которые и сказать-то почти нечего, никакое, даже страшные вызывают любопытство, интерес, а это, ну никакого.
   Впрочем, Зоя Степановна всё это отметила как бы мимолётом, доедая раскритикованный соседкой, а ей кажущийся таким сытным и достаточно вкусным завтрак. Олег же с трудом осиливал для него слишком калорийный и обильный корм. А соседи тем временем, как ни странно, не оставили ни крошки ни от одного из блюд, в том числе и женщина. Молчание и некоторое смущение Зои Степановны "хулительница" видимо отнесла на счёт её провинциального места жительства, иначе не понять, почему к концу завтрака её тон стал почти покровительственный. Она даже сочла нужным дать несколько советов с позиции знатока курортной жизни:
   - У вас телевизор в номере есть?
   Олег сразу насторожился, а Зоя Степановна, не имея опыта бесцеремонного навязывания разговора посторонним - своего рода способ знакомства - растерянно мотнула головой:
   - Нет.
   - И не берите, всё равно показывает здесь плохо, я узнавала, а тридцать тысяч за него сдерут... Пляж видели?
   - Да,- только и успевала односложно отвечать Зоя Степановна.
   - Грязища, никто не убирает, и море, говорят, тоже грязное. За что только деньги платили?
   Зоя Степановна, в ожидании когда, наконец, Олег втолкнёт в себя с помощью чая свою котлету, вновь удивилась словам соседки. Любуясь морем, она как-то не обратила внимания на то, как убран пляж, да и само море ей показалось абсолютно чистым, прозрачным. Тем не менее, она предпочла промолчать, лишь спросила:
   - А вы не знаете, какая сейчас температура воды в море?
   - Говорят градусов четырнадцать, не больше.
   Соседка по столу, приехавшая с ними одним поездом, сумела за столь короткое время собрать немало информации. Определив по лицу Зои Степановны, что та разочарована известием о температуре воды, она тут же пояснила:
   - Ночью ветер дул сильный, море переболтало, теперь надо несколько дней ждать пока опять прогреется.
   У большинства людей в бывшем СССР при упоминании Чёрного моря возникала ассоциация - южное, тёплое море. Значит летом, тем более в последней декаде июня, оно наверняка должно прогреться хотя бы до двадцати градусов. Зоя Степановна, обычный сухопутный советский человек, готова была не поверить словам соседки, тем более, после её охаивания совсем неплохой пищи. Но она вспомнила, что древние греки величали Понт Эвксинский, то бишь Чёрное море, холодным, суровым. Эллины, конечно, сравнивали его со своим куда более тёплым Эгейским, но пока и в самом деле это море никак нельзя было назвать, ни тёплым, ни ласковым.
  
   Первый день прошёл в обустройстве и ознакомлении с турбазой. Зоя Степановна позвонила в Москву, сообщила уже начавшему беспокоиться мужу, что добрались благополучно. Олег вызнал таки, что этажом ниже их комнаты, в холле имеется телевизор, и время от времени бегал туда узнавать футбольные новости. Во время обеда и ужина, столь же обильных и питательных, словоохотливая соседка сообщила, что первый этаж занимают спортсмены, уже упоминаемые штангисты и их тренеры, а остальные сданы или будут сдаваться отдыхающим. Она же поведала, что в городе вообще, и на турбазе в частности давно уже перебои с питьевой водой, и надо ловить момент, чтобы запасти её в какие-нибудь ёмкости, что в городе имеются два рынка и цены там, если перевести с карбованцев на рубли заметно ниже московских... Соседка едва ли не через слово упоминала Москву, по-прежнему выставляя себя бывалой столичной дамой. В то же время Зоя Степановна не могла побороть стеснение и заявить в ответ, что она тоже, хоть и не коренная, но уже два года как москвичка.
   Сказать о том всё-таки пришлось на следующий день во время завтрака. Соседка, снедаемая любопытством, задала вопрос, что называется, в лоб:
   - Вы, наверное, в Подмосковье живёте?
   Зоя Степановна на этот раз кроме изучающего взгляда бесцветных глаз соседки почувствовала и ещё один, любопытный взгляд её старшей дочери. По всей видимости, меж матерью и дочерью имел место разговор, может даже спор по поводу местожительства этой слишком скромной и по всему неискушённой в курортной жизни семьи.
   - Нет, почему же, мы из Москвы.
   - Да!- соседка перебросилась с дочерью удивлёнными взглядами.- А где живёте?
   - В Текстильщиках.
   - А мы из Перово. Вы же тоже в школе работаете... а что преподаёте?
   - Русский и Литературу.
   - А я историк... Я подумала, что вы из Подмосковья. Мне в нашем РОНО сказали, что путёвки на эту турбазу распределены среди работников школ Москвы и области.
   "Неужто, и ты учитель?" - непроизвольно возник вопрос у Зои Степановны, но она, конечно, не произнесла его вслух. Что-то, что она пока и сама себе не могла объяснить, не вязалось в поведении, речи этой безликой женщины, с обликом истинного педагога.
  
   4
  
   Солнечная погода установилась на третий день и Зоя Степановна начала отдыхать "по полной программе". А отдых ей был просто необходим. Что такое труд школьного учителя? Это пять, шесть, а то и семь уроков ежедневно, постоянное нервное напряжение. Ведь дети это маленькие люди, а люди бывают разные. Из кажущихся совершенно одинаковыми младенцев, к тринадцати - пятнадцати годам могут получиться простодушные милые мальчики и девочки, а могут и проявиться задатки всякого рода злодеев, крупных и мелких и никаким воспитанием, иной раз, не перебороть природу, гены.
  Усталость копилась уже много лет. Когда Зоя Степановна ещё моталась с мужем по военным городкам, в отпуска они ездили в основном в Москву к свекрови. Назвать то отдыхом можно только с большой натяжкой, ибо проходили они в основном в беготне по московским магазинам - надо было впрок запастись прод и промтоварами, и где же как не в Москве с её лучшим в стране снабжением это делать. Да и перед свекровью надо держаться соответственно, быть деятельной, заботливой женой, матерью, снохой, а это всё, конечно, несовместимо с отдыхом. Зоя Степановна очень надеялась, что после увольнения мужа из Армии жить станет легче, но её ожидания не оправдались. Собственную квартиру, несмотря на все теоретические права и льготы, получить пока никак не удавалось. Работала Зоя Степановна далеко от дома, уставала ко всему и от дороги, да и свекровь оказалась бесконечно далека от понимания тяжести учительского труда, искренне считая, что дать урок это нечто вроде переноски сумки с продуктами средней тяжести, то есть почти прогулка. В общем, за два года московской жизни Зоя Степановна сдала, и пожалуй впервые в жизни ощутила свои годы. Муж, видя её состояние, не возражал, что они с сыном поедут в отпуск одни. Он понимал, что жене просто необходимо хоть не на долго сменить обстановку, успокоиться, отойти от сложившейся в их семье (не без участия его матери) накалённой обстановки. Напутствовал он их, низводя сложное до простого:
  - Езжайте Зоя, фруктов вволю поедите свежих, Олег, может, поправится, подзагорит. И тебе поправится не мешало бы, вон как исхудала, одни глаза...
  Насчёт жены его слова носили относительный характер. Просто некогда туготелая пышка Зоя Степановна за эти два года, в результате каждодневной скачки по автобусам, электричкам, железнодорожным переходам и сосуществования со свекровью, в квартире, где она не чувствовала себя хозяйкой... Она сбросила несколько килограммов, ушила юбки, платья и прочие носильные вещи. Но всё равно со стороны казалась плотной, фигурной, хоть и слегка усталой, но смотревшейся, тем не менее, моложе своих тридцати девяти лет.
  Так вот, на третий день Зоя Степановна впервые вышла принимать утреннюю солнечную ванну, о чём тоже мечтала с незапамятных времён. Она встала в шесть утра, одела купальник, халат, взяла одеяло. Загодя, вечером предыдущего дня, она попыталась уговорить Олега составить её компанию, но тот не проявил по данному поводу энтузиазма. Она бы конечно могла заставить, но на этот раз решила не настаивать, захотелось побыть одной - солнце море и она.
  Увы, побыть одной не получилось. На пляже вовсю вкушали, пока ещё невысоко приподнявшееся над морем светило человек пятнадцать. То оказались, в основном, женщины уже преклонного возраста, во всяком случае, не моложе пятидесяти лет. Одни стояли поодиночке, другие компаниями, но загорали все стоя, ввиду того, что песок после ночи был холоден. Зоя Степановна сыскала себе место в сторонке от всех у самой почти недвижимой в этот час воды. Она расстелила одеяло, сбросила халат и всем телом ощутила освежающую, облегчительную прохладу одновременно с лёгким похожим на поглаживание теплом косых солнечных лучей.
  На Зою Степановну сразу обратили внимание. Она была новенькой на этом статичном моционе, к тому же... даже в свои годы, здесь она оказалась самой молодой. Так что ей пришлось поёживаться не только от прохлады, но и от оценивающих взглядов явно молодящейся пляжной аудитории. Что могли они думать, глядя на неё? Возможно: "Сразу видать только приехала, вон белая какая..." Или, как её самой, наверное, исподволь хотелось: "Ишь, какая молодец, и купальник на ней как влитой (уж так старалась, подгоняла), и фигура - всё при месте". А может быть:"Ну, и толстуха, да ещё в раздельном купальнике выползла, хоть бы стыд поимела, всё наружу".
  Так или иначе, но Зое Степановне ничего не оставалось, как стойко выдерживать это молчаливое "ощупывание". Впрочем, продолжалось оно недолго, так как ещё одна только подошедшая поклонница утреннего солнца в момент отвлекла на себя всё внимание.
  - Красотулечки, привет! Гляжу все уже в сборе, а я вот продрыхла,- поджарая загорелая женщина лет шестидесяти, не умолкая ни на минуту, босиком, с босоножками в руках прошла к группе примерно своих ровесниц. Те, в свою очередь, поприветствовав вновь прибывшую, уже более тихо, неслышно для прочих, что-то ей сообщили, видимо поведали о Зое Степановне, потому что скинув платье, она тоже окинула взглядом новенькую...
  Зоя Степановна смотрела в море. Там на внешнем рейде белел большой корабль, вернее казавшийся ей большим, ведь она впервые видела вживую морское судно. Море играло красками радуги, отражая солнечные лучи. Город, порт, тёмно-зелёные горы с южной стороны - всё сияло наполненное неслышной музыкой просыпающейся после ночи природы. Лисс, Зурбаган, Гель-Гью... - какой из своих солнечных городов списал Грин с этой восхитительной натуры!?
  Подошедшая пляжница, похоже, привыкла быть в центре внимания и недолго мирилась с тем, что оное притягивает кто-то другой.
  - Ну, что красотулечки... в воду кто-нибудь лазил?... Эх вы... И попробую, только вот температуру сейчас смеряю,- она извлекла из своих вещей водяной градусник и, не заходя в море, положила его в воду, придавив сверху камнем.
  Данное обстоятельство заставило Зою Степановну отвлечься от созерцания окрестностей, её тоже интересовала температура воды в море, ведь за два проведённых здесь дня она так и не решилась искупаться. При этом она дала немного воли и своему любопытству - повернулась спиной к морю и обвела взглядом загорающих. От осмысления увиденного радужное настроение сразу померло. Даже великолепие утреннего пейзажа не могло перебить возникших мыслей о бренности, неизбежности заката отдельно взятого человеческого существования. Неужели и она станет такой и всего-то через десять-пятнадцать лет, так скоро, так мало осталось?... На что ушла жизнь? Как мало было в ней радости...
  Несомненно, большинство из этих женщин давно знали друг друга и составляли группу единомышленниц объединённых общей целью - задержать неизбежное приближение старости. Кроме того, общаясь, они, видимо, не так сильно ощущали собственное биологическое старение. И потому появление Зои Степановны, женщины средних лет, к тому же обладавшей притягательной для глаз (мужских в первую очередь) внешностью, их насторожило. Рядом с ней их увядшие тела не смотрелись ни подтянутыми, ни стройными.
  - Шестнадцать градусов, почти парное молоко. Ну, девчата, кто со мной?!- призвала активистка посмотрев на градусник.
  Купальники на "красотулечках" были в основном старого покроя, впрочем модные с высокими вырезами на бёдрах смотрелись бы на них по меньшей мере комично. На призыв своего лидера они не откликнулись, и той ничего не оставалось, как в одиночку, демонстрируя показную лихость, войти в воду и шумно по мужски выбрасывая руки поплыть. Отплыв метров на пятнадцать, она вновь позвала подруг, но те так и не решились. Говорливая активистка плавала минут пять. Зоя Степановна тоже попробовала воду ногой и подумала, что она бы, наверное, не вынесла в такой воде и полминуты и подивилась выдержке и здоровью этой бойкой бабки, не наживший за все свои годы и унции телесных излишков, пожалуй, чаще красящих, чем уродующих женщину.
  
  Когда Зоя Степановна вернулась в номер Олег уже встал и читал свою книжку "Капитан Сорви-голова" Буссенара.
  - А постель кто за тебя убирать будет?- сразу же сделала она привычный выговор.
  - Не вредничай,- так же по обыкновению незлобно огрызнулся Олег. Тем не менее, он отложил книгу и взялся за дело.- Как позагорала?
  - Отлично, такое удовольствие. Ничего ты Олежка не понимаешь. Если бы меня в твои годы да родители к морю возили, я бы с него не вылезала, а ты как бирюк в комнате сидишь... Значит так,- решительно заговорила Зоя Степановна,- сегодня план такой. После завтрака пока не жарко идём на рынок, а потом сразу на пляж, загораем и может, наконец, окунёмся. Должна же вода хоть немного прогреться.
  Сын в ответ состроил скептическую гримасу - он не хотел никуда идти кроме нижнего этажа, где находился телевизор. Но он позволил себе только поторговаться:
  - Ладно уж, так и быть, пойдём. А вечером отпустишь меня телек смотреть?
  - Вечером видно будет,- отмахнулась Зоя Степановна.
  - Ну, мам, я же и так ни одного репортажа не смотрел ещё, хоть в новостях результаты узнаю,- заскулил Олег.
  - Я сказала посмотрим. Всё, на этом дискуссию кончаем. Мойся, одевайся и на завтрак.
  - Чем мыться-то, воды нет, - возразил Олег
  - Я вчера ёмкость из-под "Пепси" набрала, только расходуй поаккуратнее. Ты хоть в зеркало смотрелся, чучело огородное, на тебя же девчонки за столом смотрят. Что они про тебя подумают, скажут вахлак какой-то.
  - А мне всё равно, что они подумают, да и не смотрят она на меня уже совсем,- довольно спокойно отреагировал Олег.
  - Ну и что... они не смотрят так их мать, вон она у них какая замечательная, всё замечает,- с некоторым сарказмом проговорила Зоя Степановна.
  - Да уж всё, кроме самой себя,- усмехнулся Олег.
  - Что это ты имеешь в виду?- не поняла сына Зоя Степановна.
  - Да то, как она говорит... Ты что мам, разве не заметила? Она же говорит бутеброт.
  - Да ну, не может быть,- не могла поверить такому Зоя Степановна, в то же время, открывая для себя факт наличия у сына наблюдательности.
  - Ты что, не помнишь? Вчера за ужином она два раза своей девчонке, маленькая которая, повторила: ешь бутеброт. А ещё говорит учительница, я таких учителей ещё не видел.
  - Да нет, ты, наверное, ослышался?
  - Да ничего я не ослышался,- уже с лёгким раздражением продолжал стоять на своём Олег...
  
