Ренко Джордж : другие произведения.

Империя лжи. Война в Испании

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Большинство советских участников операции с испанским золотом не дожили до конца гражданской войны в Испании.

  СОДЕРЖАНИЕ
  
  ПРЕДПОСЫЛКИ И НАЧАЛО ВОЙНЫ
  БЕЛЫЙ ТЕРРОР
  КРАСНЫЙ ТЕРРОР
  ИНТЕРБРИГАДЫ
  ВНУТРЕННИЕ РАСПРИ СРЕДИ РЕСПУБЛИКАНЦЕВ
  СОВЕТСКАЯ ПОМОЩЬ
  НКВД В ИСПАНИИ
  ПРОПАГАНДИСТСКАЯ ВОЙНА И ИНТЕЛЛЕКТУАЛЫ
  ИСПАНСКОЕ ЗОЛОТО
  КРИЗИС РЕСПУБЛИКИ
  БЕЖЕНЦЫ
  ИТОГИ ВОЙНЫ
  МЕСТЬ ПОБЕДИТЕЛЕЙ
  А ЕСЛИ БЫ ПОБЕДИЛИ РЕСПУБЛИКАНЦЫ?
  ИСПАНИЯ ВО ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЕ
  СУДЬБЫ СТАЛИНСКИХ АГЕНТОВ
  
  
  После того, как в 1917 году в России материализовался "призрак коммунизма", он запустил свои щупальца во все европейские страны. Агенты коммунистического Интернационала везли своим подопечным - лидерам коммунистических партий, награбленные у российской аристократии и буржуазии богатства с целью помочь тем раздуть мировой революционный пожар. И хотя деньги и драгоценности были потрачены зря, идеологический вирус марксизма въелся в сознание значительной части народных масс на территории всей Европы.
  
  Леваки уверовали в то, что ограбление "буржуев" и насильственное перераспределение богатств способны осчастливить всех эксплуатируемых и угнетённых, а правые, считая себя вынужденными принимать меры против этой заразы, начали устанавливать в своих странах жёсткие авторитарные и тоталитарные режимы.
  
  ПРЕДПОСЫЛКИ И НАЧАЛО ВОЙНЫ
  
  В Испании антагонизм противоборствующих группировок к 1936 году достиг критического градуса. Кроме противостояния левых и правых, масла в огонь подливали и требовавшие автономии национальные меньшинства - баски, каталонцы, галисийцы.
  
  Последователь философа Хосе-Ортеги-и-Гассета Хулиан Мариас навсегда запомнил, с какой ненавистью смотрел водитель трамвая на выходившую из вагона хорошо одетую молодую женщину. "Доигрались! - сказал тогда себе Мариас. - Когда Маркс становится сильнее гормонов, ничего уже не изменить". (1)
  
  На парламентских выборах, состоявшихся 16 февраля 1936 года, с минимальным перевесом одержал блок левых партий Народный фронт. Однако состав этого блока был далеко не однородным. Политические цели входивших в него партий по отдельным вопросам довольно существенно отличались друг от друга. Народный фронт состоял из следующих объединений:
  
  ПОУМ - Рабочая партия марксистского объединения
  ФАИ - Федерация анархистов Иберии
  ВСТ - Всеобщий союз трудящихся
  НКТ - Национальная конфедерация труда
  ИСРП - Испанская социалистическая рабочая партия
  ОСПК - Объединённая социалистическая партия Каталонии
  РАВС - Республиканский антифашистский военный союз
  МАОС - Антифашистская рабоче-крестьянская милиция
  ИКП (КПИ) - Коммунистическая партия испании.
  
  При этом коммунистическая партия была далеко не на первых ролях ввиду своей малочисленности.
  
  Союзу левых сил противостояли:
  
  СЭДА - Испанская конфедерация независимых правых
  ИВС - Испанский военный союз
  Карлисты - монархическая политическая партия
  Альфонсисты - монархисты, сторонники короля Испании Альфонсо XIII
  Испанская фаланга - ультраправая политическая партия.
  
  Действующие лица:
  
  Франсиско Ларго Кабальеро - глава Испанской социалистической рабочей партии (ИСРП) и Всеобщего союза трудящихся (ВСТ), председатель правительства в 1936-1937 гг.
  Индалесио Прието Туэро - один из лидеров Испанской социалистической рабочей партии (ИСРП), морской министр и министр авиации (сентябрь 1936 - май 1937) в правительстве Ларго Кабальеро, министр обороны (с мая 1937) в правительстве Хуана Негрина; к 1939 году переехал в Мексику
  Хуан Негрин Лопес - премьер-министр (май 1937 - начало 1939 гг.)
  Хосе Кальво Сотело - испанский политический деятель, министр финансов с 1925 по 1930 (убит республиканцами 13 июля 1936)
  Андреу Нин - каталонский коммунист, лидер Рабочей партии марксистского единства ПОУМ (убит агентами НКВД 22 июня 1937 года)
  Долорес Ибаррури Гомес (Пассионария) - активная участница республиканского движения в годы гражданской войны, впоследствии Генеральный секретарь ЦК Коммунистической партии Испании
  
  Франсиско Франко - Каудильо ("вождь", "предводитель"), Председатель правительства Испании с 31 января 1938 по 8 июня 1973.
  
  
  После победы Народного фронта в испанских городах происходили беспорядки, столкновения между сторонниками и противниками Народного фронта, покушения. <...> Правительство поддерживали рабочие, левые организации. (2)
  
  К середине 1936 года в Испании сложилась критическая ситуация. В стране хозяйничали противоборствующие вооруженные группировки. Одни добивались "немедленной пролетарской революции по советским рецептам", другие - восстановления монархии, упраздненной в 1931 году, третьи - "фашизма итальянского образца". Ежедневно в терактах гибли люди: в основном случайные прохожие, совершались грабежи, поджоги церквей и монастырей. А правительство Народного фронта, "погрязшее во внутренних распрях", на эту ситуацию "практически не реагировало". <...>
  
  Особую озабоченность генералитета в 1936 году вызывали планы баскских и каталонских сепаратистов, которые, пользуясь хаосом, декларировали неминуемый выход своих регионов из состава Испании, что "означало развал страны". (3)
  
  Одним из лидеров правой оппозиции стал избранный депутатом Хосе Кальво Сотело, который подвергал в своих выступлениях резкой критике новое правительство республики. Ещё во время избирательной кампании он предупреждал избирателей, что если те не проголосуют за Национальный блок, то над всей Испанией будет развеваться красный флаг - "тот флаг, красный цвет которого станет символом уничтожения прошлого Испании и её идеалов". <...>
  
  Кальво Сотело был арестован примерно в три часа ночи 13 июля в своём доме. Прощаясь с семьёй, он обещал как можно скорее связаться с ней по телефону, "если эти господа не вышибут мне мозги". Вскоре после этого он был убит двумя выстрелами в упор в полицейском автомобиле.
  
  Убийство Кальво Сотело стало поводом, ускорившим военное выступление националистов 17 июля, ставшее началом гражданской войны. (4)
  
  В сложившихся условиях власть в руки решили взять военные с целью установления диктатуры и избавления Испании от "красной угрозы". (2)
  
  "Пропаганда республиканцев во время гражданской войны всегда подчёркивала, что их правительство законно сформировалось в результате выборов февраля 1936 года. Это верно, но возникает важный вопрос: если бы на тех выборах победила правая коалиция, то приняли бы этот результат левые? Есть сильное подозрение, что нет, ведь лидер социалистов Франсиско Ларго Кабальеро открыто угрожал перед выборами, что победа правых будет означать начало гражданской войны.
  
  Ставший председателем правительства Ларго Кабальеро ранее заявлял, что он жаждет республики без классовой борьбы, для достижения чего должен исчезнуть целый политический класс. Это было очевидным эхом открыто выражавшегося Лениным намерения уничтожить буржуазию". (1)
  
  БЕЛЫЙ ТЕРРОР
  
  Между июлем 1936 и началом 1937 года националисты разрешали "произвольные" убийства под прикрытием войны, но вскоре репрессии приобрели плановый, управляемый и методический характер, их поощряло военное и гражданское руководство и благословляла католическая церковь. <...>
  
  Убивали или бросали в тюрьмы <...> офицеров, сохранивших верность правительству. По армейской традиции офицеров-лоялистов и нейтралов полагалось при возможности отдавать под военный трибунал. Колеблющихся чаще арестовывали, а тех, кто продолжал служить правительству, включая семерых генералов и одного адмирала, расстреляли на месте за "мятеж". <...>
  
  С продвижением войск поднималась новая, ещё более мощная волна расправ: Фаланга, а кое-где и карлисты приступали к безжалостным массовым чисткам. Их целью были профсоюзные вожаки, правительственные чиновники, левоцентристские политики (были расстреляны 40 депутатов кортесов от Народного фронта), интеллигенция, учителя, врачи, даже машинистки революционных комитетов. Фактически в опасности был любой, кто подозревался в голосовании за Народный фронт. В Уэске расстреляли сто человек, обвиненных в принадлежности к масонам, хотя в городской ложе не насчитывалось и дюжины членов. <...>
  
  Фаланга часто подбирала себе жертв в местной тюрьме, если вне её не удавалось найти подходящих кандидатов на казнь, - в одной только Гранаде так расстались с жизнью 2 тысячи человек. Неизвестно, какова была доля схваченных дома или на работе и потом расстрелянных ночью, при свете автомобильных фар. Слыша ночной порой отдаленные выстрелы, люди, позабыв про сон, испуганно крестились в своих постелях. Трупы "клиентов", как их часто называли, оставляли на виду - на грудь профсоюзникам клали в качестве доказательства вины их членские карточки. <...>
  
  В целом жертвами националистских репрессий 1936 года стали в провинции Севилья 8 тысяч человек. <...>
  
  По подсчётам, за время войны в Кордобе было убито 10 тысяч человек, десятая часть населения. <...>
  
  Когда "колонна смерти" майора Кастехона дошла до Сафры, что по пути в Бадахос, он приказал местным властям предоставить ему список из 60 человек, подлежащих расстрелу. "Людей из списка по одному запирали в помещении муниципалитета. Некоторым из них показывали растущий список и позволяли вычеркивать себя в обмен на три других имени. Под конец было заменено таким образом 48 имен. <...>
  
  Еще одним местом страданий стала Гранада, прославившаяся прежде всего убийством поэта Федерико Гарсиа Лорки, самой знаменитой жертвы гражданской войны. Фашисты и военные относились к интеллектуалам по меньшей мере с величайшим недоверием, их образованность вызывала у них чувства, в которых смешались ненависть, страх и презрение, - примером этого стало убийство в Гранаде пяти университетских профессоров. <...>
  
  На половине с небольшим территории Испании на совести националистов - убийства более 80 тысяч человек. Если принять во внимание незарегистрированные жертвы и иметь в виду ещё не обработанные данные по другим провинциям, то общая цифра казней и убийств, совершенных националистами за войну и позднее, вырастет, видимо, до 200 тысяч. (1)
  
  В конечном счёте, насколько можно судить по имеющимся на сегодня данным, во время самой войны жертвами белого террора могло стать порядка 150-200 тыс. чел., и не менее 50 тыс. после её окончания, возможно, до 190-200 тыс. Т.е. в общей сложности от 200 до 400 тыс. чел. было казнено националистами по политическим мотивам. (5)
  
  КРАСНЫЙ ТЕРРОР
  
  Одним из первых русских слов, вошедших в повседневный обиход на республиканской территории, стал термин "чека".
  
  "Появление в Испании собственных "чека" не вызывает удивления, если учесть шпиономанию и разочарование в правительстве, не сумевшем воспротивиться военному мятежу. Некоторые "чрезвычайные комиссии" превратились в банды во главе с вожаками-оппортунистами. Одной такой, расположившейся во дворце графа дель Ринсона в Мадриде, заправлял Гарсиа Атаделл, бывший генсек "Коммунистической молодежи", сбежавший с награбленным в Аргентину, но пойманный по пути националистами и позже казнённый на гарроте. <...>
  
  В больших и средних городах, где преобладали социалисты и коммунисты, правосудие было лишь имитацией: часто для ускорения судопроизводства демонстрировались фальшивые членские билеты Фаланги, якобы принадлежавшие подсудимым. Приговоренных немедленно уводили и расстреливали, а их трупы часто оставляли на виду с табличками, что казнённые - фашисты. Анархисты пренебрегали этим фарсом и расстреливали без предисловий. Веря в ответственность человека за собственные действия, они отвергали любую корпоративность, которая могла бы послужить прикрытием для чиновников. <...>
  
  Множество преступников, пользуясь страхом и хаосом, чувствовали себя как рыбы в воде, прикрываясь модными политическими знаменами. Многие из тех, кто занимался устранением реальных и воображаемых фашистов, были не политическими фанатиками, а простыми подростками с заводов и из лавок, наслаждавшимися внезапным всесилием. Актриса Мария Касарес (дочь бывшего премьер-министра), работавшая вместе с матерью в мадридской больнице, описывала, что произошло, когда они однажды утром нашли в своей машине кровь. Молодой водитель Пако "чуть заметно пожал плечами и сказал: "Мы возили кое-кого прокатиться (эвфемизм из тогдашнего гангстерского кинематографа) сегодня поутру. Простите, не успел вымыть машину". Я увидела в зеркальце заднего вида его улыбочку - одновременно хвастливую и виноватую, выражение какой-то свирепой невинности, как у пойманного за руку ребенка". <...>
  
  На начало февраля 1937 года в иностранных представительствах пряталось примерно 8500 человек. Некоторые посольства, представлявшие правительства, сочувствовавшие националистам, действовали как шпионские центры, используя радио и дипломатическую почту для передачи информации другой стороне. Через несколько месяцев одна "чека" открыла лжепосольство и поубивала всех, кто пытался там скрываться. Беспорядочные убийства пошли на спад только тогда, когда были взяты под контроль все выпущенные из тюрем преступники и начались военные действия вблизи Мадрида. <...>
  
  Самая страшная гекатомба в Мадриде имела место в ночь с 22 на 23 августа, после воздушного налета и новости об убийстве 1200 республиканцев на арене для боя быков в Бадахосе. Разгневанная милиция и гражданские пошли маршем на тюрьму Модель, где, по слухам, заключённые-фалангисты учинили бунт и поджоги. Тридцать из двух тысяч заключённых, включая многих видных правых и нескольких бывших министров, выволокли на улицу и расстреляли.
  
  В Барселоне первыми кандидатами в жертвы возмездия (после некоторых руководителей полиции, вроде Мигеля Бадия) были фабриканты, нанимавшие pistoleras для покушений на профсоюзных лидеров в 1920-е годы, и, конечно, сами убийцы. Казни этой волны осуществлялись главным образом "следственными группами" и "контрольными патрулями", созданными Центральным комитетом антифашистской милиции, а также беспринципными и порой психически неуравновешенными личностями, пользовавшимися хаосом. <...>
  
  Худшие расправы имели место в республиканской зоне Испании в первые несколько дней, хотя ситуация в разных областях была различной. В бедствовавших районах проявлялось куда больше свирепости, особенно в Новой Кастилии, где от рук левых в течение войны погибло более 2 тысяч человек. В Толедо 20-31 июля было убито 400 человек, в Сьюдад-Реале - 600 за август и сентябрь. Дикие эксцессы происходили кое-где в Андалусии, например в Ронде, где людей сбрасывали со скал (Хемингуэй красочно описал этот факт в романе "По ком звонит колокол"). <...>
  
  В Малаге до 27 июля было мало случаев насилия - но в этот день авиация националистов разбомбила рынок, где погибли женщины и дети. Этот налет, последовавший за хвастовством Кейпо де Льяно по радио, что ему известно от шпионов обо всем, что происходит в городе, сильно разъярил жителей. Подозреваемых в симпатии к националистам вытащили из тюрьмы и застрелили у ближайшей стенки; последовали облавы в зажиточных кварталах города. Всего в Малаге с конца июля до конца сентября убили 1100 человек, включая генерала Пакстота. На эти же даты пришелся пик расправ в Валенсии и Аликанте - в этой области было убито 4715 человек". (1)
  
  "В республиканской зоне периодически происходили казни политических заключённых в качестве своеобразной "мести" за бомбардировку городов авиацией националистов и террор в Национальной зоне. В частности, такого рода случаи имели место после бомбардировок Бильбао, Малаги, Валенсии, Картахены и Мадрида. <...>
  
  Что касается масштабов антиклерикального террора, то на сегодняшний день установлено, что всего в республиканской зоне было убито 6832 священнослужителя, половина - в течение первых двух месяцев войны". (5)
  
  Главными свойствами ситуации в республиканской зоне были почти полная бесконтрольность в первые дни восстания, волна стремительных расправ и попытки левого и республиканского руководства остановить насилие. (1)
  
  "Пожалуй, наиболее известным примером организованных убийств в республиканской зоне стала история с массовыми расстрелами политических заключённых в конце 1936 г., известных как "Бойня в Паракуэльосе" (Matanzas de Paracuellos). Масштаб и скандальность данной истории оказались таковы, что споры о ней продолжаются в историографии и сегодня.
  
  Данная трагедия развернулась в самый разгар битвы за Мадрид, когда в свете вероятного взятия столицы националистами было решено увести из города политических заключённых, "чья связь с фашистами была доказанной". Однако вместо перевода в новое место заключения от 2400 до 3500 из них были расстреляны в промежутке между 6 ноября и 4 декабря. Это стало актом организованного массового убийства: заключённых вывозили из осажденного города группами, доставляли к месту казни, где заставляли рыть себе могилы. <...>
  
  После прихода к власти в мае 1937 г. правительства правого социалиста Хуана Негрина республиканская репрессивная система стала активно действовать против самих же антифашистов. Итогом этого стало то, что с апреля 1937-го по январь 1939 г. в одной только Каталонии через тюрьмы прошло 3734 антифашиста, до 90 % из которых составляли члены НКТ. Десятки, если не сотни антифашистов бесследно "исчезли": не менее 60 членов НКТ "пропало" вскоре после барселонских уличных боев в мае 1937 г.
  
  Последними всплесками красного террора стали в начале 1939 г. убийства, осуществлявшиеся отступавшими республиканскими войсками в Каталонии и Леванте". (5)
  
  "В общей сложности за период Гражданской войны в республиканской зоне набралось 38 тысяч жертв красного террора - почти половина из них погибла в Мадриде (8815) и в Каталонии (8352) весной-осенью 1936 года. <...> Пассионария неоднократно вступалась за обреченных, но другие коммунисты относились к насилию фаталистически. Посол Сталина (имеется в виду Марсель Израилевич Розенберг (1896-1938), первый представитель СССР в Лиге Наций и полпред СССР при республиканском правительстве. 5 марта 1938 г. расстрелян в Москве. Дж.Р.), как говорят, сказал, пожав плечами, что в такое время всегда всплывает пена. Сомнительный довод, что насилие другой стороны было куда хуже, стал использоваться только в 1937 году, когда набрала силу республиканская пропаганда. <...>
  
  Численность двух союзов трудящихся (очевидно, ВСТ и РАВС. Дж.Р.) резко выросло, отчасти из-за восхищения их делами, но в основном по чисто практическим соображениям: теперь они были властью. Скоро каждый из них стал насчитывать по 2 миллиона членов, что не может не удивлять, учитывая территориальные потери республики. Быстро росли также ПОУМ и Коммунистическая партия. Прирост численности коммунистов - до 250 тысяч за 8 месяцев - объяснялся привлекательностью для среднего класса их партийной дисциплины, возможностями для карьеры, боязнью перед арестами правых; точно так же левые вступали в Фалангу в зоне националистов. <...>
  
  Школьники, одетые как юные пионеры (попытка копировать советский оригинал), ходили парами, звонко распевая лозунги, как таблицу умножения". (1)
  
  ИНТЕРБРИГАДЫ
  
  Действующие лица:
  
  Андре Марти - французский коммунистический деятель, руководивший Интернациональными бригадами в Испании
  Владимир Чопич, югославский коммунист, в 1925 эмигрировал в СССР, в Испании командовал 15-й Интербригадой имени Линкольна (в 1938 г. вернулся в СССР, расстрелян 19 апреля 1938 г.)
  Мате Залка (Бела Франкль, венгерский еврей, генерал "Лукач") - командир 12-й интербригады (убит осколком снаряда 11 июня 1937 года под Уэской)
  Пальмиро Тольятти ("Альфредо) - генеральный секретарь Итальянской коммунистической партии, креатура Москвы, в 1937-1939 годах работал в Испании по оказанию помощи испанским коммунистам.
  
