Осеннее дыхание уже коснулось лесов. То тут, то там, среди изумрудных древесных крон, глаз уже ловил яркие проблески желтых, а порой даже алых оттенков. Могло показаться, что то солнечные лучи играют в листве, но солнце было редким гостем в Зубчатой Короне. Будто духи древних гигантов, могучие горы обступали горизонт, надежно укрывающие эти земли от солнечной ласки и теплых ветров. Поросшие густым лесом у подножий, они вздымались к самим небесам, где их вечно укрытые снегами вершины встречались с облаками. Уже очень скоро с них спустится Ветрлид, а по ее следам пройдут снега и льды, и на долгие месяцы Зубчатая Корона уснет под холодным, белым одеялом. Но пока лес не спит. Он дышит, и дыхание его полно самых разных звуков - будь то легкий трест из-под копыт старого борова, или же хриплые голоса лесных птиц. А порой - и поступь тех, кто в лесу всегда бывает гостем.
У густых зарослей можжевельника опустился на колено охотник. Будто подражая старым деревьям, он был недвижим, и лишь едва заметное дыхание не позволяло принять его за старый пень. Иной наблюдатель бы решил, что мужчина просто сел передохнуть. И он бы ошибся. Как Годи, поднимаясь на вершины гор, видят знаки в снегах и причудливых изгибах ледников - так и охотник читал символы на земле, что начертаны не людской и не божьей рукой. Сам лес говорил с ним, и следовало лишь внимательно глядеть и чутко слушать. Немолодое, обрамленное русыми с проседью волосами, лицо застыло в напряжении. Скрытые бородой губы превратились в тонкую, белесую полосу. Охотник не торопился. Его ладонь потянулась к траве и мягко коснулась примятого пятачка. Совсем недавно тут прошел олень. Будто наяву охотник увидел молодое, грациозное животное, осторожно бредущее в густом подлеске. Вот тут трава прильнула к земле там, где ступило маленькое копытце. Чуть дальше изящная шея неосторожно дернулась, надломив ветвь молодой сосны.
- Отец, что ты видишь? - звонкий шепот прорвался сквозь кокон сосредоточенности Ингвара. Позади охотника на коленях стоял молодой альтанг. В его бронзовых глазах плескалось нетерпение, а руки слишком сильно сжимали рукоять короткого лука. В этом году он должен был встретить лишь четырнадцатую свою зиму, и юношеский огонь все еще ярко пылал в его груди, не давая усидеть на месте. Ингвар лишь ухмыльнулся и поднял руку, призывая сына к молчанию. Его раскрытая ладонь протянулась к густому кустарнику, где сейчас пряталась добыча. Лейви вмиг застыл, затаив дыхание, и Ингвар одобрительно кивнул. Старый охотник неспешно вынул из колчана стрелу и наложила на тетиву. Каждое его движение было выверенным, исполненным точности и какой-то почти кошачьей грации. Ни один прутик не хрустнул под ногами альтанга, когда тот сделал несколько осторожных шагов. Густые заросли оставались в четверти полета стрелы, но опытное охотничье око уже уловило движение. Сердце не успело ударить дважды, когда резкой дребезжащей трелью запела спущенная тетива. Тонкий свист летящей стрелы был чужд здешнему миру, и всякий раз он замирал, слыша этот неистовый надрыв. Но лишь на короткие мгновения. Протяжный стон прорвал тугую пелену затхлого лесного воздуха. Что-то неистово забилось в кустах, нарушая вековое спокойствие старого леса. Стремительным горным львом охотник ринулся к своей жертве, в его руке заблестел невесть откуда взявшийся нож. В несколько огромных прыжков Ингвар достиг зарослей, и, наконец, смог воочию рассмотреть свою поживу. Среди густой листвы метался в агонии вильчак. Костяной наконечник пробил шкуру и стрела глубоко вошла под лопатку зверя. Ингвар осторожно приблизился. Зверь был напуган. Ослепленный обрушившейся на него болью, он не замечал подкравшегося охотника. Раз за разом пытался он подняться, но тонкие ноги подламывались, будто молодые деревца на ветру. Ингвар не приближался - он знал, что умирающий зверь опасен, даже если безобиден с виду. Он выжидал. Когда, наконец, он двинулся к добыче, олененок уже просто лежал на земле. Силы оставили его, и лишь тяжелое, шумное дыхание все еще говорило о том, что тот жив. Зверь уже не пытался сопротивляться, когда твердая ладонь схватила его за загривок.
