Я долго не мог найти в себе силы продолжить писать. Днём я стал уходить спать, хотя теперь мне это вовсе не обязательно, но я будто жду какого-то знака или откровения во сне.
Роза, которую я принёс около месяца назад, высохла и почернела. Джеймс добавил к ней ветки лунарии, жёлтого бессмертника и физалиса. Я долго рассматривал все эти прозрачные, серебристо-перламутровые цветы, яркие пушистые соцветия, похожие на спящих крохотных цыплят и неувядающие оранжевые сердца, хранящие огонь Самайна. Каждый вечер темнота наступает чуть раньше - как шаги, тихая, но уверенная поступь. Распахнул окно навстречу осеннему ветру, и, шелестя, вторят его зову чёрная роза, лунария, бессмертник, физалис... Nigredo, Albedo, Citrinitas, Rubedo...
Шаги... За окном трижды прокаркал ворон. Откуда он здесь, в городе? Наверное, мне почудилось.
Чёрное перо медленно опускается на подоконник.
Это знак. Я открыл тетрадь.
Меня вновь охватили сомнения: это ведь не моя жизнь и не мои тайны! Бертран доверил мне рассказ о себе, но стал бы он делиться своим прошлым с другими? Не предаю ли я его? А когда он вернётся - я ни на миг не сомневаюсь в этом! - вдруг он, узнав, с тёмной горечью во взгляде будет долго и невыносимо молчать, словно отрицая моё существование...
Я не хочу причинять ему боль.
Или, что ещё хуже, пока я буду на охоте или где-нибудь вне дома, сюда явится кто-нибудь из вампиров Клана... Джеймс ведь не сможет противостоять, каким бы художником-волшебником он ни был, но он человек! И этот непрошеный гость всё увидит в его мыслях, прочтёт, как раскрытую книгу, а потом зайдёт в комнату и вытащит из ящика стола саму книгу или, вернее, тетрадь. И пойдут гулять слухи и сплетни, приукрашенные бурной фантазией - вначале по Клану, а потом просочатся и в другие... Мне всегда - как до обращения, так и после было наплевать на собственную репутацию и моё положение в обществе или в Клане. Но Бертран... получится, что я - да что говорить? - прямо или косвенно повинный в его гибели теперь ещё и очернил его? Клянусь собственной кровью, я так не могу!
Я начинал писать. Останавливался. Снова продолжал. Пролистал назад и один за другим вырвал листы из тетради, скомкал и побросал один за другим в окно, в осеннюю ветреную ночь, поджигая их взглядом на лету: библиотека Лахатара - более подходящее место. Не знаю, как я не устроил пожара. И в очертаниях пламени увидел знакомый профиль Тарна, моего брата, а ныне лахатарского библиотекаря:
- Эрнан, я устал разбирать по страницам обрывки, хотя мне очень интересно. Пиши всю книгу целиком, а сжечь всегда успеешь.
- А если она попадёт к кому-нибудь из вампиров? Я не хочу!
- В этом я тебе помогу. Если кто-либо возьмёт её без твоего ведома, обложка и края страниц вспыхнут пламенем в его руках, но текст останется нетронутым.
Вместо того чтобы быстро выгореть до пепла, скомканный и охваченный огнём лист бумаги вдруг с порывом ветра влетел назад в комнату. Он завертелся, очертив круг прямо на раскрытой тетради, и я будто расслышал слова: "да будет так!". И маленькая шаровая молния ринулась обратно, рассыпавшись за окном серыми хлопьями с угасающими искрами.
Я погрузился в воспоминания...
Бертран продолжал свой рассказ:
Проснувшись следующим вечером после заката, я нашёл себя лежащим на земле, вздрогнул и даже прослезился, не ощутив цепей на руках и ногах. Помедлил, пытаясь запомнить это новое ощущение: я проснулся свободным. Поднялся и направился из подвала наверх. Луна взошла над склонами гор узким растущим серпом, в весеннем темнеющем небе багряными отсветами на серо-лиловом бархате облаков угасали последние отголоски заката. У них был манящий и терпкий вкус, и лишь тогда голод напомнил о себе. Я поднялся в воздух, словно глотнул кристально-чистого тёмного хрусталя с лунными отблесками, растворённого в сумерках...
Впервые я пил столько крови, сколько мне хотелось, без оглядки и ожидания, что после двух-трех глотков я услышу в голове хрипловатый голос, словно удар: "Довольно! Хватит!" После тех нескольких лет я привык довольствоваться малым её количеством, и голод чувствую не сразу после пробуждения, как большинство вампиров, а через час или два. В ту первую свободную ночь я пил кровь двоих, но отпустил своих жертв, лишь только почувствовав, что они начинали слабеть. Я сразу ощутил, что силы мои возросли почти вдвое.
Я не торопился показываться людям или объявлять о своём возвращении в замок. Внешне я лишь отдалённо напоминал того, кого мои прежние подданные считали своим господином. Тогда я ещё не знал, сумею ли остаться сеньором в своих владениях, появляясь только ночами, но ведь Жильбер каким-то образом считался управляющим замка. Мне нестерпимо хотелось вновь встретиться с Арно, я очень скучал по нему. Теперь не надо было унижаться и просить позволения отпустить меня к нему в щемящем ожидании, что этот безумный деспот Жильбер придумает потом в наказание, считая слабостью то, что после обращения я не перестал любить сына.
Близилась полночь, когда я появился в поместье. Арно уже спал. Я погладил его по белоснежным шелковистым волосам, разметавшимся по подушке, и от этого прикосновения к единственному родному существу, ради которого я держался все те годы, я вновь ощутил себя по-настоящему живым, а не вернувшимся с тонкой грани боли и отчаяния.
- Папа? - прошептал Арно и приоткрыл глаза. - Ты снишься мне?..
- Почти... - я попытался улыбнуться. Хорошо, что в темноте он не увидел моего лица.
- Отец! Ты приехал!
Он поднялся и обнял меня:
- Ты так редко приезжаешь... и всегда ночью. Днём у тебя, наверное, важные дела?
- Да...
Я следил за тем, чтобы он не замечал во мне никаких перемен, и только, обхватив меня руками, он спросил:
- Тебе холодно?
- Ночи ещё холодные, - заметил я.
- Ты опять утром уедешь?
- Да, - вздохнул я. - Но теперь мы будем видеться чаще.
- Жаль... я так скучаю и по тебе, и по замку... и по маме тоже... ты уехал после того, как она умерла...
Он погрустнел и замолчал ненадолго.
- А правда, что ты женился во второй раз на герцогине или принцессе, кажется... и теперь живёшь при дворе, а в замок приезжаешь редко?
- Что? Я?? Кто тебе это сказал? Это опять сплетни, которые от скуки придумывают соседи?
- А я уже начал думать, что ты прячешь меня в этом доме от своей новой жены или даже... от моего младшего брата, ты хочешь сделать наследником его, а не меня... потому что мама... не была принцессой... - он сжал губы, едва сдерживая слёзы.
- Что ты такое говоришь?! Йерри была нашего рода! Я не забыл её, и у меня нет второй жены. Я вряд ли вообще когда-нибудь женюсь, и ты - мой единственный сын и наследник.
Глаза Арно засияли. Он схватил мою руку обеими руками.
- Прости, что я плохо думал о тебе, отец, прости! Я так долго не видел тебя, что уже не знаю, что случилось, и поверил этим слухам.
- Если хочешь убедиться, можешь прямо завтра утром переселиться в замок. Я напишу распоряжение.
Арно даже вскрикнул, в его взгляде смешались удивление и радость, и он не мог вымолвить ни слова и лишь прошептал тихо, одними губами:
- Домой...
В его мыслях тогда я не нашёл воспоминаний о гибели Йерри и о том, что Арно видел её убитой. Скорее всего, Жильбер стёр это из памяти мальчика, чтобы Арно никому не рассказал. Арно помнил только похороны, на которых я не был. Мои подданные думали, будто тогда я не смог вынести горя и тяжело заболел, что было почти правдой, учитывая, в каком состоянии я находился накануне обращения. А когда выздоровел, назначил управляющего и поспешно покинул свои владения.
