Новоиспечённый генерал-майор Григорий Григорьевич Орлов со снисходительной улыбкой смотрел на триумф Великой княгини, нет - уже императрицы Екатерины. Да, всё удалось, всё получилось: гвардия, Сенат и Синод присягнули новой императрице, осталось лишь получить отречение императора Петра III... Внезапно он увидел, как стройный молоденький офицер в мундире Преображенского полка, лихо сдёрнув с графа Панина Андреевскую ленту, надевает её на Екатерину взамен Екатерининской, небрежно кладя последнюю в свой карман.
- Да это же Катька Дашкова, - пришло узнавание, - вот ведь пронырливая баба. Недаром говорят, что князь Мишка Дашков моргнуть не успел, как стал мужем Екатерины Воронцовой. Хоть из рода смоленских Рюриковичей, а попробуй откажи племяннице канцлера... Рюриковичей?!
Последняя мысль занозой засела в голове, но поймав взгляд императрицы, и как он надеялся - будущей законной супруги, Орлов расправил плечи и первым воскликнул: "Виват!"
Подойдя к Екатерине, он наклонился и негромко сказал:
- Като! С нами уже пятнадцать тысяч штыков, и в Петергоф следует выступать немедля.
- Он может укрыться в Кронштадте? - нахмурившись, спросила Екатерина.
- Там уже наши люди, и флот вскоре присягнёт, а вот армия в Восточной Пруссии Петру верна, и ежели он доберётся до Ревеля... Да не забывай, что на его стороне нынче генерал-фельдмаршал Миних. Он обязан Петру возвратом из ссылки и...
- Гриша! Миниху 78 лет. И ежели сперва он из благодарности поддерживал Петра, то после был явно не в восторге от его преобразований. Покойная же старуха была несправедлива к фельдмаршалу, отправив в Сибирь на 20 лет, а мы предложим Христофору Антоновичу продолжить дело завоевания Крыма. И должность губернатора Сибири, но с проживанием в Петербурге, ведь он хотел этого... Но ты прав, медлить не следует, командуй, генерал!
Орлов, отдав честь, развернулся и громко произнёс:
- Господа! Государыня императрица повелевает выступать на Петергоф. Виват!
Величественно и решительно рассекая ликующую толпу, статный генерал ловил взгляды придворных, в которых были восхищение и обожание, зависть и неприязнь - всё как обычно при дворе, но взгляд, брошенный на него Дашковой, отличался от иных, в нём была плохо скрытая... брезгливость. Чувствуя, что закипает, Орлов быстро подошёл к группе гвардейских офицеров, державшихся несколько особняком, и начал отдавать распоряжения. Привычная работа успокоила, остудила голову. Наконец, приказы розданы, и военный механизм приведен в движение. Григорий, понимая, что на него устремлено множество взглядов, постоял с минуту в задумчивости и, дождавшись тишины, властно сказал:
- Выступаем через час!
Круто развернувшись, он, не говоря более ни слова, вышел.
Мысль, встревожившая его, сейчас показалась ему смешной и нелепой - ну, никому не надобна нынче на троне прежняя династия, ещё и из младшей ветви. Не поддержат. Но всё же, как шустра Дашкова! Пока она была удобна тем, что оттягивала на себя внимание, ей позволяли играть в заговорщиков, тем паче княгиня не стеснялась высказывать своё мнение императору, бывшему ей крёстным отцом. Следует, однако, признать, что втянула она в заговор многих, в том числе воспитателя великого князя графа Панина и фельдмаршала Разумовского, начальника Измайловской гвардии... А сестрица её Елизавета так и вовсе в фаворитках у императора состоит. Орлов едва удержался от плевка, вспомнив нынешнюю камер-фрейлину. Поговаривали о намерении императора заточить супругу в монастырь и жениться на фрейлине Воронцовой, а когда два месяца назад Екатерина родила Орлову сына Алёшку, то о разводе и монастыре заговорили уже открыто. Пришлось действовать быстро, но всё вроде удалось... Оглянувшись по сторонам, Орлов суеверно поплевал через плечо, и тут его осенило. Он даже остановился.
- Фу ты... Да эта курица возомнила себе, что это именно она и возвела Екатерину Алексеевну на трон! Тьфу, курица и есть. Дядюшка её, канцлер Воронцов, из лейб-кампанцев, вот и не дают покоя лавры...
Орлов двинулся дальше. Да, покойная государыня Елизавета Петровна всю роту преображенцев, которая возвела её на престол Высочайшим указом, переименовала в Лейб-Кампанию. И награды раздала щедрые, воистину царские награды. Всем нижним чинам, тем, что не из дворян, даровала потомственное дворянство и наделила поместьями. Более двадцати лет всячески привечала дармоедов. Это же 364 человека! Может и прав Пётр, что упразднил Лейб-Кампанию. Григорий тут же дал себе зарок, что никаких лейб-кампанцев более не будет, кроме братьев Орловых, разумеется. Пятеро их, вот им и все милости, а остальным - по заслугам, но чтоб даже не мыслили стать вровень с Орловыми! И Дашкову осадить следует без промедления, а то ишь удумала Екатериной-младшей назваться. Вот Старшая её и окоротит. Сразу после Петергофа.
