Поймали ее быстро. Слишком быстро. И все из-за этих проклятых джунглей. Чертова сельва, она буквально выпила ее. Изранила, ободрала кожу, капля за каплей выцедила кровь и вместе с ней остатки сил. А она все продолжала идти. С упорством обреченной тащила свое сочащееся болью тело сквозь буйство первобытного леса. Страх гнал ее вперед. Страх и отчаянье.
Шаг. Еще один. Практически вслепую, наощупь, она продиралась, протискивалась через заросли. До тех пор пока вдруг что-то, корень или лиана, или другая растущая из земли жадная тварь, не схватила ее за ногу и не швырнула лицом вниз, в мешанину прелых листьев и влажных запахов. Она полетела вперед, упала, пропахав руками короткую стрижку тропического подлеска. Сильно приложилась головой обо что-то и неудобно замерла, потеряв сознание.
Очнулась от нестерпимой боли в руках. Кто-то за спиной жестко, без намека на жалость, выкручивал и связывал ей запястья. Первая мысль была: "Догнали!". И сразу нахлынула злость: на себя, на эти джунгли, не пустившие ее к свободе, на своих преследователей. Она попыталась вырваться, резко дернулась и тут же получила удар в спину, который бросил ее обратно на землю. В лопатки уперлось что-то тяжелое и твердое, придавило, расплющило, заставило зашипеть от боли. Из глаз против воли, сами собой, потекли слезы. Но кипящая внутри ярость придала сил, и она вновь затрепыхалась, завозилась, пробуя освободиться. Сверху тут же навалилась непомерная тяжесть, горячая волна обожгла ухо: "Дернешься еще раз - сломаю руку!". И как в доказательство этих слов левое запястье пронзила дикая, нестерпимая боль, заставившая ее застонать.
Больше она не пыталась сопротивляться. Просто неподвижно лежала, уткнувшись лицом в сырой и узловатый паркет джунглей, и вслушивалась в окружающие звуки. В натужное сопение за спиной. В нестройную перекличку, затеянную птицами. В редкие, смазанные лесом, выкрики остальных преследователей: отправленный по следам беглянки отряд постепенно стягивался к месту ее поимки. Она не могла видеть, как грязные, полуодетые люди просачиваются сквозь лес, поодиночке вливаясь в общую группу. Зато отчетливо слышала их. Первый. Второй. Третий. Они появлялись со всех сторон сразу. Четвертый. Пятый. При этом даже не пытались таиться, наоборот, сильно шумели. Шестой. Теперь, когда жертва была выслежена, поймана и обездвижена, им незачем было осторожничать. Седьмой. Восьмой. Ловля закончилась. Девятый. Удачная вышла охота, Бог будет доволен!
Как только появился последний из преследователей (она насчитала десятерых, вместе с тем, кто скрутил ее), отряд, не тратя ни секунды на отдых, сразу же подхватился и практически бегом направился обратно. Ее безвольное тело подняли и понесли четверо из охотничьей десятки. Надо же, целых десять человек! Практически все мужское население поселка! Бог явно был заинтересован в том, чтобы вернуть ее. Оставалось неясным только одно: хотел ли Он заполучить ее обратно живой или это условие не являлось обязательным? Судя по тому, что ее не убили сразу, шанс сохранить жизнь оставался. Хотя возможно Он желал наказать ее лично и именно поэтому ищейки не посмели надругаться над ней. При всем желании ответа на этот вопрос она не знала. Он, этот ответ, ждал ее там, куда со скоростью обезьяньей стаи мчалась десятка дрессированных гончих с человеческими лицами. Изможденными, грязными, покрытыми ссадинами и кровоподтеками человеческими мордами, на которых фанатичным огнем горели безумные нечеловеческие глаза.
Десять неофитов несли ее к своему Богу, а в небе, там, куда рвалась сейчас ее израненная душа, огромные деревья-исполины качали лохматыми кронами, невозмутимо взирая на все происходящее с доступной им одним высоты.
Несколько часов спустя отряд почти достиг цели. Она поняла это по изменившемуся поведению гончих. За весь путь не проронившие ни единого звука они вдруг начали перебрасываться словами и даже целыми фразами, в звучании которых улавливалась неподдельная, прямо таки щенячья радость. Радость от близости дома, от близости Хозяина. К тому же ищейки взвинтили и без того высокий темп передвижения, практически перейдя на бег. Псы торопились вернуть Богу его игрушку.