В предыдущие наши встречи от Арно я узнал, что он свёл знакомство с Алессандро, художником, итальянцем по происхождению, который возвращался на родину, но попал в грозу, сбился с дороги и искал ночлега в доме. Арно был так восхищён его работами, что и сам захотел учиться живописи и просил художника стать его учителем. Мастер отложил свои дела и согласился. Поначалу Арно боялся, что я не одобрю его занятия, весьма странного для дворянского сына и наследника. Вопреки его опасениям, я понял порывы его души. Он показывал мне свои рисунки, и я нашёл их весьма достойными внимания, особенно для столь юного возраста - ему едва исполнилось одиннадцать лет. У мальчика явно были способности и талант. Я видел и картины его учителя - большей частью портреты, и они произвели на меня сильное впечатление. За время обучения Арно уже неплохо стал говорить по-итальянски. Он увлечённо рассказывал мне о рисунке и живописи, о разных техниках и о том, как правильно смешивать краски и наносить их на холст, и я снова узнал в сыне отражение себя самого: раньше и я не был чужд живописи, и у меня был учитель-художник. Правда, в отличие от Арно, для меня это было частью дворянского образования, как умение писать стихи или игра на лютне.
- Я никому не говорил, что ты приезжал ко мне - всё равно бы не поверили, сказали, что это сон. А я первую свою картину закончил! Хочешь, покажу?
- Конечно. Только не перебуди весь дом.
Он взял свечу и как был - босиком и в рубахе - повёл меня в мастерскую. Огонёк колыхался, и плясали тёмными очертаниями тени.
Арно показал мне портрет девушки с виноградной гроздью в руке.
- Это Жанна, дочка нашей горничной, она позировала мне.
- Она тебе нравится?
Арно нахмурился, вероятно, впервые задумавшись над этим вопросом:
- Не знаю. Однажды вечером она принесла нам виноград, и Алессандро сказал, что она похожа на нимфу. Тогда я и подумал написать её. А если бы он не сказал, мне бы, наверное, и в голову не пришло. Правда, не совсем так, но это моя первая картина. Учитель указал мне на мои ошибки.
- Для таких лет у тебя талант.
- Он тоже так говорит. Ещё он сказал, что если я и дальше буду делать успехи, мне следовало бы продолжить обучение в Италии.
- Я с ним согласен. Когда тебе исполнится хотя бы четырнадцать, ты действительно сможешь отправиться с ним в Италию.
Арно слегка погрустнел: перспектива казалась ему неизмеримо далёкой.
- Я думал, уже можно... - он вдруг потянулся ко мне и зашептал, - у учителя какие-то дела во Флоренции, недавно гонец с письмом приезжал. А если он уедет, то надолго. Может, отпустишь меня с ним? Пожалуйста... А если он не сможет вернуться? Что тогда?
- Мы найдём тебе другого учителя.
- А другой... вдруг он скажет, что я ничего не умею?..
- Не пугай себя. Ты знаешь, что ты - мой единственный сын и наследник.
Он вздохнул.
- Подожди. Может, Алессандро никуда не поедет.
- Я ещё одну картину написать хочу, тоже портрет, но пока только наброски делаю. Учитель говорит, что я слишком тороплюсь, и терпения у меня мало. Правда, у него все ученики были старше меня.
- Вот именно. Не торопись.
Мы вернулись в комнату. Арно тёр глаза, борясь со сном, чтоб хотя бы ненадолго продлить нашу встречу, рассказывал обо всём, что узнал и чему научился. Преуспел он не только в рисунке и живописи, но и, как всякий дворянин, в фехтовании, танцах, был прекрасным наездником. Несмотря на то, что Йерри назвала его в честь менестреля Арно Даниэля, стихосложение и игра на лютне не давались ему. Он очень ценил поэзию и музыку, но любил читать и слушать. У него был другой дар.
- Мне пора, - сказал я и погладил Арно по волосам.
- Как? Уже? - он будто проснулся. - Ещё темно... ты вроде обычно на рассвете уезжаешь.
Он всё никак не мог угомониться и лечь спать. При нём я не мог шагнуть в окно и улететь, растворившись в темноте ночи, но и стирать воспоминания собственного сына мне тоже не хотелось. Я уложил его в кровать и поцеловал в щёку: "Спи, Арно. Пусть тебе приснятся самые прекрасные сны".
Прошёл по комнатам, чтобы пополнить силы кровью спящих в доме людей, но так, чтобы никто ничего не заметил. И начал с Алессандро, желая понять, что он за человек. Из трёх глотков я попытался извлечь как можно больше о нём и о его судьбе. Да. Ему вполне можно доверить обучение сына.
До рассвета я отправил в замок гонца с письмом, в котором говорилось, что прежний управляющий уехал ненадолго, но в дороге с ним случился приступ, и он скончался. Жильбер не выглядел молодым, да и бледность его люди считали нездоровой, так что весть не вызвала никаких подозрений. Новым управляющим я назначил начальника гарнизона и выбрал в помощь ему нескольких верных мне людей. В письме я упомянул, что Арно может переселиться в замок, когда пожелает, и что вскоре я собираюсь вернуться в родные края.
Никогда раньше я не видел моря... В ту ночь не было видно ни луны, ни звёзд, и небо затянуло тучами, когда я впервые ступил на берег, и море - бушующее, штормовое - пленило и заворожило меня своею неистовой и мрачной красотой и бескрайней свободой. Околдованный его зовом, я сбросил одежду и ринулся бегом в его ледяные волны, захлестнувшие меня с головой, а я рассмеялся в ответ. Кажется, какие-то люди кричали мне с берега, думая, что я иду на верную гибель, но ведь я был другим, бессмертным существом. Я плыл почти до самого горизонта, словно растворяясь в волнах, я сроднился с ними, и будто чьи-то ласковые руки тянулись ко мне - тысячи рук в одеждах из чёрного шёлка, отороченных кружевом пенных барашков. Они принимали меня, обнимая, любовно заключив в свои объятия. Весь мир там, на суше, словно перестал существовать. Играючи я уже мнил себя неким морским созданием, вампиром, обитающим на каком-нибудь острове: днём я бы спал в пещере, а ночами заманивал рыбаков и моряков. Или, быть может, на время поселился бы на заброшенном корабле, отданном во власть всем ветрам. С прекрасной нимфой, дочерью моря мы бы предавались любви у кромки воды, заключив друг друга в страстные объятия...
Лишь начавшаяся гроза - ранняя, самая первая в ту весну - вернула меня от пропитанных ночными волнами видений яркой и близкой вспышкой молнии. Я повернул назад.
Я вышел из моря под струями ливня, став в ту ночь каким-то новым, будто шторм смыл с меня время плена, одарив безумным упоением всеобъемлющей свободы - выстраданной, долгожданной, но так внезапно обрушившейся на меня, и этот прибой до сих пор пульсом бьётся во мне, стоит лишь вспомнить о нём.
Одежда моя вымокла на берегу, я чувствовал голод, но не спешил уходить.
Голос моря, поселившийся во мне, часто преследовал меня во снах. Около месяца я жил в Марселе. Лишь только смеркалось, я выходил в порт, пил кровь моряков и путешественников, ища в ней воспоминания о других странах и землях. Говорил с торговцами, интересовался разнообразными редкостями и диковинными вещами, не открывая своего настоящего имени, но выдавал себя за дворянина, интересующегося книгами, знаниями и наукой. Присматривался к людям и к собственным способностям, привыкал к вампирской жизни - к новому себе. Я чувствовал, что однажды выйдя на берег, шагну, как заколдованный, навстречу тем грёзам, раз и навсегда выбрав свою судьбу. Но это означало больше никогда не увидеть Арно, а я не был готов к такой жертве. Я покинул Марсель и отправился в Тулузу, намереваясь пробыть в этом городе пару недель, а потом вернуться в замок Шандори.
Весна была в самом разгаре. Иногда я взбирался на крышу и, вдохнув доносящийся из садов тонкий аромат распускающихся весенних цветов, поднимался в воздух и летел по ночному небу, различал созвездия, а некоторые звёзды знал по именам. Я звал их, смакуя на губах вкус каждой, словно капли дождя или крови, далёкие искры небес ...
