Аннотация: Шестая глава захватывающего романа "Гордость и магия".
В ответ будущий обвиняемый опять выдохнул отцу-инквизитору дым в лицо и повторил (похоже, в повторении этих слов он находил какое-то извращенное удовольствие): "Чистейшей воды самооборона". И добавил, что детали может раскрыть только его величеству лично и никому более.
Такой поворот событий отца-инквизитора не застал врасплох: были уже на его памяти обвиняемые, которые думали, что их не станут потрошить из-за их причастности к тайнам, которые, как им мнилось, потрясут основы государства (а то и всего подлунного мира), если получат огласку, ― а вот, поди ж ты, и мир еще на месте, и государство целехонько. В общем, будь на месте будущего обвиняемого кто-то другой, отец-инквизитор дал бы добро на проведение дознания. Однако поскольку в данном чрезвычайно досадном случае дознание выливалось прямо-таки в какой-то судорожный поединок на ристалище, где еще неизвестно, кто кого, отец-инквизитор медлил.
После разговора с пыточных дел мастером и отказа магистра помочь с подопытным материалом, отец-инквизитор созвал братьев-квалификаторов и обратился к ним с просьбой рассмотреть этот пока чисто гипотетический состав преступления и решить, распространяется ли на этот случай юрисдикция орденской инквизиции. Если нет, он передал бы магистру оформленное по всем правилам богословия заключение, что дело надлежит передать светским властям, то есть сенешалю его величества. В распоряжении же сенешаля его величества был маг-гипнотизер, выуживавший из заговорщиков явки, имена и пароли ― по государственным соображениям цвет рыцарства пытками не уродовали, дабы не подрывать в народе веру в благополучие и политическую стабильность. А по процессуальным соображениям инквизиция не прибегала к услугам магов-гипнотизеров, потому что признание, сделанное под гипнозом, не считалось признанием чистосердечным, поскольку было вырвано в обход воли обвиняемого. Приговор же следовало выносить на основании чистосердечного признания.
Братья-квалификаторы первым делом почтительно осведомились, а не прилагаются ли к этому пока еще чисто гипотетическому делу хоть какие-нибудь, пусть и чисто умозрительные, следственные материалы, осторожно намекая при этом, что сойдет и самый гиперболический донос, чтобы создать вполне осязаемый костяк. Отец-инквизитор ответил, что, со слов магистра, имеется полученное через третьи руки устное свидетельство одного паладина на вольных хлебах, формально числящегося братом за мелкую услугу, оказанную ордену семь лет тому назад. По словам этого странствующего брата, на месте того города земля по-прежнему пуста и безвидна, что есть прямое указание на колдовскую стихию.
Больше всего отцу-инквизитору хотелось бы побеседовать по душам с распускающим слухи паладином, но где его искать, никто не знал. Дожидаясь ответа от братьев-квалификаторов, отец-инквизитор, конечно, сложа руки не сидел и послал скрупулезного монаха осмотреть место происшествия, но на его скорое возвращение рассчитывать не приходилось ― в ту глухомань было месяц добираться, и то если погода благоприятствовала.
Братья-квалификаторы, посовещавшись с неделю, пришли к неутешительным выводам, что данный чисто умозрительный случай не удастя спихнуть светским властям даже чисто гипотетически. Конечно, не всяким делом, в котором была замешана магия, обязательно занималась инквизиция. Если бы, например, маг был замешан в заговоре с умыслом на убийство его величества или, скажем, приворожил ее величество, то такие дела проходили по статьям "государственная измена" и "покушение на устои", и ими занимался сенешаль его величества.
Конечно, можно было предположить, подобно авторам героических баллад, что в том захолустном городке полтора века тому назад сошлись в эпическом поединке будущий обвиняемый и все представители прежней династии. Однако даже в этом случае избавиться от дела не получалось, потому что понятия "государственная измена" и "покушение на устои" были применимы только к проискам против правящей династии. Аналогичные действия по отношению к прошлым династиям назывались "угодными Творцу подвигами во имя и на благо отчизны" и проходили по канцелярии летописца его величества.
Еще можно было бы предположить, что в городе никого не было. Или были, но уже при смерти. Мало ли какая чума у них приключилась. В этом случае дело можно было бы чисто гипотетически повернуть так, что будущий обвиняемый спас королевство, испепелив заразу в корне. И это был бы гениальный выход из положения, если бы вместе с городом не сгорели и сопровождавшие мага братья (причем и те, что вели негласное наблюдение). И даже если все они умерли от чумы там же, подозрительным казалось, что маг, вернувшись в орден, не обмолвился об этом ни словом. Выходило так, что он вернулся с войны, растеряв всех спутников. Если тогда кому-то и показалось подозрительным, что вся "свита" вот так вот разом сгинула, то вопросов никто, по-видимому, не задавал ― по крайней мере в архивах (а отец-инквизитор перерыл и архивы) не упоминалось ничего.
Так что волей-неволей отцу-инквизитору пришлось пригласить будущего обвиняемого к себе, чтобы выслушивать, как он смакует свое "чистейшей воды самооборона".