Вскоре она почувствовала запах дыма, предвестник человеческого жилья, а еще через несколько минут отряд вырвался из джунглей на открытое пространство и, наконец, остановился. Безумная гонка закончилась. Пленницу тут же отпустили и даже разрезали стягивающие кисти веревки. На своей территории неофиты могли позволить себе быть великодушными.
Как только ей освободили руки, она сразу же попыталась встать, чтобы показать врагам, что не сломлена, не побеждена. Но тело, обычно такое послушное, такое сильное, на этот раз подвело, и она тяжело осела обратно на землю. От бессилия и пережитого унижения на глазах снова выступили слезы. Замутненным соленой влагой взглядом она окинула место, куда ее принесли неофиты. Еще недавно здесь был ее дом. Еще совсем недавно.
За те несколько часов, что ее не было в поселке, здесь мало что изменилось. Небольшой круг, искусственно освобожденный от растительности, не стал шире. Небрежно сляпанные из подручных материалов лачуги не стали выглядеть наряднее. А люди, копошащиеся в пыли перед этими подобиями жилья, не стали чище или веселее. И только огромная человеческая фигура, перед которой, как по приказу остановился отряд ее преследователей, как ей показалось, стала еще больше.
Неофиты опустились на колени, приветствуя своего Бога. Старший из них хотел что-то сказать, но едва заметный жест руки Хозяина оборвал его.
- Ты пыталась сбежать! - вся сера ада кипела в Его голосе. - За это тебя ждет наказание!
Она не ответила, не возразила, но Он и не ждал оправданий. Все уже было решено: - К столбу ее! - короткий приговор, как удар ножа в живот - безжалостный и смертельный.
Руки взорвались новой болью, когда лапы гончих, послушные Его воле, сомкнулись на запястьях сталью наручников. Она сжала зубы, чтобы не закричать (Ему не достанется ни единого стона) и закрыла глаза.
Глава 1
Человеческая память удивительная штука. Она способна уместить в себе несколько томов исторических дат, пару тысяч рецептов или значения индекса Доу-Джонса за последние полгода, при этом из нее могут бесследно исчезнуть самые значимые события жизни. Выпасть целые ее куски. Оставив взамен себя дрожащую, рассыпающуюся реплику, сотканную из запахов, звуков, вкусов и еще чего-то, чему люди пока еще не придумали названия.
Эмили плохо помнила тот день и в особенности утро. Спроси ее кто-нибудь, она не смогла бы назвать ни его дату, ни место в недельной обойме, ни даже то, что они с мужем ели на завтрак. Единственное, что осталось в памяти - это холод. Пронизывающий, жуткий, колючий, непривычный для последних дней сентября. Осень еще только пришла, а уже вовсю развлекалась. Пронзительный ветер, словно первоклассный карманник, норовил незаметно забраться под куртку, чтобы проверить содержимое карманов. Идущий от земли холод ощущался даже сквозь толстые подошвы утепленных ботинок. Да, Эмили помнила, как у нее замерзли, занемели пальцы на ногах и руках. Настолько, что она практически не чувствовала их. Не спасали даже потоки теплого воздуха, льющиеся из сопел воздуховодов: их с мужем не молодой уже, видавший виды форд, старался изо всех сил, пытаясь спасти хозяев от холода. Он бодро тарахтел мотором, превращая стылый наружный воздух в нечто более комфортное. И вовсе не его вина, что получалось это с трудом, просто на улице было слишком уж морозно.
Странная все-таки вещь - память. Столько всего произошло в тот день, а Эмили лучше всего запомнила именно то, что никак не могла согреться. Даже тогда, когда из промерзшего салона форда они с мужем перебрались, наконец, в теплый кабинет доктора Трибунски, она долго еще выбивала зубами звучную мелодию холода. Никак не могла оттаять.
Кабинет психолога представлял собой довольно просторную комнату на один рабочий стол, стул, маленький журнальный столик, пару стеллажей с книгами и три мягких кресла. Темный ковролин на полу хорошо оттенял теплый бежевый оттенок стен и небесно-голубой цвет потолка. Мягкий электрический свет и тяжелые, плотно запахнутые шторы, дарили ощущение домашнего уюта. В кабинете доктора Трибунски было по-домашнему. Видимо именно в такой обстановке люди легче всего расставались со своими тайнами и сбрасывали шелуху комплексов. А шторы? Господи, что это были за шторы. Увидев их в первый раз - два струящихся водопада кофейного цвета - Эмили сразу загорелась желанием повесить такие же у себя в гостиной. Она даже мысленно представила себе эту картину и мысленно же задохнулась от восторга. Да, она хотела эти шторы.
