Аннотация: Рассказ, начатый год назад под впечатлением некоторых переживаний. Закончен только сейчас.
-Расскажи мне сказку, отец.
Старик посмотрел вниз и улыбнулся.
-Хорошо, - согласился он. - О чем тебе рассказать?
-Расскажи мне снова ту сказку...
Молчание. В памяти старика, подернутой дымкой времени, пронеслись виды старого тихого городка, в котором он побывал однажды.
Вздохнув, старик начал так, будто это был последний в его жизни рассказ.
-В одном маленьком городе жила-была девочка, которая любила смотреть...
***
Она не была на этой станции с того самого момента, как приехала сюда.
Надя усмехнулась собственным мыслям. Надо же, чего в голову не придет, когда перепугаешься до смерти. Она тревожно оглянулась. Дверь метро за ней все еще хлопала крылом перепуганной птицы. Остальные лениво пошатывались от сквозняка. Не мелькали темные силуэты, не гремели тяжелые шаги, не тянулись жадными когтями гортанные окрики. Отвязались, значит. Ушла, спаслась.
Собравшись с силами, Надя зашагал к турникетам. Было потрясающе пусто, особенно учитывая близость вокзалов. Здесь всегда кто-нибудь да есть. И как не повезло - именно сегодня все как сквозь землю провалились.
В будке серой совой нахохлилась дежурная. Спит, похоже. Видимо расслышав перестук каблуков, она проснулась и разлепила глаза. Чувствуя на себе свирепый взгляд, Надя пошарила в карманах коротенькой курточки. Хоть бы мелочь какую, жетон купить. Между пальцев проскользнуло что-то плоское, округлое и холодное. Надя вынула руку и посмотрела на ладонь. Маленькая желто-коричневая монетка с отверстием в виде звездочки.
Надо же, старый жетон. Откуда? Да еще такой древний. Не сработает.
Едва увидев жетон, дежурная смягчилась. Надя стояла возле турникета в нерешительности. Может, все же вернуться? Ведь нет никого...
Шаги. Несколько человек. Близко. Возле выхода. Что-то громко и нервно обсуждают.
Голоса слишком похожи, чтобы ошибиться.
-Ступай, дочка, ступай, - неожиданно произнесла дежурная. - Ты это, не бойся, бросай. Пропустит.
Будто поняла, что стряслось. Надя поспешно кивнула и скормила жетон турникету. Машина сыто звякнула. Надо же, и вправду сработало.
Громкий и злой хлопок по дверям, быстрые шаги. Все это она услышала, уже сходя на эскалатор.
И все, тишина.
Надя долго оборачивалась, но ступени неумолимо уносили ее в глубину. Ее одну. На эскалаторе так никто и не появился. Сердце все еще металось в грудной клетке, ожидая погони. Не могли же трое здоровых мужиков, просто взять да и исчезнуть. И уж тем более дежурная не могла их задержать.
Хотя, почему нет?
Домой надо. А Маринка может развлекаться там с этими обезьянами. Если ей хочется так "подрабатывать" - пускай.
Только вот ключи у нее остались. И квартира - тоже ее. Некуда идти, некуда. Да еще водитель этот отмороженный чуть не сшиб, когда дорогу перебегала. Сбить - не сбил, но синяк приличный на ноге останется. И испачкалась к тому же.
Ладно, хоть жива, и на том спасибо. Надя вздохнула.
Ступень под ее ногами рыбьей спиной нырнула куда-то в глубины эскалаторного механизма. Надя чуть не упала.
Совершенно пустая станция. Черный пес уютно свернулся в углу. Лениво повел ухом и приоткрыл один глаз. Посмотрев на Надю, он сладко зевнул, показал розовый язык, и вновь улегся спать. Из-под лапы торчит обглоданная кость. Неужто местные работники прикармливают?
Напротив тряпичными куклами сидели двое. Вот уж этих точно никто не прикармливает. Молодой парень в выцветшей куртке и драных, перепачканных джинсах тупо смотрел на треснувшую гитару, лежащую на коленях. Его некогда светлые волосы превратились в грязные лохмотья, свисающие из-под пестрой повязки. Лицо терялось в этих дебрях. Кажется, очки проглядывают. Зато хорошо видна бессмысленная улыбка его подруги. Если бы ее грудь под бесформенным серым платьем не вздымалась, Надя бы решила, что она умерла. От передоза. Не нужно долго гадать, с чего она так улыбается. Достаточно взглянуть на ее руки. Должно быть, она была красивой, эта девчонка. Растрепанные темные волосы. Голубые глаза широко распахнуты. И ничего не видят вокруг. В костлявой руке - сухой, ломкий стебель давно опавшего цветка.
