Marlboro.

Вместо предисловия.

Желто-белый песчаный пляж, ласково и нежно шуршит набегающая волна. Солнце, опустившееся остывать в теплый океан, погасило свой последний золотой луч, сверкнув им на прощание по бескрайней водной глади, догорел последний отблеск кроваво-красного заката. В высоком, начинающем чернеть небе загорелись первые звезды.

На берегу сидит человек и смотрит на прибой, в его руке медленно тлеет сигарета, ленивый синеватый дымок нехотя вьется между пальцами и растворяется в потоках соленого морского ветра, идущего от океана. Пиджак, небрежно брошенный на песок, всем своим видом выражает недовольство от подобного обращения. Он скомкан, в его карманах ползают мелкие черные букашки, во внутреннем кармане, скомканный галстук. Человек подносит сигарету к губам, делает затяжку и щелчком выбрасывает окурок. Он поднимается, берет пиджак и стряхнув с него песок, уходит в сторону темнеющих, за светлой полоской пляжа, пальм. На его ногах обычные комнатные тапочки, в виде весело-оранжевых лохматых собак, которые не вяжутся ни со строгим костюмом от Армани, ни с песчаным берегом, омываемом тропическим океаном. Не сочетаясь ни с чем, они всем своим видом показывают, что они домашние животные.

Человек идет ко сверкающей в темноте вывеске, укрепленной между двумя пальмами, под которой проходит едва заметная мерцающая черта. Подойдя к светящейся отметке, он вздыхает и перешагивает через неё. Загребая песок тапками-собаками идет дальше, останавливается и в очередной раз читает сияющую во тьме вывеску.

" WELCOME TO MARLBORO COUNTRY! " - гласят неоновые буквы.

История первая.

Вагонные колеса стучали по стыкам рельс, выдавая неизменно пелевинское: джин-джи-релла, джин-джи-релла, джин-джи-релла. Человек в мятом костюме от Армани и смешных собаках на ногах, покачивался в такт на верхней полке плацкартного вагона. Мимо сновали какие-то люди, гремящие пустыми стаканами или обжигающиеся этими же стаканами на обратном пути, но уже с кипятком. В условно обозначенном купе между собой неспешно беседовали, успевшие познакомиться за долгий путь случайные попутчики.

Человек на верхней полке молча смотрел в потолок, теребя за уши своих ненастоящих собак. Хорошим костюмом сейчас никого не удивишь, а вот странные тапочки, привлекали всеобщее внимание. Соседи по купе время от времени бросали многозначительные взгляды на его обувь и о чем-то неодобрительно шептались, порой прерывая шепот взрывами смеха. Со своим альтернативно одетым попутчиком они не общались, так как еще в самом начале пути, он никак не прореагировал на приглашение выпить по поводу присутствия повода, чем оскорбил временных обитателей плацкарта.

Иногда, человек поднимался со своего места и шел курить в тамбур. Пил в туалете теплую, вонючую воду, после которой его пустой желудок выворачивался наизнанку. Волна тошноты сводила спазмом мышцы живота, заставляя их болеть, едкой горечью оставалась на языке, но он все равно курил, а затем пил тошнотворную жидкость, сбивая прочно поселившуюся во рту сухость, от которой лопались и кровоточили губы, язык еле ворочался во рту. Пересохшее горло со скрипом выдавало звуки, отвечая на всевозможные вопросы, которые ему задавались проходящими через тамбур людьми.

- Вам на следующей выходить! - сообщила проводница, проходя мимо него.

Беззаботно общающееся купе уставилось в недоумении на человека, лежащего на верхней полке.

- Неужели он в таком виде сойдет на этой станции?

Но он лишь, достал из кармана не менее мятый галстук, завязал его на шее и достав из кармана несколько скомканных купюр, принялся их разглаживать.

* * *

Пассажирский поезд скрипнув парой сотен тормозов, остановился и затих на пустынном полустанке. Один единственный пассажир сошел на нем, без багажа, без ручной клади и побрел по асфальтированной пустынной дороге, которая петляла и терялась где-то в лесу.

Раздолбанная дорога, сплошь покрытая выбоинами вела его к известной только ему цели. Припорошенные пылью деревья тихо шумели листвой, жаркое полуденное солнце поднимало знойное марево от серого асфальта дороги.

* * *

Внезапно деревья закончились и дорога уперлась в огромную каменную плиту, у которой суетился древнего вида старик с зубилом и молотком в руках. Немного постучав молотком по камню он отходил и смотрел на творение своих рук, иногда промахивался и тогда близлежащая местность оглашалась оглушительным воплем, а затем особо изощренными матерными выражениями.

Почувствовав присутствие постороннего, старик прекратил высекать на плите надпись и продемонстрировал ему свою разбитую молотком кровоточащую руку с висящими кусками сбитой кожи.

- Вот скажи мне, ради чего все это? - раздался дребезжащий старческий голос, слыша который не верилось, что мгновение назад от него сотрясалась вся округа - Не знаешь? Так, я отвечу тебе! Чтобы люди вроде тебя, смогли избрать в этой стране правильный путь! Читай!

Он указал на камень.

" На лево пойдешь - счастье найдешь, на право пойдешь - прошлое найдешь, прямо пойдешь - коня найдешь. А, пойдешь, куда глаза глядят - рано или поздно, всё сам отыщешь! 1333 год."

- Понятно! А, 1333 год тут причем?

- Дык, на дворе он и стоит! Местное летоисчисление немного отличается от общепринятого!

- Понятно!

- Что-то ты, путник, неважно выглядишь! Подожди меня здесь, я сейчас вернусь! Есть у меня одно отличное снадобье для поправки жизненных сил. Я ведь еще здесь прослыл не только каменотесом, но и хорошим лекарем! Я сейчас!

Старик направился к белой беседке, расположенной на самой вершине небольшого близлежащего холма. Вошел в нее, вскоре вышел и начал торопливо спускаться к ожидающему его человеку.

- На, вот выпей! - он протянул ему четыре яйца, очень похожих на куриные - Не бойся, все не так страшно, как хотелось бы! Можешь все слить в одно, а потом залпом бахнуть все сразу, чтобы не так противно было!

Человек в смешных тапках осторожно постучал одним яйцом о каменную плиту, аккуратно выбрал треснувшую скорлупу. В образовавшуюся дырочку он увидел, что там мерно колыхается студенистая жидкость черного цвета.

- Что-то на яйцо это не похоже! - с сомнением произнес он.

- А, никто и не говорил, что это оно! - довольно хмыкнул старик, морща нос и уходя с подветренной стороны - Пей давай, а то воняют они противно!

Человек понюхал содержимое скорлупы и закашлялся, давя в себе рвотный позыв.

- Меня от одного запаха тошнит!

- Тебе это нужно пить, нюхать их совершенно необязательно, как водку!

Под внимательным наблюдением старика он собрался с духом и учитывая все его подсказки, мужественно проглотил все четыре дозы.

- Ну, как? - поинтересовался старик.

- Тошнит!

- Тошнит? Как много в этом звуке для сердца нашего слилось, как много в нем переплелось: отчаянье, боль, слезы, глюки! - восторженно продекламировал местный лекарь - Просто потрясающе! Четыре дозы и его только тошнит! Многие от одного только запаха ласты склеивали! Счастливого пути, Пилигрим!

- Почему, Пилигрим?

- У нас бытует легенда, что только Пилигрим может осилить четыре черных яйца и останется жив! Значит ты, Пилигрим! Теперь, ты должен выбрать один из трех путей и продолжить своё путешествие по стране Marlboro! Какой путь ты выберешь?

* * *

И снова шел все по той же раздолбанной асфальтированной дороге, жарко грело солнце. Едва слышно шуршали пыльные листья на усталых деревьях. Вся лесная живность молчала и пряталась от жары. Раскаленный ветер принес некую затхлую свежесть, которая обычно идет от болот или небольших заиленных речушек.

Дорога делала очередной поворот, за которым Пилигрим увидел автобусную остановку. Шиферная крыша остановки местами потрескалась и осыпалась вниз, сквозь уцелевшие волны можно было не напрягаясь лицезреть синее безоблачное небо. Доски лавочки были разукрашены витиеватой резьбой и весьма жизненными афоризмами. Судя по почерневшим срезам на досках, всё это делалось давным давно. Дорога окруженная немного более зелеными деревьями слегка поднималась вверх. Среди тех деревьев кто-то был и он направился к тем, мелькал и переговаривался в перелеске.

Немного пройдя Пилигрим услышал плеск воды о прибрежные камни, затем в поле его зрения оказался полуразрушенный мост с замершим человеком на его перилах. В тени деревьев творилось что-то, напоминающее то ли оргию, то ли самую обычную групповуху. Несколько десятков обнаженных тел, мужских и женских, самозабвенно предавались утехам плотской любви. Даже не взирая на стоящую вокруг полуденную жару. Путник на мгновение замер, пытаясь сообразить, что же все таки там происходит, но уже в следующий момент плюнул в пыль и растерев смешным тапочком плевок, отправился к человеку на мосту.

Вслед за ним, отделившись от совокупляющейся группы, вышла девушка. Ступая босыми ногами в мягкой белой пыли и роняя капельки пота, в обилии выступившие на её обнаженном теле, она тихо двигалась за Пилигримом, стараясь ступать след в след. Тот услышав движение за спиной обернулся, совершенно незнакомая и абсолютно раздетая барышня, приближалась к нему. Длинные черные волосы немного спутаны, огромные, зовущие к себе серые глаза, груди с темными твердыми сосками покачиваются в такт каждому её движению. Плоский живот, плавный изгиб бедер и грациозная походка, крадущейся черной пантеры. Все это вместе взятое, будило звериные инстинкты, толкающее на то, чтобы немедленно сорвать с себя дурацкий костюм и наброситься на неё, терзая великолепное тело. Кататься вместе с ней в дорожной пыли, напрочь позабыв обо всем, отдавшись целиком и полностью дикому желанию.

Странное ощущение вины и ответственности тяжким грузом лежало на его плечах. Ощущения обострились гася разгоревшееся пламя жгучих желаний, голос в голове что-то невнятно, но сурово втолковывал, заставляя сердце биться нормально и разгоняя, прилившую к отдельным участкам тела, кровь.

Девушка прижалась к нему насколько это было возможно:

- Если тебе не приятно, оттолкни меня и я уйду! - немного с придыханием прошептала она, привстав на цыпочки и стараясь говорить в самое ухо своему собеседнику, добавила - Положи под подушку крыло стрекозы и увидишь под утро странные сны! Точит ржавую косу старуха любовь, скрипит кожа и пенится алая кровь! Холод стали на белой и нежной руке, торопливо слеза бежит по щеке! Сотни мрачных теней становятся в ряд, чтобы вкус твоей плоти отведать, понять! Ты зачем здесь?

Влажная от пота, но в то же время прохладная ладонь проникла под рубашку. Пилигрим остановил начавшееся движение нежной, но чужой руки вдоль живота вниз и указав на одиноко стоящего на мосту, спросил:

- Кто это?

- Кокоро! Он странный, не ходи к нему, пойдем лучше со мной! - девушка заглянула в его глаза.

- Нет! - Пилигрим осторожно высвободился из жарких объятий и направился к мосту.

- Как знаешь, но учти, если ты взойдешь на мост, то вернуться ко мне не сможешь! Это ведь разрушенный мост! - услышал он раздавшийся ему в спину не то совет, не то предупреждение.

Солнце даже не собиралось прекращать пытки жарой, но человеку стоящему на перилах моста с веревкой в руках, казалось все было нипочем.

- Привет, Кокоро! - усаживаясь на бетонный бордюр, поздоровался Пилигрим.

- Будешь надо мной смеяться, я тебя просто убью! - вместо приветствия, Кокоро тут же перешел к угрозам, даже не обернувшись на голос.

- Я и не думал!

- Смотри молча и не отвлекай меня по пустякам!

- Что ты делаешь?

- Глупый вопрос! С моста, конечно, прыгаю!

- В одежде? Да, тут же мелко!

- А, кто тебе сказал, что я до воды долетаю?

Пилигрим поднялся с бордюра, подошел к перилам, на которых стоял этот странный человек и став рядом с ним, принялся изучать то, что находилось внизу. Взирая с десяти метровой высоты на медленно бегущую, высохшую почти до самого дна воду, он рассматривал речной пейзаж. Множество коряг, воняющие дохлые рыбешки на потрескавшемся, сухом иле, еще какой-то мусор вовсе не природного происхождения вовсю украшали русло некогда весьма приличной реки. Мост находился в столь же плачевном состоянии, как и река. Наполовину разрушенный, он все же соединял два берега, перекинутой с одной стороны останков на другую доской, метров семь в длину и пятнадцать сантиметров в ширину. Доска прогибалась под собственным весом и колыхалась из стороны в сторону при малейшем дуновении ветра.

- Тебе на ту сторону надо? - Кокоро закончил созерцать речное дно и принялся привязывать веревку к кисти руки.

- Да!

- Сначала посмотри, как я прыгаю, а потом пойдешь дальше!

- А, рука не оторвется? Я знаю, прыгающих с моста с веревкой, обычно, за ноги привязывают!

- Зато, я не знаю! - человек сделал шаг вперед.

До воды он действительно не долетел, веревка звонко щелкнула под весом повисшего на ней тела и выбросила его обратно на мост.

- Этого еще не хватало!

- Что у тебя случилось? - Пилигрим удивленно сочувствующе посмотрел на него.

- Ухо оторвалось! - он разжал кулак и продемонстрировал кровоточащее ухо - Помоги приклеить!

- Чем?

- Суперклеем, конечно!

- Так он же ядовитый!

- Ну и что!

Закончив операцию по возвращению уха на место, он поинтересовался у Кокоро:

- Для чего тебе все это?

- Для сосредоточия духа! - не задумываясь ответил тот и завязав глаза Пилигриму отправил в путь на ту сторону, по качающейся над пропастью доске.

История вторая.

Как бы то ни было, но надпись на камне оказалась права.

Скрипи, скрипи, ты подо мною седло,

Терпи, терпи, терпи когда тяжело,

Не смей, не смей ты ни на миг ослабеть,

Сумей себя преодолеть!

Напевая, знакомую с самого детства, песенку он изо всех сил налегал на педали старенького велосипеда, найденного на обочине дороги. Представив себя добродушным котом Леопольдом, Пилигрим радовался падающему за горизонт солнцу, начавшим чирикать под вечер птичкам и всему прочему, чего он почему-то не замечал раньше. Даже оторванная до колена правая штанина нисколько не огорчала его. Как только Пилигрим сел на свежеобретенного коня и проехал, буквально, несколько метров, нижний край развевающейся штанины попал в цепь. Благополучно пришлось рухнуть в пыль и отчаянно матерясь выдирать злополучную часть одежды из мертвой хватки стальных зубьев "звездочки".

Пусть! Пусть дорога в даль бежит, пусть!

Все на свете по плечу,

И с песней этой качу по свету,

Качу, качу, куда хочу!

А, где-то в засаде притаились зловредные мышата, Серый и Белый, хотя на самом деле всё могло быть совершенно иначе. История со штаниной, наверняка, дело их маленьких лапок.

- Мерзкие, отвратительные грызуны! Я с вами дружно жить не буду!

Не взаправдашние собачонки устали и уныло повесили свои мохнатые уши. Блеск в пластмассовых глазах сменился на пыльную поволоку, им еще никогда не приходилось так долго путешествовать, а судя по энтузиазму хозяина, всё только начиналось.

Кручу, кручу, кручу, педали кручу,

Лечу, лечу, с горы как птица лечу!

Асфальт закончился и дорога плавно перешла в грунтовку, с четко прокатанными колеями. За все время проведенное здесь он не встретил и даже не услышал ни одного автомобиля, поэтому оставалось загадкой, кто же все таки накатал эту колею.

Воздух пропах некой прохладной свежестью, которая бывает после проливного дождя. Проехав еще немного Пилигрим увидел, что впереди расположен весьма обширный участок дороги, покрытый жидкой грязью. Обе колеи заполнены водой и лишь небольшая полоса посередине была более пригодна для езды на велосипеде.

- Как сказал Кокоро, отправляя меня по доске на другую сторону моста: " Дорога выбранная нами всегда пропорциональна страху и только от нас зависит как, прямо или обратно!" Что ж, по доске прошел, да и тут, думаю, не пропаду!

Он перевел дыхание и крутанул педали так, что из под колеса полетела пыль и мелкие камешки. Мышцы ног заныли от протяжной тянущей боли, но путь вперед был продолжен. Изо всех сил стараясь сохранять равновесие, чтобы не свалиться в грязь, Пилигрим между делом намечал свой будущий маршрут.

Дорогу преграждала большая лужа и он разогнавшись попытался через неё перемахнуть, но в самый последний момент заднее колесо соскочило в колею. Прыжок не удался. Пилигрим со всего маху плюхнулся в тепложидкую грязь, лицом вниз.

Валяясь в этой грязевой ванне он понял насколько утомителен был его предыдущий путь. Все тщетно, все суета сует - говорило болото, но запас воздуха в легких заканчивался и инстинкт самосохранения требовал вытащить голову из грязи, чтобы глотнуть кислорода. Перевернувшись на спину Пилигрим смотрел на небо, в котором медленно догорал закат. Затем появились первые звезды, пришла долгожданная прохлада. В болоте стало холодно и он вылез из него, позабыв про велосипед, рогатый руль которого, сиротливо виднелся на спокойной и ровной глади болота, напоминая погибшее в трясине животное.

В попытках согреться была проведена целая ночь, зажигалка забилась грязью и не работала, сигареты превратились в одну равномерно-серую кашицу с желтыми прожилками. Всё было плохо, но не так как хотелось бы.

В стране Marlboro начинался новый день, небо на востоке порозовело, грозя в скором будущем продемонстрировать долгожданное солнце. Свежий ветер сбивал с листьев деревьев остатки пыли, птицы устроили утреннюю проверку. Пересчитавшись и недосчитавшись некоторых собратьев, плюнув абсолютно на все, они заголосили свой обычный гимн наступающему дню.

Взошло солнце, заняв свою крайне неустойчивую позицию и впереди блеснула, между деревьев, лента ручья.

Девушка стоящая у брода нервно поглядывала на тот берег, не решаясь ступить в воду. Нарядно одетая, в туфлях на "шпильке" она выглядела весьма необычно для данного вида местности и еще она Пилигриму кого-то напоминала.

- Наташа, ты что ли? Господи, сколько лет прошло с тех пор, как мы закончили школу? Что ты тут делаешь?

- Ручей пытаюсь перейти! - даже не попытавшись вспомнить его ответила бывшая одноклассница

Он придирчиво осмотрел прозрачный водный поток, собаки на ногах с комьями грязи в шерсти одобрили его мысль. Пилигрим сделал шаг в воду, перешел на ту сторону, течение смыло грязь с его ног, окрасившись в коричневато-желтый цвет.

- Тут совсем мелко! Разуйся, если не хочешь намочить туфли и перейди!

- Я не могу!

- И что ты предлагаешь?

- Перенеси меня на руках! - это была просьба-приказ, что Пилигриму совершенно не понравилось и он демонстративно отвернувшись, принялся умываться.

- Эй, ты! Ты меня слышишь?

- Слышу, слышу!

- Перенеси меня! Я требую, чтобы ты меня перенес на ту сторону!

- Вспомни, как меня зовут и я тебя перенесу!

- Ты мой бывший одноклассник, но хоть убей я не помню, как тебя зовут, всех из класса помню, а тебя нет! - на её симпатичном лице отражались всевозможные мыслительные процессы, хотя, он мог и ошибаться, ведь ни кто не может точно знать, как подобные вещи происходят в женских головах.

Она назвала фамилии бывших одноклассников, чтобы случайно встреченный знакомый не заподозрил её в обмане. Всё было честно.

- Ладно, чего хочет женщина, того хочет бог! Я и сам не помню, как меня тогда звали! - усмехнулся Пилигрим и отправился за девушкой на другой берег - Только у меня пиджак грязный!

- Ничего, я не боюсь!

Подхватив девушку на руки, он в очередной раз ступил в прохладную воду. Ножные псы отмылись от грязи, в их глазах появился блеск, они снова были веселы и готовы к дальнейшему пути. Прежде, чем ступить на противоположный берег у него созрела совершенно дурацкая идея.

- А, что будет, если я её макну головой в воду? - но осмотрев в очередной раз её прическу, передумал.

- Благодарю! - сухо сказала Наташа, когда Пилигрим поставил её обратно на землю.

- Ты куда идешь?

- На праздник в зону, сегодня там будет весело! Музыка, цветы, фейерверк и конечно же, подарки! - в глазах девушки появились оттенки радости и искренней, незамутненной ничем веры в собственные слова. - Пойдем со мной, тебе понравится!

-Блажен кто верует, легко ему на свете! - подумал он, отправляясь следом за ней.

Грунтовка вновь перешла в асфальтированную дорогу, но в этот раз уже без выбоин. Ослепительно белая разделительная полоса на черном асфальте, короткими черточками уходила в небо. Лес по обеим сторонам дороги выглядел, как-то более зеленым, похоже атмосфера праздника доносилась и сюда.

- Далеко еще?

- Почти пришли!

- А, зона - это что такое, что это за место?

- Ничего особенного, просто это место так называется вот и все! - ответ был исчерпывающе полным и желание задавать вопросы у Пилигрима пропало.

Размеренно часто цокая каблуками по асфальту Наташа торопилась вперед стараясь попасть в зону до наступления темноты. По мере приближения к конечной точке, солнце уверенно падало за горизонт, в очередной раз. Второй день пребывания в стране прошел в пути и с самого утра ничего примечательного не случилось, кроме неожиданной встречи.

- Свое прошлое я представлял, совершенно, иначе! Может, в этом есть какой-то скрытый смысл? - размышления Пилигрима по поводу давно минувших дней были прерваны внезапно нахлынувшей со всех сторон музыкой и росчерком лучей прожекторов в темнеющем небе.

- Сейчас постарайся не дышать! - посоветовала Наташа.

