Хворый, еле пробившийся сквозь тучи рассвет, заалел наконец на востоке лихорадочным румянцем. Мишель де Нострадам, больше известный в Провансе под именем Нострадамус - астролог, врач и алхимик - кряхтя выпрямился в неудобном деревянном кресле, растирая опухшие, покрасневшие запястья.
Дьявол бы побрал эту подагру! Травяные отвары из конского каштана, мать-и-мачехи и крапивы, которые Мишель ежедневно готовил себе, почти перестали помогать. Да и то сказать, он ведь уже старик. Почти все, с кем Нострадамус начинал врачебную практику, умерли, не дожив и до сорока пяти. А он, самый старший из них, разменял уже шестой десяток.
Руки сегодня ломило больше обычного. Руки чуяли беду вернее, чем разум и сердце.
- Что-то случится сегодня. Что-то случится - пульсировала в горячих запястьях тягучая боль.
Утро для летнего месяца Juillet выдалось на редкость прохладным. Суконный домашний камзол, изрядно потертый, но уютный, не согревал. Ступни в штопанных-перештопанных шелковых чулках были холодны как лед. Надо было приказать слугe принести бутыль с горячей водой и шерстяной плед, нo не хотелось нарушать ночную тишину.
Предчувствие беды не проходило. Оседало в душе серой пылью.
В кабинете запахло дымом. Беззубая кухарка Бригитта разожгла на кухне очаг, чтобы согреть хозяину красное вино со специями - имбирем, корицей и мускатным орехом - и подать вместе с ломтем свежего хлеба.
За плотно закрытыми ставнями прогрохоталa по булыжной мостовой повозка зеленщика или молочника. Визгливо закричала женщина, видимо обрызганная вонючей грязью из-под колес. Протопала под окном сменившаяся ночная стража. В комнату ворвалось приглушенное блеянье: по соседней улице гнали на рынок стадо овец.
Скоро проснется жена и начнет свою бесконечную хозяйственную суету. Служанка возьмется вытряхивать перины, Бригитта отправится на рынок, нянька прочтет с детьми молитвы, оденет их, напоит молоком. Каждая божья тварь на своем месте. Каждая - спица в колесе мироздания.
Больше ему сегодня ничего не привидится. Можно идти отдыхать.
- Отдохнешь! Уж как ты отдохнешь! - шумело в ушах.
Химеры посещали Мишеля только в абсолютной пустоте, свободной от света, звуков и запахов. Только в этом случае сознание его могло преодолеть время и пространство, открывая череду видений. Иногда страшных, иногда странных, и, очень часто - непонятных разуму.
Толстые ароматические свечи в серебряных подсвечниках, медный плоский таз с водой из источника святой Терезы, человеческий череп на конторке - это все было для услады глаз знатных посетителей, привлеченных его славой астролога и предсказателя.
Известность пришла к Мишелю недавно, после опубликования первой книги катрeн и, видит бог, он ее не ждал и не желал. Тем более, что тогда им заинтересовалась Инквизиция, и только покровительство Екатерины Медичи спасло его от неприятностей.
Раньше Мишель пытался объяснить себе, зачем раз за разом запирается на ночь в кабинете и занимается таким бессмысленным и тягостным делом, как попытка разглядеть то, что завешено для других непроницаемым пологом. Тщеславие? Гордыня? Любопытство? Ослиное упрямство?
Его жена чистосердечно предполагала последнее.
- Зачем тебе все это надо! - выговаривала она Мишелю, пока служанка расчесывала на ночь ее поредевшие волосы. - Ты пожалован пожизненной пенсией за борьбу с чумой. Я принесла в дом приличное состояние. Деньги надежно вложены в ценные бумаги. Если тебе нечего делать - вернись к врачебной практике!
Не то, чтобы он сильно прислушивался к советам жены, но Мишель не раз пытался приостановить сие глупое занятие. Не престало человеку с положением в обществе заниматься такими несолидными делами. Но, тем не менее, все время заставал себя после полуночи спешащим с чадящей свечой к своему неудобному креслу.