Так и не скажешь, живы ли. Или просто высохли, как этот цветок. Никто не гнал их. Впрочем, кому сейчас до кого дело?
Высокие своды станции жадно ловили перестук ее шагов. Эху больше не с чем играться. Пусто. Кроме этих наркоманов у эскалатора, да сонной собаки.
Куда теперь ехать? Переждать тут? Но метро ведь закроют. Выгонят. Нет, надо куда-то ехать.
Вздохнув, Надя по-детски опустилась на корточки возле колонны, обняла острые колени и стала ждать. Чего-нибудь. Поезда, милиции, чуда.
Западня. Хотя, довольно красивая западня.
В прежние времена умели строить. Надя только сейчас заметила. Когда она только приехала в Москву - вот на эту станцию, прямо с вокзала, она тоже ходила здесь с открытым ртом. Правда, вечно нервная толпа тогда вцепилась в нее и потащила в вагон. Ничего толком не разглядела. А потом она спускалась сюда не часто. Если и бывало - все равно смотрела в пол, или на чью-нибудь спину.
Холодное, каменное, помнящее. Тусклый свет ламп, рассевшихся по краям огромных резных люстр. Долгий, торжественный зал. Вечно молчащий почетный караул колонн. Чуть тронутая желтизной лепнина высоких сводов. Каменное небо героев и побед, никому не нужных в таком суетливом и тесном "сегодня". Веками спящие где-то в мраморе раковины. Непривычная для метро тишина. Слышно, как от трещины на потолке срывается капля, звонко падает на пол.
-Дура ты, дура, - прошептала сама себе Надя.
Нужно было думать, как выбраться. Что делать дальше. Куда бежать. Или к кому. А она сидит тут и разглядывает мертвые памятники мертвым людям и государствам. Воображает себе что-то. Как ребенок - как раз тогда, когда по-детски себя вести никак нельзя.
Вздрогнул застоявшийся воздух. Узнаваемый запах подземки. Шум где-то близко. Надя встала и зашла за колонну. Темно. Вязкая, плотная темнота растеклась из арок по краям станции. Волны бледного света стелятся по рельсам. Где-то в черной глубине стучат колеса.
Туннель глубоко вдохнул. На стены легли огненные сполохи, будто каменная пасть готова исторгнуть пламя. В какой-то миг Надя почуяла странный запах - что-то горелое, металлическое, кислое.
Грохот все громче. Сверкнули глаза ярких фар. Из мрака вынырнул поезд, протянул вдоль станции свое тело, закованное в сине-белую чешую. Пронеслась перед лицом череда светлых окон, как кадры киноленты. Редкие люди на скамейках. У дверей - никого.
Синхронным, парадным щелчком железа распахнулись двери. Никто не вышел. Надя смотрела в залитое желтизной брюхо поезда. И все еще размышляла, стоит ли ей ехать.
-Заходите, заходите, - раздалось изнутри. - Зря что ли платили?
Она и сама не поняла, как шагнула вперед. От испуга, что ли?
Двери за спиной сыто хлопнули, и поезд тронулся. Надя спешно уцепилась за поручень. Поезд нырнул туда, откуда и пришел - в темноту. Старые стены, бесконечные переплетения проводов. Все, что осталось за окнами.
Пустой вагон. То есть - почти пустой. Одно из заплатанных коричневых сидений занимал старик. Серый плащ, тронутый временем, как и его владелец. Редкие белые волосы. Круглые очки в тонкой металлической оправе. Надя подошла ближе. Старик взглянул на нее и чуть улыбнулся сквозь седые усы.
Тонкое лицо, заостренный нос. Едва не прозрачный пергамент кожи, прорезанный четкими линиями морщин. Темный янтарь глаз. Ветка с желтым кленовым листом в руке - откуда здесь, сейчас? Угасающее тепло, свет. Осень.
Надя машинально села напротив, и ее попутчик одобрительно кивнул. Чуть кружилась голова. Странный старик. Очень странный. Глядя на него, становилось как-то спокойно. Как в бывает в детстве. Должно быть, это он пригласил ее войти. Больше некому. Или...
Большой камуфляжный куль разлегся на лавке рядом со стариком. Он прижал ноги к подбородку и натянул на лицо черную вязаную шапку. Поэтому он даже не казался похожим на человека. Мутно-зеленая одежда покрыта пылью и ссохшейся грязью.
Надя таких знала и сторонилась. Они появлялись после войны. Никому не нужные, брошенные, озлобленные, и обычно пьяные. Никто не ждал их и до войны, а вернувшись, они обнаружили, что и возвращаться им некуда и не к кому. Бродили в сумерках там, где потемнее. Спали вот так, в метро. Привязывались иногда. Одни - просто пытались обругать, но и это выходило у них редко. Другие - хотели того же, чего обычно хотят все мужики. Такие же безмозглые, только крепче, злее. Надя боялась их. Может быть - больше, чем приезжих южан.