Я улетал прочь из города и гулял по ночным горам, невысоким, поросшим весенними цветами, приходил к водопаду и купался в его ледяных струях. Вода будто наделяла меня своей силой, особенно при луне. Однажды полная луна взошла медно-красной, и я, не удержавшись, пил её багряный свет. Вкус его был словно давним, забытым, но очень родным: красное вино, первые ягоды, гроздь винограда, нектар, нежность лепестков розы, цветы мака в поле, блеск рубинового кристалла и кровь с её безудержной властью... каждый глоток был разным. Но это было лишь отражением, медным зеркалом, словно лунная дорога на водной глади. Под нею таился провал, бездонная глубина: запах прелой листвы, хлопанье крыльев ворона, тёмное небо, ласковый взгляд бездны сквозь пустые глазницы - ядовитая капля на дне чашечки неестественно чёрного цветка, какие прорастают лишь в видениях. Незабвенно горький и сладостный вкус, и я влюбился с первого глотка. Круглое лицо луны вдруг постепенно начала скрывать тень, хотя на небе не было ни облачка. Она словно пряталась за тёмным покрывалом и вдруг повернулась ко мне своим тайным и чёрным ликом...
Я слышал о затмениях солнца и луны ещё в раннем детстве от отца, но знал, что их можно наблюдать крайне редко. Молва почитала эти небесные знамения зловещими, но я не верил: я и сам появился на свет во время затмения солнца.
Я собрал эдельвейсов, что росли на самой высокой вершине тех гор, сплёл венок, словно для возлюбленной или невесты, и, вернувшись к водопаду, опустил в реку - так, чтобы вернувшаяся из тени луна примерила его, отразилась в нём. Красная луна была последней дамой моего сердца, она смеялась надо мной, как смеются над поклонниками. Быстрая река увлекла венок вниз по течению, но прежде чем он скрылся из виду, я услышал вдалеке то ли вздох, то ли хохот. Из воды показалась голова речной нимфы, её рука одним движением набросила венок на длинные светлые волосы, мокрые, спутанные вперемешку с тиной и водорослями. На миг ундина замерла, но, заметив меня, скрылась в воде. Всё это произошло слишком быстро даже для вампирского взгляда, и потом я не мог вспомнить, было ли то наяву или почудилось в грёзах, навеянных луной.
Но однажды в дождливую ночь я вернулся в дом, где жил тогда, и меня охватило странное чувство... словно зёрна граната рассыпали на стекло, и каждое при падении разбилось, превратившись в маленькую алую каплю. Вначале я подумал, что дождь усилился, но это была будто смесь крови и воды с запахом тумана, облаков, полыни, сырой земли и дороги - столь дальней, какой мне тогда ещё не приходилось испытать. Было в ней и то, что я знал со времени обращения, но не мог подобрать слов: связь или нить, не родственная, но новая, будто искала, а теперь нашла меня и начала звать - вначале тихо, а потом всё настойчивей. Она не знала моего имени, на её зов откликалась кровь, что бежала по моим венам. В какой-то миг я даже почувствовал себя пойманным в багряную сеть и противился, не понимая, что это. Днём во сне я вновь увидел себя в этом кровавом коконе, а чей-то голос повторил несколько раз, словно приказывал: "Явись в Трансильванию! В замок Бран!"
Тайный голос усиливался, но я не ощутил в нём ничего враждебного. Казалось, если я промедлю ещё неделю, зов начнёт преследовать меня, постепенно превращаясь в наваждение, а потом и в безумие.
Раньше я слышал о замке Бран от Жильбера. Перед тем, как покинуть Францию, я решил уточнить местонахождение данной крепости, но карты того времени передавали лишь весьма приблизительный план. Мне предстоял долгий путь через множество земель, север Италии и Венгрию, а перелёт ночами, даже если очень спешить, занял бы больше недели. Улетая, я следовал не карте, а тому чувству или алой путеводной нити, и чем меньше было расстояние, тем сильнее она звала и тянула меня, безошибочно указывая направление.
Вампир передвигается по воздуху быстрее всадника, как говорится, "со скоростью ветра", но как ветер может быть тихим или порывистым, так и скорость вампира зависит от его силы. Я слышал, что самые могущественные вампиры могут лететь подобно урагану, но мне, тогда ещё недавно обращённому, до этого было далеко. Не раз за ночь мне приходилось спускаться на землю, чтобы передохнуть и отыскать жертву для восстановления сил: в продолжительном полёте я растрачивал их гораздо быстрее обычного.
Я не стану описывать все подробности пути, хотя многое интересовало и удивляло меня. Впервые я оказался так далеко от родины в чужих городах и странах, и это одновременно влекло и волновало: отдаляясь от замка, я отдалялся от Арно, единственного своего сына, которому тогда было всего одиннадцать лет. Я переживал, как бы за время моего путешествия с ним не случилось ничего дурного, ведь расстояние от Марселя или Тулузы до замка Шандори я смог бы преодолеть за два-три часа.
В дороге я много думал о встрече, которая мне предстояла. Терялся в догадках: мне приказали явиться, чтобы представиться и показаться, как новому свободному вампиру Клана, или же мне предъявят обвинение в убийстве своего наставника. Я склонялся к мрачной мысли, что скорее второе, но вовсе не хотел ради слов оправдания снова ворошить всё, что я терпел от Жильбера. Я не знал, является ли убийство другого вампира преступлением, и если - да, то насколько тяжким.
Подходила к концу вторая неделя с тех пор, как я покинул Тулузу, когда среди поросших лесом гор я опустился на землю, увидев словно вырастающий из скалы замок Бран. Несмотря на цветущую весеннюю пору, ночь была холодна. Пронизывающий ветер гнал тёмные тучи, а из леса раздавался протяжный вой волков.
У ворот меня встретил вампир. Невысокий, с коротко остриженными волосами и серыми глазами, одетый, как дворянин, но неброско, в серое и коричневое, почти без украшений, он казался маленьким и неприметным, словно тень.
- Доброй ночи, - приветствовал он меня по-французски с сильным английским акцентом. - Меня зовут Чарльз.
- И вам доброй ночи, - ответил я. - Бертран.
По привычке я хотел добавить родовое имя и титул, но Чарльз покачал головой:
- Вампиры одного клана говорят друг другу "ты" и называют только по имени, - пояснил он, чуть улыбнувшись. - Такова традиция. Только Дракулу, как главу Клана мы иногда именуем князем.
- Прошу прощения, - ответил я, хотя поначалу мне было дико говорить "ты" дворянину, которого видел впервые. - Я только прибыл и потому не могу знать всех обычаев и правил.
- Их немного, и запомнить их довольно просто.
Чарльз долго вёл меня по коридорам и лестницам замка вниз, в комнаты первого этажа и подвала, и, несмотря на кромешную темноту и царивший в них запах сырости, убранство становилось всё богаче: резьба, бордовый и красный бархат и парча были, вероятно, излюбленным убранством хозяина замка, но более всего меня поразило обилие золота: украшения, статуэтки, посуда. Хоть и у меня его было немало, я никогда не выставлял золотые вещи напоказ, предпочитая серебро, дабы не вызывать зависти и никого не вводить в грех. Мне даже подумалось, что в этих стенах поселился некий алхимик, которому удалось разгадать секрет Философского Камня, и теперь он играючи превращает в золото предметы из несовершенных металлов. Но, приглядевшись, я заметил, что некоторые вещи потемнели, тогда как по легендам, философское золото не меняет цвета.
- Могу я поинтересоваться, чей зов я слышал и кому обязан своим появлением здесь? Самому главе Клана или кому-то другому? И если - да, то для чего Дракула пожелал видеть меня и как мне говорить с ним? - спросил я.
- О, нет, не ему, - ответил Чарльз, - князь Влад почивать изволит, как и полагается главе и источнику клана. Вероятнее всего, зов исходил от Диего, первого жреца, и, скорее всего, первоначально был адресован Жильберу, который покинул замок, и от него давно нет никаких вестей. Насколько я понял, это ведь он обратил тебя?
- Да. Жильберу необходимо было явиться? - спросил я, предчувствуя, что разговор с упомянутым Диего будет тяжелым.
- Дракула отпустил Жильбера четыре с половиной года назад, сняв с него обязанности жреца на время его отсутствия, и временно перепоручил их мне. Жильбер до сих пор считается таковым лишь формально. Уходя, он сказал, что отправляется на поиски знаний, древних книг и реликвий по следам старых легенд Европы. Он говорил, что мечтал об этом ещё до обращения, но не успел воплотить свои стремления. Дракула разрешил ему, он всегда был за то, чтобы вампирами становились те, кто успел чего-то достичь ещё в человеческой жизни, а если не успел - то после обращения. Сложность лишь в том, что вампир больше не сможет появляться при свете дня, а внезапное исчезновение известного человека не пройдёт незамеченным. Правда, сам князь при выборе первого круга руководствовался несколько иными правилами, и, как это ни странно, не счёл достойным никого из местных.
