Аннотация: Повесть написанная от первого лица. О том кто мы, откуда, и куда нас ведут словно на убой. (Черновик большого романа. будет время заполню недостающее)
Программист душ.
Фантастическая повесть.
Вместо эпиграфа.
Аутсорсинг, с учетом некоторых его нюансов, и специфического применения даже в нашей стране, можно смело назвать этот вид бизнеса разновидностью крепостного права. В отличие от нанимания артели - ближайшее по смыслу действие, Аутсорсинг сутью простая сдача одним хозяином в аренду своих работников другому хозяину. Причем, работники никак не могут влиять на условия собственного труда. Да и странно было бы слышать о профсоюзе крепостных. (Один очень пьяный руководитель пивной компании)
Самое сложное на мой взгляд для любого человека это не преодоление препятствий, которые ему с щедростью по жизни расставляет непонятно кто, а ломка самого себя, своего сознания. Выйти за рамки, в которых ты существовал до этого довольно непростая задача. Нас пугает абсолютно все. Столько страхов поджидает человека, кажется, за его спиной, что становится непонятным и интересным, как это человек живет еще, а не пустил пулю в лоб. Двойка в школе, ругань родителей, провал института, служба в армии, отсутствие работы или невыносимая по тяжести работа, а в тоже время увольнение, смерть, в конце концов... это далеко даже не миллионная доля тех страхов которые живут в каждом из нас на протяжении всей нашей жизни. Действительно страшно погибнуть глупой смертью от гриппа, просто потому что ты решил провести болезнь на ногах. Совершенно пугает простая ранка от ржавого гвоздя, и столбняк, который за этим может последовать. А кто из нас побежит от такой ранки делать уколы в больницу? Нас собака на улице укусит мы и то выматеримся и будем просто боятся, но в больницу не пойдем.
Нас очень пугает незнакомая работа. Нам очень страшно сделать что-то не то. Это я говорю о той работе, к которой человек еще как-то готов. А если он эти задачи вообще впервые в жизни видит? И хоть глаза круглые, а колени откровенно трясутся, но надо делать? Вот это и называется выйти за рамки. Сделать то, что ты до этого не делал, наплевав на собственные неуверенность и страх. Способных на такое людей мало. Не потому, что это в нас генетически заложено, этот будет уметь, а этот нет. Просто обычно за рамки человека заставляет выходить нестандартная ситуация. В которые человек, наверное, к нашему счастью все реже и реже попадает. Одних людей от других, на мой скромный взгляд отличает не трусливость и смелость, не цвет кожи или глаз, и даже не богатство или бедность, а простое и понятное: желает-умеет-может или нет человек, принимать решения, разумеется, в нестандартных ситуациях.
Вы всерьез думаете, что, чтобы управлять страной, надо быть семи пядей во лбу? Или, может, вы действительно считаете, что все кто попадал в кресла президентов - это титаны мысли? Просто гении? Нет, не так точнее, не то слово... Избранные! Причем, даже не народом, а Судьбой, да еще от рождения. Ути-пути, делая "козу", говорили мальчику в детском саде: "Смотрите-ка, какой президент растет!". А мальчик, радостно хихикая, делал в штаны, не добегая на горшок, и думал: "Как же я так могу! Я же будущий президент! Я опора нации и страны". Стоп, вы не верите, что президенты в детстве делали в штаны? Закройте книгу, вам еще рано такое читать. Потому что речь в ней пойдет об уж совсем невероятных вещах, вполне возможно нанесущих травму неокрепшему сознанию.
Для тех, кто не закрыл - продолжу. Вашу судьбу в этом мире определяет не Бог, не звезды, а вы сами. Это - основной постулат. Запомните его. Именно так я себе сказал тогда, сорок лет назад, стоя перед зеркалом в ванной, где до этого моя сестренка занималась любезностями со своим парнем. Я сказал себе: Я не буду жить в однокомнатной квартире. Я не хочу спать на кухне, на железной кровати и чтобы меня будил каждое утро, уходящий на работу отец, своим тяжелым кашлем. Просыпаясь от его утробного харканья в шесть утра, я уже спать не мог. И хотя в институт, где я покорял в то время исторический факультет, мне надо было к девяти утра, я больше не мог сомкнуть глаз как не старался. Представляете каждое утро, просыпаясь, думать: "А вдруг у твоего отца уже там рак, раз такой кашель?" Я был хорошим сыном и любил родителей, хотя они, по большому счету, не смогли мне ничего в этой жизни дать. Да и не должны были. Дали жизнь, не сдали в детский дом, так скажи спасибо.
Я жил в хорошей семье, с заботливой матерью. С работящим отцом. С очаровательной глупенькой сестрой, которая мне еще в десять лет рассказала, откуда берутся дети и как это все происходит. Шок, который меня накрыл с головой, трудно описать. Я неделю ходил, делился с друзьями впечатлениями, пока в те же десять лет не увидел, КАК это выглядит на самом деле. Зашел в комнату называется, когда родители были на работе, а моя, в то время четырнадцатилетняя сестра, зажигала со своим парнем на родительской кровати. Ну не на раскладушке же им было сестренкиной отрываться. После этого, я впечатлениями не делился. Сам процесс стал для меня на некоторое время, чем-то зело пугающим, чтобы о нем, как о своих страхах, распространятся своим приятелям.
В моей семье я слишком рано узнал, что такое вечная нехватка денег. Выглядело это приблизительно так... вместо того, чтобы купить петушка на палочке, мама говорила: "Пойдем домой, я тебе сделаю жженый сахар". Мы приходили домой, мама брала стальную ложку, насыпала в нее сахар, подносила к огню газовой плиты, и сахар плавился. Потом сидя перед уродливым квадратно-коричнево-выпуклым телевизором я облизывал ложку и грыз запекшийся на ней сахар. Все хорошо, только это не петушок на палочке. Это сахар на ложке... И так было во всем. "Мама, купи мне пистолет!"- "Придем домой, папа тебе из дерева вырежет точно такой же". Конечно, он не был таким же, но отец у меня был мастер на все руки и мой деревянный "пестик", выкрашенный почему-то красной морилкой, был лучше и весомее других пластиковых игрушек, с которыми бегали мои друзья.
Вот что действительно мои родители мне дали, так это голову и умение преодолевать препятствия. Я не был отличником в школе, но я хотел им быть. И задницей "брал" "предметы". Я сидел на кухне при свете лампочки без абажура и долбил, долбил, долбил, пока не начинал понимать, о чем идет речь и как решать поставленную задачу. Отучившись одиннадцать классов, я встал перед логичным, но страшноватым выбором: куда дальше? Отец впервые на моей памяти выматерился, когда я сказал, что пойду к нему на фабрику работать. Ничего удивительного, это было единственное, что я себе в тот момент представлял. Он потом извинился и запретил мне даже думать о том, чтобы заниматься таким неблагодарным трудом. Он при матери говорил, как ему стыдно, что он не смог сделать нам всем счастливой и беззаботной жизни. И потребовал от меня, чтобы я получил высшее образование и НИКОГДА, он особо подчеркнул это слово, не скатывался до ручного труда. Втайне от всех я встал перед зеркалом в ванной и пообещал сам себе, что я выполню не только завет отца и отучусь, но и вытащу свою семью из этих невыносимых условий...
Легко сказать. В мире, где всем заправляют деньги поступить на бесплатный понтовый факультет равно подвиг. Я не был создан для героизма и потому на бесплатный экономический или юридический я, конечно, не поступил. Я поступил на исторический, на котором, к моему удивлению, был просто недобор. Уже отучившись полгода, я пришел к выводу, что я сделал самый правильный шаг в своей жизни. В стране, где недобор на факультет истории, несомненно, есть место развернуться человеку ее хорошо знающему. И я стал учиться не просто для галочки, а для себя.
Это было что-то с чем-то. Я ни дня не давал себе отдыхать. Даже выбираясь с приятелями на природу, я вместо банальных попоек устраивал им, чуть ли не часовые экскурсы в историю древнего Рима... Особенно им нравились эротические подробности культы земли и плодородия. Рассказывая им о том или ином событии, я учился делать это весело, непринужденно, словно исторический анекдот. И мои рассказы неизменно пользовались популярностью. Особенно когда надо было сравнить своего приятеля с одним из героев древности и восхитить его подругу. Мол, с каким мегаЧЕЛОВЕКОМ она периодически занимается любовью. Сам я, понятно, себя в истории долго искал. Но нашел. Не тогда, а десятки лет спустя, я нашел в истории своего двойника... Но об этом позже.
Учеба, если с третьего курса ее можно было так назвать, давалась мне не просто легко. Я кайфовал от полученных знаний. Особенно мне помог любить мою специализацию Веселов Александр Павлович или просто Цербер, как, за грозный нрав, его прозвали студенты. Вот он учил нас историю не просто любить... в общем тех, кто не любил историю, "любил" он и на каждом занятии. Причем делал он это с особой изощренностью и цинизмом. Самое гнусное, что он применял к тем, кто косил от работы с документами это требовал разобрать смешанную переписку Маркса и Энгельса относительно "еврейского негра Лассаля". Причем Церберу было плевать, что социалистические времена давно миновали, и Маркс с Энгельсом несколько померкли для общественности. Он признавал их историческое влияние, и требовал этого признания от нас. После первого же проступка и разбора переписки этих плодовитейших мужей, мы проникались к ним уважением, равно как и ненавистью. До сих пор абстрактно ненавижу Маркса.
Но ненависть к автору "Капитала" нисколько не затмевала моего уважения к человеку, написавшему столь титанический труд. И пусть моя специализацией была Италия со времен, "тихой сапой" пришедших нормандцев, к этому деятелю я отношусь с нескрываемым трепетом.
К четвертому курсу института, когда нас уже довольно исправно вместо занятий отправляли разбирать ближайшие архивы в утеху их заведующим, я вынес самую главную мысль относительно исторической справедливости. Хоть ты что сделай для человечества, но без собственного биографа тебя никто помнить не будет. Каждый тиран имел своего "поэта". Каждый запомнившийся нам деятель имел полное жизнеописание, нисколько не уступающие описанию жития святых. Каждый писатель собственную жизнь подарил своим героям и потом десятки литературоведов хором признавали какую-то незначительную повесть автобиографичной. Незнающие ВСЕХ подробностей жизни авторов, читатели восхищенно вздыхали и даже преисполнялись сочувствием к тяжелому быту работника пера.
Я же, когда меня кто-либо спрашивал мнение, относительно того или иного деятеля, обычно вспоминал, того кто "создавал" кумира и говорил, что полностью с ним согласен. А попробуй поспорить, когда за этим "создателем легенд" стоит вся мировая наука. Тут кем бы ты ни был, все равно зубы сломаешь. Сдается мне, что пожелай кто доказать, что Наполеон был идиотом, сам Господь Бог заявил бы ему: "С ума сошли? Про идиота столько не напишут!".
Потому нет ничего удивительного в том, что свою поучительную биографию и бесконечную славу тех, кто встал со мной в начале моего пути я не доверил никому. Я взялся за них сам...
Несправедливость. Значительное для меня слово. Не знаю, для кого как, но у меня при осознании несправедливости по отношению ко мне просыпается здоровое желание переделать обстоятельства и мир "под себя". Желание возникает всегда, а вот получается крайне редко. Опуская детство и юность, с самой серьезной несправедливостью я столкнулся, окончив институт. Спрашивается, нахрена пять лет учить человека, разнообразным политическим нюансам средневековой Италии, чтобы потом, отправив его на два года служить в армию, со стопроцентной гарантией получить обратно стерильного мозгом дебила. Весь мой героизм, который я проявил, доказывая военно-врачебной комиссии, что славные вооруженные силы моей страны вполне могут обойтись и без такого дохляка, как я, привел только к тому, что меня, учитывая высшее образование, посчитали возможным приписать к ракетчикам. На вопрос где я, со своим дипломом на тему геополитическое положение маркграфства Тосканского и его влияние на папские государства, а где ракеты, вразумительного ответа мне никто не дал. Полковник-военком только поддержал меня гениальностью своих слов: "Не ссы, писарем будешь наверняка. В армии тоже нужны грамотные люди!" На мои вопли, "Мама, все пропало!", мама тоже утешила меня словами: "Никитушка, мужчина должен отслужить". Отец на это странно хмыкнул, и ничего не сказал. Кажется, он один только меня понял в тот момент. Сестра же, бросившая очередного парня, в то время она отчаянно искала мужа, и вернувшаяся в отчий дом, только радостно заявила, что переберется на мою кухонную лежанку.
Вот так, под ура-патриотические песни "Шумит камыш...", "Черный патруль", и "Не жди меня мама", я поехал прямо на Камчатку. Еще один идиотизм. Ну, спрашивается, кто додумался из калужской области отправлять людей служить на самый край нашей необъятной родины. Там что, вообще людей не водится, что надо из центра страны перебрасывать?
Попав в учебную часть, я был немало удивлен тому, что мое предписание в ракетные войска для "покупателей", которые с чудовищной периодичностью налетали на нас и увозили куда-то на заклание неведомым богам вооруженных сил, было пустым звуком. И как так получилось, что буквально через неделю обучения ходить строем, а при равнении так косить глазом, что бы видеть "четвертую грудь товарища", я залетел в роту охранения, для истории останется загадкой, как и для меня.
Рота охранения. Дикое и дивное зрелище. Треть калмыков, треть выходцев с гор, треть славян. Никого старше меня. Даже старший лейтенант, который был нашим заместителем командира, оказался на полгода младше меня. Когда он командовал нами, он неизменно обращался только ко мне. Смотрел несколько сочувственно в глаза и негромко так просил:
- Рота, на пра-во... ну и в столовую... шагом марш.
Пока мы проходили, курс молодого бойца я окончательно завоевал в роте статус восьмого чуда света. На меня смотрели, восхищались моим идиотизмом, как я мог после института залететь служить, но руками трогать боялись... зато приятелей приводили показывали. Мой отточенный на друзьях голос и огромный запас исторических сюжетов, сделал меня чем-то типа скальда у викингов. Тоже вроде "воин", но еще и сказания поведает и мозги загадит. Послушать мои "предания" даже старлей приходил в роту. Он садился на тумбочку дневального и через раскрытую дверь слушал, иногда поднимая к верху палец и акцентируя внимание дневального. Дневальный кивал и поддакивал: "Да товарищ, старший лейтенант", даже когда наш замкомроты ничего не говорил.
Через месяц по прохождению КМБ мне повесили лычки младшего сержанта и во главе с пятью "воинами ислама" отправили в вечную ссылку на "семнашку". Кто додумался отправить славянина во главе выходцев из Дагестана и Чечни в такую жопу, было отдельным вопросом. Но вот то, что эта жопа - "семнашка" вообще существовала, было абсолютным парадоксом.
Внешне это выглядело так. Дорога вдоль неширокой каменистой речки ползла километров двести по абсолютно глухим местам, где кроме геологов, охотников и проклятых судьбой бойцов роты охранения, вообще кажется, никого и никогда не было. Недалеко от первых скал довольно высокой горной гряды дорога сворачивала в лес и буквально обрывалась на небольшой площадке, вокруг которой разместилось пять вагончиков и одно, созданное трудом бесчисленных бойцов тут отслуживших, каменное здание из местного речного бута.
Что и от кого охраняла "семнашка" до конца службы мне так никто и не сказал. Жизнь на этом всеми забытом пятачке была чем-то вроде жизни на полуавтономной станции на другой планете. Рай для фантаста. Все в натуральную величину, и при особом воображении личный состав тоже начинал походить на инопланетян. А уж истории про летающие тарелки, вечно "шастающие и не дающие спать", было первым, что услышал бы человек появившийся на этом гиперсекретном объекте.
Двенадцать человек личного состава во главе с абсолютно диким капитаном-казахом занимались только одним: обходом леса, ближайших скал, и русла реки на протяжении нескольких километров. Причем, чтобы люди не увлекались и не уходили, черт знает куда, капитаном на шесте у дороги была вбита табличка: "Стой, запретная зона!" Обращенная в сторону нашего места дислокации табличка никогда в жизни бы не остановила ни одного туриста, зато мы, завидев ее, перекидывали автоматы на другое плечо и шли в обратный путь.
Раз в неделю к нам приезжал "Урал" и привозил продукты, почту, контрабанду и неизменно увозил с собой грозные требования капитана, чтобы перестали присылать сечку, от которой у большинства была уже непроходящая аллергическая изжога. Водитель обещал передать, но с неизменным каменным лицом другой водила в следующий раз привозил именно ее. Так продолжалось пока наш повар, "сверчок", горного темперамента, просто не избил ни в чем не повинного труженика баранки. Приехавший наряд забрал повара на "губу" и на целую неделю у нас появилось экзотическое развлечение: всем свободным от обхода личным составом мы пытались готовить себе обеды, завтраки и ужины. Капитан за это время исхудал окончательно. Есть то, что мы приготовили, он отказывался принципиально, предпочитая поглощать чай и шоколад, которого у нас были, кажется, стратегические запасы всей роты охранения.
Вернувшийся с "губы" повар, запил горькую, и наше развлечение с приготовлением пищи затянулось еще на неделю. Из запоя повара вывел голод. Он, как и капитан отказывался поедать разваренную нами в месиво сечку.
Жизнь на "точке" не была сложной или шибко однообразной. Ведь именно однообразия я боялся, когда меня и моих "горных орлов" привезли туда первый раз. Обходы, через один разнообразились наблюдениями бурых медведей в дикой природе, а через два купанием в ледяной воде "нашей" речушки. Вечера, проводимые у костра за складом провизии, в стене которого давно была проделана "грамотная" дыра, разнообразились моими рассказами и поглощением ворованной сгущенки. Мошкара, которая даже днем с живых не слезала, вечерами просто дохла на подлетах к нашим сборищам. Толи от моих рассказов, толи от той растительной дряни, что подкидывал в пламя один из бойцов, отличавшийся абсолютным знанием тайги. Так что именно сумерки были радостным временем короткого лета. Ночных обходов у нас отродясь не было, так что жаловаться на недосып тоже не приходилось. Вот так я, словно тот бурый медведь, за одно лето набрал и вес и, кажется, на всю жизнь выспался.
Что касается внутренних отношений на "точке", то могу, честно глядя любому в глаза сказать что "дедовщины" такой, какая процветала в учебном отряде или уже в роте охранения у нас не было да и быть не могло. Каждый день с оружием. Каждый день, по четверо обходя маршрут, десять раз подумаешь, в общем, кого-то задевать или дергать без причины. А уж дикий интернациональный коллектив так просто ставил нас в невыносимые условия, когда приходилось даже слова подбирать. В такой ситуации не "попрессуешь" особо. Да и капитан... при нем, было, достаточно случится драке, чтобы этот сын степей и просторов, одичавший вконец в глухой тайге, просто до полусмерти сам избил спорщиков. Зализывая раны оба "непримиримых" врага, сходились во мнении что капитан "редкая сука", и с тех пор становились лучшими друзьями. Капитан умел качественно и надолго мирить людей.
К осени я, уже став сержантом, так как наш сержант, помахав всем ручкой, просто свалил на "дембель", стал первым после капитана на "семнашке". Точнее первым вообще, так как капитан к тому времени просто забил на все и вместо управления нашей толпой, глухо погрузился в изучение творчества Островского и Янки Купалы. Качая изумленно головой, от этой неординарной личности, я сам рисовал графики дежурств, обходов, караулов, сам ругался с очередным водителем, привезшим снова сечку, сам следил за запасами мазута в баке. Ночи стали холодными, и уже приходилось отапливать два наших совмещенных жилых блока. В вагончике капитана была своя горелка и за ней, к его чести он следил сам.
Очнувшись к первому снегу, от своего литературного нырка, капитан предложил мне в следующем году поступить в школу прапорщиков. "У тебя талант к службе!" - заявлял он, видя, что пока он буквы знакомые искал, "семнашка" не разбежалась и не сгинула, как мог бы подумать пессимист. Я скромно отказался, подумав, что уж если бы хотел посвятить себя службе, то уж точно не на исторический пошел, а в военное училище. Капитан не настаивал, но выбил мне к новому году погоны старшего сержанта. Мол, мне подарок. Кроме повода напиться контрабандной водкой, что нам в очередной раз привез сквозь все кордоны водила, "лычки" ничего не давали. Хотя нет, вру... они давали прибавку к мизерному жалованью, которое, получив под роспись у капитана мы даже потратить, нигде не могли в этой чудовищной дали от ближайшего магазина. Кроме этого капитан пообещал, что если я надумаю подписать контракт, он лично мне такую характеристику напишет, что пречистая дева Мария, от зависти ногти себе сгрызет. Это цитата. Не скрою, я ужаснулся тому, до каких "перлов" дошел перечитавшийся казах-капитан. Пожалев ногти пресвятой богородицы, я наотрез отказался в тот раз от подписания контракта.
Зима текла как-то вяло, хотя и не сильно скучно. Могло быть тоскливее. Я научился ходить на лыжах. Да, любой бы научился, когда ему через день в обход гигантской территории, а там полтора метра снега. Сошел с лыж и "ушел" по грудь. А потом это ж подвиг на них снова "взобраться", когда на тебе овчиний тулуп, автомат, патронташ, и вещь мешок с аптечкой, сухпайком, и дополнительным теплым бельем. Это мы не от дурости таскали. Камчатка была забавным местом. Утром могло быть минус двадцать градусов, а к вечеру все сорок ниже ноля. Там лишним варежкам обрадуешься не то, что носкам или кальсонам.
Зато те чудеса, которые я там навидался, никогда после я нигде не видел. Северное сияние над горами камчатки это непередаваемое зрелище. Ладно, что оно разноцветными всполохами покрывало почти весь небосвод, так иногда казалось, что это не там далеко вверху все происходит, а языки сияния буквально всего в километре от тебя и тянуться, тянуться, тянуться к тебе, чтобы вырвать из груди твою душу покоренную этим небесным огнем. Мне еще долго снились разноцветные узоры этой психоделлической картины и даже во сне мне хотелось упасть в снег навзничь и смотреть, смотреть на это чудо, не отрываясь.
Кроме этих небесных огней я действительно не раз и не два видел то, что обычно в народе называют НЛО. И хотя каждый раз капитан-казах убеждал нас, что это подсвеченные воздушные зонды, мы, посмеиваясь в "спальнике" над его упрямостью, собирались разыграть его визитом "братьев по разуму". Но только пылкость нашего капитана и то, что он спал с оружием, останавливали нас от того, чтобы нарядить кого-нибудь из бойцов в простынь, надеть ему противогаз и отправить пугать казаха.
Если первые разы небесные "феномены" меня еще удивляли, то потом я стал относиться к ним на уровне самолетов в детстве: "Ого, смотри! Летит!" Причем так относился не только я. Насколько я знаю все на "семнашке" были вполне спокойными и даже, наверное, флегматичными людьми. Ну, летают. Но не поймать же.
Какое поймать. Когда из города вернулись нами посланные с водителем пленки, то на них, то, что мы принимали за НЛО, было простым смазанным пятном света. Разочарованные мы эти "метеозонды" даже фотографировать перестали. Приелись.
К весне, уже откровенно разбивая голову о стены от тоски по дому, по семье, даже по дуре-сестре, я запросился в отпуск. Капитан подумал, посмотрел на календарь, назначил дату и пообещал себе и мне к ней выйти из запоя.
Знаете, что такое для бойца живущего в центре России получить отпуск, проходя службу на Камчатке? Это подвиг. Это, наверное, без сомнения героизм. Так как все в здравом уме командиры отказывались от предоставления его. Проще было на месяц раньше со службы уволить, чем дать положенный раз в году отпуск. А все просто. Дорожное время, в счет отпуска не шло. А теперь представьте себе, что такое боец на двадцать один день, уезжающий в отпуск да которому еще как не крути, накинь четырнадцать дней на дорогу. А мне полагался отпуск двадцать пять суток. А уж, какие это расходы для Министерства Обороны! Так что под грифом секретно между командирами воинских частей блуждал циркуляр не отпускать так далеко своих "крепостных" солдат. И они не отпускали. Это только мой казах-капитан либо не читал, либо принципиально решил сделать доброе дело. Командир воинской части, к которой мы были все приписаны, даже спорить не стал с любителем Островского и Янки Купалы. Просто подписал и я в канцелярии получил все документы для поездки.
Об отпуске мне особо сказать нечего. Дорогу из-за пьяного угара просто не помню, а на месте когда приехал, даже из дома почти не выходил. Все пытался наговориться с отцом и матерью. Нет, конечно, пару раз я навестил своих институтских подружек, которые уже, как положено, повыскакивали замуж, так что прописанный в нормальном отпуске отдельной графой "секс" мне не перепал. Но я не сильно расстраивался и впервые в жизни пошел в салон...
Скажу честно, такой красавицы, с какой я там провел несколько часов, у меня потом еще оооооочень долго не было. Для одичавшего среди гордых горцев солдата, переспать с такой девушкой было сильным стрессом. Но я как настоящий русский воин пережил и это, а не свалился в черную меланхолию, думая, какого черта я сижу в заднице на Камчатке уже год, когда в мире так много интересного и приятного.
Вернувшись в родную "семнашку" на вопрос озабоченных спермотоксикозом "горных орлов": "ну как там в отпуске?", я благоразумно опустил эпизод с продажною любовью. И на все провокационные вопросы отвечал просто: Не был, не видел, не знаю... и вообще я девственник.
Казах-капитан, выслушав отчет о проведенном времени, хмыкнул и пустился в долгие рассказы, как он поехал в свой первый отпуск на родину. Как он выехал с отцом к другу в степь, как ему нашли самого быстрого коня и как целый день он, капитан, с ним не расставался... После хитрых вопросов горцев, рассказ капитана звучал несколько пошло. Но мне хватило сил и такта даже не улыбнуться.
Я вернулся в "любимую" глушь уже вполне адекватной весной. И может быть, еще один год прошел бы точно так же как предыдущий, если бы не счастливый случай, изменивший не только окончание моей службы, но и всю жизнь в целом.
В один из обходов, в которые я, кстати, мог и не ходить, хитро распределяя службу между бойцов, я со своими "орлами" остановился на берегу реки совсем недалеко от дороги и, спустившись к воде, решил умыться и смыть с лица пот и пыль после долгого обхода. Мы так часто делали. Немного не доходя до памятной таблички, спускались к воде и делали недолгий привал. Но в тот день я, скатившись по камням к бурной речке и зачерпнув воды, чтобы умыться... так и не умылся за весь день. Прямо передо мной среди мелкого камня в кристально чистой воде желтело что-то непонятно и главное неуместное. Встав на колени я не жалея рукава опустил в воду руку и вытащил на свет размером со звезду на моей бляхе самородок золота. Замершие за моей спиной бойцы, буквально прорвались воплями "Дай, посмотрэть!". "Ага! Ща!"
Скомандовав, что обход окончен, а находку надо непременно показать капитану, я повел бойцов обратно. И больше всего в тот обратный путь я боялся просто пули в спину. Тяжеленный самородок слишком заметно выделялся в кармане штанов.
Капитан, когда мы всей гурьбой вломились в его вагончик, и я положил перед ним самородок, даже не прикоснулся к нему. Оглядел со всех сторон, раскрыл сейф и велел мне его туда положить. Я конечно положил. Сейф был заперт, а казах с совершенно затуманенным взором приказал трубить общий сбор.
На звон рельсины подвешенной у вагончика повара прибежали все, даже те, кто свалил довольно далеко в лес, в поисках прошлогодних, переживших зиму и ставшими сладкими ягод.
Когда все построились и уже даже узнали причину сбора, вышел капитан и как положено любителю словесности сказал емко и коротко:
- Солдаты! Кажется, служба кончилась.
Вот, как-то так, наша "семнашка", из абсолютно никому ненужной "точки", превратилась в золотодобывающую артель.
У посуды с камбуза, а особенно у тазиков, ведер, и даже половников появилось новое предназначение. С раннего утра, пока четверо, выполняли долг перед родиной, проводя обход вверенной территории, еще один стоял под "грибком" у полупустого склада с оружием, все остальные во главе с капитаном и поваром уходили выше по реке мыть золотишко. Посуда очень пригодилась. Дело мы поставили на поток. Командовал всеми, разумеется, капитан. Если не можешь остановить безобразие - его надо возглавить. Старый принцип.
И дело пошло. В день, чтобы не быть голословным мы отсеивали не меньше двадцати - тридцати грамм золотого песка. Словно только нас и ждали, не часто, но попадались самородки. Мне еще несколько раз повезло найти довольно значительные и достойные куски. Фасуя по полиэтиленовым пакетам песок у себя в вагончике, капитан ломал только над одним голову: Как все это превратить в реальные деньги? Дагестанские "дети гор" мечтательно закатывали глаза и говорили: Вот у нас в Махачкале... на что им капитан резонно замечал:
- У себя в Кокшетау я тоже знаю как это продать... А вы тут придумайте.
Я разумеется не стал говорить, что даже у себя в Калуге не нашел бы куда это дело "слить".
К заморозкам, когда работать стало невозможно, руки сводило даже просто перебирая "мусор", капитан озвучил нам "итого". "Итого" внушило нам самим уважение к проделанной работе. Пять килограмм, сто сорок с мелочью грамм. Точнее фасовочные весы на кухне показать не могли. Прочувствовав примерную прибыль, мы свернули деятельность, до тепла.
За зиму, капитан нашел таки дельцов, кто скупил у него все нами намытое и подобранное. В один из морозных дней он вернулся из города на машине с продуктами и потребовал, чтобы после разгрузки я зашел к нему. Ну, я и зашел.
Когда он, положив предомной "кирпич" денег и спросив, где их лучше хранить у него в сейфе или отдать мне, я сначала не понял. Подумав, что это общие деньги я сказал, что бы, конечно, хранились в сейфе. Капитан кивнул, спрятал "кирпич" туда, где раньше прятал золото и попросил:
- Никита, я тебе увольнительную выписываю в город. Со следующей машиной поедешь туда. Возьмешь четверых с собой. Пойдете в банк и просто откроете счет и положите на них свои деньги. Я не хочу, чтобы вы за зиму тут все друг другу в карты проиграли или перестреляли из-за них друг друга. Ни копейки из этих денег, чтобы на "точке" не оставалось. Ясно!?
Я кивнул и позвал по просьбе капитана следующего счастливчика. Вечером на "точке" было странно. Бездумное веселье и взрывы хохота сменялись гробовой тишиной, в которой разве что боец не усыпал, прислонившись к грибку и делая вид, что охраняет нас и оружие.
Когда же я повез в увольнительную "горных орлов", и понял что "кирпич" показанный мне капитаном это МОЙ кирпич... Слова как-то странно застряли у меня в горле. До самого банка я не смог выдавить из себя ничего кроме глупой улыбки. В банке я даже не смог сказать кассиру, сколько в этой здоровенной пачке денег. Обратно возвращаясь с новенькими сберегательными книжками, мы все, кажется, занимались только одним: думали, как потратим эти деньги, вернувшись на гражданку. Но меня посещали и другие мысли. Вопрос, почему же капитан не присвоил все себе, меня не покидает до сих пор. Вопрос был даже не в порядочности. Он мог не так "честно" делить. Ведь он же нес за всех риск. Но, прикинув в уме, я понял, он разделил просто: все и на всех.
Добравшись на "Урале" из нашей части, который нам через мат дали, чтобы вернуться на "точку", мы доложили капитану, что выполнили все, как он сказал. Тот только кивнул и снова всех собрал на инструктаж:
- Никогда. Никому. Ни подружкам своим, ни женам. Ни дядям и тетям, ни папам и мамам. Вы не скажете, откуда у вас эти деньги. Если менты же вас окучат или что еще... нашли в сумке при обходе. Скрыли от командира и других. Ясно? Только из-за болтунов всегда все дела и проваливаются.
Мы серьезно кивали, но, кажется, среди нас не нашлось тех, кто сдержал в себе тайну до конца. "Горные орлы", я точно знаю, проболтались, хвастаясь по возвращению своим корешам, какие они теперь богатые. Я же, только двадцать лет спустя, рассказал сестре с чего все началось.
Зима в тот год была короткая. Ранняя весна, хоть и не была теплой, но уже позволяла продолжить нами начатое. И снова, словно кроты, мы вгрызались в грунт прибрежный и в дно реки. Через месяц работы капитан снова привез денег. Он ввел это теперь, как правило. Раз в месяц "сливать" все и раздавать бойцам деньги. Словно зарплата. Знал бы кто, как мы молились, кто Аллаху, кто кому, что бы бандюганы, с кем связался наш капитан не мочканули того из жадности. Ментов мы почти не боялись. Они к людям в форме армейской не приставали никогда в тех краях. Но бандитов опасались. Мы же знали, что по всему дальнему востоку эта мафия рулила. Что у нее были свои артели, через которые она легализовывала золото. Были и свои черные старатели, которые, правда не хамели и в закрытые зоны не совались. А уж, сколько на этих "братках" трупов висело... не сосчитать, никогда и никому.
Не стоило удивляться и тому, что в тот год вся наша артель подписала контракт с министерством обороны. Нашему капитану даже кажется, за это премию выдали. Стольких уговорил остаться служить. Молодец! Капитан же только головой качал, видя, что мы на вырученные деньги, не стесняясь, на "работу" уже в спецкостюмах ходим. Купили по случаю комбинезоны хим. защиты у вороватого прапорщика нашей же части. На логичный вопрос, а нахрена они нам, хором отвечали, что форму комарье прокусывает, вот и будем лучше как придурки, но зато некусаными после службы ходить. Прапорщик покрутил пальцем у виска, но комплекты продал, немедленно списав их на попорченное крысами.
В костюмах хим. защиты работать стало одно удовольствие. А когда соорудили здоровый переносной желоб, в который натаскивали породу и воду, так процесс вообще приобрел некий законченный вид. Мы стали добывать до пятидесяти грамм песка в день. Мы работали как лошади. Очень часто меняли место "работы". И никогда не боялись, что нас сверху заметят случайные вертушки. Даже не зная, нахрена этот закрытый район, и что мы в нем охраняем, мы знали, что полеты над ним запрещены раз и, кажется, навсегда.
Все наши неприятности начались уже тогда, когда я, отгуляв очередной бестолковый отпуск, вернулся на "семнашку". Через день после возвращения, капитан поднял всех "в ружье" и, оставив на точке только часового и дежурного на телефоне, потащил всех нас к Косматой. Ближайшая к нам довольно крутая гора гряды. На наши вопросы, какого черта мы идем даже не в наш квадрат, капитан только матерился и подгонял. Но нас подгонять только голос срывать. И так шли, как могли. К часам шести мы подошли к подножию горы и, сверившись с картой, капитан повел нас, вверх собираясь по подножию перевалить в лощину. Пыхтя и надрываясь под снаряжением и оружием мы даже ругаться не могли. Сил не хватало. Только к восьми вечера мы перевалили в лощину и, указывая на какие-то сооружения вдали, капитан нас "обрадовал":
- До ночи мы должны успеть к ним.
Оценив расстояние на глаз, я прикинул, что если без привалов и проблем, то может и успеем... но, господи вседержитель, ноги уже не ходят!
До ночи мы не успели. Сжалившись над нами, идущий налегке капитан сказал делать привал и мы, потеряв тридцать минут, потеряли и инициативу, как бы сказал на это мой отец. Поднимаясь и чувствуя, как гудят ноги мы с тоской побрели за капитаном, все так же, не понимая, зачем было гнать нас, когда к тем зданиям наверняка ведет дорога, и из нашей роты охранения можно было послать бойцов на машине.
Ночь в лесу застала нас абсолютно разбитыми, голодными, и ненавидящими всех и вся на свете. Я так просто прижался к дереву, зажал автомат между колен и, склонив голову, уснул, не желая ни с кем говорить и даже спорить с капитаном который по своим соображениям запретил разжигать костер.
Проснулся я от простого толчка в плечо. Не усидев и не чувствуя затекших ног и гудящей спины я повалился в мягкий мох и, конечно, возмутился.
- Есть, отставить базар. - Сказал я и, с трудом поднявшись, огляделся.
Поднимались сонные разбуженные чуть ли не пинками бойцы. Многие тихо спрашивали у меня, что случилось, и я только плечами пожимал, выискивая в темноте куда-то сгинувшего капитана.
- Отделение. - Послышался его голос. - Слушай мою команду. Сейчас поднимаемся и не разбредаясь двигается за мной. Кто в темноте потеряется не орать, не звать никого. Когда заметим пропажу, я стану ломать ветки. В темноте в лесу это будет хорошо слышно. Просто остановитесь и слушайте. Ясно? Я спрашиваю всем все ясно?
- Так точно, товарищ капитан. - Вяло отозвались хриплые голоса.
И мы пошли. Никого, слава Богу, не потеряли. И через, буквально, несколько часов, когда уже небо над нами посерело от наступающего утра, вышли на довольно огромную поляну. В центре этой непонятной проплешины в сумраке хорошо проглядывался комплекс зданий. Абсолютно непонятного назначения. В основном в два этажа они стояли своеобразным каре. Четыре здания составляли условный квадрат, а в центре этого квадрата возвышалось четырехэтажное здание с типично армейской решетчатой спутниковой антенной на крыше.
- Габдулганиев, связь с полком дай мне.
Мой приятель по карточным играм, по совместительству наш связист опустился на землю развернул чехол здоровенной рации, что тащил на себе помимо прочей экипировки, и за несколько минут связался с ротой и даже обменялся парой слов на непонятном языке со своим "братом" на связи.
- Есть связь, товарищ капитан. - Доложил он и наш любимый казах присев на корточки взял из рук бойца наушники с микрофоном.
- Штаб? В общем, срочно свяжитесь и передайте, что мы вышли на заданную позицию и ждем указаний.
Выслушав ответ, капитан приказал нам рассредоточиться на опушке и наблюдать движения в районе зданий. Внимательно смотреть за темными окнами и если хоть огонек мелькнет или заметим кого, немедленно сообщить ему.
Через тридцать минут мой приятель на рации подкрался к капитану и сказал, что его вызывают. Казах снова вернулся к рации и долго выслушивал даваемые ему инструкции. При этом он очень удивленно смотрел почему-то на меня лично. Я уже даже подумал, может там, что про меня говорят. Но капитан ответил "есть!" и дал отбой связи. Выпрямившись и взглянув на здания, он скомандовал:
- Отделение! Колонной... дистанция десять метров. К зданиям. За мной!
И он героически пошел первым, причем, не забыв вытащить из кобуры пистолет. Нам о том, чтобы сняли автоматы с предохранителей или что бы хотя бы были готовы к чему-либо он, конечно, не сказал. Он гордым сынам Аллаха не верил ни на грамм. Не дай бог их птица испугает сорвавшись из травы. Положат же весь отряд.
Я шел прямо за капитаном и впервые в жизни видел его настолько взволнованным. Он шел и словно невольно пригибался под какой-то невидимой тяжестью. Кроме того, что следил за зданиями, капитан и по сторонам успевал озираться. Что или кто его так пугал, я откровенно не знал, но от того только сильнее голову в плечи вжимал и, не выдержав, снял автомат с плеча.
