"Ничего себе, красивая, - уныло подумала Элька, - нос курносый, уши торчат...разве что косы хорошие". Она с досадой отодвинула зеркальце и всхлипнула, но слёзы кончились. Осталось чувство потери и одиночества. В таких случаях вернуть душевное равновесие помогал тайный дневник - его Элька вела с пятого класса. Она достала из дальнего уголка книжного шкафа потрёпанную тетрадку и открыла на первой странице.
"1-е сентября. Сегодня к нам пришёл новенький. Все уже сидели за партами, а он опоздал. В дверь заглянул, спрашивает: "Здесь 5-й Б?", а сам рыжий-рыжий, веснушки яркие-яркие, а глаза - как васильки. И костюм в цвет глаз. Увидел, что на него все смотрят, и покраснел, аж веснушки стало не видно. Смешной такой". Элька улыбнулась. Да, с этой минуты смешной мальчишка прочно занял место в её сердечке.
"Сегодня мы со Славкой дежурили по классу. Он парты переворачивает запросто, потому что в гимнастику ходит...".
"Вчера в походе мы победили в соревнованиях, потому что Славка костёр с одной спички разжигает и так умеет компас держать, что по азимуту мы ближе всех к цели вышли...".
"Занималась со Славкой историей. У него отец пьёт, готовить уроки трудно. Анна Дмитриевна предложила записать его в группу продлённого дня, а он говорит, что это унизительно. Буду учиться на одни пятёрки и ему помогать. После школы вместе поступим в институт, станем учёными...". Здесь Элька вздохнула: она-то на пятёрки училась легко, а вот Славка в учёные совсем не стремился.
"На улице весна. Так на душе хорошо. Сегодня ночью сочинила стихи:
...Он самый лучший и красивый,
спокойный, строгий, молчаливый,
а синие глаза его - такие славные, лучистые -
похожи на озёра чистые, где небо всё отражено...". И дальше в том же духе на трёх страницах - не стихи, а целая поэма.
"Сегодня не было учительницы истории, и нас попросили тихонько посидеть. Мы и не шумели. Ну, пересаживались, конечно, с парты на парту, записками перебрасывались...". Этот день Элька помнила хорошо. Записки летали и просто передавались из рук в руки. От мальчиков к девочкам. Те краснели, хихикали или фыркали и писали ответы. Элька передавала записки во все стороны, но ни одна не задержалась у неё. Никто ей не написал.
"Спросила маму, как стать красивой. Она говорит, что красота не важна, что надо учиться, а не в зеркало смотреться и что главное - внутреннее содержание, а не внешность. Но в драматический кружок записаться разрешила. Говорит, что там меня, может быть, научат не сутулиться...".
Драмкружок стал новой эпохой в Элькиной жизни. Им руководила старая актриса. Её не интересовали школьные оценки. Она трепетно относилась к сцене и требовала от кружковцев, которых называла "студийцами", такого же отношения. Даже когда в доме пионеров что-то случилось с отоплением, никому в голову не пришло репетировать в пальто или валенках! Вслед за руководительницей ребята влюблялись в сцену и мечтали стать артистами.
"Сегодня мне дали настоящую роль! Буду играть в пьесе про старшеклассников. Ничего, что там про девятый класс, а я только в седьмом, Майка по пьесе самая маленькая в классе - ведь все девочки разные, даже старшие. Елизавета Васильевна говорит, что я справлюсь. И ещё она сказала, что у меня талант. Завтра расскажу в школе".
Известие об Элькиных артистических успехах на подруг особого впечатления не произвело. Славка тоже ничего не сказал, только посмотрел на неё внимательно и немного грустно и вздохнул.
"Завтра в классе вечер - день именинника. Я сшила красивый воротничок к платью. Ольга Рожкова научила меня танцевать чарльстон. Думаю, будет здорово. Только бы не было сильного мороза, тогда погуляем. Надеюсь, Славка предложит мне, наконец, встречаться?".
Слёзы снова навернулись на глаза: не только не предложил, а не проводил даже. Ушёл после вечера с Людкой Петровой. Элька в полной растерянности домой пришла, ночью почти не спала и к утру твёрдо решила не показывать вида, что это её задело. "Наплевать мне на него", - сказала она подружкам, которые пытались выразить ей сочувствие: все давно наблюдали за ними со Славкой и считали, что им пора уже встречаться. Весь день она держалась гордо и независимо, но после уроков неугомонная Ольга Рожкова подбежала, запыхавшись, схватила Эльку за руку и потащила в уголок коридора за большущей пальмой - там девочки всегда секретничали. "Я всё узнала. Так напрямую и спросила: "Вы же с Элькой дружите, чего это ты вдруг с Людкой стал ходить?". Он пыхтел, краснел, а потом говорит: "Элька слишком красивая. Артистка. Она меня бросит". Вот дурак! Людка в сто раз тебя хуже...". Элька отняла руку: "Зря ты это, - сказала она Ольге, - совершенно зря!". Хотела сказать ещё что-нибудь - как во взрослой пьесе, но не смогла. Едва сдерживая слезы, заторопилась в раздевалку. Дома долго плакала, уткнувшись в подушку. Потом стала рассматривать своё отражение сначала в маленьком карманном зеркальце, потом в "большом" (так они с мамой называли настольное зеркало, перед которым причёсывались: настоящее трюмо в их комнатушке не поместилось бы). Однако ничего утешительного не увидела.
Элька взглянула на часы: половина пятого. Пора было идти в кружок. Она закрыла тетрадку и положила её на прежнее место. Посмотрела в зеркальце: веки припухли от слёз, нос покраснел. Достала из комода мамину пудру, провела пуховкой по носу, долго растирала пальцами, чтобы не заметно было. Обычно она тщательно заплетала косы и подвязывала их "корзиночкой", ей казалось, что так худенькое личико выглядит круглее, но сегодня ничего не хотелось. Она заплела одну косу и небрежно забросила её на спину. Потом оделась и вышла на улицу.
"Артистка!" - послышался за спиной знакомый крик. Это был Колька Игошин, сосед по бараку. Много лет он портил Эльке жизнь своими преследованиями. Зимой бросал в неё снежками, летом догонял и дёргал за косы, сажал в волосы майских жуков, а однажды сунул за шиворот громадную гусеницу...теперь вот прознал о её занятиях в кружке. Заслышав Колькины шаги, Элька обычно втягивала голову в плечи и спешила прочь. Так было всегда, но не сегодня. Слишком много накопилось обид.
Элька остановилась, обернулась, посмотрела Кольке в лицо и спросила: "Ну и что, что артистка?". Мальчишка растерялся. Он машинально продолжал стискивать в ладонях снежок и ничего не говорил. Глаза у него потемнели и стали как будто больше. И в этом взгляде Элька прочла то, чего не могли сказать ей самые лучшие зеркала: красивая. "Ну и что же?" - повторила она, потом чуть усмехнулась, отвернулась, и высоко подняв голову, зашагала прочь. Ненужный снежок упал на тротуар. Колька сунул обветренные руки в карманы и медленно, словно нехотя, пошёл за ней следом.