Аннотация: Хочу предварить эту во всех смыслах Замечательную книгу моим кратким предисловием, которое является моим личным мнением.
ФРЕДЕРИК БАСТИА
ЭКОНОМИЧЕСКИЕ СОФИЗМЫ
[Фредерик Бастиа. Экономические софизмы. - М., Челябинск.: Социум, Экономика, 2001.]
Предисловие.
Хочу предварить эту во всех смыслах Замечательную книгу моим кратким предисловием, которое является моим личным мнением.
Все рассуждения и аргументы Ф. Бастиа Абсолютно верны и Безупречны Только при условии Принятия Всем Миром моей СНГУ, Прописанной во Всех Конституциях Мира и в Международной Конвенции !
То есть, Либерализация Только тогда Эффективна, когда она Не половинчата, а Радикальна !
См. Приложение.
Плачевное состояние Мировой Политико Экономической Системы сегодня Не вследствие либерализма, как многие думают, а вследствие того Беспрецедентного Уродства в Мировом масштабе, которое преподносится Всему Миру, как "свободный рынок", "цивилизация", "демократия" и "либерализм" !
Ф. Бастиа жил во времена Золотого Стандарта и не мог, конечно же, предположить, что Мировую Денежно Банковскую Систему вообще возможно Изуродовать до такого Совершеннейшего Маразма, который мы имеем сегодня !
То же самое утверждал Генри Джордж ещё в 19-ом веке ! Это же вытекает из Великого принципа laissez faire (НеВмешательства Государства в Экономическую Жизнь) ! Единственный "налог", который Генри Джордж считал легитимным, "налог" на землю, нельзя считать налогом. Правильное название : Плата за пользование землёй ( которая принадлежит всему народу ). Так же, как плата за воду, электричество, газ, бензин, билет в общественном транспорте !
Конституционный Запрет на Все налоги и пошлины - это идея Радикальная, но ПРАВИЛЬНАЯ ! Поэтому давайте примем это за аксиому и отсюда начнём плясать !
Мюррей Ротбард также принимает это за аксиому и из неё выводит как следствие, другую идею : " Полный отказ от института государства. ". Эта идея Радикальная, но НЕправильная ! Невооружённым глазом видно : к каким Гибельным последствиям это приведёт, если осуществить его проект Анархокапитализма на практике ! Такой Радикализм ведёт к Половинчатости де факто : какие-то организационные структуры будут всё равно, но они будут с неизбежностью Ущербными, то есть, Половинчатыми ! ПРАВИЛЬНОЕ Радикальное решение проблемы : " Народу - народово, Государству - государствово ! " ! То есть, не в смешении этих двух институтов, а в Чётком разделении их функций !
Спросим себя : если мы, всё-таки, не хотим отказываться от этой аксиомы и от принципа laissez faire, есть ли другой, Третий путь кроме Анархокапитализма ?!
Этот Третий путь быстро находится, если мы примем ещё несколько Радикальных принципов :
1. Абсолютный Конституционный Запрет на Аферизм (АКЗА).
А ) Передача Всех Естественных Монополий во владение Государства !
Б ) Отменить ВСЕ ЦБ и ввести ПСМРДАЗА - Полностью Свободный Мировой Рынок Денег с Абсолютным Запретом на Аферизм, то есть, ИМДБС - Идеальная Мировая Денежно Банковская Система.
В ) ЧРОЕСКиОЕМГ ( Чёткое Разделение Области Естественной Свободной Конкуренции и Области Естественных Монополий Государства ), Экспроприировать ВСЕ Богатства Банкстеров (Глобальные Узаконенные Аферисты, Паханы Сатанистского НМП ( акционеры ФРС ), "гении демократизма" товарищи :
рокфеллер, морган, ротшильд, британская королева и Ко ! ) и Олигархов ( владельцев Естественных Монополий ), Украденные у народа, а Естественные Монополии передать во владение Государства !
КЗВЧЛЕМЭЕМ ( Конституционный Запрет на Владение Частными Лицами Естественными Монополиями и Экспроприация Естественных Монополий ).
2. Максимально Возможная Просвещённость Народа и Максимально Возможная Свобода Личности.
А ) Отменить СМПГШО - Система Массового Принудительного Государственного Школьного Образования и ввести СМПОСШПКР ( Система Массового Правильно Организованного Свободного Школьного Просвещения под Контролем Родителей ).
Б ) Полный Контроль Народа над государством ( то есть, госаппаратом ) ! Отсюда ЕСТЕСТВЕННО вытекает Необходимость Отмены ППС ( Партийно Парламентская Система ) и введения СИПНВ ( Система Истинного Прямого НародоВластия ) ИНС ( Истинно Народный Суд ) и МИНС ( Мировой Истинно Народный Суд ).
В ) Абсолютные Конституционные Запреты на ВСЁ, что вредит Здоровью людей и Здоровью Планеты, прописанные в Международной Конвенции !
И тогда уже отпадёт всякая надобность в "специалистах" в финансах, образовании, юриспруденции, философии и т. д., содержащихся за счёт народа, а Здравый Смысл займёт подобающее ему место !
[Фредерик Бастиа. Экономические софизмы. - М., Челябинск.: Социум, Экономика, 2001.]
------------
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Предисловие
I. 1. Обилие, недостаток
I. 2. Препятствие, причина
I. 3. Усилие, результат
I. 4. Выравнивание условий производства
I. 5. Наши товары обременены налогами
I. 6. Торговый баланс
I. 7. Прошение
I. 8. Дифференциальные пошлины
I. 9. Громадное открытие!!!
I.10. Взаимность
I.11. Денежные цены
I.12. Увеличивает ли протекционизм заработную плату?
I.13. Теория, практика
I.14. Столкновение принципов
I.15. Еще взаимность
I.16. Засоренные реки, защищающие в суде приверженцев запретительной системы
I.17. Мнимая железная дорога
I.18. Нет безусловных принципов
I.19. Национальная независимость
I.20. Труд: ручной и механизированный; отечественный и иностранный
I.21. Сырье
I.22. Метафоры
Заключение
------------
Политическая экономия представляет обширное
поле для изучения и малое - для деятельности.