Услышав сзади снятое с предохранителя и взведенное оружие, капитан обернулся ко мне и сказал:
- Отставить. Вообще, ни по кому не стрелять. Кого бы не увидели сообщать сразу мне!
Я вернул предохранитель на место и потопал дальше, следуя в траве строго за казахом.
К зданиям утопающим в кустарнике и высоченной траве мы подходили, словно к чему-то жутко опасному, хотя и на вид, и как потом выяснилось внутри, они были абсолютно пусты. Входя через скрипящие двери внутрь зданий и, осматривая их пустые, без мебели, помещения со странно уцелевшими окнами, мы все больше проникались странным и чуждым нам волнением. Словно мы призраков искали. Или наоборот, словно призраки за нами наблюдали и спрашивали сами себя: Чего это мы приперлись?
Последней мы осматривали коробку центрального здания и именно в нем, капитан приказал закрепиться. Выставил на крыше в противоположных углах двух стрелков, остальным капитан велел отдыхать на четвертом этаже. Еще один боец был отправлен на третий этаж следить за лестничным подъемом.
Только тогда я позволил себе фамильярно спросить:
- Ну, и что мы тут делаем, когда могли бы уже "работать" на реке?
- Отставить... - сказал спокойно капитан и все-таки пояснил: - Сигнализация сработала. Раньше сюда бы из девятки направили бойцов, но девятку расформировали. Мы только рядом оказались. Ближе к вечеру сюда доберется еще народ. Нас сменят. Вот тогда вернемся на реку.
Я покивал и поинтересовался:
- А что здесь раньше было?
Капитан пожал плечами. Он не знал. И упреждая мой следующий вопрос, сказал:
- И почему все помещения пустые, я тоже не знаю.
Я понял, что спрашивать его бесполезно и пока меня не позвали, сменить кого-нибудь на посту, прошелся по этажу. Действительно во множестве комнат не было не то, что мебели, но даже покрытия пола. Если там оно когда-нибудь и было, то его очень качественно отодрали.
Странные дома. Все кругом чистенько. Все стекла целые. Здания заброшенными окончательно не выглядя. Даже общая пустота ни о чем мне не говорила. Я словно чувствовал чей-то толи остаточный запах, толи чье-то тепло. Словно вот недавно тут кто-то жил, а может, работал, а может, тут вообще институт какой-нибудь был.
Заступать мне пришлось через три часа на крышу. Прохаживаясь по ее краю и страдая от нещадного солнца, я вдруг понял, что во всей сплошной стене леса вокруг поляны нет ни одного просвета. И ни одна дорога от зданий никуда не ведет. Не было дорог.
Поделившись своими наблюдениями с приятелем, я вызвал у него только недоумение. "Джигиту" было все равно, как строили эти дома, если даже строй материалы неоткуда привезти. А меня этот вопрос озадачил и сильно. Настолько, что я слишком запоздало сообщил, о вышедших из леса на открытое место людях. Заорав вниз, что вижу людей, я заставил капитана подняться и он, щурясь, долго всматривался в плотную группу шедшую к нам со всей возможной в такой высокой траве скоростью. Люди нас тоже заметили, причем могу спорить, я видел, как шедший среди этой группы человек поднес к плечу винтовку и, остановившись, прицелился в нас. Как я позже узнал это был снайпер и он нас просто рассмотрел в прицел. Но в тот момент я невольно дернул капитана и указал на стрелка. Капитан ничего не сказал и даже с места не двинулся.
Люди обогнули здание на пути и не спеша, зашли в наше. Оставив нас на постах, капитан поспешил вниз, чтобы встретить гостей. Я не долго голову ломал, кто это такие. Вскоре в сопровождении нашего командира несколько из них поднялись на крышу и не спеша осматривая периметр остановились недалеко от меня.
- Смотрите сами, капитан. - Сказал здоровый мужик в маскировочного цвета форме и с погонами полковника. - Вы нам не мешаете. Ночуйте и утром идите.
- Нет, товарищ полковник. - Сказал решительно наш командир. - Нам уже обратно пора. Сейчас выйдем, успеем перевалить к себе, а там даже ночью все знакомо. Дойдем.
- Через седловину пойдете? - с сомнением спросил полковник, рассматривая Косматую прикрывая глаза от низкого уже солнца.
- Нет, обойдем по подножью.
- Ну, хорошо, тогда поспешите. - Порекомендовал полковник.
Капитан свистнул нам и поманил за собой вниз. Оставив с радостью посты, мы поспешили за ним.
Выходили немедленно. Кто не успел сожрать свой сух паек - его проблемы.
Странно, но идти по лесу было значительно проще, чем пересекать открытое поле. А ведь это не просто лес - тайга. Ее в жизни никто не додумался бы приводить в вид парка, убирать поваленные деревья, буреломы. Но, переступая через препятствия, мы словно раскочегарились и уже без понуканий спешили за капитаном. Дорога домой. Что тут еще можно сказать.
До заката мы не успели даже перевалить за Косматую. Так и стали лагерем у ее подножия в лесу. В этот раз капитан разрешил разжечь костер. Сидели, грелись. Дымный костерок отгонял мошку, что доставала нас на пути в это странное место. А в довершение идиллической картины, небо буквально расцвело миллионами звезд и таким ярким и четким Млечным путем.
Звезды это, наверное, единственное, что осталось во мне до этих дней из детства, приводящее меня в трепет. Я давно, конечно, не боюсь темноты и каких-то монстров, которые могут в ней таиться. Я не боюсь людей. Они уже не могут мне ничего сделать. Я не боюсь утонуть или быть съеденным акулой, даже купаясь посередине Индийского океана. Но я до сих пор боюсь звезд. Боюсь. Именно боюсь, я не ошибся. Во мне есть и восторг от их вида. Есть и зависть к тем, кто видел их из космоса. Мечта изучать их так никуда и не исчезла. Но никуда и не девался страх перед ними. Причем неосознанный страх. Не страх перед чем-то оттуда. А просто уровень фобии.
Сидя перед костром и указывая иногда на звезды, я рассказывал очередную историю из своего репертуара:
- Кометы. Многие слышали, что когда появляется комета - жди несчастий. И многие думают, что это на уровне суеверий. Ага. Ждите. Вся мировая история говорит о том, что наши человеческие катаклизмы как-то с ними все-таки связаны. Габдулганиев, хорош скалится. Я же правду говорю. Когда Наполеон еще, кажется, не думал о войне с Россией, комета долго была видна в небесах над горизонтом. Она описана хорошо у Льва Толстого. Удивительно, но многие источники говорят, что она наблюдалась не меньше полугода в небе. А потом, раскручивая маховик, началась настоящая мировая война, хотя в нашей истории она отмечена просто как отечественная и война с Наполеоном. Как обычно, во всех мировых катаклизмах, в нее были втянуты и мы. Самое интересное, что в тысяча девятьсот десятом Земля буквально прошла сквозь хвост кометы. Очень многие тогда были напуганы до усрачки. Но не меньше людей просто констатировали, наученные пословицами - быть войне. Причем мировой. В тридцать девятом наблюдалось даже несколько комет, и опять-таки началась вторая мировая война. Это только то, что скажем, зафиксировано в уже наши "цивилизованные" времена. А до этого были кометы перед крестовыми походами. И даже завоевание нормандцами Сицилии кажется, без нее не обошлось. А ведь ставшее королевством Сицилия пусть не на долго, но перебаламутила весь европейский мир...
- А в две тысячи шестом году комет кучу видели, я читал в Интернете... Тоже к войне мировой? - Раздался негромкий язвительный голос капитана.
Я, не смутившись, с самым честным взором сказал:
- Конечно товарищ капитан! Ибо грядет эпоха Зверя!
Габдулганиев в голос заржал, сволочь, путая мне все карты. Уже не в силах сдерживаться я тоже засмеялся и, наконец, сказал:
- Товарищ капитан. Есть кометы, у которых период вращения всего три с копейкой года. Так что их под любое событие в мире подогнать можно...
Усмехающиеся бойцы, рассматривали небо в поисках, кажется, кометы, а капитан только устало отмахнулся от нашего смеха и сказал:
- Ладно, сами идиоты, так еще всякую чушь другим рассказываете. Габдулганиев, ты рацию проверил? Работает теперь нормально?
- Нет, товарищ капитан. Как там вырубилась, так и все. Мистика, товарищ капитан! - как-то радостно заявил связист: - Придем на место разберу, посмотрю.
- Я тебе разберу. После тебя ни один инженер не соберет. - незлобно сказал капитан и добавил: - Все, всем отбой! Дневальный, в костер дров подкинь.
Команда прозвучала, но выполнять ее никто не спешил. Я, забив себе, место у костра и подложив под голову вещмешок, просто рассматривал звезды меж крон, Габдулганиев ковырялся с вырубившейся рацией. Остальные просто тихо трепались о своем.
Кто знает, может не пни меня тогда Габдулганиев, и не потребуй, чтобы мы вместе шли с ним нужду справлять, может, все бы в моей жизни обернулось по-другому.
- Слушай, Габдулла, - сказал я, устало поднимаясь, - ты хреновй товарищ. Нет что бы уставшего друга на руках отнести поссать и принести обратно. Я между прочим старый и больной...
Габдулганиев, посмеялся не громко и пошел впереди меня. И нет чтобы, ну, отойти за первое дерево и там все справить, так его черт понес в какую-то чащу. Чертыхаясь и матерясь, я перебирался через поваленные стволы за ним и думал, что автоматы мы зря не взяли. Сейчас вылезет из чащи медведь и задерет нахрен. Наконец мы облегчили себя и по отблеску костра пошли к своим. Увидев поваленное дерево упершееся своим стволом в кедр я не долго думая полез по нему. Хоть и не сезон был для кедровых шишек, но и прошлогодние могли остаться. О том, как я там буду искать эти чертовы шишки в темноте, я даже не думал. Габдулганиев, снизу меня только подбадривал. Он тоже был не против орешков. Но, забравшись к самому стволу кедра, я вдруг заметил какой-то свет справа от себя. И это был далеко не свет костра хорошо видимый мне снизу слева.
Еще немного поднявшись, я смог разогнуться и держась за ствол кедра, попытался рассмотреть, что же может светиться со стороны зданий, откуда мы пришли. Только по характерным сполохам я догадался, что это такое...
- Товарищ капитан! - заорал я не своим голосом. - Лес горит!
Ну, дальше было просто не скучно. Поднявшийся ко мне капитан тоже ничего толком не рассмотрев все-таки приказал подниматься и по темноте идти на Косматую. Мы даже не думали стонать или жаловаться на усталость. Тайга горит - тут бы ноги унести.
Не разбирая особо, через что мы ползем, отряд буквально за час вышел на откосы Косматой и немного поднявшись, я вполне разглядел, ЧТО же там горело. С того места мы впервые увидели здания, с того же места мы увидели их последними из людей. Уж не знаю, что и как там могло гореть, но буквально пылал камень, оставленных нами домов. Причем я отчетливо видел, что одного из зданий, а именно слева, уже просто нет.
- Огоблин... - сказал Габдулганиев.
- Сам ты гоблин. - отозвался, взбудоражено я. - Там же люди остались. Товарищ капитан, нам по-любому надо возвращаться смотреть, что там произошло.
Капитан, стоявший чуть ниже меня по склону, казалось, не мог решиться. Он довольно долго молчал, прежде чем ответить. Наконец, мотнув головой, казах сказал:
- Забирай тогда гоблина... и возьми еще этих... - он перечислил фамилии. - И давайте не торопясь, что бы ноги не поломать на "семнашку" идите. А я и остальные возвращаемся. Если там кто выжил, помощь нужна будет... Вы, как доберетесь, вызывайте полк, пусть в штаб сообщат, что у нас тут произошло. Сам доложишь, когда свяжутся. Пусть вертушки что ли пришлют. Нас и раненых забрать если что. Понятно, что район запретный, но такое...
Получив еще массу наставлений, я повел своих обратной дорогой, а капитан остальных, далеко не радостных бойцов, повел к тому гигантскому полю с нездоровым "факелом" посередине.
Добрались мы сравнительно быстро. К девяти утра, падая от усталости и роняя автоматы, мы завалились в наш "пионерлагерь" и я потребовал, чтобы дежурный немедленно связался с полком или штабом, что первым наберет. Дальше я уже по телефону доложил о происшествии и был очень удивлен, когда меня уже через пару часов бесцеремонно растолкали приехавшие к нам особисты. Продирая глаза и не веря, что какая-то сука посмела меня после такого будить, я, матерясь, все-таки поднялся. Меня отвели в вагончик капитана и долго расспрашивали обо всем, что произошло с момента как мы вышли по приказу на "сигнал". Причем расспрашивали так, словно я утаивал от них что-то. В итоге я уже не выдержал и высказался:
- Товарищ майор! Пока мы тут разговариваем туда вертолеты надо послать. Забрать командира и он вам все даже подробнее, чем я, расскажет.
- А так же танки и бомбардировщики. - Покивал мне особист и я не понял его юмора. Видя, что больше я им бесполезен, меня отпустили со словами: - Идите, старший сержант. У вас отвратительная память.
Уж не знаю, зачем он так сказал. Просто чтобы унизить или действительно считал, что я мало рассказал, не знаю. Я описал все что видел. Да и на память я никогда не жаловался. Всю жизнь я прилежно учился. И учеба не доставляла мне особо хлопот, а тут на тебе: У вас отвратительная память. Я от таких слов даже уснуть не смог. Пришел на связь в наш каменный дом сел рядом с дежурным, который все это время безвылазно отсидел (отоспал) на вахте и еще долго с ним обсуждал налет этих соколов "особой" породы. Через три часа, когда особисты уехали, я пошел, разбудил одного из бойцов, заставил его упирающегося пойти заступить на караул склада с оружием. "Грибок" пустовал с момента, как мы вернулись. Отстоявший в карауле сутки парень, помотав головой, сказал, что стоять больше не будет. И что я могу сам, если так желаю, на него заступать. А что я этому горцу скажу? Знаешь, дорогой, ты сутки отстоял, у тебя еще получится. Он и так на взводе был, что их просто одних бросили.
История в итоге, честно говоря, вышла кошмарненькая. Нашего капитана, как и наших товарищей не нашли. Больше того, приехавшие снова особисты взяли с нас расписки, что мы никогда и никому не сообщим о том, что видели, слышали, и, кажется, о чем думали в этом марш-броске туда и обратно.
Но если они надеялись что мы и думать не будем, то это они зря. Когда пропадает половина людей, с кем ты два года провел, тут волей-неволей в депрессию скатываешься и думать о всякой фигне начинаешь.
Через два дня прислали нам молодого испуганного лейтенанта в предобморочном состоянии. И пополнение из таких же молодых и удрученных. Я только горько посмеялся с их диковатого озирающегося вида и тихих, шепотом, разговоров. А что я мог сказать разочарованному лейтенанту? Что надо было лучше учиться, чтобы не в такую дыру залететь? Не мог. Я лично хорошо учился, но сидел там же. А пацанята, так вообще... Опять интернациональный коллектив с преимуществом татар. Построив их и объяснив наши порядки, я отправил всех во главе с еще одним "стариком" в их первый в жизни обход. Не смотря на потери, воинская часть должна служить и выполнять свои обязанности.
Вестей от капитана не было даже неделю спустя, когда лейтенант из замученного зверька, вспомнив, что он все-таки офицер, и воспарив, пусть не орлом, но хоть воробьем, стал учиться у меня управляться с нашей бандой. И я учил его. А куда деваться? Рассказывал про характеры бойцов, про нашего повара, который тоже уже отойдя от приключений, вернулся к изготовлению кашек на весь отряд. Рассказал, что знал о новеньких. Лейтенант, все мрачнея и в ужасе качая головой, наверное, в который раз проклял, что в училище, забив болт на учебу предавался чему угодно только не службе. Ну, вот в наказание, наверное, познавал все ее тяжести и лишения.
Жизнь, как ей и положено, пошла своим чередом, за исключением нашего горнодобывающего комплекса. Я рисовал сетку дежурств, разводил и проверял наряды, ругался с водителем и с поваром. Поверял оружие и запасы... В вагончике капитана, обжившийся лейтенант читал Островского и Янку Купалу и пил... пил, пил, пил.
Поглядев на мою юность, никто бы в здравом уме не подумал, что я чего-то в этой жизни достигну. Неудачник, каких много. Я так и не смог найти в своем характере ни одной черты, которая бы меня выделяла бы на фоне других. Я не был гуманистом. Надо было приструнить "горных орлов", мог и в ухо врезать. Силу они понимали. Если сила не унижала. Я не был и садистом или просто жестоким. Своих молодых я терпеливо обучал всему, что могло им пригодиться на службе. Я не был лизоблюдом, но и не спорил с командованием. Толку спорить с теми, кто тебя все равно не слышит? Я не был силачом, но и дохляком себя не считал. Побегал бы кто с мое с автоматом по лесам... Я не был тупым, но и не слыл умищем, гением... Умный бы в такую задницу не попал. И не в деньгах дело. Нашел бы умный способ не служить. Я не был лжецом, но и абсолютной честностью не отличался. Мои "сказки на ночь" тому пример. Я даже четверостишье на эту тему написал в порыве юношеском когда-то:
Я - Человек, я Зло и Благо
Не Рай, не Ад в моей душе
И надо мною бьются стягом
Порывы к Небу, хохот Тьме
Вот как романтично я умел когда-то писать. Не то, что сейчас: "В целях, предотвращения нецелевого использования..." ...
На "семнашке", после прихода новичков стало скучно. Уже не работала старательская артель. "Джигиты" еще иногда ходили втихаря, но я отказался. Не потому что считал это опасным или неблагодарным занятием. А просто, потому что исчез, наверное, этот старательский дух. Исчезла командная игра. Да и весь намытый командой песок вначале месяца, я присвоил себе сразу, как уехали особисты. Своим ключом открыл командирский сейф и забрал из него и не выданные деньги и песок в небольшом полиэтиленовом кулечке. Деньги я честно спустя месяц поделил с оставшимися от старой команды бойцами. А про песок, о котором многие знали, сказал: в реку высыпал. Испугавшись, что возьмут за интимное место, взял и высыпал. Я не скажу, что он мне был нужен. Ну, куда бы я его дел? Но подели я его между бойцами, это было бы однозначное палево. Кто-нибудь да показал бы не тому, кому надо.
Еще через месяц я пришел к уже давно обвыкшемуся лейтенанту и сказал, что хочу разорвать контракт. Лейтенант шепотом мне поведал, что тоже хочет. Как можно в нашей армии безболезненно для себя свалить с контракта? Нет, обычный рапорт не спасет. Столько гемора, как увольнение по рапорту я больше нигде не видел. Что бы безболезненно свалить со службы надо начать на службу класть болт и всячески поддерживать свой аморальный облик. Сидя с лейтенантом, друг напротив друга, мы писали, словно под копирку, рапорта начальнику в штаб. Я писал, что наш лейтенант проявляет нездоровые сексуальные наклонности по отношению к бойцам вверенного ему подразделения, что он беспробудно пьян, а так же норовит каждый раз, проходя мимо, споить стоящих в карауле бойцов. Потом, обнимаясь с ними, поет "Нас не догонят!" из репертуара ТаТу. Нечто в том же духе Алексей писал и обо мне. Когда я поделился идеей с Габдулганиевым, тот еще три дня в шутку от нас шарахался с лейтенантом и пел довольно громко: "А.... пидоры идут, пидоры идут!". В общем, поддерживал своим поведением "факты" изложенные в рапортах. После таких рапортов, естественно, к нам нагрянул наш полковник со штабным майором и старыми "приятелями" особистами. После осмотра территории, созвав меня и лейтенанта в бывшем капитанском вагоне, полковник орал на нас:
- Что, суки, свалить хотите!? Или вы думали, что вы такие одни умные!?
Мы и не догадывались, что свалить с "прекрасной" Камчатки желаем не только мы. Невинно хлопая ресницами, лейтенант не знал что сказать. А нечего тут говорить. Тут делать надо.
- Товарищ полковник... - сказал я елейным голосом. - Вы никогда не думали, что происходит на таких удаленных постах в условиях полного отсутствия женщин... Что же вы удивляетесь. Или вы ждете, когда вам поступит заявление об изнасиловании от одного из наших? Так мы сейчас Габдулганиева позовем. Он, если надо, подтвердит, что мы его гнусно пользуем уже второй месяц.
- Молчать, сука! На Русский отправлю!- Рявкнул на меня полковник, явно намекая на дисциплинарный батальон. Потом, успокоившись, сел и сказал лейтенанту, а не мне: - У меня и так некого сюда послать. Девятку расформировали, пятерку тоже, двадцатую точку тоже скоро спишу. И вас еще? Кто у меня будет тут служить?
- Не мы. - Твердо заявили я с лейтенантом и еще ПЯТЬ ЧАСОВ общались со штабным майором и нашими особистами. Нас спрашивали, бросим ли мы пить, и мы честно глядя в глаза отвечали что нет. Ни за что. Что алкоголизм это болезнь. И лечить ее желательно в стационаре или в домашних условиях.
Нас в итоге через три месяца уволили. Три месяца мы заваливали штаб рапортами друг на друга, над которыми в голос рыдали от смеха все, кто их читал. Когда нам прислали замену - страшного от такой жизни старшего лейтенанта и какого-то прапорщика, мы за один час передали им все дела и на той же машине, что привезла их в проклятую "семнашку", под "Не плач родная.." укатили в полк. Там мы еще неделю ходили посмешищем всего гарнизона. Зато потом... Потом мы с лейтенантом на прощание помочились на ворота любимой части и поехали домой. У меня в кармане было двести сорок тысяч рублей и грамм двести намытого песка. У Алексея денег не было вообще, зато была масса планов на будущую жизнь. Так мы и доехали до Москвы, я за него платил, а он мне всю дорогу рассказывал про мегаБИЗНЕС, который он собирается замутить в столице нашей родины.
У себя в Калуге я первым делом пошел в институт и спросил, нет ли места на кафедре. Ага, конечно... аж десять раз. Даже лаборантом в институт было невозможно устроиться. Вернувшись, домой и здраво оценив, что жить в родительской квартире не стоит, я довольно быстро снял квартиру с видом на Оку и с запахом от недалекого искусственного озера. Полный набор для ощущений, что живешь где-нибудь на берегу Сены или в Венеции. Если бы мои соседи с утра до ночи не матерились чисто по-русски, опять что-то деля друг с другом, я бы и, правда, забылся в этой тишине.
Я нисколько не желал устраивать себе отгул после службы. Незачем оно было. Нужна была работа и срочно. Двести оставшихся тысяч улетят быстро, решил я и с жаром схватился за газету объявлений. Конечно, люди со знанием истории были никому не нужны, зато вот "отслуживших в Армии" для разных охранных агентств и самой милиции требовалось много. Дожили, изумлялся я, в стране дефицит отслуживших в армии. Помня обещание, данное отцу не сваливаться до работы руками, я уже серьезно подумывал пойти что-нибудь охранять. Ну, а куда деваться? Можно было конечно прибиться к старым друзьям, что бандитствовали на раздолье понемногу. Но я боюсь, меня не поняла бы братва, когда я сказал бы что сам историк, а из армии ушел, кося под алкоголика. Хотя... из них от армии откосили многие, вообще, по шизофрении.
В общем, ситуация была интересная. Этакое перепутье. Безденежье пока не грозило. Тратил я не много. Работы не светило тоже. Но я особо и не страдал по этому поводу. Я словно затаившись, выжидал чего-то. Не надо суеты, говорил мне когда-то Цербер, победа - удел терпеливых, а не суетливых. Вот я и не суетился. Планомерно обрабатывал объявления о работе, гулял, встречался с людьми, с приятелями старыми. Но меня откровенно пригибала к земле мысль, что мне почти двадцать четыре года, а просвета и перспектив не наблюдается. Только мой довольно черный в то время юмор помог мне преодолеть действительно сложные метания души. В один день я решался переучиваться чуть ли не на бухгалтера, в другой я хотел все бросить, нарушить обещание, данное отцу и пойти на фабрику. Там всегда были нужны молодые крепкие парни. И думаю, через несколько лет, я бы, может, и стал мастером цеха или чем-то вроде того. Самой большой моей проблемой на тот период я считал отсутствие нужных друзей. Никогда не задавался вопросом этим, а тут осознал, что в принципе у меня никого и нет, кто бы мне оказал хоть какую-то помощь. Помог чуть подняться-закрепиться. Мне же только коготком зацепиться, а дальше я сам проползу. Не умом так усердием и терпением возьму любую проблему. В себе в этом плане я был уверен.
Наверное, именно от беспросветности ситуации, я через месяц собрался поехать устраиваться на работу в Москву. Все, как положено, сдал квартиру хозяйке, переселился к отцу с матерью. Сестра к тому времени давно успела выйти замуж за одного из товарищей отца по работе и даже нарожать ему двоих детей. Так что я не сильно стеснял своих.
Собираясь в дорогу, я слабо представлял себе, как это будет выглядеть. Приехать в незнакомый город... а где жить? А если сразу работу не найду? А если вообще не дай бог... ну, в общем, мысли были самые критические, но отчего-то они меня не останавливали. Словно вело что-то. В последний, перед выбранным для отъезда, день я позвонил Алексею. Просто наудачу. Просто ну вот заметил записанный в книжке телефон, что он мне оставил и позвонил. Лейтенант меня узнал сразу. Я не уверен, что он обрадовался моему звонку. Это только настоящие друзья могут радоваться, когда от дела отвлекает друг. Мы же с ним были больше приятелями. Сослуживцами, прошедшими край непуганых инопланетян.
- Чем занимаешься, Леха? - спросил я того и лейтенант, словно один из моих бывших "горных орлов" ответил.
- Вах, дорогой, все дела, заботы.
- Так у тебя получился твой мегабизнес? - спросил я его с насмешкой.
- Неа. Денег нет. Деньги нужны. Вот сейчас в казино подрабатываю.
- Охранником? - спросил я, искренне думая, что так оно и есть.
- Да ты что... нет, конечно. - Возмутился он: - Рекламой занимаюсь. А ты вообще что звонишь-то?
- Завтра в Москву приезжаю, думал, сядем, выпьем.
- Завтра? Пятница... пятница... пятница... - странно повторял он словно пробуя на вкус это слово: - Ну, давай. А чего нет-то? Во сколько? Я в залах не работаю, так что к восьми уже освобожусь. Давай ко мне подваливай. Встретимся, посидим в баре каком-нибудь.
Мы встретились... он весь такой в костюме цивильном, я в вылинявшей джинсе и старых, ставшими уже маленькими для моей "растоптанной" ноги, кроссовках. Сидели, пили, вспоминая, как три месяца из себя корчили непонятно кого, только чтобы сбежать. Ни он, который не мог свой бизнес начать, ни я который шарился без работы не жалели что ушли в никуда. Жалеть о сделанном - самая глупая из человеческих черт. Пытаться исправить ошибку можно и нужно, но жалеть-то о ней зачем? Но возвращаться служить никто не желал. Мы оба были рады свободе, не подконтрольности и конечно ЦИВИЛИЗАЦИИ вокруг нас. Дикая тайга уже порядком надоела. Как впрочем, и вообще экзотика Камчатки.
Лейтенант рассказывал мне о своей работе, а я только диву давался какие деньги оставляют люди в "его" казино. Жалуясь, что любой из этих транжир, потрать он несколько десятков тысяч долларов на ЕГО идею, получил бы в ответ миллионы, Алексей все же не отчаивался и убежденно говорил:
- За пару лет скоплю денег и займусь, чем хотел.
- Тем, что рассказывал мне тогда? - скептически улыбался я.
- Угу. - Кивнул он, отпивая из кружки пиво.
Я хмыкнул, но не стал говорить, что считаю его затею безумием. Не говоря уже про то, что несколько десятков тысяч долларов там бы точно не помогли. И сотен тысяч... и даже миллионов... Идея была безумная от начала до конца. Как-то само собой получилось, что из бара мы с ним перебрались пить в его квартиру, где жила его еще не старая мама. Засев на кухне мы продолжили разговор по душам, и я откровенно был удивлен сделанным им предложением.
- В карты играешь?
- Ну конечно. Забыл, как мы тебя с Габдуллой без сигарет оставляли? - ответил я с насмешкой.
Алексей, улыбаясь от воспоминаний, перечислил игры, и я на все них утвердительно кивнул. Тут он нездорово повеселел и сообщил почему-то шепотом:
- Тогда, Никита, у нас с тобой, кажется, будет дело.
Я попросил пояснить, но вместо этого, позвонив своей невесте и попросив ее приехать, Леха сказал:
- Сейчас Катя приедет и поговорим.
Она приехала и мы поговорили. Скажу так. От разговора этого я еще долго уснуть не мог. Меня уложили на пол в комнате моего друга. Сами они улеглись на кровать, и даже не делали попыток нарушить мой сон какой-то возней. Но я же ворочался, вздыхал, взвешивал все за и против и, наконец, согласился... точнее, я согласился раньше. Просто мне нужно было согласиться еще с самим собой. Нешуточный шаг пытаться обворовать казино...
Читая это, вы можете подумать, что я слишком на себя наговариваю и, может, ломаете голову, зачем я это делаю. Скажу так. Даже сейчас, все что случилось потом я не считаю ошибкой, или чем-то плохим. Мы были молоды. Перспектив не наблюдалось. Я был вообще безработным. К примеру, в средние века в такой ситуации не удивлюсь, что подался бы в разбойнички. Пока не повесили бы. Но в наше время... в наше время и в нашей стране, которая сама никогда не гнушалась "поиметь" собственный народ, а народ беззастенчиво "имел" все, что плохо лежит, были несколько другие нравы. В большинстве своем другие. Были порядочные и честные люди, но даже их, спрашивая в шутку, вернули бы они в милицию, найденный миллион долларов, можно было не сомневаться в ответе. Какое время такие и правила. Во времена Сталина, было хуже... поверьте историку. А в одна тысяча триста сорок восьмом, когда в Европе выкосило треть населения, к примеру, было настолько все плохо с моральным обликом, что нажитое на мародерстве состояние считалось вполне честным. А уж то, что там человек человеку был волк не сомневайтесь. Историки стараются не акцентировать на этих событиях внимание, но искусство все запечатлело для потомков, и "Декамерон", и масса гравюр и картин с "плясками смерти". Мы стараемся забыть об этом. Но в недрах Ватикана, еще можно найти летописи о героизме священников тех времен. О героизме единиц, против тотального разгула анархии и хаоса. Вспоминая сделанное нами я не осуждаю никого и даже извинятся мне особо не за что.
Не смотря на то, что наша афера удалась... она удалась не, потому что за карточным столом стояла девушка моего лейтенанта. Не потому, что Алексей кулаки держал, сидя в своем кабинетике. Не потому даже что крупье готовилась мне подсказать карты игроков... а просто потому что против "роял флэш" не попрешь. За вечер их у меня было семь!
Дальше имея столько(!) фишек на руках, начинался второй, заранее оговоренный нами этап. Начиналась НАСТОЯЩАЯ игра против казино. Нам надо было вытащить выигранное. А это сложнее чем выиграть.
Когда сменили крупье, меня предупредили об этом заранее, что как только у одного крупье начинает игрок выигрывать слишком часто, ему дают нового крупье. Но не простого... "у этого ты не выиграешь! Не пытайся!". Но сидеть надо и играть. А потому: "не сбегая сиди и сливай по маленькой". Но когда я собрал свой очередной "роял флэш", я решил играть до конца. Я собрался с силами. Я обвел взглядом игроков за столом и крупье и сделал ставку. Эти уроды, словно подговоренные крупье, сразу сбросились. Я разочарованно собрал кон и поднялся, поблагодарив за игру.
Дальше я должен был забрать деньги. Этому мне должны были активно мешать. И мешали... Ко мне подошла полуобнаженная девушка с наполненными бокалами шампанского, она улыбнулась мне так и ТАК предложила выпить за счет заведения, что я не удержался и взял бокал с подноса. Но хорошо, что мне хватило ума посмотреть, что будет дальше девушка делать. "Если тебе предложили шампанского за счет заведения, не брать! Если взял, то смотри, что дальше происходит с бокалами и бутылкой. Если угощают и других, то пей ничего страшного. Если ты хотя бы просто потерял девушку из вида... мало ли заслонили и ты больше ее не видел... Или вся бутылка предназначалась тебе... в общем меняешь стол! "Забывая" напиток на нем. Никто не рискует, и напоминать тебе, что ты что-то забыл не будут. А напомнят так и скажешь - я шампанское не пью. Здоровье не позволяет. Ясно?". Конечно, ясно.
Девушку так быстро от меня заслонил охранник и какая-то пара игроков задумчиво вставших у автоматов, что я даже улыбнулся этому "вокзальному" "лохотрону". Медленно, все так же улыбаясь, я направился к "рулетке". Стоял там довольно долго, глупо держа в одной руке бокал с шампанским, а в другой свой выигрыш. Я не знаю, как так получилось, что, проходя мимо, меня задела девушка-крупье, куда-то спешащая. Да еще так задела, что, мною даже не пригубленное шампанское, оказалось и на моем одолженном у Алексея костюме и на ее форменной блузке с коротким рукавом и бэйджиком.
Стремительно появившийся менеджер сдержанно обругал девушку, а мне, любезно улыбаясь, предложил пройти с ним. Обещая, что немедленно пиджак почистят, он пригласил меня присесть за столик в ресторане, в центре зала перед сценой. Подошедшая девушка попросила меня вынуть все из карманов и передать пиджак ей. Что я без задней мысли и сделал. Менеджер сначала стоял рядом, потом вроде как несколько осторожно присел напротив и спросил вкрадчиво:
- Удачный выигрыш. Не считали еще? Ну, у меня глаз привыкший. Я по цветам и слотам в колодке уже понимаю... хорошая сумма. У нас сейчас многие выигрывают. Особенно на рулетке знаете ли. Просто эпидемия какая-то. - Он натурально так горько усмехнулся. А потом предупредил, что скоро стол для рулетки закроют, так как слишком часто стали двадцатки и пятерки выпадать. Он даже хотел попробовать меня убедить пойти к столу попробовать. Но я посмеялся, говоря, что не понимаю игр, где все так откровенно зависит от случая. Вот покер и другие карточные игры, где нужна выдержка, ум, удача это да... Тогда мне предложили сыграть и в покер и в блэкджек и еще массу таких игр, о которых я вообще ничего не знал. Пока мы сидели мне принесли на замену другой бокал шампанского и я, конечно же, даже не притронулся и к этому. Когда мне вернули высушенный и без следа влаги пиджак, я поднялся, накинул его и, попрощавшись с менеджером, направился в обмен. Напоминать о шампанском он не решился. В обмене я получил один миллион шестьсот четырнадцать тысяч и несколько прифигел с этой цифры. Она у меня в голове не укладывалась. В фишках это казалось меньше и компактнее. Кроме этого мне вернули и одну незначительную фишку.
- На удачу. Последний раз сыграйте.
"Сыграй последний раз. Не важно во что. Не пались. Не отстанут ведь. Нафига ты эту фишку потащишь с собой. Сыграй. Рядом с тобой обязательно кто-то скажет: "может еще попробуете?" или "Вам обязательно повезет в следующий раз". Никаких следующих разов. Деньги в зубы и на выход. От выхода звонишь в этот такси и ждешь только его. Проверяешь, что эмблема такси соответствует, а не какой-то маскарад подогнали. Садишься в такси и всю дорогу жалуешься таксисту, что ты больше никогда в казино не войдешь, что, мол, только на такси деньги и остались. Заранее отложи для таксиста денег. Адрес, который называешь ему это в трех кварталах отсюда. Там глухая улица. Оборачиваешься и смотришь, нет ли за тобой "ездунов". Если нет, извиняешься перед водилой и говоришь, что с той стороны вы не проедите. И просишь повернуться и ехать уже другой дорогой, но по нормальному адресу. Если есть те, кто хотят знать, откуда ты такой вумный, то схватываешься за голову и говоришь таксисту, что забыл в казино пустой бумажник. И что срочно надо обратно. Бумажник, мол, дорогой. И едешь обратно. Здесь в казино, опять играешь во что-нибудь, немного просаживай только, тебя с порога пасти будут, и заново весь маневр. Пока им не надоест. Если будет до утра, значит до утра..."
Не теряя времени, я подошел к рулетке, минуя все другие игры, и поставил четко на "двадцать". Я ведь еще не был разочарован в людях. Выпало "тридцать пять". Усмехнувшись, я повернулся к выходу и столкнулся лицом с тем самым менеджером.
- Видите, - сказал я - не повезло.
- Да. Но тут надо действительно дождаться... Попробуйте еще. На несколько чисел.
Долго я смеялся в такси над этой фразой. "Надо действительно дождаться". Как много в ней смысла и для меня и для менеджера. "По инструкции" я в нужном месте посмотрел назад и, не заметив слежки, попросил водителя развернуться и нормально ехать уже к дому лейтенанта. Так бы мы и попались...
Звонок на одолженный телефон мамы лейтенанта зазвучал как-то требовательно и решительно. Я снял трубку, уже спеша сказать, что бы Анне Никифоровне звонили на домашний, но голос лейтенанта меня оборвал:
- Домой не ехать. Езжай на любой из вокзалов. Лучше на площадь трех вокзалов гони. Таксисту скажи, друг звонил, просил встретить... на вокзале пакет купи в него уложи пиджак и в камеру хранения сдай. В автоматическую, если найдешь, но и обычная подойдет. Лучше бы его сжечь вообще, но где ты в центре города костер разводить будешь.
- А ты сам-то, где сейчас?
- Еду пить с другом. Напьюсь и у него останусь. Катька тоже не домой поедет. Будет изображать расстройство. Нечего внимания привлекать, когда у казино за раз шестьдесят тысяч гринов сняли. - Он негромко засмеялся.
Я вышел на "площади трех вокзалов" и расплатился с терпеливым таксистом. Даже без пакета скинул пиджак в автоматическую камеру хранения, догадавшись, чего именно опасается мой друг, и, надев пуховик поверх рубашки, заторопился в зал ожидания. Оттуда я, бродя между кресел, набрал номер лейтенанта и сообщил, что все сделал. Он со смешком спросил, не уехал ли я заодно, чтобы не делится. Я посмеялся, понимая, что это шутка, а не действительно подозрение. У этой заразы остался мой паспорт.
- Ну, теперь езжай ко мне домой, будем надеяться, что в казино твою куртку по съемке не вычислили и на нее еще что-нибудь в гардеробе не повесили. Завтра встретимся...