  За завтраком Зоя Степановна внимательно прислушивалась к соседке, ну а та огорошила очередным сообщением:
  - Вон за столиком, через один от нас, видите, сидят... бабка, дед и внучка. Уж такие культурные, воспитанные, наверное, евреи.
  Зоя Степановна чуть не поперхнулась куском курицы - подобную версию она услышала впервые. Про евреев хитрых, умных, много о себе понимающих, во многих бедах России виновных... Всё это давно на слуху, но вот насчёт воспитанности, этим достоинством при ней евреев оделили впервые. Она непроизвольно посмотрела в сторону кивка соседки и увидела внешне скромного пожилого мужчину, можно даже сказать старика в очках, его жену, осанистую седую старуху и их, скорее всего, действительно внучку, девочку лет двенадцати, тоже в очках, круглолицую и темноволосую. Внучка к тому же отличалась здоровой полнотой и отменным аппетитом. Зоя Степановна даже позавидовала, видя, как эта курносая девчушка быстро и с удовольствием укладывает за свои румяные щёчки содержимое тарелок. Старики же ели не спеша, степенно, ножом и вилкой. Бабушка делала, время от времени, едва слышимые замечания внучке:
  - Юля, не торопись, лучше пережёвывай... подавишься... ножом разрежь... привыкай пользоваться ножом...
  Зоя Степановна недоумённо посмотрела на соседку: старики ни в малейшей степени не походили на евреев, они смотрелись типичными русскими интеллигентами, вышедшими на пенсию бывшими учителями. А внучка... хоть и тёмненькая, но уж очень она здоровенькая и курносенькая для еврейки, а если с неё снять очки и повязать платочком, то получалась настоящая краснощёкая матрёшка. Зоя Степановна опять промолчала, правда про себя язвительно подумала: "Ох, как тебе, наверное, хочется, чтобы все кто тебя воспитаннее и умеют есть ножом и вилкой были бы евреи?" Неприязнь к соседке возникла как-то вдруг, спонтанно. Она уже не сомневалась, что Олег не ослышался насчёт "бутеброта". Ножи лежали у всех на столах, но ими мало кто пользовался, как это положено согласно этикета. Зоя Степановна, конечно, умела... Но когда все вокруг чаще пользуются руками, чем ножом, ей стало как-то совестно выделятся. Пожалуй, только эти старики не подыгрывали общепринятым люмпен-правилам, а ели так, как когда-то их научили и тому же учили свою внучку, остальные (и это учителя) либо не умели, либо тоже стеснялись.
   В конце того же завтрака выяснилось, что соседка по столу тоже кое-чего стесняется - она явно стеснялась своей фамилии. Когда её назвала по фамилии её же московская знакомая, она сделала всё - с невероятным проворством выскочила из-за стола, побежала навстречу той знакомой, делая красноречивые жесты - чтобы та во всеуслышание не повторила ещё раз её фамилии. Фамилия звучала так, Дзаблаева.
  Зоя Степановна сразу прикинула: соседка хоть и безликая, но русская, во всяком случае славянского происхождения, а фамилия? Фамилия говорила и притом конкретно, что замужем она за кавказцем. Теперь Зоя Степановна внимательнее пригляделась и к её девчонкам. Бесспорно, и в них, особенно в старшей, в форме её носа и ряде других черт, проглядывались горские черты. Судя по возрасту старшей дочери, соседка выходила замуж чуть раньше Зои Степановны, где-то в середине семидесятых годов, когда браки с кавказцами у многих русских девушек считались большой удачей. Тогда это означало едва ли не то же, что в девяностых замужество за состоятельным западноевропейцем или американцем. Зоя Степановна отлично помнила, как в те годы выгодно отличались кавказские парни от русских и всех прочих советских. Как правило, они все были непьющими, практичными, самостоятельными, смолоду имели деньги, много богатых родственников... Со слов свекрови Зоя Степановна знала и о невероятной предприимчивости кавказцев в деле добывания московской прописки. В отличие от русских, украинских и прочих татаро-башкирских искателей-лимитчиков, зарабатывающих ту желанную прописку десятилетиями унижений, мытарств по общагам и вкалывая на самых вредных и опасных производствах... Кавказские парни решали эту проблему быстрей и эффективней, и не последнее место в перечне тех способов, были браки с москвичками, при этом они не брезговали никем. Московские дурнушки того поколения оказались куда счастливее своих периферийных "сестёр по несчастью". Они имели возможность устроить свою личную жизнь, прельщая пропиской не простых нацменов, или нищих русских провинциалов, а кавказцев, имевших тогда неофициальный статус "советских со знаком качества".
  После недолгого раздумья Зоя Степановна пришла к соответствующему её умонастроению выводу. Без сомнения, изменившаяся историческая обстановка, развал Союза, резко понизившие "рейтинг" кавказцев заставляли сейчас эту Дзаблаеву всячески пытаться скрывать свою фамилию хотя бы от посторонних, случайных людей.
  
  Сразу после завтрака, согласно заранее утверждённому плану пошли на рынок. До него было минут двадцать ходьбы. Эта часть Феодосии откровенно разочаровала Зою Степановну - она совсем не напоминала южный курортный город. Однообразные, неказистые, грубо сляпанные коробки пятиэтажек, тут же рядом брошенные новостройки, на улицах обычная советская неухоженность, сухая пыль, мусор, наверняка превращающиеся в сырую погоду в грязь. Примерно то же, что Зоя Степановна привыкла видеть в, большинстве своём, совершенно безликих, однообразных провинциальных городах России и Казахстана.
  По дороге зашли в пару магазинчиков. В сравнении с московскими, уже под завязку загруженными импортным товаром, здесь смотрелось по-советски бедновато и пустовато, но цены в пересчёте с карбованцев действительно ниже, но не настолько, чтобы слишком уж соблазнять среднестатистических отдыхающих. Базар тоже не произвёл впечатления - обычный провинциальный базарчик, в котором не наблюдалось ни московского размаха, ни восточного колорита. К тому же стоял июнь, ещё не время фруктового изобилия. Чего на прилавках оказалось в избытке так это черешни, а вот клубника почти отошла. Зоя Степановна хотела расплатиться за черешню рублями, но торговали только на карбованцы. Они были очень дисциплинированны эти торговцы, бывшие советские, а теперь украинские граждане, всё равно какой национальности украинцы, русские или татары. Они также смиренно выполняли указания новой власти, как и прежней советской, они были наивно послушны, как и прежде. А кавказских торговцев, тех что не послушны никакой власти, но всегда готовых торговать где угодно и за любые деньги, наплевав на запреты, их на том рынке почему-то не оказалось. Конечно, тут же нашлись те, кого в советское время презрительно звали фарцовщиками, готовые обменять рубли на купоны, но Зоя Степановна, так же по старинке опасалась иметь дело с таковыми. Рядом с рынком имелся и официальный обменный пункт, где она и обменяла рубли на карбованцы в пропорции один к двадцати, после чего купила два кило черешни...
  
   5
  
  К полудню температура воздуха достигала двадцати семи - двадцати девяти градусов и больше не поднималась: как только над сушей воздух прогревался сильнее, чем над морем, более холодный морской продавливал, выталкивал его вглубь полуострова и восстанавливал температурный баланс. Зоя Степановна убедилась как это здорово, когда вот так тепло, но не слишком жарко, не то, что в глубине континента, в том же Казахстане или Средней Азии, где отсутствие такого замечательного кондиционера, как большое и глубокое море приводило к тому, что температура воздуха в летнее время иногда становилась просто нестерпимой.
  Днём на турбазовском пляже большинство тоже составляли женщины, только уже не старые, а средних лет. Как-то пожаловали, видно после тренировки штангисты. Но красоваться этим могучим юношам было почти не перед кем, ведь тётеньки и их детишки совсем не та аудитория, на которую они собирались производить впечатление. Совершенно неожиданно объектом внимания одного из них стала Зоя Степановна. Её со спины увидел невысокий крепыш, и не видя лица обманулся: прямая, округлые бёдра, полные ножки, маленькие ступни - всё зримо-объёмное, мягкое, но не рыхлое. Мощь, сила чаще тянется к мягкости, к нежности... Тот атлет, видимо, принял Зою Степановну со спины за полную девушку, примерно свою ровесницу. Он тихо подошёл сзади, умудрившись не шуршать пляжным песком, бронзовый, ладный, мускулистый. Зоя Степановна повернула голову и в испуге отпрянула - она не ожидала так близко увидеть незнакомого человека. Впечатление, произведённое на штангиста тоже оказалось ошеломляющим - девушка, олицетворение объёмной нежности, с которой он собирался заговорить, а если посчастливится, то и познакомиться, оказалась женщиной, едва ли не годящейся ему в матери.
  - Извините пожалуйста... я... я обознался,- оправдывался смущённый парень и спешно ретировался.
  Зоя Степановна, отрешённо загоравшая стоя у самой воды, не сразу поняла, что же было нужно от неё этому мальчику, а когда сообразила, чуть не рассмеялась вслух. "Надо же, действительно сильно я похудела, года три назад меня и сзади за девушку никто бы не принял, а тут, поди ж ты." Она решила по приезду рассказать об этом эпизоде мужу, придерживающегося консервативных взглядов касательно женской внешности, убедить его, наконец, что мода на кустодиевских женщин давно прошла.
  Вода заметно потеплела, и всё больше народу отваживалось заходить в море. Зоя Степановна тоже впервые в жизни окунулась в настоящую морскую воду, ощутила её солоноватый вкус. Попыток затащить в воду Олега она не делала - вода всё-таки где-то градусов восемнадцать, не хватало простудить мальчишку.
  - Олежка, как самочувствие, не сгоришь,- спросила она вытянувшегося на одеяле во всю свою почти стовосьмидесятисантиметровую длину, узкого телом сына.
  - Нормально,- не отрываясь от книги, отозвался Олег.
  - А я вот, кажется, уже начинаю сгорать,- Зоя Степановна критически обвела взглядом свои покрасневшие плечи, болезненно ими передёрнула.- На сегодня, наверное, хватит, пойдём.
  Однако удалится в номер она не спешила, потому что увидела своих попутчиков по плацкартному вагону поезда, болезненную мать и мордатого здоровяка сына - они тоже отдыхали здесь на турбазе. Впрочем, рядом со штангистами мальчишка не производил впечатления слишком уж здорового. Он бегал вдоль кромки моря, а потом с разбегу бултыхался в него. Сейчас Зоя Степанона отметила, что у него нет и задатков мужской фигуры, и он почти не умеет плавать. Увы, совсем не умел плавать и Олег, более того он испытывал какой-то подспудный страх перед водой. Однако, что касается фигуры... Глядя на распластавшегося на одеяле сына и сравнивая его с тем мордатым Зоя Степановна с удовлетворением отметила, что хоть Олег и куда жиже, у него уже заложилась значительная разница в ширине плеч и бёдер, его торс хоть и не очень сильно, но расширялся снизу вверх на конус. У Мордатого этого не наблюдалось, он был одинаково широк и толст везде, в плечах, заднице и уже в свои лета успел заиметь почти бабье брюшко.
  Здесь же, на пляже Зоя Степановна увидела и тех дедов с внучкой, которых её соседка по столу с фамилией Дзаблаева назвала возможными евреями. Девчушка сняла очки, и вместе с бабушкой зайдя по грудь в море, с визгом выпрыгивала вверх, погружалась и вновь выпрыгивала. Бабушка находилась рядом и делала примерно то же самое, но спокойно, без визга и не так высоко. Дед же, без одежды производивший впечатление довольно крепкого старика, сидел на берегу и в воду предпочитал не лезть. И опять их поведение показалось Зое Степановне слишком уж в её понимании нееврейским: непосредственность внучки уж очень не вязалась с обычной серьёзностью евреек проявлявшихся, как правило, с самого раннего детства, да и дед совсем уж не напоминал старого еврея, этакого старого брюзгу, домашнего мудреца, любящего поучать своих домочадцев. Зоя Степановна понимала всю схематичность своих суждений... но ведь примерно также о евреях думали большинство образованных русских. А тут, в резвящейся внучке, она вдруг увидела саму себя. Ведь в детстве она была точно такой, упругой как мячик, не знающей устали. О, как бы ей хотелось, чтобы Олегу передалось хоть часть той её резвости, энергии, ведь родители в детях всегда хотят видеть продолжение самих себя.
  
