Аннотация: История по мотивам игры Fallout 2, обыгрывающая тему деятельности организации "Анклав" и являющаяся своеобразным продолжением истории "Роботсвиль Роберта Шекли".
Переговорщик
- Первый! Один охранник у центрального входа. Прием.
Динамик в ухе сержанта Диксона едва слышно зашипел, потом будто внутри самой головы раздался голос капитана Харди:
- Вижу, первый. Продолжай наблюдать.
Диксон прижал к щеке прохладный металл снайперской винтовки, ствол которой был увенчан толстым цилиндром глушителя. В перекрестье электронного прицела маячила фигура молодого парня, вооруженного охотничьим ружьем. Прохлаждаясь на солнышке перед входом в монастырь, парень откровенно бездельничал, хотя по идее должен был смотреть в оба. Тем более, как рассудил Диксон, на этом горе-часовом лежала обязанность контролировать целый полупериметр, а он вместо того, чтобы зорко наблюдать за окрестностями, ничего не придумал лучшего, чем использовать ружье в качестве подпорки для своей разморенной жарой хари, уперев приклад ружья в пыль дороги.
Сержант, схоронившийся в низкорослом кустарнике, подступавшем почти вплотную к монастырской стене, отвел взгляд от охранника и поискал глазами рядового Стивенса. Тот уже должен был к этому времени обойти площадку по противоположному склону и зайти с другой стороны от входа в монастырь. Вот у противоположного края монастырской стены мелькнул защитный шлем рядового и тут же скрылся, смешавшись с цветом листвы. Любой другой и не заметил бы ничего подозрительного, но сержант Диксон заскрежетал зубами - рядовой демаскировался, и будь на месте охранения сам Диксон - не миновать Стивенсу пули прямо под обрез шлема. Сколько этих желторотых юнцов не муштруй - все бесполезно, пока их собственные задницы не окажутся в реальном бою. У Диксона уже руки зачесались пальнуть по кустам в то место, где залег нерадивый подчиненный, но тут на общей волне послышался долгожданный доклад Стивенса:
- Это третий. Второй охранник прохаживается вдоль стены. Прием.
Значит, всего двое, подумал Диксон и покрепче стиснул винтовку, вновь поймав в прицел отдыхающего парня. Жалко его, но если сейчас последует приказ Харди начать захват, рука сержанта не дрогнет. Осталось дождаться, когда рядовые Фаерли и Круз займут позиции за автобусом, припаркованном неподалеку от монастыря. Хотя оттуда было далековато для броска к монастырским воротам - ребят могли запросто и положить, если бы часовые грамотно относились к своим обязанностям, но Диксон убедился, что подобные опасения излишни. На самом деле группа Диксона выполняла скорее отвлекающий бросок, призванный оттянуть на себя внешнее охранение, чтобы затем по возможности и нейтрализовать его, а остальная часть отряда должна была в это время взобраться по монастырской стене и проникнуть непосредственно в здание церкви через окна.
- Четвертый и пятый на месте, - наконец доложился Круз за себя и Фаерли. - В автобусе пусто. Прием.
- Первый, начинайте операцию немедленно, - тут же скомандовал капитан Харди, который без подсказки со стороны сержанта понял, что все члены штурмового отряда находятся на исходных позициях.
- Всем приготовиться... - Диксон сделал паузу, чтобы в очередной раз оценить ситуацию. Если вдруг в последний момент возникнут какие-то сомнения, еще оставался шанс отыграть назад, но пока все шло по намеченному плану, и сержант облегченно скомандовал: - Начали!
Винтовка в руках Диксона издала едва слышное "пуф-ф", и парень у монастырской стены, выронив ружье, повалился на землю, уставившись остекленевшими глазами в небо. Точно по центру его лба чернела аккуратная дырочка. Позади, где только что была голова охранника, на стене монастыря появилось бесформенное кровавое пятно - слишком яркое и броское на фоне выбеленной солнцем стены. Сержант мельком подумал, что это пятно останется теперь на долгие годы, пока солнце, дожди и ветер совместными усилиями не сживут его со стеной, но обдумывать более обстоятельно сей след в истории монастыря, оставленный беспечным охранником, у Диксона уже не было времени. Он выскочил из кустов и понесся к стене, торопясь побыстрее миновать открытое пространство. Второй охранник из-за угла так и не показался - вероятно Стивенс о нем уже позаботился. Диксон замер у стены и выглянул из-за угла. От автобуса к воротам бежали Круз и Фаерли, держа наизготовку свои автоматы. Круз, оказавшись перед воротами, с разбегу пнул створки ногой, распахивая их настежь, и Фаерли немедленно проскользнул в образовавшийся проход. Круз нырнул следом. Выстрелов не последовало. Диксон подбежал к воротам, спеша занять позицию для прикрытия ворвавшихся на территорию монастыря рядовых. Навстречу ему от противоположного угла стены выбежал Стивенс. "Замешкался, желторотый! Должен ведь был оказаться у ворот одновременно с остальными!" - проворчал про себя сержант.
Где-то за стеной раздался приглушенный звон стекла: вторая группа врывалась внутрь церкви. В глубине здания послышался крик женщины или ребенка - точно не разобрать, но выстрелов по-прежнему не было. Сержант кивнул Стивенсу на ворота. Рядовой без промедления юркнул во двор монастыря и, не останавливаясь, побежал прямиком к входу в здание церкви. Сержант последний раз посмотрел на автобус, лишний раз убеждаясь, что тот действительно пуст, и бросился вслед за Стивенсом, пытаясь взглядом охватить одновременно весь двор. Круз как раз в этот момент с треском вышиб дверь, ведущую в церковь, и как только дверь со стуком распахнулась, Фаерли, замерший наготове с выставленным вперед автоматом, исчез внутри здания. Круз же, присев на колено, остался контролировать двор. Подоспевший Стивенс вбежал в здание следом за Фаерли. Диксон к своему немалому удовольствию отметил, что пока его подчиненные все выполняют безукоризненно, что подтверждалось также и тем, что до сих пор им никто не оказал какого-либо заметного сопротивления. Продолжая озираться, сержант прошел вглубь монастырского двора, контролируя ту его часть, что ускользала от внимания Круза, занявшего позицию возле входа в церковь.
Динамик в ухе сержанта вновь ожил. Это докладывал старший агент Хачкинс, руководивший второй группой, состоявшей целиком из сотрудников спецотдела.
- Это второй. Церковь под контролем. Овцы в загоне! Сопротивления нет. Прием.
- Рид? - спросил Харди.
- Мертв, сэр. Один из охранников постарался. Прием.
Капитан молчал. Диксон нахмурился. Значит, внутри церкви кто-то все же раскусил Рида и успел оказать сопротивление. Но это боевая операция и к потерям надо быть готовыми. Да и Рид тоже хорош - что-то там напортачил, и Харди пришлось на ходу менять план операции в режиме цейтнота: отказаться от перехвата автобуса на выезде из монастыря - так было бы проще, и решиться на немедленный штурм монастыря.
- Буду на месте через минуту, - наконец отозвался Харди. - Сержант Диксон, проверьте всю территорию монастыря.
- Есть, сэр, - отозвался Диксон. - Стивенс, Фаерли! К воротам, живо! Внутри без вас люди Хачкинса разберутся.
Диксон знаком указал Крузу проследовать вокруг здания церкви. Сам сержант двинулся вдоль другой стороны здания. Где-то позади церкви они встретились, окончательно удостоверившись, что кроме их отряда на территории монастыря никого нет. Капитан Харди в сопровождении агента Пибли, несущего за плечами походную рацию дальней связи и исполнявшего роль связиста, появился в воротах монастыря как раз в тот момент, когда Диксон и Круз вместе возвращались к воротам. Теперь пользоваться радиопереговорными устройствами не было никакой нужды. Сержант отогнул усик микрофона к шлему и, вытянувшись перед капитаном, в полный голос доложил:
- Все чисто, сэр!
- Хорошая работа, Диксон, - кивнул капитан, оглядываясь по сторонам.
- Что дальше, сэр?
- Трупы снаружи убрать! Автобус столкните вниз, чтобы не перекрывал обзор. И организуйте посты наблюдения на стене, - распорядился Харди, направившись навстречу появившемуся в дверях церкви старшему агенту Хачкинсу.
- Есть сэр.
Диксон повернулся к стоявшему рядом Крузу:
- Слышал, что сказал капитан? Займись автобусом.
- Да, сэр, - Круз перекинул автомат через плечо и побежал к воротам.
Обернувшись к церкви, сержант заметил неспешно идущих Стивенса и Фаерли.
- Пошевеливайтесь, лентяи! - прикрикнул на них Диксон. - Нечего расслабляться. Не на пикнике! Живо убрать трупы снаружи и пулей назад!
Стивенс сорвался на рысцу, за ним нехотя потянулся Фаерли. Когда Фаерли трусил мимо, сержант не удержался и замахнулся для наставительного пинка, но рядовой вовремя уловил краем глаза намерение сержанта и припустил почти с той же скоростью, что бывало на тренировках. Сержант, усмехнувшись, направился к куче битого кирпича, которая высилась у внутренней стороны монастырской стены справа от ворот. Верхушка стены в этом месте обвалилась, из-за чего и образовалась куча, одновременно служа неплохим местом для наблюдения за происходящим снаружи монастыря через обширную выщерблину в крае стены. Диксон поспешил взобраться на этот наблюдательный пункт, чтобы проследить за тем, как подчиненные выполняют его приказ.
Стивенс уже волок вдоль стены труп молодого парня - наверное, того самого охранника, о котором он докладывал перед штурмом. По всему видно, охраннику пришлось помучиться. Стивенс засадил бедняге одну пулю в живот, а другую в грудь: вся рубаха мертвого парня была залита кровью. С другой стороны от ворот показался Круз, волочащий второго охранника, застреленного самим сержантом. Этого хоть прямо сейчас в гроб укладывай - лицо спокойное с едва наметившейся улыбкой - наверное, так и не понял, что с ним произошло.
В это время стартер автобуса, стоявшего на площадке перед воротами, загудел, вхолостую хлюпая поршнями двигателя - это забравшийся на водительское кресло Круз пытался завести движок. Двигатель чихнул, заставив автобус вздрогнуть, но с первого раза не завелся. Круз, немного выждав, вновь повторил попытку. Движок опять чихнул раз, второй, на третий все же затарахтел, выплюнув из выхлопной трубы сизую струйку дыма. Автобус стронулся с места, его колеса повернулись, направляя машину к краю площадки. Фаерли и Стивенс, бросив свои ноши, с любопытством глазели на происходящее. Диксону и самому было интересно, как Круз справится с поставленной задачей, но от подчиненных праздности не терпел.
- Чего глазеете, как в цирке. За дело! - прикрикнул он на застывших рядовых.
Те нехотя вновь ухватились за тела и поволокли их к воротам. Автобус к этому времени уже вырулил к самому обрыву. Казалось, сейчас он юркнет вниз вместе с отчаянным водителем, но тут движок дико взревел, будто автобус, почуяв свой конец и желая его оттянуть, замер на краю склона, и в этот момент Круз выскочил из распахнутой двери, которую все это время предусмотрительно придерживал ногой в раскрытом положении. Автобус лишь в течении краткого мига балансировал на краю площадки, а затем уже не столько из-за усилий двигателя, сколько под воздействием силы тяжести соскользнула вниз. Диксон увидел лишь один раз, как автобус перекувыркнулся, потом слышался лишь грохот катящегося по склону железа, который звучал довольно долго, пока не затих окончательно где-то внизу. Стивенс и Фаерли к этому времени уже укладывали трупы рядом со стеной внутри монастырского двора, а в воротах показался довольный Круз. Не дав им позубоскалить, сержант тут же выдал всем троим новые приказы:
- Стивенс, на южную стену. Фаерли, на восточную, - распорядился он. - Немедленно докладывайте по радио обо всем, что покажется вам подозрительным. Круз, запри ворота. Остаешься здесь со мной.
