|
|
||
Очень тихо и как-то, я бы даже сказал, гулко. Кажется, закричи - и эхо ударит в уши с такой немилосердной силой, что с лихвой хватит до остатка дней... странно.
Можно закрыть глаза и попытаться представить себя где-нибудь в другом месте. Например, в трамвае... интересно, что мне так дались эти трамваи? Большая часть моих знакомых (разумеется, из тех их числа, что еще не расстались с привычкой - или суровой необходимостью? - передвигаться по городу на общественном транспорте) трамваи на дух не переносит. Не знаю, не знаю... я же, напротив, всем видам общественного транспорта предпочитаю именно трамвай. Есть в трамваях какое-то очарование - во-первых, определенная (я бы даже сказал - величавая) неторопливость. Во-вторых, народу в них меньше, а, следовательно, и простору больше. А перестук колес, к тому же, здорово умиротворяет - меня, во всяком случае. Едешь себе, покачиваешься плавно из стороны в сторону, и смотришь через окно на улицу, или просто на пассажиров.
Вернее, пассажирок... к слову.
Не знаю почему, но в трамваях красивых девушек встречается не в пример больше, чем в троллейбусах или маршрутках, например. Хрен его знает, что за корреляция такая странная - или у меня просто глюки? Ммм... не раз и не два я встречал я в трамваях девушек, в которых вполне мог бы влюбиться... жаль, что я не умею влюбляться в трамваях. Я в трамваях вообще ничего не умею делать - только наблюдать (ну и ехать, само собой разумеется, тут уж совсем никакого умения требуется - я не знаю, насколько нужно быть идиотом, чтобы не уметь ездить в трамваях, раз уж даже такой даун, как я, делает это ежедневно без особых проблем).
- Нет, - говорю себе я, открываю глаза и мотаю головой. Представить себе, что я в трамвае нет совершенно никакой возможности. Во-первых, слишком тихо, не качает, да и народу кругом не наблюдается. Фантазия у меня, вероятно, не настолько богатая, чтобы абстрагироваться от столь существенных деталей. Да и мысли почему-то сразу перекидываются на девушек. Гм, интересно, это какая-то специальная особенность моего организма, или просто навеяло?
Ладно, попробуем иначе. Можно представить себе, что я в кинотеатре... смотрю какой-нибудь в высшей степени медитативный фильм. Какой? Ну, скажем, "Мертвеца" Джармушевского. Медитация... нда, ну да ладно. Вот я сосредоточенным взглядом смотрю на покачивающиеся в черно-белом окне поезда под короткие рваные янговские пассажи равнины дикого Запада...
А сколько в кинотеатре красивых девушек!
Твою мать. Так, понятно, проехали. :) Уж связи между "Мертвецом" и красивыми девушками явной не может прослеживаться. Или... Лучше не будем играть в ассоциации, нет, нет... а то доиграюсь еще... на свою голову.
Открываю глаза, смотрю на небо. Скоро стемнеет, и небо постепенно приобретает ровный темной-синий оттенок, словно не в меру педантичный художник, миниатюрными аккуратными мазками прошелся по всему небесному своду. Только до западной части, что над горой, дойти еще не успел - там все переливы - от искрящегося золотистого и апельсиново-оранжевого до кроваво-красного и грязно-белого. Даже зеленый можно обнаружить, если хорошенько приглядеться.
К вам можно обратиться? Как удобно обращаться к потенциальному читателю через экран монитора - ведь бедняга никакими силами не может тебе возразить. Хотя нет...
Во-первых, он может просто-напросто закрыть окно (самый безаппеляционный способ - не поспоришь) своей "Оперы"... или что там у вас? Интернет-Эксплорер? Мозилла? Можно было б сейчас, конечно, извернуться, вставить гордо строчку на Java-Script-e и ошарашить вас гордым заявленем о том, что я знаю, какой у вас браузер... только на фига кому это надо? Во-первых, таким фокусом можно удивить разве что человека, который первый раз в Интернет вылез - (ух-ты-ни-хрена-себе-а-как-он-это-узнал?) :) Во-вторых, вы и без меня прекрасно знаете, какой у вас браузер, а если вдруг не знаете (и вообще не знаете, что это за зверь такой - браузер, гибрид браунинга с маузером) - тогда эта информация тем более вам не пригодится.
