Ну и огромные, скажу я вам, эти ярмарочные шатры. Еще города не видно, а яркие вымпелы на шатрах по ветру вьются. Будто приветствуют всех, кто собрался в этом году на ярмарку. Я замахала вымпелам в ответ. Дядя Робин посмотрел на меня укоризненно, покачал бородой. Засмеялась я, отбросила за спину косу, так, чтобы звякнули вплетенные в нее колокольчики. Дяде Робину здесь все привычное, ему что в Скарборо съездить, что в лес за хворостом - одинаково невозмутим. А мне все в новинку, все в радость.
И случилось же такое, что до шестнадцати лет я ни разу не была на ярмарке! Матушка все не пускала: мол, мала еще, подрасти сначала... Я обычно ее слушаюсь, но в этот раз уперлась, что твой баран рогом: не сегодня-завтра выдадут меня замуж, а вы когда-нибудь слышали о муже, который бы отпустил жену на ярмарку? Отпустили меня не одну, конечно: из деревни еще дядя Робин и Том-Жестянщик в Скарборо направлялись. Их заботам меня и поручили.
Едва наша деревня скрылась из виду, как мы заключили молчаливое соглашение. Будто нет у людей более важных дел, чем следить за девчонкой: дяде Робину за своим стадом приглядывать надо, а перед сном хлебнуть в придорожных тавернах портера, радуясь, что вырвался из-под жениного надзора; Томас, казалось, решил покорить всех женщин от Беатейла до Скарборо. Так что пока дядя Робин пропускал рюмашку, а Том стремился не пропустить ни одной юбки, в мое полное распоряжение были предоставлены днем пыльный тракт и ветер, пахнущий полынью, и общий зал придорожных таверн по ночам. Каких только историй не рассказывали там припозднившиеся завсегдатаи и путешественники! Порой и глаза уже слипаются, и от двери сквозняком несет, а все равно оторваться не можешь... А утром снова шлепаешь босыми пятками по густой пыли, глазеешь по сторонам, перебрасываешься шутками с попутчиками... Кажется, во всем свете нет лучшего места, чем северный тракт! И поддерживая меня, звенят колокольчики в косах.
Матушка сердится: "навесила на себя бренчалки, будто корова". А ничего не корова. Эстер рядом идет, у нее на шее тоже бубенчик висит, но тот звон громкий, чтобы в тумане найти можно было. А мои колокольчики смеются тихонько, будто феи за спиной у их королевы. "Воображала", - говорит матушка. А по мне, так лучше феи за спиной, чем мешок с картошкой.
У ярмарочных ворот я с Томом и дядей Робином простилась, договорившись найти их к вечеру. У-ху! Свобода! Правда сначала я как послушная дочь поспешила расстаться с Эстер. Грустно мне было ее продавать, но уже подросла Дейзи, и матушка сказала, что две телки нам не к чему... Да и доится старушка Эстер не так, как раньше. Только встала я среди других обладателей рогатой скотины, как тут же один из прогуливающихся по ряду покупателей остановился рядом. Сторговались мы на двух кронах и четырех пенсах. Прощально звякнул ее бубенчик, и вот, затерялась моя коровка в толпе. Я даже всплакнула ей вслед... Но за подарками! Скарборо ждет меня!
Ищешь человека? Иди в Скарборо... Место, где собираются все и где можно купить любую вещь. Скарборо оправдал свое название. Ряды за рядами, мука и оружие, ткань и посуда, животные и обувь... А там, где лавки расходились в стороны, освобождая немного места, выступали жонглеры и музыканты... Крик, смех, музыка... А уж народу! Не имея определенной цели, я просто брела вместе со всеми и любовалась на веселые лица. Отовсюду сияли улыбки: кто продавал, был рад притоку людей, кто покупал, уже успел заглянуть в винный ряд, и не горевал о потерянных деньгах.
Я остановилась рядом с сидящим на земле стариком, перед которым на платке были разложены удивительные вещи. Продавец дремал, уронив голову на грудь, и я потихоньку стала рыться в диковинных товарах. Был там витой медный браслет, позеленевший у застежки; пучок ярких перьев заморских птиц, перевязанный красным шнурком; вышитая по шелку карта мира; коготь какого-то животного, который можно было повесить на шею; серьги из раковин... Миниатюрные книги, табакерки и ножи я сразу отбрасывала, а ведь тоже было интересно повертеть в руках, разглядеть поближе искусный узор. Но так я до вечера бы провозилась, а у меня еще сукно для матушки не куплено...
- А что же ты ищешь, красивая?
Проснулся старик. Я подняла голову:
- Украшение из тех, что привозят женщинам издалека.