Стивенс и Фаерли рысцой побежали по разные стороны здания церкви, чтобы занять определенные сержантом посты, а Круз, захлопнув деревянные створки ворот, заложил их засовом, который очень кстати обнаружился здесь же прислоненным к стене. Пнув ногой в качестве проверки на прочность створки ворот, рядовой обернулся во двор и, заметив что-то, присвистнул.
- Хэй, сержант, смотрите, кто на солнышко выполз! - ухмыльнулся Круз, кивая в сторону церкви.
Диксон обернулся. Из дверей церкви показались двое агентов из группы Хачкинса. Они волокли под мышки старика с разбитой головой, одновременно о чем-то оживленно разговаривая между собой. Подойдя ближе, они замолчали. Подтащив тело старика к тому месту, где лежали мертвые охранники, они бросили тело рядом и уже собрались было уходить, но Диксон остановил их вопросом:
- Это он Рида приставил?
Один из агентов кивнул.
- Мертв?
Опять кивок. Развернувшись, оба пошли обратно к церкви. Диксон фыркнул. Вот вонючки, даже слова не удосужились вымолвить. Эти ребята из спецотдела вечно нос задирают. Интересно, чем это они лучше таких вояк, как сам сержант и его ребята? Да ничем! Строят из себя неприкасаемых. Отвести бы их куда-нибудь за угол да начистить хари, вот только Харди потом сам начистит Диксону харю, а капитана сержант уважал и неприятностей ему доставлять не хотел.
Проводив взглядом удаляющихся агентов, Диксон вскользь посмотрел на старика:
- Круз, проверь его на всякий случай. Не доверяю я этим белоснежкам из спецотдела, - приказал сержант.
Круз шагнул к лежащему старику, а Диксон, больше не интересуясь мертвецом, вытащил из чехла бинокль и повернулся к пролому в стене. Приложив бинокль к глазам, он стал внимательно осматривать неширокую дорогу, вившуюся среди близлежащих холмов. Но через минуту от наблюдения сержанта отвлек какой-то шум. Наверное, Круз зачем-то перевернул старика, решил сержант, продолжая наблюдение. Когда же послышался скрежет вынимаемого засова и негромко скрипнула, открываясь, створка ворот, раздраженный Диксон отнял бинокль от глаз и повернулся к воротам.
- Эй, Круз, какого черта! Я же приказал закрыть воро...
От увиденного сержант поначалу опешил. Круз, держась за голову, сидел на земле. Его шлем откатился в сторону и лежал неподалеку. Старик исчез. Створки ворот были приоткрыты, наводя на мысль, что через них кто-то только что выскользнул наружу. Замешательство сержанта длилось недолго. Сообразив, что произошло и кляня на чем свет стоит разгильдяев из спецотдела, он выглянул за стену, ища глазами беглеца. Так и есть. Давешний старик оказался слишком уж прытким для трупа. Это даже здорово, что старый хрыч всех надул. Лишний козырь в руках сержанта, чтобы при случае ткнуть носом в этот прокол вонючек из спецотдела. Крузу конечно досталось, ну да сам виноват - должен быть готов ко всякому, а не доверять словам дилетантов. А со стариком сержант сейчас мигом разберется. Тому со склона деваться некуда.
Диксон позволил старику отбежать от ворот на несколько десятков метров, прежде чем вскинул над краем разрушенной стены винтовку и нашел в прицел спину беглеца. Сержант спокойно прицелился и выстрелил. Даже как-то неинтересно. Словно стреляешь в тире, и мишень - не одушевленный враг, а бездушная жестянка. Пуля вошла беглецу точно под лопатку. Ноги старика заплелись, он сделал по инерции еще шаг, его повело, и, упав, он покатился с тропинки вниз по склону. Диксон послал вдогонку еще одну пулю, хотя был уверен, что хватило и первой. Так даже лучше, подумал Диксон. Не надо посылать ребят за трупом, чтобы убрали его подальше. Да и этих двоих можно было оставить там, где они лежали, так как здесь они скоро начнут смердеть от жары. Но приказы капитана Харди сержант никогда не оспаривал.
Жирная муха деловито взбиралась по стеклянной стенке стакана, аккуратно обходя встречающиеся на ее пути капельки джина. Иногда она останавливалась в нерешительности и принималась колдовать своими задними лапками у себя под брюшком, потом, будто умываясь, задевала передними лапками фасетчатые глаза, заставляя голову дергаться, как детский шарик, подвешенный на резинке, а затем насекомое вновь отправлялось в путь, на вершину, к краю стакана. Наблюдать за мухой в собственном стакане Джимми наскучило, но и выгонять ее он не спешил. Кто он такой, чтобы указывать этой живой твари, что делать, куда лететь или вот, например, запрещать садиться в его стакан.
Джимми поднял взгляд и стал смотреть на улицу через большое треснувшее стекло, отделявшее зал "Маленькой Пивной" от внешнего мира. Во всем Карвеле наверное одно такое стекло и осталось. Многое исчезло с прокатившейся по городу войной. Исчезло так давно, что уже и старики не помнят, было ли это все на самом деле, или журналы и книги, оставшиеся рассказывать об ушедшем, повествуют лишь о чем-то фантастическом. Ни в жизнь бы Джимми не поверил, что такие заведения, как "Маленькая Пивная", с огромными стеклами-витринами, занимавшими целиком одну из стен, до войны были распространены повсеместно. Да что там пивные. Любой мало-мальски уважающий себя магазин имел такую вот витрину. Разве можно в это поверить, когда сегодня в городе не найдешь цельного куска стекла площадью больше одного квадратного метра. А тут вишь ты, вот она витрина - чудо из чудес - только испорчена кривой трещиной, но это неважно, зато какой эффект: заходишь за стекло к мистеру Боули, и сразу чувствуешь - ты попал в другой мир, без остатка стряхнул с подошв вездесущие пепел и золу и окунулся в ту давно исчезнувшую эпоху, которая нашла здесь свой последний приют. И столики под стать этому волшебному чувству, и деревянная стойка своим потертым видом намекает, что видела не одно поколение посетителей, захаживавших в заведение еще тогда, когда за стеклом не маячили слепые силуэту разбитых домов, а ветви деревьев не напоминали мотки перекрученной проволоки. Даже бутылки с самогоном и настойками, - конечно, сейчас содержат уже не те благородные напитки, что тешили вкус посетителей когда-то, но все равно в мягком свете, занимая почти целиком стену за барной стойкой, поблескивают своими стеклянными боками, наверное, как и тогда, преломляя свет так, будто на самом деле содержат внутри божественный нектар. Впечатление не портила даже муха, которая, одетая в темно зеленый фрак своего хитина, имела шесть лап, два фасетчатых глаза, пару крылышек, пропорциональное брюшко и всем своим опрятным и нормальным видом, когда подобные достоинства среди живых тварей теперь были редкостью, говорила - я живу здесь уже испокон века и я неотъемлемая часть этого заведения. Даже трещина в толстом стекле была к месту - она перечеркивала внешний мир надвое, ломая его в середине на две не стыкующиеся половинки, заставляя думать о нем, как о чем-то нереальном, далеком и чуждом. Выходить туда не хотелось. Хотя конечно, с какой стороны посмотреть. Глядя снаружи, приходилось с сожалением вспоминать - старый мир давным-давно расколот на части, как это стекло, и исчез безвозвратно.
Внимание Джимми привлек бегущий по улице мальчишка. Это был Томи Скари. Вот что, наверное, не изменилось с тех времен, подумал Джимми, так это малолетние сорванцы, всегда находившие не самое лучшее применение своей неуемной энергии. Впрочем, на этот раз Томи был без своих многочисленных товарищей. Щеки мальчугана раскраснелись от быстрого бега, а сосредоточенное выражение лица Томи, совсем не свойственное молодым людям его возраста, подсказало Джимми, что с парнишкой стряслось что-то серьезное. На мгновение взгляд мальчугана скользнул по витрине, проник сквозь толщу стекла и встретился с глазами Джимми...
...под подошвой у Томи что-то неудобно хрустнуло, и чтобы не потерять равновесия, он взглянул себе под ноги. Истертая мостовая больно била в пятки сквозь тонкие подошвы сандалий, но Томи не останавливался, терпеливо снося боль. Его гнала вперед картина, прочно запечатлевшаяся в сознании: окровавленное лицо дяди Майкла, куски рубахи, обрамленные ярко алыми пятнами, и черные дыры в теле, из которых вяло сочилась кровь. Но больше всего Томи запомнил дрожащий, сбивающийся голос дяди, который в перерывах между хриплыми вдохами и выдохами бормотал, как заклинание: "Они все остались там...". Тогда еще местный врач Фарадей Нокл готовился вытаскивать из плеча дяди пулю, а растерянная тетка наконец-то сообразила послать Томи в "Маленькую Пивную" за шерифом Брауном, которого скорее всего можно было отыскать именно там. От самого дома Томи не останавливался ни на секунду. Ни чтобы передохнуть, ни чтобы унять боль в ногах. По деревянной лестнице с крыльца, на разбитый асфальт перед домом, через ржавые шпалы старой железной дороги, и вот теперь по выщербленной мостовой.
Дверь в "Маленькую пивную" была уже совсем близко. За стеклом просматривался уютный зал. Рядом с входом на своем привычном месте сидел за полупустым стаканом худой парень с длинными нечесаными волосами в поседевшем от непогоды пальто не по сезону, с бледным лицом и немигающим взглядом. Это Джимми - местный дурачок. Сколько раз Томи с друзьями потешались над ним, зная, что Джимми-бой никогда не скажет им сердитого слова в ответ. У Томи в голове вдруг мелькнула дурацкая мысль: что же там с мухой в стакане? Захотелось заглянуть в стакан Джимми и проверить, выбралась ли она наконец на свободу или нет? Все те ужасные картины, до сих пор владевшие мыслями Томи, чудесным образом куда испарились без следа. Руки мальчугана, вознамерившегося немедленно выяснить, что же там с мухой в стакане, врезались в дверь, и он, едва не перекувырнувшись через порог, ввалился внутрь заведения. Запоздало звякнул колокольчик, возвещая о его появлении, что, впрочем, уже ни для кого не было событием...
...Джимми вздрогнул, и его ладонь, сжимавшая стакан, непроизвольно дернулась. Муха, успевшая забраться почти на самый край стакана, прожужжав проклятия в адрес неловкого человека, полетела вниз и, упав в маслянистую жидкость, стала беспомощно перебирать лапками. Джимми рассеянно смотрел на нее, потом опустил палец в стакан и позволил мухе уцепиться лапками за подушечку его пальца. Затем осторожно вызволил насекомое из стакана и аккуратно стряхнул на прогретый солнцем край стола. Муха нестройно прожужжала "мерси" и принялась счищать с себя маслянистый напиток. Убедившись, что с ней все будет в порядке, Джимми, наконец, прислушался к тому, что творится в зале.
- Мистер Браун, мистер Браун! - закричал Томи с самого порога.
- Что стряслось-то, сорванец! - благодушно улыбаясь, повернулся к нему шериф, расположившийся у стойки на одном из высоких барных стульев.
У Томи по какой-то не ясной ему самому причине из головы вылетело все, что ему велела сказать тетя. На языке вертелись лишь то, что шептал дядя Майкл, и мальчуган механически выпалил эти слова, до конца так и не решив для себя, что же они означают:
- Они все остались там... Все... Остались...
С лица шерифа Брауна медленно сползла благодушная улыбка. Он слез со стула и присел напротив мальчугана на корточки. Схватив его за плечи и легонько встряхнув, шериф немного привел Томи в чувство.
- Успокойся, парень, и расскажи все по порядку. Что случилось?
Все, кто находился в пивной, повернулись в их сторону, с любопытством ожидая, что скажет мальчик. Некоторые, отодвинув табуреты, встали из-за столов и подошли ближе. Старик Боули перестал протирать фартуком стойку бара и, упершись ладонями в ее поверхность, с озабоченным выражением на лице смотрел на Томи и шерифа. Один только Джимми избегал смотреть на кого-либо. Он сидел неподвижно на своем месте, уставившись на донышко стакана, но неподвижность юноши и его кажущееся спокойствие были обманчивы. Он был натянут, как струна, и так же, как и все остальные, с нетерпением ждал рассказа Томи, зная о том, что скажет мальчуган, быть может, даже чуточку больше, чем тот знает сам.