Зеленовато-желтый, немного фосфорицирующий туман поднимался над землей. Дорога в этом месте превращалось в сплошное нагромождение каких-то вздутий, лезущих из-под асфальта. Дорожное покрытие медленно тянулось, выдуваясь пузырем под натиском неведомой силы. Достигнув критической точки, оно лопалось, добавляя в атмосферу новую порцию светящегося газа.

Они вошли в полосу подземных испражнений. Девушка не глядя под ноги уверенно шагала вперед не боясь угодить ногой в рваную дыру провала. Пилигрим же, наоборот, пытался рассмотреть, что происходит под его ногами. Собаки снова стали мрачными. Тот глоток воздуха, которым он запасся входя в зеленоватый туман, подходил к концу. Легкие начали требовать новой порции, хотя разум понимал, что подобного делать не следует. Газообразные испарения резали глаза, заставляя литься потоком слезы. Он слышал, как в груди гулко бьется сердце, как напряглись легкие в ожидании притока кислорода. Шаг, еще шаг, а конца загазованной местности не видно. Нога, то одна, то другая пытаются угодить в прорвавший земляно-асфальтный чирей. Пилигрим все - таки не выдержал:

- Пусть, лучше я умру дыша полной грудью, чем вот так, боясь сделать вдох! - и он вдохнул отравленный воздух.

В горле запершило и резануло, протяжно, немного шероховато, в легкие вонзились сотни крючьев, рвущие их на сотни отдельных кусочков. Он закашлялся и прикрыл рот полой пиджака. Вдохнул еще раз, но уже через грязную ткань и все успокоилось. Воздух стал чище, грязь из болота, впитавшаяся в пиджак, очищала его от вредных примесей. Идти стало легче, но глаза резало по прежнему. Девушка, идущая рядом, казалось, не испытывает никаких затруднений, связанных с нехваткой кислорода.

Лежащие на земле в различных позах мертвые тела не прошедших сквозь этот барьер, начались с того момента, когда Пилигрим начал дышать через пиджак. Не тронутые разложением многие из них уже мумифицировались.

- Меня ждала такая же участь! - думал он, рассматривая очередного мертвеца схватившегося руками за собственное горло.

Сухие губы растянуты в зловещей усмешке и демонстрируют, некогда великолепные, а ныне пожелтевшие зубы. Судя по одежде это была когда-то женщина, сейчас это было уже не важно. Смерть уравняла всех: красивых с некрасивыми и счастливых с несчастными, все стали одинаково мертвыми. Таких тел на их пути были десятки и каждого смерть настигла в свое время. Кто-то из них был слабее, а кто-то нет, но на праздник попали только сильнейшие.

- Глупо, умирать ради праздника! - сквозь зубы сказал Пилигрим - Хотя, даже в этом есть определенный смысл!

Наташа усмехнулась, но отвечать не стала.

Кроме мутного желто-зеленого тумана вокруг ничего не было видно и вдруг все закончилось. Снова метался из стороны в сторону легкий, ненавязчивый ветерок, на небе сияла пятнистая тарелка полной луны и сотни тысяч звезд, рассыпанных по необъятным просторам космоса. Монолитный бетонный забор тянулся далеко в ночь, а за ним во всю гремела музыка, смех и разноцветные огни.

- Пришли! - девушка указала на неприметный темный проем на светлом фоне бетона - Нам туда!

Приземистое кирпичное здание с многочисленными узкими окошками, несколько контейнеров для перевозки грузов, дымящая черным дымом котельная, какие-то подсобные помещение и среди всего множество веселящегося народа. Горы пустых стеклянных и пластмассовых бутылок, летающие по воздуху обрывки бумаги и целлофановые пакеты, человек уперевшись рукой в контейнер делает вид, что его тошнит. Всеобщий гомон и гвалт, среди которого Наташа тут же растворилась, оставив Пилигрима в одиночестве.

Внезапно все умолкло, голос ведущего попросил всех успокоиться и расчистить место, настало время вручения солнечных регалий. Толпа затихла, ожидая кому же на этот раз выдадут символы власти, присущие только стране Marlboro. Наступила торжественная минута. В образовавшийся круг вошла группа военных с черными чемоданчиками в руках. Самый главный, с огромными звездочками на погонах протянул список награждаемых ведущему и тот принялся выкрикивать имена победителей.

Публика рукоплескала каждому произнесенному имени и искренне радовалась, тому что кто-то все же занял свое место под солнцем.

- Пилигрим! - раздался громкий голос, толпа замерла в ожидании, похоже, для них это было неким сюрпризом.

- Пилигрим! - повторил свой призыв ведущий и люди повернули головы, обратив свой взор на одиноко стоящего в стороне человека.

Кто-то шустрый выскочил из толпы и схватив его за руку потащил в центр круга. Народ расступался, освобождая им дорогу. Военные поприветствовали Пилигрима, главный крепко пожал руку и под звуки торжественно-напыщеного гимна извлек из чемоданчика - мухобойку. Обыкновенная пластмассовая мухобойка красного цвета была вручена с изрядной долей благоговения. Опешивший и растерянный Пилигрим тихо поблагодарил всех и покинул зону пристального внимания. В очереди на получении солнечных призов он был последним, военные ушли и праздник продолжился.

Какие-то незнакомые люди звали его в свою компанию, наливали вино и водку, тут же протягивали закуску, предлагали сигареты и общение. В конечном итоге, мухобойку он кому-то подарил. Очередная незнакомая девушка была безумно рада столь ценному подарку и большую часть праздника провела в обществе Пилигрима. Все мимолетно, вот так и девушка, сначала появилась, а потом пропала, но не смотря ни на что, веселье продолжалось.

Так прошел еще один день в стране Marlboro.

С гудящей головой и уставшими ногами, ноющими во всем теле мышцами Пилигрим очнулся на скамейке у одиноко стоящего, посреди зеленого поля, особняка. Солнце висело высоко в небе, посылая на землю свои обжигающие лучи. Двухэтажный дом со всех сторон окружали высокие деревья, пряча его в тени от полуденного зноя.

Похлопав по карманам он обнаружил помятую красно-белую пачку "Marlboro", эти сигареты всегда внушали ему какой-то суеверный ужас, но выбирать было не из чего. Дымя сигаретой Пилигрим еще раз посмотрел на дом. Дом как дом, возможно, что в нем даже кто-то обитал и в этот момент, этот кто-то громко хлопнув дверью появился на крыльце и мягко ступая босыми ногами по мрамору ступеней спустился к расположившемуся на лавочке.

Молодая, довольно симпатичная девушка неторопливо уверенно подошла к нему. Джинсовая рубашка с закатанными до локтя рукавами и расстегнутыми тремя верхними пуговицами являлась её единственной одеждой. Она уселась рядом, молча посмотрела в глаза и все так же не нарушая молчания взяла его за руку и повела в дом.

- Иди в душ! - приказала девушка, указав направление движения - Одежду свою выбрасывай в корзину!

Прежде чем залезть под душ, Пилигрим скомкал и выбросил грязный пиджак, не так давно спасший ему жизнь, порванные брюки, а вот с сиротливо смотрящими на него собаками расставаться было жаль. Умные псы понимали, что происходит, их виновато-обиженные глаза были наполнены самой настоящей тоской.

Пока он купался, барышня принесла ему джинсы и футболку. Вытеревшись висящем тут же полотенцем, Пилигрим оделся и, выйдя из ванной побрел по дому в поисках его хозяйки.

Уютный, но немного пустоватый дом, вся мебель как только что из магазина, все сияет. На стенах множество картин, много книжных шкафов, забитых различными книгами. Все они аккуратно расставлены, классики отделены от современников, проза от стихов. Здесь у каждой вещи было свое место. Заметив кресло он опустился в него и продолжил ожидание хозяйки этого дома.

Она не заставила себя долго ждать, направляясь к нему девушка на ходу расстегивала, не расстегнутые пуговицы рубашки. В следующий момент она уже уселась на его колени и поинтересовалась:

- Ты хочешь заняться со мной любовью?

Взвесив все "за" и "против", Пилигрим спросил:

- Тогда я должен буду остаться здесь?

- Нет, уйдешь когда захочешь! Я никого не держу!

Она взяла его ладонь и приложила к своей обнаженной груди, затем повела руку вниз, по гладкой коже живота, давая понять насколько упруго и приятно её обнаженное тело:

- Так, да или нет!

- Да!

- Я сейчас! - проворно поднявшись она исчезла в другой комнате.

Пилигрим закрыл глаза ожидая её появления. Вот послышались легкие шаги и что-то твердое упало на его колени. Он открыл глаза, это была книга.

- Прочти эту книгу и после этого мы с тобой займемся сексом! - сказав это она развернулась и ушла, пропав в глубине дома.

Он взял книгу в руки, имени автора не было лишь инициалы "Р.Р." и название " Особенности половой жизни красных носорогов в преддверии смерти ". Пилигрим с изрядной долей сомнения открыл книгу и принялся было за чтение, но девушка появилась вновь, неся поднос с едой.

- Сначала поешь, а потом будешь читать! Времени у тебя предостаточно!

Особенности половой жизни красных носорогов

в преддверии смерти.

От автора.

Сначала появляется Любовь, но не женщина, а чувство к какой-либо девушке или все той же женщине, которую возможно даже будут звать - Любовью. Испепелив душу она умирает. Образовавшуюся пустоту заполняет, если не ненависть, то увлечение самой Смертью. Идет время, поклонение Смерти, как таковое, теряет свой изначальный смысл. Тускнеют краски, на арене вновь появляется Любовь, но уже другая и снова не женщина. Просто другая разновидность этого чувства из необъятного спектра возможностей и качеств. Странно, но объектом любви, как таковой, все же является женщина, но есть вероятность, что это может быть и Бог. Тот, у которого нет имени, тот Бог, который в душе каждого из нас, но это лишь предположение.

Новые желания и мечты являются извечными спутниками чувств, кроме одного. То одно, само по себе.

Проходит какой-то срок и все умирает снова, включая и желания. Двигаясь по замкнутому кругу истории я вновь должен был выйти к поклонению Смерти, но в этот раз все по другому. Что-то изменилось, Смерти нет, она где-то там далеко, очень далеко.

Зато, сгоревшая в пламени очередной Любви душа наполняется безразличием, тем единственным чувством, при наличии которого все теряет свой смысл. Нет ни стремлений, ни желаний, куда-то пропадают мечты, все становится ненужным и надоевшим.

Что виновато во всем или кто? Нет ответов на подобные вопросы. Обвинять самого себя, тоже бесполезно. Можно, конечно свалить все на неизжитый юношеский максимализм вкупе с духом противоречия, но и это не принесет никакой пользы.

В моменты, когда я делаю попытки спасти самого себя, перед глазами появляется картинка: Грустная морская рыбка тоскует по своему родному океану в тесном аквариуме, наполненном соленой морской водой. Участливые руки доброжелателя бережно вынимают её из тесного обиталища и выпускают в огромный водоем с пресной водой. И что же происходит? Рыбешка глотнув незнакомой воды, понимает, что её просто обманули и в поисках чего-то родного, уходит на глубину. В надежде, что там будет гораздо лучше, но там тоже самое. И не только. Вот тогда и настает, оттягиваемый до последнего, момент истины.

Но если забросить все попытки спасти самого себя, то в любом случае нужно чем-то заниматься. Чем-то, что избавит от бесполезных умственных процессов и лучше всего для этого подходит работа. Тяжелая работа, требующая максимум физических усилий, заставляющая трещать кости и сухожилия. После которой мышцы деревенеют, отказываясь сокращаться, жутко болит спина при каждом движении, гудят и ноют тупой не проходящей болью ноги, ладони со вздувшимися и лопающимися волдырями - все это лишь мизерная цена, которую можно при случае заплатить. Чем сильнее физическая боль, чем тяжелее работа, тем глубже уходят воспоминания. Мозг начинает зацикливаться на монотонных процессах, но все это ненадолго. Мышцы окрепнут, спина перестанет болеть, двадцатая подряд сигарета не вызовет приступов тошноты, не придет больше легкое головокружение от постоянного недоедания и недосыпания. Вот, именно, тогда организм привыкший к самоистязанию и выбросит на поверхность все то, что упорно забивалось куда-то в глубину.

Это все было потом, а в начале, как я уже говорил, была Любовь, Любовь с большой буквы и то, что было после неё представлено циклом коротких безымянных рассказов и подобных заметок, совершенно не связанных между собой каким-либо смыслом.

- Причем тут половая жизнь носорогов? - возможно спросят некоторые читатели.

Я отвечу:

- Мне это все приснилось и я не знаю, что подразумевало мое подсознание под половой жизнью красных носорогов в преддверии смерти! Все готовы? Тогда начали!

* * *

Ты постучись, тебе откроют

И лишь могила, как стена.

Они живут и умирают,

Их это право, так всегда!

Жизнь, быт, поломанные руки

Торчат костями вверх и вниз.

Ты лишь не умирай со скуки,

Раз начал жить, так веселись!

* * *

Эта зеленая мразь снова появилась и пообещала забрать меня с собой, в свой мир, но ему еще нужно было обменять белорусско-монгольские тугрики на рубли в долларовом эквиваленте. Деньги зеленому нужны были, якобы, для оплаты проезда в трамвае.

А, пока он никуда не спешил, развлекаясь и оглашая воплями мою пустую квартиру. Мразь бегала вокруг кресла, в котором я сидел и седел от безысходности. Грохот, найденной им где-то, пластмассовой игрушки и не менее довольный писк раздражал меня все больше и больше. Сам по себе я довольно спокойный человек, если меня никто не достает и выхожу из себя крайне редко, но эта тварь, определено, действовала мне на нервы.

Встав с кресла я подошел к полке с книгами и взял что-то неопределенно-замысловатое в твердом переплете. Карлик подбежал сзади и обхватив меня за ноги своими тоненькими ручонками попытался поднять.

- Я сильный, у меня руки крепкие! - пропищал он.

Приступ бешенства захлестнул все мое сознание полностью. Шея этой гадости напоминала стебелек одуванчика на котором из стороны в сторону плавно покачивалась уродливо-большая голова. Рука сама потянулась к его шее и до хруста сжала её. Немного оторвав от пола тщедушное тело, я несколько раз тряхнул им в воздухе. Голова, жалобно скрипнув шейными позвонками, отделилась от туловища и подпрыгивая, как футбольный мяч, покатилась. Хлынула темно-красная, почти черная, кровь, хотя мне казалось, что она у него будет какого угодно цвета, но только не красная.

Голова прекратила свое движение и остановилась, всматриваясь в меня мертвыми глазами и скалясь редкозубой тупой усмешкой. Не обращая внимания на этот уродливый мячик, я методично ломал руки и ноги этой твари. Поранившись об острый обломок кости, решил упростить всё это дело. Отыскав на кухне мясорубку, я отправился в туалет, где и установил её на унитазе.

Недоразвитые пальцы хрустнули божественной музыкой и дело пошло. Сочащийся теплой кровью фарш исправно падал в отхожее место. Кости были до того хрупкими, что мышцам правой руки даже не приходилось особенно напрягаться. Что-то очередное, чавкнув под ножом мясорубки посылало вверх брызги, остающиеся кровавыми потеками на белоснежном кафеле сортира. Что-то, что хорошо известно хирургам и патологоанатомам вываливалось из брюшной полости, а я же, простой серый обыватель не имея ни малейшего представления о некоторых сгустках плоти, кровоточащих и скользящих в руках, просто заталкивал все это в железный агрегат, вращая ручку.

Ну, вот и все. Гора мелко перемолотого мяса высилась над унитазом. Протянув свою ладонь, я с превеликим удовольствием пожал руку старому другу. Зашумел бачок, спускающий воду, что-то засвистело, зашипело и с плеском провалилось в канализацию.

Я убрал все следы своей бурной деятельности и отправился в душ, смывать пятна крови с одежды и тела.

После всего я вспомнил о черепе, но он куда-то подевался. Немного поискав его и обшарив все близлежащие территории, так и не найдя его, отправился спать. Уж слишком утомительным был этот день.

Проснувшись рано утром, я продолжил поиск и мои труды были увенчаны успехом. Оказывается, её просто утащил мой кот, которого я не кормил уже пару недель, да и сам все это время не питался должным образом. Мурзик уже успел обгрызть уши и выдрать глаза, обхватив лапами свою добычу он спал. С трудом оторвав кота от изуродованной головы я швырнул зверька в двери. При встрече с закрытой дверью он сдавленно мявкнул и на мгновение неподвижно замер на полу, но уже в следующий момент поднялся и держа хвост трубой с достоинством удалился в другую комнату.

Мне всегда хотелось иметь на своем письменном столе настоящий человеческий череп или что-нибудь подобное и теперь заветная мечта детства практически исполнилась. Дело оставалось за малым - очистить череп от остатков лишней плоти. Офицеры армии фюрера делали это гораздо проще. Они оставляли человеческие головы на муравейниках, где муравьи очищали их от мозга, всевозможных ниточек-нервов, протянутых сквозь кость и подобных лишних элементов. Но где, мне взять муравейник посреди огромного города?

Пришлось варить голову в большой кастрюле, до тех пор пока не начало отставать мясо. Соскоблив железной сеточкой для мытья посуды висящие лохмотья плоти, я принялся выковыривать куском, согнутой крючком, проволоки засевший глубоко внутри мозг.

Когда все было закончено, я долго рассматривал результат своего плодотворного труда. Мое внимание привлекло, что-то в его редких зубах, там что-то прилипло и оттянув вниз нижнюю челюсть я попытался достать это указательным пальцем. И в этот самый момент челюсти сомкнулись. Волна дикой, несравнимой ни с чем, давящей боли поглотила все мое существо, заставив бессильно опуститься другую руку и подкашивая ноги. Жалобный скрип моего собственного пальца, немного привел в чувство и собрав остатки сил и воли, я рванул его прочь, освобождая из костяного капкана. Палец представлял весьма жалкое зрелище, посинел, начал распухать, целостность кожи была нарушена и на пол тихо капала моя собственная кровь.

Поиски бинта и чего-нибудь дезинфицирующего ни к чему не привели, была обнаружена только начатая бутылка водки. Щедро полив палец водкой и скрипнув зубами от боли, я замотал его скотчем.

- Бедный, бедный мой палец! - жалел я сам себя.

В голове шумело, желудок начал переваривать сам себя, ноги с трудом перемещали бренное тело по квартире. Шел седьмой день, как я абсолютно ничего не ел, только вода из-под крана.

- У меня пост! - твердил я, убеждая в чем-то тело и разум. - Вот, например, Гайавате приходилось куда тяжелее!

И снова я сижу в своем любимом кресле, экономлю силы и ожидаю, что же будет дальше. "Под лежачий камень вода не течет" - так гласит народная поговорка, но это не про меня. Даже если я ничего не делал, со мной постоянно, что-то происходило.

Череп занял свое место на рабочем столе и теперь скалился новой, беззубой улыбкой. Во избежание новых неприятностей над его зубами потрудились молоток и плоскогубцы.

Похоже, что я умирал, а рядом гордо подняв свой пушистый хвост прогуливался кот, плотоядно посматривая на меня. Все занимало свои истинные места, значения и размышления.

* * *

Вода, необъятное обозримое пространство занимала вода, куски серого льда, ржавые старые катера и яхты. Я не видел людей, но знал, что внутри этих старых развалин кипит жизнь. В душе тоскливо и неприятно, мертвая тишина давит на барабанные перепонки, всё это просто невыносимо.

Стоя на льдине, я рассматривал мутную воду в которой плавал мусор, бутылки из-под пива "Толстяк". Внезапно все наполнилось оглушающим цветом и звуками, заскрипели льдины, затрещали катера, послышались топот и обрывки человеческой речи.

Все изменилось снова.

Я видел как трое людей, сопровождаемые солдатами зашли за угол здания и через минуту оттуда вышли, снова втроем, но уже в военной форме и с оружием в руках. Троица подошла ко мне, молча протянули автомат и комплект одежды, теперь я стал одним из них, четвертым. Появились солдаты, снующие, как муравьи, во все стороны сразу. Мы отошли в сторону и присели на бетонный бордюр, отделявший тротуар от проезжей части, ожидая знака.

Холодная сталь оружейного ствола медленно нагревалась в моих ладонях, ощущение приятной тяжести, несущей на своих плечах смерть, успокаивало и вселяло уверенность. Наша четверка должна была кого-то убить, я это знал, но не мог вспомнить кого именно мы должны убить. Память о моих спутниках, тоже хранилась где-то очень глубоко. Я знал их, а они знали кто я, но при всем этом в памяти не хранилось ни байта об их именах и лицах. Мельком взглянув одному из них в лицо, я увидел то, что и ожидал. Лиц не было, только темные, покрытые легкой рябью перемен пятна.

Снова мир окутала тишина, все погрузилось во тьму, из которой послышался нарастающий шум реки. Затем я увидел птиц, вопящие гигантские птицы с кожистыми крыльями, когтями и зубами. Такие часто обитают на картинках в школьных учебниках по биологии - что-то похожее на птеродактилей. Они кружились над моей головой, совещались на тему моей пригодности в их ежедневный рацион. А, я стоял на остановке и спокойно ожидал своего трамвая, не обращая внимания на тварей кружащих в небе.

Не сойдясь во мнениях они начали рвать друг друга в клочья. Сверху закапали тяжелые, тягучие капли крови на серый асфальт. Асфальт тяжело вздохнул и чавкнув, впитал первую полученную порцию. Кровавый дождь усилился, несколько крупных капель попали и на меня, но вовремя подошедший трамвай спас от дальнейшего промокания.

Лязгнув, закрылись за моей спиной двери. Народа в вагоне было немного, наблюдались свободные плацкартные места. Единственное, что меня смутило - то, что я не видел ни одного лица, только затылки и спины.

Здоровенный детина-кондуктор с крошечной головой, теряющейся где-то на просторах широченных плеч, подошел ко мне и потребовал рубль за проезд.