- Пусть твой путь к Хозяину Леса будет легким, малыш - проговорил он под шелест лезвия, скользящего по горлу олененка. Тот дернулся в последний раз, и, испустив последний утробный стон, наконец, затих.
Позади Ингвара затаил дыхание Лейви. Молодому альтангу было досадно, что это не его стрела поразила добычу. Тысячи раз он воображал, как пущенная им стрела пронзает сердце огромного кабана, или самого большого оленя. Как отец обнимает его и хвалит, а после хвастает им в трактире, размахивая огромной кружкой эля. Рука, сжимающая вынутую из колчана стрелу, задрожала. Ему нужна была своя жертва. Молодой охотник знал, что отец какое-то время будет занят, но времени у него не много. Подражая его мягкой походке, Лейви скользнул в чащу. Стараясь не выдать себя ни единым шорохом, он быстро оставил отца далеко позади, и уже вскоре вокруг выросла стена из огромных деревьев. Где-то вверху, там, где древесные кроны изо всех сил тянутся к солнцу, мягко шелестел ветер. Здесь же, в их тени, воздух был густым и неподвижным, он сдавливал уши, как вода, если глубоко нырнуть. Лейви старался дышать тихо, но усилия казались ему тщетными. В заповедном лесном царстве даже самый тихий звук разносился громовым раскатом. Удары сердца следовали один за другим, и скоро молодой альтанг потерял им счет. Шаг за шагом он уходил все дальше, в глубины чащи, но так и не мог усмотреть ни единого следа на сухой земле. С досадой он подумал, что отец давно уже нашел бы едва заметные метки и наверняка знал, где прячется пожива. Но самому Лейви оставалось полагаться лишь на Богов и удачу. До умений отца ему было далеко. И Боги улыбнулись ему в этот раз.
Совсем рядом взбили покой здешнего воздуха огромные крылья. Волосы на голове охотника тут же встали дыбом. Где-то в груди зарделся тусклый, но очень горячий огонек азарта. Молодой альтанг опустился на колено и огляделся. Его сосредоточенный взгляд скользил от дерева к дереву, тратя лишь долю удара сердца на осмотр - но этого было достаточно. Он увидел свою добычу.
В двух десятках шагов к восходу, на ветви огромного дуба, сидел ворон. Будто почувствовав чужой взгляд, исполинская птица снова взмахнула крыльями цвета глубокой ночи. Утробное карканье прорвало спертый воздух, на мгновение выведя Лейви из охотничьего транса. Сердце отбивало бешеный ритм в груди, стрела будто сама по себе легла на тетиву. Окружение слилось в единую стену из золотисто-зеленых всполохов - молодой охотник видел только свою цель. Лейви уже был готов спустить смерть с туго натянутой жилы, но сильная рука вдруг сжала его плечо. Дрожь пробежала по телу и, достигнув кончиков пальцев, сорвалась в полет. Окружающий воздух вновь разорвался смертоносным свистом, и спустя удар сердца Лейви ошеломленно наблюдал, как величественный ворон снимается с ветви. В его гортанном голосе охотнику почудились брюзгливые нотки, когда птица пролетела над его головой. Молодого альтанг пробежал взглядом по ветви, где совсем недавно нагло восседала его добыча, и остановился на еще подрагивающей стреле. Она вошла на три ладони ниже того места, куда целил Лейви - отец застал его врасплох, и рука охотника дрогнула.
- Ты чего? - вскинулся он, сбрасывая руку отца с плеча - Я же мог его подстрелить!
- Не бей зверя без нужды, сын - Ингвар говорил тихо, будто боясь потревожить праздную дрему старого леса. Лейви хотел было ответить колкостью, но так и застыл с раскрытым ртом. Что-то во взгляде отца вмиг погасило его пыл.
- Не всякая добыча стоит стрелы - строго продолжил Ингвар, сложив руки на груди. - Боги уже поделились с нами сегодня. Не уповай на них слишком уж сильно - их щедрость порою обманчива.
