Джурахон Маматов : другие произведения.

Памирские рассказы: Памир, горы, Непал, красота, путешествия, природа, красивые девушки, романтика, восток

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Счетчик посещений Counter.CO.KZ I Купить на Amazon.com: Купить на Амазоне I Скачать FB2

    Памирские рассказы

    Памир - это действительно красота... Что может сравниться с величием памирских гор, с их первозданной красотой, чистейшими родниками, вкуснейшей водой и упоительным воздухом? Я помню слова одного иностранца, который впервые увидел Памир и сказал: "Я - привилегированный человек, что побывал здесь... Не каждому удаётся увидеть эту красоту..." Я тоже, по Божьей воле, считаю себя привилегированным человеком: я часто бываю там. И каждый раз, когда бываю на Памире, я, высоко запрокинув голову, восторженно гляжу на эти величественные горы, стоящие в звонкой тишине... И я снова встречаюсь со своими замечательными и удивительными друзьями-горцами, гордо и молчаливо переносящими ежедневные, суровые горные будни. Брожу по каменистым, хранящим эхо долгой истории, таинственным ущельям... И где-нибудь, на высокой горной тропе, утомившаяся жительница тех мест, приложив ладони козырьком к глазам, с удивлением бросит свой проницательный взгляд на странника, влюблённого в горы. А я, мысленно послав ей свои пожелания счастья в её нелёгкой горной жизни, продолжу свой путь дальше к сверкающим вершинам. И вы, мои дорогие читатели, на страницах этих рассказов вместе со мной можете побывать на этом таинственном, малоизвестном большинству людей уголке земли под названием Памир. Остаётся добавить, что все события, все герои моих рассказов и их имена вымышлены, и любые совпадения с реальной жизнью являются совершенно случайными.
  Джурахон Маматов
  ПАМИРСКИЕ РАССКАЗЫ
  Издательство +ДА
  Нью-Йорк
  2011
  в редакции Елены Простак
  СОКРАЩЕННАЯ ЭЛЕКТРОННАЯ ВЕРСИЯ (30% книги)
  
  ISBN-13: 978-1-936550-05-0
  Copyright 2011 Джурахон Маматов
  Copyright 2011 plusDA Publishers / Издательство +ДА
  Published by plusDA Publishers, New York
  Edited by Elena Prostak
  Редактор - Елена Простак
  Address: plusDA Publishers, PO Box 1183, LIC, NY 11101, USA
  
  
  В книге рассказывается о высокогорном, малоизвестном большинству людей уголке земли под названием Памир. О горцах и горянках, гордо и молчаливо переносящих ежедневные, суровые горные будни.
  'Я - привилегированный человек, что увидел эту красоту...', - так сказал один из иностранцев, впервые посетивший этот удивительный край, восторженно разглядывая первозданную красоту памирских гор...
  
  полный каталог книг на
  www.plusda.com
  +DA / plusDA Publishers
  
  
  ---------------------------------------------------------------
  
  Памир - это действительно красота...
  Что может сравниться с величием памирских гор, с их первозданной красотой, чистейшими родниками, вкуснейшей водой и упоительным воздухом? Я помню слова одного иностранца, который впервые увидел Памир и сказал: 'Я - привилегированный человек, что побывал здесь... Не каждому удаётся увидеть эту красоту...' Я тоже, по Божьей воле, считаю себя привилегированным человеком: я часто бываю там.
  И каждый раз, когда бываю на Памире, я, высоко запрокинув голову, восторженно гляжу на эти величественные горы, стоящие в звонкой тишине...
  И я снова встречаюсь со своими замечательными и удивительными друзьями-горцами, гордо и молчаливо переносящими ежедневные, суровые горные будни. Брожу по каменистым, хранящим эхо долгой истории, таинственным ущельям... И где-нибудь, на высокой горной тропе, утомившаяся жительница тех мест, приложив ладони козырьком к глазам, с удивлением бросит свой проницательный взгляд на странника, влюблённого в горы. А я, мысленно послав ей свои пожелания счастья в её нелёгкой горной жизни, продолжу свой путь дальше к сверкающим вершинам.
  И вы, мои дорогие читатели, на страницах этих рассказов вместе со мной можете побывать на этом таинственном, малоизвестном большинству людей уголке земли под названием Памир.
  Остаётся добавить, что все события, все герои моих рассказов и их имена вымышлены, и любые совпадения с реальной жизнью являются совершенно случайными.
  
  
  
  ---------------------------------------------------------------
  
  
  Джурахон Маматов
  ПАМИРСКИЕ РАССКАЗЫ
  Часть 1
  Издательство +ДА
  Plusda Publishers
  www.plusda.com
  
  
  
  Ниссо
  Живописное это место - кишлак Пастхуф, расположенный на правом берегу реки Пяндж и весь утопающий в зелени. Внешнему миру мало что известно о нем, хотя селение достаточно древнее. Как и везде, люди в нем живут своими ежедневными заботами: влюбляются, женятся, воспитывают детей. Здесь есть свои таланты, свои артисты, свои рыбаки, свои хохмачи-юмористы, в общем, свои индивидуальности. Но особой достопримечательностью являются красивые девушки. И одна из них - Ниссо. Она всегда носит памирское платье-курта белого цвета с красно-зелёной вышивкой. Голова ее обычно покрыта платком-титак, и из-под него видна её красивая каштановая коса, в конце которой она неизменно вплетает пулкак.
  Пулкак - это древнее украшение персидских девушек, которое вьётся из шерстяных нитей с мелким цветным бисером. Может, оттого Ниссо и красивая, что носит национальную одежду, хотя и в европейском наряде она выглядела бы тоже неотразимо - она ведь из Пастхуфа.
  Внешне она очень похожа на Ромину Пауэр, солистку распавшегося итальянского дуэта 'Аль Бано и Ромина Пауэр'. Помните их знаменитую песню 'Феличита' (Счастье)? Но я думаю, Ниссо гораздо красивее. Спросите почему? А был такой случай. Как-то мне с семьёй пришлось лететь вместе с ней из Душанбе в Хорог.
  Ан-28, маленький белый самолётик, разогнался по взлётной полосе и, слегка качнув крыльями, как бы сказав 'пока' городу Душанбе, направился в сторону Хорога.
  Чувствовалось, что жаркий воздух августа был разреженным: самолёт то нырял, то его подбрасывало вверх. Мы стремительно набрали высоту и быстро пролетели предгорья Памира. Вместе с нами в салоне находились иностранцы, кажется, журналисты. Они сидели в передних рядах. Вдруг один из них обернулся, и его взгляд упал на красавицу Ниссо. Он, как завороженный, смотрел на неё, потом осторожно достал свой фотоаппарат и профессиональными движениями начал делать снимки. Другие его коллеги стали делать то же самое.
  Пассажиры - а было нас пятнадцать человек - в основном женщины, дети и несколько мужчин, с удивлением наблюдали за журналистами. В их глазах можно было прочесть: 'Что тут такого особенного? Да у нас таких девушек весь Памир!'. Ну, во всяком случае, мне так показалось. Ниссо вся покраснела и, сконфузившись, стыдливо спросила меня, и я сквозь гул моторов расслышал:
  - Ка гас кинан (Почему так делают - хуф. диал.)?
  Я заметил, что её голубые глаза были полны искреннего удивления.
  - Наверное, никогда не видели такой красивой девушки, как ты, - ответил я, наклонившись к её уху. Она ещё больше покраснела, но ничего не ответила. Иностранцы, сделав ещё несколько снимков, вернулись на свои места. Пассажиры прильнули к иллюминаторам, потому что начиналось сказочное зрелище: мы пролетали между высоченными пиками, покрытыми снегом, едва не задевая их крыльями.
  Это место знают все лётчики, оно называется 'Рушанские Ворота' - две вершины в небе, между которыми должен пролететь самолёт. Такие вот высокие горы на Памире. После 'Рушанских Ворот' мы начали потихоньку снижаться. Слева я увидел кишлак Тем - значит, очень скоро окажемся на гостеприимной памирской земле.
  Самолёт слегка коснулся взлётной полосы и побежал по бетонке. Пассажиры захлопали в ладоши...
  Через иллюминатор показались встречающие люди, прильнувшие к невысокому забору аэропорта. Пилоты включили реверс двигателей и начали торможение. Гул двигателей усилился, а потом резко прекратился - заглушили моторы. И тишина. Лётчики первыми покинули самолет, за ними по трапу спустились и мы. Иностранцы тоже вышли и весело помахали Ниссо на прощание. Она опустила свои длинные ресницы. Вот такая она у нас застенчивая.
  Я уловил обрывки их фраз:
  - It would be nice... the pictures... editors... good chances... women's magazines (Было бы хорошо... фотографии... редакторы... хорошие шансы... женские журналы... - англ.).
  Как только мы вышли из аэропорта, за журналистами приехал автомобиль из Хукумата (городская администрация), и они уехали в сторону Хорога.
  Нас тоже встретили родственники на машине, и мы, радостные, направились к себе в кишлак.
  Осталось только добавить, что красавица Ниссо - моя родственница, хиён (свояченица - шугн.).
  Мы ехали по горной дороге вдоль реки Пяндж, проезжая удивительные места под названием Тем, Поршнев, Ёмдж, Баджув. Наша 'Нива' петляла среди величественных гор, глядя на которые тебя охватывает восторг от красоты первозданной природы, и хочется лишь молча смотреть на них. С правой стороны мелькали кишлаки, в которых может быть проживали сотни других никому не известных Ниссо. Из магнитофона неслась песня Далера Назарова 'Мастам, мастам'.
  14 апреля 2009 года
  
  
  
  Утро на Памире
  
  Утро на Памире - это что-то особенное. Я проснулся от звуков веника - моя свояченица Ниссо подметала двор. Пахло свежеполитой землёй. О, этот запах, запах детства! Он просто опьяняет. Топчан, на котором я спал, находился прямо под яблоней, и вокруг распространялся ещё аромат яблок 'себрах'. Всё это, смешавшись, создавало симфонию запахов утреннего Памира. Пока я вдыхал этот аромат, перед топчаном пробежали барашки и козлики - это Ниссо выгоняла их на выпас. Я обратил внимание на крошечного снежно-белого козленка. Он мелкими шажками бежал за своей мамашей, но мой племянник-первоклассник догнал его и, остановив, поднял на руки. Козлик брыкался и нежным голосом блеял: 'ме-ме-ме'. Наверное, это переводилось как: 'Я тоже хочу на выпас'. Но его ещё нельзя было отпускать на поле, ему была всего неделька отроду.
  Я встал и умылся свежей холодной водой из ручья, который протекал прямо через двор. К утренней симфонии запахов добавился аромат дыма и ширчая (чай с молоком - шугн.).
  - Джура, идём пить ширчай, - послышалось из ошхоны (кухня во дворе - тадж.).
  - Нет, я не хочу! Мне подайте бифштекс и кофе со сливками, - пошутил я, но с удовольствием присоединился к чаепитию.
  В августе на Памире по утрам чуть прохладно, поэтому за дастарханом многие сидели укутавшись, кто в спортивный костюм, кто в тёплый халат. На афганской стороне вершины гор осветились солнцем - значит оно сейчас, перевалив через горную вершину, осветит и наш кишлак, и станет по-августовски тепло.
  Белоснежный козлик тоже подошёл к дастархану, точнее, к первокласснику-племяннику, тыкнул ему в плечо влажным носом, а потом заглянул в чашку с ширчаем. Наверное, ему понравился исходивший оттуда аромат, но пить его он не стал. Отвернувшись от ширчая, он увидел кур, клюющих траву в огороде, и прыжками поскакал в их сторону.
  Куры разбежались врассыпную. Не тронулся с места лишь пёстрый петух. А как же иначе? Ему не хотелось опозориться перед курами. Гордо подняв голову, он угрожающе уставился на козлика, который впервые в жизни видел это грозное пернатое и поэтому тоже удивлённо смотрел на петуха своими жёлтыми глазками, но, почуяв неладное, не стал рисковать и медленно отступил назад.
  Потом он высокими прыжками поскакал туда, где Ниссо, сидя на корточках и с тазиком в руках, собирала тутовые ягоды. Резко остановился перед ней, а потом побежал в огород. Ну что возьмёшь с козлика? Козлик - он и есть козлик.
  После ширчая все начали расходиться по своим делам. Кто-то взял в руки серпы и собрался на сенокос, кто-то сказал, что ему нужно съездить в Хорог, а кому-то нужно было в Рушан. Сестрёнки Насиба и Мавзуна присоединились к Ниссо и тоже стали собирать тут.
  Так начиналось утро в кишлаке...
  21 февраля 2009 года
  
  
  Манзура (Красавица с Памира)
  