Пошарив по карманам, я отыскал лишь старый билет на одну поездку в городском электротранспорте и демонстрируя его кондуктору, заявил:

- Я уже платил!

Детина придирчиво осмотрел билет и возвращая обратно, удовлетворенно хмыкнул:

- Точно, платил! - и обращаясь к вагоновожатому прокричал через весь вагон - Этого тоже в ад!

Прерывисто хихикая он удалился. В ад мне совсем не хотелось и мысли в голове лихорадочно закружились ища выход из сложившейся ситуации.

Трамвай остановился у подъезда белого здания, которое тянулось куда-то за горизонт, насколько хватало взгляда.

- На преисподнюю не похоже! - подумал я и направился следом за выходящим на этой остановке человеком.

- Стой! Ты куда? Тебе на следующей! - истошно завопил кондуктор, преграждая мне путь к открытым дверям.

- Хуже уже не будет! - посоветовал разум, заставивший тело пробивать путь к свободе, сметая все на своем пути.

Детина успел закрыть выход своей широкой грудью, но что может остановить отчаявшегося в жизни? Мой ответ: " Уже, ни что! ". Я вырвался из вагона вместе с кондуктором, сбив с ног вышедшего несколькими секундами раньше человека.

Трамвай, хлопнув дверьми ушел по расписанию. Парень, которого сбил выброшенный мной из вагона кондуктор был мертв, как и сам кондуктор. Две лужицы липкой крови медленно стекались в одну. На маленьком лице детины застыла мечтательная улыбка, оно радовалось. Складывалось впечатление, что этот широкоплечий урод доволен своей смертью. Похоже, что это было именно то, о чем он мечтал. Интересно, а птицы умеют мечтать?

Что-то вновь неуловимо изменилось, вроде, все тоже, но в тот же момент, что-то не так. Мной овладела самая настоящая паника и я понял, что приближаюсь к темному провалу подъезда, хотя не сделал ни шагу в его сторону. Я рванулся бежать прочь, но было уже слишком поздно.

Темные коридоры белого здания поглотили меня и я метался по ним в поисках выхода. Страх заставлял бежать не разбирая дороги.

Плечи, колени, грудь и живот, несмотря на нагрузки посетила легковесная ломка. Кто-то раздирал меня изнутри и просился на свободу. От этого становилось еще страшнее и я бежал по своему, понятному только мне, маршруту. На пути встречались такие же как и я, но у каждого из нас своя судьба, а значит и своя дорога, у всех разные двери. Каждый должен войти в свою дверь и выйти в неё же. Только сейчас я понял, что вошел не через свою дверь, а через дверь того человека. И теперь это он метался по темным коридорам, а я лежал на остановке в луже крови и с проломленным, об угол бордюра, черепом.

Свет, яркий ослепительный свет ударил в глаза, царящий в длинных коридорах сумрак отступил, но все равно я - он продолжал бежать, прячась теперь уже от слепящего света. Метаясь по переходам тело выбежало в огромный зал, посреди которого стоял огромный серебристый ангар - там было спасение, а я или он уже выдохлись, легким не хватало кислорода. Ноги подкашивались от внезапно настигнувших перегрузок.

- Слабак! - откликнулось сознание, критически оценив ситуацию и решив, что с этим пора заканчивать, принялось за дело.

Два разнородных разума в одном теле, две души и по две части всего нематериального не могут сосуществовать вместе. Тело рухнуло на пол и выгнулось под натиском жесткой деформации, лопалась кожа, что-то одно рвалось изнутри всеми способами подавляя соперника. Лилась кровь и шло перерождение.

Кто-то из нас победил, я не знаю кто, но чувствую, что это был именно я. Став моложе, крепче, сильнее, быстрее и гениальнее я обрел новую жизнь, с чистого листа. Все стало совершенно иначе. Чужеродные вкрапления больше не беспокоили и я мирно пасся на просторном поле, отмахиваясь хвостом от назойливых мух. Вольный ветер ласково трепал мою белоснежную гриву. Молодая, сочная трава - вот, что нужно было мне, ведь я не ел совершенно ничего уже, наверное, пару недель.

* * *

Он ехал, сидя на обыкновенном деревянном сиденье в обыкновенном красном трамвае, который останавливался через каждые две минуты, впуская и выпуская новых и старых пассажиров. Синий затертый пиджак на его плечах, пережил не одного своего хозяина. Огромный козырек старой кепки, давно потерявшей свой изначальный цвет, закрывал большую часть лица, усеянного многочисленными морщинами. Большой пиджак и большая кепка на маленьком пожилом человеке в маленьких, заношенных до дыр тапочках.

Строгий кондуктор проходя мимо даже не заметил его и не потребовал платы за проезд. Все в этом маленьком человеке было каким-то поношенным и обреченным. Поношенно-обреченный, замерший в одной точке, взгляд, поношенно-обреченные, виновато торчащие из-под кепки волосы, поношенно-обреченные морщины.

И только руки, отказывались быть поношенно-обреченными. Они находились в постоянном движении, руки были заняты делом. Обыкновенный кусочек красной резинки, которой обычно стягивают пачки с деньгами, к которой несколькими нехитрыми узлами привязан обыкновенный гвоздь-сороковка. Вся эта конструкция постоянно переплеталась между маленькими узловатыми пальцами, захватывала кисть, оплеталась вокруг ладони. Руки деловито тянули резинку в разные стороны и делали они это с сознанием дела.

Кто-то не замечал этого странного виновато-поношенно-обреченного человечка, кто-то все видел и думал, что он идиот или что-нибудь в этом роде, тут же забывая о столь жалком создании.

А, обреченный человечек в поношенной одежде с виноватыми волосами и непослушными руками ехал и ехал, отсчитывая остановки. Он думал о чем-то своем, сосредоточенно вращая меж пальцев крутилку.

* * *

Она выскочила из-за густо разросшихся кустов на обочине дороги и побежала к неизвестной цели. Два черных уха, одно слегка заломлено назад, одинокий черный хвост, не менее одинокая черная морда, да и вся она была какая-то черная.

Собака бежала, оставляя на сухом асфальте кроваво-влажные следы своими четырьмя черными лапами и из пасти её капала красная слюна.

- Охота была удачной! - заметил я и закурив сигарету, побрел дальше.

* * *

- Молодой человек, занесите пожалуйста стул! - чей-то голос из комнаты попросил сделать доброе дело.

На всякий случай, осмотревшись вокруг и не найдя никого, я решил, что это относится, именно, ко мне. Взяв стул, на котором сидел и толкнув плечом двери я вошел в комнату.

Грязный пол, одинокая кушетка в углу, покрытая толстым слоем пыли, паутина, мутные пустые бутылки, странный затхлый запах и огромная, сверкающая хрустальными висюльками люстра. Как минимум пара сотен свечей, горели одновременно подчеркивая грязь комнаты и идеальную чистоту люстры.

Все тот же голос потребовал, чтобы я поставил стул на потолок.

- Знаю я все ваши желания! - я ухмыльнулся и запустил стулом в люстру.

Он сделал ровно два оборота по пути к точке встречи. Тысячи радужных брызг метнулись в разные стороны, мелодичный звон заполнил все вокруг, а затем медленно опустилась мертвая тишина и яркий свет исчез.

Даже во тьме я чувствовал, что стены этой комнаты уменьшаются до моих габаритов.

Руки, хорошо помнящие вес стула, почему-то оказались сложенными на солнечном сплетении. Чувство, что я занимаю горизонтальное положение не отступало и тогда я плюнул, чтобы проверить в каком положении нахожусь. Слюна упала обратно на лицо и начала сползать липкой полоской дальше вниз.

Свет ворвался в квадратное окошко у лица и тут же начал меркнуть под шуршащими размеренными ударами. Стало совсем темно и тут я догадался, что меня похоронили!

* * *

Назойливый крик продолжал раздаваться в моей бедной голове, приводя в движение мозг и заставляя его мелко вибрировать.

- Потерялся Господь Бог! - властный голос, продолжал вбивать в меня слово за словом - Все ищут Бога!

Я никак не мог понять, куда же он подевался, этот тип, который именовал себя Господом Богом. Он ведь мог и сбежать, и умереть, да мало ли что с ним могло приключиться!

Голос, посылавший команду всем кто его слышал, продолжал раздаваться в моей голове, глуша и подавляя все имеющие там мысли. А, может их там просто не было? Но как бы то не было, крики меня раздражали.

Я тихо лежал на полу и никого не трогал. Вокруг суетились люди в поисках Бога. Они пытались приобщить меня к своему действу, но неизменно получали отказ, мотивируемый тем, что я убежденный атеист.

Мне было хорошо на этом прохладном мраморном полу. Все было прекрасно и белый потолок, и желтые стены, и моя смирительная рубашка. Затаив дыхание, я в тайне радовался, что никому не пришло в голову заглянуть мне в глаза.

* * *

Вереница разноголосо скрипящих повозок медленно тянулась вдоль серого бетонного забора. Сопровождающие обоз воины суровы и насторожены, их латы тихо поскрипывают кожаными ремешками, сильные руки сжимают рукояти мечей. Я тоже был где-то среди них, но как не старался, найти самого себя у меня не получалось.

Внезапно раздавшийся сигнал тревоги, заставил всех занять свои места согласно боевому распорядку. Старший жестами указывал места, где лучники должны занять свои позиции, явной угрозы не было видно и все замерли в тягостном ожидании, а я нашел сам себя.

Сидя на камне, возвышающимся деревянными досками посреди огромного поля, я увлеченно беседовал со случайно встреченным карликом о демонах ночи. Крошечный морщинистый человек, рассказывал о своем последнем поединке с одной демонической парочкой. Победа, естественно, была за ним. Я недоверчиво качал головой и всецело верил рассказчику.

Стадо назойливых носорогов жужжало над нашими головами, пролетающие мимо летучие мыши пугали их и они истошно вереща прятались в траве.

- Ненавижу ждать! - сказал я карлику и попрощавшись, пошел своей недорогой.

Обычное синее безоблачное небо над моей головой, приятный солнечный день, ласковый летний ветер, такие вещи, почему-то никогда не предвещают беды. Не смотря на празднично настроенную природу, общее состояние было крайне отвратительное. Что-то в очередной раз не давало покоя, то ли гвозди, которые я вчера пытался глотать, то ли нечто оккупировавшее мое сознание, да так что я начал уже терять самого себя, а может быть странные таблетки без названия, принятые еще неделю назад в попытках заполнить пустоту внутри давали о себе знать.

Что не говори, а неопознанные таблетки лучше не употреблять и тем более по тридцать штук сразу. Старею и наверное, становлюсь слабохарактерным. В общих чертах и зачетах я понимал, что происходит, но один вопрос все же мучил меня:

- Куда делся обоз и кто на него нападал?

Ужасно хочется спать, интересно, где же я все таки был минувшей ночью? Счет бессонным дням и ночам потерян. Гвоздь, вбитый в голову мешает думать. Ведь когда человек думает у него шевелятся извилины, а эта дурацкая острая железяка цепляется за них, сбивая мысли с верного пути.

Мои дни были бессмысленны, ночи безнадежны, грохочущий станок в груди работает с перебоями. Вчера снова видел маленького человека в синем пиджаке и маленьких тапочках, с крутилкой в руке. Он стоял у ворот в которые я ушел придавленный грузом безысходности и смотрел на меня.

Черепную коробку изнутри раздирала жуткая боль, гвозди, опять эти гвозди зашевелились в моем желудке. Они были везде, когда-нибудь они меня победят и я буду похож на ежа, но только с металлическими иглами.

- Но, что же по этому поводу скажет стая?

А, стая ответила просто:

- Аф, аф, аф!

Подобрав с земли дождевого червя, я попробовал его на вкус:

- Неплохо! Напоминает вчерашние макароны!

Гвозди, как живые шевелились внутри протыкая стенки желудка и внутренние органы. Изо рта пошла кровь, смешанная со стойкой горечью никотина, похоже, они повредили мои легкие.

* * *

Странно, но страх перед смертью, почему-то пугает если не всех, то абсолютно всех. В этом тоже нет ничего страшного, а именно в страхе перед смертью.

В то же время многие задумываются о самоубийстве, просчитывают самые легкие способы ухода из жизни. Большая часть этих многих останавливаются, испугавшись неизвестности. У них сразу находится масса нерешенных глобальных проблем или же самая настоящая жалость к самому себе. И лишь немногие доводят дело до конца, те которым действительно интересно, что же там за гранью.

* * *

И вновь, восстала Смерть,

Четыре черных розы,

Совсем чуть-чуть, присыпаны землей!

И снова день погас и снова стало тихо,

Лишь строгий крест над тишиной ночной.

* * *

Пришло и ушло время комаров и носорогов, пришла эпоха смерти. Собралась великая четверка и все потускнело, навсегда потеряв свой изначальный смысл. Кто-то печальный и сумасшедший, под звуки флейты беспрестанно повторял:

- Не стоит жить, не стоит умирать!

Но все хотели жить, никто не был готов к покою, а затем повинуясь Вселенским законам, успокоились. Кружок желтого солнца смотрелся мило и удовлетворенно, он больше не звал в бой, не пробуждал тяги к жизни, он просто дожидался, когда все закончится.

Мир вокруг медленно гас и затихал. В наступающей отовсюду тишине слышался топот коней великой четверки, которая отвоевывала свои владения обратно и никто не сопротивлялся их приходу. Причина была одна - это просто было бесполезно.

Сети тишины прочно окутали засыпающую землю.

* * *

Тот кто бьётся за жизнь, сам сеет смерть. Убить хорошего - плохо, убить плохого - хорошо. Хороший и плохой переступив порог вечности уже не противники, они теперь мертвецы.

Они боролись каждый за свое, не понимая как все это ничтожно перед лицом Смерти и Небытия. Какой бы путь не выбрал человек в своей жизни, дорога всех приводит только в одно место, на кладбище.

* * *

Наносится мысль не в рифму, не в тему

Зато постигаю здоровый маразм!

Нет смысла и нет ничего, кроме бреда,

Который понятен, лишь здесь и сейчас!

Высохший труп со звериным оскалом,

Который уж год украшает пейзаж.

Кружатся, тихо жужжа и сверкая

Огромные мухи в надежде на жизнь.

Зеленые псы вокруг дерева дури,

Вращаются с лейками - это все сон.

Безумие в творчестве пьяных монахов

И крики о боге, что он среди нас!

Но кровь с алтаря и из чаши с сердцами

Чуть слышно течет и как прежде молчит.

Вопли гвоздей и удары молота,

Они друг за другом войдут, порвав плоть.

Остатки извилин усохли, скрутились

Все это, дело рук маньяка!

Он на свободе рвет крылья стрекозам

И заставляет есть гипс паучка.

Собаки сбежали, все лейки украли,

Синий слон тихо ходит ища червячка.

Какие тут чувства, когда на карнизе,

Висит третий день уже чья-то рука!

Красное солнце лежит чуть пониже,

Раздробленный череп и выпавший глаз.

Да, все это мило и очень пристойно,

Но только не надо меня уверять,

Что все это, только мои ощущенья

Что все это мой ненавязчивый бред!

* * *

Маленькая, тесноватая квартира в которой тихо, чисто и даже немного загадочно. В центре единственной комнаты, погруженной во мрак, стоит гроб. Окна занавешены тяжелыми черными шторами не пропускающими лучики солнечного света и птичьи трели с улицы.

В этой квартире живет вовсе не вампир, а самый обыкновенный, уставший от суеты, человек. Жизнь в гробу это его своеобразный способ избавиться от некоторых комплексов, которые навязывает ему огромный и шумный город.

Человек спит, он спокоен и умиротворен, немного бледен от недостатка солнца. Его уже давно ничто не отягощает, не вызывает волнений и тревог. Тишина царящая в его жилище олицетворяет Вселенский покой.

Наступит момент, когда забудут про его образ жизни и сочтя, что все уже случилось, предадут земле, похоронят в любимом гробу. Стук сырой земли по крышке разбудит его, ведь он давно уже не слышал звуков со стороны. Человек попытается открыть гроб, но сил нет и голос слишком слаб, чтобы попросить о помощи.

А, могильщики продолжают свою работу, им нужно спешить, рабочий день только начался и таких могил еще десятки. После работы они разойдутся, кто домой, а кто просто прогуляться по улицам затихающего после дневной суеты города.

Человек в гробу исчерпав остатки сил затихнет, смирясь с данным положением дел. Влажный воздух могилы становится с каждым выдохом все тяжелее и тяжелее. Обитатель гроба засыпает последним сном и погружается в Вечность.

* * *

Серые стены рвут мою душу,

Алое небо пьет мою кровь,

Сырая земля меня поглотила!

Почему, когда и за что?

Но вот, шаг за матом, рождается слово,

Они может быть не умрут никогда!

Вот так, потихоньку,

Не в рифму, а в череп

Вонзается луч, бронированный свет,

Ломая, круша на пути своем двери,

Сотрется, исчезнет, а проще - пэцэ!

Завоют машины и танки прогресса,

Вдруг рявкнут и все обернутся не раз

И будет пэцэ, но серые стены

Немного еще победят!

* * *

Я был стрекозой летящей навстречу едущему с большой скоростью автомобилю. Сознание моментальной смерти нисколько не пугало меня, хотя какая-то мразь пыталась засунуть мне в ухо свой палец, карабкаясь в этот момент по спинке кресла.

Шмяк!

Темнота поглотила очертания предметов и из неё донесся голос маленького уродца:

- Четвертая пакость!

Кто-то большой и сильный поднял меня с земли и принялся восхищаться моими передними лапами. Затем осторожно вернули на место, осмотревшись по сторонам в поисках врагов, я решил что все же лучше будет спрятаться и принялся зарываться в землю. Хвост мелко дрожал от напряжения, мышцы сводило судорогой и хотелось кричать во всю глотку, но оттуда рвалось лишь шипение.

- Постой, а разве стрекозы умеют кричать?

- Да! - ответил карлик в зеленом балахоне - Так же, как и поезда стирающие свои крыши о рельсы! Ну, что понял, кретин?

- Ты кто? - не выдержал я.

- Я? Я все то лучшее, что есть в твоей жизни! Перечислять будем, что именно?

- Нет!

- Так, вот, твой рассудок приказал долго жить, ты убил его сам, а я занял его место! Тебе нравится?

- Нет!

- Как знаешь, но я тебя не оставлю! - хихикнул уродец, соскакивая со спинки кресла.

А, палец остался торчать в моем ухе, он разлагался и впитывался моим мозгом, как нечто жизненно необходимое. Я не сопротивлялся, все было уже однозначно-глупо-нелегко.

Вновь очнувшись от краткосрочного небытия, я попытался восстановить рассыпающуюся картинку недавних событий. Над головой протяжно заскрипел потолок. Я запрокинул голову и увидел открывающийся люк, он открылся и оттуда выпала веревочная лестница. Затем показалась кривая нога, ловящая петлю ступеньки, потом другая.

- Явный, стопроцентный глюк!

- Сам ты глюк! - обиженно произнес спускающийся по лестнице карлик - Нехорошо старых друзей забывать! Совсем нехорошо!

Крошечные глаза уродца вспыхнули яркими огоньками и он прыгнул на меня, замахиваясь, вынутой на лету из-за спины ржавой секирой. Уж её то я успел рассмотреть в мельчайших подробностях.

Мир и покой разом опустились на мои многострадальные плечи, придавив их своим тяжким грузом.

* * *

Маленький зеленый уродец живет в моей голове. Я до сих пор не могу понять, как он туда заползает и выползает обратно.

Страх и ненависть наступают мне на пятки. Мразь, как обычно рядом. Его голова, иногда, маячит на уровне моего плеча, когда я сижу в кресле, а все остальное время он обитает в темных углах моей квартиры или сознания.

Жиденькие темные волосы участливо шевелятся, когда карлик улыбается. Палец у него вырос новый и он больше не достает меня со своими конечностями.

* * *

Смерть снова была рядом с Дедом Сайдером. Он хотел её, ждал, стремился к ней и вот уже в который раз опускался с камнем на шее в очередное, подвернувшееся под руку, болото. Судьба вновь издевалась над ним, а Смерть не хотела принимать в свои объятья. И вот на дне, вися ногами вверх, он осознал что все еще жив.

Суетливые рыбешки пытливо рассматривали своими немигающими глазами, привнесенное из вне новшество, появившееся в их доме. Внезапно они, махнув хвостами и плавниками, подняв при этом облако илистой пыли, исчезли.

Приближалось нечто светлое, окруженное ореолом добра и покоя. Мягкий свет медленно приближался, распугивая всех на своем пути. Светящийся кокон стал ближе, он нес что-то такое, что заставило Сайдера в очередной раз задуматься о своей неудовлетворенностью жизнью. Деду стало невыносимо жалко самого себя, но воля к жизни по прежнему молчала. Она устала сопротивляться. Легкие медленно наполнялись водой, изобретая новые варианты дыхания. Рой легких, как пух, мыслей пронесся в голове, порождая панику. Пальцы вцепились в веревку, бицепсы и трицепсы напряглись до предела, стараясь её порвать. Но было уже слишком поздно, Сайдер почти умер.

Труп в шкафу начал подозрительно зловонить или зло вонять.

* * *

Ангелу очень трудно упасть, да и не падают они вовсе. Зато падшему ангелу ничего не стоит принять облик настоящего ангела, но и это ненадолго.

* * *

По уши сыто миром,

По горло в войне погрязло!

Руки по локоть в крови

И по колено грязи!

Порвите в клочья, сожгите,

Пепел же, бросьте в небо.

Надоело все это счастье,

Хочется просто хлеба!

Не нужно больше парадов,

Торжественно-важных шествий!

И погребальных гимнов,

Хватит, по уши сыто!

Хватит, не надо, отстаньте,

Дайте немного хлеба,

Оставьте синего неба

И костер разложите!

Послесловие.

Небольшой отрезок жизни, наполненный самым настоящим бредом и недосказанностью дал понять, что на самом деле, всё происходит немного иначе. Не так плохо, как хотелось бы. Этим я жил, мыслил собственноручно возведенными вершинами и ждал непонятно чего, медленно убивая сам себя.