Но еще лучше оказались кресла. Когда по безмолвному приглашению хозяйки кабинета они с мужем погрузились в их умопомрачительную мягкость, Эмили поняла, почему люди выходят отсюда такими счастливыми. Виной тому были кресла. Их феноменальное, прямо таки сверхъестественное удобство. Эмили ощутила, что отныне ей не будет покоя, пока в ее доме не появится точно такая же мебель. Роскошная, стильная, волшебная. Мебель высшего сорта.
- Удобные, правда? - неожиданно спросила хозяйка кабинета.
Эмили, с головой нырнувшая в оценку интерьера, оказалась не готова к подобному вопросу. Она вдруг почувствовала себя девочкой, пойманной за просмотром фильма из категории "только для взрослых". Лицо залило краской. В поисках поддержки она взглянула на мужа, но Джон, видимо, даже не услышал вопроса. Вольготно устроив свое отнюдь не маленькое тело в кресле, он, судя по мечтательной улыбке, стремительно к нему привыкал. Все остальное, внешнее, его не интересовала.
Не найдя помощи у мужа, Эмили вынуждена была пойти на маленькую уловку, подсказанную опытом жизни в социуме. Она сделала вид, что не расслышала вопроса: - Что, простите?
Доктор Трибунски (женщина чуть за сорок, строгое лицо учительницы младших классов, собранные в пучок волосы, изящный деловой костюм) приподняла уголки губ, что, видимо, означало у нее улыбку: - Я говорю - удобные! Один мой хороший знакомый ими торгует. Мистер Томпсон, - она поднялась из-за стола, за которым сидела, и пересела в свободное кресло, поближе к гостям. Расслабленно откинулась на спинку, прикрыла глаза.
- Да, мистер Томпсон. Он держит небольшую фирму здесь, в городе. Ничего особенного - пара помещений в аренде, с десяток рабочих, полностью ручное производство. И только лучшие материалы, высшего качества. Дорогое, конечно, удовольствие, но он кое-чем мне обязан, поэтому сделал хорошую скидку, - пальцы психолога грациозно пробежались по подлокотникам. - Очень хорошую скидку. Если интересует, могу дать его номер. Хотите?
Эмили робко кивнула.
- Нет проблем, - доктор Трибунски встала и вернулась за стол. Взяла из большой стопки цветастых рекламок верхнюю, перевернула и что-то быстро на ней написала. Протянула ее Эмили: - Держите. Скажете ему, что вы от Кэролайн. Кэролайн - это я. Он действительно мне обязан, поэтому не будет сильно привередничать в вопросах цены.
- Спасибо! - Эмили взяла листовку.
- Не за что, миссис Лоусон, не за что! - доктор шутливо поклонилась.
- Эмили, - поправила ее миссис Лоусон.
- Ну, конечно, миссис Эмили, конечно. А кресла? - Кэролайн заговорщицки подмигнула. - Я же вижу, как они вам понравились. Надо признаться, они действительно хороши. До неприличия.
Смутившись, Эмили быстро опустила глаза. При этом взгляд ее невольно упал на принятый от психолога рекламный листок. Случайно или нет, но тот оказался повернут к ней своей лицевой стороной. Она неосознанно всмотрелась в нарисованную там картинку, а, осмыслив изображение, уже не смогла от него оторваться.
Там, на нем, маленькая детская ручка, тоненькая, как паутинка и хрупкая, словно крылышко бабочки, крепко держала за указательный палец крупную мужскую руку. Держала так, словно в целом мире не было ничего более ценного, чем эта загрубевшая от работы, мозолистая ладонь. Чуть ниже, в самом низу листка огнем пылали огромные алые буквы: ADOPTED.[1]
У Эмили вдруг предательски защипало глаза, ком подкатил к горлу. Она часто заморгала, пытаясь за взмахами ресниц спрятать нахлынувшие эмоции. Закашлялась. Джон тут же встрепенулся, подскочил, заботливо протянул платок. Эмили через силу улыбнулась: - Все в порядке, милый, все в порядке.
- Как вы себя чувствуете, миссис Эмили? - в голосе Кэролайн Трибунски слышалось искреннее участие. - Вам нехорошо?