Старик недоуменно посмотрел на нее, потом на сопящий зеленый мешок рядом.
-Что с вами? - начал он, потом по его лицу скользнуло понимание. - Ах, вы испугались, вот оно что. Будет вам, девушка, не бойтесь. Он не обидит вас.
-Ну да, конечно, - пробормотала Надя.
-Он очень устал. Долго добирался сюда, тяжело. Но знаете, он хороший человек. Он теперь все больше молчит, но это не его вина, вы должны понять.
Молчание. Сперва Надя хотела послать старика куда-нибудь подальше - благо, это она умела. Не хватало еще, чтобы эта ходячая песочница ее упрекала в чем-то. Едва открыв рот, она так ничего не сказала. Старик говорил негромко - и его было слышно, хотя поезд грохотал вовсю.
Снова - улыбка в ответ на невысказанную грубость.
Везет, очень везет. Сначала этот поход "в гости", придурочный водитель, теперь еще этот костлявый старик. Наверно, не с кем поговорить. Такая уж проблема у нынешних пенсионеров. Если не с кем поделиться - начинают сами с собой разговаривать, причитать. Этот хоть одет не в тряпье. Да вот беда, хорошая одежда от одиночества не спасает.
Странный старик. Надя решила выйти на следующей станции. Просто выйти, неважно куда. Худшее уже миновало.
Надя стала ждать. На кольце длинные пролеты. Она все ждала, когда же поезд начнет сбавлять скорость, его гул привычно пойдет на спад, и в окнах замелькает белый мрамор какой-нибудь станции. Но за надписью "Не прислоняться" мчалась и мчалась пыльно-бурая темнота метро. Только кто-то заботливо подливал в нее густой краски. Почти видимые струйки черноты. Скорость не падала. До станции далеко.
Уставившись в пол, Надя стала ждать. Время не хотело идти, туннель не хотел кончаться. Внутри стало как-то неприятно покалывать. Сначала - где-то под ребрами. Потом дальше, к самым кончикам пальцев.
Взгляд по сторонам. Тусклый, неровный свет, бегущий по стальным жилам поручней. Обрывки изрисованных рекламных плакатов. Быстрый бег подземных ветров за бортом.
Где же станция?
Надя скосила взгляд на своих попутчиков. Солдат спал. Старик с веткой в руке тоже смотрел в пол и думал о чем-то своем.
-Простите, - наконец выдавила из себя Надя. - Здесь всегда так долго ехать?
-Нет, не всегда, - прошелестело в ответ. - Не волнуйтесь, тут не заблудишься. Рано или поздно вывезет. Вы уж простите старому человеку бестактность, но... вы приезжая?
-Вам-то что? - резко ответила девушка, на миг забыв о тревожно-долгой поездке.
-Нет, простите, мне правда не следовало.
Молчание.
-Ну да, - вздохнула Надя. - Приезжая. Все еще видно?
-Видно, - сознался старик. - Я, знаете, за годы научился людей видеть. Такая уж у меня работа была.
-Ясно.
Надя хотела поскорее закончить этот глупый разговор. Она не любила, когда посторонние привязывались к ней с "задушевными" разговорами. Тем более ее это раздражало сейчас. Она прекрасно понимала, как сейчас выглядит. Слишком короткая юбка, слишком высокие каблуки. Так нужно было одеться.
-Вас подруга пригласила. В институт учиться. Сказала, все устроит. Только надо заранее приехать, подработать пока, собрать на взятки, а летом уже поступить.
Будь эти слова сказаны с иронией, сочувствием или вальяжной простотой всеобщего знания, Надя бы обиделась. Как их сказал старик, Надя не поняла. Но это была та единственная интонация, которая делала их рассказом, а не плевком.
-Спасибо, что напомнили.
-Не сердитесь. Сейчас в столице такая жизнь.
-А раньше было лучше? - Надя огрызнулась скорее от беспокойства.
Почему туннель все не кончается? Почему голос старика так хорошо слышно? Ведь в метро всегда ужасный грохот.
-Нет, и раньше так было. И всегда так было. Так, да не так... - негромко добавил старик, пронзая шепотом черный рев.
Страх снова лизнул кожу холодным, колючим языком. Будто заигрывает.
Надя мотнула головой, пытаясь отогнать этот нежданный дар слышать.
-Проснулся, - тихий голос старика был все так же неподвластен ни грохоту колес, ни надрывному воплю ветра.
