|
|
||
Звезда восходила над горизонтом, подмигивая неведомому (да и не очень-то важному в настоящем повествовании) наблюдателю, едва уловимо меняя свой цвет от изумрудно-зеленого до багрово-красного. Звезда словно смеялась, и если бы у звезд могло бы быть настроение (а кто сказал, что его нет и быть не может?), настроение данной конкретной звезды явно зашкаливало бы за отметку "отличное".
Луна давно ушла, и весь Лес, казалось, погрузился в состояние полной и окончательной Нирваны - не было даже ветра, который мог бы нарушить торжественность этого всецело охваченного тишиной момента своими неуместными игривыми шуточками с ветвями деревьев, покрытыми редкими остатками ноябрьской, еще не успевшей отлететь прочь, сухой листвы.
Стояла поздняя осень - то самое время года, когда снег еще не выпал и холода не успели сжать окружающую действительность в свои недружелюбные объятия; но солнце, меж тем, уже не согревает землю, а только ее освещает - и жизнь в Лесу как бы замирает, приостанавливает свой неудержимый бег, затаившись в тревожном ожидании скорой и неизбежной зимы.
Спал Хорек, созерцая свои ослепительно-зеленые (на этот раз) сновидения - в них он видел себя огромным изумрудом, нашедшим свой приют на самой высокой башне какого-то далекого и бесконечно прекрасного города.
Спал Бобер, не видя вовсе никаких снов.
Спал и Волк, которому снилось, что он никакой и не Волк, а самый настоящий Дракон, парящий высоко-высоко в небесах. Ничто не нарушало его полета - кроме одного странного, но весьма ощутимого факта. Его прекрасное драконье тело с головы до хвоста было покрыто густой серо-черной шерстью - что для драконов, во общем-то, совершенно несвойственно - к тому же в нескольких местах свалявшейся до состояния стопроцентной одеревенелости. Этот прискорбный с точки зрения постороннего наблюдателя факт (хотя никаких посторонних наблюдателей во сне, вроде бы, не наблюдалось) немного смущал Волка-Дракона, мешая ему полностью наслаждаться ощущением полета.
Спал Великий Волшебник Малах Ге-Мавет, ежевечерне уничтожающий запасы своей вишневки со свойственной только волшебникам методичностью, пунктуальностью и невероятной безалаберностью одновременно (однако, по самым скромным подсчетам, этих запасов должно было хватить еще на многие годы). Что ему снилось - доподлинно неизвестно, однако у нас есть предположение, что это были стайки маленьких-маленьких голых девушек, летающих между облаками. Черт его разберет - у этих волшебников всегда какие-нибудь гадости на уме.
Лось, живая инкарнация Исаака Ньютона, тоже спал, и снились ему (а вы как думали), катающиеся шары и летающие яблоки. Ну еще и абсолютное время с пространством - в довесок и чтоб не так скучно было.
Спал Барсук, сжимаясь в судорогах ночного кошмара - ему снилось, что данная ему кем-то при рождении способность смеяться по любому поводу и без оного вовсе, внезапно покинула его и скрылась в неизвестном направлении.
Даже стадо немного сумасшедших японских кенгуру спало где-то у подножия своей далекой Фудзиямы, но что за сны созерцали - это уже лежит за пределами всякого знания и понимания. Искренне надеемся, что это были не стайки летающих Малахов Ге-Маветов, исполняющих на лету тарантеллу.
Медведь, кстати, спал уже давно и со вкусом - ворочался во сне, все норовя принять какую-нибудь позу позаковыристее.
Лису снились во сне далекие поля счастливой Голландии, а Вороне, на самом деле, снился Бог, но поскольку никто достоверно не знает, как он выглядит, мы лучше скажем, что Вороне приснился мешок с картошкой.
Мышь во сне не тревожили экзистенциальные страхи - она попала в царство Абсолютной Свободы, вот только почему-то никак не могла оттуда выбраться.
И только маленькая рассерженная кукушка все металась и металась между деревьями, никак не решаясь заорать в полный голос. Ей было очень грустно, и она никак не могла найти свой дом.
А по Лесу, ехидно и чуть слышно хихикая, кралась чья-то тень, довольно потирая свои несуществующие (ибо любая тень еще более иллюзорна, чем ее хозяин) руки...