Томи наконец унял волнение, и его будто прорвало. Глотая окончания слов, он стал пересказывать то, что видел сам вперемешку с тем, что просила его передать тетя и что смог выговорить дядя:
- Дядя Майкл, он... Он ранен... Он лежит раненый у нас дома... Он... Тетя сказала... Он сказал тете, что... Пастухи его принесли... А я пришел позднее, и тетя сказала мне, чтобы я за вами... На них напали... Джас там осталась, а дядя полз...
Теперь все без исключения напряженно слушали почти бессвязный поток, изливавшийся из Томи, не прерывая его и ловя каждое произнесенное слово. Наконец источник иссяк, и раскрасневшийся парнишка, широко раскрыв глаза, стал обводить испуганным взглядом хмурые лица собравшихся вокруг него мужчин.
- Говорил я им: не стоит посещать эту отдаленную церковь! - сжав кулаки, покачал головой шериф. - Не послушали, и вот к чему это привело! Рано или поздно нечто подобное должно было случиться.
- Но ведь с ними были Джек и Чак, - растеряно пролепетал Боули. - Да и Майкл был вооружен...
- Много стоят трое вооруженных людей против шайки рейдеров, - фыркнул Браун. Он поднялся с корточек. - Я в дом Скари. Боули, закрывай свою лавочку и собирай людей на площади перед мэрией. - Браун поискал глаза среди стоявших рядом мужчин. Остановив взгляд на хозяине скобяной лавки Пите Мастерсоне, он сказал ему: - Пит, подгони свой грузовик туда же. Людей будет много, и нам понадобится транспорт, чтобы побыстрее добраться до монастыря.
Мастерсон без слов кивнул и немедленно направился к выходу из бара. Боули стал торопливо убирать стаканы со стойки, не закончил и поспешно скрылся в рабочее помещение в глубине бара. Браун повернулся к Томи.
- Пойдем к твоему дяде, - шериф ухватил мальчишку за плечо и подтолкнул к выходу из пивной.
Остальные посетители бара потянулись вслед за ними, оставив на стойке и столах недопитые стаканы. Большинство собирались присоединиться к спасательной партии и спешили по своим домам, чтобы прихватить оружие и боеприпасы, а также предупредить родных.
Боули, уже переодевшийся, показался за барной стойкой. Фартук исчез, да и рубаха теперь скрывалась за походной курткой армейского образца. На брезентовом ремне через плечо висела длинная винтовка. Заметив в углу зала Джимми, единственного, кто остался в баре, Боули крикнул ему:
- Джим, я закрываюсь, так что извини, - махнул он рукой, выходя из-за стойки и опуская за собой откидной сегмент столешницы. - Сам, наверное, слышал, какая беда приключилась.
Боули говорил это просто так для порядку. В их городке Джимми считался чокнутым, и что-то растолковывать ему вообще-то не было особой необходимости - все равно ведь ничего не поймет - витает где-то в облаках, в своем чокнутом мире. Впрочем, парнем он был тихим, и люди вели себя с ним мягко и по-доброму. Поначалу некоторых раздражало, что Джимми никогда не смотрел в лицо собеседнику, предпочитая прятать взгляд где-то возле своих ступней, но к этому тоже все привыкли. Вот и на этот раз Джимми, не удосужившись даже повернуть голову в сторону Боули, быстро встал из-за стола и направился к выходу. Боули знал, что Джимми ютится в небольшой лачуге на окраине города. В будни парень зарабатывал себе на жизнь, выполняя нехитрую работенку, которую охотно поручали ему жители города. Да и сам Боули частенько нанимал парня, чтобы тот подсобил ему разгрузить поутру запасы провизии или помог починить крышу: подержал инструмент или еще что попроще. В дополнение к скромной оплате он обычно ставил Джимми бесплатную кружку пива с сухариками, которые готовила жена Боули.
Боули вздохнул, в очередной раз жалея парня, затем осмотрел помещение бара, отмечая неубранные за посетителями стаканы и тарелки, и в надежде совсем скоро вернуться к своему любимому детищу и навести должный порядок, покинул бар вслед за Джимми, не забыв при этом по привычке перевернуть за стеклом табличку "Закрыто", прежде чем запереть двери заведения. Хотя в табличке, наверное, не было никакой необходимости: в их маленьком городке и так все поймут, куда подевался хозяин и почему заведение заперто - к этой минуте уже весь городок должны были переполнять новости о произошедшем в церкви Валентайна. Но Боули не мог удержаться, чтобы не уделить время этой маленькой детали, являвшейся частичкой старинного ритуала, которого Боули старался бережно придерживаться, тем самым подчеркивая в первую очередь лично для себя незыблемость старых традиций, которые он унаследовал от своего отца.
Убедившись, что все сделано, как надо, Боули отвернулся от витрины и поправил на плече винтовку. Неподалеку переминался с ноги на ногу Джимми, уставившись взглядом куда-то в выщербленный асфальт возле своих ног. Боули вздохнул, отвернулся и, более не думая о Джимми, поспешил на место объявленного шерифом сбора. Когда Боули повернулся к Джимми спиной, юноша высоко поднял голову, избавившись от уже привычной для него сутулости, и пристально посмотрел вслед удаляющемуся хозяину бара.
Майкл Скари скривился от боли, когда Августа, его сестра, поправила подушку, чтобы он мог, полулежа в постели, отвечать на вопросы шерифа, устроившегося возле кровати на табурете. Из-за полуприкрытой двери в комнату заглядывал испуганный Томи, не осмеливающийся подойти ближе, так как его совсем недавно уже выставили вон, как только пришел шериф.
Дождавшись, когда лицо старика наконец разгладилось, Браун спросил:
- Кто на вас напал?
Майкл покачал головой:
- Не знаю.
- Ну, хоть что-нибудь ты можешь мне про них рассказать? Как они были вооружены, что говорили, или они сразу начали стрелять?
Майкл зажмурился, с такой силой сжав свои воспаленные веки, что Браун даже испугался, как бы старик не выдавил себе глаза.
- Все были одеты в форму, - наконец сказал Майкл. - Что-то говорили, пока волокли! Не помню... Голова раскалывается... Джека и Чака убили... Видел их тела, когда меня выкинули из церкви. Мне повезло... Наверное, подумали, что я тоже сдох, так у меня вся башка была кровью залита. Спохватились, когда я был за сотню метров от монастыря. Снайпер положил пулю почти точно под лопатку. Повезло мне... - вновь повторил Майкл, а в интонациях ощущение, будто и не желает он этого везения. - Да они, похоже, не очень-то и старались меня остановить, иначе послали бы кого-нибудь добить. Я ведь только ползти мог. Да сдох бы все равно, если бы на меня пастушья собака не наткнулась, - Майкл сглотнул. Браун терпеливо ждал, понимая, что это еще не все. Старик отвернулся к стене, пряча наполненные слезами глаза: - Слышал я, как эти гады ворота монастыря закрыли, и больше оттуда ни звука не донеслось. Ни выстрелов, ни криков. Ничего!
Браун сжал руку старика, лежащую поверх одеяла. Шерифу самому не хотелось мучить раненого расспросами, тем более под укоряющим взглядом его сестры. Майкл был слишком слаб сейчас и нуждался в покое. Но ситуация была такова, что только он один мог рассказать, что случилось в монастыре.
- Сколько всего налетчиков было? Хотя бы примерно, - вновь спросил Браун. Сейчас это было важнее всего.
Майкл закрыл глаза, пытаясь припомнить численность нападавших. Все произошло так быстро, что теперь он даже не мог сообразить, сколько же их было на самом деле.
- Не меньше пяти, - наконец сказал Майкл. - Но, скорее всего, их было больше. И все хорошо вооружены. Амуниция новенькая. Не то барахло, которым обычно обвешаны рейдеры или работорговцы.
- Значит, на рейдеров и работорговцев они не похожи? - зацепился за наблюдение старика шериф. Он прищурился, соображая, что бы это могло означать.
- Нет, - Майкл слабо покачал головой, затем оживился: - Военные! Вот на кого они похожи. Думал, с конца войны уже таких и не повстречаю больше. А ведь точно - военные!
- Уже кое-что, - кивнул Браун, а про себя задался вопросом: что могло понадобиться хорошо вооруженным и подготовленным военным от маленькой церкви и ее прихожан? А главное, откуда они здесь взялись? Браун со скрытой надеждой поинтересовался: - Тебе не показалось, что им понадобилась сама церковь, например для базы, а вы просто под руку подвернулись?
- Думаешь, они отпустят наших? - скривился Майкл. - Прошло уже полдня. Где все? Если бы их отпустили, они давно были бы уже здесь! Но их нет! - Майкл сделался злым. - Нет, шериф, эти гады пришли туда за людьми!
Последние слова Майкл почти прокричал, привстав с постели и не обращая внимания на свои раны. По его лицу теперь открыто бежали слезы. Он не понимал, почему шериф разводит тут болтовню вместо того, чтобы поспешить на помощь захваченным людям. Вконец обессиленный этой вспышкой эмоций, старик тяжело упал на подушку, и на его перебинтованной груди стало медленно расти пятно проступившей сквозь марлю крови.
Браун заворожено смотрел на ширящийся алый круг и очнулся лишь когда вошедшая в комнату Августа, всплеснув руками, безапелляционно заявила:
- Для этого я вас наедине оставила!? Все, хватит, шериф! Сделать брату еще хуже я вам не позволю!
Браун не протестовал. Он и так выяснил все, что хотел, или, если точнее, все, что смог ему сообщить ценного Майкл. Встав с табурета, шериф застыл возле кровати, мня в руках свою фуражку. Майкл лежал с закрытыми глазами и, может быть, даже потерял сознание. Помедлив, шериф развернулся и на негнущихся ногах вышел из комнаты. Августа тут же заняла его место на табурете и, поправив повязку брата, прислушалась к его выровнявшемуся дыханию. Убедившись, что с братом все в порядке и тот заснул, она подхватила с пола таз, в котором лежали заляпанные кровью рубашка Майкла и марлевые тампоны. Где-то на дне таза по дну звякнула пуля, которую доктор Нокл вытащил из плеча Майкла. Уперев таз в бедро и придерживая его одной рукой, Августа вышла из комнаты и тихонько притворила за собой дверь. По пути женщина поймала свободной рукой все еще стоявшего возле двери Томи.
- Не беспокой его! - сказала она племяннику, увлекая за собой.
Спустя непродолжительное время Майкл вынырнул из забытья, и сразу же почувствовал, что рядом с ним кто-то есть. Старик раскрыл глаза и к немалому своему удивлению узнал в сгорбившемся возле кровати человеке Джимми, сидящего на табурете, который до него занимал шериф Браун. Поймав взгляд Майкла, юноша не отвел глаза и не опустил голову, как он это обычно делал в таких случаях, а напротив стал пристально всматриваться в лицо старика.
- Джимми...!? - только и вымолвил пересохшими губами удивленный Майкл.
Глаза Джимми наконец встретились с глазами старика, и хоть в комнате был полумрак, их зрачки безошибочно каждый нашли себе пару. Боль, владевшая телом Майкла, как-то незаметно отступила, и он вновь услышал хлопанье крыльев диких голубей, облюбовавших для своих гнезд высокие стропила под сводчатым потолком центрального зала старой церкви...
Голуби селились здесь давно. Еще с тех времен, когда преподобный Валентайн был молодым послушником при монастыре. Поначалу птиц пытались как-то выгнать с насиженных мест, так как эти безмозглые твари, презревшие возвышенный порядок святой обители, гадили сверху на прихожан, на лавки и на кафедру. Всему виной была дыра в куполе церкви, оставшаяся еще с войны. Через нее то голуби и залетали внутрь, облюбовав для своих гнезд удобные местечки на стропилах, где теплый воздух, поднимавшийся от множества свечей и лампад, прежде чем покинуть зал через дыру, скапливался под уцелевшей частью крыши. Крышу и саму стоило бы заделать, но теперь, когда повсюду царила разруха, и подходящих материалов, а главное - умелых рук в ближайшей округе было не сыскать, с дырой приходилось мириться. Одно время Валентайн даже собирался запустить на стропила кота, но потом, поразмыслив, пришел к выводу, что не вправе изгонять птиц из божьей обители, так как справедливо рассудил, что все, и люди и животные, под Богом едины, и в итоге смирился с голубями.