  На помощь республиканцам по инициативе Коминтерна со всех концов Европы потянулись идеологизированные добровольцы, из которых формировались Интернациональные бригады. Инициатива создания этих военных соединений и процесс их формирования контролировался агентами Москвы.
  
  "3 августа Коминтерн принял первую резолюцию общего характера, явно ожидая четкого сигнала из Кремля, пока что хранившего выразительное молчание. Только 18 сентября, когда Сталин наконец принял решение, секретариат продиктовал новую резолюцию о "кампании поддержки борьбе испанского народа", пункт 7 которой гласил: "Перейти к вербовке добровольцев с военным опытом из трудящихся всех стран с целью их отправки в Испанию".
  
  Затем в Париже прошло совещание, на котором Эжен Фрид ("Клемент") представил привезенные им из Москвы инструкции. Морису Торезу и другим руководителям Французской коммунистической партии надлежало организовать вербовку и подготовку добровольцев с целью борьбы с фашизмом в Испании. К кампании должны были подключиться коммунистические партии и организации, такие как "Международная помощь борцам революции", "Друзья Советского Союза", "Рот Фронт", "Всеобщая конфедерация труда", "Мир и свобода" и всевозможные местные комитеты помощи Испанской республике, создававшиеся офицером советской разведки Вальтером Кривицким, работавшим в Гааге". (1)
  
  "Во многих странах, в том числе в Великобритании, формирование добровольческих сил для борьбы за Испанскую республику выглядело как благородное предприятие для спасения демократии и дела социализма. Молодежь со всего мира собиралась для того, чтобы бороться в Испании за эти идеалы. Но республиканская Испания, боровшаяся против Франко, была далеко не едина в своих политических устремлениях. Её ряды состояли из различных фракций - демократов, анархистов, синдикалистов, социалистов. Коммунисты составляли незначительное меньшинство. Успех Сталина в установлении контроля над Испанией зависел от его способности преодолеть мощную антикоммунистическую оппозицию в республиканском лагере. Необходимо было взять под постоянное наблюдение идеалистов из числа иностранных добровольцев, помешать им смыкаться с элементами, выступавшими против сталинской политики и амбиций.
  
  У добровольцев, как только они прибывали в Испанию, отбирали их паспорта. И редко бывало, что эти паспорта им возвращали. Даже когда кого-либо увольняли, ему говорили, что его паспорт потерян. Только из Соединенных Штатов собралось около 2 тысяч добровольцев, а каждый подлинный американский паспорт высоко ценился в ОГПУ в Москве. Почти каждая дипломатическая почта, прибывавшая на Лубянку из Испании, включал связку паспортов членов Интернациональной бригады.
  
  Не раз, когда я бывал в Москве весной 1937 года, мне попадалась на глаза почта в помещениях Международного управления ОГПУ. Однажды я увидел связку сотни присланных паспортов, половина из них были американскими. Они принадлежали погибшим борцам. Паспорта убитых, после нескольких недель изучения семейного положения их прежних владельцев, легко приспосабливались для нужд их новых владельцев - агентов ОГПУ. <...>
  
  Прибытие военного снаряжения в Испанию совпадало с прибытием в Мадрид международных добровольческих сил. С британских островов, из Соединенных Штатов, Канады, Латинской Америки, Южной Африки, с Балкан, даже из нацистской Германии и Италии, из Австралии и с Филиппин добровольцы прибывали, воодушевленные перспективой борьбы за дело законного правительства. Формировалась знаменитая Интернациональная бригада. Теперь, когда Сталин брал в свои руки контроль над Испанией, начиная снабжать её оружием, стало неотложно необходимым придать организованные формы этому потоку новых крестоносцев, подчинить их своему руководству, прочно включить в ряды просталинских сил. Правительство Народного фронта во главе с Кабальеро представляло собою ненадежную коалицию антагонистических сил. Небольшая, прочная, строго дисциплинированная группа коммунистов, которой отныне командовало ОГПУ, поддерживала правительство Кабальеро, но не контролировала его. Тем важнее было для Москвы захватить контроль над Интернациональной бригадой.
  
  Ядро бригады составляли от 500 до 600 иностранных эмигрантов, проживавших в России. Ни одного русского среди них не было. И позднее, когда численность бригады возросла почти до 15 тысяч бойцов, русским не разрешалось в ней участвовать. Непроницаемая стена была нарочно создана между этим формированием и частями Красной Армии, посланными в Испанию". (6)
  
  "На протяжении гражданской войны в рядах Интербригад служило 32-35 тысяч человек из 53 стран. Ниже приведены наиболее точные, хотя и не до конца достоверные цифры:
  
  Франция: 8962,
  Польша: 3113,
  Италия: 3002,
  США: 2341,
  Германия: 2217,
  Балканские страны: 2095,
  Великобритания: 1843,
  Бельгия: 1722,
  Чехословакия: 1066,
  Страны Прибалтики: 892,
  Австрия: 872,
  Скандинавские страны: 799,
  Нидерланды: 628,
  Венгрия: 528,
  Канада: 512,
  Швейцария: 408,
  Португалия: 134,
  прочие: 1122.
  
  Чуть больше половины были членами компартии. Джейсон Гурни из Британского батальона описывал притягательность партии в 1930-е годы: "Ее подлинная гениальность заключалась в том, чтобы предложить новый мир, где потерянные, одинокие люди могли обрести важность". Нескончаемые сугубо серьезные собрания ячеек внушали "чувство вовлеченности в ход Истории". Но при этом им навязывали отказ от собственной ответственности, от самостоятельного мышления. Несмотря на внешний протест, лозунги на "пиджин агитпропе", как назвал это Виктор Серж, заменяли молитвы и приносили облегчение.
  
  Позднее Джордж Оруэлл нападал на лживость левых интеллектуалов, с удивительной легкостью переключившихся с пацифизма на "романтическую воинственность": "Люди, которые двадцать лет без передышки твердили, как глупо похваляться воинской "славой", высмеивали россказни об ужасах войны, патриотические чувства, даже просто проявления мужества, - вдруг они начали писать такое, что, если переменить несколько упомянутых ими имен, решишь, что это - из "Дейли мейл" образца 1918 года. Английская интеллигенция если во что и верила безоговорочно, так это в бессмысленность войны, в то, что она - только горы трупов да вонючие сортиры и что она никогда не может привести ни к чему хорошему. Но те, кто в 1933 году презрительно фыркал, услышав, что при определенных обстоятельствах необходимо сражаться за свою страну, в 1937 году начали клеймить троцкистом и фашистом всякого, кто усомнился бы в абсолютной правдивости статей из "Нью массез", описывающих, как раненые, едва их перевязали, рвутся снова в бой". <...>
  
  Хватало, наверное, среди добровольцев и тех, кто подался в Испанию за острыми ощущениями, но это не дает права сомневаться в бескорыстности мотивов интербригадовцев. Они видели в фашизме мировую угрозу, а в интербригадах - лучший способ борьбы с ним. Испания воспринималась как поле сражения, на котором решается судьба будущего". (1)
  
  "Во Франции, в главном центре по набору добровольцев для интербригад, желающих отправиться в Испанию в случае, если они не были членами коммунистических партий, обычно опрашивал советский сотрудник разведки НКВД. Большинству добровольцев с паспортами предлагали оставить их в проверочном центре, после чего эти документы направлялись в Советский Союз дипломатической почтой для последующего использования советской разведкой. НКВД особенно было довольно двумя тысячами паспортов США, которыми потом пользовались советские разведчики-нелегалы". (7)
  
  "12 октября пароход "Ciudad de Barcelona" высадил в Аликанте первых 500 добровольцев, два дня назад поднявшихся на борт в Марселе. Поезд доставил их в Альбасете, где в казармах Гражданской гвардии на улице Свободы, захваченных после начала восстания, находилась база Интербригад.
  
  Здесь, в месте гибели множества националистов, приезжие проходили вводный курс. Казармы содержались в отвратительном состоянии, пока их не привела в порядок группа немецких коммунистов. Остро стояла проблема гигиены, особенно для тех, кто был ослаблен вызванным безработицей недоеданием. Кормежка - бобы в масле - только усугубляла дизентерию у британских рабочих-добровольцев, не привыкших, вместе с канадцами и американцами, к чужой пище. Немецкие коммунисты, едва приехав, вывесили плакат "Слава дисциплине!", французы ответили плакатами об опасности венерических заболеваний. (При отсутствии антибиотиков они косили интербригадовцев с не меньшей силой, чем бойцов милиции.)
  
  Новобранцев строили на парадном плацу, где перед ними выступал Андре Марти, ответственный за Интербригады: во время боя за Ирун он переправлял французских добровольцев через границу. Седоусый коротышка с отвисшей челюстью, в огромном берете, он сделал себе имя во время мятежа на французском военном флоте в Черном море в 1919 году. Героическая легенда о Марти в партийной мифологии превратила его в одну из наиболее могущественных фигур в Коминтерне, на авторитет которого почти никто не осмеливался посягнуть. В то время он уже заразился сталинской паранойей и панически боялся заговоров. Под влиянием московских показательных процессов он стал всюду видеть "фашистско-троцкистских" шпионов и считал своим долгом их истреблять". (1)
  
  "Андре Марти занимался поиском "троцкистских агентов" в Интербригадах. Когда руководители французских коммунистов были вынуждены вызвать его для объяснений, Марти подтвердил, что отдал приказ о расстреле пятисот бойцов и командиров Интербригад. Все казнённые, по его мнению, совершили "различные преступления" и "занимались шпионажем в пользу Франко"". (7)
  
  "Военным командиром Интербригад был генерал "Клебер" (он же Лазарь Штерн), высокий седовласый венгерский еврей, ветеран Красной армии, позднее расстрелянный по приказу Сталина. Он прибыл в Испанию по изготовленному НКВД поддельному канадскому паспорту на имя Манфреда Штерна. <...>
  
  Парадный плац в Альбасете использовался для строевой подготовки, после которой батальонные комиссары читали добровольцам длинные лекции о том, за что им предстоит сражаться. Далее устраивались семинары: на них комиссары предлагали для обсуждения идеи, по которым устраивалось демократическое голосование. <...>
  
  Эти собрания и "демократические процедуры" неизбежно становились мишенями для насмешек возмутителей спокойствия, но комиссары сурово пресекали всякое легкомыслие: шутники были первыми кандидатами на подозрение в "троцкистско-фашистских наклонностях". Другие скептики, особенно старые вояки, прошедшие Великую войну, зло высмеивали эту "учебу": большинство добровольцев были не готовы физически и не обладали элементарными военными навыками. Как заметил один ветеран, "из окопа не выпрыгнешь с "Капиталом" в руках".
  
  Марти внушал добровольцам, что "когда I Интернациональная бригада вступит в бой, в её рядах будут сражаться обученные люди с хорошими винтовками, это будет отлично оснащенное формирование". Всё это было частью партийного мифа о профессионализме, тогда как на самом деле вопиющая нехватка элементарной подготовки должна была компенсироваться простой отвагой, замешанной на уверенности, что от интербригадовцев "зависят судьбы мира". Те, кому предстояло воевать с Африканской армией, должны были казаться милиции знатоками и умельцами, хотя умели только строиться, маршировать и разворачиваться. Многие ни разу не держали в руках винтовки, пока не выехали на фронт, так что немногочисленным ветеранам Первой мировой приходилось учить их заряжать старое разнокалиберное оружие. Неопытным солдатам предстояло выискивать в ящиках с боеприпасами разных калибров подходящие патроны для их оружия (это объясняло постоянные случаи заедания затворов и осечек). <...>
  
  Советское начальство делало всё для сокрытия истинного количества военнослужащих Красной армии в Испании, вплоть до того, что заставляло некоторых из них записываться добровольцами в Интербригады. <...> Даже в польском батальоне "Домбровский" ядро составляли офицеры Красной армии: для командования интербригадами в Испанию было командировано в общей сложности тридцать советских офицеров.
  
  Самый крупный советский контингент служил, кажется, в батальоне "Хосе Палафокса" (майора Ткачева): большинством рот командовали красные офицеры, многие из которых были вдобавок советскими гражданами. "В нём были представлены самые разные нации, - писал один из интербригадовцев в официальном докладе, - такие как евреи, поляки, украинцы, белорусы, литовцы и другие". Кроме того, в Тифлисе работал учебный центр Интербригад по подготовке 60 пехотных офицеров и 200 летчиков. Советским военным советникам приказывали "держаться подальше от артиллерийского огня", чтобы Комитету по невмешательству нельзя было предъявить пленных офицеров.
  
  Войска, особенно Интербригады, часто посещали в окопах иностранцы, которых привлекала оборона осажденного Мадрида. Это были журналисты и немногочисленные военные туристы, а также политические сторонники республики. Некоторых манили, как выразился один интербригадовец, "псевдовоенные острые ощущения". Посещая передовую, они часто просили винтовку или даже пулемет, чтобы пальнуть разок-другой в сторону националистов. Ярким примером такого рода служил Эрнест Хемингуэй. Фронтовикам приятно было, конечно, видеть новые лица, особенно знаменитостей, но только до тех пор, пока искатели приключений не навлекали вражеские бомбежки". (1)
  
  Кстати, желание "мастеров пера" и других "культуртрегеров" пострелять в сторону врага с безопасного расстояния, явление неувядающее. Любил вот так пальнуть из пулемёта во время войны в Югославии известный пароксизмами своей сексуальной откровенности писатель Эдуард Лимонов, а позже пострелял боевыми патронами в сторону украинских защитников донецкого аэропорта российский актёр Михаил Пореченков. Но это отступление от темы, давайте вернёмся в Испанию времён гражданской войны.
  
  Записывавшиеся в интербригады добровольцы наивно полагали, что, повоевав какое-то время на стороне своих идеологических соратников, они смогут спокойно вернуться домой. Им и в страшном сне не могло привидеться, что они попадают в мышеловку, из которой многим из них не суждено будет вырваться живыми. Что за одно только желание убраться из ада чужой гражданской войны их будут массово расстреливать как дезертиров.
  
  "Общее число добровольцев, приехавших в Испанию воевать в Интербригадах, составило около 31 тысячи. Из них около 6 тысяч (19 %) дезертировало или было казнено своим командованием - больше, чем погибло или пропало - менее 5 тысяч (15 %)". (7)
  
  Первым шоком для бойцов-интернационалистов стала битва при Брунете (июль 1937):
  
  "Эти бои в горах Гвадаррамы стали первым примером недовольства Интербригад, почти бесцельно приносимых командованием в жертву. Их командиры проявляли крайнюю жестокость в отношении тех, кто не выдерживал пикирования истребителей националистов. Капитан Дюшен, командир карательной роты XIV Интербригады, "выбрал наугад пятерых и застрелил их одного за другим по-советски, из пистолета в затылок". (1)
  
  Не меньшим потрясением для интербригадовцев оказался и привычный для советских командиров ещё со времён гражданской войны в России метод воодушевления подчинённых с помощью заградотрядов:
  
  "Когда 69-я дивизия отступила из Кабеса-Гранде, взбешенный Вальтер (советский военачальник Кароль Сверчевский. Дж.Р.) (еще не отозванный) приказал "бить из пулеметов по тем, кто отходит, расстреливать на месте, избивать отставших". (1)
  
  Отрезвление от идеологических фантазий и возвращение в неприглядную реальность было горьким:
  
  "Пропагандистский раж коммунистов, в жертву которому часто приносились человеческие жизни, привел к недовольству в Интернациональных бригадах. Мятежи американцев, британцев и поляков XIII Интербригады изображались в донесениях в Москву как "неприятные происшествия". Бойцов батальона "Линкольн" заставили снова встать в строй под угрозой расправы. Британцы - их осталось всего 80 человек - обвинили генерала Гала в некомпетентности и вернулись на фронт только из-за того, что их командиру Уолтеру Тапселлу грозил расстрел. Поляки, проведшие на фронте без перерыва несколько месяцев, решили вернуться в Мадрид. Командир бригады Винченцо Бианко ("Кригер") попытался подавить выступление силой: одного из мятежников он убил выстрелом в голову. Для восстановления порядка и предотвращения бегства личного состава с фронта был использован Интернациональный кавалерийский отряд, не задействованный в сражении. Модесто приказал установить позади республиканских порядков пулеметы и открывать огонь по любому, кто станет отходить, независимо от предлога. Войска были разгневаны огромными потерями; главное, сильны были подозрения, что людей приносят в жертву в бессмысленной бойне.
  
  В советских донесениях подчеркивалось ужасное состояние Интербригад после Брунете. При численности 13 353 человек их потери составили 4300 человек, около 5 тысяч оказались в госпиталях. <...>
  
  Многие интербригадовцы чувствовали себя обманутыми. Они добровольно приехали на полгода, но по истечении этого срока их не отпускали домой.
  
  ...Самым же поразительным было создание Интербригадами собственного концлагеря, названного "лагерем Лукача". За три месяца начиная с 1 августа туда отправили не менее 4 тысяч человек. <...>
  
  Самое сильное падение боевого духа во второй половине 1937 года произошло, наверное, в рядах Интернациональных бригад, только в октябре потерявших от эпидемии тифа 2 тысячи человек. <...>
  
  Во время наступления на Сеговию XIV Интербригада отказалась участвовать в бессмысленных лобовых атаках на Гранхе, а иностранцы в карательном батальоне, получив приказ стрелять в дезертиров, тоже проявили неповиновение.
  
  Возмущение бессмысленной бойней сопровождалось растущим недовольством существованием "лагерей перевоспитания", управляемых советскими офицерами и охраняемых испанскими коммунистами с современным автоматическим оружием. Труд в этих лагерях был организован по стахановским правилам: выдача еды зависела от выполнения завышенных норм выработки. В лагеря попадали в основном те, кто по разным причинам просился домой, но получал отказ. Только недавно стало известно, что нескольких интербригадовцев из этой категории поместили в больницы для умалишенных - типичная советская мера.
  
  Один из самых отвратительных лагерей находился в Хукаре, примерно в 40 километрах от Альбасете, где держали разочаровавшихся британских, американских и скандинавских добровольцев. Нескольких британцев спасло от казни вмешательство британского МИДа, заключённых других национальностей развезли по тюрьмам Альбасете, Мурсии, Валенсии и Барселоны. <...>
  
  Постоянное недовольство в Интербригадах проистекало в том числе и из того обстоятельства, что добровольцы, чей срок службы не был определен, считали себя вправе по истечении некоторого времени покинуть ряды воюющих. При поступлении на службу у них отбирали паспорта - часть документов тут же отправляли дипломатической почтой в Москву для последующего использования агентами НКВД за границей. Командования Интербригад, встревоженные доходившими до тыла через письма бойцов сведениями о волнениях в войсках, усиливали дисциплинарные взыскания. Письма подвергались цензуре, любой, кто критиковал компетентность партийного руководства, мог угодить в тюремный лагерь или даже рисковал расстрелом. Увольнения часто отменялись, а добровольцев, самовольно устраивавших себе несколько дней отдыха, после возвращения в подразделение расстреливали за дезертирство. Ощущение, что они попали в ловушку к организации, которой больше не сочувствуют, даже принуждало некоторых добровольцев переходить на другую сторону, к националистам. Другие прибегали к таким неоригинальным методам, как самострел себе в ногу при чистке оружия.
  