К Мишелю приходило много народа, молодого и не очень - проситься в ученики. Он заставлял их смотреть в таз с водой из святого источника и рассказывать, что они видят. Часть просителей, морща невысокие лбы, безуспешно пыталaсь разглядеть хоть что-нибудь на поверхности воды. Часть тут же бойко начинала рассказывать о землетрясениях, морах и наводнениях, поднимающихся к ним со дна посудины. И тех и других Нострадамус велел гнать со двора.
Однажды к нему пришел юноша, судя по одежде и манерам - из одного из бедных кварталов города. Носатый, смуглый, узколицый. Похожий на растрепанного грача, подмастерье или ремесленник в рванных башмаках. На таз с водой он даже не потрудился взглянуть и заявил, что видения рождаются лишь в голове. Мишель растерялся. Он никак не ожидал встретить среди приходящего сброда себе подобного. Астролог усадил мальчика на скамейку и устроил ему допрос. Мальчишка отвечал односложно, косноязычно, размахивал руками, с трудом подбирая нужные слова.
Зовут его Жак. Ему шестнадцать лет или около того. Точно он не знает. Родители умерли. Он подмастерье у башмачника. Нет. Ночью он спит. Устает за день и спит. Виденья приходят к нему днем, тогда он просто застывает на месте с остекленевшими глазами. Так люди говорят. Теперь все соседи на него косятся, потому что он все про них знает. Знает, что у жены булочника Катерины осенью родится девочка, но долго не проживет, умрет к Рождеству. Жестянщик Люк скоро сломает ногу, придется ему передать дело младшему брату. Продавца рыбы Сержа зарежут в пьяной драке. И дурочка Манон зря думает, что сын молочника, Пьер, возьмет ее в жены. Красавец Пьер найдет себе невесту в состоятельной части города. А Манон отдадут за вдового рябого каменщика с соседней улицы.
Хозяин Жака не любит. И кричит, чтобы он перестал видеть чертовщину или убирался ко всем чертям. А как он может перестать? От него же ничего не зависит. Пусть бы доктор взял его в ученики. Жак отработает. Он сильный и многое умеет. Жак хочет как мессир, видеть далеко вперед.
- Я знаю, когда вы умрете, Мессир, - привел мальчишка последний довод.
- Невелика загадка, - ответил ему Мишель. И грустно усмехнулся.
- Ну и как ты думаешь, чему я буду тебя учить? - продолжил он. - Расскажу, как сидеть в кресле? Как глаза зажмуривать? Ты или начнешь видеть далекие химеры, или не начнешь. А будешь много болтать - не начнешь точно. Инквизиция до тебя раньше доберется. Но вот теперь задача - что мне с тобой делать?
Мишелю не очень хотелось возиться с мальчишкой. Но интересно было посмотреть, что из него в конце-концов выйдет.
Жак расстроенно вздохнул и громко, со всхлипом, втянул голодную слюну: Бригитта варила похлебку для слуг. По дому плыл запах распаренного пшена с луком и салом.
Мишель отправил Жака на кухню, где тот получил миску похлебки, и тут же ее и проглотил под неодобрительное бурчание служанки, что кормить тут всяких никаких запасов не хватит. Пока мальчик ел, в голове у астролога сложился замечательный план.
- Вот тебе письмо к аббату монастыря Фонтевро, - сказал Мишель, протягивая вернувшемуся мальчишке аккуратно сложенный лист бумаги, скрепленный сургучом. - Он мой должник и поэтому не откажет просьбе принять тебя. По утрам ты будешь работать, а потом отец Госсе будет учить тебя чтению и письму. И у тебя останется время смотреть в будущее - по ночам или при свете дня - как получится. А через полнолуние ты будешь приезжать ко мне и докладывать о своих успехах.
Мальчишка тщательно вытер руки о холщовые потрепанные штаны и осторожно взял письмо в руки.