Лежавший на скамье солдат приподнял голову, показал из-под шапки свое лицо. Надя почувствовала, как тело сжимается от липкого омерзения. Страха, что такое могло произойти с тобой. И жалости.
Жуткая бурая маска. Изодранные клочки плоти. Едва различимые в этом месиве глаза. Надя отвернулась - слишком ясные, слишком чистые.
-Потерпи, скоро все кончится, - уверенно сказал ему старик. - Скоро все будет хорошо.
-Хорошо... - донеслось откуда-то из-за кривящихся, черных губ. - Расскажи, расскажи еще...
-С начала?
-Да, с начала.
Старик вздохнул, на минуту закрыл глаза. Будто собирался с мыслями. Надя почему-то решила, что сейчас он начнет рассказывать калеке сказку. От этой диковатой мысли было и смешно и жутко. Мужчина начал рассказывать.
В одном маленьком городе жила-была девочка, которая любила смотреть.
Абсурдность происходящего выманивала нервный смешок. Стоило старику сказать еще несколько слов, как он рассеялся, не добравшись до губ.
Просто так, смотреть по сторонам и замечать всякие штуки. Любила лес, потому что в нем разговаривали деревья, город любила меньше - там если кто и разговаривал, то скрипел и тоскливо скрежетал. Любила гулять по набережной, потому что вечно спешащие волны мимолетом рассказывали ей обо всем, что видели. А вот маленький зеленоватый пруд возле дома она не любила. То есть, не любила там гулять. Глядя, как его застоявшаяся вода кутается в зыбкую, грязную тину, она невольно начинала плакать, потому что ей было жалко этот пруд. Однажды она рассказала об этом родителям, и те посмеялись. Еще она не любила долго сидеть на месте, и побаивалась мрачного, всегда нечесаного соседа.
В ветреный день она любила взобраться на самый большой холм, встать спиной к домам, и обнять ветер. И ветер в ответ обнимал ее хрупкое тельце, подхватывал, когда она подавалась вперед. А там, прямо под ней, свивалась юрким серебром река, скользила среди красного и серого камня низеньких домов. Девочка улыбалась ей, и ветер что-то пел среди старых зданий и кривеньких заборов, баюкая ее в своих сильных, прозрачных руках. Однажды мать увидела ее там, и страшно отругала. Даже заперла на целый день в комнате.
Ночами она слушала вздохи старых, проржавевших кранов на том берегу реки. Она долго не спала. Затаив дыхание, она прислушивалась к каждому звуку. И чувствовала, как мурашки бегут по спине. Ей было страшно, но не так, что хотелось убежать или забиться куда-нибудь. Страшно было так, как порой боишься вздохнуть в церкви, чтобы не всколыхнуть лишний раз спокойный, густой воздух. Или как напряженно молчишь, слушая историю деда-фронтовика, когда что-то вдруг делается с его лицом и голосом. Девочка слушала краны, и они казались ей такими же старыми и мудрыми, только не людьми. И даже не жирафами, как иногда фантазируют дети. Ведь они - совсем другое. Бывало, она отваживалась встать и подойти к окну. Тихо, чтобы не потревожить грузный сон матери, она ступала в отражение окна на полу. Подходила к стеклу и молча смотрела на черные силуэты сквозь дымку своего выдоха. Они едва заметно кивали ей. Наглядевшись вдоволь, она желала им доброго сна. Она знала, что краны никогда не спят, все время ожидая чего-то далекого. Но ей все равно хотелось попрощаться до завтра. Краны ее понимали, и поскрипывали в ответ.
Солдат уложил голову на колени старика. И тихо засопел, как спящий ребенок. А Надя все еще сидела в оцепенении, будто ей рассказали самую страшную историю в жизни.
Ее седой попутчик поднял глаза и чуть улыбнулся. Без насмешки. Люди улыбаются так, когда наконец слышат что-то долгожданное, но сказанное катастрофически поздно. Когда ничего уже не вернешь, но слышать эти слова все равно приятно.
-Не бойтесь, он спит. Он вас не испугает, - мягко произнес старик.
Надя вдруг отчетливо почувствовала, что он врет. Нет, даже не так. Умышленно делает вид, будто не понимает, что ее так напугало на самом деле. Но ведь он знает. Знает! То, чего не может знать.
-Я... не боюсь... - слова давались труднее, чем казалось. - Вы же знаете, в чем дело.
-Конечно знаю, - кивнул старик.
Молчание. Она уже не замечала, как черные поток уносит с собой минуты. Как шум канул куда-то в его волны. Странный, усталый старик с осенью в глазах. Тихо спящий калека в камуфляже. Желтый вагон.
-Откуда? - выдохнула Надя.
Спокойный кивок в ответ.