  Организаторы из Коминтерна были обеспокоены тем, что просачивавшиеся во внешний мир слухи о нестерпимых условиях сильно сокращают приток добровольцев из-за границы. Новичков поражал цинизм ветеранов, смеявшихся над их идеализмом и с горечью пересказывавших собственный невеселый опыт. Некоторые новички попадали в Альбасете в результате банального спаивания. Иностранные специалисты и механики, подряжавшиеся решать только определенную задачу, подвергались давлению и запугиванию, вплоть до угрозы расстрела в случае отказа. Даже отпущенных на берег моряков иностранных торговых судов, заходивших в республиканские порты, хватали как "дезертиров" из Интербригад и под охраной отправляли в Альбасете. <...>
  
  Сильнее всего потрясло интербригадовцев преследование ПОУМ: травля членов этой партии, развязанная коммунистами, набирала обороты. <...>
  
  19 января (1938 г. Дж.Р.), 5-я наваррская дивизия атаковала высоту Эль-Мулетон, обороняемую XV Интербригадой. Республиканцы понесли тяжелые потери, но отстояли рубеж обороны. Последовал приказ контратаковать, но командиры явно хотели от своих войск слишком многого: из-за трудностей с подвозом они расстреляли все боеприпасы, почти не получали пищи и были вынуждены есть снег из-за отсутствия питьевой воды и дров. Топливо можно было добыть только в самом Теруэле, отрывая от стен домов доски. В тот день солдаты смешанной бригады 84-1, входившей в 40-ю дивизию, отказались возвращаться на фронт. На заре следующего дня 46 из них были казнены без суда". (1)
  
  ВНУТРЕННИЕ РАСПРИ СРЕДИ РЕСПУБЛИКАНЦЕВ
  
  "К концу ноября (1936 года. Дж.Р.) битва за Мадрид превратилась в холодную и голодную осаду с периодическими вспышками боев. <...> Ослабление непосредственной угрозы привело к падению духа населения Мадрида. При этом происходила постепенная замена комитетов централизованным контролем, а коммунистическая тайная полиция продолжала орудовать и после ослабления опасности, что тоже подрывало энтузиазм защитников города. Милиция анархистов жёстко сопротивлялась коммунистическим властям, предпринимались попытки цензуры анархистской прессы. Начинался процесс, приведший к взрыву в мае 1937 года, когда вспыхнула настоящая "война внутри войны".
  
  В то время коммунисты впервые открыто выступили против ПОУМ: соперничающие кланы марксистов предъявляли друг другу всё больше обвинений. ПОУМ взбесила коммунистов 15 ноября, когда её газета "La Batalla" явно раскрыла все карты советских стратегов. "Сталина волнует, - говорилось в статье, - не судьба испанского и мирового пролетариата, а защита советского правительства в соответствии с политикой заключаемых некоторыми другими пактов". Советские советники тут же обвинили газету в том, что она "продалась мировому фашизму". При усилении прямого советского контроля партийная линия в Испании начала отражать охоту на ведьм - троцкистов - в СССР. Не пустив их в хунту обороны Мадрида, коммунисты прекратили теперь выплаты и снабжение небольшого отряда ПОУМ на Мадридском фронте. Теперь у милиции ПОУМ не было выхода, кроме самороспуска и вступления её членов в ячейки ВСТ или НКТ. <...>
  
  Спор из-за наступления в Эстремадуре привел к первому возмущению кадровых офицеров против коммунистического контроля в республиканской армии. Многие из них, поначалу приветствовавшие пристрастие коммунистов к дисциплине, теперь подозревали, что укрепление власти занимает их больше, чем победа в войне. Военных тревожило, что вопросы, касаемые армии, становятся предметами манипуляций в сугубо пропагандистских целях, их пугало проникновение партии в командные структуры и её нападки на осмеливавшихся сопротивляться этому офицеров.
  
  Падение Ларго Кабальеро в мае и назначение главой правительства Негрина усугубило положение. Прието, военный министр, отвечавший за все три рода войск, был готов к тесному сотрудничеству с коммунистами и к следованию их советам по ведению военных действий. Это не помешало ему впоследствии превратиться в их непримиримейшего оппонента. <...>
  
  Вероятно, самым зловещим событием на республиканской территории в то время было превращение служб безопасности в Службу военной разведки (СИМ), произошедшее 9 августа 1937 года <...> Один из начальников разведки сетовал, что "у нас в тылу каждый - контрразведчик". Самостоятельные службы с собственными сетями агентов имелись у армии, у Генерального управления безопасности, у пограничников-карабинеров, у министерства иностранных дел, у Женералитата, у баскского правительства в изгнании (обосновавшегося теперь в Барселоне) - даже у Интербригад была своя организация по охоте за еретиками, управляемая НКВД и расположившаяся в Альбасете. Её шеф "Морено", югослав из СССР, после возвращения был расстрелян. <...>
  
  Новая структура вышла из-под контроля её создателя сразу после своего учреждения в августе: коммунисты стали проникать в полицию и в службы безопасности и подчинять их себе ещё с осени 1936 года. Первые начальники, социалисты Анхель Диас Баса и Пруденсио Сайагуэс, для этой работы не годились, а других приходилось снимать с должностей, как, например, Густаво Дурана, назначенного Прието главой СИМ в Центральной армии, который набирал к себе одних коммунистов. Следующим стал Мануэль Урибарри, отчитывавшийся только перед советскими агентами - позднее он сбежал во Францию, прихватив с собой 100 тысяч франков. Коммунистический контроль ослабел только в следующем году. <...> Нет сомнения, что в первые восемь месяцев существования СИМ, впоследствии названная немецким писателем Густавом Реглером "русским сифилисом", была мрачным орудием в руках Орлова и его подчиненных из НКВД. <...>
  
  ПОУМ нельзя было назвать "троцкистской" партией, вопреки постоянным утверждениям сталинистской пропаганды, тем более "троцкистско-фашистской" - обычный коминтерновский эпитет, равносильный в советской терминологии смертному приговору. <...>
  
  В своем революционном фанатизме ПОУМ даже убедила себя, что правительство Народного фронта тайно вынашивает сговор с националистами - смехотворное клонирование сталинской подозрительности. Гораздо более оправданной была её уверенность, что коммунисты готовят чистку по примеру происходящего в Советском Союзе". (1)
  
  Гражданская война в Испании совпала по времени с наибольшим размахом сталинских репрессий в СССР. В результате массового внедрения в командный состав республиканской армии сотрудников НКВД "Большой террор" проявился и в Испании:
  
  ""В нашей стране, - утверждал один партийный оратор в конце 1937 года, - выявлена длинная цепочка фактов, доказывающая, что троцкисты давно вовлечены в абсурдную преступную деятельность и по мере нарастания трудностей, с приближением решающих боев, начинают всё более открыто пропагандировать вражеские лозунги, сеять семена пораженчества, недоверия и раскола масс, активнее, чем прежде, занимаются шпионажем, провокациями, саботажем и иными преступлениями".
  
  Партийная версия событий была настолько открыто лживой, что поверить в нее можно было, только испугавшись настоящей правды. Однако большинство, понимая, что их водят за нос, было возмущено этими попытками оглупления. В Испании им приходилось помалкивать, чтобы не привлекать внимания СИМ. Даже дома они обычно продолжали молчать из нежелания подрывать дело республики. Для тех, кто не молчал, например для Оруэлла, оказались закрыты двери левых издательств.
  
  Безоговорочным сторонникам республики приходилось поддерживать линию Москвы. Однако при попытках экспорта в Испанию психологии показательных процессов игнорировалось то обстоятельство, что правительство Негрина было авторитарным, но не тоталитарным. В результате в Испании не удалось воспроизвести систему кривых зеркал, успешно искажавшую реальность в СССР. <...>
  
  Коммунисты-полицейские, превратившиеся под влиянием кураторов из НКВД в параноиков, часто арестовывали и допрашивали членов других партий. Вскоре после сражения у Бриуэги Антонио Верардини, начальник штаба 14-й дивизии Меры, отправился на сутки в увольнение в Мадрид. Там по приказу коммунистического советника по общественной безопасности Хосе Кацорлы он был арестован и обвинен в шпионаже и в измене. Узнав об этом, Мера помчался в столицу вместе с командиром 70-й бригады Сансом в грузовике, набитом вооруженными до зубов солдатами. Приехав, он сказал генералу Миахе, что если коммунисты не отпустят Верардини, то его силой освободят его люди - в итоге Миаха добился немедленного освобождения арестованного.
  
  Позднее Мере пришлось вернуться в Мадрид с аналогичной целью, когда преследование коммунистами членов ПОУМ стало особенно сильным. Во второй раз это было связано с арестом за "нелояльность республике" Мики Эчебеэре, женщины - командира милиции. Чтобы её освободили, ему пришлось обратиться к самому директору службы безопасности, а потом увезти её в свой штаб во избежание нового ареста.
  
  Весной 1937 года коммунистическая полиция и милиция анархистов сталкивались на улицах Мадрида всё чаще. НКТ устроила громкий скандал, опубликовав разоблачения Мельхора Родригеса, ответственного за тюрьмы делегата, положившего конец вывозу за город и убийствам заключённых-националистов в ноябре 1936 года. По свидетельствам Мельхора Родригеса, Хосе Кацорла, коммунист, ведавший общественным порядком, организовал секретные тюрьмы, где держали социалистов, анархистов и республиканцев, многие из которых раньше были освобождены революционными трибуналами; заключённых подвергали пыткам и казнили как шпионов или предателей. Ларго Кабальеро использовал эти разоблачения 22 апреля для роспуска подконтрольной коммунистам Хунты обороны и восстановления в Мадриде власти правительства Валенсии. Однако он мало что мог сделать для обуздания НКВД, прозванного в СССР "карающим мечом революции".
  
  При этом премьер-министр понимал, что, обличая опасный рост коммунистической власти, он подтверждает подозрения британского правительства. Одновременно в собственном кабинете он неуклонно терял союзников. Умеренные социалисты, такие как Прието и Негрин, обдумывали слияние социалистической партии с Испанской коммунистической партией и соглашались с доводами коммунистов, что без прекращения дробления власти войну не выиграть". (1)
  
  СОВЕТСКАЯ ПОМОЩЬ
  
  Список наиболее известных сталинских эмиссаров в Испании.
  
  Советские СМИ:
  Кольцов Михаил (Фридлянд Моисей Хаимович), самый известный корреспондент "Правды"
  Кармен Роман Лазаревич (Корнман Эфраим Лейзорович) - кинорежиссер
  Макасеев Борис Константинович - кинорежиссер
  Эренбург Илья Григорьевич - корреспондент "Известий" (до 1940 года жил в Европе в эмиграции)
  
  Советские дипломаты и работники торговли:
  Розенберг Марсель Израилевич - посол советского правительства в Мадриде
  Антонов-Овсеенко Владимир Александрович - генеральный консул в Барселоне
  Гайкис Леонид Яковлевич (Хайкис Леон) - секретарь посольства
  Сташевский Артур Карлович (Гиршфельд) - торговый атташе
  
  Военные советники:
  Берзин Ян Карлович ("Гришин") - генерал
  Горев Владимир Ефимович ("Санчо") - военный атташе
  Кузнецов Николай Герасимович ("Коля") - военно-морской атташе
  Смушкевич Яков Владимирович ("Дуглас") - советник по военной авиации
  Павлов Дмитрий Григорьевич ("Паблито") - командир танковых войск
  Мерецков Кирилл Афанасьевич ("Петрович") - военный советник с сентября 1936 по май 1937
  Качанов Кузьма Максимович - главный советник при ряде штабов войск армии Испанской республики
  Старинов Илья Григорьевич (товарищ Рудольфо) - с ноября 1936 по ноябрь 1937 советник диверсионной группы, советник 14-го партизанского корпуса
  Малиновский Родион Яковлевич (колонель Малино) - военный советник с января 1937 по май 1938
  Сверчевский Кароль Карлович (генерал Карл Вальтер) - советский военачальник, командовал 14-й интернациональной бригадой, затем 35-й интернациональной дивизией, находился в Испании с июля 1936 по май 1938
  Воронов Николай Николаевич (волонтёр Вольтер) - старший советник по артиллерии
  Родимцев Александр Ильич (капитан Павлито)
  Кулик Григорий Иванович (генерал Купер) - военный советник, командующий Мадридским фронтом, с 1936 по май 1937
  Мамсуров Хаджи-Умар Джиорович (полковник Ксанти) - руководитель отрядов диверсантов с августа 1936 по октябрь 1937.
  
  Сотрудники НКВД:
  Орлов Александр Михайлович (Фельдбин Лейба Лейзерович) - майор госбезопасности, нелегальный резидент во Франции, Австрии, Италии; резидент НКВД и советник республиканского правительства по безопасности в Испании (1937 - 1938)
  Кривицкий Вальтер (Гинзбург Самуил Гершевич) - высокопоставленный сотрудник ИНО НКВД
  Рейсс Игнатий Станиславович (Порецкий Натан Маркович) - деятель ЧК-ОГПУ-НКВД
  Гендин Семён Григорьевич - старший майор госбезопасности
  Манфред Штерн (Мойше Штерн, Лазарь Штерн, Марк Зильберт, Эмилио Клебер) - советский разведчик, командир интербригады в Испании
  Эйтингон Наум Исаакович (генерал Котов, товарищ Пабло) - один из организаторов вывоза в СССР испанского государственного золотого запаса
  Слуцкий Абрам Аронович - комиссар государственной безопасности 2-го ранга, руководитель иностранного отдела ГУГБ НКВД ССР.
  
  
  "Обстоятельства советской интервенции в Испании остаются тайной в истории испанской гражданской войны. Мир знает, что советская интервенция имела место, но больше об этом ему ничего не известно. Не известно, почему Сталин предпринял интервенцию, каким образом он проводил там свои операции, кто были люди, тайно действовавшие для него, как он хотел выйти из этой истории и как она в действительности закончилась. <...>
  
  Три страны приняли прямое участие в гражданской войне в Испании - Германия, Италия и Советский Союз. Участие первых двух было явным, обе они официально признавали действия своих экспедиционных сил в Испании, не скрывали, а скорее преувеличивали свои военные успехи. Но Сталин, в отличие от Муссолини, играл в Испании в закрытую. Вместо того чтобы хвастаться своим вмешательством, он осторожно преуменьшал всякий шум о нём и поначалу вовсе скрывал все, что этого касалось. Советское вмешательство могло бы стать в определенные моменты решающим, если бы Сталин рискнул действовать на стороне законного правительства, как Муссолини рисковал действовать на стороне Франко. Но Сталин не хотел ничем рисковать. Прежде чем начинать что-либо, он постарался убедиться, что в Испанском банке хранится достаточно золота, чтобы с лихвой окупить стоимость любого советского вооружения. Он старался всё время действовать так, чтобы не втянуть советскую сторону в большую войну. Свою интервенцию он готов был проводить только под девизом: "Не переступать за линию досягаемости артиллерийского огня!" Это оставалось главным нашим девизом на весь период событий в Испании.
  
  Главный вопрос - организация поставок оружия в Испанию - был решен совещанием на Лубянке. Там было условлено, что поставки эти будут производиться одновременно из России и из-за границы. Заграничная часть этого дела была поручена мне. Что касается отечественной части предприятия, то она находилась в руках самого Ягоды. Эта часть предполагала даже ещё большие трудности, чем мои, поскольку безусловно требовалось чтобы не просачивались никакие сведения об участии Советского правительства в торговле оружием.
  
  Ягода пригласил капитана Уланского из ОГПУ и поручил ему организацию "частных фирм" дельцов по продаже оружия. Уланский был исключительно умелый специалист в области тайных операций. Ранее он выполнял по поручению ОГПУ весьма деликатную работу по сопровождению и охране Идена и Лаваля во время их официальных визитов в СССР.
  
  - Вы найдете в Одессе трех испанцев, давно прохлаждающихся в этом городе, - сказал Ягода Уланскому. - Они приехали, чтобы неофициально приобрести у нас оружие. Создайте для работы с ними частную нейтральную фирму и действуйте.
  
  Поскольку ни один человек в Советской России не имеет права купить у правительства даже револьвер и государство там - единственный производитель оружия, идея частной фирмы, торгующей оружием в России, показалась бы советским гражданам абсурдной. Но фарс этот был подстроен для зарубежного употребления. Попросту говоря, задача капитана Уланского заключалась в том, чтобы создать и заставить действовать банду контрабандистов оружия с таким расчётом, чтобы её следы не были обнаружены иностранными шпионами. <...>
  
  Таким образом, сталинская интервенция в Испании стартовала. Я включился в нее как во фронтовую работу. Задачи мои, действительно, носили почти воинский характер. Я приказал моим агентам в Лондоне, Стокгольме и Швейцарии прибыть на встречу со мной в Париж для совещания со специальным агентом, назначенным Москвой. Этот агент - Зимин - был экспертом по вооружениям и состоял в Военном отделе ОГПУ. Совещание состоялось в глубокой тайне в Париже 21 сентября. Зимин привез категорические инструкции на тот счёт, чтобы торговля оружием ни в коем случае не связывалась с действиями Советского правительства. Все грузы должны отправляться "частным" образом фирмами, созданными для этой цели. Деятельность таких внешне независимых предприятий, учреждаемых как бы вне сети наших ранее существующих "деловых" точек специально для экспорта и импорта оружия, была для нас новым делом, но давно практиковавшейся системой в Европе". (6)
  
  "В Испанию было направлено оружие и военные специалисты. Последних в России до сих пор почему-то называют добровольцами, самостоятельно решившими отправиться на испанскую войну. И это притом, что из воспоминаний этих военных, известно, что об Испании им сообщалось начальством лишь на вокзале в Москве - перед отправкой. До этого они понятия не имели, куда предстоит ехать и чем заниматься.
  
  Любопытно, что в России до сих пор бытует убеждение, что Сталин "спасал испанскую демократию" (!!!). Между тем Мансанарес считает подобный тезис абсурдным, поскольку "сталинизм и демократия - понятия диаметрально противоположные".
  
  К тому же Народный фронт, по его выражению, никогда не олицетворял демократию. В нём доминировали радикалы, выступавшие за применение в Испании советского опыта диктатуры пролетариата. Кое-что им удалось реализовать до войны, кое-что после её начала. Речь шла, в частности, об экспроприации частной собственности - банков, предприятий и сельхозугодий, отметил Видаль Мансанарес". (3)
  
  "За всё время войны в Испанию было послано 1811 специалистов, в числе которых было 772 авиатора, 351 танкист, 222 общевойсковых советника и инструктора, 77 военных моряков, более 150 различных других военных специалистов, 130 рабочих и инженеров авиационных заводов, 156 связистов, 204 переводчика. При этом одновременно в Испании никогда не находилось более 600-800 советских советников и специалистов. Погибли в боях 127 советских советников и специалистов, умерли от ран - 11, пропали без вести - 32, 19 человек погибли при несчастных случаях". (8)
  
  Сталинские подручные вели себя в Испании уверенно и агрессивно. Именно они руководили как военными, так и политическими процессами, вплоть до замены главы республиканского правительства (Ларго Кабальеро) на того персонажа (Хуан Негрин), которого считали более подходящим для своих целей.
  
  "Большой заслугой Коминтерна в международной политике было проведение тактики так называемого Народного фронта. Она означала, что во всех демократических странах послушные приказам коммунисты откажутся во имя "демократии" от своей оппозиции властям и сомкнут ряды с другими политическими партиями. Техника состояла в том, чтобы с помощью всякого рода "попутчиков" и просто одураченных людей ставить у власти правительства, дружественно настроенные к Советскому Союзу. <...>
  
  Специальная экспедиционная сила состояла в прямом подчинении генерала Яна Берзина - одного из двух советских начальников, поставленных Сталиным во главе его интервенции в Испании. Другим был Артур Сташевский, официально занимавший пост советского торгового представителя в Барселоне. Это были тайные люди Москвы за кулисами испанского театра военных действий: в их руках были сосредоточены все нити контроля над республиканским правительством в Испании, в то время как об их миссии ничего не было известно вовне, и она была окружена совершенной тайной.
  