- А у вас я точно не могу остаться? - на всякий случай переспросил он.
- Не можешь, - твердо ответил Мишель. - У меня достаточно слуг. И потом, кто здесь будет учить тебя грамоте?
Астролог тряхнул головой, отгоняя от себя воспоминания. На душе было грязно, слякотно и мутно, как в осенней луже. За что Господь посылает ему такие испытания? Чем он его прогневил?
Нет, так просто невозможно. Надо попытаться отвлечься.
Мишель стал вспоминать видения этой ночи. Их было три. Они нелегко дались ему. Ломило затылок. Кружилась голова. Так бывало, когда сознание его пыталось пробиться в слишком далекое будущее, болезненно будоража ум и сердце.
Иногда Мишеля тревожило, что когда-нибудь он заглянет в совсем уж необозримую даль и увидит такое, что сердце его не выдержит. Он старательно гнал от себя эти мысли.
Слава Создателю - ни разу не пришлось ему увидеть, как мир, то ли стоящий на трех китах, то ли вращающийся вокруг Солнца, как заявит через сто лет один сумасшедший ученый, рассыпается в прах. И он надеялся, что так будет и дальше.
Астролог, медленно водя искривленным пальцем по строкам на желтоватой, плотной, в древесных прожилках бумаге, прочитал первый сегодняшный катрeн, написанный летящим неразборчивым почерком. Днем он перепишет его набело дорогими чернилами из орешков дуба с камедью, которые готовит ему местный аптекарь.
Черный лицом и опасный душою
Царь воспарит над заморской страною.
Спешит остаться в дураках
Колосс на глиняных ногах.
Черный лицом - не иначе как мавр. Мишель встречал таких всего несколько раз, но запомнил. Они были хмурые, непохожие. Другие. Так же выламывающиеся из постоянства и благообразия, как и его химеры.
Про судьбы же стран он мог сказать много больше. И как читавший в свое время Плутарха и Тацита, и как сумевший заглянуть в будущее.
Мавры или нет: империи приходят и империи всегда уходят. Вот и еще одна страна, которой, возможно, еще нет на карте, всплывает в океане истории прогнившим брюхом кверху. Придавив при этом тех, кто, совершенно безнадежно, будут пытаться ее спасти.
Жак приходил к Астрологу раз в месяц. Мальчик отъелся, раздался в плечах, на щеках появился румянец. Мишель допускал его в кабинет. Юноша не переставал восторгаться резным деревянным креслом, ароматическими свечами, черепом на конторке. Видения по прежнему заставали его днем, часто в самое неподходящее время. Занятия с Аббатом шли туго. Жак с трудом выучился читать. С письмом было совсем плохо. Перо выскальзывало из заскорузлых пальцев, царапало бумагу, оставляло кляксы. Выводить буквы было отчаянно трудно.
- Да что там писать-то, - расстроенно отмахивался мальчишка. - Когда отелится очередная корова? Или пойдет ли дождик в день полнолуния? Вот когда я увижу что-либо стоящее - враз научусь!
- Сомневаюсь, - оглаживал седую бороду астролог. - А я вот первую химеру увидел только в двадцать. Показалось, что лечу высоко над землей и смотрю на нее с высоты. Стыдно вспомнить, какие вопли тогда исторглись из моего горла. Показалось, что я схожу с ума.
- Так прямо и развопились? - простодушно спрашивал Жак.
Мишель сердито хмурил брови и улыбался. Маленький грач начинал ему нравиться.
Мысли все время возвращались к проклятому мальчишке! Мишель снова попытался думать о чем-нибудь другом.
Следующий катрен сегодняшней ночи предвещал пожар и связанные с ним бедствия в далекой северной земле. Странным был этот пожар. Он не ушел далеко, но почему-то захватил полмира.
Пожар пустынного дворца -
Начало страшного конца.
И пепел злой звезды Полынь
Покроет множество святынь.