  В обед Дзаблаева поведала, что звонила мужу и тот, пока жены с дочерьми нет, решил сделать ремонт на даче. Из чего стало ясно, что у Дзаблаевых есть дача и к тому же машина. Также она со смехом поведала, что муж от них отдыхает и несказанно тому рад. Сказано это было как бы в шутку, но Зоя Степановна уроженка не России, а, так называемой, союзной республики, по-своему осознала радость неведомого её Дзаблаева. Она знала некоторые обычаи горцев (фамилия говорила за то, что скорее всего Дзаблаев именно северокавказский горец). Кавказцы испокон по- разному относились к сыновьям и дочерям. Сын - гордость отца, ему особое внимание, забота. Дочь... к женщинам, девочкам в горских селениях традиционно относились пренебрежительно, ей худший кусок, грязная работа, понятие "папина дочка", там вообще немыслимо. Потому муж Дзаблаевой не мог быть в восторге от того, что русская жена не родила ему ни одного сына.
  - А вы своему супругу звонили?- Дзаблаева наверняка хотела вызвать немногословную соседку на большую откровенность. Но Зоя Степановна ответила предельно лаконично. Затем как-то разговор коснулся штангистов.
  - Все они тупые как брёвна. Знаю я их, раз здоровый, значит дурак, - безапелляционно заявила Дзаблаева и тут же накинулась на свою младшую.- Ирка, я тебе сколько повторять должна, ешь всё подряд, не дрыбайся, за всё деньги плачены. Дай я тебе бутеброт как следует намажу...
  На этот раз Зоя Степановна не пропустила то, о чём ей поведал утром Олег. Невероятно, но это оказалось правдой, учитель московской школы так говорит. У неё даже возникло желание услышать из уст соседки и некоторые другие слова, например коридор, неужели скажет коли... Нет, Зоя Степановна не могла вспомнить таких ни в гарнизонных, ни в сельских школах, где её пришлось работать, и вот сподобилась наконец.
  Дзаблаева, тем временем, продолжала болтать:
  - И вашему мальчику надо больше есть, а то уж очень он у вас худенький.
  Зоя Степановна, едва выйдя из лона размышлений касательно "бутеброта", ответила смущённо, едва ли не оправдываясь:
  - Да я знаю... но не ест... совсем нет аппетита, с самого рождения такой.
  - Моя Ирка тоже. Пока в рот силком не затолкаешь...- в свою очередь посетовала соседка на свою младшую.- Вы, я гляжу, загорали?- она давно уже приглядывалась к покрасневшим плечам Зои Степановны.
  - Да утром ходила, и до обеда вот.
  - Утром это когда?
  - Примерно с шести до семи.
  - Так рано?- удивилась Дзаблаева.- Мне бы ни за что не подняться. Мы с девчонками вон на базар никак не выберемся, спим подолгу, даже рубли на карбованцы ещё не обменяли. Вы не подскажете где лучше обменять?
  - Прямо на базаре, там есть обменный пункт.
  - Я слышала там курс плохой, в городе поискать можно и выгодней сторговаться.
  - Может быть, но надо по всему городу, по жаре бегать, а выигрыш, думаю, не стоит того, чтобы лишать себя моря и солнца хотя бы на час,- Зоя Степановна произнесла эти слова с неожиданной для собеседницы твёрдостью. Дзаблаева если и не обиделась, то несомненно расстроилась - впервые за три дня сидения за одним столом скромная и немногословная Зоя Степановна таким вот намёком выразила сомнение в житейской мудрости своей бывалой соседки.
  Дзаблаевы, и мать и дочери, кончили есть, но почему-то медлили, не вставали из-за стола. Наконец, справился с обедом вечно отстающий Олег, и вслед за матерью, взяв свои тарелки, понёс их в окошко посудомойки, после чего они направились к выходу. Уже выходя из столовой, Зоя Степановна в дверях обернулась и замерла - увиденное оказалось слишком неожиданным. Дзаблаева, прикрываемая дочерьми, воровато оглядываясь, украдкой складывала в целлофановый пакет, оставшийся в вазе общий хлеб, собираясь, видимо, нести его к себе в номер. Зоя Степановна не знала, как это объяснить. Неужто, им не хватает того, что они съедают за столом?
  После обеда Зоя Степановна поддалась "прессингу" со стороны Олега и отпустила его в холл на нижний этаж посмотреть спортивные новости, а сама прилегла, решив совместить послеобеденный отдых с чтением. Из Москвы она взяла с собой томик избранной прозы Воннегута. Имя этого американского автора, она впервые услышала по телевизору из уст модного телеведущего, потом ещё где-то. Для Зои Степановны, как и для большинства прочих советских и российских педагогов-словесников, современная американская литература была тайной за семью печатями. Конечно, в Союзе издавали время от времени забойных беллетристов типа Хейли, или немудрёного детективщика Чейза, но серьёзная американская литература в советские годы, до Перестройки, фактически находилась под негласным запретом. Создавалось впечатление, что после Стейнбека и Хемингуэя в Штатах перевелись крупные писатели. Потому Зоя Степановна и решила в отпуске восполнить один из имеющихся у неё, как она считала, пробелов. Первый роман назывался "Сирены Титана". Уже первые предложения увлекли, она погрузилась в чтение...
  Олег пришёл, где-то, через полчаса.
  - Ты знаешь мам, наши бразильцам продули ноль - два, позавчера ещё, а я сижу и ничего не знаю!- он говорил с горестью в голосе.
  - Да действительно... ужасно,- с усилием оторвавшись от книги, иронизировала Зоя Степановна.
  - Сегодня наши со шведами играть будут... Я схожу, посмотрю?
  - Там посмотрим... Они же, наверное, очень поздно играют?- неопределённо ответила Зоя Степановна, намереваясь вновь погрузиться в чтение.
  - Ну и что, что поздно. Там каждый день смотрят, много народу,- не отставал Олег.
  - Черешни лучше поешь, я помыла, "Капитана" своего почитай...
  
  Вечером после ужина они пошли гулять. Олег был не только некомпанейским, но и сугубо домашним парнем. Его никогда не тянуло куда-то, лазить, бегать... стоять на голове. Зоя Степановна в этом плане всегда была уверена, что сын ни при каких обстоятельствах не спалит квартиру, играя со спичками, не пойдёт ни с какими чужими дядьками кататься на машине, не свяжется с дурной компанией... Но, в то же время отсутствие некоторых естественных мальчишеских черт огорчало её.
  Олег спокойно, не считая то зазорным для уже взрослого мальчика, пошёл гулять с матерью. Они вышли к морю. Зоя Степановна залюбовалась вечерней разновидностью прибрежного пейзажа. Гулявших оказалось много. Девчонки, примерно ровесницы Олега с интересом поглядывали на него, симпатичного, хоть и очень худого. Он же не обращал на них ни малейшего внимания, даже не смущался, как в первый день за столом. В отличие от современных Ромео, что уже в пятнадцать лет и раньше начинали бегать за девчонками, у Олега это время ещё не наступило. Впрочем, этому Зоя Степановна была только рада, ибо придерживалась на данный счёт твёрдого мнения - всему своё время.
  Они пошли в сторону спортгородка по аллее засаженной аккуратно подстриженными кустами акации. Здесь они услышали повторяющееся время от времени глухое ухание - на пол бросали какой-то тяжёлые предметы. Подошли ближе к прямоугольному в два этажа зданию, именно оттуда доносился этот грохот. На вывеске перед дверью значилось: "Специализированный зал тяжёлой атлетики". Тут же рядом располагались огороженные сеткой "рабица" теннисные корты, волейбольные площадки, чуть дальше футбольное поле. На площадках бегали, стучали мячами, махали ракетками. Весь этот внушительный спорткомплекс в своё время создали для подготовки спортсменов высокого класса - на спорт высших достижений Советская власть, как известно, средств не жалела. Сейчас же здесь во всю резвились уже не мастера спорта, а любители, имеющие возможность заплатить за время на корте, о чём говорили припаркованные тут же рядом иномарки. На них приехали те, кто сейчас не очень умело махал ракетками, щеголяя белоснежными теннисными костюмами, то есть новые сливки общества, пытающиеся подражать преуспевающим западным бизнесменам.
  А в зале шла напряжённая вечерняя тренировка - это было хорошо видно в распахнутые большие окна. Олег отпросился к футбольному полю посмотреть игру двух местных команд, а Зоя Степановна присела на скамейку неподалёку от зала, где штангисты тягали свои снаряды. Она видела в окно молодого атлета в потной майке и тренера, который что-то ему втолковывал. Выслушав, атлет наклонился и пропал из поля зрения, затем показалась его голова, донёсся натужный короткий вскрик и штанга - по два больших красных диска с каждой стороны грифа и несколько более маленьких разноцветных - оказалась над его головой. При этом сам атлет сидел под штангой, вероятно на корточках. Тут же он встал со штангой на широко расставленных вытянутых руках, подержал несколько секунд и бросил. Снаряд отозвался снизу уже знакомым тяжким ухом. Опять подошёл тренер, опять что-то говорил, показывал руками, опять парень наклонился к штанге. Один раз атлет явно сплоховал, штанга не застыла у него над головой, а пошла дальше, назад и он был вынужден бросить её за голову, выскочив вперёд. Снаряд, видимо, ударился не о помост, а прямо об пол - звук получился совсем иной не глухой как раньше, а звонкий, рассыпающийся. Тренер данным обстоятельством был чрезвычайно недоволен... Атлет у ближайшего окна всё подымал и подымал, его лицо искажали гримасы околопредельных усилий.
  Тренировка производила довольно скучное и тягостное впечатление. Зато теперь Зоя Степановна отлично понимала, почему многие штангисты всегда после столовой несут с собой в номера по нескольку кусков хлеба. Того, как её казалось, обильного питания им, конечно, не хватало, чтобы восполнить сжигаемые на тренировках калории. Но вот отчего Дзаблаевы втихаря таскают хлеб со столовой? Неужели тоже не наедаются?
  Подошёл Олег. Футбольный матч закончился, и он тоже стал наблюдать за тренировкой штангистов.
  - Чтобы таким здоровым стать, наверное, много лет тренироваться надо?- спросил он.
  Зоя Степановна хотела ответить утвердительно, пожурить заодно сына, что он, будучи заядлым болельщиком-созерцателем, сам никогда никаким спортом не увлекался... Но серьёзный характер "железной" работы, которую они наблюдали, не позволил ответить столь упрощённо:
  - Конечно, но знаешь Олежка, в таком деле и от природы много иметь надо, такие нагрузки не каждый организм и не каждый позвоночник выдержит.
  Олег с некоторым удивлением взглянул на мать. Он скорее ждал обычного педагогического рефрена: терпение и труд всё перетрут... каждый кузнец своего счастья...
  
   6
  
  Зоя Степановна теперь каждый день загорала утром, благо погода установилась. Потом, после завтрака ходили с Олегом на базар, покупали черешню, смородину, ранние персики. После базара шли на пляж, и после обеда тоже. У Олега, при всех его физических недостатках, имелось одно достоинство - он никогда не сгорал, сколько бы и в каком положении ни загорал. Увы, Зоя Степановна нуждалась в строгой дозировке. Но ей удалось благополучно пережить первые дни, когда существовала опасность сгореть на солнце. Уже на четвёртый-пятый день она загорала совершенно спокойно, почти без ограничений, день ото дня становясь всё темнее, всё более напоминая курортницу со стажем.
  Со старожилами утреннего пляжа, этими престарелыми "красотулечками" Зоя Степановна сближения не искала. Зато она познакомилась с другой завсегдатайшей, которая тоже держалась немного на отшибе от утренних пляжных компаний. Женщина уже пенсионного возраста, она сама подошла к Зое Степановне и поинтересовавшись временем, завязала разговор:
  - Вы с турбазы, отдыхающая?
  - Да. А вы, наверное, местная?- задала встречный вопрос Зоя Степановна.
  -Да, живу здесь неподалёку. Какой хороший у вас загар.
  - Спасибо, но у вас лучше,- вернула комплимент Зоя Степановна.
  - Ну, я то, можно сказать, родилась с ним, с детства здесь загораю,- рассмеялась женщина.
  - Какое это, наверное, счастье, жить у моря?
  - Не знаю. Отдыхающие многие также как вы считают. А я это счастье как-то не ощущаю, живу и всё. Вы, наверное, из Москвы, в школе работаете?
  - Да,- изумлённо призналась Зоя Степановна.
  - Вы не удивляйтесь. Просто у меня знакомая на этой турбазе работает, она и сказала, что с Москвы целиком учительский заезд был. Я ведь тоже почти тридцать лет в школе проработала, в младших классах. Сейчас на пенсии.
  - Значит мы с вами коллеги?
  - Выходит так,- дружелюбно подтвердила новая знакомая. Она была непрочь ещё поболтать, но Зоя Степановна извинилась, и сказав, что в семь часов обычно уходит, что в номере её ждёт сын, распрощалась до следующего утра.
   За очередным завтраком Дзаблаева принялась выспрашивать во сколько Зое Степановне обошлась путёвка и узнав, что в двадцать процентов общей стоимости, с трудом сдерживая буквально распиравшую её радость сообщила, что им путёвка встала всего в десять процентов. Прочитав немой вопрос на лице собеседницы, она несколько смутилась, и сбивчиво пояснила:
   - У меня в нашем РОНО... в общем помогли, льготную дали.
   Зоя Степановна потом долго не могла отделаться от мысли-вопроса: почему у Дзаблаевой льготная путёвка да ещё на троих человек? Она вспомнила твердокаменный отказ в РОНО на свою мольбу о трёхместной путёвке. Яснее ясного, что они у них имелись, но приберегались. Для кого?... Для таких как Дзаблаева? Пока Зоя Степановна конкретно не знала для кого те путёвки, ей было не так обидно, может это какие-нибудь заслуженные учителя, ветераны, новаторы, орденоносцы. Но тут она воочию убеждается, что льготная путёвка каким-то хитро-замысловатым путём достаётся вот этой недалёкой бабе, говорящей "бутеброт", и она фактически задарма везёт отдыхать своих девок-полукровок.
   Нет, Зоя Степановна не была националисткой и никогда вслух не оскорбляла ни одну нацию, разве что свою. Русских она считала самым простодырым народом в мире, и иногда от этого осознания сильно страдала. В союзной республике, где она жила с измальства, ей не раз приходилось испытывала на себе отношение коренного населения к русским, далеко не всегда дружеское. Потому в ней имел место своеобразный комплекс, выражавшийся в настороженном отношении ко всем нацменам. Впрочем, если говорить о её родном Казахстане, то его населяли в основном небуйные народы. Русские там довольно терпимо несли "бремя белых" и задирались на национальной почве разве что по пьяни. Казахи, в массе своей люди тихие, спокойные, также в основном без пены у рта и хватания за ножи осознавали себя "хозяевами страна". Ну и наличие в республике значительной прослойки насильно завезённых в сороковые года немцев и корейцев, как правило, необыкновенно трудолюбивых и совсем не гордых в национальном плане, ещё более скрепляли общие сравнительно доброжелательные межнациональные отношения. Правда, в те же сороковые сюда же выслали и не столь спокойные нации, но после пятьдесят шестого года они получили возможность вернуться на Родину, и их представителей в республике оставалось немного.
   Уже позже, когда вышла замуж и стала жить по гарнизонам, Зоя Степановна поняла, как ей ещё относительно повезло с местом рождения. Ей приходилось встречать офицерских жён, русских, но родом со Средней Азии и Закавказья. Они, иной раз, рассказывали о тамошних межнациональных отношениях такое, чему в здравом рассудке невозможно было поверить. Исходя из специфики своего жизненного опыта, Зою Степановну просто не могло не возмутить то, что эта "бутебротина", которую наверняка ради прописки осчастливил замужеством какоё-то кавказец, имеет больше прав и возможностей чем она.
  
   Отдыхающие продолжали прибывать. Новые заезды шли уже не с Москвы. Днём на пляже стало тесно, и занимать кусочки песка приходилось сразу после завтрака. На уже изрядно загоревшую Зою Степановну с интересом поглядывали появившиеся со следующим заездом мужчины средних лет. Спиной, ногами она ощущала эти взгляды. Как и любой привлекательной женщине ей это было не в диковинку. К тому же она имела опыт жизни при воинских частях, где ей случалось ловить на себе и не такие взгляды, а солдатские, "голодные", раздевающие глазами...
   Вода, наконец, прогрелась до девятнадцати-двадцати градусов и уже не только пляж, но и море вблизи берега заполнилось народом. Зоя Степановна чередовала солнечные ванны с купанием, гоняла в воду сына. Она всё явственнее чувствовала, как под действием солнечных лучей, горячего песка, морской воды, добротного питания в её тело входит жизненная сила, неспешно, но неотвратимо вытесняя годами накопленную усталость. Она вдруг перестала испытывать то, к чему уже притерпелась как к неизбежным спутникам жизни: боли внизу живота, позывы к почечным коликам и прочие болезненные ощущения, следствие продуваний, замерзаний, промокания ног, профессиональной деятельности. Она почувствовала уже основательно подзабытую лёгкость движений, видела в зеркале, как разглаживаются морщины на её лице. Но самое удивительное, такого рода "помолодение" сопровождалось тем, что она заметно поправилась - стали тесны юбки, кофточки и платья, не раз ушиваемые за два года московской жизни. Увы, Олег, во всяком случае внешне, за исключением хорошего загара никаких изменений не претерпел, что, естественно, не могло радовать Зою Степановну.
  