  Генерал Берзин 15 лет был шефом военной разведки Красной Армии. Выходец из Латвии, он с 16 лет участвовал в партизанских революционных отрядах, боровшихся против царской власти, был ранен, взят в плен и приговорен к смертной казни в 1906 году. По причине его юного возраста царские власти сохранили ему жизнь, заменив смертный приговор каторгой в Сибири. Он бежал из ссылки и стал революционером-подпольщиком к тому времени, когда пала царская власть. Во времена Троцкого Берзин вступил на службу в Красную Армию и достиг видных должностей в её командовании. Крепко сложенный, рано поседевший, немногословный, Берзин стал избранником Сталина на должность организатора и руководителя вооруженных сил законного республиканского правительства.
  
  Главным сталинским политкомиссаром в Испании был Сташевский, коммунист польского происхождения, коренастый, невысокого роста, походивший на бизнесмена. Номинально он был торгпредом, но прежде также служил в Красной Армии. В свое время он ушел с военной службы, чтобы посвятить себя реорганизации в России меховой промышленности и торговле в период, когда эта отрасль находилась в полном развале. Его успехи в этой сфере были исключительными. Он сумел восстановить русскую торговлю мехами на всех мировых рынках. Сталин отдал в его руки манипуляцию всеми приводными ремнями политической и финансовой жизни республиканской Испании.
  
  Берзин и Сташевский работали за сценой. На авансцене борьбы за дело законных властей находилась Интернациональная бригада. Иностранным корреспондентам на внутри испанском фронте главным человеком представлялся Эмиль Клебер, командир Интернациональной бригады. Миллионы читателей знали Клебера как самую драматическую фигуру героической обороны Мадрида. <...>
  
  Из моих бесед со Сташевским в Барселоне в ноябре со всей ясностью выступало, какие ближайшие шаги в Испании предпримет Сталин. Сташевский не делал секрета из того, что главой мадридского правительства скоро будет Хуан Негрин. Хотя Кабальеро ещё повсеместно считался фаворитом Кремля, Сташевский уже остановил выбор его преемника на Негрине.
  
  Кабальеро был по существу чистой воды радикал, идеалист-революционер. К тому же он не одобрял действий ОГПУ, которые под руководством Орлова начинали сводиться в Испании, как и в России, к беспощадной чистке диссидентов, независимых и антисталинистов. Компартия клеймила их всех без разбора именем "троцкистов".
  
  Что касается Хуана Негрина, то он принадлежал по всем своим свойствам к породе политиков-бюрократов. Хотя и профессор, он был деловым человеком и выглядел типичным бизнесменом. Вообще он представлял собою вполне подходящего для Сталина человека. Подобно генералу Миахе, он хорошо выглядел бы в Париже, Лондоне или Женеве. Он способен был произвести хорошее впечатление на внешний мир, продемонстрировав перед ним "солидный" и "добропорядочный" характер дела, который отстаивала Испанская республика. Женат он был на русской и к тому же, как человек практичный во всех отношениях, приветствовал чистку испанского общества от "смутьянов", "паникеров", "неконтролируемых" элементов, чья бы рука ни проводила эту чистку, пусть даже чужая рука Сталина.
  
  Негрин, несомненно, видел единственное спасение страны в тесном сотрудничестве с Советским Союзом. Ему было ясно, что активная помощь могла поступить только с этой стороны. Он готов был идти со Сталиным как угодно далеко, жертвуя всеми другими соображениями ради получения его помощи.
  
  Об этом говорилось во время моего пребывания в Барселоне, за шесть месяцев до падения кабинета Кабальеро. Столько времени потребовалось для осуществления этой перемены, но в конце концов она не обошлась без заговора, подстроенного ОГПУ в Барселоне. Здесь находился официальный советский посол Марсель Розенберг, но он только произносил речи и появлялся на публике, Кремль же никакого значения ему не придавал. Работу в пользу сталинских планов молчаливо и эффективно проводил Сташевский". (6)
  
  ""Операция Х" - так кодировалась в документах Наркомата обороны СССР и НКВД программа помощи Советского Союза республиканской Испании. Впервые это название появилось в протоколах заседания Политбюро в конце сентября 1936 года. К тому времени поднявшие мятеж в Испании франкисты уже создали плацдарм на юге страны, захватив значительную часть территории. Они получали щедрую помощь из нацистской Германии и фашистской Италии: самолеты, танки, артиллерийские орудия, снаряды и авиабомбы, стрелковое оружие...
  
  Муссолини направил в Испанию также своих собственных солдат (целый экспедиционный корпус, включающий эскадрилью бомбардировщиков), а Гитлер - специальное авиасоединение, известное как легион "Кондор". Печально известное: 26 апреля 1937 года легион "Кондор" стер с лица земли маленький городок Гернику, центр древней культуры. Трагедия Герники благодаря знаменитой картине Пабло Пикассо стала символом бессмысленной жестокости войны. <...>
  
  Главными направлениями "Операции "Икс" были военно-техническая помощь республиканскому правительству, деятельность военных советников, подготовка военных специалистов армии республики и непосредственное участие в боевых действиях советских добровольцев. За годы гражданской войны, как пишет Рыбалкин, Советский Союз передал испанцам около 650 самолетов, более тысячи артиллерийских орудий, танки, пулеметы, несколько торпедных катеров и почти полмиллиона винтовок. Причем, в Испанию отправляли не только старье, но и современные истребители И-15 и И-16, бомбардировщики, которые испанцы называли русскими именами ("Наташки" и "Катюшки"), а также танки и бронеавтомобили.
  
  Правда, по сравнению с помощью, которую оказывали франкистам Гитлер и Муссолини, объемы военно-технической помощи СССР республиканцам были скромными: Советский Союз поставил в два раза меньше артиллерийских орудий, в два с половиной раза меньше самолетов, в три раза меньше танков и бронеавтомобилей. "Это обуславливалось как экономическими возможностями СССР, так и политическими причинами, - подчеркивает Юрий Рыбалкин. - Позиция Сталина в отношении Испанской республики менялась в зависимости от его настроения, от обстановки на фронтах и на международной арене. Постепенно интерес Сталина к Испании пропал, даже, наоборот, сменился неприятием. Известно много обращений республиканского правительства к СССР за помощью, которые Сталин просто игнорировал". <...>
  
  Лишь очень немногие советские советники знали испанский язык. Они были незнакомы с нравами и обычаями испанцев, поэтому им приходилось долго срабатываться с республиканскими командирами, к которым их прикрепляли. Да и менялись советники часто: многих неожиданно отзывали на родину, в СССР, где их репрессировали.
  
  Кроме того, из Москвы поступали, как замечает российский историк, "противоречивые и не всегда оправданные указания". Проще говоря, Сталин и Ворошилов определяли направления главных ударов, тактику и даже конкретные действия отдельных подразделений, не зная ни боевых условий, ни состояния войск, ни даже топографии оперативных участков. Один из приказов наркома обороны Ворошилова, касавшихся Сарагосской операции, выглядел так: "Собери мощный кулак в одно место, запасись резервом и дуй в наиболее чувствительное место противника".
  
  Особое внимание Рыбалкин уделяет и непосредственному участию советских военных в боевых действиях против Франко. Потери были очень большие. Советская техника уступала новым немецким самолетам, которые Гитлер поставил франкистам. Сказывалось также отсутствие боевого, да и просто летного опыта. Многие советские летчики до отправки в Испанию налетали всего по 30-40 часов, тогда как немецкие и итальянские пилоты, воевавшие на стороне Франко, - в десять раз больше. Отсюда, например, высокий процент аварий и катастроф (только за полтора года испанской войны из-за них были потеряны без малого полторы сотни советских самолетов)". (9)
  
  "Коммунистам удивительно быстро удалось поставить под контроль правительство, бюрократию и машину общественного порядка, сохраняя при этом за собой, по требованию советской внешней политики, лишь два второстепенных министерских портфеля. Они постарались стать необходимыми для политиков-центристов, стремившихся вернуть государству силу и так вовлекшихся в этот процесс, что им стало уже не до протестов. Тем не менее острая реакция на всевластие коммунистов была неизбежна, особенно в армии.
  
  Осенью 1937 года коммунистическая пропаганда громко славила прогресс Народной армии: улучшения на уровне подразделений и впрямь были налицо. Однако мало кто из командиров и работников штабов проявлял компетентность и тактическое чутье, организация снабжения оставалась коррумпированной и неэффективной. Самый значительный урон боевому духу наносили события в тылу. Предпочтение коммунистам в кадровой политике и вербовка в партию достигли таких масштабов, что офицеры регулярной армии, раньше поддерживавшие коммунистов, хватались за голову. Прието был потрясен, когда услышал, что раненым некоммунистам часто отказывают в медицинской помощи; батальонным командирам, отвергавшим предложения вступить в партию, недодавали боеприпасы, провиант, даже отказывали в пополнении. Зато те, кто соглашался, сразу видели, насколько полезно быть коммунистом. Их повышали в должности, начинали выделять в донесениях и славить в прессе.
  
  С беспартийными офицерами даже на самых высоких постах отказывались сотрудничать - к примеру, полковнику Касадо в бытность командующим армией Андалусии не сообщали о расположении аэродромов и о наличии авиации на его фронте. Комиссары получали от своего партийного начальства целевые показатели по приему в партию и шли на всё для их выполнения. Прието впоследствии рассказывал, что служивших в коммунистических подразделениях социалистов, отказывавшихся вступить в компартию, часто расстреливали по ложным обвинениям, вроде трусости или дезертирства. После сражения при Брунете 250 человек из дивизии Кампесино искали защиты в 14-й дивизии Меры из-за дурного обращения, которому они подверглись за свое нежелание стать коммунистами. Разгневанный Кампесино примчался в штаб Меры, но тот отказался вернуть ему людей. Генерал Миаха, хоть и состоял официально в КПИ, поддержал Меру в конфликте со своим однопартийцем". (1)
  
  НКВД В ИСПАНИИ
  
  "Наибольший "успех" был достигнут Народным фронтом по части внедрения советского опыта репрессий. Так, в словаре испанцев до сих пор существует слово "ЧК" - синоним любой зловещей организации.
  
  Дело в том, что контингент из двух тысяч советских военных, прибывших в Испанию, почти наполовину состоял из работников НКВД. У них имелось спецзадание - создать органы госбезопасности, что и было сделано. В городских районах, в поселках и на предприятиях появились организации, названные по известной аналогии - ЧК. Их сотрудники занялись массовыми чистками по сталинским образцам.
  
  "Вершиной чекистской активности" <...> стало уничтожение видных представителей мадридской интеллигенции. Это произошло в поселке Паракуэльяс, недалеко от построенного впоследствии международного аэропорта Барахас. Расстрелы начались 7 ноября 1936 года - в ознаменование Октябрьской революции - и продолжались до середины декабря. Видаль Мансанарес приводит цифру в 8 тысяч расстрелянных. Среди них были "выдающиеся ученые, университетские профессора, известные литераторы, врачи, инженеры, священнослужители".
  
   Тысячи ни в чем не повинных людей были уничтожены усилиями советских и испанских чекистов и в других регионах Испании. Репрессиям подвергались представители всех социальных слоёв. Причиной, по которой человек обрекался на смерть, как указывает историк, могла стать не только связь с военными, но и, к примеру, его религиозность - крестик или образок на шее. Впрочем, поводом для казни мог служить и такой "признак враждебной социальной принадлежности", как ношение очков. Репрессии продолжались до поражения Народного фронта в гражданской войне весной 1939 года". (3)
  
  "Процесс Каменева и Зиновьева произвел губительное впечатление в просоветских кругах, к тому же в этих кругах возникало множество самых каверзных вопросов в связи с линией невмешательства, якобы проводимой Москвой в испанских делах.
  
  В тот момент Сталин приказал Ягоде, тогда ещё шефу ОГПУ, создать в Испании отделение своего ведомства - советской тайной полиции. Мог ли всесильный Ягода знать, что через пять дней после этого важнейшего поручения он будет снят со своего поста, а через несколько месяцев помещен в одну из камер Лубянки, которыми он так долго заведовал? Его жизни пришел конец под огнем одной из его собственных команд расстрельщиков 14 марта 1938 года, после того как он "признался" в участии в заговоре в целях отравления своего преемника Ежова, а заодно и своего старого друга, знаменитого писателя Максима Горького.
  
  Но пока, повинуясь Сталину, Ягода 14 сентября 1936 года созвал чрезвычайное совещание в своем московском штабе на Лубянке. Среди участников были Фриновский, командующий войсками ОГПУ, позже народный комиссар военно-морского флота (его карьера внезапно оборвалась в 1939 году, когда он "исчез"), А. Слуцкий, начальник Иностранного отдела ОГПУ, генерал Урицкий из Генштаба Красной Армии. От Слуцкого, которого я часто встречал в Париже и в других местах, я узнал, что один из ветеранов его службы был послан с задачей организации ОГПУ на территории законного правительства Испании. Им был некто Никольский, он же Швед, он же Лёва, он же Орлов.
  
  Совещание на Лубянке приняло решение подчинить советской тайной полиции всю деятельность Коминтерна в Испании. Решено было, в частности, "координировать" всю работу Испанской компартии с работой ОГПУ в этой стране. Другим решением совещания было подчинение деятельности всех добровольцев, прибывающих в Испанию из разных стран, тайному полицейскому контролю того же ОГПУ. Осуществление этой задачи было возложено на уже существующую структуру, общую для всех компартий мира: в центральном комитете каждой из них всегда был один представитель, работающий по тайному поручению ОГПУ. Через этих представителей и должна быть взята под контроль деятельность добровольцев в Испании. <...>
  
  Начальник Иностранного отдела ОГПУ Слуцкий побывал в Барселоне вскоре после моего отъезда с целью инспектирования тайных полицейских служб, созданных в Испании по русскому образцу. Это был момент разгула активности ОГПУ на всей территории, контролируемой законным испанским правительством, но центром сосредоточения его усилий стала Каталония, где группы независимых были наиболее сильны и где были даже настоящие троцкисты со своим партийным штабом.
  
  - У них имеются неплохие данные, - говорил мне Слуцкий, когда он через несколько недель вернулся в Париж, - но не хватает опыта. Мы не позволим превратить Испанию в площадку для сбора всяких антисоветских элементов, слетающихся туда со всего света. По сути дела, теперь ведь это наша Испания, часть советского фронта. Мы должны его укрепить. Кто знает, сколько там шпионов среди этих добровольцев? А анархисты и троцкисты, даже если они борцы-антифашисты, они всё же наши враги. Это контрреволюционеры, и мы должны их выкорчевывать.
  
  ОГПУ поработало блестяще. Уже в декабре 1936 года террор свирепствовал в Мадриде, Барселоне и Валенсии, были созданы специальные тюрьмы ОГПУ, его агенты убивали и похищали людей, вся эта сеть функционировала совершенно независимо от законного правительства. Его министерство юстиции не имело никакой власти над ОГПУ, превратившемся в государство в государстве. Перед его могуществом трепетали высшие представители правительства Кабальеро. Советский Союз, казалось, захватил в свои руки такую власть над законным испанским режимом, как если бы эта страна находилась в полном советском владении.
  
  Ларго Кабальеро опубликовал 16 декабря свой известный вызов Франко: "Мадрид не падет! Теперь мы обладаем необходимыми средствами борьбы в виде оружия и военного снаряжения". А на следующий день рупор Сталина в Москве, газета "Правда", провозгласила, что чистка в Каталонии "будет проводиться с той же энергией, с какой она проводится в Советском Союзе". (6)
  
  "ГРУ и особенно НКВД вели в Испании "активную работу". Это означало, что, помимо сугубо разведывательных задач, они занимались саботажем в тылу у националистов. Общее руководство осуществлял "Орлов", глава НКВД в Испании, а всей партизанской деятельностью командовал Х.-У. Мамсуров ("полковник Ксанти"), работавший в Испании с августа 1936 по октябрь 1937 года. Он запускал "активки" - мелкие группы саботажников, переходившие линию фронта со специальными заданиями. <...>
  
  Его сменил Наум Эйтингон, тоже один из главных героев советской разведки за рубежом, мастер "мокрых дел": это он организовал убийство Троцкого. В письме к Ларго Кабальеро в декабре 1936 года сам Сталин подчеркивал необходимость засылать отряды во вражеский тыл.
  
  "Орлов" позднее утверждал, что подготовил в своих школах 1600 "герильерос" и отправил в неприятельский тыл ещё 14 тысяч "регулярных" бойцов, но последняя цифра, скорее всего, сильное преувеличение". <...>
  
  В роковом 1937 году <...> сталинская шпиономания достигла передела. Подозрительность в Испании и подозрительность в СССР питали друг друга. Полковой комиссар А. Агальцов докладывал в 1937 году в Москву: "Фашистская интервенция в Испании и орудующие у нас в стране троцкистско-бухаринские банды - звенья одной цепи". Некоторые советские военные советники, возвращавшиеся после выполнения специального задания в Испании, ускоряли действие чисток. Г. Кулик, командир III стрелкового корпуса, писал 29 апреля 1937 года Ворошилову: "Нельзя не задаться вопросом, как получилось, что враги народа, изменники родины, за интересы которой я дрался на фронтах Испании, прокрались на руководящие посты?.. Как большевик, я не хочу, чтобы кровь нашего народа бесполезно проливалась из-за этих карьеристов, скрытых предателей, негодных командиров, которых я видел в испанской армии. Считаю необходимым провести тщательную оценку всех наших командиров, в первую очередь наверху, в армии и в штабах". Сталинская чистка Красной армии набирала обороты. <...>
  
  Порой сталинистская паранойя порождала фантазии, выдававшие желаемое за реальность. "Во многих местах вспыхнули отвратительные грабежи, - говорилось в одном из донесений. - Банды троцкистских бандитов отнимали у гражданского населения все его скудные припасы, всё более-менее ценное имущество. Те испанцы, у которых было оружие, немедленно оказывали сопротивление. Троцкистских изменников истребили в считаные часы".
  
  В Барселону были направлены офицеры НКВД из ведомства Орлова для расследования и подготовки подробного доклада. Они быстро соорудили ещё более грандиозную теорию заговора, вроде тех, которые уже стали нормой при сталинском терроре, известном в СССР как "ежовщина" - по фамилии главы НКВД. "Расследуя мятеж в Каталонии, органы государственной безопасности вскрыли обширную организацию, занимавшуюся шпионажем. В этой организации троцкисты тесно сотрудничали с фашистской организацией Испанская фаланга. У сети были ответвления в армейских штабах, в военном министерстве, в Национальной республиканской гвардии и т. д. Используя секретные радиостанции, организация передавала неприятелю информацию о планируемых операциях республиканской армии, о передвижениях войск, о позициях батарей, направляла при помощи световых сигналов воздушные налеты. При одном из членов организации обнаружен план с отмеченными целями для фашистских бомбардировок, на обратной стороне карты было написано невидимыми чернилами: "Генералиссимусу. В данный момент мы можем сообщить вам всё, что знаем, о расположении и передвижении войск красных. Последняя информация, переданная нашей радиостанцией, свидетельствует о серьезном улучшении нашей информационной службы"".
  