-Все просто. Все так, как и должно быть, - взгляд старика на миг ушел куда-то в темноту окон. - Простите, я отвечаю неясно. Это я все о своем, о своем... Вас ведь Надежда зовут, так?
Надя молча кивнула. Что ж, он знает и ее имя. Стоит ли удивляться?
-Это хорошее имя.
Солдат чуть всхлипнул.
-Простите, Надя... можно я вас так буду называть? - дождавшись второго кивка, старик продолжил. - Но мне придется рассказывать дальше. А вам - слушать. Вам это нужно, именно это. Поверьте.
Надя не хотела. Что-то не хотело слышать. Да только губы не шевелятся.
-Слушай, слушай дальше, - шептал ее собеседник, положив руку на плечо калеки.
Город, в котором жила девочка, был маленьким и спокойным. Солнце часто приходило играть на его старых, пыльных улицах, оставляя другие, большие города дождям. Девочка играла вместе с ним. Просто бежала рядом, пытаясь поймать великое, мудрое, веселое Солнце за протянутый лучик. И они кружили по улочкам и ветхим дворикам города, весело смеясь. Девочке было очень мало лет, но даже она слышала, как тяжел смех Солнца. Сколько в нем тайн и вечно пылающих воспоминаний. И как беззаботно-легок ее собственный смех. А еще она знала, что Солнцу больше не с кем смеяться. Поэтому она старалась радовать его. Не потому, что от нее этого требовали, не потому, что жалела его или боялась. Просто потому, что хотела.
Однажды, вдоволь наигравшись, она побежала домой по знакомой дорожке. Солнце простилось с ней и укуталось в алые облака, собираясь в свой долгий путь по призрачным мирам. Девочка не знала о его дороге. Но даже узнай она об этом вечном путешествии, ни капельки бы не удивилась.
Девочка беззаботно бежала домой, совсем не глядя на дорогу. И вдруг споткнулась. Она упала на старый, прорастающий сорняками асфальт, и больно ударилась коленками. И расплакалась бы. Уходя, древнее и вечно молодеющее Солнце не стало утирать ее слез. Только указало на что-то блестящее у ног. Девочка нашла маленькую желтую монетку. Она не могла разобрать, что там было написано. Зато в монетке была дыра в виде пятиконечной звездочки. Это была очень старая монетка из тех времен, когда люди стремились в багряную даль и не знали, что эта даль для них готовит. Тогда делалось много великого и страшного. Девочка сжала в ладошке частичку того времени и запомнила все. Конечно, позабылись и разбитые коленки, и испачканное платьице. Она решила, что монетку обронил какой-нибудь волшебник, проходивший здесь, и побежала домой, чтобы рассказать об этом.
Дома отец спал на диване после работы. Мать, по-будничному недовольная, разогревала ей ужин. И никто не слушал рассказ девочки о волшебной монетке. Поэтому она спрятала ее в потайную шкатулку, подаренную ей бабушкой, и решила хранить ее всегда-всегда...
Солдат мирно спал.
-А потом прошло время, - старик посмотрел Наде в глаза. - Девочка выросла. Окончила школу, полную безразличных учителей и шумных, невинно-злых детей. И подруга, ушедшая после девятого класса, пригласила ее к себе, в большой город. Поругавшись с родителями, девушка собрала вещи и села на поезд. Монетку со звездой она забрала случайно, с той дешевой бижутерией, которая завелись у нее в шкатулке за это время. Она хотела выучиться в большом городе какой-нибудь прибыльной профессии и никогда больше не возвращаться в старый, рассыпающийся городок. Только время ей выпало тяжелое, немилостивое, волчье. Вот и застряла она в душном, вечно меняющемся муравейнике на два года. Жила у подруги. Пробовала работать - и каждый раз все рушилось. То хозяин - бандит, то дело не ладилось и разваливалось, не начавшись. А то и просто сбегала. Гуляла с теми, кто мог оплатить ее жизнь. И не обращала внимания. Потом поняла, кем становится по своей же воле, и сбежала. В никуда. Сюда, в этот вагон, к безумному старику и покалеченному солдату. Так?
-Не подумайте, Надя, я вас не виню. Не мне вас винить, в этом вы можете быть уверенны, - старик едва качнул головой. - Я просто рассказал то, что вы должны были услышать.
-Я?..
-Вы.
-Почему?
-Не спрашивайте. Я вам не отвечу, потому что у меня нет ни возможности, ни необходимости это объяснить. Бывают времена, когда ребенок должен находить себе учителей не из числа тех, кого видит и может коснуться рукой.
-Вы издеваетесь? - Надя нервно вытерла слезы, размазывая тушь по лицу. - Вы вообще нормальны?!
