Официальная легенда: 'Когда случилось затмение, и месяц закрыл собой солнце, пришли на землю демоны. Много их было, много зла принесли они. Но могучий Талгариор, мечом и огнем уничтожающий все живое, узрел деву прекрасную ликом и преисполнилось сердце его любовью, а тело страстью. Но дева душою чистая, была непреклонна. И тогда сказал могучий Талгарион: 'Сердце мое тебе принадлежит, светлоокая, и если пойдешь со мной, одарю я твой дом золотом и плодородием, но коли откажешь - превращу в мертвую пустыню'. И орошая лицо свое слезами, протянула дева ладонь дрожащую...'
Я перечитала древний свиток в сто двадцатый раз, нервно ожидая Люську у школы демоновых невест. Нет, она, конечно, именовалась не так, а 'Пресветлый храм избранных', но по факту да - школа демоновых невест, ни больше, ни меньше. Из-за ворот доносилось бубнящее:
- Волоокие девы, долженствует вам ходити аки лыбеди, спину держать горделивую, руки белыми, до земли да иной грязи не прикасатися, и честь да чистоту блюсти неукоснительно!
В общем, уроки у них уже заканчивались, и это была стандартная напутственная речь главного жреца Пресветлого храма избранных. После которой открылись ворота, и степенно переваливаясь 'аки гуси на водопой' из храма выбрели собственно невесты, а точнее - девки безбашенные. Правда безбашенные, деревенька-то наша на горном плато располагается, откуда из нее не выйди, так обзор открывается из серии 'высоко сижу, далеко гляжу', от того и не строили в поселении башни сторожевой, соответственно и прозвали деревню - Безбашенная.
Девки, меж тем все так же переваливаясь, спускались по тропинке. То, что переваливаются вообще не удивительно - сидят же на неудобных скамейках шесть часов кряду, тут не то, что переваливаться, тут впору на четвереньках ползти. И они бы может и поползли, да верховный жрец не велит! Ему гусиный похондос больше импонирует.
- Не лыбся, - крикнула мне Люська, пытаясь переваливаться быстрее.
- А я чего, я вообще тут читаю, - соврала, не моргнув глазом.
Вообще в Безбашенной все девочки на особом положении. Здесь как девочка родится, так сразу заявляется главный жрец, восторженно на крошку молитвы налагает, да и приставляет к дому опытного жреца для помощи молодой матери. Так что пеленки стирать, дите качать, по ночам к малютке вставать - это все жрец. И пока девочка растет, никакой работы не ведает - окромя вышивания бисером. Это занятие жрецами почему-то приветствуется. Девочки в деревеньке спят вволю, едят что хотят, за жрецами-няньками бегают по горам цветы собирают, веночки плетут, сказки рассказывают, шалости устраивают. Работать, готовить, убирать там или за скотиной приглядывать - ни-ни, ибо как завещал великий Первый жрец 'не гоже избранной грязи касаться'.
И в результате все безбашенные девки реально безбашенные - веселые, румяные, с хитринкой в глазах, все как одна золотоволосые, пышные, счастливые, жизнью сверх меры довольные, а уж красивущие...
Да, завидую.
- Амирка, чего вылупилась? - крикнула Васена.
Действительно, и с чего бы мне завидовать? Мне пятнадцать! Груди нет, дней женских нет, волосы у меня черные, глаза никак не голубые, а темно синие, телом тощая как пацан, и самое грустное - я не местная, соответственно к избранным не принадлежу, и таким образом скотина на мне, уборка на мне и вот даже готовить уже заставляют. А я, между прочим, унаследовала папину профессию, так что я - охотник! Причем лучший охотник в этих местах после папы... ну просто мы с ним единственные охотники, так что - да, я второй по крутости безбашенский охотник! И я в отличие от этих с походками 'аки лыбеди' умею по следу любое животное выследить, устроить засаду у водопоя и поднять медведя на рогатину! Жаль только животные об этом не знают, и сколько я им положение вещей не объясняю, никак не поймут, что меня нужно опасаться и вообще бежать прочь сверкая копытами! Нет! Звери безбашенские как и все тут - безбашенные! Стоит мне залечь в засаду, в плечо тыкается мокрый нос рысенка Ушика, а его мама залегает с другой стороны и мы лежим и ждем - рысь! И когда какая-нибудь все же появится, она не бежит от меня, нет, она же безбашенная, она радостно прыгает ко мне играться! А олени! Вот крадешься ты с луком наизготовку, идешь осторожненько, чтобы ни одна веточка под ногой не хрустнула, а тебе вдруг дышат в спину! Поворачиваешься - Кривой Рог, вожак местных оленей! Он по мне с детства фанатеет, даже таскал веточки с малиной из лесу, когда я болела, со всеми своими рогами пробирался в дом, топал до моей кровати ставил малину, сам на колени опускался и тяжело вздыхал. И если бы он один! Еще прибегали зайцы, косули, мишка заваливал с семьей, кабаны дикие, гуси, лебеди, утки там всякие... Папа у меня же охотник. Он опытный жуть, на медведя с голыми руками ходить может! Жаль, медведь не в курсе... В общем да, когда папа лежит в засаде, к нему все местные тигры присоединяются, им тоже любопытно, кого же на тропе к водопою застукать можно. Ну и собственно я папина единственная дочка, соответственно для всего леса - детеныш, соответственно...
Не будем о грустном.
- Чем займемся? - потягивая затекшие ноги, спросила Люська, едва подошла.
Люське тоже пятнадцать, но тут даже сравнивать больно для моего самомнения - она высокая, золотые волосы до пояса, кожа идеальная, глаза как небо голубые, грудь ого-го, телята и те оборачиваются, бедра крутые, и вообще она самая красивая девка на деревне.
- Идем на пруд? - предложила я.
Подружка моя потянулась и промямлила:
- Мне лениво...
Лениво ей... Я с утра на пруду уже раз шесть была - белье полоскала, а ей, видишь ли, лениво.
- К бабке Уде перхоть тереть? - выдала новое предложение.
Люська скривилась и выдала:
- Лениво.
- К деду Макару готовить чернила для зубов? - новое предложение.