Расположенный в живописном месте, монастырь, до войны бывший популярной достопримечательностью в округе, куда стекалось не только немало прихожан из близ лежащих небольших городков и поселков, но и множество туристов, приносил монашеской общине неплохой доход, позволявший содержать не только церковное хозяйство, но и поддерживать приходскую школу для малоимущих и небольшой госпиталь при монастыре. Постоянный поток людей, добиравшихся сюда на машинах или на автобусах, не давал монахам чувствовать себя оторванными от внешнего мира. Но после войны все изменилось. Города пришли в упадок, поселки исчезли вовсе, и поток прихожан иссяк. Людям было не до проповедей. Да даже пожелай они добраться до монастыря - где сейчас взять исправную машину, а если таковая все же и найдется, то необходимо еще раздобыть для нее топливо. Большинство монахов разбежалось, и в монастыре остался лишь старый настоятель, до конца веривший, что люди рано или поздно вернутся сюда, да пара послушников, пока еще не знавшие по молодости лет, что им искать за монастырскими стенами. Одним из этих послушников и был Валентайн. Тогда он еще не понимал, как им повезло. До этих глухих мест не дошла радиация, не докатились толпы обезумевших беженцев с голодными бунтами и неизбежными эпидемиями, не добрались разъяренные банды, сеющие убийства и всевозможные пороки. О мире молодые послушники знали лишь из слов старого настоятеля. Том мире, которого уже давно не было. Может, это было и к лучшему? Когда старик умер, Валентайн и его товарищ похоронили его на монастырском кладбище, располагавшемся сразу же за церковью. Там покоились все ушедшие в мир иной монахи. Потянулись однообразные дни, наполненные заботой о небольшом огороде, снабжавшем послушников едой, хозяйственными делами и хлопотами, связанными с подготовкой к зиме. Зимы в этих широтах хоть и были мягкими, но все равно по ночам приходилось как-то обогреваться, к тому же для двоих человек просторные помещения церкви были великоваты, и тепло в них не задерживалось. Однажды товарищ Валентайна тяжело заболел. По зданию церкви зимой гуляли сквозняки, и подхватить простуду было нехитрым делом, но если где-нибудь в городе вылечить ее не составило бы особого труда, то здесь, в оторванном от мира монастыре легкая хворь быстро переросла в тяжелое воспаление легких. Валентайн старался как мог выходить товарища, но то ли те старые медикаменты, что еще оставались в монастыре с довоенных времен потеряли свою силу, то ли Валентайн по незнанию как-то не так их применял, но больной быстро угасал и несмотря на все усилия Валентайна через месяц мучений скончался. Валентайн похоронил его рядом с преподобным, потратив почти целый день, чтобы вырыть в мерзлой земле достаточно глубокую могилу. Это была последняя дань, которую он мог преподнести своему умершему товарищу. Теперь, в полном одиночестве, он все чаще вспоминал старого настоятеля. Вера того, что храм когда-нибудь возродится, была столь сильна, что передалась самому Валентайну, и теперь только она не позволяла ему не потерять рассудок от одиночества. И вот однажды его долготерпение наконец-то было вознаграждено. Прав был старый настоятель, тысячу раз был прав! Валентайн был уже немолод, когда впервые после долгого перерыва в церковь вновь пришли люди, нарушив его одиночество. Это были жители небольшого городка Карвел, которые умудрились с успехом противостоять хаосу послевоенного времени и сохранили частичку того жизненного уклада, который был свойственен давно канувшим временам. Может, потому, что этот город был точно также оторван от остального мира, как одинокий монастырь? Но, так или иначе, в Валентайне жители Карвела признали святейшего наставника, и хотя он не был возведен в сан по всем церковным правилам, волею божьей принял на себя роль проповедника.
Обычно по воскресеньям детишек и сопровождавших их взрослых на службу привозил старый автобус, который с натугой взбирался к одинокому монастырю по петляющей между холмами узкой дороге. Хотя в этих местах и слыхом не слыхивали о работорговцах или рейдерах, все же отъезжать так далеко от города было опасно, поэтому на всякий случай автобус сопровождала вооруженная охрана. В конце концов, все в городке привыкли, что каждое воскресенье утром взрослые и дети, кто пожелал присутствовать на воскресной службе преподобного Валентайна, собирались у мэрии, садились в автобус, и старик Майкл Скари вез их в отдаленный монастырь. До обеда проходила служба и уроки богословия, после чего в стенах церкви устраивалась трапеза, по окончании которой преподобный Валентайн благословлял прихожан с миром в обратную дорогу.
В этот день, выдавшийся на удивление солнечным, было все как обычно. На вершине холма, где располагался монастырь, воздух был особенно прозрачен и чист. Внизу у подножий соседних холмов утренняя дымка еще путалась бледными клочьями между ветвей деревьев, но здесь наверху трава уже сбросила искры росы, и наполнявшая воздух влага рождала огромную арку радуги, перекинувшуюся с одного холма на другой.
Заслышав знакомый звук пыхтения двигателя старенького автобуса, Валентайн вернулся в церковь и позвал своего помощника:
- Рид! Где ты?!
Никто не отозвался. Преподобный покачал головой. Вот ведь Господь послал помощничка! Вроде и не ленивый парень, толковый, но немного рассеянный и неуклюжий. Месяц назад Рид появился возле монастыря. Сказал, что странствует уже очень долго. Идет с севера. За спиной нес небольшой, но увесистый рюкзак. Сказал, что всюду обезлюдевшие места и что монастырь - это первое обитаемое пристанище, которое ему встретилось. Странно, конечно, что парень путешествует в одиночку. И к чему это ему? И откуда он идет? Впрочем, странностей сейчас полным полно, а скрасить одиночество обществом этого паренька - такого случая Валентайн не хотел упускать, потому и не стал надоедать парню назойливыми расспросами, чтобы не отпугнуть его. С виду приличный молодой человек с располагающей внешностью, и преподобный не имел ничего против, чтобы тот остался в монастыре на какое-то время. Рид вызвался помогать старику по хозяйству, и поначалу Валентайн даже обрадовался этому, но теперь засомневался - так ли уж ему нужен помощник. Но парень ему нравился. У Валентайна по причине отшельничества не было семьи, а значит не могло быть ни детей, ни внуков. А каждый человек, оглядываясь на склоне лет на прожитые годы, в конце концов приходит к выводу, что потомки или, на худой конец, ученики - вот то самое лучшее, что может оставить после себя человек. Вот и понадеялся втайне Валентайн, что Рид, быть может, станет его учеником, с которым преподобный сможет поделиться опытом и мудрыми наставлениями.
Валентайн вышел в галерею, опоясывающую центральный зал, надеясь повстречать там спешащего Рида, но галерея оказалась пуста. Огрубевшие подошвы ссохшихся башмаков преподобного гулко застучали по каменному полу, когда Валентайн, подобрав края сутаны, одетой им поверх обычной одежды по случаю воскресной службы, пошел по галерее, опоясывающей центральный зал церкви, к кельям послушников. Все кельи сейчас пустовали кроме той, что пожелал занять Рид. Поначалу Валентайн предложил ему угол в тесной пристройке, где обитал сам преподобный - там была печь, и места для двоих хватало с избытком, но Рид предпочел монастырскую келью.
Отсчитав три двери, Валентайн постучал в четвертую.
- Рид! Автобус уже подъезжает, а ты еще свечи не расставил!
Валентайн прислушался. За дверью раздался какой-то непонятный то ли шорох, то ли треск, затем послышались шаги. Дверь скрипнула, и в приоткрывшейся щели показалось лицо Рида.
- Преподобный, извините, я сейчас.
Рид хотел тут же прикрыть дверь перед самым носом Валентайна, что показалось преподобному крайне неучтивым жестом, и он задержал дверь, упершись в нее ладонью. Заглядывая через плечо юноши, Валентайн раздраженно спросил:
- Что там у тебя? Ты не один?
- Нет, я...
Валентайн, преодолев сопротивление Рида, распахнул дверь и вошел в келью. Рид вынужден был посторониться, замерев у входа в келью за спиной преподобного. Валентайн стал озираться по сторонам. Ничего необычного. Обычная тесная келья. В островерхое узкое окошко проникал скудный свет, вычерчивая тенями на стене квадраты грубо обработанных камней. На низкий топчан, обустроенный под ложе, накинуто плотное одеяло, что дал Риду сам преподобный. В углу лежал походный рюкзак, который был при Риде, когда он заявился в монастырь. Клапан рюкзака оттопырился и из-под него выглядывал черненый металл. По стене из нутра рюкзака поначалу неприметный, но замеченный Валентайном по отогнувшемуся краю рюкзака, тянулся тонкий провод. Проследив его взглядом, преподобный увидел, что тот выходит в окошко, перегибается через металлический кронштейн, втиснутый в трещину между камнями, и заканчивается на торце изогнутой толстой проволоки, свешивающейся вниз.
- Рид, что это? - растерянно спросил Валентайн, начиная поворачиваться к Риду.
- Извините, преподобный... - голос Рида прозвучал неожиданно близко. Сильная рука парня вдруг перехватила голову старика и резко отогнула назад. Валентайн онемел от страха, заметив перед глазами сверкнувшее в луче солнца стальное лезвие. Оно моментально исчезло из поля видимости, и преподобный, понимая, что должно произойти следом, дернулся, пытаясь кричать. Боли он не почувствовал, но вместо своего крика услышал лишь какое-то противное бульканье. Что-то горячее потекло под одежду, шею внезапно пронзила резкая боль, и Валентайн повалился на пол.
Рид отпихнул ногой затихшее тело старика в сторону. Склонился и вытер о его сутану лезвие ножа. Деловито засунув нож за голенище сапога, он полностью откинул клапан рюкзака, закрывавший металлический ящичек, извлек из рюкзака наушники и натянул их себе на голову. Щелкнув тумблером на передней панели ящичка, Рид удовлетворенно хмыкнул на показания шкалы, отмечавшие частотную настройку рации, и поднес микрофон к губам.
- Это Рид. Автобус на подходе, но возникли непредвиденные обстоятельства. Старика пришлось убрать. Так что поторопитесь, пока меня не раскололи. Прием.
Какое-то время Рид вслушивался в слова, доносившиеся в ответ из наушников.
- Принято, - дослушав, кивнул он.
Сняв наушники, Рид поднялся, снял висевшую на крючке сутану, похожую на ту, что была на Валентайне, и натянул ее на себя. Посмотрев на тело преподобного, Рид повертел головой. Старик мог бы жить, если бы не был столь любопытен, подумал Рид. С какого-то момента преподобный даже начал ему нравиться, хотя и надоел порядком своими занудными нравоучениями, но если подумать - Валентайн такой же ненормальный, как и все остальные здесь. На Острове агентов спецотдела учили, что на материке все ненормальные, даже если внешне они выглядят, как обычные люди. А иначе и быть не могло - после ядерных бомбардировок нормальными могли остаться лишь те, кто укрылся в убежищах. Да и насчет них у Рида были большие сомнения. Если даже радиация не проникла в убежища, то из подземелья, в котором люди провели продолжительный срок, они выйдут полными психами.
Рид аккуратно прикрыл дверцу кельи, оправил на себе сутану, проследив, чтобы пистолет, спрятанный в подмышечной кобуре, не выпирал через одежду, и заспешил в центральный зал церкви, вслушиваясь в тарахтение приближающегося автобуса.
Майкл Скари остановил автобус в ста метрах от ворот монастыря, припарковав его на краю площадки, с двух сторон ограниченной крутыми склонами холма. Дернув ручник, он отжал рычаг пневмопривода дверей. Створки дверей распахнулись, и первыми из автобуса вышли, как и было заведено, вооруженные винтовками Джек Споллинг и его младший брат Чак. Сегодня была их очередь сопровождать прихожан в поездке на воскресную службу. Делали они это не впервой, потому, не дожидаясь команды Майкла, отвечавшего к тому же и за охрану, сразу же отошли к воротам монастыря. Скорее по привычке, чем опасаясь чего-то, они оглядывались по сторонам, задерживая взгляд на поросших травой и жидким кустарником склонах соседних холмов.