  Начал накрапывать дождь. Наша маленькая темно-зелёная 'Нива' с трудом взбиралась на подъём по дороге в сторону Джалонди. За рулём сидел седоволосый Хол Мирзо (так мы его называли). Рядом с ним расположился Оливер - ещё молодой парень, сотрудник одной из международных организаций в Хороге. Мы ехали уже больше часа. Дождь то усиливался, то внезапно прекращался. Хол Мирзо то включал дворники, то выключал. Погода напоминала раннюю весну, хотя на дворе стоял июль месяц.
  - Что-то Оливер замолчал, - тихо произнёс Хол Мирзо. Оливер, услышав своё имя, повернулся ко мне, и я понял, что он ждёт перевода. Я ему перевёл слова Хол Мирзо.
  - О да, я замолчал, потому что впервые вижу такие высоченные и красивые горы, - ответил он. И затем с восторгом добавил:
  - Я считаю себя привилегированным человеком, что побывал на Памире. Поверь, у меня на родине никто никогда не слышал об этих краях и даже не представляет себе, что существуют такие красивые горы, - сказал он, понизив голос, как будто говорил самому себе.
  Пока мы доехали до Джалонди, опять выглянуло солнышко и стало чуть теплее. Возле небольшой постройки у одного из горячих источников стояла женщина и два старичка, одетые в тёплые халаты. Голова женщины была укутана белым полотенцем. Одета она была в поношенный халат зелёного цвета с длинными рукавами. У одного из стариков на голове была памирская тюбетейка, а у другого - тёмная шерстяная кепка. По раскрасневшимся лицам можно было догадаться, что они только вышли из горячей воды. Мы поздоровались.
  Я взглянул на Оливера и заметил, что он неотрывно и чуть прищурившись смотрит на одну из горных вершин с правой стороны дороги.
  - Джура, сколько, ты думаешь, высота этого пика? - спросил он меня. И я заметил в его глазах мальчишеский азарт.
  - Точно сказать не могу, но примерно тысячи три будет, - ответил я, приблизительно оценивая высоту горы.
  - Может, поднимемся? - с блеском в глазах предложил Оливер.
  - Да ты что? Мы ведь приехали сюда, чтобы искупаться в горячих источниках, - неуверенно напомнил я ему цель нашего путешествия.
  - Ну, после подъёма и искупаемся, так оно будет даже интереснее, - продолжал настаивать он.
  Старики внимательно слушали нас, часто моргая глазами. Так бывает, когда не понимаешь языка, но непроизвольно поворачиваешь голову то на одного, то на другого собеседника.
  - Что он говорит? - спросил меня Хол Мирзо.
  - Предлагает подняться вон на ту вершину, - показал я в сторону горы.
  - Скажи ему, что это нелегко, да и с непривычки может схватить 'тутак', - вмешался старик в кепке.
  - А кто это или что это такое? - спросил я с удивлением.
  - Ну, так бывает, когда поднимаешься слишком высоко, и внезапно теряешь сознание, - пытался он объяснить мне. Я перевёл всё это Оливеру, надеясь, что тот передумает.
  - Слушай, Джура, когда у меня будет ещё такой шанс? Давай попробуем, - не унимался он. - Я слышал, что поднимаясь на большую высоту, нужно пить побольше воды, и всё будет нормально, - добавил Оливер, заворожено смотря вверх.
  По тону его разговора я понял, что он не отступится от своей задумки. Затем он быстрыми шагами направился в сторону машины, открыв дверцу, достал свой тёмно-зелёный рюкзак и из багажника вытащил три бутылки таджикской минеральной воды 'Шохамбари' без газа. Старики сокрушенно покачивали головами.
  Поняв, что отговаривать его бесполезно, я тоже последовал его примеру, положив и в свой рюкзак три бутылки воды.
  - Ты присматривай за ним, - назидательно проговорил Хол Мирзо.
  - Постараюсь, - буркнул я.
  Сначала мы шли по отлогому склону горы, по невысокой зелёной траве. Затем трава поредела, появилось больше щебенистых камней, и наши подошвы стали проскальзывать по ним, что заметно усложняло подъём. Потихоньку начали встречаться большие камни, а затем просто огромные валуны цвета цемента и извести вперемешку. Оливер шёл впереди, я - в трёх-четырёх шагах позади него. Через некоторое время он предложил отдохнуть. Мы присели на небольшой камень.
  - Попей водички, - сказал он.
  Хоть я и не чувствовал особой жажды, я прислушался к его совету и сделал несколько глотков минералки. Мы посмотрели вниз. Наша машина выглядела как спичечный коробок, и люди казались маленькими точечками, но чувствовалось, что они с интересом за нами наблюдают, так как они не расходились.
  - Let's go (Пойдем - англ.), - весело сказал Оливер, и мы продолжили свой путь на вершину.
  Подниматься становилось всё труднее и труднее. Угол склона увеличивался, и мы уже цеплялись за камни. Я вспомнил документальные фильмы про альпинистов. Мы шли долго. Постепенно появился азарт и у меня.
  На одном из участков, обходя огромный камень, я оказался впереди Оливера. Внезапно появились тёмные облака, накрыв нас своей тенью. Было такое ощущение, что наступил вечер, хотя часы показывали полдень. Пик скрылся из глаз, потому что облака проплывали гораздо ниже вершины. До цели оставалось совсем немного.
  Подул холодный ветер, и начал капать крупными каплями дождь. Затем эти капли превратились в град, который ощутимо бил по телу. Я видел, как белые льдинки отскакивали от камней. Мы с Оливером были одеты в джинсовые куртки. Я взглянул вниз: он отстал от меня метров на семьдесят и, пытаясь защититься от града, прижался к стене скалы. Я тоже прильнул к стене, но она от града особо не защищала. Я вспомнил про рюкзак и накрыл им голову. Стало получше.
  - I think, that's enough (Я думаю, этого достаточно - англ.), - услышал я крик Оливера сквозь шум града. Мне даже показалось, что я ослышался.
  - Что?! Мы же уже почти на вершине, и ты хочешь назад? - крикнул я ему в ответ. Кажется, он меня не расслышал.
  - What do you think (Что ты думаешь - англ.)? - услышал я его неуверенный вопрос. Я махнул ему рукой, показывая, что продолжим восхождение. Мне уже самому хотелось покорить эту красивую вершину. Град снова превратился в дождь, а потом и вовсе прекратился так же внезапно, как и появился, хотя облака всё ещё не рассеялись. Я взглянул вниз и заметил, что Оливер потихоньку карабкается вверх. Так мы взбирались ещё некоторое время и оказались выше облаков.
  О, это неописуемая красота - смотреть на облака сверху, где они оказались белыми. Сквозь просветы виднелись тёмно-зелёные полосы земли, а надо мною было синее-синее небо, которое можно увидеть только на Памире - без единого облака. Казалось, что внизу сейчас дождливая осень, а наверху - солнечное лето.
  Вдруг я услышал чей-то голос, будто кто-то разговаривал. Кто бы это мог быть? Оливера ещё не было видно. Мне сразу вспомнился разговор стариков про 'тутак', и я подумал, а вдруг 'тутак' так и начинается, то есть со слуховых галлюцинаций. Но это были не галлюцинации.
  В нескольких шагах от меня из-за большого стога хвороста показался мальчик лет десяти, а затем появилась и девушка старшего школьного возраста. Они с удивлением смотрели на меня, и я с не меньшим удивлением разглядывал их. Я застыл с открытой бутылкой минералки в руках. На мальчике был жёлто-белый полосатый свитер с протёртыми подлокотниками, откуда виднелись рукава рубашки белого цвета. Обут он был в темно-синие кроссовки с белыми полосками по бокам. На девушке было светло-зелёное длинное платье с мелкими красными цветами. Голова была покрыта платком жёлтого цвета с большими красными розами, из-под которого выпадали золотистые пряди волос. Её бледно-белое лицо имело безупречно правильные черты, и на нем особенно выделялись большие темно-голубые, под цвет неба, глаза. Между нами произошла небольшая немая сцена.
  - Здравствуйте, что вы тут делаете? - автоматически вырвалось у меня на русском.
  - Саломалек, - ответила девушка на памирском, - узум руси зив нафамум (Я не понимаю русский язык - пам.), - добавила она. Я перешел на памирский.
  - Мы собираем тут дрова (цузм) на зиму, - продолжила девушка.
  - Я помогаю сестре, - добавил мальчик. Он немного заикался.
  - Внизу уже ничего не осталось, всё собрали, вот и приходится подниматься на такую высоту, - сказала девушка, разматывая моток бельевой верёвки, и затем села на кучу собранного хвороста.
  Она была необыкновенно пропорционально сложена и могла бы стать украшением любого сверхмодного журнала. В тот момент все модели для меня мигом померкли. Мне казалось, что я нахожусь в каком-то сказочном мире. Огромная высота, под нами белоснежные облака, синее небо... и эта красивая девушка, которая так гармонично вписывалась во всю эту небесную страну. Я заворожено смотрел на неё и думал: 'Неужели это явь, не сон ли?'. Когда она присела, я заметил её памирские джурабы, поверх которых были надеты такие же кроссовки, как у её брата.
  Из этого полусонного состояния меня вывел голос Оливера:
  - Who are they (Кто они такие - англ.)?
  Я пытался ему объяснить, кто они и что здесь делают, но заметил, что он меня уже не слушает, а заворожено глядит на девушку.
  - Is she Russian (Она русская - англ.)? - с удивлением спросил меня Оливер.
  - No, she is Pamirian (Нет, она памирка - англ.), - уточнил я
  Мы тоже присели рядом с ними. Оливер, раскрыв замок рюкзака, достал оттуда маленькие плиточки 'Kit Kat' и угостил ребят. Мы разговорились. Девушка сказала, что её зовут Манзура, а братика - Далер. Оказалось, что они из кишлака, расположенного неподалеку. Как же Оливер был удивлён, когда она призналась, что дальше Хорога никуда не ездила, и то это было давным-давно. Во время всего разговора нас не покидало чувство фантастичности ситуации.
  Первой встала Манзура. Я спросил, не требуется ли им наша помощь.
  - Нет, спасибо! То, что собрали сегодня, мы оставим сохнуть. Сухие кусты будет легче спускать вниз, - объяснила практичная горянка.
  Оливер оставил им плиточку шоколада и бутылку минеральной воды. Шоколад мальчик взял, а воду вернул, указав на металлический чайник рядом с хворостом. Мы попрощались как старые друзья. До вершины оставалось около двухсот метров. Всё это расстояние мы прошли молча. И лишь однажды Оливер обмолвился:
  - She is just beautiful (Она просто красавица - англ.)!
  Взобравшись на вершину, мы молча постояли на небольшом плато, взирая на соседние сверкающие пики. Это был другой мир - чистый, волшебный, первозданный. Там тебя могли посещать только возвышенные чувства. И эти чувства многократно усиливались от той волшебной встречи с красавицей Манзурой.
  Налюбовавшись этой красотой, мы медленно начали спускаться. Когда достигли места, где повстречали Манзуру и Далера, заметили, что они уже были далеко, на другом склоне горы. Они нам помахали руками. Так мы и расстались.
  Спуск был тоже нелегким. Уставшие мышцы ног еле нас слушались. Когда мы оказались внизу, уже наступали сумерки. У машины нас ждал лишь Хол Мирзо.
  - Молодцы, - тихо произнёс он и пожал нам руки.
  Горячий источник освежил нас. Есть не хотелось - лишь пить. Вечерняя погода была довольно прохладной, и мы оделись потеплее, сели в свою 'Ниву' и поехали в сторону Хорога по извилистой горной дороге с включёнными фарами. То ли от усталости, то ли под впечатлением от встречи с той девушкой ехали молча.
  Лишь изредка тишину нарушал сонный голос Оливера:
  - She is just beautiful...
  Я то засыпал, то просыпался. Когда засыпал, мне снилась весело смеющаяся Манзура, которая громко говорила: 'Зачем мне ваша Москва, зачем ваш ложный мир и ложные ценности! Я счастлива тут, у себя в горах!'. И всё это отзывалось громким эхом от заснеженных вершин.
  Я окончательно проснулся, когда машину сильно тряхнуло, и в свете фар я заметил памятник старому автомобилю на постаменте и понял, что мы въезжаем в Хорог.
  Через месяц Оливер уехал к себе на родину. Некоторое время мы с ним переписывались, и в своих письмах он часто спрашивал меня, не повстречался ли я снова с Манзурой. Я отвечал ему, что нет, не встречал её больше. Она для меня, как и для него, навсегда осталась в той заоблачной стране.
  Иногда мне всё это кажется сном, но письма Оливера подтверждают, что это действительно было, ведь не мог нам обоим присниться один и тот же сон.
  Я часто бываю на Памире, но никогда и никого не спрашиваю о Манзуре. Пусть всё останется так как есть, словно волшебная встреча. С тех пор каждая снежная вершина напоминает мне Манзуру и кажется, что она и есть её отражение - символ чистоты и непорочности.
  21 августа 2009 года
  