Бентам014
Предисловие
Цель моего сочинения015 - опровергнуть некоторые доводы, приводимые против свободы торговли. Я не вызываю на спор сторонников покровительства, а стараюсь только указать принцип свободной торговли тем беспристрастным людям, которые, сомневаясь в истине обоих положений, боятся пристать к той или другой стороне.
Я не из числа тех, которые говорят: покровительство поддерживается личными выгодами. Я думаю, что оно основано на ложных понятиях, или, если угодно, на несовершенных истинах. Большинcтво людей, боящихся свободы торговли, дает повод предполагать, что боязнь эта искренняя.
Может быть, я слишком самонадеян; но, признаюсь, мне хотелось бы, чтобы эта книга была принята в руководство теми людьми, которым суждено отдать предпочтение тому или другому принципу. Кто не изучил вопроса о свободной торговле, того беспрестанно смущают различные софизмы покровительства. Каждый раз софизмы эти требуют тщательного разбора, отнимающего много времени, которым не всякий может располагать и менее всего законодатели. Я предлагаю здесь готовый разбор.
"Но, - спросят меня, - разве благодетельные последствия свободной торговли до того неясны, что только вы, посвятившие себя изучению политической экономии, можете их усмотреть?"
Да, этого нельзя отвергнуть. Наши противники, вступая с нами в спор, имеют перед нами значительное преимущество: они в нескольких словах могут изложить истину несовершенную, для доказательства неполноты которой необходимы с нашей стороны долгие и сухие рассуждения.
Причина этого лежит в самом существе дела. Выгоды, предоставляемые покровительством, собираются в одном или нескольких местах, а вредные его последствия распространяются во всем обществе. Первые не видны; вторые могут быть раскрыты только умом016.
То же можно сказать и почти обо всех других экономических вопросах.
Вы скажете, например: вот машина, отнявшая работу у тридцати работников; или вот мот, который поощряет все отрасли промышленности; завоевание Алжира имело последствием удвоение торговых оборотов Марселя; или, наконец, государственный доход дает хлеб ста тысячам семейств. Вы скажете это - и всякий вас поймет; ваши мысли ясны, просты и сами по себе справедливы. Выведите из них правила: машины вредны, роскошь, завоевания, тягостные налоги полезны - и ваша теория будет иметь успех, потому что в подтверждение ее вы можете привести несомненные факты.
Мы же не можем остановиться на причине и ближайшем ее последствии. Мы знаем, что это последствие делается в свою очередь причиной. Чтобы сделать верное заключение о какой-нибудь мере, мы должны проследить ее через целый ряд последствий и остановиться только на конечном. Итак, мы принуждены рассуждать.
Ну вот и подняли на нас крик: "Вы теоретики, метафизики, идеологи017, утописты, люди, придерживающиеся определенных принципов": и все предубеждаются против нас.
Что же делать? Обратиться к читателю с просьбой, чтобы он вооружился терпением и судил добросовестно, и стараться, насколько мы к тому способны, делать наши выводы настолько ясными, чтобы правда и ложь выступили во всей их наготе, и чтобы победа, раз и навсегда, осталась или за свободой торговли, или за ограничениями. Здесь я должен сделать одно важное замечание.
Несколько отрывков этого сочинения были напечатаны в Журнале Экономистов (Journal des Economistes).
В критике, впрочем очень благосклонной, написанной г-ном виконтом де Романе001,018 он полагает, что я требую уничтожения таможен. Г-н Романе ошибается. Я желаю лишь уничтожения покровительственной системы. Мы не отказываем правительству в налогах; но желали бы, если только возможно, убедить подданных отказаться от обложения налогами друг друга. Наполеон сказал: "таможня должна служить не ко взиманию налогов, а к поощрению промышленности". Мы же утверждаем противное и говорим: "таможня не должна служить работникам орудием взаимного грабежа, но она, не хуже других учреждений, может быть средством к взиманию налогов". Мы так далеки, или, чтобы не вмешивать в спор никого кроме себя, я так далек от мысли об уничтожении таможен, что, напротив, вижу в них в будущем спасительное средство для наших финансов. Я полагаю, что таможни могут дать казне огромные доходы, и если высказаться вполне определенно, то мне кажется, что при медленном распространении здравых понятий о народном хозяйстве и быстром возрастании расходов правительства желаемая мною перемена в торговых уставах будет скорее вынуждена необходимостью доставить казне новые доходы, нежели силой просвещенного мнения.
Но какое же, скажут мне, ваше заключение? Я не имею нужды делать заключения. Я ограничиваюсь опровержением софизмов.
Но, возразят, уничтожение не заслуга; разрушая, нужно вместе с тем и созидать. Я думаю, что уничтожить заблуждение все равно что создать истину.
С этой оговоркой я готов высказать и мое сожаление. Я хотел бы, чтобы общественное мнение одобрило таможенный тариф, выраженный почти таким образом:
С предметов роскоши . . . . . . . . . . . . . . 15 или 20%.
В основе подобного разделения лежат понятия, совершенно чуждые политической экономии, и я вовсе не считаю их до того основательными и полезными, какими они вообще почитаются. Но это уже выходит за границы моего предмета.
------------
I. 1. Обилие, недостаток
Что лучше для отдельного человека и для общества: обилие или недостаток? - "Как же можно об этом спрашивать? - скажут вам. - Разве кто-нибудь утверждал, что недостаток составляет благосостояние людей, и возможно ли это предположить?"
Да, это утверждали; и теперь каждый день доказывают, и я не боюсь сказать, что теория недостатка имеет большее число приверженцев, нежели противное учение. Она преобладает в разговорах, в журналах, в книгах, в преподавании, и хотя покажется странным, однако же можно утвердительно сказать, что политическая экономия тогда лишь разрешит свою задачу и выполнит свое призвание в обществе, когда сделает общедоступной и неопровержимой ту простую истину, что богатство людей состоит в обилии вещей.
Разве не высказывают каждый день опасения, что иностранцы завалят нас своими произведениями? Значит: страшатся изобилия.
Разве г-н де Сен-Крик019 не сказал, что "производительность слишком велика"? Он тоже боялся обилия.
Не ломают ли работники машин? Видно, они страшатся избытка товаров.