Григорий Орлов, окончательно успокоившись, выбросил из головы Дашкову и окунулся в атмосферу подготовки к походу. Возможный бой нисколько его не пугал - трижды раненый при Цорндорфе храбрец верил в свою удачу. А ещё необходимо было поговорить с братом Алексеем о некоем деликатном деле - Екатерина Алексеевна дала Григорию слово стать его женою только после смерти Петра.
*****
- Да поймите вы, Екатерина Романовна, императрицу окружают дураки, и она об этом знает. Ей, в конце концов это надоело!
Князь Потёмкин просто разорвал письмо Дашковой с отказом от принятия должности директора Академии наук и продолжил:
- В академии полный развал дел, огромные долги, невыплата жалованья сотрудникам, а мы вынуждены создавать комиссию и разбирать всё это.
Григорий Александрович доверительно наклонился к ней:
- Поверьте, Вы вольны обращаться к императрице со всеми делами, касающимися Академии, и императрица готова устранить любые препятствия, с какими Вам придётся встретиться.
Бывший гвардеец, а ныне светлейший князь и всесильный фаворит Екатерины II, был также громаден, как Орлов, как её покойный Миша и, наверное, красив, несмотря на повязку, закрывавшую повреждённый глаз. Однако княгиня вдруг увидела в нём не вертопраха-гуляку, но государственного человека, увидела то, что так безуспешно пыталась разглядеть в своём любимом...
- Я подумаю, Григорий Александрович, - осторожно ответила Дашкова.
- Подумайте, Екатерина Романовна, - весело сказал Потёмкин, - но вот что-то мне подсказывает, что Вы согласитесь.
Он помолчал, затем продолжил:
- Вас знает Европа, но верно Вам неведомо, сколь велика Ваша популярность здесь, в России. Да, я знаю, что весь Париж повторяет Ваше мнение о танцах: "Танцевать нужно, пока не отказывают ноги, и развлечение это гораздо полезнее картёжной страсти", что Вы приняты при дворах европейских монархов, римским папой, многое другое, но вот разговор Ваш с австрийским премьер-министром князем Кауницем до сих пор не идёт у меня из головы. Князь утверждал, что Пётр I приблизил Россию к Европе, а о России в допетровские времена ничего не знали. Помните, что Вы ответили?
Дашкова ошарашено промолчала, а Потёмкин, не дожидаясь ответа, процитировал на память:
- Великая держава, князь, с такими источниками богатства и возможностями, какими располагает Россия, не испытывает нужды приближаться к чему-либо. Страна, столь изобильная и хорошо управляемая, как моё отечество, сама притягивает к себе всё, что ей угодно. Если о России ничего не знали в те времена, это лишь доказывает невежество либо беспечность европейских государств, не знакомых со столь огромной страной.
Потёмкин опустил голову и сказал:
- Я помню Вас по 62 году, помню, что Вы для государыни сделали. Быть может, Отечество было к Вам несправедливо, но разве его выбирают? Не могу поверить, что такой воин как Вы не готов послужить Отечеству там, где он так нужен.
*****
- И знаете, что она нам предложила? Написать слово "iолка" на русском языке!
Гаврила Романович Державин, преданно глядя на императрицу, всё же не смог скрыть своего восторга.
- Не интригуй, Гаврила Романович, - доброжелательно произнесла Екатерина II, - вижу, что по нраву тебе реформы Дашковой.
- Не скрою, государыня, - ответил Державин, - труд по созданию "Толкового словаря русского языка" время займёт преизрядное, но польза от него для державы несомненна. Потому создание Российской Академии в череде твоих деяний...
- Полно, - прервала Державина императрица, - не придворный ты, Гаврила Романович, а на пятом десятке... Да и спрашивала-то я про "iолку".
Державин смешался, но после тихо произнёс:
- Новая литера "ё" была Екатериной Романовной предложена, и Фонвизин, и Княжнин поддержали Дашкову, да и я тоже. А ещё, - Державин сглотнул комок в горле и продолжил, - академия долги почитай списала, жалованье профессоры получают регулярно, шрифты новые в типографии, книги в библиотеке, коллекции минералов и архив в надлежащем порядке, а академиков Дашкова обязала публиковать свои открытия в отечественных журналах, но не заграничных.
- Да ведомо мне то, Гаврила Романович, и княгиня Дашкова на своём месте, а вот ты.., - императрица сделала паузу, с хитрецой поглядывая на Державина, - перерос ты академию! Готовься принять под свою руку Олонецкое наместничество.