- Первого круга? - переспросил я.
- Да, так называют обращённых главы клана. Они сильнее других вампиров.
- Вы... то есть ты... тоже из их числа?
- Да. Нас было семеро.
Я с интересом слушал его. Недавно став свободным, я ещё ни разу не задумался о том, чтобы кого-то обратить.
- Но через три года, - продолжал Чарльз, - мы не получили ни одной вести от Жильбера, несмотря на его обещание вернуться. Диего звал его, но ответа не получил. Тогда жрец отправил к Жильберу своего подчинённого Игнасио, но посланник вернулся ни с чем, ответив, что жрец пока не собирается возвращаться.
Я вспомнил, как в одну из ночей почувствовал в замке присутствие ещё одного вампира и поначалу подумал, что у Жильбера появился новообращённый.
- Самое странное, что Жильбер не вернулся, даже когда наш Клан был вовлечён в войну с итальянскими вампирами, хотя это, естественно, входит в его обязанности. Недавно мы решили повторно призвать его, но он не откликнулся. Это ведь не он прислал тебя?
В бесцветно-серых глазах Чарльза на миг блеснули красные огоньки и снова погасли.
- Нет, - коротко ответил я, не желая раньше времени рассказывать, что произошло.
Чарльз остановился и кивнул. В дверном проёме, словно тень, выросла высокая фигура и направилась к нам. Вампир был одет по испанской моде, но без меча, плаща и головного убора. Длинное и узкое лицо его в обрамлении чёрных кудрей до плеч выглядело настолько худым, а щёки впалыми, что, казалось, как только он заговорит, кожа потрескается, обнажив кости черепа. Огромные глаза были черны, как уголь, так, что не разобрать зрачков - они еле угадывались по еле заметным алым точкам, отчего взгляд казался демоническим, слегка безумным, будто душу раздирали какие-то тайные страсти. Полные, чувственные и неестественно яркие даже для вампира губы были сжаты, придавая лицу надменное выражение. Зачёсанные назад волосы обнажали высокий лоб с несколькими поперечными морщинами - думаю, на момент обращения ему было около тридцати пяти лет, а крючковатый нос напоминал хищную птицу. Узловатые белые пальцы рук были столь тонкими, что, казалось, могли сломаться, будто сухие ветки ивового дерева со снятой корой. Позже их очертания внезапно всплыли в моей памяти, когда я видел жутковатые фантасмагории Иеронима Босха. Неужели это Дракула, глава Клана?" Но нет, Чарльз кивнул ему и держался с ним, как с равным.
Пришедший окинул меня высокомерным взглядом.
- Кто ты? Назовись, - приказал он по-испански, и голос его прозвучал низко и глухо. Я неплохо знал этот язык: в окрестностях моего замка часто бывали испанские купцы, а Йерри, до того, как вышла за меня замуж, почти всю свою жизнь провела в Испании и считала его своим родным.
В любом другом случае я бы счёл этот краткий приказ непозволительной фамильярностью или даже оскорблением, но поскольку не знал всех порядков в Клане, то сдержался и назвал своё имя:
- Бертран.
- А где Жильбер? - спросил он вкрадчиво, тихо, почти шёпотом и сделал несколько шагов, подойдя почти вплотную ко мне. Казалось, его взгляд пытался разворошить и вытащить все мои мысли, полыхнув в тот же миг придушенной ненавистью. Но чем больше он пытался проникнуть в мою память - тем сильнее я, по своей привычке, присыпав прошлое пеплом, бездумно смотрел сквозь него. Лишь случайные, словно осенние листья на воде, на поверхности плавали мысли об окружавшем нас интерьере и убранстве замка.
Вампир вопросительно взглянул на Чарльза и, словно опомнившись, представился совсем другим, каким-то резким голосом:
- Моё имя Диего. Я первый жрец Клана.
В этот миг в залу поспешно вошёл вампир-альбинос и замер в шаге позади жреца. Худой, одного роста с Диего, также одетый по испанской моде, но в чёрных и белых тонах. Алебастровая кожа, белые волосы и полуприкрытые глаза - он больше походил на призрака, тень от тени, чем на существо во плоти.
- Я тебя не звал, Игнасио, - проговорил жрец, не повернувшись к вошедшему. Игнасио поклонился и собирался выйти, но Диего остановил его. - Теперь останься.
Жрец снова впился в меня взглядом. Кажется, он был взбешён тем, что не сумел увидеть мои мысли. Возможно, это могло бы сыграть в мою пользу, но я не счёл нужным скрывать правду, которая и так очень скоро станет известна всем: гибель второго жреца вряд ли осталась незамеченной. Возможно, Диего уже всё знает, но хочет услышать мой ответ. Молчать не было смысла.
- Я убил Жильбера.
Эхо моего голоса оттолкнулось от стен и потолка, и хоть я произнёс эту фразу спокойно, в её звучании я ощутил ликование.
Все замерли, не проронив ни слова даже шёпотом, и время будто застыло. Тишина была оглушительной и зловещей, как затишье перед бурей. Ладони Диего замерли в паре дюймов друг от друга, словно он собирался хлопнуть в ладоши, и казалось, сейчас ударит раскатом грома. Воздух между его ладонями вдруг приобрёл красноватый оттенок и слегка качнулся. Так жрец созывал Клан, но это я понял чуть позже, когда в залу один за другим стали входить вампиры.
Первым из них неторопливо вошёл коренастый грек среднего роста, с курчавыми тёмно-каштановыми волосами и чёрной бородой. На миг он взглянул на меня вопросительно, но промолчав, остановился рядом с Чарльзом, и карие глаза его по-дружески потеплели, в них мелькнули янтарные огоньки. Потом я узнал, что его звали Николас, точнее, так в Клане произносили его имя на латинский манер.
- Лоренцо снова в Италии, а здесь только его слуга? Его присутствие сейчас было бы кстати. Слишком мало нас, из первого круга, - мрачно взглянув на одного из вошедших, проворчал Диего.
- Трое, - ответил Николас. - Если ждать Лоренцо, то с советом придётся повременить.
Чарльз говорил о семи обращённых Дракулы, и сейчас я видел троих: он, Диего и Николас. Где-то в Италии остался упомянутый Лоренцо. Пятым был Жильбер, а ещё о двоих я долго не мог ничего узнать, кроме имён.
В зале собралось пятнадцать вампиров, если не считать меня. Среди них были три или четыре женщины. Признаться, я думал, что Клан более многочисленный, но, возможно, это лишь его часть, обитавшая в замке Бран.
- Будем считать, что это малый совет или, точнее, суд. Начнём, потому как дело не терпит отлагательств, - сказал Диего по-испански и, немного помедлив, повторил на латыни, потому как вампиры явно были родом из разных стран.
Он повернулся ко мне:
- Теперь скажи всем, что ты сделал с Жильбером, вторым жрецом Клана, твоим учителем и наставником! - приказал он, повторив на двух языках.
- Я убил его, - ответил я на его родном языке и так же перевёл на латынь.
- Почему? Учти, что бы ты ни сказал, убийство жреца - преступление, для которого нет оправдания!
- Я не смог больше терпеть то, как он обходился со мной. Думаю, ни один из здесь присутствующих не смог бы вынести такое.
Я умолчал о том, что исполнил клятву мести, данную самому себе ещё до обращения, и об Арно не сказал ни слова, полагая, что для вампиров родственные связи не важны - слишком часто это повторял Жильбер.
- Каждый волен поступать со своим обращённым так, как сочтёт нужным. Я желаю знать подробности! Как именно и при каких обстоятельствах произошло убийство? - продолжал допрос Диего. Он позабыл о переводе, но, кажется, это было лишь формальностью для меня, новичка. Все остальные и так прекрасно понимали его.
- Я сжёг его, - коротко ответил я.
- Ты обязан отвечать подробно на все вопросы, которые тебе задаёт жрец!
- Если бы я мог видеть главу Клана, я рассказал бы ему всё лично.
- Только жрецы принимают решения, допускать ли вампира к высшей власти, а для этого ты должен назвать вескую причину для убийства жреца.
- То, что я назвал, не является веской причиной?
- Нет. Если, конечно, с его стороны было предательство нашего Клана, тогда этот вопрос необходимо рассмотреть более серьёзно. Тебе нечего сказать в своё оправдание?