Слова застряли в горле мальчика. Тяжелое молчание отца будто остужало воздух. Предательские мурашки выступили на коже, выдавая страх Лейви с потрохами. Мгновения длились слишком долго, и молодой альтанг едва сдержал облегченный выдох, когда губ отца тронула легкая улыбка.
- И потом, ты бы все равно не попал - добавил Ингвар и направился обратно к мертвому оленю..
- Попал бы! - вскрикнул Лейви, и его щеки зарделись румянцем - Ты сам знаешь, что попал бы! Иначе почто ты меня остановил то?!
Ингвар только хохотнул, не ответив.
- Забери стрелу. - бросил он через плечо, удаляясь к мертвому олененку.
Лейви поспешил повиноваться. Он не успел увидеть, как в десятке шагов к Восходу на ветвь опустилась черная тень. Огромный ворон переступил с ноги на ногу, покрепче ухватившись за сук. Птица с любопытством наблюдала, как молодой альтанг не без труда извлек глубоко засевшую в стволе стрелу, а затем бросился вдогонку за отцом. Тот уже взгромоздил тушу на плечи, и вдвоем они направились на юг. На какое то время тишина вновь воцарилась под сенью древесных крон. Но ненадолго. Снова взрыхлили воздух черные крылья, и ворон сорвался с насеста. Его движения казались слишком стремительными для таких внушительных размеров. Ловко прыгая с ветви на ветвь, он двигался вслед за скрывшимися в густом подлеске альтангами. Высматривая добычу, он обычно поднимался выше и кружил над верхушками деревьев - так его зорким глазам было проще найти, чем поживится. Но сейчас в этом не было нужды. Звонкие голоса охотников прорезали терпкий лесной воздух, будто горячие ножи масло. По этому следу и шла птица, с одной лишь ей ведомой целью. Альтанги больше не искали добычи, и бдительность их угасла. Иначе они бы наверняка почувствовали взгляд бездонных черных глаз, неотрывно провожающих их к выходу из леса.
Помалу чаща расступалась, обнажая все больше поросших мхом опушек. Густой подлесок из ивняка и можжевельника сначала сменился редкими ивовыми зарослями, а затем и вовсе исчез, оголив могучие древесные стволы. Вскоре и они помалу расступились, открывая все больше заполненных светом просек. Древний лес еще не полностью поглотил склоны Ирдоны. В двух днях пути от границы вечных снегов он редел, и, в конце концов, полностью сдавался под натиском раскинувшихся лугов. Со всех сторон окруженные зубами горных пиков, эти скрытые равнины не были таким уж гостеприимным местом. То тут, то там сквозь травянистые ковры, будто старые кости, пробивались острые скалы. Вечно дующий с заснеженных вершин ветер, проносясь меж ними, становился жутким, воющим хором. Альтанги не давали землям сложных имен. Впервые услышав голоса здешних ветров, они нарекли их Воющими Лугами.
На одном из таких лугов, среди выветренных скал, ютилась деревня. У самой кромки леса уютно разместились три десятка хозяйств. По меркам самих альтангов деревню нельзя было назвать крупной - в глубоких горных долинах скрывались и гораздо большие селения. Ингвар бывал там, среди высоких каменных стен и башен, что рукотворными горами возвышались над головой. Два десятка зим тому на его лице было гораздо меньше морщин, а те стены и башни казались ему могучими, неприступными, будто монолитные скалы. Поначалу они дарили чувство спокойствия, защищенности. Ингвар даже лелеял мысль, что сможет остаться там и, наконец, укрыться от ветра из острых лезвий и горячей крови, что год за годом носится над землями альтангов. Много позже, взобравшись по осадной лестнице на гребень одной такой стены, Ингвар осознал, насколько обманчивой была их крепость. Он понял, что ни монолитные стены, ни крепкие ворота не защитят от пламенных сердец, бьющихся в груди воинов, идущих на приступ. И что кровь все равно будет литься - по каменной ли стене, по зеленой траве или по белому, чистому снегу. Наверное, в тот самый момент Ингвар принял это, и перестал мечтать о стенах. Раз за разом он возвращался сюда, в Последний Приют. И здесь, дома, он мечтал лишь о мире.