-Рискну ответить "да", - пожал плечами старик. - Но мне приятно видеть эти слезы. Потому что они - сама жизнь, и смывают шелуху.
-Идите вы...
-Поверьте, я бывал в местах гораздо хуже тех, куда вы можете меня послать, - неожиданно парировал он. - Здесь не место хвастать подобными вещами. Да и не к лицу это.
-Откуда вы знаете эту... историю?
-Я вспомнил ее в один день. Она все это время была мне известна, хотя я не искал с вами встречи - ни сейчас, ни тогда. Но так уж...
-Тогда? Вы... вы меня знаете?
На лице старика вновь мелькнула улыбка.
-Нет, не так, как это принято понимать.
-Хватит! - выкрикнула Надя, чувствуя, как близиться новый приступ бессильных слез. - Хватит мне мозги пудрить!
-Вам надо успокоиться, Надя. Да и Андрея вы разбудите. Послушайте, я расскажу вам другую сказку. Только страшную.
-Слушайте, я что вам... - начала было Надя.
-Ребенок?
Она не нашлась, что сказать.
И стала слушать. Потому что ей стало интересно.
В маленьком ветхом городе жил волшебник. Он тоже умел говорить с ветром, неспешными волнами и старыми кранами - со всем огромным миром вокруг. Никто не знал о нем, потому что волшебник боялся самого себя. Когда-то его нашли люди, решившие, что тайны мира должны принадлежать только им. И, как часто бывает с людьми, они оказались прозаичнее и страшнее самых древних чудовищ, о которых знал волшебник. Поэтому он сбежал, уехал в далекий ветхий городок, поселился там, и перестал быть тем, кем родился. Так, еще молодой и полный странных знаний, он скрылся от всех.
В маленьких городках все всех знают. Волшебника его соседи считали пьяницей или сумасшедшим. Все потому, что волшебник перестал быть собой. Ходил в старой, вечно не стираной одежде, почти не расчесывался и редко брился. Ни с кем не разговаривал, потому у него не было друзей в городе. Он выходил только по вечерам, когда на улицах становилось все меньше народу, бродил вдоль реки и на холмах. Тихо доверял свои страхи и горести ветру, воде, и вечернему Солнцу, когда оно не играло с маленькой девочкой из соседней квартиры. Волшебник знал эту девочку. Она ему нравилась, потому что тоже могла разговаривать с миром вокруг себя. А сама девочка волшебника боялась. И он бы рассказал ей о себе. Он знал, что с ней будет дальше. Ее судьба, как и многие другие, была для него ясным путем по бесконечной ленте без начала и конца. Впервые он очень захотел помочь ей. Но он помнил о людях, собиравших тайны. И знал о том, что близится конец его бегству. Поэтому молчал.
Надя молча смотрела на старика. Она вспомнила, что действительно боялась в детстве странного соседа. Вспомнила, как охочие до сплетен соседки болтали о нем свои обычные россказни. Алкоголик, наркоман, еще что похуже... Родители запрещали с ним разговаривать, и вообще к нему подходить. Это было несложно - сосед сам всех сторонился. Изредка выходил в магазин, или побродить серой, взъерошенной тенью по переулкам. Все к нему привыкли, перестали обращать внимание на диковатого человека непонятного возраста.
А потом, в один из обычных дней, он исчез...
-Но ведь он...
Старик отрицательно качнул головой: "Слушай".
Надя замолчала.
В один солнечный вечер волшебник понял, что больше не может оставаться в городе, что ему снова нужно быть в пути. Он собрал свои нехитрые пожитки, последний раз взглянув на угольки заката, освещавшие его недавний приют, и отправился восвояси. Да только оказалось, что поздно. Ночь застала его в городе. Его настигли те люди, которых он так боялся. Они предложили ему очень простой выбор: стать одним из них, или не быть вовсе...
Старик остановился.
-Как вы думаете, что он выбрал?
-Что? - совсем по-детски, на выдохе спросила Надя.
Она уже забыла, что поезд давно мчится в черную неизвестность, что на его пути нет ни одной станции. Что голос старика все так же не заглушает грохот колес. Да и ее шепот тоже с легкостью пробивается сквозь густой рев подземки.
Взгляд старика неожиданно потяжелел.
-Он пошел с ними. На долгие годы. И натворил много такого, о чем потом пожалел.
Вот только когда он уходил из города, волшебник случайно обронил свой маленький талисман - старинный жетон на метро, который он однажды нашел, покидая старую квартиру. Он хранил его как надежду однажды вернуться туда, где его больше никто не ждал. И когда маленькая желтая монетка с дырочкой в виде звезды вдруг пропала из его кармана, он понял, что не вернется на этот путь никогда.
