Я не сплю уже несколько ночей. Лежу неподвижно на тонком льняном покрывале. Вслушиваюсь в хриплое дыхание Повелителя. Смотрю на его губы. Серые, опаленные. Точно губы бедуина, погибшего в пустыне в черную бурю. Я всегда рядом, всегда на страже, всегда готова прийти по первому зову.
Маленькая, глупая Таду-Хебе, забившись в угол, обиженно всхлипывает во сне. Ее незрелая грудь неприятно пахнет детским потом, медом и кокосовым маслом. Блестящие глаза покраснели от слез. Это непозволительно даже для младшей из жен. Она боится Повелителя, боится меня, боится даже ничтожного хранителя сандалий Ару Кана. Я - много умнее. И, конечно, более красива.
Таду-Хебе боится зря. Вместо нее рядом с саркофагом ляжет искусно раскрашенная глиняная кукла.
Говорят, мы точно знаем, когда душа человека шагнет на борт расписной ладьи Ра, чтобы уплыть в царство всесильного Осириса. Люди ничего не понимают. Даже я, Шесемет, главная фелина фараона Аменхоттепа III, служившая Повелителю бессменно более десяти лет, не могу предсказать, когда непостижимый Ка покинет его иссушенное недугом тело.
Величайший из Великих достоин своих предков. Даже в болезни он продолжает присутствовать в торжественной зале на трех дневных молитвах, принимать послов из Ассирии и Вавилона, подписывать приказы. Только я знаю, каких нечеловеческих усилий это ему стоит. Как тяжело давит на голову пыльный, душный парик. Как градом катится пот по груди, где с недавних пор отчетливо проступают ребра. Как тяжело опирается рука на ручку трона.
Повелитель хрипит во сне. Упругой ивовой веткой вытягиваюсь вдоль знакомой руки. Мне не нравится его кашель, его утренняя слабость, влажные ладони. Но я ничего не могу поделать. Я - не богиня. Я всего лишь величайшая из кошек, живущих на Египетской земле.
На дворцовые стены медленно наваливается вечер. Резкое пение тростниковых дудок перекрывает слова последней за день молитвы. Золотая колесница Ра тонет в Ливийской пустыне.
Повелитель, опираясь на пухлое плечо Таду-Хебе, медленно идет к носилкам. Как всегда, следую чуть поодаль, справа. К сожалению, я слишком мала и хрупка, чтобы подставить свою спину под любимую руку.
Чернокожие великаны берутся за обсидиановые ручки носилок, охранники Сау поднимают на плечи копья с медными наконечниками. Никто не знает, почему Властитель собрался в поездку в такое странное время. Но кто посмеет возразить фараону?
Взлетаю под белый покров и устраиваюсь на позолоченном кожаном переднике Повелителя. Блестящие камни, которые так нравятся людям, немилосердно колют мою нежную кожу. Но таково, по дворцовому этикету, мое место.
Носилки, мерно покачиваясь, движутся навстречу ночи. Я позволяю себе ненадолго задремать под слабой рукой. Не сегодня - пробивается под плотную ткань ночной ветер. Не сегодня - кричит надрывно птица Истан. Не сегодня - мигают слепые звезды.
Подчиняясь единому ритму поднимаются и опускаются опахала из страусовых перьев. Нас ждет Ами Ункут, жрец-звездочет. В пустыне, у каменной Карты Неба.
Жрец встречает нас у каменного круга. Падает ниц, лицом в песок. Повелитель позволяет ему встать. Носильщики и стража отпущены до зари. Им запрещено возвращаться до первых лучей солнца. Мы ждем, присев между теплых камней. В центре круга - горящий Шуттар Тушратта, оставленный Ами Ункуту Безымянными Богами. Он зажигает его, когда просит встречи.
Тяжело дышит мой Повелитель, кусая спекшиеся губы. У жреца по бритому затылку стекают капли пота. Я знаю, что будет дальше.
Разбухает, как кусок лепешки в воде, катится по небу одна из звезд. Плывет золотой каплей высоко над землей. Медленно опускается в пустыне гигантская остроносая птица с яркими факелами в когтях.
Потом долго ничего не происходит. Мой Повелитель и жрец-звездочет молча вслушиваются в жаркую тишину. Наконец, из темноты появляются двое: мужчина и женщина. Их движения быстры и легки как у дикой тростниковой кошки. Кажется, что песок не проседает под их странными серебряными сандалиями.
Кожа белее снятого молока. Волосы цвета красной охры. Глаза прозрачнее воды во дворцовом бассейне. Они не похожи ни на меднокожих египтян со смоляными волосами, ни на иссиня черных нубийцев с вывернутыми губами, ни на выходцев из Вавилона, широкобровых, заросших бородой до самых глаз.
Женщина держит в руке Шуттар Тушратта, похожий на тот, что есть у Ами Ункута, освещая путь себе и своему спутнику. Она никогда не выпускает его из рук. Говорит, что это самое главное, что есть в небесной птице, на которой они прилетели. Без этого светильника птице никогда не оторваться от земли.
- Зачем ты нас звал, Рожденный от Звездных Богов? - спрашивают жреца пришедшие. Но смотрят они при этом только на моего Повелителя. Жрец говорит с Богами, но обращаться к ним имеет право только фараон.
