По интернету гуляет рассказ "ДАВАЙТЕ ВМЕСТЕ ЭТОМУ УЧИТЬСЯ -- ЖИТЬ СЕГОДНЯ", с подзаголовком "Реквием уходящему поколению" и подписанный Ольгой Савельевой. Он про то, что надо жить сегодняшним днем. Меня он очень затронул, но для меня он про другое. А для вас, дорогой читатель? Вот прочтите, а потом обсудим. ---------------------------------------------------------- "У мамы в серванте жил хрусталь. Салатницы, фруктовницы, селедочницы. Все громоздкое, непрактичное. И ещё фарфор. Красивый, с переливчатым рисунком цветов и бабочек. Набор из 12 тарелок, чайных пар, и блюд под горячее. Мама покупала его еще в советские времена, и ходила куда-то ночью с номером 28 на руке. Она называла это: "Урвала". Когда у нас бывали гости, я стелила на стол кипенно белую скатерть. Скатерть просила нарядного фарфора.
-- Мам, можно? -- Не надо, это для гостей. -- Так у нас же гости! -- Да какие это гости! Соседи да бабa Полина...
Я поняла: чтобы фарфор вышел из серванта, надо, чтобы английская королева бросила Лондон и заглянула в спальный район Капотни, в гости к маме. Раньше так было принято: купить и ждать, когда начнется настоящая жизнь. А та, которая уже сегодня -- не считается. Что это за жизнь такая? Сплошное преодоление. Мало денег, мало радости, много проблем. Настоящая жизнь начнется потом. Прямо раз -- и начнется. И в этот день мы будем есть суп из хрустальной супницы и пить чай из фарфоровых чашек.
Но не сегодня.
Когда мама заболела, она почти не выходила из дома. Передвигалась на инвалидной коляске, ходила с костылями, держась за руку сопровождающего. -- Отвези меня на рынок, -- попросила мама однажды. -- А что тебе надо?
Последние годы одежду маме покупала я, и всегда угадывала. Хотя и не очень любила шоппинг для нее: у нас были разные вкусы. И то, что не нравилось мне -- наверняка нравилось маме. Поэтому это был такой антишоппинг -- надо было выбрать то, что никогда не купила бы себе -- и именно эти обновки приводили маму в восторг. -- Мне белье надо новое, я похудела.
У мамы хорошая, но сложная фигура, небольшие бедра и большая грудь, подобрать белье на глаз невозможно. В итоге мы поехали в магазин. Он был в тц, при входе, на первом этаже. От машины, припаркованной у входа, до магазина мы шли минут сорок. Мама с трудом переставляла больные ноги. Пришли. Выбрали. Примерили.
-- Тут очень дорого и нельзя торговаться, -- сказала мама. -- Пойдем еще куда-то. -- Купи тут, я же плачу, -- говорю я. -- Это единственный магазин твоей шаговой доступности. Мама поняла, что я права, не стала спорить. Мама выбрала белье. -- Сколько стоит? -- Не важно, -- говорю я. -- Важно. Я должна знать.
Мама фанат контроля. Ей важно, что это она приняла решение о покупке.
-- Пять тысяч, -- говорит продавец. -- Пять тысяч за трусы????? -- Это комплект из новой коллекции. -- Да какая разница под одеждой!!!! -- мама возмущена. Я изо всех сил подмигиваю продавцу, показываю пантомиму. Мол, соври. -- Ой, -- говорит девочка-продавец, глядя на меня. -- Я лишний ноль добавила. Пятьсот рублей стоит комплект. -- То-то же! Ему конечно триста рублей красная цена, но мы просто устали... Может, скинете пару сотен? -- Мам, это магазин, -- вмешиваюсь я. -- Тут фиксированные цены. Это не Черкизон.
Я плачу с карты, чтобы мама не видела купюр. Тут же сминаю чек, чтобы лишний ноль не попал ей на глаза. Забираем покупки. Идем к машине.
-- Хороший комплект. Нарядный. Я специально сказала, что не нравится, чтоб интерес не показывать. А вдруг бы скинули нам пару сотен. Никогда не показывай продавцу, что вещь тебе понравилась. Иначе, ты на крючке. -- Хорошо, -- говорю я. -- И всегда торгуйся. А вдруг скинут? -- Хорошо.
