Аннотация: Небольшая озвучка размышлений на тему о жизни после смерти.
Дождь опутывает сонный бульвар тончайшей серой паутиной холодных нитей. Чуть слышно дрожат лужи, принимая в себя все новые и новые порции небесной воды. Асфальтовое небо практически касается крон грустных лип, застывающих темнеющими силуэтами в сгущающихся сумерках. Дождь - назойливый, пробирающий до костей своей неотвязностью. Он заглушает все оставшиеся вокруг краски, стремится привести их в нужное состояние - превратить в очередные оттенки серого цвета, так любимые вскоре воцаряющимся ноябрем. Сумерки еще слишком тонки и невесомы, но ты знаешь: вскоре навалится, жадно задышит в ухо промозглая осенняя ночь. Поэтому идешь, ускоряя шаг, почти бежишь от угнетающей серости, пронизанной звуком собственных шагов. Ноги поднимают брызги мелких, невесомых капелек, так резво взметающихся из луж, словно задумавших еще раз вспомнить упоительное ощущение полета.
На ржавых заборчиках, на деревьях, на полуистлевшем памятнике какому-то писателю безмолвными изваяниями сидят десятки грачей. Черные мазки по серому небу. Они не считают нужным даже проводить тебя взглядом, и отрешенно подставляют дождю свои чернильные перья. И вдруг - среди этой бесконечной, завораживающей картины, - резкий звук. Звонок телефона. Вмиг взлетают грачи, распростертыми крыльями перекрещивая небо. Их не десятки, их сотни... Опять воцаряется тишина, и лишь в небе закручивается маленький торнадо - стая по-прежнему молчащих птиц...
Откидываешь крышечку, нажимаешь кнопку приема вызова. Номер не определился, но это нормально.
- Слушаю.
- Алекс, ты где? Опять началось...
Голос говорящего встревожен. Еще бы!
- Вы в штабе?
- Да, и сейчас выезжаем на место. Так где тебя подхватить?
Называешь адрес, обрываешь связь и еще больше ускоряешь шаг, чтобы успеть выйти к дороге. Птицы черными кристаллами яда растворяются в безразличном небе. "Опять", - думаешь ты, вспоминая, сколь часты в последнее время стали эти сбои. Слишком часты. Что-то идет не так. А липы тем временем сменяются мелким красноватым кустарником, устало прижимающимся к земле. И вот уже - дорога, за которой сквозь дождь видны покосившиеся крыши и стены немногих еще оставшихся домов. Опять...
Когда все случилось, ты еще был слишком мал, чтобы отчетливо осознать произошедшее. Пришлось учиться жить в новом мире, еще не понимая его. Может, то был обещанный Страшный суд, о котором какое-то время после пытались кричать сотни фанатиков, пока не перегрызли друг другу глотки, пытаясь поделить сферы влияния. Ясно одно - ничто более не будет так, как прежде. И оставшаяся горстка людей, иссохшими жилистыми пальцами державшаяся за то последнее, что им было дорого в память об утерянном - за города, - изо всех сил пыталась выжить по эту сторону реальности.
На потрескавшемся асфальте взвизгивают шины, и внедорожник гостеприимно распахивает заднюю дверцу, приглашая в душное тепло. Отшвыриваешь еле тлеющий бычок, запрыгиваешь. Машина трогается с места, и ты едва успеваешь пристегнуться. Макс, Свен, дядя Боря. Все тут. Макс кивает головой, не отводя сосредоточенного взгляда от дороги. Он всегда молчит. Всю жизнь после. Если это можно назвать жизнью...
Дядя Боря, сидящий впереди с Максом, оборачивается:
- Ехать минут пятнадцать, твои вещи в сумке.
Свен угрюмо скалится рядом с тобой, рассказывая в пустоту очередной похабный анекдот. Он, как и остальные, уже в комбинезоне. Переодеваться в машине, с большой скоростью скачущей по искореженному асфальту, - не самое большое удовольствие, но ничего не поделаешь. Застегиваешь последнюю молнию, натягиваешь на руки перчатки. Осталась лишь маска. Пока ты переодеваешься, остальные успевают натянуть свои. К этому нельзя привыкнуть! Какой-то странный фарс, бесконечная шутка жизни со смертью.
Короткое торможение. Пора выходить.
"Не все мы умрем, но все изменимся, - пробормотал дядя Боря, любитель цитировать мертвую ныне книгу, - вдруг, во мгновение ока при последней трубе: ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся".
Недалеко от полуразвалившегося дома, поросшего жухлой ныне травой, забывшего себя в бесконечной веренице однообразных лет, уже стоят две таких же машины. Другие группы. Подтянутые, рослые мужчины, объединенные общей целью - удержать мир на грани безумия. Все в одинаковых комбинезонах, в масках. Непонятно, какой в этом смысл. Зачем придерживаться бессмысленной формы, для осознания единения? Кому оно нужно? Да, мы меняемся, мы уже не можем смотреть вокруг, как раньше. Мы начинаем сочувствовать тем, кто сейчас пытается заявить о своем существовании исковерканному миру. А дом все-таки уникален. Давно тебе не приходилось видеть столь большой коллекции табличек, как на его стенах. Пусть полустертых временем и ветром, но - бесконечное множество. Интересно, когда появилась традиция вешать на стены домов память о людях, которые в них умерли? И когда явление стало массовым?
"Оживут мертвецы Твои, восстанут мертвые тела!" - продолжает бубнить дядя Боря, осеняя себя крестным знамением. Смешной, когда так. Обычно ведь - нормальный мужик...
А из дома уже начинают появляться они. "Сеется тело душевное, восстает тело духовное", - непроизвольно повторяешь ты не раз услышанное. Это призраки. Призраки людей, когда-то здесь живших. Они любили, они рожали детей, они умирали. А теперь это - полупрозрачные фантасмагорические силуэты. Подобных чудовищ не способен придумать даже самый опьяненный разум. Перетекающие изгибы челюстей, изменяющиеся контуры сотен глаз, разинутые в бесконечном крике рты... Их души, души добропорядочных граждан этого города... Кто сказал, что души должны быть похожи на ангелов, украшающих собой фрески давно заброшенных церквей?
Выстрел! Еще выстрел! Разряды, разряды... Уничтожить - нельзя, можно лишь загнать обратно в логово. В тесные каморки сознания, где чудища были рождены. В дом, где они умерли, так и не потеряв человеческий облик.
"Истинно, истинно говорю вам: наступает время, и настало уже, когда мертвые услышат глас Сына Божия и услышавши оживут..." - снимает маску дядя Боря, и ты видишь его покрасневшие глаза.
Может, то действительно был обещанный Страшный суд? Но почему тогда те, кто жили - остались в живых? Почему? И видишь, какие бездны ужаса порождает сознание, и совсем не хочется, чтобы подобные населили ныне мертвую Землю... И борешься, сражаешься из последних сил, заранее зная, что все обречено. А дождь, безразличный ко всем проблемам оставшейся горстки людей, смеется и обдает осенним холодом.