Егоров Виктор Алексеевич : другие произведения.

Люди войны

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Донбасс, южное направление.
  ЛЮДИ ВОЙНЫ
  
  МЫ ТАМ
  
  
  В курортный поселок Безыменное Донецкой республики я приехал 19 января 2017 года, на Крещение. В купелях никого не видел, да и самих купелей тоже. Вдоль берега Азовского моря ледяная полоса была шириной метров сто, на пляже, естественно, никого.
  "Тут так молятся во время обстрела: упадут на землю и вспоминают, кто Божью матерь, кто свою мать, кто просто мать-перемать", - объяснил мне Амур состояние религиозных чувств у бойцов ополчения на Мариупольском направлении.
  И все же, 19 января был самым тихим днем 2017 года. На следующий день вновь ухало - бух, и воздух вздрагивает, бух, и ты озираешься, пытаясь понять, откуда раздаются звуки артиллерии. Если с востока - мы по ним, если с запада, они по нам.
  "Бадминтон" - одним словом называли боевые действия во время перемирия и простые солдаты, и комбат Доцент. Но, как я понял, все чувствовали, скоро будет всё иначе.
  От моего приезда здесь ничего не могло измениться, а вот с 20 января, даты вступления Трампа в должность президента, могло измениться многое, на что и надеялись.
  Заскочил к Амуру его друг детства Серега на пару дней, он с караула сменился, появилось время увидеться, он и говорит Амуру: "Надоело это уханье, каждый день одно и то же. Хоть бы вперед двинулись или они, или мы".
  Амур по теме ответил другу детства: "У нас в корпусе командующий сменился". Серега тоже человек военный и воюет тут давно. "А, ну, значит, скоро что-то будет".
  Давайте позывной Амура дешифруем: это Виктор Скрипченко, ветеран афганской войны, награжденный двумя боевыми орденами. Фильм "9-я рота" помните? С этой ротой он был в постоянном боевом взаимодействии как командир 1-й роты разграждения, в том числе и на том перевале, что в фильме показан. Но об этом позже.
  Виктор не просто "наш", он из Тюмени. Его в городе каждая собака общественная знает и каждый пес руководящий. Здесь служит в армии Донецкой республики на должности заместителя командира 9-го отдельного штурмового полка морской пехоты. С осени 2014 года на Донбассе, а тот, кто такое о себе может сказать, тут на особом счету.
  Есть такие даты, когда ее назовешь, всем понятен стержневой ее смысл. 1812 год - Бородино, 1945 год - взятие Берлина, 2014 год - Дебальцево и Иловайск.
  Значит, видел не только пекло, но видел и победу. Конкретно у Виктора такое место - Широкино, поселок между Новоазовском и Мариуполем, поселок, в штурме которого он принял активное участие.
  В 2015 году еще бывали серьезные бои, а весь 2016 год прошел под знаком перемирия. Это что такое? Это когда обе противоборствующие стороны готовятся к новым схваткам. Какую-то артиллерию отвели, какую-то попрятали, но укрытия для танков продолжают рыть и минные поля расширять и усиливать вдоль всех возможных путей выдвижения противника в атаку. А в тылу собирают и обучают военному делу "живую силу".
  Одним словом, позиционная война. В 20-м веке такие ситуации были не раз в обеих мировых войнах. Воздух содрогают артиллерийские дуэли, в лесополосах трещат автоматы от дуэлей пехотных. Но общая линия обороны не меняется.
  А с 20 января сего года у солдат появилось ощущение, что скоро фронт сдвинется с места. У ополченцев я слышал возобновившиеся разговоры, что надо бы взять Мариуполь и Одессу, коли перемирие все равно закончилось. Наверное, в батальонах с украинской стороны говорят о том, что надо бы взять обратно Новоазовск и Коминтерново, а может, и какой город побольше. Не знаю, я среди них не был. Просто логика любой войны - взять или оставить. В самом начале очередного этапа планируют взять. А там, как дело пойдет.
  Простые солдаты объясняют свое желание взять Мариуполь просто: давно дома не был. Один из солдат был из Харькова, поэтому он добавил: "Надо бы и Харьков взять".
  
  Написал эти строки, и в это время позвонил Виктор. Вот краткая сводка за вчерашний день, 31 января, и прошедшую ночь: они били по позициям рот Джорджа и Боксера из 152мм орудий с плотностью, "как в 2014 году". Та белая "Нива", на которой мы вместе с Виктором мотались по передку от Боксера к Джорджу, превратилась в друшлаг. Он ее сначала вообще не нашел, потом что ее взрывом отбросило на тридцать метров. "У твоего друга Чили от машины осталось одно колесо, - так выразился Виктор, и продолжил: - если это - перемирие, что будет, когда оно официально закончится". Украинцы вчера в районе высоты "Дерзкая" перли на передовую линию обороны с двух сторон. Мы накануне накрыли у "правого сектора" пять единиц военной техники около Водяново, видимо, "правые" решили ответить по-взрослому. Гиви ранило, но где-то на севере под Донецком. Этот известный на весь Донбасс командир помогал полку на юге, но его помощь стала нужна там, и он отправился. В каком состоянии раненный, Виктор пока не знает. Он сегодня с утра в который раз пытается глаза промыть, которые ночью взрывной пылью забило. Придется лекарство взять у медиков и в глаза "покапать".
  Промывать мозги с экрана гораздо проще, чем глаза и уши после взрыва.
  
  
  ДИСПОЗИЦИЯ
  
  
  Несколько слов о диспозиции "сил и средств", но не с военной точки зрения, когда на карте показывают красные и синие стрелочки и называют населенные пункты, по которым проходит "линия фронта". А с точки зрения рядового российского телезрителя.
  Смотрел три года телерепортажи из Донбасса и всё никак не мог понять, каким образом там сочетается война и мирная жизнь. Сегодня показывают разрушенный снарядом дом, завтра - идущих 1 сентября в школу первоклашек, это что, одновременно происходит? Обстрел и сидение за партой с учебниками в руках. Сегодня в телевизионных сводках журналисты в касках и брониках пригибаются к земле во время минометного обстрела, завтра на экране коммунальщики без всяких бронежилетов занимаются в городе ремонтом теплосетей и газового оборудования. Они что, воюют через день? По четным дням - пальба, по нечетным - сварка. И вообще, как в воюющем городе могут работать институты, кинотеатры, гостиницы. В гостиницах, кстати, цены, как на сочинском побережье. И активно приглашают забронировать номер.
  Теперь стало чуть понятнее.
  Я - в поселке Безыменное. Боестолкновения идут в окрестностях Коминтерново. Между этими поселками по прямой - 3 километра. Теперь представьте улицу вашего города длиной 3 километра. В Тюмени, для наглядности, возьмем улицу Республики. Я, например, нахожусь в гостинице "Восток", а фронт - на высоте у краеведческого музея. Между нами примерно 3 километра по прямой. Украинские солдаты еще дальше - за музеем метров 800, то есть у Дома обороны. Так вот, стрельба из пулеметов будет идти между музеем на холме и Домом обороны в чистом поле. Из минометов мы будем накрывать "блиндажи" жилых высоток на кольце у Дома обороны. Они будут лупить в ответ по стадиону "Геолог" и коттеджам у музея.
  Артиллеристы люди точные, "квадраты" целей знают хорошо, промахиваются крайне редко. В центре Тюмени на улице Республики даже во время обстрелов будет вполне безопасно жить.
  Вы можете сидеть у фонтанов, ходить в нефтегазовый институт, смотреть фильмы в "Премьере", затариваться покупками в "Гудвине", гулять по аллеям около правительства Тюменской области и стоять спокойно под кепкой Ильича.
  Мамы с колясками, дети в классах, коммунальщики у канализационного люка - всё обычное и привычное. И только изредка со стороны Верхнего бора или с противоположной стороны, с Войновки - ух, ух, ух. Это эхо пушечных залпов артиллерии "наших" и не "наших".
  Понадобились "нашим" телевизионщикам репортажи с выбитыми окнами и воронками, они едут к музею. Там будут и слезы в глазах и трупы во дворах. Понадобились светлые и радостные кадры, отправятся в новенькую школу ?16 недалеко от гостиницы или прекрасный детский садик по Салтыкова-Щедрина - снимут такие кадры счастливого детства, какие в самой мирной стране на планете, то есть в Швейцарии, не сразу найдешь.
  Вот и я, если заточить свой взгляд только на поселке Безымянное, сказал бы, что никакой войны тут нет. Все дома целы, а на главной улице рыбу продают. И два белых "крузера" миссии ОБСЕ спокойно раскатывают по поселку без охраны и сопровождения. Война - там, в 3 километрах, у Коминтерново, за чертой разграничения в поле между лесополасами на участке 800 метров, который просматривается снайперами обеих армий.
  В чём правда этой войны? В том, что половина жителей поселка Безыменное хотят присоединения к России, а другая половина - к Украине. Научное исследование никто не проводил, его и провести невозможно, так как местные жители ничего не скажут "исследователям" о своих предпочтениях. Опасно тут признаваться, чьей власти ты желаешь. Но обобщенное мнение ходит такое: 50 на 50. Два года назад было иное мнение: 70 процентов за Россию, 30 - за Украину. Война местным жителям изрядно надоела, хотя по поселку не стреляют, в магазинах полно продуктов да еще и "гуманитарку" привозят.
  Широкино - в руинах, Ленинское - опустело, Коминтерново - на линии огня. А везде жили родственники и друзья, им пришлось уезжать и спасаться. И ничего не меняется третий год. Понятно, что пророссийские настроения здесь постепенно затухают.
  Правда в том, что многие местные парни воюют в составе батальонов "Азов", "Днепр" и "Айдар". Кто-то из здешних взрослых мужчин служит в вооруженных силах Украины. И в то же время, мужчины с территории, принадлежащей сегодня украинскому государству, конкретно из Мариуполя и Харькова, служат в рядах вооруженных сил Донецкой республики. Но это не война государства с республикой, это - гражданская война. Бывают справедливые гражданские войны? Если бывают, то надо признать, что существует две правды об этой войне: у каждого своя.
  Есть еще одна правда о всех нас и самая главная: мы были и остаемся людьми каменного века. Ни наука, ни искусство, ни религия нас не изменили. Нам нужно иметь свою территорию и желательно, как можно больше, мы хотим быть главными в разделе пищи, нам нужно убивать точно таких же, чтобы они не убили нас. Мы не понимали и не понимаем, что такое жизнь. Мы готовы положить ее на любой алтарь, который считаем священным. Готовы расстаться с ней, не понимая ее цены, не зная ее смысла, не задумываясь, зачем она дается нам раз в миллиарды лет.
  Что могло измениться в нас за последние 7 тысяч лет? Да ничего. Бегали в шкурах с копьем в руке тогда, бегаем в тряпках с мобильником в кармане сейчас. А по сути, на уровне божественного Духа и Света?
  В общем и целом - обыкновенные "охотники-убийцы". Сами не можем убить, поможем, чем сможем. Для племени, для предков, за семью, для тризны в честь погибшего товарища. Убить других, убить себя.
  Легко.
  Мы с Виктором просматривали ролики, что выкладывают участники боев на Донбассе. Идет один бравый парень, останавливается и говорит в камеру: "Укры, я вас люблю. Я буду убивать вас с любовью".
  Про любовь и заповедь "любите друг друга" лучше не скажешь. Как понимаем, так и делаем.
  Рановато Иисус приходил на землю. Чему можно научить людей каменного века? Да ничему. Им не до Разума и Света, а Дух для них - лишь слабая надежда, что убьешь ты, а не тебя.
  Вот лет через "тысяцапяцот", возможно, созреем для того, чтобы сделать шаг через "железные" века. Не с помощью науки, она в этом деле не помощник, а силой веры в святость жизни.
  Всех и каждого.
  Вернемся в каменный век, вернемся на войну. С чего всё началось? Я беседовал с ополченцами на передовой, я предоставлю им слово. Но главная причина какая? Людей напугали требованием говорить и писать на украинском языке. С этого начались волнения на Донбассе, утихомирить волнующихся приезжали ярые сторонники общения только на украинском языке, им дали отпор, но по-первости какой? Кулачный. "Иногда мы их били, иногда нам доставалось", - вспоминал те дни командир батальона Боксер.
  Вот тогда политикам в Киеве надо было принять правильное и мудрое решение. Мудрость и автомат - это, знаете ли, совершенно разные методы решения проблем. Выбрали, что привычнее и проще - пригрозить оружием. Ну, а мужикам грозить "стволами" - даже если ты трус, и то почувствуешь себя оскорбленным.
  Среди шахтеров трусов мало. Как поется в песне о Доне - "стрелять, так стрелять". А дальше - жертвы, чувство мести, война.
  Неужели те, кто требовал от людей говорить не на своем родном языке, не понимали, что унижают огромное количество народа? Не понимали, какую злобу всколыхнут в человеческих душах? Какой повод они дадут для организации сопротивления? Они, эти политики, специально хотели развязать конфликт или просто дурканули по глупости?
  Я бы смело назвал украинских политиков 2014 года военными преступниками, но не знаю, сами они инициаторы "языкового передела" или им кто подсказал этот дьявольский политический ход.
  Познакомился с одним парнем в поселке Безыменное, который давно в курсе, кто организовал войнушку в Украине. Зовут его Сергей мы с ним из Ростова в поселок вместе ехали, а путь не близкий, говорили много и о многом. Он не ест мясо и рыбу, потому что эти продукты - труп, боль и страх. "Над тобой вот топор занесут или тебя на крючок посадят, ты как себя будешь чувствовать? А вы едите то, что тело чувствовало в последний миг жизни", - так он рассуждает. Пищу, по его убеждениям, надо есть только ту, которую освещает "благостный солнечный свет", - фрукты и грецкие орехи. Овощи тоже можно, но у них "тяжелые вибрации", так как растут в земле рядом с "прахом могил людских и всего живого".
  Кроме мыслей о пользе "благости" он еще и знаток "ведов" - некоторой расовой исключительности славян. Так вот, для Сергея ясно и понятно, кто организатор мировых войн и войн более мелкого масштаба в Ираке, Сирии и в Украине. Есть, мол, четыре семейки банкиров, они и колобродят в мировом правительстве. "Трамп и Путин - фигуры на их шахматной доске. Порошенко - пешка", - формулировал Серега геополитический расклад. Главное для человека - спрыгнуть с "доски".
  - У тебя есть дача? - спросил он меня.
  - Есть.
  - Лес вокруг есть?
  - Есть.
  - Уезжай на дачу, телевизор выключи. Живи там, вкушай благость, настройся на тонкие вибрации, будешь здоров и счастлив.
  - У меня дача - летняя.
  - Пригласи меня, я тебе ее утеплю, это делается быстро и просто. Будешь смотреть зимой на огонь, это - свет солнца, он поможет тебе победить лярву.
  - Кого победить? - я не понял слово лярва.
  - По-вашему - бесов.
  - Всех? - я в этот момент вспомнил, что меня моя тяга к куреву достала.
  - Всех. Сначала снаружи, что напустили на тебя банкиры, потом внутри. Внутри - самые страшные.
  Сергей в войне не участвовал, он - шабашил во Владикавказе.
  - Работы там много, но платить стали мало, мне на фрукты даже не хватает, - объяснил он, почему вернулся в Безыменное.
  - А тут работа есть?
  - Пока нет, люди в неопределенности, что дальше будет. Никто ничего строить и восстанавливать не хочет: боятся, что вновь разбомбят. Но если к весне Трамп и Путин договорятся, работы тут будет - каждому же захочется быстрее отстроиться и жить нормально. В поселках вокруг сколько домов порушено, Широкино - весь смели, ни единого дома целого. А я и плотник, и каменщик, и сварщик.
  Где Трамп и где Сергей-сварщик? А земля то маленькая, во как все друг с другом повязаны!
  Надо признать, я повсюду слушал разговоры про Трампа и Путина. Надеются на них люди. И мирные граждане, и ополченцы, и, полагаю, какие-то свои надежды на них возлагают украинские солдаты. Жить бесконечно на войне мало кому хочется, да и не проживешь на ней долго. Кто-то вообще в первом же бою заканчивает свою жизнь, независимо от того, на чьей стороне воевал. О таком девушка, медик ополчения, в одном из роликов на ютубе рассказала. Побежал по улице, но вспомнил, что каску забыл. Хотел вернуться, и пуля разрывная точно в голову. "Входное отверстие вот такое маленькое, - показала она на ноготок своего пальчика, - а выходное - вот такое", - девушка ладошками обозначила круг величиной больше человеческой головы.
  Были, конечно, в истории человечества и семилетние войны, и тридцатилетние, и даже столетние были. И все равно они заканчивались. "Помучиться" - это, конечно, для солдата Сухова в "Белом солнце пустыни" было лучше, чем сразу после купания в море отправиться на тот свет, но и "мучиться" желательно ему было не слишком долго, чтобы вернуться скорее к своей ненаглядной, стоящей в красном сарафане посреди зеленого луга с коромыслом на плечах.
  Виктор, как оказалось, человек очень суеверный. Мы выходили из комнаты на улицу, он вспомнил, что забыл мобильник. Попросил меня вернуться в комнату, посмотреть в зеркало и постучать три раза по дереву. То же самое сделал сам. Но именно от него я часто слышал фразу "под Богом ходит". Например, о сапере Алике, снимок которого есть у меня на флешке, и которому я тоже предоставлю слово в моем интервью с ним.
  Алик осматривал поле, на котором предстояло "работать", увидел каску на земле, вспомнил, что он в одной шапочке вязаной, поднял каску и надел на голову. И тут пуля ему дзинь - чиркнула в каску, другая - в руку. Ранение в голову было легкое: каска спасла. Через неделю он сбежал из медсанчасти и вернулся в роту с рукой на привязи.
  Посмотрел Виктор на руку, и что-то она показалась ему странно опухшей. "Зачем сбежал, не вылечив руку?", - спрашивает у Алика. "Да всё нормально, Саныч, заживет". "Тебе рентген делали?". "Делали, ничего нет, чисто". "Отправляйся, делай снова в другой больнице". "Да не поеду я". "Отправляйся, это - приказ".
  Виктор объяснил мне своё упорство так: "Я спинным мозгом почувствовал, что в руке еще что-то есть". Он же сапер, он металл спинным мозгом чувствует. Сделали Алику новую рентгенографию и обнаружили в кисти руки еще одну пулю, но меньшего калибра - 5,6 мм. А уже сепсис начался, еле спасли Алику руку, хорошо, что к военным хирургам попал.
  На Бога тут надеются, но если сам оплошаешь, худо будет.
  Политики явно оплошали.
  "Это хуже, чем преступление. Это - ошибка" (Талейран, министр иностранных дел в правительстве Наполеона).
  