Вот так или почти так я и заработал свой первый после намыва золота капитал. Вернув "стартовые" тридцать тысяч невесте лейтенанта, остальное я честно поделил на три части и мы довольные засели пить обычную водку. Невольно думалось: что стоило, уже им, отравить меня? Или наркоту влить. Они ведь такое дело замутили. Подсунули бы мне в водке клофелин тот же... или еще что. Я спросил тогда еще, хотят ли они повторить этот трюк с другим актером. Алексей отрицательно закачал головой и сказал:
- Борзеть не надо... никогда нельзя борзеть. И ты тоже уже этот трюк сам повторить не сможешь. Твоя морда уже в черном списке. По всем казино разлетелась, как подозрительного гада.
Катя, посмотрев на Алексея, сказала:
- А он и не пойдет. Видишь он же не спрашивает, почему рисковал он, а полученное поровну на троих поделили. И даже не предлагает нам с тобой одну половину, а себе за риск другую...
Я не понял, к чему она это сказала, но признаться, я даже не думал о таком.
- Ты теперь собираешься заняться своей идеей? - Спросил я лейтенанта.
Тот кивнул и, посмотрев на Катю, сказал:
- Ну, если Катюха участвовать будет, то мне хватит.
Та, покачав головой, призналась:
- Я, конечно, буду участвовать, но по мне это авантюра круче, чем в казино. Выиграть нереально.
- У меня есть волшебное слово. - Хитро сказал лейтенант, и даже я с сомнением покачал головой.
Я отказался участвовать в их афере. И даже не потому, что не верил в силы лейтенанта, а просто, потому что не понимал в той идее ни черта. И не был уверен, что смогу там пригодится. А быть нахлебником это было не по мне.
Вместо этого я почти задаром снял комнату у подруги Кати, которая увидела во мне в первый же день не только квартиранта, но и бесплатную секс силу. И стал думать, что делать дальше, изредка отвлекаясь на увеселение этой довольно некрасивой и полноватой девушки. А дальше выходило совсем грустно. Нет, денег мне теперь на оооочень долго должно было хватить, но нужно было делом заниматься, причем, не опускаясь куда-то в бесперстивняк. Идти в какой-нибудь магазин менеджером мне нравилось абсолютно. Я довольно много общаясь с девушкой, выяснил что менеджер в России это не должность. Это образ жизни. И этот беспросветный образ жизни, когда ниже тебе опуститься не даст, толпа таких же, как ты менеджеров, что обязательно тебе присмотрят другую работу, если с этой выгонят, а выше тебе не прыгнуть, потому что прыгать особо некуда. Ну свою компанию завести и сидеть на ней лапу сосать... Или даже если все пойдет удачно, ну максимум что позволит себе упрощенный до квадратного уравнения мозг долго работающего менеджера, это дом, дача, отдых за рубежом, жена, теща, любовница, собака, машина, и моднячий телефон. Стоп, собаку вычеркиваем. Не все менеджеры знают, зачем этот зверь... он же нефункционален для зарабатывания бабла и для понта перед другими.
Как-то так получилось, что я серьезно озадачился "своим" намытым песком. Как не крути, но какая-то копеечка в довесок к уже имеющемуся. И так как работа все равно не подворачивалась интересная, я с помощью своей "постельной госпожи" вышел на скупщиков золотого лома.
- Магадан? - Спросили меня заинтересованно барыга.
- Неа. Под Москвой намыл. - Усмехнулся я, не желая вдаваться в подробности.
Барыга шутку понял. Он вернул мне "образец" и сказал:
- Я не возьму. Но оставь телефон я тебе дам знать, как появится тот, кто таким занимается.
Я не сразу решился оставить телефон. Но кто не рискует, тот не пьет шампанского. Я только приобрел прикольную хоть и старенькую модель телефона и, подключившись, еще даже свой номер не запомнил... хотя чего там, я никогда толком свои номера не запоминал. Чужие да, а свой как-то повода особого не было запоминать. Продиктовав скупщику номер, я расстался с ним и отправился гардероб обновлять. Вид чмошника в обтертых джинсах и странного цвета пуховике меня уже не устраивал. Кое-как подобрав себе то, что я вполне без неприязни могу носить я решил остаться "не москвичом" до конца и поехал на пойманном частники не куда-нибудь, а в Третьяковку. Пакет со старой одеждой и кроссовками я выкинул в урну прямо перед галереей. Кто бы мог подумать, что это могут расценить как закладка бомбы!? Меня задержали на месте. Заставили достать из урны пакет, раскрыть его, показать содержимое и только после этого отпустили, даже не извинившись. Кошмар. Какое может быть искусство после такого стресса. Я шел по залам, отсутствующим взором скользя по картинам и статуям. В себя после досмотра я пришел только возле полотна Репина, где Иван четвертый изничтожает своего отпрыска. И тут только меня торкнуло. Другого слова то и не скажешь...
Иван убил своего сына.
Петр казнил Алексея.
Сталин натурально предал своего сына смерти, отказавшись его обменивать.
Стоп... позвольте... А другие?
Я лихорадочно перебирал в уме римских консулов, проконсулов, императоров верховных трибунов. Я закопался в мозгах в китайские хроники... я врылся в европейские династические дрязги...
Тиберий - загадочная смерть Германика
Ши Ху - мило прирезал своего наследника Ши Суя... а заодно всю его семью.
Все эти правители не гнушались убивать своих отпрысков... Но ради чего? Они несли угрозу? Какую угрозу мог нести Алексей? Тихий спокойный мальчик, воспитанный сестрой Петра, Натальей. А Яков сын Сталина? Что за принцип? Не надо мне говорить, что народ бы не понял обмен пленными. Понял бы да еще бы и славил Сталина, как доброго отца. Отца народов. Или сделали бы очередную сказку о том, что не Якова Сталин обменивал, а какого-нибудь легендарного командира, а Якова просто по дороге захватили... как балласт.
Но нет же. Значит, был и повод и следствие... Монархи не часто убивали своих сыновей. За то вот действительно Правители, с большой буквы, этим не гнушались и "своя кровь" их не останавливала. Интересный момент, отметил я, но вообще-то выбросил его из головы сразу, как только покинул галерею.
По поводу песка мне позвонили только через неделю, когда я уже подумывал, а не поехать ли домой проведать родителей. А заодно отдохнуть от беззастенчивой хозяйки квартиры. Позвонивший был суховат в общении, попросил встретиться и привезти товар в условленное место. Я сказал, что привезу образец и если устроит, то и остальную партию после оплаты образца. Мужчина первый раз с усмешкой хмыкнул и согласился.
"Условленное место" оказалось огромным ювелирным магазином со своей мастерской, со своими ювелирами, лабораторией и с недетской службой охраны.
Меня провели в лабораторию, где буквально за несколько минут мужчина, чьи корни ведут явно к одному из израелевых колен, сказал, покопавшись вдобавок в каких-то справочниках
- Камчатка.
- Ого. - Уже восхищенно сказал "покупатель". Он поглядел оценивающе на меня, но спросил у специалиста: - Сколько там?
- Двадцать два точка сорок восемь.
- По сто тебя устроит? - Это он уже у меня спрашивал.
Я покачал головой.
- Мы за сто там это сливали... - пояснил я свой отказ.
- Сто пятьдесят. - Сказал покупатель и видя мое недовольство пояснил: - Песок черный... плавить будем, тоже считай потери... я ведь честен с тобой. Я мог "царской" пожечь якобы для очистки, а потом из кислоты остаток забрать. Соглашайся.
Я согласился. Получил деньги за образец, и обещал привезти на следующий день остаток. Но разница между официальным курсом золота и скупкой меня удручала.
На следующий день он опять меня ждал и довольный принял остаток песка. Расплатившись, он повел меня в кафе и сказал:
- Мой химик и геолог в голос утверждают, что там, где вы это нашили. - Я даже не заметил, когда он со мной на "вы" перешел: - должно быть много всего... Я хотел бы послать к этой реке, где вы "мыли", своего геолога. Заплачу хороших денег вам лично, если проведете его туда и вернете с образцами обратно.
Я отказался. Объяснил, что отказ связан не со мной лично:
- Это закрытый район. С севера его погранцы охраняют, с юга и запада специальная рота.
- И сколько вы готовы заплатить лично мне? - с усмешкой спросил я.
Он словно оценивая меня, внимательно посмотрел в мое лицо, подумал немного и сказал:
- Вся дорога, питание, снаряжение, за мой счет. По возвращению вас будет ждать десять тысяч... не рублей, разумеется. И премия если будет действительно что-то стоящее.
Я задумался. Но не над суммой. Я просто представил, как опять телепаться столько дней в поезде, как от тоски и безделья опять начну пить... последнее время, я к спиртному вообще не прикасался. Но перспектива отказаться и вернуться в квартиру к ненасытной большой женщине меня пугала больше чем поездка.
- И когда выезжать?
- Хоть завтра.
Я кинул и спросил, как и где, с кем я встречусь.
- Завтра, сюда же приезжайте. Здесь моя штаб квартира считайте. Здесь вас будет ждать уже все необходимое и мой специалист. А может два. Это я еще сегодня буду решать, кто поедет.
- Ну, хорошо. - Кивнул я и спросил насмешливо: - Ну, вот найдут они там, что хотят... а добывать как? Перестрелять охранение? Все с оружием.
Покачав головой, покупатель сказал:
- Вы бы знали как много на дальнем востоке бывших заключенных, ставшими черными старателями. Таких заслоны не остановят. Придут, добудут и уйдут.
Прямо как девиз какой-то. Пришли, добыли и ушли.
- А как зимой-то там геологи ваши работать будут? Там же под снегом все. Это здесь тепло, а там еще настоящая зима. - Спросил я, не понимая. Неужели покупатель не знает, какие там "чудные" зимы.
- Они трудностей не боятся.
Ночевал я не "дома". Договорившись с друзьями, я приехал на квартиру Алексея и устроил знатную отвальную. Пили долго и вдумчиво. На вопрос, что меня снова на Камчатку тянет я ответил не задумываясь... Люблю ее, слов нет как. Хмыкнув, лейтенант благословил меня на мое свидание с "любимой" Камчаткой. Катя только пожалела меня:
- Бееееедненький, там опять женщин не будет...
Вспоминая оставленную "госпожу" я нервно передернул плечами. Идите в жопу с такими женщинами! Это блин как меня надо было затрахать, чтобы я такое говорил.
Туда летели самолетом, ползли на автобусе, ехали на машине, шли пешком и конечно, ну как же без этого, ползли на пузе.
Я и двое приданных мне геологов, разве что не плавали, пытаясь добраться до моей бывшей воинской части. В покрытых льдом болотах и реках не поплаваешь. И добрались. Только я был в невероятном смятении увидев, что моя "семнашка" опустела. Вагончики сгорели. С каменного здания была сорвана дверь, и оно смотрело на меня закопченным провалом. Только там где мы раньше брали в реке воду для питья еще оставались нетронутые мостки.
Я был очень расстроен. Так аккуратно подкрадывались к "семнашке", чтобы никто не заметил, а она вообще пуста. Причем по ощущениям отсутствия, так скажем, человеческого духа, была пуста давно. Заваливший все снег добавлял картине нереальность происходящего. Черное на белом... раньше мы дворик хоть зимой чистили, а по дороге грейдер "по праздникам" ходил. Теперь же все было завалено основательно и если бы не лыжи мы бы проваливались минимум по пояс.
Геологи переглянулись, но им хватило ума промолчать. Я же злой и раздраженный повел их к реке, попутно думая о совершенно неприятных вещах. Отчего-то вспомнились горящие здания. Уходящая в неизвестность группа капитана. И, конечно, заново нахлынули все переживания за него и за своих друзей пропавших без вести.
На берегу, геологи молча достали топорики, покрошили лед, под которым еще или уже струился небольшой поток, и, опустив с мостков на грунт какие-то приборы, попросили:
- Давайте в лес пойдем, чтобы не стоять на открытом месте. Мало ли.
Я уже устал им объяснять, что район закрытый и вертушки не летают над ним. Некому нас было ловить. Раньше хоть обходы делались дневные, а теперь вообще, кажется, все "положили болт" на этот район. Раздраженно я поплелся в сторону леса. Сидя в снегу, но не чувствуя холода, я только диву давался той одежде, что мне досталась от "покупателя".
- Я в такой в Антарктиду из Чили летал. Самое то. - Заверял меня он и я еще и не верил ему тогда.
На Камчатке поверил и полностью.
Приборы вытянули из подмерзших полыней только через час с лишним. Оба геолога были довольны, как дорвавшийся к холодильнику домашний кот. Они сыпали непонятными мне фразами и все удивлялись, почему я не рад. Да нет... место, где я провел два с копейкой года, спалил кто-то дотла, а так я рад, конечно...
- Все? - Спросил я, что бы остудить их пыл. - Теперь можно и обратно?
Нет, естественно. Как я мог подумать, что все так просто закончится. "Нам бы по реке выше по течению замеры сделать, взять анализ грунта поближе к речному повороту в километрах пятнадцати дальше на север и очень хочется склоны воооооон той горочки осмотреть".
Как Косматая лавинами от такого оскорбления не сошла? Поход на "горочку" даже для меня показалась очень не умной затеей.
- Мы на склоне будем видны, как на ладони. - Сказал я. - И пока до леса вон там поднимемся, наверняка засекут с других постов, где вышки есть. Ничего хорошего из этого не выйдет. Или ждать снегопада, чтобы по нему пойти или ночью. Ночью в Косматую лезть - безумие.
Они ничего не хотели слушать. Идем и все. "Пока замеры и образцы возьмем уже стемнеет. По темноте и поднимемся". Это патология. Ночью в горы... по глубокому снегу... по неизвестному маршруту... это кретинизм. Но мне платили и я шел. Единственное я в который раз просил не снимать меня, когда очередной геолог доставал согревшуюся от человеческого тепла камеру и начинал, снимая вокруг пояснять пройденный маршрут.
В шесть вечера было уже достаточно темно, чтобы подниматься по склону и не быть никем замеченным. На открытом месте ветер даже дышать толком не давал, и я поднял трикотажное "забрало", чтобы хоть как-то вдыхать воздух в перегруженные легкие. Когда поднялись до леса шапкой расположенного по всей вершине горы, стало полегче, но "сдал" один из геологов. Теперь мы вдвоем с другим тащили его, чуть ли не на себе. Поход осточертел мне еще раньше, но тут он стал совсем невыносимым. Как можно было послать в ТАКУЮ экспедицию "кабинетных" ученых? Я обещал по возвращению поговорить с "покупателем" о больших премиальных. Сейчас я этого тащу, завтра скорее всего обоих на себе понесу... нашли Геракла, думал я.
Забравшись в какую-то чащу, устроили привал. О том, чтобы дальше подниматься не могло быть и речи. Даже у меня ноги гудели. Скинув с плеч лыжи и палки я уложил их на снег накидал сверху ельника и никому ничего не говоря и даже не ужиная завалился. Через минуту, кажется, я уже спал.
Утром я знаааатно матерился, увидев, что эти два "туриста" ночью жгли костер для согрева себя и подогрева пищи. Снимались с лагеря очень быстро. Добравшись до скальных выступов "туристы" сделали сколы в интересных им местах, а один из них чуть не заорал найдя буквально в камне вкрапления золота.
- Жила. Это жила! - шумел он, еле сдерживая себя.
Мдаааа. Фанатики. Что с них возьмешь.
С "жилой" провозились до темноты. Я думал, чокнусь, представляя на какую даль, разносятся звуки молотков этих геологастов. Но мне оставалось только терпеть. Наверное, чтобы утешить меня и подбодрить один из "туристов" сказал:
- Эта жила. Со пятьдесят - двести килограмм. За ней сто процентов есть еще. В породе если нормально технически подойти добудут ... тут даже я не могу сказать...
- Тонны! - подсказал второй.
Вяло им, кивнув, я только сказал, что вообще-то ночь на носу и по темени вниз я их точно не поведу. Геологи как-то слишком радостно согласились остаться еще на сутки только перебраться на другой склон. Что мы собственно и сделали. Обогнув по лесу довольно кряжистый участок, мы вышли на склон, обращенный к небезызвестным мне зданиям. Я только посмотрел туда и покачал головой. Где-то там и сгинул наш любимый казах-капитан и четверо моих товарищей. И полковник тот наверняка сгинул, что со своими снайперами и бойцами оставался, когда мы ушли. Я то помню, какой там факел полыхал.
- А там что? - спросил один из геологов, смотря туда же куда я.
- Поле. Посреди леса, огромное поле. Там раньше здания были какого-то института или еще чего-то, но сгорело все.
- Интересно... - только и протянул ученый, и я хмыкнул насмешливо. Все-то им интересно...
Они еще успели при свете угасающего горизонта и с другого склона взять образцы, маньяки-трудоголики. Когда мы расположились у укрытого в корнях вырванного дерева костерка и жадно поглощали консервы с остатками хлеба, мои путешественники загорелись идеей обследовать и гору за Косматой. Тут уж я не выдержал:
- Знаете что...
Мне не надо было продолжать. Они поняли мой выразительный взгляд и, подняв ладони, сказали:
- Хорошо, хорошо... завтра назад.
Не поверите, я усыпал почти счастливый. Завтра обратно. Счастье мое было безгранично. И конечно оно проявилось и во снах. Мне снилась ванна, мягкая постель... правда от вида моей московской подружки я проснулся и резко встал.
Встал не я один. Мои экстремалы-любители тоже подорвались со своих хвойных лежанок, Палатку мы давно уже не ставили, и вперили свой взгляд куда-то позади меня. Я конечно обернулся. Видя дикие, озадаченные, заросшие лица геологов, сложно было не обернуться и не посмотреть.
Над тайгой, ровно в том месте где, когда-то стояли небезызвестные здания снова что-то полыхало. Чему там собственно гореть, если в прошлый раз все должно было в пепел обратится? Я даже не удивился или испугался, в отличие от моих товарищей, а просто удивлялся: им еще не надоело там все палить. Причем спроси меня в тот момент: "Кому им?", я бы точно не ответил.
- Чего это? - спросил настороженно один из геологов.
- Местный феномен. - Сказал я, не думая, что говорю. - Уже один раз такое видел. Там камень горел. Натурально.
- В принципе, точнее в теории... некоторые типы пород, в которых присутствует большое количество углерода, под воздействием высочайших температур... - заумно начал второй геолог.
- Железобетон не горит! - Сказал я, посмотрев на него, и тот осекся. Подумав, я все-таки протянул: - хотя...
Второй геолог поспешил прервать мои измышления и подтвердил:
- Нет, не горит. Если конечно это был железобетон.
Я признался:
- Тогда, там реально горели здания. Сами здания. Они точно были из железобетона. А сейчас там чему гореть я даже не подозреваю.
Геологи не долго тихо переговорили между собой и сказали, что я как хочу, но они точно завтра пойдут к этому феномену и возьмут образцы шлаков. Я не сильно сопротивлялся. Я и сам был не против сходить посмотреть, что там такое. Судьба исчезнувшего капитана меня не остановила, а наоборот требовала рассеять все мои смутные страхи и подозрения.
Зато мою прыть немного поубавил новый "феномен". Пожар "выключили". Только что полыхало ярким высоким пламенем далекое поле, и вдруг все вокруг стало непроглядно темно и пугающе. Даже наш костерок этот навалившийся страх нисколько не разгонял и даже не ослаблял. Я вдруг подумал о том, что было большой глупостью сунуться в эти края даже без малюсенького ружьишка. С ним бы мне было спокойнее. Но зато... зато я стал уважать геологов. И пронес это уважение через всю жизнь.
Отхлебнув водки из фляги, один из туристов сказал, не отрывая взгляда от тьмы:
- Мы ОБЯЗАТЕЛЬНО завтра идем туда.
Да кто бы с ними спорил. Только вот как обычно по глубокому снегу пустили первым меня. И хотя охотничьи лыжи не проваливались практически, зато, однажды завалившись на бок, провалился я сам. Да так, что пришлось эти самые лыжи отстегивать и изображать из себя ледокол, выползая на более-менее плотный наст. Там я смог подняться снова вставить ноги в крепления и повести свой героическо-геологический отряд дальше. К поляне мы вышли только к трем часам дня. Вышли и не рискнули выходить на открытое поле.
Нетронутый никаким катаклизмом снег, стелился сверкающей целиной к самым остаткам разрушенных и вот уж действительно закопченных зданий.
- Так не бывает. - Сказал мне один из геологов.
- Ага. - Согласился я.
- Это невозможно. - Логично заявил другой.
- Именно! - Снова кивнул я, не меньше их потрясенный. Ночью тут, именно тут бушевал страшнейший пожар, а сегодня белоснежное нетронутое поле и давным-давно спаленные здания в его центре.
Сделав привал, я позволил моим подопечным заниматься их собственным непотребством, а сам, пользуясь случаем, просто от пуза, наелся наполовину заледеневшей в рюкзаке рыбой в томатном соусе. Хрустящие на зубах льдинки, после хорошего глотка такой же ледяной водки, вообще незаметны.
- Фон повышен. - Сказал мне один из геологов, присоединяясь к моей трапезе и считая, что я должен был его понять без пояснений. Но я не понял. И мне "разжевали": - Как в Припяти, ну, рядом Чернобыле. Не две тысячи, конечно... но двести сорок есть. Земля еще не впитала в себя эту грязь, но снега сойдут все в землю уйдет.
Я чуть рыбой не подавился. Мы сидим там так спокойно и собираем свои микрорентгены в час, словно само собой разумеющееся. На мою попытку свернуть привал и ломиться, куда глаза глядят, один из геологов сказал:
- Это не страшно. Если бы тебе было там... скажем лет пятнадцать, или вообще тринадцать, тогда да. Могли бы позже возникнуть проблемы с щитовидкой и прочим... а так... ну двести... ну и что.
- От радиации импотентами становятся. - Весомо заявил я, и геологи посмеялись от души, словно я неправ был.
- От радиации за счет сильной ионизации отмирают клетки. - Спокойно читал мне "лекцию" один из геологов. - Прямое действие на потенцию оказывает не сам факт радиации, а то, что она разрушить успеет. В фоне двести - двести пятьдесят мы тут можем месяцами почти безболезненно жить. Главное снег не жрать...
Я недоверчиво остановил свои поспешные сборы и присмотрелся к этим ученым. Они, снисходительно глядя на меня, сказали:
- Надо идти к развалинам. Это же вообще сенсации, что тут такой фон. Надо посмотреть, что ближе к тем зданиям будет.
Ну, в общем, когда у зданий счетчик показал триста с копейками, я уже не пугался и не пытался в панике оставить подопечных и бежать, куда глаза глядят. Я философски рассудил: ну стану я импотентом... в этом тоже, наверное, свои плюсы есть. Не буду на женщин отвлекаться. Рассудил и сам себе рассмеялся. Чем только не готов успокаивать свою психику взволнованный собственной потенцией парень...
К зданиям пошли, предварительно договорившись, что один из геологов останется на опушке. Будет ждать нашего сигнала, что "все чисто" и только тогда нагонит нас. Остающемуся отдали бинокль, единственный на всю партию. Мол, смотри за нами и если что кричи. Под "если что" подразумевалось, что он кого-то разглядит в развалинах раньше нас. Когда мы были только на середине пути, меня дернула и засела в сердце игла беспокойства. Я, суеверный по своей натуре, отнес это, конечно же, на то, что за нами кто-то наблюдает. Причем не геолог оставшийся сзади. Я даже остановился, рассматривая ближайшее здание и его изуродованные оконные проемы. Но ничего, не заметив, двинулся дальше, только теперь уже отчетливо ругаясь на энтузиастов-исследователей. Надо было соглашаться отвести их на соседнюю гору, чем вот сюда тащиться. Думал я забыв что и сам хотел поглядеть поближе на "феномен".
Как бы там ни было, но до первого здания, почерневшего и словно оплывшего, мы добрались без приключений. Геолог, скинув лыжи, поднялся в оконный проем первого этажа и сидя на закопченном бетоне, сообщил мне обрадовано:
- Те же три сотни. Живем.
После этого, это чудовище, непонятно как дожившее до той минуты взяло и спрыгнуло вниз... ну и ушло почти по грудь в рыхлый снег. Я подъехал к нему уложил брошенные им палки и лыжи, скинул свои палки. Кряхтя и ворочаясь, этот "наскальный художник" смог выбраться на довольно непрочный наст, стать на свои лыжи и виновато, почему-то поглядеть на меня.
- Не рассчитал. - Сказал он, и я только плечами пожал. Мне-то какое дело. Лишь бы не убился.
Обойдя здание и приблизившись к центральному в группе строению, которое пострадало больше всех и от которого осталось буквально полтора заваленных снегом этажа, я попросил геолога не лезть вперед и отобрав у него счетчик Гейгера сам направился к входу. Прополз по снегу под ставшим слишком низким дверным проемом и с горем пополам выбрался на лестничную площадку. Огляделся, наблюдая только черные, покрытые сажей стены, и осторожно пошел по коридору, с хрустом давя наметенный в помещение снег. Я обошел весь первый этаж и, опасаясь забираться по остаткам лестницы на второй, и крикнул геологу, что у меня "все чисто".
Геолог прополз моим маршрутом ко мне и зачарованно стал рассматривать стены. Зачем-то достал нож и поскоблил сажу с них. Добравшись до бетона, он странно поцокал языком и попросил меня вызвать его коллегу, пока он сам соберет нужные ему образцы. Не смотря на то, что мне было откровенно лень вылезать наружу, надевать лыжи, переться на открытое пространство и там чуть ли не прыгать, махая руками, был вынужден именно так и поступить. Все-таки я им подчиняюсь, а не они мне. И да... я был среди них самым молодым...
Я смог своим аттракционом привлечь внимание оставшегося на опушке геолога и тот через некоторое время выполз из леса и никуда не спеша, пошел ко мне. Я, наверное, проклял все, пока этот неторопливый человек доползет до меня. Так он еще, идущий почти налегке, когда добрался и встал предомной изображал, что зело устал и его мучает отдышка. Я только губы скривил и повел его к "коллеге".
Когда наша "дружная семья" воссоединилась, геологи разве что консилиум не устроили, обсуждая, где и когда они видели так оплавленный камень. Рассуждали о каких-то дольменах, раскопках в Сибири и на Урале. Они долго и с нескрываемым азартом чертили на закопченной стене ножами температурные таблицы, а я, стоя за их спинами, старательно делал умное лицо и вид, что хоть что-то, но понимаю. Это представление могло бы продолжаться еще долго. Когда геологов не подгоняешь, они способны на одном месте чуть ли не корни пустить. Но в тот раз подгонял их не я.
Не знаю, каким десятым или сотым чувством, я понял, что сзади меня кто-то стоит и готов отправить не только меня, но и горе-путешественников в края предков. Я, даже не сомневаясь в том, что прав, просто поднял руки. Поднял и стал медленно поворачиваться, не пытаясь остановить увлеченной беседы двух геологастов.
Нацелив на меня пистолет, держа его в голой руке, и словно оценивая меня из-под черных солнцезащитных очков, у лестничного проема стояла невысокая девушка. С очень презрительной миной на лице. У меня в тот момент не повернулся язык спросить, откуда такое презрение к безобидным людям. Вместо этого я сказал негромко:
- Мы не вооружены. И даже вроде не опасны... Они так точно. - Добавил я, большим пальцем указывая на геологов, что так и не отвлеклись от свой начертательной термодинамики.
Девушка молчала. Она не спешила ни стрелять, ни заговаривать с нами. Мне потребовалось довольно громко дважды позвать моих подопечных, прежде чем они повернулись и, заметив девушку, отвлеклись.
- Здравствуйте. - Поздоровались они с ней, глупо кивая.
Девушка наполовину укрытая от меня бетонной стеной, тоже им в ответ кивнула, и я подумал, что для собирающейся отправить нас на тот свет, она слишком вежлива.
- Мы тут изучаем последствия пожара... - Начал один из геологов делая шаг вперед. Ствол пистолета был переведен с меня на него и тот замолк, а я облегченно вздохнул.
Второй геолог продолжал благоразумно молчать, не привлекая к себе внимание и прячась откровенно за моей спиной. Герой, блин.
Молчание затягивалось и я не выдержав, сказал:
- Девушка у вас же рука замерзнет. Минус двадцать на дворе.
Ствол снова был нацелен на меня, и я подумал, что никогда забота о других до добра не доводит. Но зато первый геолог, вдруг странно разозлившись, возмутился:
- Девушка, вам не стыдно безоружных людей на прицеле держать?
То, что он в руках все еще держал нож, геолог видно забыл. Девушке было не стыдно. Больше того, я видел, как напрягся ее указательный палец и в любой момент был готов услышать выстрел. Так как оружие было направлено на меня не стоит удивляться, что я несколько побледнел.
Но выстрела не последовало. Вместо этого девушка сделала шаг в сторону и исчезла скрытая от меня бетонной стеной.
- Что это было? - спросил выходящей из-за моей спины второй геолог.
- Снежный человек... - ляпнул я, опуская руки.
- Самка, к тому же... - поддержал меня первый геолог.
- Вылавливать будем для зоопарка? - спросил с нервным смешком второй геолог и я отчаянно замотал головой.
- Нет уж. Вы тут все? Закончили? А в прочем без разницы. Собрались и пошли...
Что-то я не услышал особых возгласов возмущения. Геологи поняли, что я нифига не шучу и, если они не пойдут со мной, я уйду без них.
Мы уже были почти у самого леса, когда меня позвал один из "энтузиастов". Я повернулся на зов и посмотрел, куда он указывал. Недоверчиво приглядевшись, я от удивления даже развернулся. От зданий по глубочайшему снегу, выбиваясь из сил, за нами шла напугавшая нас "снежная человека". Сказав чтобы геологи не терялись и шли в лес я остался на месте и без малого час наблюдал, как упертая девушка на последних силах ползла к нам. Когда она наконец-то прорвалась к моим ногам, я видел что все ее лицо просто залито слезами, а само выражение, кроме как остервенелым было не назвать. Стоя в снегу по пояс девушка ухватилась за край моей лыжи и, кажется, больше не намеревалась ее отпускать. И что с ней было делать?
Я повернулся к замершим на опушке геологам и не увидел в их лицах ни понимания проблемы, ни мысли как ее решить.
- До леса дойдешь? - спросил я девушку. Но на ее лице я тоже не увидел даже реакции на свой вопрос. Глухонемая?
"Снежная человека" зато "понимала" язык жестов. Когда я освободил из ее варежек свою лыжу, и мотнул головой в сторону леса, она тяжело вздохнула и кивнула, отчаянно вытирая слезы со щек. Я, не спеша поскользил к геологам поминутно оглядываясь и наблюдая на страдания девушки. Когда мы все вчетвером собрались под кронами заснеженных сосен, вот тогда мы и стали ломать голову, как вытащить с собой девицу.
На вопросы она, даже чуть отдохнув, отказывалась отвечать. Ну, хорошо хоть ствол не доставала. Закутанная в довольно толстый пуховик, с такого же материала и наполнителя штанах, в мощных унтах, в которых бы я не рискнул путешествовать из-за их тяжести, в толстой вязанной шапочке девушка явно не чувствовала холода. Но вот в таком прикиде, да без лыж выбраться ей было бы практически невозможно. Померла бы по дороге. Вопрос как она сюда попала, конечно же, остался без ответа. Но вопрос как ей оттуда выбираться мы все-таки мозговым штурмом решили.
Развернув палатку, и вообще обозначив наш лагерь жарким костром и выставленными в снег лыжами, мы взялись за изготовление универсального зимнего транспортного средства.
Их двух стройных сосенок, подрубленных нами под корень, с помощью топорика и массы "гениальных" советов, не участвующих в изготовлении геологов, я соорудил полозья. Гвоздей у нас понятно не было что бы сделать из этого полноценные сани. А кто с собой в такую поездку гвозди берет? Но зато, пожертвовав по одному из шурупов из креплений наших лыж, мы смогли приделать к полозьям веревочные петли, из которых нога девушки, как показали практические учения, не вываливалась. То, что как лыжи самодельные деревянные полосы не годились, это было и геологам ясно. Но зато на этом кошмаре девушка вполне устойчиво стояла и не проваливалась в снег. Я весь взмок, пока изготавливал их. Я проклял все, что не занимался, пока было время в армии, художествами по дереву и не имел нормального опыта. Но скажем так, за четыре часа две ужасных лыжины я все-таки соорудил.
Уже было довольно темно и надо было заниматься лежанками и укрытием от поднявшегося ветра. Палатку как само собой разумеющееся геологи предоставили девушке. На мою попытку перед сном забраться туда же мне укоризненно высказали что не гоже... А чего не гоже? Что в этом такого? Я что приставать к ней собрался? Я, между прочим, так вымотался за день, что сооружать из ельника лежак мне не хотелось абсолютно, особенно при расставленной палатке, что хоть от ветра защищала.
Но как бы я не возмущался про себя, спать пришлось на улице. Привычно натянув на лицо трикотажное забрало, я, даже не участвуя в ежевечерних разговорах ученых, просто уснул.
Утром мы все по очереди испытали, что такое тяжелый бурлацкий труд. Словно баржу мы тянули на прицепе наш слабого пола груз, и со стороны могло казаться, что это нам даже нравилось, не смотря на пот заливавший лицо и откровенно тяжелое дыхание. Пока тянули к Косматой нашу попутчицу еще, куда не шло. Со смешками и подбадриванием меняясь на веревке конец, который девушка, казалось, держала стальной хваткой, мы медленно, но верно двигались вперед. Но когда начался подъем, стало особо не до смеха. Уже втроем, больше мешая друг другу, мы тянули девицу за собой, а та словно это было само собой разумеющимся, только по сторонам с интересом поглядывала. Ну, красиво, ну и что. Хотя бы нам, страдавшим непонятно за что, улыбнулась. Нет. В нашу сторону всегда смотрело ровное без выражений лицо с глазами скрытыми солнцезащитными очками. Она эти очки даже ночью не снимала.
Единственный раз, когда она вообще на моей памяти в те дни улыбнулась, это когда мы запарились ее тащить и спросив для приличия не желает ли она прокатится с горы самостоятельно, и как обычно не получив ответа, отправили ее в неторопливый скользящий путь вниз с седловины Косматой. Спеша за ней притормаживая, выставляя "клином" лыжи, я молился только, чтобы она не свалилась, не переломала себе ничего. Тогда ведь действительно пришлось бы сани "изобретать".
Но спуск по обнаженному участку склона Косматой завершился удачно и когда я уже внизу тормозил, буквально цепляясь за кустарник, я заметил, кажется, счастливую улыбку на лице девушки. Улыбнулся ей в ответ и нарвался на снова ставшее серьезным лицо.
Переход в связи с быстро наступившей темнотой пришлось прекратить. Опять развернули лагерь, долго отъедались разогретой на огне тушенкой и сухарями, смоченными в выступившем жире. Девушка тоже не отставала. Мы с утра ничего не ели и надо было хоть как-то восстанавливать потраченную энергию. Закончив трапезу и закопав в снег остатки ужина, я снова принес несколько здоровых охапок дров, чтобы ночью не бегать и уже больше от благодушия, чем, действительно желая общения, заговорил с девушкой, пытаясь ее растормошить. Я снова спрашивал ее о том кто она, как ее занесло в этот закрытый район, признавался ей что мы и сами здесь "нелегалы". Иногда девушка странно не к месту кивала, словно не понимая, о чем я говорю, но главное, что она уже улыбалась, видя мою улыбку. Совсем раздобрев от теплоты внутри, я привычно пустил по кругу флягу с водкой, которая оставалось только у меня, и заметил, что алкоголь на девушку не произвел ни малейшего впечатления. Это как часто надо пить водку, чтобы не то что без эмоций, но, даже не сбив дыхания ее глотать такими порциями. Я присвистнул, увидев, как девушка "присосалась" к фляге и несдержанно заметил геологам, что мы подобрали, кажется алкоголика. Девушка и на эти слова мои никак не отреагировала и, утерев варежкой губы, протянула флягу обратно в мои руки.
Прежде чем уснуть стали планировать с геологами по карте маршрут на следующий день. До выхода из закрытого района с учетом нашего "груза" нам пришлось бы потратить неделю по расчетам. Или идти даже в сумерках и по тьме. Неделя не устраивала никого, а особенно мой желудок. Жрать консервы, которых, кстати, и не хватило бы на такой срок четверым, и сухари уже не было мочи.
Решились на шаг, который бы в обычных условиях точно бы посчитали безумием. Собираясь на следующее утро выйти к сгоревшей и покинутой "семнашке", дальнейший путь мы намечали продолжить по дороге. Точнее дорогой там не пахло, грейдер видно ни разу за зиму не ходил по маршруту, но движение вдоль реки вплоть до городка, в котором располагался мой бывший полк с моей бывшей ротой охраны, было предпочтительней, чем лесами и буреломами тащить нашу попутчицу. Договорившись обо всем, мы немедленно легли спать, отметив, что "подруга" в палатке спать даже не собиралась. Она "играла" с силой света керосинки и я искренне побоялся, как бы она нас всех не спалила. Подбросив в костер дров я, наверное, впервые задумался, что за все время, что мы тут шляемся, я не наблюдал не то что живности хоть какой-нибудь, но даже ее следов на снегу. Это при богатой природе Камчатки было для меня интересным наблюдением, но не более. В те дни я не придал этому никакого особого значения. И к лучшему что ничего и никого не встретили. Что такое оказаться перед стаей волков я не знал, но богатая фантазия мне подсказывала не самые радужные картины.
Вспоминая тот переход, я невольно содрогаюсь. Последние дни его были абсолютно выматывающими. Кончился провиант. Остатки сухарей, и промерзшей воблы, которую мы тоже уже подъели, не спасали от мучительного жжения в животе. У меня часто стала в те дни болеть голова. Хорошо хоть жажду не испытывали. Растопив на костре или во фляге прижатой к телу снег, мы глотали эту противную талую воду и были счастливы. Девушка так за все это время не проронившая ни слова, уже давно потеряла для нас какой-либо интерес. Она стала словно нашей тенью, которую, все-таки надрываясь, приходилось тащить за собой. Последний день перед выходом из запретной зоны, когда уже всюду попадались следы недалекого города - вываленные у дороги в снег кучи мусора, был, наверное, для нас самым критическим. Сильно заболел один из геологов. Температура это еще было ерундой. У него гноились глаза, и вокруг рта образовалась какая-то буро-красная сыпь. Он шел чуть ли не наугад. Тяжело переставляя палки и передвигая ноги. О том чтобы тащить девицу и речи быть не могло. Мы менялись только со втором геологом и понятно что вымотались вконец, когда вдруг выползли к бывшему посту охранения стоящему на пересечении дорог. Усевшись на ступени этого заброшенного одноэтажного здания, мы отказывались больше подниматься. Девушка, выбравшись из креплений своих "лыж" деловито прохаживалась, рассматривая здание вокруг. Словно пыталась понять есть внутри что-то интересное или это пустая закрытая оболочка.