Второй способ более радикален - за излишнюю бесцеремонность со стороны автора можно попытаться (при условии, что вы с ним живете в одном городе и вам не в лом его искать) встретиться с ним за пределами экрана и дать ему в морду. (Лично я не рекомендую - не потому, что я такой крутой, или что-то там в таком духе - просто я очень не люблю, когда мне дают в морду).
Так что давайте договоримся - если к вам обратиться нельзя, вы просто воспользуетесь первым способом и щелкните по кнопке "Закрыть" в верхнем правом углу экрана. А бить меня не надо - все равно я редкий и вымирающий тип идиота, который надо любить, беречь и давать ему деньги. Поскольку требовать от незнакомого человека любви и оберегания было бы самонадеянно, а денег вы мне все равно не дадите - я знаю - давайте договоримся, что вашим вкладом в сохранение популяции вымирающих идиотов (в лице меня, любимого) будет один щелчок клавишей мышки.
Да и вообще я уже забыл, с какой целью хотел к вам обратиться, так что вопрос, таким образом, тихо и мирно самоустранился.
Попробуем иначе. Проверим, насколько моя фантазия богата.
Итак, место действия. Май сорок пятого, Берлин... тьфу ты, итить, опять изгаляюсь. Абстрактный май (май чисто и безотносительно, так сказать). Место действия... ммм... неизвестно, точнее, мне-то известно, но просто я вам сейчас запарюсь объяснять, где именно оно находится. Скажем так, место действия - предгорья Заилийского Алатау... хотя фиг. Это только визуально похоже на одно знакомое мне место в предгорьях Заилийского Алатау, а на деле это вовсе черт-знает-что и хрен-знает-где. Одним словом, место действия решительно не играет никакого значения. Итак...
- Тук-тук-цок-цок-тук-тук, - так цокают по каменистой тропинке копыта единорога.
Это - весна. Май. В воздухе разлит густой, сладкий аромат цветущих яблонь. Солнце еще не разит беспощадно, а просто дарит свое тепло пробудившейся от долгого и трудного зимнего сна природе. Вот мышь аккуратно высунула свою усатую мордочку из норки. Осторожно поводила в разные стороны коричневатыми бусинками глаз. Пошевелила носом, нюхая окружающий ее воздух. По всей видимости, не обнаружив ничего опасного, она резким толчком извлекла свое тело из норы, и как-то неуклюже суетливо отправилась по своим мышиным делам, одной только ей и ведомым.
Май. И сосны, освещенные ярким светом полуденного солнца, кажется, светятся изнутри каким-то невероятным, чуть заметным, но в то же время очень теплым светом. Попробуйте коснуться сосны рукой - и вы почувствуете исходящее от нее жизнерадостное тепло. Может быть, вы, наконец, поймете, что растения - ничуть не менее живые существа, чем все остальные. Что они очень хорошо понимают все, что происходит вокруг них, просто от рождения обделены умением высказывать свои мысли вслух и беспокойно перемещаться с место на место. Зато они наверняка наделены чем-то другим, абсолютно неведомым нам. Например, излучать в окружающее пространство чувство абсолютного покоя, умиротворения и тихой радости.
Попробуйте поговорить с деревьями. Они очень хорошо поймут вас, и даже сумеют вам ответить - только надо уметь слушать. Прислушайтесь к тому, что говорят вам их ветви, шелестящие на ветру. Сосредоточьтесь на ощущениях в вашей ладони, прислоненной к их стволу. Вы многое поймете и многое услышите. Деревья, на самом деле, очень любят, когда с ними разговаривают. Можете даже не произносить всего того, что хотите им сказать, вслух - они прекрасно сумеют понять вас и без этого.
- Тук-тук-цок-цок-тук-тук.
Где-то вдалеке слышится какой-то недовольный гул, словно очень громкое, но приглушенное расстоянием ворчание. Быть может, это какой-нибудь дракон воспитывает свое неразумное чадо, никак не желающее совершать свой первый робкий полет? Или Дух Ветра с разбегу напоролся на слишком уж острый камень в скалах, и теперь досадует на свою оплошность?
Попробуйте понаблюдать за полетом стрекозы. Стрекоза - она тоже чем-то похожа на дракона. Хищные, настороженные и в то же время исполненные невероятной грации движения. Вот в английском языке, например, для стрекозы придумано соответствующее, и очень даже красивое, слово.Dragon-fly.
- Тук-тук-цок-цок-тук-тук.