  
  На том берегу Пянджа
  
  В июле и на Памире среди величественных вершин, покрытых вечными снегами, становится немного жарко. И в эти дни мы с моим другом Гулобшо выходим к берегу реки порыбачить. У самого берега, на короткой зелёной травке, даже под солнцепёком тебе кажется, что сидишь в комнате с кондиционером. Прозрачная и холодная вода реки Шарвидодж, протекая через наш кишлак, вливается в реку Пяндж. Её талая вода берёт начало у высоких ледников и совершенно чиста. Мы её употребляем как питьевую. Думаю, мало на свете осталось таких мест, где можно без опаски пить природную воду. Точно такая же горная речка вливается в Пяндж со стороны Афганистана. В том месте, где мы обычно рыбачим, река сужается и на другом берегу хорошо виден афганский кишлак, состоящий из нескольких десятков глиняных домов, расположенный среди высоких пирамидальных тополей. От остального Афганистана он отрезан высокими горами. Скорее всего, этот кишлак существует сам по себе. От нас он отделён лишь рекой шириною около тридцати метров.
  И к той прозрачной речке на афганской стороне почти каждый день приходят за водой.
  В первый день нашей рыбалки к берегу подошли мальчик и девочка. Они погоняли ослика, по бокам которого висели два алюминиевых бидона, связанные коричневой верёвкой. Девочке было примерно лет одиннадцать-двенадцать, а мальчику, наверное, лет восемь. Волосы у неё были совершенно русые, заплетённые в две косички. Одета она была в коротенькое, до колена, платьице-курта красного цвета и такого же цвета широкие шалвары, а ноги были босые. На правой руке, на запястье, у неё был широкий, то ли медный, то ли латунный браслет. Мальчик же был одет в традиционную афганскую одежду 'пираан-тумбан' (длинная рубашка с вырезами по бокам) и брюки-штаны. Одежонка у него была изношена до такой степени, что трудно было определить её цвет - то ли коричневая, то ли серая. Они остановились у речки и долго нас разглядывали: для них мы - люди из другого мира. У нас тут вдоль реки проложена асфальтовая дорога, и по ней носятся разные машины. В нашем кишлаке есть электричество и даже по ночам горит свет. А у них вместо дорог узенькие тропиночки, а вместо машин ослики да лошадки. По ночам в маленьких оконцах, залепленных грязным целлофаном, горят масляные светильники, да и то лишь у зажиточных.
  Мальчик и девочка, понаблюдав за нами, принялись заливать воду в бидоны маленькими деревянными ведёрками. Чтобы поддерживать равновесие ослика, мальчик заливал воду в правый бидон, а девочка в левый.
  - У тебя клюёт, у тебя клюёт! - закричал в этот момент Гулобшо.
  Я перевёл взгляд на поплавок - его не было видно. Дёрнул удочку и почувствовал приятную тягу. Подняв её над собой, я увидел отчаянно трепыхавшуюся на крючке серебристую плотву чуть больше ладони. О, этот триумфальный миг рыбака! Это неописуемо! Наверное, я сильно дёрнул удочку, так как рыбка высоко взлетела, показалась на фоне синего неба, а затем шлёпнулась на траву у берега.
  На том берегу мальчик и девочка от радости по-детски захлопали в ладоши, и в этот момент я решил перебросить улов им.
  - Гулобшо, сможешь перекинуть эту рыбку на тот берег? - спросил я друга.
  - Попробую, - без лишних слов ответил он. Потом обвалял её в речном песке, чтобы не соскользнула, и лихо забросил на противоположный берег. Рыба шлёпнулась недалеко от девочки, но первым к ней подбежал мальчик.
  - Спасибо, - прокричал он, взяв добычу в руки, хотя не было никакой надобности кричать, мы очень хорошо слышали друг друга.
  Кругом была полная тишина, иногда нарушавшаяся плеском речной воды о берег.
  - Тав ном чай (Как тебя зовут - пам.)? - спросил я мальчика (на том берегу люди говорят на том же диалекте, что и в нашем кишлаке).
  - Меня зовут Абдул Ризо, а мою сестру - Садбарг, - добавил он.
  Пока мы общались со словоохотливым пареньком, Садбарг в одиночку продолжала поочередно наполнять водой то правый, то левый бидон. Ослик спокойно щипал травку, а Абдул Ризо, во время разговора с нами, наполнил свое деревянное ведерко водой и положил туда рыбку.
  За это время и Гулобшо выловил небольшого толстолобика.
  - Лови и эту рыбку, - недолго раздумывая, крикнул Гулобшо, и, так же как и первую плотву, перекинул рыбёшку на тот берег. Мальчик с радостью положил и её в ведерко. Садбарг с улыбкой наблюдала всю эту возню. Наполнив бидоны водой, она присела у берега и стала дальше наблюдать за нами.
  - А теперь всё что выловим, это для Садбарг! Хорошо, Абдул Ризо? - весело предупредил Гулобшо мальчика.
  - Хорошо, - согласился он.
  Чувствовалось, что сестру он любит. Присев у ведёрка, он разглядывал своих рыбёшек. Мы с Гулобшо забросили свои удочки и стали ждать.
  Девочка сидела на берегу, обхватив руками коленки и соединив вместе босые ноги. Это отчетливо напомнило мне картину Васнецова 'Алёнушка'. Она и была похожа на ту самую Алёнушку со своими русыми волосами. Рыбка не ловилась.
  - А правда, что у вас и мальчики, и девочки учатся вместе? - впервые за всё время встречи заговорила Садбарг.
  - Да, это правда, - подтвердил я, насаживая наживку из сухого тутовника на крючок.
  - А правда, что вы, шурави (советские - язык дари), не читаете молитвы-намазы и не верите в Бога? - задала следующий вопрос любопытная девочка.
  - Нет, это неправда, - поправил я её. - Мы читаем намазы и верим в Бога. Алхамдулилла, мы - мусульмане.
  - А почему вы красите свои дома в белый цвет? - не унималась Садбарг.
  Я не знал, что и ответить на этот вопрос. На самом деле, в их кишлаке не было видно ни одного побеленного дома, а в нашем сплошь все дома были побелены.
  Ещё много чего она спросила, пока Гулобшо наловил пару других рыбёшек. Девочка была смышленая. Она похвасталась, что знает несколько русских слов, и отчетливо их произнесла.
  Мне попались ещё две рыбки. Естественно, весь улов мы отдали детям. Садбарг встала первой и, отряхнув своё коротенькое платьице, подошла к бидонам с водой и слегка поправила их.
  - Худа хафиз, - попрощались они с нами и погнали своего серого ослика в сторону кишлака.
  Мы с другом ещё порыбачили. Погода стояла прекрасная. Солнце находилось в зените. Было жарко, но у берега веяло прохладой.
  Наши рыбалки вошли в привычку. Гулобшо чуть ли не каждое утро приходил ко мне с баночкой 'пахсак' - это букашки такие, которые водятся в прозрачной ледяной воде под камнями, и на которые очень хорошо ловится рыба. Мой друг собирал их спозаранку в речке у своего дома.
  Абдул Ризо и Садбарг тоже стали часто приходить к берегу за водой со своим симпатичным осликом, и это продолжалось почти месяц. Мы сдружились с детьми. Мы их всегда ждали.
  В один из поздних августовских дней мы с Гулобшо сидели на берегу реки и, как обычно, рыбачили. На афганской стороне мы заметили небольшой караван, состоявший из одной лошади и нескольких ишаков с небогатой поклажей. В тот же вечер караван прошел по той же горной тропинке обратно. Садбарг и Абдул Ризо в этот день за водой не пришли. Не было их и в последующие три дня. Мы с Гулобшо продолжали рыбалку, но уже чего-то не хватало - не было прежнего веселья. Что-то разрушилось в установившемся кишлачном порядке.
  То ли оттого, что не было Садбарг с Абдул Ризо, то ли оттого, что скоро заканчивался отпуск и мне нужно было возвращаться в шумный город, настроение было не очень весёлое.
  Несколько дней спустя появился Абдул Ризо. Не стоит описывать ту радость, которую мы испытали с Гулобшо, увидев его. Мальчик невесело плёлся один за осликом, с теми же бидонами. Мы всё надеялись, что из-за его спины выскочит весёлая Садбарг, но её не было.
  - Саломолек, - буркнул без особой радости Абдул Ризо.
  Мы поздоровались.
  - А где сестра? - осторожно спросил Гулобшо.
  - Её выдали замуж, - грустно ответил он после недолгого молчания.
  - Как?.. Ей же всего?.. - повис в воздухе наш недоуменный вопрос.
  - Приехал какой-то наш родственник из города Султан-Ишкашима и забрал её к себе, - чуть не плача произнёс Абдул Ризо.
  Потом он надолго замолчал. На его правом запястье я заметил то ли медный, то ли латунный браслет, который он нежно поглаживал.
  Мы с Гулобшо невесело переглянулись. Мой друг медленно встал и молча перебросил всю попавшуюся в тот день рыбу на тот берег, но Абдул Ризо даже не обратил на неё внимания.
  - Ладно, не грусти, она ведь приедет к тебе в гости, правда? - попытался успокоить мальчика Гулобшо. Паренёк молча наполнил бидоны водой и, махнув в нашу сторону рукой, направился со своим осликом в сторону кишлака, как будто попавшего на левый берег Пянджа из средневековья и до сих пор сохранившего свои средневековые устои. Впрочем, оно так и есть.
  Мы собрали удочки и тоже направились в свой кишлак с побеленными домами. Из селения шел запах жареного лука: кто-то готовил ужин. В первом же доме, точнее во дворе дома, в тени грушевых деревьев мы увидели девочек, наверное, ровесниц Садбарг, весело и беззаботно прыгающих через параллельно натянутые резинки (не знаю, как называется эта игра). Глядя на них, я вспомнил Садбарг и подумал, как странно всё бывает в жизни. И как удивительно судьба распорядилась с одним и тем же народом, проведя границу по реке, разделив их на два государства. Находясь на этом стыке, невольно задумываешься о тайнах пространства и времени...
  Вот так закончился один из моих отпусков в далёком памирском кишлаке.
  Эпилог
  Гораздо позже этих событий один из моих памирских друзей рассказал историю о русском парне, якобы попавшем в плен во время афганской войны ещё в советские времена, а позже принявшем Ислам и оставшемся жить в Афганистане. Ходили слухи, что проживал он в одном из прибрежных кишлаков. И мне подумалось, а не могла ли Садбарг быть его дочерью? Ведь у неё были совершенно русые волосы, и она хвасталась знанием нескольких русских слов, которые произносила безупречно. Впрочем, это уже мои догадки.
  30 мая 2009 года
  