  
  КОМАНДИР 5-Й РОТЫ "ЧЕРНЫЙ"
  (интервью)
  
  
  - Я из России, из города Азов. Кадровый офицер, прошел первую чеченскую в 94-м и 95-м. Жена из Донецка, дочь там закончила первый курс мединститута.
  - Вы вступили в ополчение, как кадровый офицер?
  - Вступил рядовым. Когда Донецк окружали, в городе не спрашивали, кто ты. Стрелять умеешь? Умею. Дали карабин - вперед. Автомат я забрал сам - трофейный в бою под Иловайском. К концу 2014 года у меня уже было много нового военного опыта. Стало ясно, что из ополчения, когда каждый идет, куда хочет, надо формировать регулярную армию. Мы сделали вывод, кто его не сделал, того среди нас уже нет.
  - Что представляли из себя тогда вооруженные силы Украины?
  - Тогда с ними можно было договориться. Они сами предлагали "пострелять в воздух". А когда появлялись все эти националистические батальоны, эти вели огонь только на поражение.
  - А сейчас ВСУ - это что?
  - Это армия, которую я никому не советую недооценивать.
  - И сейчас война двух армий уже настоящая?
  - Сейчас война, по-русски сказать, пидаристическая.
  - Так и записать?
  - Так и запишите.
  - Какой смысл вы вкладываете в слово "пидаристическая"?
  - У 80 процентов моих солдат семьи живут на той стороне. А дети местного населения, где мы сейчас стоим, служат в батальонах "Азов", "Айдар" и прочих других. Мы не воюем, а играем в бадминтон: мы им кинули, они нам кинули, или наоборот, сначала они, потом мы. Армии - стоят, потому что так решили политики. Мои ребята, кто со мной с 14 года, стали уходить. Мы, говорят они мне, не с войны уходим, мы из армии уходим. Но скажи я им, что завтра выдвигаемся на Мариуполь, они с одним рожком вперед рванутся.
  - Перемирие...
  - Не в перемирии дело. Зайдите в штабы, там у всех "генералов" новых крестов на груди понавешано - аж к земле клонит. Я говорю, дайте моим солдатам награды, отвечают, что металла не хватает. И мне советуют, собери металл, найди серебро, привези, мы наделаем и вам пришлем. Для себя у них металла - на груди в три ряда.
  - На всех войнах так было...
  - В 2014-м такого не было. Утес молодец, он старается прежде всего наградить простых солдат ( Утес - позывной командира 9-го отдельного полка морской пехоты вооруженных сил Донецкой республики).
  - Как можно назвать перемирием то состояние, когда обе стороны постоянно обстреливают друг друга?
  - Если бы мы сидели,после каждого выстрела с той стороны и жевали молча тряпочку, нам бы уже на голову испражнялись (собеседник употребил менее литературное слово - В.Е.).
  - Но армия - это, прежде всего, дисциплина. Извините, если я слишком наивен.
  - Дисциплина - да. Но зачем из корпуса присылать приказ подать список, сколько в роте осужденных и по каким статьям? Зачем нам план по строевой подготовке? Какие учебные марши? Люди работать хотят, а не маршировать.
  - Работать - я правильно понимаю военный смысл этого слова?
  - Правильно. Они здесь собственность не отжимают, как многие в Донецке. Мои - работают. Недавно прибыло пополнение, один из них снайпер. Я его спрашиваю, ты почему в окопе сидишь, как обычный автоматчик. Он отвечает: я окопный снайпер. Его уже так научили - в армии, которая роет окопы километрами, есть такие. Но нам окопный не нужен, у нас и окопов во многих местах нет. Ищи позицию впереди, работай в поле. Кто там все эти бумажки про осужденных пишет и так учит, тот не армию создает, а срок своей командировки в Донецке отсиживает.
  Когда мы с Виктором покидали дом, в котором я разговаривал с ротным, к нам подошел пожилой солдат с позывным Иртыш. "Саныч, они уже на 50 метров к нам ночью подползают", - сказал он главному саперу полка Виктору Скрипченко. "Где?". Иртыш объяснил. "Подумаю", - ответил ему Виктор.
  В машине я его спросил, что имел в виду командир роты, когда говорил о собственности, которую "многие в Донецке отжимают". Виктор ответил матерно из военного фольклора. Суть можно передать известной поговоркой - "Кому война, а кому мать родна".
  
  
  РАЗВЕДЧИК СЁМА
  (интервью)
  
  
  - Я когда уезжал сюда, сыну было 2 годика, зовут Семен, поэтому позывной у меня - Сёма. Это в марте 2015 года было. Приехал бы раньше, но работа не позволяла.
  - Почему хотелось приехать на Донбасс?
  - Когда слышал, что тут погибают люди, я вам прямо скажу: мне взрослых людей было не жалко, взрослые могут и должны защищать себя сами. Но когда погибают старики и дети, которые беззащитны, я равнодушно на это смотреть не мог.
  - Где жили в России, чем занимались?
  - Родился в Ставрополе, но последние 15 лет жил в Москве, занимался бизнесом.
  - Вы поехали сюда, не имея опыта военных действий?
  - Не обученным я бы не советовал сюда ехать: можно подвести себя. Но если новичок подведет себя, это мне по барабану, а если других подведет, пятно на всю жизнь в его душе останется. Ничего не умеешь, сиди дома. Я - обучен.
  - Как думаешь, Сема, почему украинцы делают вылазки одну за другой в последние дни, хотя перемирие не отменено?
  - Напряжение в течение долгого времени - деморализует противника, то есть нас. Солдаты устают от нервной дрожи, впадают в апатию, их тянет уехать куда подальше, они теряет боевой дух. Обычная военная тактика. Пятнадцать минут постреляли, перерыв, опять постреляли, опять перерыв. Задача - сковать нас, держать в земле.
  - Ты тоже где-то окопался в блиндаже?
  - Не люблю копать. Разведчик должен быть ленивым. Лопатой махать, бумаги всякие составлять - это не мое. Но когда уходим на задание, тогда конечно, чем глубже яма, тем больше шансов.
  - В засады?
  - Задачи разные и на каждом участке есть особые просьбы командиров в полку. Бывает, и в засады. В одну Паук попал, это очень грамотный разведчик укров. Его они уважают, я - тоже. Он смог от нас уйти, сейчас раны залечивает.
  - Что самое важное из твоих наблюдений по ту сторону фронта?
  - Они быстро учатся воевать грамотно. Уже не так ходят по позициям, не так выдвигаются к передовой, не так бой принимают, не так подстраховывают друг друга. Я это попутно замечаю, но тоже докладываю нашим командирам.
  - У тебя в разведке какой режим питания, извини за дурацкий вопрос?
  - Никакого. Если желваки во рту будут работать, уши будут плохо слышать. Желваки - они шумные очень. Я знаю, что дня через три поем хорошо и вкусно, поэтому о еде не думаю.
  - Если не раскрывать военных тайн, в чем все же смысл твоих заданий?
  - Если не раскрывать, то, например, новые тропы обнаружить, по которым они к нам в тыл проникают.
  - Жутко страшно там?
  - Нет, не жутко. Вот пехота - это действительно герои. Я такого количества хороших парней на ограниченно-малой территории не встречал нигде.
  - Где нигде?
  - Это опустим.
  - Опустим то-то - книжное выражение. По образованию ты военный?
  - Я - учитель русского языка и литературы по образованию.
  - Мой коллега?
  - Был.
  - Мне сказали, что ты сегодня первый день в отпуске. Куда поедешь?
  - К семье. Побуду несколько дней, потом вернусь.
  - У тебя отпуск всего несколько дней?
  - Отпуск большой, но предпочитаю проводить его здесь с моими друзьями. У меня они есть в любом городе Донбасса.
  - Не очень понимаю, что это за отпуск...
  - Мне не с кем поговорить там, в России. О чем я с ними буду говорить, о машинах, девочках, водке, деньгах? Мне это не интересно. А тут я прихожу к другу артиллеристу, он в депрессии, я ему подмигну: может, стрельнуть? Он спросит, а куда, Сема? Я координаты дам, причем, такие точные, каких в штабе нет. Где нас пулемет достал, где сейчас отсиживается разведгруппа противника. Он снарядов 15 выпустит, ему полегчает. От командиров прибегут, кто стрелял? Никто. Под пушкой песочек чистенький, ствол - ни дыма, ни гари. А кто стрелял? А мы с другом скажем: "Ничего не знаем, товарищ капитан". Понятно, что все догадываются, но этим и ограничатся. Зато разрешение на открытие огня двое суток не пришлось ждать.
  - Что помогает тебе выполнять боевые задачи?
  - Привычка обдумывать все варианты, начиная с худшего. Какие могут быть трудности, проблемы, потери. Потеряем пулеметчика и гранатометчика, как будем действовать? Это худший вариант. Потом анализирую другие, лучшие. У меня в группе два очень хороших специалиста. Они не пошли на командные должности, чтобы учить нас в деле, на практике. Что-то я им полезное расскажу, что-то они мне.
  - Разведчиков и саперов украинцы в плен не берут, так мне сказали.
  - Правильно сказали. Мы - тоже не берем. Трудно переправлять, да и некогда этим заниматься. Но мы - не пытаем тех, кто попался. Я - уважаю воинов. Есть военные, а есть воины. У них воины есть, и я это хорошо знаю. Нельзя недооценивать украинскую армию. Вы меня тоже извините, меня ждут уже мои друзья, разрешите вас покинуть.
  - Спасибо, Сёма, за интервью.
  - Вам спасибо. Увидимся.
  
  
  "АЛИК" И ЛЕНА
  
  
  - Мы здесь поженились, - сказал мне командир взвода саперной роты, объясняя свое желание сфотографироваться вместе с девушкой в полувоенной форме.
  - А сами отсюда?
  - Она местная, из Красноармейского, служит у нас в роте, я из Донецка.
  - Были ополченцем?
  - Строителем я был, отделочником, на стройке работал. Пару недель менжевался, пойти в ополчение или нет. Пошел.
  - В 14-м?
  - В 14-м.
  - Стрелять умели?
  - Не. Я стрелять под Мариновкой и Степановкой учился. По три штурма за каждый населенный пункт.
  - Как изменилась жизнь в Донецке, если сравнивать до 14-го года и сейчас, в 2017-м?
  - Не знаю, на мой взгляд - ничего не изменилось. Одни устраиваются, становятся "большими и важными", ордена цепляют, другие работают, только что не на стройке.
  - Вы, кстати, с тех пор, как вступили тогда в ополчение, так и "работаете" всё время по военным "объектам"?
  - Я уходил, возвращался к обычной жизни, даже вновь на стройку устраивался. Когда-то мне нравилось быть строителем, созидал, в этом видел смысл.
  - И?
  - И больше не смог. Не хотелось.
  - Строить?
  - На них работать. Давайте, о другом чем-нибудь спросите.
  - Что самое главное сейчас в жизни?
  - Хочу, чтобы у нас с Леной родилась дочь.
  - Именно дочь?
  - Да, сын у нас есть, от первого брака Лены.
  - Службу оставите?
  - Нет, пока не планируем. А через несколько месяцев подумаем над этим.
  - Вы - сапер. Каждый день может случиться всё, что угодно. У вас уже три "дырки", как сказал мне ваш командир (три пулевых ранения - В.Е.).
  - Да, выкарабкивался я долго и тяжело.
  - В чем тогда ценность этой "работы"?
  - Ценность? Ценности сейчас совсем другие. Ценность в глотке воды, когда весь день лежишь на жаре в сухом поле. Ценность в мороженном, что принес мне командир в качестве награды. Ценность в том, что пошли мы на Саур-Могилу, нас было в роте 150 человек, а выползли всего 30. Ценность - я знаю, что нужен. Другим, здесь, чтобы они остались жить.
  - А солдаты противника?
  - Я видел тех, что подорвались на наших минах, мы этих ребят вытаскивали. Такие же парни, как мы. Молодые. Давайте о другом чего-нибудь спросите.
  - Много здесь повсюду мин?
  - Много. Мы в Красноармейском приходим в школу, рассказываем детям, как выглядят боеприпасы, как себя вести, куда ходить нельзя, что нельзя в руки брать. И детям, и взрослым.
  - Алик, сейчас существует столько всяких мин, которые никто не отличит от обычных предметов, как смогут уберечься дети?
  - У нас тут каменный век - боеприпасы старого типа. Современных мин с магнитными взрывателями, "кукл-игрушек" и прочей маскировки нет. Мы такие - точно не ставим. Но когда подпишутся на мир, работы нам будет очень много: растяжки самодельные, армейские противопехотные, противотанковые - зарыли и мы, и они порядочно.
  - Когда "подпишутся на мир", вы где будете жить?
  - Дом построю. Я знаю, как дома строить.
  - Здесь построите?
  - Выбираем с Леной место здесь. Но если война затянется, придется в Таганроге. Это рядом, в России.
  Вернулись с Виктором в Безыменное с "передка", заговорили об Алике (это позывной такой, настоящее имя у него другое).
  - Он пока дырки не поймал, инициативный был не в меру, - рассказывал Виктор Скрипченко, - постоянно дергал меня, давай то сделаем, давай другое. Я его учу: остынь. Одну "работу" сделал, отдыхай сутки и пальцем не шевели. Примета у саперов такая - сутки выжидать. Он говорил тебе, что Лена в Дебальцево под огнем наших раненых перевязывала?
  - Нет.
  - Героическая девушка.
  
  
  БУЛЬБА
  
  
  Первый солдат, с которым я познакомился в саперной роте, - Бульба. По приезду в поселок Ленинское мы с командиром роты Белым (позывной) сначала ходили по "территории". "Это штаб, - показал командир на одноэтажный домик, - здесь до нас "Правый сектор" располагался. Это баня - он открыл дверь помещения, похожего на склад, и на меня пахнул горячий влажный воздух, - придут ребята с позиций, я их сразу сюда - отогреваться. Зима, земля ледяная. Дальше столовая, сегодня будет рис с мясом и гороховый суп плюс лук и овощи, что нам жители приносят в качестве угощения. Это - оружейная комната, а это - Бульба", - он показал на солдата без головного убора в расстегнутом бушлате, который смотрел на нас весьма грозно.
  Солдат поднес ладонь правой руки к своему носу и начал быстро тыльной стороной ладони тереть нос туда-сюда.
  - Бульба, поговоришь с человеком? - спросил его командир.
  - Стакан нальете?
  - Налью.
  - Конечно, поговорю, - солдат убрал ладонь от носа и, вроде, улыбнулся. Или сделал выражение лица похожим на улыбку.
  В этот момент я зачем-то уставился на дверь оружейной комнаты. Она мне напоминала дверь в чулан, но на ней была табличка "Оружейная комната".
  - Хотите посмотреть?, - заметил командир направление моего взгляда.
  - Если можно.
  - Дежурный, открыть оружейную комнату!, - негромко скомандовал командир.
  Появился паренек с ключами, чуланная дверь открылась. Ряды автоматов, бумажки с фамилиями на полке под каждым прикладом. Что я понимаю в организации и порядке военного режима жизни? Ничего. Зачем осматриваю "оружейку"? Не знаю, лучше бы с Бульбой пообщался, спросил бы его, зачем он так неистово тер нос?
  Меня садят за стол, напротив садится Бульба. В комнатке вокруг нас собираются другие солдаты.
  - Тебе красного или белого?, - спрашивает моего предполагаемого собеседника командир.
  - Белый - надоел, давай красного, - отвечает Бульба. Ребята начинают улыбаться. Я чувствую какой-то подвох в игре слов белое и Белый. Вижу, ему наливают в стакан кипяток, кладут ложку кофе. Он гремит по стакану ложкой так же быстро, как нос чесал, потом делает глоток.
  - Ну, как пошло?, - смеются все вокруг меня вопросу командира.
  Бульба молчит. Я не знал, что он завязал с алкоголем после "вечеринки" под Новый год, а ребята по этой теме над ним постоянно прикалываются. Я тоже молчу. Образовалась пауза, когда никто не спешит нарушить молчание.
  - Хорошо поговорили, в следующий раз еще поговорим, - Бульба встал и ушел. Ротный на это не обратил никакого внимания. Рассказал, как организовал с нуля роту, как обустроил быт своим солдатам. О том, что самое главное - внимание к многим мелочам, которые делают жизнь "большой толпы мужиков" вблизи передовой более-менее обустроенной и комфортной.
  И потом добавил: "Бульба вас на улице ждет". Я вышел и сделал снимок. А уж потом мы говорили в штабе, домике, что раньше занимал "Правый сектор".
  - Я из Гомельской области, меня там хорошо знают, особенно в КГБ.
  - Комитет госбезопасности Белоруссии?
  - Да. Проверяли, искали, сюда даже дозванивались, узнавали, приду ли я по повестке.
  - Как, "по повестке"?
  - Ну, да. Дело возбудили по статье о наемничестве, я ответил, приезжайте сюда сами. Но сейчас, похоже, ветер у них там в головах переменился, сообщили, что дело закрыто.
  - Вы - военный?
  - Я токарем работал, машиностроительный техникум в юности закончил. Но навыки кой-какие военные есть. Русские мне не чужие. Вижу, русских хуя...т, решил, что буду тут полезен. В июне 2014 года приехал в штаб объединенного командования, я изначально шел официальным путем, меня совершенно не устраивало попасть в банду Бэтмена, например. Я узнал, что и как, связи кой-какие были, семье сказал, чтобы не волновались, и попал в Луганск, в саперную роту батальона "Заря". Потом предложили перейти в спецназ Мангуста. Жили мы отдельно, бросали нас туда, куда остальные боялись. Мы были первыми, в том числе и по залетам.
  - Залетам?
  - То, о чем я не имею права говорить, я говорить не буду.
  - Понятно. А кто вами командовал?
  - Плавно переходим от 2014-го года к 2016-му.
  - Плавно переходим, но почему такая секретность?
  - Скажу так, Павел Александрович Дремов - отличный командир, легенда Новороссии. Но когда я увидел, во что превратился Луганск, сказал себе - я не желаю им служить. Это мои личные впечатления.
  - Можете хоть как-то конкретизировать?
  - Что знает солдат? Сто метров поля перед прицелом и пятьдесят метров до столовой. Дальше не ко мне вопросы.
  - Наступило перемирие, но вы не стали возвращаться в Белоруссию. Почему?
  - Я вернусь, если не убьют, и даже отсижу в тюрьме срок, если опять ветер переменится, и дело возбудят по-новой. Я хочу жить на родине, но после 45 лет.
  - Сейчас вам сколько?
  - 40.
  - Впереди пять лет опасной службы...
  - И армейского дрочилова, которое всё больше похоже на бесцельное проведение времени. Для чего меня начали заставлять по шесть часов на жаре заниматься строевой подготовкой? Они хотят проверить мою стойкость, дух и волю? Пусть у новобранцев проверяют, это им полезно, это надо, чтобы увидеть, кто что из себя представляет. Меня зачем?
  - Здесь, у передовой, есть строевая подготовка?
  - Здесь - работа. Когда надо, ставим, когда надо, снимаем.
  - Тоже безоговорочно верите приметам?
  - Я в них вообще не верю. Я доверяю только знаниям и точному расчету. Если бы я, когда работал токарем, доверял приметам, эзотерике и Блаватской, я бы ни одной детали выточить не смог. Я верю штангенциркулю и знаниям.
  - А как же "во многом знании много печали"?
  - Ни в коем случае. Знаний много не бывает. Мозг поддается тренировке, тренировке не поддается только то, что висит между ног.
  - Последнее - спорно.
  - Тогда тренируйте на здоровье. Мне интересней теория больших чисел, мне интересен Стивен Хокинг. Я благодарен маме и папе, что они привили мне любовь к знаниям. Сейчас я передаю опездолам не приметы, а знания, которые помогут им вернуться с войны живым.
  - Сквозь "черную дыру"?
  - И Большой взрыв. Еще вопросы есть?
  - Нет.
  Вечером, уже перед самым сном, признался я Виктору Скрипченко, что не все саперы, оказывается, верят в приметы.
  - Ты о Бульбе?
  - Да.
  - Не приметы важны, а то, что Бульба вытащил Алика, когда того ранило.
  - Ты сам, Виктор, в "афгане" вытаскивал солдата, когда в засаду попали. Это тяжело? Солдат раненый, Алик тот же, веса не маленького...
  - Очень тяжело. Надо же еще перевязать, надо отстреливаться, надо не только тащить, но и соображать. Так что, паниковать никак нельзя. Бульба не паниковал.
  - Он как-то нос вытирает странно.
  - Контузило.
  
