- Все религии стремятся к избавлению от страданий, - глубокомысленно произнесла Дзюн.
- Не знаю как все, но профетизм действительно стремится, - кивнул Алекс, - вы, получается, тоже?
- Ага. Вся разница в том, что вы верите, что придет четвертый пророк и спасет вас от страданий, а мы - нет. Мы верим, что от страданий можно избавиться только самостоятельно.
Алекс хотел было сказать, что сам он никогда особо не верил в четвертого пророка, но промолчал. В их с Дзюн беседах ему часто отводилась роль профетиста, и ему в ней было вполне комфортно. По крайней мере, было на что опираться.
- И как ты избавляешься от страданий? - спросил он.
Дзюн обвела рукой храм.
- Работаю тут. И в квартале. И в городе. Стараюсь делать так, чтобы люди меньше страдали. Может, когда вокруг будет совсем мало страданий, я смогу достичь сатори. Это такое состояние, когда уже никакие страдания тебя не коснутся.
Алекс молча кивнул. Дзюн смотрела на него с хитрой улыбкой.
- А я знаю этот взгляд. Ты со мной не согласен, но боишься спорить.
Алекс нехотя заговорил:
- Не то чтобы я был не согласен... Просто... Дзюн, люди всегда страдают. Всегда к тебе в храм будут приходить те, кому больно и плохо.
- Знаю, - важно кивнула Дзюн, - а если даже и в храм не приходят - всегда кто-то в квартале страдает. А если даже в квартале никто не страдает - то уж в городе точно. Тебе-то об этом не знать!
- Но Дзюн... ведь тогда получается, что ты вряд ли когда-нибудь достигнешь этого своего сатори, - тихо произнес Алекс, - неужели нет другого пути?
- Ну почему же нет - есть другой путь. Можно уйти в монастырь. Там живут только те, кто хочет избавиться от страданий, так что страданий там меньше. Если тебе и они мешают - можно сидеть себе спокойно в своей келье и медитировать. Даже можно просить, чтобы еду тебе возле двери оставляли. И никаких страданий вокруг. Ты их не видишь, не слышишь, не имеешь с ними дела. Совсем чистое место. Я когда-то жила в монастыре, хорошо знаю, - улыбнулась Дзюн.
- Почему же ты оттуда вернулась в мир, в котором ты постоянно соприкасаешься со страданиями? - спросил Алекс.
Дзюн не ответила. Улыбка сошла с ее лица, брови нахмурились. Алекс внезапно осознал, что она действительно намного его старше. Конечно, он понимал, что ей никак не может быть меньше пятидесяти, но как-то все время об этом забывал. Наконец она подняла на него глаза. Алекс уже приготовился услышать ответ на свой вопрос, но вместо этого Дзюн произнесла:
- Налей-ка мне еще чаю, - и добавила, когда Алекс взял у нее стаканчик, - не прикасаясь к чайнику.