После смерти Бобы я постоянно мечтал завести собственную собаку. Но собак в селе держали немногие. При этом все почему-то, избегали сучек и старались завести песика. Мне же, наоборот, хотелось иметь во дворе сучку, которая бы приносила ежегодно очаровательных теплых щенят. Таких я видел в Мошанах, куда ездил с отцом за желтыми кирпичиками для новой печки. Мои родители были далеко не в восторге от моего желания завести собственную собаку.
Я не сдавался. Встретив на улице любую собаку, я настойчиво приглашал ее следовать к нам домой. Приведя домой, я щедро кормил моих гостей. На худой конец угощал свежей сметаной, тщательно снятой мной в погребе так, что бы в еду моей очередной собаке не попало, находившееся под сметаной, кислое молоко.
Затем я накидывал на шею собаки пеньковую веревку и привязывал ее в саду к сливовому дереву за скирдой соломы. Я надеялся, что родители ее там не сразу увидят, а потом все же привыкнут.
Но каждый раз, когда утром я спешил посмотреть, что делает мой новый друг, я находил измочаленный зубами конец веревки. Часто веревка была еще влажной. Удержать собаку в неволе не помогала даже свежая сметана.
Завести свою собаку я смог только по окончании института, когда строил дом. Жил в однокомнатной времянке. Купив хлеб, я возвращался домой. По дороге увидел щенка. Рыжий, гладкошерстный, на высоких ногах, с тупой черной мордочкой он воскресил в моей памяти Бобу. Я позвал его. Поджав хвост, он начал медленно подходить ко мне изогнувшись боком, почти пятясь. "Обижали", - мелькнуло в голове.
Я отломал и протянул ему кусочек хлеба. Он не подходил ближе, чем на метр. Я бросил ему хлеб. Схватив хлеб, он отбежал к забору и жадно начал глотать. Проглотив хлеб, он снова приблизился ко мне. Я позвал его и тихо пошел. Оглянувшись, я с радостью убедился, что он трусит за мной. Периодически бросал ему кусочки хлеба.
Пришли домой. Сажать на цепь его я не хотел, да и некого было. Накрошив хлеб в борщ, накормил щенка до отвала. Его, еще недавно впалый живот напоминал мячик. На ночь я запер его в дощатой пристройке. Утром, накормив мою собаку, ушел на работу. Песик пожил у меня два дня. На третий день, придя с работы, я не застал моего нового Бобу. Поиски были безуспешны. Несколько дней спустя, я увидел его во дворе второй школы среди малышей младших классов. Видимо полуголодная жизнь среди шумной детворы была для него приятнее, чем сытое житье в одиночестве у меня.
Впоследствии я подобрал еще пару бродячих щенков, из которых более ярким был Тобик. Это был песик непонятной породы, дымчатого окраса, на очень низких, кривых ногах. Хвост его был неестественно коротким и закрученным в сторону, хотя не был обрублен. Скорее всего конец хвоста в младенчестве щенку отгрызли крысы. Уши его были почему-то полукруглыми, непривычно маленькими. Голова резко сужалась к морде, а зад был полукруглым и неестественно широким. В целом пес представлял собой нечто среднее между нутрией и барсуком. К тому же никто ни разу не слышал, как он лает.
Он приохотился ездить со мной в "Запорожце". Задними лапами стоял на краю заднего сиденья, передние покоились на спинке водительского сиденья за моей спиной. Влажный сопящий нос его при торможении тыкался в мое ухо.
Однажды, ближе к вечеру, меня вызвали в больницу. Тобик увязался за мной. Приехав, я зашел в отделение. Тобик, обычно ждавший меня под машиной, в этот раз увязался за мной. После оказания помощи пациенту я вышел из кабинета. Тобика в коридоре не было. Он лежал в процедурной на спине, мелко дрыгая от восторга лапками. Медсестра Лидия Ивановна Бунчукова, первое знакомство с которой состоялось летом пятьдесят второго, когда она проводила прививки в моем селе, почесывала ему голый живот. Тобик, вытянув голову, лежал с закрытыми глазами и часто подергивал лапами.
- Евгений Николаевич, отдайте его мне, прошу Вас, - сквозь толстые, уродующие стекла очков на меня умоляюще смотрели ее огромные близорукие глаза.
Я вспомнил, как почти три десятилетия назад вместе с соседом, тоже будущим доктором, мы в пяти-шестилетнем возрасте впервые встретили Лидию Ивановну на крыльце моего дома. В руках соседа Суслова был топор, а я держал наготове немецкий штык-нож. Так мы решили защищаться от прививки.
Отказать Лидии Ивановне, равно как и сделать замечание за присутствие в процедурной собаки, мне не хватило сил. Во время дежурств медсестра подробно рассказывала мне о замечательных достоинствах Тобика. Оказывается, через полгода он стал верным и чутким сторожем. Безошибочно отличал хозяйских кур от чужих. Соседским котам хода в огород не стало. Еще через год, уезжая жить к дочери на Кубань, Лидия Ивановна взяла с собой и Тобика.