  
  ПРОТИВ ТАНКОВ
  
  
  "Ущипните меня, я стою с лопатой в руках и копаю противотанковый ров по направлению атаки русских танков" - написал в 2014 году молодой студент из Мариуполя. Тогда эта фраза стала "мемом", над ней смеялись "социальные сети" обеих стран, России и Украины.
  Ущипните меня завтра в 6 утра, я поеду с Виктором Скрипченко делать то же самое: копать противотанковые заграждения на вероятном направлении атаки украинских танков. Год 2017.
  Виктор - он проверяет людей "ненавязчиво". Едем, например, мы вместе с ним на белой "ниве" (тогда она еще была "живой") по аханкской петле. Этот участок дороги действительно на передовой линии обороны. И Виктор говорит мне: "Поглядывай влево, если огонек увидишь, скажи". А "огонек" - это что? - спрашиваю его. "Птурс", - отвечает и увеличивает скорость движения, глядя только вперед, пытаясь не попасть колесом в колдобины и дыры на асфальте от минометных обстрелов.
  Напрягаюсь, конечно, поворачиваю голову влево, пытаюсь что-то рассмотреть через запыленное окно. Большое поле, вдали деревья лесополосы. Но грузная фигура водителя и его рука на руле почти полностью закрывают мне "сектор обзора".
  Начинаю соображать: "огонек" я смогу увидеть, когда он будет влетать в окно. Что толку от того, что я его заметил? Виктор без бронежилета и каски. Его автомат валяется на заднем сидении. В автомате один рожок, а это на три секунды огневого боя. Да не может тут быть никакой опасности. Он же ее чует "спинным мозгом", что убедительно подтвердил в Афганистане и Югославии.
  Об этом своем автомате он сам мне сказал, что это - "смешной автомат, из него только застрелиться". Без приклада. Обрез, одним словом.
  "Калейдоскопчик не складывается", вспоминаю его фразу, которую он повторяет, когда в чем-то сильно сомневается. Скорее всего, просто проверяет, как я начну реагировать: всполошусь, вспотею, часто задышу. Руки затрясутся.
  На всякий случай, прячу одну руку в карман бушлата, другой придерживаю блокнот в раскрытой офицерской "барсетке", чтобы он не выпал из нее во время виляний по дороге. И помалкиваю.
  Проехали "простреливаемый участок", Виктор снижает скорость. Мои реакции, как мне показалось, его вполне удовлетворили.
  В другой раз проверка иного рода. Он долго показывал мне поля, которые заминированы, овраги и балки, по которым тут скрытно передвигаются и "наши", и не "наши". О густой траве говорил, о сухостое, который тут не прижимает к земле снег, поэтому всю зиму - трава по пояс. О диверсионных группах, задача которых захват или уничтожение комсостава.
  Потом вдруг, в предрассветном сумраке, сворачивает с асфальта на колею, ведущую в овраг, и говорит: "Давай борзонем". То есть сократим путь через минные поля.
  Молчу, еду. Саперы - они же никогда не ошибаются, хотя и никогда не произносят слово никогда.
  После проверок, на какой-то там уже ...й день моего пребывания в его "пенатах", он спрашивает: "Ты не против проснуться завтра пораньше?".
  Разумеется, я был не против, так как по его телефонным переговорам с командиром полка понял, что за линией разграничения появились танки, где они "накапливаются", пока непонятно, но путь их возможного прорыва в зоне полка надо перекрыть силами саперов.
  В этот вечер я заснул на час позже, чем обычно - в полночь. Виктор потом мне сказал: "Завидую тебе". Сам он лег спать в 3 часа ночи. Он очень поздно ложится спать. Что делает? Переписывается с украинскими друзьями. Не шучу. В Афганистане в его роте служили преимущественно украинцы. Они до сих пор дружат, вернее, поддерживают по скайпу и с помощью месседжеров дружеские товарищеские отношения. Когда он приехал на Донбасс, они отписались, что раз Скрипа приехал, сыновей надо спрятать куда-нибудь от войны подальше. После каждого празднования Дня Победы 9-го мая присылают фотоотчеты - подняли и выпили. 15 февраля, в день вывода наших войск из "афгана" - подняли, помянули.
  Что еще делает по ночам? Смотрит выпуски "Суть времени" этого чудаковатого американца Рассела Бентли из Техаса. В 2014 году американец-коммунист воевал в районе донецкого аэропорта на стороне ополченцев, а теперь ведет неистовую информационную войну со своими американскими соотечественниками. Принял православие, получил имя Борис Борисович. Избегает русского слова убивать. Предпочитает говорить "они были хорошими мишенями", "я помогал им самоликвидироваться".
  Когда Виктора утомляют переписка с друзьями и новости украинских телеканалов, он смотрит или пересматривает весьма неплохие фильмы Голливуда: "Джанга освобожденный", "Большой куш", "Люси", "Законопослушный гражданин". В них есть кое-что по его саперной специальности.
  Проснулись мы оба без будильника. Оделся я быстрее Виктора, но потом долго завязывал шнурки метровой длины на своих туристических "соломонах". Он смотрел на меня со "смешным" автоматом в руке, потом говорит: "В таких из блиндажа быстро не выскочишь. Пока завяжешь, для тебя всё закончится".
  Мало приятного ехать по темноте по абсолютно пустой дороге в сторону "запада". Мерещится всякое: а вдруг? Как жгуты накладывать, пытаюсь вспомнить. Ты их хоть раз накладывал? - спрашиваю молча сам себя. Нет. Ну и успокойся. Теория всё равно не поможет, как получится, так и получится.
  Приехали на место, там уже Алик с его взводом, все в касках, брониках - это огневая точка на краю поля. Ребята из взвода прикрытия - уже на местах. Идет работа, но - в тишине, без громких выкриков и стуков.
  - Никому из стрелков голову не высовывать, об этом предупредил Джорджа? - спрашивает Виктор у Алика.
  - Предупредил.
  - Еще раз предупреди. Кому-то обязательно захочется посмотреть, как бабахнет. И всегда этому любопытному прилетит кусок асфальта в голову.
  Достаю фотоаппарат, шепчу Виктору: "Можно?". Он махнул рукой, я понял, что можно. Включаю режим съемки со вспышкой, подхожу ближе к месту действия, щелк, щелк, щелк. Вспышки освещают бойцов в поле.
  - Прекрати! - и пару слов покрепче. - Заметят вспышки, как ёб..т из пулемета в ответ!
  Кажется, на меня прикрикнули сразу с двух сторон - и Алик, и Виктор. Завели вглубь окопа, сиди тут. Тянут провода, готовятся.
  - Еще раз предупредите Джорджа, сейчас бахнем, - снова советует Виктор своим подчиненным.
  Предупреждают. Одна секунда проходит, две, три, четыре - земля вздрагивает, по ушам, как колуном по чурбану - чух! И сверху что-то сыплется, сыплется. На одеяло, которым завешен входа в блиндаж. Но кусок асфальта, вроде, на него не падал.
  Выходим, небо начинает светлеть. На одном танкоопасном направлении противотанковый ров вырыли. Там, где были колеи проселочной дороги - глубокая яма с острыми краями из замерзшего слоя чернозема. Пехотинец попадет, сам не выберется. Танк, наверное, тоже.
  Пригнувшись, бойцы отправились перекрывать другую дорогу, около асфальтированной трассы. Между Аликом и Виктором идет обсуждение, сколько зарядов тротила надо заложить. Каждый заряд - полуцилиндр почти метровой длины в зеленом кожухе.
  - Десять? - Алик смотрит на Виктора.
  - У всех домов в поселке крыши снесет, - оценивает Виктор силу взрыва.
  - Придется отстреливаться от местных, - замечает командир взвода прикрытия.
  - Давай шесть, - определяет нужный вес главный сапер полка.
  - Понял, - Алик уходит.
  Иду к его ребятам и щелкаю без вспышки. Самый лучший ракурс для съемки "полевых работ" - с асфальта дороги. Подымаюсь на дорогу, делаю один кадр и - и Виктор приказывает мне спуститься и подойти к нему. "Знаешь, откуда вчера вечером укры вели огонь из пулемета? Из точки у асфальта дороги, если смотреть прямо вон туда - в 400 метрах. Они тебя могли видеть без прицела. И ты их, когда рассветет".
  - Вона, - мычут свое привычное вместо ответа.
  - Вона, - копирует мой голос Виктор, - Они не стали стрелять, потому что им просто лень с утра. Или мучительно гадают спозаранку, что это у нас бахает.
  К нам подходит Алик, который всю ситуацию тоже видел.
  - Виктор Саныч, - обращается он к командиру, - почему он у вас без каски? - И показывает на меня.
  - Забыл, - оправдывается командир.
  - А сами почему без бронежилета?
  - Я же тебе свой отдал.
  - Вы говорили, что у вас запасной есть.
  - Забыл.
  В общем, получил Виктор Скрипченко выговор от тех, кого учил. Но он ничего не "забыл". Он просто спинным мозгом чувствовал, что всё будет хорошо без уставных мер предосторожности.
  В ожидании второго подрыва меня спрятали в домик, где сидели бойцы роты Джорджа. Не скажу, что я сильно жалел, мол, светло уже, можно снимать и снимать. Что-то у меня в тот момент действительно затряслись руки. Чуть-чуть, но фотоаппарат дрожал в пальцах, а показывать это другим не хотелось.
  О чем солдаты шутят поутру между первым и вторым трах-бабахом? О снах с участием женщин? Не, не угадали. О кабанах и ежиках.
  Сижу молча, слушаю.
  - Кабаны никогда не наступают копытом в мину, - говорит Виктор, который решил не оставлять меня без своей опеки, - по кабаньей тропе можно ходить смело. Звериное чутье металла - тончайшее.
  - Не, дядя Витя, - говорит один из солдат, - у нас тут один кабан - трехногий. Наступил, значит.
  - Отстрелили, наверное, - отвечает Виктор.
  - А может, этот кабан - неудачник, и однажды был не его день, - шутит Советник (позывной), командир взвода.
  - Будет "не его", если ветка треснет. Кабаны ладно, я никогда не думал, что ежики так могут шуметь. Лежишь в полосе, впереди шорох и громкий такой. Сейчас, думаешь, укр появится. Сожмешься весь, готовишься. А появляется ежик, вот, блять, такой маленький, а шуршал, как кабан метровый, - заканчивает рассказ другой солдат.
  - Сколько я по этим ежикам боекомплекта выпустил, нервы не выдерживают, как дашь весь рожок по полосе, - разговор продолжается.
  - Да вы еще про ежиков мало знаете, - вновь подключается к обсуждению темы Советник, - мы однажды с отцом в тайге сто километров ехали и собирали ежиков на дороге. В мешок обычный кидали, зачем, не знаю. Штук пятнадцать насобирали. Домой вернулись, устали, ежиков из мешка на пол высыпали и легли спасть. Блин, всю ночь заснуть не могли.
  - Лапками по линолеуму царапали? - хотел уточнить детали Виктор.
  - Да ладно бы царапали, они на шкаф забирались и оттуда прыгали!
  - Что сделали с ежиками, суп сварили?
  - Мама их всех утром отловила и в лес унесла. Папе - втык. Я их до сих пор боюсь.
  - Я тоже, - неожиданно признался командир роты Джордж, - маленький когда был, мне ежика дали подержать. Я их только в мультфильмах раньше видел. Держу его на ладони, он развернулся, смотрит на меня. Мордочка смешная, точно как в мультиках. Дай, думаю, носик ему поглажу, он же такой хоросенький, такой добренький. Пальчик к его носу протягиваю, он бац, и схватил за палец. Да больно так. Я - а-а-а! - в рев. После этого ни одному мультику про зверушек не верил.
  Только я начал обдумывать "мультики про зверушек", как что-то весь воздух в домике разорвало, и дым от сигарет закачался. Или стены? Ну, как в кадрах про землетрясение в японских роликах. С потолка пыль посыпалась, где-то что-то упало и затрещало.
  Джордж выбежал на улицу, но остальные остались сидеть, где сидели. Джордж прибегает: "Парни, дверь в доме сама открылась с той стороны, помните, которую мы ломом не могли открыть".
  Значит, это не дым, а стены качались.
  - Саныч, сейчас все звонить начнут, спрашивать, что у нас бухнуло. Как докладывать, что говорить? - спрашивает Джордж у Виктора.
  - Говори, что "тюльпан" прилетел. Никто не должен знать, что дороги для танков больше нет.
  "Тюльпан" - это снаряд самоходной пушки 152 калибра. Такими тут обстреливают друг друга во время "нарушения перемирия".
  Возвращались с позиций мы по той же колее в овраге, на которой мне много чего раньше мерещилось. Солнце уже встало, была видна возвышенность, куда нам надо было попасть на другой стороне. За ней - поселок Безыменное и штаб полка.
  - Борзонем еще раз? - посмотрел на меня Виктор.
  - Давай, - ответил я ему без дрожи в пальцах, но с тревогой в душе совершенно иного рода: как же эти огромные поля и луга "зачистить" от войны? Сколько понадобится лет, пять, двадцать, пятьдесят?
  При дневном свете внизу лощины в метре от колеи у края зарослей жухлой травы мне попалась на глаза табличка "мины".
  Его работа.
  
  
  ДОНТАБАК
  (То, что знают здесь все)
  
  
  Спецназ ГРУ жил в поселке Безыменное в 2014 году. База размещалась в зданиях агроцеха. После подписания минских соглашений спецназ уехал. Сейчас в поселке его точно нет. По крайней мере, никто из местных жителей мне про спецназ зимой 2017 года не рассказывал и даже не упоминал.
  "Вымпел" работал здесь, это совершенно точно, но тоже в 2014 году. Домики, где размещается штаб полка, это приморский пансионат. Вычурные ангелочки вокруг, дамы полуобнаженные. Как охарактеризовал сей стиль Виктор Скрипченко - "армяне строили".
  Так вот, после ухода украинских частей первыми сюда ворвались казаки. Ворвались - в прямом смысле, чтобы вскрыть комнаты и вынести холодильники. Во всем пансионате было ни души, кроме одной единственной костелянши. Директор и персонал сбежали. Но костелянша успела позвонить знакомым, а те - командованию ополчения. Пансионат освобождали от казаков бойцы "Вымпела". Штурм прошел без потерь, но морды были разбиты в кровь у многих казаков в результате рукопашного боя и слишком плотного соприкосновения с прикладами вымпеловских автоматов.
  Почему пришлось "применить" оружие? Потому что начались грабеж и Гуляй-Поле. Имущество донецких сталелитейщиков спасла костелянша, живущая в поселке.
  И вообще, грабежа было в 2014 году столько, что Виктор об этом времени сказал так: "Думал, что фильм "Свадьба в Малиновке" это комедия. Нет, когда я здесь увидел, что происходит, понял, что это - документальный фильм".
  Но встречаясь сейчас с теми, кто воюет с 14-го года, я раз за разом слышал одно и то же: "Пьяниц и мародеров мы прикапывали. Договаривались не пить и не грабить. Кто-то нарушал договор. Договаривались? Договаривались. Расстреляли и закопали".
  Разведчик Сёма мне больше рассказал: "Кто-то успел убежать с награбленным. Но тут помнят, кто у кого что забрал. И куда увез. Однажды к ним еще придут люди в черном".
  Про липовые награды знают все. И знают точные цифры, сколько липовых. Славянск, например, обороняли, максимум, со всеми поварихами - около 800 человек. А медалей отлили 2000. И все уже болтаются на "грудях". С Саур-Могилой такая же история.
  Припрятанного оружия тут полно. Что-то, конечно, сдали за прошедшие годы, благодаря работе спецслужб, но "трохи" себе оставили. И контрабанда оружия, в том числе и в Россию - продолжается. И все "гранаты" - той системы.
  Откуда оружие? Отовсюду, в том числе и из России. Много его со складов бывшей советской армии, из многочисленных милицейских "оружеек", поскольку милиция при наступлении ополченцев самоликвидировалась. И еще - с пляжа под Новоазовском.
  Новобранцев ВСУ привезли из Полтавы, но командиры сказали ребятишкам, что те едут на учения. Они выгружаются, рядом море. Пиво есть? - спрашивают. Есть. Рыба есть? Есть. Счастье! "И тут мы на танках, - вспоминает Виктор. - Оружие ребята бросили прямо на пляже и - по домам. Местные жители автоматы собирали и нам мешками приносили".
  Примерно о такой последовательности событий мне и другие люди рассказывали, здесь живущие с детства.
  Схроны - тоже есть и ждут своего часа. Один нашел по осени местный житель, который отправился кукурузу воровать. Тысячи патронов были упакованы в пластиковые бутылки из под минералки, причем, так плотно, что даже не издавали шороха при тряске. И таких бутылок - мешок, размеров с полутора спальную кровать.
  Противотанковые мины появляются в сарайках как бы "ниоткуда". Сегодня сделали осмотр жилых помещений и дворовых построек в близлежащем поселке, мин ни у кого нет. Назавтра неожиданно в дом заглянули - стопкой уложены, как будто только что привезли и выгрузили.
  Воровство - наличествует. Пример: у военных в полку остались мука и сахар. Решили привезти продукты в школу: директор всегда знает, какие родители особенно нуждаются. Через день директор школы звонит военным: глава администрации поселка забрал продукты и увез. Куда, не сказал. Приходится ехать, искать главу, искать сахар с мукой.
  Второй пример: устраивается женщина на работу главврачом военной медсанчасти. Показывает документ, что раньше она работала главврачом там-то. Потом местные сообщают, что эта женщина сдает медикаменты, полученные для военных, в аптеки Новоазовска. Начинают проверять информацию, а женщина вообще не врач, и в больницах только санитаркой работала. Но поворовать успела.
  Бардака хватает. Ежедневного и повсеместного. Однако, как я написал в своих заметках раньше, одна половина населения хочет, чтобы армия ушла, а другая - не хочет, потому что неизбежно начнется кровавое месиво. И армия на стороне тех, кто остался жить в поселке и на армию надеется.
  И армию многие боятся. Что ж, так повелось с древности: если армию боятся, значит, она существует.
  Я сейчас процитирую слова, которые многим местным жителям не понравятся, но сказал их украинец по национальности: "Местные хотят, чтобы им давали дешевый газ из России, дешевые продукты с Украины, чтобы говорить по-русски, чтобы никаких войск не было, чтобы граница была открыта, и чтобы всё это за них сделал кто-нибудь другой".
  Кто?
  Кто этот волшебник? Дядя в Киеве или профессор магии с Патриарших прудов?
  В один из первых дней пребывания в поселке иду мимо чебуречной. Стоят два мужика в темных стареньких куртках, в руках у каждого бутылка с пивом. Один зыркнул на меня и демонстративно повернулся ко мне спиной. Второй, то ли понарошку, то ли взаправду, приветствуя меня, махнул мне рукой: "Здоровеньки булы, морпех!".
  Спрашиваю у Виктора, почему меня мужик морпехом обозвал. Издевается над моей бородой? "Ты на шеврон погляди", - советует Виктор. "Какой шеврон?". "На рукаве куртки".
  Гляжу - а это форма морской пехоты. Два дня ходил и сам не знал, из какого я рода войск. И до сих пор не знаю, мужик тот искренне меня приветствовал или злобно. Друг я ему или не друг.
  Напоследок, еще об одной особенности этой войны. Между Мариуполем и Донецком регулярно ходит пассажирский автобус. Туда-сюда каждый день. Из городов, вроде как воюющих друг с другом, люди ездят в гости, едут на работу, едут учиться в донецких вузах.
  Рядом с поселком Безыменное, которое прошлым летом под завязку было набито отдыхающими людьми с детьми, находится поселок Седово. А это вообще эпицентр летнего пляжного отдыха на Азовском море. Не когда-то в советские времена, а прошлым летом в 2016 году.
  Пляжи в Мариуполе заминированы по решению украинских военных на случай атаки морской пехоты. Жители Мариуполя едут купаться в Седово. И в теплых волнах рядом друг с другом мирно плещутся семьи "враждующих сторон". Мамы, папы, дети, красивые девушки и молодые парни. Не исключено, что парни, которые лежат рядом под солнцем, зимой смотрели друг на друга из укрытий и огневых точек.
  Надо останавливать войну. И самое лучшее время для наступления мира - лето. На пляже. Когда покой и удовольствия мирной жизни так близки, так понятны и так приятны всем жителям без исключения.
  Военные из Безымянного тут тоже частенько проводят время и тоже, как я понял, ничего не имеют против солнца, мира и покоя.
  "Перед искушением искупаться в море и понежиться в Седово еще никто не устоял", - вспоминал свой отдых Виктор Скрипченко.
  Искушение жить мирно - вот бы впасть в сей "грех" всем сразу и навсегда.
  