- Скучно...
О да, я знала, что Люське весело - на луг сходить. Сейчас конец мая, самая страда для травы, и парни сено косят. А Люське сын кузнеца нравится, а мне нет. И оно как бы не то, чтобы не нравился, просто так получилось, что у Васьки нет одного зуба и синяк в пол лица по моей вине, а он все никак забыть об этом не хочет. Между прочим дело в пять утра было, на зорьке, а счас уже дело к вечеру, а он... Ну и память у парня.
- Ай, мой Васенька, - затараторила Люська, целенаправленно повернув к лугу, - он самый красивый парень на деревне!
Был когда-то... там просто у него половина головы теперь лысая... и собственно синяк, и зуба нима...
- Ах, у моего Васеньки такие кудри, - продолжала Люська.
И тут я подумала - ей ведь не объяснишь, что все случайно произошло и вины моей если и есть, то вообще самая капелька. И остановилась.
- Амирка, ты чего? - величественно обернувшись, спросила подруга.
Луг за холмом был, вот на холм мы сейчас и поднялись. Я глянула на деревню - красивая у нас деревенька, все дома новенькие, ровненькие, дороги чистые да широкие, скотина ухоженная, шерсть на солнце так и сияет, сады урожая полны, по обочинам цветы цветут, детишки в нарядных рубахах, молодухи да женщины в красных богатых сарафанах, мужики в белоснежных рубахах, черных брюках красными кушаками подпоясанных, да в сапогах блестящих... Красивая у нас деревня, богатая. А все дело в чем - демон тот, что девку шантажом злонамеренным уволок, он, дабы девка о судьбе родных своих не тревожилась, да не печалилась, наложил на дом ее заклинание Плодородия. Но как-то не аккуратно наложил, так что на всю деревню оно и легло. И с тех пор семечку жаренную уронишь - на утро уже росток, к вечеру подсолнух цветет, к следующему утру урожай можно снимать да жарить. С той поры в Безбашенной голода никто не ведает, ибо растет все, что ни посадишь, окромя сорняков. И на земли эти, столь плодородные, охотников много нашлось! Деревенских согнали, местный царь приказал дома все снести, да урожай на образовавшееся поле засеять. По двадцать урожаев в год сымали!
Да только так получилось, что у демона с девкой той дети родились особые - силы немерянной, красоты не описанной, ладненькие да пригожие. А другие демоны на дело такое поглядев, и себе жизни привольной многодетной пожелали. Так что пяти лет не прошло, как ровно в полдень сверкнуло небо, да и ступили на поле колосящееся шестеро демонов... Царь не выжил.
А демоны поле заровняли, дома деревенским отстроили, опосля селение защитили, шесть девок взамен благодеяний своих уволокли да и были таковы. А по земле весть пошла - что де есть деревенька безбожников, Базбашенной кличут, и там де сатане поклоняются. Ой и сколько против нас с тех пор походов крестовых устраивали - не счесть. Последний вчера был. Мы как раз на рассвете поднялись с папой коров кормить, а тут звон колокольный в пресветлом храме избранных, мол 'Представление, очередное бесплатное представление'. Ну мы дела все побросали, да и на окраину деревеньки. Стоим, ждем! Скотина с нами прибежала, ей тоже интересно было посмотреть, что за новые идиоты на земле Вериосской народились.
И народилось их видимо-невидимо - тысяч пятнадцать! И все как полагается - с попами, хоругвями, молитвами, водой святой, пушками, арбалетами, конницей и архиепископом. Архиепископ смотрелся круто - весь в золоте, аж глазам больно! И войско на нас двинулось грозное, суровое, с воплями 'Сотрем с земли Вериосской отродье демоническое! За церковь! За веру, братья!'. И лица такие суровые, что у нас даже коровы подхихикивать начали.
Ну, дальше как всегда - из пушки в нас пальнули, ядро отлетело. Из луков - стрелы все к ним обратно. Из арбалетов - та же история! Погнали конницей - о защитный полог лбы расшибли. Через два часа битвы за веру и чистоту земли Вериосской идиоты всея страны с досады сидели и плакали как маленькие дети. Пожалели. Мы вообще всех всегда жалеем, а потому сходили, компрессы раздали, молоком напоили, приголубили, посочувствовали, и к архиепископу за благословением сходили - мы ж верующие. Мужик так расчувствовался, что даже в деревню к нам сходил (полог он тех, кто с добром пришел всегда пропускает), там службу провел. К слову из всего войска токмо его полог и впустил, остальные молились за деревней. А как помолились, мы батюшке гостинцев с собой надавали, сыров всяких, семян, трав лечебных, жеребенка одного, да котика. Тут дело в чем - заклинание плодородия оно так и действует же на все, так что коровы наши зараз четырех телят приносят, куры по два яйца в день несут, козы да овцы три раза в год ягнятся, а уж молока дают - в общем сыров у нас много. Одно плохо - с мясом проблема. То ли от заклинаний демонических, то ли от общей атмосферы добра и довольства, да только все животные у нас... безбашенные. Утром в коровник зайдешь, тебе все вежливо - Мууу. В овинник - Беее. В козлятник - Меее. На удой сами строятся, к воде сперва маленьких, да едва народивших пропускают, в стаде не дерутся, любой команды слушаются, на пастбище строем ходят. И как после этого их резать?! Так и живем - мясо покупаем у торговцев, а они у нас животных на развод - коровы, козы да овцы безбашенские, они по удоям лучшие в Вериоссии, из курей лучшие квочки, гуси да утки самые плодовитые. Но не только живность скупают - яблочки наши не зря молодильными кличут, на них самый высокий спрос идет. Да и на травы лечебные очередь. К слову - травы мы с папой в основном то и собираем, но это так... Мы все равно лучшие охотники в округе, вот! А то, что нас торговцы травниками кличут, так это они от общей необразованности и невежества!
- Амирка! - позвала Люська. - Амирка, к хлопцам идем, нас уж заметили, вон, радуются, руками машут.
Глянула на луг. Ну да, машут... кулаками. 'Радуются'. Васька и все его семь братьев. У кузнеца вообще одни сыновья в семье, а он девочку хотел, вот и старался.