Нас в итоге подобрал гуманный водитель следующей в город "вахтовки" и сидя в салоне я к своему стыду вместо того, чтобы развлекать его разговорами просто уснул, пригревшись у печки. Меня растолкал больной геолог, только когда мы уже прибыли в город и водитель спрашивал, куда нас подкинуть. Попросив доставить нас на автовокзал, я опять провалился в короткий сон. Мой организм, словно отработав весь ужасный маршрут, теперь просто отрывался, собирая силы везде, где мог. На автовокзале, взяв билеты в город с аэропортом на нас троих, мне пришлось взять еще билет на девушку. Я так и не добился от нее вразумительного ответа, хочет ли она остаться в этом заснеженном городке или поедет с нами в областной центр. Я решил за нее. Кто бы она не была, сдать ее в милицию здесь было бы кощунством. Местных ментов нерасторопных я знал хорошо. Но сдать ее и в областном центре не получилось.
Когда я привел ее в линейный отдел милиции, в аэропорту, я так и не смог добиться от дежурного чтобы он принял с рук на руки девушку. А сама девушка, словно не понимала, что с ней собираются сделать. Она с вялым интересом рассматривала картинки на стендах, вывешенных в дежурной части и ей было не холодно, не жарко, оттого что я пытаюсь ее передать властям.
Я не смог уговорить милиционера принять девушку. Может, я просто плохую легенду придумал, что мы эту девушку нашли возле аэропорта блуждающую без дела. Об оружии я конечно ни словом не обмолвился. Да и не видел я эти дни у нее оружия. Милиционер, сказав, что это не его дело порекомендовал обратиться к администрации аэропорта, чтобы они объявление дали о найденной глухонемой девушке. Разочарованно я вышел сам и вывел "найденыша" из дежурки. Вернувшись к геологам, которые отпивались и отъедались в кафе, я сказал все как есть. И что единственный вариант у нас остается оставить девушку здесь в аэропорту. А что? Ну, давайте, предложите другие варианты? - требовал я от них. Они молчали, боясь, скорее всего, что-то предлагать. Всем нам уже хотелось невыносимо обратно. А мы ведь даже не знали, есть ли у этой "снежной человеки" хоть какие-нибудь документы с собой. На просьбу показать свой паспорт или другую "бумажку" она даже в линейном отделе никак не отозвалась. Что с ней делать дальше стало для меня невыносимой проблемой. А ей хоть бы что, смотрит на меня и геологов своими непонятного цвета глазами из-под очков и молчит.
Решение созревало мучительно. Заболевшему серьезно геологу тоже нельзя было оставаться там, надо было прыгать на ближайший самолет и лететь "на землю". И конечно сопровождать его должен был коллега. Таким нехитрым способом они открестились от меня и от девушки. Но я тоже был не лыком шит. Когда они таки смогли купить билеты, я отобрал у них все деньги, сказав, что непонятно, сколько я проторчу в этом городе, пытаясь хоть куда-нибудь пристроить девицу. О деньгах которые меня ждали по возвращению в Москву я даже думать не хотел, искренне подозревая, что могу и не получить их. Я ведь сделал свою работу... знаю я этих московских "бизнесменов". Зачем платить, когда можно и не платить? Вот такой, весь в расстройствах, с бременем на руках, я и остался один в том городе абсолютно не представляя, куда в нашей стране сдают "найденышей", если даже милиция отказывается их принимать. Ну не в дом малютки же... ээээ по возрасту не подходит. По уровню общения еще бы подошла, но по возрасту великовата...
Ко всем проблемам добавилось то, что в этом славном городе без документов жильцов в гостиницы не принимали. А уж в то, что девушка в очках моя глухонемая сестра мне не поверили ни в одном из трех клоповников, куда я обращался. Растратив массу денег на такси, я был вынужден к вечеру вместе с девушкой появиться в зале ожидания железнодорожного вокзала. Дикое зрелище должен заметить. Я, обросший, с воспаленными глазами, с нечищеными незнамо сколько времени зубами, да просто не мывшийся несколько недель, и она такая... словно только что из дома приехала проводить приятеля.
Улыбалась она на вокзале всем и вся. Даже милиционерам, что ночью подошли к нам и спросили документы. Я долго объяснял что сижу, жду, пока откроются кассы, купить себе билет, а моя родственница мне просто составляет компанию. Чтобы не было скучно. У нее документы не спросили, а сама она, слава богу, ни подтвердить, ни опровергнуть мои слова не желала. Просто молча хлопала ресницами под очками, переводя встревоженный взгляд то на меня, то на милиционеров. Линейщики отстали от нас, и даже кажется, поверили легенде. Устало, переведя дух, я снова скорчился в кресле и, ничего не говоря сидящему рядом "недоразумению", уснул.
Утром я решился на такое, чего от себя никогда бы не ожидал. Я уже говорил, что я не герой. Но мой шаг потом я сам назвал чем-то сродни подвигу. Взяв за руку девушку, я решительно повел ее к поданному на перрон поезду. Помня, что штабной вагон в этих поездах девятый, я не думая, вошел в него, прошел мимо дремавших в открытом купе милиционеров, нашел растрепанно выглядящего начальника поезда и заискивающе спросил, не возьмет ли он двух пассажиров, так как билетов якобы на поезд уже нет. Начальник поезда долго чесал затылок и ничего не говорил. Потом он достал откуда-то бланки билетов вручную заполнил их непонятно на кого, потребовал от меня денег значительно больше, чем это бы стоило в кассах и сказал занимать соседнее с ним купе в штабном вагоне. Вот так мы сели на поезд с девушкой, у которой не то что документов не было, но даже имени которой я не знал.
А дальше началось мое самое странное путешествие в жизни.
Раздеваясь в купе, я прямо-таки чувствовал смрад от себя. Я думал девушка, презрительно сморщит носик, но она, не раздеваясь, села к окну и только рассматривала людей на перроне, не обращая на меня никакого внимания. Я стянул себя спасительную в морозы одежду и, оставшись в пропахшем потом, тренировочном костюме и утепленном белье устало сел на нижнюю койку. Свой гигантский рюкзак я запрятал под столик повалив его просто на пол.
- Ну вот... - сказал я девушке, - теперь нам только отдыхать и набираться сил. А там... а там видно будет. Не знаю, зачем я тебя с собой тяну. Может у тебя тут родственники. Но как-то... не знаю...
Я действительно не смог ни тогда, ни потом объяснить, зачем я это глухонемое создание вез с собой и, главное, тогда я ни на грамм не понимал, что с ней делать в той же Москве. Но в любом случае, решил я, там будет больше шансов "пристроить" девушку.
Я был не новичок в дальних переездах и за двести рублей договорился и проводником что он откроет мне оборудованный под душевую "туалет". Я, наверное, час соскабливал с себя грязь и пот. Оно стоило того. Я остервенело, отмывал натертости в паху от пота и на плечах от лямок рюкзака. Я раз восемь намыливал и вымывал волосы, я затупил новенькую бритву, соскабливая с себя довольно впечатляющую, отросшую бородку и баки. Я выстирал все белье, которое было на мне, и переоделся в запасное чистое, которое просто не было повода использовать до этого момента. И только выходя с охапкой безжалостно выжатого белья в тамбур, я почувствовал себя человеком. Я вздохнул полной грудью и подвел черту под нашим идиотским приключением.
Войдя весь чистый и довольный в купе, я заставил даже девушку, которая и не думала раздеваться, удивленно на меня посмотреть. Пока я подвязывал веревку для белья, она даже очки сняла и глядела так, словно не узнавала меня! Я же довольный развесил белье на натянутой под потолком веревке, и сев в одних трусах напротив нее сказал:
- Вот теперь я счастлив. Сейчас бы пива и все... я умру от блаженства.
Не знаю, поняла ли она меня насчет пива, но насчет того, что я вымылся, она поняла и сразу. И однозначно стала раздеваться и показывать, что тоже хочет в душ. Глядя в ее почти черные глаза, я кивнул и за еще двести рублей устроил душевую кабинку и ей. Вручив ей кусок мыла, все полотенца, что были в купе, я проводил девушку и убедился что она может и глухонемая, но не идиотка. Дверь за собой в "туалет" она закрыть смогла.
Я лежал на чистом белье, укрывшись простыней, и почти усыпал, когда она вернулась в купе. Спать мне расхотелось. Она тоже застирала все свое белье, и вернулась в купе, обернув бедра и грудь связанными между собой полотенцами. Наблюдая это экзотичное зрелище я невольно повернулся на бок, чтобы не выдавать своих эмоций когда она, следуя моему примеру, вытянула из рюкзака кусок веревки от растяжки палатки и, подвязав его развесила на нем все свое выстиранное имущество. Потом она без эмоций залезла в мною, расстеленную для нее постель, укрылась простыней, повернулась к стенке и уснула. Или сделала вид, что спит. Ее дыхание, по крайней мере, стало ровным и спокойным. Слушая его, я тоже невольно просочился сначала в дремоту, а потом и вовсе уснул под еле слышный шум колес на стыках.
Поездка была странная до невозможного. От абсолютного безделья я конечно с утра начинал "принимать на грудь", и основательно поить девушку, которая просто не пьянела. Не пьянела и все. Надо было переставать растрачивать на нее алкоголь, но не пить же в одиночку.
Денег у меня было довольно много, я же полностью обобрал геологов улетевших на самолете, и потому питались мы либо в ресторане в трех вагонах от нас, либо тем, что горячим, подносили на станциях местные бабушки, приторговывающие чем не попадя. От пирожков до горячего картофеля с курицей. Отъедаясь за все голодное время "турпохода", я отметил, что девушка крайне мало ест. Причем избирательно. Она никогда не ела курицу или свинину, если была рыба. Она не ела картофель, если были хоть какие-нибудь салатики. Она не пила даже легкий алкоголь, если была минералка. В общем, понемногу я начинал разбираться в предпочтениях спутницы.
На третий день нашего путешествия через всю страну девушка заговорила. Причем это случилось так неожиданно, что надолго замолчал я сам. Пытаясь подвинуть ее пуховик и комбинезон на вешалке немного в сторону, что бы повесить на ту же на вешалку свои вещи из рюкзака, я отчетливо услышал снимающийся с предохранителя пистолет и убедительный низкий голос:
- Не трогай...
Опять таки предельно медленно я повернулся, посмотрел на направленный, на меня "ствол", и осторожно присел на свою постель. Я глядел на нее, на оружие, снова на нее. Я был откровенно в ярости и недоумении. После того как мы ее вытащили из такой жопы, после того, как я так тратился, чтобы не бросать ее одну в чужом городе... после всего этого она наводит на меня пистолет и закатывает сцену оттого, что я подвинул ее одежду? Вот ведь...
Я долго приходил в себя. И даже когда она спрятала оружие под подушку, я сидел и смотрел в ее безразличное, хоть и симпатичное лицо, обращенное к подмерзшему окну.
- Ну ты даешь... - первое что я пробормотал вслух сам себе, когда смог говорить. Потом, обращаясь к девушке, сказал: - Если ты можешь говорить... Если все что ты делала это комедию разыгрывала... нахрена ты со мной едешь? Такой головняк мне придумала. Я бы давно уже в Москве был.
То, что "головняк" я сам себе придумал, я как-то в тот момент не думал. Я думал, что надо было ее бросить и забыть о ней как страшный сон. Девушка не обращала на мои слова ни малейшего внимания. Она просто внимательно рассматривала проносящиеся за окном заснеженные деревья "бесконечного" леса.
- Как тебя зовут? - спросил я, не выдержав молчания. Сколько раз мы до этого с геологами пытались выяснить этот вопрос, и сколько раз она просто молчала в ответ. В тот раз она тоже проигнорировала мой голос. Тогда я поднялся и стоя над ней, стал говорить:
- Слушай, подруга. Раз ты умеешь говорить... да к тому же вооружена и охрененно опасна... что я с тобой делаю? Может мне выйти на следующей станции добрать до аэропорта, сесть на самолет и полететь в Москву? А ты уж катайся, как тебе хочется. Я-то тут при чем?
Она повернула голову и о чем-то задумалась. Потом смешно вскинула брови, словно уловила что-то удивительное в моих словах и... обратно повернулась к окну. Я пас. Я не могу общаться со стенами и как видно не умею говорить с теми, кто претворяется глухонемыми.
Сев на свое место я немного подумал, потом снова поднялся и, выйдя в коридор, посмотрел на таблицу прибытий и убытий. Выбрав подходящий мне город, в который мы прибывали к вечеру, я вернулся в купе, и стал неторопливо готовить свои вещи, собирая все ненужное в рюкзак. Когда я даже комбинезон натянул, и оставалось только куртку накинуть, девушка соизволила посмотреть на меня. Я достал скомканные деньги, что оставались у меня и, прикинув, сколько будет стоить билет на самолет, остальное, не много, тысячи три не больше, оставил ей. Положив на столик деньги, я спросил с насмешкой:
- Ну что? Давай прощаться?
Девушка поглядела мне в глаза и не спеша, стала тоже одеваться. Надела комбинезон натянула куртку не застегивая ее и ко всему прочему нацепила свои солнцезащитные очки.
Очень характерно. Мне сходу дали понять, что от меня не отстанут. И что если я сойду с поезда, то и она сойдет. Я устало спросил у нее:
- Чего ты хочешь? Что за жесты такие, вместо того, чтобы просто поговорить? Ты же умеешь говорить. Что ты притворяешься?
Сев обратно на постель я посмотрел с отчаяньем на нее. Ну, сколько так можно? Господи, за что мне это? На мой риторический вопрос ответила сама девушка:
- Так надо.
- Что?
Девушка, слишком презрительно посмотрев на меня, повторять не стала. Ну ладно... надо, так надо... я знаю это слово. Этим, гениальным словом обычно обозначают самый большой маразм. Когда вникнуть в него означает самому стать больным на голову. Так что проще сделать и не вникать.
Проведя рукой по волосам, я спросил осторожно:
- Кому хоть надо?
Она недоуменно посмотрела на меня, не понимая вопроса. Я пояснил, спросив, это надо ей, мне или еще кому... Непонятно чему, но девушка улыбнулась и традиционно отвечать не стала.
- Нет, подруга. Я так не смогу. Или ты нормально общаешься... Или я схожу с поезда, добираюсь до аэропорта, сажусь на самолет и лечу к себе... А ты у нас бездокументная остаешься здесь.
Уж очень мне понравился ее жест. Она почесала бровь и исподлобья посмотрела на меня. Что подруга зачесалась? Теперь будешь думать что дальше?
- Что ты хочешь? - озадачила она меня вопросом.
Я даже не знал, что и ответить. Странная женщина, странная...
- Я хочу, чтобы ты себя вела по-людски...
Я хотел добавить еще слов о человеческом общении, но ее ответа мне хватило, чтобы на целую минут заткнуться:
- Исключено.
- Почему? - спросил я в итоге озадаченно. Весь разговор складывался как-то не так. Глупый откровенно разговор получался. Она на половину вопросов моих отвечала неприкрытым презрением, а на остальные выдавала односложные фразы, которым позавидовал бы любой оратор. Как в одной фразе сказать, как ты относишься презрительно к человеку? Ну, вот у нее получилось. На мой вопрос, почему она себя так ведет, она заявила:
- С вами по-другому нельзя.
Видя, что ее слова заставили теперь уже меня презрительно усмехаться и продолжать готовится к выходу, она поправилась:
- Я вам благодарна. Вы мне помогли. Будет повод, я вам тоже помогу. Но... о чем говорить?
Я застегнул куртку и, подняв руку, демонстративно помахал ей. Даже в купе мне не хотелось оставаться с этой "кралей". Три часа и я буду в Москве. Доберусь до Алексея, думал я, и переночую у него. Заберу деньги на следующий день. И к себе в Калугу. А потом...
Вода, и Сочи навсегда,
Зачарует и сотрет
Твоих бед круговорот
Снов безумных темный свод...
После подобных походов надо месяцами на море отдыхать, а не с такими чудачками общаться. Это ж голову "сломать" можно.
- Останься. - Сказала она как-то глухо и я, послушавшись ее, присел на кровать.
Так как молчание затянулось, я спросил:
- Зачем оставаться?
Она, не юля, ответила просто и ясно:
- Мне еще нужна будет твоя помощь.
Я вздохнул и спросил:
- Как тебя хоть зовут, Матильда Тосканская? - обычно я этого героя моего диплома называл поТосканская, но тут не решился.
- Это кто?
Я пояснил:
- Да так... один исторический персонаж. Графиня. Она тоже вся такая надменная была, пока Генрих четвертый к ней с войнушкой не пошел.
- И? - заинтересованно спросила девушка.
- И потом она не была столь надменна. Правда... Она хоть и зауважала его, но гадила до конца.
Неопределенно покачав головой, девушка спросила:
- Какое тебе имя больше нравится?
Я опешил.
- Так обычно проститутки спрашивают... - сказал я, как можно осторожнее.
- Да? - Удивленно спросила она. - А я на них похожа?
Пришлось признаться, что я не особый знаток этой касты жриц любви. Но что они по дебрям Камчатки не шляются, я был уверен. Наконец, девушка сказала:
- Есть какое-нибудь имя похожее на это слово?
Она произнесла и я мысленно "загнулся". Из всего, что более-менее подходило, я назвал только несколько.
- Хорошо. - Согласилась девушка. - Значит, я буду Евгенией. Это же Женя, по-вашему?
- Угу. - Только и сказал я, видя, что после такого согласия девушка снова повернулась к окну.
Следующий день принес мне немного больше знаний об этом шедевре психологии и самомнения. С самого утра, когда я проснулся, она взяла денег и, сходив в ресторан, принесла оттуда бутылку водки и салаты в пластиковых контейнерах.
- Это еще зачем? - Спросил я удивленно.
Пожав плечами, девушка, которая согласилась отзываться на имя Евгении, сказала:
- А когда ты пьян тебя не тянет на расспросы и... ты лучше выглядишь. Улыбаешься, смеешься с ничего.
Именно в тот момент я "завязал". Раз и навсегда. Это же надо... девчонка тащит мне водки, чтобы я лучше выглядел. Тут и не такой как я, завязал бы.
- Ты не будешь? - Спросила она, глядя, как я поедаю довольно грубо салаты.
- Нет. - Хмуро ответил я. - Придется тебе терпеть меня спрашивающим и хмурым.
Я чуть салатом не подавился. Поглядел на нее и, не задумываясь, сказал:
- Кто бы говорил. Глухонемая девочка, отзывающаяся на имя Женя.
Она улыбнулась и снова уставилась в окно. Ну, хоть улыбается, а не холодным взором изучает тебя и прячет глаза за темными очками.
Уж совсем было хорошо, когда она первой обратилась ко мне и спросила:
- Ты песни любишь? - Подумав, я конечно кивнул. Она вскинула взгляд к динамику изрыгающего вопли Киркорова и спросила: - А это тебе нравится?
- Нет. - Категорично сказал я.
- А кому-нибудь это нравится? - С интересом спросила она.
- Нет. - Категорично засмеялся я и добавил: - Никому не нравится, но на концертах полные залы.
- А почему мы это слушаем? - Спокойно поинтересовалась она. - Причем уже вторые сутки.
Я рассмеялся и сказал что думал:
- Продюсер Киркорова заплатил МПСникам, или даже начальнику поезда вот и крутят.
Девушка кивнула, поднялась, выключила транслятор и сказала:
- Ну, нам-то никто не мешает не слушать его.
Теперь Киркоров исполнял песню Газманова из соседнего купе и коридора. Выселенный певец стал значительно тише, и я заметил, что девушка почти облегченно вздохнула.
- А тебе что нравится? - Спросил я, что бы не терять нить разговора. Уж очень было бы тоскливо ехать в купе без даже этой музыки в полном молчании.
- А ты все равно не знаешь такую музыку. - Отмахнулась она.
Недоуменно я спросил, какая группа или хотя бы кто исполнитель. Девушка, улыбаясь, повторила, что я все равно не знаю такие песни, и я порыве азарта попросил ее напеть. И она сев ровно, словно смущенно отвернулась к окну и начала петь...
Я не понял нихрена из того, что она пела. Ни одного слова. Больше того я чуть голову себе не сломал, пытаясь вникнуть в смысл этой песни. Что-то очень грустное и доброе. Евгения смотрела в окно и, словно не набирая вообще воздуха в грудь, подняла голос до той точки, когда что-то во мне стало пульсировать с этой странной мелодией в унисон. Я только несколько раз слышал подобное, когда аккомпанемент людям был вообще не нужен... песня просто не нуждалась в аккомпанементе. Она текла из одного непонятного слова в другое и только все больше и больше странно сжимала грудь мне ее слушающему. Где-то в апогее мне казалось, что я уже не слышу ее сильный голос, а вижу реальные картины. Вот я стою посередине совершенно пустого города, и я одинок словно последний человек во вселенной. Вот я в диких местах полных хищных тварей готовых меня убить и мне действительно страшно. Я уперся руками в постель и, продолжая неотрывно слушать ее, вдруг действительно осознал себя бесконечно одиноким существом, несущимся в непонятном поезде к совершенно неизвестным и загадочным, пугающим городам.
Когда она закончила, то совершенно по-детски посмотрела мне в глаза и с улыбкой спросила:
- Понравилось?
Немного опешив, я покивал. Потом, собравшись, признался:
- Я ничего не понял. Но меня безбожно торкнуло. Что это? Кто это?
- Я...
Не поняв, я переспросил:
- В смысле?
- Я. У вас есть термин: что вижу - то пою. Вот я и спела тебе, что вижу.
Кроме дурацкого "ого", я ничего выдавить из себя не смог. Я хотел еще спросить, а на каком это было языке, но девушка, видно польщенная моим восхищением снова начала петь. Что-то совсем уж берущее за душу. И я без шуток увидел, и ее искреннюю благодарность мне и тем геологам, что вытащили ее. А уж как она смотрела в это время на меня... Потом я чувствовал ее тоску и страх, что у нее что-то не получится. Ее голос звонко звучал, и я видел, что она почти плачет. И как мне захотелось ее остановить, успокоить сказать, что все будет хорошо...
- Не надо... - отстранилась она, когда я протянул к ней свою руку. - Это просто голос. И Слово. Люди все подчинены голосу. Генетически. Держи себя в руках.
Очнувшись от дурмана, я только забрался с ногами на постель и спросил:
- А поподробнее можно?
- Нельзя... - сказала она. Потом, сжалившись видно, но с легким презрением сказала: - От вибраций голоса ваше среднее ухо передает сигналы мозжечку, мозжечок командует всей остальной нервной системой транскриптируя информацию до понятного нервной системе уровня. Голосом можно заставить плакать, смеяться, грустить или даже умереть. Причем слова не нужны абсолютно. В принципе можно использоваться просто физические колебания нужного диапазона и периодичности.
Слова "физические колебания" у меня никак не вязались с невинным лицом "снежной человеки". Они бы у меня с заросшими мордами моих геологов больше вязались, но не с этой черноволосой девчонкой.
- Сколько тебе лет? - спросил я. - И где ты училась...
Девчонка, пожав плечами, сказала:
- Вопрос не по делу... действительно не по делу. - Она посмотрела на меня, так что я и правда понял, что спрашиваю не то и не так.
- Откуда ты? - нашел я в голове "вопрос по делу".
Девушка, отвернувшись к окну, снова ответила простым молчанием на мой вопрос. Я довольно бесцеремонно протянул руку к ее колену и тронул привлекая внимание... И тогда она сказала нечто... доказывающее ее правоту.
Я не знаю, что со мной произошло в тот момент. Меня словно скрутило страшной болью в груди. Но боль была не подобной чему-то физическому, а походила на безжалостную тоску, которую я испытывал, когда-то уезжая служить в камчатскую Тмутаракань.
Когда я, дурацки мотая головой и хватаясь за грудь, повалился в проход между коек, девушка встала надо мной и сама с трудом подтянула меня и уложила на постель. Потом она долго гладила мою грудь, словно знала, где меня так скрутило. Я уже более-менее пришел в себя, когда она попросила:
- Не знаю... я не знаю, как там дальше сложится. Просто не забывай кто ты, а кто я... Я могу остановить тебя и без... просто словом. Но я честно... Честно не хочу этого делать. Если тебе, как и другим придет в голову использовать меня... просто помни о том что... об этом помни.
Очухавшись, я вышел из купе и долго в тамбуре смотрел сквозь замерзшее окно на проносящиеся освещенные поездом деревья. Что же, или все же кого, мы вытащили из камчатских лесов? Ведьма... первое, что пришло мне в голову. Второе, что твердо в моей башке поселилось, это обычное желание быть подальше от столь экстравагантной и опасной особы.
Она пришла сама ко мне в прокуренный тамбур и, назвав меня по имени, попросила пойти с ней. Я конечно пошел. Мы снова сели в купе, посмотрели пристально в глаза друг другу, и тогда она заговорила...
Она говорила долго и с чувством. Не всему я сначала верил. Больше того скажу, не все потом на поверку оказалось правдой. Но я ее не винил. Первому встречному рассказать полную правду не рискнешь. Я и сейчас думаю, стоило ли мне говорить правду. Даже не говоря о том, какой я был тогда. Бестолковый и без перспектив в жизни. Такие вещи просто так не расскажешь... и когда она остановилась первый раз мы с ней договорили по ее просьбе... Договорились о многом. Что-то потом было нарушено, что-то осталось...
К Москве мы с ней подъезжали обремененные массой обещаний друг другу. Причем я вполне понимал ее оговорки на случай того, что некоторые она может не выполнить. Выйдя в столице не обращая внимания на то, что она снова ни слова не отвечала на мои обращения к ней, я без задней мысли повез ее к Алексею. И хоть того дома не оказалось, он был занят своим сумасшедшим проектом, его мама нас пустила подождать на кухню. Великая женщина.
Когда Алексей приехал, мне пришлось на ходу выдумывать идею что девушка моя сестра и что нам нужно место, где переночевать. Утром, мол, я на экспрессе отправлюсь с ней домой в Калугу. Лейтенант только удивился немости моей сестренки и благодушно пригласил переночевать у него. С одним маленьким условием. Я составлю ему компанию вечером, когда к нему приедет пара его новых знакомых. От меня ничего не требовалось только быть рядом, слушать и кивать с умным видом на некоторых местах. Я конечно согласился. Сказав девушке располагаться в комнате и отдыхать, мы до самого приезда гостей обсуждали с Алексеем его планы на жизнь и "успехи" его проекта.
Приехавшие люди оказались средней руки бизнесменами, которых лейтенант настойчиво уговаривал вложиться в его задумку. Судя по тому, с каким жаром убеждал их мой товарищ я вполне четко осознал насколько плохо у него дела. Ничего, не добившись от бизнесменов и проводив их, Алексей признался, что он просто не знает, за что браться и где найти денег. Спросив сколько ему нужно в этот раз, я только присвистнул. Тридцать тысяч это было больше моих накоплений. И мой альтруизм на такие суммы не распространялся.
Утром, оставив девушку дома у лейтенанта, я поехал за обещанными мне деньгами и вот уж был удивлен, что мне их выдали. "Покупатель" искренне благодарил за проделанную работу и приглашал постоянно работать с ним в сопровождении его геологоразведчиков. Я, пообещав подумать забрал деньги, и вернулся домой к моему товарищу. Тот, услышав, что я получил не малые деньги, стал очень просить одолжить ему. Я конечно отказывался. Отказывался и просил его на меня не обижаться. Он и не обижался. Зато на меня странно посмотрела "снежная королева", когда уже на следующее утро, собираясь уезжать, я рассказал ей о просьбе друга.
Нарушив молчание, она спросила:
- А почему ты ему не дал?
Ну, а почему я должен был давать такие деньги под абсолютно безнадежное предприятие. Видя мою растерянность, девушка сказала кивая:
- Надо было дать.
- Но это все что у меня есть! - Изумленно возмутился я.
- И что? Что такое деньги? - презрительно пожав плечами, спросила она.
Я еще попытался ей объяснить этой социалистке, что деньги может и ничего, но без них... потеряв все, как-то совсем плохо.
- А в чем риск? - Спросила девушка.
Я посмотрел на нее, сомневаясь в умственных способностях моей "подружки".
- Как бы тебе сказать... большей аферы я в жизни не видел.
- То есть, то, что уже больше семи тысяч лет оправдывает себя везде и всегда, ты называешь аферой, а шляться по закрытым районам ради десяти тысяч, ты без сомнения, даже в глазах, называет абсолютно нормальной работой?
Присев на диван, который ночью был отдан в распоряжение Жени, я посмотрел на нее с искренним интересом.
- Переведи с русского на русский, что ты там насчет семи тысяч лет говорила?
Девушка встала предомной уперев кулачок в бок и встряхнув своим коротким каре сказала:
- Семь тысяч лет люди себе так делают состояния, славу, почет... И нет ничего предосудительного или авантюрного в том что это собирается сделать твой друг. Если хочешь я скажу тебе так... это вообще единственный способ хоть чего-то добиться... Все остальные способы включая коммерческие без связей с властью невозможны. Так зачем распыляться, когда интереснее саму власть прибрать к рукам.
- И как ты себе это представляешь? - с интересом спросил я.
Девушка, повернувшись и пройдя от стены к дивану и обратно, сказала со смешком:
- Я-то себе не просто представляю, но даже знаю, как это делать. А вот как это собирается делать твой друг мне и самой интересно.
- А как твой интерес связан с МОИМИ деньгами? - ехидно поинтересовался я.
- Вау, какие мы оказывается... - Странно возмущенно покачав головой, сказала девушка. Потом, подойдя ко мне, спросила: - А тебе самому не интересно?
Пришлось отрицательно покачать головой. Знал я этих мечтателей. Но...
Что только не сделаешь очаровательной девушке с пистолетом и владеющей такими фокусами, что бы удовлетворить ее интерес. Я вызвонил своего уже ушедшего друга и спросил во сколько он сегодня появится. Недовольно спросив у меня, что я еще от него желаю, я, хмыкнув, сказал что вообще-то я просто мечтаю дать ему денег. Пусть не всю сумму, но часть под расписку и дивиденды. Молчание было сначала мне ответом. Потом друг сказал, чтобы я подъезжал к нему в офис. Назвал адрес и сказал, что нотариальная контора сидит на том же этаже что и он. Никакого энтузиазма я от него не слышал по этому вопросу. Его приятель, то есть я, оказался обычным барыгой в душе. Барыгой и ростовщиком. Презренным из любых вариантов.
Я усмехнулся и, взяв девушку с собой, поехал в банк. Забрал оттуда деньги и двинул прямиком к офису моего приятеля.
Там-то и началось самое интересное. Девушка, очутившись среди массы незнакомых молодых людей, с удивлением озиралась на кипучую деятельность и не могла понять, что все эти люди делают. Звонят по несчитанным в офисе телефонам, носятся взад вперед с кипами бумаг. Иногда смеются, иногда ругаются между собой, но все словно в муравейнике занимались исключительно своим делом. Из-за загородки вышел мой приятель и, обратившись к сидящей в дальнем углу девушке, крикнул:
- Соня, ко мне должны приехать уже... Ага, - увидел он нас у входных дверей. - Приехали... Соня, сделай нам кофе, у нас долгая будет беседа.
Я посмеялся в душе с оптимизма моего друга и, пропуская девушку вперед, прошел в его закуток. Закрыв за нами дверь, Алексей сел в свое высокое кресло, зачем-то посмотрел на портрет президента над собой и с улыбкой спросил меня. Отчего ж это я передумал? Я его заверил, что еще не передумал, но хочу услышать все в подробностях от него. Что бы знать, во что я вкладываюсь.
Лейтенант поднялся и ловким движением перевернул портрет президента лицом к стене. Теперь со стены на меня взирало лицо лейтенанта, снятое как я понимаю в профессиональной студии, подработанное профессионалом фотошопа, и с постановкой мимики и грима профессиональным визажистом. Я тихо присвистнул и даже моя подруга, поняв это маневр, сказала с насмешкой:
- Не скромно.
- Скромность в нашем деле вредна. - Убежденно сказал мой приятель, очаровательно улыбаясь Евгении.
Она кивнула, и я попросил перевернуть портрет обратно. Меня смущало видеть авантюристов в двух экземплярах.
- И как ты хочешь это сделать? - Спросила у него моя подруга.
Он посмотрел на девушку в черных очках и сделал жест совершенно не по амбициям, а именно потер нос. Подумал и сказал.
- Я могу дать почитать свою программу. Если вам это интересно.
- Мы почитаем. - Уверенно сказала девушка - Но пока интересно от тебя было бы это услышать. Вообще понять, что за авантюра.
Мой друг собрался с духом и начал свое повествование, больше похожее на агитационный спич. Видно он не раз и не два его повторял. По крайней мере, он ни разу не запнулся, и девушка только кивала, иногда слушая, но не перебивая. В итоге, когда мой приятель закончил, она поднялась и сказала мне:
- Да, ты был прав. У него нихрена не получится. - Больше ничего не комментируя, она показала жестом, что готова уходить. Но уже я, прочувствовав замыслы лейтенанта в новом свете, хотел понять, что же неправильное тот затевает. Да и Алексей откровенно шокированный тем что услышал и в таком категоричном тоне попросил объясниться.
- А ты все равно не поймешь... - категорично заявила она, и я попросил ее не обижать моего друга. Поняв мою просьбу по-своему, девушка села обратно, взяла листок маленький для записей со стола, вытянула из стаканчика карандаш и комментируя начала: - Ты ориентируешься на бедных. А надо угождать богатым. Ты хочешь власти, чтобы самому заработать, и у тебя ничего не получится. Когда тебе принесут прилично денег, ты однажды устав, остановишься на полпути. И в итоге как это обычно и бывает, потеряешь все. Ты не умеешь говорить, а твой спич ерунда. Искусство говорить, убеждать, это тоже искусство. И ты им не владеешь, для такой затеи. И как я поняла, у тебя даже нет людей, кто этим искусством владеет. У тебя есть просто желание. Это конечно уже много. Большинство людей даже этого не имеют... так абстрактно рассуждают, чтобы они сделали, имея власть. Ты же фанатично ее желаешь. Может у тебя что-нибудь и получится. Вступишь в правящую партию, поднимешься до руководителя городского отделения... где-нибудь на Сахалине. Но это твой предел. Ты просто стратегически не видишь.
К чести моего приятеля он не взорвался руганью или просто наговорил гадостей. Он спокойно выслушал, потер подбородок и спросил:
- И что? В нашей власти и не такие дилетанты побывали... Одним больше одним меньше.
Женя, склонив голову набок, сказала с усмешкой:
- Власть это женщина. Ей можно овладеть грубо и жестоко. Изнасиловав революцией. И власть отомстит. Никто из насильников над ней не выживал. Во власть можно придти на волне народной любви. Но это будет сродни браку по расчету. Этакое сожительство. Ты мне, я тебе. А как срок вышел, разбежались и забыли. А можно пройти к ней на мягких лапах. Незаметно и сильно. И подобравшись вплотную просто сделать шаг и показать, что вокруг-то никого кроме тебя и нет более достойного. И тогда она, Власть, выберет тебя. Выберет раз и надолго, если не навсегда.
Кого только не попадается в камчатских лесах, думал я в тот момент. А мой друг, продолжая делать недостойные потирания своего лица, сказал мне:
- Мне всегда нравился женский образный подход... Но моя подруга отказывается участвовать во всем этом. Она не видит перспектив.
Женя засмеялась и сказала:
- Если твоя женщина в тебя не верит, то куда ты вообще сунулся. Когда в тебе женщины страны не будут души чаять... тогда и только тогда сама власть отдастся тебе. И никто не сможет тебе помешать или остановить. А когда в тебя близкие не верят... То это не победить.
Мне все больше нравился лейтенант. Вместо того чтобы пустится в споры и демагогию, он прямо спросил:
- И что надо сделать, чтобы изменить ситуацию?
- Ну хотя бы доказать себе и другим что ты мужчина... - сказала с улыбкой Евгения.
Я чуть не ляпнул "Это как?". Вот бы я сам потом с вопроса смеялся. А главное хрен знает, как это действительно доказывать. Перед телекамерами снять штаны? Но, учитывая наш век и недетское количество трансвеститов, это никого не убедит...
Лейтенант покивал и сказал резонно:
- У нас сейчас ни войны нет, чтобы резко стать героем страны. Ни конфликта народа с властью, чтобы героически выступить на стороне народа. У нас нет слишком бедных и слишком богатых, за редким исключением. На социальной разнице не сыграть. А вилять хвостом и заигрывать с народом, это точно в итоге не добиться того, о чем ты говоришь. Я на наших вице-премьеров смотрю. Они действительно верят, что президент одного из них приемником назначит. Они не понимают, что президент может быть, кем угодно, даже редкой сволочью, но он не может быть блядью...
Я не стал уточнять, что мой друг имел ввиду, зато Женя, вскинув брови, сказала со всей возможной искренностью:
- А ты не такой идиот, каким кажешься с первого взгляда.
Мы от души поржали, а Евгения, храня на лице скромную улыбку, добавила:
- Ты прав. Ты во всем прав. Действительно... любой приход к власти это венчание на ней. Странный был бы брак между, как ты это сказал... вот-вот... и Властью. Странный и недолговечный. Таких быстро История изничтожает.
Я еще улыбался от высказывания Жени, а вот лейтенант уже придя в себя и задумчиво поглядывая то на меня, то на девушку молчал, размышляя о чем-то своем и неприятном. Я не спешил разрушать молчание. Евгения тоже молчала. За загородкой шумели и смеялись люди. Алексей поднялся, стремительно прошел к двери раскрыл ее и требовательно попросил быть потише. Смех сразу "скончался".
Вернувшись в свое кресло, мой друг спросил у нас:
- Есть идеи?
Женя как что жеманно поправила складки на блузе и сказала:
- Ишь ты какой... Идеи стоят дороже денег. Ты уж определись, что тебе от нас надо. Идеи или деньги...
Я не стал уточнять, какого черта она говорит "От нас", и тоже заинтересовано посмотрел на друга. И тогда он сказал:
- Я так понимаю, мне нужны вы... оба... с головой.
- Заключим сделку? - с интересом спросила Женя.
Я только хотел возмутиться и сказать, что уж точно во всем этом бреде участвовать не собираюсь. Но Алексей уже спросил:
- Условия?
Женя посмотрела на меня и сказала...
Уже в Крыму, недалеко от Севастополя, где мы устроили нашу штаб квартиру, сидя на берегу и бросая камушки в набегающие волны, я все так же не понимал, как меня угораздило поддаться на чары Евгении и согласится на все ЭТО. Зима в Крыму это мерзко. Кому как, но сырость, промозглые ветра, мокрый снег, что иногда валился нам на головы, меня откровенно раздражали. Нет, было конечно теплее, чем в той же Москве. Но в Москве было, так скажем, безопаснее. Тут же нам уже второй месяц грозил арест. Причем то, что нас действительно еще не арестовали к тому моменту, было странным недоразумением. Через день Алексей, устраивал сборища в различных городках и селах и везде задавал только три вопроса:
- Что лучше: быть в составе России, составе Украины или быть независимым полуостровом?
