Аннотация: Первый рассказ на writober 2020 на слово "фиолетовый".
Холода серость, бархата цвет
Она возилась с длинной тупой иголкой уже целые два часа, спрятавшись под старой сливой, которая не плодоносила уже много лет. На жестких корнях и холодной земле сидеть неудобно, но она подложила ворох полугнилой опавшей листвы, которую мальчишки граблями сгребли вчера в кучу и не додумались спрятать ее от дождя. Листва была грязная, немного сырая, в ней копошились жучки, мимо важно прошагал сенокосец, но Мари не глядела на это. Глядела лишь на иглу, высунув кончик языка изо рта, да изредка смотрела в сторону серого дома - вдруг выглянет кто-то из старших да погонит чистить котлы после ужина.
Мари подышала на свои замерзшие пальцы. В прошлом году, когда она чистила котлы по локоть в холодной воде, она слегла с лихорадкой, да так, что еле поправилась. Сильно ли радовалась старуха Луис - ей неизвестно - зачем в приюте еще один лишний рот? Деньги, что она получала от городничего, а тот от посыльного, а тот от министра, а тот от короля, она прятала в грязный замасленный платок да и большую часть тратила на вишневую наливку где-то в трактирах. Она нередко возвращалась под утро и засыпала в дверях. Мальчишки совали ей в нос жуков, а она, протрезвев, стегала их ольховым прутом. Как же тогда вопили мальчишки! Как поросята. Мальчишек Мари не любила. Вечно грязные, как и она, шумные, они дергали ее за мышиного цвета волосы и дразнили цаплей из-за длинного носа. Мари потрогала кончик и прижала его к лицу. Чтоб был покороче.
Мари было восемь и жила она у Луис с пяти, как только мать умерла, а отца она никогда и не знала. Кто-то из сердобольных соседей на другой день накормил ее жидкой капустной похлебкой и отвел за руку на окраину города. Здесь стоял дом Луис. Серый, с облезлой крышей. У крыльца лепили куличики из грязи две девочки и мальчик помладше нее. Луис вытерла белые от муки руки о грязный передник и брезгливо взглянула на Мари. Затем протянула сухую руку с длинными ногтями. Соседи положили на нее пару монет. Старуха кивнула. Тем и закончилась эта торговля. Спала она в эту ночь на драном матрасе вместе с еще двумя девочками, чтобы было теплее. Из дыр в матрасе вылезали клопы и кусали ее за замерзшие пятки. Луис поставила ее драить миски с котлами да полоть наглухо заросшие грядки, на которых изредка вырастали морковки с крысиными хвостиками.
Так она пережила первую осень и зиму, затем дни отсчитывать перестала. Раз в полгода к ним заезжал какой-то господин от городничего. Крепкая куртка из телячьей кожи, на плечах дорогой теплый плащ. Он передавал от городничего деньги. А Луис накануне заставляла всех детей отскабливать жесткой щеткой с кожи серую грязь. Нарядный господин наказывал им слушаться Луис, быть благодарными королю, порой рассеянно трепал кого-то по щеке. Среди сирот это было хорошим знаком. Значит кого-то из них скоро заберут в семью, чтобы помогать в полях и по дому. На памяти Мари от Луис только один раз кого-то забрали. Звали его Бенджен, было ему аж четырнадцать и старшая Катрина по ночам шептала, что забрали его на войну, что идет на границе.
Господин же от городничего запаздывал на несколько месяцев. Мари слышала вчера, как Луис кричала на старшую Катрину, еле ворочая языком, а потом послышался громкий вскрик. На крыльцо Катрина вышла с заплывшим глазом, прижимая к нему железный ковш. Денег нет, прошептала она кому-то из девочек. А новый городничий хочет пустить их деньги на строительство новых конюшен. Она просила Луис не тратить гроши на выпивку, но та усмехнулась и достала из грязного платка еще пару монеток.