Далеко внизу, в долине, шумит река. Переливаясь с камня на камень, она поет свою великую песню на разные лады уже тысячи лет - с тех самых пор, как ледник отступил из этих мест, и оставил после себя грязь и разрушение. Ни деревьев, ни травы, ни всех этих животных - ничего этого тогда здесь не было. Только груда камней, оставленных ледником, и вот эта река - тогда еще молодая, но ничуть с тех пор не изменившаяся. Горным рекам неведома старость.
Постепенно камни обросли землей, в земле пробудились семена, холмы поросли лесом, лес обзавелся обитателями - а река все так же поет свою песню, переливаясь по камням. Только ущелье стало чуть глубже, промытое ее руслом.
По сравнению с пением реки, самые величайшие музыкальные произведения человечества - ничто. Ни одному композитору или музыканту не суметь растянуть свое произведение на тысячи лет, ни разу при этом не сбившись и не повторившись.
- Тук-тук-цок-цок-тук-тук.
Там, чуть ниже, где ущелья пересекаются между собой, и две речушки сливают свои песни воедино, есть край тысячи бабочек. Это совсем небольшая полянка. Издалека она кажется абсолютно оранжевой, покрытой какими-то необычными цветами. Если подойти поближе, то можно разглядеть, что никакие это не цветы - это множество бабочек, покрывающих полянку своими телами, словно невероятным пестрым ковром. Иногда какая-нибудь бабочка снимается с места, на ее место тут же садится другая - одним словом, край тысячи бабочек находится в непрерывном движении - он живет какой-то своей, непостижимой для всех остальных жизнью.
Вы можете подойти совсем близко, и не испугаете тем самым обитателей этой поляны. Эти бабочки не боятся людей. Они спокойно могут усесться на палец вашей руки, если вы этого захотите. Только не делайте резких движений, будьте аккуратными и чуткими - и вы сможете познакомиться с ними поближе.
Только не вздумайте причинить им какой-нибудь вред - по неловкости ли, или из злого умысла. Бабочки никогда не простят вам этого. И никогда вам больше не приблизиться к величайшей тайне, которую хранит в себе эта поляна. Никогда не понять того чуда, которое кроется в этой чужой, но вполне самостоятельной жизни. Бабочки слишком ценят возможность совсем не бояться людей.
- Тук-тук-цок-цок-тук-тук.
-Цццццццццц, - это белки резвятся в густых кронах елей.
У белок тоже своя жизнь, скрытая от всех остальных надежным покровом хвои и листвы. Эта жизнь протекает зачастую у самой верхней границы леса - там, где он уже почти сливается с небом. Поэтому белки могут знать о лесе все.
Птицы отданы небу - лес и земля не играют в их жизни такой существенной роли. Земля - это место временного пристанища, место для питания и сна. Подлинная их стихия - небо, и только там возможна их полноценная жизнь.
Вот так всегда. У всех есть подлинная стихия, подлинная радость и полноценная жизнь (я, кстати, не исключение). Даже драконы с единорогами - и те где-то шарятся, раз я слышу ворчание первых и цокот копыт последнего по каменистой дорожке. Совершенно плевать, что я никогда их не видел - это ничего не говорит об их не-существовании. Океана я тоже никогда не видел, но было бы глупо сомневаться в существовании океана на одной только этой основе.
Тихо-то как, блин. Нет никакой разницы, где я сижу. В абстрактном месте абстрактным маем, прислушиваясь к цоканью копыт единорога. На леднике Богдановича в августе, глядя то на пожираемое наступающей ночью небо, то на догорающую алым сигарету, дымящуюся у меня в руке. В трамвае, разглядывая очередную "прекрасную незнакомку" - ты меня слышишь? - с каштановыми волосами и ангельским лицом (блин, будь я Бог, всенепременно издал бы указ - "всем ангелам в строгом порядке иметь именно такие выражения лиц" - вот красота-то!). На стуле перед компьютером, пытаясь изобразить нечто, хоть отдаленно напоминающее рассказ.
Вокруг меня со всей неизбежностью царит тишина. И меня не покидает ощущение, что мои глаза все равно закрыты. Что эта ткань реальности, как толстая штора, укрывает от меня нечто до невероятия важное, воплощением чего является эта гулкая бесконечная тишина.
Эх... открыть бы глаза, да всмотреться в эту тишину повнимательнее.
|