Слабо пахло грозой. Он вышел из дома. Прикрыл окно, выбросил в крапиву вчерашний день, сплюнул утро и двинулся за полдень.
Маленький дом с большим окном и чердачной дверью парил недалеко от берега. Он привязался к шее черной Собаки. Собака спала, так что пока дом мог спокойно ловить облака. Миг превращался в небо. Облака шустро бросались врассыпную каплями на морское стекло.
Море твердо. Миг ударяется в него и исчезает. Миг - это чайки, жадные до рыбы. Но рыба ходит по дну, ее не возьмешь на абордаж. Рыба выходит из берегов редко. Лишь по алым закатам предпочитает бродить треска, по зеленым - селедка.
Он шел мимо моря, чтобы как-то размерить себя. Шаги для этого вполне годятся. Тук-Тук. Так проще разделаться с мыслями. Маленькие козявочки, белые червячки, растущие медленно и живущие недолго, из вчера в сегодня, и смерть. Но до чего живучи: пока не вылупятся из куколки - будут жрать тебя заживо.
Мимо проплыл чужой дом. Он заглянул в окно. Там пёк новости: теплые, бесформенные, желтые...
- Интересуешься? Заходи!
- Останусь, Там!
И пошел снова. Чайки стали тише, потому что разделились на два лагеря: белые и белые.
Впереди торчали слюдяные пики, громадные сосульки елей. Он шел долго и лес приблизился, чавкнул им.
Внутри лес был теплее, и чайки не долетали сюда и рыбы доплывали редко. Мягкий мох мог, но не желал быть мягким. Мох обложился гранатами шишек. Он лег, шишки впились в спину. Сладкая боль. Над головой колодец неба тронулся рябью облаков.
Лес уже был достаточно голоден, чтобы его накормить.
Важно, чтобы Собака спала. Если проснется - дом сбежит вместе с ней. Лежать на шишках века ему не улыбалось, зато улыбалось закопать личинки досужих мыслей в теплый мох. Почти удалось. Никто не видел, как он выуживал из спутанных тонких волос одну личинку за другой и затыкал пальцем в землю. Лес довольно урчал.
"Праздники приходят, когда они вовсе не требуются..."
"Купить валенки, или самому свалять Ваньку?"
"Дом любит собаку за то, что она спит днем. Или просто любит..."
"Взрослые шарят, а дети шалят, потому что не шарят..."
"Будет гроза, все грозы похожи".
"Я чистил печку и снова жег дрова. Тепло требует..."
"Чаек много, облаков много, рыбы много. Множество множеств..."
"Гора далеко, а ее видно. Вино кончилось..."
"Если бы не солнце, жил бы, как попало..."
Становилось пустоволосо. Мысли скользко падали в руки и нещадно хоронились во мху.
Только с одной он не справился. Застряла, паршивка. Цепкая, почти готовая куколка...
Он лежал и ждал, что она лопнет сама. Бессмысленные звуки замирали над ним стрекозами и летели мимо. Все, что ни есть, неслось сломя голову прочь: миг разбивался, требовалось поискать новый. Эту мысль он тоже выколупал и побыстрее зарыл во мху.
Воздух посинел, запахло рыбой. Море открывалось, Собака проснулась, чайки бросились на охоту. Треска выходила из берегов, потому что стоял красный закат: далекая гроза измеряла себя по шагу.
Он встал, шишки отвалились от спины и беззвучно упали в небесный колодец.
- Пойду! - сказал он лесу.
- В следующий раз покорми меня чем-нибудь умным, - ответили ели.
- Мыслей все меньше...
- Халтуришь, - согласился лес и покачал острыми шпилями.
Все сильнее несло рыбой.
- Ненавижу треску! Гадость! - проклюнулась и отвалилась та самая последняя личинка.
- Ам, - сказал лес.
Он догнал дом на самом берегу. Собака прыгала по краю волны. А на деле интересовалась чайками. Что же до дома, то ей ровным счетом было плевать. Сытые чайки валялись по кустам среди скелетов глупых рыбешек. Открытое море пело, твердь и гладь озарялась идущей грозой. Пугливые облака осмелились достигнуть воды.
Он забрался в свое окно. Дом наловил прорву облаков, пришлось выпихать всех за чердачную дверь. Он хлебнул из чайника водки, уселся на мель и стал ждать грозу. Молнии резали горизонт, гроза охотилась беззастенчиво. Он растерянно смотрел на клочок заката, на потерянную в синеве грозы красную пуговицу солнца, на безмозглое стадо облачков. Пустая голова покачивалась, как воздушный шарик, и ни одна паршивая мыслишка не взяла ее на абордаж аж до первого раската грома.