Не говорил ли Бюжо020 : "пусть хлеб будет дорог, и хлебопашец будет богат?" Но хлеб может быть дорог только тогда, когда его мало; следовательно, г-н Бюжо превозносил недостаток.
Г-н д"Аргу021 сокрушался по поводу производительности свеклосахарной промышленности. Он говорил: "свеклосахарное производство не обещает многого, и возделывание сахарной свеклы не может развиться, потому что достаточно засеять свеклой по нескольку гектаров в каждом департаменте022, чтобы снабдить сахаром всю Францию?" Следовательно, по его мнению: бесплодие и недостаток - благо, плодородие и обилие - зло.
Газеты la Presse, le Сommerce и большая часть других разве ежедневно не печатают статей, в которых доказывают законодателям023 и правительству, что здравая политика должна стремиться к повышению цен на все товары таможенными постановлениями? Не следует ли правительство этому внушению газет? Но тарифы повышают цену вещей не иначе, как уменьшая количество их, предлагаемое на рынке.
Итак: газеты, палаты, министерство прилагают к делу теорию недостатка, поэтому я и имел основание сказать выше, что эта теория имеет большее число последователей.
Как же случилось, что работники, публицисты и государственные люди страшатся изобилия и отдают предпочтение недостатку? Я хочу указать источник этого заблуждения.
Замечают, что человек обогащается по мере того, как извлекает более выгоды из своей работы, т.е. продает произведения своего труда по возможно высокой цене. Но это возможно лишь тогда, когда в государстве мало того рода товаров, которые он предлагает, когда в них чувствуется недостаток. Из этого заключают, что такой недостаток обогащает человека. Прилагая последовательно то же самое рассуждение ко всем производителям, выводят теорию недостатка. Потом переходят к применению теории и, для поощрения всех производителей, искусственно стимулируют дороговизну, недостаток всех предметов, посредством запрещений, ограничений, уничтожения машин и других подобных мер.
То же относится и к изобилию. Замечают, что когда какого-нибудь товара много, то он продается дешево; следовательно, производитель получает меньше выгоды. Если все производители будут в таком положении, то все они будут бедствовать. Следовательно, изобилие разоряет общество. А так как всякое убеждение стремится перейти в дело, то мы и видим, что во многих странах законы направлены против изобилия.
Еcли этот софизм был бы применен разом ко всем отраслям промышленности, то он, может быть, произвел бы мало впечатления; но относясь только к одному виду явлений, к той или иной отрасли промышленности, к определенному классу производителей, он чрезвычайно правдоподобен, и это понятно. Такой силлогизм не ложен, но и не полон. Часть заключающейся в нем истины всегда несомненно очевидна; неполнота же его есть качество отрицательное, отсутствующее данное, которое очень возможно и даже легко не заметить.
Человек производит, чтобы потреблять. Он в одно и то же время и производитель, и потребитель. В приведенном мной рассуждении он рассматривается только с одной из этих сторон. Рассматривая его с другой стороны, мы придем к заключению, совершенно противоположному. В самом деле, разве нельзя также сказать: потребитель тем богаче, чем дешевле все покупает; а покупает он предметы тем дешевле, чем их более: следовательно, обилие его обогащает. Это рассуждение, распространенное на всех потребителей, приведет к теории изобилия.
Заблуждения эти происходят от неясного понимания концепции обмена. Разбирая нашу собственную выгоду, мы ясно видим ее двойственность. Выгода наша, как продавцов, заключается в дороговизне и, следовательно, в недостатке; как покупателей - в дешевизне или, что то же самое, в изобилии. Наше рассуждение о выгоде общества не должно основываться на одной из сторон нашей собственной пользы, прежде чем мы не узнаем, которая из них более согласна и тождественна с общей и постоянной выгодой человечества.
Если бы человек был животным необщественным, если бы он работал исключительно для одного себя, если бы он непосредственно потреблял плоды своего труда, одним словом, если бы он не обменивался продуктами, тогда теория недостатка не могла бы найти последователей. Было бы слишком очевидно, что обилие для человека выгодно, как бы оно ни возникало: в результате ли его предприимчивости и искусства, усовершенствования ли орудий и машин; благодаря плодородию земли и щедротам природы, или даже путем таинственного выбрасывания заморских товаров на берег морскими волнами. Человек вне общества никогда бы не вздумал, для поощрения своего труда и для доставления себе пищи, ломать орудия, облегчающие труд, уничтожать плодородие почвы и бросать назад в море принесенные им дары. Он легко понял бы, что если он посвящает в день 2 часа работе для удовлетворения своих нужд, то всякое средство, сокращающее ему на 1 час эту работу (будет ли это машина, плодородие земли или безвозмездный подарок), предоставляет в его распоряжение остающийся час, который он может потратить на увеличение своего благосостояния. одним словом, он понял бы, что сбережение труда - успех.
Но обмен затемняет эту простую истину.
В обществе, в условиях разделения труда, один производит то, что другой потребляет. Производитель более и более приучается к тому, чтобы видеть в своем труде не средство, а цель. Обмен порождает, причем в отношении каждой вещи, две совершенно противоположные выгоды для производителя и потребителя.
Необходимо рассмотреть и изучить сущность каждой из них.
Возьмем любого производителя; в чем состоит его непосредственная выгода? Во-первых, в том, чтобы как можно меньшее число людей занимались тем же промыслом, каким занимается он; во-вторых, чтобы как можно больше людей нуждались в продукте его труда; или, как выражает это гораздо короче политическая экономия: чтобы предложение товара было малo, а спрос велик; или, другими словами: ограниченное соперничество производителей, неограниченный рынок для сбыта товара.
Какая непосредственная выгода потребителя? Чтобы предложение товара было велико, а спрос ограничен.
А так как обе эти выгоды противоположны, то одна из них должна необходимо совпадать с выгодой общества, а другая быть ей враждебной.
Но которой же из них должен покровительствовать закон, как выражению общественной пользы, если только законодательство обязано покровительствовать какой-нибудь из них?
Чтобы разрешить этот вопрос, достаточно посмотреть, что произойдет, если исполнить тайные желания людей.