- Слушай, Люська, пойду я, - решила, начиная нервничать.
- Да ты чего? Смотри, Васенька то обрадовался, вон к нам бежит.
Угу, с косой наперевес, смерть походу изображает. Лысую такую, беззубую и с фингалом под глазом.
- Да нет, пойду я, - заметила, следя за приближением своей 'смерти неминучей', - дел полно, да и вообще настроения нет.
Люська на мое замечание не отреагировала, пристально вглядываясь в любимого хлопца, после чего с сомнением протянула:
- Амирка, чай с глазами что-то, али солнце напекло, да никак Васенька мой... постригся, что ли?
- Чай к смотринам готовится, с образом экспериментирует, - невинно протянула я, уже прикидывая - успею добежать до леса или придется в деревню мчать.
В лес оно спокойнее, там дядь Мишантий спасет, а в деревне защитника еще поискать надо, отец то с утра в горы за травами ушел...
И тут ветер донес до нас рев: 'Амирка, ведьма, стоять!'.
- Ой, - расстроилась Люська, - а чего это он тебя остаться просит, а?
Не, избранные, они все какие-то... безбашенные. Это однозначно жрецы на них плохо влияют.
- А это мы, Люсь, в догонялки играть счас будем, - невинно просветила я подругу.
- Да? - она вконец расстроилась, им носиться сломя голову ни-ни, не дай демон упадут еще, моську попортят, им низя. - И он тебя догонит, а потом ты за ним бегать будешь?!
- Хрена с два! - в сердцах ответила я. Но тут же исправилась: - Ты же знаешь, я охотница, а мы, охотники, быстрее всех бегаем.
Угу, от зверей! А они за нами! А как догонят, давай облизывать от радости. Брр!
- Пока, Люсь, - попрощалась я, так как Васенька уже мчался вверх по холму.
- Стой, зараза! - орал Васька.
И мы помчались - я впереди, сын кузнеца позади, с той же косой наперевес. У меня была фора и вообще я была отдохнувшая, Васька же промчался с полтора километра по лугу, после взбегал на холм, так что уже чуть запыхался. Так что я даже не сильно испугалась, неприятность заключалась в другом - он же пацан, они молча за врагом бегать не умеют, и потому в спину мне неслось:
А я-то девка безбашенская, соответственно тоже языкатая, и ему в ответ неслось не менее ласковое:
- Изыди, лысый! Что б ты провалился! Сам ведьмак, морда побитая! Офанарел ты, Васька, вконец офанарел!
Вслед нам смотрели детишки, коровы, козы, овцы, собаки, коты, куры, гуси, утки, ну и бабы деревенские. Вот одна-то и добила, с мечтательным вздохом выдав:
- Ох, весна, любовь... Видать на днях придут сваты в дом Теяра-охотника...
Я, пробегающая как раз мимо тетки Всены, от удивления споткнулась, свалилась, покатилась кубарем до ручья, и там осталась лежать, раскинув руки и глядя в небо. Васька, который шагов на сто отставал, вдруг оказался в момент рядом, отшвырнул косу, и кинулся ко мне с воплем:
- Амирка, не ушиблась?! Ты чего под ноги не смотришь, а?
И перед моими глазами пронеслись утренние события. Встала я на самой зорьке, умылась, косу заплела, как и всегда натянула брюки да рубаху, лапти походные тканные, да пошла скотину кормить. А тут за околицей Васька стоит, да такой заговорщицки подмигнул и говорит: 'Амирка, дело жизни и смерти. Идем'. А мы с кузнецовыми сыновьями... как бы так чтобы хрен не упоминать, в общем... враждуем. Я ж охотник, второй по крутости в деревне, а животных жалко. Вот отец покажет мне как сильцо на зайца ставить - я и поставлю. У кузнеца во дворе. Папа ямы маскировать научил - к утру восемь штук накопала, да в засаду засела. Весело было, да, а потом я, рысь, олень и три косули весело от злющих кузнецовых сыновей улепетывали. Но особливо мы завраждовали, когда я на них стрелки испытывала. Дело тут в чем - папа мне трубку духовую подарил, это стало быть в нее заряжаешь дротик с ядом, и дыханием в животину посылаешь. Животных мне было жалко, а соседей вот вообще нисколечки. Собственно - кузнец наш сосед и есть, но он мужик уважаемый, и остаются только... Первым я дротик с сонным ядом испытывала - уложила троих прежде, чем остальные братаны засекли откуда снайпер по ним прицельный огонь ведет. Пока до дерева домчались - полегли еще двое. Шестого завалила, когда он на дерево полез. Седьмого почти, а Васька был восьмым. Он меня с дерева стащил, хворостину выломал и отходил так, что сидеть я долго не могла. С тех пор - ненавижу. Но уважаю - ибо я лично о своих тренировках на соседских братьях молчала как партизан, точно зная - поступаю я не то чтобы хорошо, но и кузнецовы сыновья молчали. Ни разу на меня отцу не пожаловались, так что в тот день, когда Васька меня все же достал, я домой пришла молча и не жалуясь. А на утро засела в засаде с парализующим ядом!
В общем, не дружили мы с кузнецовыми сыновьями, никак не дружили. А гадости друг дружке это завсегда. Так что, потопав сегодня утром за Васькой, я лично ничего хорошего не ждала, но к нападению хороший охотник всегда готов, так что в одном кармане у меня был дротик с парализующим ядом, во втором пыль с почесовника - гадская штука, один раз вляпаешься, потом весь день чешешься.
И оказалась права - Васька задумал очередную пакость. Привел меня в кузню, где окромя него подленько ухмыляясь еще четверо мускулистых братьев Гутаргов стояли, они вообще все здоровые, а мяса семья кузнеца больше всех покупает. В общем привел, подвел к наковальне - а там что-то, платком накрытое.
- Открывай, - говорит.
Ну я так, опасливо, спиной к очагу встала, чтобы значит со спины никто не напал, достала на всякий пожарный дротик, продемонстрировала - чтоб знали.
- Да открывай уже, - рассмеялся Васька, - ничего плохого не сделаю, клянусь.