Однажды Ворона, в очередной раз накурившись, радостно размахивая крыльями и кувыркаясь в воздухе, летела над Лесом, и вдруг увидела в траве что-то блестящее.
"Мое! Мое!" - радостно закаркала укуренная Ворона, орлом спикировав к объекту своего вожделения (впрочем, любой орел был бы смертельно оскорблен подобным сравнением).
Раздался громкий всплеск и раздраженный крик Вороны, пробившей тоненькую наледь и с головой провалившейся в довольно глубокую лужу.
Однажды Волк проснулся посреди ночи от какого-то невероятно острого и пронзительного ощущения. Некоторое время он приходил в себя - медленно, словно пловец, сражающийся с течением, пока не обнаружил, что вышеупомянутое пронзительное ощущение представляет собой огромного комара, вонзившего свой хоботок прямо в нежный и чувствительный волчий нос.
- Изыди, гад! - выругался Волк, и совсем уж было собрался прихлопнуть несчастное насекомое на месте преступления, но вовремя вспомнил про идеалы буддизма.
- Ээээ... удачного тебе перерождения! - протянул Волк, и только после этого щелкнул себя по носу.
- Вот ведь напасть какая, - раздраженно подумал Волк, укладываясь обратно спать.
Однако, все оказалось намного хуже, чем оно думалось Волку. Сон пропал бесследно и возвращаться в ближайшее время, похоже не собирался. Поворочавшись с боку на бок, Волк понял, что простыми способами убедить свой организм уснуть не удастся. Тогда Волк решил считать пляшущих Будд, но этот проект с самого начала был обречен на неудачу. Во-первых, Будды упорно не желали плясать. Они кололи дрова, корчили мерзкие рожи, плевались в потолок, занимались чем угодно - но плясать даже не думали. Во-вторых, Волк умел считать только до десяти, а все остальное в его сознании обозначалось словом "много". Тогда он решил схитрить, и начал считать Будд десятками, но и эта попытка с треском провалилась, поскольку Будды, мигом вычислив эти нехитрые манипуляции, принялись быстро перебегать с места на место, запутывая Волка окончательно.
Волк плюнул, открыл глаза и поднялся. Ему было ясно, что уснуть не удастся (спать, однако, по закону подлости и вопреки всякому здравому смыслу, хотелось зверски), поэтому он решил немного прогуляться, в надежде, что свежий воздух настроит его на нужный лад, и ситуация как-нибудь изменится - либо Будды начнут плясать, либо с арифметикой дела наладятся (а вдруг?), либо просто блудный сон решит вернуться к своему хозяину.
Выйдя к реке, Волк уселся на пригорке и стал следить за ее волнующимися, неторопливо катящимися куда-то в неизвестную даль водами.
- Пшшшш, - тихо пел камыш за его спиной.
Волк вдохнул полную грудь холодного ночного воздуха, и воздух этот показался ему почти сладким. Молча светили звезды на головой, щурясь холодными остриями своих лучиков.
- Хорошо-то как, - вздохнул Волк.
Мыслей почти не было, только одинокий Будда мирно отплясывал какой-то народный индийский танец в отдаленном уголке сознания, улыбаясь Волку одному только ему только свойственной улыбкой. Волк откинулся на спину, и устремил свой взгляд в небо.
- Наверное, это и есть медитация, - мелькнула в голове Волка лихорадочная (и последняя) мысль. А затем он, глядя в ночное небо, погрузился в приятный океан безмыслия.
Где-то там, далеко-далеко, за всеми этими звездами, за пределами всех местных измерений, есть совсем другой мир, где все иначе. Где уже забыли, что такое гармония, и где никто уже давно ничему не радуется... потому что каждый непрерывно чего-то хочет, и потому у него нет ни времени, ни сил оглянуться по сторонам...
Проснулся Волк только утром - от солнечных лучей, игриво проникших в его полуоткрытые глаза.
Бобер сидел на берегу реки и улыбался восходящему солнцу. Умывшись ледяной водой, он отряхнулся, с удовольствием фыркнул, немного попрыгал на одной лапе, чтобы привести растревоженные холодом чувства воедино и оглянулся вокруг с целью поздороваться с окружающим миром.
На сто восемьдесят шестом градусе приветствия Бобру встретилась унылая морда Медведя, сидящего под деревом. Морда эта была настолько кислой, что Бобер невольно скривился от возникшего диссонанса ее выражения с лучащейся радостью окружающей действительностью. Медведь выглядел так, словно только что разжевал пару килограммов недозрелых лимонов, и впереди его ждет, по меньшей мере, еще один центнер.