-Он жил двумя жизнями сразу - простой и скрытой. Шли годы, он женился. Не то, чтобы он был счастлив, просто так было нужно. Чтобы не возникало подозрений. У него родился сын. Красивый, крепкий, сильный. Волшебник долго не говорил ему о своей работе. И даже сказав, на какое именно министерство он работает, он не раскрыл всей правды. С кем он на самом деле боролся, что скрывал. И только когда в стране случился очередной великий крах, волшебник смог бы что-то рассказать, потому что его отдела больше не стало. Да только его бы никто не послушал. Тогда все смотрели на юг. Среди далеких, древних гор шла война. Его сын ушел туда. Волшебник не препятствовал ему. И горько пожалел. Много дней не было вестей от сына. Пока не пришло одно короткое письмо. Сопровождающее большой, узкий ящик...
Старик вновь сделал паузу, будто бы собираясь с силами. Надя молчала. Будто что-то вернулось в ее сердце, и она все поняла. Огромный стальной поезд, рассекая волны темноты, напевал гулкую, протяжную песню. Песню строго паромщика у причала.
Тогда волшебник сделал самое страшное, что только мог.
Настал день, когда он заперся дома один. Ему удалось забрать тело сына. Было уже неважно, чего это ему стоило. Вызвав из памяти самые сильные, самые потаенные слова, он стал чертить знаки на деревянном паркете. И стал звать. Ответ пришел очень скоро. От того, что живет в глубинах со времен, когда предки человека еще не начали свою битву, а ночь была временем царствия многих светил. Оно даровало жизнь в том виде, в котором помнило ее тогда и видело ее сейчас своими черными, масляными зрачками.
Его сын открыл глаза. И в них волшебник увидел, что же он натворил. Он знал только одно средство, способное все исправить. Простое, действенное в любой сказке. Рождающееся из одной искры...
Надя посмотрела на обоженное лицо солдата. И сжалась от страха.
Это было странно, страшно, невообразимо. Потому что сказка о мертвецах, волшебниках и древних чудовищах была здесь, рядом с ней. Точнее, это она была в ней. Даже не заметив, когда переступила порог. Да и был ли он, этот порог...
Не сразу она поняла, что же произошло. Почему ее голос тоже вдруг стал громче всякого грохота. И почему она слышит песню огромного поезда. Темнота дышала туманом неизмеримой дали чего-то иного. Желтые лики света танцевали на текучем серебре поручней. Все вокруг казалось живым. Нет, оно и вправду жило.
-И вот старик с веткой в руке провожает своего сына в темноту, - волшебник закончил свой рассказ и поднял глаза. - Теперь вы понимаете, Надя?
-Я... слышу.
-Да, так и есть, - высохшие губы старика тронула едва заметная улыбка. - Так и должно быть. Мы с вами оказались на этих дорогах. Я должен был оказаться здесь, с собственным сыном, которого я пережил. С того самого момента, когда я поступился самим собой ради существования не-себя, все было решено. А для вас - в тот самый момент, когда я поселился рядом с вами. И вот вы, провинциальная девушка, севшая в последний поезд, слушаете эту сказку о том, какова жизнь на самом деле. Худшее все-таки случилось. Даже не смотря на то, что я не заговорил с вами тогда, в детстве. Я должен просить у вас прощения, Надя. Потому что...
-Нет, не должны, - сказала Надя, чувствуя внезапную ясность. - Я тоже должна была оказаться здесь с того самого момента... как впервые услышала мир.
Старик снова улыбнулся.
-Да, возможно, вы правы. Это хорошо... Нам скоро выходить, слышите.
Надя обернулась и посмотрела в окно.
Иссиня-черная вода, тяжелая и непроницаемая. Кажется, это вовсе и не вода, а камень, вздымающийся волнами. Черные скалы меняют облик, поднимаются и обрушиваются вновь, чтобы снова вырасти из монолитной породы. Дотронься - и рука войдет в этот камень, мгновенно исчезнув в темноте. Только холод и ощущение бездны, у которой не бывало дна со дня основания мира. Поезд скользил по глади огромной реки.
-Но ведь это... это...
Она так и не закончила фразу. Потому что поняла, где она, и что произошло. Она знала все и сразу, чувствовала все одновременно. Холодные, необъятные кольца в глубине. Почти невидимая иссиня-черная чешуя предначального зверя. Шелест крыльев в алых небесах. Скрежет когтей по обшивке вагона. Пронзительные вопли, отзывающиеся странным гимнами в памяти. Белое оперение, острые зубы, узкие звериные глаза. Гордый полет тех, кого человек на заре времен запомнил как своих карателей и хранителей. Хитиновые панцири царапают днище поезда. Под спокойным покровом волн кипит вечный первобытный взрыв жизни, увлекая с собой всех, кто низвел себя до состояния кишащих в глубине чудовищ. Рассветы миллиардов лет и тысяч эпох в один момент. И рядом с ними - сотни катастроф. Огненные дожди, истребляющие то, чему не придумал названия человек. Ледяные цепи, сковывающие мир на многие века, возвращая жизнь в начало ее цикла. Стирающаяся иллюзия времени. Острые осколки людских представлений о пространстве. Взгляды из-за грани ломающегося космоса. Нечто неописуемое медленно, величественно движется за границей разума...