  
  Мудрецы уходят в горы
  
  Свежий воздух гор слегка пьянил меня. Я поднимался всё выше и выше по горной тропе. Недавно прошедший дождь освежил всю природу: трава стала ярче, воздух - прозрачнее, а небо - ещё голубее. Дышалось свободно.
  Город с его нудной суматохой и притворной жизнью остался далеко позади. Во всяком случае, до ближайшего было не менее семисот километров. И мне казалось, что я попал в другой мир, в мир естественный. Оно так и было. Меня окружали тутовые деревья с их янтарными ягодами. Живо и весело журчали свежие горные ручьи с талой водой. Паслись стада коров, и я уверенно мог сказать, что их вымя было наполнено не пастеризованным молоком, а самым, что ни есть натуральным. Я шёл и наслаждался первозданной красотой Памира.
  К полудню я достиг горного плато, расположенного на высоте около трёх тысяч метров. Остановился у небольшого родника отдохнуть. Кусок домашней лепёшки, козьего сыра и свежий помидор показались мне лучше всяких деликатесов из изысканных ресторанов. После еды меня начало клонить ко сну, и я, соорудив из рюкзака подушку, прилег на короткую травку рядом с родником.
  Проснулся я оттого, что услышал фырканье ослика. На ослике сидел седой, благообразный старик, по одежде похожий на дервиша. Поравнявшись со мной, он спешился, подошёл к роднику и пригоршнями медленно стал пить воду.
  - Саламалейкум, друг! Наверное, я тебя разбудил. Извини, - ласково произнёс старик.
  Он был похож на тех древних мудрецов, изображения которых нам встречались в школьных учебниках по персоязычной поэзии. Я имею в виду Джалалуддина Руми, Омара Хайяма, Абу Али ибн Сина и всю ту плеяду гигантов Востока.
  - Ваалейкум ассалам! Да нет, я лишь вздремнул немного.
  - Наверное, с нижнего пастбища поднялся сюда, - то ли вопросительно, то ли утвердительно произнёс старик.
  - Нет, я из города, из Душанбе. Решил провести свой отпуск в горах.
  - Замечательно придумал. А я вот давным-давно покинул город и нисколько об этом не жалею, - добавил он. - В первый же год войны я взял свою жену, детей и привёз их сюда. Не хотелось оставаться среди сумасшедших людей. Воюют только ненормальные.
  - И как же, не трудно жить в горах? - осторожно спросил я его.
  - Поверь мне, друг, я никогда не был более счастлив, чем здесь.
  - Ну, а как же без электричества, без газа, без докторов, по крайней мере...
  - И без всего этого можно прожить. И без докторов тоже. Поверь, за всё то время, что я живу в горах ни я сам, ни члены моей семьи ни разу не болели. Именно здесь, среди горных вершин, многие вещи прояснились для меня. В городе много суеты, бессмысленной суеты. Там мы зависим от абсолютно глупых вещей: начальник, зарплата, то же электричество, газ... Ты не волен делать то, чего больше всего хочешь, - спокойно завершил старик свою долгую речь и внимательно посмотрел мне в глаза, как бы убеждаясь, понимаю ли я его. И, видимо, удовлетворившись явно выраженным любопытством на моём лице, продолжил:
  - А больше всего человеку хочется быть самим собой. Ты вот, кто по профессии? - неожиданно спросил он меня.
  - Я... я... вообще-то, - не нашёлся я, что и ответить старику, потому что действительно не знал, что сказать, - перепробовал много профессий.
  - Не мучайся. Вижу, что трудно тебе ответить на такой простой вопрос. А вот если бы я спросил: 'Что ты любишь больше всего делать?' - ты бы наверняка легко нашёлся, что сказать. Вот то, что ты любишь больше всего - это и есть твоя профессия, твоё призвание. Всевышний даёт тебе облегчение именно в том деле, для которого Он тебя предназначил.
  - Ну, а как же чувство долга перед семьёй... детьми? - осторожно спросил я его, хотя не хотелось перебивать разговорившегося странного горца.
  - Будь самим собой, и ты исполнишь все свои долги перед всем и всеми... Будь искренен хотя бы с собой. Не искажай свою суть: от этого напрягаешься, потому что искажаешь всю Вселенную. Любая деформация - это шаг в сторону от истины. Знаешь, брат, я скажу тебе больше. Твои мысли часто подсказывают тебе твою миссию на Земле, но ты не всегда готов их расслышать, а ещё чаще ты их отгоняешь.
  Будучи горожанином, я тоже перепробовал много профессий. Как и все после школы я поступил в институт, на инженера, где проучился без особой радости. После окончания я работал в школе учителем физики, что у меня тоже не особенно получалось. После развала страны пробовал себя и в бизнесе - не увлекало. По настоящему мне нравилось лишь помогать отцу в работе по саду и огороду. Моя душа пела, когда я смотрел, как искусно он справляется с посадкой картофеля и помидоров, и я пробовал подражать ему. Я зачарованно наблюдал, как отец прививает веточку хурмы к инжиру. Затем он восторгался, собирая урожай с полей и с привитых деревьев. Больше всего мне хотелось делать то, что делает мой отец, но городские правила открыто говорили мне, что 'это смешно', а скромные мысли о крестьянстве стыдливо и неназойливо продолжали посещать меня, а я их отгонял и отгонял...
  Поселившись в горах, я стал прислушиваться к своим мыслям внимательнее, научился распознавать заложенный в них смысл. Я стал самим собой, и я счастлив. И теперь, в этих суровых горных условиях я сам себе Академик-Агроном. Я не испытываю проблем с продуктами.
  У меня вообще нет проблем. Я вписался в это счастливое пространство, в эту природу, в эти величественные горы... Место жительства имеет огромное значение, мой друг. Тебе наверняка приходилось слышать, что мысль материальна и воздействует на окружающее пространство?
  - Да, читал где-то, - тихо ответил я.
  - А я испытал это на себе во время войны в Душанбе. Да, скорее всего, не один я чувствовал это. Я помню, как мне казалось, что воздух звенел от страха, поселившегося в городе. Даже цвет его стал сероватым от дикого напряжения. А всё потому, что мысли у людей были скованы ужасом, и они, материализуясь, создавали атмосферу страха и тревоги.
  Так что мыслить позитивно - очень важно. Более того, мысль - это другая реальность, и эту реальность ты волен создавать, как тебе угодно, в соответствии со своими намерениями. Но и отвечать за ту реальность тебе же... Мысль воздействует на нас. Да и сама наша жизнь есть мысль.
  Тут старик медленно поднял голову и взглянул на небо, где в яркой синеве парила пара орлов. Я тоже невольно стал наблюдать за птицами.
  - Птицы всегда и всем довольны, потому что больше всего они любят летать и летают. Вот и я, занявшись тем, что люблю больше всего, стал счастлив. Теперь я живу в согласии с самим собой. Это так же естественно и прекрасно, как окружающая природа. Если счастье - есть цель человека, то я достиг своей цели.
  Весь этот монолог горца я слушал почти молча и очень внимательно. Не помню, сколько времени мы просидели у ручья. Старик говорил медленно и время от времени умолкал, затем снова продолжал свою речь. Мне не хотелось его перебивать. Недалеко от нас пасся его ослик. Вокруг были высоченные горы с вершинами, покрытыми вечными снегами. С гор дул легкий июньский ветер и казалось, что я нахожусь в волшебной обстановке, где чувствуешь себя легко и свободно. А может, действительно, то горное пространство, где я пребывал с этим загадочным мудрецом, пересекалось иной счастливой реальностью. Не зря мудрецы уходят в горы...
  Старик оторвал свой взгляд от птиц, медленно, но по-молодецки встал на ноги, поправил свой стёганый тёмно-зелёный чапан (традиционный халат у народов Средней Азии) и произнёс:
  - Ты, парень, на верном пути, раз тебя потянуло в горы. Ну, будь здоров.
  - Спасибо, бобо, - ответил я.
  Затем он взял своего ослика за уздечку и легкой юношеской походкой зашагал по тропинке дальше.
  Я ещё немного посидел у родника, вспоминая слова старика. Сами горы и тишина вокруг располагали к размышлениям.
  06 сентября 2010 года
  