Ага, так я и поверила! Достала мешочек с пыльцой почесовника - братаны уже знали, что это такое, и потому слаженно сделали шаг назад. То-то же, знай наших.
- Амирка, - Васька уже не улыбался даже, - ты вообще хоть когда-нибудь вырастешь уже, а?
- Я взрослая! - заявила гордо.
И держа под прицелом внимательных глаз всех Гутаргов, достав нож, осторожно поддела край платка острием. Ничего не случилось. Я подняла чуть выше... Ничего не случилось. Я подняла еще выше и застыла от удивления. Там было кольцо. Золотое. Такое красивое, и с камешком в центре, который был как будто капелька росы на лепестке розочки и...
- Нравится? - спросил Васька.
Мне очень-очень понравилось, даже сразу в руки взять захотелось. Но тут Васька вдруг шагнул ко мне и торжественно так:
- Я давно хотел сказать тебе, Амира, что ты...
- Стоять! - потребовала я, выставив сразу нож, чтоб знал - без боя не сдамся.
- Амирка, да прекрати ты, - сказал Борька, обходя с другой стороны. - Ты можешь просто молча выслушать?
- И тебе стоять! - потребовала я, выставляя в его сторону дротик.
И тут Сашка задумчиво предложил:
- Так, набрасываемся на нее все сразу, тут пока не свяжешь, разговора не получится.
И ко мне!
Я с перепугу шарахнулась в сторону, свалив попутно меха. Они повалились на пол, задев крышку печи. Та, падая, швырнула горсть угольков прямо в Ваську! Прямо на волосы! Вспыхнул огонь. Митька метнулся тушить брата и случайно заехал ему кулаком в глаз. Васька взвыл, схватил ведро, не удержался, поскользнулся и рухнул на пол на бадейку... Зуб долой, да. Оно-то конечно отрастет, тут у всех зубы здоровые и коли сломаешь отрастают за неделю, но в тот момент... В тот момент, горным сайгаком выбираясь из кузницы, я думала только об одном - Спасайся как можешь!
Спаслась...
- Амир? - Васька встревоженно ощупывал мои ноги на предмет их целостности.- Амирусик, где болит? Что задела?
- А тебе какая разница? - я села и вопросительно посмотрела на катастрофу, по имени Василиан Гутарг.
Парень нахмурился одной половиной лица, вторая и так вся синяя была, и вдруг спросил:
- А пойдешь со мной на демоновы смотрины, а?
И я все поняла. Подобралась, на колени встала, он то сидел, прямо на траве, да я ж ростом не велика, потянулась к нему, к щеке здоровой прикоснулась. Он аж застыл, да глаз на меня вытаращил. А я по щеке выбритой, и с чего бы брился, сегодня ж не праздник, а он и утром гладенький был, и начала утешать:
- Да не выберут ее, Васенька, не кручинься. Ну хочешь и пойду завтра с тобой, чтобы тебе спокойнее было?
Остолбенел. Эх, видать совсем за Люську переживает, оно и понятно - самая красивая девка безбашенная, такую точно демоны сходу забрали бы. Да только...
- Вась, - опять по щеке погладила, - Вась, не расстраивайся, мы уже перхоть заготовили, жир для волос, зубы подчерним как надо, воск для нарывов тоже у меня уже готов, жрецов споим и обманем демонов, как пить дать обманем, они уже сколько - лет десять никого не забирали, так? И сейчас не заберут!
Да, смотрины уже завтра, все с рассвета готовиться начнут, у меня вообще костюм хромого и косого мальчика был заготовлен, так что встретим во всеоружии... Как и всегда. А вечером праздновать бум...
- Амирааааааа, - послышался мамин голос.- Амииир!
Я подскочила, похлопала Ваську по плечу и утешила:
- Не грусти, вот увидишь, останется Люська и поженитесь. Все, пока.
И помчалась к маме.
Мама у меня красавица - невысокая, но глаз не оторвать. Две толстые косы черными змеями до талии спускаются, глаза кошачьи карие, губы полные, личико смуглое, фигурка как часы песочные, и одевается вовсе не так как деревенские. На маме всегда туники каменьями расшитые, шаровары широкие, да тканевые туфельки. И вот когда я смотрю на нее, всегда завидую, что у меня от мамы только волосы да разрез глаз, остальное все от папы. Вот и худобой в папу пошла, хотя мама сказала, что как девушкой стану, и на человека буду похожа. А еще мама умеет ножи метать. Ловко так и точно в цель. И на улицу она никогда без ножей не выходит, поэтому все деревенские кумушки, которые маму почему-то как-то совсем не очень любят, стоит ей выйти, прячутся по домам. А вот мужчины маму уважают, и дети любят, и животные, и подруги у мамы тоже есть, такие, которые вопросов не задают.
- Остановись, - еще издали сказала мама, - иди спокойно, ты девушка, а не пацан.
Остановилась, подумала, и пошла переваливаясь аки лыбедь белая.
- Грешно смеяться над избранными, - укорила меня мать.
Пожав плечами, пошла к ней уже нормально.
И тут из-за калитки, высунулась бабка Урмена, и ехидно так:
- А что, Арима, чай сватов ждете уже?
В полете сверкнул нож...
Бабка, взвизгнув, уползла. Оно как - воровства на деревне нет и отродясь не было, тут у всех и так достаток, так что калитки да ворота имелись, а вот забор смех один - мне до колена. И так у всех. Потому то и ползла бабка, по-пластунски, головы не поднимая.
Ну я сбегала, из ее калитки нож воткнувшийся забрала, и снова степенно направилась к маме. Подошла, нож ей протянула.
- Спасибо, - мама взяла оружие, сунула в ножны. - Горе ты мое, ты почему по деревне с воплями носишься, а?
- Да я так, - пожала плечами.
- Она 'так', а я с лестницы грохнулась, да к тебе на выручку помчалась! Амирка, чем думала?!
А чем тут думать, так... не думалось.
- Что вылупилась? - нахмурилась мать. - Одна ты у меня, Амирка, одна одинешенька, а вся в отца! То на охоту, то в горы, а то среди ночи не дозовешься! Ты мне прямо скажи - где ночевала сегодня?