Впереди уже можно было разглядеть невысокий частокол, окружающий деревню. Из центра селения, прямо над частоколом, возвышалась плоская, как стол, скала, на которой был возведен Бражный Зал. Похожее на огромный, лежащий на земле, щит - в Последнем Приюте его попросту не с чем было путать. Вокруг него, меж скал поменьше, ютились дома альтангов. Лишённые каких либо украшений, незатейливые бревенчатые хижины могли выдержать самую лютую зиму, и самый могучий ветер. Привычно идя по проторенной вдоль леса дороге, Ингвар ощущал тепло где-то в глубине, под сердцем. Слабое, едва заметное, но неимоверно горячее - будто трепещущий огонек свечи в глубокой ночной темноте. Оно всегда посещало охотника на этой дороге, и любое, даже самое крохотное, путешествие Ингвар любил именно за его конец, и за этот самый лучик света. Ведь он всегда возникал на пороге родного дома.
Но в этот раз крохотный огонек давал жизнь каким-то чересчур глубоким теням. До деревни оставалось не больше четырех полетов стрелы, и с каждым новым шагом все ближе сходились брови на челе старого охотника. Что-то в облике деревни ему не нравилось. На первый взгляд все было обыденно - все тот же частокол и вьющиеся в небеса струйки дыма на фоне вздымающихся вдали гор, то же завывание ветров и шелест листвы близкого леса. Разве что овечьи отары не паслись выше по склону, но Ингвар не спешил приписывать это к тревожным знакам. Все вокруг дышало привычной безмятежностью и спокойствием. Миром. Но неясное чувство тревоги обезумевшей сойкой билось в груди, норовя проломить ее и вырваться на свободу.
- Отец, как думаешь, зачем они собрали Тинг? - вырвал Ингвара из раздумий Лейви.
Альтанг остановился, как вкопанный. Его взор быстро перескочил с недоуменного лица сына на деревню, а затем вернулся обратно. Открытие Лейви было столь же очевидным, сколь и ошеломляющим. И ошеломляло в нем в первую очередь то, что Ингвар сам этого не приметил.
- Ну надо же - усмехнулся Ингвар - Благодари Богов за свой пытливый ум, сын.
Лейви улыбнулся и кивнул, хотя его глаза все еще выражали полнейшее непонимание. Впрочем, сам Ингвар тоже едва ли понимал, что происходит.
Чуть заметная струйка дыма поднималась над Бражным Залом. Это могло означать только одно - в Зале пылало пламя очага. И пламя это зажигали лишь тогда, когда собирался совет всех семей Последнего Приюта. Тинг. Ингвар слыхал, что в крупных поселениях долин подобные собрания были обыденностью - исполненный важности ярлы редко принимали решения, не выслушав мнений всех своих подхалимов. Но здесь, в Последнем Приюте в частых сборищах просто не было нужды. Часто собираться на советы там, где главной бедой был мор среди скота, да неурожай овса не казалось такой уж хорошей мыслью. Тинг в Приюте никогда не собирался по пустяку, и уж точно не собирался поспешно. Ингвар наверняка знал бы о сегодняшнем сборе задолго до его начала. Но тем временем дым все так же, будто насмехаясь над суждениями охотника, поднимался ввысь.
- Отец... - прервал затянувшееся молчание Лейви - Как думаешь, что-то случилось?
- Поди знай... - вздохнул Ингвар - Что ж, пойдем и поглядим. Будь начеку.
Альтанги продолжили путь. Шаг их теперь стал стремительнее, и ни один не мог проронить ни слова, погрязнув в собственных тревогах.
Дорога подходила к концу, и вскоре альтанги уже могли разглядеть ворота. Над ними пролегала узкая галерея, и двое зорких охотников всегда наблюдали с нее за окрестностями. Этим утром Ингвар поприветствовал Одди и Иттан, уходя на охоту, и он был уверен, что встретит их на своем посту по возвращении. Но галерея была пуста. Серые глаза Ингвара превратились в щели, а рука тут же легла на плечо сына. Охотники остановились.
- Ворота открыты - тихо произнес Лейви, напряженно вглядываясь в деревню.
Ингвар и сам это видел. А еще он явственно видел, что ворота кто-то стережет. И этот кто-то даже издали не походил ни на долговязого Одди, ни уж тем более на рыжеволосую бестию Иттан.