   7
  
   Где-то недели через полторы по приезду в череде почти безоблачных дней выдалось пасмурное утро. Зоя Степановна не смогла позагорать утром, ибо небо сплошь заволокло пепельно-бугристым пледом облаков. Дабы не терять времени понапрасну, она решила сходить в центральную часть города, посетить местные достопримечательности. В первую очередь её интересовали дом-галерея Айвазовского и дом-музей Александра Грина. Олег, как и следовало ожидать, восторга по данному поводу не изобразил. Но он уже закончил читать Буссенара, и делать ему было абсолютно нечего (по телевизору футбол с утра не транслировали). Потому он даже проявил некоторый интерес к неминуемой экскурсии:
   - Грин, это который "Алые паруса" написал?
   - Да и не только. У него много замечательных произведений,- сразу воодушевилась Зоя Степановна
   - Не очень-то он мне нравится, скучно читать,- не разделил восторга матери Олег.
   - Да что ты понимаешь?... Скучно,- передразнила Зоя Степановна. Она наводила лоск на своё заметно похорошевшее здесь лицо.- Пора бы уж и серьёзную литературу понимать, а не только вот такую,- она пренебрежительно кивнула на лежащего на столе Буссенара.
   - Ладно, не зверствуй, - примирительно пошутил Олег, понимая, что дальше может последовать не раз уже произносимая матерью лекция о разных жанрах литературы, для детей, юношества и серьёзная, к которой ему пора бы уже начать приобщаться...
  Они неспешно шли вдоль моря, мимо пансионатов к центру города, время от времени уточняя дорогу. Как же отличалась эта прибрежная часть Феодосии от той, по которой им приходилось ходить к рынку. Это был старый, ещё дореволюционный город. Зоя Степановна чувствовала себя персонажем купринского "Белого пуделя", проходя мимо радующих глаз старинных особняков, бывших летних дворцов русской знати. Колонны, балконы, мезонины, узорная лепнина. Всё это великолепие не могло не завораживать, заставлять задумываться: "Ведь когда-то русские умели работать, строить такие прекрасные жилища без помощи турок или финнов, которых едва ли не за дикарей считали... Куда всё девалось?..."
   Такие участки сплошной старинной застройки Зоя Степановна видела в старых не тронутых советскими реконструкциями районах Москвы, на Пятницкой, в переулках старого Арбата, где могла бродить часами. Она часто уговаривала мужа ехать в Центр, до метро "Арбатская", выходить там и углубляться в тамошние улицы и переулки, смотреть и восхищаться. Однажды на такой прогулке, находясь в состоянии романтического похмелья, Зоя Степановна, в детские и студенчесие годы увлекавшаяся чтением журнала "Юность", сказала:
   - Здесь где-то жил Окуджава и другие знаменитые арбатцы.
   На что муж, имевший касательно знаменитых деятелях культуры-"шестидесятников" нетрадиционную точку зрения саркастически изрёк:
   - Совершенно верно, сюда заселили их родителей после революции, повышвыривав и изведя прежних хозяев этих домов и квартир.
   Зоя Степановна не возмущалась таким суждениям мужа, потому что помнила о своих родителях, вышвырнутых со своей родины, и вынужденных спрятаться в другой республике.
   Бывшие особняки теперь стали ведомственными санаториями, вернее были, потому что после развала Союза преобразовались в акционерные общества. Возле дома-галереи Айвазовского застыли старые корабельные пушки. Билеты, учитывая валютную легковесность карбованца, стоили гроши. Скорее всего, поэтому народу оказалось довольно много. Полотна, огромные, средние и небольшие изображали в основном любимое художником море в самых разных состояниях, от штиля до необузданного неистовства бури. Особое впечатление на Зою Степановну произвела большая картина "Среди волн". От её обозрения становилось жутковато, казалось, что вся эта водная стихия вот-вот перехлестнёт картинную раму и, всё сметая, устремится прямо в зал галереи.
   Картины заинтересовали и Олега. Он буквально разинув рот ходил за матерью время от времени спрашивая её и прислушиваясь к экскурсоводам обслуживающим группы организованных экскурсантов. Куда меньше понравилась ему экспозиция дома-музея Грина.
   - И писатель скучный, и музей скучный,- сообщил он матери после осмотра.
   Видимо так же думал не он один, потому как посетителей в музее оказалось совсем мало, хоть цена билета была ещё ниже, чем у Айвазовского. Зоя Степановна, напротив, именно здесь нашла для себя много интересного. Среди экспонатов были выставлены наряду с широко известными произведениями болезненного романтика и такие, о существовании которых она и не слышала, они почему-то не издавались в советское время.
   За время, что они ходили по музеям хмарь рассеялась, стало опять солнечно, жарко и до турбазы (примерно километра полтора) Зоя Степановна дошла уже изрядно подустав. Олег, несмотря на свою слабосильность, был весьма выносливым мальчишкой и кроме определённой скуки после посещения гриновского музея ничего, в том числе и усталости, не испытывал.
   - Мам, я схожу до обеда телек посмотрю? - запросился он едва вошли в номер.
   - Ладно, иди,- на этот раз безо всяких нотаций разрешила Зоя Степановна. К тому же она вспотела во время ходьбы, и ей было необходимо переодеться.
  Впрочем, как раз в этом неудобств от совместного проживания в комнате с почти уже взрослым сыном она не испытывала - Олег являлся на редкость тактичным парнем. Едва мать приказывала ему: "Иди на балкон и не оборачивайся, пока я не переоденусь", как он с пониманием и без тени двусмысленных ухмылок шёл куда велели, и можно не сомневаться - он не обернётся даже случайно. "Всё же неплохой парень растёт",- думала иногда Зоя Степановна, и тут же с болью в сердце самопроизвольно домысливала,- "Ну, хоть чуть-чуть покрепче был, половчее, позлее. Вон, какие зверята вокруг растут. Как он будет среди таких?" Здесь Зоя Степановна всё-таки грешила против истины - в её школе, например, таких "зверят" имелись единицы. Даже среди недисциплинированных детей большинство всё-таки составляли расторможенные непоседы, проказники или, в крайнем случае, мелкие пакостники, из которых вряд ли сформируются будущие изверги.
  
  В вестибюле жилого корпуса появились афиши, вещающие о гастролях в Феодосии московских артистов. Самая броская афиша сообщала о начале сольных концертов Ирины Аллегровой, чуть поскромнее о приезде комика пародирующего эстрадных "звёзд" Пескова.
  Утренняя знакомая по пляжу день ото дня становилась всё откровеннее. От неё Зоя Степановна многое узнала о местной жизни. Более всего её интересовало, как эта старая учительница воспринимает развал Союза и то, что они уже третий год живут в разных государствах, что и Россия и Украина уже не строят никакого "светлого коммунистического будущего". Та искренне верила, что всё это временно. Наверное, и в первые годы Советской власти, выжившие в те лихие годы простые обыватели так же воспринимали тот новый уклад, казалось невозможный в среде разумных людей. А вот поди ж ты, и они и их дети и внуки жили этой искусственной, выдуманной и силой навязанной жизнью, а потом так с нею свыклись, что возврат к жизни, которой продолжали жить почти три четверти человечества уже кажется противоестественным, невозможным.
  - Сколько у вас в Москве сейчас платят учителю за ставку?- задала как-то новая знакомая самый естественный для учителя вопрос.
  - Вы знаете, я вам точно сейчас сказать не могу. Мой общий заработок что-то около двухсот тысяч рублей, но у меня полторы ставки, потом сюда же входит то, что нам мэрия, Лужков доплачивает. Потом у нас же ставка от категории зависит,- отвечала Зоя Степановна, меняя своё положение относительно солнца.
  - Особо не разбежишься,- чуть помедлив, видимо про себя переведя в карбованцы оклад собеседницы, констатировала женщина, но тут же, как бы и спохватилась,- хотя по сравнению с нашими зарплатами не так уж и мало. Но я слышала, у вас там цены намного выше?
  - Да, это так. Но, знаете, если посчитать разницу в зарплатах и разницу в ценах, у нас всё равно получится несколько лучший показатель,- вроде бы не акцентируя, но в то же время с некоторым превосходством ответила Зоя Степановна.
  - Да, пожалуй,- помрачнела женщина.- Так вот работаешь всю жизнь, а под старость в нищите прозябать приходится. Ей богу, позавидуешь пьяницам и гулёнам, те хоть смолоду своё взяли. А вы случайно не знаете, какие у вас сейчас пенсии у учителей?
  - Нет... пока как-то не интересовалась,- виновато улыбнулась Зоя Степановна, пожав своими уже изрядно потемневшими плечами.
  - Да-да, конечно. В ваши годы я тоже не интересовалась такими вещами. Но поверьте, ближе к старости кажется, что жизнь летит всё быстрее, уж очень заметно уходят силы, здоровье. Так вот глянешь в зеркало,- женщина бросила скептический взгляд на себя - угловатые плечи, сухая коричневая кожа, острые старушечьи колени.- А эти всё хорохорятся, от старости убежать хотят... красотулечки,- она вдруг заговорила с откровенным презрением, поглядывая в сторону знакомой гоп-компании.
  - А вы разве не с ними... не из их?- несколько смущённо спросила Зоя Степановна.
  - Из их, из их. Все мы тут недалеко живём, некоторых смолоду знаю. Всё жизнь пионерками пропрыгали, и как-то от жизни всё брать умудрялись. А я всё о будущем, да о будущем думала, о детях, чтобы им получше жилось. Сейчас жалею. Эти вот, они легче меня прожили, и сейчас легче живут, ни о чём не думают, не переживают, только о себе, о здоровье своём, одна у них забота - сдохнуть попозже. Плевать, что всё кругом рушится, у них душа не болит. А ведь активистки были, партийными, в горкоме заседали, в депутатах ходили. Вот из-за таких страна развалилась, была и нету. Но думаю, не надолго это. У вас-то, в Москве, что об этом думают?
  - Да кто как...,- Зоя Степановна не очень хотела говорить на такую "скользкую" тему с малознакомым человеком и, наклонившись, полезла в шлёпанец, куда прятала часы. Но те показали лишь без четверти семь - уходить еще рано.- Есть, конечно, кто и страдает по Союзу. В Москве ведь бывших партработников высшей категории, генералов много проживает на пенсии, их родственники - эти конечно много потеряли. Простые люди постарше тоже не в восторге - пенсионерам сейчас очень тяжело. А вот молодёжь и среднее поколение в большинстве своём, мне кажется, надеются на лучшее без социализма.
  - Ну, как же так, не пойму. У вас-то там, чем были недовольны, ведь Москва же всегда лучше всех жила?
  - Видите ли, я не могу судить в полной мере с позиции москвички. Я же говорила вам, что не коренная, всего два года как в Москве живу. В Москве вообще очень много некоренных, кто по лимиту квартиру по многу лет зарабатывал, кто ещё как. Москва ведь она разная, у всех свои трудности, при той власти многие нахлебались, надеются, что при этой лучше будет.
  - Ну и как же, лучше вам сейчас?- с усмешкой спросила собеседница.
  - Я же сказала, кому как. Старикам плохо, сейчас на пенсию не прожить, а тем кто работает... Понимаете, тем кто может заработать сейчас лучше, появился смысл зарабатывать. В магазинах товаров, каких только нет, изобилие. Как раньше было, помните? Деньги есть, а купить нечего, если чего выбросят, в очередях по полдня стоим, или перед продавцами унижаемся, переплачиваем, что бы из-под прилавка дефицит отпустили. Сейчас не так, если деньги есть всё купить можно. Хотя денег, конечно, не хватает, соблазнов много. Но вот мы с мужем как-то ухитряемся каждые полгода какую-нибудь крупную вещь покупать. Видеомагнитофон купили японский, раньше и не мечтали, люстру турецкую, магнитолу двухкассетную с проигрывателем для компакт-дисков, из одежды кое-что. Раньше-то у нас денег на машину набиралось, а купить ничего стоящего не могли,- разговорилась Зоя Степановна.
  - Хорошо вам... В Москве всегда хорошо было и тогда и сейчас, а у нас...- женщина тяжело вздохнула,- здесь ни денег, ни товаров сейчас нет. О той жизни, что раньше была, как о сказке вспоминаем, особенно о брежневском времени. Карбованцы эти... не деньги, а фантики, всё рушится, ничего не строится, не ремонтируется. Никогда здесь такого не было, ни с водой, ни с транспортом. В воскресенье голосовать пойдём. Если Кучму выберут, может что-то и измениться.
  - Так вы за Кучму голосовать будете?
  - Конечно. У нас весь город, весь Крым за него. А Кравчук националист, с ним нам, русским, на Украине не жить...
  
   8
  
  За очередным завтраком Дзаблаева тоже похвалила загар Зои Степановны:
  - Какая же вы молодец, а я вот так и не могу себя утром заставить встать, всё просыпаю. Вы наверное с такой целью и приехали, чтобы потом в Москве всех своим загаром удивить?
  - Ну почему же? Мы вот с сыном и в город сходили, в музеях Грина и Айвазовского побывали,- с некоторым недоумением отреагировала на предположения соседки Зоя Степановна.
  - Ааа... эти галереи. Нет, мы не пойдём, ведь там же хуже чем в Третьяковке?
  - Не знаю... То есть, как это хуже? Экспозиции-то совсем разные, в Третьяковке одно, здесь другое. Потом дом-музей Грина это не галерея,- не удержалась на этот раз в рамках своей обычной тактичности Зоя Степановна.
  Однако Дзаблаева эту колкость оставила без внимания, и, отмахнувшись, сказала:
  - Нет, мы сейчас больше по базарам да обменникам бегаем, да вот, может быть, на концерт какой-нибудь соберёмся. Тут, говорят, Пугачёва приедет, и Леонтьев, и Пресняков, и ещё кто-то.
  - Как, все сразу?- недоумённо переспросила Зоя Степановна.
  - Ну да... гастроли тут у них начинаются. В Ялте уже прошли, сюда едут.
  - Да нет, вы что-то не так поняли. Не могут такие артисты вместе гастролировать, они и каждый в отдельности, не то, что зал, стадион собрать могут. Зачем им кооперироваться?
  Зоя Степановна не сводила с соседки озадаченных глаз, перестал жевать и так же непонимающе посмотрел на неё и Олег. Но та была сама уверенность:
  - А я вам говорю, концерты у них послезавтра начинаются в здешней филармонии.
  Непоколебимость, раздражение не соглашающейся с ней собеседницей, запечатлённые в бесцветных глазах Дзаблаевой, заставили на мгновение заколебаться, стушеваться Зою Степановну. Она даже растерянно посмотрела по сторонам, словно ища чьей-то поддержки. И тут её осенило: Пугачёва, Леонтьев, Пресняков и другие звёзды эстрады вместе - ведь это персонажи, которых комически копирует на сцене Песков. Зоя Степановна негромко, но от души рассмеялась и пояснила уставившейся на неё соседке:
  - Так и есть, вас не совсем верно информировали, или вы не так поняли. Действительно послезавтра начинаются гастроли пародиста Пескова, он пародирует многих известных певцов и певиц. Понимаете, он один будет представлять и Преснякова, и Леонтьева, и Пугачёву.
  - Как это?- теперь уже Дзаблаева сделала большие глаза.
  - Ой, мам, я поняла! Помнишь, мы по телевизору смотрели? Это мужик, который в певцов переодевался,- неожиданно помогла Зое Степановне старшая дочь Дзаблаевой.
  Дзаблаева с прежней тупизной во взоре посмотрела уже на дочь и несколько секунд мучительно соображала...
  - Вот оно что... а я то... Тогда туда и ходить нечего. Это меня Антонова с толку сбила... лоханка со студнем... ну, я с ней поговорю,- Дзаблаева заметно разочаровалась от полученных разъяснений.
  - Если хотите, то можете на концерт Аллегровой сходить, у неё тоже здесь гастроли,- посоветовал Зоя Степановна. Но Дзаблаева была настолько расстроена тем, что некая Антонова её так подставила, и ответила с раздражением:
  - А... эта свистушка... смотреть на неё не могу, - и вновь в её словах звучала непоколебимая уверенность.
  