Дети в сопровождении родителей стали по очереди покидать автобус. Мамы оправляли на сыновьях вечно вылезающие из штанишек рубашки, отцы брали дочерей на руки, не доверяя высоким ступенькам автобуса, ребята постарше пытались самостоятельно проявлять галантность по отношению к своим сверстницам, на что родители их охотно поощряли. И дети, и взрослые были одеты в немного потрепанную, но безукоризненно чистую одежду - было видно, что ее берегли как раз для этого дня. Кое-кто из приехавших был здесь впервые, а кто-то приезжал сюда и раньше, но подряд две недели не ездил никто - поездки были только по воскресеньям, а желающих было всегда намного больше, чем мог вместить старый автобус Майкла.
Наконец все пассажиры покинули автобус и столпились возле его борта, негромко переговариваясь и глазея по сторонам на окружающий великолепный вид залитых солнцем холмов, отчетливо, как на пасторальной картинке, прорисованную солнечным светом стену, окружающую монастырь, и выглядывающую из-за нее остроконечную башенку часовни, увенчанную слегка погнутым шпилем.
Майкл выбрался из автобуса последним. Прежде чем закрыть кабину, он взял из салона автомат и закинул его ремень себе за плечо, предварительно проверив предохранитель, затем, захлопнув дверцу автобуса, неспешно направился к воротам. Следом за ним потянулись остальные. Со стороны, наверное, это было похоже на одну из тех довоенных экскурсий, что некогда во множестве проходили здесь, когда пораженные красотой этих мест притихшие люди, осторожно перешептываясь, глазели вокруг и старались своим присутствием не нарушить царящей вокруг них гармонии.
Обычно преподобный Валентайн, заранее заслышав звуки мотора подъезжавшего автобуса, сам выходил встречать прихожан у распахнутых ворот. На худой конец навстречу выходил Рид - молодой помощник преподобного, недавно поселившийся в монастыре и помогавший Валентайну по хозяйству. Но на этот раз ворота были закрыты, что, впрочем, не насторожило Майкла - и такое было не раз. Он толкнул мозолистой рукой створки ворот, и те плавно, негромко скрипнув, распахнулись. Как только Майкл зашел во двор, дверца в здании церкви открылась, и оттуда вышел Рид, имевший слегка растрепанный вид. Еще издалека он помахал им рукой. Майкл помахал ему в ответ и решительно направился навстречу.
- Где Валентайн? - спросил он, когда подошел к Риду.
- Приболел.
- Что-то серьезное?
- Нет. Простуда. Ну да вы же знаете старика. Его с ног и обычная простуда свалит.
- А как же служба?
- Я проведу, если вы не возражаете.
Майкл пожал плечами.
- Даже не знаю, Рид. Ты же вроде не священник, - Майкл придирчиво посмотрел на осанистого парня. Только сейчас он обратил внимание, что Рид облачен в сутану, и удивленно заломил бровь. - Неужели решил в монахи податься? Парень, а не рановато ли тебе в монахи-то? Поди, еще и не нагулял свое.
Рид смущенно улыбнулся.
- Да сэр, решил попробовать себя на этом поприще.
- Ну-ну, - усмехнулся Майкл, по-стариковски свысока расценивая, как ему казалось, эту поверхностную блажь молодого человека. - Просто не попались тебе еще в жизни роковые глазки.
Рид отвернулся, видимо смутившись, и предупредительно приоткрыл двери церкви, по очереди здороваясь с проходящими мимо детьми и взрослыми. Девочки постарше украдкой бросали на видного парня заинтересованные взгляды. Рид старательно избегал отвечать на них, будто не замечал их. Майкл, наблюдавший за этим, подмигнул вконец смутившемуся юноше и зашел в церковь следом за последним из прихожан.
- Я схожу к нему? - спросил Майкл, когда Рид, прикрыв за собой дверь, последним вошел в церковь.
- Лучше не стоит, - извиняющимся тоном сказал Рид. - Он сейчас спит. Лучше в конце службы, мистер Скари.
- Хорошо, Рид, - согласился Майкл. - В самом деле, лучше тогда после.
Люди стали рассаживаться по скамьям. Кто-то сразу шел на свое любимое место, а кто-то впервые выбирал место на свой вкус. Старались сесть поближе к кафедре, так как в церкви акустика была не ахти какая из-за дыры в крыше, а послушать Валентайна хотелось всем. Впрочем, дети есть дети, и пока взрослые не призвали их к порядку, принялись хихикать, дразниться, перебегать между скамьями, капризно ссориться и тут же шумно мириться. Рид пошел на возвышение, где находилась кафедра, а Майкл стал обходить взрослых, сообщая им, что сегодня службу проведет Рид. Некоторые из прихожан были разочарованы, но большинство с интересом посматривали на молодого парня, относясь к нему благосклонно и с симпатией.
Рид занял привычное место Валентайна за кафедрой и положил перед собой молитвенник, раскрыв его на какой-то странице и разгладив сгиб ладонью, чтобы книга не захлопнулась. К этому моменту взрослые, наконец, утихомирили детей, и все вместе они приготовились слушать, с чего начнет проповедь новоиспеченный проповедник. Голос у Рида оказался на удивление громким и певучим. Его было приятно слушать, и Майкл вынужден был признать, что у парня наличествует ораторский талант. Валентайн брал искренностью и обаянием своей седой мудрости, вызывая этим к своим словам безусловное доверие, а Рид добивался того же безупречной дикцией и отточенным эмоциональным рисунком каждой произнесенной фразы. Поначалу Майкл заслушался, но окончательно погрузиться в проповедь не давала какая-то неуемная мыслишка, которая скреблась в самом дальнем уголке сознания, назойливо требуя к себе внимания. Майкл разжал руки, которые до этого сложил на груди, и отлепился от стены - на скамьях он никогда не сидел - привычка еще с лихой юности, приучившая, что сидящий человек - наполовину на пути к земле.
Хотелось, конечно, Рида послушать, но так уж было заведено, что отвечающий за безопасность Майкл Скари должен был обойти галереи вокруг зала. Рид отвлекся на секунду и глянул на вытянувшегося столбом старика. Майкл с сожалением развел руками - мол, ничего не поделаешь, сам ведь знаешь, пройдусь вокруг для порядка. Рид понимающе кивнул и отвернулся, перевернув страницу молитвенника. Майкл прошел вдоль стены мимо скамей и свернул в правую галерею. Голос Рида, вновь начавшего проповедь, отдалился, и Майкл, уже не опасаясь, что шумом своих шагов отвлечет слушателей, размашисто затопал по каменному полу, намереваясь побыстрей обойти церковь. Проходя по небольшому коридорчику позади кафедры, соединявшему правую и левую галереи, он кинул взгляд через арочный проход в зал. Все без исключения прихожане внимательно слушали Рида. Самого его из этой арки не было видно, но его голос, доносящийся откуда-то сверху, проникал в галереи, наполняя их ритмичным эхом. Майкл вновь вспомнил про Валентайна - теперь ведь старику придется чаще уступать кафедру Риду - парень явно понравился прихожанам, и у них наверняка возникнет желание послушать его снова - а в особенности, когда они, вернувшись, расскажут о таланте Рида остальным, и те непременно захотят по приезде сюда тоже его послушать. Майкл покачал головой - да, такова наша, стариков, участь - молодое поколение наступает нам на пятки и как ни горько это признавать, мы уже не те, что были в молодости, хотя и храбримся до последнего, стараясь скрыть свои слабости. Вот и старик Валентайн наконец дождался своей смены.
Майкл оглянулся на дверь, ведущую из коридорчика в пристройку, где обитал Валентайн. Может, навестить старика сейчас? Да, конечно, он пообещал Риду не беспокоить преподобного во время службы, но почему бы сейчас не проведать преподобного - просто убедиться, что с ним все в порядке. Майкл в нерешительности замер. В зале позади наступила тишина: наверное, Рид сделал паузу в проповеди, давая себе и слушателям небольшую передышку. Майкл, решив, что обход второй галереи может и подождать, шагнул к двери жилища Валентайна. Стучать он не стал, боясь разбудить преподобного, а просто осторожно отворил оказавшуюся незапертой дверь. Пройдя внутрь, он миновал помещение, игравшее роль небольшой гостиной, в которую вела еще одна дверь с улицы, и заглянул в отгороженный матерчатой занавесью небольшой закуток, где была спальня преподобного. Кровать Валентайна у стены была пуста. Лучи солнца из небольшого квадратного окошка падали на аккуратно застеленную постель. Майкл поначалу растерялся. Что за чертовщина! Рид что, на пару с Валентайном решили над ним подшутить?
Майкл развернулся и нос к носу столкнулся с Ридом. Тому как-то незаметно удалось пробраться в комнату вслед за Майклом.
- Кого-то ищите, сэр? - поинтересовался Рид. В глазах вместо привычных веселых искорок колючий лед. От этого в словах парня прозвучала еще более несообразная ему коробящая и холодная жесткость.
- Что за дурацкий вопрос, Рид! - рассердился Майкл. - Где Валентайн!?
- Как и положено праведникам, в раю, - ухмыльнулся парень, пряча ладони в широких рукавах сутаны, поднятых согнутыми руками на уровень груди: каждая ладонь засунута в противоположный рукав.
- В раю? О чем ты? - Майкл почувствовал себя неуютно. - Кончай говорить загадками!
Рид наклонил голову, как будто решил обдумать следующий ответ, но вдруг совершенно неожиданно резким движением высвободил ладони из рукавов и без замаха по широкой дуге нанес удар. Майкл, оказавшийся совершенно неготовым к подобной выходке парня, запоздало вскинул руку, защищаясь. Руку обожгло, и Майкл заметил, что парень сжимает в одной руке нож. Первоначальный шок от произошедшего на мгновение сковал разум старика. Рид, воспользовавшись этим, вдруг нырнул вперед и ударил локтем снизу вверх, целясь Майклу под подбородок. Опять старик недостаточно быстро отреагировал и в результате отлетел к стене, чувствуя во рту солоноватый привкус крови. Голова гудела. Сквозь вязкий звон внутри черепа протиснулась мысль об автомате, висевшем на плече. Не успеть! Этот подонок ударит быстрее...
Рид зловеще осклабился, перехватил нож лезвием к запястью и ринулся на Майкла, намереваясь довершить начатое дело. Старик собрался. Больше никаких сомнений. Перед ним враг. Молокосос и подонок. Майкл нагнулся, и лезвие ножа проскрежетало по штукатурке стены. Парень по инерции повернулся боком, и старик, разогнувшись, поймал руку Рида с ножом и вывернул ее в сторону, одновременно заводя свою вторую руку под мышку парня и дотягиваясь ладонью до его шеи. Рид оказался к нему спиной, и Майкл, отпустив руку Рида с ножом, поторопился протиснуть свою освободившуюся руку под вторую мышку парня, не давая тому вывернуться. Теперь рука Рида с ножом торчала в сторону, а парень напрягал шею, пытаясь высвободиться из захвата. Майкл в свою очередь пытался соединить обе свои ладони в замок у основания головы Рида, изо всех сил отжимая тому шею.
- Ты все равно сдохнешь, старый урод! - выдавил Рид.
Майкл стал уставать. Еще немного, и Рид отбросит его в сторону, освободившись из захвата. Собрав все оставшиеся силы, Майкл подался назад, выводя Рида из равновесия, и когда тот от неожиданности присел, навалился на его шею, вкладывая в рычаг, образованный локтем, вес своего тела. Шея Рида противно хрустнула. Нож вывалился из расслабившейся руки и звякнул об пол. Тело парня, мгновенно обмякнув, будто резиновая игрушка, из которой выпустили воздух, сложилось пополам и упало возле ног Майкла.