Пожав плечами снова, пробормотала:
- Так, у бабушки я...
- Даже имени ее не смей называть! - прикрикнула на меня мать. - И марш домой, горе мое луковое, там лукошко возьмешь да сбегаешь на тот край деревни.
- К бабушке? - догадалась я.
- Я сказала не смей! - мать была непреклонна. - А потом обедать, поняла? Дома обедать! Отец уже вернуться должен. И чтобы я про твою бабку слова больше не слышала!
Мама с бабушкой не ладят. Ох и не ладят. Не любят безбашенные чужаков, совсем не любят. Да может маму и приняли бы, вот только - папа у бабушки с дедушкой один сын, один единственный. Тут такое редкость - не только коровы да козы плодовитостью отличаются, да вот вышло, что один отец у бабушки родился. И рос он на загляденье всем - высокий, глаза синие словно небо вешнее, кудри русые золотятся на солнце, сам ладный, худощавый, да не худой, улыбчивый, добрый. Да и девушку ему родители сговорили под стать - ладную да пригожую. Вот только - выбрали ее демоны. Выбрали и в мир свой уволокли. Папа тогда сильно горевал, так горевал, что из деревни вовсе ушел, лет пять скитался, охотником стал, на севере зверя бил, да шкуры возил в Весен, столицу государства нашего. А так как пришлый был, торговать на рынке гильдия не дозволила, перекупщикам отец сдавать не хотел, вот и продавал на корабли. Брали особенно торговцы с востока, и на одном из таких кораблей папа и увидел маму. Он мне рассказывал, что когда она в парандже полупрозрачной вышла на палубу верхнюю, да глазами карими на отца взглянула, сердце остановилось. Не просто остановилось - с той минуты деве иноземной и принадлежать стало. И далеко папа от корабля не ушел, околачивался возле два последующих дня, да с моряками речи заводил, так и узнал, что маму и еще девятерых девушек везут северному хану, в дар от хана восточного, повелителя Стылой пустыни.
А мама, она в гарем северного хана вовсе не хотела, она вообще одного батыра из Шахредза любила, а потому план имела побегательный. От чего побегательный - потому как только она побежит, как капитан Сурмет на нее орла ручного спускал, тот нагонял, хватал и обратно на корабль нес. Но в тот день побегательный план увенчался успехом, потому как мама, едва корабль отплывать стал, сиганула в воду ледяную студеную, зима на дворе имелась, из воды шустро выбралась, да и побежала по пристани. Капитан орла за ней... А папа то у меня знатный охотник! Он птичку с одного удара вырубил, маму в шубу соболиную закутал, да и понес прочь, в номер гостиничный. А когда он ее из шубы развернул, мама на него взглянула и... забыла на прочь, как там ее улюбленный батыр с лица выглядел. Вообще про все забыла. В веру нашу перешла, с папой обвенчалась и вскорости в ее животике поселилась я!
А дальше грустно, потому как в Безбашенную возвращаться папа с молодой женой не стал - не любят здесь чужих, и на браки такие благословения не дают. Оно как - деревенские чистоту крови соблюдают строго, потому как демоны берут только светлокожих, золотоволосых, да голубоглазых, другие им не нужны. И тут толи кровь у местных особая, толи гены, демон их знает, но кровью своей безбашенные гордятся и с чужими не смешивают. Так что не стал отец маму с родителями знакомить, и поселились они там же в Весене. И зря они так сделали - ханы они как шакалы - подлые да мстительные. Не простил северных хан маме побега, отправил своих узкоглазых на поиски, и те маму нашли... Напали шепелявые днем, когда отца дома не было. Маму схватили, связали, да на корабль уволокли. И может не было бы ни меня, ни вообще всего, да только отплыть они не смогли - шторм начался. Мама говорит, что боги услышали ее молитвы. Услышать то они услышали, да только у мамы в животике я была, а ее штормом связанную по всему трюму трепало... Так что когда отец, да знакомые его дружинники князя вериосского на корабль напали и маму нашли, у нее уже начались роды преждевременные. И я-то родилась, а вот кроме меня больше никто, и мама болеть начала сильно, так сильно, что папа мне кормилицу нашел. А затем нанял телегу, да и перевез нас в свою родную деревеньку. Что примечательно - полог кормилицу мою не пропустил, уже тут потом молоком козьим отпаивали, было ж мне меньше месяца.
Так и стали мы безбашенными. Дедушка и бабушка конечно иноземке не обрадовались. И благословения не дали. И папе сказали, чтобы не смел им на глаза показываться, отродье свое забирал, и иноземку уволок, но... только после того, как бабуля ее вылечит. А лечить пришлось долго, уж как бабушка ни старалась, мама не поднималась на ноги и чахла на глазах. И исхудала так, что бабушка в одну ночь не выдержала, на руки ее подняла, унесла к ручью, искупала в воде студеной с наговорами да молитвами. И мама выздоровела. Мне уже годика два было, когда мы в свой дом перешли жить, а к пяти я впервые поняла, что не такая девочка, как все. Все бегали за жрецами в белых одеяниях, игрались и веселились, а меня жрецы к ним не пускали... вот совсем.
А потом я узнала и кто такие демоны, и почему их так классно обманывать.
И вот стоило об этом подумать, как на губах у меня заиграла улыбка, и вообще дорога через всю деревню показалась коротенькой такой. А подходя к бабкиному дому, я услышала:
- Позор на весь мой род! Одна у меня внучка и та - кровь поганая иноземная! Стыд то-какой, ой и стыд! И девка-то вся чернявая, смотреть противно!
А, все ясно, у деда опять жрецы. В этом году всего четыре девки заневестились, а те, что старше пятнадцати уже замужем. Оно ж как - мы всей деревней представление разыгрываем, аккурат для того, чтобы демоны и не забрали никого. И как только рогатые плюясь с досады в свой портал ныряют, мы сразу оп и за свадебку. Все свадьбы и играют вечером в последний майский день. Днем смотрины - вечером свадьбы. Ну так вот - в этом году всего четыре девушки, недобор стало быть, вот жрецы и ходят лисами хитромордыми вокруг бабушки с дедом, чтобы и меня в невесты записать. А я против! И бабушка с дедушкой против! А мама и вовсе ножами без разговоров сразу в жрецов кидается, только те на порог заявляются. Я ж у нее одна дочка, а у бабушки и дедом одна внучка, но жрецы сила, с ними надо считаться, а то мало ли... Так то враждуют мама и бабушка жестко и показательно в последнее время. И в общем я уже поняла, что зайти следует попозже, но тут дед жрецов вывел на улицу...