- Что это с тобой, Медведь? - поинтересовался Бобер у этого печального памятника неуемному пожиранию цитрусовых.
Медведь чуть отвернулся в сторону, что-то недовольно пробурчал себе под нос, но все-таки соизволил ответить:
- Я вчера пытался принять позу танцующего пятилистника... - тут он надолго замолчал.
- И что? Опять лапу вывихнул? - спросил Бобер без особого интереса - скорее из вежливости, потому что все проблемы Медведя были достаточно однообразны и порядком успели надоесть обитателям Леса. Как правило, они сводились к двум вопросам: "В чем сущность дзен-буддизма?" и "Почему я никак согнуться в позе такой-то?" Даже Лось со своими монологами, посвященным пространству-времени, катающимся шарам и летающим яблокам никогда не был столь же занудным.
- Да нет, - обреченно вздохнул Медведь и в отчаянии махнул лапой, мол, что с тебя возьмешь, ни фига ты не врубаешься.
- А... понятно. Снова колючка в задницу воткнулась? - сочувственно спросил Бобер (безо всякой тени сарказма, надо отметить).
- Да иди ты... - обиделся Медведь.
- Не, ну а что случилось-то?
- Для нее у меня не хватает конечностей, - грустно и как-то мечтательно произнес Медведь.
Бобер даже прыснул от неожиданности. "Представляю, что сталось бы с Барсуком, находись он где-нибудь поблизости!" - весело подумал он.
Грохот ломающихся веток и истерический, невообразимый хохот, разорвавший тишину утреннего Леса пополам, сообщили Бобру о том, что Барсук находился как раз поблизости, а не где-нибудь еще.
- Ну вот, и ты туда же... - укоризненно сказал Медведь хихикающему Бобру. - А у меня проблема! Невообразимая проблема!
- ... можно даже сказать, метафизическая, - усмехнулся Волк, выйдя из-за дерева, - мне б твои проблемы, Миша! Помогите лучше кто-нибудь этому идиоту! - Волк кивнул головой куда-то в сторону, откуда доносились хрюкающие звуки барсучьего смеха, - он, кажется, головой ударился, когда с дерева падал.
- Ну, мозгов там отродясь не было, так что вряд ли ему что-нибудь угрожает, - философски заметил Бобер.
- Но ведь он может остаться дебилом на всю оставшуюся жизнь! - встревоженно воскликнул Медведь и бросился в чащу.
- Зря волнуешься - большим дебилом, чем он есть, быть просто невозможно! - крикнул Волк ему вслед.
- Зря ты не веришь в Барсука, - заметил Бобер, - нет предела совершенству!
В это время затихший было смех вдруг взорвался новыми аккордами, а вслед за этим послышалось обиженное, глухое ворчание Медведя.
- Нет, этого кретина ничто со свету не сживет! - констатировал Медведь, - пошли, Бобер, посмотрим, там Малах Ге-Мавет какие-то фокусы на опушке показывает. Очень занимательно, только по-моему он несколько рановато сегодня нажрался.
- Может, он просто спать не ложился? - спросил Бобер, поднимаясь с земли.
- А, наги этих волшебников разберут! - ответил ему Волк.
Однажды Барсук расплакался во сне, потому что ему приснилось его далекое и грустное детство...
Однажды Волк сидел в темноте и пытался определить, какой цвет имеют воды реки, что текут мимо него. Будучи не в силах придти к какому-либо конкретному умозаключению, он обратился с этим вопросом к сидевшему неподалеку Бобру.
- Слушай, Бобер, скажи мне, какой цвета имеет река?
- Волк, ты что, дурак? Как река может что-то иметь? Это Барсук имеет три желудя под подушкой, Медведь - свои феньки для медитации, а ты - книгу "Как срать в лесу" - и где ты ее только надыбать ухитрился? А зачем реке что-то иметь, тем паче - цвет?
Волк немного подумал.
- Хорошо Бобер, подъел. Спрошу иначе - какого цвета воды реки? Черного или синего?
- А ты что, сам не видишь?
- Стал бы я с тобой советоваться, если бы видел сам?
- Они зеленые.
Волк вытаращил на друга глаза.
- Ты, Бобер, часом головой не ударился, когда за яблоками лазил? Какие же они зеленые?