  Произошедшее в столовой оказало такое сильное воздействие на Дзаблаеву, что даже изменило её отношение к Зое Степановне. Она уже без прежнего превосходства разговаривала с соседкой и однажды, явно ища её общества, на пляже расположилась с семейством неподалёку. Она стесняясь своего конфуза в столовой, оправдывалась перед Зоей Степановной:
  - И как же мне эта дурёха Антонова баки залила насчёт этих концертов. Сама ведь не врубилась, и с чужих слов мне мозги запудрила. Хорошо хоть вы мне всё растолковали. А так вот на людях где-нибудь бы брякнула - сраму потом не оберёшься.
  "При твоём то интеллекте и "слэнге", такое наверное не раз бывало",- неприязненно подумала в ответ Зоя Степановна. Ей Дзаблаева уже начала надоедать своим вниманием к ней, вышедшем за рамки столовой. Но на лице она изобразила улыбку понимания.
  - Да и чего с неё взять, - продолжала Дзаблаева,- она же младшие классы ведёт, пьянь жуткая, в своей школе еле держится. У неё ведь и образования, педучилище паршивое, а институт заочно. Та ещё свистушка.
  Неблагозвучная откровенность Дзаблаевой по отношению к особе, с которой она, видимо, уже давно знакома, и здесь постоянно общалась, весьма покоробила Зою Степановну. Тем не мене, она молча, без вопросов и комментариев слушала.
  - А вот она, легка на помине, колода непутёвая,- Дзаблаева кивком указала на лавирующую, меж густо усыпавших песок пляжа загорающих и, державшую курс прямо на них, её, так называемую, подругу.
  - Уф... фу-фу... далеко вы забрались,- втискивалась рядом потная Антонова, мордатая и полная той полнотой, что даже муж Зои Степановны, любитель и ценитель женской пышнотелости, характеризовал как безобразную, когда живот никак не назвать животиком, а только брюхом, как и все прочие излишки тела, язык не поворачивался величать женскими прелестями.
  - Вот говорю человеку, как ты меня с этим Песковым подставила, ну удружила. А я дура верю. Хоть бы сказала, что не петришь,- сочла необходимым прямо в глаза высказать своё крайнее неудовольствие Дзаблаева. Причём, по всему, делала это уже не в первый раз.
  - Да брось ты Вальк, сама обманулась, с кем не бывает. Ты то, что так распереживалась? Было бы с чего, плюнь да забудь,- явно не понимала свою подругу Антонова.
  - Да иди ты,- Дзаблаева демонстративно отвернулась от мостящейся к ней со своим одеялом Антоновой. Но та не обращала ни малейшего внимания на эту показную антипатию, при этом в свою очередь, игнорируя присутствие сидящей рядом Зои Степановны.
  Олег ходил на пляж, будто выполнял повинность. После прочтения своей книги он явно скучал, дожидаясь вечера, чтобы лететь к телевизору. Его полное равнодушие к девчонкам, соседкам по столу, привела к тому, что и те уже не проявляли к нему никакого интереса. На пляже они тоже не общались, хоть и загорали рядом. Антонова продолжала разговаривать только с Дзаблаевой, будто больше никого рядом не было. Девчонки, как только Антонова улеглась на своё одеяло, сразу убежали купаться, не желая, по-видимому, её слушать. Антонова разговаривала громко, не стесняясь разухабистых выражений, ничуть не заботясь о том, что кому-то может это неприятно. Причём, всё это у неё получалось свободно и естественно. Зое Степановне не понадобилось много времени для осознания, что Антонова её полный антипод, она посматривала на неё со смешанным чувством брезгливости и интереса. Та же продолжала беспардонно заливаться:
  - ... В душ сегодня ходила, в этот, в зал, где борцы. Представляешь Вальк, бабы старше нас с тобой на головах кверху жопами стоят, группа здоровья там какая-то занималась.
  - Ну, и ты бы пошла да встала,- с неприязнью посоветовала Дзаблаева.
  - Тренер там, здоровенный такой лось. Спрашиваю, хоть и знаю, где тут у вас душ. А он так подмигивает, мол проводить,- продолжала как ни в чём не бывало Антонова.
  - А ты-то что растерялась? Это у нас тут дети, куда от них денешься, ты-то вольная и соседки у тебя в комнате подходящие,- Дзаблаева заговорщецки подмигнула Зое Степановне.
  - Ох, не говори подруга, с детьми разве отдых, то ли дело... Вот вчера мы с девками опять отвязались, бутылку "зверобоя" уговорили. А потом я их песни петь подбила. Так нам соседи в стенку стучали, ну а мы им ещё громче...
  Зоя Степановна то краснела, то бледнела, слушая эту учительницу младших классов, и косилась по сторонам: как реагируют близлежащие загорающие, не подумают, что она из той же компании? Она, время от времени, улавливала в словах Антоновой явно проскальзывающий мат. Дзаблаева постепенно оттаяла к своей старой знакомой и всё оживлённее участвовала в диалоге. Наконец Зоя Степановна не выдержала и, убедившись, что Олег каким-то образом умудряется совершенно не обращать внимания на этот полупохабный трёп, встала и пошла купаться.
  Вода освежила. Вот только хотелось, чтобы она была чуточку потеплее, всё-таки двадцать градусов это ещё достаточно прохладно. Зоя Степановна неважно плавала, так называемым, собачьим способом, но надо сказать, при всей своей стеснительности совершенно этого не стеснялась. Она понимала, что не умеющая плавать, или плохо плавающая женщина смотрится вовсе не так неприглядно как таковой мужчина. Иногда даже наоборот, эта разновидность женской слабости чарует, притягивает. Вид беспомощной, неловкой в воде женщины вызывает желание ей помочь, вроде бы поучить плавать. Зоя Степановна и здесь видела такие пары. Он её вроде бы учит, поддерживает на воде и, как бы невзначай, дотрагивается, до, так называемых, интимных частей тела. А она вроде бы этого не замечает, продолжая неловко бить по воде руками и ногами. Смех, визг и никакого КПД, но удовольствие, наслаждение, несомненно, испытывали оба... Из воды Зоя Степановна вышла уже изрядно продрогшей. Дзаблаева с Антоновой тоже собрались купаться. Рядом они представляли довольно комичное зрелище: рослая, плечистая, бесфигурная Дзаблаева с длинным лицом и невысокая, мордатая, пузатая и в то же время рахитично-тонконогая Антонова в сплошном купальнике - своего рода карикатура на Тиля Уленшпигеля и Лемке. Зоя Степановна осталась обсыхать у самой кромки волн, набирающих к вечеру силу. Она собралась позвать Олега, который по собственной инициативе никогда в воду не заходил... и тут скорее почувствовала, чем заметила пристальный взгляд Дзаблаевой, скользивший по ней сверху вниз и в обратном направлении... То, чтоДзаблаева завидовала её ровному золотисто-коричневому загару было ясно, но сейчас Зоя Степановна чувствовала, что соседка ощупывает её всю глазами едва ли не как мужик. В то же время внешность самих "подруг" ко всему портил ужасный загар. Кожа у них в ряде мест пузырилась и облезала, причём у Антоновой её ноги-палки, казалось, вообще не бывали на солнце и своей белизной контрастировали со сгоревшими плечами и спиной.
  Процент мужчин на пляже заметно вырос - новые отдыхающие ехали всё больше с семьями в полном составе. И иные главы семейств выглядели в глазах Зои Степановны просто отвратительно, причём без разницы жирные они были или худые. И те и другие отклонения в мужской внешности вызывали у Зои Степановны куда больше отрицательных эмоций, чем безобразные женщины. Вполне естественный взгляд, так сказать, с женской колокольни - ведь мужчина имеет куда больше возможностей, чтобы "лепить" самого себя, чем связанная домом, детьми и всевозможными условностями женщина. Рядом с таковыми представителями сильного пола, конечно же, ещё контрастнее, ярче выделялись штангисты. Они время от времени появлялись на пляже и вроде бы невзначай позировали перед восхищённой публикой. Их тренеры, похоже, совмещали здесь свою работу, сборы, с курортным отдыхом. Многие из них привезли сюда же свои семьи и их дети и жёны фактически за бесплатно наслаждались всей этой благодатью.
  Зоя Степановна обратила внимание на одну такую семью. Главу семейства она сначала вообще не приняла за тяжелоатлета, даже бывшего. В одежде он смотрелся обыкновенным, пожалуй даже худощавым мужчиной лет тридцати с небольшим. Он регулярно появлялся на пляже с женой и совсем маленьким ребёнком не более двух лет. Раздеваясь, он преображался буквально на глазах, превращаясь в мускулистого, прекрасно сложённого атлета, у которого плечи, спина, грудь оказались настолько рельефно "вылеплены", что буквально играли при каждом движении. Его небогатырский вид в одежде, видимо, объяснялся мелкой костью - его запястья, лодыжки, были относительно узки и как бы несовместимы с мощной мускулатурой. И весил он, скорее всего, сравнительно немного, хотя и не являлся классическим малорослым крепышом, как большинство атлетов-легковесов. Он был украинец, причём явно с западных областей, так называемая "западэнция", потому что хоть и говорил всё время по-русски, но специфическим западноукраинским говором. Жена... Принято считать, что так называемые хохлушки, как правило, этакие полнотелые и говорливые. Эта же почти всё время молчала и... Нет, даже просто худой назвать её было бы слишком неточно. Примерно в возрасте мужа она имела тело не один год морёной голодом девочки-подростка. Трудно сказать, что привлекало узкокостного атлета в том женском скелете, но особого проявления чувств с его стороны не наблюдалось, напротив он казался откровенно грубым как с женой, так и с ребёнком. Однажды, когда его голенький малыш, зайдя по колени в воду и по малолетству не отдавая отчёт содеянному сходил там же в туалет по большому, то отец, как раз сплававший классическим кролем метров на сто и назад, буквально заорал на весь пляж жене:
  - Куда ты смотришь, не видишь, усрался!? Забери его!- сам же при этом брезгливо с отвращением морщился, и не думая подойти к ребёнку.
  