- Нет, доктор, все о'кей, - Эмили выпрямилась и с вызовом взглянула ей прямо в глаза. - Еще раз спасибо за предложение, мы обязательно им воспользуемся, - она сложила рекламный лист с телефоном мастера кресел вдвое и аккуратно убрала в сумочку.
- Раз так, давайте, наверное, начнем? - психолог вопросительно посмотрела сначала на нее, потом на ее супруга. Не получив возражений, продолжила: - Итак, мистер Лоусон, миссис Лоусон. Джон, Эмили. Думаю ни для кого не секрет для чего мы здесь собрались, поэтому давайте не будем ходить вокруг да около, а перейдем сразу к сути вопроса. Я внимательно изучила вашу заявку и анкеты. Первые впечатления надо сказать самые положительные. Однако я обязана начать нашу беседу с вопроса, который задаю каждой приходящей ко мне семейной паре. Итак, - она выдержала паузу, - почему вы решили взять ребенка?
Эмили и Джон переглянулись: кто-то должен был взять на себя смелость ответить. Джон среагировал первым: - Эмми, может быть ты?
- Да, миссис Эмили, пожалуйста! - поддержала его Кэролайн.
Она уже не помнила когда и откуда пришла сама эта идея. Но были обследования и лечения, которые должны были помочь. А потом новые лечения, потому что предыдущие не сработали. И в какой-то момент руки опустились. Казалось, что мечту о детях надо отложить на неопределенный срок, а может и попросту забыть. И тут появилась эта мысль - вроде бы такая очевидная, но совсем, совсем не простая. Так почему же они решились на усыновление?
- Наверное потому, доктор, что врачи не оставили нам другого выбора.
- У вас не может быть детей, Эмили? Я правильно поняла?
- Да, доктор, вы правы!
- Что ж, представляю, как нелегко вам приходится, - на лице психолога не отразилось ни единой эмоции. - Но знаете что?
- Да, доктор?
- По статистике в нашей стране около пяти процентов населения репродуктивного возраста испытывают проблемы с зачатием ребенка. Нарушение фертильности - так это называется. Пять процентов! В абсолютных величинах это примерно шесть миллионов человек. Шесть миллионов, представляете?! И только четверть из них задумывается об усыновлении. Всего лишь четверть! А уж то, сколькие из них доводят дело до конца, я вообще умолчу, - психолог многозначительно замолчала.
- И что это значит, доктор? К чему все эти цифры? - спросил Джон.
Кэролайн Трибунски вновь приподняла уголки губ: - К тому мистер Лоусон, что вы большие молодцы, что пришли сюда. Джон, Эмили - я говорю вам спасибо за ваш визит и за ваше решение. Но все же хочу услышать ответ на свой вопрос: так почему вы хотите взять бэби?
- Доктор, как вы можете? - не выдержал Джон, но Эмили остановила его: - Нет, Джон, не надо. Доктор права. Ведь это мы пришли к ней, а значит, она вправе задавать любые вопросы. И столько раз, сколько сочтет нужным.
После этого она надолго замолчала, а когда, наконец, продолжила голос ее заметно дрожал.
- Мне тридцать пять, доктор. Тридцать пять! Врачи говорят - никакой надежды... советуют жить дальше. Не говорят лишь одного - зачем?.. Если бы в этом был хоть какой-то смысл... не знаю... но больше так не могу. Вот здесь, - она прикоснулась к груди, - болит. Уже давно, доктор.
Эмили съежилась в своем кресле. К горлу вновь подкатил соленый ком, сбил дыхание. Джон, заметив, что ей плохо, тут же оказался рядом, заботливо поддержал за плечи. Она благодарно улыбнулась ему.
- Хорошо, Эмили, а может быть причина вашей боли в другом? Возможно, вы просто чувствуете вину? Перед собой, перед мужем? За то, что не можете зачать, выносить, родить своего собственного ребенка?
- Знаете, доктор, я никого не виню. Все, что мы имеем, дано нам свыше. Не ведаю, за какие грехи мне это, но значит... так нужно. Но и смириться с этим - нет, никогда.
- Что ж, Эмили, спасибо за откровенность, - доктор задумчиво посмотрела на гостью. - Извините, за столь болезненные вопросы, но вы же понимаете, что нам предстоит не близкий и не простой путь. Мне необходимо убедиться в искренности ваших намерений, в желании идти до конца.
- Убедились? - Джон не смог удержаться от сарказма.
Однако психолог не поддалась на его уловку и спокойно ответила: - Да, мистер Лоусон, Джон, убедилась. Скажу больше - с вами можно работать.