  Как впоследствии признавали многие разочаровавшиеся коммунисты, чем грубее была ложь, тем сильнее она воздействовала, ибо не поверить в нее мог только отпетый антикоммунист. Испанская республика оказалась заражена чудовищной паранойей НКВД - но в дополнение к этому, как недавно доказали российские историки, события в Испании поспособствовали разрастанию террора в самом Советском Союзе. В любом случае лавина коммунистической лжи похоронила всякое единство республиканцев, несмотря на временный выигрыш от нее для центрального правительства и для восстановления военной дисциплины. <...>
  
  Конец влияния НКТ и ПОУМ позволил перестроить юридическую систему Каталонии. Коммунистический советник юстиции Хоан Коморера ввел особые народные трибуналы, больше похожие на военно-полевые суды. Месяц спустя центральное правительство учредило Особый трибунал по шпионажу и государственной измене. Из многих тысяч обвиненных и арестованных за участие в "майских событиях" обычные народные суды освободили 94 процента, тогда как трибунал Комореры - только 57 процентов. В то же время многие политические заключённые содержались вместе с уголовниками. Некоторые были задержаны находившейся под командованием коммунистов службой контрразведки DEDIDE, переименованной в Servicio de Investigacion Militar. Их содержали в секретных тюрьмах, включая "Palacio de las Misiones", "Preventorio C" ("Семинария"), "Preventorio G" (монастырь Дамас Хуанас), а также в государственной тюрьме на улице Деу-и-Мата. Существовали и трудовые лагеря с 20 тысячами узников. <...>
  
  В любом случае НКТ и ПОУМ потерпели поражение: их газеты подвергались теперь строгой цензуре, так что ПОУМ оказалась совершенно не способна противостоять напору обвинений, порой смехотворных. Её обвиняли даже в планах покушения на Прието и на коммуниста генерала Вальтера, "одного из популярнейших командиров в испанской армии". Само бесстыдство лжи первоначально дезориентировало людей - они были склонны верить тому, что слышали, на том основании, что никто не посмел бы такое выдумывать". (1)
  
  "Подвиги Интернациональной бригады и помощь оружием, поступавшая из Советского Союза, содействовали росту рядов Испанской компартии; в январе 1937 года в ней числилось более 200 тысяч членов. Спасение Мадрида высоко подняло советский престиж.
  
  В то же время это событие обозначило окончание первой фазы вмешательства Сталина в гражданскую войну. Началась новая фаза - мрачная работа всерьез по сталинизации Испании. Возложена она была на ОГПУ, Коминтерн был оттеснен на задний план. 4 февраля 1937 года Клебер был снят с поста командующего Интернациональной бригадой. Официально сообщалось, что коминтерновский генерал отправлен в Малагу для организации местной республиканской обороны. Больше о нём никто никогда ничего не услышал.
  
  Позднее, через несколько недель, уже будучи в Москве, я узнал, что исчезновение Клебера связано с чисткой в Красной Армии, массовыми арестами среди её офицерского состава. Многие из товарищей Клебера пали как "заговорщики" под пулями сталинских экзекуционных взводов. Случайно я встретил в те дни брата Клебера, отозванного в апреле из-за границы. Несколько дней спустя он был арестован ОГПУ.
  
  Исчезновение Клебера, знаменитого генерала-коминтерновца, в пучине великой чистки означало, что он принадлежал к числу тех, кто больше не был нужен Сталину и кто знал слишком много. Сталин считал, что Коминтерн в Испании свою задачу выполнил. Берзин и Сташевский прочно удерживали в своих руках правительство республиканцев. Исчезновение Клебера не вызвало никаких возражений тех, кто так долго прославлял его в различных странах мира. Его искусственная слава умерла вместе с ним. К его товарищу генералу Лукачу судьба отнеслась благосклоннее. Это был венгерский писатель-коммунист, подлинное его имя - Мате Залка. Расправа его миновала, он погиб смертью храбрых на испанском фронте.
  
  Успешная оборона Мадрида позволила ОГПУ ещё шире распространить свою власть в Испании. Произведены были тысячи арестов, в том числе многих интербригадовцев, боровшихся с оружием в руках против Франко.
  
  Всякая критика способов действий, малейший нелестный отзыв о сталинской диктатуре в России, случайное общение с людьми еретических воззрений - всё это объявлялось предательством. ОГПУ применяло отработанные в Москве методы вынужденных признаний и массовых расстрелов.
  
  Число антисталинистов из числа сторонников законного правительства, уничтоженных в Испании, мне неизвестно. Я мог бы перечислить десятки индивидуальных судеб людей, убитых в Испании, похищенных нашими агентами и насильственно отправленных в Россию. Один из наиболее скандальных случаев - судьба Андреса Нина, лидера революционной партии Марксистского единства (ПОУМ), в прошлом троцкиста, а ранее - одного из главарей Коминтерна. Вместе с группой своих сторонников он "исчез" из тюрьмы, где их держало в заключении ОГПУ. Их тела были найдены только после прибытия в Испанию комиссии членов английского парламента для расследования обстоятельств этой расправы. Другой громкий случай произошел с молодым Смилли, сыном известного английского лейбористского лидера Роберта Смилли. Молодой человек был убит в Испании в тюрьме, находившейся под контролем ОГПУ. Трагична также судьба Марка Рейна, сына эмигрантского русского социалистического лидера Абрамовича.
  
  Работа ОГПУ в Испании создала пропасть между участниками антифашистского движения. Кабальеро и его сторонники начали догадываться, что они не понимали, что делали, когда заключали союз с коммунистами в рамках единого фронта. Премьер Кабальеро не в состоянии был дольше терпеть советский террор, истреблявший его партию и ударявший по её политическим союзникам. С его благословения автономное правительство Каталонии отчаянно противилось чисткам, проводимым ОГПУ. В стране назревал внутренний кризис. Из Москвы, где решались внутренние испанские дела, я наблюдал за тем, как этот кризис развивался и достиг своей высшей точки.
  
  В марте 1937 года мне довелось познакомиться с конфиденциальным докладом Берзина наркому обороны Ворошилову. Доклад был также адресован Ежову, преемнику Ягоды на посту шефа ОГПУ (позднее также ликвидированному). Такие доклады предназначались для Сталина, но адресовались обычно вышестоящим начальникам их авторов. После оптимистической оценки общего положения в стране и похвал по адресу генерала Миахи Берзин переходил к сообщениям о недовольстве и протестах в руководящих испанских кругах в связи с деятельностью ОГПУ. Констатировалось, что агентура ОГПУ компрометирует Советскую власть в глазах испанцев своим произвольным вмешательством и шпионажем в правительственных кругах. В заключение Берзин предлагал немедленно отозвать Орлова.
  
  - Берзин абсолютно прав, - комментировал Слуцкий в беседе со мной после того, как я прочел доклад.
  Абрам Слуцкий, начальник Иностранного отдела ОГПУ, считал, что его люди ведут себя в Испании, как если бы они находились в колонии, и обращаются даже с лидерами, как колонизаторы с туземцами. На мой вопрос, как же поступят с Орловым, он сказал, что это зависит от Ежова.
  
  Между тем сам Ежов, главный мастер великой чистки, смотрел на Испанию как на советскую провинцию. С другой стороны, единомышленников Берзина в Красной Армии повсеместно хватали по всему Советскому Союзу, и жизнь самого Берзина не была в большей безопасности, чем жизнь других высших офицеров. Многие его товарищи находились уже в сетях ОГПУ, поэтому любой его доклад мог вызвать только подозрительность в Кремле.
  
  В апреле пришла очередь Сташевского прибыть в Москву для личного доклада Сталину. Хотя и закоренелый сталинист, твердый партийный ортодокс, Сташевский также понимал, что поведение ОГПУ на территории законного правительства Испании было ошибкой. Подобно генералу Берзину, он осуждал методы колониального рукоприкладства, применяемые русскими в Испании. Сташевский без всякого снисхождения относился к "троцкистам" в Советском Союзе и одобрял методы расправы с ними, применяемые ОГПУ, но он считал, что это учреждение должно щадить существующие в Испании традиционные политические партии, осторожно старался склонить Сталина к мысли о необходимости изменить курс ОГПУ в этой стране. Хозяин сделал вид, что он соглашается с ним, и Сташевский вернулся из Кремля окрыленный.
  
  Затем у него была беседа с маршалом Тухачевским, внимание которого он обратил на грубое поведение советских военных представителей в Испании. Об этом разговоре стало известно в узком кругу, и он породил немало толков. Маршал был вполне согласен с необходимостью призвать к порядку тех, кто вёл себя в Испании как в покоренной стране, но при этом было ясно, что позиции Тухачевского пошатнулись и у него уже недоставало авторитета, чтобы принудить людей к повиновению.
  
  Беседуя со мной, Сташевский высказывал надежду на скорое падение Кабальеро и возвышение Негрина, давно выбранного им в качестве кандидата в премьеры. "Тяжёлая борьба ждёт нас в Испании", - не раз предупреждал он меня.
  
  Это было очевидно для всякого, кто был в курсе политических планов Сталина и догадывался относительно его ближайших ходов. Сталин добился успеха в превращении Испании в придаток Кремля и был готов к новому рывку вперед. Избежав риска участия в военном конфликте, он уверился в том, что и другие его цели оказались в пределах досягаемости. Машина ОГПУ работала в Испании полным ходом. Единственным препятствием на пути оставалась Каталония, одна из главных опор Кабальеро. Чтобы добиться полного контроля, Сталину оставалось подчинить своей власти Каталонию и сместить Кабальеро.
  
  Это стало мне ясно из одного доклада некоего русского анархиста, лидера политической группы, действовавшей в Париже, но который в действительности был тайным агентом ОГПУ. Будучи послан в Барселону, он как единомышленник вошел в доверие анархо-синдикалистских кругов в местном правительстве. Миссия его была чисто провокаторской: подстрекать каталонцев на действия, которые потребовали бы вмешательства армии якобы для подавления беспорядков позади линии фронта.
  
  Всё это вытекало из 30-страничного доклада, составленного по образцу всех наших секретных документов. Такие доклады передавались на тончайших роликах фотопленки. В центральном офисе ОГПУ в Москве была установлена самая современная американская аппаратура для обработки этих фильмов. Каждая страница доклада представляла собой многократно увеличенный кадр фильма. В докладе агента излагалось содержание бесед, которые он вел со своими единомышленниками из разных политических партий, чьим доверием он заручился, перечислялись меры, которые он принял, чтобы подтолкнуть собеседников на рискованные действия, дающие в руки ОГПУ повод для того, чтобы их уничтожить. В заключение он предупреждал, что в ближайшее время в Барселоне надо ожидать выступления.
  
  Другой доклад, с которым я смог ознакомиться, исходил от лидера Испанской компартии Хосе Диаса. Он был адресован председателю Коминтерна Димитрову, который, давно уже зная, кто его хозяин, тотчас же отослал его в ОГПУ. Диас называл Кабальеро мечтателем и фразёром, органически неспособным стать верным союзником сталинистов. Негрина он хвалил. В докладе описывалась работа, которую коммунисты проводили среди социалистов и анархо-синдикалистов, чтобы подорвать их ряды изнутри.
  
  Из обоих докладов следовало, что ОГПУ плело заговор, чтобы сломить "неподконтрольные" элементы в Каталонии, установить над ними безраздельную власть Сталина. И действительно, сенсационные сообщения вскоре поступили из Барселоны. Заголовки гласили: "Восстание анархистов в Барселоне!" Сообщалось о заговоре в каталонской столице, о боях за телефонную станцию, уличных столкновениях, баррикадах, расстрелах. День Первого мая в Барселоне вошел в историю как день братоубийственной войны среди антифашистов, в то время как на них наступали войска Франко. Согласно официальной версии, каталонские революционеры предательски пытались захватить власть, когда все силы требовались для отпора фашистам. Другая версия барселонской трагедии, изложенная в прессе, сводилась к тому, что некие "экстремистские элементы сомкнулись с левым крылом анархистов, чтобы вызвать беспорядки в интересах врагов республики". (6)
  
  "9 мая, сразу после заключения перемирия в Барселоне, член ЦК партии Хосе Диас выдвинул стратегию смещения Ларго Кабальеро и суровой расправы с ПОУМ. "Пятая колонна разоблачена, - заявил он, - теперь мы должны её уничтожить... Некоторые называют себя троцкистами, это имя используют многие скрытые фашисты, сеющие смуту при помощи революционной риторики. Поэтому я спрашиваю: если это знают все, если это знает правительство, то почему не обращаться с ними как с фашистами, почему не приступить к их безжалостному истреблению? Сам Троцкий возглавлял преступную банду, пускавшую под откос поезда в СССР, занимавшуюся саботажем на больших заводах, делавшую всё для выведывания военных тайн с целью их передачи Гитлеру и японским империалистам. Ввиду того что всё это вскрыто на процессе..." Этими речами коммунисты разоблачали свой план расправы с ПОУМ. Сталинисты игнорировали, конечно, новые нападки Четвертого интернационала Троцкого на ПОУМ, твёрдо придерживаясь выбранных клише и ярлыков.
  
  На заседании кабинета 15 мая (за два дня до начала действия введенных Ларго Кабальеро мер против коммунистического проникновения в департамент комиссаров) министр-коммунист Урибе потребовал по приказу Москвы запрета ПОУМ и ареста её руководства. Ларго Кабальеро отказался это сделать, сказав, что не объявит вне закона партию рабочего класса, обвинения против которой совершенно не доказаны. Поддержавшие его министры-анархисты обвинили коммунистов в провоцировании событий в Барселоне. Урибе и Эрнандес покинули заседание, их примеру последовали правые социалисты Прието и Негрин, баскский националист Ирухо, Альварес дель Вайо и Хираль. С Ларго Кабальеро остались только четыре министра-анархиста и его старые коллеги-социалисты.
  
  За неделю до этого Хираль предупредил Асанью, что на следующем заседании кабинета социал-демократы и либералы поддержат коммунистов. Те приняли это решение отчасти потому, что поддерживали линию коммунистов на усиление центрального правительства, отчасти из опасения, что иной курс поставит под угрозу снабжение армии вооружениями. <...>
  
  Ещё в конце прошлого года коммунисты, обратившись к Негрину, получили его согласие стать следующим премьер-министром. Позднее генерал Кривицкий, сбежавший от НКВД, утверждал, что всё это подготовил ещё прошлой осенью Сташевский. <...>
  
  С целью скрыть, согласно инструкциям Сталина, коммунистическое влияние, компартия получила только два второстепенных портфеля: Хесус Эрнандес стал министром образования и здравоохранения, Висенте Урибе - министром сельского хозяйства. <...>
  
  В первый же день правительство Негрина согласилось на закрытие газеты ПОУМ "La Batalla". Советские и коминтерновские советники находились под сильным давлением: от них требовали быстрых результатов. Подполковник Антонио Ортега, новый генеральный директор безопасности и коммунист, подчинялся не Сугасагойтиа, министру внутренних дел, а Орлову. 16 июня, когда ПОУМ была объявлена вне закона, коммунисты превратили её штаб-квартиру в Барселоне в тюрьму для "троцкистов". Командира 29-й дивизии полковника Ровиру вызвали в штаб армии и арестовали. Были арестованы все руководители ПОУМ, которых удалось найти, в том числе Андреу Нин. Вместо ненайденных брали их жен. Ради видимости законности этих действий задним числом, спустя неделю, был издан указ об учреждении трибуналов для разбора дел о шпионаже и государственной измене.
  
  Лидеров ПОУМ передали оперативникам НКВД; их доставили в секретную тюрьму, устроенную в церкви на улице Аточа. Нина отделили от его товарищей и отправили в Алькала-де-Энарес, где с 18 до 21 июня подвергали допросам. Невзирая на пытки, примененные Орловым и его подручными, Нин отказывался от самооговора, отрицая, что передавал неприятелю координаты целей для артиллерийских обстрелов. Затем его перевезли в загородный летний домик, принадлежавший Констансии де ла Море, жене Идальго де Сиснероса, и запытали до смерти. После этого была разыграна гротескная комедия в сталинском духе. Отряд добровольцев-немцев из Интербригад в форме без опознавательных знаков, выдававших себя за гестаповцев, вломился в дом, изображая попытку спасения Нина. Затем туда подбросили "улики" их присутствия, в том числе германские документы, значки Фаланги и денежные купюры националистов. Убитого людьми Орлова Андреу Нина похоронили неподалеку. Когда на стенах появлялись граффити: "Где Нин?" - коммунисты подписывали внизу: "В Саламанке или в Берлине". Официальная партийная версия, согласно "Mundo Obrero", состояла в том, что освобожденный фалангистами Нин находится в Бургосе.
  
  Невзирая на протесты в республиканской Испании и петиции из-за рубежа, Негрин, неспособный поверить в подобную версию событий, ничего не предпринял в ответ на утверждения коммунистов, что они ничего не знают об участи Андреу Нина. Это постыдное поведение стало причиной глубокого раскола в новом правительстве. Когда Негрин повторил коммунистическую версию Асанье, президент не поверил ни единому слову. "Не слишком ли похоже на бульварное чтиво?" - бросил он.
  
  По прошествии времени, зная о московских показательных процессах и о настроениях в Испании в 1937 году, крайне трудно понять, как кто-либо мог верить в предъявленные ПОУМ обвинения в фашизме. А главное - почему правительство ничего не сделало, чтобы прекратить грязную войну сталинистов против Нина и его соратников, подвергнутых пыткам и "исчезнувших". Возобладала "дисциплинированная машина", уже лишившаяся, однако, энергии народной поддержки. Многие утратили почти все идеалы, которые стоило бы защищать. Как заметил теоретик анархизма Абад де Сантильян, "кто бы ни победил - Негрин со своими коммунистическими когортами или Франко с его итальянцами и немцами, - результаты для нас были бы одинаковыми". (1)
  
  "Среди рабочих Каталонии господствовали антисталинские настроения. Сталин знал, что размежевание неотвратимо, но знал также, что оппозиционеры разделены и могут быть сломлены быстрыми, смелыми акциями. ОГПУ раздувало пламя борьбы, натравливая друг на друга различные политические фракции. В пятидневном кровопролитии, ознаменовавшемся пятьюстами убитых, более чем тысячью раненых, Каталония стала пробой сил, в которой решался вопрос: быть или не быть правительству Кабальеро. Испанские коммунисты во главе с Диасом потребовали подавления всех антисталинских группировок, установления контроля ОГПУ над газетами, радиостанциями и всеми помещениями для собраний. Ларго Кабальеро отказался принять эти требования и вынужден был уйти в отставку 15 мая. Хуан Негрин стал новым премьером, как и было предложено заранее Сташевским. Его кабинет приветствовали как "кабинет Победы", и он оставался у власти до провала всей обороны законного правительства в марте 1939 года". (6)
  
  При осеннем наступлении 1937 года в Арагоне республика снова потеряла много столь нужного ей вооружения, особенно танков.
  
  "И снова сталинистская паранойя сваливала вину за неудачи на "троцкистскую" пятую колонну. Генерал Вальтер оценивал ситуацию ещё хуже, чем при Брунете. "Медицинское подразделение 35-й дивизии, - писал он, - отметило случаи гибели раненых интернационалистов в испанских госпиталях из-за злостной нерадивости, совершенно излишних хирургических операций, неверных диагнозов и методов лечения, явно указывающих на злой умысел". Кроме того, в XIV Интербригаде было заподозрено существование "крупной троцкистской шпионско-террористической организации". Её члены якобы замышляли убийство её командира Ганса Санхе и самого Вальтера. Вальтер обратился в НКВД в Барселоне с просьбой провести расследование, но "командир бригады Санхе взял его на себя. Он принялся за дело так ретиво и неуклюже, что арестованный, французский лейтенант, быстро умер во время допроса, унеся с собой на тот свет секрет организации".
  
  Генерал Посас считал виновным в провале операции Вальтера, сосредоточившегося на второстепенных целях и упустившего главную. Прието обрушивался на всех командиров операции, своей злой критикой настраивая против себя партию. Вместе с растущим числом старших офицеров он всё больше понимал, что коммунистическое управление военными действиями губит Народную армию, вынужденную проводить операции только ради престижа и вредной победной пропаганды". (1)
  
  Читатель наверняка помнит название зловещей контрразведывательной организации, активно действовавшей в Красной армии, да и в остальном СССР тоже, во время Великой Отечественной - СМЕРШ (СМЕРть Шпионам). В республиканской Испании во время гражданской войны был свой СМЕРШ, только назывался он по-другому: СИМ - Служба военной разведки. И понятно, что и тут не обошлось без направляющей и контролирующей роли сталинского НКВД.
  
  "Среди сотрудников СИМ были и безусловно преданные партийцы, и властолюбцы - её бесспорная власть привлекала в её ряды всевозможных авантюристов. Организация создавала свою сеть агентов при помощи подкупа и шантажа, им удалось внедриться даже в сугубо антикоммунистические формирования, что стало следствием контроля над переходами с должности на должность и над повышениями в звании. Так, подкупленный 19-летний стрелок из 119-й бригады мигом превратился в главу СИМ целого соединения, имевшего больше власти казнить и миловать, чем его командир.
  