  
  Хуфидж
  Ранним утром в начале лета, когда солнце только-только начинало разогревать горный воздух, мы с другом Мехриддином собрались в кишлак Хуф. Обулись в удобные кроссовки и взяли с собой рюкзаки.
  - Водичку бы взять в дорогу, - попросил я Мехриддина.
  Он удивлённо посмотрел на меня, не понимая, о чём я, и переспросил:
  - А зачем?
  - Попить - дорога-то дальняя, - уточнил я.
  Он взглянул на меня, как на инопланетянина, а затем тихо добавил:
  - Мы все время будем идти вдоль речки, да и горных источников по пути много.
  - Ах, да, извини, я не подумал об этом, - согласился я с ним.
  Моя красавица, свояченица Ниссо, положила нам в рюкзаки по банке пай (кислое молоко - шугн.) и свежих лепёшек.
  - Подождите немного, - сказала она и, открыв деревянную калитку, забежала в огород, откуда вернулась с едва покрасневшими свежими помидорами, небольшими огурцами и со стеблями зелёного чеснока. Быстро ополоснув их в чистом ручейке, протекавшим прямо во дворе, она положила овощи в целлофановый пакет и протянула его мне.
  - Положи в рюкзак, перекусите по пути.
  Мы не стали отказываться, так как до кишлака Хуф идти около восьми километров и всё время наверх. Подкрепиться по пути не помешает.
  - Спасибо, Ниссо.
  - Передайте привет дедушке Ремаку, - добавила она.
  Мы с Мехриддином направились в Хуф. Сначала дорога была пологой, и мы шли вдоль шумной и быстрой речки Шарвидодж, от которой веяло прохладой. Вдоль тропы росли вперемежку тутовые и ореховые деревья. Вскоре кишлак Пастхуф остался позади и мы оказались на залитой солнцем горной дороге.
  Если я сейчас напишу: 'Кругом была такая красота, величественные горы, свежий воздух и так далее...' - это не передаст даже и сотой доли окружавшего нас великолепия нетронутой природы. Но я постараюсь описать ту дорогу, по которой мы следовали в высокогорный кишлак Хуф.
  Проделанная на склоне горы, она длинными зигзагами постепенно поднималась вверх. Река, вдоль которой мы двигались вначале, незаметно превращалась в тонкую белую полоску, и мы перестали слышать ее шум вовсе. Казалось, что наблюдаешь за ней из самолёта, набирающего высоту. По пути мы вдыхали аромат тысячи трав и цветов, разогретых утренним солнцем. Даже больше - пряный воздух сам вливался в ваши легкие, и становилось легко-легко. Говорят же, что горный воздух лечит, и это наверняка правда. В синем небе над нами проплывали белоснежные облака, а за ними виднелись высоченные пики, покрытые вечными снегами. Казалось, что они находились совсем близко. Но это обман зрения. Они были очень далеко. Человека, приехавшего сюда из города, в первую очередь удивляет тишина. Нет машин, суеты, нет городского шума, слышны лишь голоса птиц.
  Мехриддин шёл немного впереди, глядя себе под ноги. А куда ему ещё смотреть: он здесь вырос и каждый день любуется этой красотой, и ничто его уже не удивляет. Наоборот, его удивляю я. Когда я останавливаюсь и долго гляжу на какую-нибудь снежную вершину на противоположной стороне горного ущелья, он с вопросом смотрит на меня своими темно-синими глазами, медленно переводя их то на меня, то на объект моего интереса. Он наверняка думает: 'Чудаки всё-таки эти городские'. Если я слишком уж долго засматриваюсь, он просто отходит в сторонку, присаживается на один из валунов и внимательно разглядывает свои кроссовки, то расшнуровывая, то зашнуровывая их снова в терпеливом ожидании. Горцы вообще народ спокойный и терпеливый.
  Так мы шли около часа. Слева от нас находился пологий склон горы, покрытый травой и разноцветьем, а справа - местами пологий скат или резкий обрыв. Ближе к Хуфу (там, где написано 'Хуш омадед', то есть 'Добро пожаловать') нам стали встречаться тополиные рощи, и мы решили немного отдохнуть у свежего источника ('чашма' по-таджикски - прим. автора). Мехриддин присел на травку под кустом чёрной смородины, развязал рюкзак, достал оттуда свежие лепёшки с паем и помидорами и, взглянув на меня, весело сказал: 'Обед готов'.
  Я тоже присел к импровизированному дастархану. Взяв кусок лепёшки, макнул в пай. Нет ничего вкуснее, чем поесть свежий пай с лепёшкой среди памирских гор. Ни в одном ресторане не бывает так вкусно, как здесь.
  Находившийся рядом куст смородины только-только как начал цвести, поэтому был слышен гул пчёл, круживших вокруг него. Выпив водички из источника, Мехриддин соорудил из рюкзака подушечку и прилёг. Я тоже последовал его примеру. Высоко в небе светило яркое солнце, цвела смородина, гудели пчёлы, пахло травой - идиллия.
  Я взглянул на дорогу, по которой мы поднимались. Как и все горные тропы, она сурово красива и непредсказуема. В любой момент камнепад ('тарма' по-таджикски - прим. автора) может разрушить её, и кишлак окажется надолго отрезан от внешнего мира: другого пути нет. В старину так и бывало - запасались едой летом, а потом люди всю зиму жили в совершенной изоляции до весны.
  Глядя на эту дорогу, я вспомнил случай, прочитанный в книге востоковеда и этнографа Михаила Андреева 'Таджики долины Хуф'. Расскажу вкратце, своими словами.
  Это было давным-давно, то ли в конце девятнадцатого, то ли в начале двадцатого века.
  Стоял жаркий августовский день. Около дюжины всадников-афганцев быстро, украдкой поднимались по дороге в Хуф. Эта была та же самая дорога, по которой мы совершали восхождение с Мехриддином. Руководил этой группой известный афганский бай Саидбек. Он ехал на рыжем коне впереди группы и, оглядываясь назад, часто повторял: 'Не шумите, болваны'.
  Всадники поутихли: они побаивались своего предводителя. Саидбек был свиреп и безжалостен. Он был одет в черный шерстяной зипун. На голове - небольшой тюрбан темно красного цвета. Чёрная густая борода ниспадала на грудь. От постоянного курения банга белки его глаз всегда были покрасневшими. Когда Саидбек разговаривал, можно было заметить, что у него не хватало двух передних зубов.
  Приблизившись к кишлаку, всадники спешились и повели своих лошадей за уздечки, чтобы их не заметили из селения.
  - Даврон, держи мою лошадь, - злобно крикнул Саидбек худому длиннолицему парню лет двадцати пяти, который постоянно находился рядом.
  - Музаффар идёт со мной - остальные остаются здесь и без моей команды не двигаются, - свирепо добавил он.
  - Итоат Соиб, итоат Соиб (Слушаюсь хозяин, слушаюсь хозяин - язык дари), - послышались тихие и робкие голоса афганцев и они, переговариваясь шёпотом, присели у своих лошадей.
  Саидбек и Музаффар (парень с обритой наголо головой), пригнувшись и прижавшись к склону горы, воровато направились в сторону кишлака.
  Саидбек - старый волк - хорошо знал, что сейчас в кишлаке мужчин нет. В это время, в середине августа, все они были на сенокосе. Спрятавшись за небольшой горный выступ и прищурив свои красноватые глаза, он стал изучать селение, как волк, выискивая себе добычу.
  На крыше ближайшего дома какая-то старуха перебирала сушеные ягоды тута. Во дворе плакала маленькая девочка. В небогатом огороде к яблоне была привязана белая коза с полным выменем молока. На крики плачущего ребенка из чида (дома) выбежала красивая женщина на вид лет тридцати пяти. Она, видимо, куховарила, так как держала в руках деревянный половник. Из-под памирской тюбетейки выбивались огненно рыжие волосы.
  У Саидбека загорелись глаза. Мысленно он уже наметил себе цель и составил свой злодейский план. Он обратил внимание, что все дома располагались далеко друг от друга, и почти в каждом дворе была на привязи домашняя скотина. Вокруг можно было увидеть лишь женщин и молодых девушек. Мужчин не было видно совсем, если только не считать седого старика, сидевшего на бревне у дальнего дома и ножом вырезавшего деревянные ложки.
  Саидбек взглянул на Музаффара и плетью указал на дальние дома, а затем той же плетью указал на него, что означало: 'Эти дома твои'. Парень молча кивнул.
  - Назад, - тихо проговорил Саидбек. Музаффар подобострастно повиновался ему.
  Когда они вернулись к группе, главарь быстро раздал всем указания. Разбойники оседлали лошадей и по команде Саидбека с дикими криками неожиданно налетели на кишлак. Своими действиями афганцы чем-то напоминали беспощадные татаро-монгольские орды.
  В селении поднялся неистовый крик и плач женщин. Налётчики, как волки, сновали между домами и своими саблями разрубали верёвки, державшие на привязи скотину. Они хватали молодых девушек и всё, что попадалось им под руки: казаны, посуду, мешки с мукой и сушеными фруктами. Самой ценной добычей считались деревянные кадки с топлёным сливочным маслом.
  Старика, сидевшего на бревне, кто-то пнул. Он упал и не мог подняться на ноги, а лишь приговаривал: 'Э мардум, гас макинаф (О, люди, не делайте этого - хуф. диал.)!' - и слёзы катились по его морщинистым щекам. Но на него никто не обращал внимания.
  Злодеи, боясь, что мужчины могут вернуться с сенокоса, трусливо оглядываясь в сторону гор, спешили побыстрее убраться.
  - Назад, вниз, - послышался грозный голос Саидбека, который плетью начал стегать своих же сотоварищей. Поперёк его коня лежали набитые добычей мешки. К стремени он привязал ту самую рыжеволосую женщину, выбежавшую на крик плачущей девочки. Другие налётчики тоже вели на привязи молодых девушек и женщин, среди которых были и десяти-двенадцатилетние девочки. Они горько плакали, приговаривая: 'Моди, моди, па, па' (мама, папа). Но бессердечные налётчики не проявляли ни малейшей жалости к бедным хуфцам. Они плетью, как стадо овец, погнали пленниц вниз.
  - Едем в Вамар, - крикнул своим беззубым ртом Саидбек. - Гургбачча, Шикамба, - позвал он двух мужиков с ружьями в руках. - Останетесь здесь на полчаса на случай, если будет погоня за нами. Затем возвращайтесь в Вамар. Мы будем в доме у Мирзобека, у речки.
  И вся свора воров-налётчиков направилась вниз, погоняя коров и коз вместе с бедными, горько плачущими пленницами. Громче всех рыдала рыжеволосая женщина.
  - У меня остались маленькие дети, пожалуйста, отпустите меня, - умоляла она. Но вместо сожаления получила лишь удар плетью по спине.
  Группа всё дальше и дальше удалялась от кишлака. Плач утихал. Погони не было.
  С вашего позволения, дорогие мои читатели, я остановлюсь на этом месте, и мы вернёмся в опустошённый кишлак Хуф.
  У старика высохли слёзы, хотя он продолжал беззвучно всхлипывать. Недоструганные ложки были разбросаны вокруг. Плачущие старушки и маленькие детки столпились вокруг него, как цыплята возле курицы, когда возникает опасность. Старик пытался всех утешить, понимая, какое ужасное горе настигло его односельчан.
  - Зафар биц, - подозвал он к себе белобрысого мальчишку лет восьми, - беги наверх, позови мужиков.
  Косцы добрались до кишлака только к вечеру и некоторые из них, издали заметив следы набега, побежали к своим разграбленным жилищам.
  Я не буду описывать, что происходило в их сердцах. Видеть безутешно плачущих мужчин - это очень печальная картина...
  Среди них особенно выделялся молодой крепкий парень с огненно-рыжими волосами. Его звали Садриддин. Оказалось, та рыжеволосая женщина, которую увёз за собою сам Саидбек, была его матерью, а седая старушка, перебиравшая тутовник на крыше дома, была его бабушкой.
  - Моди! - ворвался он в дом и застал там трёх плакавших младших сестричек, самой старшей из которых было лишь пять лет. Они, онемевшие от страха, не могли выдавить и слова, а лишь указывали своими маленькими ручонками в сторону дороги, ведущей вниз. И только старшая из них приговаривала: 'Моди, моди...'.
  Старушка безучастно сидела у кицора (очаг в доме-чиде) и что-то шептала себе под нос. Разум её помутнел от случившегося.
  Садриддин тоже присел к кицору и горько заплакал. Сестрёнки, с мокрыми от слез лицами и растрёпанными белокурыми волосами, прижались к нему. Парень не знал как их утешить. Девочки всегда верили, что их брат - самый сильный и смелый человек на свете. Они с мольбой заглядывали ему в глаза, как бы прося: 'Ты ведь сильный, пожалуйста, верни маму'. Сердце Садриддина сжималось от жалости и отчаяния, но вдруг, лицо его изменилось, глаза засверкали, и он вскочил на ноги.
  - Гулчин, присмотри за сестрёнками, - обратился он к старшей и, резко встав, выбежал из дому.
  Узнав, что налётчики ушли в сторону Вамара, он, не слушая никого, побежал по дороге вниз. Он бежал долго. Поздней ночью Садриддин наконец-то добрался до селения и разыскал дом Мирзобека у речки. Это было легко, так как ещё издали было слышно, что там идёт пир горой. До него доносились крики и песни под удары бубна.
  У ворот дома стояли два наукара с саблями и ружьями.
  - Пустите меня внутрь, - обратился он к ним.
  - Мальчишка, да ты хоть знаешь, кто в этом доме отдыхает сейчас? Сам Саидбек из Султан-Ишкашима - гроза округи! Если тебе дорога твоя голова, убирайся отсюда да побыстрее.
  - Именно он мне и нужен, его я и ищу, - смело ответил парень.
  - Кто там так шумит? - послышался голос со двора. Из темноты появился хозяин дома, Мирзобек.
  Охранники, завидев его, вытянулись по струнке и доложили о странном парне, требующем самого Саидбека. Мирзобек, предвкушая, как Саидбек расправится с этим жалким выскочкой, приказал его пропустить. Садриддин шагнул во двор.
  - Ну что же, пойдем, смельчак, - хрипло произнёс толстый Мирзобек, с удивлением разглядывая хуфиджа. Они вошли в дом.
  - Саидбек Сохиб, к тебе гость, - вежливо доложил хозяин.
  - Этот дом твой, Мирзобек, и гости приходят к тебе, - пьяно произнёс главарь налётчиков, пережёвывая жирный кусок баранины.
  - Извини, Сохиб, но он просит встречи именно с тобой, - продолжал Мирзобек.
  Саидбек перестал жевать, приоткрыл свой беззубый рот и уставился на хозяина дома.
  - Веди его ко мне, - рявкнул он.
  После положенных приветствий Саидбек уставился на Садриддина и произнёс:
  - Что тебя привело ко мне, о безумный юноша?
  - Если я оказался перед тобой, Саидбек, значит на то была сильная нужда. Ты сегодня увёл много пленниц из моего кишлака, и среди них была моя мать. Я пришёл обменять себя на неё. Я - молодой и сильный парень и принесу тебе больше пользы, чем женщина.
  Саидбек не поверил своим ушам, услышав дерзкие слова хуфиджа. Он привык, что люди его боялись, не осмеливаясь произносить вызывающие речи. От удивления он чуть не проглотил свой язык. Никогда прежде он не испытывал такого ощущения. Саидбек долго и молча разглядывал Садриддина, и что творилось у него в голове было для всех загадкой. Но иногда именно такие свирепые люди на какой-то миг прозревают, и в эти моменты жизни они могут совершить непредсказуемые поступки.
  Вокруг наступила тишина. Все замолчали и перестали жевать, ожидая, что скажет их предводитель. Большинство с радостью предвкушали казнь.
  - Нет, ты мне не нужен живым. Я отпущу твою мать, но только при одном условии - отрубив тебе голову, - медленно произнёс афганский бай.
  - Если сдержишь слово, как мужчина, то я согласен, - спокойно добавил Садриддин, вспомнив глаза своих сестрёнок.
  Тут произошло неожиданное.
  - Как зовут твою мать? - удивлённым голосом спросил Саидбек. Садриддин назвал имя.
  - Приведите её сюда, - повелел он своим слугам. Её привели довольно быстро.
  - Пуцик (сынок - шугн.), - бросилась она на грудь сына, и её плечи затряслись от беззвучного плача. Садриддин нежно гладил её рыжие волосы, но ничего кроме 'моди, моди...'. произнести не мог.
  - Бери свою мать, смелый юноша, и отправляйся вместе с нею домой.
  Вот так закончилась эта история, которая давным-давно произошла в кишлаке Хуф. Парень вернулся в селение с матерью, и люди потом долго пересказывали этот случай, передавая его из поколения в поколение...
  Я оторвал взгляд от дороги и взглянул на Мехриддина, мирно посапывающего под смородиной. Будить его не хотелось. Я снова взглянул на старую горную дорогу. Именно по ней и вернулся домой Садриддин со своей матерью.
  Через полчаса Мехриддин проснулся. Мы продолжили свой путь в кишлак. По дороге нам встретилось двое молодых парней, спускавшихся вниз. Они оказались знакомыми Мехриддина. Мы поздоровались, поговорили о том о сём и пошли дальше.
  Когда подъём закончился и прямо у входа в кишлак началась ровная пологая дорога, нам повстречались мальчик с девочкой лет десяти-одиннадцати. У них были огненно-рыжие волосы, и я подумал: 'А ведь они могут быть прямыми потомками того самого Садриддина'. Во всяком случае, в этом кишлаке уж точно проживают самые близкие родственники того смелого парня.
  'Красива Хуфская долина...'.
  23 декабря 2009 года
  