- А зачем такой красивой девушке украшения? - старик лукаво улыбнулся.
- Это не для меня. Скоро к сестре муж из плавания вернется, она ждет, что он ей подарок привезет. А тот как всегда не догадается.
- Что ж ты ему не подсказала?
- Да ну, купит какую-нибудь глупость, только сильнее сестру разозлит. Она и так последнее время всем раздражена... Лучше уж я что-нибудь куплю, а потом ему подсуну.
- Есть у меня кое-что... - старик стал копаться в лежащем рядом мешке. Я меж тем углядела небольшой бубен, прикрытый сверху зеркалом.
- Вот, - старик выпрямился. - А... - голос у него вдруг стал очень довольный. Я бросила на него удивленный взгляд.
- Нравится? - Он кивнул на бубен.
- Ага. Только он порванный, - я пальцем провела по небольшой прорехе у самого края.
- Могу сбавить цену. Скажем, четыре пенса...
- Ох... - меховые кисточки по окружности так и просились их погладить. Но четыре пенса сверх положенной кроны я выудила своей улыбкой и думала оставить на сладкое.
- Настоящая роговая основа. Кроме того, у этого бубна легендарное происхождение.
- Да ну? - я улыбнулась и покачала головой. - Легендарная история за четыре пенса?
- Это невеселая история. Никто не хочет платить много за бубен с грустным прошлым. Как тебя зовут, красивая?
- Нелл.
- Так вот, слушай, Нелл...
Оглянешься - только взрыхленная полоска там, где до этого пробиралась по колено в снегу, убегает в окружающий сумрак. Вперед посмотришь - и того не увидишь: холмы да долины снегом укрыты, и нет тому снегу предела, а над ним черное небо нависло. От края до края не за что глазу зацепиться, и от того ей казалось, что весь мир смотрит на нее. Выбралась на вершину холма, отдышалась. На морозе дыхание тихонько потрескивает... Воткнула в наст палку, жиром смазанную, подожгла. Костер бы надо, и поярче, чтобы руки отогреть, но не было у нее сил тащить на холм хворост, да и хвороста не было...
Затянулась эта ночь. По всей стоянке дети плачут, собаки воют и не признают человека, между собой грызутся, огонь зажигается все реже... Ее маленькая дочь еще не разу солнца не видела, на две минуты посветлеет горизонт и снова помрачнеет. Не сказала она никому, просто дождалась, пока никого рядом не будет, и ушла. Не очень-то и верилось: сколько раз до нее пытались... Но внутри что-то тренькало, что и самой надо попробовать... Ну вот, пришла. Факел еле тлеет, чуть отведешь руку, уже и не чувствуется тепла.
Сбросила варежки, взяла бубен. Пальцы ноют, скрючились от холода, только двумя руками и можно бубен удержать. А ведь бить надо! Потихоньку отвела пальцы, ударила по коже у края - гудит! Тряхнула головой, высоко подняла бубен, и закрутилась под сбивчивый ритм, всколыхнув снежное крошево...
Нет у нее пальцев... И рук нет. В лед они давно превратились... Сколько уже танцует - не помнит. Голову запрокидывать приходится, и мороз пробирается под одежду, отчего грудь мучительно болит. Жарок должен быть ее танец, чтобы солнце засмотрелось - а она плавно кружится, все замедляясь. Устала, сонно ей, лечь бы около факела, свернуться калачиком, и греться... Ничего: пусть солнце видит, как тепло ей, пусть придет поддержать ее танец, а потом и погреться можно будет...
Как умудрилась она задеть факел?! Упал он на снег, зашипел огонь - они ничего и сделать не успела - и погас. Темнота подступила - и сразу будто в три раза холоднее стало. Подняла она лицо к небу и закричала. В горло будто снегу натолкали - зато слезы не полились и в голове вроде прояснилось. Нет у нее больше времени - некуда растягивать танец. Попыталась снова завести ритм, да только рук совсем не чувствует. Тогда размахнулась от плеча - и как плетью ударила: далеко разнесся звук. И еще раз ударила. И еще размахнулась... Раньше надо было так бить, да не решалась - страшно ей было сломать сокровище рода ее мужа. На четвертом ударе она упала: размахнулась, нога подкосилась, и она с разворота упала лицом в снег. Хотела подняться и продолжить. Хотела, а не поднялась.
Вершину холма могло бы занести снегом, и вмерзли бы в лед обгоревшая палка, бубен и женщина. И стала бы она ледяной королевой. Но этого не случилось. С того дня снег начал таять.
