Китаец появился не с бухты-барахты. Он прислал обстоятельное веселое письмо с просьбой пожить у меня в Берлине. А уж после моего дружеского согласия приехал и поселился.
Мы познакомились в прошлом году в Цюрихе, когда оба брали мастеркласс у известного педагога. Там я пару раз ночевал у него в общежитии. Он тоже посещал нас во время берлинских командировок. Теперь его фирму перевели в Берлин насовсем.
Китаец был не просто китайский китаец, а китаец из Сингапура - волшебного царства арматуры, стекла и пластика. Вся наша архаичная европейская жизнь казалась китайцу унылой. Я знал, что он любит классическую музыку, аниме и японские сериалы. К тому же он собирал фотографии аппетитных блюд.
В школе китаец учился на английском, но японский откуда-то тоже знал. А во время нашего первого знакомства имел в подружках японку - веселую худенькую кривоножку.
Я понял, что китайцы с удивительным благоговением относятся к Японии. Казалось бы: что Япония, а что - Китай. Так нет же: суши он обожал. И поскольку мой японский немногим лучше китайского, говорили мы на немецком, обильно приправляя его общеизвестными английскими словечками.
Из аэропорта он притащил три чемодана и кучу обаяния, чудом сохранившегося за тридцать часов перелета. Жена постелила ему в детской. Дети были счастливы. В первый день китаец приволок из магазина ящик пива, две бутылки вина и брокколи. На следующий день - мобильник и соус карри в пакете.
Через три дня он обнаружил в дебрях Берлина русскую девочку Катю и названивал ей круглые сутки, то и дело обращаясь к жене за переводом.
Тогда же он попросил повесить табличку с его именем на наш почтовый ящик. Никто не удосужился поинтересоваться, на какой срок.
Основное время он тратил на работу и поиски постоянного жилья, в чем не преуспевал категорически. Через десять дней он нашел шестиметровую комнату за сто пятьдесят евро. Комната китайцу не понравилась.
По утрам он бодро делал зарядку, пил соевое молоко и фотографировал погоду. В том смысле, что высовывался в окно, тыкал новым мобильником в паутину на кустах и сорок на рябине. Затем он помещал фотографии в Интернете и собирал отзывы друзей, печатая со скоростью реактивного самолета.
У него под ногами путались дети, собирающиеся в детский сад, и я видел, что жена искренне завидует его беспечности. Я повесил табличку, и горы писем, счетов, кредитных и страховых карт обрушились в мой почтовый ящик. Китаец обживался в Берлине, как взрывающийся фейерверк в небе.
Как-то он предложил устроить вечеринку и пригласить русскую Катю. Моя гостеприимная и компанейская жена отказалась. Она выучила двадцать китайских слов и заявила, что с таким успехом скоро придется переходить на саке. А саке она не любила.
Тогда китаец отправился в клуб сам. Он вернулся под утро, счастливый, как сто соотечественников и повалился спать. До вечера жена хранила его сон и шикала на детей.
К ужину он проснулся, по обычаю расхвалил женину стряпню, и я стал подозревать, что она терпит его только за это. Затем китаец включил музыку и углубился в Интернет. Клуб ему не понравился, он предложил купить абсент на дом, но нам и без абсента было уже двояко.
На следующий день китаец приготовил карри. У дочки поднялась температура, а когда малышка уснула, китаец притих не кухне. Он взял огурец, курятину и картошку. Огурец порезал, остальное бросил в кастрюлю так. Залил двумя литрами кокосового молока и засыпал карри из пакета. Почему-то получилось ужасно вкусно. Ели мы это три дня, и даже стали подумывать, что привыкаем.
Через три недели жена уже не ложилась спать, не встретив и не покормив гостя. Тот приходил поздно. Мы освободили ему полку в шкафу и даже сходили с ним в цирк.
Прошел месяц. Как-то, возвращаясь с работы, я уснул в автобусе, и мне приснилось, что громадная фура с рисом раздавила китайца в лепешку. Сон был мутный, без подробностей, начала и конца. Но проснулся я с дурным предчувствием.
Дома плакала жена.
"Что-то с китайцем?"
"Ты уже знаешь? Просто кошмар!" - жена закрыла лицо руками, - "Позвонили из полиции. Упал под поезд в метро. Может, был пьян. Я не разобрала."
Всю ночь мы обзванивали полицейские участки, но никто толком ничего не мог нам сказать. Мы бы поехали, но дома спали дети. До утра жена причитала на кухне, какой он, в сущности, был неплохой человек: веселый, дружелюбный и простой. Все эти качества жена очень ценила в людях. Она говорил, что не понимает, почему несчастья случаются, как правило, с хорошими людьми. Излишняя чувствительность иногда мешала ей рассуждать трезво. Немного успокоившись, пили английский чай, привезенный китайцем из Сингапура. Отличный, между прочим, чай, и думали, что раз чай по-китайски "чаа", то это не спроста. Мы были потрясены и не знали, как сообщить его близким. Никаких адресов и телефонов у нас не имелось.
Как вдруг щелкнул дверной замок, и наш китаец втек в квартиру живехонький, хоть и навеселе. Он вручил жене бутылку сливового вина и с неиссякаемым дружелюбием пожелал нам доброго утра.
Тут я почему-то подумал, что убить китайца - не такой страшный грех. Одним китайцем больше, одним - меньше? И чтобы мысль эта не успела укрепиться, я спросил, когда он уже, наконец, найдет квартиру. Жена покраснела, но выстояла от моего нахальства - она не спала всю ночь. Китаец не смутился. Улыбаясь наивной улыбкой, он пообещал через недельку-другую непременно решить квартирный вопрос. А затем попросил разрешения принять душ. Там он плескался и напевал, пока жена готовила кофе. Я пошел в аптеку за валерьянкой. Яд в Германии без рецепта не купишь.