  Ирбис
  
  Снег густо завалил выход из пещеры, и молодому Барсу (Ирбису) пришлось проползти на животе, чтобы выбраться наружу. Солнце только что взошло, и вокруг была сверкающая белизна. Мириады выпавших за ночь снежинок отражали лучи утренней зари с красноватым отливом. Вершины высоченных пиков, покрытые вечными ледниками, тоже отражали лучи солнца, как мощные прожекторы. Барс потянулся всем телом, дугой выгнув красивую спину, и изящно присел на задние лапы. Его бело-дымчатая длинная шерсть была покрыта крупными кольцевидными пятнами, а голова - разукрашена мелкими чёрными точками. Брюшная шерсть была совершенно белой.
  Большие зрачки его глаз отражали цвет синеющего утреннего неба. Он зорко начал оглядывать окрестности. Вытянув шею, взглянул вниз, в глубокую расселину, затем, подняв голову, бросил взгляд на противоположный склон, покрытый белоснежной шапкой. Его зоркие глаза внимательно выискивали следы, но их не было. Обычно Барс охотился ночью и очень редко рано утром. Сегодня был один из тех редких случаев. Он встал на свои невысокие лапы, осторожно ступил на девственный снег и, повинуясь инстинкту, повернул вправо, в сторону отвесной скалы.
  Подойдя поближе, он посмотрел наверх, где на трёхметровой высоте виднелся карниз, шедший вдоль отвесной скалы. Изящным кошачьим прыжком он с легкостью преодолел это расстояние. Это была его территория, и он знал здесь каждый горный выступ и каждый лаз. Уверенно пройдя по карнизу, он остановился посередине, затем безо всяких колебаний красивым прыжком перелетел через широкую расселину. Он приземлился в пушистый сугроб, и шерсть его покрылась снежным порошком. Немного постояв и повиляв длинным хвостом, Барс направился вниз по лишь ему известной тропинке. Он никак не мог обнаружить следов ни горного архара, ни диких баранов, ни, на худой конец, хотя бы сусликов.
  Барс не любил спускаться вниз, в Башурв Дару, в Хуфское ущелье, но сильный холод и голод вынуждали его продолжать охоту и идти дальше. Ещё на высоте, но уже ближе к кишлаку, он наткнулся на волчьи следы, быстро оценив, что волков было много - целая стая. Видимо, они тоже были голодными и спускались вниз. Барс не испытывал перед ними страха. Уже много раз во время своих ночных охот он сталкивался с ними, видел их свирепые горящие глаза в ночи. Барс никогда сам не ввязывался с волками в драку, хотя они пытались атаковать его. Во всех схватках он выходил победителем, получая лишь укусы и царапины.
  И на этот раз он повёл себя уверенно и спокойно. Пусть только попробуют. Пройдя ещё немного вниз по следам волков, он увидел их стаю, расположившуюся у огромного валуна. Лишь вожак - огромный серый самец - стоял поодаль и, казалось, продумывал маршрут дальнейшей охоты. Другие волки ждали его сигнала. Расстояние до стаи было небольшое. Взгляды Барса и Вожака встретились. Последний оскалился, показывая жёлтые клыки, Барс тоже издал негромкий, но уверенный рык. Оба зверя поняли, что сейчас им не до драки: нужно добывать еду. Волки колебались - спускаться ли им вниз. Барс не стал раздумывать и осторожными прыжками направился к горной реке.
  Его усилия были не напрасны, он набрёл на следы диких коз. Идя по ним, он догнал их, пасущихся у реки. Маскируясь под выпавший снег, Барс подобрался к ним поближе. Выбрав жертву, он молниеносно набросился на неё и лапами прижал к земле. Остальные козы высокими прыжками исчезли среди разбросанных у реки огромных камней. Утолив голод, он подошёл к речке и полакал холодную воду. Инстинкт подсказывал ему, что нужно быстрее возвращаться в свое жилище наверху. Оторвав голову от воды, выдыхая легкий пар из ноздрей, он тревожно понюхал воздух: что-то было не так... Поскорее, наверх... Вдруг раздался оглушительный выстрел, эхом отразившийся от горных вершин. Барс почувствовал жгучий удар в правую лопатку.
  Он повалился на снег, белоснежная поверхность которого окропилась алой кровью. Далеко в низине реки он увидел людей, с криком бежавших в его сторону. Он и раньше их встречал, но никогда так близко не подходил. Барс даже не знал, стоит ли их опасаться, но теперь понял: да, стоит. Они, оказывается, могут причинять жгучую боль и, самое главное, - внезапно, без предупреждения.
  Барс попытался встать на лапы. Правая передняя почти не слушалась его. Он чувствовал некоторую слабость. Приподняв раненую лапу, он сделал несколько коротких прыжков. Вроде получилось. Попытался совершить длинный прыжок... Трудновато, нет прежней лёгкости.
  Но тут со стороны бегущих существ он снова услышал оглушительный грохот, и его зоркие глаза заметили огненную струю, пролетевшую прямо над его головой. Он не знал, что это такое, но звериный инстинкт подсказывал, что нужно бежать. Прижавшись к снегу, он оглянулся вокруг и в шагах десяти, слева, заметил огромный камень. Собрав все силы, он сделал свой излюбленный кошачий прыжок. Из-за раненой лапы он получился не совсем длинным, но всё же камня он достиг, приземлившись в глубокий сугроб, который его и замаскировал. Из своего укрытия он наблюдал за этими странными существами: они вразнобой махали и показывали руками в разные стороны - кто на правый склон, а кто на левый.
  Барс переждал немного, глубоко зарывшись в снег. Потом начал зализывать рану и всё удивлялся, как же этим существам удалось его укусить с такого далекого расстояния. Он получил хороший урок - держаться подальше от людей. До сих пор он был уверен, что только волки могут напасть и ранить его в честном бою. Век живи - век учись. Когда голоса этих существ исчезли, он привстал из сугроба и небольшими прыжками стал карабкаться вверх. Его умению взбираться по скалам позавидовал бы любой альпинист 'Снежный Барс'. Через некоторое время он достиг того места, где еще утром проделал лаз среди пушистого белого снега в своё логово.
  Барс полежал у входа. Солнце уже взошло полностью. Кругом была ослепительная белизна. Высоко в небе парила пара орлов. Он снова начал зализывать свою рану. Небольшие пучки шерсти прилипали к его розовому шершавому языку. От правого плеча, вниз к лапе, протянулись высохшие бурые пятна крови. Они неестественно выглядели на фоне его красивой шерсти. Барсу и в голову не приходило, что главным объектом охоты для этих существ был не он сам, а его красивая шкура - его красивая шерсть, которую он сейчас нежно зализывал.
  Он не знал и того, что эти же самые существа создали законы, согласно которым он взят под охрану, но сами же их и нарушают. Но больше всего его возмущало то, что они не предупреждают о предстоящей схватке, как это делают другие, например, те же самые волки или медведи, иногда встречающиеся ему на горных тропах.
  Барс ещё немного полежал на чистом, белом снегу. Боль от раны утихала. На сегодня он был сыт. Охота удалась. Ещё один урок его горной жизни усвоен - жестокий урок. Но сегодня ему улыбнулась фортуна. Палитра его звериного инстинкта окрасилась ещё одним оттенком - быть всегда начеку. Кроме явных врагов, волков и медведей, есть и скрытые, более опасные звери, которых нужно остерегаться ещё пуще. Но сколько у него ещё будет таких уроков среди этих суровых горных вершин, ослепительных снегов и естественной красоты дикой природы? Он ведь и сам есть часть этой природы. Давайте пожелаем ему удачи!
  
  14 октября 2009 года
  
  
  Страх
  
  Бани Одам аъзои якдигаранд
  Ки дар офариниш зи як гавхаранд
  Чу узве ба дард оварад рузгор
  Дигар узвхоро намонад карор
  Ту к-аз мехнати дигарон бегами
  Нашояд ки номат ниханд одами
  (Саади)
  Все племя Адамово - тело одно,
  Из праха единого сотворено.
  Коль тела одна только ранена часть,
  То телу всему в трепетание впасть.
  Над горем людским ты не плакал вовек,-
  Так скажут ли люди, что ты человек?
  (перевод с таджикского/персидского)
  
  Когда в городе поселяется страх, он становится каким-то чужим. Вроде и родной, да не такой как прежде, и люди тоже родные, но уже не такие как раньше. Не поймёшь, кто враг, а кто друг. Это ведь гражданская война - самая подлая из войн.
  Мирный солнечный день стонет, когда его прошивают автоматными выстрелами. И в такие моменты даже в полдень как будто наступают сумерки. Вы когда-нибудь слышали автоматные очереди в городе? Слышали, каким эхом отдают выстрелы в кварталах? Это не эхо - это стоны мирного дня. Ведь его прострелили, и через сквозные раны вытекает само спокойствие. День сдувается и сморщивается, как проколотый жёлтый шарик. Он нехотя становится серым, хотя солнце продолжает светить. Вслед за спокойствием уходят и смех, и веселье. Они покидают пространство, где звучат выстрелы. Они оставляют город молча и обреченно, с обидой, ведь ими пренебрегли. С их уходом в воздухе освобождается место, которое заполняется липким страхом - жутким страхом. Он надолго поселяется в моём когда-то весёлом городе.
  На улицах откуда ни возьмись появляются люди - нет, скорее, нелюди, которые с распростёртыми объятиями привечают ужас и смятение. Им нравится это тревожное состояние, овладевающее городом, им радостно, когда людям становится страшно.
  И, странное дело, в мирные и спокойные дни этих нелюдей не замечаешь. Они тихо ходят рядом с тобой, но их даже не видно. Нет того самого страха, который их и проявляет. Хотя изредка можно почувствовать мрачный холодок их дыхания, когда они случайно оказываются рядом с тобой. Но пока они незримы.
  А как только в городе нарастает тревога, они, эти самые нелюди, тут как тут - готовенькие преданно служить злу. Чернодуши - они очень любят войны, особенно гражданские, во время которых они с радостью срывают порядком надоевшие им маски приличия, как неудобную одежду, и проявляют свои истинные лица - мрачные лица. Злые лица, с акульими глазами из грязного стекла. От их взгляда всегда веет холодком.
  Они любят объединяться в своры. Гражданская война - это, как известно, безвластье, беспредел и беззаконие. Отныне законы устанавливают они.
  Страх поселился в моём городе, в городе Шаирабаде.
  За окном стоял холодный декабрь. Низкое небо висело покрытое темными тучами, и казалось, до них можно было дотронуться рукой. Даже воздух был сплющенным и густым - простреленным.
  Наступил первый день гражданской войны в городе среди гор. Непривычно было видеть ревущие бронетранспортёры, с чёрными шлейфами дыма снующие по асфальтированным улицам. Пахло порохом и недогоревшей соляркой. Голые деревья и злые БМП придавали городу мрачный вид. Наступило безвластие. Царила жестокая и беспредельная вседозволенность. Кто с кем воевал, невозможно было разобрать. Небольшие группы людей с красными и белыми повязками на предплечьях носились повсюду, стреляя друг в друга. Крики, стоны и причитания - женщины и мужчины плакали и возле убитых родственников.
  Горстка людей с красными повязками на руках силой волокла безоружного, немолодого уже мужчину к стене детского сада 'Солнышко'. Он сопротивлялся и с плачем в голосе кричал:
  - Да не виноват я. Я простой учитель, отпустите меня.
  Никто его не слушал - люди обезумели от витавшей вокруг вседозволенности. Учителя поставили к стенке и, отступив на несколько шагов назад, расстреляли из автомата. Несчастный мужчина выставил ладони вперёд в надежде защититься от пуль, но тут же, отлетев назад, повалился наземь и застыл без движения, свесив ноги в бетонный лоток. От побеленной стены отлетела штукатурка, и на ней появились серые выбоины от пуль. Его застрелили за 'горский' говор. Жуткие времена...
  Я почувствовал сильный приступ тошноты.
  - Эй, ты, длинный, отведи в сторону и пусти в расход эту сволочь, - крикнул мне один из боевиков.
  Он сказал именно так: 'Пусти в расход'. Это выражение было очень популярным среди боевиков во время гражданской войны в Таджикистане, и многие приговоренные часто не понимали, что же это значило 'быть пущенным в расход', и продолжали наивно улыбаться.
  Я с ужасом подошёл к нему. Кричавший был командиром - с неприятным длинным лицом и близко расположенными глазами. Рот напоминал пасть акулы с втянутым к горлу подбородком, да и взгляд был животный, без малейшего проблеска интеллекта. Такие себе мутные стёклышки вместо глаз. Я про себя его так и прозвал - 'Акула'. Рукава его пятнистой камуфляжной формы были засучены, и у запястья виднелась татуировка, напоминающая якорь. Было заметно, что он пытался вытравить рисунок, и теперь якорь напоминал большой зелёный крючок, нарисованный пунктиром. На его правом плече висел автомат с пристегнутыми к нему тремя магазинами, перемотанными синей изолентой. Из них зловеще торчали острые наконечники патронов медного цвета. Из правого нагрудного кармана выглядывала рация с короткой прорезиненной антенной.
  Остальные три боевика, его сотоварищи, также были одеты в пятнистые военные куртки и штаны, и только у одного вместо брюк были выцветшие джинсы. У каждого был автомат. Чувствовалось, что боевики побаивались своего лидера: они сторонились его, как заразного больного. Было в нем что-то отвратительное и страшное - нечеловеческое.
  Сегодня утром он застрелил на моих глазах парня, ехавшего на велосипеде, и только из-за того, что тот, увидев боевиков, которые одним своим видом внушали всем страх, развернулся и стал удирать от них. Он не доехал лишь пару сантиметров до угла здания. Акула, не прицеливаясь, убил его автоматной очередью. Я знал этого парня, мы учились в одной школе. Я забыл его имя, но помнил, что он был совершенно безобидным человеком - стеснительным и тихим.
  - Длинный, почему я должен повторять тебе дважды? Иди и пусти в расход эту сволочь.
  - Меня зовут Алишер, - как можно равнодушнее сказал я ему.
  Акула сверкнул на меня своими рыбьими глазами и, брызгая слюной, произнёс:
  - Запомни, Длинный, нынче я пахан в твоём сраном городе. Как тебя назову, на то и будешь отзываться! Всё, что я прикажу, будешь выполнять беспрекословно, понял?!
  Я промолчал.
  - Иди и пристрели эту сволочь.
  Я посмотрел в сторону, куда он указывал. 'Сволочью' оказался мальчик лет пятнадцати, переодетый в женскую одежду. На нём было длинное, почти до пят, платье красного цвета с крупными желтыми цветами. Голова была покрыта большим тёмно-зеленым платком. Дорога, на которой его схватили, вела к реке Пяндж. 'Бедняга, видимо, намеревался переплыть её и укрыться на том берегу, в Афганистане', - подумал я.
  Мальчик весь дрожал, как новорожденный щенок, и постоянно твердил: 'Не убивайте меня, не убивайте меня...'.
  Он находился в том возрасте, когда кожа еще по-детски нежна и щеки не утратили свой молодой румянец. Его большие зеленые глаза были наполнены страхом. Я его не знал. Я многих не узнавал в своём городе, потому что всего месяц назад, в ноябре, вернулся после роспуска студентов из Душанбе, а перед этим три года прослужил на Балтийском флоте. В Шаирабаде я не был почти семь лет.
  Я догадывался, почему Акула приказал исполнить мне этот жуткий приговор. Он хотел проверить меня на благонадежность. На днях они меня завербовали.
  Эти боевики были пришлыми южанами, не из Шаирабада. Они с утра ходили по домам и рекрутировали себе новобранцев. Только перед самой войной я случайно узнал, что этнически был южанином, хоть родился и вырос в городе, в котором сейчас большинство были сторонниками оппозиции. Вот такие вот дела. Каким-то образом у боевиков оказались списки и адреса всех южан нашего города, и они ходили по квартирам, призывая людей примкнуть к их рядам.
  'Зря не послушался отца', - пронеслось у меня в голове. Он строго-настрого запретил нам, своим сыновьям, участвовать в этой бессмысленной войне. Отец так и сказал: 'Это не война - это сумасшествие. Слушайтесь меня и не сходите сума. Не марайтесь об это, если хотите смело и честно смотреть людям в глаза, когда всё это безумие закончится'.
  Но сегодня утром, когда боевики с автоматами и нервным видом ворвались к нам во двор, отца дома не было. Они прочли наши имена и, указав на моего старшего брата (отца четверых детей), скомандовали:
  - Ты идёшь с нами.
  Возражать было опасно.
  - Он плохо слышит, - вмешался я. - Можно я пойду вместо него?
  Про тугоухость брата я придумал на ходу даже как-то неожиданно для себя.
  - Годится! Оружие дома есть?
  - Нет, - ответил я, что было правдой. Отец запретил.
  - А если найдём?
  - Проверьте.
  - Хорошо. У нас нет времени. Пока что будешь заправлять рожки автоматов. Иди за нами, - приказал командир.
  Вот так я оказался в одних с ними рядах, и в данный момент они испытывали меня на благонадёжность.
  - Дай ему свою пушку, - прикрикнул Акула боевику в джинсах. Тот медленно стащил с плеча автомат, снял его с предохранителя и, глядя прямо в глаза, протянул его мне. Я медленно взял оружие в руки.
  Мальчик побледнел. Его пересохшие губы что-то шептали - я не мог разобрать. В ушах у меня звенело. Отец был совершенно прав - это не война, а сумасшествие. Это безумие. Веками выработанная таджикская пословица гласит: 'Чизе, ки пир медонад, пари намедонад', то есть: 'Что знает старый, не знает даже ангел'.
  - Пойдем, - сказал я мальчику, направляясь в сторону ворот детского сада. Мысль работала сбивчиво. Я не знал, что я делаю - лишь бы оттянуть время, хотя бы на мгновение.
  - Нет, Длинный, пристрели его здесь. Сейчас же...
  'Ох и нелюдь же этот Акула. Скорее всего - из уголовников', - промелькнула у меня догадка.
  В это время раздались автоматные очереди и из-за угла с грохотом вырулил БТР, впереди которого с выстрелами бежала группа людей. Мы находились посреди дороги, и бронированная громадина ехала прямо на нас. Боевики бросились врассыпную. Мы с мальчиком оказались с левой стороны улицы, у бетонного лотка, а Акула со своими боевиками - с правой.
  БТР остановился между нами, и началась беспорядочная стрельба. Кто в кого стрелял, невозможно было разобрать. Я схватил мальчика за рукав рубашки, и мы вместе залегли в бетонный лоток. Он оказался впереди меня, и я жестами показал ему ползти. Паренёк, извиваясь как змея, стремительно двинулся вперед. Перед моим носом только и мелькали его рваные замшевые кроссовки. Я даже не чувствовал ледяную воду, текшую по дну лотка. Неожиданно мы наткнулись на свисавшие вниз ноги расстрелянного учителя. Он зашевелился. 'Слава Аллаху, живой', - мгновенно промелькнула мысль.
  Стрельба не прекращалась ни на минуту. Мальчик двигался быстро, и я едва успевал за ним. Все, что мы желали в тот момент - подальше отползти от этого страшного места. Я боялся поднять голову и лишь краем глаза заметил, что мы оказались у ворот Дома Пионеров. Быстро схватив паренька за кроссовки, я остановил его. Он притих. Я указал на ворота. Мы вместе выкарабкались из лотка и ползком пересекли улицу. И лишь оказавшись в саду Дома Пионеров, мы остановились. Тут я заметил, что всё ёще держу в руках автомат, переданный мне одним из боевиков.
  - Ака, маро на парон (Брат, не убивай меня - тадж.), - жалобно молил мальчик.
  - Молчи и беги рядом, - тихо сказал я.
  Через некоторое время мы оказались в камышовых зарослях на берегу реки Пяндж. Граница была открыта. В эти дни российские пограничники, казалось, сохраняли нейтралитет и не вмешивались в конфликт
  Мальчик был совершенно растерян и не понимал, что происходит, но безоговорочно исполнял все мои указания. Неожиданно он посмотрел на меня своими зелеными глазами. Это были не детские глаза, это были глаза мудреца. Я опустил автомат, близко подошел к нему и тихо спросил:
  - Плавать умеешь?
  Он не отвечал. Кажется, он не видел ни меня, ни серое небо над головой и не чувствовал ничего - ни холодного воздуха, ни запаха тины, идущего от реки. Вдруг он вздрогнул, будто от холода, вновь вернувшись в эту реальность.
  - Что?- с удивлением и хрипотцой в голосе спросил парень.
  - Плавать умеешь? - повторил я чуть громче.
  - Нет... да, умею, - ответил он.
  Было видно, что он цепляется за мизерный шанс. Я понял, что плавать он не умеет.
  - Сними платье, тебе в нем будет неудобно. Сейчас река обмелела, я покажу тебе брод. Главное - держись на ногах, не падай. Встань лицом против течения, так легче ему противостоять. Понял?
  - Ты мне в спину не выстрелишь?
  - Вот, смотри, - я отстегнул рожок и выбросил его в реку. Магазин булькнул и мгновенно исчез в темно-зеленой воде Пянджа. Минуту поколебавшись, я далеко забросил и сам автомат.
  Мальчик неуверенно вошёл в воду и, не отрывая взгляда от меня, пошёл по броду.
  Кто обвинит меня в том, что я отказываюсь воевать? Где вы теперь, долбанные ораторы с митингов, затеявшие эту войну? Куда вы все попрятались? Ради чего вы всё это начали? Разве стоят ваши эгоистические амбиции жизни вот этого мальчика - вброд, дико озираясь на меня, неуверенно пересекающего холодную реку? Реку, дающую ему шанс выжить на чужом афганском берегу. Счастья и удачи тебе, мальчик! Если сможешь, прости обезумевших взрослых...
  Я сидел среди зарослей камыша и смотрел на удаляющуюся хрупкую фигурку паренька. Он шёл очень осторожно, но уже ближе к противоположному берегу его всё-таки сбило течением с ног, но он, немного побарахтавшись, зацепился за колючие кусты джуды и выполз на берег. И только тут я заметил, что по моим щекам текут горячие слёзы.
  Стрельба в городе затихла.
  Возвращаясь обратно домой, в заброшенном саду Дома Пионеров я встретил старую бездомную овчарку, которая, завиляв хвостом, подбежала ко мне. Она ко всем относилась одинаково ласково. Мне внезапно стало тепло, словно хмель распространился по нутру. Я не могу выразить словами ту любовь, которую я испытывал в тот момент к собаке, но причину этой любви я знал точно - я любил её потому, что она не могла брать в лапы автомат и нажимать на курок, потому, что она была нейтральна на этой войне и не разделяла людей на горцев и южан.
  В тот момент я этому псу доверял больше, чем людям. Я нежно погладил его по холке и осторожно удалил сухие колючки репейника с полинялых боков. Собака робко пыталась лизнуть меня по лицу, но, видимо уловив моё настроение, передумала. Я обнял её за шею, и она перестала вилять хвостом и замерла. Мне казалось, что пёс пытается утешить меня. Жаль, что собаки не могут говорить. Мне кажется, они могли бы сказать людям что-то очень мудрое и важное.
  05 марта 2011
  