Потом появилась она. Я не знаю, кем она была, то ли Смертью, то ли Любовью, но все перевернулось. Сейчас, когда я оглядываюсь на тот самый бредовый отрезок, то понимаю, насколько плохо я знал самого себя. Моя жизнь с её появлением не стала счастливее или радужнее, скорее наоборот, печаль навсегда стала моей постоянной спутницей. Мир вокруг стал еще мрачнее и суровее и стараясь не отставать от него, я научился быть жестоким, злым и равнодушным к страданиям других.

Я уходил от неё, прятался в многочисленных зданиях большого города, но проходило совсем немного времени и я затосковав, отправлялся на её поиски. Всегда находил, она от меня не пряталась и не скрывалась и в то же время, не хотела встречаться со мной, быть моей.

Я научился подавлять все мысли связанные с ней, научился её не замечать, как она не замечала меня и прятался теперь от неё в глубинах собственного подсознания, находясь всегда в поле её зрения. Мне казалось, что она навсегда теперь забыта мной, но как глубоко я ошибался.

Кстати, как бы между прочим, в том моем сне, про название книги, книг на самом деле было две! Первая и вторая части "Особенности половой жизни красных носорогов в преддверии смерти", так что есть все предпосылки написать продолжение! Тогда, уважаемый читатель, до нашей следующей маловероятной встречи!

История вторая.

Часть 2

Пилигрим дочитал последние строки и медленно отложил книгу в сторону и откинув голову на спинку кресла закрыл глаза.

- До встречи! - шевельнулись его губы.

Немного дав отдохнуть уставшим глазам, он вновь открыл их и осмотрел комнату. Комната изменилась, она стала меньше, от прежнего блеска не осталось и следа, все вокруг стало каким-то пыльным и потертым временем.

Шлепая босыми ногами по паркету появилась хозяйка дома. Изменения коснулись и её. Нет, она не постарела, красота лица и плавные движения остались прежними, все та же упругая кожа, все как и было, но её глаза стали старше. В этот раз на ней были узкие синие джинсы и легкая голубая рубашка.

- Дочитал?

Пилигрим молча кивнул головой, пристально вглядываясь в её глаза.

- Ну и как? - девушка уселась ему на колени и прижавшись всем телом, положила голову на его плечо, немного покрутилась, устраиваясь поудобнее, потом затихла.

- Я воздержусь от комментариев!

- Как знаешь, но знай - пока ты читал, прошло очень много времени! За это время, я успела родить и вырастить двоих детей, они уже взрослые и живут самостоятельно. Когда ты пришел сюда впервые, вокруг было поле, море зеленой травы. Травинки росли, превращались в огромные дома и теперь вокруг нас город. Мой дом, привыкший к вольным ветрам, скучает по простору, но ни ему, ни мне отсюда не вырваться, ты особенный, я чувствую это! Тебе здесь нельзя, уходи! Все изменилось, мы все стали другими, хотя кто-то говорит, что все осталось на своих местах! Они просто обманывают и себя, тех кому это говорят! Уходи!

- Во-первых, я не считаю себя каким-то особенным, а во-вторых, кто-то предлагал мне заняться любовью! Только не говори, что это было давно и неправда!

- Не скажу! - она печально улыбнулась - Но и любовью заниматься с тобой тоже не буду, ты слишком хорош, чтобы быть моим любовником! Пойдем, я провожу тебя до дверей!

Она поднялась сама и протянула руку Пилигриму, предлагая свою помощь. Он лишь отрицательно покачал головой и поднялся. В маленькой прихожей хозяйка поставила табуретку, взобралась на неё и отворив самую верхнюю дверцу шкафа, достала оттуда его вещи. Немного денег, сотовый телефон, часы, ключи и зажигалка.

- Извини, костюм и тапочки не сохранились!

- Ладно, я и так выживу!

Пилигрим ушел оставив ей на память ненужный телефон и ключи, а она еще долго пыталась услышать звук его шагов по лестничным пролетам, но этот человек передвигался совершенно бесшумно. Посчитав, что он уже вышел из подъезда девушка переместилась на балкон и отыскала его в людской толпе. Он посмотрел по сторонам, сделал несколько шагов и исчез, растворившись среди идущих в разные стороны людей. Оставляя мокрые дорожки, по её щекам скатились две слезинки и упав на бетонный пол балкона превратились в два сырых, едва заметных пятнышка. За её окнами начали сгущаться вечерние сумерки, превращающиеся в долгую бездонную ночь. Так было всегда и она знала, что эту тьму ей больше не одолеть. Это была её последняя ночь.

История третья.

Он чувствовал себя чужеродным элементом, среди шумного потока людской толпы. Множество незнакомых людей, заполняли собой улицы, выросшего из травинок, города. Пилигрим не был напуган или подавлен, ему и раньше приходилось видеть много народа сразу. Ведь, когда-то он тоже жил в подобном человейнике, работал, а потом сбежал бросив все, но не потому, что боялся людей. Как и любой, понимающий, что вокруг происходит, он искал уединения, старался найти свое добровольное одиночество. Но куда бы ему не приходилось идти, везде кто-то был, мир был заполнен под завязку.

Однажды Пилигрим совершенно случайно подслушал разговор о некой стране Marlboro и загорелся желанием найти её. Шло время, он метался по свету в поисках последней мечты и как-то раз наткнулся на неё, совершенно случайно.

Бросив последний взгляд на окна дома-квартиры, приютившего его на неопределенное время и следуя, как обычно, взгляду, он продолжил свой прерванный путь. Человеческий поток нес его по улицам города, обутые в туфли чужие ноги старались отдавить его босые. Поток толкался, пинался, но исправно двигался вперед, порой растекаясь по боковым улочкам.

Вдруг движение иссякло, перед Пилигримом высилось невзрачное трехэтажное здание. Парадный подъезд украшала перекошенная, сверкающая натуральной паутиной вывеска - "HOTEL", он сделал шаг к входной двери и распахнул её. Тренькнул колокольчик задетый дверью. Дремлющий в полусумраке, за большим столом, человек громко зевнул и уставился на посетителя. Его помятая физиономия выражала скорее удивление, нежели равнодушие.

- Переночевать или на дольше? - скрипучим после сна голосом, поинтересовался он.

- Как получится!

- Так и запишем: "Не знает"! - с этими словами он вытащил из ящика стола толстенный журнал и щелкнул выключателем настольной лампы.

Пыльно-желтый свет выхватил из полумрака куски интерьера, демонстрируя, насколько здесь все пришло в упадок. В пустынных коридорах гулял ветер странствий, который звал в дорогу беспокойные души и отпугивал всех остальных, привыкших к отдыху в тени урбанистических бансаев.

Обильно смочив пальцы слюной, человек принялся перелистывать его, ищя свободное место для записи.

- Когда-то давно, здесь было не протолкнуться, все путешествовали! Никто не сидел долго на одном месте, а сейчас! Сейчас все принялись за оседлый образ жизни, для них страшнее смерти бросить все и отправиться в путь, который никуда не ведет! - листая книгу, он вспоминал былые дни, Пилигрим в пол-уха слушал его - В этой домине остались только я да ветер перемен! Как и в былые времена мы с ним разговариваем о путешествиях! Сейчас я ему уделяю очень много времени и внимания, благо и того и другого у меня предостаточно! Так как, вы говорили вас зовут? Не помните? Это ничего, со всяким может случиться! А, как к вам обратился старик у придорожного камня? Пилигрим? Замечательно! Вы случайно, не тот самый? Да! Я вижу в этом хороший знак, даже не знак, а целое знамение! Ваша комната третья по коридору, налево! Вот ключи, желаю хорошо отдохнуть! Деньги? Что за чушь - для настоящего, того самого Пилигрима, здесь все бесплатно! Вам ведь ничего не нужно, а брать с Пилигрима деньги, это плохая затея! Почему? Я, откуда знаю почему, это древняя легенда! Если хочешь узнать, что к чему, спроси у ветра, он должен знать, он все знает!

Третья налево дверь гласила, что это комната Пилигрима. Краска на табличке давно потрескалась и некоторые знаки были нечитаемы, но все равно было понятно, для кого эта комната. Щелкнул замок, протяжно скрипнули двери. Большая комната, тяжелые, некогда синие шторы на единственном окне распахнуты и все залито ярким солнечным светом. Стул, намертво прикрученный к полу, стоит прямо под огромной хрустальной люстрой и является единственным предметом мебели. Солнечный свет попадая на хрусталь люстры, преломляется и радужными брызгами застывает на стенах комнаты. Выкрашенные шаровой краской стены голы, на них ничего нет. На подоконнике обыкновенный графитовый карандаш. Больше нет ничего, даже пыли. Этот, всепоглощающий серый цвет вбирал в себя все, звуки, мусор, мысли. Он пытался поглотить и душу, но не мог и теперь всячески подавлял все её проявления, гася мысли и желания.

- Четыре стены, окно, шторы, люстра, стул, двери и карандаш! Замечательно! - Пилигрим уселся на стул и постарался покачаться на нем, предмет обстановки не издал ни звука, ни движения.

Вытянув уставшие босые ноги он потянулся и откинув голову на спинку стула замер, слушая как в коридоре гуляет ветер. Раздался острожный стук в двери.

- Можно! - они немного приоткрылись.

- Да! - и шторы заколыхались, хрустальные слезинки стукнувшись друг о друга мелодично зазвенели.

- Я пришел посмотреть на первого Пилигрима, который появился в этой стране! - кто-то неосязаемый заполнил собою всю комнату. - Извини, если помешал! Если тебя что-то интересует, спроси, я отвечу, ведь я знаю все!

- У меня нет вопросов, рано или поздно все становится понятно и так!

- Как знаешь! Ну, ладно я пошел дальше!

- Постой, а для чего карандаш?

- Напиши, что-нибудь на стене для Пилигрима, который придет за тобой!

- Что написать?

- Что хочешь! Можешь даже ненормативную лексику использовать, поймут и возможно, оценят по достоинству! Я ушел!

- Постой, а времени сколько прошло?

Двери тихо скрипнув закрылись и комната опустела вновь, оставив вопрос без ответа.

Остро отточенный карандаш едва слышно скрипнул по гладкой стене.

Дорога уходит в небо,

Течением быстрой реки!

Секунды, на то чтоб собраться

И годы, на то чтоб уйти!

Сделав пару шагов назад, Пилигрим критически осмотрел неровно написанные строчки и махнув рукой, уселся обратно на стул.

- Нет, надо подписать!

Он снова поднялся и подошел к стене, карандаш в пальцах немного качнулся, выводя первую букву. Двери снова протяжно скрипнули.

- Ну и как ты подписываешь? - люстра мелодично возмутилась на внезапно, пришедший в движение воздух. - Ведь это послание для Пилигрима! Следующий, кто войдет в эту комнату, тоже будет Пилигримом!

- А, как я должен подписать?

- Как ни будь индивидуально!

- Например!

- Пример тебе? Пожалуйста! Пилигрим, например! Как тебе?

- Мне не нравится!

- Тогда напиши, что нравится!

- Что?

- Да, я откуда знаю! Как назовешь себя, так и будешь жить!

- Ну, а если - Амукэ?

- Не от мира сего, но в общем неплохо! Сразу видно, что общался с Кокоро!

- Слушай, а ты что, за мной подсматривал?

- Конечно, мне ведь интересно знать, что напишет первый Пилигрим и к тому же, всей информации честным путем не соберешь! Приходится где-то хитрить и так далее!

- Понятно! Спасибо за совет!

- Все, теперь я уже ушел по настоящему, не забивай себе голову всяким мусором, Амукэ! - ветер странствий коротко захохотал и исчез.

Пустынную комнату вновь заполнило одиночество и пустота. Пилигрим осторожно приотворил дверь и выглянул в полутемный коридор. Множество дверей с табличками тянулись по всему обозреваемому пространству. Он вышел в коридор и идя вдоль закрытых дверей, читал надписи на них. Некоторые были написаны совершенно непонятными символами, некоторые же, несмотря на загадочную полустертость читались легко и понятно. Двери, на которых значилось "Для Р.Р.", были немного приоткрыты. Где-то в глубинах памяти Пилигрим откопал подобное значение и любопытства ради, заглянул в эту комнату.

Одинокое кресло, такая же хрустальная, как и в его номере люстра, на стене, приколоченный двумя гвоздями беззубый череп.

- РР притащил его с собой, из своего города и оставил этот череп для РР, который должен был прийти следом! - ветер странствий неслышно возник за спиной.

- Ветер, а как ты разговариваешь? Ведь у тебя нет ни языка, ни зубов, ничего, что должно формировать и обособливать звуки!

- Я ведь в твоей голове и поэтому ты меня слышишь! - он рассмеялся, окутав Пилигрима, движущимися воздушными массами.

- А, РР второй, что не пришел следом за первым?

- Почему это не пришел?

- Ты так сказал, будто этого не случилось!

- РР пришел и поэтому ты можешь войти в эту комнату, нечего стоять на пороге! Войди и сядь в кресло!

Пилигрим вошел, багровое солнце страны Marlboro медленно пряталось за высокими многоэтажками. В кресле лежала свернутая тряпка, Пилигрим поднял её за уголок и она развернулась, демонстрируя нечто до боли знакомое и родное. Но что именно?

- Что это?

- Не узнаешь?

Пилигрим отрицательно покачал головой, пытаясь понять предназначение данного объекта, выполненного из немного сероватой ткани.

- Примерь!

- Как это одевается?

- Руки суй сюда! - ветер легонько приподнял длинные рукава, терпеливо объясняя, как этим пользоваться - Голову сюда, а там определимся, что дальше делать!

Человек принялся натягивать странное сооружение на себя. Как только рукава были заполнены руками, ветер подхватил их и обмотал вокруг тела, завязав ткань в прочный узел. Он толкнул Пилигрима в грудь, так, чтобы тот упал в кресло и спросил:

- Теперь узнаешь?

- Это смирительная рубашка! - пытаясь встать на ноги ответил Пилигрим, но ветер прижал его к спинке кресла.

- И это еще не все! - в воздухе появились два ремня, которые прочно примотали человека к креслу, лишая возможности самостоятельно передвигаться - Сиди и вспоминай, кто ты, что ты и куда ты идешь! Когда наступит срок, все развяжется само собой и ты уйдешь! На помощь звать бесполезно, тут никого нет, даже спящего человека за столом нет! Все мираж!

Аккуратно затворив за собой двери ветер странствий ушел, оставив связанного человека вспоминать свое прошлое, о котором он давным-давно забыл.

Не помня себя, терпя лишения, боль и страдания, он шел вперед не видя конечной цели. Плыл по течению, которое швыряло от одного берега к другому, порождая свои условности и рамки. Искореняя всю память о своем прошлом Пилигрим зашел далеко, забыв даже собственное имя, но хорошо помнил всех поименно, кто когда-то встречался на его пути. Шли дни и люди, уходя они проходили мимо не задерживаясь в его поле зрения. О прошедших и тех кто был, на данный момент рядом он старался не говорить плохо и осуждать их поступки. Говорил, всегда что думал, придерживался своей точки зрения и большую часть времени молчал. При случае огрызался на упреки в его адрес и спасал больших симпатичных мотыльков, летящих на свет и оказывающихся в ловушках, из которых они не могли самостоятельно выбраться.

История четвертая.

Огромное сумеречное помещение, факелы на каменных стенах чадят, посылая в скрытый во тьме потолок клубы черного дыма. Кто-то шаркает ногами по сырым плитам пола, шуршит одеждой, надсадно кашляет. Холодный морской ветер врывается в проемы окон, через которые видно черное небо со светлыми искорками звезд. Тронный зал, в нем обычно все тихо, размеренно и немного торжественно, но не сегодня. Одинокое шарканье сменилось немного гневным звуком шагов и резкой отрывистой речью.

На высоком, выполненном из монолитного куска черного гранита, троне сидит человек в темно-синей одежде. Его взгляд прям и непреклонен, он слушает, что до него пытаются донести толпящиеся у трона люди. Длинные светлые волосы плавно покачиваются при каждом порыве ветра. Он спокоен, лишь пальцы правой руки, сжимающие рукоять меча, лежащий на коленях, побелели от напряжения.

- Ваал, ты должен покинуть благословенный остров! Этого хотят боги и представители всех гильдий! - верховный жрец, по самые глаза закутанный в пурпурную мантию, выражает общее мнение собравшихся - Выбора нет! Или ты уходишь сам, или в Белом городе начнется восстание! Войска больше не на твоей стороне! Ты не имеешь больше права, держать в руках Меч Силы!

Меч Силы, он ковался из духа и веры его предшественников с тех пор, когда было обретено первое знание. Каждый стремился сделать его совершенным, но это удалось лишь Ваалу. Прежние императоры оставили едва заметные вкрапления на крепчайшем из лезвий. Но лишь Ваал силой своего духа нанес на него рисунок, оформил незатейливую рукоять и гарду, величие и помпа на нем отсутствовали. Обыкновенный меч, который можно увидеть у любого солдата, но он был не так прост, как выглядел.

- Я умру, как воин, с мечом в руках, но не как собака, выгнанная хозяином за нерадивость! Я правил этим островом столько лет и теперь вы прогоняете меня, лишь за то, что я необъективно отношусь ко всем вашим гильдиям, которые не в силах прокормить самих себя! За то, что Меч Силы стал совершенен, что я больше не нуждаюсь в ваших советах и наставлениях!

- У тебя нет преданных тебе людей! Все в наших руках, за тобой никто не пойдет! Народ тебя ненавидит! Мы же, главы всех гильдий даем тебе шанс оставить все и уйти с миром!

Ваал задумался, спорить со священником, все равно, что пытаться выпить море. Судя по мрачным взглядам остальных, верховный жрец нашел подход ко всем главам гильдий.

- Интересно, что он им пообещал? - подумал Ваал и уже вслух добавил - Хорошо, я уйду, но Меч Силы я заберу с собой!

- Он тебя не спасет от праведного гнева богов, оставь его! - глаза Саторна блеснули при свете факелов.

- Нет, я сказал свое последнее слово! - Ваал медленно поднялся с жесткого сиденья трона и обнажив меч двинулся на собравшихся.

Заговорщики молча расступились, шелест вынимаемой из ножен стали, послышался со всех сторон. Чей-то хриплый шепот выстраивал заклинание Синей Бабочки, но уходящий лишь усмехнулся, услышав его. Пока Меч Силы в его руках, от магии нет никакого толка. Он это знал, так же как и готовящий заклинание глава гильдии магов. Но все же!

- Похоже, сейчас будет жарко! - максимально расслабившись, Ваал пошел сквозь толпу.

Глядя в спину уходящему императору, Саторн щелкнул пальцами и от стены отделились две совершенно незаметные тени. Даже не посмотрев в их сторону, он указал на Ваала и приказал:

- Убейте его и принесите мне Меч Силы!

Беззвучно скользнув вдоль стены, двое безликих отправились в путь, чтобы либо выполнить приказ, либо умереть.

Он мог убить их всех, но проиграл бы эту битву перед самим собой. Изгнание, тоже являлось вызовом, более достойным, нежели убийство слабых, возомнивших себя сильнейшими мира сего и Ваал, принял приглашение на новое сражение. Победа или поражение в ней не имело никакого значения, важен был неведомый ранее опыт и поэтому, он уходил в неизвестность.

Ваал спускался в глубины прочь от солнца и поднимался к свету. Замерзал в ледяных пустынях и изнывал от жажды в песчаных. Был рабом и героем, но неизменно принимая каждый новый вызов судьбы, шел в очередную битву с широко распахнутыми глазами и открытым сердцем, наполняя разум новыми знаниями. Память о городе тысячи белых ворот постепенно стиралась, превращаясь в пепел былых времен.

Город, который Ваал покинул давным-давно, погиб. Огромные волны поднявшиеся с морских глубин поглотили его, немногие спаслись. Остатки некогда великой нации прозябали теперь на враждебных и порой диких территориях. Растрачивая накопленную веками мудрость, они гибли в схватках с местными племенами, постепенно становясь такими же дикими. Тем же, кому повезло немного больше и кто попытался сохранить крупицы былого величия подвергались гонениям со стороны не менее цивилизованных соседей. Вот так реальность приобретает оттенки легенды, а затем обрастает небылицами и домыслами, но подобные вещи часто происходят со всем тем о чем, мало что известно.

Когда Ваалу кто-нибудь рассказывал легенду о чудесной стране, он лишь усмехался, слушая насколько прекрасен был тот самый город-остров, какие чудеса и тайны поглотило разгневанное на людей море. Город действительно был красив, а тайны до сих пор преследовали его в виде двух сумрачных теней. Безликие несколько раз пытались нападать на него и в лоб, и со спины, но все их попытки ничем не заканчивались. Шло время и тени поменяли тактику. Теперь они приходили к нему по Тропе Сновидений, на которой они были немного сильнее, чем Ваал.

Двое безымянных, которых он прозвал просто - Первый и Второй. Оба неразговорчивы, но Первый больше жестикулирует, объясняя Второму на языке жестов, что делать. Оба скрывают свои лица под маской тени, но Второй улыбается чаще. В своей настойчивости они превзошли все виденное Ваалом за несколько сотен лет. Они знали, что их хозяин давно покоится на дне морском, но продолжали исполнять отданный много лет назад приказ.

Погоня и уход от неё, вызов и битва давно стали смыслом жизни для Ваала и тех двоих. Он не боялся их, а они его. Сильные охотники и не менее достойная жертва, но Меч Силы по-прежнему был в руках Ваала.

Тропа Сновидений - весьма странное место, где прекращают свое действие такие понятия, как сила, ловкость, выносливость и скорость. Здесь все решалось при помощи остроты восприятия, разящей точности сердца, крепости духа и стальных объятий разума.

Те двое весьма уверенно чувствовали себя на Тропе, осознавая, что являются здесь полноправными хозяевами. Дело дошло то того, что Ваал, чувствуя, что проигрывает им эту схватку, отказывался спать. Ведь он на Тропе был всего лишь гостем и о законах, царящих там, имел весьма пространственное представление.