- Нравится ли вам текущая власть в стране, и что она сделала, для тех, кто буквально КОРМИТ страну в отпускные сезоны.
- Хотят ли крымчане потерять все доходы от туризма, когда Украина войдет в состав НАТО или даже в Евросоюз.
Эти вопросы подавались под абсолютно невинным предлогом изучения социального мнения. То, что все эти сборища буквально закончив обсуждать "повестку" превращались в митинг, клеймящий бездумное руководство страны, как я понимал, еще не сильно волновало то самое правительство. Зато вот правительство автономной республики Крым такие сборища особенно после многотысячных митингов в Севастополе стало волновать. И за лейтенантом вместе со мной и почему-то Женей, которая вообще нигде не "светилась" началась какая-то вялая охота. На нас были выписаны документы и предписание на задержание и высылку, но что-то я не видел даже попыток это сделать.
Как мне объяснил один из милиционеров в Алуште, где мы проводили "агитацию" на ЖБИ заводе и на молоко-хлебо-комбинатах, с нами просто не хотели связываться. Все же все понимают. Все в принципе согласны с тем, что с этой импотентной властью в Киеве, занятой только подковерными бойнями, надо что-то делать. Всем было ясно, что дрязги в Раде будут длиться не то что год два, а ВСЕГДА. Ну народ такой... что тут поделаешь... И что нынешний курс страны приведет к краху всей экономики Крыма, никто особо не спорил. Милиционер меня, конечно, заверил, что найдутся фанатики, которые нас все-таки задержат. Даже в Севастополе найдутся, но, по сути, за два месяца мы втроем стали разве что не святыми для тех, кто хотел, что бы республика вернулась в состав России или вообще стала независимой. Да, мы работали и с теми и с другими. Нам было все равно, как сделать Крым частью России и вернуть исторические нюансы на свои места. Больше того мы склонялись к мысли, что путь через независимость для нас более приемлем. Да и международное сообщество, которое нас уж точно не пожалеет при объявлении обычной независимости хотя бы не так рьяно будет рвать наши тушки, как если мы сразу обозначим стремление войти в состав России.
Я сидел на пляже, на каком-то вынесенном штормом дереве и, размышляя обо всем этом, даже не сразу заметил приближающуюся ко мне Женю.
- Чего сидишь? - бесцеремонно спросила она, присаживаясь рядом.
- Да вот думаю, нас, когда арестуют? Сегодня? Завтра? Послезавтра?
- Нашел о чем думать. - Фыркнула девушка. - Этого бояться не стоит. Максимум года два - три отсидим, а могут и вообще от греха подальше депортировать. В любом из этих случаев наши помощники развернут ТАКУЮ деятельность. Мы же будем мучениками за независимость Крыма. И каждый промах власти в наше отсутствие будет работать только на нас. Вот были же люди, которые хотели чего-то другого, более лучшего. Но их... Когда мы вернемся у нас будут армии сторонников. А уж как наш арест будет телевидением России обставлен... Поверь мы и в России героями станем. Кстати сегодня утром ты отвратительно провел пресс-конференцию. Заканчивай хандрить. Люди должны видеть, что мы полны решимости продолжать начатое дело. А не глядеть на твои душевные метания.
- Слушай... - сказал я жестко, но не продолжил.
Она положила мне руку на плечо и сказала на ухо:
- Не мучайся, дорогой, уезжай, если тебе кажется это сложным и опасным. Просто уезжай. Иначе твои настроения перекинуться и на Алексея. Это дело не для всех. Никто не осудит. Поверь мне.
Я хмыкнул и сказал:
- Когда ты меня называешь "дорогим". Мне хочется тебя обнять завалить и грубо над тобой...
Она засмеялась, шутливо отсаживаясь от меня. А я признался:
- А еще мне хочется идти за тобой до конца... Чем же ты меня очаровала камчатская колдунья?
- Голосом! - сказала, улыбаясь, она. - Я же тебе говорила - только голосом.
- Ты мне уже столько всего говорила, что я не знаю, где правда, а где ложь. - Сознался я, бросая очередной камушек в очередную пенящуюся волну. - Ты мне скажешь, что ты делала там?
- Тебя ждала. - С легкой улыбкой сказала девушка.
- Серьезно же спрашиваю. - Сказал я, не особо надеясь на ответ. Она и раньше всегда увиливала от ответа.
- Ждала того, кто меня вытащит оттуда. Это оказался ты, дорогой.
- А как ты вообще туда попала? - С усмешкой сказал я тая от ее "дорогого". - И сколько ты там ждала меня такого классного и умного?
- Как попала, не скажу. Все равно не поверишь, а ждала долго. Каждую ночь устраивала "пожар", в надежде, что хоть кто-то придет. А когда вас увидела и поняла что вы не те... Думала с ума сойду. Такое отчаяние уже было. Я за вами побежала только потому, что уже не верила, что за мной придут.
Я и половины не понимал, о чем она говорит. А на дополнительные вопросы она только улыбалась и отказывалась отвечать. Так что кто они, откуда она, зачем она ввязалась и меня ввязала в крымскую авантюру, для меня оставалось загадкой. Но я как-то странно привык уже не забивать себе голову, а просто делать дело, не рассуждая над неразрешимыми вопросами.
Когда мы вернулись в огромный дом бывшей дачи какого-то парт работника, сохранившейся с социалистических времен, то нас ждал сюрприз в виде двух гостей, что молча сидели посредине вечной суеты наших помощников. Подбежавшая Эля указала на гостей и сказала:
- Пароль знали. Пустила вас подождать. Никого ни с ними, ни за ними не приехало.
Я кивнул ей благодарно. К нам часто приезжали активисты со всего Крыма. Но эти двое в серых костюмах на активистов не походили. Я знаю, на кого они походили. Я, еще не познакомившись с ними, мог спорить, что эти двое из спецслужб. И как бы они открыто не улыбались, этот стальной, или просто бетонированный взгляд ничего не отображающий, но такой все улавливающий я уже знал. Оставалось только выяснить "из чьих" гости будут.
Евгения, предоставив мне общаться с этими клоунами, ушла в наш общий кабинет, а я направился к ним. Они поднялись из за стола, отодвинули чашки с кофе и горячо пожимая мне руку представились. Я предложил им садиться и сам сел тоже за гостевой стол. Но меня немедленно и, кажется, чересчур требовательно попросили именно о конфиденциальной беседе. Я кивнул. Каждый второй гость именно этого и требовал. Ничего удивительного. Я повел их в наш кабинет и, войдя, представил им Женю. Она, оторвавшись от сочинения очередного воззвания татарам Крыма, самым непонятным нашим союзникам, и улыбаясь, поднялась пожать руки мужчинам. Присев перед моим столом, эти двое не особо церемонясь, раскрыли мягкие кожаные портфели и стали выкладывать из них пачки денег.
- Это что? - Спросил я не в силах сдерживать свою благодарную улыбку. Денег у нас всегда было предельно мало. Пожертвований от бизнесменов и простых людей вечно не хватало ни на что. Но вот так приехать и положить предомной пачки денег... Они что-то хотели взамен. И мне надо было знать что, прежде чем брать. Свои обещания мы выполняли.
- Вы обращались к нам месяц назад. Ваша просьба рассмотрена и удовлетворена.
- А хоть кто вы? Мы же ко многим обращались. - Спросил, недоумевая, я.
- И к лучшему, что не помните, - рассмеялся мужчина который, судя по всему был главным из этих двоих, - поверьте, к лучшему. Главное чтобы вы не забыли нескольких вещей, которые вы предложили нам. И конечно выполнили их. Деньги не малые. И мы потребует отчета за них.
Я попросил напомнить, и они напомнили. Я кивнул. Я даже вспомнил к кому именно мы обращались и, конечно, понял кто они. Я не считая деньги, спрятал их в сейф. Подписал расписку, которая все равно бы нигде ничего не значила. Это были "чистые" деньги. Их было не стыдно брать. Их давали четко на наши цели. И цели тех, кто давал, не отличались почти от наших. Я хотел в благодарность пригласить их к нашему скромному столу на обед, но "серые" только улыбаясь, отказались и сказали, что им уже надо спешить. Но как бы они не спешили они с непритворным вниманием, выслушали наши планы, из которых я самые так сказать секретные конечно опустил. Ну, зачем им было знать, что вооружающиеся татары ждут только нашего сигнала, чтобы в одном из городков устроить пробный переворот на десять часов для начала. Мы хотели посмотреть, как отреагирует народ в Крыму на первую попытку мятежа. Недовольство недовольством, но мятеж это вам не демонстрация перед мэрией. После "пробного мяча" надо было еще денег татарским активистам заслать... И деньги этих господ были не лишними. Далеко не лишними.
Когда я проводил их к неприметной "шкоде" на которой они и забрались в нашу глушь, и вернулся к Жене она сказала:
- Старайся меньше говорить. Мужики должны чувствовать твою сдержанность и волю. Не больше. Балаболов ни женщины, ни мужики не любят.
- Много ты знаешь... - хмыкнул я, и она мне очаровательно улыбнулась.
К вечеру приехал довольный лейтенант с сопровождением и сказал, что такого эффекта он еще не видел нигде. Даже в Севастике митинги прошли как-то безрезультатно. А там... откуда он приехал, люди после его отъезда объявили свой город закрытым для оранжевой продажной мрази. Выставили баррикады на въездах и дежурят возле них.
- Понятно, что к утру всех разгонят и баррикады растащат, но ведь какой эффект! - восхищался Алексей поедая подогретый в микроволновке суп.
- Раскачка... - тихо сказала Евгения, подливая мне минералки.
- Ага. - Согласился лейтенант. - Именно. Раскачали, наконец, народ. Теперь надо закреплять достигнутое. К лету как начнется сезон будем плотно заниматься антирекламой Крыма. А снизившийся поток туристов спишем на препятствия, которые чинит Киев.
Я, подперев голову, спросил у друга:
- И когда вторую часть запускать будем?
- Если и правда будет мало приезжих... то сразу летом. Если будет приличный наплыв, то будем ждать до конца августа. Дадим людям хоть немного заработать. Впереди довольно сложный год будет.
- Зря. - Заметила Евгения категорично. Она вообще никогда не стеснялась нас перебивать. Не она нас, а, мол, мы ее обязаны слушать.
- Почему? - Удивился лейтенант.
- Сытый человек, или тот, кому есть, что терять, не особо стремится к изменениям. А вот если начать сейчас, тогда действительно возникнет ненависть к тем, кто блокирует Крым, с севера не давая туристам проезда.
- Они же нас ненавидеть будут. - Возмутился лейтенант.
- Смотря как подать. Кроме того, мы и, именно мы, организуем совместно с Россией транспортный коридор через Керченский пролив. - Говорила Женя, словно все уже продумала. - С голода люди не погибнут. Да и сложно в Крыму с голода умереть. А до нужной кондиции дойдут.
Я тоскливо покачал головой и снова упаднически спросил:
- Господи, что мы делаем...
Как-то странно улыбнувшись, Женя сказала:
- Я лично делаю свою работу. Он, - она указала на лейтенанта, - идет к власти, а ты... ответь сам на этот вопрос.
Я не смог ответить. Я подписался тогда на дело, к которому не чувствовал тяги, и которое гарантировано несло вред людям. Да, именно вред. Когда у нас все получится, тогда Крым будет богатеть не по дням, а по часам... - убеждали меня, а я только кивал и думал когда это еще все будет. Нет, я не пессимист. Но блин, какой может быть оптимизм, если скоро по сигналу, отданному нами, произойдет вооруженный переворот в одном из городов. И сколько там интересно людей погибнет, когда буйная толпа ворвется в административные здания?
Я вяло сказал, что нам денег привезли, и лейтенант обрадовано быстро закончил ужин и пошел пересчитывать. Вообще с деньгами у нас было странное отношение. То, что мы на себя тратили минимум, это было понятно. Все сжирало дело, которое мы затевали. Бесплатное оружие не светило и что бы вооружить людей приходилось расплачиваться за него, с охраной складов, живыми деньгами. Даже чтобы просто сделать ненавязчивую рекламу наших "агитсобраний", нужны были деньги. Что бы изготовить российские флаги, тоже нужны были деньги. Что-то мы не видели особой помощи в этих вопросах. Хотя уж наши сторонники даже в Госдуме, которые открыто по телевидению поддерживали наш проект "независимого Крыма" могли бы хоть флаги выслать.
Но главное в нашем отношении к деньгам было презрение. По-другому и не скажешь. Так нас к ним заставила относиться именно Женя. Она "на пальцах" объяснила, что если к деньгам относиться по-другому, то именно они и будут править тобой. А править деньгами должен ты. Уважай не сами деньги, а то, что они могут тебе дать. Вернувшийся с подсчета Алексей уже тащил даже листок с карандашом и мы довольно долго распределяли поступившую сумму по текущим планам. Хватало на все. Даже оставалось. Решили заказать у одной из киевских компаний пропагандистский документальный фильм. И не просто снять, но и уговорить "крутить" на своем канале, показывая нас не как патриотов России, а как борцов с зажравшейся Киевской властью. Че Геварра отдыхает и нервно курит в сторонке. Если они там, в Киеве, шевелиться и после этого фильма не начнут, то они действительно импотенты и власти вообще не достойны, сказала нам Евгения с усмешкой...
Мы все сделали... и восстание провели, и даже продержались в городе не десять часов как планировали, а четыре дня. Потом подошел полк на бронетехнике и нас просто разогнали, даже не думая преследовать. Фильм про наш героизм крутили не только на подкупленном нами канале, но и по другим. Народ уже несколько устал от уродства, которое творилось в верховной Раде и они с радостью видели в нас не только борцов с властью, но и вообще национальных героев восточной Украины. С Западной было сложнее, там нас просто ненавидели. Верховная Рада, очнувшись от своих сексуальных игрищ, когда непонятно было, кто кого имеет, взялась за нас. На территорию Крыма были введены дополнительные войсковые части. За месяц так же усилилась пограничная стража и количество милиции на улицах. Это нас раздражало, но не более. Главное что это раздражало не только нас. Нам пришлось на месяц отступить от дел и просто наблюдать, как скажутся плоды нами сделанного в таких жестких условиях.
И местные активисты времени даром не теряли... агитация шла везде. И в частях введенных на полуостров и в постоянно дислоцирующихся. А уж как на флоте "порезвились" патриоты. То, что нам докладывали, было невероятным, но в это так хотелось верить. Значительная часть флота, в случае мятежа за независимость с большой вероятностью станет на нашу сторону, а российский флот тонко намекал, что при объявлении чрезвычайного положения возьмет Севастополь под свой контроль и не пустит в него украинские части до полного урегулирования вопроса. И плевать, как на это будут другие смотреть, официально это будет объявлено как защита города от военных действий. Защита военно-морской басы российского флота от возможного нападения с любой стороны. Нас это устраивало даже с тем расчетом, что нас "официально" туда тоже не пустят.
Евгения довольно ставила галочки напротив выполненных пунктиков. Алексей, продолжая уже осторожнее разъезжать по городам, не скрывал своей радости оттого, что народ его уже не просто узнавал, а его были рады (!) видеть, слышать, и общаться. Речи, написанные Евгенией и высказанные уже более-менее поставленным голосом лейтенанта, делали свое дело. И один только я, до конца не мог понять, я-то им зачем?..
Только ближе к маю у нас состоялся очередной "серьезный разговор" с Женей. Она сказала, что дальше мне будет уже не уйти. Что начинается вторая фаза. Раскачку мы уже прошли. Если я хочу уйти, я могу возвращаться, но сейчас. Потом, мол, будет не отступить. Она возьмет на себя мои обязанности. Усмехнувшись и сказав, что хорошо Женя себя хоть Крупской не видит, я спросил у нее, какой во мне смысл для них и девушка, немного подумав, сказала:
- Такой же какой от Сталина в его время секретарем партии. Есть вождь, Ленин. Есть идеолог... Но секретарь иногда нужнее. Ну, скажи, далеко бы ушел наш маленький Ленин, если бы я не писала ему речей, а ты бы не взвалил на себя весь аппарат? Встречи с активистами, работа со спонсорами, даже наш бумажный оборот, который что-то не по-детски вырос и тот ведь на тебе.
Я тяжело вздохнул и сказал:
- Вот это меня и гнетет. Меньше всего я думал, что в жизни утону в бумажной работе. Я так бежал всегда от рутины...
Женя посмотрела на меня и сказала как обычно загадочно и непонятно:
- Я ведь тоже не специалист по приведению к власти раздолбаев. Я коммерческий идеолог. Я должна корпорациям политику писать, а не воззвания татарам.
- Кто ты? - удивился я, услышав нечто новое.
Евгения посмотрела на меня несколько грустно, словно с больным общалась и повторила:
- Я специалист по активному продвижению корпораций в условиях слабо или вовсе не развитых рынков. К примеру, в России я должна была двигать даже не одну, а, если не ошибаюсь, сразу пять фирм. Такой контракт у меня был.
- А почему ты тогда этим не занялась? - удивился искренне я, представляя какой заработок у такой птички должен быть и начиная медленно понимать, почему она так презрительно к деньгам относится.
- Они нарушили договор. - Спокойно сказала Евгения, рассматривая мои глаза и словно пыталась оценить мое понимание ее слов: - А с теми, кто нарушает договор, мы никогда больше не работаем. Кроме того, они понесут достаточно жесткое наказание за нарушение. У нас ведь тоже были свои планы.
- У нас, у них... - буркнул я. - Когда ты научишься называть вещи своими именами. У кого "у нас"? И кто "они"? Ты же знаешь, каким фирмам должна была помогать?
Вскинув бровки, это камчатское чудо сказало:
- А тебя-то как это касается?
- Хамить не надо? - попросил я устало. - Я просто спросил. Можно и повежливей отвечать.
- Нельзя уже повежливей отвечать! - Вдруг взвилась, не сдержавшись Женя. - Нельзя! Ты полгода долбишь меня, кто я такая. Ты полгода насилуешь мой бедный мозг своими призывами рассказать о себе все. И я уже полгода отвечаю тебе, что ни права не имею говорить, ни ты не поверишь тому, что я скажу. А ты все о том же и о том же. Нельзя уже вежливей. Знаешь, как меня саму достало, что я ни с кем не могу нормально обсудить проблемы, которые предомной стоят? Или ты всерьез думаешь, что я буду вечно торчать с вами тут или там в России? У меня дел по горло. Я не должна была вообще всем этим заниматься, но это единственный шанс привлечь к себе внимание тех... понимаешь? Хотя какое там... Сейчас вместо того чтобы просто кивнуть и замолчать ты опять начнешь задавать глупые вопросы на которые я не смогу ответить...
Мне было обидно конечно. А кому не было бы? Но я вдруг вспомнил поезд, ее песню, и мне стало пусть не много, но понятно. Она не верила, что "кого-то" найдет сама. Ей было тогда очень страшно и одиноко... и она надеялась, подвязавшись на эту авантюру, что "те", кого она желала найти теперь найдут ее сами.
- Ты думаешь, что тебя увидят по телевидению? Потому ты на каждой моей или Лехиной пресс-конференции стараешься в кадр попасть? Не проще ли заказать рекламный ролик... ищу-того-то...
- Господи, с какими я идиотами связалась... Что один, что второй. - В сердцах воскликнула Евгения и обреченно села на стул. Успокаивая по-своему мою обиду, а точнее разжигая ее еще больше она сказала: - Не увидят они рекламы. Да и как ты себе представляешь рекламу по всем телеканалам в мире? У тебя денег не хватит... так что мирового уровня новости это единственный способ "засветится". Понятно!?
Я кивнул и пошел в свою комнату собирать вещи. Скажете, я слишком импульсивен? Обидели и он ушел? Ну, а кто на моем месте и как поступил? Я ведь тоже продумал варианты. Останусь и что дальше? Вот просто, что дальше? Лейтенант из маленького Крыма, гарантированно перейдет в большую политику России. Евгения свалит куда-то и куда не скажет. А я? Быть вечной секретуткой при Алексее? Увольте. Не хочу. Уже не жалко было денег, которые я потратил в это дело. Да и по сравнению с делом это были сущие копейки. Уже не жалко было потраченного времени на все это дерьмо. И не хотелось влезать в эти фекалии окончательно и с головой. И так уже не отмоюсь, думал я тогда. Я уже основательно решился в тот же день на машине тронуться в сторону Керченского залива и ночью на катере пересечь его. Но меня остановила Евгения.
Она вошла в мою комнату и, встав у дверей, спросила, серьезно ли я подумал. Я кивнул. Куда уж серьезней. И тогда ее все-таки прорвало:
- Ну, ладно, уезжай... Только помни, что это был твой последний шанс вырваться из бараньей стаи и стать хотя бы Пастухом, если уж не хозяином овчарни...
- Я не понимаю о чем ты...
- Понимаешь... Уже бы должен понимать. Вернешься в обычную жизнь, будешь искать себе работу. Горбатится на ней с утра до ночи, возвращаться домой и слушать, как тебе врут и засирают мозги по телевизору. Не сразу, но ты отупеешь. Это аксиома. Не сразу, но ты ОБЯЗАТЕЛЬНО примешь те ценности, которые пропагандируются. Думать о бабле, о заработке, о сексе и конечно, о престиже. И впадать в депрессию, ничего этого не имея. Ваш кризис среднего возраста добьет тебя когда, оглянувшись, ты скажешь - А ведь все могло бы быть по-другому. Что тебя там ждет? Нищета, о которой ты мне рассказывал? Глупая никчемная жизнь? Мы здесь хоть делаем не маленькое дело, и ни о чем этом не думаем. Не до того особо... Потому что мы пока еще другие. Да я говорю мы. Я уже себя от вас как-то плохо стала отделять. Раньше лучше получалось. Раньше удавалось думать о вас как о маленьких мальчиках играющих в настольную игрушку. Сейчас я и сама увлеклась этой игрой, и я ее участник, хотя и не имела на это права. У меня другие задачи. - Женя словно дух перевела и продолжила: - Ты хочешь быть обычным человеком. Я вижу, как тебе сложно даются непростые и иногда бесчеловечные решения. Но я хочу тебе сказать, то, что ты подразумеваешь под обычным человеком не более чем сказка... Обычный человек это быдло, которое пашет на тех, кто его таковым и считает. Обычный человек это раб, крепостной. Прикрепленный! Он эту систему даже не видит и не чувствует своего рабства, так как он в нем родился, вырос, и умрет в том же счастливом неведении. И родители у него были рабами, навязанного им образа жизни. И дети его будут рабами. И никуда они не денутся. Вся вами выдуманная свобода вам просто показана для отвлечения от мыслей о рабстве. Ваша социальная пирамида НИЧЕМ не отличается от социальной пирамиды древнего Рима. Ты историк же. Ну, давай сравни. Ты для этого учился чтобы, окунувшись в века оттуда взглянуть на вашу жизнь. Взгляни. Ужаснись. Испугайся! Потому что только СТРАХ ваше стадо заставляет шевелить задницей...
Я действительно вспомнил классическую пирамиду древнего Рима, подставил текущие социальные градации, разделил класс рабов на подклассы в древнем Риме, заполнил подклассы в пирамиде наших дней... И я действительно испугался откровениям. Я попытался разобрать структуру европейского общества и нашел, что они успешно, но отодвигаются от подобного, просто поднимая уровень жизни своих "рабов". Я вторгся в китайскую систему и тихо покрылся испариной. Я заглянул в Индию и Пакистан. Я разобрал по косточкам систему США с их заимствованной МНОГОМИЛЛИОННОЙ нелегальной рабочей силой... И эти люди запрещают нам ковыряться в носу?
Когда мой взор прояснился, и я увидел отчаянно горькое лицо Евгении, то спросил:
- И без вариантов?
- Да. Без вариантов. Выход из сословия рабов процесс невозможный в вашем обществе. Его строго и давно оградили. В древнем Риме тоже были рабы побогаче иных патрициев не говоря о простом плебсе. И даже ваши миллионеры, всего лишь рабы системы. Они могут себе просто немного больше позволить.
- А патриции? Это Власть?
- Да. Как и тогда. Власть трибунов, власть консулов. Но, по сути, и они рабы. Как только человек не может адекватно оценить здание системы со стороны, он превращается в раба. Раба иного плана и иных хозяев.
- И ты тоже служишь этим хозяевам? Да? Корпорации хозяева? - По-дурацки спросил я. Но я же действительно не понимал тогда.
- Нет. Не они! - Отчаянно заломила руки девушка. - И я не служу корпорациям. Просто интересы пересеклись. Нам надо то же, что и им. И тогда послали меня им помочь в достижении цели. Я не знаю, что случилось. Может они испугались, как и ты оценив, что они своими руками хотят сделать, может им помешали... Но они не смогли забрать меня с Камчатки. Меня забрал ты. Я не знаю, сколько бы я там пробыла. Но я предпочитаю думать, что я бы там погибла. И тогда у меня появляется некая благодарность тебе. Ведь если я буду думать, что не ты, так другие бы меня забрали... тогда на кой черт я с тобой вожусь.
Действительно на кой черт.
- Я не понимаю... - сказал я, подходя к окну, за которым голые деревья раскачивались от налетавших порывов хмурого ветра. - Тебе-то, какое дело до всего этого... ты как я понимаю не относишь себя к рабам... зачем ты ввязалась во все это... зачем ты грузишь меня... почему ты хочешь чтобы я остался. Зачем я тебе. Я мог бы подумать, что ты меня любишь, но я вижу, что ты никого и любить по определению не можешь. Так к людям относится. Какая уж тут любовь...
- А как к вам относится?! - возмутилась чуть не плача она, словно пыталась разбить стену моего непонимания. - Как!? Вы от рождения... понимаешь от рождения живете как рабы, вы понимаете хоть это? Нет, конечно. Ты даже не знаешь, что управлять тобой может даже обычный человек, не говоря обо мне или ком-то из наших партнеров. То есть вы даже не рабы вы действительно скот, который пасут электрощупами... не туда зашел тебе электричество в бок. Не то сделал тебе удар электрохлыстом. И главное когда перед тобой открывают загородку, но надо просто подняться на бугор... за подъем, на который тебя до этого били... ты отказываешься. Ты отказываешься прекратить свое жалкое никому, кроме хозяев, ненужное существование. Оно ведь даже тебе, по сути, не нужно! Отказываешься выйти на свободу. Я говорю тебе встань и иди свободный... А ты идешь собираешь вещи и хочешь вернуться в рабство. Даже если я научу не подчиняться Слову. Ты все равно с такими повадками рабом и останешься. Бараном...
Я повернулся к ней присел на подоконник и с интересом рассмотрел ее необычайно полное эмоций лицо. Я действительно видел, что ее переполняет отчаяние. Я видел, что она хочет убедить меня. Что она действительно относится ко мне не так как к другим. Но мне это было мало...
- И что дальше? - спросил я, и она меня поняла.
- Дальше все будет, как я и говорила. Все получится, поверь. И у меня получится. Меня обязательно заметят и у него, - она имела ввиду Алексея - тоже... И у тебя... ты единственный среди нас кто достоин награды как все, но кто ее не обозначил. Что ты хочешь?
Пожав плечами, я ничего тогда не сказал. Она же чтобы хоть как-то ослабить охватившее меня отвращение непонятно к чему, долго говорила, что научит меня не подчиняться ни гипнозу, ни Слову, ни даже каким-то непонятным резонаторам... Она иногда улыбаясь, говорила, что я единственный на земле, кто смог довести ее до такого непотребного состояния. Наверное, я и, правда, стал ей дорог, рассуждала она вслух, а я только смотрел в ее черные глаза и удивлялся сам себе... Вот связался же непонятно с какими маньяками. Одна себя чуть ли не инопланетянкой мнит, второй, смотря в зеркало, будущего Шарля де Голля видит. Один я непонятно кто... человек, который медленно, но верно растрачивал свой оптимизм и которого до чертиков пугала открывшаяся перед ним картина всеобщего рабства...
День, когда я поверил во все бредни моей подруги, мне запомнился хорошо. Это было уже, когда по всему Крыму бушевали восстания, а на перекопе встала добровольческая армия нашего лейтенанта. Кого в ней только не было... А сколько народу пришло к нам чуть ли не вплавь с России. Были и казаки с краснодарского и ставропольского края, были татары. Были местные, и их было больше всего, были уж совсем интернационалисты из Болгарии, Венгрии и Турции. Их даже кажется никто ни до, ни после не считал. Отделывались приблизительными цифрами. Осень в Крыму была хорошей. Урожаи, в общем-то, и спасли блокированный с суши край. Помощь, передаваемая Россией через пролив и морем в Севастополь, не смогла бы спасти народ, если бы год был неурожайным. К нашему удивлению в Европе факт мятежа "острова Крым" восприняли как нечто само собой разумеющееся. И вопили не на нас в основном, а Россию, которая, делая абсолютно невинное лицо, говорила, что она не при чем и все что сделала Россия в Крыму это взяла под контроль Севастополь, чтобы защитить мирных жителей от разгула анархии. Мы были благодарны тем политикам в России которые до последнего смогли держать нейтралитет. Пусть нам особо не помогали в конфликте оружием, но и, не поддавшись на давление запада, по центральным каналам в России шла "правда о войне". И это "правда" нам нравилась. Особенно, тем, что наш некий триумвират засветился капитально на всех каналах.
Пережив очередной налет авиации на поселок, в котором разместился наш штаб восстания, мы с Женей и под усиленной охраной спустились к морю, что бы хоть посмотреть есть ли жизнь, или пока мы сидели по бункерам и подвалам, она на Земле прекратилась. Шутка конечно, но отвыкшие за несколько месяцев глаза, уже непривычно слезились даже от не слишком яркого солнца.
Присев у вытащенных на берег больших лодок Евгения с наслаждением вдыхала морской воздух, а я в который раз пристроившись за ней, массировал ее плечи. От такого массажа она разве что мяукать не начинала. Присутствие бойцов нам нисколько не мешало. Они и сами не особо на нас внимание обращали. Вынужденные находится неотлучно при нас, охранники тоже наслаждались редким выходом к морю.
Не помню, о чем мы говорили в тот момент. Это было на уровне коротких фраз, мол, завтра деньги... оружие надо забрать в севастике... машины надо маскировать... пусть перевозчики думают... еще мы будем их учить как возить... Разбомбят... Нифига. Сейчас вся авиация по перекопу и нам работает... как там наш Леша... генерал ранен в руку... если бы его не ранили, надо было бы просто повязку натянуть... Он так героически на фото смотрится с перевязанной рукой второй держа бинокль... Ага, там где танк вкопан и ствол задрал... СИ-ЭН-ЭН, там что-то хорошее про него пустило по каналу. Я не смотрела, но говорят нечто, что генерал воюет за свою родину... кстати, где у него родина? В Москве родился?.. Базара нет... за родину...
Солнце неторопливо опускалось к морю, когда я заметил нечто странное приближающееся от горизонта к нам.
- Опять налет... - разочарованно сказал я, поднимаясь и помогая подняться Евгении.
- Один идет. Непохоже. - Как знаток сказала моя подруга, и я тоже замер пытаясь разглядеть, кого нам нынче послали вооруженные силы Украины. Бомбежки нам уже надоели, может они для разнообразия крылатую ракету пустили?
Но то, что к нам "привалило" было в корне отличным от всего, что я раньше видел. Небольшой... ну, метра два в диаметре максимум шар замер над кромкой моря в метрах двадцати от нас переливаясь всеми цветами радуги. Иногда он становился просто стального глянцевого цвета, но такие периоды длились буквально с минуту-две, а потом его снова волнами захлестывали плавные разноцветные переливы. Что-то оживленно обсуждая на украинском бесстрашно вперед двинулась охрана. Любопытство сгубило кошку. А людей словно подкосило. Они хватались за голову и не могли подняться только сучили ногами по гальке и громко стонали, перекрывая голосами шум набегающих волн.
- Блок маскировки полетел... - пояснила зачем-то мне Евгения.
Я медленно посмотрел на этого специалиста по НЛО и подумал что мне тут соваться с умным видом нечего... И так уфологов достаточно. Видя корчащихся людей на пляже я, подняв руки, не спеша, подошел к ближайшему, нагнулся, подхватил его под руки и потянул за собой к лодкам. Уложив провалившегося в беспамятство человека на гальку я так же медленно подошел к другому и дотянул его до спокойно стоящей Евгении. Третьего и четвертого я тоже оттащил подальше от воды. Женя все это время спокойно смотрела на шар, словно ждала от него чего-то. Я осторожно высказался, что сейчас и нас так же свалит в обморок. Женя покачала головой и сказала:
- Звуковые пули на меня не действуют. А тебя... ну вроде ты уже спокойно игнорируешь мой голос. Может и тебя не свалит... Чего он ждет?! - изумилась вслух она.
- На тебя наглядеться не может. - Сказал я первое, что пришло в голову.
- Да нет. Давно идентифицировал. Может, гадает, как сподручнее такую как я на тот свет отправить? - с нервным смешком спросила она риторически.
Как бы там ни было, Евгения решила ускорить развязку. Она решительно пошла к шару и тот даже не дернувшись, позволил ей прикоснуться к себе. Руки девушки словно просочились в корпус этой "галлюцинации" наркомана и вся девушка надолго замерла стоя почти в воде своими босоножками. Наконец она отступила, странно кивнула аппарату, и тот не теряя мгновения, "свечой" ушел вверх, да так что сарафан Жени задрался от ветра, и она боролась, успокаивая и расправляя его. Через мгновения я даже точки в небе не увидел.
Когда охрана, страдая головными болями, пришла в себя и сопроводила нас в убежище, только тогда я задал подруге один из миллиона глупых вопросов скопившихся у меня в голове.
- И что это было?
- Автомат. Наблюдатель. Очень удачно мы с ним пересеклись. - Сказала она, склоняясь над бумагами, как ни в чем не бывало. - Он бы весь наш бункер расковырял, чтобы посмотреть на меня.
- А что ему было надо? - спросил я второй вопрос.
- На меня посмотреть. - Спокойно пожав плечами повторила Евгения и, протягивая мне бумагу попросила: - Посмотри, пожалуйста. Это тебе.
Мельком взглянув на отчет из недалекого города о проделанной работе, я вышел к своим ребятам и сказал им, чтобы проанализировали и подкололи. Вернувшись к своей подруге, я сказал:
- То есть ты предлагаешь, своим видом... что бы и я относился к этому, как к нечто обыкновенному... Я правильно тебя понял?
Женя положила подбородок на сцепленные пальцы и посмотрела на меня. Потом дурашливо помотала головой и сказала:
- Нет. Я не предлагаю... больше того теперь все... Скоро я вас покину. Он убедился, что я не в том месте не в тех руках, и передаст дальше... мне дадут новое предписание, куда выйти для эвакуации и переброски... никто не будет раскидываться такими специалистами как я.
У меня странно защемило в груди, и я отчаянно спросил:
- Когда скоро?
Она поднялась, подошла ко мне, присела на корточки и снизу вверху посмотрела мне в глаза:
- Сегодня... вряд ли завтра. Сообщат точку, где меня заберут, и мне надо будет немедленно туда двигаться. Ты же меня проводишь? Я очень хочу, чтобы ты меня проводил. Я не уверена что мы встретимся снова, но мне было... мне было не скучно с тобой... - она выпрямилась, отвернулась от меня и сказала, отходя к своему столу: - жалко, что лейтенанта не увижу. Его с передовой не вытянешь. Ему же не объяснить, что генералам нечего на передовой делать... он, кажется, так и погибнет лейтенантом в голове.
У меня оказалось не много времени что бы попытаться ее расспросить более внятно о том, что происходит. И конечно, ничего понятного я не услышал.
Сообщение "сверху" она получила самым нехитрым способом. Кто-то вызвонил ее по спутниковому телефону, который знали только мы втроем с лейтенантом.
- Ага. - Сказала она в ответ кому-то, - А вы кто? Мне с вами работать придется? Уровень задачи?
Она долго выслушивала что-то, а я уже понял, что разговаривает она с кем-то, кому не составило труда узнать номер, по которому ответит Женя, но зарегистрированный вообще черт знает на кого. В общем, не с лейтенантом она разговаривает. Далеко не с нашим другом.
- Программа эвакуации? - спросила она, в трубку почему-то глядя на меня: - Зачем такие сложности? Ну, я думаю, я и сама могу до вас добраться. Ну, как вам угодно... Время? Хорошо. Я буду готова. На точке меня будут сопровождать. Огонь не открывайте это свои...
Когда она опустила на стол телефон, провод от которого тянулся к внешней антенне на улице, то, развернув карту и указав на ней какую-то захудалую деревню, сказала:
- Мне туда. Отвезешь? Прямо сейчас?
Она спросила это так обыденно, словно мы не прощаться собирались, а просто ей надо было с кем-то встретиться, после чего она вернется обратно. Мне пришлось пересилить себя, прежде чем, согласно кивнув, сказать:
- Отвезу. Собирай вещи...
Покачав головой, она сказала:
- Я ничего не буду брать с собой. Они все предоставят. - Усмехнувшись, она добавила: - Была бы их воля, они бы меня в обнаженном виде затребовали для гарантии, и еще бы осмотр медицинский устроили.
Я опять кивнул, даже не улыбнувшись. Выйдя к своим в большой зал, я попросил позвать начальника охраны и сказал тому, что через десять минут выдвигаемся, и назвал место куда. Начальник охраны знал эту деревню и кивком головы показал мне что готов.
Сев в машину я боялся только очередного авианалета, хотя может и желал его. Был бы повод вернуться в убежище и еще немного побыть с ней. Евгения, прижавшись ко мне плечом, убеждала как-то глупо и неумело не скучать по ней. Что я же знал, что мы разбежимся. Что она рано или поздно уйдет. Я ее слушал и понимал, что она-то как раз нисколько об этом не жалеет.
- Тебе действительно плевать на то, что с нами будет? - Спросил я ее тихо, что бы не слышал водитель и охранник.
- А что с вами будет? - невинно спросила она и надела свои черные очки. - У вас все будет хорошо. Где бы я не работала потом, я буду посматривать за вашими подвигами. И главное объясни этому вечному лейтенанту, что нельзя останавливаться... пока не выйдет за ограду. Даже если будут больно бить останавливаться нельзя. Только посмотрев снаружи, он поймет... Он многое поймет. А сам выйдет пусть и тебя вытягивает. Я в тебя кстати верю... Вот странно. Я верю в простого человека...
Мы ехали долго. Разбитая боями и временем дорога не предназначалась для быстрой езды. Но Евгения не подгоняла только словно устало смотрела в окно и не хотела говорить...
Не выдержав, я спросил:
- Слушай, но может хоть сейчас ... может хоть сейчас, ты объяснишь мне все? От начала до конца? Я же правильно понимаю, что больше никогда не увижу тебя? Не оставляй меня в таком состоянии, когда я нихрена не понимаю.
Она, повернувшись ко мне, поднесла пальчик к губам и словно маленькому сказала:
- Не шуми... пожалуйста. Мне надо подумать...