А потом... А потом мимо проехала Она. Приют стоял на окраине города, прямо за воротами. Мимо них вечно проезжали кареты, но только эту карету Мари, казалось, что запомнит она на всю жизнь. Кони впряжены были белые. Да, вплоть до крупа они были в дорожной грязи, но - белые! Мари и не знала, что такие бывают. У них увязло колесо прямо возле ворот их приюта. Возница закричал мальчишкам, чтобы те помогли за медяк. Откуда вот силы у голодных мальчишек? Мари вместе с младшими девочками стояла у калитки и держала их за потные ладошки, чтобы те не сорвались под копыта коней. Возница кричал, мальчишки пыхтели, а потом Она выглянула из кареты.
Мари знала мало сказок, в тех, что рассказывала ей мать, непослушных девочек утаскивали в лес чудовища, но порой слыхала она и про волшебниц, и про принцесс, и про Фею Моргану с прекрасным рыцарем, что вышел из озера. Она была точно такой - волосы завиты в тугие кудряшки, личико белое, точно снег, на пальце кольцо. И платье.
Да, платье. Мари взглянула на себя, на стоявших рядом девочек, на мальчишек, копошащихся в грязи. На дом. Серый с коричневым сплетался в тоскливый мертвый узор. А на незнакомке платье было пурпурным. И с белым кружевом на манжетах. В сером мире восьмилетней Мари давно не было места краскам. Она глядела на нее во все глаза, таращилась, как дурная, пока слуга не прикрикнул, не замахнулся кнутом. Затем он кинул мальчишкам монетку в два су. Одну на всех пятерых.
Возница сел обратно на козлы, а Она лениво скользнула взглядом по серым ребятишкам, по заросшему саду. Брезгливо поднесла надушенный платок к курносому носику. Раздался грубый окрик, ржание лошадей, и карета двинулась дальше по размытой дороге. Мари все стояла у калитки, покусывая отломанный ноготь. Она протянула ладонь и провела ей по воздуху. Закрыла глаза. Теперь она будто касалась пурпурного бархата, что был на принцессе. Конечно, она была принцессой в мыслях Мари. У кого еще достанет богатства и на белый платочек, и на белое кружево. Мари не знала, каким был бархат наощупь. Не знала про шелк, про батист, не знала про атласные платья. Мать была прачкой, в тканях она разбиралась, да только кто из господ даст городской прачке дорогую одежду.
Катрина тронула ее тогда за плечо и увела от дороги. Сегодня Луис не вернулась. Не было ее, беспробудно спящей, на полу у двери, не было бранящейся у старой печурки. Катрина еще с обеда накинула на плечи пуховый платок и отправилась в город разыскивать старую. К вечеру воротилась. Села на скамью у стола, собрала всех вокруг. Старуха Луис как вышла из трактира, хлебнувши наливки, так и попала под копыта коня. Только мокрое место осталось. А деньжата в платке прихватил уже кто-то из местных.
Мари сидела тогда мышкой, болтала ногами под крепким столом. Катрина раздавала из котелка вареную свеклу - каждому по одной - вроде бы по ее щеке катилась слезинка. "От голода", - думалось Мари. - "Не от Луис же."
Овощей в огороде хватило бы до конца ноября - так Катрина шептала кому-то в углу.
Мальчишки у печки дрались за монетку в два су.
Мари выскользнула из-за стола, спрятав в переднике свеклу. В животе было пусто от голода, но к еде она не притронулась. Нашла сменную рубашонку с дырявой юбкой. Нашла длинную тупую иглу, нашла старое жестяное ведро, понесла все это во двор.
Через час она оглядела работу. Стежки были неровные, мелкие, на цветочный орнамент не походили. Она бросила кусочки свеклы в ведро с водой, растолкла их палкой, перемешала. Рубашка с юбкой полетели туда же. Грязно-белая ткань намокала, наливалась сине-бардовым. Где-то еще плыли алые ниточки сока. У крыльца Катрина звала ее спать. Мари стянула с себя еще платье и бросила следом. Окунула руки по локоть в свекольную воду. Осенний ветер задул, и она согнулась от холода.