Аннотация: Действие тринадцатой главы романа "Гордость и магия" развивается под зловещим знаком чертовой дюжины.
"Во-вторых" у отца-инквизитора складывалось примерно такое: ясное дело, что полтора века тому назад маг и некромант могли встречаться при дворе, поэтому нет ничего странного в том, что маг знает, что некромант был, но вот то, что маг знает, что некромант по-прежнему есть, хотя еще при прошлом отце-инквизиторе прошел слух, что он помер в живописно разваливающемся замке на краю географии, где его держали под арестом, ― вот этого вот знания у мага быть не должно! А раз оно есть, то надо бы срочно отправить письмецо сенешалю его величества, а все остальное уже его головная боль. А отец-инквизитор разве что тонко намекнет, что сенешалю, конечно, с его высокого поста виднее и что если он решит тайно переселить некроманта в другую развалюху на отшибе, то отец-инквизитор и не вздумает усомниться в государственных интересах, но все же наиболее надежный метод ― окончательное решение вопроса, так сказать, ― это подсыпать яду и на костер.
Впрочем, это все так, мелкая тактика. А вот если смотреть в стратегическом аспекте, то впору и запаниковать. Маг знаком с некромантом. Это раз. Полтора века тому назад у мага были сообщники. Это два. О сообщниках маг, однако, почему-то даже не подозревал. Это три. В ордене его ни о чем не спрашивали. Это четыре...
И тут отец-инквизитор поймал себя на мысли, что еще немного, и он уподобится фанатичным паладинам, свято верящим, что до их появления на свет со злом никто не боролся, что весь мир пропах инфернальными эманациями и что заговор потусторонних сил вот-вот перейдет в активную стадию. Он даже чуть было себя не пожалел ― мол, вот до чего его будущий обвиняемый довел, ― но вовремя спохватился, встряхнулся, собрался с силами, выбросил из головы всякую чепуху, настроился на серьезный лад и перешел к пока еще аморфному "в-третьих".
Поскольку отец-инквизитор смотрел на вещи здраво, то слухи он хоть и запомнил, но особо над их содержанием не задумывался, то есть задумывался, но исключительно на предмет выявления ереси ― в общем, изучал со старанием, но значения не придавал. А тут будущий обвиняемый реагирует так, будто и правда верит в то, что в тех краях бродят неупокоенные души. Отец-инквизитор, конечно, не исключал и такой возможности, что у гостя такое извращенное чувство юмора, но "свита" ему рассказывала, что весельчаком их подопечного нельзя назвать даже с большой натяжкой и что характером он заносчивый зануда, так что даже если гость вдруг и пошутил, то это само по себе настораживает, а уж тема для шутки настораживает тем более.
И как-то не сходились концы с концами: ведь если город и все жители были уничтожены в одночасье, то и призраков быть не могло. Раз ни костей, ни вещей не осталось, то и душе не за что было в подлунном мире зацепиться. И это была такая старая прописная истина, что не знать ее будущий обвиняемый просто не мог, но если он на всерьез допускает, что призраки до сих пор могут куролесить по тамошним лесам, то, может, и не жег он никого? Может, тот странствующий брат все напридумывал, а будущий обвиняемый теперь морочит ему голову со скуки? А потом, когда вернется монах с докладом, что никакой плеши и нету вовсе...
И тут отец-инквизитор вновь себя одернул, напомнив себе, что не стоит увлекаться поспешными выводами. И решил, что надо бы спросить магистра, нельзя ли как-нибудь отыскать того странствующего брата и доставить его в распоряжение братьев-инквизиторов, потому что, конечно, низкий ему поклон за прошлые заслуги, но и вреда он нанес уже столько, что за целую жизнь не замолить.
Ну а пока, чтобы разговор не заглох, отец-инквизитор поинтересовался, неужели гость и вправду думает, что некромант что-нибудь вызнает там, где прошлось колдовское пламя.