- Знаешь, оставим-ка мы его пока здесь - с этими словам Ингвар сбросил тушу олененка в придорожные заросли кизильника.
Когда он заговорил снова, в его голосе звучало беспокойство, но в то же время в нем проявились уверенные, почти металлические нотки.
- У ворот я вижу мужчину, и я не помню, что бы у Одди было копье. Да и ростом он явно пониже. - произнес он - Гляди в оба и держи ладонь поближе к стреле.
Вдруг вспомнив лес и ворона на ветви, Ингвар добавил:
- Запомни, сын. Боги видят все. Владыка Воронов ничего не забудет, и по ту сторону Дороги воздаст нам всем по заслугам. Но еще он ничего не простит. Проливай кровь лишь тогда, когда уверен, что эту жизнь ты хочешь забрать. И не уповай на милосердие Богов, если ошибешься.
- Да, отец - прохрипел Лейви. Молодой альтанг выглядел растерянно. Ингвар не винил - Лейви был еще слишком молод. Он ободряюще кивнул сыну, и уверенной походкой двинулся к деревне.
Ворота Последнего Приюта угрожающе приближались. Правая рука Ингвара сама собой легла на пояс, поближе к торчащей наружу рукояти охотничьего ножа. Когда до частокола оставалось менее дюжины шагов - незнакомый воин поднял руку.
- Стой! - крикнул он и взялся за рукоять висящего на поясе клинка - Назовите себя, путники!
- Сперва ты. - спокойно произнес Ингвар, но все же остановился - Это ведь ты незваным гостем стоишь у ворот моего дома.
Воин опустил руку. Несколько мгновений он просто вглядывался в охотников, не убирая, впрочем, руки с клинка. Ингвар воспользовался этим, что бы лучше его рассмотреть. Незнакомец был одет в видавший виды кожаный доспех, на плече которого красовалась свежая заплатка. Голову воина венчал незатейливый, похожий на луковицу, шлем. Переднюю часть шлема украшала покрытая резьбой полумаска, мешающая охотнику увидеть лицо незнакомца. Тот же слегка склонил голову набок, вальяжно оперившись на копье. Ингвар не видел его глаз, но был уверен - они изучают его с той же пристальностью, с которой вглядывался в незнакомца он сам. Охотник вдруг осознал, что в облике воина что-то казалось ему странно знакомым. Быть может, стан, или то, как ловко воин перехватывал копье, или движение, которым он убрал поправил перевязь с клинком - Ингвар никак не мог разобрать. И, быть может, Боги почувствовали его смятение, и соблаговолили ему помочь.
Вдруг налетевший ветер со звонким хлопком развернул знамя над их головами, и, наконец, позволил Ингвару его разглядеть. На белоснежном полотне была изображена дикая горная кошка. Искусно вышитая угольно-черными нитями, она навечно застыла в стремительном рывке за ускользающей добычей. Ингвар помнил это знамя. Помнил, как реяло оно над тесным строем воинов, ощетинившимся стальным зубами копий. Как упивались они под этим знаменем кровью, и как славили Итну на телах поверженных врагов. Как белая ткань становилась алой, но ни разу не пала в грязь, под ноги врагам. Помнил, как он был одним из них, тех, что несли стяг Кошки, и как кровь его горела. Ингвар поморщился - то ли от воспоминаний, то ли от того, что старая рана на плече вновь заныла. А может, и от того, и от другого сразу.
- Гадкий Ворон? - с некоей осторожностью проговорил незнакомец, вырвав охотника из мутного омута воспоминаний.
Брови и челюсть Ингвара поспешили разойтись в разные стороны. Много раз глухим барабаном ударило сердце в груди охотника, прежде чем тот смог вымолвить хоть слово.
- Да, это мое имя - наконец нашелся он. - Но прости, я не узнаю тебя.
Воин усмехнулся, и свободной рукой стянул шлем с головы. На широком, некогда изрытом оспой, лице альтанга застыла ухмылка. В глазах цвета дубовой коры плясал озорной огонек. Ингвар знал, что огонек этот горел почти всегда - хоть у костра с полным рогом вина в руке, хоть в стене щитов со стрелой, пронзившей бедро.
- Гуннар! - только и смог воскликнуть он, от удивления позабыв все остальные слова.
- Вот уж не думал я встретить тебя, Гадкий Ворон! - рассмеялся тот и шагнул к Ингвару.
