Помните, дорогой читатель, время, когда мы перемещались по Земле не самолётами, а поездами. Сидишь, бывало, в купе вагона, впереди длинная дорога, ночь, а то и больше. Никуда не надо спешить. Расслабишься. В купе с тобой случайный попутчик. Разговорились. Неспешный разговор. Кто, да откуда, слово за слово, и расскажешь ему то, что, быть может, в обычной суете и не пришло бы в голову и некому было бы рассказать.
А расскажу я о странной параллели между мной и Ричардом Фейнманом, на которую я случайно набрёл, читая его автобиографическую книгу. Что может быть обшего между мной и Ричардом Фейнманом? Ричард Фейнман - замечательный американский физик, лауреат Нобелевской Премии, автор широко известных "Фейнмановских лекций по физике", переведенных на многие языки и, конечно, на русский, один из самых ярких талантов в плеяде физиков послевоенного периода. По харизме, таланту, вкладу в науку мне до него далеко, хотя и я не последний человек в моей области. Но недавно я узнал, что в ранней юности, когда мы выбирали профессию и жизненный путь, с нами приключились очень похожие истории, хотя и с разрывом примерно лет 20-25 и по разные стороны земного шара.
Вот моя история. Конец июня 1956 года. Харьков, Украина. В воздухе хрушёвская оттепель. Мне неполных 17 лет. Я только что окончил школу с Золотой медалью, по обшему признанию - первым из 3 золотых медалистов школы. В те годы реноме Золотой медали было ещё очень высоким: выпускное сочинение и письменный экзамен по математике проверялись и утверждались в Министерстве. Передо мной все дороги открыты. Я могу поступить в любой вуз без экзаменов. Только собеседование. Я решил поступить в Харьковский Университет (Харкiвский Державний Унiверсiтет) на только что организованный радиофизический факультет. Собеседования я не боюсь. Я сам собирал детекторные приёмники, знаю ламповые, был главным помошником учительницы физики в демонстрациях опытов на уроках, за мной реноме лучшего математика в этом выпуске в школе. В общем, я полон романтических надежд на успешную карьеру в науке.
Прихожу я в приёмную комиссию со всеми требуемыми бумагами, включая медицинскую справку (она называлась, если я правильно помню, "форма 286") , которая подтверждала, что я практически здоров. Но тут оказывается, что этой формы недостаточно, и я должен, перед тем, как подать документы, пройти дополнительно медицинскую проверку при приёмной комиссии. Прихожу. Женщина-врач смотрит мои бумаги и говорит: "Э, молодой человек, вы с таким зрением у нас учиться не сможете. У нас тут, знаете, пайка, схемы и прочее, вы не сможете успевать, вам будет очень трудно. Вы нам не подходите". Вот так обухом по голове. Я наверное, так спал с лица от неожиданного удара, что она, посмотрев на меня, продолжила: "Идите в Политехнический, там с ТАКИМ ЗРЕНИЕМ берут".
Вы, наверное, подумаете, что у меня и вправду было очень плохое зрение. Ничего подобного. У меня было -1 для левого глаза и -(1.5 - 2) для правого, всего-то. Но делать нечего, спорить не с кем. Подался с в Политехнический на радиотехнический факультет, а, поскольку я очень хотел заниматься наукой, а не инженерией, то подал на специальность "радиотехника" (а там была ещё другая срециальность - "конструирование радиоаппаратуры"). И действительно там меня с МОИМ ЗРЕНИЕМ тогда приняли. И через 5 лет я успешно окончил Харьковский Политехнический Институт и никогда не жалел, что не учился у Харкiвскому Державному Унiверсiтетi, хотя эту обиду никогда не забуду и не прощу. Кстати, в моей группе учился студент, весьма и весьма средний, по фамилии Мирошниченко. А его брата, со зрением -4, приняли в том же году на радиофизический факультет Универсiтету. Он был не на на "ко". У него было правильное зрение.