Надя поняла, что теряет сознание. Что-то происходило с ее телом и со всем ее существом, но она не могла понять, что же именно. Вдруг сильно заболело левое бедро. Оторвав взгляд от окон поезда, она увидела открытую дверь. Поезд достиг своего пункта назначения. Мир стремительно темнел.
В дверях стоял тот, кто недавно казался беспомощным, обожженным комом плоти. Его одежда медленно распадалась. Бурыми хлопьями облезала корка сгоревшей плоти, открывая невредимую белесую кожу, под которой теплилось мягкое сияние.
-Мне пора, отец, - произнесло существо в дверях ровным, глубоким голосом.
Старик медлил. Он остановился возле Нади, наклонился к ней.
-Спасибо вам, Надя. Спасибо, что выслушали меня. Теперь я все понял до конца. Вы правы, правы... Теперь возьмите, - произнес он и вложил в ее слабеющую, едва ли не безжизненную руку тонкую ветку с высохшим кленовым листом. - Мне незачем возвращаться. Поэтому возьмите. Моя сказка подошла к концу. А ваша нет.
Он отвернулся и шагнул в пылающий вихрь бесконечности, мгновенно сорвавший его одежду и кожу...
***
-Коза, блин, охренела! Куда несешся под колеса!
Полный злобы и испуга крик заставил Надю открыть глаза. Липкое мокрое месиво из снега и грязи. Жаркое дыхание автомобиля. Запах паленой резины. Ночное небо Москвы, укрытое черным одеялом туч.
Приподнявшись на локтях, Надя ошарашено посмотрела на грязный бампер "копейки" перед собственным лицом. Водитель продолжал что-то орать. Потом, увидев, что с "тупой козой" ничего страшного не произошло, просто дал задний ход. Продолжая осыпать Надю бранью, он объехал лежащую на дороге девушку и исчез за ближайшим поворотом.
Улица была на удивление пустынна. Особенно вблизи вокзалов.
Надя поняла, что она жива, что у нее ничего не сломано. Только на левой ноге красуется огромное сизое пятно. Лежать на грязной дороге больше не было смысла, и она встала. Пошатываясь на высоченных каблуках - чудом не сломавшихся при падении - она дошла до ближайшей стены, прислонилась к ней и закрыла глаза.
Просто потеряла сознание от удара. Не было никакого старика из какого-то секретного управления. Не было оживленного сына, погибшего в Чечне. Не было поезда, плывущего через черную реку... Ничего не было.
Горько усмехнувшись себе, Надя спрятала руки в карманы слишком короткой для такой погоды куртки и побрела в никуда.
Только что-то хрустнуло в кармане.
Надя вынула руку. Ветер немедленно слизнул с ее ладони крошечные пылинки, в которые обратился высохший кленовый лист. А в руке остался маленький бурый диск с отверстием в виде звезды в центре.
Должно быть, она простояла несколько минут, глядя на старинный жетон. Свет уличных фонарей очертил его грани желтым нимбом.
-Эй, дэвушка! - окликнули ее. - Дэвушка, сколько хочешь?
Надя взглянула на черную иномарку, остановившуюся возле нее. На смеющиеся лица, выглядывающие из-за тонированного стекла. И просто пошла вперед по тротуару.
-Э, куда, дэвушка! Подожди, ты что... Э...
Она шла, и неожиданно крики стихли. Черная машина сорвалась с места, унося своих хозяев к более сговорчивым красавицам. А Надя продолжала идти в ночь, даже не представляя куда. Но зная, зачем.
В одном большом городе жила-была девочка, которая умела смотреть. Она видела большой город и говорила с ним на равных. И каменный гигант ложился к ее ногам. Она знала, что где-то есть пустая квартира, полная древних книг и черно-белых фотографий. Квартира, где на паркете отпечатались знаки, впервые начерченные на первобытной почве задолго до человека. Она знала, что отыщет эту квартиру, и даже знала, где ей взять ключ.
С того дня она спокойно шла самыми темными дорогами, не боясь ничего на свете. А на ее шее, на простом черном шнурке, всегда висел старинный жетон с отверстием в виде звезды в центре.