  
  Замечу, что продукты и сигареты здесь в полтора раза дешевле, чем в Тюмени. На мой вкус, колбаса и "рульки" замечательные, хлеб ароматный, а сигареты - лучше "Явы".
  Если что-то здесь "убивает", то уж точно не курение.
  
  
  УТЁС
  
  
  Рос в детдоме. Затем служил в армии, прошел Чечню, Ирак, Афганистан (не так давно).. Даже на Кольском полуострове ловил контрабандистов.
  Решил с "войной" завязать, уехал на родной Донбасс. Только на шахту устроился в 14-м году, и тут началось - "самоопределение и присоединение".
  В Одессе сгорел его одноклассник.
  Бегал рядовым с пулеметом "утес", отсюда и позывной. Потом стал ротным, потом комбатом. Когда предложили возглавить полк, отказывался под предлогом, что нет "образования". Сказали: "Раз за тобой люди идут, значит, знаний достаточно".
  Назначили.
  Недавно, в конце января, дал команду открыть огонь по целям за линией разграничения. Объяснил решение так: "Я что, буду ждать, когда они выгрузятся, разместятся и займут боевые позиции?".
  Получил выговор и обещание от командования: "Генералом тебе не стать". А в феврале - устную благодарность за тот же самый январский приказ об открытии огня.
  О "захвате Мариуполя" говорит так: "На эту операцию у нас нет ни сил, ни средств. Тем более, их нет на оборону полумиллионного города. Это лишь пожелания некоторых бойцов, которые не в курсе всей обстановки".
  
  
  ПЕПЕЛ
  
  
  Заместитель командира полка по артиллерии. Воевал в составе крымского батальона. Поехал в 14-м в Славянск, "чтобы не пришлось потом воевать дома", - его слова о том, "как всё начиналось".
  Специалистом был, но командиром не был. В полку его спросили почти так же, как Чапая в одноименном фильме: "А командовать артиллерией сможешь?". Ответил, что попробует. Тогда же, в 2014-м году назначили. Тут же позвонил какому-то "Мишке", которого даже Виктор Скрипченко не знает, и спросил: "Мишка, твои четыре "града" целы?". Мишка ответил, что "градов" у него уже шесть. Пепел попросил его приехать. Мишка уточнил, есть ли у них снаряды, а потом привез шесть "градов" и какую-то трофейную пушку, для которой как раз снарядов не было. Сейчас артиллерия полка совсем иной комплектации, она - работает.
  
  
  КОМБАТ БОКСЕР
  
  
  Шахтер. Вывел из окруженного Славянска более 200 ополченцев. В одном из боев из гранатомета поджег 8 единиц наступающей техники. Под Широкино воевал вместе с сыном Ростиславом. Сына ранило, но "смогли вытащить" во время ночного обстрела. "Говорил я ему: всегда спи на передовой в бронике. Не слушался меня, выскочил из блиндажа, и скосило", - слова отца. Сын до сих пор проходит лечение.
  
  
  КОМБАТ ДОЦЕНТ
  (интервью)
  
  
  - Я тоже шахтер, работал проходчиком на шахте Скочинского. Работал, работал, где-то с марта 2014 года стало прижимать: мы всем составом шахты выходили, чтобы остановить приезжающих из "Правого сектора". Думали - мирным путем проголосуем и присоединимся.
  11 мая охранял участки для голосования. Из 6400 проголосовавших только 100 человек были против. Верили, что через неделю уже присоединимся к России. Вот, три года "присоединяемся".
  Кажется, 11 июня привезли моих погибших товарищей из Плавинска. Взял я в руки оружие и записался в шахтерскую дивизию. В ней более девяноста процентов людей были шахтеры. Меня, ведь, не обманешь, именно так у нас было. Кто прошел "афган", учили остальных.
  Боевое крещение прошел в Марьинке. Никто тогда про деньги даже не вспоминал. О чем говорили? О том, что нашу шахту хотят переделать в хранилище для ядерных отходов. Меня и моих товарищей все эти новые планы возмущали.
  Они пытались обрезать Шахтерск, наша дивизия его обороняла. Я был рядовым, лишь после боев в Кировском назначили командиром отделения. Там, кстати, меня и приконтузило.
  Увидел, что такое война, увидел, что тела погибших местных ждановских ополченцев "сектор" запрещал хоронить, и собаки их по улице тягали.
  Потом взвод перекинули в Александровку, потом в поселок Пески. Там сильно страшные бои были, там мы землю ели.
  30 декабря отвели встретить Новый год, а 2 января 2015 года мы уже в боях за аэропорт участвовали. Много ребят потеряли. Всё меньше становилось нас, всё меньше и меньше. Вместо ротации нас отвели в Забуньки, такого ада, как в этих Забуньках, я больше нигде не видел. Голову не могли поднять. Захочешь пописять, лежа пластиковую бутыль рукой держишь, поднимешься - письку отстрелят.
  14 апреля батальон "Днепр" нас выбил с позиций, но через полсуток с помощью людей Гиви и танков мы опять на эти позиции вернулись. 23 мая я ушел из этой дивизии в звании замкомвзвода. 21 июня был зачислен в республиканскую гвардию. Пошли на освобождение Марьинки, освободили, а через 6 часов нам приказ - оставить Марьинку. А мы за Марьинку человек 200-250 потеряли.
  1 августа наш батальон направили под Новоазовск, я был уже заместителем командира роты. 24 декабря зашли в Коминтерново. 31 декабря 2016 года прилетел "птурак" и убил моего лучшего друга. Я взял отпуск и уехал домой. Пил. Но вернулся. Меня решили сделать комбатом. Воюю дальше и учусь, сдал первую сессию.
  - Не понял, какую сессию? - мой вопрос.
  - В Макеевском инженерно-строительном институте. Хочу получить гражданскую специальность.
  - Где семья, в Донецке?
  - В 2014 году я развелся по идейным соображениям.
  - Каким соображениям?
  - Жена меня не поддерживала, она голосовала против. В ноябре 2016-го женился на другой женщине.
  - Близкой "по идейным соображениям"?
  - Во всем - близкой. Теперь у меня большая семья: сын учится в военном лицее, дочь, 7 лет, ребенок моей второй жены - любит спорт и хочет, кстати, заниматься каратэ.
  - Не спешите с каратэ, товарищ комбат. Рекомендую - художественную гимнастику. Остались в ротах те, что начинали вместе с вами боевой путь?
  - Остались. Теперь другие солдаты, новички - не шахтеры. Но я со всеми общаюсь, как рядовой с рядовыми - по-человечески. Они же по пятьдесят дней на передовой стоят. Я слушаю всех, и все мне много полезного подсказывают. У меня в батальоне есть и такие, что по три раза в тюрьмах сидели. Их там не сломали, и тут никто не сломает. Командовать - бесполезно. Но я прошу - иди, и они идут.
  
  
  ЯБЛОКИ ЗИМЫ
  
  
  Что делали люди на земле Приазовья последние 10 тысяч лет?
  Пасли скот и воевали.
  3 тысячи лет назад попробовали на вкус средиземноморское вино и фрукты.
  Киммерийцы, скифы, сарматы, готы, гунны, авары, хазары, арабы, половцы - кого здесь только не было, кто тут не жил и не сражался.
  И князь Игорь со своим "полком" попал в плен к хану Кончаку тут, неподалеку от Мариуполя. И на какой-то местной речке монголы разбили в год 1223-й дружины славянских княжеств. Битва при Калке - она ведь где-то здесь была, не то на речке Кальмиус, не то на Малом Кальчике, что текут до сих пор в Азовское море, хотя и маловодные уже и почти незаметные зимой.
  Историки спорят о конкретном месте и той балке, где спрятались основные силы монгольского передового войска, что после победы "на Калке" и пира на телах князей, через десяток лет сожжет всю Русь.
  Мамай здесь войско собирал, готовясь "проучить" Москву, ему навстречу двигался князь Дмитрий, впоследствии - Донской.
  Махно, Буденный - фамилии, звучащие здесь в сабельных походах всего сто лет назад.
  Вермахт, Красная армия - войска, стоящие друг против друга почти совсем недавно. И линия расположения позиций во время битвы за Мариуполь точь-в-точь, как сегодня в штабах "у Киеве" и "у Донецке".
  Один из своих романов лауреат Нобелевской премии Гюнтер Грасс заканчивает строчкой - "Когда же это всё закончится? Это не закончится никогда". Он мальчиком сражался в гитлерюгенд, попал под бомбежку и обстрел, увидел русские танки и обмочился, в чем признался и ярко свои чувства описал. А его дети вновь вступили в гитлерюгенд, но тайный, сетевой в одной из групп любителей истории Германии.
  Везде одно и то же: или пасем скот, или воюем в поле. Но чаще - пасем и пашем, воюя в мыслях, в голове, на кнопках ноута и смарта. В тайной группе с явным содержанием: "мы их всех уделаем".
  А виноград, а вино и фрукты? Неужто зря финикийцы привозили сладость земного рая? Неужели никто ничего не понял и лишь сблевнул от переизбытка "счастья"?
  Я часто слышал здесь названия "гвоздика", "геацинт", "тюльпан". Речь шла не о цветах и не о цветочной клумбе. Речь шла о "разговоре" пушек. И "буратино" - не из детской сказки, и "солнцепек" - не о жаре на пляже. Под милыми названиями - ударные системы артиллерийского огня.
  Я видел яблоки заброшенного сада. Не на снегу, зимы здесь настоящей нет. На поле у стволов деревьев в бесчисленных рядах фруктовой рощи. В лощине древней балки, меж других "стволов".
  "Эх, вы бы весной приехали, как тут прекрасно пахнет!", - показывали люди на сады, которые давно обходят стороной. Зеленка, снайперы, и те, и те - стреляют.
  Хочу весны. Хочу в сады. Но не в сады раздора.
  И чтобы "яблоки" не падали с холмов, и "клумба" не будила по ночам тем гулким ароматом, что пахнет порохом и гарью.
  
  
  "КСЮША"
  
  
  Прошло и времени всего ничего, как прилетел из Ростова, а уже хочется вновь увидеть тех людей, с которыми встречался на Донбассе. Чего-то тоскую по ним, кажется, появись сейчас передо мной Скрипа, его друзья Паша с Галкой, я бы всех и каждого обнял, со всеми поздоровался, всем улыбнулся и каждого приветствовал.
  И военных, что несут там службу с оружием в руках: сапера Бульбу, сапера Алика, сапера с позывным Спец, которому лишь двадцать лет от роду, но который уже ходит на задания командиром группы , и мирных граждан, что не сбежали от войны куда подальше из родного места, где сейчас грохочут мины и снаряды.
  Разреши, Галя, сначала расскажу читателям коротенько о тебе: ты женщина, тебе положено быть первой при входе в мир воспоминаний, а мужики уступят тебе место.
  Она - владелица кафе, в котором мы сидели вечером со Скрипой в первый день моего приезда.
  - Её тут все мужики боятся, она чемпион по кикбоксингу, вырубает любого с одного удара, - отрекомендовал мне Скрипа хозяйку заведения, куда мы должны были пойти ужинать.
  Подходим к зданию кафе, а это не "стекляшка", не павильон, не первый этаж жилой высотки. Это - кирпичная стена с лестницей и железной решеткой во всю длину веранды какого-то складского помещения.
  Заходим, в "зале" - никого. Стоит шесть длинных деревянных столов, на них ни скатерти, ни приборов. Садимся за тот, что в углу, ждем. Появляется девушка, здоровается со Скрипой, на меня взглянула лишь мельком. Я, естественно, тоже не пялюсь в ее сторону, коли мне не надо подыматься и расшаркиваться. Вроде, блондинка, а, может, и нет: не различил детали женской индивидуальности.
  Через пару секунд на стол падает две огромных тарелки: на одной жареная рыба, на другой хлеб. Я в этот момент смотрел на Скрипу, поэтому не заметил, кто принес тарелки, И даже рук, "дары приносящих", не увидел. Еще через пару секунд два стука по столу: это на голое дерево упали два стакана. Я опять рук не разглядел. Поворачиваюсь, а фигурка худенькой девушки уже исчезает в створках "барной стойки", где вдоль стены в квадратиках простецких полок стоят бутылки. Вроде, там мелькнула женская фигурка той блондинки, а, может, и не той.
  - Это Галка, она нас давно ждет, - говорит Виктор и достает из пакета бутылку виски.
  - Худенькая? - хочу уточнить, какую девушку он называет Галкой, ту, у которой движения рук заметить невозможно, или какую-то другую.
  - Худенькая. Кулачком ткнет, мужик под этим столом лежит тихо до утра, - он говорит, но смотрит в это время на бутылку виски.
  Открыл, налил в стаканы грамм по сто. Ну? - смотрит на меня. А я - на стол: рыба, хлеб и "чаши" наполовину полные. Вечеря - ничего лишнего, нет даже вилок и салфеток. Евангельская простота. Давай!
  Пока мы в кафе были одни, беседовали не спеша о том и сем. Знакомились, я ведь никогда раньше со Скрипой не общался. Знал, что он ветеран "афгана", знал, что депутатом был в городской тюменской думе, но лично с ним я знаком не был. Теперь вот узнал его полное имя: Виктор Александрович Скрипченко. Те, кто учился с ним вместе в тюменском военном училище, и те, с кем он служил в Афганистане, зовут его - Скрипа, а среди тех, с кем он служит сейчас, его позывной - Амур.
  Почему, Амур? Потому что город его юности - Хабаровск, а детство прошло на берегах таежных речек, танцующих амурский вальс на склонах сопок вдоль великого водного пути у стен империи китайской.
  Где семья? "Там", - и больше никаких подробностей, ни как зовут супругу и детей, ни сколько их, ни чем занимаются. Лаконичней не ответили бы даже лаконские спартанцы, известные словесной скупостью в беседах с чужаками.
  Записывать мне было нечего, поэтому я налег на рыбу. Виктор - тоже. Куски обжаренные мы по очереди брали пальцами из одной тарелки, хлеб из другой - всё просто, когда условности теряют смысл.
  В кафе пришла компания девушек отмечать день рождения, из темноты улиц подтянулись солдаты, заслужившие "увольняшку" , грянула музыка, назревали танцы. Нам было пора на боковую - обоим под шестьдесят лет, кадриль и шпоры - поздно тренькать, да и не к лицу с мохнатостью седой на морде. И не к животику, что явно увеличился в размерах от вкусной рыбы.
  Когда прощались с Галкой, я наконец-то разглядел ее, потому что она задержалась около меня на секунду в состоянии покоя: симпатичная, но резкая, пружинистая, действительно, может выстрелить так быстро, что не успеешь моргнуть глазом. "Понравилась вам рыба?", - смотрит на меня, наверное, как на своего дедушку, которому готовила дома на плите домашней. "Да, очень вкусная". "Приходите завтра, сварить вам борщ или солянку - настоящую?". Гляжу на Виктора, прежде, чем ответить. Он ответил за меня: "Не надо, Галя. Мы не знаем, что будет завтра". Она нас поняла.
  Потом, во все последующие дни так получалось, что идти в кафе нам было ни к чему. Она звонила Виктору, даже немного обижалась. Душевная, как видно, женщина. Ну как не вспомнить о такой?
  Или о Павле, что встречал меня в аэропорту Ростова. Высокий улыбчивый парень. Выхожу в "зону встречающих", передо мной стоит цепь таксистов: куда поедем, машина нужна? Все озабоченные, хмурые. Отвечаю: пока нет. Один из них, самый настойчивый, уже кричит в мое ухо: а когда будет нужна, скоро? Могу, мол, подождать.
  И тут над рядом "таксистов" сверху появляется улыбка из под черной шапочки: "Дядя Витя, я за вами. Уже хотел справки наводить, куда белая борода подевалась, чуть вас не пропустил".
  Дело в том, что я сообщил Виктору номер своего авиарейса и время прилета. Он спросил в меседжере фейсбука: "Бороду не сбрил?". "Нет". "Тебя узнают". И больше никаких рекомендаций, каким образом я попаду из Ростова за 120 километров в поселок Безыменный Донецкой республики. Поэтому я и отвечал таксисту, что пока не знаю, понадобятся ли мне его услуги.
  Павел повел меня к машине, припаркованной у ряда зеленых елей на аллее перед зданием "главной воздушной гавани донской земли", открыл двери фургона "мерседес" - поехали!
  - Сейчас, - говорю ему, - сигаретку выкурю, а то повсюду от Тюмени до Ростова - аллес ферботен.
  - Дядя Витя, поехали! В машине покурите. В ней разрешается пить, курить, ругаться и всё остальное.
  Хотел было я узнать, что имеется ввиду под словом "остальное", но почувствовал - парень торопится. Понимаю же, что и путь неблизкий, и границу надо проходить, а зима на дворе, 19 января, темнеет быстро.
  Всю дорогу он предлагал мне многочисленный набор услуг, включенных в перечень "остальное": пирожка хотите? яблочка хотите? семечек, минералки, сок, чай, кофе - набор получше, чем в салоне бизнес-класса.
  Фургон был 1998 года выпуска, но его "родная" пепельница надежно держалась в креплении на задней спинке водительского кресла, а я покачивался на "диване" сзади и радовался, что есть куда протянуть ноги и наклониться набок в любую сторону, когда спина устала сидеть на попе ровно.
  Рядом с водителем расположился его школьный друг Сережа. Он изредка просил остановиться около магазинов, где продаются инструменты и стройматериалы. В одном, наконец, нашел, что искал: немецкую маску сварщика со сменными фильтрами "видоискателя" для разных работ - сварки, резки, пайки. Причем, оконце светового фильтра было подвижным: его можно поднять и превратить в "козырек", когда глаза должны видеть обычный свет. Маску при этом снимать или задирать над головой было не обязательно.
  Упаковку Сережа тут же раскрыл, маску собрал из нескольких деталей, привел её в рабочее состояние и надел на голову для примерки. Едем по Таганрогу, в соседнем ряду другие машины двигаются, Сережа сидит в маске и смотрит на их водителей. Когда водители начинают таращить на него глаза, он опускает черное стекло "козырька" маски, чтобы его "не узнали". Гляжу, соседние водители жмут на газ и увеличивают скорость, чтобы оторваться от "человека в маске". Сережа - доволен: хорошую вещь купил.
  У меня с ним наладились прекрасные отношения, когда я сообщил, что выращиваю на даче только тыквы. Сережа - сыроед, он постоянно на тему фруктов сворачивал, пока мы ехали меж гигантских полей, а я по этой теме мог только о своей последней тыкве рассказать, что осталась в Тюмени на полу комнаты. Яркая такая, оранжевая - наипрекраснейшая деталь моего "брежневского" интерьера. "Не вздумайте ее варить, благостные продукты надо есть только в свежем виде: свет солнца не нуждается в кипячении и прожарке", - увлеченно разъяснял мне Сережа тайну силы света. "Я кашу люблю тыквенную, - отвечаю ему, - а кашу без огня не сваришь". "Ешьте свежие кусочки, и всегда у вас с желудком буде всё нормально", - советует он мне. "Вроде, и так всё нормально" - отвечаю. "Я же говорю - будет. Жить мы должны по сто лет, вы еще - в начале жизни", - активизирует Сережа пропаганду здорового образа жизни. Потом мы вместе закуриваем. "А это тоже свет солнца?", - показываю взглядом на его сигарету. "Это - лярва, которую я пока не победил", - Сережа "давит лыбу", как на Дону называют состояние веселой самоиронии.
  Сережу вспоминаю и хочу опять его увидеть, тем более, что он приглашал меня на море и обещал увезти далеко от берега к чистой воде - где свет играет в волнах между дном и небом.
  Часа через три движения по автодороге Павел показал мне на белую полоску в лучах заходящего солнца: "Азовское море, скоро будем дома". Я присмотрелся: белая полоса была высоко на горизонте, но над ней, еще выше, виднелась какая-то черная полоса, не похожая на тучу - слишком четкая и прямая линия черного цвета. А что там такое темное сверху? - спрашиваю Павла. "Открытая вода. Белое - это лед".
  Для жителя болотистых лесов любое море выглядит, как холм воды на горизонте, а зимняя чернота этого "холма" над белой линией прибрежного льда - такой пейзаж я видел первый раз. В январе люди из сибирских лесов предпочитают летать к другим морям, туда, где пальмы, а не шуга холодного прибоя.
  В Ростове мы стояли в пробках, в Таганроге двигались в потоке машин, но чем дальше дорога шла на запад, к границе, тем меньше на ней оставалось машин. А километрах в пяти от границы - ни одной на трассе. Пусто. Ни туда никто не едет, ни оттуда никого. Странное ощущение: две огромных страны в Европе, между которыми не проезжает ни одна машина. Граница, которую никто не пересекает, кроме нас.
  Какая очередь на южном пункте пропуска? Мы первые и мы же и последние. И пеших нет, лишь парень с рюкзачком довольно быстро пересек все линии и все шлагбаумы. А мы - выполняем приказания людей с автоматами: выйти, показать паспорт, опять показать в развернутом виде, опять показать, но еще и снять при этом шапочку. Цель поездки? - спрашивает пограничник. Повидать знакомых. Где? В Безыменном. Будете находиться в этом поселке постоянно? Да, - отвечаю уверенно, так как названия других поселков по соседству еще не знаю. Двери автомобиля открыть, багажник открыть - сквозняк унес тепло автомобильных печек, холодный ветер гуляет по салону.
  Садимся, ежимся, укладываем паспорта обратно в сумки. Россия - за спиной, что впереди? Там Витя, он уже на связи, он знает, что теперь мы - скоро.
  - Вам уже рыбу жарят, Виктор Александрович заказал, - сообщает мне Павел.
  - Надо бы где-то купить то, что Виктор называет "вискарем", - говорю Павлу, - он просил меня взять "вискаря" на границе, но не объяснил, что имеет ввиду под этим словом. "Вискарь" - это виски?
  - Да, сейчас заскочим в дьюти-фри.
  Мы подъезжаем к большому зданию-складу, над которым огромными буквами написано "Дьюти-фри". Ряды товаров, ряды продуктов, я попросил Павла вести меня сразу туда, где выставлены "вискари". Там их сортов двадцать, не меньше. Какой брать? Я в них не разбираюсь, этикетки мне ни о чем не говорят. Вижу, есть "Белая лошадь", кажется, в каком-то фильме или какой-то книге кто-то что-то про эту лошадь говорил.
  Павел сказал, что он сам "вискарь" не пьет, но если брать, то лучше тот, что пахнет медом.
  - Какой из них имеет привкус меда? - спрашиваю продавца, расторопного паренька лет двадцати.
  Паренек начал говорить про солод, вереск, травы, ароматы, послевкусия. Нам пришлось его остановить, так как Павел спешил: "Покажи, какой тебе нравится, и мы поедем дальше". Паренек уверенно показал на бутылку, похожую на круглую колбу с высоким горлышком, в котором виднелся желтый напиток. "Это не сухое вино?", - спросил я, потому что округлые бока бутылки намекали на что-то мягкое и женское, далекое от крепкого напитка. Продавец решительно мотнул головой в знак того, что никогда не может спутать виски с "сухарем". Но, на всякий случай, американского "Джека" в квадратной черной бутылке мы тоже прихватили за "горло" и кинули в пакет. Платим рублями, около двух тысяч, теперь - вперед, к рукопожатиям, последняя преграда позади.
  В поселке Павел притормозил у кафе с надписью "Ксюша".
  - Ужин будет здесь, - показал он на крыльцо и дверь, - это моё кафе, вернее, моей супруги, она - хозяйка.
  - Вашу супругу зовут Ксюша?
  - Это старое название, мы, когда кафе купили, название решили не менять, тут все привыкли: "Ксюша" - это центр приморской жизни.
  На площадке перед кафе стояли лишь пеньки, а столики и лавочки скрывались под деревьями с остатками прошлогодних жухлых листьев на полуголых ветвях. Вокруг - ни души. Пусто, как на дороге, пусто, как на улицах, по которым мы ехали.
  - А где приморская жизнь? - спрашиваю Павла.
  - Жизнь - летом, - он включил передачу и поехал к фигуре человека, появившегося на дороге.
  Когда поравнялись, Павел выскочил и доложил "фигуре" в пятнистой форме: "Привез!". Я понял, что это Виктор Скрипченко, - человек, о котором я много слышал и читал, но которого видел первый раз в жизни.
  Он провел меня в калитку мимо часового, затем между домиками с белыми ангелочками в нишах стен, вдоль полуголых нимф и граций у замерзшего бассейна, показал на ажурную металлическую лестницу, корректируя движение: "Сюда", на одну из двух дверей: " В эту", завел в комнату: "Здесь будем жить, снимай пальто, переодевайся". "Зачем?", - не понял я его. "Снимай штаны, примерь вот эти", - он подал мне пятнистые брюки, и я понял, что надо просто выполнять то, о чем он просит.
  Выходим опять на улицу мимо часового, над нами уже светят звезды - яркие, как крошечный фонарик в руке у Виктора. Мы оба в военных бушлатах и соответствующих штанах. Сворачиваем к "Ксюше".
  - Это заведение принадлежит Павлу, что привез меня сюда, - намекаю Виктору о моей осведомленности в некоторых местных делах.
  - Оно принадлежит Галке, а Галка - жена Павла, - объясняет мне Виктор расклад в вопросах собственности.
  - Павел согласился меня везти, чтобы я стал клиентом его кафе и у него поужинал?
  - Не, всё закрутилось с другого конца, - продолжает объяснять Виктор, - я попросил Павла сгонять за тобой, а Галка предложила покормить нас и пожарить нам рыбу.
  - А кто Сережа, что покупал в дороге маску сварщика?
  - Детский друг Павла. Я его не знаю. Он сварщик, говоришь? Запомним, пригодится.
  Входим в кафе, он ставит пакет на стол, в нем одна бутылка, но какая, круглая или квадратная? Я как этот пакет ему вручил, больше в него не заглядывал.
  Достает: квадратная. Не зря я в круглых сомневался.
  Американец "Джек", мы наконец-то встретились: я, ты, и Скрипа на волне "Амура". Ну, понеслось!
  Воспоминания кружатся, как сны в постели после встречи с "Ксюшей". Ни разу не пришлось увидеть её снова. Может, увижу летом, в разгар приморской жизни?
  