На миг я задумался. Когда я пил кровь Жильбера, я узнал о его жажде власти и безумном желании стать главой клана. При этом он понимал, что захватить власть в собственном Клане ему вряд ли удастся, а потому искал окольные пути для осуществления своих далеко идущих планов, которым так и не суждено было свершиться. Я не знал, можно ли считать предательством подобные замыслы - ведь они так и не повлекли за собой никаких явных действий. И если сейчас, на совете, я попытаюсь рассказать об этом - некому будет подтвердить мои слова. Сочтут, что я пытаюсь оклеветать бывшего жреца клана для того, чтобы оправдать себя. Потому я не сказал ни слова. Думаю, что бы я ни ответил, любые мои слова Диего способен был обратить против меня.
- Молчишь? - прошипел он. - Тогда ты заслуживаешь самого строгого наказания!
Смакуя на языке последнее слово, он, кажется, рассчитывал запугать меня, упиваясь ожиданием приговора. Но я не стал подыгрывать ему, вдруг посмотрев на всё происходящее отстранённо, вспомнив, как я ещё был мальчиком, отец учил меня: "Никому не позволяй играть на своих чувствах, особенно когда дело касается власти. Если так произойдёт, представь, что всё это давно прошло, и просто ты на миг поддался воспоминаниям". Тогда я не понял его, но потом часто возвращался к этим словам. Почему-то я невольно представил Чарльза на месте Диего. Как же эти два жреца отличаются: Чарльз вёл бы совет или, вернее, суд быстро, бесстрастно, быть может, с лёгкой ноткой сожаления в голосе провозгласил, что за убийство жреца Клана я заслуживаю наказания, но не стал бы устраивать мистерию ужаса и торжествующего правосудия.
Тишина затянулась. Вдруг Чарльз поднял руку. Диего бросил на него гневный взгляд, но промолчал.
- Я думаю, прежде чем вынести окончательный приговор, надо рассказать Дракуле. Мы не можем принимать подобные решения без него. Такое событие, как смерть жреца Клана, должен рассудить только он.
Николас сделал шаг вперёд:
- Я согласен с Чарльзом. Малого совета недостаточно для принятия решения.
- К тому же, - продолжал англичанин, - причиной смерти жреца могли быть и политические события, о которых Бертран по какой-либо причине или в силу данной клятвы может поведать лишь главе Клана. Вы уже забыли о войне, которая была совсем недавно?
Жрец помрачнел, обдумывая услышанное.
- Было такое? - спросил он меня.
- Нет.
В зале снова поднялся ропот,
- А не было ли предательства со стороны Жильбера? Иначе почему он не явился на зов и не принимал участия в войне, на которой мы все были? - продолжал Чарльз, и я не счёл нужным скрывать от него свои мысли.
- Я не знаю, - ответил я.
- Сопротивление зову и нежелание явиться уже во многом воспринимается как предательство или шаг в сторону от клана, - проговорил Чарльз. Кажется, он решил стать моим адвокатом.
- Возможно, - с трудом согласился Диего, - но мы сейчас не можем доказать, был ли виновен Жильбер, а сопротивление зову является не преступлением, а нарушением законов Клана, за которое должно понести наказание, но не слишком суровое. Игнасио, повтори ещё раз, что тебе при встрече ответил Жильбер?
Альбинос шагнул вперёд.
- Он сказал, что не может сразу покинуть замок, в котором он находился во время нашей встречи, но как только закончит свои дела, обязательно вернётся в Трансильванию.
- Не заметил ли ты в его мыслях или действиях чего-либо подозрительного?
- Нет.
- Значит, ничто не доказывает его вину. А если ты, - Диего снова повернулся ко мне, и взгляд его полыхнул, - отказываешься что-либо нам говорить, мы должны всё сами узнать по твоей крови!
Диего хлопнул в ладоши, и почти сразу все обступили меня, загалдели на разных языках, закричали, начали хватать за руки и за ноги... я сопротивлялся этому произволу: если им нужна была моя кровь, я отдал бы её добровольно, без всякого насилия и принуждения. То, что происходило, больше напоминало грабёж, но не денег или ценностей, а чего-то более личного и сокровенного. Нескольких я ударил или отбросил назад. Они вели себя, как чернь, разбойники или, вернее всего, как псы на охоте или звери, поймавшие добычу. Чарльз пытался призвать всех к порядку: "Господа, господа, спокойно, без драки!", но голос его потонул в этой свалке, а моё сопротивление стало доказательством, ещё более усугубляющим вину. Меня поволокли вниз, в какую-то маленькую затхлую камеру, в которой не было ничего, кроме торчащего посередине столба со свешивающимися цепями, пахло сыростью, плесенью и гнилой соломой. Ещё не угасший кошмар вновь вернулся, но теперь мучитель был не один. Меня быстро приковали к столбу, я ожидал ударов или даже пытки, но вместо этого они все, точно голодные, вдруг набросились, разорвав мою одежду, прокусили вены на шее, на сгибах локтей, на запястьях и даже на лодыжках. Я чувствовал себя блюдом на каком-то диком дьявольском пиру. Женщины не принимали в нём участия и вообще не спускались в подвал, оставшись наверху в зале. Меня трясло - не от боли, но от обиды и унижения: то, что делал со мной Жильбер, теперь станет известно каждому, и в Клане я так и останусь отмечен этим, как клеймом. Но, как выяснилось позже, никого не интересовали мои личные счёты с Жильбером, они выискивали лишь то, что касалось политики, уже не раз упомянутой войны или отношения к Клану и его главе. Не найдя в моей крови ничего подобного, они начали обсуждать, перебивая друг друга. Только Диего, смакуя подробности, всё упивался кровью, будто хотел высосать её всю. Остальные ждали.
- Бертран невиновен! - провозгласил Чарльз. - Он не шпион, ни предательства, ни нарушений законов Клана с его стороны не было!
- Да-а? -только теперь оторвался от меня Диего. Я совсем обессилел и еле висел на цепях. Ещё недавно чёрные глаза жреца стали кровавыми. Было видно, что он на грани бешенства. - Давно ли ты видел восход солнца? Перед рассветом мы привяжем тебя к воротам замка, и ты полюбуешься на солнышко в последний раз! - жрец безумно расхохотался, и, вторя ему, словно эхо, нервно и надрывно рассмеялся его слуга Игнасио. - А сейчас мы с тобой ещё поиграем! - Диего с размаху ударил меня по лицу, а потом вдруг впился клыками в мою руку на сгибе локтя, словно не пил крови несколько ночей, а теперь, вгрызаясь, пытался высосать мою до последней капли.
Николас подошёл к Чарльзу.
- Он снова помешан, - услышал я его шёпот. Тогда я ещё не знал об этой болезни, но потом понял, что жрец был одержимым кровью, и приступы случались с ним довольно часто. Возможно, он сдерживался, пытаясь бороться с ними, и временами мучил себя голодом. Оттого он и выглядел, как вампир, который ведёт полуголодное существование: худое лицо, ввалившиеся щёки, глаза слегка навыкате, а в них беснуются кровавые огоньки, время от времени разрастаясь.
Он был безумен, как и Жильбер, и, возможно, как и почти все слётки этого вампирского гнезда, именуемого первым кругом Дракулы. Чарльз симпатизировал мне, но вряд ли стал бы защищать меня до последнего, Николас поддерживал нейтралитет, остальные в голос поддакивали Диего или молча, почти равнодушно соглашались с ним.
- Я бы рассказал князю, чтобы потом он не обвинял нас в том, что мы учинили самосуд. В его руках высшая власть, - сказал Николас и оглядел всех, но ответом было лишь молчание или нерешительные перешёптывания. Чарльз, не проронив ни слова, направился было к выходу, но Диего схватил его за руку своими когтистыми птичьими пальцами:
- Никуда ты не пойдёшь! - прошипел жрец, сверкнув глазами. - Я воплощение власти в Клане, пока князь почивает, и незачем его будить по такому незначительному вопросу. Все знают, что по закону убийство жреца без веской причины карается смертью!
Никто не решился возразить. У меня не было сил даже чувствовать голод, цепи до боли стягивали мои руки и ноги и удерживали меня на краю, чтоб не провалиться в беспамятство. Снова на цепях... неужели я учился жить с болью, противостоять приказам, каждый раз превозмогая себя, и выжил только лишь ради Арно... не внял всевластному, всеобъемлющему голосу моря... спешил на зов, преодолев расстояние с Юга Франции до Трансильвании... лишь для того, чтобы умереть на восходе, привязанным к воротам замка Дракулы? Убитым даже не врагами, а вампирами собственного Клана? Ради этого я прибыл сюда? Но что после моей бесславной смерти будет с Арно? Ведь я обещал ему вернуться... а если вслед за Жильбером в мой замок придут другие вампиры? Сын мой, что будет с тобой?..