  
  
  Мимолётная встреча
  По дороге в Агру мы сделали небольшую остановку в одной из индийских деревень. Было очень жарко. Выйдя из прохладной 'Тойоты', я сразу встал под тень от огромного эвкалипта. Под деревом одиноко сидела смуглая, но симпатичная индианка и торговала холодной водой. Маленькие бутылочки плавали в деревянном ведерке со льдом.
  - Сколько стоит? - спросил я её по-английски.
  - Дас рупия (десять рупий), - ответила она по-индийски. Как оказалось позже, она по-английски не говорила.
  Повернувшись в сторону машины, я спросил у жены по-таджикски:
  - Чанд дона бигирам (Сколько штук купить)?
  - Шумо точик астен (Вы таджики)? - вдруг, привстав, с волнением спросила индианка.
  Она оказалась тоже таджичкой, но из Кабула. Мы немного поговорили. Выяснилось, что она была беженкой из Афганистана. Во время эмиграции вышла замуж за индуса-мусульманина. Позже родители её вернулись обратно в Кабул, а она осталась с мужем в своей деревушке. Я купил у неё всю воду. Мы тепло попрощались. Её черные глаза заблестели. Затем она медленно побрела по сухой, пыльной дороге в сторону посёлка. На жёлтом песке остались лишь следы её маленьких босых ног. Мы поехали дальше. Через окно машины вдали виднелась её худенькая фигурка, замотанная в темно-зеленое сари...
  29 марта 2010 года
  
  
  Амрита
  Есть своя неописуемая прелесть во встречах с совершенно незнакомыми людьми в чужих, далёких краях...
  Поздним дождливым осенним вечером я шёл по узенькой непальской улочке. Вдоль неё росли огромные эвкалипты, а между ними сверкали омытые дождём пальмовые кусты со свисающими гроздьями желтых в крапинку бананов. Пахло окружавшей меня листвой и грозой. Дождь усиливался, и я решил переждать его в одном из придорожных кафешек. Назвать это заведение 'кафе' можно лишь с большой натяжкой, скорее подойдет 'забегаловка'. Заведение было построено из тростниковых прутьев и оказалось очень уютным. Я говорю о том самом уюте, который вы чувствуете, сидя в тёплом и сухом помещении, в то время, когда за окном стоит стеной тропический ливень. Народу внутри оказалось много: никто не хотел выходить наружу. У окна остался единственный свободный стол с двумя плетёными креслами, туда я и присел. Заказал себе чашку непальского чая 'nepali masala tea' - это непальский ароматный чай с молоком и добавлением перца, который по цвету очень похож на памирский ширчай. К чаю я взял себе непальских плюшек 'doughnot', по размеру очень схожих с русскими большими бубликами, но обжаренных в масле.
  Я взглянул за окно - ливень не прекращался. Казалось, что от неба и до земли растянули сверкающие серебряные струны, а меж ними, в тумане, танцевали деревья и кусты. Благодаря щелям между бамбуковыми прутьями в помещении не было душно, но довольно таки влажно. Что поделаешь - тропики. Народ о чем-то мирно гудел. Из небольших колонок тихо разливалась песня 'Tum Jo Aaye' из индийского фильма 'Once Upon A Time In Mumbai' ('Однажды в Мумбаи' - англ.). Она началась мужским голосом, но неожиданно к нему присоединился и красивый женский. Я как раз сделал первый глоток обжигающего непальского чая... и так и застыл от чарующего голоса певицы. Он был настолько милозвучный, что затмевал саму флейту. Ритм песни напоминал стиль 'регги' в аккомпанементе со звуками индийских инструментов: ситары, таблака и 'harmonic' - традиционного напольного мехового аккордеона. Я заворожено слушал музыку, а за окном шумел ливень. Мелкие листья эвкалипта и огромные пальмовые поблескивали из вечерних сумерек.
  - Kursi khali (кресло свободно - непал.)? - услышал я женский голос неподалёку.
  Я отвернулся от окна и увидел молодую девушку, которая, оказывается, обращалась ко мне. На ней было промокшее непальское курта-шалваре - традиционная в тех краях одежда. Курта - это свободное платье с глубокими, доходящими до пояса вырезами по бокам, а шалвары - это шаровары свободного покроя, иногда с оборками у пояса и расширением к низу, прихваченные у щиколоток шнурками. Очень красивая одежда.
  Я убрал свой рюкзак с кресла и ответил по-английски:
  - Please, have a seat. It is not yet occupied (Пожалуйста, садитесь. Оно ещё не занято - англ.).
  Она с удивлением посмотрела на меня своими огромными чёрными глазами и молча присела.
  - Tapai nepali hoyna (Вы не непалец - непал.)? - с улыбкой и вопросительной интонацией поинтересовалась она, поправляя шарф-шаль на плечах.
  - No, I am not Nepali (Нет, я не непалец - англ.), - ответил я. Я уже привык, что многие принимают меня за непальца.
  Она тоже заказала себе чаю и плюшек. Затем быстро достала из сумочки пудреницу и ловко начала приводить лицо в порядок. Вытерла влажную кожу сухим голубоватым платочком и привычными движениями подправила помадой линию губ, кокетливо несколько раз поджав их, чтобы выровнять цвет. Она совершенно не обращала внимания ни на меня, сидящего напротив, ни на толпу вокруг - будто находилась у себя дома перед зеркалом. Такая вот уверенная в себе и своей красоте юная девушка. Тем же платком она слегка просушила чёрные как смоль, длинные волосы и взмахом руки перекинула их за спину. Обычно столь непринуждённо ведут себя девушки из средних каст Четри и Невари. От неё пахло духами 'Миракль'.
  В это время песня закончилась, и я спросил у смуглого парня, сидящего за стойкой бара, нельзя ли повторить её снова. Он улыбнулся и повторно включил магнитофон. Сидящие в комнате посетители с улыбкой посмотрели на меня и одобрительно покивали головами. Видимо, не один я был тронут чарующей мелодией и красивым женским голосом. Моя соседка по столику, подняв голову, тоже с интересом посмотрела мне в глаза и сказала по-английски:
  - Я так и подумала, что вы из Индии.
  - Нет, я не из Индии, - с улыбкой ответил я.
  - ???
  - Я из Таджикистана, - и, зная по опыту, что многим это ни о чём не говорит, добавил: - Это бывшая советская республика.
  - Ааа, это там, где всегда холодно, - улыбнулась она. Видимо, этим все её познания об СССР и заканчивались. А чему удивляться - даже её ровесники в Таджикистане ничего о бывшем Союзе почти не знают.
  Она прихлебнула чаю и тоже начала слушать песню.
  - Очень красивая мелодия... Мне нравится голос певицы, - продолжил я разговор.
  - Мне тоже. А певицу зовут Тулси Кумар.
  Затем мы молча посидели, слушая звуки музыки. Я глядел в окно. Дождь не прекращался, и уже совсем стемнело.
  Девушка достала из своей сумочки тетрадку и прямо за столом начала что-то записывать.
  - Вы, наверное, студентка?
  - Да. Я учусь в театральном по классу вокала.
  - Значит, будущая Тулси Кумар, - пошутил я.
  - Ой, куда мне до неё! Я пою в основном фольклорные песни.
  Мы беседовали ещё часа полтора, разогревая себя непальским чаем. В основном говорила она - о студенческой жизни, об актёрах Болливуда... Её английский был безупречен. Оказалось, она два года жила в Бомбее, где и выучила его в совершенстве. Вдруг зазвонил её мобильный, и она, сказав мне 'sorry', сняла трубку.
  - Да, я слушаю. Да, это я, Амрита (она говорила по-непальски).
  Закончив разговор, она положила конспект в сумочку и сообщила, что ей нужно идти.
  - Что, срочно приглашают в Болливуд на съёмки? - пошутил я.
  Она рассмеялась и, взглянув на меня своими огромными чёрными глазами, спокойно произнесла 'bye' и упорхнула из кафе.
  Я попросил парня за барной стойкой опять повторить ту самую песню. Он молча включил магнитофон и раздался чарующий голос Тулси Кумар - теперь я знал её имя. В кафе народу меньше не стало, потому что дождь всё ещё не прекращался. Но я, не дожидаясь, пока он поутихнет, тоже вышел на улицу.
  Вот такая вот совершенно случайная встреча с совершенно незнакомой девушкой из абсолютно другого мира и иной цивилизации. Наши пути на короткое время пересеклись во времени и в пространстве, и затем мы снова отправились каждый своей дорогой. Но в моей памяти остался её смеющийся голос, её тёмные влажные волосы, запах 'Миракль' и песня 'Тум джо айе', а сама же Амрита растворилась среди миллиардного населения Индостана.
  Всё-таки есть своя неописуемая прелесть во встречах с совершенно незнакомыми людьми в чужих, далёких краях...
  28 января 2011 года
  