  
  КРЫШКА
  
  
  Лежим наутро в роли отдыхающих пансионата "Александрия" в двуспальном номере. Скрипа на одной кровати, я на другой. Под красными шерстяными одеялами, но без простыней. В углах матрасов - стопки постельного белья, что мы давеча забыли расстелить.
  - Есть хочешь? - спросил Виктор, когда заметил, что я пошевелился.
  - Нет.
  - Спим дальше, - он замолчал.
  Слышу: стук в дверь. "Иду!", - кричит громко мой сосед, откидывает одеяло и бежит без тапочек в коридор нашего гостиничного номера. Возвращается, бухается на кровать и вновь натягивает на себя одеяло. "Спи, спи", - советует мне и опять замолкает.
  В комнате появляется пожилой дядя в военной форме, я замечаю, что у него круглая голова и усики, после этого закрываю глаза.
  Вроде, шуршит пакетами, потом, кажется, открыл краны в душевой кабине и пустил воду. Вот, у спинки кровати топчется, где стоит тумбочка и на ней электроплитка.
  Виктор похрапывает, я, похоже, сейчас отключусь вновь после дороги дальней и встречи задушевной. Сплю, но слышу побрякивание какое-то. Не звон, не тиканье, ни тарахтенье, а глухое такое: динь-тинь, динь-тинь. "Серега! - кричит проснувшийся "отдыхающий" с соседней кровати, - Сними крышку с катрюльки, она, блин, прыгает, как ты под градом!".
  В комнате снова бродит пожилой солдат с усиками и оправдывается: "Новостями зачитался на твоем компе, сейчас проверим, о, сварилась. Вставайте, будем завтракать, картошечка готова".
  Встаем в пару и ароматах картофельного кипятка. А что, неплохо бы её горяченькую с кусочком сала и крепким чаем с утреца "намять"! Включаем чайник, умываемся - и наша жизнь уже парит и закипает.
  За столом Виктор представляет мне утреннего гостя: "Мой детский друг, мы оба из Хабаровска, зовут - Серега". После этого представляет меня детскому другу: "Из Тюмени, он там рядом жил, спортсмен".
  Сергей заинтересовался: "Какой вид спорта?". Я отвечаю: "Давно всё это было, в другой жизни". И дальше не продолжаю. Сергей подождал немного, понял, что я закончил излагать свою биографию, и ни о чем спрашивать не стал. Тут ни о чем не спрашивают тех, кто говорит немногословно.
  Ну, а дальше пошли разговоры про рыбу, поскольку мы признались Сергею, что делали намедни в "Ксюше".
  - Тут рыбы нет, - начал Сережа с той же фразы, что и КУзьмич в одном из эпизодов фильма про особенности национальной охоты, - какая тут рыба, так, мелочь. Вот у нас рыбы - по ней ходить можно, скажи, Саныч.
  - Слышь, Серега, до сих пор не могу забыть того медведя. Лежит поперек речки, лосось через его пузо косяком прыгает. Медведь лапу поднимет, на его коготь налетит рыбина килограмма на четыре, он её другой лапой вскроет, икру высосет, а тушу на берег бросает - енотам и лисам. А на Камчатке помнишь, рассказывал. Мы в лагере летом на одном островке стояли, я лейтенантом еще был, утром в палатке слышу: бам, бам, бам - кто-то чем-то гремит, аж звон в ушах. Выползаю из палатки, вижу: солдат молотком по железному ведру стучит. Ты что, умом тронулся? - набрасываюсь на него. Он отвечает: старшина приказал. Ищу старшину, какого хрена ты солдата заставил по ведру херачить? Дырки делаем, сейчас на рыбалку пойдем. Надо, думаю, посмотреть, что это за рыбалка такая. Пошли. Они ведро дырявое в море кинули, вытащили, в нем полведра мойвы. Там, ведром рыбачат, понимаешь?
  Они бы еще долго мне про рыбу рассказывали, хорошо, что не охотники, а то бы еще и про охоту начали. А я охоту не люблю и каждый раз, по весне, жалею уток, что в страхе носятся на фоне светлеющего неба над моей дачей на озере Андреевское в первый день "открытия сезона".
  Я тут, за столом помалкивал, но вечером, когда мы с Виктором одни остались, спросил: "Почему ты с утра кричал на Сережу фразой "прыгает, как ты под градом"? У меня память на фразы хорошая, но я не понял её смысла".
  - Да попадали мы с ним тут пару раз, - чуть подробней рассказал мне Виктор о сути некоторых словесных выражений, - его накрыл обстрел из "Града" с той стороны. Взрывалось так, что он подпрыгивал над землей на полметра: он же тощий, легкий, как вдарит рядом, он взлетает. А я тяжелый, толстый, меня качает. И я - под свой попал, от наших.
  - Как от наших, почему?
  - Ну, решили выдвинуться на самый передок и осмотреться: я, Утес, Мамай и СМС. Командирам иногда надо увидеть обстановку самим, не по докладам подчиненных. Сказали артиллерии: мы будем в квадрате таком, укры будут там-то и там-то, если нас обнаружат, лупите вот сюда. Объяснили, договорились. Поползли. Нас, как это всегда бывает, обнаружили случайно. Сначала расчесали пулеметом, потом прижали из автоматов и полезли с двух сторон отрезать от своих. СМС мне шепчет: не уйдем, окружат. А у него чутье, он просекает быстро ситуацию. Я шепчу Утесу: посылай сигнал артиллерии. Тот дал приказ, ждем. Бах, бах, но не по ним, а по нам. И точно так стреляют: разрывы рядом, и они всё ближе, ближе. Земля подпрыгивает, сверху пламя. Ну, всё, нам крышка. Жаль, что от своих. Потом тишина: я в космосе? Нет, на земле. Живы? - спрашиваю у ребят. Живы все.
  Вернулись, артиллерист радехонький, недавно из России, докладывает: в соответствии с вашим приказом открыл огонь по...Утес ему как даст в зубы.
  - Утес - командир полка?
  - Да, но это бывает. Я тоже человек нервный, могу и не сдержаться.
  - Артиллерист как мог ошибиться?
  - На войне ошибаются все - американцы, немцы, англичане. Кроме нас, русских . Мы - самые замечательные парни в мире, - и Витя такую улыбу даванул, что уровень его самоиронии стал зашкаливать.
  Затем он сразу перевел разговор на тему близкую, но с примером из гражданской жизни:
  - Иногда надо давать по морде, по-другому никак. Я депутатом был, в домах пропала горячая вода. Жители ко мне, я иду к месту аварии. Там уже роют яму, на краю стоят начальники коммунальных служб. Что случилось? Ведь по вашим документам, вы поменяли здесь старье на новые трубы. Как они могли лопнуть? Что-то мычат в ответ, мол, проведем экспертизу, выясним, расскажем. А я прошу рабочего, покажи-ка мне кусок трубы в месте порыва. Он показывает. Сколько этому ржавому железу лет, спрашиваю работягу. Лет пятьдесят. Ах ты сука, поворачиваюсь к начальнику, я тебе, блять, сейчас всю морду расхерачу и - шагаю к нему поближе. Как он бежал, он не бежал, он прыгал и летел, прыгал и летел между домов. Я толстый, догнать не смог. Прихожу к Степан Михалычу на следующий день, рассказываю о "замене труб" на участке в двести метров.
  - Степан Михайлович Киричук, мэр Тюмени?
  - Да, мы дружим. Рассказал Степану, он этого начальника к себе позвал, но не сказал, что в кабинете я его тоже дожидаюсь. Является, боится, держится от меня подальше, хотя уверен, что в кабинете мэра я его не трону. Чего-то объяснял, обещал исправить за счет своих ресурсов. Степан его позвал к столу, на столе карта коммуникаций. Покажи, говорит, где этот участок. Тот наклоняется, показывает, а Степан его за галстук схватил и мордой об стол - бах, бах, бах!
  - Не похоже на Степан Михайловича, он, вроде, человек спокойный, вежливый.
  - И я вежливый, пока не стану нервным. Ну, ты воруешь, хер с тобой, тебя так воспитали, но других-то за дураков не принимай, правильно, Лексеич?
  - Правильно, Саныч. А что Сереже, после тех прыжков под градом, домой, где много рыбы, не захотелось уехать? Рыбачить, жить в тиши, где не летает тело меж осколков и огня?
  - Уезжал. Довольно долго его не было, потом звонит: можно я опять приеду. Приехал. Жена не отпускала его, военный билет ему разорвала. Он клочки в военкомат принес, военник восстановили, и - мы опять жуем картошку вместе. И фильмы смотрим про героев Голливуда. Серега - киноман, он смотрит всё потом дает мне справку: что стоит посмотреть, а что - не надо.
  - Фильм "Люси" он рекомендовал к "домашнему просмотру"?
  - Серега с детства в фильмах разбирался, ему бы кинокритиком работать, по студиям ходить, а не в караулы.
  17 февраля у Сережи день рождения. Он приглашал меня: оставайтесь, в "Ксюшу" сходим, отметим. Я отмечу. Дома. Взгляну на фотографию и пожелаю никогда не "прыгать". И, если вдруг увидимся, хочу продолжить разговор о рыбе, не вспоминая и не расспрашивая о войне.
  
  
  "ДЕД"
  