....Однажды маме позвонили в дверь. Она долго-долго шла к двери. Но за дверью стоял терпеливый и улыбчивый молодой парень. Он продавал набор ножей. Мама его впустила, не задумываясь. Неходячая пенсионерка впустила в квартиру широкоплечего молодого мужика с ножами.... Парень рассказывал маме про сталь, про то, как нож может разрезать носовой платок, подкинутый вверх, на лету.
-- А я без мужика живу, в доме никогда нет наточенных ножей, -- пожаловалась мама.
Проявила интерес. Хотя сама учила не проявлять. Это было маленькое шоу. В жизни моей мамы было мало шоу. То есть много, но только в телевизоре. А тут -- наяву. Парень не продавал ножи. Он продавал шоу. И продал. Парень объявил цену. Обычно этот набор стоит пять тысяч, но сегодня всего 2,5. И еще в подарок кулинарная книга. "Ну надо же! Еще и кулинарная книга!" -- подумала мама, ни разу в жизни не готовившая по рецепту: она чувствовала продукт и знала, что и за чем надо добавлять в суп. Мама поняла: ножи надо брать. И взяла.
Пенсия у мамы -- 9 тысяч. Если бы она жила одна, то хватало бы на коммуналку и хлеб с молоком. Без лекарств, без одежды, без нижнего белья. И без ножей. Но так как коммуналку, лекарства ,продукты и одежду оплачивала я, то мамина пенсия позволяла ей чувствовать себя независимой. На следующий день я приехала в гости. Мама стала хвастаться ножами. Рассказала про платок, который прям на лету можно разрезать. Зачем резать платки налету и вообще зачем резать платки? Я не понимала этой маркетинговой уловки, но да Бог с ними. Я знала, что ей впарили какой-то китайский ширпотреб в нарядном чемоданчике. Но молчала. Мама любит принимать решения и не любит, когда их осуждают.
-- Так что же ты спрятала ножи, не положила на кухню? -- С ума сошла? Это на подарок кому-то. Мало ли в больницу загремлю, врачу какому. Или в Собесе, может, кого надо будет за путевку отблагодарить...
Опять на потом. Опять все лучшее -- не себе. Кому-то. Кому-то более достойному, кто уже сегодня живет по-настоящему, не ждет.
Мне тоже генетически передался этот нелепый навык: не жить, а ждать. Моей дочке недавно подарили дорогущую куклу. На коробке написано "Принцесса". Кукла и правда в шикарном платье, с короной и волшебной палочкой. Дочке -- полтора годика. Остальных своих кукол она возит за волосы по полу, носит за ноги, а любимого пупса как-то чуть не разогрела в микроволновке. Я спрятала новую куклу. Потом как-нибудь, когда доделаем ремонт, дочка подрастет, и наступит настоящая жизнь, я отдам ей Принцессу. Не сегодня.
Но вернемся к маме и ножам. Когда мама заснула, я открыла чемоданчик и взяла первый попавшийся нож. Он был красивый, с голубой нарядной ручкой. Я достала из холодильника кусок твердого сыра, и попыталась отрезать кусочек. Нож остался в сыре, ручка у меня в руке. Такая голубая, нарядная. -- Это даже не пластмасса, -- подумала я.
Вымыла нож, починила его, положила обратно в чемодан, закрыла и убрала. Маме ничего, конечно, не сказала. Потом пролистала кулинарную книгу. В ней были перепутаны страницы. Начало рецепта от сладкого пирога -- конец от печеночного паштета. Бессовестные люди, обманывающие пенсионеров, как вы живете с такой совестью?
В декабре, перед Новым годом маме резко стало лучше, она повеселела, стала смеяться. Я вдохновилась ее смехом.
На праздник я подарила ей красивую белую блузку с небольшим деликатным вырезом, призванную подчеркнуть ее большую грудь, с резным воротничком и аккуратными пуговками. Мне нравилась эта блузка.
-- Спасибо, -- сказала мама и убрала ее в шкаф. -- Наденешь ее на новый год? -- Нет, зачем? Заляпаю еще. Я потом, когда поеду куда-нибудь...
Маме она очевидно не понравилась. Она любила яркие цвета, кричащие расцветки. А может наоборот, очень понравилась. Она рассказывала, как в молодости ей хотелось наряжаться. Но ни одежды, ни денег на неё не было. Была одна белая блузка и много шарфиков. Она меняла шарфики, повязывая их каждый раз по-разному, и благодаря этому прослыла модницей на заводе.
К той новогодней блузке я тоже подарила шарфики. Я думала, что подарила маме немного молодости. Но она убрала молодость на потом....