Ингвар с трудом верил своим глазам. Перед ним стоял не кто иной, как Гуннар Каменный Кулак. Некогда служивший сотником ярлу Браги Хмелевару, он слыл умелым и славным воином даже за пределами Зубчатой Короны. И Ингвару выпала честь некогда воочию убедиться, что его слава - вовсе не пустая трактирная болтовня. Не раз он стоял в бок о бок с этим могучим воином, и каждый раз благодарил Богов, что ему не выпало несчастья быть по другую сторону его меча . Немногих людей под этим небом он мог бы назвать своими друзьями - но если бы его спросили, то имя Гуннара прозвучало бы одним из первых. Охотник отметил про себя, что в те славные дни в бороде Каменного Кулака было гораздо меньше седины. Впрочем, Ингвар был уверен, что и в его собственных волосах белых прядей прибыло. Воины, некогда делившие друг с другом славу в битвах, обнялись.
- Стало быть, тебе по нраву тишина местных лесов? - произнес Гуннар, отступая. Его взгляд переместился на Лейви, и его улыбка вмиг стала чуть лукавой.
- Неужели ты настолько ослаб, что тебе теперь нужны помощники? - произнес он. - Я помню дни, когда ты мог и сам носить свой лук да стрелы.
- Это мой сын, Лейви. - рука Ингвара растрепала волосы молодого альтанга - И он уже вполне может носить свой собственный лук.
Не без удовольствия старый охотник отметил, что челюсть Гуннара тоже потянулась к холодной земле. Короткое мгновение лицо воина выражало лишь потрясение, но оно быстро сменилось привычной широченной улыбкой.
- Тогда здравствуй еще раз, Лейви - произнес он, и протянул тому руку - Да не хмурься так, становишься похож на лягушку.
Лейви зарделся багрянцем, но хмуриться не перестал. С некоторой опаской он протянул руку в ответ, и предплечье молодого альтанга утонуло в широкой, испещрённой мозолями, ладони. Воин дружелюбно хлопнул его по плечу, а затем вновь обернулся к Ингвару
- Я уж был готов подивиться, что вижу тебя так далеко от мест, где еще нужны умелые клинки - произнес он, лукаво подмигнув. - Но, стало быть, даже Гадкий Ворон не смог уклонится от кое-какой стрелы, а?
- В тени здешних пиков гораздо больше ценятся умелые пахари да охотники, а не воины, друг - проговорил он, указав на перевязь с клинком - Так что увидеть тебя здесь для меня - не меньшее удивление.
Будто туча, пробегающая по солнечному диску, мимолетная тень мелькнула на лице Каменного Кулака.
- Смутное нынче время, Ингвар - произнес он, и в его голосе заметно поубавилось веселья - И, кажется, Боги заготовили на наш век еще несколько свар.
Ответ Гуннара вмиг вернул отступившее было беспокойство. Ингвару показалось, что веселые огоньки, еще мгновение назад весело плясавшие в глазах друга, несколько потускнели.
- Забери-ка оленя и отнеси матери. - обратился он к сыну, и очень старался, что бы голос его не казался встревоженным- Мы с Гуннаром потолкуем, и я скоро вернусь.
Лейви раскрыл было рот, но слова так и не сорвались с его губ - взгляд отца мигом пригвоздил его к земле. С раздосадованной миной он поспешил повиноваться. Лишь когда, пригибаясь от тяжести туши, он скрылся в глубине деревни, Ингвар заговорил вновь.
- Думается мне, что ты прибыл не со мной повидаться, да не сыру местного отведать- тихо произнес Гадкий Ворон.
- Шесть дней тому к Зеленой Скале прибыла весть от ярла Гарда. - медленно, словно вытягивая из себя слова, произнес он. - Гонец был едва жив. Никогда не видел, что бы кто-то так быстро добирался ногами от перевалов до Скалы. Видимо, лошадь сломала себе ноги, и ему пришлось бежать от самого Перехода. И вести, что он принес, вызвали в Скале смуту.
Затем он замолчал, будто задумавшись о чем-то своем. Когда он продолжил, даже тени недавнего веселья уже не было в его голосе.