Время шло, Ваал освоился в мире Сновидений и теперь схватка шла на равных, один против двоих. Как-то раз, ему удалось зажать в тиски разума, подобравшегося слишком близко Первого и тот не смог вырваться. Ваал забрал его бесцветную душу и заключил её в рукоять меча, теперь Меч Силы стал совершенным смертельным оружием, действенным во всех ипостасях человеческого бытия и небытия.

Второй исчез, оставив после себя тонкий печальный след проигранной битвы. Таких изнуряющих тело и изматывающих душу битв больше не было, лишь мелкие стычки, к которым Ваал всегда относился с не меньшим уважением.

Шли года, а он оставался прежним, неся на себе груз тысячелетней памяти. Сбившись со счета общепринятых лет, Ваал придумал собственное летоисчисление. Этим он и жил, каждый день открывая для себя что-то особенное и необычное, пока ему на глаза не попалась небольшая книжица, которая так и называлась - "Особенности половой жизни красных носорогов в преддверии смерти - 2".

Особенности половой жизни красных носорогов

в преддверии смерти - 2.

От автора.

Все оно, конечно, к этому и шло, но как бы то ни было, случилось так, как я и предполагал. Пройдя очередной круг развития и получив некое жизненное откровение, понимаешь, что этот мир устроен совершенно иначе. Складывающийся взгляд на окружающую действительность, почему-то не отвечает реальности и приходится, либо самому подстраиваться под то, что есть, либо изменять все это под себя. Первое - проще, второе - нет. Прогибаться не хочется совершенно и поэтому, пока есть силы буду выступать в качестве волнореза, рассекая все то, что пытается смять, раздавить, уничтожить мою беззащитную душу.

Главное, не прислушиваться к своим собственным страхам, которые твердят, что так нельзя, что обо мне плохо подумают люди и еще много чего, что нашептывает на ухо или кричит в лицо, кто-либо. Но ведь я не делаю ничего плохого, я не убиваю людей, я не ворую. Я просто живу так, как мне хотелось бы прожить этот день, а завтра все будет совершенно иначе и только завтра я буду думать, как прожить, тот следующий день.

Кстати, что-то я погорячился обозвав нашу следующую встречу - маловероятной! Но, так уж получилось! Меня по-прежнему не понимают, зато я прекрасно понимаю все их стремления и желания! И я безумно рад этому!

* * *

Весеннее солнце нежно ласкало еще обнаженную землю. Легкая дымка пара поднималась над промерзшим за зиму полем. Жухлая трава зябко поеживалась под натиском довольно прохладного ветра, который привносил остроту ощущений.

Боже, как давно я не был наедине с природой! Всё какие-то сумрачные и пыльные улицы огромного города, многоэтажки, заменяющие раскидистые кроны деревьев и прочее, не имеющее никакого отношения к природе как таковой. Один лишь животный мир вокруг окружал меня до этого момента. Только здесь я понял, что не могу вернуться к той жизни, которую вел до настоящего момента.

Синее небо, в вышине которого мечется одинокий зяблик. Чей-то топот, но того, кто топочет не слышно. Только бы не зеленый уродец!

Я осмотрелся по сторонам и приметил вдали две темные точки, которые очень даже быстро двигались в мою сторону. Темные пятна вскоре приобрели красноватый цвет, а затем и форму. Два ярко-красных носорога промчались мимо, да так что от турбулентного потока идущего следом за ними, меня немного покачнуло в сторону.

- Во дают! - прервав размышления на тему вечности и выбросив окурок констатировал я - Похоже они ничего не видят!

- Извините! - чей-то глухой голос на фоне шумного сопения нарушил мое одиночество.

Весьма симпатичная самочка из разновидности красного носорога, скромно смотрела на меня своими маленькими алыми глазками.

- Извините! Мне бы хотелось уделить вам немного больше времени, но к сожалению у нас сейчас период спаривания и поэтому я безумно спешу!

- Я вас не задерживаю! - стараясь не ударить в грязь лицом, как можно вежливее, постарался ответить я - Меня зовут .....

- Амукэ! - перебила носорожица.

- Что, Амукэ?

- Я буду звать вас, Амукэ! Надеюсь, вы не будете на меня за это сердиться?

- Нет, что вы! Ради всего святого, что есть в жизни комаров и красных носорогов! - иногда у меня получается быть весьма учтивым и любезным, но сегодня я переплевывал сам себя.

- Так вот! Вы обязательно должны прочесть вот эту книгу! - она сунула лапу в седельную сумку, притороченную на боку и вытащила оттуда книгу - Безумно интересная вещь, психологический роман с элементами мистики! Надеюсь, вам понравится! Возьмите, вам ведь нравится психология! Что-то задержалась я с вами! Всё, мне пора, а то пропущу самое интересное! Пока, Амукэ!

Оставив в моих руках книгу, она с места взяла в карьер и скрылась в том же направлении, что и минутой назад чуть не сбившая меня красная парочка. Обыкновенная книга в мягком переплете, ничего выдающегося, кроме того, что её выдала мне не существующая в природе тварь. Полистав книгу и немного ознакомившись с содержанием я понял две вещи.

Первая - это то, что главная героиня романа настолько суровая личность, что у неё даже тараканы по кухне ходят строем и вся грязь безупречно стерильна, да так, что ею можно обрабатывать рваные раны. Сюжет мрачен, но раскрашен разноцветными красками, в палитре которых нет черных и серых цветов и тонов. К тому же её кто-то хочет убить, а она все время повторяет: "Не суть!".

Вторая - это то, что я такую книгу просто не одолею по причине собственного скудонервия, а так же повышенного чувства справедливости и тяготеющей надо мной мудрости. Одним словом, мне было просто некогда, но книгу я все же затолкал за ремень джинсов. Нехорошо выбрасывать чужие вещи, особенно книги, даже если её насильно навязали. Она ведь может вернуться и потребовать своё чтиво обратно и неизвестно, как будут разворачиваться события. Рано или поздно я все равно верну книгу её хозяйке.

* * *

- Его затолкали во множество консервных банок, на которые наклеили этикетки "Шпроты в масле", а то что нельзя было выдать за полу копчёных сморщенных рыбок перемололи. Затем в получившуюся пасту добавили крупу, соль, специи и все тоже масло. Снова наклеили бирки, но на этот раз немного другие - "Паштет шпротный" и отправили в путешествие, с рыбозавода на прилавки магазинов. Шло время и люди в погоне за деликатесами, разбирали его шпротоподобное тело, ели и сваливали отходы жизнедеятельности в канализацию! А, все из-за того, что он был не таким как все! Был, немного более чистым, незамутненным, не идеал, но все же лучше! - красная носорожья барышня вольготно развалившись в моем любимом кресле, разглагольствовала на свободные темы - И, как ты думаешь, что же с ним случилось дальше?

- Не имею, ни малейшего представления!

- Он осознал, что ему не хватает самого себя и принялся собирать свою суть по мельчайшим крупинкам! Вымывая её из дерьма и грязи, скрупулёзно складывая целостную картину, как пазлы! Вот только элементов в его случае было намного больше! Страшно представить, что происходит в любой канализации! Там в этой тьме, наверное, живут страшнейшие чудовища, порождения различных соединений. Ведь генетического материала и вполне самостоятельной органики, там хоть отбавляй! Эти монстры очень одиноки, они все разные и, наверное, грустные! Шлепают себе по лужам нечистот и проклинают судьбу за то, что она с ними так поступила! - она мелко задрожала, заставив кресло жалобно скрипнуть.

Я подпирал своей спиной книжную полку, ожидая когда непрошеная гостья покинет мою скромную обитель. Не вдаваясь в подробности слушал её болтовню и время от времени бросал косой взгляд на приколоченный к стене череп зеленого уродца.

- ... и как бы он не старался, малейшие частицы грязи, все же попали в его новособранную сущность. Он вышел наверх, к людям и они приняли его, потому что он стал таким же как и все остальные!

- Весьма поучительная история! - сказал я и мысленно добавил - Жаль, что ты так огромна, а то и твой череп висел бы на стене!

- Вот ты, называешь меня - жертвой объективно-субъективных обстоятельств и предвзятого отношения и ты, наверное, прав! Я и сама порой это чувствую, но ветер в моей голове такой же, как и в твоей! Это нас и делает немного ближе друг к другу!

- Сомневаюсь!

- Поговорим как ни будь на тему близких тебе людей?

- Поговорим! По телефону!

- Это совершенно не телефонный разговор! Да и как я удержу в копытах трубку, есть, правда отдельные представители моего вида, которые умеют пользоваться телефонами! Они у нас, считаются продвинутыми! Я хоть и парнокопытное, но всему есть свой предел, я ведь не идеальна! - носорог снова поерзал в кресле.

Моя и без того тесная квартира стала еще меньше поместив в свою утробу красного гиганта. Её маленькие алые глазки неотрывно следили за каждым моим движением. Порог этой квартиры никогда прежде не переступала нога представительницы прекрасного пола, но сегодня вышло совершенно иначе.

В дверь позвонили, хотя за все время проживания здесь звонок ни разу не заработал. Я оторвался от чтения и пошел посмотреть кто там, но как только щелкнул замок, двери распахнулись и в квартиру, словно вихрь ворвалась уже знакомая мне самка красного носорога. Ни приветствия, ни просьбы о том, чтобы войти я не услышал. Мне просто навязали данность ситуации и теперь, придерживая полки с книгами, я размышлял о том, что эта квартира никогда не видела женщины, с тех пор как я обитал здесь.

Небольшое, но в то же время, просторное для одиночества двух комнатное жилище. Всего по необходимому минимуму: одно кресло, один стул, один стол, кое-что из бытовой техники, но телевизор, по причине ненужности, отсутствовал. Все мои знакомые барышни не имели ни малейшего представления где я проживаю и я никогда не стремился увидеть хотя бы одну из них здесь, в святая святых моего покоя. Хотя попытки проникновения были, но все они жестко пресекались, отбивая желание к продолжению вторжения.

- Может, кофе предложишь? Это выглядело бы с твоей стороны элементарной вежливостью!

- Я не пью кофе и поэтому у меня его нет, а во вторых, как ты чашку будешь копытом держать?

- Ха, ставь чайник, сейчас увидишь! - усмехнулась красноглазая барышня и вытащила из сумки на боку банку растворимого кофе "JACOBS".

Взяв кофе и оторвавшись от книжной полки, я побрел на кухню. Набрал воды из-под крана, зажег конфорку на газовой плите и прикурив сигарету, полез в шкаф за чашкой. Раздался топот, от которого, как мне показалось, затрясся весь дом, от девятого этажа до самого основания. С трудом протиснувшись сквозь узкую дверь, она пробралась на кухню и уселась на табуретку:

- Мне там скучно одной! Я составлю тебе компанию, ты не против? Дай сигарету!

- Капля никотина убивает лошадь!

- Так я ведь не лошадь, а носорог! - её верхняя губа обиженно сморщилась.

Она взяла зажженную сигарету и сделала затяжку, после которой легкая полоска пепла упала на пол. От кончика до фильтра.

- А, еще можно сигарету?

- Курить часто вредно! И, вообще, бюро добрых дел скоро прекратит свое существование на неопределенный период в связи с форс-мажорными обстоятельствами для некоторых весьма навязчивых и крайне бесполезных индивидов!

- Амукэ, что я тебе плохого сделала? Я хотела извиниться перед тобой за свое вторжение, но ты меня опередил! - она тяжело вздохнула и растворилась в воздухе, оставив после себя едва заметное облачко розового цвета и стойкий аромат "KENZO".

На плите закипел чайник, выдувая из носика струю пара он булькал и противно тарахтел крышкой. Я изменил сам себе, я снова начал пить кофе, две ложки порошка и ложка сахара, как в старые добрые времена.

* * *

Канабианин скалил свои крупные зубы и весело морщил не менее огромный нос. Он был как всегда весел и немного счастлив. Жизнь прекрасна, когда можно смеяться по поводу и без повода, но до тех пор, пока не начнут принимать за идиота.

Каждый раз, видя это немного сумасшедшее существо, я невольно задавался целым рядом вопросов:

- У меня тоже, по видимому, не все на своих местах, но я все равно не понимаю, как можно постоянно смеяться? Ведь от постоянной улыбки на лице, сводит судорогой мышцы, хотя у него может быть врожденная невралгия! Почему, когда человек постоянно мрачен, его обходят стороной, а когда он все время смеется, над ним издеваются? Неужели это и есть тот самый хваленый путь настоящего, вечно обдолбаного канабианина?

* * *

И вновь улыбается маска, опять побежали морщины,

Граница меж раем и адом запорошена серой пылью!

Терновый венец завянет, на иглах нет свежей крови,

Бескровная жизнь у маски, она не чувствует боли!

И беспристрастно взирает на будничность этого мира,

Прежней она не станет, её прошлое все убито!

Время идет не считаясь с теми, кто его ценит,

Маска уйдет однажды и никто не заметит,

Как она обогнала время!

* * *

Снова в этот город пришла зима. Маленькие белые снежинки сплошным потоком падали с неба, на лету они собирались в небольшие снежки и весьма ощутимо бухались на замерзающую землю. Одинокие пешеходы, кутаясь в пальто и куртки спешили покинуть зону снегопада, но он был повсюду. Снег проникал всюду, сегодня для него не было никаких преград. Он пробирался сквозь стены домов, выстилая на паркетных, линолеумных и прочих полах квартир свою мягкую скатерть, которая тут же таяла. Талая вода собиралась в лужицы и тонкими потеками, звенящей капелью спускалась этажом ниже. Никто не бежал наверх требовать, чтобы прекратили потоп. Все ошеломленно смотрели, как в их домах, таких неприступных и таких правильных, идет снег.

На пустынной детской площадке, расположенной рядом с одной из бесчисленных многоэтажек, в деревянной песочнице, где дети летом играют с песком, ходил человек. Босыми ногами он утрамбовывал, по всему периметру песочницы, свежий снег и курил одну сигарету за другой. Белые фильтры его сигарет выделялись желтоватыми пятнами на белоснежном полотне, а он все ходил и курил. Его длинные волосы давно намокли и смерзлись сосульками, от тонкой рубашки валил то ли пар от разгоряченного тела, то ли это было облако сигаретного дыма. Джинсы тоже темнели мокрыми пятнами и лишь стоящие на краю песочницы ботинки, накрытые курткой, оставались сухими.

- Пять миллиардов двести пятьдесят шесть миллионов восемьдесят две тысячи триста шестьдесят шестая снежинка и двадцать девятая сигарета! - чуть слышно пробубнил он топнув ногой и выбросив в белесую тьму сверкающий окурок. - Все на сегодня хватит!

Человек сел на небольшую скамеечку и принялся обувать ботинки, тщательно их зашнуровал, затем накинул на плечи куртку и ушел.

Трамвайный звонок-колокольчик возвестил о том, что данный вид транспорта закрывает двери и отправляется в путь. Человек, несколькими минутами ранее давивший снежинки, ускорил темп передвижения и в самый последний момент вскочил в вагон.

- Как успехи? - поинтересовался у него интеллигентного вида кондуктор, поправив на голове форменную фуражку с номером "4".

- Пять миллиардов двести пятьдесят шесть миллионов восемьдесят две тысячи триста шестьдесят шесть снежинок и двадцать девять сигарет!

- Великолепно! Ты превосходишь самые смелые ожидания! - кондуктор похлопал человека по плечу и обращаясь к вагоновожатому добавил - Поехали!

Трамвай дернулся, заскрежетал и вынув из специальных гнезд перепончатые крылья энергично замахал ими, поднимаясь в небо.

- Когда ни будь, у меня тоже будут крылья и я смогу летать так же как и он! - думал человек, наблюдая как огромные крылья поднимают вагон в поднебесье.

* * *

Августовский зной плавил не только мои мозги и судя по поведению окружающих меня людей, их он тоже не обходил стороной. Ровно в полдень я стоял на автобусной остановке, на самом солнцепеке, рассматривая бесконечную череду медленно ползущих машин. Их черные упругие шины оставляли на раскаленном мягком асфальте следы протекторов и мои ноги медленно, но верно тоже погружались в зыбкую асфальтную почву.

Мой автобус все никак не появлялся в поле зрения и от нечего делать я принялся рассматривать толпящийся на остановке народ. Как все таки мал любой огромный город, нет ни дня, чтобы не встретить какую-нибудь знакомую физиономию или рожу. Вот и сейчас, мне повстречалась знакомая личность с которой в свое время пришлось потрудиться на благо процветания родного предприятия. Он меня то ли не узнал, то ли не заметил, но и я не особенно радовался подобной встрече и поэтому остался на своем месте.

Его звали Леха-а-а, за несколько лет небытия он нисколько не изменился. Все та же крысиная морда с мелкими острыми зубами, джинсовая рубашка заправленная в спортивные штаны и туфли, плюс сумка висящая на плече. Меня всегда поражала его манера одеваться. Зарабатывал он всегда прилично, но одежду покупал самую дешевую, предпочитая оставшуюся сумму тратить на выпивку.

Вот и сейчас похмельную физиономию Лехи-и-и не скрывали даже огромные солнцезащитные очки. Похоже, он очень страдал от жары. Синяя рубашка покрыта огромными мокрыми пятнами и прилипает к телу при каждом дуновении легкого знойного ветерка. Пот катится по лицу крупными каплями, срывается с подбородка и испаряется, так и не долетев до земли.

Протяжно скрипнув тормозами и звучно распахнув двери остановился троллейбус. Леха-а-а направился на посадку и попытался проникнуть в салон, но выходящая из троллейбуса старушка, которая видела как рождаются первые динозавры, пребывала далеко не в радужном настроении. Заметив препятствие на своем пути в виде человека в темных очках, она не раздумывая, коротко замахнулась полупустой авоськой. Консервные банки глухо звякнули, отправив Леху-у-у на раскаленный асфальт. Предшественница динозавров обеими ногами, обутыми в легкие тапочки, спрыгнув со ступеньки, приземлилась на живот распластанного на земле ни в чем не виноватого человека. Желтоватое, кашеобразное вещество начало медленно ползти из открытого рта Лехи-и-и.

- Вот, пьянь! - сурово обронила старушка, на прощание пнув его под ребра.

Я, сторонним наблюдателем созерцал действо, развернувшееся на моих глазах и лишний раз, убедился в том, что август, действительно, самый мрачный месяц года. А, равнодушное синее небо продолжало поддерживать солнце, которое плавило общественные мозги.

* * *

Сегодня был великий день. Во-первых, я узнал, как зовут ту настырную носороговую дамочку, а во-вторых, я лишился собственного языка. Попытаюсь рассказать по порядку, как это было.

День, обычный будний день. Я как всегда не спеша собирался на работу, но настойчивый звонок в двери отвлек меня. Все та же амбициозная носорожица, давила рогом на кнопку моего звонка и требовала, чтобы я предоставил хотя бы немного времени.

Мое общение с ней закончилось катастрофическим опозданием, в свете которого идти куда либо, вообще уже не имело смысла. Когда я её выпроводил из своей квартиры на улице стоял глубокий вечер, но зато я узнал, что её зовут Кинсела.

Едва расставшись с ней, мне тут же пришлось с ней встретиться вновь. Кое-как вытолкав Кинселу за двери, я отправился на кухню, где и застал носорожицу. Она восседала на стуле за кухонным столом, поставив перед собой огромное блюдо с какими-то фруктами. Блюдо и фрукты были совершенно неизвестной породы, такого я еще не видел.

- Попробуй! - протянула Кинсела мне один из этих плодов - Очень вкусно!

Я, как человек не боящийся ничего нового и необычного без особых колебаний взял фрукт и принялся неторопливо его поглощать. Тошнотворно-сладкая мякоть плода мягко обволакивала язык и проникала в горло. Множество мелких семян песком хрустели на зубах, но я тщательно все пережевал, включая и липкую кожуру. Ощущение было такое, будто в бокале хорошего вина плавал ком мокрой паутины, покрытый плесенью и совершенно случайно, удалось все это проглотить вместе с очередным глотком вина.

- Ну, как? - с интересом наблюдая за мной, поинтересовалась она.

- Приторно, хотя, каждому своё!

- Подожди, самое интересное еще не наступило!

- А, что должно произойти?

Кинсела посмотрела на висящие над столом часы и усмехнулась.

Сначала появилось легкое покалывание в корневой области языка, похожее на тягучую горечь, которая бывает от разжеванных таблеток. Затем оно переросло в полную нечувствительность. Самая подвижная часть меня задеревенела, отказываясь повиноваться сигналам, которые начал подавать впадающий в панику мозг. Я попытался произнести слово, но вместо стандартного набора звуков изо рта вывалился мой собственный язык.

Звонко шлепнувшись на линолеум пола, он несколько раз дернулся и затих. Сотни тысяч вкусовых рецепторов медленно шевелились, будто определяя направление движения. Крови не было, линии отреза, пусть даже рваной, тоже. Все выглядело так, словно язык добровольно покинул своего хозяина.

Я присел на корточки и осторожно потрогал его пальцем, он не шевелился. Холодный и скользкий, вызывающий отвращение. Мне самому не очень-то верилось, что это тоже я, но сознание того, что мой рот опустел, констатировало это, как факт утраты.

Подперев носато-рогатую голову копытом, Кинсела задумчиво следила за мной, а я не мог ей сказать что либо по нескольким причинам. Во-первых, я был в шоке, во-вторых, у меня не было ничего вразумительного по этому поводу, а в-третьих, я не мог разговаривать, поскольку язык мой валялся на полу.