Нужно признать, что каждый из нас, как производитель, имеет желания, не согласующиеся с пользой общества. Если мы занимаемся виноделием, то мы нисколько не огорчимся, если виноградники целого мира, исключая наши собственные, будут побиты морозом: вот и принцип теории недостатка. Если мы владеем металлургическими заводами, мы желаем, чтобы на рынке не было другого железа, кроме нашего, как бы в этом товаре не нуждались потребители; мы понимаем, что живое ощущение этой потребности и неполное удовлетворение ее дадут нам высокие цены, - та же теория. Если мы земледельцы, то вторим приведенным выше словам г-на Бюже: "пусть хлеб будет дорог", т.е. пусть его будет мало: дела земледельцев пойдут хорошо. опять та же теория.
Если мы врачи, то не можем не видеть, что выгоды от наших занятий уменьшаются вследствие некоторых физических улучшений, таких, как очищение воздуха в стране, развитие нравственных качеств (умеренности и воздержания), распространение науки до такой степени, чтобы каждый мог сохранять свое здоровье, открытие простых и легко применимых средств против болезней. Поэтому тайные желания наши, как врачей, противоречат выгодам общества. Я не хочу сказать, чтобы у врачей действительно были такие желания. Я готов даже предположить, что они с радостью приняли бы весть о каком-нибудь всеисцеляющем средстве; но в этом чувстве выразился бы уже не врач, а человек, христианин; здесь он с похвальной самоотверженностью стал бы на точку зрения потребителя. Но желания или, лучше сказать, выгоды его как человека, посвятившего себя известному занятию, которому он обязан своим благосостоянием, общим уважением и даже средствами содержать свое семейство, не могут совпадать с выгодами общества.
Занимаемся ли мы производством бумажных тканей, мы желаем продать их по самой выгодной для нас цене. Мы бы охотно дали свое согласие на закрытие всех соперничающих с нами мануфактур; и если мы не смеем высказать нашего желания публично, если не решаемся стремиться к полному его осуществлению, не надеясь на успех, то все-таки, в известной мере, достигаем исполнения его путями побочными: например, не допуская ввоза иностранных тканей с целью уменьшить предлагаемое количество их и тем самым насильственно спровоцировать, в свою пользу, недостаток в одежде.
Рассмотрев поочередно все отрасли промышленности, мы нашли бы, что в каждой из них желания производителей противоположны выгодам общества.
"Купец, -говорит Монтень024, -живет расточительностью молодежи; землевладелец - дороговизной хлеба; архитектор - непрочностью домов; судья - процессами и ссорами людей. Даже честь и средства пастырей церкви сопряжены с нашей смертью и нашими пороками. Никакой врач не радуется здоровью даже своих друзей; солдат недоволен миром и т.д."
Из этого следует, что если бы исполнились тайные желания каждого производителя, то наше общество быстро возвратилось бы к состоянию диких народов. Парус изгнал бы пар; весло заменило бы парус и вскоре паровозы должны были бы уступить место телегам, которые, в свою очередь, были бы заменены мулами, а последние носилками. Шерстяные и хлопчатобумажные изделия вытесняли бы друг друга и т.д., пока наконец, вследствие недостатка во всем, и сам человек не исчез бы с лица земли.
Предположите на минуту, что комитету Мимереля025 предоставлена законодательная и исполнительная власть, и что каждому его члену дано право предложить и заставить утвердить закон: нетрудно угадать, какому промышленному уложению было бы подчинено общество.
Если мы теперь станем рассматривать прямую выгоду потребителя, то найдем, что она полностью совпадает с выгодой общества и с тем, чего требует благосостояние человечества. И выгода потребителя, и польза общества состоят в изобилии всего; в том, чтобы состояние погоды благоприятствовало урожаю; чтобы изобретения, с каждым разом все более и более удивительные, давали человеку возможность больше производить и удовлетворять большее число потребностей; чтобы сберегались и время и труд; чтобы сокращались расстояния; чтобы распространение в людях стремления к миру и правде позволило уменьшить налоги и чтобы были уничтожены всевозможные преграды. Потребитель может простирать свои тайные желания до несбыточного, до нелепого, и все-таки эти желания не перестанут совпадать с пользой человечества. Он может желать, чтобы продукты питания и одежда, жилище и утварь, образование и нравственность, безопасность и мир, сила и здоровье получались им без усилия, без труда и без меры, - как пыль на дороге, вода в реке, воздух и свет, нас окружающие. И все-таки исполнение даже подобных желаний не будет противно благосостоянию общества.
Может быть, скажут, что при осуществлении этих желаний труд производителя все более и более сокращался бы и, наконец, не находя пищи, прекратился бы совершенно. Но отчего бы это произошло? Оттого, что все возможные нужды и желания были бы вполне удовлетворены. Всемогущий человек создавал бы все одной силой своей воли. Кто-нибудь объяснит мне, почему при таком устройстве мира можно было бы сожалеть о производстве посредством труда?
Выше я говорил, что если в законодательном собрании, состоящем из работников, каждый его член получит возможность законодательно закрепить свои тайные желания, как производителя, то плодом деятельности этого собрания станет система постановлений, предоставлявших членам-работникам исключительное право производства всех предметов, - воплощение в жизнь теории недостатка.
Точно так же законодательное собрание, в котором каждый член следовал бы побуждениям своей личной прямой выгоды, как потребителя, привело бы к свободной торговле, к уничтожению всех ограничительных мер, устранению всех искусственных преград, - одним словом, к осуществлению теории изобилия.
Из этого видно, что следовать побуждениям прямой выгоды производителей - значит действовать против выгод общества; руководствоваться же прямой выгодой потребителя - значит принимать за основу выгоду общественную.
Прошу читателя остановиться на этом утверждении и не обвинять меня в повторении.
Между продавцом и покупателем существует коренное соперничество026.
Первый желает, чтобы в продаваемых им товарах был недостаток, чтобы они предлагались в ограниченном количестве и по высокой цене.
Последний желает найти изобилие этих товаров, наибольшее предложение их и по низким ценам.
Законы, которые в этом случае должны были бы по крайней мере не принимать участия в этой борьбе, покровительствуют продавцу против покупателя, дороговизне против дешевизны002, недостатку против изобилия.
Они, пусть и непреднамеренно, но по крайней мере последовательно, действуют на основании положения: народ тогда богат, когда у него во всем недостаток.