Неловкий момент - я с корзинкой, двое жрецов, побледневший дед.
Дед пришел в себя быстро, нахмурился и грозно вопросил:
- Почто пришла, позор моего рода?!
А я с пирожками, и те вкусный аромат распространяют на двадцать шагов вокруг. У жрецов ноздри затрепетали.
- Я...- начала запинаясь, - а я мимо шла, отравы вам принесла.
У дедушки уголки губ дрогнули, но он сдержался и так же сурово:
- Что ж, горе моих последних дней, в дом иди, бабке в злонамерении признайся!
Согласно кивнув, угрюмо согласилась:
- Иду, покаюсь...
Дед отошел, пропуская меня в калитку, после в спину крикнул:
- И чтобы больше я тебя в доме своем не видел, убожество иноземное!
Прозвучало пафосно и громко! И вообще может даже бы и сработало, но тут из дома раздалось радостное бабушкино:
- Что, Амирочка пришла? Солнышко бабушкино, иди скорее, блинов тебе напекла, как любишь с малиной.
Я застыла, осторожно оглянулась - у жрецов морды вытянулись, от чего их белые бороды смешно так отвисли. Дед напрягся. Я, решив спасти ситуацию, тяжело вздохнула, сгорбилась и грустно сказала:
- Ага, с малиной, опять небось стекла толченого подсыпет... Горе мне горе...
И пошла в дом.
Позади старший жрец откашлялся и робко так:
- Севостьян, пошто девку мучаете? Красивая ведь девка стала, ладная, глядишь и демоны...
- Да даже позориться не буду, господам нашим благодетелем гадство иноземное показывать! И не просите! Тут честь моя затронута, гордость семейная, а вы... Эх, вы!
И с этими словами деда закрыл калитку. Я мышкой юркнула в дом, попала в радостные бабушкины объятия, вмиг была затискана и зацелована, и только потом бабушка спросила:
- Чего там Севостьян буйствовал? Опять соседям на показ?
- Жрецам, бабушка, - ответила я, в свою очередь обнимая ее.
Бабушка у меня большая, пышная как булочка, румяная, и добрая такая, что у нее добром каждая морщинка светится.
- Как жрецам? - встревожилась она. - Опять жрецы были?
Дед вошел в дом, с топотом вытер ноги о половик, и пробасил:
- Заладили дважды в день наведоваться, упыри храмовные. Амирка, давай ко мне!
Я бабушке лукошко сунула, и к деду с разбегу. Он подхватил, закружил, прижал к себе крепко-крепко, а после держа меня на вытянутых руках сурово оглядел и пробормотал:
- Да какая ж с тебя девка-то? Дите еще, как есть дите.
- Пятнадцать ей, - напомнила бабушка, неся лукошко к столу.
- А я бы лет ну тринадцать дал максимум, - решил дедушка.
Я же болтала ногами и просто улыбалась - люблю их.
- Охотница моя, - деда на пол поставил, волосы на макушке растрепал. - Ну, рассказывай, как день прошел?
И я сидела с ними за столом, болтала ногами и уплетала блины с малиновым варением. А в окно светило заходящее солнышко, какая-та пчелка жужжала, пытаясь выбраться через стекло, мурлыкал Черныш, устроившись под моим стулом, улыбалась бабушка, кивал, слушая про то как я гоняла от Васьки дедушка и хорошо так было.
А потом в окно постучали, я глянула и увидела заплаканную Люську. Ну да, им сегодня тревожная ночь предстояла, плохо быть избранными, ой плохо. Вот так в вечер перед смотринами мыкаться бледным приведением, с двумя жрецами на хвосту, которые после пары самоубийств, избранных теперь в эту ночь одних не оставляли.
- Впусти, что уж, - грустно сказала бабушка.
Люська вошла бледная. И вот час назад была вся нормальная вроде, а сейчас солнце к закату и даже руки дрожат.
- Ну чего ты, - я открыла двери.
А Люська посмотрела на меня и прошипела.
- Змея ты подколодная, Амира. И мать твоя змея и ты!
От удивления я даже сказать не смогла. Люська слезы вытерла и добавила:
- Будь ты проклята!
Развернулась и пошатываясь, как дядь Заим когда напьется, ушла. А я стояла, смотрела ей вслед и понять ничего не могла.
- Забудь про нее, Амирочка, - бабушка обняла за плечи, в дом увела. - Просто забудь. Видимо одна девка завтра к демонам точно пойдет.
Забыть я не смогла. Еще немножко посидела с бабушкой и дедом, опосля попрощалась и убежала домой - ночь предстояла длинная, и мне нужно было поспать хоть немного.
***
Как стемнело, меня разбудил Сева - заводила деревенской компании малых, и мы побежали готовиться к завтрашнему дню.
Деревня гудела, не спал сегодня никто. Мужики из реки ил таскали, бабы рыбу потрошили, детишки готовили образы, а староста наш дядька Игнат руководил всем и сразу, и его зычный голос раздавался то здесь, то там. Мы же с ребятами в трепетном ожидании завтрашнего развлечения, обсуждали, кто в чем будет.
- У меня нарыв ооот такой будет! - хвастался Сева. - Во все лицо!
Ребятишки завистливо засопели, я же с трудом сдержала смех.
Обожаю день смотрин! Самый лучший праздник в году, и самый-самый веселый! Начинается он вот как сейчас - еще до полуночи, готовимся к нему вообще весь год, но тайно. Потому как если жрецы засекут... Но жрецы, как ни стараются, по жизни этот великий день пропускают, являясь уже к концу, когда дело сделано, избранные спасены, все пьют, гуляют и радуются жизни. А вот причина, по которой жрецы всегда праздник пропускают очень и очень проста...