* * *

Они летели над огромным, сияющим ночными огнями, городом. Где-то далеко-далеко внизу, на нитках многочисленных дорог сияли бусы автомобильных фар. Желтые квадраты окон домов скрывали за своими прозрачными стеклами чужую жизнь, тщательно оберегаемую от посторонних вмешательств. Летящих в небе эти судьбы не интересовали. Они жили своей странной жизнью, которая поставляла к рассмотрению лишь вопросы, на которые не было ответов. И никто не знал этих ответов, были только предполагаемые прогнозы и пророчества, которые не сбывались. Или сбывались, но в совершенно иной форме. А пока, эти двое в ночном небе просто летели, пытаясь понять смысл или же, наоборот, его отсутствие.

Когда наступит утро, один из них уйдет в безжизненную пустыню, за огромные кучи движущегося песка, которые кто-то называет - барханами, чтобы заново осмыслить ситуацию. Второй не понимая что произошло, начнет перебирать в памяти события прошедшей ночи в надежде найти хоть что-нибудь, что поможет объяснить уход другого в пески. Время, тысячами песчинок перетекает из одного состояния в совершенно иное качество. Оно что-то лечит, что-то обостряет и наступает момент, когда становится понятно, что тот, кто ушел больше не вернется. Именно тогда, приходится кричать, нести свой голос в сознание ушедшего, в надежде, что он может быть откликнется. А все от того, что наступает вечер и приближается время ночного полета.

Странно, но вернувшийся из песков, не объясняет причин своего ухода. Он вновь радуется жизни во всех её проявлениях и в глазах его все прочнее поселяется холод. Он снова готов к ночному полету, чтобы утром уйти.

Наступит вечер и снова раздастся её голос, зовущий подняться на вершину бархана. Это сейчас, а потом придет другой, последний вечер и она не сможет вернуть ушедшего, не сможет прижаться, ощущая тепло его тела, лишь потому, что он пропал в зыбучих песках, которые хранят барханы.

Уходящий по утрам написал их историю и теперь осталось лишь подождать каких-то пару тысяч лет, чтобы понять, что именно происходило с этой странной, летающей по ночам парой. Сейчас их только осудят, предвзято и немилосердно, а потомки, возможно, будут немного рассудительнее, ведь им просто будет наплевать, на то что происходило две тысячи лет назад. Трепещущее основное вдохновение, снисходящее и окрыляющее, но не дающее крыльев и тот, кто уходит, тогда когда считает нужным.

* * *

- Знаешь, мне кажется, что мой путь должен скоро закончиться и тогда я покину тебя, забрав с собой в душе все то, что мне действительно дорого было здесь! Ты, не переживай! Скоро ты сможешь разговаривать как и прежде, но теперь ты будешь говорить так и то, что нравится мне! Не надо усмехаться так, будто ты мне не веришь!

Я молча слушал её, в полной мере осознавая, что неделя начинается в субботу. Как неимоверно был прав тот, кто сказал, что понедельник начинается в субботу и понимание этого немного тяготило. Мрачно, но я не мог произнести ни слова, я был нем.

Что-то знакомое шевельнулось внутри, я слышал музыку. Она шла ото всюду и заставляла забывать о мирской суете. Мои глаза закрылись, я погружался в странные, но добрые звуки. Кинсела исчезла, исчезла и кухня, и квартира, осталась только музыка. Всепоглощающая, она растворяла в себе, в уголке глаза собралась и скатилась вниз по щеке слеза. Музыка внутри меня поднималась вверх, вслед за первой слезинкой скатилась следующая. Наверно, я не так уж и потерян, моя душа еще хоть как-то пытается очиститься от той скверны, в которую я погружаюсь по собственной воле.

Я потерял счет времени и не помнил, насколько долго сгорбившись сижу на прохладном полу. Мышцы ног онемели, невыносимо хотелось курить, липкая тягучая слюна заполнила рот. Языком я попытался очистить от неё нёбо и тут на меня снизошло озарение. У меня снова был полный набор всех необходимых принадлежностей человеческого тела. Я снова мог говорить. Вот только, что и как я буду говорить?

Книгу, которую Кинсела вручила при первой нашей встрече, я вернул, так и не прочитав ни страницы.

* * *

Два красных носорога подошли ко мне, когда я находился в каком-то грохочущем со всех сторон аду.

- Ты разбираешься в телефонах? - спросил тот, что был немного помоложе и в очках, водруженных на рог.

- Немного!

- Помоги ему! - молодой указал на пожилого, жалкого носорога, обречено сжимающего в копытах сотовый телефон - Ему сообщение надо отправить, а он не знает как!

- Хорошо! - я протянул руку, чтобы взять мобильник у старого, но тот отчаянно закрутил головой и показал на выход, где шум раздавался гораздо тише.

Мы вышли с ним на высокий бетонный парапет и я повторил попытку изъятия телефона. На этот раз мне удалось. В моих руках оказалось нечто допотопное, а допотопное, вовсе не есть определение простого.

Пошарканным копытом он протянул мне бумажку, на которой корявым почерком был написан номер и буква "Л" в двух вариантах, латинская и стандартная.

- Тариф я новый себе подключаю! Оплатил, сообщение пришло, что оплачено, а теперь им надо отправить сообщение с буквой "Л", чтобы подтвердить! Сможешь?

- Запросто!

Телефон на поверку оказался не просто стар, а неимоверно стар. Большинство функций работало совершенно не так как в обычном телефоне, а те, что работали, выполняли совершенно иные команды. За пару минут я разобрался, что к чему, но к этому моменту пожилой носорог принялся заметно нервничать. Неторопливо переминался с копыта на копыто, благо их у него четыре, то и дело заглядывал в крошечный дисплей и постоянно спрашивал:

- Ну, как?

- Сейчас все будет готово!

- Ты только мне настройки не сбей, а то я по-английски не понимаю!

- Там все просто!

- Это тебе просто, а я не понимаю! Ну, как?

- Сейчас!

- А, может ты не умеешь? Так и скажи, что не можешь! Я найду другого, кто отправит мне сообщение!

- Сейчас! Телефон отстойнейший, такого дерьма мне еще не приходилось даже видеть, не говоря уже об обращении с ним!

Похоже, что эти слова были последней каплей в чаше его неимоверного терпения. Шумно сопя он выхватил свой мобильник из моих рук и ни слова не говоря, скрипнув копытами по бетону скрылся в грохочущем аду. Несколько минут спустя я увидел его вновь, печально покачивая морщинистой мордой он уныло слонялся в поисках кого-нибудь живого, кто соображает в сотовых телефонах. Взглянув ему в глаза, я улыбнулся и понял, что желание помогать кому бы то ни было, у меня медленно, но верно исчезает. Творить добрые и бескорыстные дела больше не хотелось. Правильно говорят: "От добра - добра не ищут!".

* * *

Бездомные псы, сбившись разномастную и разновозрастную стаю, бежали по ночному городу. Они вдыхали душный воздух улиц, их лапы, чуть слышно клацая когтями, мягко ступали по тротуару.

Стая бежала по самым освещенным местам, останавливаясь под каждым фонарем, у сверкающих неоном витрин дорогих магазинов. Им неважно было, что скрывается за теми или иными стенами, их интересовало то, что было снаружи, на земле. Собаки внимательно осматривали те участки, где останавливались. Что-то находили и это что-то хрустело на их крепких, белых зубах.

Жуки, черные блестящие насекомые, летели на свет. Бились о колпаки фонарей и стекла сияющих витрин, падали на землю. Перевернувшись на многочисленные лапки, они проворно убегали в тень, прячась от неведомого врага.

Собаки искали жуков и найдя хрустели, именно, их черными панцирями и жесткими крыльями. Охота на них, была в самом разгаре.

Понуро-пыльные псы пожирали весело-блестящих жуков. Они ничего не имели против насекомых, просто те были не такие как они. Медленно ползущих в пыли жуков собаки не трогали, предпочитая блестящих и шустрых.

* * *

Меня преследует чей-то голос, он настойчив и требователен, немного обижен и капельку расстроен. Я оглядываюсь по сторонам и никого не вижу, но голос есть. Я приказал себе молчать и не разговаривать с ним, игнорировать все, что от него исходит.

Мне всегда было наплевать на общественное мнение и я многое себе позволял, но разговор с невидимым собеседником, это уж слишком! Даже для меня! Я, конечно, могу сказать пару слов в слух, обращаясь к самому себе, но чтобы спорить с тем, кого не вижу! Нет, этого я себе позволить не могу!

Странно, но факт остается фактом, если принять во внимание, то что, другие видят того, кто со мной разговаривает. Они удивляются, почему я игнорирую такого замечательного собеседника, почему молчу и не делаю того о чем он просит.

Они никак не могут понять одну простую вещь, ведь если чего-то не видно, то этого скорей всего и нет, а то что слышишь, можно списать на игру больного воображения.

Возникает вопрос: "то из нас не в себе, я или они?", но судя по тому, что их большинство, получается, что это я и только, я!

* * *

Моя жизнь - это бессмысленный перевод сил и времени в деньги, которые столь же бессмысленно должны исчезнуть. Моя работа - грохочущий цех, наполненный горяче-влажным воздухом и скрежетом, трущихся друг о друга деталей станка. Моим мыслям не хватает простора, им тесно и они рвутся на волю, как дикие звери. Мои мечты - это мои мечты и о них я всегда молчу, это моя тайна. Никто не знает, о чем я мечтаю и чего хочу.

Кинсела выдвинула предположение, что мы с ней духовно очень похожи. Что такие существа, как я и она, не умеют претворятся и все что мы делаем, идет от сердца. Я в очередной раз не согласился с ней и отправил её ко всем чертям.

- Меня, совершенно не интересуют твои взгляды на жизнь! Ты, крайне бесполезна и утомительна! - сказал ей я.

- Амукэ, Амукэ, прости меня пожалуйста! - попросила она прощения неизвестно за что.

- Лишь после того, как я отращу себе крылья! Настоящие! - моя нервная система начала успокаиваться.

- Хорошо, я подожду!

- Только учти, ангел - не бог и наоборот! Хотя, когда я говорил про отращивание крыльев, то ошибся в выборе слов!

- Что это значит?

- У тебя голова, больше чем у лошади, вот и думай! - подвел я итог нашей милой беседе.

* * *

Человек уставший - новый вид эволюционирующего существа, приполз домой после неимоверно длинного трудового дня. Никем не замеченный подвиг, как и прежде остался в тени, но он не унывал. Он знал, что его рано или поздно заметят и воздадут по заслугам.

Жуткая головная боль раздирающая череп на части, убивала желания. Боль заставляла бросить все и завалиться в кровать, наглотавшись перед этим таблеток анальгина. Так он и сделал.

Тихо и ровно тикали часы на книжной полке. За окном была глубокая городская ночь серого цвета, с редкими автомобилями и смолкнувшими звонками трамваев. Боль ушла, разбудив человека на прощание и теперь он валялся в постели, пытаясь вновь призвать сон обратно.

Что-то где-то зашуршало, он прислушался, отыскивая источник звука. Шорохи начали превращаться в весьма громкую возню. Мозг человека заработал, включив процесс воображения. В один ряд шебуршащихся существ стали и безобидный муравей, и ужасающий ночной монстр, описать которого не хватило бы ни слов, ни красок.

Шум нарастал. Так как крошечное насекомое громко шуметь не может, выбор пал на более крупный и опасный вариант, который рвал огромными и острыми когтями недавно поклеенные обои. Страх и любопытство, помноженные на бесконечное раздражение заставили его подняться.

Нащупав босыми ногами тапочки, человек осторожно прокрался к выключателю, стараясь передвигаться как можно тише. Липкий, холодный пот побежал вдоль позвоночника.

Вспыхнул свет и звуки тут же прекратились. Монстры и муравьи спрятались, отказываясь выдавать свое присутствие. Никого, как в детском стишке:

Если где-то нет кого-то,

Значит кто-то где-то есть,

Только где же этот кто-то

И куда он мог залезть?

Тишина! Условная городская тишина, такая же тихая, как и непроглядная городская ночь с тысячами люминесцентных фонарей. Часы ровно тикают, отсчитывая время.

Рука сама потянулась, чтобы выключить свет и тут же замерла. Гигантская сороконожка бежала по обоям над книжной полкой. Десятки шустрых лапок создавали тот самый отвратительный шум. Тапок тут же оказался в руке человека, резкий удар и источник беспокойства падает за книги. Оставшиеся на орудии убийства и на стене конечности насекомого еще шевелятся. Счистив останки в мусорное ведро, счастливый охотник отправляется спать. Он поздравляет себя с победой:

- И все таки, это было насекомое!

Человек лег в постель и как ни странно, тут же уснул. Ему снился сон, который заставлял то сбрасывать с себя одеяло, то натягивать обратно, но он не просыпался. Метаясь по кровати, человек что-то бормотал, руки и ноги то и дело дергались. Человек уставший и этим все сказано.

Все та же, полу раздавленная громадная сороконожка, волоча растерзанные лохмотья собственного тела, взбиралась по ножке кровати. Мертвые лапки и блестящая слизь сочащаяся из рваной раны, отмечали её путь. Раненое насекомое ползло по измятой белой простыне. Она заползла на одеяло у подбородка человека и замерла, ожидая когда тот успокоится.

И вот он затих, глубоко и равномерно дыша. Сороконожка перебралась на лицо спящего и миновав полуоткрытый рот, заползла в левую ноздрю, оставив на щеке несколько поломанных конечностей. Немного погодя, послышался хруст и тоненькая струйка крови медленно потекла из носа человека, спрятав под собой потерянные части тела непрошеного гостя. Затем все закончилось, умерли все и наступила долгожданная тишина.

Лишь часы мерно тикали нарушая условную тишину, условного мрака, царящего в ночном городе.

Вместо послесловия.

Спускаясь на дно, мы видели звезды,

Шагали по ним, оставляя следы

И прятались там от причин всевозможных,

Пытаясь найти эталон чистоты.

Грязью с сапог заплевано небо,

Сделан был шаг в синюю высь,

Рванули туда, где никто еще не был,

Но призма судьбы исказила всю жизнь.

Метались в бреду, подыхали от зноя

В дороге терялись один за другим.

Кто-то ушел, кто-то все предал,

А кто-то же стал ни своим ни чужим.

Терпели молчали кричали где надо,

И смысл постигали в дорожной пыли,

Под грохот ветров свои души теряли

В итоге мечтали, стать частью звезды

В заплеванном небе!

P.S. Кинсела, как обычно, оказалась права, мы с ней действительно очень похожи, но ощущение незаконченности ситуации не дает мне права все исправить. Пусть остается так, как должно быть или не должно. Да, я в чем-то не прав и признаю это, но лишь потому, что я для неё открытая книга, а она для меня тайна за семью печатями. Порой мне кажется, что это одно из проявлений довольно свирепой и непонятной Любви, тогда в свою очередь возникает вопрос: "За что?".

История четвертая

часть 2

С тех пор, как Ваал прочел "Особенности половой жизни красных носорогов в преддверии смерти - 2", изменился то ли окружающий мир, то ли он сам. Все чаще он замечал за собой, что его собственная память о прошлом скрывается за серой дымкой забвения. Прошлое представлялось теперь неким туманным образом, который напоминал по своему содержанию некогда прочитанные книги. Ваал начал даже порой сомневаться, а не приснилось ли ему все это, но Меч Силы являлся немым свидетелем его долгой жизни. Бесцветная душа Первого, заключенная в прозрачную рукоять совершенного меча клубилась, свивалась в спирали, а иногда замирала раскрасив предоставленный объем в темно-свинцовый цвет.

Даже сейчас Ваалу говорили, что выглядит он лет на двадцать пять и не больше, он усмехался и подтверждал человеческие догадки. Живя одним днем десятки сотен лет он освоил тысячи профессий и теперь лишь оттачивал свое мастерство в той или иной сфере жизнедеятельности. В самом начале пути Ваал, часто вербовался наемником в какое-нибудь войско, зарабатывал себе на хлеб ремеслом войны. Когда в обиход человекоубийства вошло огнестрельное оружие он оставил этот промысел. Убивать людей с расстояния было ему как-то не по душе. Ему нравилось видеть глаза противника, чувствовать его силу, страх, решимость, ненависть или отчаяние, а то что боги войны предлагали в качестве орудия убийства сейчас, его не устраивало. Азарт поединка на фоне массовой мясорубки, вот что ему было нужно.

Деньги, которые он зарабатывал, тратились быстро и со вкусом. Ваал не привык себе отказывать в чем-либо, но если наставали тяжелые времена, то он выдерживал и их, довольствуясь тем, что было на данный момент. Вот и сейчас он обитал в небольшой комнате, где-то под самым небом.

Сидя на голом деревянном полу, Ваал чистил меч. Давным-давно он взял за правило ежедневные упражнения с холодным оружием, которые не позволяли ему терять приобретенные навыки. Перед занятиями он обычно смахивал пыль с меча, затем замирал на продолжительное время концентрируя внимание на заоблачных далях, недоступных взгляду. Достигнув нужного состояния, Ваал медленно поднимался, становился в исходную позицию и действо начиналось.

С закрытыми глазами он делал первый шаг, тонкое лезвие рассекало воздух, оставив в нем легкий серебристый след. С первого движения начинается все. Бесшумно ступая по полу Ваал исполнял завораживающий грациозно-смертельный танец. Серебряный вихрь перемещался по комнате, огибая всё и не касаясь ничего. Осторожная и настойчивая музыка стали задавала неведомый ритм и каждый раз он был совершенно иным, отличным от предыдущего. Глаза танцующего всегда были закрыты до тех пор, пока он не опускался вновь на пол и так происходило изо дня в день.

Тяжело дыша, Ваал отдыхал от своего многочасового танца. Меч Силы, вложенный в ножны, лежал перед ним, освещаемый последними лучами заходящего солнца. Небольшое окошко с мутными стеклами всегда старалось в конце дня собрать как можно больше посланцев дневного светила. За его спиной под натиском сквозняка тихо скрипнула незапертая дверь и в комнату ворвался дикий, необузданный морской ветер. Он пах солью, необъятными просторами моря и свободой, ветер закружился прозрачным вихрем по комнате, поднимая вверх мелкие предметы и выметая из углов пыль. Ваал знал, что до моря очень далеко и не впадая в романтические мечты, потянулся к мечу, но ветер подхватил оружие, переместив его в недосягаемую для рук точку пространства.

Ветер захохотал и Ваал увидел, как в углу комнаты появляется огромная Синяя Бабочка, которая закружила по комнате, опутывая все нитями прочного синего шелка. Как Ваал не уклонялся от липких, моментально застывающих пут, он все же попал в них, а бабочка начала кружить вокруг него запутывая его в кокон. Когда он упал на пол, Синяя Бабочка исчезла, а вместо неё, возникнув из ветра, появилась призрачная фигура Саторна.

- А, ты ни сколько не изменился! Хотя прошло уже столько лет! - верховный жрец усмехнулся и зашуршав, вынимаемой из ножен сталью, принялся рассматривать Меч Силы - Он совершенен! Я восхищен тобой и проделанной тобой работой, ты воистину величайший из императоров, правивших когда-либо благословенными островами! Слушай, а ты никогда не задавался вопросом, почему Синяя Бабочка запутывает все шелком? В природе гусеницы занимаются подобными вещами! Странное заклинание, мне оно, почему-то не нравится! Иррациональное оно какое-то!

Саторн щелкнул пальцами и из сумрака, который начал собираться в углах комнаты появился Второй.

- Брось его в Колодец Небытия! Он до конца выполнил свою роль!

Безликий молча поднял кокон, внутри которого находился неподвижно-безмолвный Ваал и потащил его к Колодцу на Тропе Сновидений.

История пятая.

Он падал вниз, погружаясь в вязкую прочность небытия. Он забывал обо всем, а ветер-Саторн летел рядом, рассказывая на прощание о том, как погибли острова и как спасся верховный жрец.

- В погоне за господством над природой, мы нарушили вселенскую гармонию и высшие силы разгневались на нас! В начале, наступило долгое, иссушающее своим зноем черное лето! Трава и деревья сгорали под лучами небесного светила, все умирало так и не успев родится! Засуха и пожары преследовали нас, те, кто мог позволить себе место на корабле уходили за море, но море, коварная водная гладь поглотило многих, так и не увидевших ту сторону! Я был с нашим народом до самого конца, я умер вместе с ним! Земля раскололась на части, а море накрыло огромной волной Город Белых Врат! С остатками моего народа я опустился на самое дно, наши тела были мертвы и их сожрали ужасные твари обитающие в вечной тьме! Да, наши тела были мертвы, но не души! Я переступил все дозволенные грани и собрал их, блуждающих в поисках света! Я не позволил им раствориться в пучинах мироздания, я не дал им шанса воскреснуть вновь! Я подавил их суть и мой дух стал в тысячи раз сильнее и могущественнее, но и это не предел! Я расту поглощая чужие души! Кстати, поизмельчали ныне души, душонки, можно сказать стали, но встречаются и достойные экземпляры! Когда ты умрешь, ты станешь частью меня! Я наблюдал за тобой в течении тысяч лет и теперь настал срок! Меч Силы - венец моих мечтаний, теперь в моих руках, так же как и власть над всем этим миром! Теперь я могу стать новым богом, мне будут поклоняться и отдавать свои души добровольно, мечтая о том, чтобы я их принял!

На фоне бескрайней тьмы выделяется слабое пятно света, Ваал падает прямо на него. Сознание разделяется на две равные части. Одна часть уже не помнит, кто он, откуда он и куда должен идти. Ему это больше не нужно, путь должен начаться заново, но он твердо знает одно: " Во чтобы то ни стало, нужно выжить!" и остается во тьме Колодца Забвения.

Другая падает дальше, к свету, и первое что она видит - это огромный разноцветный плакат с надписью: "Войди в команду Marlboro!" и красный джип на картинке, мчащийся по бескрайней бело-желтой пустыне.

История шестая.

Он не видел себя, он не ощущал своего тела и парил где-то под потолком небольшого кабинета, слушая разговор между мужчиной в белом халате и женщиной. Врач говорил, стараясь не смотреть женщине в глаза, перебирая лежащие на столе бумажки. Она, беспокойно крутилась на стуле, нервно покусывая губы.