Это было выше моих сил. Я тоже отвернулся к окну и даже не знал, как себя вести... просто сохранить до конца каменное лицо или все-таки сказать ей насколько она стала мне дорога.
Решившись, я повернулся к ней и сказал:
- Ты знаешь...
- Я знаю... - сказала она, не дав договорить мне. Но я действительно понял, что она имеет ввиду. Она действительно знала о моих чувствах к ней. И ей действительно было на это все равно.
Подкативший к горлу комок даже не собирался откатываться обратно. Он давил и душил меня словно спазмами. И видя мои непростое состоянии Женя только ухудшила его, взяв меня за руку и успокаивающее ее погладив. Она ничего не говорила больше. Так и сидела, думая о чем-то и поглаживая мою руку. Я даже глаз ее не видел из-за этих чертовых очков.
Когда мы добрались к деревне, девушка указала водителю на старую разрушенную церковь и водитель кивком ответил что понял ее. Возле церкви мы вышли. Оставив охрану мы выбрались на пустырь, когда-то кажется бывший кладбищем и встали непонятно чего ожидая.
- Так с какой ты планеты? - Со смешком спросил я, разглядывая в сумерках ее лицо.
- Не имеет абсолютно никакого для тебя значения. - Ответила она, медленно расставляя слова. Но это был не жесткий посыл, а просто... просто слова с легкой грустью.
- И сколько до нее лететь? - спросил я, улыбаясь через силу.
- Не знаю. - Пожала плечами девушка. И повернувшись ко мне, повторила: - Не знаю. Не смотри так... я просто не спрашивала тогда. А как сейчас механика передвинулась, и насколько удалились системы так вообще загадка для меня.
- Не понимаю, как так можно лететь и не знать, сколько пролетел... - честно признался я.
Она улыбнулась снисходительно и сказала:
- Дурачок. Ни одно живое существо неспособно преодолеть такие расстояния. Ни мы, ни вы...
- А вы разве не придумали анабиоза или еще чего-нибудь в этом духе... - хмыкнул я.
- Зачем? - Спросила она меня, поняв, но искренне удивленная.
- А как тогда? - спросил я.
- Сохраненное сознание на любом носителе, а часто на дублирующих... ничего сложного. - Сказала она нехотя мне и раз уж начала то продолжила: - по прибытию автоматика соберет тело из добытой органики. А если будет обнаружено существо, чья синоптическая активность, объем мозга и другие факторы позволяет переписать в его мозг сознание, то и тратиться не надо.
- И вы, обнаружив нас, просто переписываете сознания в нас? - "догадался" я.
Евгения посмотрела на меня и сказала:
- А почему нет? Вы для этого и были созданы. Мы вас создали... вы наша собственность. То, что вы пользуетесь некоторой автономией в разумных пределах, это ничего не значит. Когда ваше тело потребуется, оно будет изъято. Или оно получит четкие указания для выполнения... вы биороботы... программируемые живые создания. Теперь ты понимаешь... мое отношение и к тебе, и к другим... сравнивая вас с баранами, я, наверное, обижала тебя, но если честно вы не далеко ушли.
Этакое откровение может лишить сна даже такого толстокожего как я. Количество вопросов от ее слов только увеличивались.
- И зачем? - спросил я, коротко надеясь, что она поймет меня.
- Зачем создали? - переспросила она: - Там долгая история. Но в принципе создание оправдало себя. Вы присмотра особого не требуете.
- Я не о том. Сейчас-то зачем вы сюда пришли?
Она подумала и сказала:
- А мы никуда не уходили. Если конечно ты имеешь ввиду НАС. Всегда кто-то был рядом. Особенно нужен был контроль, когда всему человечеству меняется прошивка... если так можно сказать. Если бы этой смены не было вы бы до сих пор с топорами бегали каменными. Чтобы у тебя было понимание вы с ними отбегали полтора миллиона лет. Не введи, кто новой прошивки... сейчас бы мы с тобой даже говорить не смогли. Понимаешь? Я вижу что тяжело, но понимаешь.
- И что вы сейчас хотите? - С трудом выдавил я из себя.
- Да ничего особого... - пожала она плечами, но, спохватившись, сказала: - Лейтенанту передай... если он действительно хочет власти над стадом и стать его пастухом пусть не забывает о тех, кто за ним смотрит. И мы договоримся уж как-нибудь. А то подчинение через новое порабощение "золотым тельцом" зело утомительно. А с Россией хоть и получается по чуть-чуть, но это будет долгий процесс, пока муравейник получит законченный вид.
Я тогда промолчал. Заслышав шум вертолета, Женя оживилась и сказала:
- Поцелуй меня. Ты ведь так давно хотел это сделать?
- А если в тебе сознание мужика? - не удержался от язвы...
- Нет. Мы играем все свои роли. - Засмеялась она. - Иначе, зачем было создавать двуполое существо...
Я долго потом вспоминал свет прожекторов опускающегося военного вертолета с отчетливыми эмблемами украинских ВВС, и только гадал, уж не занесет камчатскую колдунью ее работа "играть" против нас...
Через два месяца, когда Крым с горем пополам был полностью в наших руках, а десанты с моря к нам в тыл уже не высаживались, России удалось ввести свои миротворческие части. Как ООН "съела" такую неприкрытую аннексию, я узнал только потом. Значительно позже. А нас с Алексеем вызвали в Москву. Не пригласили, а вызвали. Почувствуйте разницу. И мы полетели военным транспортником прямиком в златоглавую, на ковер большого Босса. И разговор у нас был очень серьезный и деловой.
- Зачем быть одним из тысячи заурядностей здесь, если выше вас там вообще никого? Давайте, восстанавливайтесь. Лет десять будут торги с миром идти о вашем присоединении. Посмотрим, как и что уступить, что бы вас можно было анклавом сделать.
- Нет. - Категорично сказал лейтенант. - Я хочу здесь. Пусть каким-нибудь заштатным губернатором, но здесь.
- А вы? - спросил меня большой Босс.
Я так за два месяца не оправившийся от пережитого и своих черных мыслей, сказал как и было на самом деле:
- А я там никто. На мне просто весь аппарат держался. Скажем так, полувоенный, полугражданский начальник штаба и тылового обеспечения. А последнее время еще и агитационный отдел на мне.
- Вы историк по профессии? - спросил, с сомнением рассматривая меня, большой Босс
- По специальности? Да. - Кивнул я.
- Хотите в науку вернуться? - Удивил он меня вопросом
Покачав головой, я сказал:
- Нет. Наукой если захочу я могу и в глухом лесу заниматься, работая только с оперативной корреспонденцией и заказными копиями архивов. Но я не хочу... оставлю это себе, как хобби на старость. Если доживу.
- А ваша глава агит отдела? - спросил большой Босс у Алексея. Посмотрев на мою гримасу, он добавил: - Так и не хочет возвращаться?
Я покачал головой, а лейтенант сказал:
- И по этой причине мы тоже хотим закончить с Крымом. Мы работали командой... сейчас чувствуешь себя ущербным. Никто заменить ее так и не смог. Много раз пытались.
- Ее видели в США. - Ошеломил нас большой Босс. - Я интересовался этим вопросом.
Я чуть вперед батьки в пекло не полез. Но Алексей сам вежливо попросил:
- Нам бы очень хотелось воспользоваться вашими возможностями и узнать, где и на кого она работает. И вообще... все, что можно о ней.
Большой Босс странно обратил взор к собственному портрету и кивнул. Потом возвращаясь к теме нашего прошения он сказал:
- Наш анклав в Европе прикрыт хорошим и честным... преданным России человеком. Это может быть кажется, что он там в ссылке. Но это не так. Просто не хватает верных людей. Вечная проблема нашей страны. Как запахнет жаренным или пошелестят бумажками... в общем не важно. Из сложных регионов у нас только Дальний восток. Хабаровский, Сахалин, Камчатка... В любой их этих регионов могу хоть завтра вас послать, в другие нет... Да и насчет завтра я поспешил. Завтра у вас встреча с Думой. Внеочередное закрытое собрание. Мир, конечно, не поймет такого собрания, но что нам до мира, когда вы Крым независимым сделали. - Большой Босс сухо улыбнулся и отпил чай из невысокой чашки. - Завтра в парламенте пообщаетесь, они вас завалят массой вопросов. Отвечайте честно. Им нужно понимание происходящего... а то уже сами стали верить во вранье, которым народ кормят. Там конечно будут уроды, которые через десять минут все в посольство США передадут. Но никто не посмеет публично вывесить протокол заседания. Пусть знают... но молчат. Их намеки без доказательств нигде и никак не будут рассмотрены. Мы же разведем руками, как обычно, и сделаем все по-своему, что бы от нас не требовали.
После собрания, вылетайте обратно в Крым. Вас там познакомят с вашим, теперь уже понимаю, приемником. Чем быстрее он наберет популярность в народе, тем быстрее вы сможете уехать оттуда. Нужны будут прозрачные, выборы президента. Только против легитимной власти никто не сунется. И пока будете работать там... подумайте, в какой из регионов хотите. Специалисты разведки, агитации и другие... всех вам предоставят в Севастополе. И первое что вы должны сделать, это объявить его столицей независимого Крыма. Мы его хоть оборонять сможем. При любых раскладах.
В Думе мы действительно отвечали на вопросы депутатов и, честно говоря, нас выжали как лимоны в чай. Причем, как мы поняли, не все были довольны, что мы провернули такую операцию. Некоторые откровенно нас называли военными преступниками. Хотя это-то тут при чем... вроде никого не вешали, не пытали... представитель президента что был неотлучно при нас попросил не обращать на них никакого внимания. Мало ли от кого эти товарищи еще деньги получали, кроме как в кассах Думы. Но один из стариков, которого бы я никогда не заподозрил в подкупности, очень тихо даже с усиленным микрофоном сказал что думал:
- Вы развязали на Украине гражданскую войну. Сейчас восточные области Украины поднимают мятеж по вашему образцу. Тоже через отсоединение, независимость и в теории присоединение к России. Вы серьезно думаете, что Рада в бешенстве не начнет просто резню по принципу "мочи восточных"? Вы знаете, чем это кончится? Это геноцид практически. А вы знаете, что на территории России в данный момент находится двадцать пять миллионов украинцев, которые не будет смотреть, как их родину дерут на кусочки и Россия этому способствует? Думаю знаете... на идиотов вы не походите... Тогда просто ответьте ради чего? Вот ответьте на этот вопрос, и я успокоюсь и первый вас поддержу, каким бы не был ответ. Но главное что бы он был ЧЕСТНЫМ!
Ага, конечно... сейчас, разбежались... Если ему рассказать как мы вообще на Украине оказались, да еще про сверхъестественную нашу Женечку поведать, нас из Думы бы сразу в психушку отправили как шизофреников-авантюристов опасных для всего мирового сообщества. И немного подумав, лейтенант сказанул:
- Я родился в Империи. У нее было много проблем. Но она была целостная и неделимая...
- Дальше можете не продолжать... - раздраженно сказал старик. - Я эту империю своими руками ломал... А вы хотите ее возродить? Такой ценой?
Не дождавшись ответа, старик вздохнул и, наконец, сказал:
- Глупо, но похоже на правду... Я поддержу ассигнования на вас...
Они там, оказывается, решали вопрос выделять нам денег на восстановление Крыма или оставить нас один на один с пострадавшим от гражданской войнушки народом. Когда мы покинули зал и депутаты самостоятельно стали обсуждать проблему, представитель президента в Думе сказал:
- Если бы не старик вас могли бы и прокатить. Тогда бы пришлось деньги из президентских фондов тратить. А теперь вся Россия окажет вам помощь, постарайтесь, что бы это ТАМ оценили. Нам нужно лояльное гражданское население, которое не будет резать туристов. Как образец возьмите Абхазию... Они очень довольны нашими туристами. Туристы довольны их страной. А Крым... всегда был райским местом. И останется с нашей помощью. В общем, желаю вам большой удачи. Она вам точно понадобится.
Удача нам не понадобилась... Зато вот сил постоянно не хватало. Это была каторга, какая-то. Воевать значительно проще, чем потом все поднимать, даже если на чужие деньги. Мы еще номинально числились руководителями страны и объявили своей властью первый набор в парламент и первые президентские выборы. А уж как мы намучились делать из никому неизвестного человека героя страны. Мы его, куда только не посылали. Строят дома он там дает комментарии, о том какой город-сад здесь будет вместо уничтоженного авианалетами. Порт восстановили, и наш приемник уже там встречает первый турецкий транспорт с гуманитарной помощью. Турция еще строила планы на независимый Крым, хотя конечно давно раскусила всю игру. Отремонтировали военный аэродром и на него один за другим опустились новенькие МИГи - основа воздушной армии независимой республики. Сквозь свежую краску, еще проглядывали звезды на фюзеляже и крыльях. Строили укреп район на Перекопе и он тоже там разговаривает с военными фортификаторами. В общем, мы двумя лопатами рыли могилы себе и возводили постамент ему. Героический труд по снижения собственной значимости не остался без награды. И мне и лейтенанту и Евгении были воздвигнуты прижизненные памятники в Севастополе. Я даже на открытие ходил инкогнито. Вроде похож.
Закономерно и законно выбранный президент лично подписал наши прошения об отставке и назначил нам двадцатишестилетним президентские пенсии. Мы были в легком трансе, когда в Севастополе провожать наш военный корабль, на котором мы должны были перебраться в Керчь, собралось невероятное количество народа. Все пред глазами было занято людьми и Алексею с трудом удавалось не делать восхищенное самим собой лицо.
Не выдержав такого зрелища, я скрылся в каюте...
На Камчатке, куда нас направили, и где уже было подготовленное общественное мнение, нам тоже отдохнуть ну нифига не дали. С самолета в пекло, словно десантники какие-то. Целый поселок практически замерзал из-за плохо осуществленного летнего "завоза". Знаете, что такое доставить топливо зимой на Камчатке? Проще Крым отвоевать... Только ледокол мы выбивали из Владивостока неделю, Петропавловск-Камчатский мог дать топливо, но не было транспорта. Это дикость какая-то. Настолько все было дезорганизовано, что это стало настоящим испытанием не только для замерзающих людей, но и для нас. Причем если меня и сделали вице-губернатором, то это ровным счетом ничего ни для кого не значило. Впрочем, как и губернатор. Пока с Москвы не пнут, обещая прокурорский десант и полномасштабные проверки пароходств и исполнительной власти, никто не шевелился. С этим надо было что-то делать. И мы делали.
Еще до лета мы сменили треть исполнительной власти в регионе. Назначая новых мэров и добиваясь их утверждения, мы требовали от них только двух вещей: Не воровать. И работать. А уж о том, что бы им не мешали работать, мы позаботились. Вслед за мэрами мы как и где могли, меняли наших противников в законодательном собрании, в собраниях на местах... И действовали исключительно негодными для демократии методами. Тупым шантажом. Уходи или посадим. Ни с кем договариваться о сотрудничестве мы не собирались. Только подчинение. Прямое и беспрекословное. Ибо забодали. Зима нам все нервы измотала, тем как "динамили" наши распоряжения на местах.
Самое сложное для нас оказалось то, что некоторые откровенные лизоблюды, делали самое преданнейшее лицо и жесты, но фактически это были самые изощренные, самые матерые наши враги. Она выжили при всех режимах на Камчатке. И серьезно рассчитывали пережить нас. Не выйдет. Не вводя нового законодательного возрастного ценза, мы уже к лету стали добиваться от старичков-лесовичков покидать свои теплые места, уступая их сначала замам, а потом и нашим ставленникам.
Лето было чудовищным. Сходы селей, сходы лавин в горах, куда повадились наши туристы шастать. В общем МЧС стояло "раком" вместе с нами. От себя мы делали просто все зависимое, что бы не мешать спасателям и наоборот помогать им.
Спать приходилось очень мало. Но так же нельзя! Выяснилось что в том году нам отпуск не светит так как выполняя жилищную программу мы обязаны были все лето следить за воздвижение новых домов в регионе... Идиотизм откровенный, почему это должен делать губернатор? Но мы уже, честно говоря, к середине лета смирились, что пока не пнешь, никто не начнет шевелиться. Вот мы и матерели в поездках и раздавая пинки...
К осени, понимая, что мы нешуточно перетрясли всю Камчатку, включая наездных браконьеров для охоты, за которыми нами бесцеремонно использовались пограничники, чиновники взвыли...
Лейтенанту из Москвы лично объясняли, что нежнее надо быть... нежнее... Угу. Они просто не знали, что такое озверевший и уставший Леха. Даже я его уже побаивался, что он выкинет в следующий момент. Через неделю жалобщиков нашли и колонной отправили под следствие за нецелевое использование средств. Жалобы прекратились.
К Новому году Алексею к моему изумлению присвоили капитана... Справедливо пылая от негодования я потребовал и себе погоны. Я, блин, получил высшее образование! Пусть без военной кафедры, но высшее. Я отслужил два с хреном года, выполняя исключительно офицерские обязанности. Я отвоевал в Крыму за благо и счастье неделимой родины... В общем, что бы я заткнулся мне дали лейтенанта запаса.
Камчатка нам осточертела к следующей весне настолько, что на предложение переехать в другой регион работать, не дожидаясь окончания срока, мы согласились не думая. Мы даже не предполагали, что бывает жопа больше чем Камчатская... Называется она гордо МОСКВА! Такого бардака нет ни в одном регионе нашей страны. И теперь уже капитана назначают полномочным представителем президента в Центральном округе. Шиза нас косила страшно сказать как. Москва с областью землю делят, а влетает нам... В Калуге открывается новые завод, а лететь и общаться с инвесторами тоже нам. Подтверждать слова губернатора о всецелой поддержки со стороны президента этого начинания. Работа полпреда это нечто. Вот где, какая жопа - тебя туда. А так как задница наступает закономерно там, где больше всего народа, из Москвы мы выбирались редко. Знаете что такое общение с Управлением внутренних дел по Москве и московской области? Ты им слово они тебе десять. И все матом. Потому что это такой язык... Этот язык еще на русский потом приходилось дешифровщикам переводить. Один их "трактат" на тему улучшения нравственного состояния сотрудников вызвал у нас гомерический хохот.
Не лучше обстояло дело и с давно назревающей идеей объединить Москву и московскую область. Ни мэр Москвы, ни Областной глава это слово "Объединение" на дух не переносили. Они в прямом смысле начинали плеваться и говорить, что они были разными субъектами и на Страшный Суд тоже отправятся порознь. Ни о каких референдумах и речи идти не могло. Когда коренного москвича спрашивали хочет ли он такого объединения он обычно пальцем у виска крутил... Когда в области спрашивали там тоже особо энтузиазма никто не испытывал. И как объяснить людям, что, объединив эти два субъекта, одна экономия на чиновниках это миллионы в месяц!
В итоге мы, не сговариваясь, пришли к выводу, что полпред это просто мальчик на побегушках. Пришли мы к нему разными путями но сошлись в одном... когда тебя заставляют общаться со строителями, так как очередная национальная программа связанная с дорогами впала кому, надо что-то менять...
И мы хором запросились в отпуск! Подозревая, что мы просто собираемся свалить разочарованные беспросветной борьбой с собственным народом и менталитетом, нас обоих почему-то, обычно только Алексея дергали, вызвали в Москву. Точнее под Москву на вполне стильную дачу, если не считать не меньше полка милиции встреченного по дороге...
Большой Босс гостеприимно позволил своему псу встать на задние лапы и облизать мне морду... Я люблю собак, но не когда они такие большие! Капитан подобной чести не удостоился. Нас чего вызвали... спустя два с мелочью года, большой Босс выполнил свое обещание. И перед нами легла папка. Я раскрыл ее и увидел первой среди пухлой стопки бумаг фотографию Евгении.
- Тут только самое, так скажем, актуальное, всю лишнюю воду я попросил сократить. По ней много набрали, кроме того, кто она и откуда. Где вы такую девушку нашли?
- На Камчатке... - хором ответили мы и я, спросив разрешения забрать, уложил секретную папку в свой дипломат.
Большой Босс покивал и предложил нам выпить. Мы отказались. Согласились на чай. Разговор намечался длительный, как я понял сразу, и он таким и оказался. Сначала Большой Босс учил нас выживать, будучи подчиненным, у чиновников. Он популярно объяснил, что вся задача служащего это просто не брать больше чем он сможет нести...
- Надо было раньше такое говорить... - Пробурчал, забывшись, я.
Если не отказываться от лишнего, продолжал Большой Босс, будут взваливать, пока не сломаешься. Ломаются все. Он, Большой Босс, тоже постарел за годы во власти. К чему это все нам рассказывал Большой Босс, я слабо понимал, но потом он пояснил:
- Вся задача руководителя любого звена, уметь распределять обязанности между подчиненными. Ну и конечно разрешение ситуаций, которые подчиненные осилить не могут. У главы государства кроме других функций есть особая. Он представляет государство. Не себя, не аппарат управления. А всех. Вас, вон тех милиционеров, что вы по дороге выдели, тех дворников, которые непонятно зачем эту трассу подметают... Он не просто представляет их он еще за них принимает решения. Хотят они того или нет... Но и президент подконтролен по крайней мере формально. Парламент вполне если соберется с силами может устроить импичмент. Для этого я как здравомыслящий человек давно в парламенте имею большинство, которое не позволит совершить этот политический шаг. Таким образом, я можно сказать пока чувствую себя в безопасности от посягательств любых коммерческих, политических, этнических, и даже военных группировок. Потому что свергнуть президента можно. Свергнуть народ нереально. Образно говоря за мной, стоит сейчас больше семидесяти процентов общественности. Никто в здравом уме тягаться со мной за власть не будет. Но поверьте, я бы сам эту власть отдал, если бы знал, что дело мною начатое будет продолжено. Что будут укрупняться федеральные образования, чтобы исключить возможность самопровозглашенной независимости. У нас нет процедуры выхода из Федерации. Но подразумевается, что субъекты федерации вполне могут получить независимость. Это надо пресекать. Надо не столько уже заботиться о восстановлении государства в прежних границах, сколько действительно укреплять костяк изнутри. Остальное и само прирастет. У нас отличные отношения со многими странами бывшего Союза, кроме некоторых... И эти отношения не просто политические... Это действительно братские отношения. Они хранят наши границы... Они позволяют нам диктовать те же цены на нефть и газ. Пусть пока еще мы только осторожно используем этот рычаг. Но чем больше у нас потребителей, тем сильнее их зависимость от нас. Популяризация Русского языка тоже невозможна без экономической экспансии. В общем столько проблем висит, что даже не знаю кому такое можно доверить... Как вы считаете. Кто вообще сможет такое потянуть?
Он еще долго выяснял у нас мнения по разным вопросам. И всем видом своим показывал, что такое общение со своими полпредами это в норме вещей. Закончив далеко за полночь, мы остались в его доме на ночь и только утром поехали в Москву. Точнее капитан в Москву, а я в Калугу.
Мы получили наши отпуска. Большой Босс так просто и сказал: Отдыхайте, дальше будет сложнее. От таких слов я, кажется, позеленел... куда уж больше. И так нас все чиновники ненавидят. Такое складывалось впечатление, что нас как тут тряпку тореадора используют, пока мы в одном месте под шум прессы наводим демонстративный порядок, занимаемся проблемами от дорог до авиаперевозок в летний сезон, в других регионах втихаря что-то делают. То, что ни афишировать нельзя, ни давать даже повод приглядываться. Во время отпуска, живя в уже трехкомнатной квартире, которую я купил родителям, я только тогда прозрел. По всей стране делалось то же самое, что мы творили на Камчатке. Втихаря пока мы зубы скалили на пресс-конференциях касательно проблем в центральном округе, по всей России шла глобальная чистка... Убирались колоннами чиновники. Кто не хотел уходить тех сажали. Кому-то хватало заведенного на него дела, что бы опомнится, с кем тягается и сложить с себя полномочия.
Не отвлекаясь от изучения дела Жени, я еще успевал с Алексеем обсудить, что в стране происходит, да и с нашим аппаратом потрепаться, что они по этому поводу думают. Все сходились во мнении, что расставляют в кресла людей, которые будут и после прихода к власти нового президента способны его сместить или вернуть на намеченный ранее курс для страны. Ну не хотел большой Босс рисковать... Как не хотела рисковать и Евгения...
Вырезано...
В очередной раз, вызвонив своего товарища, я попросил его, связаться с соответствующим ведомством и уточнить, что за хреновину все-таки охраняли мы тогда на Камчатке. Вопрос был безобидным учитывая, что и самому капитану было интересно. Он обещал, что как только разберется со своими личными запущенными делами с Катей, непременно займется этим делом. А я только подивился, тому что, будучи чуть ли не первыми людьми в той Тмутаракани мы так и не удосужились удовлетворить свое любопытство. Вот что значит, грамотно изнасилованный сотрудник... Он ни днем, ни ночью не может о постороннем думать. Таким даже отпуск нельзя давать... Вообще никогда. Что бы не отвлекались. В рабство всех, нах! Усмехаясь закончил я свою мысль и с грустью сделал вывод что как не крути и кем бы мы не были мы все так же оставались... Именно. Именно ими и оставались. И мягкий бунт закончился теплым разговором с хозяином. Нас даже оценили, не наказав за натуральный побег в отпуск. Нам даже показали, насколько нам доверяют. Что с нами даже советуются. Уже не в силах сдерживать хохот я невольно привлек внимание своего отца. Он гордый, что его сын достиг таких высот все еще, наверное, не до конца верил, что их жизнь на старости хоть как-то изменилась. Что он мог не работать на своей пенсии мизерной, но у него никто и не спрашивал, откуда во дворе появился его новый нисан. Да и маму никто не спрашивал, как она может себе позволить ездить отдыхать каждые полгода за границу... А зачем еще нужны дети? Моя сестра, обремененная тремя малолетними детьми тоже благодарно пользовалась моей помощью. Как само собой разумеющееся я устроил карьеру ее мужа, договорившись, что того возьмут в областную управу на любую мало-мальски достойную работу. Заместителю полпреда не отказали. Да, я пользовался своим положением в личных, если так можно было бы сказать, целях. Причем даже не думал, что мне это кто-то в упрек сможет поставить. Я бы быстро ткнул им в лицо их грехи по соотношению с моим грешками. Шантаж рулил во все времена.
Мой капитан позвонил мне через трое суток и сказал, что бы я приезжал в Москву. Ту информацию на руки даже нам не выдадут. Только для ознакомления в стенах учреждения. Ага, разбежался... Я догулял отпуск и только после этого появился в наших московских апартаментах, где он уже успел поселиться со своей старой подругой. Катенькой из казино. Мы долго и с упоением смеялись, с чего мы начали и куда за четыре с лишним года пришли. Вот уж никогда бы не подумал.
Выйдя на службу и успокоив коллектив, что мы не слиняли никуда, с упоением и невероятным рвением начали разгребать накопившееся. И только еще через неделю мы повторно выпросили приглашение в ведомство и поехали узнавать, что же такое стоит в камчатских лесах, что я по своей дурости охранял несколько лет.
Позже разговаривая с офицером, мы больше всего хотели знать, кто же такой был умный, что в итоге снял оттуда любое охранение. Но имя этого героя не нашей нации нам осталось неизвестным. На формальный вопрос как возобновить контроль за той местностью, или хотя бы опять все опутать сигнализацией, мне так же формально ответили, что все в руках командования. А командование... А командование имело нас ввиду с нашими бредовыми идеями. "Проект возобновлению не подлежит" - был нам сухой официальный ответ. Я так понял, что вопрос там стоял далеко не в деньгах, но подробнее интересоваться я перестал после тонкого намека из администрации президента:
- Мы вас ценим как молодых с еще незамыленным глазом людей. Вы оказали и так уже исключительные услуги и проделали хорошую работу. Вот и продолжайте, не отвлекаясь работать или у вас работы мало?
Алексей просто приказал мне забыть это дело и не возвращаться к нему, по крайней мере до тех пор пока секретарь президента не сможет нам такое говорить... Мы где-то в глубине души еще оставались оптимистами и верили в большое будущее.
Как на каторге мы отсиживали свои рабочие дни и откровенно не понимали, чем наша работа отличается от работы того же сотрудника ЖКХ. Ну блин, я совсем офигел, когда в приемный день к Алексею пробилась боевая бабушка и секретарь только за голову схватился от того маразма, что вывалили на голову начальнику... Надо отдать должное. Нихрена не поняв, Алексей оделся и сказал бабке, чтобы она на месте показала где там у них самозахват строителями полей и огородов. Они уехали и, вместо капитана, весь остаток приемного дня я сидел в его кресле и записывал жалобы населения. Накопилась значительная кучка, когда вернулся к закрытию Алексей и устало сказал:
- Если так дальше пойдет мне придется ездить и разбираться в спорах между соседями по участкам дачным.
- Мы что-то не так делаем, - пришел к выводу я, столько времени отработав в этой должности...
Я же говорил, что гениальностью я не отличался. Но зато я отличался диким необузданным желанием строить чиновников. Я на них собаку съел еще на Камчатке... Но строить кого-либо в Москве и московской области это равносильно что подписывать себе самому увольнение. Но мы пинали ответственных. Когда было опасно самим пинать вызывали общественную палату и уже общественная палата всем своим разношерстным собранием пинала и совестила чиновников. По мне так похрену, как это выглядит, лишь бы дело шло. Когда мы завели себе прочные связи на телеканалах, в виде довольно безбашенных журналистов, не боящихся ни ФСБ, ни СПИДа, то стали без зазрения совести их натравливать на чудаков чиновников, с которыми мы ничего не могли сделать, но которых надо было хоть как-то заставлять работать. Тезис "Собака лает - караван идет", тут у чиновников не проходил. Потому что мы, получив видеоматериал, уже могли бить себя пяткой в грудь перед администрацией президента и лично большим Боссом: Вот смотрите, какой беспредел!
Большой Босс тоже понимал, что мы его какой-то фигней озадачиваем, но он хотя бы спускал со своей резолюцией "рассмотреть и принять меры" по нужному адресу. Хоть через жопу и через головы, но мы заставляли вокруг себя шевелится людей, а чиновников хотя бы подавать признаки жизни. Однажды нам прямо сказали, что мы никогда и никуда при будущем президенте не устроимся работать. Количество наших недругов впечатляло даже меня, в принципе не сильно впечатлительно человека. А Алексей тогда чуть не сдался. Он, спросив, нахрена мы так рвем себя и других, захандрил и тихо запил на рабочем месте. Но недели ему хватило, чтобы придти в себя и он с остервенением взялся за московскую область и непонятный дележ земельных участков сельскими администрациями. Земля после нарезки участков должна была выставляться на продажу, и любой участник аукциона должен был иметь равные права. Гениальная мысль этой задумки была таковой: много участков - ниже цена, большим достанется. Что же получалось на деле. Эти хитрожопые и тут все переиначили. Находился покупатель или несколько им заламывали цену и нарезали и выставляли на аукцион только те участки, которые хотелось этим товарищам с деньгами приобрести. Остальное стояло в резерве. В итоге цена не падала, народ обычный не имея средств заплатить назначенные суммы, а идея доступного жилья, через малоэтажное сельское строительство, как положено, уверенными чиновничьими движениями херилась нахрен.
Капитан такого хамства стерпеть не мог... Он снова добрался до большого Босса. Тот что бы отвязаться от надоедливого Алексея дал ему матерых следователей и те начали раскручивать и потихонечку брать под арест виноватых. Алексей торжествовал! Ну, и получил пулю в живот и в руку...
Как вытащили его с того света малопонятно. Расстрелянная охрана, не могла вызвать помощь. Если бы не простой мимо проезжающий по проселку водитель этого не увидел, то сдох бы наш капитан от потери крови. Но так откачали.
Но пока он месяц кайфовал в больнице я себе неторопливо веревку намыливал и подходящий табурет искал. Это кошмар. Это невыносимо. Это чудовищный объем работы с раннего утра и до... пока не вырубится. И то ночью тебя поднимут, разбудят, скажут приятную новость о горящих под Клином нефтяных цистернах, ты на это радостно удивляя, ответишь "вот и зашибись", положишь трубку и вырубишься мгновенно. А утром для приличия позвонив в больницу и сказав, что я из-за этой скотины еду в пожарников играть, а так же пожелав скорейшего выздоровления, действительно едешь под уже усиленной охраной в Клин и там, делая удрученное лицо, ходишь вокруг обгоревших цистерн, обещая взять еще и расследование этого под свой контроль. И возместить убытки простых граждан пострадавших от гигантского пожара. Расстреляйте меня, если вспомню, сколько именно на нашем контроле в то время стояло дел. От компьютеризации школ до расследования самого покушение на Алексея. И конечно я даже не смог бы со всем разобраться...
Из Москвы мне прислали не кого-нибудь в помощь, а того секретаря, который меня когда-то "строил"... Он взвалил на себя всю мою предыдущую работу, а я потянул лямки только Алексеевых обязанностей. Кое-как все разгребли к выходу капитана из больницы. Он еще плохо ходил и мало говорил, а рука так вообще еще была в гипсе, но как он остервенело, взялся за то же дело с землей... Он не поленился выступить перед депутатами и потребовать их независимого парламентского расследования, так как среди покупателей были имена их коллег.
И расследование грянуло под овации в Кремле. Тихий голос большого Босса в те дни не раз и не два повторял про нас: Заставь дураков богу молится, так они и лоб расшибут... всем вокруг.
После президентских выборов нас закономерно, под наш же смех, сначала отправили в отпуск, а потом и вовсе перевели в министерство экономики и финансов. Слишком мы были раскручены нашим любимым телевидением, чтобы таких как мы оставлять на видном месте и нас на пару засунули в департамент кораблестроения... Где мы, а где кораблестроение?
Если бы не большой Босс мы бы там и сгинули, изучая заказы на корабли для Индии и Китая. Причем нихрена не понимая, почему один фрегат стоит столько-то, а второй точно такой же, но в два раза дороже. Мы понимали, что где-то кто-то кого-то имеют. И даже догадывались, что имеют государство в нашем лице, но доказать не могли. Не счетную же палату в Питер направлять на верфи. Но когда встал серьезный вопрос о строительстве авианесущих крейсеров уже для нашего флота, нас поспешно убрали из столь прибыльного, по мнению администрации места. Вот тогда-то большой Босс вспомнил о нас и вмешался в нашу судьбу:
- Они конечно дурачки... да и молодые еще. Но найди место поприличнее. Пригодятся...
К гадалке можно было не ходить, куда нас зашлют.
Я, капитан, его жена, их полугодовалый ребенок, специальным рейсом авиакомпании Русь были отправлены на Камчатку. Я впервые за все эти годы позволил себе пятьдесят грамм коньяка перед выходом из самолета. Я уже ненавидел прекрасные горы, суровое море, и добрых людей благословенного края.
В первый же день после представления и утверждения Алексея в должности, я сказал, видя реакцию на наше возвращение чиновников:
- Если через год нас отсюда не вытащат, я по льду пешком уйду к американцам... Сдамся и расскажу все военные тайны. А иначе нас местные замочат...
Посмотрев на меня и вспомнив, что у него жена и дочь, капитан тяжело вздохнул... ему было уже не уйти. Ему было некуда отступать. За спиной был Тихий океан.
- Тебя вернут. Тебя и даже меня там ненавидят тоже. Сколько раз приглашали ненавязчиво выехать за границу обсудить политическую ситуацию в России. А мы что? - вздохнул он, - В общем, гражданство Америки нам не светит, даже если мы с Камчаткой в придачу к ним придем.
- Ну да... Придется служить родине. - Сказали мы и долго еще смеялись с нашего безвыходного положения. Камчатку нам не простят.
Учитывая наш крымский опыт, мы предпочли не думать о таком. И главное вслух не говорить...
- Скажи, а в этом мире нас кто-нибудь вообще любит? - Поинтересовался однажды я, прочитав отчеты по налогам за прошедший месяц и видя их удручающий сбор.
- Ага. На Украине... В Крыму, я имею ввиду. - Поправился Алексей. И добавил мечтательно: - Нам там пенсия идет и памятники стоят.
- Ага... - пробормотал я и, посмотрев на карту страны на стене в кабинете, прикинул: - Если бежать пешком, не привлекая к себе особого внимания, за год доберусь...
- Даже не думай. - С усмешкой сказал капитан. - Лучше пока есть время, слетай туда... ну ты понял. Бери просто вертолет. Твой полет оформим как поиск перспективных туристических мест.
Я не стал напоминать, что в те золотоносные места туристов только под охраной автоматчиков отпускать можно. Я просто кинул и согласился с Алексеем. Надо было заканчивать эпопею с инопланетным бредом. И для этого надо, пока действительно было время, разобраться во всем и окончательно.
Но начал я не с поездки "по местам боевой славы". Я заставил областную милицию найти всех командиров моего охранного полка в интересующий меня период...
Сразу скажу, что из всех командиров жил и здравствовал, перебравшись в Магадан только один. Остальные... Остальные двое давным-давно пропали без вести. Старика полковника вытащить из Магадана не представлялось возможным, и я под видом обмена опыта в предотвращении незаконного старательства вылетел на специально организованную конференцию при участии областных глав или их заместителей и представителей Управлений внутренних дел. Вау... давно я столько говорильни не по делу не слышал. Утомили они меня и мозг высушили своими непереводимыми на нормальный язык докладами. Я же в свою очередь удивил их слишком простецким докладом, что в этом году мы намереваемся выставить на торги четыре месторождения и обязать их владельцев самим контролировать прилегающую территорию, разрешив им для этого нанимать солдат вневедомственной охраны. Я не изобрел велосипеда, но, как правило, охрана месторождений не занималась патрулем территорий. Я совсем нескромно, даже не имея на это полномочий заявил: Не будут заставлять патрулировать - не будут работать. Точка.
После конференции, вместо привычной бани с девушками я ломанулся вместе с охраной к полковнику. Тот был уже предупрежден моим звонком и встречал он меня со своей женой, словно к нему сам президент пожаловал. На стол было собрано все что можно. Я благодарно поел у них, так как оставаться есть с чиновниками это было просто потерять время. И пока моя охрана томилась с чаем в большом зале, я "пытал" старика.
- Меня туда перевели в самом конце. - Говорил довольно уверенно старик. - Просто досидеть до пенсии. Ну, сами понимаете. В управлении я был такой не нужен, в лагеря меня отправлять на канцелярскую работу, так я сам не соглашусь. Вот и послали меня в укрепление пограничников. Взаимосвязи не было никакой с ними. И это больше всего бесило. За квадрат отвечал я, а с севера по периметру сидели погранцы, которые мне нисколько не подчинялись и с которых я спросить бы точно не смог. Там только ФСБ командовало. И чихали они на меня. Но вас ведь не это интересует? Что за объект? Этого я не знаю к сожалению. На мои вопросы мне вежливо отвечали, что это не мое собачье дело.
Старик улыбнулся одними губами, и я понял, что ему там не сладко перед пенсией пришлось.