Мама умерла внезапно. В начале января. В этот день мы собирались к ней всей семьей. И не успели. Я была оглушена. Растеряна. Никак не могла взять себя в руки. То плакала навзрыд. То была спокойна как танк. Я как бы не успевала осознавать, что происходит вокруг. Я поехала в морг. За свидетельством о смерти. При нем работало ритуальное агентство. Я безучастно тыкала пальцем в какие-то картинки с гробами, атласными подушечками, венками и прочим. Агент что-то складывал на калькуляторе.
-- Какой размер у усопшей? -- спросил меня агент. -- Пятидесятый. Точнее сверху пятьдесят, из-за большой груди, а снизу ...- зачем-то подробно стала отвечать я. -- Это не важно. Вот такой набор одежды у нас есть для нее, в последний путь. Можно даже 52 взять, чтобы свободно ей было. Тут платье, тапочки, белье...
Я поняла, что это мой последний шоппинг для мамы. И заплакала.
-- Не нравится ? -- агент неправильно трактовал мои слезы: ведь я сидела собранная и спокойная еще минуту назад, а тут истерика. -- Но в принципе, она же сверху будет накрыта вот таким атласным покрывалом с вышитой молитвой... -- Пусть будет, я беру.
Я оплатила покупки, которые пригодятся маме в день похорон, и поехала в её опустевший дом. Надо было найти ее записную книжку, и обзвонить друзей, пригласить на похороны и поминки. Я вошла в квартиру и долгo молча сидела в ее комнате. Слушала тишину. Мне звонил муж. Он волновался. Но я не могла говорить. Прямо ком в горле. Я полезла в сумку за телефоном, написать ему сообщение, и вдруг совершенно без причин открылась дверь шкафа. Мистика. Я подошла к нему. Там хранилось мамино постельное белье, полотенца, скатерти. Сверху лежал большой пакет с надписью "На смерть". Я открыла его, заглянула внутрь.
Там лежал мой подарок. Белая блузка на новый год. Белые тапочки, похожие на чешки. И комплект белья. Тот самый, за пять тысяч. Я увидела, что на лифчике сохранилась цена. То есть мама все равно узнала, что он стоил так дорого. И отложила его на потом. На лучший день ее настоящей жизни. И вот он, видимо, наступил. Ее лучший день. И началась другая жизнь... Дай Бог, она настоящая.
Сейчас я допишу этот пост, умоюсь от слёз и распечатаю дочке Принцессу. Пусть она таскает ее за волосы, испачкает платье, потеряет корону. Зато она успеет. Пожить настоящей жизнью уже сегодня. Давайте вместе этому учиться -- жить сегодня."
Ольга Савельева
-----------------------------------------------
Вот такой рассказ. "Давайте учиться жить сегодня!" - призывает автор. Давайте. Но почему не получается? Ведь даже автор поймала себя на том, что отложила "на потом" дорогую куклу. Что это за синдром такой "не жить, а ждать"? В чем его корни?
Я называю его синдром "оставь на завтра". Мама мне рассказывала, что, когда во время войны в эвакуации мы что-то кушали, я - а мне было что-то 3-4 года, говорил: "Мама, оставь на завтра". Это "оставь на завтра" накрепко въелось в мое сознание, стало рефлексом, если не инстинктом. Это известный синдром, многажды описанный в разных своих проявлениях. Вот еще один пример. В "Блокадной книге" А. Адамовича и Д. Гранина рассказывается, что многие ленинградцы, пережившие блокаду Ленинграда, когда покупают хлеб, часть откладывают, не едят и сушат на сухари.
Не знаю, наблюдается этот синдром в других странах или нет, но на территории европейской части бывшего Советского Союза этот синдром распространен, и он, несомненно, представляет собой одно из последствий пережитой нашим поколением и поколением наших родителей тяжелейшей войны. Его надо числить наряду с такими страшными последствиями войны как миллионы погибших на фронте или в разбомбленных городах и селах, миллионы людей выросших без отцов, а миллионы вообще даже не родившихся, потому что их потенциальные отцы, да и много потенциальных матерей тоже погибли. "Синдром оставь на завтра", внедрился в подсознание людей, переживших войну и сказывается на их поведении на рефлекторном уровне. Эта душевная рана не могла не сказаться и на том, как воспитывали своих детей те, кто, как я, пережил войну ребенком. Так что жертвами его стали по меньшей мере три поколения.
Конечно, надо учиться жить сегодня. Но помнить и понимать тех, кто не успел или не сумел научиться этому.