Грязный, оборванный мужчина, внешности, которая даже с учетом черных масляных пятен непонятного происхождения на его лице была далеко не христианской, навязчиво требовал денег. Казалось бы, странно, смысл, произносимых им слов был просящим, но интонация повелительной требовательной. Когда я не обращая внимания, попытался пройти мимо, он стиснул мое плечо, побуждая развернуться.
- Помогите Христа ради! - настойчиво крикнул в лицо нищий, обдав перегаром гнилых зубов.
- Нет, - коротко сказал я, глядя прямо в глаза. Нищего это не смутило.
- Ради Христа!!!
- Тем более.
- Ты не веришь в бога да, десять рублей жалко да?
- Жалко.
- Сука, падла, тварь, будь ты проклят п--ор. Что б твои дети...
- Перекрестись.
- Что? - удивился нищий, не встретив отпора.
- Если ты перекрестишься, я отдам тебе все деньги, которые у меня с собой.
Нищий сразу подобрался, в глазах возникла неуверенная хитринка.
- А если у тебя с собой вообще бабла нет, я что как придурок перед тобой руками махать буду?
- Этого хватит? - я демонстративно достал из кармана брюк смятую пачку сторублевок и несколько тысячерублевых купюр. Терпеть не могу кошельков, вот и приходится каждый раз выуживать из карманов непонятную мешанину из мелочи, бумажек, носового платка и мятых денег.
Нищий придирчиво осмотрел ладонь с зажатыми деньгами.
- Добавить бы надо, я перед тобой ведь клоунадничать буду, это значит, ты меня как личность унижаешь, достоинство мое топчешь, веру мою деньгами своими пог... - "погаными" хотел сказать он, но не посмел. - Покупаешь одним словом, - с трудом закончил нищий.
- Не хочешь как хочешь, - пожал я плечами, отводя от его носа ладонь. Глаза бомжа пристально следили за рукой, кадык дернулся, сглатывая слюну.
Его правая рука истово коснулась лба и остановилась, намертво прирастя, сложенными в шепотку пальцами к голове. Все тело нищего напряглось, сухие мышцы на руке посинели толстыми венами, но кисть так и осталась у лба.
- Что ты сделал тварь!? Что ты со мной сделал!!? Что с моей рукой!!? Отпусти, отпусти тварь! - заорал он на всю улицу.
Давно наблюдавшие за нами попрошайки всполошились, одни решили ретироваться на территорию монастыря, другие наоборот придвинулись ближе, что бы лучше насладиться бесплатным спектаклем или чем черт не шутит - поживиться, жизнь на улице штука такая брат, здесь варежкой хлопать нельзя, затопчут.
По лицу нищего катились крупные капли пота, он уже не пытался отодрать ставшую чужой руку, лишь губы продолжали исторгать сквернословия.
- Ты не прав сын мой.
Из ворот монастыря вышел монах в черной рясе и перекрестил несчастного. Нищий, обретя власть над конечностью, не делая даже попыток поблагодарить, жалобно всхлипывая, кинулся прочь.
- Не отец ты мне, - спокойно я ответил батюшке. - Твой монастырь за спиной, здесь другой устав.
- Мой монастырь всегда со мной сы... заблудший путник, за моими плечами. Пройдемся? - предложил священник, приглашая в храм. - А то здесь не удастся поговорить по душам. И так ты дал слишком много ненужной пищи пастве, за тобой придется очищать.
- А стоит ли?
- Очищать? Видишь ли...
- Нет, говорить по душам?
- Стоит.
Я не таясь, пристально вгляделся, в его глаза и чуть было не передернул плечами от омерзения. На меня смотрел добрый, открытий человек, в серых глазах читалась понимание, участие, готовность помочь и всепрощение. В уголках век застыли веселые морщинки, располагающее к себе. Именно такие глаза бывают у самых грязных ублюдков. Умом я понимаю - вряд ли батюшка желает мне зла, что эмоции в его взгляде могут быть искренними, но слишком сильно меня были в душу, слишком сильны воспоминания о таких же честных любящих глазах.