- Семнадцатый, когда сгорел? Это при вас было?
- Я приказал его сжечь. Чтобы браконьеры и старатели не обжили. - Кивнул старик. - Нам дали приказ из управления что бы я снимал роту с охранения. Диктовалось это тяжелыми условиями быта солдат... и там еще много всякой чуши было. Всего не помню. Но потом это так выглядело... До суровых холодов туда довозили патруль он делал полный обход и возвращался на той же машине. А так что бы жить... уже не было такого. А совсем зимой и этого не делали. По периметру пускали на лыжах патрули смотреть, есть ли на снегу следы. В общем, бестолково это все было. А через год полк и вовсе вывели оттуда. Я окончательно на пенсию уже ушел, а мой приемник был переброшен к побережью вместе с частью.
- Что-нибудь там необычное было? Вам докладывали? - Спросил я, особенно не надеясь ни на что.
- Ну конечно. Зачем докладывали. Я и сам видел... Район закрытый, а над ним помнится, почти месяц перед самым моим увольнением только так постоянно сновали вертолеты... и не только.
- А что еще было? - спросил я в нетерпении.
- Так вроде ж там испытывали новую технику... Я, понимаете ли, не знаю, имею ли я право об этом рассказывать...
Я, вернувшись к нам, в губернаторский дворец, пересказал все Алексею и тот утвердительно сказал:
- Ну, и нечего ждать. Лети, смотри, что там.
На следующий день ранним утром я вылетел к "семнашке". Пилоты были удивлены, что я в тот район захотел, но ничего особенно не сказали. Надо лететь значит надо. В гулком салоне вертолета на неудобной скамье я был совсем один. И от нехороших мыслей не спасали даже интересные пейзажи за окном. Куда я ломлюсь. Мне мало того, что я уже знаю? Мне мало того, что меня не единожды просили не соваться в это дело? Да и отношения их к нам как к собственности заставило бы многих других одуматься и пересмотреть свой "Энтузазический" поиск. Найти кого-то кто тебя считает своей собственностью еще пол беды. Убедить их не воспользоваться твоими изнасилованными мозгами для размещения их сохраненного сознании, было делом посложнее. Хотя, что я тогда толком знал о них. Даже целей не знал и только подозревал их в желании поиметь всех и сразу. Женя же не скрывала, что они хотят вернуть свою собственность. И для этого вся королевская конница, вся королевская рать строило общество, в котором достаточно было бы управлять только верхушками пирамид, а не всем стадом. Причем избираемые народными массами на время "верхушки обществ" их не устраивали. Уж не знаю почему. Им подавай что-нибудь вечное типа мегакорпораций чья история насчитывает уже даже не сотню лет. Или те, которые могут поспорить с правительствами не только какого-нибудь Гондураса, но и России. Вот таким им вершины для управления нужны, а не все эти пешки - президенты и прочая шушера. Странно, что они не пытаются возродить монархии, думал я, представляя, как бы проще стало этим работать с потомственными монархами. А может они уже пытались? Вот представляю я Петра Первого и Алексея Петровича.... В тюремном каземате Петропавловской крепости.
- Что ж ты сука, Лешенька, так себя не по-людски ведешь... Смерти хочешь моей дождаться, что бы бояр за стол вернуть...
- Нет батюшка... просто мы не вовремя прошивку сменили тебе... вот ты такой далеко и пошел... А теперь остановить не можем. И к Слову ты привык. И не выкрадешь тебя, батенька, что бы еще и в твои мозги новую личность влить...
Я как от морока отмахнулся от этой картины и невольно засмеялся. Хорошо никто не видел.
Пилоты посадили машину в снег недалеко от разрушенных строений, и вертолет по самый комингс люка ушел в снег. Не спеша, я открыл дверь подождал пока остановятся лопасти и услышал просьбу пилотов:
- Вы там недолго только, если можно. Остужать технику не хочется в такой дыре. С вами пойти? - запоздало спросил меня один из пилотов.
Нет. Со мной не пойти. Я как-нибудь без вас там поброжу "погружусь".
Добираясь до зданий, я вполне ощутил впечатления Жени, когда она нас догоняла... Я бы наверное не смог... Я сто метров-то с трудом преодолел. Когда я забрался в центральное из зданий, меня можно было выжимать. Я и вспотел, и снег через раскрытый ворот попал мне за шиворот и там мерзко таял, создавая мне дополнительные впечатления от поездки.
Словно старым знакомым я улыбнулся начертанным когда-то геологами таблицам и мне нестерпимо захотелось с ними встретится теперь... Спросить что они то обо всем этом думают. Ведь не забыли же они странных радиоактивных развалин и девушку которую на горбе своем тащили.
Оглядевшись, я развел зачем-то руки и заорал не своим голосом:
- Где вы!?
Я третий раз уже был в этих зданиях, и два раза до этого, без приключений не обошлось. Не надо нарушать традиций просил я непонятно кого.
И знаете... Мне наверное казалось в тот момент что случится чудо и опять неизвестно откуда появится Евгения. Появится и может быть даже больше не уйдет никуда. Как-то мне особенно стало тоскливо без нее в тот момент. Какой бы она не была. Кем бы она не была. Мне с ней было хорошо рядом, даже больше ни о чем не мечтая... Каким я все-таки был неправильным тогда с ней. Надо было может по-другому. Может, даже надо было показать, что кем бы она не была она находилась в моей власти? Не знаю. Это вопросы, на которые не то, что отвечать нельзя. Но даже спрашивать их не стоит. И особенно у самого себя. Нельзя разочарованно смотреть в прошлое. Нельзя жалеть ни о чем. Можно либо исправлять свои ошибки, либо пожинать их плоды.
Я вышел на лестничную площадку и посмотрел на изуродованную сохранившуюся только немного у стены лестницу и сделал осторожный шаг на нее, прижимаясь всем телом к покрытой сажей стене. За то, что я перепачкаю пуховик, я не волновался. Сколько лет прошло. Все что пачкалось давно дождями вымыто... наверное.
Я все-таки с трудом забрался на второй этаж и ошеломленно-напуганно посмотрел на тело человека распростертое буквой Т на заснеженном полу. Он и сам был почти полностью в снегу и мне пришлось варежками убирать снег с его лица, что бы рассмотреть кто это...
Сердце мое словно замерло в наивысшей точке и отказывалось запускаться дальше. С трудом мне удалось выдохнуть и вцепиться в тело руками. Мой армейский друг из тех, что ушли когда-то с капитаном-казахом... спустя столько лет теперь лежал предомной, и я даже отодрать его не мог от бетонного пола как не пытался. Я остервенело, толкал и дергал его конечности словно прибитые к полу. Бессильно я поднялся и сдуру пнул моего друга по ноге. Безрезультатно. Тогда я сделал единственное что мог. Вынув из-за пазухи пистолет, что прятался там в специальной мягкой кобуре, я дважды выстрелил вверх. Еще через минут десять ко мне добрался один из пилотов тоже с пистолетом наголо. Стоя внизу он смотрел на меня, не понимая, как я туда взобрался.
- Здесь труп. Примерз к полу одеждой. Не отдирается. Надо что-то придумать.
"Подснежниками" пилота было, не удивить и он, вскарабкавшись ко мне, повторил мою попытку отодрать оставшегося таким молодым бойца с "семнашки". Впрочем, с тем же успехом вначале. Но в итоге нам удалось "отклеить" от обледеневшего пола труп. Но как мы его до вертолета тащили. По снегу, подтягивая руками к себе поближе, переползая сами и снова подтягивая за одеревеневшие распростертые руки. Второй пилот запустил двигатель, закружились лопасти и мы, задыхаясь от потоков ветра и снега бьющего в лицо и глаза, вообще, думали, не доползем. Но добрались. Затащили труп в салон и пилот, не жалея "железо", захлопнул люк. Стремительно мы уносились обратно от проклятого места, из которого я ни разу без приключений не возвращался.
Уже тогда я подумал, что был полным идиотом, что пристальней не осмотрел развалины. Может и остальные нашлись бы. Те, кто ушли тогда, к полыхающим зданиям. Но возвращаться было поздно. И я только смотрел на труп на вибрирующем полу и ломал голову, как он оказался там столько лет спустя. Не разложившийся. Да какое не разложившийся... Он был таким же, каким я его помнил. Словно не прошло этих восьми лет... Я постарел, а он все был тем же пацаном, никак не изменился.
В тот день жена капитана меня отпаивала глинтвейном, и я в который раз понял, что зря отказываюсь от алкоголя. Мне уже не так было тошно, как в вертолете и на площадке вынимая труп и укладывая его в поданную труповозку. Я не поленился и поехал вслед за ним и потребовал немедленного вскрытия. На меня патологоанатом взглянул как на идиота и ответил:
- Я по ледовым скульптурам не работаю. Оттает - займусь.
Моей власти даже на такую мелочь не хватило, как ускорить оттаивание.
- Ткани еще больше повредятся. - Уверенно заявил патологоанатом.
Плюнув, я уехал из морга, поехал сначала на работу, а оттуда уже домой к успевшему сбежать моему начальнику.
Выслушав эту мою историю, тот только покачал головой и сказал:
- Я верю Евгении. Очень похоже на правду. Переписали сознание и скинули для задачи вниз. А его там никто не забрал, как и ее тогда.
- Но он погиб они, что своих тоже не жалеют? Ладно, они нас своим стадом считают. Баранами... - возмутился я.
- А кто тебе сказал что они, переписывая личность, стирают образец? Скорее просто выглядит так... скопировали. Если вернулся, обновили сохраненную копию. И когда в новый мозг залили, у него память предыдущего задания осталась. А вот если не вернулся, то и не было этого неудачного похода...
Я понял его простую и логичную мысль. Сделав уже свои выводы, я сказал вслух пугающую меня мысль:
- Теперь осталось только с капитаном моим встретится и остальными ребятами... Если этот... то и они.
- Скорее всего... - покивал начальник Камчатки. И успокаивая меня, сказал: - Я сейчас поем и во дворец молодежи на открытие областного чемпионата по альпинизму... вернусь поздно. Оставайся у меня дома. Катя тебе постелет в кабинете.
Какой может быть альпинизм во дворце молодежи, я не знал, но согласно кивнул, что ехать мне к себе домой в таком состоянии не стоит. Утром я позвонил патологоанатому и получил ответ, прозвучавший убедительным голосом:
- Просто замерз. Единственное только поза странная. А так ничего кроме замерзания нет. Очень здоровый мальчик был...
Еще бы, подумал я и положил трубку. Вместе с Алексеем мы отправились на работу, и там я весь день не мог собраться с мыслями, а к моему кабинету, словно электричка подъехала. Один за одним шастали посетители пока я, наконец, просто не запер кабинет. Могу я отдохнуть хоть немного? Так они начали названивать...
Озверев вконец, я покинул свой кабинет и перебрался в приемную своего начальника.
- Он у себя. - Сказала секретарша, зная, что я могу входить к капитану без стука.
- Нет уж. - Сказал я. - Мне просто надо посидеть. Буду изображать очередь. Сделай мне чаю, пожалуйста.
Изумленная секретарша немедленно налила мне горячего чая, и я с удовольствием выхлебал одну за одной две чашки.
- Подумают что у вас разлад с шефом, что вы сидите в приемной... Вот кто-нибудь зайдет увидит и начнет мусолить везде.
Укоризненно я посмотрел на нее и сказал честно:
- Да мне поффигу, что в этом клоповнике вообще происходит и кто тут какие слухи пускает.
- Не надо так... - попросила, обидевшись, молодая женщина.
- Не буду. - Кивнул я, благодаря за третью чашку чая.
Из своего кабинета вышел мой начальник и с интересом посмотрел: я на стульчике с чашкой и секретарша надо мной.
- Я сказала, что вы свободны! Он сам... - заявила сходу секретарша.
Капитан кивнул и, махнув мне рукой поманил за собой. В гардеробе я забрал свою куртку, Алексей одежду принципиально не сдавал, и устремился на улицу за ним. Только в служебной машине, когда я уселся рядом, он сказал мне:
- Нас попросили подъехать в местное УФСБ. Они говорят, что могли бы и сами, но лучше что бы мы к ним... У меня с юности нервный тик начинается когда меня к особистам просят подъехать...
- Хоть объяснили в чем дело?
- А что надо объяснять? - раздраженно сказал капитан. - По твою душу. Твой полет в запретной зоне и этот труп...
- А ты тут при чем?
- Они хотели только тебя. Но я сказал, что я тоже приеду. Они были не против.
В УФСБ добрались быстро. Благо все близко в этом городке. Нас прямо от входа проводили в какой-то кабинет, затемненный для просмотра видеозаписей и вошедший следом за нами мужчина в штатском представился полковником каким-то-там. Все равно не запомнил его фамилию. Умеют эти называться так, что фамилия вылетает из головы мгновенно.
Он присел напротив нас и сказал вежливо:
- У нас будет просто беседа.
Он сказал это так, словно ждал от нас облегченных вздохов. Мы, показательно вздохнули, и он улыбнулся искренне нашей дурости.
- Зачем вы летали в закрытый район?
Ха. Удивил. Я выдавил заученное:
- Изучал возможные в том районе места развития туризма и скалолазания.
- Да, - подхватил мой друг вальяжно, - у нас, знаете ли, чемпионат идет. Вот мы и хотели на следующий год проводить не на искусственных стенах, а на настоящих.
- В закрытом районе? - посмотрев на нас исподлобья как на идиотов, спросил полковник: - Я вас правильно понял?
Говорить, что мы не знали что район, закрытый для полетов было бы глупостью. И я сказал:
- Мы подумывали его открыть уже. Там лет пять нечего охранять, если не больше.
- А вы нас об этом спросили? - спокойно спросил полковник.
- А должны были? - с усмешкой спросил вспомнивший о своем статусе мой капитан. - Вы разве не знаете процедуру? Подается в ЗАГС проект и они решают его судьбу.
- Это федеральный объект. - Сказал немного жестко офицер.
- На нем это не написано. Я вообще бы никогда не узнал, что он закрытый и секретный, если бы не попал однажды туда служить. А так лес лесом... Ни охраны, ни уведомлений, даже просто людей нет.
Рассматривая наши лица, полковник, словно не знал, что с нами делать. Потом соединил аккуратно две открытые ладони и со вздохом спросил у нас:
- Вы хоть знаете что в прошлом веке в том районе, упало девять вертолетов? К ним добавьте, две пропавшие партии геологов... Да еще сколько там старателей черных пропало...
- И солдат... - добавил я сдуру.
- Вот видите, вы же знаете, так какого черта вы рискнули людьми. Пилотами... - вопросительно рассматривая меня спросил полковник. - Вы понимаете, что пилоты понесут ответственность? Нам же плевать, чей они приказ выполняли. В небе они командиры. И если сунулись в закрытый район, они сами виноваты.
- Я попросил бы вас не наказывать их.
- Почему? - Удивленно спросил полковник.
Наверное, мой капитан хорошо подумал, прежде чем такое сказать:
- Тогда мне придется вступиться за них перед президентом. А если это не поможет, я объявлю прессе, что больше пяти лет назад там погиб наш сослуживец. Точнее как говорит мой заместитель, тот пропал без вести и сейчас выполняя человеческий долг, пилоты вытащили его оттуда. А их за это наказали. Кроме того, я буду вынужден поднять вопрос о неправомочном статусе этого района. Я прямо в эфире спрошу, если этот район опасен, почему не расселяется город так близко к нему расположенный?
Полковник не долго думал он просто примиряющее улыбнулся и сказал:
- Убедили. - Чтобы вконец разрядить напряженность он добавил: - Сами пилоты сообщили нам о своем полете, так что это все равно бы мы учли при решении.
- Зачем тогда этот цирк? - спросил я.
Полковник тоже, наверное, подумал прежде чем ответить:
- Затем, наверное, что бы вы не забывали, что за вами водится золотой грешок, а вам губернатор никто не простит, с каким скандалом вы уходили из армии.
Мой капитан вскинул брови и сказал:
- Это же глупость...
- Согласен, но с такой скандальной репутацией карьеру сделать можно только в шоубизнесе в нашей стране. Вы умеете петь, губернатор?
Мы помолчали, прекрасно осознавая, что обзывать этого мерзавца мерзавцем, это только его хвалить.
- Заключим сделку? - спросил капитан таким же елейным голосом, каким у него когда-то спрашивала Евгения.
- А почему бы и нет. - Улыбаясь, спросил полковник: - Нам от вас надо, чтобы вы больше не совались в запретные районы, или хотя бы не привозили оттуда трупы пропавших без вести пять лет назад при очень загадочных обстоятельствах.
- А нам надо знать что происходит... - сказал Губернатор и я покачал головой в сомнении.
Подтверждая мой жест, полковник сказал:
- Это не равноценный обмен. - Легонько хлопнув ладонями, он добавил: - Да и не знаем мы всего.
- Что там было раньше? - спросил я. - Что это за здания и кто их построил?
Пожав плечами, полковник сказал:
- Построило их наверняка какое-нибудь спецСМУ, а принадлежали здания военному ведомству. Что в них было до начала века я не в курсе.
- А после?
- А потом они стояли пустыми. - Честно глядя нам в глаза, сообщил полковник.
- Все это время? - изумился я.
- Ну да, а в чем вопрос-то... вы спросите конкретно, я вам отвечу, если знаю или если право имею.
Ну и как у такого спросишь... Видя что я так и буду топтаться вокруг да около, полковник сам не выдержал.
- Вам видно очень хочется спросить о "братьях по разуму". Но боитесь, что я вас сумасшедшим посчитаю.
Я "выдавил" из себя кивок, но поправился:
- Насколько я понимаю, мы точно не можем назвать их братьями.
- Вот, даже как. - Усмехнулся офицер и немного подумав, кивнул: - Да. Не по-братски они себя ведут. Не по-братски. Но у нас еще ничего. На Аляске в такой же приемной зоне, целый поселок... в общем нет больше поселка.
- Почему вы их не сбиваете? - спросил губернатор.
Тяжело вобрав в себя воздух, полковник сказал:
- А чем? Ракеты не умеют мгновенно менять на девяносто градусов вектор своего движения. Да и замирать тоже не умеют. Со скорости триста сразу остановится, это знаете ли, впечатляет. Зенитки их не берут. Лазерная установка на полигоне тоже против них бесполезна...
- А люди? - спохватился я. - А люди, где? Люди которые в районе были задержаны.
- Люди? - с усмешкой спросил: - Люди, где им и положено быть. С семьями дома, наверное. А остальное вас не касается точно. Вы у нас исполнительная власть... а не другая. Вы должны исполнять... А познание и прочее оставьте другим. Жизнь одна... проживите ее по-людски.
Вообще вспоминая все наши общения с более-менее сведущими людьми я начинаю приходить к выводу. Что все они делились на две группы лиц. Тех, кто действительно что-то знал, но молчал. И тех, кто не знал нихрена и делал умный вид, что что-то знает. Себя и моего друга в тот момент я даже не знал, к какой группе отнести. Мы конечно молчали. И видя беспросветные стены такого же молчания вокруг, начинали мрачнеть. Именно тогда я вдруг вспомнил, что писал в юности стихи. И так мне было хреново в тот момент, что строчки сами перли из меня жестоко и хлестко. В один из вечеров, когда у капитана в доме собралась более-менее "своя" публика я никак не в силах оторваться от черных мыслей прочитал им сидя над стаканом с минералкой:
И даже верить, здесь надо
желательно задом
Что нас никто, нигде,
не отдерет.
И снова сердце от страха
Заходится матом
И со щитом никто,
Нигде не ждет.
И чем ты ближе, тем жиже
Становится разум
И зенки со страха
Лезут в лоб
А кто все знает, тот парит
Что роль не играет
Когда тебя и где
конец найдет.
А стадо блеет что скоро
Мясник раззвереет!
И разом отару
Срежет нож!
А я ведь раньше не думал
Что страх одолеет...
И буду кричать
Ты где господь!?
На вопрос о чем это, уж случаем не о том, что новый президент, пытаясь снять людей предыдущего, по его стопам устраивает очередную чистку? Я только вздохнул. Что тут скажешь... такое ощущение, что самым волевым специально дают эту игру во власть, что бы они заняты были. Энергию бы нового президента да в мирное русло... Но пришлось отвечать, что не про него. Пришлось врать, что и не мои это стихи, а пришедшие из социалистических времен. Гости улыбались и сравнивали свои ощущения наступающей "грозы" почему-то с тридцать седьмым годом, хотя вроде пока еще никого не расстреливали.
И вообще. Я вдруг с ужасающей тоской осознал, что я ведь был другим раньше. Всего пять-семь лет понадобилось, что бы исчез мой оптимизм. Что бы я почти завершил свое превращение в циника и бюрократа.
На мой удрученный вопрос, когда гости разошлись, Алексей сказал:
- Дурак. Ты, наверное, один из не многих знаешь то, чего никто не знает. Береги это знание. Может пригодиться.
- Воистину: во многие знания многие скорби. - Вспомнил я высказывание Екклесиаста.
- Ну да... лучше быть действительно бараном и нихрена не знать. Как там Женька говорила? Стоять и бояться взойти на бугор? За которым свобода? - насмехался надо мной Алексей.
- А сейчас мы что делаем? - вскинул брови я. - Мы сидим на этой богом благословенной, но немедленно забытой Камчатке, словно перед тем забором. Мы с тобой такой херней откровенной занимаемся... В свете того что мы знаем у меня наоборот складывается впечатление что мы их самые активные сторонники. Пастухи, не дающие стаду разбежаться и жить своей вольной жизнью.
- Глупости не говори. - Попросил Алексей, покачав головой. - То, что мы выступаем за порядок в стране, еще не значит, что мы играем им на руку. Люди должны жить по-человечески... гхм... как бы это не звучало в твоем понимании. А для этого надо чтобы мы, такие как мы, другие во власти понимали, что не люди для нас дойное стадо, а мы просто их наемники. Я конечно, когда об этому думаю, мне даже работать не хочется. Но это психология... А нужно сделать действительно так. И я делаю... И ты делаешь. Как бы мы с тобой много суеты не наводили, но мы ни разу не отказали в просьбах нам поступивших. Все разобрали. До последнего. Помнишь, как мы с тобой годичной давности обращения разбирали, которые не могли, и не было у нас права удовлетворить сразу. И ничего разрулили. У нас хоть люди не мерзнут. Детям всем обеспечены места в детских садах. Школы отличные. Ты хоть понимаешь, что у нас ОТЛИЧНЫЕ школы? И в этом тоже есть наша заслуга... четыре года назад мы тут всех гоняли, чтобы классы компьютерные ставили за счет бюджета. Мы с тобой на сколько им зарплату повысили? Тогда еще никто даже не думал ТАК повышать. Но мы находили средства и делали это. Как нас Москва трахала за удерживаемые отчисления? Как мы потом с Минфином за каждую копейку бодались? Ты думаешь, нас в представительство убрали за заслуги перед страной? Хрен там. А просто, потому что мы нашли способ не засылать все положенное бабло в Москву на законных основаниях. Странно что нас вообще сюда вернули... Радуйся, что большой Босс приличный в некоторых местах человек, а его приемник тогда еще не мог тому отказать. И вообще... Ну, Камчатка, ну холодно. Но и тут видишь жить можно. Четыре месторождения на аукцион выставим, бассейнов детям настроим... С ЖКХ поможем разобраться... наконец-то сможем денег в экстрим трассы вложить и спасательную службу поднять из того убожества, в котором она сейчас. А рекламу сделаем, что у нас самые экстремальные лыжные курорты, не для слабых, а только для настоящих мужчин... и потянуться по чуть-чуть богатые, заскучавшие любители приключений. У нас тут столько ископаемых... что просто привлекая инвесторов как с теми японцами нашими, можно вообще было бы вообще ничего не делать. Пусть себе добывают да отчисления дают... Но ведь мы делаем... Наша рыба продается в Москве. Наша ЗАКОННАЯ икра уже и в Питере. А ты знаешь, что на всю страну и десятка не наберется ферм для разведения лосося? У нас их три! Ты знаешь что мы ПЕРВЫЕ в новом времени УВЕЛИЧИЛИ численность населения. До этого был только отток! Мы открыли рабочие места для наших из-за рубежа. Мы строим больницы. Роддом вон сдадим в этом году, если нас раком за нецелевое использование не поставят...
Я видел его воодушевление и мне, странно, но становилось лучше. Ко всему этому я тоже приложил свою руку. Я во всем этом участвовал. Я может не много, но сделал. Быть полезным все-таки приятно...
- И когда тебя очередной раз гнетет, что кто-то нас за скот держит... власть в Москве или эти... помни одно. Мы люди пока мы хотим оставаться людьми... А остальное все от нечистого. Пока у тебя есть цель в жизни, ты человек. У барана цели в жизни нет. Пока ты борешься и грызешь насмерть тех, кто стоит на твоем пути, ты точно не овца... Саблезубых овец не бывает.
Смотря в его ставшее каким-то жестким лицо, я вдруг подумал, что надо было нам в Крыму оставаться... Надо было строить там райский уголок, а не питать на что-либо надежды отдаваясь на волю Москве. Вот он бы там действительно, развернулся. Да и я бы понимал зачем и что мы делаем. Абстрактное "для людей", как мы работали на Камчатке, не грело душу. Благодарностей от людей мы никогда не видели. Только жалобы и недовольства на все новые и новые "беды". И мы их решали... мы, наверное, как на войне себя чувствовали.
- Ты, знаешь... - сказал я ему, когда его жена присоединилась к нам проверив, спит ли ребенок: - мы как-то... слишком насыщенно живем. Надо бы поспокойнее. А то начиная с камчатского Клондайка мы уже и повоевали и поуправляли и ты вон женился... с непонятно кем познакомились и узнали что мы лишь чье-то бычьё на скотном дворе. Столько построили. Столько переделали в этой стране... СТОЛЬКИХ врагов себе заимели. Надо успокаиваться.
Катя посмотрела на меня с удивлением и сказала довольно категорично:
- Ты что веришь, что вы можете остановиться? Такие как вы останавливаться не умеют. Вы все равно, что поезда без тормозов. Вас если остановить... то потом будет не завести заново. Никто не разрешит аварийный на всю башку поезд в путь отправлять. Я сколько мужа прошу взять отпуск и со мной на море поехать... Хотя бы в тот же Крым, показать как там все было. А он ни в какую. Говорит, что дел столько, что уезжать нельзя. Говорит, даже если отпуск возьмет все равно далеко удалиться не сможет. Спать не могу, говорит спокойно, если нет новостей что все нормально...
Ее муж усмехнулся, и подлив мне и себе минералки сказал:
- Кстати наша минералка уже во Владике продается... скоро и до центральных регионов дойдет. У тебя нет никого, кто бы хотел увеличить ее производство?
Я посмотрел на него, потом на жену его и только покачал головой. Что и требовалось доказать. Мы тут отдыхаем, а он о развитии производства минералки думает.
В ту ночь, добравшись на губернаторской машине к себе домой, я еще долго не спал, не понимая, что делать и как дальше быть. Был бы рядом психолог он бы по моим симптомам точно бы определил - кризис возраста. Я абсолютно не понимал как меня, сына рабочего на фабрике, занесло в такие дебри... и что я в этих дебрях делаю. Оглядываясь на жизнь, я находил сотни моментов, когда можно было, остановится и жить только для себя. Но нет ведь. Начав в команде с Алексеем я даже в тот кризисный момент не мог подумать, чтобы оставить его. Я ведь не Евгения, которая забавы ради помогала нам в Крыму. Я все-таки "командный игрок". И без команды не представляю дальнейшей своей работы.
Провалявшись без сна до половины пятого, утра я пришел к выводу, что пока я не успокоюсь и не приду в себя от "откровений" все должно идти, как идет. А уже потом и подумаем. Всему в этой жизни есть свое время. Есть время становиться героем. Есть время уходить со сцены. Я очень желал уйти пораньше, что бы за кулисами заняться тем, для чего меня и учили.
Я очень хотел оглядеться на известную историю человечества и уже зная, что искать я хотел найти их и их следы. Логично же. Раз нас, так или иначе, все время оттесняют от самих этих "деятелей", то почему не поискать ниточки, ведущие к их действительной цели. К тому, что бы понять, что они на самом деле затевают. Что бы "увидеть" как это будет в их планах. Понять их. Оценить их возможности. Проанализировать их методы.
В половину пятого утра, я вдруг вполне четко понял, что я готовлюсь к войне с ними. Я готовлю планы. Я разрабатываю стратегию, и я всерьез стал рассматривать их как противников. С усмешкой я про себя предложил им тоже готовиться к войне со мной и немедленно уснул.
Нас вытащили с Камчатки только через три года. И то хрен бы нас кто стал оттуда вытаскивать, если бы не официальное вхождение Крыма в состав Российской федерации. Как же могли обойтись без церемонии с нашим участием. Мы искренне поздравляли крымчан с этим радостным днем "восстановления исторической справедливости" и пожелали им счастья в "большой дружной семье" - России. Причем мы были искренни как никогда.
С того дня, освободив от занимаемой должности Алексея, его и меня, как балласт, так я понимаю, перевели без объяснения причин в Калининградскую область.
Тихо взвыв после, очередного утверждения в ЗАГСе и ознакомившись с делами мы поклялись: Больше мы никому не позволим нас швырять из угла в угол страны. Потому что куда бы нас не посылали, это была гарантированная задница.
К чести предыдущего руководителя нам достался вполне работающий областной аппарат. Нам даже не пришлось ничего менять кроме как сместить одного из вицей "на повышение" в Москву и на освобожденную должность зачислить меня.
Проблемы в области касались в основном здравоохранения и рабочих мест. Но эти проблемы были чудовищными. Их с полпинка было не решить и мы начали готовиться к тяжелым осадным боям с министерствами и чиновниками на местах. Одно было хорошо: уж не знаю как, но областное управление внутренних дел, как и военное ведомство, были выдрессированы до крайности. Нам стоило только позвонить и намекнуть, чтобы уже раскручивался маховик мероприятий.
Знаете что такое борьба с наркоманией в областных масштабах? Это границу, условно говоря, на замок, ключ в карман, и массовые, крупномасштабные почти что военные действия против дилеров. Ну, а что? С самими наркоманами бороться? Без толку, решили мы, открыв для приличия еще один наркологический центр, и успокоив этим совесть. Зато вот через три месяца, я мог сказать так: наркоманы еще есть, да и дилеры тоже еще есть, но найдете такого - Милиция выплатит вам ЗНАЧИТЕЛЬНОЕ вознаграждение. Через вознаграждение мы решали многие проблемы и с коррупцией тоже. В прямом эфире Алексей объяснил населению механизм, как, если вас взяли за интимное место чиновники или милиционеры и требую взятку, ее дать и не быть посаженным. Что надо делать и к кому конкретно обращаться. Так же Губернатор гарантировал личное рассмотрение дел тех, кто окажет содействие выявлению коррупционеров. И обещал, что всем помогающим будет предоставлена возможность исправить нарушения, за которые их поймали на "крючок". А в особенных случаях, конкретно не оговаривалось, помогающие будут денежно поощряться. Управление по борьбе с организованной преступностью взвыло параллельно с УФСБ, которых уже я через голову уведомил, что им тоже будет не скучно жить. Борьба с коррупцией обернулась в какой-то момент против нас. Ополоумевшие чиновники нанесли ответный удар. Подставили сначала меня, подложив мне деньги в стол, а потом и моего помощника. На губернатора у них не хватило духу. Я же отсидев на нарах месяц, был выпущен.
У меня ведь в этой жизни не было НИЧЕГО. Просто ничего. Ни квартиры, ни машины да и денег толком не было. Что оставалось от зарплаты, матери с отцом высылал да сестре. Когда прокуратура передала дело в суд, а она делала все быстро, так как губернатор, не мудрствуя лукаво, пообещал, что за любую затяжку расследования он найдет способы снимать с постов, в суде дело было развалено лучшими московскими адвокатами. На губернатора подали жалобу якобы он давил на следствие. Суд рассмотрев суть жалобы отверг ее. Губернатор не требовал решения в какую-либо пользу. Он требовал максимально быстрого рассмотрения дела и передачи его в суд. Уже на свободе один из адвокатов сказал мне сумму, которую я должен и мне подумалось, лучше бы я действительно взял взятку.
Суд в нашей стране, работает не по принципу у кого лучше адвокат. А по принципу от кого будет больнее. Судья, рассматривавшая дело, решила, что постоянно востребованный государством молодой, горячий губернатор, найдет способ сделать ее жизнь невыносимой за незаконное решение. Судья, который рассматривал протест прокуратуры, думал приблизительно в том же русле. Так что хорошие адвокаты, стали для этих служителей фемиды простым поводом развести руками и сказать: А, что вы хотели, сам такой-то его защищал! Убедил речистый!
В "черной" тетради капитана появилась новая запись. "Приду к власти - займусь судьями". На мой вопрос, а не страшно? Капитан ответил, что лучше он сам сядет, но по закону, чем такой суд рулить в стране будет. Я ему на пальцах объяснил, что по нашим законам, посадить можно не просто каждого, а абсолютно любого! Фактически ни за что... одного призыва к экстремизму, типа "расстрелять бы этих депутатов", вполне достаточно. В черной тетради появилась еще одна запись. "Сначала законы, потом суды".
- Тебя к власти не пустят. - Убежденно сказал я, видя его планы. - Я тебя первый туда не пущу. Знал бы ты, что такое изменить хотя бы уголовный кодекс, не говоря уже о гражданском и остальных.
- Глаза боятся - руки делают! - привычно усмехнулся губернатор.
Я честно сказал, что девиз онанистов в данном случае неуместен. Иногда лучше не трогать что-то одно, чтобы потом все и сразу не развалилось.
За месяц мы, особо не изощряясь в методах, с помощью УФСБ избавились от всех, кто был замешан в деле подлога. Пока разбирались с этой мразью удалось оправдать моего помощника. Если со мной в течение месяца обращались предельно вежливо, то его, не стесняясь, пытали и требовали дать показания на меня и губернатора. Он быть может и дал, если бы хоть что-то знал или видел. Но, кроме того, что губернатор, пользуясь служебным положением, снимает с постов нелояльных ему лиц, а его заместитель чокнутый уфолог, он ничего не смог сказать. За что ему и спасибо. На "чокнутого уфолога", я, конечно, не обиделся. И я дал ему после больницы возможность поговорить с теми, кто его пытал. Он ничего не смог им выдавить кроме "ублюдков". Развернулся и ушел. А этих "товарищей" стройными рядами отправили в древнюю ментовскую зону. Не сразу конечно... суд длился целый год. Но результат был достигнут.
Вообще, искусство расправляться с врагами на госслужбе, и защиту от расправы, надо преподавать в институтах соответствующих. Потому что, как мы этому учились, и сколько граблей по дороге собрали... не описать. Единственное что нас хоть как-то спасало, мое знание исторических нюансов подобных. И моя твердая уверенность, что люди даже со времен рождения Спасителя нихрена ничему не научились. Те же косяки на тех же местах. И, в общем-то, работа в областном аппарате не на много отличалась от работы в колониальном управлении где-нибудь в индии времен восемнадцатого века. С одним несомненным преимуществом, вокруг не было готовых поднять восстание аборигенов. А так все то же самое, дополненное моральным отпечатком эпохи и техническим прогрессом.
- Я понял! - озарило меня однажды. - Нас с тобой используют, что бы людям служба медом не казалась. Что бы мы налетом порубали шашками, создали работающую систему и нас опять куда-нибудь зашлют.
Капитан хмыкнул и сказал:
- И что ты предлагаешь?
- Не работать! - Алексея даже не удивил мой гениальный ответ. Просто сказав, что так не умеет, он снова сорвался и поехал на открытие лодочной регаты, где ну вот без губернатора ну никак, наверное, было весла вводу не спустить.
Вернувшись к обеду, он бледный сказал, что принимает мое предложение не работать. Спросив, что случилось, я услышал душераздирающую историю, что на четвертом десятке лет капитан узнал, что у него морская болезнь. При открытии ему предложили побыть на одном из экипажей рулевым. Мало того что они проиграли так еще капитан из последних сил держался чтобы завтрак там не оставить в море. Дикая штука эта жажда везде успевать...
В тот день, разобравшись с текучкой и уточнив, почему опять растут очереди на границе с Литвой, устроив показательный нагоняй, что эти грузы ждет страна, губернатор, забрав меня и остальных помощников, впервые на моей памяти направился без охраны просто отдохнуть у моря. Видно мало ему под Москвой пулю в живот всадили, экстремал фигов. Но все обошлось. Мы приятной компанией пообедали в прибрежном ресторане и даже сфотографировались на память с хозяином заведения. Он обещал повесить фото в рамку прямо над фотографией бывшего губернатора с женой и детьми в их скромной трапезной. Вообще фото было много. Я шел вдоль них пока губернатор оставлял автограф и пожелания в книге для гостей и случайно взор мой упал на фотографию, в самом низу целого ряда, на которой в окружении телохранителей стоял бывший полпред в северо-западном округе. Я не любил этого человека нисколько, но и не он меня заинтересовал. Мое внимание привлек один из телохранителей этого чиновника. Я даже чуть склонился, что бы лучше рассмотреть. И уже без особого труда узнал его.
- Ого... - только и сказал я, подвигая от ближайшего стола себе стул и присаживаясь к фотографии.
Подошел капитан. Посмотрел настороженно на меня и я, тыча пальцем в фото, сказал:
- Еще один потерянец. Как тот... из тайги.
Он пригляделся. Спросил, уверен ли я и когда я утвердительно кивнул, без церемоний снял фото в рамке со стены. Обратившись к хозяину, капитан сказал:
- Я когда-то тоже полпредом был. Коллеги были... Позволите сделать копию с вашего снимка на память.
Хозяин не возражал, а когда я узнал, что у них в бухгалтерии есть ксерокс, то мне больше ничего и не нужно было. Меня проводили. Я, вынув фото из рамки, сделал несколько копий, подрегулировав сбившийся автоматический режим, и вернул фотографию на место на стене.
Видно не судьба мне было отделаться от призраков прошлого, решил я, когда мы уже вернулись на работу. Прямо при Алексее я позвонил в управление специальной охраны и попросил дать мне любого, кто может прояснить ситуацию с одним из сотрудников. Я, выделив маркером фигуру моего бывшего армейского товарища, отправил факс и уже через час получил вполне ясный ответ:
- Дали его фамилии имя отчество. - Сказал я Алексею, которому пришлось на отдельный звонок подтверждать запрос: - Сказали уже два года, как работает в УФСБ в Питере.
- Ну что... - сделав жесткое лицо сказал капитан. - Тебе и карты в руки. Свяжись с нашими пусть потребуют временного задержания на основании подозрения в дезертирстве и подлоге документов. И лети туда. Разбирайся. Не забудь выжить, вернуться и мне все рассказать.