Мишеля давно не удивляло, что страшные видения приходили к нему чаще всех остальных. Мир жесток. Мир несправедлив. Но именно таким его создал Творец и люди, возможно, не достойны другого. Подвешенный в безвременьи червяком на крючке, не способный отвернуться или закрыть руками лицо - сколько же он всего успел повидать!
Он видел огромных рыб с чревом, набитым людьми, опускающихся на дно.
Он видел змей, раздутых человеческим мясом, исчезающих в круглых отверстиях в горах, ведущих, наверное, в саму преисподнюю.
Он видел стальных быстрых птиц с погонщиками, полулюдьми-полуобезъянами, сидевшими у птиц в единственном глазу.
Мишель вспомнил свою вчерашнюю химеру. Отвратительную и одновременно притягивающую своим уродством: чудовище в металлической чешуе, плывущее в мертвом океане звезд. Чудовище только что породило Голема. Перекрученная металлическая пуповина еще тянулась между ними. Голем был пугающе похож на человека. Он бессмысленно, как младенец, размахивал непомерно раздутыми руками и ногами. Казалось, еще немного и Голем начнет пускать пузыри головой без лица.
Однажды Жак прибежал к Мишелю в неурочное время. Цирюльник только что закончил подравнивать и расчесывать ухоженную седую бороду предсказателя.
Мальчик едва дождался, пока aстролог освободится. Он был так взбудоражен, что даже отказался от предложенной Бригиттой похлебки.
- Я увидел! - повторял он громким восторженным шепотом. - Нет, ну правда же, я увидел! Огромный город с домами выше соборов! В нем было так же светло ночью как и днем! А на гладких стенах ярко горели буквы! И бежали по широким улицам огромные жуки больше человеческого роста!
Мальчишка был так счастлив, что Мишелю тоже стало радостно.
- Теперь надо написать катрен, - добавил он наставительно, наматывая кончик бороды на палец. Жак сразу сник. И стал путано объяснять, что он не умеет так складно писать, как великий предсказатель. И вообще еще писать не умеет, честно говоря...
Катрен они сочиняли вместе. Мишель писал, а мальчик громко дышал ему в ухо.
В городе где дома
Держат небо на крышах,
В ночь отступила тьма
От разноцветных вспышек.
- Поместите это в вашу следующую книгу, - попросил Жак. - Будет так здорово! Я увидел, а вы об этом написали!
- Я подумаю, - ответил Мишель.
Как недавно все еще было хорошо. Но где-то на горизонте, никому не видимые, уже собирались грозовые тучи.
В дверь заскреблась своими желтыми, слоящимися ногтями, Бригитта. Мишель отпер дверь. Принял от кухарки серебрянный поднос с белой фаянсовой чашкой. Чашка приятно согрела руки. Первый глоток, должен был оказаться самым приятным. Но сегодня он отдавал болотным привкусом неудачи.
Не думать, не думать о том, что может случиться.
Третье сегодняшнее видение пришло к нему почти под утро. Болезненно укололо висок, приоткрылось мутной картинкой. Ветка, вся в светящемся инее, накрывшая Мир.
Катрен, который ему удалось записать, не имел, похоже, никакого смысла. Такое тоже не редко случалось. Но астролог прилежно записал и это четверостишие.
Масками лица закрыты.
Мир, паутиной покрытый.
Ты прикоснешься рукою
К сердцу за бурной рекою.
Пожалуй, завтра на приеме у графини Сен-Жиль, он порадует присутствующих этим катреном и они вместе посмеются над тяжелой работой странных пауков будущего, соткавших сеть, накрывшую всю Землю. Знатных мира сего приходится развлекать. И с этим ничего не поделаешь.
А потом все пошло наперекосяк. Мишель очень хорошо запомнил этот день. Жак опять пришел к нему не вовремя. На этот раз больше обескураженный, чем обрадованный. Он рассказывал медленно, тщательно подбирая слова, чего с ним раньше не бывало:
- Я увидел раскаленный болид, падающий на большой заснеженный город. Он должен был смести его с лица земли. Раздробить в каменную крошку. Я испугался. Невольно протянул руку. И от моего прикосновения болид взорвался в воздухе, не долетев до земли. И город остался цел... Что это значит, мессир?