  
  
  
  Капли Океана
  (По мотивам стихотворений
  Джалалуддина Руми)
  В яркий солнечный день на каменистый берег Океана одна за другой накатывали волны и вдребезги разбивались о торчащие над поверхностью, залитые солнцем утёсы. От этого удара рождались мириады капель солёной воды, которые, сверкая, разлетались в разные стороны.
  Ах, как капли радовались своему новому, ранее неведомому ощущению - жизни в полёте под небом и солнцем! И ещё какому-то непонятному восприятию пространства и времени.
  И каждая капля чувствовала себя самой особенной.
  Но они очень быстро привыкали к своему новому состоянию, состоянию капель в полёте, и мгновенно забывали, кто они и откуда.
  Но за секунды, проведенные вне океана, они успевали ощутить, каким переменчивым и холодным может быть ветер и сколь жёстким - воздух. И в такие моменты у них появлялась необъяснимая тоска по чему-то чистому, тёплому и ласковому...
  Доходило и до столкновений в борьбе за безветренные и тёплые воздушные слои и даже до ненависти друг к другу.
  Капли начали делиться на своих и чужих, ошибочно воспринимая отражённый солнечный луч от их поверхностей. Они не осознавали, что видимое различие между ними было обычным отражением радуги.
  И лишь снова обратившись в Океан, они умиротворялись в единении, смутно испытывая жгучий стыд за междоусобную войну и ненависть к самим себе тогда, когда они были каплями в полёте...
  28 февраля 2011 года
  
  
  
  Джурахон Маматов
  ПАМИРСКИЕ РАССКАЗЫ
  Издательство +ДА
  Plusda Publishers
  www.plusda.com
  
  
  СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
  англ. английский язык
  араб. арабский язык
  непал. непальский язык
  пам. памирский язык
  тадж. таджикский язык
  хуф. диал. хуфский диалект
  шугн. шугнанский язык
  
  
  
  ---------------------------------------------------------------
  РЕКЛАМА
  20 ПОЭТОВ = 1 АЛЬМАНАХ
  268 страниц 600 грамм
  в одной книге
  Серия +DA ТОП 20 - ЛУЧШИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ МИРА
  Подробнее на сайте издательства - www.plusDA.com
  
  ТОП 20 - ЛУЧШИЕ ПОЭТЫ РОССИИ И МИРА
  Сборник
  Название наглое, в принципе. Но альманах прекрасный, и мне в нём многое понравилось. Реально многое. И поэты представлены, которые не в мэйнстриме (что тоже великий плюс, поскольку мэйнстрим осядет в разных библиотеках, а эти чистые голоса затоптали бы копытами резвые табуны новых поэтических изысков:
  Расуль их реально открыл миру). В альманахе - поэты русской культурной традиции из городов России и Канады, Израиля и Кыргызстана, Узбекистана и США.
  Повторяю: это я читал.
  Виктор Челышев, Союз журналистов России
  РЕКЛАМА
  весь курс средней школы
  в одной книге
  Серия +DA ТОП СПРАВОЧНИК
  Подробнее на сайте издательства - www.plusDA.com
  5 КЛАССОВ = 1 СПРАВОЧНИК
  мягкая обложка * 296 стр. * ISBN-13: 978-0982840498 * издано в США
  
  СПРАВОЧНИК РУССКОГО ЯЗЫКА
  Расуль Ягудин
  Это издание - уже десятое. Первые девять изданий вышли в свет общим тиражом в 55 тысяч экземпляров и завоевали большую популярность среди учителей, школьников и студентов России.
  Успех книги был столь очевиден, а спрос на неё оказался настолько велик, что было решено продолжить её издание с тем, чтобы учащиеся других стран и вновь подрастающие дети не остались ущемлёнными. Данный справочник - наиболее простое и доступное для восприятия учебное пособие по русскому языку на современном книжном рынке мира. Это подтверждается высокой эффективностью занятий с использованием справочника - все школьники и студенты, которым довелось изучать русский язык по предлагаемой книге, довольно быстро вышли на качественно новый уровень правописания, достигли серьёзных успехов в деле развития теоретической грамотности и правильного практического письма.
  Пользуйтесь книгой, пишите грамотно и будьте счастливы!
  РЕКЛАМА
  поэзия молодой женщины
  72 ИЛЛЮСТРАЦИИ+102 СТИХА
  в одной книге
  Серия +DA ТОП ПОЭЗИЯ
  Подробнее на сайте издательства - www.plusDA.com
  мягкая обложка * 146 стр. * ISBN: 978-0982840412 * издано в США
  
  Нежный Демон
  Марианна Голодова
  Сборник стихов
  Чувства, переживаемые автором, близки и понятны сердцу каждого, кто знает любовь, счастье, боль и горечь утрат. Любовь - одна из главных тем стихов Марианны Голодовой - это не только любовь к одному единственному, это и любовь к родной земле, её природе, к людям. Марианна ведёт читателя по ступеням своей души, раскрываясь в полной мере: 'Мой Демон нежный...', 'Мне для жизни только б лето...'. Она будоражит воображение живыми, сочными образами природы. Тонким, ажурным кружевом ложится её рифма, оставаясь в памяти вместе со звуками травы, деревьев и птиц...
  Оргия воображения, чувственный поток в стихах Марианны Голодовой, не могут оставить равнодушным. Ее стихи окутаны серебристым цветом романтической печали. Логика соседствует с неприятием многих вещей: ход времени, тленность любви. Марианна лишь в начале своего творческого пути - это ее первый сборник, но мы считаем, что у нее большое будущее.
  РЕКЛАМА
  450 стихов = 1 КНИГА
  400+ СТРАНИЦ ОТБОРНОГО
  СТИХОСЛОЖЕНИЯ
  в одной книге
  Серия +DA ТОП ПОЭЗИЯ
  Подробнее на сайте издательства - www.plusDA.com
  мягкая обложка * 296 стр. * ISBN-13: 978-0982840498 * издано в США
  
  На языке
  Расуль Ягудин
  Сборник стихов
  Расуль Ягудин - известный возмутитель спокойствия, один из самых скандально известных журналистов Башкортостана, главный редактор журнала 'Литературный Башкортостан' и автор многих книг прозы и стихов, статей в журналах и журналистских расследований.
  Мазки масла на поэтическом полотне, настоящие чувства и живые образы, прописанные Расулем, уводят нас в трехмерное пространство слов. Строки его наполнены самыми необычными сочетаниями парадоксов, лирикой и грубой силой природы, завораживая читателя и заводя его в закоулки мистики, покрытые свежими простынями реальной жизни.
  Живописный язык автора рисует картины нетронутой природы и свежих, непочатых душ: ' Сугробы свалены, как горы...', ' Рассветы бугрятся чёрным...' Расуль чист и груб, нежен и непредсказуем. Мощная энергия его слова рождает музыкальные картины магической реальности...
  РЕКЛАМА
  Серия +DA ТОП СПРАВОЧНИК
  Подробнее на сайте издательства - www.plusDA.com
  69 ПРАВИЛ = 1 СПРАВОЧНИК
  1-й курс молодой женщины
  в одной книге
  мягкая обложка * 210 стр. * ISBN: 978-0982840450 * издано в США
  
  69 ПРАВИЛ ЭТОГО САМОГО ОТ ДОКТОРА АЛИКА
  Доктор Алик
  Сборник правил этого самого (известно чего) от Доктора Алика, скандально известного ведущего сексуально озабоченных радио-шоу. Своего рода сборник этикета для мужчин и женщин, или 'Что вам не говорила мама, вплоть до выпускного вечера. Да и после тоже'.
  Доктор Алик возник на просторах Вселенной в 2008 году. Его неоднозначные радио-шоу повергали в смятение хозяев радиостанций, но хорошая спонсорская поддержка делала свое дело, и Доктор шумно шагал по радиоволнам США, России и Украины. Нагрянул кризис, спонсоры свернули финансирование, и станции радостно избавились от этого возмутителя спокойствия.
  Оказавшись не удел, Доктор решил употребить передышку с пользой и записать на бумагу все, о чем он вещал в своих передачах. Так родилось несколько тематических книг, первую из которых мы планируем опубликовать в декабре 2010 г. Ее обложка перед вами, и она говорит сама за себя. Это свод юморных и, часто, шокирующих правил сексуального поведения - как для мужчин, так и для женщин. Вот лишь несколько из них (их, конечно же, намного больше, чем 69):
  30. Настоящий мужчина, идя по улице с дамой, никогда не рассматривает проходящих мимо девушек, даже если у них классные 'эти самые'. Некоторые могут сказать: жена - не дама, при ней можно. Неправильно - при ней нельзя, без нее можно. При друзьях тоже можно, но вот при друзьях и при ней - нельзя в квадрате.
  33. Настоящий мужчина всегда добьется того, чтобы женщина 'это самое', пришла к финишу. Даже если она этого не хочет.
  35. Если настоящего мужчину пилит жена, он не будет злиться или бросаться вещами, а спокойно скажет: 'Женщины делают большую ошибку, пиля палку, на которой часто сидят! Подумай об этом'. Я много раз проверял - женщин эта фраза вгоняет в ступор, и они замолкают.
  РЕКЛАМА
  Серия +DA ТОП ПРОЗА
  Подробнее на сайте издательства - www.plusDA.com
  1 КНИГА = 10+ ЖЕНЩИН
  1 самоубийство 10 литров крови 2 кило кокса
  4 драки 1 автокатастрофа 1000000 демонов
  в одной книге
  мягкая обложка * 374 стр. * ISBN: 978-0982840467 * издано в США
  
  АЛИК ВЕРНЫЙ
  ПУСЯ
  КНИГА 1
  из серии ПУSЕВОДИТЕЛЬ ПО НЬЮ-ЙОРКУ
  Используя в качестве полотна похождения нью-йоркского фэшн-фотографа, автор выписывает яркую картину жизни русских эмигрантов Нью-Йорка, не жалея красок и сочных деталей. В жизни Фотографа, обитающего в шумном и сумбурном городе, все спокойно и налажено: любимая жена-модель, интересная работа и никакого флирта на стороне. Но однажды все это рушится. Любимая женщина сходит с ума, превращая его жизнь в настоящий кошмар.
  После долгой борьбы с заболеванием жена подает на развод. Фотограф пытается укрыться от жизненных проблем в озере алкоголя, море секса и сточной речке бездушных, пустых отношений. Но постепенно, бескорыстная любовь хрупкой и нежной Лёли меняет его существование.
  Искрометный юмор и точнейшие описания ночной жизни столицы мира не оставляют равнодушным и завораживают читателей всех возрастов. Фактически, эта книга - путеводитель по русскому Нью-Йорку, или, как метко сформулировал сам автор - 'пуsеводитель'.
  Эта книга является первой в серии
  'ПУSЕВОДИТЕЛЬ ПО НЬЮ-ЙОРКУ'
  РЕКЛАМА
  Джурахон Маматов
  ПАМИРСКИЕ РАССКАЗЫ
  Издательство +ДА
  Нью-Йорк
  2011
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"