Они говорят: нужно покровительствовать производителю, обеспечивая ему хороший сбыт его продукции; для этого нужно повысить цену товара; для возвышения цены нужно уменьшить предложение, а уменьшить предложение - значит произвести недостаток.
Предположим, что в настоящее время, когда эти законы в полной силе, будет сделана полная опись всего, что служит удовлетворению нужд и вкусов ее жителей, а именно: хлеба, мяса, сукна, полотна, топлива, колониальных товаров и пр. при этом в описи этой будут указаны не цена предметов, а их вес, мера, объем и количество. Положим также, что на другой день будут уничтожены все преграды ввоза во Францию иностранных товаров. Наконец, чтобы оценить последствия этого преобразования, допустим, что через 3 месяца будет составлена новая опись.
Не правда ли, что по этой последней описи во Франции окажется больше хлеба, скота, сукон, полотна, железа, каменного угля, сахара и пр.? Это вполне справедливо и доказывает, что наши покровительствующие тарифы не имеют другой цели, как только препятствовать ввозу к нам всех этих предметов, ограничить их предложение и предупредить понижение цен и изобилие.
Теперь я спрошу: лучше ли питается народ при действии наших законов, когда у нас мало хлеба, мяса и сахара? Лучше ли он одет, когда мало пряжи, холста и сукон? Теплее ли его жилище, когда мало каменного угля? Облегчаются ли его работы тем, что у него мало железа, меди, орудий и машин?
Но, скажут: если иностранцы завалят нас своими товарами, то они вывезут всю нашу звонкую монету. Что же из этого? Человек ведь не питается монетой, не одевается в золото, не топит печей серебром. Пусть в государстве будет меньше монеты; зато на столе будет больше хлеба, на кухне - мяса, в шкафу - белья и в сарае - дров!
Запретительные законы всегда ставят нас перед одной и той же дилеммой.
Либо мы признаем, что они производят недостаток, либо мы это не признаем.
В первом случае они причиняют народу весь вред, на какой только способны. Во втором случае они не ограничивают предложение и не повышают цены, а следовательно, и не покровительствуют производителю.
Они или вредны, или недействительны; но ни в каком случае не полезны027 .
------------
I. 2. Препятствие, причина
Человек, будучи в первобытном состоянии, не имеет ничего.
Между его потребностями и удовлетворением их находится бездна препятствий, преодолеваемых трудом. Любопытно доискаться: каким образом и почему те же самые препятствия, мешавшие его благосостоянию, стали, в его глазах, причиной последнего.
Мне нужно переехать за 100 верст. Но на предстоящем мне пути встречаются горы, реки, болота, непроходимые леса, бродяги, одним словом - препятствия; чтобы преодолеть эти препятствия, мне нужно: или самому употребить много усилий, или, что то же самое, если эти усилия будут сделаны другими, то заплатить за них. Ясно, что во втором случае положение мое было бы лучше, если бы препятствий не существовало.
Чтобы прожить длинный ряд дней, отделяющих колыбель от могилы, человеку нужно употреблять в пищу огромное количество продуктов питания, защищать себя от непостоянства погоды и лечиться от болезней. Голод, жажда, болезнь, жар, холод - все это препятствия, которыми усеян его путь. Живя вне общества, он должен был бы преодолевать их охотой, рыбной ловлей, земледелием, прядением, ткачеством, постройкой жилищ, и ясно, что для него было бы выгоднее, если бы эти препятствия или существовали в меньшей степени, или не существовали вовсе.
В обществе же человек не борется лично с каждым из этих препятствий, это делают за него другие; в обмен на такую услугу он принимает на себя труд удалять какое-нибудь одно из препятствий, которыми окружены его ближние.
Очевидно, что как для одного человека, так и для всех людей, т.е. для общества в целом, было бы выгоднее, чтобы препятствия были как можно менее значительны и встречались как можно реже.
Но если подробно разобрать общественные явления и желания людей, измененные существованием обмена, то легко обнаружится, каким образом пришли к смешению нужд с богатством и препятствий с причиной.
Разделение труда - результат возможности обмена - приводит к тому, что каждый человек вместо преодоления в свою пользу всех окружающих его препятствий занимается уничтожением лишь одного какого-нибудь препятствия и уничтожает его не для одного себя, но и для других людей, которые, в свою очередь, оказывают ему такую же услугу.
Из этого следует, что человек видит непосредственную причину своего богатства в том препятствии, уничтожением которого он занимается в пользу других. Чем препятствие это больше, важнее, чувствительнее, тем более за преодоление его ближние будут расположены к его вознаграждению, т.е. готовы будут оказать ему аналогичную услугу, т.е. уничтожить в его пользу стесняющие его препятствия.
Медик, например, не занимается выпечкой для себя хлеба, шитьем своего платья, изготовлением своих инструментов. Это делают за него другие; он же излечивает их от болезней. Чем болезни эти многочисленнее, тяжелее и чаще повторяются, тем охотнее соглашаются и даже принуждены бывают больные работать для его личной пользы. С его точки зрения, болезнь, т.е. общее препятствие для благосостояния людей, есть причина личного благосостояния медика. Все производители в отношении к самим себе делают тот же вывод. Судовладелец извлекает выгоды из препятствия, называемого расстоянием; земледелец - из того, что зовется голодом; ткач - из холода; учитель живет за счет невежества; ювелир - тщеславия, стряпчий - корысти, нотариус - возможной недобросовестности, подобно тому как медик живет за счет болезней людей. Следовательно, совершенно верно, что для людей любой профессии непосредственная выгода заключается в существовании, в усилении того особенного препятствия, борьба с которым составляет занятие каждого из них.
Видя это, некоторые теоретики принимают эти личные побуждения в основу целого учения и говорят: нужда есть богатство; работа есть богатство; препятствие к благосостоянию есть благосостояние. Умножать препятствия значит стимулировать промышленность.