Старик показал, как крепить бубен к поясу. А еще я купила у него кольцо с перламутром и раковину, в которой слышно море. А в рассказанную им историю я не очень-то и поверила. Это ж надо, далекому северному бубну, конечно, не нашлось другого применения, чем лежать на платке у старьевщика.
Рядом кто-то заиграл "Рыцаря-эльфа". С детства люблю эту мелодию: на деревенских праздниках я останавливалась, едва ее заслышав. Если закрыть глаза, то увидишь знатного воина в тяжелых доспехах, выезжающего из ворот своего замка, а в одном из окон высокой башни кто-то машет ему вслед платком; увидишь, как конь его медленно бредет около лесного водопада; как, достигнув моря, воин меняет коня на лодку, и уплывает... А куда уплывает, о том мелодия не рассказывает. Знаю, воображала.
Пошла я на звук. Стоят у коновязи двое парней: один на флейте доигрывает последние ноты, другой скрипку в руке держит. Не меня одну привлекла мелодия, люди плотным кольцом окружили музыкантов.
- А что, девушки, - вдруг сказал тот, что держал скрипку, - не хочет ли кто-нибудь потанцевать под мою музыку? У кого лучше получится, с той я сегодня вечером на танцы пойду.
Зашушукались девушки, захихикали. И потанцевать хочется, но и про девичью честь забывать нельзя.
- Эх вы, клуши! - засмеялся парень. - Зачем пришли на ярмарку, если только со сковородой обращаться умеете?
- Пустозвон! - крикнула я из толпы. Люди расступились, и я вышла в круг. Спина прямая, взгляд гордый. Принимаю вызов! Ах, как я себе нравилась в тот момент!
Встала перед парнем, тряхнула головой: каждый бубенчик в косах отозвался. Засмеялись вокруг. Парень скривился.
- Ну и бренчишь же ты. Не пошел бы я с тобой лошадей воровать - за милю услышат.
- А с девушками ходят не лошадей воровать, - я улыбнулась. - Хотя откуда тебе знать!
Захохотали девушки, ухмыльнулись мужчины, даже флейтист улыбку спрятал. Нахмурился парень, уже не так уверенно стоит.
- Да стоит мне заиграть, как любая побежит за мной, как собачка...
- Ты играешь только собакам? Оно и видно.
- Крапивье семя! У тебя неплохо подвешен язык. Как у колокольчиков в твоей косе. И голова такая же медная.
- Но моя медная голова будет явно получше твоего глиняного горшка.
Поднес парень скрипку к плечу.
- Ну что, скрипка - серебряные струны, проучим эту болтунью?
- Не бывает серебряных струн, - фыркнула я.
- Глаза раскрой! - музыкант повернул скрипку лицом ко мне. Действительно, на солнце струны блестели металлом.
- Мало ли, чем ты их покрасил! Пожалуй... я помогу тебе играть! - Я сняла с пояса бубен. Вот и пригодилась покупка.
- Он же порван!
- Как раз ритм для тебя.
В ответ парень провел смычком по струнам. "Старая серая кобыла"! Ну и наглец! Я отстучала на бубне куплет "из чего сделаны мальчишки"... Осторожно касалась пальцами кожи, боясь, как бы он не разорвался дальше. Но ничего, если бить с противоположного от прорехи края, даже и не заметно, что он испорчен. А музыкант запиликал "как-то старуха летела в корзине". Я недобро прищурилась, но прежде, чем успела ответить, он опустил смычок.
- Пожалуй, хватит веселить народ. Начнем танцы!
Он заиграл "Бежим на перегонки". И я подняла бубен вверх.
- Ты опять отдал бубен женщине? - ворон переступал лапами на плече у старика.
- Не ворчи, Хугин, - старик кивнул на другой конец площади, где, мелькая между спин зрителей, кружилась девушка. - Смотри, как танцует. На Таис похожа...
- Эфесский храм... Александрийская библиотека... Персеполис... Москва... Что еще должно сгореть, чтобы вернуть тебе разум?
- Ну, с Великим Колоколом меня попросили - там бы иначе все духи погибли...
- А я тебе сразу говорил, не связывайся с духами. Уничтожили свой колокол, мало не полгорода спалив, так еще и бубен вернули только через семьдесят пять лет, после пожара 1812...
- Да ладно тебе, - старик пожал плечами, и ворон с клекотом свалился на землю. - Ты лучше скажи, бывают серебряные струны?
- Бывают. Легендарные струны на скрипке у этого юноши. Кто-то говорит, что взяты они с арфы Орфея; кто-то - что не струны это, а волосы богини музыки; кто-то верит, что на этих струнах играл Фолькер; кто-то говорит, что это жилы белого оленя...
- А на самом деле?