  
  Виктору Скрипченко исключительно везет с начальством: инженерными войсками в Донецкой республике командует его друг. А заместитель командира корпуса по инженерной части - молодой офицер, еще курсантом запомнивший фото Виктора в почетном ряду выпускников, которыми гордятся преподаватели прославленного Тюменского высшего военно-инженерного командного училища.
  Разумеется, как и положено в армии, ему приказывают, он исполняет, но как приказывают, как исполняет? Скрипа, - спрашивает друг в штабе, - задача нам поставлена такая-то, как будем выполнять, подскажи? Скрипа делится с другом своими соображениями. Ладно, отправлю тебе приказ, там на месте еще раз подумай, как его лучше исполнить, - ответит друг и военным языком составит нужное распоряжение.
  Мне пришлось быть рядом с Виктором круглые сутки, я хотя и гражданский человек, но сразу заметил, что он в полку на особом положении. И по возрасту, и по военному опыту, и по отношению к нему вышестоящих командиров.
  Новички, что прибывают на службу в Безымянный, удивленно спрашивают у "старослужащих": а кто этот, толстый дед, который на всех орет и никому не подчиняется? Получив разъяснение, соглашаются: хорошо, что такой в полку есть. С ним - спокойнее. "Такой" знает, как надо воевать профессионально. Время самостийно кочующих из города в город вооруженных автоматами "батальонов" закончилось. Артиллерия, бронетехника - требуют хорошо организованного технического обслуживания, а заградительная минно-взрывная технология - она вообще недоступна людям не обученным.
  В 2014 году он сам бегал с автоматом. Под Широкино, когда, как он выразился, "настрелялся", сел и смотрел, как ведут себя другие во время контратаки украинского батальона. Потом говорит в минуту затишья: ребята, вы что, все снайперы? Вы почему все хором палите из автомата да еще и по рожку за одну очередь? Пусть пять человек спрячутся и заряжают, а вы им только пустые рожки бросайте.
  Мы с ним подходили к зданию "фермы" на краю яблоневого сада. Он мне показывал, с какой стороны подбирался к этой ферме, меняя "рожок" за "рожком" во время штурма.
  Не такой он уж и толстый, когда под пулями перебегает от ямки к ямке.
  Хотя он и повторял неоднократно, сравнивая техническое оснащение своей саперной роты в Афганистане со "своей" ротой на позициях у Коминтерново: "У нас ничего нет". Есть там кое-что, и с каждым годом техники становится всё больше. А главное, есть люди, которых он научил "работать", и сам процесс учебный поставлен по-армейски: учебный класс, учебный полигон, занятия теоретические плюс практические - ночью на линии обороны, в километре от учебной "парты" между огневыми точками боевого "соприкосновения" с армией противника.
  Это в моей голове не укладывается смысл слова противник, когда речь идет об Украине, о государстве со столь родными городами - Полтава, Харьков, Одесса, Киев. Родной мой Киев - древнерусский град, великий град земли славянской. Я не родился в Киеве и никогда в нем не был, но я был воспитан в детстве так, что этот город стал мне не менее родной и близкий, чем Москва.
  Для солдат, что в Коминтерново воюют на стороне Донецка, понятие противник усваивается с первым звуком выстрела с "той стороны". Противник там, откуда прилетела пуля.
  Задача офицера - отдавать приказы и не терять солдат. Такая у него работа. Задача Скрипы чуть сложнее: объяснить, какие приказы отдавать не надо. Поэтому он иногда "орет", переходя на неуставные отношения с молодыми капитанами войны, и позволяет себе признаки неподчинения.
  Наверное, пройдет еще немного времени, и такие "деды" в армии Донецка будут "капитанам" не нужны. Всё узнали, всему научились. Пенсионеры - марш по домам. Мы, мол, уже сами с усами.
  Поэтому я и спрашивал Скрипу, когда мы увидели его саперов в деле на передовой: не пора ли отправляться в родную Тюмень? Ребята дело знают, вон какие Алик и Бульба уже классные саперы, а какой у них командир роты Белый - заботливый, спокойный, грамотный офицер. Скрипа ответил: "Пока рано. Да и хочется увидеть, чем это всё закончится".
  Он не о победе говорил, нет. Уж чего-чего, а слов о необходимости проводить фронтовые операции с продвижением "вглубь обороны противника" на сотни километров я от него не слышал. Он политиков имел в виду, которые должны найти решение, как "это всё закончить".
  "Долгими зимними вечерами" в двуспальном номере пансионата на берегу Азовского моря он объяснял мне, почему уехать сейчас ему никак нельзя. "Понимаешь, когда я приезжаю к ребятам на передок и помогаю выполнить боевую задачу, им спокойнее работается - все-таки кадровый военный рядом. Как я их брошу, они же на меня надеются?".
  Хотя он не предается мечтаниям и грезам о захвате "вражеских городов", в отличие, кстати, от многих людей, не совсем понимающих особенности этой войны, Скрипа всё же один раз признался, что кое-какие небольшие территориальные приобретения надо бы сделать. Не в окрестностях Донецка, мы о Донецке с ним мало говорили, а здесь, неподалеку от Безымянного. "Нам бы там метров на восемьсот продвинуться вперед, лучше на километр. Тогда бы мы видели с холма их движения в лощине, и они не смогли бы выдвигаться на позиции незаметно. Просматривались бы дороги на Водяное и Гнутово, да и железнодорожный узел в Волновахе был бы под контролем".
  Военные всегда остаются военными: любой холм - это стратегическая высота.
  Что мы там, в начале главы, о везении говорили? Начиналось это везение на командиров так:
  Закончил он тюменское училище, поехал служить на Дальний Восток, на родину. Молодой лейтенант, красавчик. На одной из вечеринок понравилась ему девушка, пошел он ее провожать. Идут, идут, лето, ночь, но всё чинно и благородно, кроме одного: идут они не куда-нибудь, а в сторону военного городка. Ты там живешь? - спрашивает девушку. Да, - отвечает она. У тебя папа военный? Да. Генерал? Нет. Витя успокоился. Подходят к многоквартирному дому, где живут старшие офицеры. У тебя папа точно не генерал? - еще раз спрашивает девушку. Точно, не бойся, - успокаивает она его. Витя все же решил близко к дому не приближаться: субординация, только начал службу и уже около командирского дома крутится - некрасиво.
  Но время далеко за полночь, уже девушка позвонила и сказала маме, что ее провожает парень из "наших", из городка. И уже мама сказала дочери, чтобы парень обязательно зашел и представился. Сбежать от её мамы - стыдно, что она подумает о нем? Хорошо, говорит девушке, я покажусь твоей маме. Заходят в квартиру, мама зовет на кухню, мама говорит, что не отпустит на ночь глядя и постелит ему в гостиной. Он, понятное дело, наотрез отказывается. Тут появляется папа в домашних тапочках. Это не генерал, это - полковник. Девушка не обманула. Ну-ка иди сюда, говорит папа и показывает на дверь своего кабинета. Зашли. Ну-ка садись, - показывает на стул. Сел. Папа достал бутылку и два стакана. Себе - полный и ему - полный. Делай, как я, - приказал и ух стакан к губам. Он тоже - ух. Теперь иди и ложись, где постелили, - такой был приказ, который он незамедлительно исполнил.
  Папа - заместитель командующего дальневосточной группой войск (назовем его должность чуть проще, чем положено по-армейски).
  Девушка впоследствии стала супругой Виктора, а "папа" - вторым отцом.
  Приехал однажды в расположение нашей группы войск в Афганистане высокопоставленный генерал. Как водится, работал в штабе. А потом спрашивает, где тут у вас Скрипченко служит? Назвал номер полка, посмотрели, полк далеко, а батальон вообще на перевале задачу выполняет боевую. Хочу увидеть, он мой знакомый, - настаивал генерал. Повезли со всеми предосторожностями. С трудом добрались до батальона. Позвали капитана Скрипченко. Генерал взглянул на капитана и говорит: или тут люди меняются до неузнаваемости, или вы его подменили.
  Как подменили, что за ерунду говорит московский генерал. Но быстро разобрались: оказывается, в батальоне в тот момент было два капитана с фамилией Скрипченко, и оба - Викторы.
  Сапер Скрипченко, конечно, офицер был заслуженный и уже награжден орденом, но известность его никак не могла быть настолько широкой, чтобы генерал для встречи с ним полез на передовую. Когда гость уехал, командиры к Виктору с вопросами:
  - Кто он тебе?
  - Друг отца жены, - ответил товарищам по оружию.
  - Молодец, храбрый генерал! А чего ты раньше не говорил о своем знакомом генерале?
  - Так он не приезжал раньше никогда.
  Недавно Александр Захарченко в поселок Безыменный приезжал. Захотел встретиться с бойцами на передке. "Мы ему говорим: там есть реальная опасность обстрела, вам находиться на позициях нельзя, - рассказывал мне об этом визите Скрипа. - Захар нам отвечает: я глава республики, мне можно".
  - Встретился с бойцами? - спросил, потому что Виктор частенько не заканчивал свои рассказы о начальстве.
  - Встретился. Он вообще-то, смелый мужик. Многого не понимает в армейском "образе жизни", сам из гражданских, но быстро учится. И не трус, это точно.
  С главой республики у Виктора сложились вполне рабочие отношения. Приятельскими их не назовешь, они люди разных поколений и различных дорог судьбы. "Но фамилии у нас одинаковые, обе на - о", - смеялся Скрипа, когда рассказывал о своей встрече с генералом.
  На этот раз - с генералом вооруженных сил, в которых служит последние три года. Возникновение этой военной силы он не мог предугадать или спланировать, потому как он сапер, а не политик, но в становлении этой силы он принимал и принимает личное участие.
  Не он один.
  - Витя, скажи по-честному, как ты здесь оказался? - я в первые дни не знал, что подобные вопросы нет смысла задавать: глубинный мотив принятия решения не откроет никто и никому.
  - По-честному слишком долго объяснять: тут и семейные дела, и со смыслом жизни неразбериха, короче, я понял, где я нужен. Купил себе одежду, что нужна мне в поле, не улыбайся, я правда купил себе полевую форму в магазине, приезжаю, нахожу каких-то местных командиров, похожих на махновцев, докладываю о своей специальности, о том, в каких странах работал, где минировал, где разминировал. Они мне: подождите вон в той комнате. Иду в ту комнату, жду. Рядом какие-то парни, тоже ждут. Болтают, спрашивают друг друга: а ты откуда, а ты? А один прислонился к стенке, шляпу-туркестанку на глаза натянул и молчит. Я тоже ни с кем ни о чем не болтаю. Потом меня зовут, распределяют: иди туда, найди того, он скажет, что тебе делать. Уже собрался уходить, и тут меня догоняет тот, что под туркестанкой лицо скрывал, и спрашивает: "Дядя Витя, мне теперь как вас называть?". А это - мой солдат из моей роты - в афгане.
  Обнялись, переговорили. Нас, вернее наших, с кем прошли все перевалы, тут уже было много. Вот так мы "оказались".
  - Этот, в туркестанке, он все еще здесь или уже уехал?
  - Его позывной - Серп. Он исчезал, на связь не выходил, но пару дней назад ответил на звонок: тут. Он, предполагаю, в Сирию летал.
  - Военный человек - одна война, другая...
  - Серп на войне всю свою жизнь. Мы знали, чем мы будем заниматься. Нам это еще в военном училище объяснили. И, как видишь, не обманули.
  
  
  ВЕРЕВКА
  
  
  Родители Скрипы работали в геологической экспедиции на Дальнем Востоке, искали урановую руду. Отец отвечал за сложное оборудование, которое подвешивали к вертолету, мать - за снабжение рабочих продуктами. Летом, в разгар сезона, ребенок был вместе с ними - в поле.
  Присматривать за ним попросили Михалыча, человека, у которого за спиной было 27 лет отсидки в лагерях и тюрьмах. "Нос и уши у него были отморожены, а ходил он почему-то в красных штанах", - вспомнил Виктор некоторые детали внешнего образа воспитателя.
  Поскольку лагерь геологов стоял на обрывистом берегу реки, а малыш Витя постоянно стремился подойти к краю берега, Михалыч взял веревку, отмерил нужную длину, один конец привязал к дереву у палаток, а второй к ноге любопытного карапуза. Тот побежит к обрыву, бамс - веревка натягивается, нога останавливается, карапуз падает, так и не добежав до края, откуда непременно бы свалился и покалечился.
  "Отец вечером возвращается, а я сижу, реву. Что плачешь, сын? А-а-а, и пальцем показываю на узел, который связан на моей ножке, - такой у нас в тайге был детский сад", - рассказывал Виктор.
  Потом он переключился в воспоминаниях на время, когда из "детского сада" пошел в школу, а я сделал зарубочку в своем сознании - не забудь про веревку.
  Веревка - обычная вещь, так необходимая в быту. Но вот скажи любому человеку: готовь себе веревку, и всё - ты станешь враг ему до конца жизни. Произнесешь лишь пару слов, но разорвешь душу другому человеку так, что никакими дружескими узами уже не свяжешь.
  Не знаю, прав ли я, но войны начинаются не по причине нехватки пищи или территорий. Они начинаются от слов, оскорбляющих и унижающих тех, кто их услышал. Сначала было слово, а уж потом война.
  И Первая мировая началась не с выстрела в Сараево. Стрелок тот по имени Гаврила, кстати, был подданным Австро-Венгерской империи, он хотя и серб по национальности, но в Сербии не жил. Год за годом цивилизованная Вена утверждала, что ей мешает дикий варварский народ, оставшийся в средневековье, что сербские крестьяне-пастухи не достойны уважения с точки зрения культурного общества Европы, где на балах танцуют вальсы Штрауса, а в городах стоят дворцы и есть вокзалы из ажурного металла.
  Сербы в глазах австрийцев, даже на официально-императорском уровне, то есть на уровне элиты, по признаку благоустройства быта и сохраняющихся народных традиций, считались как бы - не совсем люди. Их долго оскорбляли словом, причем, в печати, и выстрел наконец-то прозвучал - от серба по крови предков.
  Он был студентом, стрелять прицельно не умел, попал сначала в женщину, супругу Фердинанда. Трагедия сразу начиналась, как бессмысленная бойня. Естественно, покушение стало "желанным" поводом для карательного обстрела приморского сербского городка, после чего кошмар взаимной мести "за поруганную честь" достиг вселенского масштаба.
  Вторая Мировая разве началась 1 сентября 1939 года? Она началась на следующий день после окончания первой. "Нас унизили", "мы отомстим", опять даются публичные определения народам, что "не достойны" жить по соседству, опять "моя борьба" за счастье "нации", и понеслись войска по кочкам.
  Как привязать человека за ногу, чтобы он не смог свалиться в обрыв взаимных оскорблений? Я говорю всем своим знакомым: никогда не грубите гаишнику, никогда не оскорбляйте милиционера. На своем опыте знаю, что если следовать этому правилу, у тебя на дороге или на площади не будет главной проблемы - проблемы мести человека в форме. Государство может быть "правовым", но человек на службе остается человеком, а значит, он будет мстить, как все люди, но со служебным удостоверением в кармане, взяв себе в помощники всю мощь и силу государства.
  Где тот узел на ноге, который не позволил бы человеку либеральных взглядов пинать словами тех, кто, по его мнению, лжепатриот и ватник? Хочешь высказать свое мнение, высказывай, ты либерал, ты знаешь свое право на свободу слова, но пинать зачем? Оскорбительное слово страшней ботинка и хуже кованного сапога - оно бьет не в яйца, оно топчет сердце.
  Не тот, кто носит форму, человек войны, не тот, кто в танке или в карауле, а тот, кто развязал язык и смело побежал, семеня ногами, к запретному обрыву. Там будет то, о чем он не подумал, играя на поляне у реки: хруст его костей.
  Оно бы, может, и не так страшно: ну, ошибся, ну, ушибся - в другой раз "малыш" будет умнее, а когда вырастет - мудрее. Но если без "веревки" несутся к краю главы государств в безумной радости освобожденья, и нет Михалыча без ушей и носа, что в красных шароварах зашел за дерево и потерялся, что будет с теми главами? Что будет с теми, кто побежал им вслед, увидев, что все узлы развязаны и все пути свободны?
  Если обрыв - это свобода оскорблять и унижать, то будет свободное падение до точки соприкосновения с землей в окопе на линии разграничения между свободой слова и свободой смерти.
  Каким словам учил нас Иисус, направив в дальний путь к другим народам? Мир вам.
  Он знал причины войн. Он знал, что они - в слове. Наверное, Он смог бы всех нас "привязать" за ногу. Однако, Иисус решил иначе, чем Михалыч.
  На всю жизнь ребенка к дереву не привязать: вырастет собака вместо человека.
  Самим приходится плести и скручивать свою веревку. Каждый - для себя.
  Скрипа, например, ничего ни разу мне не сказал о командирах украинских вооруженных сил. Поразительный "нейтралитет". О президенте Путине он отзывался ровно, избегая патетики или негатива. "Президент в самом начале, в двухтысячном, к армии, похоже, относился с подозрением, - излагал мне Виктор свое мнение, - военные его там, в Германии, кинули. Начался кипиш у Берлинской стены, кругом толпы, кто-то зовет рушить, кто-то ломать, и у нашего посольского представительства бушуют. Путин позвонил военным: помогите с охраной объекта. А те, типа: вы, гебисты, довели ситуацию до краха, вы и разбирайтесь. Он вышел к толпе один, понимаешь, один, все посольские попрятались, а он вышел. Поговорил с людьми, те успокоились и разошлись праздновать. Потом, где-то с 2005 года он с военными нашими уже нормально общался. На армию пошли деньги, армия воспряла - изменилось всё. Не стало этой растерянности у офицеров, появился смысл служить. Слово Родина стало, наконец, звучать нормально, без гадких улыбок, как в начале 90-х".
  - Демократические перемены - это всё везде плохо? - спрашиваю Скрипу.
  - Для армии это было очень плохо, - отвечает.
  - А, допустим, открытость и гласность в госзакупках, в конкурсах и контрактах для армии - это плохо?
  - Это хорошо. Давай я тебе про широко открытые глаза демократической журналистики расскажу, - предлагает он с энтузиазмом в голосе..
  - Давай.
  - Приходит ко мне журналистка накануне 15 февраля, её послали ко дню нашего ухода из Афгана чего-то там написать. Смотрит на меня, глазища большие, демократические. Я только начал ей что-то говорить о ситуации тогдашней, она делается удивленной и спрашивает: вы разве не с американской армией вместе освобождали Афганистан от талибов?
  - Перепутала две разные войны?
  - Я ей объясняю: девушка, вы даты этих войн дома посмотрите, а через год встретимся снова. Вот такая у нас сейчас демократическая журналистика.
  - Встретился ты с ней через год, как договаривались?
  - Не, я через год, в 2015-м, уже здесь был.
  - Может, пригласить наших, тюменских, с камерой сюда?
  - Я никого на войну не повезу.
  И Скрипа замолчал, наверное, на час. Даже не на час, на весь вечер. Сидит, сидит, в окно смотрит, о чем-то думает и ничего не говорит.
  