- Амира! - крик папы заставил остановиться. - Ами-и-ира!
Замерев, я развернулась, сказала мелким 'у бабки догоню', и помчалась к отцу. Бежать было просто - по всей деревне огни горели, а улицы тут станут грязными и скользкими только под утро, потому как иначе ил впитается, и весь эффект пропадет.
Пробежав через половину деревни, я подбежала к деревенским старейшинам, среди которых возвышались рослые фигуры папы и старосты дядь Игната Михеича. В трех шагах от них остановилась, поклон поясной до земли отвесила (старость уважать надобно), и там стоять и осталась.
- Подойди, - важно сказал дед Всеслав, самый уважаемый старейшина.
А без слова его я приблизиться права не имею. Ну уж теперь, с позволения подошла, рядом с отцом встала, и так как занервничала немного, ранее то старцы к себе не звали, схватила отца за руку. Так оно как-то спокойнее было.
Папа мои пальцы сжал ободряюще, но первый не заговорил, не ему было слово держать.
- Дело у нас к тебе, - задумчиво начал Игнат Михеич, - про жрецов да нежелательность их присутствия слыхала небось?
Я закивала - как не слыхать? Необходимость усыпления жрецов и собственно процесс к которым это происходило, опосля демоновых смотрин обсуждала вся деревня. Весело обсуждала, с огоньком. Жрецы о том подозревали, и пытались препятствовать всеми силами - за три дня до смотрин не ели да не пили ничего, дабы сонную траву им в питье не подсунули. Ну да ничего, мы, безбашенские, индивиды крайне находчивые. Помнится года три назад, усыпительную траву подлили в воду купели. Жрецы перед сном сходили, помылись, молитвы демонам прочитали, да и спать легли... на сутки. Ох и злились же, ох и негодовали, особливо когда все девять заготовленных избранных оказались уже с деревенскими парнями повенчанными. Да, у нас с этим быстро - только демоны смылись, сразу священник на порог. А там стало быть парами построили да с пирком и за свадебку.
В прошлом году жрецы есть перестали за пять дней. Только воду и пили, и то - даже не из колодца, а вовсе из горного ручья. Безбашенские наши покручинились, покручинились, да спас всех деда Микола - взял горилку, на праздник заготовленную, в горах в засаду засел. И токмо жрецы на водопой пришатались (с голодухи они вообще едва на ногах держались), так он все и вылил прямо в ручей. Жрецы уклюкались с пары глотков... В результате мужикам пришлось волочить их до самого храма, где те благополучно проспали очередные смотрины.
В этом же году жрецы решили не пить, не есть, не спать - в молитвах провести всю ноченьку, чтобы узреть великих рогатых да могучих поутру, коим жизни свои даровали, да службу служили великую.
Вообще жрецов об этом никто не просил. И в деревеньку нашу их никто не звал, да только сатанисты Вериосские, ранее в черное рядившиеся, глаза черным подводившие, да губы темным мазавшие, как прознали, что есть в стране деревенька, в коей демоны себе невест отыскивают, так явились умертвиями непугаными. Ой и страху то навели - говорят все бабы деревенские, что разродиться не могли, вмиг ребятни на свет напроизводили. И такой ор в деревне стоял, что мужики от злости сатанистов похватали, да слова им такие сказывали 'Ежели еще раз, хоть разок, мы вас!..' Собственно это были все слова, но сатанисты усекли с первого взгляда. Поясно кланялись, черноту с лица смывали, да с тех пор в белое рядятся, бороды отпустили, ходят тихохонько, опосля и вовсе помогать по хозяйству стали. В общем, с сатанистами смирились, тем более что польза от них была - за избранными приглядывали, кто заболел лечить пытались, иной раз скотину искать в болотах помогали. А когда деревню заклинанием защиты накрыло, так и вовсе пользу принесли, торговцев приманили, рынок организовали на границе, его так и прозвали Торг Безбашенный. Да на рынке том водой проклятой торговали. Воду нашу покупали охотно, помогала она от болезней, сглазов, неудачи, и всякому еще, что жрецы придумывали. Да, мы сами поражались, но токмо жрецы новое чегось придумают, от чего вода помогает, так она сразу и помогать начинает... ну, ежели торговцы в это веровали. А веры в торговцах было немеряно - с цельными бочками за водой приезжали, в итоге у жрецов и храм золоченый, и одежда сукна не простого, и украшениев как у цыганского барона, не меньше. Одевали они их правда раз в год - на сами смотрины, в смысле выряжались исключительно для демонов. И ничего удивительного, что рогатые благодетели безбашенские, как-то сторонились позвякивающих восторженных поклонников.
Но, собственно, проблем не было, пока у старосты дяди Игната не подросла первая из пятнадцати дочерей... А девок своих староста любил, и мужиком был страсть каким умным, а еще говорят, прадед у него был из богоизбранного народа, который на окраине Вериоссии проживал, так что никто не удивился тому, что за день до смотрин у дядь Игната родилась великая идея. То есть самому факту ее рождения никто не удивился, а вот идее... Но поддержали. Во-первых, наши безбашенские за своих всегда горой, а демоны-то пришлые. Во-вторых, благодеяния благодеяниями, но девок всем было жалко, особливо родителям. В-третьих, мы ж безбашенные. С той поры 'обмани демона' стало самой любимой деревенской забавой, переплюнув спуск по зиме с горы Жмурихи, прыжки через костер, поиск по весне цветущего чертополоха и быстрой езды.
Так что в ту ночь жрецы получили подарочек - винцо красное, южное и благополучно проспали сутки.
Потом была картошечка с мясцом, от добросердешных безбашенных баб... Снова проспали.
На третий год жрецы сообразили, что дело тут не чисто, и от поросенка начиненного яблоками попытались отказаться... Но сказать 'нет' прямо в глаза безбашенным бабам не решились, взялись по кусочку попробовать - проспали. Потом была пыльца сон травы в подушках, ворота запертые, так что выломали их жрецы только к закату, когда дело уже было сделано. Опосля отвар сон травы в колодец подлили... Еще были призраки, за которыми бывшие сатанисты погнались с просьбой поведать о жизни загробной, а в итоге оказались заперты в подвале. Не, их спасли, но через сутки. В этом году жрецы, как оказалось, решили, во что бы то ни прорваться на смотрины.