   9
  
  Зоя Степановна не заметила, как половина срока пролетела - загорание, купание, Воннегут... Она чувствовала, что поправляется, хоть и старалась есть поменьше хлеба, доставляя тем, вне всякого сомнения, радость Дзаблаевой, исправно уносящей все оставшиеся ломти. Когда Олег уходил смотреть свой футбол, Зоя Степановна запирала дверь, раздевалась и рассматривала себя в большое зеркало шифоньера. Ей самой нравился загар, контраст с частями тела укрытыми купальником с каждым днём становился всё сильнее. Что касается фигуры... Она поправилась без нарушения сложившихся пропорций, разве что заметно "потяжелели" живот и грудь. Зоя Степановна с удовлетворением представила, как обрадуется муж с его старомодным вкусом.
  В дверь раздался тихий характерный стук - так всегда стучался Олег. Зоя Степановна быстро накинула халат и отперла дверь. Сын преисполненный какой-то неестественной для него решимости буквально влетел в номер.
  - Мам, сегодня будет матч, наши с камерунцами играют, в одиннадцать вечера начало. Я пойду смотреть?
  - Ты что сына, поздно ведь,- начала, было, свою обычную отповедь Зоя Степановна.
  - Ну, мам, ну хоть один-то матч разреши целиком посмотреть!- на этот раз сын и не думал отступать.
  - Только не кричи так... Но ведь это уже ночь... наверное, там так поздно никого и не будет?
  - Да что ты, туда со всего корпуса народ придёт. Они же каждый матч смотрят. Ну, мам, ну пожалуйста. Ведь это важнейший матч, всё решается, два ведь уже продули.
  Олег, обычно вялый в спорных ситуациях и почти всегда подчинявшийся матери, вдруг проявил твёрдость, и Зоя Степановна уступила, выторговав лишь то, что завтра в качестве платы за эту милость сын без понуканий зайдёт в воду.
  Олег убежал сразу, хоть до начала матча ещё оставалось немало времени. Зоя Степановна намыла принесённые с последнего похода на рынок ягоды, и пока ещё было светло, отщипывая их принялась за Воннегута. Постигала она его медленно, пока что удалось осилить не более половины "Сирен". Чтение не казалось трудным, напротив, эта, совсем не похожая на всё читанное ею раньше, литература, увлекала и тянула к размышлениям. Как и при потреблении сытной пищи переваривание-осмысление требовало времени. Так Зоя Степановна, прочитав фрагмент, где Земля именовалась комфортабельным космическим кораблём, потом несколько минут размышляла над этим, потом перечитала и вновь задумалась. В книге оказалось немало таких мест...
  Зоя Степановна читала, пока не стало тяжело разбирать буквы - за настежь раскрытой балконной дверью сгущались сумерки, тёплые без резкого похолодания характерного для более высоких широт, как и без духоты резко-континентального Казахстана. Она вышла на балкон, и опёршись на ограждение посмотрела вниз. Её уже минут десять отвлекал от чтения разговор с улицы, временами довольно громкий. Там на лавочке прямо под "Доской почёта", где сидели две женщины и двое мужчин, шёл оживлённый спор
  Скорее по голосу, чем зрительно Зоя Степановна узнала того узкокостного атлета, в очертаниях худенькой женщины сидящей рядом угадала его жену. Второй мужчина, не принимавший участия в споре, был просто огромен. Светлая рубашка и просторные шорты-бермуды способствовали визуальному увеличению его объёма. Скорее всего, он тоже был из бывших штангистов, тренер или какой-нибудь массажист. Вторую женщину, изъяснявшуюся тихим, почти неразличимым голосом Зоя Степановна не знала, но она оказалась отдыхающей с "учительского" заезда, что вытекало из содержания фраз долетавших снизу. Громче всех спорил узкокостный:
  -... Да ну, что вы такое говорите? Раньше хоть какой-то порядок был. Знаете, на этой турбазе как было? Я сюда в шостый раз уже приезжаю, когда ещё сам выступал сюда на сборы ездил.
  Женщина что-то неслышно проговорила, узкокостный снова громко в ответ:
  - Да то я скильки раз слышал. Уж если мы даром хлеб едим, то таких дармоедов больше полстраны было. Знаете, как нам наш хлиб достаётся? ... Ну так рассуждать получается вообще на свете кроме тех, кто хлиб ростит не нужен никто, ну может ещё врачи... Да и без вас жить можно, от дедов, отцов жизни учиться и никаких учителей не надо... Правильно, то не жизнь, а существование скотское будет, но можно же. Потому все профессии, что есть на свете нужны, чтобы по человечьи, а не по-звериному жить. И вы нужны и мы тоже, вы развиваете умственно, а мы физически ... Ну вот, а вы говорите. Вы приходите к нам на тренировку, посмотрите. Знаете, по скильки тонн ребята на тренировках перетаскивают? А как они в таких условиях могут полноценно тренироваться? Это невозможно, я вам как специалист говорю. Им ведь за границу через три недели лететь, результаты показывать надо, а тут вот отдыхающие кругом ... Ну, как это, чем вы нам мешаете, тю, разве не видите? Шум, гульба, бабы кругом чуть не голые шастают ... Да какий там пляж, в столовую, или вон по корпусу шастают титьки распустив. Раньше тут у нас милиционер на входе стоял, только по пропускам, тренировочный процесс превыше всего ... Да я понимаю, что вы за путёвки заплатили, но зачем специализированную спортбазу превращать в такой вот бардадым ... Ни, от такой коммерции пользы не будет ... Ну, кто это вам такое сказал, что на Украине нищета? Да ну, ни боже мой ...
  Женщина, что-то долго втолковывала своему собеседнику, тот слушал и иногда громко вставлял:
  - Согласен ... Допустим ... Ну, нет, это у вас в Москве так думают что добровольно. После Хмельницкого Украина двадцать лет с Москвой воевала за незалежность, гетман Дорошенко народным героем считался. Просто про то забыли, и царь и коммуняки Историю по-своему писали ...
  Молчавшая всё время жена узкокостного встала и белой тенью прошмыгнула в корпус, а её муж, как бы и не заметив этого, продолжал увлечённо спорить:
  - Ладно, тут може и ваша правда, а вот насчёт раскола Союза не согласен. Это ваш Ельцин больше всех разделиться хотел. Ему Горбачёва надо было свалить, а Кравчук... что ж ему оставалось делать, раз вы не хотите, мы тоже сами прожить сможем. Вот подождите, нам всего пять лет надо, и мы выйдем в люди, на Украине всё есть...
  - Тут из окна на первом этаже узкокостного позвала жена и он, нехотя поднявшись, пошёл в корпус. На лавке осталась женщина и тяжеловес доселе молчавший. Она теперь с чем-то обратилась к нему, и в ответ послышался мощный бас, под стать внешности его обладателя:
  - Да вы не обижайтеся ... Да я понимаю, что про женщин при женщине такое нельзя. Но вы же видали жинка у него кака? ... Во, и худа, и с характером. Молчит только на людях, а дома такого ему выдаёт ... Конечно, ему и обидно, что тута кругом таки ходют, вот он и заходится весь, як гарных жинок увидит, да ещё без платьив.
  Женщина засмеялась в ответ и вскоре они тоже пошли в корпус...
  Тёплое тёмное покрывало с крапинками светлячков-огней укутало и город и море. Установилось незыблемое равновесие температур воздуха над морем и сушей - ветра не было совсем, даже лёгкого дуновения. Зоя Степановна не могла уснуть, ибо впервые так поздно отсутствовал Олег, и она не могла не беспокоиться. С улицы послышались звуки каждодневной вечерней поверки у штангистов. Тренер называл фамилию, и в ответ как в Армии следовало "я" или "здесь". Большинство фамилий были украинские, но несколько раз прозвучали и русские. Одного члена команды не оказалось. Тренер, проводящий перекличку, стал допытываться, кто-то сказал, что отсутствующий уже спит, кто-то ещё что-то... Начался шум-перебранка. Потом всё разом стихло.
  Зоя Степановна немного полежала, потом не выдержала, встала, оделась, заперла номер, спустилась на нижний этаж и тихо прошла к холлу, откуда исходил рассеянный свет от телеэкрана, слышались приглушённые мужские голоса и характерный гул заполненного зрителями стадиона в сопровождении речи комментатора. Небольшой, к тому же не очень хорошо показывающий чёрно-белый телевизор обложили полукругом примерно десятка полтора человек. Олег сидел в заднем ряду и с полуоткрытым ртом вытягивал свою длинную шею, выглядывая из-за голов впередисидящих. Зоя Степановна узнала некоторых тренеров-штангистов. Видимо, проверив и загнав спать своих подопечных, они позволили себе расслабиться.
  - ... Не, эт как-то случайно у них гол получился,- с огорчением качал головой почти лишённой волос мешковатый, но кряжистый мужчина лет за пятьдесят, самый пожилой из болельщиков.
  "Наверное, опять наши проигрывают",- подумала Зоя Степановна после услышанных слов, в то же время успокоившись насчёт Олега.
  - Какая же случайность. Вы что не видели, какую блестящую комбинацию разыграли. Карпин защитников на себя отвлёк, и прекрасный пас пяткой выдал Саленко. Тому только ногу подставить оставалось,- не соглашался с кряжистым худощавый отдыхающий в очках.
  Зоя Степановна, хоть никогда и не была заядлой болельщицей, тем не менее, не могла не изумиться: "Как, это наши забили?... Неужто лысый болеет против?" Она где-то краем уха, то ли в столовой, то ли на пляже слышала, что для проверки сборов к штангистам приехал гостренер из Киева. Возможно, этот лысый и был тот самый полномочный ревизор, во всяком случае, чуть ли не все прочие сидевшие тут тренеры принялись его дружно поддерживать:
  - Да конечно, случайность это, сейчас чёрные очухаются, зададут жару... А если Миллу выпустят, так штуки три-четыре забьют.
  - Ну, это мы ещё поглядим, на прошлом чемпионате четыре ноль их сделали, - не сдавался очкастый.
  - Разве можно ровнять. В тот раз сборная Союза была, а не эта, тогда Лобановский был,- тут-же возразил кто-то из полутьмы холла.
  - Да и в этой сборной... какая она российская, в ней больше половины с Украины,- ревниво поддержал ещё один тренер,- Онопко, Цымбаларь, Саленко...
  - Саленко россиянин, коренной питерский!- возмущённо перебил очкастый,- Он в "Зените" начинал.
   Тренера-тяжелоатлеты не нашли что возразить, к тому же тут Саленко забил ещё один гол Камеруну. Очкастый восторженно вскинулся на стуле и зааплодировал, так же радостно, хоть и безмолвно подскочил на своём месте Олег, оживились ещё три-четыре человека, видимо отдыхающие из России, а украинцы...
  - Офсайд был,- вновь с искренним огорчением резюмировал лысый, болезненно держась за поясницу, тяжело встал со своего места, и в расстроенных чувствах покинул холл. По дороге он с удивлением узрел женщину, подсматривающую из коридора, как из засады.
  Обнаруженная таким образом Зоя Степановна, устыдившись, поспешила ретироваться на свой этаж, в свой номер. Уже спокойная за сына, она, наконец, заснула. Когда Олег глубокой ночью постучал в дверь, она с трудом смогла открыть глаза.
  - Олег, ты?
  - Я мам, открой.
  Впустив возбуждённого сына, она по инерции поинтересовалась:
  - Как сыграли?
  - Отлично! Наши их шесть - один раскатали!
  Да ну!- удивилась Зоя Степановна. Даже спросонья она поняла, что счёт для матча такого уровня небывалый.- А тренер, лысый, старый был там,- вдруг она спросила сама не зная для чего.
  - Был, он за Камерун болел. Как наши второй гол забили, он ушёл, потом к концу первого тайма опять пришёл, узнал что три - ноль уже и совсем расстроился и больше не приходил. Ты знаешь мам, эти тренеры, они там все за Камерун болели. Когда во втором тайме Милла один гол сквитал, они так радовались... Недолго, правда, наши потом ещё три штуки им сделали, а Саленко один пять забил.
  - Ладно, всё... ложись. Три часа ночи уже, завтра поговорим,- поспешила остановить, казалось, совсем не собиравшегося спать сына Зоя Степановна.
  Однако сама она уснуть не могла, лежала с открытыми глазами, прислушивалась к доносившемуся с улицы шелесту деревьев и думала об услышанном и увиденном в холле, о том, что рассказал Олег. Ещё несколько лет назад она бы не поверила, что между русскими и украинцами возможна такая неприязнь. Ведь эти нации составляли основу, костяк всего СССР и неофициально считались одним народом. И вот, всего два года врозь и такие взаимоотношения, причём не на государственном, а на уровне общения между простыми людьми. Украинцы по-своему трактуют историю, откровенно демонстрируют антироссийские настроения. Что ж тут о кавказцах, прибалтах говорить, если ближайший, кровный родственник так настроен.
  Олегу все эти споры и перепалки только мешали наблюдать за матчем. Утром во время очередного вояжа на рынок он, позёвывая от недосыпа, рассказал матери, как во время трансляции матча почти без перерыва спорили тренеры с очкастым болельщиком. Причём отдыхающий оказался настолько подкованным, что не раз "сажал в лужу" своих оппонентов, не очень компетентных за пределами своего вида спорта.
  - Мам, ты не знаешь, они там заспорили про какой-то случай, про это вроде в газете писали, когда грузинская команда в самолёте над стюардессой издевалась?- вдруг спросил Олег, когда они уже нагрузившись по обыкновению черешней, вишней и персиками возвращались с рынка.
  Зоя Степановна в раздумье пожала плечами:
  - Не помню, а когда это было?
  - Этот, в очках который, говорил, что лет семь назад, а те, что неправда, не было такого, что он сам это придумал.
  Зоя Степановна напрягла память... Она вспомнила... Тогда они ещё служили, и муж выписывал "Советский спорт". В одной из публикаций сообщалось про из ряда вон выходящий случай, когда команда здоровенных бугаёв, кажется регбистов, в течении нескольких часов полёта буквально третировали стюардессу - русскую девушку. Тогда ещё не было принято подобным инцидентам придавать межнациональную окраску, во всяком случае официально. Но уже и тогда многие отлично понимали, что в основе конфликта национальная подоплёка - никогда бы грузины, даже последние хулиганы не стали бы оскорблять грузинку, или любую другую кавказку. Вспомнить она вспомнила, но решила, что о таком Олегу знать ещё рано:
  - Нет, что-то не припоминаю.
  - А потом они ещё заспорили, что почти все знаменитые люди, что были в России родом с Украины,- продолжал выкладывать подробности Олег.
  - А этот, их соперник, что он ответил?
  - Да уж не помню, чего-то там кричали друг на друга, только игру смотреть мешали. Когда наши четвёртый забили, они уже дальше и не смотрели почти, только ругались. А потом один тренер сказал, что с кем угодно договориться можно, хоть с негром языка не зная, а с вами москвичами никогда. И ещё говорили, что пока Москва во главе России будет, все русские кроме правителей нищие будут. Мам, за что они так Москву ненавидят?
  - Ненавидят?... Не знаю сына. Я бы может тоже, если бы мы в ней сейчас не жилим, да наш папа москвичём не был, возненавидела бы её. Много на то причин... подрастёшь, может, поймёшь... Ладно, пойдём скорее, загорать надо, а то уж нам тут всего-то и осталось...
  
   10
  
  Дзаблаева всё больше проникалась симпатией к Зое Степановне. Как-то за обедом она принялась рассказывать о тех местах, где ей приходилось отдыхать. А бывала она и в Ялте, и в Прибалтике, на всём кавказском побережье от Анапы до Батуми. После обеда, улучив момент, когда Зоя Степановна, выйдя из столовой, осталась одна, Дзаблаева подошла к ней и заговорила совсем на неожиданную тему:
  - Так скучно как здесь никогда не отдыхала. Сначала я старшей своей Верке говорила, что на её бы месте всех парней здесь закадрила, а сейчас и сама вижу, кадрить-то некого.
  Зоя Степановна вежливо слушала и никак не могла понять к чему всё это, зачем соседка по столу так явно стремится к сближению? Поговорив в том же "ключе" ещё минут десять, Дзаблаева вдруг спросила:
  - Вы что собираетесь делать в последний вечер перед отъездом?
  - Не знаю, наверное, собираться, упаковываться будем,- с некоторой настороженностью ответила Зоя Степановна.
  - Это ведь можно и до того, и после успеть... Знаете, я бы хотела вас пригласить на маленькую вечеринку в этот вечер.
  - То есть как это... куда?- не поняла Зоя Степановна.
  - Давайте отойдём, а то стоим тут на солнцепёке,- Дзаблаева отвела Зою Степановну от столовой в тень кустов акации, где они присели на скамеечку.- Понимаете, Антонова со своими соседками по номеру собрались, как стемнеет к морю выйти. Ведь то же будет ночь на Ивана Купалу. Вот и отметим, искупаемся как положено, ну и там...
  - Право я не знаю... А эти... её соседки, они тоже учителя?
  - Ну да. Они, правда, помоложе, но бабы ещё те. Присоединяйтесь, это ведь так здорово, искупаться в ночном море. А что, раз живём, надо всё попробовать.
  - Прямо не знаю, что вам и сказать... Извините, подумать надо.
  - Вот и подумайте, а как надумаете, скажите.
  