- Они красные.
- Бобер, да ты е...
- Оранжевые, - перебил его Бобер.
- Фиолетовые, - ехидно передразнил его Волк, и тут вдруг увидел, что воды реки и впрямь отдают фиолетовым, сияя в ночи каким-то загадочным неземным свечением.
- Нежно-розовые, - сказал Бобер, и тут Волк увидел, что они и нежно-розовые тоже. А потом увидел и черный, и синий, и зеленый... и все другие цвета, которые только в силах вообразить себе сознание.
- Классно так, - улыбнулся Волк.
Однажды Медведь шел по лесу, и вдруг увидел на опушке Волка, который с каким-то маниакальным ожесточением пожирал траву.
- Волк жует траву? - удивился он про себя, - с чего бы это?
А вслух произнес:
- Ты что же это, Серый, никак в вегетарианцы подался?
Волк что-то промычал с набитым ртом, не отрывая морды от земли.
- Да не, - произнес Бобер, который, как оказалось, стоял тут же, - он просто с ума ненадолго сошел, - Бобер сочувственно махнул лапой, - рекламы насмотрелся.
- Вот изверги, - неодобрительно произнес Медведь, покачав головой, - те кто эту рекламу делает - ты, Бобер, случаем не знаешь, кто это?
- Рекламу делают копирайтеры, - ответил Бобер.
- Копирайтеры? - переспросил Медведь, - это что за звери такие?
- Копирайтеры - это те, кто делает рекламу, - задумчиво ответил Бобер.
- А что они еще делают?
- Еще они делают тексты, - сказал Бобер.
- Какие тексты? - не понял Медведь.
- Да какие хочешь, - пожал Бобер плечами.
- А кроме этого они еще что-нибудь делают?
- Еще они меряются письками, - зло произнес Волк, оторвавшись от своего занятия и отплевываясь, - в свободное от работы время.
- Это как?! - ошалело спросил Медведь.
- Ну как-как... Выстраиваются в ряд и меряются.
- Но зачем?!
- Это они так выясняют, кто из них круче. У кого писька самая длинная - тот и считается самым крутым копирайтером, - счел нужным внести ясность Волк.
Изумленный Медведь ушел, покачивая головой и что-то тихо восклицая себе под нос.
- Что это ты еще за чушь придумал? Насчет писек? - спросил у друга Бобер, тоже порядком удивленный.
- Почему это - чушь? Я коротко и емко изложил основную суть конкуренции на рынке рекламы, - ответствовал ему Волк.
Бобер неодобрительно покачал головой, совсем как Медведь пару минут назад.
- Тебе что-то не нравится? - покосился на него Волк.
- Да нет, все мне нравится. Просто спросить хочу - ты когда-нибудь читал "Моральный кодекс строителя коммунизма?"
- Ну, читал. И что с того?
- Да так, ничего. Просто подумалось - у копирайтера, его написавшего, очевидно была очень длинная писька...
Некоторое время Волк ошарашено смотрел на друга, а потом понимающе хмыкнул.
- Да не, то был всего лишь фаллоимитатор. Длинная писька была совсем у других копирайтеров...
- Каких это "других"?
- Знаешь, было в древние времена такое рекламное агентство, товарищество с ограниченной ответственностью "Благая весть"... состоявшее всего-то навсего из четырех человек...
- И что?
- А то, что они тогда такой черный PR замутили, что бедному заказчику теперь вовек от навязанного имиджа не отмыться!
- Дык, что ж он так? Надо было бриф лучше составлять...
- Да понимаешь, Бобер, не было там никакого брифа... он им чисто на словах все объяснил, ну вот они и поняли все в меру своего культурного уровня и профессионализма...
- Нда, - удрученно произнес Бобер, - вот к чему может привести недобросовестность рекламных агентств.
- Да ну их всех в жопу, Бобер! Пойдем лучше в хоккей настольный рубанемся...
Великий волшебник Малах Ге-Мавет совершенно не умел играть в шахматы...
Однажды утром Волк выглянул из своей норы, и обнаружил, что все вокруг стало белым. Ослепительный снежный ковер пушистым одеялом укрыл Лес, и глаза слезились от яростного холодного света. Если бы Волк знал о том, что такое солнцезащитные очки, он бы в этот момент явно пожалел об их отсутствии.