  Из-за уничтожения архивов трудно точно назвать численность агентов СИМ: говорили, что только в Мадриде их набралось 6 тысяч, и на их жалованье официально расходовалось 22 млн песет. Её шесть военных и пять гражданских отделов, в том числе "бригада Z", держали под наблюдением все стороны жизни: её агенты присутствовали в каждом районе, в каждом подразделении. Больше всего страха внушала "особая бригада", занимавшаяся допросами, - когда чудовищные слухи о деятельности бригады просочились за рубеж, она просто изменила название. Правительство утверждало, что СИМ распущена, в действительности же число её жертв только выросло: это были "перебежавшие к неприятелю" (эвфемизм, применявшийся к гибели под пытками и к тайным казням). Она работала с сетью агентов-"невидимок" на фронте и в тылу.
  
  В центральном регионе СИМ пользовалась секретными по большей части тюрьмами, раньше принадлежавшими DEDIDE. Первой служил религиозный колледж Сан-Лоренсо, где держали 200 подозреваемых. Второй - "рабочий лагерь No 1" в Куэнке. Те, кому выпало через них пройти, дружно рассказывают о побоях, использовании пыток холодом и голодом для вырывания признаний, карцерах "ледник" и "холодильник", где голые заключённые находились по колено в воде или обдавались ледяной водой в зимние месяцы.
  
  В Барселоне у СИМ было две главных тюрьмы: на улице Сарагосы и в Seminario Consiliar, хотя использовались также и "Ангельские врата", где летом 1937 года томилось 300 узников, "маслобойня Нестле", отель "Колумб", тюрьма на улице Вальмахор и другие. Мастера допросов трудились не покладая рук, вырывая признания, способные стать подтверждением их теории заговора. В сентябре 1937 года органы безопасности Барселоны докладывали о разоблачении "шпионской организации разветвленнее мадридской, которую якобы тоже организовали каталонские троцкисты. Её опознавательными знаками были буквы TS, у каждого агента был индивидуальный номер. Документы, найденные в матрасе у одного из членов организации, показывают, что банда совершила несколько актов саботажа и готовила покушения на руководителей Народного фронта и республиканской армии". Далее приводился список республиканских лидеров, которых намечалось убить для получения поддержки со стороны некоммунистических министров.
  
  Под управлением НКВД СИМ совершала бесчеловечные зверства: эксплуатируя и преувеличивая их, националисты создали чудовищную легенду. Несмотря на то что все документы уничтожены, устные свидетельства и разоблачения, сделанные Мануэлем де Ирухо и Пере Бош-Гимперой, не оставляют сомнений, что советские "специалисты" активно применяли свои "научные" методы допроса. Методы СИМ тоже эволюционировали: избиения резиновой трубой, пытки ледяной водой и кипятком ушли в прошлое. Были придуманы специальные полы камер с направленными наружу острыми краями кирпичей, чтобы голые заключённые испытывали постоянную боль. Для дезориентации и создания невыносимых условий использовали раздражители вроде скрежета металла, смены цветов, слепящего света и покатых полов. Если это не помогало или если следователи спешили, всегда можно было прибегнуть к "электрическому стулу" или к "шумовому ящику": и то и другое могло быстро свести заключённого с ума. <...>
  
  Прието стал мешать контролю коммунистов над его собственной СИМ, когда осознал, в какую чудовищную машину превратилась эта служба, но было уже поздно. Меры против отдельных деятелей этого государства в государстве превратили коммунистов и "советников" из русского НКВД в его врагов, но не помешали тайным пыткам и казням. Редкие случаи реального сопротивления действиям СИМ имели место только на фронте, где в агентов СИМ, выискивавших инакомыслящих, случалось, попадала "шальная пуля". <...>
  
  Надёжных оценок общего количества узников СИМ и относительных соотношений по районам и годам не существует, но можно не сомневаться, что республиканцев среди них было больше, чем националистов. Любой критик советской военной некомпетентности - например, иностранный летчик-доброволец - мог быть обвинен в измене, как и всякий идейно несогласный с коммунистами. Министр юстиции Мануэль де Ирухо в знак протеста подал 10 августа в отставку, хотя и остался в правительстве в качестве министра без портфеля. Многие другие видные республиканцы были возмущены всеми этими беззакониями, в первую очередь практикой СИМ. Но Негрин отвергал критику деятельности СИМ как вражескую пропаганду: только в 1949 году он признался в своей ошибке в интервью американскому журналисту Генри Бакли". (1)
  
  ПРОПАГАНДИСТСКАЯ ВОЙНА И ИНТЕЛЛЕКТУАЛЫ
  
  "Интеллектуалы поддерживали борьбу республики скорее морально, чем практически, хотя некоторые писатели, включая Андре Мальро, Джорджа Оруэлла и Джона Корнфорда, взяли в руки оружие, а другие, как Хемингуэй, Джон Дос Пассос, чилийский поэт Пабло Неруда, У. Х. Оден, Стивен Спендер, Сесил Дей-Льюис, Герберт Рид, Жорж Бернанос, Антуан де Сент-Экзюпери, Луи Арагон и Поль Элюар, подолгу находились в Испании. Роман Мальро "Надежда" многие сочли гимном сопротивлению Испанской республики, хотя совсем скоро этот крупный политический оппортунист превратился в заядлого антикоммуниста.
  
  Но ничто не могло сравниться с той интеллектуальной мобилизацией, которой добилась Коммунистическая партия. В 1930-х годах она привлекла на свою сторону многих писателей и особенно поэтов: Мигеля Эрнандеса и Рафаэля Альберти, Стивена Спендера, Сесила Дей-Льюиса, Хью Макдиармида и Пабло Неруду. Самым прославленным писателем - сторонником республики, изо всех сил поддерживавшим развернутую коммунистами кампанию, был Эрнест Хемингуэй. Тем не менее любопытно взглянуть на противоречивость его натуры, подчеркивавшую конфликт политических сил в республиканской Испании.
  
  Хемингуэй был индивидуалистом для себя и при этом - поборником дисциплины для всех остальных. Он поддерживал борьбу коммунистов с анархистами и её методы, но только потому, что считал это необходимым для победы в войне. "Мне нравятся коммунисты, когда они становятся солдатами, - сказал он другу в 1938 году. - Но когда они играют в святош, я их ненавижу". Обхаживая его, коммунисты не отдавали себе отчета, что его глубокая и искренняя ненависть к фашизму не тождественна восхищению ими самими из политической убежденности. Но грубость, с которой Хемингуэй сообщил Дос Пассосу о тайной казни коммунистами Хосе Роблеса (закадычного друга Дос Пассоса), положила конец союзу двух писателей. Хемингуэй осуждал Дос Пассоса за поддержку анархистов и за "не совсем верное отношение к коммунистам".
  
  Трудно определить, насколько Хемингуэй был подвержен влиянию руководящих партийных кадров и советских советников, от которых получал важные сведения. Специалисты принимали его всерьез, это искажало его видение, и он уже не возражал предоставить им нравственный карт-бланш в борьбе за республику. <...>
  
  Стивен Спендер, написавший "Стихи из Испании", был потрясен казнями в Интернациональных бригадах и вскоре после этого вышел из компартии. Оден, воодушевленно описывавший в конце 1936 года социальную революцию и мечтавший служить в бригаде "скорой помощи", вернулся из Испании молчаливым и явно разочарованным. Правда, он менее чем за месяц сочинил длинную поэму "Испания 1937" со знаменитой строчкой "но сегодня борьба" и пожертвовал свой гонорар организации медицинской помощи Испании. Последующая критика этого произведения Оруэллом настроила поэта против его собственного труда. <...>
  
  Эзра Паунд назвал Испанию "эмоциональным пиром для шайки дилетантов с размягчением мозга", а Хилэр Белок, сторонник националистов, описывал тамошнее сражение как "пробу сил между еврейским коммунизмом и нашей традиционной христианской цивилизацией". Тем не менее большинство опрошенных Нэнси Кунард для сборника "Writers take Sides" ("Писатели определяются") так или иначе заявили, что выступают против Франко. Самюэль Беккет ответил: "UPTHEREPUBLIC!" ("Республика, вперед!") Американцы Уильям Фолкнер и Джон Стейнбек просто заявляли, что ненавидят фашизм, другие уточняли, что поддерживают ту или иную фракцию республиканцев. Олдос Хаксли высказал несогласие с коммунизмом и симпатию к анархизму (отчего Нэнси Кунард, симпатизировавшая коммунистам, отнесла его к нейтралам). НКТ-ФАИ пользовались также поддержкой Джона Дос Пассоса, Б. Трейвена и Герберта Рида.
  
  Республика побеждала при помощи Коминтерна в пропагандистской войне, а коммунисты тем временем одерживали верх в конфликте в левом лагере. Большевистский переворот в России ставил их в уникальное положение "владельцев единственного в мире маяка надежды". Как заметил Бертран Рассел, любое сопротивление или возражение "клеймилось как предательство дела пролетариата. Критика анархистов и синдикалистов забывалась или игнорировалась, восхваление государственного социализма позволяло сохранять веру, что есть одна великая страна, осуществившая чаяния первопроходцев". Трёхсторонний характер гражданской войны в Испании можно было считать эхом Кронштадтского мятежа против большевистской диктатуры в 1921 году. Через три года, когда на ужине 250 левых интеллектуалов в честь Эммы Гольдман она оказалась единственной, кто решительно осудил коммунистический режим, её поддержал один Бертран Рассел. Остальные сидели молча, кто в потрясении, кто в смущении. <...>
  
  Обе стороны всячески использовали радио, занимаясь с его помощью информированием, вербовкой, пропагандой. Республиканцы к тому же успешно использовали кино: с самого начала войны в кинотеатрах стали показывать советские фильмы. Чемпионом проката был "Чапаев" - сильно романтизированная история красного партизана, героя Гражданской войны в России. Он поднимал крестьян на защиту революции и в конце героически погибал. В Испании, правда, кинооператоры часто не ставили в проектор последнюю бобину пленки и оставляли зрителей с впечатлением, что Чапаев выжил.
  
  Другой картиной, разжигавшей воображение испанских коммунистов, была "Мы из Кронштадта" Ефима Дзигана, где матросы-анархисты из Кронштадта преображаются в дисциплинированный отряд Красной армии. Само собой, анархисты, знавшие правду о подавлении большевиками Кронштадского мятежа, не испытывали такого энтузиазма по поводу фильма. Не сходил с экранов также "Броненосец "Потёмкин" Сергея Эйзенштейна, как и ряд других советских фильмов. Показывали документальные фильмы, снятые в воюющей Испании. Советские режиссеры Роман Кармен и Борис Макасеев сняли "Мадрид обороняется", "Мадрид в огне" и полнометражную "Испанию". <...>
  
  Гражданская война в Испании не длилась ещё и месяца, когда начался первый из больших показательных процессов. Любого, кто осмеливался их критиковать, объявляли замаскировавшимся фашистом. Виктору Сержу, обрушившемуся на них в Париже, рабочий-коммунист крикнул: "Предатель! Фашист! Что бы ты ни делал, Советский Союз есть и останется родиной угнетенных!". За редкими исключениями (вроде поэта Андре Бретона) социалисты не смели подать голос, так как интересы Народного фронта требовали уважения к коммунистам.
  
  Андре Жид приготовил выступление о советской диктатуре, но прознавший об этом Илья Эренбург устроил так, что бойцы коммунистической милиции с Мадридского фронта забросали его телеграммами с мольбами не "наносить им смертельный удар". Жид был поражен: "Сколько на меня обрушится клеветы! В испанской милиции меня сочтут предателем!" В самой Испании газета ПОУМ "La Batalla" печатала критические материалы о московских процессах, чем сильно увеличивала враждебность коммунистов к их марксистским соперникам. Даже вожаки НКТ пытались не позволять своей печати нападать на сталинские расправы в момент острой нужды в советском оружии. Недальновидность, даже слепота западных правительств и их слабость перед лицом Гитлера и Муссолини обеспечивала Коминтерну очевидную монополию на сопротивление фашизму.
  
  Все это время республика страдала от своей зависимости от советских поставок. <...> Политика умиротворения и западный бойкот республики значительно усилили влияние Коминтерна, который стал претендовать на роль единственной реальной силы в борьбе с фашизмом.
  
  Другой важный урок, преподнесённый той эпохой, заключается в том, что массовый самообман - это просто болеутоляющее, прописываемое руководством, не способным смотреть в глаза реальности. Как доказала гражданская война в Испании, первой несёт потери на войне не правда, а её источник - честность и совесть каждого человека". (1)
  
  ИСПАНСКОЕ ЗОЛОТО
  
  "Привлекала груда испанского золота (140 миллионов фунтов), которую правительство готово было потратить на военное снаряжение. Какая часть этого золота могла отправиться в Россию в оплату военных поставок в условиях, когда Советский Союз официально должен был придерживаться политики строгого невмешательства, - этот вопрос требовал безотлагательного решения. <...>
  
  Артур Сташевский прилагал все усилия к тому, чтобы сосредоточить в руках советских представителей все бразды контроля над финансами республики. Ему нравились Испания и испанцы. Он был увлечен своей деятельностью, ему казалось, что он переживает заново опыт своей работы в революционной России двадцать лет назад. В лице Хуана Негрина, министра финансов мадридского кабинета, он нашел добровольного сотрудника в осуществлении своих финансовых планов. Мадриду было практически невозможно легально покупать оружие на мировых рынках этого товара. Республика депонировала часть своего золотого запаса в парижские банки, надеясь импортировать военное снаряжение из Франции. Но здесь возникла непреодолимая трудность: французские банки отказались выдавать золото по той причине, что Франко угрожал в случае победы предъявить им иск. Но иски такого рода не смущали далеко отстоящий от Испании Кремль, в случае если золото окажется в его руках. Сташевский предложил отвезти испанское золото в Россию и поставить Мадриду в обмен оружие и снаряжение. Через Негрина он добился заключения этой сделки с правительством Кабальеро". (6)
  
  "Одной из важнейших проблем гражданской войны в Испании была оплата советской помощи золотом из резервов Банка Испании. На тот момент Испания владела четвертым в мире золотым запасом, образовавшимся главным образом из-за взлета её внешней торговли в годы Первой мировой войны. Создается впечатление, что именно русский экономист Артур Сташевский подсказал министру финансов доктору Хуану Негрину мысль "вести текущий счёт в золоте" в Москве. Мадрид, боясь наступления Африканской армии, мог использовать такое решение для закупки оружия и сырья. Золото конвертировалось в валюту через Banque Commerciale pour l"Europe du Nord ("Евробанк") в Париже (оба - финансовые учреждения Кремля во Франции).
  
  24 июля Хираль распорядился о первой отгрузке золота, в этот раз в Париж, для оплаты закупок вооружения во Франции. С момента начала работы Комитета по невмешательству в испанские дела поступление золота на приобретение оружия продолжилось из других источников; так происходило до марта 1937 года. В общей сложности во Францию было отправлено 174 тонны золота (27,4 процента испанского золотого запаса)". (1)
  
  "13 сентября 1936 года, вскоре после начала военного мятежа против республиканского правительства Испании, министр финансов этого правительства Хуан Негрин с согласия премьера Франсиско Ларго Кабальеро подписал секретный декрет, разрешавший Банку Испании перевод золотого запаса страны в безопасное место. В этот момент войска мятежников находились всего в 115 км от Мадрида, и правительство всерьез опасалось падения столицы. Постфактум об этом декрете поставили в известность и президента республики Мануэля Асанью, однако на всякий случай от него скрыли, что основную часть золота предполагается вывезти в СССР. По свидетельству Ларго Кабальеро, о конечном пункте маршрута знал также министр военно-воздушных и военно-морских сил Индалесио Прието.
  
  С советской стороны переговоры о перемещении испанского золота в СССР вели председатель Совнаркома Вячеслав Молотов и нарком финансов Григорий Гринько. Последнего это до добра не довело. В августе 1937 года Григорий Федорович был смещен со своего поста и арестован. В марте 1938-го Гринько вместе с Бухариным, Рыковым, Ягодой и другими подсудимыми на процессе "право-троцкистского блока" был обвинен в "троцкизме, сотрудничестве с немецкой, итальянской, японской и американской разведками, подготовке убийства Сталина, Ежова и других членов правительства" и расстрелян. Возможно, причастность к истории с испанским золотом стала аргументом для его включения в расстрельный список.
  
  До сих пор в точности не известно, кто был инициатором отправки золота в Москву - испанское или советское правительство. Вальтер Кривицкий, руководитель советской разведки в Западной Европе, ставший невозвращенцем, утверждал, что Сталин хотел получить гарантии того, что помощь со стороны Советского Союза республиканцам будет оплачена, и настоял на отправке испанского золотого запаса в СССР. Эта версия кажется наиболее близкой к действительности". (10)
  
  "Каким-то образом слухи о сделке проникли за границу. В зарубежной печати раздались обвинения в том, что из-за Кабальеро часть золотого запаса страны досталась в заклад Советам. 3 декабря, когда транспортировка золота налаживалась, Москва официально опровергла, что подобная сделка заключена, подобно тому как она постоянно опровергала советское вмешательство в Испании. В нашей среде Сташевского тогда в шутку называли "богатейшим человеком в мире" за то, что ему удалось взять в руки контроль над испанской казной". (6)
  
  "Судить о советской бухгалтерии и об определении долга республики за оружие и прочее, в том числе транспортировку и подготовку республиканских войск и специалистов, крайне сложно. Всё делалось втёмную, многие затраты были, мягко говоря, завышены. Советский Союз заявлял, что вместе с предоставленными им в 1938 году кредитами (после исчерпания, по его подсчётам, текущего счёта в золоте) республика получила товаров и услуг на 661 млн долларов, тогда как в Москву было отправлено золота только на 518 млн. Но советские данные не учитывают особенностей "творческой бухгалтерии", применявшейся при переводе золота в рубли, рублей в доллары, а долларов в песеты. При обменном курсе рубля к доллару 5,3:1 СССР применял соотношение 2,5:1, что давало ему понятную прибыль". (1)
  
  "Некоторые западные историки полагают, что в действительности советские поставки республиканской Испании были меньше, чем выручка от продажи испанского золота. Они утверждают, что при расчётах с Мадридом советские рубли переводились в доллары США по завышенному курсу, а курс песеты по отношению к доллару, наоборот, занижался, что позволило СССР прибрать к рукам от 30 до 40% заявленных средств. Скорее всего, так оно и было.
  
  Кроме того, Советский Союз легко мог присвоить десятки миллионов долларов за счёт непрозрачных операций подконтрольного ему Banque Commerciale de l"Europe du Nord, документы по которым до сих пор не найдены. Нет даже уверенности, что за 510 тонн испанского золота было действительно выручено $469,8 млн, как утверждала советская сторона. По тогдашней цене золота за 510 тонн можно было получить $573 млн. Впрочем, поскольку в 30-е годы рубль не был конвертируемой валютой, определить его истинный курс к доллару в 1936-1939 годах невозможно - он мог устанавливаться только по договорённости сторон.
  
  Надо также иметь в виду, что стоимость поставок вооружения и боевой техники советская сторона могла устанавливать произвольно. Но определить, какую именно часть испанского золотого запаса Сталин в действительности присвоил, сегодня практически невозможно. Можно только констатировать, что СССР помогал Испанской Республике совсем не бескорыстно и, несмотря на победу Франко, в убытке не остался, а, вполне возможно, даже получил некоторую прибыль. Как только во второй половине 1938 года испанский золотой запас в СССР оказался почти полностью исчерпан, Сталин отозвал своих военных советников и бойцов интербригад и сократил поставки вооружений и боевой техники республиканцам. Он уже не сомневался в грядущем поражении республиканцев и был готов лишь немного продлить их агонию". (10)
  
  "Когда просочились известия о переправке испанских золотых запасов в Париж и в Москву, стоимость республиканской песеты на мировых валютных биржах рухнула, уменьшившись в декабре по сравнению с ноябрем вдвое. Импорт превратился в тяжкое бремя для и без того шаткой экономики, стоимость жизни взлетела". (1)
  
  "14 сентября, несмотря на протесты некоторых членов совета Банка Испании, золото было изъято из хранилищ банка и доставлено в портовый город Картахена. 15 октября 1936 года Негрин и Ларго Кабальеро приняли решение об отправке золота в СССР. Резидент НКВД в Испании Александр Орлов (он же Лейба Фельдбин, он же Лев Никольский, он же Лев Николаев) 20 октября 1936 года получил шифровку от Сталина с приказом организовать перевозку золота.
  