На мгновение я будто увидел Арно... лицо искажено болью, но он не кричит... белая рубашка разорвана, вся в потёках крови, нога в колене выгнута под неестественным углом, и в открытой ране зияет обломок кости... я подбегаю к нему: Арно, что с тобой, ты ранен? Он медленно поднимает голову и смотрит сквозь меня невидящим взглядом, а в глазах красноватые огоньки, и рот приоткрыт, а клыки длинные и острые, как у вампира...
- Нет! - закричал я, но раздался тихий шёпот, похожий на хрип. Кажется, силы оставили меня, и я провалился в кошмарный сон. Очнувшись, я увидел низкий потолок подвала, но вместо Жильбера собравшиеся вокруг вампиры обсуждали и спорили, как поступить со мной. Одни были согласны с Диего, другие - с Чарльзом, были и те, кто предлагал оставить меня в подвале, пока Дракула не проснётся или принудительно отправить меня в долгий сон в железном гробу, закрытом на замок.
...но вдруг разом все смолкли, словно застигнутые врасплох, и на лицах их отражалась смесь удивления, недоумения и страха. В следующий миг раздался грохот, и все разом пали на колени, будто в подвал ворвалась некая древняя сила, подобная разрушительной стихии, и первой мыслью было землетрясение, а второй - вода, подземная река, тёмные потоки которой неведомым образом размыли стены замка и лавиной хлынули вниз, затопляя всё на своём пути.
У лавины было обличье из плоти и крови, подобное человеческому, было имя, которое мысленно произнёс каждый.
Дракула.
Глава Клана был высок ростом и сложен, как воин, закалённый в боях. Грива тёмных волос обрамляла его волевое лицо, взгляд мрачен и угрюм с искрами потаённого гнева, словно полыхающие вдалеке зарницы. Каждый шаг, каждое движение его словно завораживали. Воздух бился вокруг него, словно ветер или сгустки тумана, временами отсвечивавшие багрянцем, словно и сама земля была едва в состоянии носить столь могущественное существо. Таким я увидел его впервые.
- Вы забыли, что здесь я - глава Клана, и сам распоряжаюсь, кого за что судить и как наказывать, - раздался его низкий голос. - Встаньте! Вы подчиняетесь мне лишь на словах, изображаете почтение, думая, что я сплю и ничего не знаю. Я вижу, как вы мне служите - второй жрец убит, но ни один из вас мне об этом не сообщил.
- Это мы сейчас и узнаём, а убийца перед тобой, господин. Утром он будет казнён, - сказал Диего, поклонившись.
- Вы судите его без моего слова и согласия! Вершить суд и выносить приговор, решать вопросы жизни и смерти может только глава Клана! Если даже я уходил в долгий сон, с каких пор вы боитесь разбудить меня и обо всём рассказать? - Дракула гневно посмотрел на Диего.
- Я не знал, что...
- Молчи! Я не приму отговорок и лживых оправданий. Вместо моего верного слуги и помощника ты сам возомнил себя главой Клана!
- Господин... - Диего опустился на колени, голос его дрогнул. - Если я виноват, как мне искупить свою вину?
- Освободи его.
Диего медленно направился ко мне, долго возился с замками и цепями, сверля меня ненавидящим взглядом. "Я тебе отомщу!" - прозвучал в моей голове его голос.
От потери крови я еле держался на ногах, не в состоянии сделать и шага, а потому схватился за столб.
- Теперь верни ему кровь. Ты пил её, и по твоему приказу пили другие. Теперь напои его своей, - приказал Дракула.
- Что? - выдохнул жрец, не поверив услышанному. - Но я хотел уберечь Клан от убийцы и, быть может, шпиона...
- Знаю. Только он не шпион. Дай ему своей крови, пока я не остановлю.
Лицо Диего оказалось так близко ко мне, эти ввалившиеся щёки, глаза, в которых отражались все чувства, съедавшие его изнутри: ненависть, обида, разочарование, страх перед более сильным и оскорблённое самолюбие, но самой страшной, дикой и безумной была его жажда крови, доводящая до исступления. Если бы не голод и не приказ главы Клана, я, возможно, не стал бы пить его кровь и отстранился. Глоток за глотком я решил узнать о том, что было с ним до обращения, чтобы лучше понять жизнь в Клане.
Диего был родом из Кордовы, вторым сыном в семье. Когда старшему брату перешли по наследству владения, он покинул дом в поисках знаний, изучал разные науки. Но более всего его влекли тайны: алхимия, астрология, искусство гадания, составление зелий и эликсиров, заклинание духов и обряды, он жаждал незримой власти над людьми, судьбой и стихиями. Судьба привела его в тайную школу Соломона, находящуюся в Австрии. Там он собрал круг единомышленников, в который входили Жильбер, уже не раз упомянутый Лоренцо и англичанин по имени Ричард. Они совершали обряды, чертили круги с вписанными в них магическими знаками, вызывали духов. После одного из обрядов Диего стал говорить, будто в него вселился демон. Чарльз тоже учился там и иногда посещал их собрания, но скорее из любопытства. К ним приходил и сам Влад Дракула. Закончив обучение, Дракула, Ричард и Чарльз покинули Австрию, отбыв каждый - к себе на родину, а Жильбер и Диего - в Италию, где было родовое имение их приятеля Лоренцо. Лишь потом, когда Дракула стал вампиром, он отыскал своих прежних товарищей и обратил их. После обращения Диего сказал, что его душа и демон слились воедино, обретя великое могущество, которого он так жаждал, и демон будто спал, но временами просыпался и начинал требовать всё больше крови. Одной из первых жертв Диего стал его старший брат, который унаследовал по наследству владения, а потом и двое племянников, сыновья брата. Родственники не смогли понять, что за внезапная болезнь унесла троих, и земли перешли к Диего. Но он не остался в Кордове - очень скоро Дракула призвал его к себе, потому что Клан был вовлечён в войну с итальянским кланом Чезаре. Во время войны Дракула назначил Диего первым жрецом вместо упомянутого Ричарда, который очень тяжело пережил потерю близкого и покинул Клан, отправившись прочь из Европы в добровольное изгнание. Когда Дракула ушёл в долгий сон, а Жильбер отправился в странствия, Диего стал считать себя наместником главы Клана. Он продолжал проводить обряды, считая, что они увеличивают его магическую силу, но теперь все они были замешаны на крови. Помимо Игнасио у него было ещё две обращённых девушки, и всех троих он держал в подчинении, не собираясь освобождать. Он был суров с ними, порой даже жесток, но они называли его господином и почитали чуть ли не за божество во плоти, желания которого - закон. В его глазах я совершил страшное преступление тем, что не только пошёл против воли своего наставника, но и убил его. Диего поначалу никак не мог поверить, что я сделал это сам, а не по приказу более сильного вампира, например, главы другого клана, а значит, я враг и, возможно, шпион.
Я долго пил его кровь и, заметив, что жрец уже совсем ослабел, оторвался сам и вопросительно посмотрел на Дракулу.
- Пей ещё, пей всю! - приказал глава Клана.
В ту ночь, когда Жильбер покидал замок, Диего провожал его. У них был тайный разговор - даже не словами, а мыслями, чтобы никто не мог услышать или заподозрить в измене. Жильбер пообещал через несколько лет привести в Трансильванию несколько своих верных слуг, с помощью которых они задумали сместить главу Клана, выпив его кровь и заняв его место, причём каждый мнил себя у власти, но до времени жрецы соглашались, будто уступая друг другу. Но, думаю, со временем Жильбер понял, что этот план провалился, а обещание, данное первому жрецу лишь на словах, тяготило его, и потому он всё медлил с возвращением. Оставаясь в замке Бран, Диего не мог один осуществить свои замыслы, и приступы дикой жажды крови всё чаще овладевали им. Пытаясь этому противостоять, иногда он вообще не выходил охотиться, оставаясь голодным, и вымещал злобу на своих обращённых. Они молча терпели все его выходки и не раз помогали ему: кровь другого вампира возвращала его из состояния кровавого безумия.