- Неизвестно. Сами по себе путешествуют они, пропадают и появляются так быстро, что и не поймаешь, лишь легенду найдешь на том месте, где они только что были. Помнишь, мы смотрели храм солнца на Солсберийской равнине, похожий на каменную ограду? Так вот, путь от реки до места постройки храма его камни проделали сами, под музыку этих струн. Камни эта музыка сдвигает, зверей из леса зовет, заставляет людей плясать до упаду... В 1955 году жил в деревне Гунцесрид скрипач, как положено скрипачу, влюбленный, как положено влюбленному, безответно. Не замечала его девушка, шутила: "Да скорее горы с места сдвинутся, чем я за тебя пойду". И вот, этот скрипач пошел на Медвежью гору, что находилась за деревней, и начал играть. И гора двинулась к деревне. В день она продвигалась не больше, чем на метр, и местные жители сначала смеялись и хвастались соседям, что горы в их местности танцуют под музыку. Но гора не останавливалась, неделю за неделей ползла вперед, и скрипача стали сторониться. А однажды под вечер к нему в дверь постучалась его любимая, которую жители деревни заставили согласиться на брак. И остановилась гора... Э, да ты стал сентиментален? Что за блеск в твоих глазах?
- Удивительно, - прошептал старик. - В 1955 говоришь, это будет? Обязательно посмотрю. Но подумать только, какое чудо мы сейчас видим!
Нелл вилась под музыку, бубен метался в ее руках, щеки пылали, а растрепавшиеся косы летели по воздуху, закручиваясь вокруг шеи и рук девушки и при следующем круге отпуская. "Я побегу с тобой наперегонки с горы"...
- Так значит, она полностью подчинена его музыке?
Ворон ответил не сразу, занятый выискиванием в груде вещей, лежащих на платке, чего-нибудь блестящего.
- Погляди сам. Скрипка заставляет ее танцевать, так?
- Так.
- А с чем она танцует?
- С бубном.
- Так. А чем быстрее музыка, тем чаще она стучит ритм.
- Верно. И что же?
- Как что, - ворон взъерошился. - Чем сильнее мелодия скрипки, тем громче девушка бьет в бубен, и его ритм заглушает музыку. Даже я за свою жизнь такого не видел. Встретились два древних колдовства...
А Нелл танцевала. "Я побегу за тобой по кустам"... И изгибалась она, как ветка ивы, руки плыли по воздуху, будто ленты, которые девушки привязывали к деревьям, загадывая желания, и была она изменчива, как язык пламени - не уследишь... Изредка ей удавалось взглянуть на музыканта, и видела она то насмешку, то восхищение, то сосредоточенность на игре... Никогда она так не танцевала... Она, конечно, воображала, но если правда, что феи принимают в свой хоровод самых лучших танцовщиц, то сейчас рядом с ней, незримые, танцевали жители холмов.
- Вот видишь, если скрипка может вызвать любовь, почему бубен не может повлиять на человеческие сердца.
- Ничто не может вызвать любовь, струны могут только заставить танцевать. А зажечь сердце можно только одним способом. Тебе напомнить, что случилось с рыцарем Полонием Вортием? Или может головешки, оставшиеся от графини Корнелии ди Банди, освежат твою память? Непредсказуем этот бубен, непредсказуем!
Уже и забыла она, под что танцует: под скрипку, под бубен, под звон колокольчиков в своих косах... Уже и людей вокруг она не видела... Уже и о времени забыла... Не на ярмарочной площади она танцевала, а спросишь где, и не ответит. Один только музыкант был рядом... "Посмотрим, кто добежит первый"...
Вскинула руки вверх, на секунду взметнулись меховые кисточки, как лучи солнечные, от бубна во все стороны...
Что почувствовали люди, собравшиеся вокруг? Они и так были радостны, но теперь их радость стала чище, что ли. Кто-то подумал, что неплохо бы снизить цену на товар, пусть сегодня все радуются вместе с ним, а кто-то, что стоит купить жене цветы, просто так, потому что день хороший...
В ярмарочной таверне у одного посетителя самым непонятным образом вспыхнул эль в кружке.
А старик, сидящий у самого края площади, почти незаметный между двух шатров, вдруг начал оседать. Лишь один сосудик в его голове отозвался на звук бубна... Ворон с карканьем кружился над ним, пока в него не кинули камень. А товары старика к вечеру растащили...
"Давай отдохнем у воды"...
- Нелл?
- Ммм?
- Я тебе песню напишу.
- Хорошо.
- Это будет замечательная песня... Крапивье семя, это будет самая лучшая песня! Ее в Скарборо будут на каждом углу распевать.