  Уже после Второй мировой войны, давая показания на слушаниях в Конгрессе США, Орлов заявил, что получил согласие использовать для транспортировки золотого запаса танкистов бригады полковника Семена Кривошеева, только что прибывших в Картахену из СССР. Но была опасность, что советских водителей грузовиков, перевозивших золото на суда, могут остановить и обыскать анархисты, чьи отряды располагались в окрестностях Картахены. Тогда разразился бы грандиозный международный скандал.
  
  "Александр Михайлович хорошо говорил по-английски, поскольку ранее несколько лет проработал в США и Англии. И он попросил Негрина выдать ему документ на имя Блэкстона, представителя Банка Англии. Мнимому англичанину якобы было поручено перевезти золото в безопасное место. И уже 2 ноября 1936 года три из четырех теплоходов с золотом - "КИМ", "Волголес" и "Нева" - благополучно прибыли в Одессу. Четвертое судно, "Курск", из-за повреждения двигателя дошло до Одессы только 9 или 10 ноября". (10)
  
  "Маршрут "золотого каравана" был тщательно разработан. 2 ноября 1936 года суда прибыли в одесский порт. Здесь их перегрузили в специальный поезд и под усиленной охраной доставили в Москву. Сталин был в прекрасном настроении. Испанское золото (слитки, бруски, редкие монеты) поместили в подвал одного из домов по Настасьинскому переулку в Москве, якобы на временное хранение. Но на банкете в Кремле Сталин неожиданно сказал: "Испанцам не видать этого золота, как своих ушей".
  
  Так оно и получилось. Долгое время о судьбе золотого запаса Банка Испании вобще не было известно. Но уже после смерти Сталина в США вышла книга "невозвращенца" Александра Орлова, руководившего операциями НКВД в Испании и скрывшегося после того, как он получил указание вернуться на родину. Орлов и рассказал об отправке золота в Советский Союз. Разразился скандал, эхо которого не утихало долгие годы". (9)
  
  "Выгрузка и последующая перевозка испанского золота по железной дороге в Москву проходили в обстановке строжайшей секретности. Всего в СССР прибыло, согласно сохранившимся документам, 510 тонн золота в 7800 ящиках, что составляло 73% золотого запаса Испании (остальные 193 тонны были перевезены во Францию). Сменивший Негрина на должности министра финансов Мендес Аспе также впоследствии утверждал, что в СССР было отправлено 7800 ящиков. Но Орлов настаивал, что ящиков было 7900. До сих пор неизвестно - то ли резидент НКВД ошибся, то ли кому-то в Испании или в Советском Союзе удалось удачно "закосить" 100 ящиков, или около 650 кг золота, что тогда стоило более $730 тыс". (10)
  
  "Большое количество испанского золота было доставлено при Негрине в Советский Союз. По указанию Сталина разгрузка прибывавших партий доверялась только офицерам тайной полиции, по личному выбору Ежова, во избежание распространения малейших сведений об этих операциях. Однажды я заметил в печати список высших представителей ОГПУ, награжденных орденом Красного Знамени. Среди них были известные мне имена. Я спросил у Слуцкого, в чем состояла заслуга награжденных. Он объяснил, что это список руководителей специального отряда численностью 30 человек, который был послан в Одессу для разгрузки ящиков с золотом: офицеры ОГПУ использовались на этой работе в качестве докеров. Операции по разгрузке золота из Испании проводились в величайшей тайне - это было первым случаем, когда я услышал о них. Один мой сотрудник, оказавшийся участником упомянутой экспедиции в Одессу, описывал мне потом сцены, которые там увидел: вся территория, примыкающая к пирсу, была очищена от людей и окружена цепью специальных отрядов. Через всё освобожденное пространство, от пристани до железнодорожного пути, высшие чины ОГПУ изо дня в день переносили на спине ящики с золотом, сами грузили их в товарные вагоны, которые отправлялись в Москву под вооруженной охраной. Я пытался узнать, каково количество доставленного золота. Мой помощник не мог назвать какой-либо цифры. Мы переходили с ним через Красную площадь в Москве. Указав на пустое пространство вокруг нас, он сказал:
  - Если бы все ящики с золотом, которые мы выгрузили в Одессе, положить плотно друг к другу на мостовой Красной площади, они заняли бы её полностью, из конца в конец.
  Так он наглядно представлял себе объем доставленного золота". (6)
  
  "Роль Негрина в то время была важна с точки зрения дальнейших событий. Организовывая отправку золота в Москву, он чрезвычайно сблизился со Сташевским - поляком, направленным в Москву в качестве советского экономического атташе. Сташевский сразу оценил Негрина как человека, которому СССР может доверять больше, чем кому-либо еще. Негрин твердо верил в политический централизм, включающий и контроль власти над экономикой. "По нашему мнению, - докладывал Сташевский в Москву, - необходимо сделать всё возможное, чтобы сосредоточить весь экспорт и импорт, включая все валютные операции, в одних руках".
  
  Оба, Негрин и Сташевский, были разгневаны тем, что Женералитат и анархисты Каталонии прибрали к рукам тамошние финансы. "Каталонцы бесконтрольно захватывают из филиала Банка Испании сотни миллионов песет", - докладывал в Москву Сташевский. <...>
  
  6 октября 1936 года генеральный консул отправил подробный доклад Розенбергу, советскому послу в Испании: "Наше отношение к анархизму в Каталонии ошибочно... Правительство действительно хочет организовать оборону и много делает в этом направлении, например создает генеральный штаб во главе с умным специалистом вместо прежнего комитета антифашистской милиции". Но его слова были проигнорированы: пропаганда Коминтерна представляла Каталонию и Арагон "царством испанской махновщины". Поскольку Красная армия разгромила анархистов Махно на Украине, Антонову-Овсеенко следовало бы распознать тревожные признаки. <...>
  
  Впоследствии сторонники Негрина оправдывали действия его администрации необходимостью сотрудничать с Советским Союзом и серьезностью военной ситуации. Однако именно Негрин уговорил Ларго Кабальеро отправить золотые запасы страны в Москву, поэтому он первым несёт ответственность за подчинение республики Сталину. С другой стороны, при нём поступление советской помощи резко сократилось: отчасти к этому привела устроенная националистами морская блокада, но важнее было растущее желание Сталина свернуть участие в испанских делах, вызванное пониманием того, что правительства Британии и Франции не намерены бросать вызов "оси". К тому же теперь СССР помогал Китаю бороться с японской агрессией. Как ни парадоксально, недовольство Сталина могла усилить очевидная надежда Негрина на то, что республику спасет война в Европе". (1)
  
  "По официальной советской версии, испанский золотой запас, хранившийся в Москве в Гохране, был почти целиком израсходован на оплату советской военной и иной помощи Испанской Республике. К августу 1938 года в распоряжении республиканского правительства осталось только 2 тонны золота, а к моменту падения республики в конце марта 1939 года не осталось и их. Всего за испанский золотой запас, хранившийся в Москве, было выручено, по утверждению советской стороны, около $470 млн. Из этой суммы около 132 млн было потрачено на вооружение, боевую технику и стратегическое сырье из СССР. Кроме того, советская сторона в качестве разного рода комиссий по финансовым сделкам получила $14,5 млн. Транспортировка золота из Картахены в Одессу, а потом в Москву, вместе с поставками вооружений и техники, осуществлявшимися до начала ноября 1936 года, была оценена в фантастическую сумму $51 млн. А ведь ранее советское руководство заявляло, что все военные и иные поставки испанским республиканцам осуществляются на безвозмездной основе.
  
  Остальные средства были потрачены за пределами СССР на покупку стратегического и иного сырья. Вырученная от продажи золота валюта переводилась в подконтрольный советским властям Banque Commerciale de l"Europe du Nord в Париже. Однако ни в Испании, ни в нашей стране документы об этих переводах не сохранились (возможно, они хранятся нерассекреченными в российских архивах). <...>
  
  Большинство советских участников операции с испанским золотом не дожили до конца гражданской войны в Испании. Тогдашний посол в Мадриде Марсель Розенберг был расстрелян 5 марта 1938 года, а торгпред в Испании Артур Сташевский, который, по мнению испанских историков, и предложил республиканцам вывезти золото в Москву, был казнён ещё 21 августа 1937 года, через несколько дней после ареста Гринько. Весьма вероятно, что ликвидация Гринько и Сташевского была в значительной мере связана с тем, что они не только вели переговоры по отправке в СССР испанского золота, но и знали, что инициатива передачи золота в Москву исходила от советской стороны". (10)
  
  Да, товарищ Сталин показал себя настоящим прагматиком по сравнению с отцом "пролетарской" революции Ульяновым-Лениным. До сих пор никто точно не подсчитал, сколько золота отправил Владимир Ильич кайзеру Вильгельму. По примерным оценкам что-то около 300 тонн: 250 тонн чистого золота "за передышку" и 50 тонн в слитках за "проезд в вагоне". (11)
  
  Тогда как Иосиф Виссарионович, вместо того, чтобы швырять громадные награбленные богатства в топку "мировой революции", проявил недюжинные уголовные способности по перенаправлению финансовых потоков в свою сторону. Кроме скоммунизженных 510 тонн испанского золота, в годы первой пятилетки, когда СССР остро нуждался в валюте, он организовал тайное производство фальшивых долларов США. До сих пор не известно, на сколько миллионов было реализовано сталинскими агентами фальшивых долларов в Европе, в Китае и в других странах. (6) Но это уже другая история.
  
  КРИЗИС РЕСПУБЛИКИ
  
  "Летом 1937-го, когда Сталин, казалось, окончательно достиг своих целей в далекой Испании, Япония атаковала Китай. Угроза Советскому Союзу с Дальнего Востока стала реальностью. Японцы заняли Пекин, бомбардировали Шанхай, наступали на Нанкин. Правительство Чан Кайши примирилось с Москвой и просило о советской помощи. Фашистские державы на Западе становились всё агрессивнее, усиливали свою помощь Франко. Военная ситуация в Испанской республике резко ухудшалась. Если бы Сталин хотел воспользоваться своими успехами в Испании, он должен был бы оказать ей теперь максимум помощи в борьбе против Франко и его союзников. Но более, чем когда-либо, он остерегался рисковать большой войной. Эта его позиция становилась всё очевиднее с тех пор, как Япония вторглась в Китай и угрожала сибирским границам СССР". (6)
  
  "Кроме огромных расходов на импорт оружия, республике приходилось покупать нефть, всевозможное оборудование и материалы, а после потери сельскохозяйственных районов Арагона - ещё и продовольствие. Основу рациона в республиканской зоне теперь составляли нут и чечевица из Мексики. Повсюду наблюдались перебои с продовольствием, а Барселоне, помимо этого, приходилось справляться с потоком беженцев из Арагона, добавившихся к тем, кто на прежних этапах войны бежал из Андалусии, Эстремадуры и Кастилии; всего беженцев теперь насчитывался миллион человек.
  
  Сцены, когда крестьяне из арагонских коллективов пригоняли свой скот и привозили на телегах весь свой утлый скарб, были ещё более тяжелыми, чем в Мадриде осенью 1936 года. Очереди за продовольствием стали длиннее, чем когда-либо прежде, женщины гибли и получали увечья во время бомбежек, потому что не хотели терять места в очередях. Ежедневные пайки - 150 г риса, бобов или, что чаще, чечевицы ("таблеточек доктора Негрина") - не спасали от витаминного и белкового голодания тех, кто не мог позволить себе покупок по ценам черного рынка. Дети, особенно растущее число военных сирот (по данным квакеров, в одной Барселоне их скопилось 25 тысяч), болели рахитом. В 1938 году удвоилась смертность детей и стариков.
  
  Местное население противопоставляло кризису свою привычную находчивость. На балконах Барселоны держали кур и кроликов, и город будили на заре петушиные крики. В горшках, а также на газонах по всему городу выращивали овощи. Во всем городе исчезли голуби, попав в кастрюли, та же участь постигла кошек, чье мясо продавалось под видом крольчатины. Вместо картошки резали и жарили апельсиновую кожуру, сушеные салатные листья заменяли табак, но результат всего этого был мизерный. Матери вставали до рассвета и брели по двадцать километров до окрестных ферм в надежде обменять хоть что-нибудь на еду.
  
  При этом политики и крупное чиновничество не слишком теряли в весе, и банкет в честь Негрина в Барселоне вызвал волну гневного возмущения. <...>
  
  Однако главные противоречия возникли непосредственно во власти, сначала между Прието и коммунистами. Последним проявлением его сотрудничества с ними при восстановлении силы государства стало разрушение Листером коллективов Арагона; но после этого стали учащаться мелкие и крупные стычки. Вспыхнул, к примеру, спор по вопросу, кому передать захваченный в целости и сохранности "Мессершмитт-109" - французам или Советскому Союзу. Но главным камнем преткновения было проникновение коммунистической партии на командные посты в армии.
  
  Пытаясь ограничить власть коммунистов в армии, Прието не позволял разрастаться комиссарской системе. Он запрещал склонять военных к вступлению в компартию, заменил сочувствовавшего коммунистам Альвареса дель Вайо одним из своих сторонников, социалистом Кресенсиано Бильбао. Кроме того, он часто увольнял офицеров-коммунистов: например, снял Антонио Кордона с должности начальника штаба Восточной армии. Он даже приказал отправиться на передовую Франсиско Антону, молодому Генеральному комиссару Центральной армии, считавшемуся любовником Пассионарии. Многие его приказы, включая этот, игнорировались, поскольку партия внушала всем коммунистам, что следует выполнять только её указания. Кроме всего прочего, коммунисты ненавидели Прието за разоблачение махинаций компартии - она зарабатывала для себя деньги на операциях торгового флота республики, реорганизованного при участии британских холдинговых компаний с целью обхода блокады. <...>
  
  Военно-воздушные силы и танковый корпус находились под полным советским контролем, поэтому для любой военной операции требовалось одобрение коммунистов. Пальмиро Тольятти писал в докладе Коминтерну, что Испанская компартия должна "завладеть всем аппаратом Министерства обороны и всей армией". <...>
  
  Тем не менее советские советники, похоже, преуменьшали опасность. Возможно, они считали, что республику ждет неминуемое поражение, а значит, им недолго оставаться в Испании и надо получить от командировки максимум удовольствия. <...>
  
  Похоже, Негрин встречался только с ведущими коммунистами и с советскими официальными лицами. 17 ноября на встрече с советским поверенным в делах Марченко он поднял "вопрос наших "соседей" в Испании" (эвфемизм для сотрудников НКВД). Он сказал, что "связь между товарищем Котовым и его работниками с Министерством внутренних дел и с СИМ нецелесообразна. Он предложил, чтобы товарищ Котов сохранял косвенные контакты с ним, Негрином, так как он создает свой собственный особый аппарат. То, что Негрин, всегда крайне деликатный в отношении наших людей, счел необходимым такое замечание, несомненно, свидетельствует о сильном давлении на него со стороны социалистической партии, анархистов и особенно агентов Второго интернационала по вопросам "вмешательства" наших людей в работу полиции и контрразведки". (1)
  
  "Роль Сталина в Испании приближалась к позорному концу. Он предпринял вмешательство в надежде на то, что с помощью зависимой Испании легко проложит наконец путь из Москвы через Париж и Лондон в Германию. Но маневр этот не имел успеха. Ему не хватило подлинной смелости. Он храбро боролся с независимостью испанского народа, но слабо - против Франко. Ему удавались кровавые интриги, но не удавались военные операции.
  
  Париж и Лондон занимали всё более дружественную позицию по отношению к Франко. Постепенно в течение 1938 года Сталин убрал свою руку из Испании. Всё, что он получил ценой своей авантюры, была оставшаяся в его руках груда испанского золота". (6)
  
  БЕЖЕНЦЫ
  
  "450 тысяч республиканцев, перешедшие границу с Францией в феврале 1939 года, когда пала Каталония, были не первыми беженцами от гражданской войны. Последней волной они тоже не стали. Ещё 150 тысяч, которым посчастливилось бежать из средиземноморских портов в марте, при окончательном крушении республики, добрались до французской колонии Тунис, где их интернировали в лагеря Гетта и Гафса около города Тунис, а также в лагеря близ Бизерты и Аргелии. Условия там были нечеловеческими: французские колониальные власти не приветствовали наплыв "красных". <...>
  
  Беженцев, перешедших границу в феврале - марте 1939 года, поделили на две категории: в одну попали женщины, дети, старики и больные, в другую военные и мужчины призывного возраста. Первых, примерно 170 тысяч, отправили в лагеря Пратс-де-Мольо, Ла-Тур-де-Кароль, Ле-Булю, Бур-Мадам и Арль-сюр-Тек, а далее раскидали по 70 французским департаментам. Вторую группу интернировали в импровизированные лагеря, главным образом на морском берегу в Юго-Западной Франции.
  
  Разгромленных республиканцев поместили на мокрые просоленные пляжи, не защищенные от ветра. Первый лагерь открылся в середине февраля в Аржелес-сюр-Мер. Это была болотистая местность, поделенная на прямоугольники площадью в гектар, обнесенная по периметру колючей проволокой и охраняемая сенегальскими войсками. Пленным не хватало воды, вплоть до того, что многие пытались пить морскую воду, ничего не было сделано для обеспечения людей возможностью мыться и справлять нужду. Кормили их скудно и плохо. Люди мучались от струпьев и вшей. 77 тысяч беженцев, плохо одетые, без всего, без денег и еды, строили укрытия для своих больных и раненых. Остальные зарывались в песок, прячась от ветра. Только через несколько недель им привезли цистерны с питьевой водой и доски для строительства туалетов.
  
  Интербригадовец из Латвии Эмиль Штейнгольд описывает самый крупный лагерь, Сен-Сиприен, куда согнали до 90 тысяч человек. "Представьте мрачную полосу песка без единой травинки, длиной в два километра и шириной в 400-500 метров. С одной стороны - Средиземное море, с другой - болото. Всё это огорожено колючей проволокой и поделено на квадраты. По периметру лагеря установлены пулеметы. На пляже возведен нужник - длинный настил на сваях, под ним набегают и откатываются волны. Так гостеприимно приняла нас демократическая Франция со своим социалистическим правительством. В знак благодарности за этот теплый прием мы решили назвать нужник и его окрестности "бульваром Даладье"... Песок выглядел сухим, но сухой была только поверхность. Мы спали группами по пять-десять человек. Одни шинели и одеяла мы клали под себя, другими укрывались. Переворачиваться на другой бок не рекомендовалось, потому что мокрый бок мёрз на ветру, от этого недалеко до пневмонии... Сюда доставили также раненых и больных. Смертность была очень высокой, до 100 человек ежедневно".
  
  Другие лагеря на юге мало чем отличались, открывались всё новые. В апреле басков, летчиков и интербригадовцев перевели в Гюрс, чуть лучше был Баркар, потому что туда отправляли тех, кто изъявлял желание вернуться в Испанию. "Маленький Брам", близ Каркассона, был одним из немногих приличных. Там даже имелся санаторий на 80 коек. Пытаясь улучшить условия в крупных лагерях, французские власти стали переправлять некоторых пленных в горы, в первоначальные сортировочные лагеря в Арле и Пратс-де-Молло, но этому пришлось положить конец, потому что там многие умирали от холода.
  