Диего начал терять сознание, и я оставил его. К нему тут же подбежал Игнасио, а вслед за ним в подвал вбежали и девушки, и все трое кинулись поить жреца своей кровью. Я заметил, как дрогнули его губы: он затаил немалую обиду даже не на меня, а на самого главу Клана.
Я поклонился Дракуле. В ответ он посмотрел мне в глаза, и этот миг навсегда остался в моей памяти, откликаясь душе, словно струны лютни или скрипки зазвучали еле слышно, а потом всё громче, громче... и эту мелодию со всем её чарующим волшебством остановить или оборвать уже невозможно. Струны - вены, несущие кровь, а приказ - смычок или невидимая стрела, направленная в их средоточие, в самое сердце. Она предельно точна, напоена смертельным ядом, и остановить её полёт можно, лишь подчинившись. Чувство лишь усиливается, когда встречаешься взглядом с главой Клана, и в первый миг его глаза кажутся чёрными, как безлунная полночь, но тогда они вдруг потеплели, став зелёно-карими. В профиль, он вдруг напомнил мне изображение на одной очень старой монете, что хранилась у нас в замке с давних времён. На ней был изображён король Дагоберт I из династии Меровингов.
- Довольно! - Дракула сделал знак рукой, словно резко оборвал натянутую нить. Трое обращённых Диего отпрянули, так и не напоив досыта своего хозяина. - Перед смертью не насытишься! Ты думал, я ничего не знаю? Не вижу, что ты предатель? Ждёшь, как бы самому улизнуть, когда вернётся Жильбер? Ты был в сговоре с кланом Чезаре, но договор с этими фанатиками оказался безнадёжным? А теперь ты уже выдумал новую интрижку, играя против меня? Мало тебе силы вампира первого круга и власти жреца - ты возжелал власти над всем Кланом? Но ты забыл, что я вижу все твои мысли насквозь!
- Всемогущий, всесильный князь! Только сейчас я понял, как ошибался... я хотел лишь послужить тебе... пощади меня... - упав на колени, залепетал Диего.
- Я выбрал тебя первым жрецом, а ты предал меня и весь наш Клан! Ты заслуживаешь смерти. Но я буду милостив: ты умрёшь, не так, как я карал врагов, оставляя их ждать восхода солнца. Твоя смерть будет быстрой.
В следующий миг одежда жреца вспыхнула. Огонь сразу перекинулся на волосы, плоть, будто тело было облито горючим, Диего бился и метался в огне, а потом повалился на пол. В моих ушах ещё долго слышался его предсмертный крик, и мгновением позже его подхватил, весь сжавшись, словно от боли, вампир-альбинос. Игнасио бросился к своему господину, но два стоявших рядом вампира удержали его. Девушки отвернулись, закрыв лица руками, и пальцы были красны от слёз. Все остальные сделали шаг назад. На мгновение мне показалось, будто над телом недавнего жреца возникла какая-то крылатая тень, и он потонул в ней, прежде чем рассыпаться в пепел.
Потом я слышал жуткие рассказы о том, что вампиры клана Чезаре, спящие и ослабевшие после гибели их главы, были найдены, вытащены из укрытий и посажены на кол до восхода солнца.
После свершившейся кары Дракула приказал всем собраться наверху в зале, а также распорядился, чтобы взамен изорванной и превратившейся в лохмотья одежды мне выдали новую, по его словам, "достойную вампира первого круга".
Все поклонились и молча последовали наверх, но я ловил на себе взгляды, полные удивления, зависти и плохо скрываемой неприязни. Игнасио, еле переставляя ноги, брёл позади. Его трясло, на щеках были размазаны потёки кровавых слёз. Девушки, опустив головы, медленно шли рядом с ним. Всем троим казалась дикой и страшной потеря их наставника и внезапная свобода. На мгновение мне даже хотелось извиниться перед всеми троими, что я косвенно повинен в гибели их учителя. Лишь на миг я оглянулся, но меня почти ударила его мысль, полная ненависти: "Я отомщу тебе! За своего учителя Диего, клянусь, я отомщу!" Но он так и не исполнил своей клятвы.
Вскоре все собрались в зале.
- Отныне, - сказал Дракула, - первым жрецом Клана я назначаю Чарльза.
Чарльз сделал шаг вперёд и поклонился.
- Вторым жрецом будет верный мне ещё в битвах с турками Николас.
Курчавый бородатый грек тоже сделал шаг вперёд, но был крайне удивлён.
- Я? - почти в смятении проговорил он. - Я счастлив служить главе Клана, но, боюсь, что недостоин. Чем я мог заслужить эту честь и бесконечное доверие, если до недавнего времени я почти не появлялся здесь, но жил в Дельфах, в Греции, среди вампиров другого клана, пусть даже эта территория - моя родина. Я был женат на женщине из Дельфийского клана.
- Был женат, - проговорил Дракула, слегка выделяя первое слово. - Но теперь новые поручения и дела Клана помогут тебе не впасть в отчаяние после потери. Когда ты ещё не был вампиром, в бою ты спас мне жизнь, и я отблагодарил тебя, сделав тебя бессмертным. Ты один из самых верных и преданных мне. Ты стал моим другом, а настоящую дружбу я очень ценю, потому что редко встречал её.
- Бертран, - Дракула пристально взглянул на меня, - ты должен сам рассказать мне, что произошло между тобой и Жильбером, и почему ты убил его.
Я ждал этого вопроса - ещё с того момента, как от меня требовал объяснений Диего. Позже я узнал, что даже во сне глава и источник Клана может видеть всё, что происходит с его подданными. Спросив, Дракула проверял меня.
- Да, - ответил я. Но могу я попросить... я хотел бы рассказать об этом наедине.
Глава Клана снова окинул взглядом зал:
- Оставьте нас. Но не расходитесь. Я ещё вас позову.
- С самого обращения я был его пленником, - начал я и, помолчав мгновение, наклонил шею: - пей! Пей мою кровь, князь Вла - по ней ты лучше и быстрее узнаешь, что было со мной. Я не в силах говорить и вновь пережить всё это!
- Нечасто вампиры по своей воле предлагают мне кровь - за всё время пока лишь однажды, когда Николас рассказывал о своей жизни в Дельфах.
Наверное, Дракула пил недолго, но мне показалось, что прошла вечность. Его глаза, вновь ставшие в тот миг зелёными, показались мне отражением меня самого в медном, отполированном докрасна зеркале, круглом, как багряная луна.
- Я понимаю тебя, - сказал он. На твоём месте я бы поступил так же. Сожалею, что позволил Жильберу покинуть Трансильванию, но когда он просил разрешения уйти, он говорил лишь о реликвиях и жажде знаний. Я не смог предвидеть, до какой степени могло дойти его безумие.
Дракула одним движением поднял рукав и быстро процарапал когтями на сгибе локтя:
- Пей! Тебе нужна сила. Многие жаждут её, но мало достойных крови источника.
Ещё в самый первый миг увидев его, я заметил, как воздух словно слегка колыхался вокруг него, вибрируя. И эта вибрация с первым же глотком собралась в пульсирующий сгусток, нагрелась, как накаливается докрасна металл, и ударила в меня... Невольно я читал по его крови и видел его, словно себя...
Он был князем и воеводой Валахии и вёл войну с турками. Уходя на битву, он прощался со своей молодой женой по имени Елизавета и обещал вернуться. Оставаясь в замке, она с нетерпением ждала вестей, когда в распахнутое окно влетела стрела с привязанным к ней письмом. Елизавета прочла записку, в которой говорилось, что супруг её, князь Влад по прозванию Дракула убит в бою. Её горю не было предела. В письме не сообщалось, кто одержал победу, и если победителями стали турки, вдову князя могли ожидать позор и бесчестие. В отчаянии она бросилась в окно, вниз, где протекала бурная река. С тех пор стали говорить, что голос воды не журчит, но скорбит и плачет, и в память назвали рекою княгини.