Но, поскольку солнцезащитных очков в Лесу не бывало никогда, то и жалеть было не о чем (кроме того, Волк относился к таковой породе живых существ, которые если и жалели о чем-нибудь, то делали это очень и очень редко). Поэтому Волк, сощурив глаза, выскочил из своей норы и побежал в направлении реки, скованной толстым суровым панцирем льда.
Волк радостно прыгал, оставляя на девственно чистом снегу глубокие отпечатки своих лап, поднимая в воздух целые тучи мелкой ярко сияющей в солнечном свете снежной пыли. Он весело смеялся - когда-то давным-давно он терпеть не мог зиму, и каждый ее новый приход погружал Волка в состояние глубокой и долгой тоски. Однако, с тех пор что-то изменилось (можно было бы сказать, что изменился прежде всего сам Волк - если бы это не было столь банальным). Веселый радостный бег Волка внезапно был прерван упавшей на него с елки снежной массой - настолько огромной, что Волк в результате этой пертурбации оказался засыпанным снегом по самую шею.
- Брр, - произнес он, вылезая из сугроба и оглядываясь вокруг, в поисках того, кто мог послужить источником этой локальной катастрофы.
Больше всего Волк ожидал увидеть на одной из елок ехидно смеющегося Барсука - однако его там не было. Не было вообще никого - вокруг стояла полная тишина, нарушаемая только тоненьким сопением, доносившимся откуда-то из-под деревьев - то спал Хорек, видя во сне себя, превращенного в фотографию обнаженной Мерлин Монро (он явно был не при чем). Никто не прятался между деревьев. Никто не летал по небу. Никто не кричал далеким облакам устрашающих заклинаний (больше всего похожих на страшные ругательства) тоненьким противным голосом и не размахивал при этом руками, составляя из длинных костлявых пальцев неприличные комбинации.
Одним словом, винить в произошедшем только что катаклизме было некого. Очевидно, невольной его причиной стал сам Волк, задевший (при попытке выполнить двойное сальто с переворотом) какой-то своей частью тела еловую ветвь.
Волк довольно оскалился, показав миру свои желтоватые клыки, отряхнулся и с прежней прытью рванул дальше, чуть слышно повизгивая от восторга.
Одинокий грустный Суслик вышел из-за елки, печально поглядел вслед убегающему Волку и, вздохнув, растворился в воздухе...
Суслики.
Порой среди почти безграничных, покрытых толстым ковром снега полей, скрываются очень интересные вещи...
Великий волшебник Малах Ге-Мавет ходил кругами под елкой, пинал ногой снег и ехидно потирал руки.
Медведь осваивает во сне позу Умиротворенного Мо-Цзы.
Барсук изучает Камасутру.
Третий закон Ньютона все еще действует.
Вороне зима пришлась не по нраву, потому что курить в таких условиях стало проблематичным (по той простой причине, что курить стало нечего). Ворона пыталась было перейти на грибы, что во множестве сушил Барсук - однажды она украла из его кладовой целую связку, воспользовавшись отсутствием хозяина. Ее совершенно не вставило - вернее, вставило, да только как-то не так. (Можно сказать, что по сравнению с грибами, зима была еще ничего). Барсук потом долго смеялся, даже наедине с самим собой. По незнанию Ворона ухитрилась спереть из его аптечки самое радикальное средство по борьбе с кашлем...
Кому было совсем не до смеху, так это маленькой грустной Мыши, над норкой которой, по несчастливому стечению обстоятельств, развязался решающий раунд битвы Вороны со своим кашлем... И не будь нора укрыта толстым слоем снега, совершенно неизвестно, чем могло бы все обернуться для Мыши.
Однажды Хорьку приснилось, что он уснул и увидел во сне, что стал Хорьком, который уснул, и увидел сон про то, что он стал несуществующим пламенем в давно погасшей печке старого паровоза. От удивления Хорек начал быстро просыпаться ото всех своих снов, и так разогнался, что проснулся даже на один раз больше, чем требовалось. Очень интересный феномен, следует заметить.
Волк с Бобром сидели у костра и лениво глядели в густую чащу леса, начинавшую покрываться серовато-черной тьмой подступающей ночи. Говорить не хотелось. Сухие поленья в костре весело потрескивали. Тепло разливалось по венам. Мыслей почти не было, и только чернеющее все больше и больше небо простирало над ними свои ладонями, обещая кров и защиту на вечные времена.
|