Старика била дрожь. Он весь взмок, будто только что побывал под дождем. Усталость валила с ног. Он уже не тот, что был раньше. Впервые за последние двадцать с лишним лет он убил человека. Очень давно он испытал нечто подобное, когда убил впервые. Тогда это был его долг, работа, но то первое потрясение он запомнил на всю жизнь. И вот теперь вновь, как тогда, он чувствовал отвращение к самому себе, находясь в ступоре, будто смотрел на себя со стороны и до конца не верил, что все это происходит с ним. В голове неотступно бился вопрос - зачем он убил парня? Может быть, был иной выход? Майкл зацепился за эти вопросы, стал карабкаться назад, в свое обездушенное тело, вопрошая, как заклинание: зачем, зачем, зачем? Потому что он напал. Почему он напал? Кто этот Рид на самом деле и что здесь происходит? Все это не зря! Что-то должно случиться или уже случилось! Тревога затопила сознание Майкла, вытеснив без остатка сомнения и жалость. Усталость мгновенно отступила, и старик бросился из пристройки в церковь. Миновав переход между галереями, он выскочил через арку в зал.
Там все по-прежнему, ни малейших признаков чего-то особенного, незнакомого, тревожного. Дети и взрослые сидят на своих местах и негромко перешептываются, делясь впечатлениями и терпеливо дожидаясь, когда отлучившийся Рид продолжит прерванную проповедь. Они заметили Майкла, увидели его искаженное лицо и окровавленную рубаху, с непонимающими лицами стали приподниматься с мест, а он закричал еще из-под арки, сдергивая с плеча автомат:
- Пригнитесь! За лавки! Ложитесь на пол! Детей на пол!
Он выбежал в зал, остановился перед кафедрой и стал крутиться волчком, озираясь по сторонам, цепляясь взглядом за проходы в галереи, дверь на улицу, стропила под потолком, нервно схватывая движение голубей наверху. Люди, не понимая, что происходит, что-то растерянно кричали ему, но он их не слышал. По спине у него бегали волны мурашек, грудь холодными пальцами сжимал страх - он знал это чувство - чувство надвигающейся опасности - неведомой, невидимой и оттого еще более страшной в своей неотвратимой неожиданности. Сквозь эту ненормальную тишину, прорвав натянутую до предела глушь, внезапно ворвался хрустальный звон разбивающегося стекла. Вспугнутые звуком, голуби заметалась под сводами зала, оглушительно хлопая крыльями. Майкл дернулся, поворачиваясь к окнам. Разноцветный витраж как раз напротив старика взорвался водопадом осколков, и в потоке стекла внутрь зала влетело что-то темное, таща за собой струну туго натянутого троса. Осколки посыпались на голову Майкла, и он вынужден был закрыться руками, отбросив автомат в сторону. Когда он разогнулся, стряхивая с кончика носа тяжелые капли крови, сочащейся из рассеченной головы, перед ним, широко расставив ноги в высоких ботинках, стоял человек в темном комбинезоне, одной рукой держащийся за карабин пристегнутого к поясу троса, а в другой сжимая короткий автомат, снабженный глушителем. Не дав старику опомниться, незнакомец ловко перехватил автомат второй рукой и ударил Майкла рукояткой в висок. Стая взбесившихся голубей закрутилась вокруг и взмыла куда-то вверх, сменившись стремительно надвигающимся каменным полом. Майкл приготовился испытать боль от удара о камни, но против ожидания провалился сквозь них, и его обступила глухая тьма подземелья, и уже черные голуби на бесшумных крыльях стали уносить его нематериальное сознание в мрачную даль.
Очнувшись, Майкл почувствовал, что его тело раскачивается, будто на волнах. Может, он упал в те самые волны Стикса и несомый течением реки смерти, никогда не сможет причалить ни к одному из берегов? Что за бред! Он, несомненно, еще жив. Что-то липкое склеивало веко над левым глазом, не давая ему раскрыться. Веко над правым удалось открыть. Внизу медленно, то чуть приближаясь, то отдаляясь, проплывала земля, поросшая жухлой травой. По сторонам виднелись две пары шагающих ног. Майкл сообразил, что его волокут под руки. Его ноги скребли землю где-то далеко позади, а здесь эти двое, не замечая, что он очнулся, вели непринужденный разговор:
- И ты веришь во всю эту хрень? - спросил один.
- Лиссьер уверяет, что так оно и есть на самом деле, - ответил второй. - Радиация все поставила с ног на голову, так что нужно лишь как следует поискать среди этих выродков.
- Для меня все это китайская грамота, - ответил первый. - Ты вот скажи мне только, почему для этого понадобились именно дети?
- Ты видно проспал, когда Лиссьер распинался, обрисовывая научную часть вводной, - обиженно отозвался второй. - Пригодны только вторые и третьи поколения, рожденные уже после войны. Это гарантирует, что закрепленные в них полезные признаки не сочетаются с отвратительными дефектами. Взрослые, пережившие бомбардировки, и их дети не годятся, а вот следующие поколения как раз представляют для шишколобых ценность. Оно ведь как - полные уроды во втором и третьем поколениях оказались нежизнеспособны и вымерли естественным образом, а среди выживших можно отыскать как раз то, что нужно Лиссьеру.
- Ну, хорошо, это то мне понятно, - все еще с сомнением отозвался второй. - И что же это за признаки такие расчудесные шишколобые рассчитывают найти в этих детях?
- Лиссьер особо не вдавался в подробности, - замялся первый. - Сказал, что они позволят обрести устойчивость к радиации, особые способности мозга, ну и так далее...
- Телепатия что ли? - шутливо заметил второй. - Попахивает шарлатанством. Ну да нам что, приказ есть приказ. А с взрослыми тогда что?
- Не знаю, - беззаботно ответил первый. - На Остров с нами они точно не полетят: в вертолете не поместятся. Заберем только детей. Значит, взрослых отпустим или...
Собеседники замолкли. Они протащили Майкла еще немного и грубо бросили на землю. Он ударился головой и оглушенный, на мгновение перестал что-либо слышать и видеть. Неудобно вывернутую шею ломило. Вновь разлепив один глаз, он уставился в безжизненное лицо Чака. Парень лежал рядом. За ним виднелась цветистая рубаха Джека. Оба мертвы. Плохо дело. Майкл скосил глаз вдоль своего тела и заметил ворота монастыря, заложенные засовом, а дальше вооруженного человека в темно зеленой униформе с надетым поверх бронежилетом и портупеей. Он держал у лица бинокль и всматривался куда-то за стену монастыря, стоя на осыпи, образованной обломками кирпичей из осыпавшейся верхушки стены.
На Майкла упала чья-то тень, и он поспешил зажмуриться, надеясь, что не слишком отличается от мертвеца. Кто-то грубым пинком поддел его в бок и перевернул на спину. Старику стоило больших усилий не сморщиться и не завопить от боли в боку, сохраняя при этом недвижным лицо. По шороху ног он даже с закрытыми глазами мог определить, в каком сейчас положении находится его мучитель. Пальцы старика пошарили по земле и наткнулись на что-то твердое. Камень. Превозмогая боль и корку засохшей крови, он открыл оба глаза и уставился в лицо склонившегося над ним молодого парня, одетого точно так же, как и тот незнакомец, что был у стены, в пятнистую униформу. Парень, наткнувшись на взгляд старика, застыл в растерянности. Удар Майкла вышел слабым, но пришелся незнакомцу в висок, к тому же сорвав с него шлем, и парень без звука свалился на землю. Майкл вскочил с земли, и его тут же замутило, но, стиснув зубы, он нацелился на ворота монастыря и заставил себя бежать. К его счастью, второй вооруженный незнакомец продолжал смотреть в бинокль, никак не отреагировав на произошедшее. Старик бросился к воротам, выдернул засов и плечом толкнул створки. Засов предательски заскрежетал, но ходу назад уже не было. Майкл прыгнул в распахивающиеся ворота и побежал по площадке к ближайшему из склонов, рассчитывая успеть ускользнуть из поля видимости наблюдателя за стеной, пока тот не сообразил, что произошло.
Время будто застыло, превратившись в вязкую субстанцию, подло замедлившую все движения. Все в Майкле сжалось в ожидании выстрела, а его все не было. Старик уже обрадовался, что удача и на этот раз на его стороне, но тут что-то больно, без предупреждения, впилось под лопатку, и на боку старика взбух надутый кровавыми брызгами пузырь рубашки, лопнул, выпустив розовый пар через пробитое пулей отверстие, и неопрятно обвис окровавленной дырой. Удар пули толкнул Майкла вперед, одновременно разворачивая вокруг оси. Старик упал и покатился по склону. Вторую впившуюся в плечо пулю он уже не почувствовал. Уже без сознания он катился, как куль с песком с безвольно дрягающимися руками и ногами вниз по склону холма.
В чувство его привел прохладный ветер. Грудь горела, будто всю левую сторону ошпарили кипятком. При каждом вдохе легкие прорезала острая боль. Такая, что дышать не хотелось вовсе, но организм все равно через силу заставлял делать вдох, когда не дышать было уже просто невозможно. Правую руку он не чувствовал совсем. Будто ее отрубили. Со второй рукой и ногами было не лучше: в них будто вставили стальные прутья и при малейшем движении словно проворачивали внутри вокруг оси. Майкл попробовал открыть глаза. На этот раз этому ничто не мешало. Он лежал в самом низу склона. Чуть поодаль колесами вверх валялся его разбитый автобус. Корпус был расплющен в лепешку. Теперь это была просто груда металлолома, растерявшая, пока катилась по склону, двери, стекла и капот, усыпавшие склон приметной дорожкой из обломков.
Майкл собрался с силами и протиснул себе под грудь руку, которую еще чувствовал. Ладонь тут же вляпалась во что-то влажное и теплое. Старик попробовал приподняться, и тут боль в груди расколола его тело надвое, мгновенно рассекла мозг, как бешено вращающаяся циркулярная пила и...
...Джимми отшатнулся от постели, одновременно порывисто вскочил с табурета, уронив его на пол, и стремглав бросился вон из комнаты. Майкл, почувствовав удивительное облегчение, будто каким-то волшебным образом переложил груз всего того, что с ним приключилось, на этого блаженного юношу, громко выдохнул, и его напряженная шея расслабилась, давая возможность голове откинуться на подушку. Взгляд Майкла потух, и он погрузился в безмятежное и на этот раз продолжительное забытье.
Джимми распахнул дверь и в проходе столкнулся с Августой, прибежавшей на звук упавшего табурета.
- Эй, Джимми, а тебе-то что здесь понадобилось!? - нахмурившись, воскликнула она.
Вперив взгляд себе под ноги и мыча что-то неразборчивое под нос, Джимми пронесся мимо женщины, не обратив на нее ни малейшего внимания. Он сбежал по ступенькам вниз и, распахнув дверь плечом, выскочил на улицу. На улице Джимми даже не потрудился остановиться на время, чтобы сориентироваться или перевести дух. Он точно знал, куда ему следует идти. Как и Томи до него, Джимми изо всех сил печатал мостовую своими башмаками, не обращая внимания на боль в пятках, подгоняемый только ему одному ведомой причиной. Он бежал мимо заброшенных домов, грозивших обрушиться в любой момент и потому непригодных для жилья, на ходу перемахивал через кучи щебня, так и оставшиеся неубранными здесь, на окраине города, безошибочно сворачивал с одной улочки, на другую, едва не сбивая редких встретившихся прохожих.
Дома раздались перед ним, пропуская на достаточно обширную площадь, в дальнем конце которой возвышался трехэтажный особняк из красного кирпича. Это было здание мэрии, впрочем, наполовину отданное под обычные квартиры теперь, когда путного жилья в городе было раз два и обчелся. На площади перед мэрией собрались, наверное, почти все жители городка. Джимми, расталкивая людей, устремился туда, откуда доносились слова прощаний, всхлипывания, просьбы и напутствия. Послышался шум работающего вхолостую двигателя грузовика, и Джимми удвоил усилия. Наконец прорвавшись сквозь толпу, он выскочил на свободное пространство и увидел отъезжающий грузовик. Джимми бросился за ним, а вслед ему кричали:
- Джимми, куда ты!