- Тяжелы грехи наши, - начал старейшина дед Симон, - да неужто отступим, дадим супостатам девок нашенских безбашенских ворогам отдавать?
Не знаю к кому был вопрос, но посмотрели все на меня.
Я на папу.
Папа на меня.
Мы вместе на старейшину.
Дед Симон, осознав что моментом мы не прониклись и намек не осознали, тяжело вздохнул произнес:
- Годы окаянныя...- протянул дед.
Мы с отцом переглянулись, оба одинаково не понимая, про что конкретно пытается сказать старейшина.
Дед Симон тяжело вздохнул и произнес:
- Жрецов след на кривой кобыле объехать.
На какой кобыле? Папа нахмурился, я же спросила:
- Дед Симон, да где ж мы ее возьмем то, кобылу кривую? У нас безбашенные все здоровеньки, кривых и нету вовсе.
Старейшина почесал бороду, хмуро глядя на меня, и произнес:
- Длинна коса, да ум короток!
То есть я дура?! Надулась, руки на груди сложила, на старейшину смотрю исподлобья. Дед Симон на меня точ таким же взглядом. Не, старики иногда как дети.
- На кривой козе, говорю, - говорит он, - к жрецам подъехать след!
- Час от часу не легче, то им кобылу кривую подавай, то теперь козу... Дед Симон, вы определитесь уж, а?
Нет, вообще так со старостами разговаривать нельзя, но между прочим я не хамлю, я возмущаюсь. Это они мне предлагают пойти и скотину обезглазить? Нет, я, конечно, могу, я охотник, второй самый лучший охотник в округе, но... а не буду из идейных соображений, вот!
- Не согласная я скотину калечить! - объявила гордо.
- А хто тя просит? - возмутился старейшина. - Я говорю - обмануть жрецов надобно! А ты - кобыла, коза, определитесь! Дура девка, как есть дура!
И мне так обидно стало.
- А чего сразу срамите да обзываете? - несмотря на то, что отец одернул за рукав, возмутилась я. - Так и сказали бы 'Свет наш, Амирка, на одну тебя уповаем, уж не откажи, охотница ты знатная, да жрецов устрани от завтрашнего мероприятия, а мы тебе за то век будем благодарны'. И все! Разве много я прошу, а? А вы мне про козу да кобылу!
От наглости такой невиданной да не слыханной обалдела я первая, потом накрыло присутствующих, даже отец на меня поглядел, словно только увидел, а дед Симон вдруг залихватски так подмигнул, два шага вперед сделал, опираясь на клюку, склонился до земли, да зычненько так:
- Свет наш, Амирка, на одну тебя уповаем, уж не откажи, охотница ты знатная, да жрецов устрани от завтрашнего мероприятия, а мы тебе за то век будем благодарны.
Ой и стыдно мне стало. Рукавом прикрылась, опосля за отца спряталась, стою себе, румянец во всю щеку, аж огнем горит.
- Али поклон не по душе, матушка? - продолжил издеваться самый старый безбашенный старейшина, - или тоном не угодил, свет наш Амирушка?
И так мне обидно стало, что не выдержав, я из-за батюшкиной спины высунулась и хмуро спросила:
- Так спасать вас, али сами управитесь?!
- Амира! - пристыдил отец.
А я что.
- А он первый начал, - пробормотала, насупившись.
- Домой ступай, - приказал отец.
- Не могу,- не согласилась я, - мне еще перхоть натереть надо, в этом году моя очередь.
И тут старейшина сказал:
- Охолонись, охотник. Давно я к девке твоей приглядываюсь, давно уж при одном на Амирку взгляде, улыбка сама губы кривит. А с делом энтим если кто и сумеет совладать, то токмо она и одна. Тебя-то жрецы в храм свой не запустят.
Отец что-то хотел ответить, да я перебила:
- Чай и без спросу можно, есть там путь дорожка одна тайная, для жрецов самих сотворенная, да...
Папа развернулся, схватил меня за плечи, встряхнул и зло спросил:
- Что?!
Знамо дело - папа против того, чтобы я на версту к храму приближалась, да и Люська им никогда не по нраву была, мама сразу про нее сказала 'Лицом пава, да душонка змеиная', так что признаваться мне вовсе не хотелось, ну да отцу врать в глаза я не умею и не хочу. Дорогих сердцу людей не обманывают.
- Ходила я туда, бать, - тихо призналась. - В сами ворота ни-ни, ты ж запретил, а так любопытственно было сверх меры, вот я и...
Отец плечи мои отпустил, выпрямился, и смотрел хмуро, с неодобрением. И горько стало до слез, да что уж там - виноватая я.
- Завтра поутру уезжаем, - мрачно произнес папа.
Токмо голову и опустила.
- Окстись, Светомир, - староста дядь Макар Игнатович к нему ближе подошел, - не пропустит, купол-то.
Это да, бабы да девки местные всю жизнь в Безбашенной и живут, нету им ходу отседова с той поры, как в девичество вступают, да только...
- Не местная она, - напомнил всем отец. - Коли надо так, поможем чем сможем, но как солнце над горами засияет, уйдем. Я все сказал.
И хоть батя охотник простой, а к слову его и старейшины прислушиваются. К моему, как выяснилось, тоже:
- Ну дык, Амирка, - заговорил старейшина Симон, - как спасать нас будешь, матушка?
Про охрану, коей жрецы обзавелись я знала, и про то, что ходу сегодня никому в храм нету знала тоже... А еще ведомо мне было, что перед сном каждый жрец ходит в часовенку молитву вознести... А еще имелся у меня яд новый, сонный как раз, папа только на прошлой неделе готовить научил...
- Дротики, - сказала я, и бате улыбнулась.
Папа задумался, после произнес:
- Яд я готовлю.
А жаль, у меня был составчик, который хотела на кузнецовых сыновьях испытать, и вот для жрецов в самый раз был бы, да видно не судьба.
- Тут пропорции правильно рассчитать нужно, - сурово напомнил отец.