Вслед за этими учеными выступают государственные деятели. В их руках правительственная власть, и что же может быть естественнее, как употреблять ее для умножения и развития препятствий, так как это ведет к умножению и распространению богатства? Они говорят, например: "Если мы не допустим ввоза железа из стран, где оно изобилует, мы этим создадим препятствие к его получению. Живое ощущение этого препятствия заставит платить, чтобы освободиться от него. Известное число наших соотечественников займется уничтожением его, и препятствие обогатит их. Чем оно будет сильнее, чем меньше будет железной руды, чем она будет недоступнее, чем затруднительнее будет ее перевозка, чем удаленнее она будет от мест потребления, тем больше рук займет горнодобывающая промышленность со всеми ее отраслями. Итак, исключим из потребления ввозимое из другой страны железо, создадим препятствие, чтобы создать труд, его уничтожающий.
То же рассуждение приведет к запрещению машин.
Нам скажут: вот этим людям не в чем держать вино, - это препятствие; а вот другие люди, которые занимаются устранением этого препятствия, делая бочки. Следовательно, мы должны быть довольны существованием препятствия, потому что оно дает пищу труду народа и обогащает некоторое число наших сограждан. Но изобретается машина, которая срубает дуб, обтесывает его, разделяет на множество досок, скрепляет их и изготавливает таким образом бочки. Препятствие стало меньше, и вместе с тем уменьшился и доход бочаров. Поддержим препятствие и барыши производителей. Запретим применение машины.
Чтобы убедиться в ложности этого вывода, достаточно осознать, что труд человеческий есть не цель, а средство. Он никогда не останется без употребления. Если не существует одного препятствия, он займется уничтожением другого, и общество освободится от двух препятствий, затрачивая то же количество труда, которое уничтожало только одно из них. Если труд бочаров когда-нибудь станет бесполезным, он найдет себе другое приложение. Но чем же, спросят, он будет вознаграждаться? Тем же самым, чем вознаграждается и теперь, потому что, если известное количество труда делается свободным вследствие уничтожения какого-нибудь препятствия, то вместе с тем делается свободным и соответствующее количество вознаграждения. Если кто-то скажет: человеческий труд не найдет занятий, то должен в то же время доказать, что человечество перестанет встречать препятствия. Но тогда и сам труд, сделавшись невозможным, станет одновременно и излишним. Нам будет нечего делать, потому что мы достигнем всемогущества и для удовлетворения всех наших нужд и желаний нам достаточно произнести: да будет028.
------------
( Почему же в таком случае, Сотни Миллионов людей на шарике умирают от голода и холода ?!)
I. 3. Усилие, результат
Мы видели, что между нашими нуждами и их удовлетворением поставлены препятствия. Мы побеждаем или ослабляем последние силой наших способностей. Таким образом, вообще говоря, промышленность есть усилие, сопровождаемое результатом.
Но чем измеряется наше благосостояние, наше богатство? Результатом ли усилия или самим усилием? Всегда ли существует зависимость между сделанным усилием и его результатом? Состоит ли успех в относительном возрастании второго или первого?
Оба мнения, находя своих защитников, разделяют между собой область политической экономии. Согласно первому учению, богатство есть лишь следствие труда. Оно увеличивается по мере того, как возрастают результаты одинакового усилия. Полное совершенство, прообразом которого является Бог, состоит в получении бесконечных результатов без всякого усилия.
По второму учению, усилие само по себе и составляет, и измеряет богатство. Совершенствование должно состоять в возрастании усилия в отношении к результату. Примером такого совершенства может служить вечное и вместе с тем бесплодное усилие Сизифа003 ,029 .
Естественно, что первое учение признает полезным все то, что способствует уменьшению труда и увеличению объема производства: мощные машины, умножающие силы человека; обмен, дающий возможность извлекать наибольшую выгоду из природных ресурсов, неравномерно распределенных по поверхности земли; разум, делающий открытия; опыт, подтверждающий гипотезы; конкуренция, стимулирующая производство, и пр.
Второе же так же последовательно желает всего, что увеличивает труд и в то же время уменьшает количество продукции: привилегии, монополии, ограничения, запрещения, уничтожение машин, бесплодие и пр.
Интересно, что на деле люди всегда и везде руководствуются первым учением. Никто еще не видел и никогда не увидит человека, будь то земледелец, фабрикант, купец, ремесленник, писатель или ученый, который не прикладывал бы все свои способности к тому, чтобы производить лучше, скорее, выгоднее. Одним словом - производить много из малого.
Противоположное учение в ходу между теоретиками, депутатами, публицистами, государственными деятелями, министрами, т.е. людьми, призвание которых - ставить опыты над обществом.
Примечательно, однако, что когда дело касается их личных интересов, они действуют в соответствии с тем же принципом, что и все остальные люди, т.е. стремятся получить от своего труда возможно большее количество полезных результатов.
Может быть, кто-то возразит, что я преувеличиваю и что настоящих сизифистов не существует.
Если этим хотят сказать, что на деле не следуют никакому принципу до его крайних следствий, то я согласен. Так всегда и происходит, когда следуют ложному принципу. Оно скоро приводит к таким нелепым и вредным последствиям, что в конце концов необходимо бывает остановиться. Вот почему никакое производство не допускает сизифизма; наказание слишком скоро последовало бы за ошибкой и вскрыло бы ее. Но в рассуждениях о промышленности, которыми занимаются теоретики и государственные мужи, можно долго следовать ложному принципу, прежде чем сложные и запутанные последствия, которых никто не ожидал и не желал, докажут нам его ложность. Когда, наконец, их увидят, то начинают следовать противоположному принципу, противоречат самим себе и ищут оправдания в следующей новейшей и невообразимо нелепой аксиоме: в политической экономии нет безусловных принципов.
Посмотрим же, не руководствуются ли люди поочередно обоими приведенными нами учениями: одним в производстве, а другим - в законодательстве.
Я уже приводил слова г-на Бюжо; но в г-не Бюжо два человека - земледелец и законодатель.
Как земледелец, он устремляет все свои усилия к достижению следующей двоякой цели: сберегать труд и производить хлеб как можно дешевле. Когда он предпочитает хороший плуг дурному; когда совершенствует удобрения; когда для разрыхления почвы он вместо действия ветра пользуется бороной и киркой; когда прибегает ко всем способам, силу и совершенство которых ему открыли наука и опыт, тогда он не имеет и не может иметь другой цели, как уменьшить по возможности усилие в отношении к результату. У нас даже нет другого средства оценить искусство хлебопашца и совершенство способов обработки земли, как определив, насколько уменьшен ими труд и увеличено количество произведенной продукции. А так как все земледельцы в мире действуют по приведенному нами принципу, то можно сказать, что все человечество стремится, без сомнения, для своей выгоды, произвести хлеб или любую другую продукцию как можно дешевле, сократить необходимый для производства труд.