- Стой, сумасшедший!
Но он не обращал на эти крики внимания. Он видел лишь удаляющийся грузовик с высокими бортами, и, единственный раз подняв глаза от мостовой, посмотрел на сидящих в кузове вооруженных людей. Их было около дюжины, если не считать тех, кто сидел в кабине грузовика. Двигатель машины чихал и взревывал, ее корпус трясся, как припадочный, и людям в кузове приходилось хвататься за борта, чтобы не валиться друг на дружку. Грузовик еще не набрал приличную скорость, а только лишь разворачивался на площади, объезжая высившийся в центре памятник, чтобы затем вырулить на небольшую улочку, ведущую к окраине города.
Джимми сжал зубы, опустил голову и бросился грузовику наперерез, рассчитывая перехватить его как раз на выезде с площади. Тарахтение двигателя машины приближалось, и ноздри Джимми уловили неприятный запах автомобильного выхлопа. Грузовик проскользнул в проулок перед самым носом Джимми, и некоторые из пассажиров в кузове, заметив бегущего парня, что-то закричали ему, показывая на него другим. Ноги Джимми болели, легким не хватало воздуха, но он упорно заставлял себя бежать вслед за машиной. Мостовая в проулке была плохая, ухабистая, с вывороченными кое-где булыжниками и оттого изобиловавшая глубокими рытвинами, поэтому водитель грузовика не спешил разгоняться, чтобы ненароком не повредить подвеску ветхой машины. Люди в дальней части кузова пытались вставать, чтобы разглядеть бегущего Джимми, но, не удержав равновесия, вынуждены были плюхаться обратно, цепляясь за борта и соседей. Джимми не слышал, что ему кричали. Им стало овладевать отчаяние. Он не отставал, но и не мог сделать решающего рывка, чтобы догнать тарахтящий впереди грузовик. Выхлопы лезли в его широко раскрытый рот, от чего першило горло и сбивалось дыхание. Он закашлялся и едва не упал, но сумел удержаться на ногах и продолжал с упорством обреченного бежать за грузовиком.
Может кто-то в кузове, заколотив по крыше грузовика, призвал водителя остановиться, а может просто кто-то из сидящих в кабине заметил в зеркальце заднего вида бегущего Джимми, но грузовик вдруг стал притормаживать и, наконец встав неподвижно, мелко затрясся, как продрогшая на холоде собака, в десятке метров впереди. Дверь кабины с пассажирской стороны распахнулась, и наружу показался шериф Браун. Повиснув на подножке, он молча наблюдал за подбегающим Джимми тяжелым взглядом, пока тот не скрылся из поля зрения за кормой грузовика.
Как только Джимми оказался возле кузова, сверху к нему потянулись руки. Он едва поднял глаза, чтобы поймать чью-то протянутую ладонь, и, ухватившись за нее, поспешил забросить ногу на скобу, приваренную к раме грузовика. Кто-то ухватился за плечо парня, кто-то поймал его за ворот пальто, и Джимми, неуклюже перевалившись через борт, наконец оказался в кузове.
- Трогай, Пит! - крикнул кто-то впереди.
Грузовик дернулся, и сидевшие в кузове, все как один, колыхнулись к корме. Джимми вжался в угол кузова и опустил голову, обхватив колени руками. Сидящие рядом мужчины переглядывались и кивали на парня.
- Эй, Джим, ну на кой черт ты с нами увязался, а? - поинтересовался старый охотник Грэг Вудмен.
- От него там никакого толку не будет! - покачав головой, сказал сидевший напротив его старший сын Джефри.
- Да что с ним сделаешь! - отозвался всегда сердобольный Боули. - Бежал бы все дорогу за нами, пока не отстал. Бедняга.
- Вот именно! - сказала Флоренс Войт, единственная женщина в этой мужской компании. Она сидела рядом с Джимми, и потрепала его дружески по плечу. - Пускай уж с нами едет. Ничего страшного не случится. Отобьем наших и назад.
- Да уж! - проворчал Грэг. - Думаете, автобус уцелел? Не знаете, Майкл что-нибудь шерифу про автобус говорил?
- Как же! - ответили ему. - Разорвешь их! Слышал, что шериф сказал? Военные там! Как бы нас самих там не положили!
- Трусишь!? - возмутился говоривший. - Чего тогда увязался с нами?
- Жена у меня там и дочка! - последовал злой ответ. - А не боится только дурак! Да и не за себя я боюсь. Кто моих вытащит, если меня шлепнут!
- По мне пускай хоть военные, хоть черти! - хмуро заметил Дик Смит, городской механик. - А без сына домой не вернусь! Он у меня один ведь...
Сосед сочувственно вздохнул. Другой покивал головой.
Про Джимми все забыли. Из-под опущенных век он видел приклады винтовок, упирающиеся в пол кузова, слышал, как кто-то передергивает затвор автомата, проверяя спусковой механизм. В поле его зрения попала гирлянда из промасленных патронов, торчащая из подсумка. С торца каждого патрона хищно поблескивала остроносая пуля. Эмоциональный разговор продолжался под скрип рессор, тарахтение двигателя и раскачивание кузова. Кто-то волновался за родных, кто-то беспокоился о том, как они вернутся все вместе назад, если автобус Майкла окажется выведенным из строя, кто-то ворчал, что он де предупреждал, что соваться так далеко из города, да еще с детьми, не стоит, а его благоверная уперлась - что они, видите ли, ничем не хуже других! Ругали шерифа Брауна за то, что разрешил эти поездки, ругали преподобного Валентайна за то, что не захотел принять приглашение и переехать жить в Карвел, но во всех без исключения словах говоривших чувствовались старательно маскируемые мужественными фразами и руганью самые обычные переживания за родных. И страх. Страх не за себя, а за тех, кто оказался в плену в монастыре.
Грузовик уже давно покинул черту города, отмеченную полностью развалившимися домами, и вырулил на разбитое автомобильное шоссе. Движение грузовика выровнялось, но ненадолго. Потрескавшееся асфальтовое покрытие постепенно сошло на нет, поначалу взломанное растительностью и по трещинам расползшееся на части, а затем и вовсе исчезнувшее на дне колеи, разбитой прежними поездками. Грузовик опять затрясло, да к тому же дорога пошла ухабами, и машина заскакала по неровностям, то задираясь радиатором в небо, норовя выкинуть из кузова пассажиров, то урхая носом в очередную яму, наполненную скопившейся там грязной водой. В один из таких моментов Джимми отважился выглянуть за борт и случайно нашел взглядом торчащее сбоку кабины зеркальце заднего вида. В нем он увидел отражение шерифа Брауна, сидевшего в кабине рядом с водителем. Шериф упирался рукой в приборную панель и что-то говорил, видимо, сидевшему рядом Питу, затем повернулся, и его взгляд встретился с взглядом Джимми. Заметив в глазах шерифа негодование, а затем удивление, Джимми поспешил отвести глаза.
Пит цепко держался за рулевое колесо, подпрыгивая на водительском сиденье в такт брыканиям грузовика на кочковатой дороге, больше всего похожий в этот момент на заправского объездчика диких мустангов. Что уж говорить о пассажирах в кузове - тем только оставалось следить за своими зубами, чтобы не расстаться с ними раньше времени от этой сумасшедшей тряски. Кабина грузовика ходила ходуном, будто жила собственной независимой от остальной машины жизнью и задалась целью оторваться в самостоятельное плавание, и только вцепившийся в рулевое колесо Пит вроде бы не давал ей этого сделать, упираясь задом в норовившее выскочить из-под него сиденье.
Шериф Браун, сидевший рядом, отвел взгляд от зеркальца заднего вида и с досадой покачал головой.
- Вы из-за Джимми? - сказал заметивший это Пит, испытывающий толику вины за то, что остановился и позволил подобрать парня.
- Не надо было брать его с собой, - вновь покачал головой шериф. - Только под ногами будет мешаться.
Пит промолчал. У шерифа был задумчивый вид, и водитель понял, что мысли Брауна занимал вовсе не Джимми. Пит все же рискнул спросить:
- Так каков план, шериф? Как мы будем действовать, когда доберемся до монастыря?
- Пока не знаю, - признался Браун. - Майкл рассказал не так уж и много. Переть на рожон я не хочу, и прежде чем сунуться в монастырь, надо бы осмотреться, что там и как.
- Ох, не опоздать бы! - вздохнул Пит.
Шериф мрачно произнес:
- Все равно наверх одна дорога.
- Это-то и плохо, - глухо отозвался Пит, заставив шерифа еще больше помрачнеть.
Формально шоссе уже давно кончилось, и дальше проселочная дорога полезла в холмы. До монастыря оставалось не так уж и далеко, но последний участок пути был самым сложным. Грузовик полз медленно, с натугой взбираясь вверх по дороге, опоясывающей склоны холмов, которые передавали машину друг другу, как эстафетную палочку. Потом начался спуск в седловину, и грузовик пришлось сдерживать на тормозах, осторожно позволяя ему скатываться вниз, чтобы не дай бог на большой скорости не въехать в кочку, на которой можно запросто потерять колесо. В конце спуска Пит все же позволил машине разогнаться, рискуя выронить из-под капота заходящийся натужным хрипом двигатель, чтобы затем иметь возможность на достаточно приличной скорости взлететь на очередной подъем. Машина, как жизнерадостный щенок, вывалив наружу язык подпрыгивающего капота и вихляя стремящейся выскочить поперед кабины кормой, весело подпрыгивая на неровностях, живо покатился вниз. На полных парах он взлетел на поднимающийся участок дороги, и поначалу казалось, что он так же игриво и без всяких затруднений поедет вверх, но резвости грузовика хватило от силы на пару десятков метров, затем его движение вновь замедлилось, и Пит вынужден был судорожно дергать рычаг переключения скоростей, чтобы не дать двигателю заглохнуть на подъеме. Машина раздраженно всхрапнула, будто спохватившись о своем преклонном возрасте, и, затрещав коробкой скоростей, медленно потянула вверх, позволив Питу облегченно расслабиться. Оставалось обогнуть последний холм, за которым дорога поворачивала и чуть в наклон выводила на вершину следующего холма, уже на плоской верхушке которого и располагался монастырь.
- Стой, Пит, - сказал Браун, когда грузовик, миновав короткий горизонтальный отрезок пути, подкатился к очередному подъему дороги.
Грузовик остановилась, и поднятые его колесами клубы пыли, всю дорогу путавшиеся где-то позади и не поспевавшие за машиной, наконец по инерции обогнали ее и окружили со всех сторон. Дорожная пыль полезла в дырявую кабину, наполнив ее рыжим туманом. Пит чихнул, а у шерифа запершило горло. Оба поспешили поскорее выбраться наружу. Браун отошел от грузовика на несколько метров в сторону и бросил взгляд вдоль дороги на склон холма. Где-то там, на вершине находился монастырь. Браун прекрасно знал, что остальные склоны даже не холма, а целой утонувшей в земле базальтовой горы были довольно крутыми, и лишь этот склон позволял добраться по петлявшей по уступам дороге до стен монастыря. Браун обернулся и посмотрел на грузовик. Машина от колес до кабины была покрыта толстым слоем осевшей на ней рыжей пыли. Из кузова, прочищая носы и откашливаясь, начали выбираться люди. По ходу разминаясь, они стали собираться вокруг шерифа. Молчали. Все были собраны - лица серьезные и сосредоточенные. Проверяли оружие, боеприпасы. Всего одиннадцать человек не считая самого Брауна и водителя грузовика Пита. Вот только Джимми тут не место - стоит в сторонке за грузовиком - не подходит - уставился, как обычно, в землю и замер, будто прислушивается к чему-то, ведомому лишь ему одному.
Когда все, включая Пита, собрались вокруг шерифа, тот откашлялся и направил указательный палец в сторону вершины холма.
- К монастырю ведет только одна дорога, - сказал он. - Там перед воротами достаточно обширная площадка. Остальная территория плоской вершины огорожена монастырской стеной. Ворота, скорее всего, закрыты, а площадка прекрасно простреливается со стены. То, что эти военные выставили охрану на стену, известно точно со слов Майкла. Так что просто вломиться в монастырь мы не можем, даже если бы все здесь отважились идти на смерть.