И вот на днях я прочёл в автобиографических заметках Ричарда Фейнмана "Какое тебе дело до того, что думают другие?" (Richard P. Feynman, "What do you care what other people think?", Bantam Books, 1989, p. 33; я потом нашёл в интернете по адресу http://scilib.narod.ru/Physics/Feynman/WDYC/ru/feyinman.html#n_3
перевод этой книги на русский язык) , что он пережил почти дословно такую же историю.
Ричард закончил школу лучшим по математике, лучшим по физике, лучшим по химии и с самой высокой оценкой по английскому языку. Руководитель отдела математики школы сказал матери Фейнмана на выпускной церемонии ""Миссис Фейнман, я хочу убедить Вас, что молодой человек вроде Вашего сына - явление очень редкое. Государство должно поддержать человека с таким талантом. Вы должны быть сделать всё, чтобы он поступил в колледж, в лучший колледж, который Вы сможете себе позволить!" Мама заверила его: "Мы делаем всё, чтобы накопить денег и хотим отправить его в Колумбию или в МТИ". Колумбия - это Колумбийский Университет, самый престижный университет в США в то время. Он расположен в Нью Йорке, где и жил Фейнман. МТИ - это Массачузетский технологический институт - самый престижный политехнический институт в США, расположен в Бостоне. И Вот что пишет Фейнман: "После того лета я уехал в колледж в МТИ. Я не смог поехать в Колумбию из-за еврейской квоты". И к этой последней фразы в книге даётся примечание: "Примечание для иностранных читателей: система квот представляла собой практику дискриминации - ограничения количества мест в университетах, которые могли занять студенты еврейского происхождения". То есть американцы это прекрасно знают, а неамериканцам разъясняем. И действительно, Фейнман упоминает об этом факте мимоходом и без каких-либо обид.
Это отличие от меня в отношении к такому же факту примечательно. В США эта дискриминационная мера проводилась открыто и воспринималась как закон природы. Нет так нет. Она широко практиковалась в те годы и во многих других элитных университетах США, таких как Гарвардский и Йельский, и не только по отношению к евреям. Например, в Колумбийский университет негров не принимали вообше. Вот такая была главная демократия мира в 1930-х. А во многих европейский странах, например, в Польше и Венгрии, не говоря уже о нацистской Германии, было ещё хуже. Талантливые молодые люди вынуждены были эмигрировать, чтобы пробиться. Например, из Венгрии уехали в те годы Эдвард Теллер, ставший 'отцом' американской водородной бомбы, и Денис Габор, изобретатель голографии и лауреат Нобелевской Премии. А в СССР в те предвоенные 1920-1930-е годы ничего подобного не было. Большинство знаменитых советских учёных и инженеров военного и послевоенного времени - выпускники советских вузов тех лет. Дискриминация евреев началась в СССР вскоре после войны, когда США стали от неё постепенно избавляться (хотя некоторые рудименты оставались до начала 1970-х). Но, конечно, трубилось во все трубы, что в СССР никакой дискриминации нет и не может быть. Я конечно, знал, что это не так, я не был таким уж наивным. Например, я даже и не думал поступать в Харьковский же медицинский институт, хотя медицина меня очень привлекала. Я знал, что там на 'ко' не берут. Но я был молодым и верил, что если я буду самым самым, то пробьюсь. И я не ожидал, что мне дадут от ворот поворот так грубо и просто! Избавиться от этой веры трудно - это значит потерять надежду. Спустя 6 лет у меня подобным же простым трюком отказались принять целевое направление в аспирантуру физфака МГУ, подкреплённое письмом член-корреспондента Академии наук, к которому я намеревался поступить. На этот раз причину отказа нашли с третьей попытки - первые две мне удалось отбить.
В заключение отмечу, что Колумбийский Университет с тех пор потерял часть своего престижа и больше не относится к числу самых рейтинговых университетов США. По рейтингу 2010 года он восьмой, хотя по стоимости обучения - первый. А МТИ по-прежнему самый рейтинговый политехнический институт в мире (наряду с Калифорнийским технологическим) Что касается СССР, то, как известно, он сломался. И, в частности, и по этому вопросу, берут ли в вузы абитуриентов на "ко".
P.S. Я уверен, что среди читателей найдётся немало таких, которые пережили подобную же историю. Откликнитесь, господа!