--
Неужели? - снова едко поддел Джон.
- Вы напрасно иронизируете, мистер Лоусон! Поймите, часто бывает так, что горе бездетности остается не пережитым у родителей. Особенно у матери. И в этом случае оно неизбежно влияет на отношения с приемным ребенком. Тот становится последним шансом для родителей быть "как все", этаким лекарством от депрессии. Таблеткой.
- Разве так может быть? - не поверила Эмили.
- Да, Эмили, может. Бывают и вовсе драматичные случаи, когда решение усыновить возникает, например, в результате потери родного дитя. Тогда приемный становится заменой умершего. Представьте ситуацию, когда родители еще не отгоревали свою потерю, и неосознанно стараются заглушить ее заботой о другом ребенке, который становится как бы заместителем, двойником. Самое плохое, что горя от потери это не уменьшает, ведь приемный ребенок никогда не заменит утраченного. Итог может быть страшным - разочарование родителей, ухудшение отношений внутри семьи, вплоть до отказа от усыновленного, чувство вины у родителей и сильная травма у самого ребенка. В некоторых случаях дело доходит даже до суицида.
- Неужели все так страшно? - ужаснулась Эмили.
- Такова реальность! - подтвердила психолог.
- Но что же делать, доктор? Существует ведь какой-то выход?
- Конечно. Самое важное, что нужно понять, это чтобы основным для вас стало желание давать. Давать ребенку свою любовь, свою радость, свое тепло. Не брать и не использовать, а отдавать, дарить! Это самое главное! Остальному я вас научу.
- Мы готовы, - Эмили крепко сжала руку мужа и решительно тряхнула головой. - Готовы!
- А вот это мы сейчас как раз и проверим, - Кэролайн вновь улыбнулась уголками губ. - Я подготовила для вас несколько психологических тестов. Постарайтесь отвечать честно, без лукавства. От этого будет зависеть вся наша дальнейшая работа.
Глава 2
- И что за тесты там были? - Дженни пришлось повысить голос, чтобы перекричать шум льющейся воды.
Эмили пожала плечами: - Разные.
Этим вечером они с систер-ин-ла[2] уединились в кухне, подальше от любопытных мужских ушей. И теперь совмещали приятное с полезным: разговаривали и одновременно мыли оставшуюся после ужина посуду. Жребий определил Эмили заниматься самой трудоемкой частью работы, Дженни же была на подхвате: насухо вытирала полученные от невестки тарелки и отправляла их на отдых в шкаф.
Конечно, кухня Эмили могла похвастать наличием посудомоечной машины, однако сегодня они решили ее не беспокоить, а сделать все вручную. По глубокому убеждению обеих совместное мытье посуды в немалой степени способствовало укреплению семейных связей. Не хуже, чем скажем общие праздничные ужины или воскресные походы в церковь. К тому же звук льющейся воды создавал безопасную шумовую завесу - можно было спокойно поговорить.
- Разные и все? - сбить Дженни с выбранного пути было практически нереально. Все равно, что стараться руками удержать набравший ход поезд. - Нет, сестренка, так не пойдет, я хочу подробностей.
- Каких подробностей? - Эмили критически осмотрела очередную кружку и прошлась по ней губкой еще раз. - Не помню я.
- Вот еще придумала, - фыркнула Дженни, - не помню. Давай рассказывай.
- А иначе что? - Эмили попыталась напомнить ей, кто здесь старший. Но для двадцатилетней девчонки разница в возрасте никогда не являлась сколь-нибудь значимым аргументом.
- Иначе я сейчас же пойду к мистеру "Спешу на помощь" и спрошу у него!
- Дженнифер, - Эмили укоризненно посмотрела на Дженни, - я же просила тебя не называть так Джона.
- А что такого?
- У него есть имя.
- Оно ему не идет, - скорчила гримасу Дженни. - К тому же он МОЙ брат, поэтому буду называть его, как хочу.
- Дженнифер! - Эмили собралась было отчитать ее, но тут неожиданно в кухню заглянул предмет их ссоры: - Девочки, у вас все в порядке? - спросил он. - Помощь не нужна?
Дженни прыснула в кулак, но заметив испепеляющий взгляд Эмили, поперхнулась и закашлялась. Заботливая золовка не преминула тут же ей помочь: рукой в мокрой перчатке прошлась между лопаток. Восстановив таким образом статус-кво, она обернулась к мужу: - Все хорошо, милый, мы сами справимся. Дай нам еще немного времени.