Записка оказалась ложной: войска князя одержали победу над турками, но Елизавета не успела узнать эту радостную весть. Лишь к ночи вернулся Дракула в замок и удивился, что жена его не встречает. Прошёл в комнату супруги, поднял с пола предательское письмо... от боли и горя князь впал в бешенство, приказал разыскать и посадить на кол предателей, ибо считал предательство самым страшным из всех грехов, а выше всех добродетелей ценил верность и преданность. Но кровь виновных не утолила его горя, особенно когда он узнал, что на сторону турок перешёл его младший брат. Вдруг в его голову закралась мысль, что Елизавета жива, что она не поверила лживой записке, и когда план заговорщиков провалился, её похитили или спрятали, распустив слух о её гибели, чтобы сломить его. Князь не верил больше никому, видя вокруг одних лишь предателей, подкупленных турками. Не дожидаясь утра, он с одним лишь факелом сам бросился на поиски Елизаветы, спускаясь в темноте по крутым и отвесным склонам, на каждом шагу рискуя сорваться. Его не оставляла надежда, что Елизавета, бросившись вниз, осталась жива, но тогда ей необходима помощь, и как можно быстрее. Когда он спустился к реке, при тусклом свете факела различил на прибрежных камнях размытые следы крови.
Он нашёл её у берега дальше по течению, где путь реке, образовав порог, преграждало большое упавшее дерево. Влад поднял на руки ещё не успевшее окоченеть тело, что ещё недавно было его любимой женой, живой, радостной и прекрасной, и такая боль и горечь нахлынули на него, что он не мог сдержать слёз... и слёзы его были кровавыми, но он не замечал. Обезумев, он кричал проклятия в адрес предателей, призывая на их головы беды и мучения, как в жизни, так и после неё.
В замок Дракула вернулся ещё до рассвета, неся на руках тело погибшей супруги. Он не вспомнил, что факел он бросил в реку на том самом месте, где нашёл её; не заметил, что и без огня начал видеть в темноте каждый камешек и каждую травинку, будто днём; не понял, что путь в гору с такой тяжёлой ношей в руках дался ему слишком легко и вовсе не отнял сил; не ощутил, что там, у реки, он изменился.
Не пожелав никого видеть, князь положил тело супруги в подвале и сам запер дверь изнутри на засов. Лишь когда наверху взошло солнце, он погрузился в глубокий сон.
И во сне ему приснился некто... лица он не видел, но слышал только голос среди багрового тумана. Туман был мягким и казался каким-то родным, почти ласковым, будто друг давно потерянный. И голос во сне рассказал ему, кем он стал, и как ему теперь жить и действовать.
И только проснувшись, Дракула понял, что изменился: у реки над телом погибшей возлюбленной от горя и бессилия в него вселился дух, хранящий в себе сущность вампира, подарив князю могущество и бессмертие.
Поначалу люди решили, что князь лишился рассудка, когда узнали, что он заперся в подвале, а с наступлением ночи сам похоронил тело любимой супруги, не позвав священника и пренебрегая всеми обычаями и традициями. Когда он возвращался, говорил, будто клялся: "Елизавета, я буду ждать тебя, и когда найду, мы будем любить друг друга вечно".
Но вскоре слухи прекратились. Дракула не верил более никому из своего народа, особенно когда узнал, что в заговоре и составлении роковой записки участвовал его младший брат Раду. Но в ту же ночь он вспомнил, что один из его верных воинов, грек по имени Николаос в том последнем бою спас ему жизнь, закрыв князя собой и приняв вражеский удар на себя. Вначале невольно вырвалось: "Лучше б я был убит, чем вернулся и узнал о смерти Елизаветы! Тогда записка была бы правдой, а мы бы встретились на небесах!"
Но Влад вспомнил голос, приснившийся ему во сне и подумал, что, быть может, ему уготована великая любовь, что не знает смерти? Он решил навестить раненого, который в бою спас жизнь своему господину. Рана воспалилась, и Николаос лежал в бреду, бормоча что-то, временами выкрикивал отдельные слова о битве, сыпал проклятиями в адрес турок и несколько раз тихо упомянул какую-то женщину по имени Лидия, которая была ему как мать. Потом вздрогнул и замолчал. Глава нового клана вспомнил то, чему учил его во сне голос и понял, что Николаос при смерти. Он выпил всю кровь раненого и взамен дал пить свою. Так появился первый его обращённый.
Позже Дракула отдал необходимые распоряжения относительно ведения хозяйства в замке Бран и отправился на поиски своих старых знакомых из школы Соломона. К тому времени Диего и Жильбер закончили обучение и отправились в Италию, на родину своего товарища по имени Лоренцо. Все трое отличались интересом к тайным наукам, особенно, как выяснилось потом, их привлекала чёрная магия. Но если Жильбер и Диего жаждали получить от тёмных сил знания и могущество, то Лоренцо больше привлекала внешняя сторона обрядов - так, словно это было действо в некоем сатанинском театре, мистерия, в которой нет границ и запретов, и чем разнузданней был обряд, переходящий в оргию, тем больше он ему нравился.
Однажды кто-то донёс на них. Свои сборища они устраивали за воротами города в развалинах неподалёку от старого кладбища. Пустырь справа от развалин был печально знаменит тем, что во время чумы на том месте была выкопана яма, в которую сбрасывали трупы и сжигали. Ходили слухи, что далеко не все из тех несчастных больных в момент захоронения были мертвы. В ту ночь к старым развалинам и камню, что служил алтарём, пришёл только Жильбер, а два его друга запаздывали. Но когда Жильбер пересёк пустырь, неся в сумке череп, свечи и ещё кое-какие предметы, необходимые для обряда, а также книгу с колдовскими знаками и заклинаниями, навстречу ему вышли стражники и два монаха. В одно мгновение Жильбер понял, будучи застигнут врасплох в этом месте с такой ношей, какая участь ему уготована. Но почему его товарищи так и не явились? Он надеялся, что, быть может, они что-нибудь придумают и спасут его. А может, кто-то донёс на всех, и их уже схватили? Но если - нет, он даже под пыткой не выдаст их...
Дракула обратил всех троих и, конечно, узнал об этой истории. Он узнал, что Диего и Лоренцо донесли на Жильбера, а потому приказал разыскать его и привести к нему. Когда они нашли его и принесли к главе Клана, тот уже плохо осознавал происходящее, тело его было истерзано пытками. Увидев Диего и Лоренцо, он даже не понял, подумал, что умер, как и они, называл их ангелами, и повторял: "я вас не выдал!"
Дракула обратил его и сделал своим жрецом, надеясь, что это постепенно излечит не только тело, но и душу, сотрёт из памяти страдания. Но, став новообращённым, Жильбер начал повторять: " Я бессмертный вампир, я достиг могущества, которого искал! Теперь я могу делать всё, что захочу!"
Дракула вскоре отправился в Англию, чтобы разыскать потомков рыцарей Ордена Дракона. Это были молодой английский лорд по имени Чарльз и его друг Ричард. У Ричарда был возлюбленный - странствующий итальянский поэт и менестрель по имени Энрико. Во время войны с кланом Чезаре с Ричардом и Энрико приключилась печальная и даже трагическая история: Энрико погиб, а Ричард, потеряв возлюбленного, не пожелал больше видеть никого из Клана и ушёл в добровольное изгнание. Он покинул Европу, долгое время странствовал по Индии, а потом одним из первых переселенцев на корабле отправился в Новый Свет. Больше о нём ничего не известно.
Дракула обратил семерых, или "семь слуг Дракулы", как их называют: Николас, Жильбер, Диего, Лоренцо, Ричард, Чарльз и Энрико.
...биение крови становилось сильнее, будто в недрах земли было спрятано гигантское сердце, оно спало до настоящего времени, а теперь пробудилось, и каждый его удар вливался в меня горячим потоком. Мгновение я чувствовал, будто сильный ветер, ураган, смерч охватил и закружил меня, изорвав туман в клочья. Туман был красноватым, он вновь сгустился, стал мелкими алыми каплями, и они с неистовой, небывалой силой ринулись на меня и ушли под кожу, как тысячи острых игл... В одно мгновение они вспыхнули, став искрами, и кровь моя словно вскипела, превращаясь в расплавленный металл. Я кричал, но беззвучно, как во сне или в видении, а голос не был моим: низкий, как удары большого колокола, он отталкивался от этих стен, отдавая приказы, и от горных уступов, сбрасывая мелкие камни... терялся в ветре и тонул в водах реки, и застывший взгляд мёртвой возлюбленной: я буду ждать тебя... Два имени, два звена разомкнутой цепи: Влад. Елизавета.
Я оторвался от его руки и поклонился:
"Благодарю тебя, князь".
- Теперь, когда ты свободен, не пожелаешь ли ты остаться здесь, в Трансильвании? Я очень нуждаюсь в тех, кто верен мне.
- Как прикажет Глава Клана, - ответил я, не решаясь возражать.
- Сейчас я говорю не о приказе, а о твоём желании.