  
  МАКЕДОНСКИЙ
  
  
  До приезда на Донбасс Виктор Скрипченко много путешествовал по миру. Друзья у него есть повсюду, есть в Коста-Рике, есть в Индонезии, в Европе их - езжай куда хочешь. В бывшей Югославии, например, у его друзей саперов большие и просторные дома. Правительства новых стран, возникших на этой территории Балкан, щедро наградили тех, кто помогал очистить поля от мин гражданской войны.
  Он тоже там работал по линии ООН вместе с французскими специалистами, но контракт на продолжение работы заключать не стал, поэтому своего дома в Словении у него нет, да он ему в этой стране и не нужен. Его с детства манила Греция, поэтому он "мотался" по ней неоднократно, взяв в аренду автомобиль, изучая окрестности, присматриваясь, где прикупить домик.
  И обратил внимание, что в музеях греческих городов экспозиций, посвященных Александру Македонскому, или нет вообще, или они весьма скромные по количеству артефактов и экспонатов.
  В конце концов, он обратился к заведующей одного из музеев, женщине, умудренной жизненным опытом и с "благородным выражением лица", как он ее мне описал. Так, мол, и так, обращается к ней через переводчика, которого нашел тут же, в музее, а где Александр Македонский?
  Женщина удивилась вопросу, сама в ответ спрашивает: вы из какой страны? Из России. И вы знаете об Александре Македонском? - продолжает задавать вопросы заведующая музеем. Конечно, знаю, у нас его все дети знают и школьники, и студенты. У вас детям рассказывают о Македонском? - на благородном лице женщины появилась тень испуга. А почему о нем нельзя рассказывать детям? - не понимал её Виктор. "Он же душитель греческой свободы, самовластный деспот и тиран, возомнивший себя богом", - такими словами дала сотрудница греческого музея характеристику кумиру его юности и многих лет учебы в училище военном.
  Сатана какой-то, если верить уроженке Греции. Весь мир считает его великим, кроме греков, особенно тех греков, что живут неподалеку от Фив, города, который Александр разрушил до основания за мятеж, поднятый против него и власти царей Македонии. Шесть тысяч убил, 30 тысяч продал в рабство. Не пощадил защитников демократических свобод, какого бы сословия они не были. Ни их женщин, ни их детей. Лишь одного ученого по имени Демосфен не тронул и его дом оставил целым - тот был философом, то есть мудрецом, а к мудрецам Александр Македонский относился с уважением, в отличие от политиков и вождей мятежных, которых уничтожал без жалости.
  К чести восставших, они и сами не просили пощады: оставшись в окружении на главной площади у храма, сражались до конца,
  - Вот так-то, - закончил он рассказывать о посещениях греческих музеев, - история не так проста и однозначна, как нас учили и учат до сих пор. Когда начинаешь ездить по странам и континентам, беседовать с людьми, задавать вопросы, тогда понимаешь, что калейдоскопчик наших знаний об истории сложнее, чем нам кажется, и он не всегда складывается так, как мы привыкли. Хочешь, расскажу об одном старом еврее в Израиле?
  - Анекдот?
  - Почти. Останавливаюсь перекусить в одном городке, а день был - 9 мая. Они этот праздник отмечают тоже широко. Во всех кафушках народ, шумно, а в одной - тихо, никого. Я - туда. Старичок хозяин, я ему что-то заказал по-быстрому, пока готовилось, обратил внимание, что никаких праздничных признаков в убранстве кафушки нет: ленточек, флажков и прочей победной атрибутики.
  Покушал, пробую спросить у старичка, мол, чего-то не вижу в его заведении праздничного убранства. В других, что рядом - отмечают, а у него - как бы и Дня Победы нет. "А вы спросите других, как тут, в 30-х годах Гитлера ждали и готовились его встречать", - отвечает мне старичок. Какого Гитлера, нельзя ли об Адольфе поподробнее? "Я тут живу с 1922 года. Гитлер обещал нам землю и государство, когда искал поддержку среди местных в своих интригах с Англией. Вот и спросите тех, кто здесь не из страны советов, ждали его тут или не ждали", - старичок больше на эту тему не распространялся, на вид ему лет девяносто, может, и сейчас еще живой.
  Когда Виктора слушаешь, "калейдоскопчик" знаний становится всё занятней и занятней. Он много видел, много прочитал, и комп у его кровати не только для того, чтобы сообщить редактору газеты Сереже Суразакову в колонке комментариев, что дед он без "кавычек", и у него есть внучки - две. И что заиметь внучат - дело, не самое "хитрое" в его полувоенной жизни.
  Кстати, о чтении. Витюша, назовем его в этом абзаце так, поскольку речь пойдет о годах его младенчества, научился читать задолго до поступления в первый класс. Ко дню, когда в семь лет ему открылись двери школы, он прочитал Фенимора Купера от корки и до корки книгу в 600 страниц. Зачем и почему? Фильм посмотрел про Чингачгука, увлекся, как и все мальчишки, героем прерий, побеждавшим во всех стычках "бледнолицых". Гойко Митич - это не актер, это вождь детишек всего Советского Союза в годах 70-х прошлого столетья.
  Учительница не поверила, что он прочел такую большую книгу до того, как его начали "учить читать". Она открыла её примерно в центре фолианта и попросила вслух сказать, что написано на странице 323. Он прочитал две верхних строчки, ей хватило, а ему нет, он продолжил. Урок был потрясающе интересным для всех в классе.
  "Помню, после каждой серии про Большого Змея, я объяснял пацанам, что в фильме искажено, а что показано правдиво - как написано", - вспомнил Виктор свой детский критицизм, свою наивность в поисках сути правды, - я был среди ребят, благодаря моим "широким знаниям" в большом авторитете".
  Став постарше, он мог и сам стрелять сколько угодно из револьвера и винчестера в прериях таежных рек. Оружие геологи носили постоянно. Встав с утра на тропу геологической науки, родители оставляли ему на столике наган, патроны и записку: "Суп в кастрюльке, веди себя прилично".
  Прилично - это когда не бегаешь от ствола к стволу в тайге, учась стрелять по-македонски - из двух стволов. Впрочем, тогда словосочетание "по-македонски" еще не будоражило ребяческое воображение и не будило желание быть похожим на спец-агентов её Величества или рэмбатистых "терминаторов", пришедших с экранов к поколениям, родившимся позднее. В 70-е годы мы подражали тем, кто на экране в шляпе и штанах из кожи, в куртке с "рямками" вдоль рукавов, хватался за рукояти кольтов чуть быстрее, чем его дружки-ковбои. И конечно, тому, кто томогавк держал в руке и был обнажен по пояс, но действовал топориком проворней, чем "белый волк" в штанах своих "стволом" у пояса. Эх, сколько топоров, к примеру, я испортил, пытаясь перенять искусство Чингачгука, не говорите об этом моему деду, он будет снова горевать на небе - там, где инструменты плотника вряд ли ему когда понадобятся.
  Отвлекся я, а как тут не забыться, когда Виктор говорит про тех героев, что и мне знакомы, я, правда, не вспоминал о них давным-давно.
  Македонский, он хотя и деспот, но выручил Виктора во время экзамена по военной истории. Преподаватель в училище был строгий, многие помнят ту березовую аллею на полигоне у Андреевского озера, что посадили его ученики. Не сдал экзамен, лопату в руки - иди садить деревья.
  Для каждого курсанта он имел в своем преподавательском загашнике цепочку вопросов, уходящую вглубь темы. Как звали коня полководца? Буцифал, - уверенно отвечает курсант, неплохо изучивший тему. А как звали любимую собаку Македонского? Перит, - проявляет курсант готовность получить зачет. А как сей Перит погиб, в каком бою? Курсант и тут не оплошал: пес Перит погиб, защищая Александра от нападения слона, и был слоном затоптан. Молодец, курсант, силен в истории военной, а скажи, каких щенков от своей собаки дарил Александр послам Месопотамии, сук или кобелей? Курсант "поплыл". Бери лопату, приходи еще.
  Курсант Скрипченко был один из трех счастливчиков учебной роты, кто избежал "посадок". Александр Македонский дарил кобелей, а сук - продавал за огромные деньги тем, кто хотел, чтобы у него тоже появились в войске чистопородные боевые псы.
  Сейчас легче готовиться к "цепочкам" подобных вопросов, а тогда интернета не было: сдавал экзамен "без березок" тот, кто очень много читал и обладал хорошей памятью.
  - А детские навыки обращения с наганом, с оружием, вся эти "помакедонские" игры они могут помочь в ближнем стрелковом бою, помогли они в Афганистане, например?
  - Днем, конечно, помогут и помогали, а ночью...ночью тебя ослепляет первая же вспышка, ты ничего не видишь и не понимаешь, да еще грохот этот вокруг. Не знаю, ночью только спинной мозг помогает, - объяснял мне Виктор, сидя на кровати напротив меня, - Я ребятами нашими восхищаюсь: восемь рукопашных атак за ночь. Там ад был, но ведь не сбежали, высоту удержали, сами почти все живыми остались.
  - В "афгане" или здесь?
  - В 9-й роте.
  - Понял. Расскажи чуть подробнее.
  - Странная закономерность: всё самое главное на войне происходит случайно. Подошли к перевалу, моя рота проверила на мины, душманов рядом нет, надо занимать высоты и готовиться. А в девятой роте всего на тот момент 26 бойцов было - кто болел, кто домой уехал. Ну, раз рота малокомплектная, займите вон ту малозначительную высотку, подежурьте на ней, - командир распорядился. Заняли, и надо же такому случиться, что именно по тропе через эту высотку на них вышло около двухсот "черных аистов".
  - Аисты?
  - Да типа штрафбата у них. Где-то провинились, их переводят в аисты - кровью смывать вину. Вот они поэтому и кидались, как звери, по-другому им было в Пакистан не уйти. Как ребята справились, я даже не знаю. Молодцы.
  - В фильме живым остался лишь один.
  - Их было 26, в живых осталось 22. Правда, все израненные. Молодцы.
  - Почему же в фильме всё иначе?
  - Мы о том же спрашивали Востротина, нашего командира. Он говорит, что беседовал с режиссером до создания фильма, но тот уперся: или я сниму вот так, или никак.
  - Вам фильм нравится?
  - Мне - понравился.
  И опять Виктор замолчал. Но вот такой у него стиль беседы: тогда, когда надо свою точку зрения подтвердить аргументами и размышлениями, он ставит точку и к теме не возвращается.
  Мне, человеку ни в одной войне не участвующему, фильм, вообще-то, тоже понравился. Не так, как в детстве фильм про Чингачгука, но все равно героика воинского подвига захватила и увлекла. Пока Виктор молчал, я думал о другом, не о героике. Я думал: как хорошо, что в живых после ночного боя осталось двадцать два солдата, а не один. Возможно, в детстве, красками искусства надо показывать героическую личность ярко и без лишних "деталей", то есть товарищей по отряду краснокожих.
  Возможно, в этом суть искусства - отколоть от глыбы мрамора "всё лишнее". Но я давно не ребенок. И не хочу, чтобы погибли все, кроме одного красавца с томогавком или "калашниковым" в руках.
  Пусть герои жизни будут живы все. Как было, а было так, что красками не описать.
  Сегодня 15 февраля.
  За тех, за них, за так, как было в жизни!
  
  
  СТАРИКИ
  
  
  Для каждого солдата однажды наступает день, когда война для него закончилась. У всех тот день бывает разный. Кто-то и подумать не успеет, что всё закончилось - и жизни больше нет.
  Для Виктора Скрипченко в "афгане" судьба оставила проход сквозь минные поля.
  Возвращается, уже из Чарджоу отослал родным телеграмму: "Скоро буду". Позади перевал Сатэ-Кандав, операция "Магистраль", бои между Гардезом и Хостом, всё позади - и ребята в роте, и командир полка Валерий Востротин, и радость, что выжили, и горе, что многих потеряли.
  Сначала встреча в Хабаровске, отец, мама, жена, друзья - совсем другая жизнь, и она прекрасна. Но надо обязательно повидать деда - он ждал и ждет. Поехали к нему в город Вяземский, 120 километров от областного центра.
  Виктор хотел отправиться в гражданской одежде, по которой так долго скучал, и которая теперь так радовала отсутствием подсумков и карманов для боеприпасов. Но родители настояли: надень военное, парадное - деду понравится.
  Приехали, накрытый стол, полна горница знакомых и родных. Выпили, закусили, разговоры, застольный шум, дед - не особо разговорчив и, можно сказать, даже чем-то недоволен. Глянул на его парадную форму, естественно, заметил орден и медали, но чего-то особой радости по поводу наград не высказал.
  И вот в разгар застолья дед громко, на всю горницу приказывает: "Ну-ка выйдите все из комнаты, мне с ним надо поговорить наедине". Ослушаться никто не вправе, слово деда - закон. Вышли.
  Дед сидит на стуле за столом, Виктор, по военной привычке, встал, как положено перед командиром.
  - За кровь? - показывает дед пальцем на орден.
  - За кровь, - отвечает внук.
  - Был ранен?
  - Был.
  - Сколько раз?
  - Два.
  - Куда?
  - Первый раз осколками в ногу и руку, второй раз - в ногу выстрелом из гранатомета.
  - Почему домой не отправили?
  - Походил с палочкой, выздоровел. Потом ребята приварили сиденье к броне, я на нем сидел, когда рота двигалась.
  - Ну, и как, понравилась война?
  - Не особенно.
  - Дурак, это время будешь вспоминать, как самое лучшее, что у тебя было в жизни.
  И дед разрешил продолжить застолье: награды заслужили право на то, чтобы их "обмыть".
  - Суровым человеком был ваш дедушка, - сказал я Виктору, когда он мне рассказал про эту "проверку" один на один у накрытого стола.
  - Но он был прав, хотя тогда я этого не понял.
  - Расскажите еще о дедушке, как его звали?
  - Николай Петрович Скрипченко, дед Николай, так звали его все в моей семье. Если я о нем расскажу, ты мне не поверишь.
  - Поверю.
  - Я его помню лет с трех. Помню, сижу у ручейка в ограде, пытаюсь пустить по воде кораблик - палочку или щепку. Он идет мимо, остановился, взял кусок толстой доски, топориком тюк-тюк по ней, и получился красивый корабль. На, играй. У меня по ручью плывет не щепка, а настоящий крейсер. Мастер он был, краснодеревщик.
  Помню, что дед не любил ходить по гостям и в дом в гости никого не приглашал, только четырех своих друзей. Они всегда сидели впятером отдельно - без посторонних, без женщин. Сидят, о чем-то говорят, на улице народ какой-нибудь праздник отмечает, все ходят друг к другу, песни поют, а эти - впятером, во дворе, и никто им не нужен.
  - Почему? - прервал я Виктора, не утерпев и не дослушав.
  - Я тоже, когда подрос, начал спрашивать дедулю, почему? Но ответил он мне, когда я сам войну прошел. Понимаешь, у него, у всей этой пятерки мужиков была совершенно необычная история службы на войне. Забирали их еще до войны, все пятеро - с одной улицы. Все пятеро попали на линкор "Марат", в 41-м этот линкор стоял под Ленинградом. Из матросов сформировали морскую пехоту и - в окопы, защищать город. Мой дед был корабельным связистом, попал в взвод связи.
  Тогда было много слухов, что передовые отряды немцев переодеваются в нашу форму, двигаются, например, к мосту, разоружают охрану, захватывают и открывают путь для остальных частей. Его роту поставили охранять один из таких мостов от действий диверсионных групп. Идет колонна, командирам показалось, что это диверсанты, мол, колонна подозрительно организованно подъезжает к мосту. Дали команду открыть огонь, морпехи открыли, а оказалось, что это были свои.
  Естественно, начали искать виновных в гибели своих. Допрашивают рядовых, кто приказал стрелять? Командир роты. Задают вопросы ротному, а тот ни в какую: не отдавал такого приказа. Мой дед этому лейтенанту - кулаком в рожу. И его друзья тут, как тут. Всех пятерых - в штрафбат.
  Они в этом штрафбате довоевали до 44-го года, в батальоне несколько численных составов сменилось, убиты были все и командиры тоже, но на этих пятерых - ни царапины. А покинуть штрафбат можно было только после того, как получил ранение. Им уже, ну, в порядке шутки, что ли, предлагали: зайдите в лесок, стрельните друг в друга легонько, мы глаза закроем, отправим в госпиталь, а там - дальше будете воевать, как все нормальные люди.
  - Согласились? - вновь перебиваю, улыбнувшись после слов "как все нормальные люди".
  - Нет, конечно, остались штрафниками. И вот, блокаду сняли, начали восстанавливать Балтийский флот, понадобились экипажи на торпедные катера. Был такой приказ: матросов с нужной специальностью из пехотных частей с фронта отозвать и отправить на флот. Вот тогда про пятерку с линкора вспомнили - не возьмете ли этих "непотопляемых" связистов. О, как раз такие там нужны. А что они штрафники - так экипажи торпедоносцев это же смертники, там штрафникам самое место.
  До 45-го года он воевал в составе дивизиона торпедных катеров, участвовал в штурме крепости Пилау, во взятии Кенигсберга. Потом еще долго на минных тральщиках служил.
  - Тоже - сапер?
  - На воде. Тогда их пути, мужиков в пятерке этой, разошлись, но домой, на родную улицу вернулись все пятеро. А сколько тогда соседей погибло - в каждом доме и не по одному. Может, поэтому, они 9 мая собирались и сидели в нашем дворе отдельно.
  - Чтобы не маячить перед другими семьями?
  - Наверное.
  - Есть у деда награды?
  - Орден Красной Звезды, орден Красного Знамени, орден Отечественной войны - все получены тогда еще, на фронте, не из "новых", юбилейных.
  - А ранения?
  - Нет.
  - Поразительно! Не потому ли он спросил о "крови"?
  - Может быть. Получить заслуженно боевые награды и не быть ни разу при этом раненным - это в пехоте или на море редко кому из рядовых удавалось. Такое везение - один на миллион.
  - Что дедушка после войны делал?
  - Мебель. Помню, приехал к нам в город, увидел кресло кровать, таких раньше ни у кого не было. Раскрыл, посмотрел механику. Приезжаем потом к нему в гости, а у него уже точно такое же - сам сделал. Он всё умел, я же говорю, одним топориком мог шикарнейший макет крейсера из доски за пять минут сделать!
  - Уникальный дед, - говорю Виктору.
  - У меня таких два, - отвечает он спокойным голосом, будто говорит о самых обычных вещах, о двух одинаковых стаканах, например, в шкафу.
  - А второй кто? Я готов слушать.
  - Вот слушай. Дед Николай - он по линии отца, а по матери - дед Иван. Прядунец Иван Матвеевич. У этого биография похожая, но её начало было с другого конца. Он примерным гражданином в молодости не был: сейчас бы его назвали рэкетиром. Тогда многие нелегально золотым песочком торговали, а он "контролировал", так сказать. Дали ему большой срок, а когда началась война, он стал проситься на фронт. Но статья у него была тяжелая, грабеж, таких из тюрьмы даже на передовую не брали.
  Что делает дед Иван? Он подбивает родственников заплатить "хозяину", начальнику лагеря, чтобы тот переоформил статью. "Хозяин" согласился, статью переписали, из лагеря заключенного на свободу, разумеется не выпустили, но, удовлетворив его горячее желание, перевели в штрафбат и отправили в 42-м году под Сталинград.
  - Опять штрафбат?
  - Так в том и дело. Но даже не это главное, главное, что и его не ранило. Представляешь, под Сталинградом от батальона после боя оставалось иногда в живых всего два человека, и один из них всегда был дед Иван, причем, без ран.
  Бабушка, когда пришло первое извещение, что он пропал без вести, пошла к местной бормотунье - гадалке, знахарке, целительнице - как хочешь, называй. Та бабушку успокоила: жив.
  Потом пришло от него письмо, и вправду жив. После письма пришла похоронка, бабушка опять к бормотунье, верить ли бумаге? Та отвечает: не верь.
  И вновь от деда Ивана приходит письмо: жив. А от командиров - извинение. И под конец - снова извещение, что пропал без вести. Верить или не верить на этот раз? Конечно, не верить, бабушка даже к бормотунье не пошла.
  И что? И опять письмо - снова жив. Почему командование дважды ошибалось? После Сталинградской битвы была усилена фронтовая разведка, роль которой важна перед масштабными наступлениями войск. Таких "счастливчиков", как дед Иван забрасывали на километров сто-двести в тыл врага для выполнения конкретного задания. Задания всякие, иногда диверсионного характера, иногда, чтобы просто собрать нужную информацию и передать её. Обратно они, практически, никогда не возвращались, никто их вертолетами с заданий из условленных точек с горных вершин не снимал, сам понимаешь. Если и выберешься, то лишь благодаря самому себе.
  Деда Ивана перевели из штрафбата во фронтовую разведку к Рокосовскому. Отправили за линию фронта, информацию от него прияли, подождали месяц другой и - сообщили, что пропал без вести.
  - А он возвращается и пишет письма?
  - Так точно.
  - Молодец дед!
  - Он войну в Праге закончил, можно сказать, воевал на Великой Отечественной до её последнего выстрела 8 мая. Но домой, в город Вяземский, вернулся в 1949-м.
  - Где задержался?
  - На Западной Украине.
  - Бандера?
  - Бандеровцы.
  - Понятно.
  - Знаешь, на каком мотоцикле он ездил по своему родному городку после войны? - спросил меня Виктор Скрипченко, заканчивая рассказ про своих "стариков".
  - Трофейный BMW? - пытаюсь угадать, зная, кто поставлял мотоциклы для армии вермахта.
  - На мотоцикле модели "Адольф Гитлер Триумф".
  - Ё-моё, представляю, с каким триумфом он гонял по родным улицам...
  - Так-то!
  Виктор, несомненно, гордится своими двумя дедами-штрафниками. В общем, мне стало понятно, почему он в юности выбрал для поступления военное училище, и как стал "тральщиком" афганских дорог.
  В отличие от "непотопляемых" стариков, он был ранен в первой же огневой стычке, когда рота попала в засаду. Но молодой лейтенант не только выбрался сам из под огня, получив пригоршню осколков в тело, но и вытащил раненого солдата своей роты - авторитет среди бойцов он заслужил за считанные часы своей первой войны.
  Не так сложно понять, почему не оставил опасную службу там, в Афганистане, когда с перебинтованной и загипсованной ногой "от пятки до резинки трусов" болтался на "железном стуле", приваренном солдатами к броне противоминной машины разграждения.
  Сложнее понять другое: здесь, на Донбассе, он зачем?
  Уже на пенсии, есть свой бизнес - автомастерская, есть красивый домик - не в Греции, а среди деревьев в окрестностях Тюмени. Уже всё ясно в "мировом масштабе", поскольку историю цивилизации он изучил, и причина всех конфликтов более менее понятна: древнейшая привычка делить всё в мире на своё и на чужое, сохранившаяся в головах с эпохи спора между неандартальцем и "гомиком разумным". Своё не отдавать, а всё чужое, что перед глазами, назвать своим и это доказать, размахивая дрекольем и шишаком дубины.
  Зачем возвращаться на войну, где даже пушки с той же "клумбы", что в Афганистане - "гиацинт", "тюльпан", "гвоздика"?
  Деньги? Исключено. Он приехал на Донбасс в 2014 году, тогда здесь денег не платили никому, даже самым пресамым опытным специалистам.
  Ностальгия по армейской жизни на войне, по отношениям между людьми, которые возникают только там, где рядом затаилась смерть?
  И это объяснение лишь частичное, даже если оно правдиво. Как сказал здесь командир роты Джордж, "войну начинаешь понимать тогда, когда закрыл глаза своему товарищу". Кто войну понял, тот о войне мечтать не будет.
  Есть у меня одно объяснение, которое я сам не считаю абсолютно истинным и всеобъемлющим. Но мысль эта, как мне кажется, идет в правильном направлении.
  Скрипа мне много рассказывал о пуштунском племени джадран. Они живут в провинции Пактия, там, где разворачивалась самая крупная операция наших войск в Афганистане - "Магистраль". Как раз тогда, когда он там служил. Недалеко от Пакистана.
  Племя это не подчинялось никому со времен Александра Македонского. Ни революционному правительству, ни советскому командованию, ни моджахедам и советникам из ЦРУ. Оно вообще в конце 1988 года хотело объявить независимость от всех и образовать свое мини-государство. В их армию стянулись "ополченцы" со всех окрестных гор, тысяч пятнадцать, но лидер был пуштун Джелаллуддин - потомок древних персов. Таких позднее дипломаты в международных переговорах по всем "горячим точкам" планеты перестали называть главарями бандформирований и заменили их "должности" на более почетные - полевые командиры. Джелаллуддин был не полевым командиром, там нет полей, он был горным. Но командиром был хорошим и командовал он не "бандой", а умелыми и опытными бойцами своих многочисленным подразделений.
  Чтобы пробиться к центру провинции городку Хост, нашим военным пришлось применить всю мощь советского оружия - самолеты, танки, "грады" и так далее. Дорогу под контроль взяли, Рота Скрипы её разминировала, планы "отделения" провинции были сорваны. Вскоре наши войска ушли, и пуштуны остались жить в своих ущельях, как жили тысячи лет до этого. И сейчас так живут, американцы даже и не пытались навязать племени какие-то свои демократические процедуры. Бесполезно.
  Виктору с этим племенем "повезло". Прилетел откуда-то снаряд, точно не от нас - они там с другими племенами иногда ведут "разборки", взрыв произошел около мечети, начался пожар. Саперы были неподалеку, решили помочь потушить огонь. Виктор зашел в мечеть, огонь, дым, увидел какую-то книгу на ковре с застежками, он к книгам неравнодушен, замотал ее в ковер, вынес и около своей машины положил.
  Пожар разбушевался, стали ждать, когда можно будет разбирать завалы. Через несколько часов подошли к нему старейшины, перводчик тут как тут, в племени всегда есть человек, который говорит на всех европейских языках. Спрашивают, не видел ли он книгу на ковре, сгорело всё, они искали её остатки на пепелище, но не нашли.
  Он подвел их к машине, показывает на куль - этот ковер? Этот. Разворачивают, книгу увидели - глаза у стариков блестят от радости. А потом вновь спрашивают, касался ли он этой книги руками? Он отвечает: нет, не касался, взял ковер за концы с застежками и так этот куль вынес из огня.
  Книга оказалась кораном - священной книгой мусульман. Привезена была в мечеть сотни лет назад. Старики не знали, как благодарить офицера армии "неверных", которой они же совсем недавно объявили войну за то, что посягнули на их территорию с оружием в руках.
  Как? Да очень просто, старики не дети: сменить гнев на милость, вкусно накормить солдат, быть радушными и не стрелять в спину. У племени этого есть свои воины и воинский кодекс чести: клятвы они не нарушают. У Виктора появилась возможность познакомиться с их бытом и традициями. У его роты - покинуть территорию племени джадран без провокаций и предательских атак.
  Всей жизнью племени руководят старейшины, и даже полевой командир не может им перечить. Будущее детей определяет круг стариков: смотрят, как кто проявил себя лет с шести и во время обучения грамоте, затем решают, кто какой судьбы достоин. Кто быстр и ловок - будет воином. По первому сигналу будет брать оружие, запас еды на две недели и отправляться к месту сбора других таких же из окрестных кишлаков.
  Погибнет, семья будет много лет получать плату, равную доходу "среднего главы семейства" в племени.
  Кто силен в учебе, тому путевка сначала в медресе, а после - в Оксфорд. И только старики решают, когда ему вернуться, сразу после окончания университета или поучиться уму разуму еще и получить ученую степень, раз он такой способный. Стипендия - из доходов племени.
  Кто не готов быть воином и не силен в науках, тот будет лесорубом или торговцем. Лес в той части Афганистана на границе с Пакистаном растет по склонам гор густой, пилить его непросто, вывозить надо на ишаках, потом суметь продать и не продешевить - занятие есть для всех.
  Мальчишки вырастают и шагают по той жизненной дороге, какую для них выбрали старейшины. Демократия родоплеменных отношений, где личность подчинена традициям общины каменного века, но племя существует, оно свободно, границ других племен не нарушает, но и свои не открывает. И никто не смог его завоевать, включая Македонского, который с племенем "договорился", оставил пару гарнизонов на перевале и ушел со своей армией в Индию.
  Гарнизоны никто не вырезал, они исчезли сами, когда великий полководец почил в бозе, и его друг-летописец сделал запись в дневнике: "Александр умер. Облака".
  Облака над перевалом до сих пор, это - вечно.
  Скажите, а не советы ли старейшин в российских городах приняли решение помочь Донбассу? "Советы ветеранов" - это не совет ли старейшин, что напутствует верховного "полевого" главнокомандующего того племени, что известно в мире, как Россия?
  Вы скажете, что наше государство давно рвануло в космос из оков средневековья. Отвечу: все рванули, не только мы, но и на всех других оковы: у кого-то в Европе короли и королевы до сих пор, у кого-то в Азии уроки в школах начинаются со здравицы в честь первого императора, умершего две тысячи лет назад, я о Китае, а рядом, в Японии, он и сейчас живее всех живых.
  Нет, мы не покинули средневековье. Не только средние и ранние века, мы не расстались и с наследством традиций и верованием неолита, как праздник Рождества и Пасхи, например.
  Мы племена, кочующие по планете верхом на молодом осле по кличке Боинг. И мартовские иды - праздник бога цифры Смарта, делающего снимок "солнечного диска" на тарелке с маслом и сметаной.
  А теперь представьте, что в нашем племени совет старейшин, после торжеств по случаю весны 2014 года, решил: воины - на точку сбора. И как мог остаться в стороне тот, кто чтит традиции старших поколений? У кого в родне два деда-воина?
  Какие автомастерские, какие радости домашнего уюта и досуга в дальневосточных бухтах океана, какие грядки и прочие наделы? Котомку в руки и вперед - к оружию.
  Так было в древности и не раз. Так было перед первой мировой и перед второй. Так будет очень долго, и вряд ли что изменится когда-то.
  Единственное, что мне мешает согласиться с "родоплеменной" версией объяснения столь активного участия россиян в событиях на Донбассе - это мысли солдат-фронтовиков Николая Никулина и Николая Ряскова. В кратком изложении их суть вот в чем: советами ветеранов руководят сейчас те, кто на Великой Отечественной войне командовал и был при штабе. А те, кто подчиняясь воле командиров, вставал и шел в атаку, тех нет давно, их всех скосила и зарыла в землю костлявая рука войны.Их мнение не звучит на заседаниях совета ветеранов. Их книги - остаются в рукописи. Их авторы - от нас ушли и больше нам о смысле и бессмысленности войн не произнесут ни слова.
  