  Лагерь в Верне-ле-Бэн, расположенный между Саверденом и Фуа, во время Первой мировой войны был уголовно-исправительным лагерем, отрезанным от внешнего мира. Его 50 гектаров, поделенных на три сектора, были окружены колючей проволокой. Там держали республиканцев, которых французские власти сочли "угрозой для общественной безопасности", в их числе выживших из 26-й дивизии, бывшей "колонны Дуррути" и 150-й Интербригады, помещенных в сектор, прозванный "колонией прокаженных". При вишистах лагерь перешел к немцам, перестроившим его по их собственным лагерным нормативам. Как писал Артур Кестлер, "с точки зрения кормёжки, построек и гигиены Верне был хуже нацистского концентрационного лагеря". Нетрудно было предсказать, что в таких условиях беженцы будут умирать сотнями. Мужчины, заподозренные в политической деятельности, переводились в бывший замок тамплиеров Коллиур, женщины-активистки - в лагерь Рьекро". (1)
  
  ИТОГИ ВОЙНЫ
  
  В апреле 1939 года войска генерала Франко, поддержанные Германией, Италией и Португалией, одержали победу над Второй Испанской Республикой, получавшей помощь от СССР и Мексики. В стране была установлена диктатура Франко, просуществовавшая до 1975 года.
  
  "Гражданская война обошлась Испании в 450 тысяч погибших (5 % довоенного населения). По приблизительным подсчётам, погибло 320 тысяч сторонников республики и 130 тысяч националистов. Каждый пятый погибший стал жертвой не собственно военных действий, а политических репрессий по обе стороны фронта. <...>
  
  Гражданская война нанесла огромный материальный ущерб Испании. Основательно разрушенными оказались почти все крупные испанские города Испании (за исключением Бильбао и Севильи, практически уничтожены были Бельчите, Гвадалахара, Герника, Дуранго, Сеговия, Теруэль и т.д.). В общей сложности режиму Франко пришлось восстанавливать 173 испанских населённых пункта. Пострадали многие испанские дороги и мосты, коммунальное хозяйство, жилой фонд и т.д.". (2)
  
  "Было разрушено четверть миллиона зданий, ещё столько же было серьезно повреждено. У нового государства почти не было иностранной валюты, оно утратило весь золотой запас, что вызвало хаос в финансовой системе. Предстояло возвращать военные долги союзникам националистов". (1)
  
   МЕСТЬ ПОБЕДИТЕЛЕЙ
  
  Не успевших эмигрировать участников войны на стороне республики и вообще всех приверженцев социализма и коммунизма ожидала незавидная участь.
  
  "По данным итальянского дипломата Галеаццо Чиано, летом 1939 г. ежедневно расстреливали до 200-250 чел. в Мадриде, до 150 в Барселоне и 80 в Севилье". (5)
  
  "Перед разгромом республиканцы отпустили большую часть заключённых, тем не менее националисты и их сторонники расстреляли за 5 дней "освобождения" около 10 тысяч человек. Итальянские офицеры были шокированы этими хладнокровными убийствами, однако выполняли приказ Муссолини, что любой пойманный итальянец, воевавший за республиканцев, должен быть немедленно казнён, "потому что мёртвые молчат". <...>
  
  В январе 1940 года надзор за лагерями военнопленных был поручен генералу Камило Алонсо Веге, генеральному директору служб военного ведомства. Раньше он командовал гражданской гвардией, позднее стал министром внутренних дел. Осужденные военными трибуналами отправлялись на работы в военно-исправительные колонии или в угольные шахты Астурии, Леона и Басконии; некоторым пришлось добывать ртуть, многие тысячи отправились рыть каналы и трудиться на других милых сердцу Франко проектах. Часто эта рабочая сила оказывалась убыточной, совсем как в бериевском ГУЛАГе, но потом работы были переданы компаниям, лучше использовавшим дармовую рабсилу, чем военные власти. Военнопленных передавали также землевладельцам, занимавшимся в своих владениях обводнением и прочими неосуществимыми прежде работами. Остальных заключённых, 270 719 человек, судя по статистике Министерства юстиции, разослали по тюрьмам, вместимость которых не превышала 20 тысяч человек. <...>
  
  "Выявление ответственных" преследовало цель "физического уничтожения кадров партий Народного фронта, профессиональных союзов и масонских организаций", "искоренения политических сил, спонсировавших и поддерживавших республику". Мы не можем назвать точное число жертв франкистского террора, но новейшие исследования, проведенные более чем в половине провинций Испании, свидетельствует, что минимальное количество официальных казней достигло там 35 тысяч. Из этого следует, что названная после войны и обычно принимаемая цифра - 50 тысяч - может быть заниженной. Если прибавить к ней неофициальные и произвольные убийства, а также умерших во время войны - жертв казней, самоубийств, голода и болезней в тюрьмах, то общее число погибших достигнет, вероятно, 200 тысяч.
  
  Избежавших смертного приговора ждали долгие годы в ужасных условиях одного из 500 исправительных учреждений. Директор Образцовой тюрьмы Барселоны Исидро Кастрильон Лопес говорил своим подопечным: "Запомните, каждый заключённый - одна десятимиллионная часть дерьма". Заключённых мучили голодом и жаждой: иногда они получали только маленькую кружку воды на три дня. <...>
  
  Пойманных после 1 апреля 1939 года называли "posteriores": часто это были политические активисты или участники партизанского сопротивления режиму. Многих из них подвергали жестоким пыткам: топили почти до смерти в la bañera, били током, заставляя назвать имена других членов организации. Posteriores и anteriores (пойманных "после" и "до") фалангисты предъявляли для опознания вдовам погибших националистов. Любой, на кого падало подозрение в соучастии в гибели националиста, попросту "исчезал". <...>
  
  Отдав под контроль Церкви начальное образование, франкистский министр образования подверг чистке тысячи учителей и сотни университетских лекторов и профессоров, обвиненных в подверженности масонскому, еврейскому или марксистскому влиянию. Университеты были отданы под контроль Фаланги и церковных властей". (1)
  
  "Ко всему этому стоит добавить утверждение современного испанского историка Мигеля Амороса о том, что количество умерших по различным причинам во франкистских лагерях приблизительно равно количеству казнённых после войны, а также историю с похищением из семей "республиканцев" после установления в стране диктатуры от 30 до 300 тыс. детей". (5)
  
  А ЕСЛИ БЫ ПОБЕДИЛИ РЕСПУБЛИКАНЦЫ?
  
  "Здесь снова возникает необходимость задать вопрос, ответа на который попросту не может быть. Если бы победила республика, то сколько было бы казней, сколько смертей в лагерях? Сразу несколько историков напоминают, что победители в гражданских войнах всегда убивают больше, чем побежденные. Всё зависело бы от того, каким был бы республиканский режим. Если коммунистическим, то, судя по другим коммунистическим диктатурам, цифра была бы намного выше в силу параноидальной природы системы. Но в Испании всё определялось бы тем, какой вариант возобладал бы - сталинистский или с испанской спецификой, как, похоже, надеялся Негрин. <...>
  
  Напрашивается, однако, вопрос, каким был бы результат победы республиканцев. Если бы Народная армия добилась победы, скажем, в 1937 или 1938 году, то какой тип власти установился бы - леволиберальный, как в начале 1936 года, или твердый коммунистический? Стремительный коллапс республиканского правления весной - летом 1936 года и вспышка гражданской войны, вызвавшая революционный всплеск, имели существенные отличия от хаоса, последовавшего за Первой мировой войной. Существовало тем не менее и сходство с русской революцией: оба раза коммунисты были твердо намерены сразу после победы в войне с правыми уничтожить своих левых союзников. В сентябре 1936 года, вскоре после прибытия в Испанию, генерал Владимир Горев докладывал в Москву: "После победы над белыми совершенно неизбежна борьба с анархистами. Эта борьба будет очень жёсткой". <...>
  
  Представитель Коминтерна Андре Марти говорил 10 октября: "После победы мы с ними (анархистами) поквитаемся, тем более что к тому времени будем иметь сильную армию". 10 декабря "Правда" писала, что "чистка троцкистских и анархо-синдикалистских элементов будет проведена так же энергично, как в СССР". Как следовало из многочисленных докладов в Москву, стратегия Народного фронта была всего лишь "временной". Представители Коминтерна в Испании определенно стремились к коммунистической гегемонии в стране. <...>
  
  По самой сути своей идеологии сталинисты не были готовы долго делить с кем-либо власть. В Испании против этого действовал единственный фактор - интересы Советского Союза на мировой арене. Сталин уже демонстрировал готовность пожертвовать иностранной коммунистической партией, если этого требовали интересы "социалистической родины". Советскую политику в Испании определяли в основном события в Центральной Европе. <...> Годы сразу после войны были бы страшными независимо от стоящего у власти режима.
  
  Полноценное демократическое правительство получило бы, вероятно, в 1948 году помощь США по "плану Маршалла". При достаточно свободной экономике к 1950 году почти наверняка началось бы восстановление, как во всей Западной Европе. При авторитарной же левой, скорее всего, откровенно коммунистической власти Испания пребывала бы в таком же положении, как народные республики Центральной Европы и Балкан, до самого 1989 года". (1)
  
  ИСПАНИЯ ВО ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЕ
  
  "На железнодорожной станции Эндай на испано-французской границе 23 октября 1940 года произошла встреча Адольфа Гитлера и Франсиско Франко. Это событие имело исключительную важность для всего мира. Немецкий фюрер надеялся втянуть Испанию в войну на стороне стран "оси". <...> Ведь поддайся Франко на уговоры Гитлера, положение Великобритании резко бы осложнилось. Однако испанец отклонил все предложения, чем сильно рассердил Гитлера". (12)
  
  "Хотя испанский каудильо Франсиско Франко не вступил во Вторую мировую войну на стороне оси, он разрешил добровольцам вступить в немецкую армию при условии, что они будут воевать против большевизма (советского коммунизма) на Восточном фронте, а не против западных врагов III Рейха или населения любой страны Западной Европы. Таким образом, он смог одновременно сохранить отношения с западными союзниками, врагами Гитлера, отблагодарить Германию за поддержку во время гражданской войны в Испании и обеспечить выход для сильных антикоммунистических настроений многих испанских националистов, желавших отомстить СССР за помощь республиканцам". (13)
  
  Дивизия испанских добровольцев, насчитывавшая 18 693 человека была включена в состав Вермахта как 250-я пехотная дивизия 31 июля 1941 года. <...> Благодаря синим рубашкам - форме Фаланги дивизия обрела своё название - Голубая дивизия.
  
  Всего на Восточном фронте служило 45 000 испанских добровольцев. В октябре 1943 года, под сильным дипломатическим давлением, Франко принял решение отозвать "Голубую дивизию" домой, оставив символическую силу до марта 1944 года.
  
  Около 65 тысяч испанских добровольцев из числа эмигрировавших после поражения в гражданской войне республиканцев воевали и против Германии на стороне союзников. По данным Энтони Бивора, 700 испанских республиканцев служили в Красной Армии, а ещё 700 действовали как партизаны в немецком тылу.
  
  Общие потери Испании во Второй мировой войне составили 15 000 человек (14), что лишь ненамного превышает потери таких стран, как Дания (4000) и Норвегия (11 000).
  
  Таким образом, каудильо Франко фактически спас свою страну от участия в чудовищной бойне Второй мировой войны.
  
  "4 ноября 1944 года Франко дал интервью агентству Юнайтед Пресс, в котором заявил, что Испания никогда не была ни фашистской, ни национал-социалистской и никогда не вступала в союз со странами "оси". Услышав об этом, Гитлер сказал, что "бесстыдству сеньора Франко нет предела"". <...>
  
  Как ни удивительно, учитывая подозрительность Сталина по отношению к иностранным коммунистам, 119 испанцев и испанок служили в ОМСБОН (Отдельной моторизованной пехотной бригаде особого назначения НКВД СССР) - главной преторианской страже в Москве, охранявшей Кремль.
  
  Некоторые числились в 1-й Особой пограничной авиабригаде НКВД, расквартированной в Быкове, в 20 км юго-восточнее Москвы, готовой защищать советскую столицу". (1)
  
  "Издание El Periodico рассказывает о трагической судьбе испанца Хулиана Фустера. Он был военным хирургом на двух войнах: гражданской в Испании и "Великой Отечественной" в России, участвовал и в битве за Сталинград. А после окончания войны попал в сталинский ГУЛАГ: система, которую он в начале боготворил, оказалась для него чужой. <...>
  
  Многие республиканцы оказались в ГУЛАГе вместе с солдатами из Голубой дивизии (всего 350), испанскими ультраправыми, добровольно сражавшимися на стороне нацистов. "Советские лагеря их объединили. Идеологические разногласия остались в прошлом, ведь все они, волей судьбы оказавшиеся в плену, стали жертвами сталинской системы. Вместе боролись за выживание, свободу и солидарность, товарищество и дружбу", - объясняет Йордаке. У них была общая цель: "выжить и вернуться в Испанию".
  Фустеру это удалось. Его освободили раньше, в 1956 году". (15)
  
  СУДЬБЫ СТАЛИНСКИХ АГЕНТОВ
  
  Немногие из сталинских подручных пережили период "раннего репрессионизма". Из тех, кто принимал участие в гражданской войне в Испании и упомянут в данной статье, следующие:
  
  Кармен Роман Лазаревич (Корнман Эфраим Лейзорович) - кинорежиссер
  Макасеев Борис Константинович - кинорежиссер
  Эренбург Илья Григорьевич - корреспондент "Известий"
  Кузнецов Николай Герасимович ("Коля") - военно-морской атташе
  Мерецков Кирилл Афанасьевич ("Петрович") - военный советник в Испании с сентября 1936 по май 1937)
  Старинов Илья Григорьевич (товарищ Рудольфо) - с ноября 1936 по ноябрь 1937 советник диверсионной группы, советник 14-го партизанского корпуса
  Малиновский Родион Яковлевич (колонель Малино) - с января 1937 по май 1938 военный советник в Испании
  Сверчевский Кароль Карлович (генерал Карл Вальтер) - советский военачальник, с июля 1936 по май 1938 в Испании, командовал 14-й интернациональной бригадой, затем 35-й интернациональной дивизией
  Воронов Николай Николаевич (волонтёр Вольтер) - старший советник по артиллерии
  Родимцев Александр Ильич (капитан Павлито)
  Мамсуров Хаджи-Умар Джиорович (полковник Ксанти) - руководитель отрядов диверсантов
  Эйтингон Наум Исаакович (генерал Котов, товарищ Пабло) - один из организаторов вывоза в СССР испанского государственного золотого запаса.
  
  Отдельного упоминания заслуживает сталинский шпион Александр Орлов (Лейба Фельдбин):
  
  "Орлова направили в Испанию. В 1936 году он становится резидентом советской разведки, руководит партизанским движением в тылу мятежников, по приказу из Москвы ищет и уничтожает троцкистов. Выполняя личное указание Сталина, Орлов организовал отправку в СССР испанского золотого запаса, за что был награжден орденом Ленина. Между тем, с родины приходили всё более и более тревожные вести. Раскрутившийся маховик репрессий перебросился и на чекистов: одних расстреливали по скоротечным приговорам, другие погибали при странных обстоятельствах, третьи просто исчезали... В мае 1938-го, в Антверпене, Орлову приказали явиться на борт советского судна, где вроде бы должно было проводиться ответственное совещание. Разведчик понял, что это ловушка. Он подтвердил Москве свое согласие, а сам, забрав жену и дочь, через Францию и Канаду выехал в США. Затем переправил Сталину и Ежову два одинаковых письма. В них он предупреждал, что провалит агентуру многих стран, если семью или родственников, оставшихся в СССР, будут преследовать. Сталин распорядился оставить родственников мятежного резидента в покое. Однако решение это держалось в секрете". (16)
  
  Остальные холопы были Хозяином уничтожены:
  
  Гайкис Леонид Яковлевич (Хайкис Леон) - секретарь посольства (расстрелян 21 августа 1937 г.)
  Сташевский Артур Карлович (Гиршфельд) - торговый атташе (расстрелян 21 августа 1937 г.)
  Рейсс Игнатий Станиславович (Порецкий Натан Маркович) - деятель ЧК-ОГПУ-НКВД, невозвращенец (убит группой НКВД в Швейцарии 4 сентября 1937 г.)
  Антонов-Овсеенко Владимир Александрович - генеральный консул в Барселоне (расстрелян 12 октября 1937 г.)
  Слуцкий Абрам Аронович - комиссар государственной безопасности 2-го ранга, руководитель иностранного отдела ГУГБ НКВД СССР (убит сотрудниками НКВД 17 февраля 1938 года)
  Розенберг Марсель Израилевич - посол советского правительства в Мадриде (расстрелян 8 апреля 1938 г.)
  Горев Владимир Ефимович ("Санчо") - военный атташе (расстрелян 20 июня 1938 г.)
  Берзин Ян Карлович ("Гришин") - генерал (расстрелян 29 июля 1938 г.)
  Гендин Семён Григорьевич - старший майор госбезопасности (расстрелян 23 февраля 1939 года)
  Кольцов Михаил (Моисей Хаимович Фридлянд), самый известный корреспондент "Правды" (расстрелян в феврале 1940 г.)
  Кривицкий Вальтер (Гинзбург Самуил Гершевич) - высокопоставленный сотрудник ИНО НКВД, невозвращенец, убит в Вашингтоне, США, сотрудниками НКВД (или доведён до самоубийства?) 10 февраля 1941 г.
  Павлов Дмитрий Григорьевич ("Паблито") - командир танковых войск, генерал (расстрелян 22 июля 1941 г.)
  Качанов Кузьма Максимович - главный советник при ряде штабов войск армии Испанской республики (расстрелян 29 сентября 1941 г.)
  Смушкевич Яков Владимирович ("Дуглас") - советник по военной авиации (расстрелян 28 октября 1941 г.)
  Кулик Григорий Иванович (генерал Купер) - военный советник, командующий Мадридским фронтом с 1936 по май 1937 (расстрелян 24 августа 1950)
  Манфред Штерн (Мойше Штерн, Лазарь Штерн, Марк Зильберт, Эмилио Клебер) - советский разведчик, командир интербригады в Испании (арестован в 1938 г., 14 мая 1939 приговорён к 15 годам "за контрреволюционную деятельность", умер 18 февраля 1954 года в Озерлаге на станции Сосновка)
  
  
  Список источников:
  
  1. Э. Бивор, "Гражданская война в Испании 1936-1939", М., КоЛибри, 2017
  2. "Гражданская война в Испании", статья из Википедии
  3. "Чем занимались сталинские "отпускники" в Испании 1936-39 годов", статья в интернете, https://newrezume.org/news/2020-02-08-34317
  4. "Кальво Сотело, Хосе", статья из Википедии
  5. А. Фёдоров, "Репрессивная политика в ходе и после гражданской войны в Испании, история и полемика", https://avtonom.org/news/andrey-fedorov-repressivnaya-politika-v-hode-i-posle-grazhdanskoy-v-ispanii-istoriya-i-polemika
  6. В. Кривицкий, "Я был агентом Сталина", М., Яуза-Пресс, 2013
  7. "Интернациональные бригады", статья из Википедии
  8. "Группа советских военных специалистов в Испании", статья из Википедии
  9. Е. Шуман, "Тайна золота республиканской Испании", статья в интернете
  10. Б. Соколов, "Как СССР вывозил золото из Испании", https://theins.ru/history/139141
  11. "Как большевики отправили Германии 300 тонн украденного у России чистого золота", https://nampuom-pycu.livejournal.com/236330.html?utm_source=embed_post
  12. ""Неблагодарный негодяй": почему Франко отказал Гитлеру в союзе", https://press.lv/post/neblagodarnyj-negodyaj-pochemu-franko-otkazal-gitleru-v-soyuze
  13. "Испания во Второй мировой войне", статья в интернете
  14. "Потери во Второй мировой войне", статья из Википедии
  15. А. Абелья, "От концлагеря на юге Франции до сталинского ГУЛАГа. Судьба испанца Хулиана Фустера", http://argumentua.com/stati/ot-kontslagerya-na-yuge-frantsii-do-stalinskogo-gulaga-sudba-ispantsa-khuliana-fustera
  16. А. Орлов, "Тайная история сталинских преступлений", М., Всемирное слово, 1991.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"