- Предгорья в огне, друг мой. Гард собрал всех, кто может держать меч, но его войско было разбито в излучине Норовистой. Думаю, к нашему разговору Дубовище уже можно назвать Пепелищем.
Губы Ингвара сами собой сжались в тонкую, белую полосу. Нельзя было сказать, что он сильно уж удивился. Да и испугать его тут тоже было нечему. Танги сражались и гибли тысячу лет назад, сражаются и гибнут сейчас, и Гадкий Ворон был уверен, что пройдет еще одна тысяча лет, но ничего не изменится под этим небом. Каждый танг, будь он рожден в тени величественных пиков Короны, под сенью древних лесов севера или у холодных морских вод, будь он ярл, воин или пастух, был готов пройти Дорогой Ворона, и отправится на Ту Сторону, что во власти Богов. История тангов - это песня клинков и крови, где сильный всегда побеждает слабого. Ярл Гард просто оказался слабее того, кто теперь получил его земли.
- Пусть так - улыбнувшись, прервал он молчание Каменного Кулака - Но и что с того? Это не первая и не последняя война. Кто же теперь хозяин Предгорий? Помнится, Фастрид все желал себе больше земель. Неужели у Волосатой Спины наконец не только спина волосатая?
Гуннар отвел взор, и он вдруг будто бы оказался прикован к далеким вершинам, утопающим в снегах. Это несколько смутило Гадкого Ворона. Он сжал плечо друга, заставив того вновь взглянуть себе в глаза.
- Чего ты не рассказал мне, Гуннар? - спросил он, глядя в глаза друга. - И как это все связано с нами?
Гуннар лишь вздохнул.
- Это не обычная свара, мой друг. - произнес он, и каждое его слово будто весило целый пуд - В Предгорьях сейчас беснуются не враги Гарда, но враги всех тангов. Они пришли под знаменами Легионов.
Ингвару показалось, что вечно воющий ветер вдруг притих. Будто поздней весной, когда природа вокруг погружается в тишину перед грозой - лишь что бы разразится громовым раскатом. Пришел и его черед внимательно вглядывался во вздыбившийся исполинскими зубами горизонт.
- И много их? - тихо спросил он.
- Трудно сказать. Гарда они каким-то чудом умудрились застать со спущенными портками. - почесал бороду Гуннар - Да ты и сам помнишь, что такое эти южные Легионы. Даже если там только один - это все равно больше, чем Гард смог бы собрать со своих земель.
' - И больше, чем сможет собрать Зеленая Скала тоже' - подумал Ингвар, но промолчал. Он хорошо помнил, чем были Легионы Юга. Старая, давно зажившая рана все еще ныла, напоминая о них.
- Мы здесь по велению Кошачьей Лапы. - будто предугадав ход его мыслей, сказал Гуннар.
- Стало быть, Халькель тоже думает, что Легионы в Предгорьях не останутся? - хмыкнул Ингвар
- Что думает ярл - ведомо ему самому, наверное. - ответил Каменный Кулак - Да вот думы его, сдается мне, не совсем уж безмятежны. Иначе он бы не стал бы рассылать отряды по всему Острогорью.
- И сколько таких он отослал?
- Мы ушли восьмыми. - лицо Гуннара приобрело сосредоточенное выражение - Кажется, после нас должны были еще выступить на восток, к Черным Ручьям.
Ингвар вздохнул. Многое прояснилось после разговора с другом, но менее тревожным день все же не становился. Его взгляд снова отправился в путешествие по горным пикам, но в этот на них он не остановился. Замер он лишь тогда, когда стали видны едва заметные струйки дыма над крышей Бражного Зала.
- Что ж, думаю, стоит пойти да послушать, о чем там говорят. Надеюсь, к ночи мы еще перекинемся парой слов - с кривой улыбкой произнес он.
Обменявшись крепкими рукопожатиями, старые друзья вновь расстались - на этот раз ненадолго. Охотник уже скрылся в широком зеве ворот, когда с негромким хлопком на галерею села исполинская черная тень. Сложив огромные крылья, какое то время она была неподвижна - будто застывшая в черном обсидиане горгулья, стерегущая ворота. И лишь спустя долгие мгновения, когда резкий порыв ветра вновь развернул перед воротами знамя с черной кошкой - тень встрепенулась, и утробное карканье отправилось за эхом к далеким горам.