Этого неоспоримого стремления человечества, если оно однажды доказано, казалось бы, должно быть достаточно для того, чтобы открыть законодателю истинный принцип и указать ему, в каком смысле он должен поощрять промышленность (если только это входит в его функции), потому что бессмысленно было бы утверждать, что законы человеческие должны действовать противно законам Провидения.
Между тем, мы слышали, как г-н Бюжо, депутат, восклицал: "Я ничего не понимаю в теории дешевизны; по-моему, лучше, если хлеб дорог, да работы много". И вследствие этого депутат от Дордони подает голос в пользу законодательных мер, затрудняющих торговлю, именно потому, что она доставляет непрямо то, что прямое производство может доставить нам не иначе, как с бoльшими издержками.
Очевидно, что мнение г-на Бюжо, как депутата, прямо противоположно мнению его, как земледельца. Если б он был последователен, то подал бы в палате голос против всякого стеснения или следовал бы на своей ферме учению, провозглашенному им на кафедре. Тогда он засевал бы хлебом самые бесплодные поля, потому что таким образом достиг бы того, чтобы работать много и получать мало. Он запретил бы употребление плуга, потому что обработка земли руками отвечала бы его двойному желанию: дороговизне хлеба и избытку труда.
Ограничение имеет признанной целью и следствием увеличение труда.
Признано также, что оно имеет целью и следствием возбуждение дороговизны, которая есть не что иное, как недостаток товаров. Следовательно, будучи доведенной до крайних пределов, политика ограничения есть чистый сизифизм, как мы его определили: бесконечный труд, не ведущий ни к какому результату.
Г-н барон Шарль Дюпен030, называемый светилом экономической науки в среде пэрства, обвиняет железные дороги в том, что они вредят судоходству. Известно, что более совершенное средство ограничивает употребление средства сравнительно менее эффективного. Но железные дороги могут повредить судоходству не иначе, как привлекая к себе перевозку, привлечь же ее они могут только тем, что будут перевозить дешевле, а это они могут сделать, лишь уменьшив усилие в отношении к его результату, потому что это-то именно и составляет дешевизну.
Следовательно, оплакивая уменьшение труда, предпринимаемого для получения того же результата,
г-н барон Дюпен впадает в сизифизм. Если он предпочитает судно рельсам, то рассуждая последовательно, должен будет предпочесть телегу судну, вьюк телеге и носилки всем остальным средствам доставки; потому что это последнее средство требует наибольшего труда для получения наименьшего результата.
"Труд составляет богатство народа", - говорил министр торговли г-н де Сен-Крик, поставивший ей столько препятствий. Не следует думать, что эти слова являются лишь сокращением утверждения, что "результаты труда составляют богатство народа". Нет, министр был действительно уверен, что богатство измеряется напряжением труда. Доказательством этому служит то, что он вел Францию, последовательно, от одного ограничения к другому, и думал, что делает очень хорошо, если затрачивает двойное количество труда на получение, например, равного количества железа. В Англии центнер железа продавался в то время за 8 франков; во Франции же он обходился в
16 франков. Если оценить стоимость рабочего дня во Франции в 1 франк, то ясно, что она могла путем обмена получить центнер железа за восьмидневный труд работника. Благодаря же запрещению ввоза железа Франции требовалось 16 дней работы, чтобы тот же центнер получить собственным производством. Двойной труд для одинакового удовлетворения, следовательно, двойное богатство; итак, богатство измеряется не результатом, а напряжением труда. Разве это не чистый сизифизм?
Для того чтобы избежать превратного понимания,
г-н министр старается разъяснить свою мысль и точно так же, как назвал богатством напряжение труда, называет бедностью изобилие результатов труда или предметов, способных удовлетворять наши нужды. "Везде, - говорит он, - машины заменяют ручной труд; везде излишек производства; везде нарушено равновесие между способностью производить и средствами потребления". Мы видим, что если Франция находилась в затруднительном положении, то причиной этого, по мнению г-на де Сен-Крика, были излишек в производстве и чрезмерная разумность и плодотворность труда. Мы были слишком хорошо одеты, слишком хорошо обеспечены продовольствием и промышленными товарами; высокая производительность превосходила все наши желания. Нужно было, наконец, положить предел этому бедствию и заставить нас, посредством запрещений, работать больше, а производить меньше.
Я приводил также мнение другого министра торговли, г-на д"Аргу. Оно заслуживает, чтобы мы остановились на нем. В надежде нанести страшный удар производству сахарной свеклы, он говорил: "Без сомнения, возделывание сахарной свеклы полезно, но эта польза ограниченна. Она не обещает того огромного развития, которое ей предсказывают. Чтобы убедиться в этом, достаточно заметить, что эта отрасль земледелия будет необходимо ограничена требованиями потребления. Удвойте, утройте, если хотите, нынешнее потребление сахара во Франции, вы все равно обнаружите, что самая малая часть земли будет достаточна для удовлетворения этой потребности [Весьма примечательное сожаление. - Ф.Б.]. Вам нужны доказательства? Сколько гектаров было засеяно свеклой в 1828 году? 3130, что составляет 1/10540 всей пахотной земли. Сколько засевается в настоящее время, когда местный сахар удовлетворяет 1/3 потребности? 16 700 гектаров, т.е. 1/1978 пахотной земли, или 45 сентиаров на коммуну031. Предположим, что местный сахар удовлетворит всю потребность и, в таком случае, для посева сахарной свеклы нужно будет выделить не более 48 000 гектаров, или 1/689 всей пахотной земли004.
Данное рассуждение состоит из двух элементов: данных, на которые опирается учение, и самого учения. Данные доказывают, что для производства сахара в большом количестве нужно мало земли, капиталов и работы и что каждая община Франции была бы обеспечена им с избытком, если бы выделила для возделывания сахарной свеклы только один гектар своей земли. Учение же смотрит на это обстоятельство как на вредное и видит в самой эффективности и продуктивности новой промышленности предел ее полезности.