Жрец отвечает громко, чеканя каждое слово: - Земному сыну Богов нужно бессмертие.
- Плата все та же, - шелестит сухим песком ответ. - Нам нужен Огненный Плод Начала всех Начал.
- В прошлый раз вы согласились на юношей и девушек из царской семьи.
- За бессмертие плата выше.
- Наши лучшие охотники, воины и скороходы обошли земли вокруг на много дней пути. Они заглянули в каждую расщелину, просеяли каждую песчинку, горстями вычерпали весь ил в долине Нила. Но даже они, со своими зоркими глазами, звериной выносливостью и человеческим упорством, ничего не нашли. Я лично руководил поисками. В нашей земле нет Огненного Плода.
- И все же он где-то здесь, - звенит ответ. - Он выпал из лап Небесной Птицы много веков назад. Пока его не будет в моей руке, ты не получишь бессмертие.
- Господин может не дожить до следующей встречи. Он может не дожить до завтра.
- Это не наше дело.
Мужчина и женщина разворачиваются и уходят не оглядываясь. Богам нет дела ни до кого, кроме них самих.
Через три дня мой Повелитель не смог утром подняться с ложа. Невыпитым остался отвар из меда и магических трав.
Он заходится кашлем и на белое, тонкое полотно льется из горла поток пахнущей медью крови.
Пронзительно визжит Таду-Хебе. Я спрыгиваю на пол, чтобы не мешать врачу и жрецам делать свое дело. Повелителю подкладывают под голову подушки, растирают грудь. Зажигаются жаровни с благовониями. Поднимаются к низкому потолку вместе с дымом слова священной молитвы.
Я смотрю на заострившийся нос, пожелтевшие виски, запавшие глаза и знаю, что ничего уже не поможет.
В покои вводят Великую Царскую Супругу Тейе. Лицо ее исцарапано, по щекам текут слезы. Единственная женщина во дворце, достойная почтения. Она прожила с Повелителем больше лет, чем я. И служила ему так же ревностно и так же честно. Но она остается здесь, на Земле. А мне выпала высшая честь сопровождать фараона в царство Осириса.
Жрецы уносят еще теплое тело Повелителя в святая святых - зал бальзамирования. Там уже готовы тонкие медные крючья, дочиста выскабливающие мозг через носовое отверстие, чаны с едкой солью, сосуды для внутренностей, до краев налитые пальмовым вином, разорванное на полосы льняное полотно.
Один из жрецов возвращается за мной.
- Еще не время, - смотрю в его зоркие глаза.
- Еще не время, - повторяет за мной жрец и, забыв, зачем он здесь был, покидает опустевшие покои.
Я еще не закончила свои дела здесь, на Земле. Я не буду бежать несколько часов по жаре в вязком песке. Мой род идет от Кошек-Магов Великой Первой Династии. Закрываю глаза и погружаюсь в безвременье. Когда я вновь обретаю способность чувствовать и понимать я уже нахожусь внутри камней Карты Неба.
Ярко горит Шуттар Тушратта.
- Зачем ты звал нас, - шепчут в ночи белолицые боги жрецу-звездочету Ами Ункуту.
- Мне нужно бессмертие.
- Тебе? - мне кажется, или в голосе Звездной женщины звучит презрение.
- Мне. Я заплачу, - трясущимися руками жрец достает из складок одежды белую тряпицу, разворачивает ее на коленях. Боги задерживают дыхание. В руках у Ами Ункута сверкает Горящий Плод Начала всех Начал.
Женщина, заворожено глядя на находку, ставит рядом с собой Шуттар Тушратта с Небесной Птицы и подставляет ладонь под холодное пламя неожиданного чуда.
- Ты получишь бессмертие, - шелестит голос в ночи, - мы уйдем, чтобы подготовится к Обряду. Но скоро вернемся.
Голубые и золотые всполохи играют под прозрачной кожурой. Вихри и смерчи сплетаются, обгоняя друг друга. А в центре плода, в едва заметных сотах лежат, влажно сияя рубиновым светом, семена новой жизни, неподвластные Времени и Пространству.
Меня никто не видит. Бесшумно подхожу к оставленному без присмотра Шуттар Тушратта. Сдвигаю защитную крышку. Поднятый мной ветер несет на беззащитный теперь светильник острые песчинки и железные колючки кустарника Чечелин. Совсем скоро они вопьются в нежные внутренности светильника. Остроносая птица сможет сегодня взлететь, но долго ли продлится ее полет?
Во дворце темно. Гортанно перекликается ночная стража. Еле слышно журчит в фонтане прохладная вода. Забились в щели многочисленные жены умершего фараона, дожидаясь своей участи. Моя была предречена еще десять лет назад, когда меня крошечным котенком принесли в царские покои.
Хочется выпить молока. Хочется поохотиться на мышей в царских подвалах. Хочется снова стать маленькой и беспечной. Растянуться на солнце, сонно играя с тонким лучом.
Прихожу в зал для бальзамирования. Вспрыгиваю на прохладный камень стола. Остро пахнет старой кровью. Сворачиваюсь клубком, поджимая уставшие лапы. Так я встречу утро.