  Ближе к концу дни, казалось, полетели быстрей. Вода стала вполне терпимой и Зоя Степановна уже окуналась и в утреннее море. За столом Дзаблаева постоянно напоминала о своём предложении, а Зоя Степановна всё колебалась. Ей не хотелось присоединяться к компании, в которой будет Антонова, в то же время тянуло попробовать, испытать это неведомое чувство - купание в ночном море. Другое дело, если бы она отдыхала здесь с мужем, тогда, возможно, и сама бы выступила инициатором такого купания, только вдвоём с ним и никаких посторонних.
  Тем временем сборы у штангистов закончились и они разъезжались. На последней вечерней поверке главный тренер буквально умолял их до каких-то важных международных соревнований "удержать форму" и ещё... именно умолял:
  - Не ввязывайтесь ни во что, не деритесь, лучше уступите, ведь с вами один на один никто не свяжется, кодлой бить будут, искалечат, или вы кого искалечите. Не в больницу, так в каталажку угодите, а кем мы тогда дыру в команде заткнём!? С таким трудом вас отбирали, сюда вот вырвали, натаскали... Ведь вас так мало, берегите себя, вас Бог отметил, ваш талант не должен пропасть из-за глупости, случайности. Местным своим тренерам так и скажите, что если вам на этот период условия для тренировок не обеспечат, со мной дело будут иметь, я им на республиканском совещании матку выверну... Рибоксин, рибоксин не забывайте принимать...
  Зоя Степановна прислушивалась. Как-то незаметно ей стали интересны нюансы жизни этих необычных людей, их мир. Они чем-то импонировали, причём не только своими физическими качествами. Эти могучие мальчишки оказались очень дисциплинированны, слушались наставников, вели себя на редкость скромно и тихо. Как педагог Зоя Степановна не могла не оценить это. Тем более, на смену тяжелоатлетам стали заселятся какие-то хоккеисты класса "я" и сразу дали понять, что они совсем иная публика, шумная, коллективно-наглая, непрочь выпит и погулять - следующему заезду отдыхающих с соседями повезло куда меньше.
  Узнав, что Зоя Степановна скоро уезжает, ещё откровеннее стала её утренняя знакомая. Она вдруг призналась, что всю жизнь была атеисткой, а сейчас стала верующей, потому как всё, что творится вокруг не иначе как преддверие конца света, причём здесь в Крыму он может наступить даже раньше намеченного Богом срока. Зоя Степановна выразила недоумение такому пессимизму, вроде край-то цветущий, море, солнце... Разве можно тут пропасть? На что собеседница, ничего не сказав, лишь горестно покачала головой.
  Совсем испортилось настроение у Олега, так как, несмотря на блестящую победу над Камеруном, сборная России так и не смогла преодолеть сито группового турнира и выбыла из дальнейшей борьбы. А в столовой Дзаблаева настойчиво пытала Зою Степановну насчёт прощального ночного купания, на которое та всё не могла решиться. В предпоследний день она дочитала Воннегута, вернее его "Сирены Титана", но на следующую повесть "Бойня номер пять" времени уже не оставалось. К тому же надо было ещё успеть загрузиться на полную емкость дорожной тары дешёвыми ягодами, персиками, чтобы в Москве наварить варенья. На это важнейшее мероприятие отводились последние два дня.
  На этот раз Зоя Степановна была особенно придирчива и внимательна на рынке, ведь покупаемым плодам предстояло преодолеть тысячу километров в проезде, в ведре и сумках. Она не то что брезговала, но как-то побаивалась покупать что-то у неславянских торговцев. В Москве это создавало для неё массу неудобств - ведь в столице на рынках давно уже господствовал Кавказ. Здесь, в Феодосии, кавказцев оказалось куда меньше... Тем не мене по рынку Зоя Степановна ходила довольно долго. Олег ей мешал, путался под ногами со своей кислой физиономией и она, оставив его у входа на рынок и наказав не сходить с места, вновь пошла по рядам.
  Лучшая черешня и сравнительно недорогая оказалась у пожилой крымской татарки... Крымских татар было совсем немного на том базаре. Их национальная трагедия заключалась не только в том, что их репрессировали в сорок четвёртом, выслав в Среднюю Азию. Но и, как это ни парадоксально, в том, что этот народ за последние столетие-полтора полностью утратил свою некогда агрессивную, воинственную сущность. Они стали в массе своей мирными мусульманами, такими же, как и татары российские, башкиры... осёдлыми, спокойными, работящими. Увы, но данное обстоятельство в пьесе абсурда, срежиссированной тоталитарной властью, сыграло с ними незаслуженно злую шутку: крымские татары даже после официальной реабилитации не смогли в СССР вернуть себе своей Родины. Не смогли, ибо уже не обладали моральными качествами, позволявшими всенародно распаляться до озверения... убивать, насиловать, каждодневно запугивать тех славян, что расселились на их землях. Увы, крымские татары оказались слишком уж мягким народом для власти знающий и понимающий только язык насилия. А то что Советская Власть пасует только перед зверством доказали ещё задолго до Афганистана другие, немирные мусульмане страны Советов. Они отвоевали свою землю не лозунгами и демонстрациями, а тем, что вернувшись из ссылки устроили поселившимся на их землям русским сущий ад. И Власть их зауважала, восстановила автономию, закрыла глаза на преступления, признала гордыми и самобытными народами. А крымские татары переживут, нет у них своей земли в Крыму, как нет её в СССР у корейцев, немцев, греков и прочих, кто недостаточно самобытный, гордый и страшный...
  Зоя Степановна купила у татарки всю нужную ей черешню. Та несказанно обрадовалась, когда уяснила, что покупательница берёт целое ведро. Она что-то приговаривала на своём языке, норовила наполнить ведро с горкой и денег взяла за восемь кило, хотя ягоды тянули почти на полкило больше - совсем не гордая оказалась.
  
  В тот же предпоследний день за обедом Дзаблаева спросила, что Зоя Степановна повезёт с собой в Москву, и узнав, что та уже почти всё закупила, заметно расстроилась. У неё, как выяснилось, ещё и "конь не валялся".
  - Вот всегда у меня так,- сокрушалась Дзаблаева, не забывая, впрочем, усердно поглощать пищу,- до самой последней минуты чухаюсь, да и девки у меня... те ещё помощницы.
  - Ну, чего ты мам. Я ж тебе ещё вчера говорила, пойдём с утра на базар, а ты всё сейчас да сейчас, а сама с Антоновой своей пробегала,- пожалуй, впервые вслух выразила своё недовольство матерью старшая дочь Дзаблаевой.
  - Ладно, закройся пока тебя не спрашивают,- резко осадила она дочь и тут же чуть не оправдываясь обратилась к Зое Степановне.- Мы же всё к сегодняшнему вечеру готовимся, всё же обдумать надо.
  - Что обдумать?- не поняла Зоя Степановна.
  - Там же прохладно будет... Вы меня понимаете? И поесть взять надо,- явно смущалась при детях Дзаблаева.- Вы-то как, придёте?
  - Не знаю... Как-то неудобно, я ведь никого не знаю в вашей компании,- так и не приняла окончательного решения Зоя Степановна.
  - Да чего стеснятся. Я там тоже кроме Антоновой тех двух не знаю. Да и чего вам детей, что ли с ними крестить. Отвяжемся немного под конец.
  - Ладно... может быть... не знаю даже,- колебалась Зоя Степановна.
  - Приходите обязательно... Может, потом всю жизнь вспоминать будете. А мы сейчас ноги в руки и на базар. Вон, вы какая молодец, как всё дёшево купили. А мне вот с продавцами всегда не везёт, не могу я с ними разговаривать, всегда на скандалы нарываюсь...
  Дзаблаева ещё бы пооткровенничала, но она действительно очень спешила, даже встала из-за стола первой, не дожидаясь, когда уйдут соседи, и не подбирая оставшийся хлеб.
  
   11
  
   Но в конце-концов надо было принимать решение. "И в самом деле, ведь раз живём,- думала Зоя Степановна.- Вон ведь другие грешат, на мораль плюют, и что самое обидное при всём при том живут лучше, легче",- как и большинству обычных людей, ей тоже казалось, что всякие там аморальные проходимцы живут припеваючи и без забот. Но она была не из таких, и на то же ночное купание в сомнительной компании ей было тяжелее решиться, чем иным на убийство.
  В тот вечер Олег не собирался идти смотреть телевизор и выразил недоумение, когда мать сообщила ему, что пойдёт к морю подышать воздухом:
  - Куда так поздно-то, ведь темно уже?
  - Да мне тут кое с кем поговорить надо,- как-то неубедительно не то объясняла, не то оправдывалась Зоя Степановна...
  
  Пляж был пустынен, лёгкая волна фосфорицировала блёстками света от ближних и дальних фонарей, сверкающим световым амфитеатром поднимался от моря город. Несколько дней назад прямо на пляже начал работать коммерческий киоск, торгующий в основном прохладительными напитками. Сейчас он, конечно, не работал, но из-за неплотно прикрытой двери и прочих щелей струился свет и слышались приглушённые голоса - видимо там подводили итог дневной торговли. Зоя Степановна присела на лежак. Было свежо и в темнеющую блескучую воду совсем не тянуло, к тому же остывший песок пляжа холодил ноги в лёгких босоножках. Она смотрела на город, смутные, угадываемые силуэты кораблей на внешнем рейде, удивлялась, как быстро ко всему этому привыкла и как, наверное, теперь этого не будет хватать ей в Москве. Обстановка располагала к размышлениям о вечном. Зоя Степановна посмотрела на небо, взошла четвертушка луны, тут же дымка Млечного пути, мерцание звёзд... Тут она и услышала, будто из другого мира, так называемые голоса земной цивилизации - пришли более чем с получасовым опозданием Дзаблаева, Антонова и две её соседки по комнате.
  - Вы уже здесь?... А мы вот пока прособирались,- Дзаблаева несомненно обрадовалась увидев ожидающую их Зою Степановну. Антонова скорее неприязненно, чем равнодушно промолчала. Не выразили никаких чувств и её соседки, две чем-то незримо схожие, возможно своей манерой прилипать к какому-нибудь лидеру и следовать за ним. На вид им где-то лет чуть за тридцать, но по причине недостатка света утверждать было трудно.
  - Ну, что девки, сначала сполоснёмся?- внесла предложение Антонова.
  - Там кто-то есть,- предостерегла Зоя Степановна, указывая на киоск с просачивающимся светом. В палатке же всё стихло, видимо торговцы услышали голоса с пляжа и умолкли. После слов Зои Степановны и свет погас - сидящие там явно наблюдали.
  - Да и пёс с ними, пусть смотрят, что нам стесняться. А, девки?- нарочито громко, что бы слышали в киоске, говорила Антонова. Её соседки по комнате дружно, но как-то принуждённо рассмеялись. Они всё-таки не чувствовали себя так раскованно, как их старшая товарка. Антонова тем временем безо всякого стеснения сняла через голову своё аляпистое в цветах платье и, вывалив обтянутый купальником безобразный живот, храбро вошла в воду. Её соседки, похоже, вовсю пытались постичь науку под названием наглость - второе счастье, они тоже хоть и не так демонстративно с оглядками на киоск разделись и последовали за своей "кумиршей".
  Дзаблаева, видя, что Зоя Степановна не торопиться раздеваться, тоже задержалась и заговорила с ней:
  - Девчонок своих еле уложила. Старшая тут подружку себе завела, тоже гулять рвётся. Какая говорю сейчас гульба, завтра в дорогу, а она мне, паршивка, в ответ, сама куда идёшь. Еле отбрехалась. А ваш сын?
  - Да нет мой, вроде, ничего.
  Соседки Антоновой, довольно худощавые, недолго пробыли в воде, поплескавши, поохав минуты две, выскочили на песок и, дрожа, с прижатыми к груди руками побежали к своим халатам.
  - Эй, девки, вы эт чё, вода-то нормальная?!- Антонова грузным тюленем бултыхалась метрах в двадцать от берега и, казалось, не собиралась вылезать.- Эй, Вальк, чего ты там менжуешься, плыви сюда,- зазывала она и Дзаблаеву, вновь как бы игнорируя присутствие Зои Степановны.
  - Сейчас идём! Ну что окунёмся?-
  - Давайте,- собралась с духом Зоя Степановна и сбросила на лежак свой халат.
  - Как же вы здесь прекрасно загорели,- опять не сдержала восхищения Дзаблаева.
  Смотрели на Зою Степановну и старающиеся унять мелкую дрожь, кутающиеся в халаты подружки Антоновой - в относительной темноте её загар смотрелся не менее, если не более эффектно, чем днём. Она была вся тёмно-золотистая, напоминая персонажи тициановских полотен.
  - Не зря же старалась,- лёгкая улыбка тронула губы Зои Степановны, и она, покачиваясь из стороны в сторону, не спеша пошла к воде.
  - По вам сразу видно, что вы отдохнули,- продолжала отпускать комплименты семенящая вслед Дзаблаева.
  Вода оказалась прохладной, но посторонние взгляды заставили Зою Степановну сдерживаться, терпеть. Она плавно, даже с некоторой грацией вошла в воду и как бы с ленцой проплыла метров десять вдоль берега и только потом встала, и не показывая как ей холодно и неприятно, осмотрелась. Дзаблаева тоже было окунулась, но её тут же позвала уже вылезшая из воды Антонова:
  - Вальк, пойдём, погреемся, чтобы хворь не пристала.
  - Бррр,- вылетела на берег Дзаблаева и обратилась к отплывшей Зое Степановне.- Пойдёмте, в самом деле, а то и простыть недолго. У нас там... ну мы принесли с собой погреться.
  - Что?- не всё расслышала Зоя Степановна. Она тоже вышла на берег, с ужасом ощущая, как с каждой минутой холодеет её тело - в воде было теплее.
  - Ну там водка у нас... пойдёмте, согреетесь,- Дзаблаева уже еле стояла с вожделением поглядывая на подруг раскупоривающих бутылку.
  - Нет, нет... что вы!
  Зоя Степановна хоть и предполагала, что в компании с Антоновой иным кончится не могло, всё же до последнего момента как бы и не ожидала такого предложения. Она просто вышла искупаться в ночном море, ведь это так романтично, хоть на поверку оказалось и не очень приятно... тем более водка чужая. "Нет, нет, всё, мне здесь делать больше нечего,"- эта мысль стучала в мозгу в унисон с дрожью от холода.- "Поскорее снять мокрый купальник, закутаться в халат и бежать в номер, чтобы всё это не имело последствий для здоровья. И вообще, что я тут делаю, ведь моё место сейчас рядом с сыном, а не с этими выпивохами".
  - Ну, что вы, в самом деле, стесняетесь, понемногу ничего... дети уже заснули, никто ничего не узнает,- продолжала уговаривать, дрожа рядом Дзаблаева.
  - Нет, мне уже пора,- твёрдо отвечала Зоя Степановна, беря свой халат и ища глазами укрытие, где можно снять этот леденящий купальник.
  - Вальк, ты там скоро?! Мы тебе уже налили.
  Зоя Степановна непроизвольно взглянула на Антонову и обмерла, забыв на мгновение о холоде - такого она даже от неё не ожидала. Сняв с себя купальник, та лишь накинула халат и не застегнув его стояла, во всей "красе", спереди абсолютно голая с бутылкой в одной руке и гранёным стаканом в другой.
  Дзаблаева, отчаявшись уломать Зою Степановну, и спеша согреться, бегом припустила к уже остаканившимся сокомнатницам. Зоя Степановна зная наверняка, что парни из киоска во все глаза, насколько позволяла слегка рассеиваемая неблизкими фонарями, луной и звёздами темнота, подсматривали и потому, конечно, не могла прямо на пляже снять купальник. Она забежала в кабинку, расположенную в дальнем углу пляжа и там, превозмогая ужасную вонь (кабинка по обыкновению использовалась, не по назначению), избавилась, наконец, от купальника и одела показавшийся ей невероятно тёплым халат. Назад Зоя Степановна пошла в обход под прикрытием кустов окаймлявших пляж, чтобы не попасть на глаза выпивавшим. Но не слышать их она не могла, ибо "согревшись" и без того не робкие бабёхи заговорили ещё громче:
  - ... Говорю тебе, брезгует она с нами пить,- стучала горлышком бутылки о стакан "банкующая" Антонова.
  - Почему обязательно брезгует, просто не хочет,- не соглашалась Дзаблаева.
   - А я те говорю сволочь она... я её сразу приметила. И что ты с ней носишься, хочешь к себе в школу переманить?- судя по произношению отдельных слов, Антонова уже слегка захмелела.
   - Да ничего я не хочу... Просто нормальная она баба, толковая, деловая.
   - Ой, ой деловая... Да ты с этой деловой и выпить у себя не сможешь, вот так как с нами. Она тебя сразу и заложит, да на твоё место и сядет, знаю я таких.
   - Да брось, мелешь, что попало. Пей скорее, посуду задерживаешь, у меня уж зуб на зуб...
   Зоя Степановна замедлила шаг, она не могла не вслушиваться, ведь говорили о ней.
   - На лакай... Эх, сейчас бы ещё мужика для полного счастья. А, девки!?- раздался дружный смех, потом уже совсем заплетающимся языком вновь зашепелявила Антонова.- Вальк, а Вальк... ты ж меня знаешь, я ж расстелюсь перед тобой если надо.
   - Да уймись ты... Не время сейчас, потом поговорим, на трезвянку,- отвечала недовольным голосом Дзаблаева.- В Москве созвонимся, там видно будет.
   - Ты эт... Я тебе сразу позвоню. Поверишь, житья нет... Меня ж директрисса наша поедом... така же, как вот эта... интеллигентка долбаная. Поверишь, я если утром с похмелья, перед работой масло подсолнечное пью, чтобы запах отбить... ей бог... А с тобой мы ж душа в душу... Поверишь, я даже не поверила сначала, когда услыхала, что ты в директора вышла. Все ж наши девки... сама знаешь... Вальк помоги, возьми меня к себе, а то до выслуги точно не дотяну, попрут... улицы мести, подъезды мыть придётся на старости.
   - Давай сейчас не будем, потом. Сколько раз тебе об одном и том же говорить, не время сейчас,- судя по голосу Дзаблаева, то ли оказалась не до такой степени "пропита", то ли просто крепка на водку, но говорила она в отличие от Антоновой вполне внятно будто и не пила.
   - Эээх, что-то жарко стало. Айда девки по новой купаться, а потом вторую начнём, - у Антоновой видимо открылось "второе дыхание".
   - Да стой ты, хватит, наверное, и одной,- голос Дзаблаевой потонул в общем смехе, но вскоре послышался вновь.- Да вы что совсем окосели, голыми прямо пойдёте?
   - А чего стеснятси-то, кто хочет пускай смотрит, не жалко, за погляд денег не берём, да и купальники эти... ну их, мокрые...- опять под аккомпанемент смешков соседок отвечала Антонова.
   Зоя Степановна не удержалась, приподнялась на цыпочки, глянула поверх кустов и узрела смутно белевшие силуэты нагих женщин бегущих к воде. Сзади всех, сжавшись и поминутно оглядываясь по сторонам, семенила длинная, широкая и плоская одновременно Дзаблаева.
   - Вальк, ты эт, чего там жмёшься как целка? Тебе что мужик твой на даче не разрешает голой загорать? Ха-ха... Говорила тебе, чёрные они такие. То ли дело я, "положила" на своего. Ты-то небось дома по одной половице ходишь, - уже из воды, с пьяным куражом подначивала Антонова.
   - Ты чего разоралась-то... потише не можешь?- всё ещё не решаясь зайти в воду, Дзаблаева не громко, но с угрозой в голосе пыталась приструнить говорившую лишнее знакомую.
  Зоя Степановна почти бегом пошла к корпусу. Лишь попав в свой номер, она отдышалась, и немного успокоилась
  - Это ты мам?- спросонья спросил Олег.
  - Я Олежка, спи сынок.
  Убедившись, что сын вновь заснул, она сняла халат и крепко растёрлась полотенцем, на всякий случай, хотя ей уже и не было холодно. И когда, надев ночную рубашку, она забралась под одеяло, ей стало необыкновенно тепло и приятно, но сон не шёл. Вскоре со стороны пляжа послышалась разухабистая песня:
   Тыж мене пидманула
   Тыж мене пидвела
   ................................
  Спать совсем расхотелось. Зоя Степановна встала, вышла на балкон, прислушалась. Завершив одну песню на пляже тут же запели другую, сменив весёлый украинский репертуар на лирический волжский:
   Парней так много холостых
   На улицах Саратова
   ...............................................
  Был уже час ночи и, видимо, "уговорившие" и вторую бутылку купальщицы орали во всю глотку. Антонова, это был её визгливый фальцет, затянула, было, похабные частушки:
   И дать хотца
   И не дать хотца
   ...........................
  Но этих слов, похоже, никто из её собутыльниц не знал, и Антонова, покричав в одиночку, умолкла. Зое Степановне вдруг стало интересно, как реагировали на всё происходящие молодые парни, что сидели в киоске. Вышли и разделили гулянку, или, скорее всего, так как горланили только женщины, сидели в полной темноте, не решаясь выбраться из своего убежища, выжидая, когда же, наконец, эти пьяные бабы закончат свой ночной пикник-концерт и уйдут, стесняясь, или даже боясь идти мимо них. Песнопения продолжались около получаса и уходили они с пляжа тоже с песнями, почему-то с солдатскими. "Не плачь девчонка" смолкла только у самого корпуса.
  Зоя Степановна лежала с открытыми глазами и, наверное, впервые за всё время отдыха не ощущала льющейся с балкона свежести. В ней закипала самая настоящая лютая ненависть, что изредка посещала её. Она, как, наверное, и большинство людей в подобные моменты жизни винила Всевышнего: "О Господи... гадины, гадины... О Господи, почему, как ты это допускаешь? Неужели дьявол настолько сильнее тебя? Они же ничтожества, ведь эта Антонова по молодости, наверное, была самой низкопробной блядью",- матерные, никогда не произносимые ею вслух слова-мысли проносились в сознании.- "Но почему, Господи, почему они не мучаются, а мучаюсь я, такие как я, почему у этих гадин есть всё, дачи, машины, почему они успели проехать все курорты, почему у них блат в РОНО, льготные путёвки... Почему эта неграмотная Дзаблаева директор школы, почему они учат детей, почему они позаканчивали институты, тупые, неграмотные сучки, а кто-то мечтавший об образовании и достойный его не смог выучиться?... О Господи, почему такая несправедливость, почему они все лучше устроены и легче живут? Ведь они же совсем не деловые, и не пробивные... просто как-то всё само-собой у них получается. И вот эти дуры, хамки, уродины могут вот так нажраться и радоваться жизни. А я... я не могу также легко и беззаботно существовать. Чем они лучше меня... чем?"
  Под утро Зоя Степановна забылась тяжёлым сном.
  