Не мое дело защищать здесь пользу сахарной свеклы или разбирать приведенные г-ном д"Аргу цифры005. Но стоит труда исследовать учение государственного человека, которому Франция в течение долгого времени вверяла судьбу своего земледелия и своей торговли.
Я сказал уже, что между промышленным усилием и его результатом существует изменяющаяся количественная связь; что крайнее несовершенство состоит в бесконечном усилии без всякого результата, а полное совершенство - в безграничном результате без всякого усилия; наконец, совершенствование состоит в возрастающем уменьшении усилия относительно результата.
Но г-н д"Аргу открывает нам присутствие смерти там, где мы видим жизнь, и говорит, что важность какой-нибудь отрасли промышленности измеряется ее бессилием. Чего, например, ожидать от возделывания сахарной свеклы? Разве вы не видите, что 48 000 гектаров земли, с соответствующим капиталом и числом рабочих рук, будет достаточно для снабжения сахаром всей Франции? Следовательно, эта отрасль приносит ограниченную пользу. Ограниченную, конечно, относительно труда, которого она требует, чем единственно, по мнению министра, может быть полезна любая отрасль. Эта польза была бы еще более ограниченной, если бы, благодаря плодородию почвы или богатству урожая сахарной свеклы, мы собирали бы с 24 000 гектаров столько же, сколько теперь получаем с 48 000 гектаров. Другое дело, если бы нужно было в 20, в 100 раз больше земли, капиталов и рабочих рук, чтобы достичь того же результата. Тогда можно было бы возлагать некоторые надежды на новую отрасль, которая была бы достойна всякого покровительства со стороны государства, потому что представляла бы обширное поле для приложения труда нашего народа. Но производить много небольшими средствами - это дурной пример, и законодательство должно предотвращать подобный беспорядок.
Но что справедливо в отношении сахара, не может быть ложно и относительно хлеба. Поэтому, если пользу отрасли следует оценивать не количеством потребностей, которые она в состоянии удовлетворить, при определенном труде, но, напротив, развитием труда, необходимого для удовлетворения данных потребностей, то, очевидно, мы должны желать, чтобы каждый гектар земли давал меньше зерна, и каждое зерно - меньше питательных веществ. Другими словами: чтобы земля наша была бесплодна, потому что тогда для доставления народу средств пропитания нужно будет гораздо больше земли, капиталов и труда; можно даже сказать, что спрос на труд будет расти вместе с бесплодием. Желания гг. Бюжо, Сен-Крика, Дюпена, д"Аргу будут в таком случае удовлетворены: хлеб будет дорог, работы много, и Франция сделается богатой - богатой в том смысле, как разумеют эти господа.
Мы должны желать также, чтобы человеческий ум ослабел и угас; потому что до тех пор, пока он жив, он постоянно стремится уменьшить труд по отношению к количеству произведенной продукции и применяемые средства по отношению к цели. В этом-то, собственно, и исключительно в этом состоит ум человеческий.
Итак, учение тех людей, которым была вверена судьба нашей промышленности, есть сизифизм. Несправедливо было бы упрекать их в этом. Наш кабинет министров руководствуется этим принципом, потому что последний разделяет большинство наших законодателей; он господствует в среде наших законодателей только потому, что они являются представителями избирателей; а избиратели проникнуты им, потому что им пропитано общественное мнение.
Я считаю долгом повторить, что не признаю таких людей, как гг. Бюжо, Дюпен, Сен-Крик, д"Аргу, совершенными сизифистами во всех случаях. Наверное, они не таковы в своих частных действиях; наверное, каждый из них доставляет себе путем обмена то, что ему обошлось бы дороже прямым производством. Но я говорю, что они сизифисты в том случае, когда препятствуют стране в ее стремлении делать то же самое032.
------------
I. 4. Выравнивание условий производства
Говорят... Но, чтобы не быть обвиненным в том, что я влагаю ложные выводы в уста защитников покровительства, я лучше приведу слова одного из его самых энергичных поборников.
"Мы считаем, что во Франции покровительство должно ограничиваться обложением ввозимого товара лишь такой пошлиной, которая равнялась бы разности между издержками производства этого товара во Франции и той стране, откуда он привозится... Покровительственная пошлина, основанная на этом расчете, обеспечивает лишь свободную конкуренцию..., так как конкуренция существует только при одинаковых условиях и издержках производства. На бегах определяют вес, который будет везти каждая лошадь, и выравнивают условия; без этого не может быть и состязания. В торговле, если один из продавцов может предложить товар дешевле, то он перестает уже быть состязателем и делается монополистом...
Уничтожьте покровительственную пошлину, представляющую разницу издержек производства, и иностранцы завалят наш рынок своими товарами и приобретут монополию" (Виконт де Романе).
"Каждый должен желать, как для себя, так и для других, чтобы производство страны было защищено от иностранной конкуренции во всех тех случаях, когда последняя может доставлять товары по более низкой цене" (Мать¨ де Домбаль).
Это доказательство постоянно встречается в сочинениях покровительственной школы. Я намерен разобрать его тщательно и поэтому прошу у читателя внимания и даже терпения. Я займусь сначала несообразностями, проистекающими из существа налогов, а потом теми, которые сопряжены с их различием.
Здесь, как и везде, мы находим приверженцев покровительства, стоящих на точке зрения производителя, тогда как мы держим сторону несчастных потребителей, на которых они не обращают решительно никакого внимания. Они сравнивают поле промышленности с лошадиными бегами. Но на скачках бег есть одновременно и средство, и цель. Публику занимает лишь само состязание. Когда вы пускаете лошадей с единственной целью - узнать, которая из них лучше бежит, тогда я понимаю ваше старание уравнять отягощающий их груз. Но если бы вы имели целью доставить срочную депешу с какой-нибудь важной новостью, разве вы стали бы, будучи последовательными, создавать препятствия той из лошадей, которая представляла бы вам лучшие условия для скорой доставки?
Вы, однако же, делаете это с промышленностью. Вы забываете о желаемом результате производственной деятельности, который есть благосостояние; отклоняясь от сути, вы не обращаете внимания на этот результат и даже жертвуете им.