Говорили - я вернулся с того света - я молчал. Говорили - я стал главой Клана - мне было всё равно. Да нужна мне эта власть - разве это вернёт мне тебя? Как знать... Дракула, наверное, предполагал, что - да... Так или иначе - ХХ век я проспал и пропустил, я бежал от себя и видел сны, и во снах мы были вместе...
Явь оставалась одинокой и серой, век проходил мимо, ветром унося от меня листы своей книги, открыв лишь несколько, превращая их в странные нездешние цветы...
Одним из них был Орландо. Он и правда - как цветок, ярко- синий анемон - нежный и прекрасный: большие ярко-синие глаза в тени длинных ресниц, волнистые чёрные волосы почти до пояса, тонкие черты лица... что-то есть в нём от куклы-мальчика, ставшей ныне модной, так же хочется смотреть и любоваться на него, получая изысканное наслаждение.
Орландо... я словно нарисовал его на холсте своей реальности... точнее, всё началось с татуировки, рисунка на коже, оставленного в XVI веке рукою Бертрана - на груди Орландо красовалась маленькая мантихора с его лицом. Я так аккуратно, бережно снял её вместе с кожей - а что ещё делать с хранителем ценной реликвии, которому она в тягость? Конечно же, отобрать, раны вампиров заживают быстро, всего через несколько минут не осталось и следа. Начиналось всё с картинки и нескольких капель крови, а продолжилось... с Орландо по-другому нельзя. Мы были почти влюблены друг в друга! И я даже простил ему всё, что он замышлял против меня четыре века назад. Но, как мы ни развлекались, я не мог забыть тебя, Бертран! И... закончилось с ним тоже как всегда - скандалом! Как он только посмел ревновать к письмам, которые я от отчаяния писал тебе днём в надежде, что ты когда-нибудь вернёшься и прочтёшь их... Да, я опять впал в безумие, мне нужна была кровь, много крови, чертовски много... О, как он красиво летел из окна - горный орёл позавидует - он же всё делает красиво, хоть и бестолково. Итак, один цветок моей любви завял, не успев распуститься. Какая любовь, когда сердце давно отдано...
Другим цветком - алым, как дикий мак, стала Мануэла. Она неуловимо напоминала мне мою сестру Рэнью, и неспроста. Странно встретить далёкого потомка родной сестры. Мануэла... перестук каблучков, перезвон струн, шелест длинной цыганской юбки, огонь и танец фламенко. Мануэла... вначале только слова: "Дай руку, погадаю... ты найдёшь того, кого любишь". Этого хватило, чтобы я украл её, увёл, унёс от прежней жизни навсегда.
Я и не думал обращать её, но иногда кровь выбирает сама, и притом никогда не ошибается. После обращения Мануэла расцвела, как черно-алая роза, став ещё прекраснее.
Третьим цветком - белой водяной лилией-ненюфар стал я сам... маленьким огоньком свечи в ладонях Великой Богини - Матери Миров. Не память - витраж, битое стекло, осколки, разбросанные повсюду, и не сложить их воедино... Осиное гнездо лаборатории Генриха де Люзиньян... странная прозрачная жидкость, дух которой, не вынося присутствия крови, рвётся наружу, а искры лишь ускоряют реакцию, доводя почти до взрыва... бесконечное падение во тьму... или полёт? И шёпот Мануэлы: "Эрнан, вернись!" Так кончилась или замерла в полуночи богов ещё одна моя жизнь, оставившая следы одиночества и безысходности... чтобы вновь начаться спустя полчаса.
И снова - смена картинок, снов, декораций...
Безумная, беспросветная Италия и разбитый венецианский карнавал... облачившись в костюм феникса - я ведь и правда сгорал и возрождался - я потерял себя, и пустотой глазниц сломанной маски смотрела Смерть, которую я нес, как свой великий дар празднующим. Я утешился, да и то ненадолго, лишь устроив пожар. Тому, кто пытался окружить меня "любовью и заботой", вырастив вокруг золотую клетку, получил в ответ лишь ненависть. Я не хочу вспоминать имён.
И снова клетка - на этот раз железная... Легендарные Дельфы... дикая смесь безумия, боли, плена, голода... века дремавшие струны вновь проснулись натянутыми до предела, чтобы медленно обрываться... до предела, до грани, до одержимости, до вспышки бешеным пламенем древнего духа, сошедшего из небытия и Предвечного Огня прямо в моё сердце, откликающееся с каждым биением:
Я... Морхоннэр...
Как лава, готовая извергнуться из недр земли...
И - как ответ - ещё не время...
И под конец - долгий танец обмана в подземном святилище, финал которого зависел от победителя - лучи солнца или вечное подчинение, заклятое на крови...
И приказ - петлёй на шее, ожидающий первого жреца...
И снова - сны...
Наступил новый век, и я проснулся - сам! - и стал искать тебя. Не могу забыть страшной ошибки своих поисков. Да, я тогда нашёл одного, как две капли воды похожего на тебя! Я даже обратил его... но не прошло и десяти минут, как я отправил его к предкам - да-да, именно к ним! И это привело к весьма странным последствиям. Воистину боль и радость всегда где-то рядом. Потом стоило мне увидеть кого-то, хоть немного напоминающего тебя, как на меня словно находило кровавое помешательство.
Я танцевал, и мой танец подхватывал огонь в чашах... Я кружился, медленно снимая одежду, скрывающую мою истинную сущность, нарисованную тобой на моей коже, искрящуюся и переливающуюся нитями пламени... Я чувствовал - почти слышал, как в Лахатаре обсуждают, а то и осуждают меня - впервые танец Саламандры настолько откровенно выставлен нагишом напоказ! Но что эти слова для ступившего на путь Тёмного Пламени, идущего по нему, как по лезвию ножа? В свой танец, прямо как в лахатарскую мозаику, я вплёл ожидание и надежду, ярое пламя и торжество крови, одиночество и тихие шаги по грани сна и яви и свою непреходящую безумную любовь и страсть к тебе, возлюбленный мой! Я почти видел тебя рядом... и если бы знал...
Но было ещё рано.
И один из тех, кто не так уж давно хотел уничтожить меня, теперь стоял восторженный и коленопреклонённый передо мной. Альбер... он был похож на цветок, на белоснежный гладиолус, мимо которого невозможно пройти, и, почувствовав тонкий, еле ощутимый аромат, не сорвать. И я снова поддался соблазну, зная, что когда найду тебя, ты будешь ревновать меня к ним всем, и, скорее всего, побьёшь меня... О, да я бы, не задумываясь, отдал все эти ночи с ними за одну... нет, даже за один удар плети в твоей руке! Как это ни странно бы звучало, но я соскучился и по ней, по свинцовым шарикам, по железному когтю... Да, ты будешь ревновать, хоть и, наверное, поймёшь меня, но вряд ли простишь, постоянно напоминая, что я без тебя посмел найти ещё кого-то.
Заигравшись своей новой игрушкой - белым цветком, таким прекрасным в ночи! - я сминал его в руках, разбрасывая нежные лепестки по тончайшим шёлковым простыням, забрызгав их его кровью. Он ведь бессмертный, его не сломать так просто, да и зачем - это всего лишь игра! Он всячески подыгрывал, пока однажды не повернулся, глядя мне в глаза: "Хватит! Довольно! Я ухожу!" В тот миг он был такой трепетный, такой ранимый, почти прозрачный... Я мог бы приказать ему остаться, но какое мне удовольствие от приказа? Я отпустил его, снова оставшись один.