Казалось, батюшка заметил гримасу, его лицо стало печальным. Он нервно провел пальцами по своей окладистой, аккуратной бороде, придававшей ему вид профессора и тяжело вздохнул. Мы медленно вошли в ворота храма. Несколько минут церковник вел меня по узким дорожкам, утыканным автомобильными знаками - "кирпич". Крепкие "гаишники" в рясах кланились и проважали моего экскурсовода уважительными взглядоми, меня же обжигали.
На секунду я потерял ориентацию, зрение расфокусировалось - янтарное небо упало на глаза, но тут же испуганно отхлынуло и я оказался на маленькой полянке, окруженной высокими деревьями.
;
- Присядем? - предложил священник, указав на деревянную скамейку, посыпанную желтыми листьями. - Это я специально попросил братьев не убирать, - как бы извиняясь, произнес батюшка. - Так уютней.
- Ты настоятель? - я упрямо продолжал обращаться к батюшке без должного почтения.
- Да, но это не имеет значения. Скажи, - чуть помедлив, поинтересовался священник, разглядывая небо, - чем был вызван твой гнев?
- Боюсь, вам не понравится ответ, - забылся я, обратившись к нему на "вы".
- Не того ты боишься.
- А почему ты думаешь, что я стану тебе отвечать?
- Потому что тебе это нужно также сильно, как и мне.
Я оценил его ответ. Обычно люди говорят "это тебе нужно больше, чем мне", настоятель же дал понять - его интерес ко мне практический, если хотите обоюдовыгодный. Ни что так не сближает людей, как понимание общей выгоды, человек слаб и если не видит причину доброго к себе отношения, то возникает сразу чувство неловкости, а то и подозрения. "Не жалей слов" - вспомнил я изречение учителя. Похоже, у нас с настоятелем был один наставник. И все же я решил высказать ему свои мысли, почему нет?
- Меня раздражает, когда просят во имя Христа.
- Ты отвергаешь богочеловека? - спокойно спросил батюшка.
- Нет, не отвергаю. Дело не в этом.
- Тогда в чем?
- Мне кажется, что-то в этом неправильное простить во имя Бога, это одновременно с одной стороны загоняет потенциального жертвователя в угол: как же если откажешь, подать - возводишь хулу на Христа! С другой стороны, принижает дающего. Получается, я жертвую не для того, что бы помочь конкретному человеку, причем по доброй воле, а из-за страха перед карой. Я хочу помочь во имя человеколюбия, а не потому, что вынуждают. Надеюсь, я доступно объяснил?
- Доступно, хотя и коряво, - батюшка помолчал, собираясь с мыслями, -если человек подает милостыню ради Христа из сострадания, не пытаясь оценить ситуацию, эту милостыню примет Господь. И не спросит с нас, как и на что потратит деньги нищий.
- Просите, и не получаете, потому что просите не на добро, а чтобы употребить для ваших вожделений[1].
- Похвально знание библии, но любое знание можно употребить во зло.
- Даже священное писание? - Я с интересом посмотрел на настоятеля, желая найти на лице следы растерянности. Однако святой отец был невозмутим. Глубокие морщины лба, немного расслабились, создавалось ощущение, что священник отдыхает беседой.
- Послушай меня сын мой...
- Не смей ко мне так обращаться, у меня есть отец!