   12
  
  - Мам, мам ты спишь? Ты чего сегодня загорать не ходила? Смотри уже восьмой час.
  Зоя Степановна пробуждалась с трудом. Олег уже встал и с удивлением взирал на свою сверхпунктуальную мать, впервые здесь проспавшую больше него. Так же впервые Зоя Степановна проснулась не бодрой, а чувствовала себя примерно как одеревеневшая челюсть после продолжительной зубной боли. Олег не мог сообразить, что так могло подействовать на мать - такой он её видел разве что после крупных размолвок с отцом. Отойти, заглушить отголоски ночных переживаний-раздумий помогла необходимость определённых действий. К завтраку Зоя Степановна не могла позволить себе выйти распустёхой и приложила максимум усилий, прибегла к ряду косметических ухищрений, чтобы выглядеть как всегда.
  Она старалась не думать о перипетиях прошедшей ночи, но они напомнили о себе в довольно "экстравагантной" форме: сходить в женский туалет на их этаже оказалось невозможно. Часто ли так называемому гомо-советикус приходилось видеть загаженные общественные туалеты? Пожалуй это весьма обычное явление, если иметь в виду мужские туалеты. Но то, что увидела Зоя Степанона, во что превращён женский туалет, регулярно убираемый и с вечера относительно чистый... Ей такого видеть ещё не приходилось, хоть и пожила и помоталась. Как, что и откуда выделялось из организмов тех варваров... Впрочем, она сразу догадалась, кто были те варвары, вернее варварши, которые заблевали, опоносили все подступы к унитазам, стенки кабинок, эти опившиеся и обожравшиеся купальщицы-песенницы. Зоя Степановна, зажмурив глаза и зажав нос, в панике бежала от туалета, ведь вот-вот должна прийти горничная. Как она это будет убирать, что подумает об учителях (ведь на этаже заселены только учителя), в том числе и о ней?... В туалет пришлось идти на другой этаж.
  На завтрак Дзаблаева явилась с кирпично-красной мученической физиономией. Она тоже не выспалась, и ей было стыдно перед соседкой.
  - Вы были абсолютно правы вчера... не надо было нам, - она виновато покосилась на явно недовольную старшую дочь. По всей видимости, её девчонки были в курсе всего и наверняка видели, как и все жившие на этаже состояние туалета. Дзаблаева, не поднимая глаз, ела мало, много пила и всё время болезненно морщилась, видимо, у неё основательно барахлил весь организм...
  
  Поезд отходил в пять вечера. До этого времени Зоя Степановна намеревалась успеть сделать все дела: потратить ненужные в Москве оставшиеся карбованцы, сдать номер, ещё раз успеть сходить на пляж, окунуться последний раз в море, проститься с предметом своего давнего заочного, а теперь уже очного обожания. До обеда они с Олегом ходили в магазин, укладывали, увязывали вещи, купались, бросали в море монетки. После обеда сразу сдали номер и, нагруженные вещами, двинулись на вокзал. За всё это время, заполненное деятельностью, меланхолия не посещала Зою Степановну. И только когда они дотащились до вокзала (в это время суток общественный транспорт в городе фактически не ходил), до предполагаемого места остановки их вагона, ночные думы вновь стали протискиваться среди прочих на первый план. Дзаблаева со своим семейством имела билеты в другой вагон, далеко от них, а вот деды с внучкой ехали в том же. Зоя Степановна увидела их чинно сидящих на единственной в той части перрона скамейке - они пришли раньше всех. Внучке это спокойное сидение давалось с трудом, она хотела подвигаться побегать, но тихие увещевания бабушки удерживали её на месте.
  Затем последовала посадка в поданный поезд, устройство на местах, отход поезда, остающаяся в тёплом летнем мареве Феодосия - всё это вновь отвлекло Зою Степановну. Но уже ближе к ночи, когда пересекали Сиваш - гнилое море, вид тухлой воды, гиблый пейзаж за окном вагона, особенно зловещий в надвигающихся сумерках, вновь навеял тягостные раздумья. "Ну почему так постыла эта жизнь, одни заботы, да работа, а радость если и случается изредка, то столь скоротечна. Неужели я хуже других? Ведь вроде живу правильно, не дура, не рохля, а счастья, так что бы жить легко, приятно, нет и не было. Да чёрт бы с ними с дачей, машиной... дома, жилья своего до сих пор не имею. Господи сорок лет почти. Ведь не транжирили никогда, не пили, не гуляли и деньги всегда считали... и ничегошеньки. Почему??? Господи, неужто на роду написано, при всех властях тяжко жить, если даже такие примитивы как эти Дзаблаева с Антоновой умудрились в жизни удобнее устроиться?... Господи, в сорок лет на курорт в первый раз вырвалась, море увидела... А может так всегда было, и должно быть, лучше легче живут не самые умные, трудолюбивые, порядочные?... Да хоть бы ту же литературу взять, какими гигантскими тиражами издавались Карпов, Марков и прочая верхушка Союза писателей. Весьма посредственные писатели, а сколько взяли от жизни при жизни. А что взял гениальный Платонов? Пожалуй, даже и общественный строй здесь не при чём. Вряд ли Воннегут у себя в Штатах такими же тиражами печатается как тот же Чейз. Ну, у них, у великих хоть после жизни бессмертие, а нам-то, простым смертным чем утешиться? У нас-то одна единственная жизнь...
  - Мам мы ужинать сегодня будем?- откуда-то, будто из далека донёсся голос Олега.
  - А? Да-да, сейчас,- очнулась Зоя Степановна. За окном пробегала смутно различимая в полутьме тёмно-зелёная, сочная, такая не похожая на жёлтую крымскую, таврическая степь.- Олежка иди, займи очередь в туалет, руки вымоем и будем ужинать.
  Очередь оказалась не велика, и уже минут через пять Олег позвал мать, но тут неожиданно из глубины вагона явилась внучка. Невысокая, плотная, в аккуратном, облегающим её платьице, коротком, высоко открывающем её полные загорелые ножки - само воплощение здорового отдыха у моря. С раскрасневшимися от смущения щёчками, она обратилась к Олегу:
  - Извините пожалуйста, будьте так добры, позвольте мне на несколько секунд пройти в туалет, мне только стакан помыть.
  Олег тоже моментально сделался кумачовым, но не растерялся и отвечал с этаким солидным достоинством:
  - Да, конечно, проходите пожалуйста.
  Девочка действительно пробыла в туалете совсем недолго.
  - Большое вам спасибо,- она смотрела снизу вверх через свои очки прямо в глаза этому высокому, худому и такому симпатичному мальчику и её напоминавшее спелое яблоко мордашка выражала самую искреннюю признательность.
  У Зои Степановны аж сердце замерло при этом кратком диалоге - она никогда до того не замечала у сына джентльменских задатков. Понимающе улыбаясь, она в свою очередь проследовала мимо сына в туалет, шепнув мимоходом:
  - Ты молодец у меня Олежка.
  Олег окончательно смутился и, казалось, готов был провалиться под пол вагона. Окончательно настроение Зои Степановны пришло в норму после ужина. Её уже не мучил, не сверлил злодей-вопрос: "Почему менее достойные люди, как правило, живут в материальном плане лучше, а в моральном легче..." Всё это куда-то ушло, вытесненное более приятными мыслями: они всё-таки видели море, сын подрос, даже чуть окреп, хоть и ел как всегда без аппетита. Она... Зоя Степановна представила, как обрадуется муж, увидев её такой. Она, несмотря на шестнадцать лет замужества по-прежнему хотела ему нравиться и сейчас... Сейчас она вдруг остро ощутила, как соскучилась по человеку, к которому, как её казалось, уже не могла испытывать тех же чувств, что и в молодости. Она вдруг поняла, что просто не может без него - три недели разлуки явственно это показали. "О Господи, о чём я переживала? Ведь у меня замечательный, а главное любимый муж, отличный сын, чего же ещё желать? И вообще надо просто жить, жить ради своих близких. Разве они не стоят этого?"
  Зоя Степановна умиротворённо улыбнулась и так с улыбкой и заснула под перестук колёс поезда.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"