- Может, разделимся и попробуем скрытно по склонам подняться? - предложила Флоренс. - Я помню, там у самой стены кустарник растет.
- По склонам еще хуже, - ответили Грэг. - Перестреляют, как куропаток, прежде чем ты доберешься до основания стен. Со стен склоны просматриваются как на ладони!
- Верно, - кивнул шериф. - На самих склонах нет ни кустов, ни деревьев.
- Может, и нет никого на тех стенах? - не унималась Флоренс. - Может, они вообще не ожидают, что мы решимся отбить наших?
- Надейся, как же! - крикнул Смит. - Потом будет поздно, когда пулю под ребро, как Майкл, получишь!
- Типун тебе на язык, - встрял в спор Боули. - Да какая разница-то, с какой стороны на этот чертов холм лезть! Мы же ничего не знаем! Может, нет там давно уже никого, а мы тут разводим разговоры!
- Ты что, предлагаешь на рожон переть? - возмутился Грэг.
Все разом заговорили, стали спорить, что-то доказывать. Шериф слушал их с минуту, силясь выудить из разгоревшегося бардака хоть какие-нибудь дельные предложения, но больше позволяя спорщикам выпустить пар. Наконец он вскинул руку вверх, призывая к вниманию:
- Тихо! Все! Дождетесь, что вас военные на холме услышат! - Дождавшись, когда гомон утихнет, и внимание всех вновь будет сосредоточено на нем, шериф уже спокойно продолжил: - Я предлагаю направить двоих на соседний холм. На его вершине растет кустарник и несколько деревьев. Один будет страховать, а второй заберется на дерево и постарается скрытно рассмотреть в бинокль, что происходит за стенами монастыря или хотя бы на площадке перед воротами. Это единственная возможность узнать, что творится в монастыре, не рискуя выдать себя. По прикидкам Майкла военных должно быть не больше десятка. Но вполне возможно, что на самом деле их окажется и того меньше. Главное, чтобы наши люди были еще там и целы.
- А мы что все это время будем делать? - спросила Флоренс.
- Эта дорога - единственный путь с холма, и если наши люди еще там, то увести их могут только по этой дороге, - сказал шериф. - Пока не вернутся разведчики, мы останемся здесь и будем контролировать этот путь.
Возражений ни у кого не возникло. В разведку на соседний холм вызвались идти Грэг Вудмен и его сын, Джефри. Оба были опытными следопытами и прекрасно лазили по деревьям, так как были большими мастаками мастерить на ветвях высоких сосен лежаки для охоты на крупного зверя. Шериф дал добро, и разведчики отправились в сторону соседнего холма, верхушка которого по расчетам шерифа находилась как раз вровень с монастырем.
Браун проводил их взглядом и подозвал к себе Пита.
- Отгони грузовик вон в тот подлесок, чтобы он не маячил на дороге, - шериф показал рукой на жиденькую группу деревьев, приткнувшуюся в низине у склона холма. - Возьми кого-нибудь с собой и вместе замаскируйте грузовик ветвями, чтобы его издалека нельзя было заметить.
Пит кивнул и рысцой бросился к машине. Шериф увидел, как он что-то сказал присевшему возле колеса грузовика Джимми. Паренек поднялся и полез в кабину вслед за водителем. Хоть на что-то сгодился, имея в виду Джимми, подумал про себя шериф и повернулся к остальным. Предстояло еще организовать скрытную засаду на обочинах дороги. Дело крайне сложное, если учесть, что укрыться здесь, в общем-то, было негде.
Агент Хачкинс был крайне раздосадован. Этому остолопу Диксону и его разгильдяям поручили контролировать стену и ворота, - то есть бездельничать, а ему, старшему агенту спецотдела поручили самую дурацкую и унизительную работу - организовать разбор завала на месте взорванной приходской школы. К слову сказать, и взорвал то ее рядовой Фаерли, подчиненный все того же Диксона. Видите ли, у Фаерли имелся опыт подрывника! Ради этого рядовому даже позволили оставить пост на стене. Как будто подчиненные Хачкинса не могли сами с этим справиться. Харди в очередной раз унизил спецотдел перед своими балбесами из армии. Но хуже то, что Хачкинсу поручили заняться разбором завалов. Нет, конечно, не его лично заставили разгребать битый кирпич, черепицу и прочий мусор на том месте, где стояла взорванная школа. Этим занялись плененные взрослые, что сопровождали детей, и Хачкинсу лично пришлось следить, чтобы они не выкинули какой-нибудь фокус. Взорвать школу, а затем убрать то, что от нее в итоге осталось было необходимо как можно скорее, так как площадка на месте взорванного здания понадобится для посадки вертолета, который должен был вскоре вылететь сюда с перевалочной базы на побережье, чтобы забрать их всех отсюда. Место для посадки вертолета можно было кончено выбрать и на площадке перед монастырем, но из соображений безопасности Харди решил организовать место приземления в пределах монастырских стен. Единственное подходящее место было как раз там, где до недавнего времени стояло ветхое строение приходской школы.
Хачкинс знал, что в окончательном виде план всей операции был утвержден всего неделю назад. На самом деле еще за полтора месяца до этого два вертолета с Острова доставили на побережье десантную группу. В ее состав входило подразделение армейского спецназа капитана Харди, а также группа спецотдела, возглавляемая начальником по внешним операциям Фрэнком Раферти. Остальными в группе, не считая двух пилотов вертолетов, были гражданские: генетик Лиссьер, курировавший научную часть операции, и двое его помощников. Они должны были произвести предварительный осмотр взятых на апробацию детей. Второй вертолет доставил расходуемые припасы и питание на несколько месяцев, сборные палатки и прочее снаряжение, чтобы обустроить временную базу на побережье. Затем один из вертолетов вернулся на Остров, а второй остался в распоряжении группы на временной базе, готовый в любую минуту вылететь по сигналу оперативной группы к месту ее дислокации. Поначалу все складывалось просто отлично. Вояки знали свое место, так как общее руководство операцией осуществлял Раферти. Операция изначально курировалась спецотделом, и ее начальную фазу осуществляли также агенты спецотдела под руководством Хачкинса. Трое разведчиков, в число которых входил и агент Рид, были посланы в места предполагаемого скопления людей для предварительного анализа ситуации. Они были специально подготовлены к такого рода миссии. Вылазки на континент предпринимались и раньше, и данные, полученные по результатам этих вылазок, легли в основу подготовки разведчиков. В их задачу входило отыскать подходящий объект для проведения основной фазы операции, ради которой и было все затеяно. Предполагалось, что это могло быть небольшое поселение или автономно проживающая община, которая была бы не столь велика, чтобы оказать сопротивление группе захвата, но в ней находилось бы достаточное число детей, представлявших интерес для Лиссьера и его коллег. В результате от разведчиков поступило несколько докладов, заслуживающих внимания, и вариант с монастырем рассматривался отнюдь не в числе первых в качестве кандидата на проведение операции. Но в итоге по ряду причин был выбран именно этот вариант. Это был уникальный случай, когда достаточное число детей могло находиться в значительном отдалении от основной общины практически без защиты, хотя минусом являлось значительное расстояние от базы на побережье до монастыря по сравнению с другими рассматривавшимися вариантами. В итоге вариант с монастырем был все же одобрен, и Риду поручили до подхода группы захвата собрать дополнительную информацию, а другие разведчики были срочно отозваны на базу. По иронии судьбы Рид поплатился жизнью за то, что выбор пал на предложенный им вариант. По следам Рида к монастырю вышла оперативная группа захвата. Вот тут-то и начались неприятности. Командование оперативной группой было поручено Харди, и Хачкинсу и его людям пришлось подчиняться армейскому капитану, а апогеем этого унижения стало то, что агенты спецотдела теперь вынуждены выступать в роли надсмотрщиков при захваченных гражданских.
Хачкинс сидел на торчащем из земли надгробии, устроив автомат на коленях, и, прищурившись, наблюдал, как идет работа. Гражданских было не так уж и много: четыре женщины и трое мужчин - скорее всего, это родители, сопровождавшие своих детей. В глазах страх и непонимание. Работают, как бездушные автоматы. Может быть, все еще не могут до конца осознать, в какую передрягу угодили. Руки ободраны, одежда испачкана, волосы все в пыли. Последнее в немалой степени оттого, что Хачкинс самолично пинками погнал их разбирать завалы еще до того, как рассеялись клубы пыли от взорванного здания. Наверное, не стоило так уж спешить. Если бы не Фаерли, предложивший подождать, чтобы пыль улеглась, Хачкинс и не спешил бы так, но вот следовать совету, хоть и разумному, какого-то солдафона старшему агенту претило, и он едва не поплатился за это свое пренебрежение. Один из гражданских, на вид неповоротливый толстяк, как и остальные до него окунулся в облако пыли, а секунду спустя выскочил оттуда с кирпичом в руке и бросился прямо на Хачкинса. Стыдно признаться, но Хачкинс тогда оказался не готов к такому повороту событий и попросту растерялся. Зато Фаерли оказался на высоте - не моргнув глазом срезал толстяка короткой очередью из автомата. Толстяк упал у ног агента, и из трупа, как из простреленного бурдюка, стала толчками вытекать кровь, скапливаясь целым озером возле туши мертвеца. Конечно, Фаерли ничем не показал, что заметил оплошность старшего агента, хотя прекрасно все видел и понимал, и это было еще унизительней для Хачкинса. Хорошо хоть, что остальные гражданские сразу присмирели, а не последовали примеру своего товарища и не кинулись на охрану, воспользовавшись ситуацией. А труп толстяка вон до сих пор валяется среди надгробий монастырского кладбища. Сейчас он похож просто на большую кучу цветистых тряпок, небрежно брошенных на землю. Кровь рядом с телом частично впиталась в землю, а частично высохла под солнцем.
Работа подходила к концу. У стены, окружавшей монастырь, выросла целая гора мусора, а гражданские заметно устали. Хачкинс был уверен, что теперь даже если кто-то из них захочет взбунтоваться, то у смельчака просто не хватит сил оторвать от земли приличный камень, не то чтобы ударить им кого-нибудь. Вообще-то Харди просил, чтобы Хачкинс уведомил его, когда работа будет выполнена примерно наполовину. Тогда, чтобы не терять зря времени, капитан вызовет вертолет, и пока тот будет лететь, работа по разбору мусора как раз будет завершена полностью. Хачкинс вздохнул, и как ему не хотелось расшаркиваться перед Харди, но дальнейшее промедление с рапортом могло быть расценено, как саботаж. Старший агент снял с ремня рацию и вызвал капитана.
- Докладывайте, Хачкинс, - сухо откликнулся Харди. Это он после убийства гражданского перешел на подчеркнуто сухой тон, поставив окончательный крест на каких бы то ни было дружеских отношениях с агентом.
- Разбор завала подходит к концу, сэр, - отрапортовал также сухо Хачкинс.
- Сколько еще потребуется времени?
- Полчаса, не больше.
- Надо было доложить мне раньше, - недовольно напомнил Харди. - Мы торчим здесь уже несколько часов, а вертолету до нас еще целый час добираться.
- Извините, сэр, я неверно оценил объем работ, - на ходу соврал Хачкинс.
- Ладно, теперь это неважно. Я сейчас же свяжусь с Раферти, а вы там заканчивайте.
- Есть, сэр, - скривив рот, проговорил в рацию Хачкинс, вложив в эти два слова достаточно недвусмысленной холодности, так что, наверное, даже на той стороне связи ощущалась вся неприязнь агента к капитану. Но ответа не последовало. Хачкинс понял, что Харди отключил связь, не дожидаясь подтверждения со стороны собеседника. Вот сука армейская! Торопится сбежать отсюда. Наверное, боится, что в городе хватятся своих и вышлют в монастырь вооруженных людей. В Хачкинсе боролось чувство долга и желание насолить Харди. Ему почти хотелось, чтобы случилась заварушка. Харди обвинили бы в некомпетентности, а он, Хачкинс, если как следует постарается, сможет извлечь из всего этого для себя пользу.