- Хорошо, успокойся, просто выслушай. Тебе не надо пытаться разбираться в мотивах других людей, разберись в себе и тогда все станет просто и ясно. Если тебе не нравиться формулировка "Христа ради", значит, тебе не нравится что-то в себе, ибо, неся подаяние ради Господа, ты помогаешь, прежде всего, ради себя. Не оскудеет рука дающего. Пойми, ответ есть в твоем сердце на все вопросы. Если у тебя возникает внутренняя диспропорция между твоими мыслями и поступками, это и есть голос бога. Если ты не хочешь подавать конкретному человеку, Христос тут ни при чем. Не надо везде видеть божье провидение, свобода воли основа христианства. И еще, все твои сомнения от отсутствия веры, на каждом шагу тебя гложут примитивные подозрения из тех, что любят употреблять противники православия, - настоятель развел руками. - Ну, допустим такие, что библия написана человеком, а человек мог ошибаться или намерено исказить факты, что господь создал человека по своему образу и подобию, наделив, стремлением к плотским утехам и значит тешить свою похоть не грешно. Или из новомодных ересей, что Иуда был в сговоре с Христом и его тяжкий грех предательства осознанная жертва, следовательно, вся история православия лжива. Друг мой сомнения не отделяемая часть человеческой сущности, тебе остается только верить или...
- Где же взять веру?
- Только в себе. Знаешь, когда, я всем сердцем поверил в Христа, в бессмертие души, хотя сам уже несколько лет был священником? Когда у меня родился ребенок - сын. Для меня это самое большое чудо и веское доказательство, существования Бога.
- И тебя не возникает сомнений в правильности библии, церковных обрядов, доброты Творца посреди всеобщей греховности? - Я ждал ответ настоятеля с настоящим нетерпением, если бы святой отец (смешно запрещаю ему назвать себя сыном, а мысленно обращаюсь к нему, как отец), ответил твердо, что его не гложут сомнения, я забыл бы эту беседу, ожесточившись еще сильнее, но настоятель не дал четкого ответа. Он поднял желтый лист и начал в него пристально вглядываться, чувствуя мое нетерпение, настоятель медлил с ответом, не выпуская кусочек осеннего солнца из рук, он своим хорошо поставленным голосом начал читать странное стихотворение:
В вышине на самом небе
Ветер тучи собирал
Легионы темных светлых
Всех на встречу, он собрал
И подув со страшной силой
Молнией, сорвавшись в низ
Закружил в огне стихии
Не один умерший лист
И еще живые листья
Не приникшие к земле
Закричали, заметались
В смертной пасмурной тоске
Их конец написан в небе
Сильной призрачной рукой
Но пока они в полете
Не предписан им покой
Ветер треплет, их срывает
Гонит весело шепча
Только он не понимает
Он - орудие листа
Я сидел пораженный, боясь пошевелиться, по телу разливался, какой-то новый вид холода, не так хорошо знакомый страха или предсмертный, а странный неудобный, когда незаслуженно хвалят. Или когда ты принял важное решение, но еще не начал действовать, и точка возврата пока не пройдена, но тебя колотит и это не страх, а ожидание будущего.
Вот примерно такой озноб охватил меня, после прочтенного батюшкой стихотворения, на храмовой поляне, в окружении янтарных деревьев. Это наивное юношеское творение было написано мной более пятнадцати лет назад, спрятано в самый глубокий ящик души и потеряно не найдя адресата.
- Ответь мне на еще один вопрос, - спросил я самое неважное, первое пришедшее на ум, что бы заглушить в себе полную растерянность. Но как обычно бывает в таких случаях, глупый вопрос выстрелил в десятку. - Если, оказывая помощь, я в первую очередь забочусь о себе, разве это не умоляет факта помощи?
Батюшка поднялся со скамейки. Весь его вид выражал полное удовлетворение беседой. Достав из складок рясы сотовый телефон, он, прищурившись, наверно собираясь узнать, сколько времени, посмотрел на экран. Потом также медленно убрал трубку обратно и пошел в сторону храма.
Я смотрел ему в спину и знал, что настоятель обязательно обернется, так и случилось, пройдя несколько шагов, батюшка оглянулся, я простил ему это позерство, у каждого из нас свои слабости и без некоторых мы бы не были людьми.
Абсолютно серьезно, так, что я сразу почувствовал - святой отец может быть не только интересным собеседником, но и суровым обличителем грехов настоятель ответил вопросом на вопрос:
<