  
  ОБНАЖЕНКА
  
  
  Нигде я так часто не вспоминал о существовании Большого брата, как во время жития в комнате приморского пансионата.
  Сами представьте: рассказывает мне Скрипа о командировочном россиянине, который рискнул съездить на передок. Им запрещено появляться в непосредственной близости от украинских военных: мало ли что, захватят в плен советника, начнут его лицо по всем украинским телеканалам показывать. Они особо и не рвутся туда, где от противника их будет отделять лишь дальность прямого выстрела.
  Но один из профессиональных военных самолично пожелал нарушить инструкцию и своими глазами увидеть на боевых постах солдат-ополченцев, которых он прибыл учить военному делу в течение "срока командировки", то есть, на шесть месяцев.
  Побывал, пообщался, поглядел на "театр боевых действий" из "ложи" в блиндаже. "Он по-другому говорить стал, он ходить по-другому стал, он преодолел страх и почувствовал себя настоящим военным, который приехал не штаны елозить в штабе", - говорит Виктор, и в это время громкий голос с грузинским акцентом:
  - Дорогой, возьми, пожалуйста, трубку, Сталин просит.
  Виктор "берет трубку" и к рассказу об этом советнике больше не возвращается.
  В другой раз говорит Виктор о своем хорошем знакомом, который умудрился из танка на полигоне, в месте, где и положено находиться бронетехнике, подавить огневую точку противника - пулемет, который достал ополченцев на передке. Расстояние - 9 километров. "Ты где так хорошо научился из танка стрелять, ты же не танкист, ты артиллерист?" - спросил Скрипа знакомого. Тот отвечает: "Нам в Чечне придали несколько танков, а экипажи были подготовлены так, что даже танковую пушку не знали, как наводить. Там и разобрался, как и что. Законы баллистики общие, траекторию полета любого снаряда можно рассчитать и выставить нужные углы, если знаешь параметры заряда и ствола. Мы документацию из танков вытащили, проштудировали, поняли". Виктор хотел еще что-то об этом знакомом мне сообщить, но зазвучал голос с грузинским акцентом:
  - Дорогой, возьми, пожалуйста, трубку, Сталин просит.
  Третий случай: беседует Виктор по скайпу со своим однополчанином Олегом Ботом. Олег служил заместителем командира роты в Афганистане, той самой, которой командовал Виктор.
  Слышу разговор двух "ветеранов":
  - Что-то ты не выглядишь изможденным войной, - это Олег говорит.
  - Да какое измождение, война войной, а мы толстеем.
  - Чем занимаешься? - спрашивает Олег.
  - Мины ставим, мины снимаем.
  Хотел Олег еще какие-то вопросы задать, как специалист специалисту, но из другой комнаты послышался голос с грузинским акцентом:
  - Дорогой, возьми, пожалуйста, трубку, Сталин просит.
  Сеанс связи с Олегом прервался, Виктор побежал на зов Сталина.
  Я, конечно, давно понял, что "Сталин" - это, всего на всего, звук "мелодии" вызова в его корейском мобильнике, брате-близнеце моего - такая же серебристая "раскладушка" с черным глазком видеокамеры на корпусе. Но... серебристый брат своим глазком все же напоминал мне о всевидящем оке Брата большого и попытках одного литературного героя Джорджа Оруэлла спрятаться за шкафом во время потаенных мыслей о сущности войны с Океанией.
  И вот седьмая ночь в пансионате на берегу моря. Я вижу во сне женщин в раздевалке. Зачем я зашел в эту раздевалку, не знаю, открыл какие-то двери, а за дверью ряды одинаковых "шкапчиков" и около них - обнаженные женщины с мокрыми волосами и накинутыми на плечи полотенцами. Увидев меня, они отреагировали: кто полотенцем прикрыл грудь, кто простынкой все тело.
  Глаза опускаю, иду по центральному проходу, стараюсь не смотреть по сторонам. Но чувствую по звукам, что паники в раздевалке нет, и меня никто особо не стесняется. Наоборот, вижу, как одна девушка, вместо того, чтобы спрятать голую ногу, выставляет ее вперед и начинает раздвигать простынку. Выше, выше, уже видно колено, еще выше. Я останавливаюсь перед ней, поднимаю голову - девушка стоит во всей своей красе и края простыни убрала за спину. Ну, вижу всё, а она смотрит на меня приветливо и хочет, кажется, мне что-то сказать. И раздается голос с грузинским акцентом:
  - Дорогой, возьми, пожалуйста, трубку, Сталин просит.
  Это звонок из штаба: потух свет, пропало электричество, Виктора просят вмешаться и дать команду на запуск бензинового двигателя генератора. Он набирает на своей "раскладушке" нужные телефоны, ему отвечают, что мороз ударил, и аккумуляторы сдохли, опять набирает номера, ищет машину, с которой можно снять аккумуляторы, чтобы привезти их к штабу. Его спрашивают: на сколько вольт? Суета, какие-то нервные высказывания про хохлов, которые забыли аккумулятор занести в теплое помещение - короче, всем не до голых женщин.
  Лежу с открытыми глазами в полной темноте и улыбаюсь: эх, товарищ Сталин, если бы вы знали, что я видел во сне, вы досмотрели бы его вместе со мной, а уж потом занялись генератором.
  Так я потерял веру в способность Брата проникать в мое сознание без помощи инъекций и особых инструментов в подвалах кабинета 101. Лет через пятьдесят - всё будет возможно. И Океанию победить окончательно, и стирать из памяти навечно увиденное и услышанное за день. Появится возможность снами управлять на спящем экране головного мозга, показывая бесконечную картину рая без дерева и яблока познания. И змей не искусит заснувшего, и не прогонит прочь "начальник штаба".
  О многом я не написал, о чем черкнул в своем блокноте. "Зарубок" - более трехсот, разве обо всех напишешь. Не потому, что они потеряли глубину, не потому, что "Сталин просит". Я просто многое не понял, а то, что понял, возможно, завтра всё пойму иначе. Не хочется спешить судить, спешить рядить события и факты в костюмчики своих определений.
  Пусть остаются в отделах подсознания, как женщина без одеяния, что не успела мне сказать о главном.
  
  ДОМОЙ
  
  Ветряк там крутится, но все снаряды - мимо. Хотя там каждый знает, что на его верхушке - НП за перемещением украинских сил. Как он уцелел? Так это совместное имущество немецко-украинских олигархов.
  "Такая тут война", - дал объяснение Скрипа.
  Война войной, а я - домой.
  Единственно, что пожелаю всем воюющим - сказать однажды то же самое: домой!
  "Пока рано", - считает Виктор Скрипченко.
  Не мне судить, не мне давать приказы.
  И всё-таки, домой - как радуется сердце. Граница, самолет, мой Кольский переулок - быстрей, скорее, ну, когда!
  Останьтесь живы все, кого снимал фотограф, а не снайпер. Пусть вас не "ушатает" тот, кто сделал выстрел первым.
  И пусть вернется Бульба к своей семье с раскрытыми ладонями для объятий близких.
  Удачи вам и, как ни странно - мира!
  
  Настал прощальный день моей "войны". Пересчитал деньги в кошельке - ровно 10 тысяч. Должно хватить, чтобы в Тюмень вернуться. Снимаю "галифе", стою в тельняшке и трусах. "Тельняшку оставь себе - это мой подарок", - Виктор стоит рядом. Я готов его обнять в знак благодарности. Но - рано. "Возьми и деньги, пригодятся", - он протягивает какие-то купюры.
  От купюр отказываюсь: на свои приехал, на свои уеду - дело принципа и чести.
  А хотелось взять, чего скрывать. А кому бы не хотелось?
  Последний раз иду мимо часового. Он здоровается, а я прощаюсь. Машина, Виктор жмет мне руку, я его обнял - всё. Теперь - домой.
  Дорога, пункты пропуска, шлагбаумы, люди с автоматами - когда это закончится? Мою котомку просвечивают, руки просят поднять, водят по спине рукой, за ремень глядят, между ног щупают - как хорошо, что послушался совета Скрипы и нигде не спрятал сувениры - гильзу или патрон, чтоб любоваться по приезду. Нашли и вытащили бы из тайника в кишках, хоть сверху туда сувенир засунь, хоть снизу.
  Машина вновь трогается, ребята, говорю парням на переднем сидении, когда же, наконец, будет Россия? А ты уже - в России, отвечает мне водитель.
  - Ура! - зачем-то кричу я. И понимаю, что кричать не следовало: парни то с Донбасса, зачем было так демонстрировать мою радость, что я покинул их родные села.
  Я много раз бывал за границей, но радость встречи с родной страной умел скрывать от посторонних. А тут чего-то не сдержался.
  Но потом инцидент загладил долгим обниманием каждого на площади у аэропорта. Мы очень тепло простились, очень. И парни напомнили, что ждут меня летом на морском пляже - просто отдыхать.
  - А на баркасе покатаемся? - вспомнил я о старом деревянном судне, что видел под навесом на песчаном берегу.
  - Обязательно! Трохи его починим, и спустим на волну, не пожалеешь.
  - Лишь бы меня в нем не ушатало, - перепутал я слово, столь похожее на "укачало", но имеющее совсем не пляжный смысл - оно из лексикона рядовых бойцов и снайперов.
  - На море не ушатают, на море - безопасно, - ребята улыбаются, то есть, давят лыбу.
  Вот я один - обычный пассажир в пальто. В аэропорту понял, что соскучился по супу или каше. Скрипа он готовить не любитель, я тоже, поэтому обходились бутерами или армейской тушенкой вперемешку с нарезанным кусками репчатым луком. Пища ядреная, но здесь, в Ростове, - можно бы и чуть помягче.
  В аэропорту буфета с супом нет. Есть кафе поблизости - пошел туда. Там два зала, в одном сидел клиент. Я чуть замешкался, раздумывая, почему все столы на шесть персон, если на весь зал один клиент. Меня поняли так, что я ищу полного одиночества, поэтому завели в другой зал, совершенно пустой. "Суп есть? - спрашиваю девушку, которая меня водила и столы показывала. Есть солянка. Сколько стоит? 200 рублей. "Подавайте", - смело даю согласие на солянку - у меня останется восемьсот рублей свободных денег. Билет в кармане, на чай и кофе в Москве и такси в Тюмени - хватит.
  Милая официантка мило спрашивает: "Может, мяска немного принести, селедочки?". Ведь подумал же: зачем мне закуска, я водку заказывать не собираюсь, но девушке ответил: "Чуть-чуть - можно".
  И принесла то она чуть-чуть мяса и немного селедки, но счет - 957 рублей. Отдал тысячу, сказал девушке: "Сдачи не надо", - как учил Мимино.
  Во Внуково сидел без чая. Самый дешевый - 120 рублей. Самый зачуханный пирожок - 250 рублей. А как ты хотел, это - Родина, она дешевой не бывает.
  Такое ощущение, что общепит во Внуково - исключительно для иностранцев. А народ на лавках обычный, как говорится, - мужики и бабы. Поэтому все столики во всех кафе и там свободны. Не сезон, зима, но цены хрен кто сбросит.
  Тюмень - как много в этом звуке... Но в кармане - копеек десять, как у Мимино. Сейчас те копейки рублями называются. Таксисты встречают, как в Ростове, куда поедем? Я отвечаю: в центр города - и становлюсь им не интересен. Выхожу на площадь, 5 утра. Ряд таксомоторов на парковке - машин пятнадцать. Громко обращаюсь к ряду: кто повезет в центр на остановку "станкостроительный завод"? Завод станкостроительный и тут никому не нужен. Блин, и нет бумажки сиреневой, чтобы "пятихаткой" помахать.
  На хату хочу! Ну, нет у меня "морковки", нет 5 тысяч в розовой одежке без застежек. Кто поможет?
  Парень в одной из машин опускает стекло: поехали. Я ему, уже в салоне, когда в город въехали, сообщаю, что денег у меня с собой нет, но я быстро сбегаю и из квартиры принесу. "Нет проблем, - отвечает парень, - вы человек приличный". Да-да, я буду "вести себя прилично" - вспоминаю фразу из записки родителей Скрипы, которую они использовали, оставляя маленького сына с наганом на базе одного. Я не мальчишка, привыкший жить в тайге, но у меня есть борода, а этот атрибут мужской внешности намекает на некоторую серьезность обещаний расплатиться.
  Ну, а о доме писать нет смысла. Дом это дом. О родном доме много знает каждый.
  Лучше - о тыкве, о "благостном" продукте, о круглом "солнце", что дожидалось меня в комнате у окна с востока.
  Свет лета, свет тепла и мира. Привет, посланница лучей чудесных. Сначала обниму супругу, а потом - тебя!
  
  
  ЭРМИТАЖ
  
  
  Вернувшись, каждый день включал телевизор, смотрел репортажи с Донбасса, слышал знакомые названия поселков, переживал. Потом пошли какие-то странные сообщения: актеры и писатели взялись за автоматы. Не в 2014 году, когда шла бойня, и были сотни погибших, и когда за оружие брался и профессионал военной "работы", и человек мирного труда. Но сейчас, когда растет желание заключить долгожданный мир не только у жителей прифронтовых поселков, но и у многих россиян, живущих в тысячах верстах от границы с Украиной.
  Сейчас это зачем?
  Зачем писателю оружие войны? Зачем оно актеру? Вживаться в образ героя гражданской войны? Их что, "Сталин просит"? Тоже мне, Гойко Митич современности. Чингачгук Большой Змей.
  Герои после битвы, развлечения ради, с автоматом по полям не бегают.
  Могу в завершение рассказать эпизод из книги солдата Николая Никулина. После войны он работал в Эрмитаже, как знаток голландской живописи. Приехал в Ленинград немец, который знал о военном прошлом Никулина, попросил свозить его к тому железнодорожному переезду, около которого два года войска вели позиционные бои друг с другом - на подступах к Ленинграду. У переезда тогда трупы лежали в три ряда. Стоят они, русский и немец, смотрят на насыпь, что их разделяла, на дерево, которое видели оба, находясь в окопах в ста метрах друг от друга. И один у них был вопрос: зачем? Зачем всё это было? Прошло полвека, Ленинград - красавец мирный город, Германия - прекрасная страна. Зачем всё это было - три ряда трупов у насыпи с той и другой стороны.
  
  
  ПСАЛОМ
  
  
  Не говорите человеку про войну, не говорите, что он - должен.
  Ему вручили жизнь не вы, и вам он ничего не должен.
  Кто усидеть в родном краю не сможет, тот сам туда приедет. А остальным "героям" там не место.
  Не говорите человеку про войну. Под знамя храбрости и силы не зовите и в бой к передовой с экрана не благословляйте.
  Не говорите человеку про войну...
  
  
  Виктор Егоров
Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"