- Я, уже объяснил вам суть вашего положения и, поэтому, настойчиво рекомендую сделать так, как я считаю нужным, но вы в праве отказаться и поступить так, как желаете! Тогда гарантий вам никто никаких не дает!

- Нет, он будет жить! - женщина еще балансировала на той узкой грани, которая пролегает между спокойствием и истерикой.

- Как хотите, но знайте, ваша жизнь в обмен на его жизнь! Такова цена, которую необходимо будет заплатить! - едва заметно врач улыбнулся, прикрыв лицо листом бумаги - На вашем месте, я бы прислушался к моему совету!

- Вы на своем месте, а я на своем! Это моя жизнь и никто кроме меня её не проживет так как этого хотелось бы мне!

- Ну, тогда, до следующей нашей встречи и настоятельно рекомендую подумать над тем, что я сказал!

- До свидания! - она поднялась со стула и вышла в многолюдно-узкий коридор поликлиники, аккуратно закрыв за собой двери.

История седьмая.

Первое, что он увидел, это были белоснежно-стерильные кафельные стены, чьи-то добрые, немного печальные глаза, внимательно смотрящие на него поверх ватно-марлевой повязки и женский голос, который сказал ему:

- Добро пожаловать в этот немного сумасшедший мир, малыш!

Все вокруг было таким огромным, а он был так мал и не знал совершенно ничего. Ничего не умел, всему приходилось учиться заново. Он учился сидеть, ходить, не держась за стены, самостоятельно есть. Затем ему пришлось постигать совершенно иные вещи, он учился читать и писать, чтобы быть полноправным членом общества, в котором он должен обитать до конца дней своих. Все это он делал не задаваясь вопросом: "Для чего мне все это?". Просто учился, постигал азы всевозможных наук, чтобы потом получить аттестат о среднем образовании, который был отправным билетом к более высоким кругам науки.

Свидетельства, аттестаты, дипломы, паспорта, сертификаты, удостоверения и множество различных справок без которых жизнь оказывалась совершенно бесполезна. Он смотрел на тот мир в котором ему выпало жить и понимал его, но не понимал всего лишь одной вещи. Почему, люди которые жили вокруг него не верили друг другу? Почему, они постоянно пытались обмануть самих себя, да и других тоже, для чего? Может быть поэтому, чтобы занять хоть какую-то нишу в обществе, нужны кипы различных документов?

Он рос, ходил в детский сад, затем в школу, где-то учился, служил в армии, старался быть как все. Но лишь одно было странно, он всегда был одинок и молчалив. Чем старше он становился, тем ограниченнее был круг его знакомых, да и количество употребляемых слов неизбежно катилось к цифре "два". "Да" и "Нет".

Потом, случилось то, что обычно случается в подобных ситуациях. Люди, которые, считали себя его друзьями не на шутку забеспокоились о нем и от греха подальше упрятали в психиатрическую больницу. Как бы чего не вышло!

В больнице его поместили в отдельную палату, нацепили смирительную рубашку, привязали к кровати и кололи какую-то дрянь, от которой снились цветные сны. Каждый день к нему приходил врач в сопровождении санитара. Врач сидел на стуле у его кровати, а санитар безмолвной тенью неподвижно замирал за спиной своего начальника. Справившись о здоровье, человек в белом халате, требовал у своего подчиненного шприц с очередной дозой. Вгонял иглу в вену и путешествие по необычному миру снов продолжалось. Он засыпал, а врач тихим голосом у него что-то спрашивал, что-то конкретное о чем совершенно не хотелось рассказывать, но препарат, введенный внутривенно ломал те барьеры, которые ненастоящий больной пытался выстроить.

История восьмая.

Пилигрим очнулся, он был по прежнему связан и в смирительной рубашке. Все та же комната с серыми стенами претерпела некоторые изменения. Шторы исчезли, на окне появилась решетка, а вместо хрустальной люстры на потолке тускло светила сорокапятиваттная лампочка. Не было даже намека, что на ней когда-либо был плафон или абажур. Кресло тоже пропало, но вместо него появился стул стоящий у кровати к которой Пилигрим был привязан широкими ремнями.

Он посмотрел в окно, на улице был день и косые солнечные лучи проникали в комнату, бросая на пол, покрытый желтым линолеумом, черную тень от решетки. Темным пятном, сверкая прозрачными крыльями по стеклу ползала ленивая муха.

В двери скрипнул ключ и она распахнулась, пропуская в помещение двух людей в белых халатах. Обоих Пилигрим уже где-то видел. Это были Саторн и Второй, он узнал их.

- Проснулся? - мило улыбнувшись спросил Саторн, подвигая стул ближе к койке и усаживаясь на него - Осталось совсем немного и ты вновь будешь свободным!

- До чего осталось совсем немного? - не понял Пилигрим.

Второй с бесстрастным видом замер за спиной Саторна.

- Так и быть, я тебе расскажу эту историю, а потом, ты попробуешь мой новый фантастический коктейль! Внутривенно! Сегодня я превзошел сам себя, это будет полным откровением! Ты готов услышать то, что я могу тебе рассказать, мой дорогой странник?

- Да!

- Тогда слушай! Насколько я знаю, ты вспомнил о нашей последней встрече, как раз перед тем, как отправился в Колодец Небытия! - верховный жрец утвердительно посмотрел Пилигриму в глаза - Так вот! Ваал, оказывается провел меня с Мечом Силы! Настоящий меч остался у него, а мне досталась весьма и весьма искусная подделка, да такая, что даже мне, при моем уровне посвящения удалось разобраться в этом не сразу!

- Причем тут я и Ваал?

- Дело в том, что в колодце сознание Ваала разделилось на две части, одна часть осталась с хозяином, а вторая досталась тебе! Проблема заключается в том, что ты ни черта не помнишь и мне приходится колоть тебе различные препараты, которые помогают вспомнить абсолютно все и при этом великолепно развязывают язык! Слушай, не перебивай! - Саторн достал из кармана пачку сигарет, прикурил одну и выпустив в пол струю дыма продолжил свой рассказ - Никто еще не возвращался со дна Колодца Небытия и что там происходит, не знает никто! Я несколько раз пытался спуститься вниз и посмотреть, что там такое, но не пройдя и половины пути чувствовал, что со мной начинает происходить нечто странное, что очень пугало и заставляло повернуть назад! Так вот, Ваал упал на самое дно колодца и остался жив! Там, по некоторым данным, находится прекрасная страна, которая называется страна Marlboro, но иной дороги, кроме колодца, туда нет! Я чуть было не сделал глупость, когда уговаривал твою мать убить тебя, пока ты не родился, а сейчас понял, насколько эта женщина была права сохранив тебе жизнь! Суть в том, что ты и Ваал - две части одного сознания, а подобные вещи всегда стремятся к объединению! Отсюда следует, что через тебя я выйду на Ваала, так как вы ищите друг друга! Я даже специально для тебя разработал примерный макет страны Marlboro и запустил твое убогое сознание в мой иллюзорный мир! Но это неуклюжая поделка, то что настоящее, то гораздо лучше! Ты прекрасно вписался в окружающий пейзаж, но могу заметить и то, что моя страна тоже изменилась, после того как ты туда попал! Там появились люди, а в моей версии там было безлюдно! Все это ты притащил в себе!

Пилигрим молча слушал Саторна, лишь иногда, когда тот замолкал, старался как можно тише сглотнуть, прилипшую к гортани слюну, а бывший верховный жрец все рассказывал и рассказывал о своем бесконечном поиске. О том, как ему нужен этот Меч Силы, о том, что он рано или поздно получит причитающиеся ему по закону души Ваала и Пилигрима. Он рассказывал и делился планами будущих периодов очень долго. Солнце теперь бросало в окно багровые лучи, оно садилось за горизонт.

- Одну лишь только вещь я выпустил из вида - это то, что Меч Силы - понятие весьма абстрактное, он не имеет единственного состояния! У него их целых два! Ведь по сути своей это мысль, которую можно использовать в качестве оружия и оружие, которое работает как мысль! Ладно, пора тебе отправляться в путешествие! - Саторн подал знак Второму.

Безликий открыл небольшой чемоданчик с огромным красным крестом, вытащил оттуда уже наполненный десяти кубовый шприц и передал его Саторну. Затем он, порылся в чемодане и извлек из него красный жгут, которым перетянул руку Пилигриму. Вены медленно набухая темной синевой поползли из-под кожи.

- Сегодня я приготовил для тебя изумительный коктейль, который освободит твое сознание и ты расскажешь мне, где скрывается Ваал!

- Я не знаю!

- Твое сознание знает! Хочешь расскажу рецепт препарата, который отправит тебя в страну Marlboro! Нет, не хочешь? А, я тебе все равно расскажу! Запоминай, может когда ни будь пригодится! Итак, начали! На стандартный десяти кубовый шприц нужно две части флуразепама, три части триазолама, одна часть темазепама, одна часть нитразепама, одна часть зопиклона, одна флунитразепама, полкубика медазолама и столько же оксазепама! Тебе нравится? Я на себе пробовал, понравилось бесконечно, как в космос без скафандра вышел!

Тонкая, блестящая игла, чуть продавив под собой кожу, вошла в вену. Саторн ослабил жгут и медленно, принялся вводить препарат.

- Сейчас, совсем не то, что было в наши времена! Травки, эликсиры и прочее, все кануло в небытие, зато фармацевты поднялись до самых небес в своем искусстве создания новых соединений, которые очень облегчают нашу повседневную жизнь! Человек просыпается и тут же идет поедать таблетки, ложится спать и снова у него в руках что-то лекарственное, а про день и говорить страшно! - он усмехнулся и вытащил иглу. - А, когда, ему прописывают что-то новое, он отыскивает в справочниках медпрепаратов, интересующее его лекарство и изучает его! Фармокинетика и все такое!

Отдав шприц вместе со жгутом Второму, Саторн глубоко вздохнул и выдержав минутную паузу, заглянул в глаза человеку, привязанному к кровати:

- Начинается! Ну, что, поговорим по душам?

Пилигрим почувствовал, что ощущение реальности начинает покидать его. Громко скрипя, открывались ворота в иной мир. В тщетной попытке остаться здесь, Пилигрим сконцентрировал все внимание на расплывчатом пятне, украшавшим противоположную стену. Пятно с мелкими морщинками трещин, поползло на потолок. Там оно преобразилось в лицо древней старухи. Старуха приветливо улыбнулась Пилигриму и принялась сдирать морщинистую маску с лица.

- И, тут, такое началось! - сказал тускло блестящий череп, весьма довольный жизнью, он тоже улыбался, широко разевая редкозубый рот.

История девятая.

Холодная, серая река петляла меж обрывистых берегов, дополняя плеском и скрежетом камней мрачный облик природы, чувствующей приближение зимы. Редкие снежинки, медленно кружась падали в воду и плавились в ней, увеличивая на каплю объем и делая её немного холодней.

С каменистого обрыва, уже не одну сотню лет, смотрел в даль черный, умерший лес, в переплетенных ветвях, которого хрипло каркали вороны. Низкое, сумрачное небо тащило тяжелые облака по взметнувшимся вверх макушкам деревьев, оставляя на них клочья влажно-липкого тумана. Ветер заставлял колыхаться ветви, которые яростно рвали непрозрачное брюхо неба, в надежде рассмотреть притаившееся вверху солнце.

Высокий каменный утес навис над рекой, грозя в любой момент рухнуть вниз и перекрыть собой движение воды. Здесь он был с тех пор, как поднялся из неведомых пучин земли и уже сотни лет непреклонно стоял, обдуваемый всеми ветрами.

Согбенная фигура в черной, развевающейся одежде взобралась на самый пик молчаливого утеса. Тысячи хрипло каркающих точек спустились с небес и живым черным облаком замельтешили вокруг древней старухи. Холодный ветер поднимал вверх её редкие седые волосы, вырывал мелкие клочья из черных лохмотьев одежды. Она тянула к небу костлявые руки, пытаясь захватить скрюченными пальцами как можно больше облаков. Горящий взгляд, еле слышный шепот сухих губ, вползали в сознание огромным черным пауком. Старуха освобождала от оков времени первобытный страх.

Ветер растаскивал её шепот по всей округе, заставляя тех, кто их слышал падать на землю и затыкать уши, чтобы не слышать зловещие значения слов. Стая ворон металась из стороны в сторону, не в силах покинуть то ограниченное пространство в которое их заключила неведомая сила.

Развевающиеся черные лохмотья прекратили свое хаотичное движение и остановилось все. Замерла река, вязкой неподвижной субстанцией застыл ветер, черные птицы, перестав хлопать крыльями повисли в воздухе среди белых одиноко замерших снежинок. Ведьма взмахнула руками, оставив на серой туче рваный след от длинно-желтых острых когтей и время побежало дальше.

Послышался плеск воды, вновь заскрипели ветви древнего леса и лишь стая ворон превратилась в летучих мышей. Посылая друг другу условные звуки и знаки, они начали собираться вокруг старухи, сплетая из своих тел живую оболочку. Мыши запутывались в её волосах, цеплялись коготками за одежду не переставая при этом, истошно верещать, им тоже было страшно.

Рука, обглоданная почти до самой кости, роняющая на камень редкие капельки крови, пробила мягкий, пищащий панцирь и указала на что-то. Тысячекрылая стая сплошным потоком сорвалась с тела ведьмы и полетела в указанном направлении.

То что, осталось от старухи оскалилось и попыталось издать нечто похожее на безумный смех, но лишь булькающий хрип оповестил о том, что все только начинается. Растерзанное тело подошло к краю утеса и осмотрев на прощание мрачную местность уцелевшим глазом, бросилось вниз. Река медленно расступилась, освобождая место под неожиданную жертву. Мокрое, каменистое дно с небольшими лужицами воды ждало, когда кости займут свое место на природном алтаре. Удар, хруст ломких костей и тело выгнувшись нежизнеспособными углами разбросало последние капли крови обретя новое пристанище.

Медленный серый поток не собирался укрывать под своим влажным пологом, то темное и нечистое, что старуха отдала реке. Вода тщательно огибала это место, выстроив вокруг него прозрачную стену. Мелкие рыбешки с любопытством устремлялись к данному нововведению и тут же в ужасе рассыпались в разные стороны, прячась в утонувших корягах, застрявших среди огромных валунов.

* * *

Солнечный, неназойливый денек время от времени хмурился черными дождевыми тучами, но вечные странники торопились совершенно в иные места. Ветер помогал им, они так и не пролившись на землю дождем уходили прочь.

С сигаретой в зубах и лопатой в руках, проявляя удивительные способности по вскопке земли, молодой парень, беспрестанно матерясь, готовил дачный участок к посадке витаминизированных полезностей. Совершив некий подвиг при помощи лопаты и вывернув десяток штыков грунта, он остановился, стряхнул пепел с сигареты, посмотрел по сторонам, тяжело вздохнул и продолжил копать дальше.

Далеко, у самого горизонта, в небе появилась небольшая черная тучка, которая целеустремленно двигалась в его сторону, постепенно увеличиваясь в размерах. Парень остановился, стряхнул пепел и вновь было взялся за земледельное приспособление, когда странный звук привлек его внимание.

Армада гигантских летучих мышей двигалась прямо на него, он отчетливо различал шумное хлопанье крыльев и писк.

- Во, дела! Первый раз вижу столько летучих мышей и тем, более днем! Что, вообще, творится с этим миром? - человек усмехнулся.

Черная стая приближалась. Он начал различать их красные, горящие глаза, улыбки, сплошь составленные из мелких и острых зубов.

- Твою мать! - завопил парень и бросился к сарайчику с садовым инструментом.

Крылатый упырь вцепился в его шею острыми, как бритва зубами, безжалостно полосуя нежную кожу. Боль и паника, заставили ноги передвигаться еще быстрее. Вот оно спасительное убежище, двери с широкими щелями меж досок, были распахнуты и он на ходу захлопнул их за своей спиной. Нашарив летуна, парень оторвал его от своей шеи и бросив на пол, растоптал. Затем приник к щели, чтобы посмотреть чем закончится дело. Шумно дыша, человек старался успокоиться, но это ничего не меняло.

В двери ударилось тело летучей мыши, звук удара заставил парня отпрыгнуть в сторону. Мгновение и удары уже сыпались градом, твари ломились во внутрь со всех сторон. Скрежет когтей по доскам стен, стук в крышу, накрытую шифером, хлопанье крыльев, все вызывало дикие приступы страха, которые заставили парня сжаться и забиться в угол между всевозможными граблями-мотыгами, вилами-лопатами и прочим дачным хламом. Мелко дрожа, он начал грызть ногти на руках, стараясь хоть немного отвлечься от мыслей о том, что может произойти, если эти твари проникнут в его убежище. Рана на шее саднила, обильно выступающий пот смачивал ее, заставляя болеть все сильнее и сильнее.

Стая, окутав постройку черным покрывалом, не оставляла надежды проникнуть во внутрь. Запах крови и страха, идущие из сарайчика будоражил крылатое зверье. Под натиском живой плоти, кое-где захрустели не особенно прочные доски, но все же выдержали, спасая своего хозяина. Мыши переключили свое внимание на крышу. Они взлетали и камнем падали на шифер, стараясь расколоть его. Кто-то из них погибал, но их было слишком много, чтобы придавать значение подобным вещам.

Раздался протяжный вздох побежденной постройки вслед за которым послышался короткий человеческий крик, тут же перешедший в хрип. Торжествующее верещание тысяч звериных глоток, возвестили о том, что дело сделано и каждая из них, по своему пела песнь об удачной охоте.

Летучие мыши улетели, оставив на месте своего пиршества максимально обглоданный труп среди обломков досок, кусков шифера и садового инструмента, испачканного в крови. Солнце по-прежнему то приветливо ласкало землю, то хмурилось из-за набежавшей тучи.

* * *

Душный городской немноголюдный полдень. Солнце, не облачаясь в рясу Святой Инквизиции, издевается над людьми, пытаясь их заживо зажарить на раскаленном тротуаре. Все прячутся от изнуряющего зноя, кто в офисе под кондиционером, кто в квартире, завесив окна тяжелыми, темными шторами. Те, кому надо пребывать на солнцепеке, двигаются медленно при этом обильно потея и злятся на лето. Зимой они будут злиться на зиму и в этом, вся суть человечества.

Перестукиваясь колесами на стыках рельс, тренькая и дребезжа, бежит своей дорогой самый обычный вид горэлектротранспорта - трамвай красный обыкновенный. Раскаленный ветер и злое солнце заполняют его по самую крышу, проникая в распахнутые настежь окна и прозрачные стекла.

Толстая тетка-кондуктор, блуждает по салону, внимательно осматривая пассажиров, вспоминая кого еще не осчастливила своим вниманием. Редкие путники местного значения толпятся на теневой стороне и ждут своей остановки.

Внезапный удар и крик вагоновожатой, сбросил со всех полусонное состояние, заставляя объективно взглянуть на природу вещей. На лобовом стекле трамвая распласталась летучая мышь, оживление тут прокатилось по салону. Все сразу заговорили об этих тварях и, чтобы, тем для разговоров было больше в открытые окна хлынул черно-крылатый поток.

Внимание летучих мышей было приковано к водителю трамвая. Они забили собой все пространство, которое было отведено несчастному вагоновожатому и трамвай помчался вперед, набирая скорость. Он не реагировал на светофоры, с ходу сшибал оказавшиеся на его пути препятствия в виде легковых автомобилей и невнимательных людей. Если одних красная коробка смерти превращала в груду покореженного металла, то других в нечто более непонятно перемолотое. Тем, на данный момент и жили. Немногочисленные свидетели до конца дней своих запомнят этот случай из жизни и навсегда откажутся от поездок в данном виде транспорта.

Сверкающий хромированными деталями, новенький бензовоз, неторопливо перебирался через трамвайные рельсы. Зеленый свет светофора очистил для него путь, но мчащийся на полном ходу обезумевший трамвай, проигнорировал предупреждающий красный свет. Он вошел в цистерну точно по середине, скрежет сминаемого металла и оглушительный взрыв. Машины и люди, оказавшиеся поблизости вспыхнули, как сухая трава. Взрывная волна покатилась вдоль домов, выдавливая стекла из окон. Огонь бушевал во всю, в воздухе метались горящие комья, размахивающие кожистыми крыльями. Они поднимались вверх и осыпавшись на землю искрами, превращались в ворон, которые стремительно убирались подальше от бушующего пламени.

* * *

Жуткое дребезжание утреннего будильника заставило проснуться спящего. Он немного еще повалялся в кровати, оставляя организму шанс самостоятельно прийти в себя. Почувствовав, что все нормализовалось, человек поднялся и задумался над только что просмотренным сном. Но, этот сон как и многие предыдущие был забыт по пробуждению. Некое чувство, какое бывает, когда забываешь что-то важное не оставляло его и это тревожило.

Свежее утреннее солнце, не успевшее подернуться легкой завесой пыли, весело и задорно светило в окно. Новый день обещал быть ужасно жарким, но пока жара не наступила, природа радовалась прохладе, выражая свое удовольствие птичьим гомоном и шелестом листьев.

Николай встал с кровати и почесывая живот отправился в ванную. Не смотря на ранний час на кухне грохотала кастрюлями его мать. В ванной, он критически осмотрел себя в зеркало и вздохнув, принялся за утренний туалет.

- Коля, сынок, иди завтракать! - послышался голос матери.

Крепкий черный чай терпкой горечью наполнял рот и не спеша скатывался в желудок.

- Ты бы, поел чего-нибудь, а то вон только кишки поласкаешь!

- Не хочу!

- И, что с тобой делать?

- Не знаю!

- На работу идешь?

- Да, вернусь поздно!

Мать покачала головой и продолжила завтракать. Николай допил чай и сказав: "Спасибо!", отправился в свою комнату.

Он собирался на работу, когда что-то зубовным скрежетом наполнило его слух. Человек обернулся и увидел за окном большого ворона, который царапал клювом по стеклу, от чего шел весьма отвратительный звук, вызывающий повальную дрожь во всем теле. Птица, повернула голову и уставилась на него черным, блестящим глазом.