Мишель с сомнением посмотрел на мальчика:
- Ты уверен? Может быть тебе просто показалось? Жак молча протянул вперед правую руку с красной, воспаленной ладонью и пузырем ожога на запястье. Астролог долго и подозрительно рассматривал пострадавшие места. Потом принес склянку жирной желтой мази и лоскут белого полотна. Густо нанес мазь на запястье, замотал тряпицей.
Сел. Поднялся. Снова сел.
Взял мальчика за здоровую руку, притянул к себе поближе, заглянул в глаза.
- Никогда. Больше. Этого. Не повторяй! - велел сердито. - Ты не можешь прирaвнять себя к создателю и решать, чему суждено быть, а чему - нет. Иначе я сам отведу тебя к цирюльнику, что бы он отрезал твои нетерпеливые руки. И я не шучу.
Жак ушел испуганный и расстроенный. Мишель был испуган и расстроен никак не меньше. Что-то подсказывало ему, что такое добром кончиться не может. И что человек не должен быть наделен такой властью над миром.
Сегодня был день полнолуния. Сегодня Жак должен прийти снова. И Мишелю очень не хотелось, чтобы он приходил...
Мальчишка появился как всегда, после обеда. Когда дети, сморенные жарой, уснули, a домочадцы мирно дремали на диванах и креслах.
Мишель нетерпеливо затолкал Жака в кабинет и сразу приступил к делу.
- Ну? - грозно спросил он. - Надеюсь ты за это время не давал волю рукам!
Мишель посмотрел на ладонь Жака. Она по прежнему была замотана белой тряпицей, сильно испачканной землей.
Мальчишка поймал взгляд астролога и рука его непроизвольно дернулась в попытке укрыться. Все было понятно без слов.
- Ну и кому же ты помог. И сколько раз с нашей предыдущей встречи?
- Только два раза, - смущенно заверил мальчишка. - Оно как-то само получилось. Первый раз адский корабль, плюясь огнем и дымом, увозил множество людей в пасть океана. Я поставил на его пути ледяную гору. Корабль сломал об нее бок. Пассажиры были свободны!
- Дальше.
- Дальше была стальная птица. Из тех, о которых вы рассказывали. Она неслась к Земле с семью монстрами внутри. А внизу были люди... Я сжал птицу рукой. И она сгорела прямо в небе.
Больше Мишелю нечего было спрашивать. Он молча сидел, сгорбившись, в своем кресле. Будто время тянул.
Наконец Астролог встал, медленно подошел к столику у окна. На столике стояли в ряд склянки со снадобьями. Вчера Мишель добавил к ним еще одну, ни разу не открытую. Налил в бокалы вино. Осторожно добавил в них серый порошок из новoго пузырька. Принес один Жаку. Сделал вид, что пригубил из второго.
Велел мальчику уезжать. И не возвращаться до его приказа.
Господи, как болят запястья. У Мишеля дрожали руки. Он подошел к конторке, с трудом отпер маленькую дверцу. За ней, в ящике, хранилось дорогое редкое лакомство -желтоватые, твердые, сверкающие на гранях кусочки испанского сахара. Его давали заболевшим детям, угощали особо знатных гостей, жена Мишеля позволяла себе съесть несколько кубиков, когда была в положении.
Астролог сгреб горсть и не глядя кинул в рот.
Сладость сахара, горечь поражения, кислый привкус неизбежного - смешались не принося успокоения. Мишель сел в свое кресло. И стал ждать.
На утро из монастыря Фонтевро приехал человек и сообщил, что работник Жак скончался сегодня ночью. Его нашли утром в постели уже холодным. Аббат спрашивал, будут ли у Мишеля особые указания насчет похорон.
Указаний не было.
Больше Нострадамус кандидатов в ученики не принимал. Хмурый конюх Гастон заворачивал их от ворот.