Державин стал на колено и поцеловал руку императрицы.
- Оправдаю, матушка! - взволнованно сказал Державин. - Не пожалеешь.
- Ещё как пожалею, и не раз, - грустно ответила Екатерина, - справедлив ты больно, Гаврила, да честен, за то и ценю, - и улыбнулась, - продолжение "Фелицы" напишешь ли?
- Того не ведаю, матушка.
- Говорю же - честен без меры...
*****
Подполковник Василий Данилович Лаптев, одёрнув мундир, проследовал в кабинет вице-канцлера. Он понимал, что нарушил устав, задержавшись из отпуска. Мало того, задержался из-за того, что сопровождал к месту ссылки опальную княгиню Дашкову. Тётушку ли, кузину - неважно, пусть и седьмая вода на киселе, но родня. А ещё личность, которой он неподдельно восхищался, женщина, заслуги которой перед державой несомненны. Для него, по крайней мере.
Дорога на север Новгородской области, такая тяжёлая для уже немолодой дамы и её немногочисленной свиты, да ещё и зимою. Он, находясь в отпуске в Троицком, совершенно случайно узнал об указе императора, который предписывал Екатерине Романовне незамедлительно отправиться на жительство в имение, принадлежащее её сыну. Туда, где она ни разу не была, и дороги не знала. Найдя проводника, Василий заявил, что будет сопровождать её до самого места ссылки. Ну не мог он её оставить! Как она мило беспокоилась, что отпуск его на исходе, что он может пострадать из-за неё...
Лаптев невесело усмехнулся. Отставка, бесчестье. Что ж, он готов ко всему. Правда, он совсем не понимал, для чего вызван к вице-канцлеру, но доложился по форме и замер в ожидании.
Граф Панин неторопливо поднял голову и некоторое время пристально вглядывался в лицо офицера. Затем улыбнулся. Было удивительно наблюдать малоподвижное лицо вице-канцлера, озарённое радушной улыбкой.
- И вам здравствовать, Василий Данилович. Рад, что имею честь первым поздравить Вас с чином полковника и должностью командира Ряжского мушкетёрского полка.
Никита Петрович, казалось, наслаждался последовавшим замешательством полковника, а затем и вовсе решил добить последнего:
- Вам назначена высочайшая аудиенция и, не скрою, весьма для Вас приятная. Пройдёмте, император ждёт.
Через час новоиспечённый полковник и кавалер Ордена Святого Иоанна Иерусалимского вместе с графом Паниным выходил после императорской аудиенции, закончившейся награждением. Василий уже ничего не понимал и только беспомощно смотрел на вице-канцлера.
Граф Панин, загадочно улыбаясь, наконец, сжалился.
- Знаете, Василий Данилович, - произнёс он, - когда император узнал, что Вы сопровождали княгиню Дашкову к месту ссылки, то сказал: "Этот человек носит не юбку, а штаны!"
*****
Пожилая дама в строгом, вышедшем из моды платье, с орденской звездой на груди, опустила руку с письмом императора Павла. Не было нужды его перечитывать - строки сразу отложились в памяти: "Княгиня Екатерина Романовна, вы желаете ехать в своё калужское имение - переезжайте. Доброжелательный Вам Павел".
- Что ж, император смягчился и позволил мне немного больше, - печально усмехнулась Дашкова.
Она долго ждала, но, получив хотя бы иллюзию свободы, вдруг растерялась. Да, она могла теперь писать, публиковаться в журналах, быть полноценной хозяйкой своих имений, вести дела, но... желание что-либо делать пропало.
Княгиня вспомнила слова светлейшего князя Потёмкина. Покачала головой. Он был прав, назвав её воином. Всю жизнь. Воевала за свою любовь, за обожаемую государыню, а на государственной службе боролась с невежеством, местничеством, казнокрадством. Быть может, не так уж и плохо.
Сейчас ей предстояло воевать со скукой, одиночеством и подводить итоги.
*****
Последние годы жизни Дашкова провела в своём подмосковном имении, посвящая время писанию мемуаров - знаменитых "Записок княгини Дашковой", в "Посвящении" к которым написала: "Из моего повествования будет видно, что плыть на одном корабле с великими мира сего - предприятие, изобилующее опасностями, и что придворная атмосфера губительна для честных людей; однако свободная от укоров совесть может дать нам достаточно сил, чтобы твёрдостью духа обезоружить злобу тирана и помочь тем, кто чист душой, перенести самые несправедливые гонения".
Не всё, далеко не всё в "Записках" правдиво, многое пристрастно и ещё большее скрыто за намёками. Но вот их окончание действительно достойно сильного человека и истинного воина: "С честным сердцем и чистыми намерениями мне пришлось вынести много бедствий; я сломилась бы под ними, если б моя совесть не была чиста. Теперь я гляжу без страха и беспокойства на приближающееся разрушение моё".