Пристальный взгляд птицы, проникал в сознание Николая, ворон заставил опуститься его на колени и засунуть руку под кровать. Оттуда он вытащил весьма потертую сумку, внутри которой лежало помповое ружье и четыре коробки с патронами. Достав все это, человек недоуменно уставился на ворона и замер. Черная птица, тоже не шевелилась, так они стояли долго, пока мать на кухне не уронила что-то бьющееся вдребезги. Посторонний звук вывел их обоих из своеобразного ступора. Ворон не отрывая глаза от человека, медленно развернулся на отливе, постучал клювом по стеклу и взмахнув крыльями, полетел. В открытую форточку ворвалось хриплое: "Кар!".

Николай вздрогнул, от прежнего безразличного ко всему настроения, не осталось и следа. Движение чувствовалось везде, даже неподвижный воздух многоэтажки и тот метался из стороны в сторону в поисках выхода. Мир, стал до боли осязаем и реален, все вокруг стало другим. Какие-то краски добавились, что-то исчезло, но, что именно? Он не мог дать точного ответа на этот вопрос.

Его руки сами ускорили процесс сбора на работу, они же, игнорируя страх перед наказанием, затолкали ружье и патроны обратно в сумку. Хлопнув дверьми и забыв попрощаться с матерью, Николай, сбежал по ступеням вниз, на улицу.

Трамвая, как обычно долго не было и человек немного нервничая мерил шагами остановку, изучая от нечего делать разбросанные повсюду окурки, мятые пачки из-под сигарет и множество блестящих билетов. Весь этот мусор складывался в таинственные знаки, в которых он старался прочесть послание свыше.

Николай не заметил, как неслышно к остановке подкрался трамвай, синий с серыми полосками. Таких, он еще не видел. Людской поток внес его во внутрь салона, но из него никто не вышел. Двери закрылись, народ сошел со ступенек и трамвай тронулся в путь.

- Я её уже видел! - сказал сам себе человек, следя за тем, как кондуктор пробирается сквозь толкотню, чтобы предложить купить у неё счастливый билетик, на одну поездку в горэлектротранспорте.

Настойчивый стук в стекло отвлек его внимание от тетки с билетами. За окном трамвая, летел тот самый ворон и укоризненно посматривал в сторону Николая - это был сигнал к действию.

Сумка упала на пол, послышался женский крик и ружье, выплюнуло первую порцию свинца в чье-то случайное лицо. Парень лет восемнадцати с папкой в руках и белой футболке с надписью "REEBOK" рванулся к двери. Уткнувшись лицом в стекло, он медленно сполз на ступеньки, раскрасив двери и майку в густой красный цвет.

Дымящиеся гильзы падали вниз, выбивая стекла и вырывая из обшивки куски фанеры по вагону мчались в разные стороны куски смертоносного металла. Трамвай сегодня шел без остановок, он уходил куда-то вдаль, чтобы спрятаться в этой дали от самого себя, но не дальше обозначенного кольца.

Николай опустил дымящийся ствол лишь тогда, когда курок начал щелкать вхолостую. Руки гудели, отбитые отдачей, он осмотрелся по сторонам. Груда мертвых тел, все залито кровью, в разбитые окна врывается ветер играя волосами убитых людей. Человек опустился на свободную скамейку, тяжелый приторный воздух вывернул наизнанку его желудок, выжимая из него утренний чай.

Вытерев рукавом с лица капельки чужой крови и собственный пот, он подтянул к себе сумку и вытащил из нее последний патрон. Зарядил и сжав зубами ствол, нажал на курок. Голова опустела, стала легче и очередное покачивание трамвая столкнуло его тело в общую кучу.

Трамвай шел по маршруту, цокая колесами на стыках рельс, он не спешил, все было хорошо. Под его колеса никто не стремился попадать, невнимательных пешеходов он предупреждал стрекочущим звонком, исправно останавливался на светофорах, но пассажиров он больше не брал. "Земля - Небо", гласила табличка на вагоне. Ожидающие на остановках не возмущались по поводу того, что пустой с виду трамвай прошел и не остановился, они его не видели. Душа мертвого трамвая, как и души которые он вез, отправлялись на небо. Его тело-корпус сгорело, когда он врезался в бензовоз и теперь все еще дымилась в депо, а душа, преобразившись в немного иные цвета, по привычке колесила по городу, ожидая чего-нибудь необычного, что изменит повседневность. Этот транспорт собирал такие же потерянные сущности, как и он сам.

* * *

На стенах поселились несколько колоний плесени, они не враждовали, они просто пребывали в неком подобии симбиоза между собой и стенами. В воздухе витал запах медикаментов и стойкий, ничем не заглушающийся запах крови.

Небольшая комната с двумя столами на которых лежат накрытые грязно-белыми простынями два тела. Кровавые пятна проступают на ткани, на столике кучей свален хирургический инструмент: пилы, скальпели, зажимы и прочее, неизвестного предназначения для обывателя, но родное для матерого патологоанатома.

Над одним из трупов клубится темное облако, оно осторожно тянет свои щупальца ко второму. Словно испугавшись чего-то, отдергивает их обратно, но все же настойчиво продолжает задуманное. Над вторым телом легкое светлое свечение, оно ощетинивается сотнями сверкающих игл, когда облако подбирается слишком близко.

Темное, собравшись с духом, бросается на свечение и поглощает его. Щупалец становится больше, они поднимают оба тела и лепят из них что-то совершенно новое. Податливый материал хрустит костями и сухожилиями, даже воздух в прозекторской мелко дрожит от напряжения.

Новое существо, покрытое тягучей слизью падает на пол, темное облако сворачивается в воронку и входит в это тело, наполняя его жизненной энергией. Оно похоже на человека, лишенного ста процентов кожного покрова и чтобы, стать неотличимым от других ему нужен еще кто-нибудь.

Тихо скрипит незапертая дверь, шлепая босыми ногами по кафельному полу недоделанный человек оставляет на нем слизисто-кровавые следы. Пальцы сжимают скальпель. Он видит спящего на посту санитара и старается как можно незаметней подобраться поближе.

Шаг, еще шаг и тут существо цепляет столик, на котором навалены горой биксы, баночки, лотки. Все это с ужасающим грохотом падает на пол, эхо разносит шум по всем углам полутемного помещения. Санитар испуганно озирается по сторонам. Он успевает заметить лишь тень, которая вонзает стальные крючья пальцев в его глаза, рвущийся из глотки крик так никто и не услышал. Острое лезвие полоснуло по горлу и кровь забурлила, хлынув горячей волной на холодный, легко отмывающийся, немного шероховатый пол.

Светало, когда тихонько скрипнув отворились двери морга и оттуда выскользнула на улицу маленькая старушка в белом халате. Не привлекая к себе внимания, она покинула территорию больницы и направилась в город. Старуха спешила, но что-то заставило её остановиться. Она обернулась, посмотрела на здание морга, затем громко захохотав пошла дальше, быстро вращая меж пальцев бритвенно-острый скальпель.

- Обожаю большие города! - удовлетворенно хмыкнула она и солнце, так и не успев подняться, упало обратно за горизонт.

История десятая.

Длинный коридор со множеством дверей, в которых прорезаны небольшие окошки для наблюдения за находящимися там людьми. На полу линолеумом желтого цвета, он великолепно глушит шаги идущих по нему двух людей в белых халатах.

Они идут не спеша, один впереди, второй с чемоданчиком немного сзади. Он внимательно слушает первого и не перебивает.

- Если бы только знал, как меня это раздражает! Сколько времени потеряно, сколько препаратов переведено, а все без толку! Ни на шаг не сдвинулись в поисках Ваала! Нет, Пилигрим, сегодня либо расколется, либо умрет от той дозы, которую я собираюсь ему закатать! Меня начинает трясти, когда я слышу очередную историю из серии "Особенности половой жизни красных носорогов", да еще в двух частях, а это - про старушку со скальпелем! Как тебе? Откуда он только их берет? Неужели это все от уколов?

- Саторн! - подал голос Второй, на что тот удивленно обернулся - Извините, но мне кажется, что на самом деле все обстоит немного иначе!

- Это, еще как иначе?

- Я думаю, что Пилигрим это и есть Ваал! Мы с напарником слишком долго шли по его следу и некоторые особенные моменты замечали за ним! Этого не объяснишь в двух словах, я просто это чувствую!

- Я думаю, я чувствую! - передразнил его Саторн - Моя собственная тень еще будет меня учить! Послушай меня! Если бы, это был Ваал, как ты чувствуешь, то он бы давным давно ушел в страну Marlboro, а так как он все еще здесь, значит это Пилигрим!

- Но ведь он связан!

- Для Ваала нет никаких преград хотя бы потому, что он владеет Мечом Силы!

Второй промолчал в ответ, оставив своего хозяина в победителях. Даже не потрудившись заглянуть в смотровое окошко, Саторн достал из кармана ключ и отпер двери. Немного задержавшись на пороге, он осмотрел коридор, а затем сделал шаг в палату и замер.

Ремни, совсем недавно связывавшие Пилигрима, валялись кучей мертвых змей, постель измята и пустынна, а стена напротив кровати отсутствовала. Вместо неё, взору посетителей предстало поле заросшее высокой зеленой травой и багровое солнце, прячущееся за горизонтом. Транспарант с надписью "WELCOME TO MARLBORO COUNTRY!" висел растянутый между двумя боковыми стенами.

Саторн прошипел ругательное слово и бросился в поле, но едва он переступил мерцающую голубую полосу, возникла кирпичная кладка, спрятавшая за собой неведомую страну Marlboro. Он не успел остановиться и со всего маху, врезался в стену. От удара Саторн, отлетел к кровати, поднялся сжав ладонями разбитую голову и сказал:

- Вот идиот!

Последняя история.

- Вот такую я знаю историю про страну Marlboro! - сказал я, обращаясь к Кинселе.

Моя шея невыносимо болела от крайне неудобной позы. Лежа на спине и рассказывая ей последнюю историю про Пилигрима, я старался постоянно смотреть на неё. Мои руки были надежно привязаны к койке и поэтому я не мог согнать с левого плеча усевшегося там носорога. Она же, пользуясь моей ограниченностью движений, вогнала свой хоботок под кожу и загоняя его все глубже и глубже, не торопясь пила мою кровь наполняя ею своё брюхо. Сероватые полоски на её тельце раздвигались, демонстрируя полупрозрачные желтые полосы, которые в свою очередь приобретали темно-алый цвет.

Зуд в месте, где Кинсела проколола своим носом мою кожу, усиливался. Я ерзал по кровати пытаясь её прогнать, но все было тщетно. Она, словно, насмехалась надо мной, постоянно устраивалась поудобнее, шевелила прозрачными крыльями, переставляла тоненькие ломкие ножки. Мои усилия по освобождению не прошли бесследно. Петля на правой руке ослабла и я осторожно высвободил из неё ладонь. Рука резко взметнулась, раздался звонкий шлепок.

Маленькие капельки крови попали на белую простынь, на плече, образовалось липкое кровавое пятно с темным силуэтом Кинселы в центре. Тонкие лапки носорожицы медленно отклеились от моего тела и застыли в воздухе.

Она умерла, услышала все истории о стране Marlboro и умерла. Дальнейшее общение с ней, после того как я рассказал ей всё было совершенно бессмысленно. Кинсела перешла границы дозволенного, она решила, что ей позволено многое и поплатилась за это. Никто не может безнаказанно пить мою кровь.

Двери палаты медленно отворились пропуская во внутрь врача и санитара. Самуил Торнович, как обычно, приветливо улыбнулся своей кривой нехорошей улыбкой и поинтересовался моим самочувствием, его тонкие бескровные губы кривились искажая черты жабоподобного лица. Он поставил стул у кровати и уселся на него, закинув ногу на ногу и сплетая на колене пальцы рук.

Виктор молчаливой тенью застыл за спиной врача сжимая в кулаке пластмассовую ручку чемоданчика. Его внимательный взгляд придирчиво изучал ремни, которыми я был привязан. Мои надежды, что он не заметит освобожденной руки не увенчались успехом. Виктор поставил свою ношу на пол и подошел ко мне. Развязал петлю и снова накинул её мое запястье, стараясь затянуть её как можно туже.

Самуил Торнович наблюдал за происходящим готовый в любой момент прийти санитару на помощь. В их памяти еще был свеж тот случай, когда я освободился и воспользовавшись свободой, вцепился в горло одного из санитаров, по моему, его звали Петр. Нет, убить мне его не удалось, лишь немного покалечил и теперь они всякий раз проверяли надежность крепления ремней.

Закончив, Виктор отошел в сторону и стал за спиной врача. Все трое, мы замерли в молчании, было слышно, как где-то под потолком звенит одна из подружек Кинселы.

- Так вот, уважаемый! - прервал тишину Самуил Торнович - Был собран целый консилиум, который рассматривал ваш случай и как это ни печально, вас признали совершенно здоровым! То, что вы набросились и чуть было не убили одного из сотрудников клиники, было расценено как неадекватная реакция на сложившуюся ситуацию! Эти тупицы-профессора считают вас совершенно безобидным и не опасным для общества!

От столь неожиданно приятных новостей у меня бешено заколотилось сердце. Они все таки признали меня совершенно нормальным человеком.

- Но я совершенно иного мнения! - продолжал этот, вызывающий всем своим видом отвращение, человек - Лично я считаю, что все то что вы мне рассказывали во время сеансов психотерапии - может представлять некоторую угрозу для общества! И я ни за что не выпустил бы вас отсюда до конца ваших дней, но обстоятельства выше меня! Я обязан выписать вас и выпроводить на все четыре стороны!

Его тон не предвещал ничего хорошего и я старался благоразумно помалкивать, хотя эмоций было через край. Переполняя мое сознание они рвались на свободу, а я загонял их обратно.

Врач подал знак санитару, тот раскрыл кейс и принялся перебирать в нем инструмент. Краем глаза я заметил скальпель, блестящий молоток, которыми обычно повара отбивают мясо, шприц и еще какие-то медицинские аксессуары. Все было как обычно, но вот скальпель и кухонный молоток в инструментарий врача-психиатра, насколько я был осведомлен в этой области, не входят. Мрачное облако подозрения начало закрадываться в душу. Виктор молча набрал в шприц содержимое небольшого флакона и передал его Самуил Торновичу.

- Я нашел выход, как сделать так, чтобы вы своими историями не вносили смуту в среднестатистические души обывателей! - тонкая усмешка блуждала по лицу, придавая ему весьма зловещие оттенки.

Санитар прижал мою голову к жесткой подушке и накинул на лоб еще один ремень намертво зафиксировав её. Затем он резко надавил на челюстные мышцы. От резкой боли я разжал зубы, а врач тем временем вставил между ними зуборасширитель, покрутил винт, заставив челюсть заныть от протяжной боли. Казалось, что рот сейчас порвется и на лице моем застынет вечная безобразная улыбка, но похоже, дела обстояли гораздо хуже.

Я знал, что окружающие меня стены великолепно поглощают звук и поэтому кричать бесполезно. Когда кричишь, становится еще страшнее, еще больнее, об этом я знал не по наслышке и поэтому решил терпеть.

Самуил Торнович постучал пальцем по шприцу выбивая из него последние пузырьки воздуха и сделал укол под язык. Рот через мгновение наполнился ватой, обильно посыпанной сухими опилками, все ощущения пропали. Санитар подал ему скальпель, которым он тут же начал что-то вырезать в моей ротовой полости. Я ничего не чувствовал, лишь внутренний слух наполнился хрустом и скрипом, будто там, пилили кусок резины.

- Вот так, мы обезопасим общество от вас! - он продемонстрировал мне окровавлено-безжизненную часть моего тела и лицо его расплылось в довольной усмешке.

Кровь забулькала в моем горле, она грозила перекрыть мне доступ кислорода. Инстинкт самосохранения впадал в истерику, заставляя тело выгибаться дугой, а разуму было наплевать, он был в шоке.

Виктор достал из бездонного кейса синий флакон с какой-то аэрозолью и побрызгал ею на обрубок языка.

- Это остановит кровь! - кратко прокомментировал он свои действия, затем вытащил зуборасширитель и освободил мою голову.

Я закашлялся и повернул голову на бок, выплевывая комья загустевшей крови.

- Но! - Самуил Торнович поднял вверх указательный палец - Учитывая, то что у человека язык - это не единственный способ передачи информации, мы пойдем дальше!

Санитар подал ему еще один шприц, он сделал мне два укола в обе ладони, поделив дозу пополам. Подложив под мою руку обыкновенную разделочную доску, Самуил Торнович молотком разбил пальцы сначала на одной, потерявшей чувствительность, руке, потом перешел к другой. Обезболивающее не давало возможности потерять сознание от боли и я с ужасом наблюдал, как вспухают, наливаясь синевой раздробленные ладони. На лопнувшей коже собиралась мелкими каплями бесцветная жидкость. Крови почти не было, лишь нежно-розовые мягкие ткани лохмотьями вздыбливались на переломанных костях.

Удары по костям отдавались в глубине мозга. Страх парализовал все мышцы, мыслительные процессы тоже остановились. Не было ничего, одна лишь пустота, которая поглощала и растворяла в себе.

Врач вытер молоток о край забрызганной кровью простыни и сказал Виктору, чтобы тот освобождал меня.

- Вот и все! Теперь ты долго никому ничего не расскажешь! Настало время прощаться!

Вдвоем они вытащили меня из кровати и волоком потащили по пустынному коридору клиники. Дверь на улицу была немного приоткрыта, Самуил Торнович ногой распахнул её настежь. Они бросили меня со ступеней в огромную лужу. На улице шел мелкий противный дождь. Действие обезболивающего прекращалось и волна пульсирующей боли начинала подниматься снизу вверх. Голова раскалывалась на части, все тело горело нестерпимым жаром и казалось, что холодная вода в которой я лежу, сейчас закипит.

Немного постояв на ступенях врач и санитар помахали на прощание и ушли, оставив меня в сырой холодной ночи. Я попытался подняться, но ослепительно желтая вспышка загоревшаяся в моем мозгу, прогнала сознание прочь.

Оно вернулось, когда начало светать. В рассветных сумерках я рассматривал свои безвольные пальцы, которые уже не были ими. Борясь с головокружением и стараясь пересилить боль я поднялся и пошел.

Поздняя осень уже сорвала с деревьев последние разноцветные листья, которые теперь мокли на земле. Черные силуэты деревьев тянули свои ветви к низкому хмурому небу. Пронизывающий холодный ветер помогал бороться с приступами боли, но все равно, хотелось тепла.

Я не знал, где я и кто я, у меня не было ничего и никого, кроме меня самого. Молчаливый и безрукий я шел куда глядели мои глаза.

Бескрайнее поле, с одной стороны ограниченное темной полоской сквозь которую просматриваются огни большого города. Заросшие травой комья давным давно перепаханной земли то и дело норовили поставить подножку, я падал, поднимался, скрипел зубами от боли и снова шел. Шел туда, где нет никого, вот только бы согреться и немного подлечить разбитые ладони.

И как по заказу, впереди показался огонек костра. Где-то рядом шумела река, но её не было видно. Я ускорил шаг, стараясь как можно быстрее добраться до тепла.

Небольшой костерок шипел от капель мелкого дождя падающего в горячую золу. Человек сидящий у огня, медленно перемешивал палкой горящие малиново-алые угли. Его лица не было видно. Я потоптался рядом с ним, стараясь привлечь его внимание, но он не реагировал на мое присутствие погруженный в собственные мысли. Пришлось его легонько толкнуть коленом и только тогда он заметил меня.

- Пойдем со мной, я отведу тебя к каменотесу! - человек поднялся и поманил за собой. - Он поможет тебе!

Я неподвижно стоял рассматривая его смутно знакомое лицо:

- Не может быть! - я вспомнил его.

- Еще как может, ведь любая, пусть даже придуманная история - это чья-то реальность! Добро пожаловать в мир собственных фантазий! - Кокоро усмехнулся - Ты помог мне с ухом, я помогу тебе вернуть язык и пальцы, я отведу тебя в страну Marlboro! Ты заслужил это право!

Я удивленно посмотрел на него, но не одной мысли в голове не оформилось и он пожав плечами, взял меня за руку и слегка сжал покалеченную ладонь. Мир взорвался разноцветными огнями и погас, рассыпавшись миллиардами крошечных искр.

Торжественно-наставительный

монолог Кокоро.

Ты придумал эту историю и эту страну, ты вдохнул жизнь в нас! Пусть немного неумело, но сделано все было с душой и от всего сердца! Ты выпустил всех нас из глубин собственного подсознания и дал право на самостоятельную жизнь! Мы, герои твоих историй, благодарим тебя за это, немного жаль что все вышло именно так, что тебя не поняли окружающие! Жаль, что наш мир жарок и мрачен! Жаль, что в нем нет настоящей любви, но мы верим, что ты сможешь, когда ни будь раскрасить все вокруг в более веселые тона и закончится это невыносимо жаркое лето! Наступит долгожданная весна с её цветами, вечным праздником жизни и любви!

Мы, рады что у нас есть ты, а мы у тебя, ведь если бы кто-то из нас отсутствовал все было бы совершенно иначе! Пусть тебя нельзя приравнять к Богу, но для нас ты Создатель, многое разрушивший и многое сделавший! Ты в нас, а мы в тебе! Не забывай о нас и мы будем всегда помнить о тебе!

Но, вот только, Кинселу ты очень сильно обидел, обозвав её красным носорогом с маленькими алыми глазками! Ты посмотри в эти огромные глаза, да ведь в них можно утонуть и никто не сможет спасти! К тому же, она единственная живая душа, которая не из этого мира! Она пришла следом за тобой и ты знаешь, почему она пришла! Красный носорог, носорожица! Зря ты так, она ведь очень милая и привлекательная кабарожка! Да, да, да! Именно! Необыкновенная, безумно восхитительная пятнистая кабарожка! Извинись или откорректируй свои истории, так, чтобы они больше не огорчали Кинселу! Договорились?

август 2005 г.

ЭР. Ромский