Криво хмыкнув на его черные шутки, я пошел собираться в дорогу и отдавать не указания, а просьбы, которые надеялся, все-таки воспримут серьезно. Мою просьбу, а особенно тот факт, что я уже взял билеты и собирался лично убедиться в том, что я прав, отреагировали в питерском УФСБ адекватно. В аэропорту мне отзвонились и сказали, что сотрудник пока находится под контролем вплоть до прибытия меня в северную столицу.
В аэропорту Питера меня встречали. Добротный такой дядька, еле умещающийся в своем костюме. И как он служил то с такой комплекцией, думал я, садясь в его автомобиль.
Когда меня привезли в управление, а через час распития пустого чая ввели моего товарища...
Тот сразу заявил, что меня не знает, и никогда не видел. Я, вспоминая, что он в одном из обходов разодрал себе руку на локте, сказал об этом его начальнику и попросил "друга" закатать рукава. Шрам был на месте. Его арестовал собственный начальник до выяснения обстоятельств. Поселился я прямо в управлении. Внимательно с утра до ночи слушал и смотрел записи допросов этого "человека". Убедительно скотина врал. О том, что, да, действительно они направились за капитаном к полыхающим зданиям. Там было много дыма, он задохнулся, упал, а когда пришел в себя, то никого уже рядом не было. Очень себя плохо чувствовал. Заблудился и вышел спустя неделю, питаясь ягодами и грибами, на трассу. Там его подобрал частник и уже отвез в ближайший город. Возвращаться в часть не желал. Сбежал. Добравшись до дома, скрывался, сменил документы, поступил в школу телохранителей. Купил реальный диплом о высшем образовании, который можно было проверить везде. С набором этих документов и по рекомендации своего старого друга поступил сначала в отдельный взвод охраны, а позже был переведен управление специальной охраны. Это вкратце я расписал. Следователь что проводил допросы, казалось, узнавал то, что было не нужно и могло не пригодится. А как друга звали? А как его маму звали, не помните, а, как и где он учился ваш друг? А работал где? Я уставал от этих ненужных разговоров, не понимая принцип сбора информации этими ребятами.
- Все что он сказал, будет проверяться, - пояснял мне следователь. - Даже самые мельчайшие детали. Я сейчас подготовлю подробные запросы. Завтра уже, так как я выставлю гриф нужной оперативности, пойдут первые ответы. Это будет долгий процесс. Обязательно будет проведено несколько расследований, как он вообще мог к нам попасть без надлежащей проверки.
- Если он врал? - спросил я чисто теоретически.
Дознаватель усмехнулся и сказал:
- Поверьте, у нас все стараются говорить предельно честно. Особенно те, кто знают нас изнутри. Ведь достаточно будет маленькой неувязки, что бы все поставить под сомнение и применить к допрашиваемому несколько другие методы.
- А вы не будите его на полиграфе тестить? - спросил я.
- Нет. Зачем? Если понадобится, то конечно сделаем. Но пока смысла нет. Кстати и вам ждать окончания нет смысла. Возвращайтесь к себе в Калининград. Мы вас уведомим об итогах расследования, если оно не будет засекречено сверх меры.
Ага, знаю я вас, думал я, у вас даже цвет ручки каким допрос записывается и тот секретный... понимая, что я упускаю последнюю возможность хоть что-то узнать, я попросил:
- А вы могли бы мне дать с ним поговорить?
- С удовольствием. - Улыбнулся кротко дознаватель. - Вы поговорите, а я посмотрю и послушаю.
Но разговора не получилось. На все мои попытки заговорить, спросить, и о судьбе капитана в частности этот... просто улыбался. Нахально так улыбался и молчал. В бессилии я спустя полчаса плюнул на это и направился в аэропорт.
В Калининграде я подробно обо всем рассказал капитану и тот только плечами пожал:
- Вся эта история уже непростительно долго длится. Странно, что они тебя и меня еще не "перезаписали".
- Было бы слишком заметно. - Предположил я. - Странно, что они еще твою жену...
Капитан угрюмо посмотрел на меня и я не рискнул продолжать. Но чуть погодя я сказал:
- Я подумал, и ты знаешь... действительно. Действительно странно, что из них нет никого рядом с нами. Нас спасает только постоянное мотание по стране. Причем мы так и не создали себе команды, что бы перетаскивать ее за собой. Только это и спасает, наверное.
Губернатор кивнул и, попросив секретаря нам сделать чаю, спросил:
- Что будешь делать? Я-то сам понимаешь, прикован к креслу. Твое отсутствие я еще могу прикрыть, но мое никто не прикроет.
- Мне надо как-то получить данные о других таких же закрытых районах. - сказал я.
- Глупо. Во-первых, их в стране дохренища... нет, даже больше чем дохренища. Полигоны, спецлагеря и прочее. Во-вторых, это сведения, составляющие государственную тайну. К которой, ты заметь отношения не имеешь.
- Допуск-то у меня как у тебя. - сказал я наивно.
- Ну, и спросят тебя, на кой черт тебе нужны данные о полигоне в Карелии или на Новой Земле? Ты хоть подумал, что отвечать будешь? - Насмешливо спросил меня капитан. - Это как минимум подозрение в шпионаже. Причем шпионаж не в пользу Гондураса повесят. За Гондурас не посадят... побояться, что засмеет общественность. Но на турецкую разведку, с которой мы общались в Крыму, вполне могут сказать.
- У меня ни одной идеи в голове не осталось. - Признался я. - Была масса, но с твоим подходом ни одной нет больше.
Довольно кивнув чему-то, капитан сказал:
- Вот и отлично. Давай тогда работать. Я тебе там документы по бывшим пионерлагерям в кабинете оставил... займись ими. Подключи прокуратуру. Кто-то у нас лагеря увести нагло хочет и продать. Найдите этих уродов и объясните им, что лагеря еще стране будут нужны, а они с таким подходом к имуществу не нужны никому.
Я только взор к потолку поднял.
- Балин, ну надо же теперь еще и лагеря.
- Дети наше, прошлое, будущее и настоящее... - поучительно сказал губернатор, "ныряя" в бумаги на столе. Поглядев на меня в прострации смотрящего вверх, он скомандовал: - Работать! М-арш! Нехрен рассиживаться.
Лагеря мы отстояли... местное самоуправление в полный рост получило втык и надолго забыло, как таким "макаром" распоряжаться подобным имуществом. Как раз после всей этой головомойки мне и позвонили из Питера и обрадовали:
- Подследственный совершил успешное самоубийство. Ведется следствие. Ищутся те, кто ему помог.
Узнав о таких делах, Алексей сказал:
- Ну раз они людей не жалеют... то и их жалеть нечего. Будет шанс - сочтемся. Лично объясню им принципы антигуманного поведения на их собственном примере.
- Интересно как это будет выглядеть? - Задумчиво спросил я. - Мучить ты же все равно человеческое тело будешь.
- Я и "мучить" это из разных областей. - Уверенно сказал капитан. Подумав, он добавил: - Я еще не знаю что сделаю. Но я придумаю. Ты не переживай. Кто из нас гений!?
- Я. - Сказал я нескромно, и Алексей только скривил усмешку.
Но на контакт первыми вышли не мы.
Ближе к середине осени, как раз после тридцатичетырехлетия Алексея, когда в Калининграде было еще очень тепло, а на камчатке уже вовсю жгли топливо что бы согревать дома, мне позвонили и я, взяв телефон, услышал довольно приятный женский голос. Голос тихо и скромно поведал мне о том что наше поведение не оставляет выбора, кроме как провести некие переговоры. Для переговоров подойдет любое выбранное мной место, кроме казематов ФСБ разумеется. Хмыкнув, я назначил встречу в ресторане на взморье. Это устроило женщину и я, пожелав хорошего дня, стал собираться. Забрал оружие из сейфа, попросил губернатора отдать мне его телохранителя, который откровенно скучал без дела и, предупредив, куда еду направился к морю.
В ресторане было немало народа. Я удивился, сколько людей может себе позволить посередине рабочего дня поехать в ресторан и вкусно пообедать. Но меня узнали и предоставили ранее для кого-то зарезервированный столик. Телохранитель сел бочком у стойки и поглядывая с улыбкой на зал цедил из большого стакана сок. До встречи оставалось минут десять. Я попросил дать мне кофе и шоколад. Официантка удивилась. Я не стал объяснять, что у меня с детства этот набор активирует внимание, заставляет собираться и улучшает временно работу мозга. Сказав, что это все, я отправил ее за заказанным. Я и кофе успел выпить и шоколадку съесть, когда в ресторан вошел еще один посетитель, которого я узнал сразу. Я даже поднялся. Телохранитель не спускал с него глаз. Я ожидал, что на встречу придет говорившая по телефону женщина, но пришел третий потерянец... Капитан-казах.
И какой же глупой была наша встреча. Он прошел, протянул мне руку, я рефлекторно пожал ее и предложил с улыбкой садиться. Он сел и сразу же стал расспрашивать меня, как и что со мной было с того момента, как мы расстались с ним когда-то. Да еще так буднично... я и рассказывал. Рассказал как на его место прислали лейтенанта, как мы с этим лейтенантом свалили со службы, как потом устраивали переворот в Крыме с найденышем... И только когда речь пошла о том как от нас Женька ушла я запнулся...
- Но ведь вы не он... - сказал я с упреком, словно он в чем-то меня обманул.
- Ну, как не он? - хмыкнул казах. - Его память во мне.
- Только память? - сказал я разочарованно.
- Человеческая память хранит не только мысли рассуждения, образы. Она хранит и отношение к чему или кому-либо. Чувства. - Пояснил капитан-казах и заказал себе тоже кофе и пепельницу. Закурил и спросил прямо, как спросил бы тот... человек: - Что будем делать сержант? Или тебя лучше вице-губернатором звать?
- Хоть Ванькой... - пробурчал я. - Только в печь не сажайте.
Казах усмехнулся очень по-человечески и спросил:
- Ты думаешь, я угрожать тебе пришел? Нет. Мы не угрожаем. Если человек не понимает своего места, то ни угрозы, ни даже разъяснения не помогут. Не станешь же ты учить барана, что его место вот на этом участке поля. Конечно, ты его сможешь выдрессировать. Но смысл какой? Что бы он там сдох, объев всю траву кругом? Проще сразу... и животное не мучается и тебе хлопот меньше.
- А вы ведь нас без шуток за зверье считаете... - Сказал я, глядя, как он отпивает из принесенной ему чашечки кофе.
- Нет. Не всех. - Поспешил сказать казах. - У нас действительно есть партнеры, с которыми мы ведем дела на равных. Или почти на равных. Наши интересы совпадают.
- Загнать всех в стойло? - спросил я.
- Это-то как раз легко. Сменил прошивку и готово. Нет, в смысле не совсем легко, поколений двадцать понадобится, чтобы новые гены от стартовых групп прочно укрепились в каждом индивидууме на планете. Но проще, чем та задача, которая перед нами стоит.
- А какая задача?
- Нужно не просто загнать в стойло. Нужно сохранить качественный разум, но который бы не стремился выйти за пределы ограничений. Сейчас вы слишком бурно развиваетесь. Это результат окончательно вступившей в силу четыре сотни лет назад прошивки. До этого она почти тысячу лет кочевала от одного носителя к другому. Разобщенность была слишком велика для полномерного и быстрого охвата популяции. - Казах посмотрел на меня оценивая, понимаю ли я его, и продолжил: - А что бы добиться этого, надо просто переориентировать человеческие сообщества не на внешнюю экспансию и соревновательный дух, а внутрь себя или хотя бы топтание на одном месте. Я не говорю об отдельных индивидуумах, которые все равно будут вопреки приказу делать свои дела, но общая масса популяции должна заниматься тем, что ей сказали. Наши партнеры самостоятельно хотели построить подобную систему по всему миру и выбрали для этого надежные, проверенные, экономические методы. Мы лишь теперь подсказываем им дополнительные способы, пути и методики достижения целей. Так что закабаление человечества индивидуумами или отдельными сообществами это вопрос просто решенный. Уже решенный. Теперь, на данном этапе, происходит историческое укрупнение социальных образований новых рабовладельцев. Я понятно изъясняюсь? Этот процесс принесет, кстати, пользу и самому человечеству. Объединенное под несколькими, а в идеале под одним пастухом, вполне сможет сообща решить даже такие грандиозные задачи как покорение соседних планет, может быть даже систем звездных.
- А ваша роль во всем этом? Ваши цели? Почему вы готовы все отдать каким-то людям? - спросил я, стараясь не сравнивать его речь с остаповской в деревне Васюки.
- Как отдать? - изумился казах. Подумав, он понял и рассмеялся негромко: - Пастух не хозяин! Он такой же, как и все. Надсмотрщик, если тебе так будет угодно. Но с которым у хозяина отдельный договор.
- Но для чего мы-то вам?
- Первоначально были другие цели. А нынешние. Пока не стоит о них. Ты не на том уровне в социуме, чтобы адекватно их воспринять. Ты еще считаешь себя, таким как все. Вот когда ты оценишь собственную исключительность... - он натужно засмеялся: - Тогда и мы, наверное, ее оценим.
Я задумался, разглядывая его ничуть не постаревшее лицо.
- Как вы остаетесь молодыми? - спросил я, наверное, слишком зло.
Казах этого не собирался скрывать.
- Вы программируемые существа. От низкого - генного уровня, до высшего через сенсорику и нервную систему. Вами всегда управляет ваша программа. Ваше сознание ее часть. Ваш мозг - управляющий процессор для обработки этих программ. Не всех разумеется. К примеру, программы низкого уровня вам не подчинены. Старение или как это более точно выразить циклы обновления клеток это тоже программа. Работающая как ты понимаешь по кругу, пока не пройдет заданный последний цикл. Как только за пульт вашего тела... садится оператор, необходимость в некоторых программах отпадает, а некоторым принудительно прописывается более длительный срок существования. Вот и все.
- А зачем программа старения вообще нужна?
- Прошивка, все дело в ней... - сказал казах, но, видя не понимание, пояснил: - На Земле не должно быть одновременно хомо сапиенс и других человекоподобных. К примеру хомо эректусов. Конфликты между ними были бы неизбежны. Незапланированные конфликты между рабами плохо сказываются на бизнесе хозяина. А по сему прошивка с генами передается следующим поколениям. Старые поколения отмирают, и в итоге мы видим унифицированное создание.
- Ага. Вы это неграм расскажите. - Съязвил я. - Унифицированное. Или китайцам.
- А что с ними не так? - поинтересовался казах. На мое пожатие плечами он сказал: - Просто что бы не потерять всю популяцию разные варианты прошивок ставят на отдельных группах. Потому что пока прошивка не вошла в полный цикл, и мы не увидели ее плоды, ведется более тщательный контроль. А сейчас... просто идет рутинная работа. Мы помогаем одним. Они работают на нас, получается. И все медленно, но верно движется, куда нам надо.
- А в итоге вам надо власть над всеми нами?
Казах удрученно посмотрел на меня словно разочарованно и сказал:
- Власть нужна тому пастуху, который вас будет выгуливать. А нам власть не нужна. Нам нужен только порядок в стаде. Потому что даже тебя в течении одной минуты я могу подчинить раз и навсегда просто голосом. Просто Словом.
- Это я знаю. А почему не делаете этого?
- Потенциал у вашей парочки огромный... - неопределенно ответил казах и добавил: - Но это не значит, что мы будем с вами о чем-то сейчас договариваться.
- Пока недостойны? - с насмешкой спросил я.
- Не так категорично, но в целом верно. Рано еще. - Сухо улыбнулся казах.
Я с минуту подумал и сказал:
- А я знаю, почему вы ничего не делаете против нас. Мы по сути ведь исполняем вами задуманное. Наводим порядок в этом стаде чиновников. И не только...
Казах, подумав, кивнул неуверенно, но заметил:
- И еще, потому что мы с вами уже работали. И считаем, что как партнеры по исполнительности вы хороши.
- Вы про крымскую компанию?
Казах кивнул и допил свой кофе. Потом поднял свой взор на меня и с улыбкой спросил:
- Я был с тобой предельно откровенен. И прошу ответить мне тем же. Что бы у нас зародилось понимание. - Я, глядя в сомнении на его улыбчивое лицо, кивнул и он спросил: - Каковы ваши планы. И твои и твоего друга губернатора. Он еще желает верховной власти в стране?
Пришлось кивнуть.
- Он понимает, что даже ближайшие десять лет его никто не подпустит к ней?
- Мы хотим рискнуть через четыре года...
- Вы провалитесь и похороните карьеру губернатора. Никто не простит вам этой попытки. Да вы знамениты в стране. А некоторые регионы в ней можно сказать ваши... Крым, Камчатка, частично Калининград. И даже центральный округ, где вы только на побегушках были... вас там тоже помнят. По стране от вас за это время осталось смутное воспоминание, завоевателей Крыма.
- Мы просто не вытянем еще восьми лет экстремального сожительства с этой чиновничьей братией. Такой скорпионник! - Признался я сам за себя.
- А себя вы таковыми не считаете? - усмехнулся казах.
И я признался:
- Уже скоро начну. Любимая песня у меня теперь Тимура Шаова "Верните, твари, оптимизм!". Уже никому и ничему не верю. И вам не верю. Вы мне улыбаетесь, а видите перед собой этого... как его... биоробота. Или барана. Не знаю, что менее оскорбительно звучит в ваших глазах.
- Я вижу перед собой человека. - Сказал серьезно казах. - Просто человека. Ты устал и запутался. Ты видишь в нас врагов, хотя, по сути, и вы и мы хотим упорядочить этот сброд вокруг. А потому... давай сделаем передышку. Ты не будешь выявлять и сдавать наших специалистов, а мы честно не будем обращать внимание на ваши дела, а при случае еще и поможем. Это не сделка. Это просто джентльменское соглашение.
Я искренне задумался и высказал непонятно как вообще пришедшую в голову идею:
- Я хотел бы обсудить этот вопрос с Женей.
- Это кто?! - удивленно смотрел на меня казах.
- Та... то, да блин, короче с кем мы работали в Крыму в одной команде...
Понимающе казах покивал и на полном серьезе сказал:
- Ну, давай через месяцок. Раньше она не вырвется. У них денежная интервенция в Азии. Хотят немного остановить Китай. Утомили за пятки цапать.
Я не понял, что он имел ввиду, а он не стал пояснять. Поднялся, пообещал связаться, когда наступит время и, попрощавшись, вышел из ресторана.
Телохранитель, успокоившись, снова расслабился и я, поднимаясь, кивнул ему. Пора было ехать обратно. Делится впечатлениями.
После работы, сидя у меня дома на кухне Алексей сказал:
- Значит у нас таймаут месяц. Хорошо. А потом ты с Женькой встретишься.
- А ты? - спросил я.
- Нет. - Закачал он головой. - Мне есть чем рисковать. Не хочу лишиться тела шляясь по таким девицам.
- О как. - Сказал изумленно я. Но в принципе я его понимал. Он давно говорил, что предпочел бы вообще обо всем этом забыть. Больше того однажды он признался, что если бы не люди видевшие с берега как Евгения спокойно общалась с "фигней разноцветной". Если бы не ночной странный выезд и полет на украинском отчего-то вертолете, он бы и не верил мне. Не смотря, ни на что бы не верил. И труп бы он посчитал "просто хорошо сохранившимся" с той поры. И Женя была для него просто бы хорошим оратором. И даже покончивший с собой второй мой пропавший сослуживец. На все бы у него нашлось реальное рациональное объяснение. Мне было немного обидно от его слов, но я понимал его. Я бы сам при известной доли фантазии все бы смог подогнать под нечто обычное. А что у меня разговоры такие странные с людьми происходят... так мало ли на свете шизофреников, да и сам я слаб на голову. Переутомился.
Я действительно встретился через месяц с Женей, но не в Калининграде, а в Москве, куда меня вызвали для вдумчивого общение со старым большим Боссом. После его жалоб что он просчитался в приемнике он спросил довольно веско: Хочет ли Алексей попробовать? Пока у старика есть связи, пока телевидение не получило запрет на пиар калининградского мэра. И пока есть влияние в правящей партии...
Я опешил. Я попытался ему сказать, что мы собирались только к следующим выборам начать этим вопросом заниматься. Но, покачав головой, большой Босс заверил меня, что к следующим выборам у него не останется ничего и никакого влияния в стране. Это сейчас народ, услышав его, что четыре года растеряны бездарно, послушает и задумается. Это сейчас народ поймет его разочарование приемником. Но потом все.
- Пока меня еще считают идеалом президента... надо вложить эти крохи в кого-нибудь более толкового и молодого. Ни одна национальная программа не сдвинулась с мертвой точки пока этот придурок у руля! - Вскричал старик, и я невольно поморщился. Уже чуть успокоившись, он сказал: - Ни одна. Все чем он занимается это бесполезной борьбой с мышами... он сторожит свою миску молока, боится, что его кто-нибудь подвинет. А надо делом заниматься. Собаки пусть лают, караван ДОЛЖЕН идти! Иначе нахрена эта власть вообще нужна, если НИЧЕГО не делать!
Старик разошелся в тот вечер не на шутку. Его секретарь несколько раз приносил успокаивающее, и я был откровенно удивлен тем, что тот так состарился за время на пенсии. Если упустить время, то этот Союзник с большой буквы, просто умрет.
- Вы многое сделали для страны. - Сказал большой Босс. - Сделайте еще малость. Заберите власть у идиота! Власть сама выбирает вас. Спасите страну от стояния на месте. Если страна, такая как наша, не будет двигаться вперед, весь этот колосс завалится и разобьется. Нельзя стоять. Люди должны чувствовать, что жизнь бьет ключом не только по телевизору, но и вокруг себя.
Он долго меня убеждал еще, хотя я думал совсем об ином. Если нанести такой рубящий удар. Всей мощью. Всей рекламой и поддержкой правящей партии... не схватит ли Алексей снова пулю, но на этот раз в голову?
Я уехал, обещая, что на следующий день передам старику ответ от губернатора. Добравшись в гостиницу, я отпустил охрану надеясь, что пока еще никто не собирается меня в гостиничном номере на тот свет отправить. Я долго не спал в тот вечер несколько раз звонил Алексею и только намеками говорил, что старик плох, что он беспокоится за дела, которые начал... Что он несколько недоволен тем, что происходит. Моему другу хватило мозгов понять меня и не вызывая подозрений отвечать.
Это было нечто. Я лежал совершенно в смятении и думал что вот наш шанс. Может быть последний. Но почему все это так похоже на переворот, а сами мы слишком смахиваем на мушкетеров короля, спешащих уничтожить любовника королевской фаворитки. А фаворитке - Власти, похоже было до фени кто с ней в постель ляжет. Как кажется и народу. Президент может быть, кем угодно, вспоминал я слова Алексея, только не блядью. Что ж быть политическим убийцей еще не стать развратной девкой, решил я.
Вскочив с постели, я стал ходить по комнате. Я судорожно продумывал план, как и где, найти преданных репортеров, операторов, которые смогут заранее отснять пиар ролики с различных мероприятий, где герой крымской компании и спасения камчатских замерзающих будет выглядеть суперменом. В памяти всплывали имена тех, кому мы помогали, поднимались из глубин люди обязанные нам всем, положением, званием, деньгами. Мы с капитаном по сути дела НИЩИЕ помогли заработать массе народа неплохие состояния. Пора отрабатывать, господа! Пора отрабатывать. Знаю, что вам это не понравится. Знаю, что будут и те, кто предаст. Но мы нежно... на мягких лапах. Прося, а, не требуя... мы придем спокойно и убедительно. Мы будем вежливы и корректны. Мы пообещаем продолжение банкета! И мы даже выполним обещания. Президент не может быть балаболом правда? Моя голова медленно начинала некстати болеть от нестерпимых параллельных потоков осмысления того, что нам предстоит. Я в тот вечер думал не в одну не в две, а в десятки голов. За всех и сразу. Я думал за противников и друзей. Я планировал мероприятия, словно я снова был там, в Крыму и от того, как я обеспечу транспорт зависело, что будет жрать добровольческая армия на Перекопе. Остервенело я, чуть не рвал себе волосы, борясь с грядущими проблемами, словно они уже встали передо мной. Я достал бумагу и, не веря своим извилинам, стал рисовать схемы. Десятки листок укладывались обратно в дипломат исписанные и исчерканные планами и схемами. То, что обязан был делать штаб, приходилось делать в одиночку. Но я смог это. Я отработал стратегию и теперь нужны были люди. Кадры снова решали все. Где-то нас поддержат уцелевшие после чисток кадры старика. Правящая партия даст контроль над агит ресурсами. И я даже за Алексея распланировал, чем с ними расплачусь. Осталось только удивить этим самого губернатора. Остальных людей предстояло к представлению вытаскивать из провинций и тех мест, куда их заслала добрая воля текущих властей.
Я еще был перегружен мыслями, образами и идеями когда мой телефон зазвонил и я, посмотрев на часы, была четверть четвертного, с нескрываемой злостью поднял трубку.
- Да! - рявкнул я в трубку, сам краснея от своей несдержанности.
- Ути-пути, как страшно. - Сказал самый милый мне голос на планете. - Я в Москве в метрах... ээээ... ста от тебя. В ночном баре. Сразу напротив выхода из гостиницы. Выйдешь?
Я, справившись с осипшим голосом, сказал:
- Конечно.
Я увидел ее сразу как вошел в бар. Во всем заведении было не больше семи посетителей. Сложно было бы ее с кем-нибудь спутать. Она не поднялась мне, навстречу, хотя я очень желал этого. Она спокойно улыбнулась, снова удивляя меня чернотой своих глаз, и указала, что бы я присаживался. Я сел напротив нее и она подозвала официанта. Отказавшись от любого алкоголя, я хоть и не хотел, но попросил кофе. Сидя в молчании, друг напротив друга мы, кажется, не знали о чем говорить. Я рассматривал ее неизменившееся лицо, а она не поднимая глаз, играла с мобильным телефоном на столе, вращая тот указательным пальцем. Самое глупое, что можно было спросить, спросила именно она:
- Скучал?
Ну, и самое искреннее, что за тот вечер было сказано, было сказано мной:
- Очень.
- Это хорошо. - Кивнула она. - Мне передали, о чем с тобой говорили. Если что-то непонятно я поясню.
Совершенно не желая говорить о человечестве, о них, о проблемах скотоводства в условиях отдельно взятой планеты я спросил:
- Ты где хоть пропадала?
Пожав плечами, она ответила:
- В США была. В Канаде. В Британии. Потом на перезапись уходила. Сохранила результаты и в Китай. В Китай без сохранения ехать "работать" нельзя. Не факт что выберешься оттуда.
- Но у тебя все получилось?
Она неопределенно кивнула и замолчала, не желая пояснять.
- К нам на долго? - спросил я
- Сейчас с тобой поговорю и на самолет в Германию.
- Ты не скучно живешь...
- Я заметила вы тоже не скучаете. - усмехнулась она но уточнять что имела ввиду не стала. Вместо этого она спросила: - А ты чего не женился как Леша?
- Тебя жду. - Сказал я с усмешкой. Это ее повеселило. Она в голос засмеялась, привлекая внимание официантов и посетителей. Успокоившись, она сказала: - Слабо себе это представляю.
- Зато у меня с фантазией все хорошо. - Объявил я и начал перечислять: - Поедем, познакомлю тебя со своими родителями. Если они тебя не забракуют за надменность, так и быть, женюсь на тебе. В свадебное путешествие я повезу тебя в Италию. Хочу вместе с тобой проехать по городам, историю которых я знаю лучше, чем аборигены. Обязательно заедем на Сицилию. Как из этого острова Рожером и его предшественником была сделана держава, для меня до сих пор загадка. Хочу посмотреть на юге Италии остатки монастырей. В общем, в Италию. Оттуда поедем в Калининград. Чудеснейший город. Я куплю нам квартиру. Капитан накинет, если что. Буду работать в губернаторстве. Тебя тоже на работу устрою, чтобы ты воочию убедилась, что люди это люди... когда родишь мне сына... ну или дочку, будем долго придумывать ему или ей нормально человеческое имя. Потому что ваши имена, судя, по-твоему, не выговариваются абсолютно...
Я еще много чуши наговорил пока она сидела улыбалась мне. Но на самом взлете моей фантазии она меня оборвала...
- А что в старости делать будешь? Ведь я такая и останусь.
Если она думала сбить меня, я ей этого не дал.
- Ты будешь выгуливать немощного старика, прикидываясь его внучкой.
- Веселая перспективка. - фыркнула она. - Я, пожалуй, еще подумаю над твоим предложением. На то, чтобы жить с биороботом нужно решиться... А что бы его в старости выкатывать на прогулку нужно быть немножко извращенкой.
Я горько засмеялся, ну, а что тут еще скажешь...
- А ты это тело освобождать не собираешься? - спросил я ее. - Я бы с ней после тебя познакомился. Может и понравился бы ей вице-губернатор нищий.
Задумавшись, она кивнула, что все может быть.
- Но я не скоро еще закончу свои дела. Подождешь лет двадцать пять пока в новом поколении проснуться навязанные стереотипы?
Я прикинул и отрицательно покачал головой. Слишком старый я к тому времени буду, думал я. Она с усмешкой сказала:
- Я ничего не забыла. И как вы меня вытаскивали тоже. Умирать даже зная, что твое сохраненное сознание продолжит жизнь все равно страшно. Особенно нам. Так что не обижайся, если тебя чем-то обидела. Я не со зла... ну, считай что вот такая у меня просто натура сволочная. - Подумав, она посмотрела на часы на телефоне и сказала: - У меня час остался на разговор с тобой... потом надо будет уже торопится. Спрашивай, если хочешь и о чем хочешь. Что смогу отвечу.
Я подумал над вопросом, прежде чем задать его. Я очень хорошо подумал. Из всех выстраданных мной вопросов этот был самым важным для меня. Он давал бы не просто ответ. Он оставлял надежду на независимость:
- Как случилось, что вы потеряли контроль над нами?
Она задумчиво поправила локон, убрав его со щеки за ухо, и сказала спокойно:
- Следующий вопрос.
Мне не надо было говорить, что она не ответит на него. Я уже понял по ее голосу. И я задал другой тоже давший бы многое мне:
- Для чего мы вам. Сначала от нас хотели одного, теперь другого. Какие цели?
Женя поджала губы и покачала головой. Я вздохнул и сказал:
- Спасибо что приехала. Мне действительно хотелось тебя увидеть. Езжай в аэропорт. На вопросы ты все равно не отвечаешь. Только свое время тратишь на... на такого как я.
Она поднялась и сказала прощаясь:
- Я скоро снова буду в России. Меня переведут на это направление. Мы встретимся и, если тогда это будет возможным, и ты станешь... другим... я все тебе расскажу. А пока ты не поймешь и просто испугаешься.
- Да мне и так страшно! - Сказал я, сжимая кулак. - Нет, и не было ничего страшнее неизвестности!
- Есть, конечно! - Сказала она, надевая свои дурацкие темные очки. - Страшнее неизвестности только правда. Неизвестность дает надежду. Правда, оставит тебя без надежды вообще. Я скоро приеду.
Она послала мне воздушный поцелуй и быстро покинула бар....
Я никогда и никому не расскажу, как за полгода до выборов началась бредвыборная бойня. Не предвыборная гонка, а именно так как я сказал. Только угроза импичмента в случае выбора на второй срок, заставила президента отступится от тех мер, которые он наметил и начал претворять в жизнь. Все убранные им в одночасье чиновники были восстановлены. Вся грязь, которую пролили правительственные каналы на нас с Алексеем и на старого большого Босса с парламентом, обернулась против президента. Ибо быть девственницей в борделе невозможно. И ему те же подставленные под удар Генеральной прокуратуры каналы теперь припоминали уже его прошлое. Страна впала в тихий ступор. И во всем этом говне появляемся мы с Алексеем уже все в белом... Пешки уверенно шли к последней линии на шахматной доске. И пешки двигала рука старого и матерого большого Гроссмейстера.
Результаты от ГАС - "Выборы" мы с капитаном, его женой и массой наших сторонников ждали не в пресс-центрах или в нашем предвыборном штабе. А во дворе дачи нашего патрона. Из журналистов были только "наши", которые на загадят волнующий момент и снимут нас как надо. Огромный экран показывал прямой репортаж из избиркомовского ведомства. И спасенный нами от расправы действующим президентом глава избиркома довольно улыбался, видя сразу и значительный рост голосов, отданный за нас на Дальнем Востоке. Дальше проценты пошли хуже, пока не добрались до европейской части России. И последним аккордом добившим наших оппонентов стал предварительный подсчет голосов в теперь уже моей Калининградской области. На время отпуска капитана вся власть в области перешла мне и я беззастенчиво пользовался своим влиянием и до последнего сопровождал все наши агитгруппы. В Москве с агитгруппами поднимался на сцену сам Алексей.
Эксит-пуллы сообщали, что все идет как надо. Наши сторонники в регионах говорили, что все будет Окей. Фээсбэшники в голос орали, что страна за нас. И только мы с ним до последнего не верили, что мы победим.
Когда объявили результат, сил радоваться, просто не осталось. Мы давили улыбки получали поздравления. Алексей просто был поглощен толпой журналистов, которые требовали первое слово победителя. Катя, оставив ребенка в глубине дома, тоже думала не о победе, а о том проснется дочь или нет от такого гвалта. Большой Босс заставил расступиться толпу и объявил еще раз:
- В первом туре пятьдесят четыре процента. Это победа. Окончательная! Настоящая! - Он обнял своего "крестника" и уже на ухо тому сказал: - За четыре процента тебе еще кровь попортят! Держись...
Наверное, впервые в жизни большой Босс ошибся. Помня наши шашкомахательские замашки и мстительность подлецам с нами никто просто не захотел связываться. Результаты были подтверждены протоколами с мест и...
Все.
Через неделю, я был отстранен от власти в калининградской области. Через две недели офицеры федеральной службы безопасности контролировали мой принудительный отъезд в Калугу. Мне объяснили, что до особого распоряжения из Кремля мне запрещено покидать город.
Сказать, что я был несколько подавлен происходящим, было ничего не сказать. Я тяжело пережил тот месяц, и только когда успокоился смог взглянуть на все с другой стороны. Да, как человек я был возмущен. Я был просто раздавлен. Но как историк я этот шаг понял и вполне оценил. Грамотный был шаг, если честно. Устранив меня с моими невысказанными интересами от любой власти вообще, капитан спокойно и без сопротивления влился в ряды правящей партии, став ее знаменем после создавшего ее большого Босса. Как бы партия отреагировала на меня в своих рядах сложно сказать, но было бы странным, если бы она потерпела дележ портфелей в котором бы участвовал я... Устранив меня от власти всецело отдавшись на помощь партии Алексей на мягких лапах прибрал и ее к рукам. А то что все было спланировано мной... Ну что ж. Так получилось...
Я не верил, что все так и закончится. Должно было бы быть продолжение. И гуляя улицами моего родного города, я думал только об одном: успею я свалить за рубеж или нет. Судя по постоянному наблюдению, меня бы в соседнюю деревню не отпустили.
Я ничего ни у кого не просил. Я получал вполне приличную пенсию из Крыма. Я катался на отцовской машине, которую ему когда-то давно купил. Я был тридцачетырехлетним абсолютным бездельником. Связываться с Алексеем и требовать объяснений было глупо. Мы ведь не дети, все поняли. Моя популярность лишь немногим уступала его и держать такого конкурента внутри партии, даже среди друзей было бы большой глупостью. А Леша хоть и оставался в голове лейтенантом, зато теперь вокруг него были "генералы" политики. И думаю, к тому, что меня убрали за задворки, приложил руку и горячо мною любимый большой Босс. Старику я, может быть, и нравился, но фаворит у Власти должен быть один. Никогда в истории не выживал триумвират. Никогда в истории ничем хорошим не кончалось наличие у власти двух людей. Так что все было правильно. А я... а мне оставалось найти себе занятие. И наконец-то просто по-человечески отдохнуть. А то мало ли куда дальше меня зашлет суровая воля Истории. Лишь бы не сгноили в лагерях, и не отравили втихаря дав повод искать внутренних и внешних врагов.
А ведь убить меня и начать охоту на ведьм - гениальный шаг, со вздохом пришел я к выводу. Как сразу общество-то консолидируется. А когда мою смерть спихнут на бывшего президента или на его людей, что еще тусовались где-то, так это вообще сказка... Разом от стольких проблем отделаться, это был бы большой соблазн. И я не уверен был, что Алексей или его "генералы" откажутся от такого.
Меня успокоил звонок большого Босса.
- Злишься? - спросил хитрый старик.
- Уже нет. - Усмехнулся я. - Все ведь понятно. Осталось только дождаться, когда за мою смерть еще кто-то головы сложит. Их да, жалко...
Старик хрипло посмеялся и сказал:
- Никто из тебя мученика революции делать не будет. Все равно неделя - три и остатки подчистим. Они как кролики перед удавом, как и ты, сидят своей участи ждут. Но они хоть боятся для приличия, ты, я смотрю, даже страх потерял.
Большой Босс откровенно издевался. На что я ему честно сказал:
- Тоже мне, испугали ежа голой жопой. Я Крым прошел, я все ваши жернова власти прошел... не страшно. Я многое успел. Больше чем другие. Мне не стыдно. Да и посадить меня не за что. А убивать, как я понял, вы не собираетесь.
- Мне не нравится твое настроение. - С усмешкой сказал старик. - С такими настроениеми становятся предателями. Давай приезжай ко мне. У меня есть к тебе разговор. Если наш президент сможет незаметно улизнуть, то присоединится, если нет, то тебе и меня выше крыши будет для осознания собственной исторической важности. Жду.
Меня отвезли к старику и я провел у него неделю обсуждая дальнейшие планы этого деятельного человека. Он был не скромен. Ему был нужен мир, желательно весь... Для этого ему была нужна богатая, сытая и готовая к экономическим войнам страна. Я только головой качал. Если бы этого старика видела Женя и сказала, что он тоже баран из стада... я бы первый раз в жизни нагрубил женщине. Это был еще тот хищник.
- Я точно не успею... но вы успеете. - Заверял он меня. - Все возможно. Все реально в этом мире, где все покупается. Я не знаю, кто придумал сделать этот мир таким продажным. Но ему надо поставить памятник. Мы не будем ни с кем воевать. Мы просто кого надо купим. Если понадобится, то оптом страны вместе с жителями.
- Бабла не хватит. - Сказал я тогда ему хмуро.
- Это ты просто не видел в действии картельный сговор и отказ в поставках газа и нефти в Европу нами и ОПЕКом. Норвеги сдохнут всех кормить, как и Африки на всех не хватит. А с мусульманами мы договоримся. Китай у нас все купит и даже больше чем все. Так что, игра только начинается! Но мы должны иметь хороший жирок для таких маневров. И хороших друзей. Жирком займется президент, а ты займись "друзьями". Ты хоть еще дружить умеешь...
Я косо посмотрел на него от этой "похвалы", но ничего не сказал.
Новая часть моей жизни начиналась, а я так и не отдохнул еще от старой...