Джон кивнул и растворился в темноте коридора, а Эмили вернулась к Дженни. Вид у той был поникший и слегка виноватый, однако она нашла в себе силы и первая протянула руку: - Мир?
- Мир!
- Ну, может, все же расскажешь, что там с тестами?
- Хорошо, - сдалась Эмили. - Ты ведь все равно не отстанешь, верно?
Она снова взяла губку, задумчиво размазала по грязной тарелке остатки кетчупа: - Психолог сказал, что я склонна к гиперопеке.
- Чего?
- Склонна к ги-пер-опе-ке, - по слогам повторила Эмили.
- Это как? - недоуменно спросила Дженни.
- Это значит, что у меня чрезмерно выражена забота о детях.
- А разве это плохо?
- Должно быть, - Эмили смыла пену. - Кэролайн сказала, что это может стать причиной задержек и отклонений в развитии ребенка.
- Почему?
- Ну, якобы, чрезмерная опека со временем приведет ребенка либо к безропотному повиновению, либо, наоборот сделает его неуправляемым.
- И ты в это веришь?
- Она профессионал, Дженни, и, да... я в это верю.
- И что теперь? Все отменяется? - заволновалась Дженни.
- Нет, конечно, - Эмили протянула ей чистую тарелку. - Это же не приговор какой-то, просто такая особенность характера. Придется над ней поработать, только и всего.
- Поработать... ну да, да, конечно... так странно... никогда не замечала у тебя этой... особенности. Откуда она вообще взялась?.. Странно... хотя, знаешь, Эмми, говорят, все проблемы идут из детства...
Дзынь! Фарфоровое блюдо встретилось с полом и точно потревоженный пазл распалось на сотню осколков.
- Прости! Прости, пожалуйста! Я не хотела! Совсем не то имела в виду.
- А что?.. Это всего лишь дурацкий тест, понимаешь? Набор глупых вопросов. Со мной все в порядке! Я здорова!
- Знаю, Эмми, знаю. Я больше не буду, прости! Ты же простишь меня?
У Дженнифер был такой потерянный вид, что Эмили немного смягчилась. Она стянула перчатки и крепко обняла ее: - Ладно, сестренка, все будет хорошо! Мы все немного перенервничали, устали, но все образуется, так ведь?
Дженни что-то согласно промычала в плечо.
- Все будет хорошо! - Эмили погладила ее по волосам. - А знаешь, там был один такой смешной вопрос. Мы с Джоном из-за него чуть не поссорились. Честно! Еще немного и точно бы разругались.
- Какой? - Дженни подняла покрасневшее лицо.
- Ну, такой... странный что-ли. Сначала, значит, надо было нарисовать схему нашего дома, а затем заштриховать в ней свои пространства: те места, где проводишь больше всего времени. Оказалось, что у меня таких вдвое больше, чем у него. Кроме общих спальни и душа, мне достались еще кухня и почти вся гостиная, а ему только компьютерный стол и диван. Ты бы видела, как он расстроился.
- Правда?
- Точно. Белый стал, как мел, потом покраснел, руки затряслись. Никогда его таким не видела. Я вообще подумала, что он сейчас вскочит и хлопнет дверью, но ничего, сдержался. На обратной дороге только пыхтел сильнее, чем обычно, - Эмили рассмеялась. - Ох уж эти мне мужчины.
Она еще крепче прижала к себе золовку, поцеловала в пахнущие яблоком волосы.
- Намусорили мы тут с тобой, принцесса. Надо прибраться, как считаешь?
- Давай, - хлюпнула носом Дженни.
Они аккуратно собрали самые большие осколки, потом с помощью пылесоса окончательно уничтожили следы недавнего преступления. Только после этого Дженни решилась заговорить.
- Эмми?
- Да, сестренка?
- А что теперь будет?
- В смысле? - Эмили внимательно посмотрела на Дженни.
- Ну, - замялась та, - я ведь все равно стану тетей?
- Конечно, станешь!
- А когда?
- Ох, принцесса, разве я могу сказать тебе точную дату? Да и кто может?
- Не надо точную, скажи просто, что через месяц или два... или...
- Дженни, милая, я не знаю, - Эмили растерянно пожала плечами. - Одному Богу известно когда.
- Да уж, - девушка снова погрустнела, - Богу. Только вот вряд ли он скажет, верно?
- Дженни, ну что ты такое говоришь? Не надо. Мы все равно ничего не можем сделать, только ждать.
- Но почему так долго, Эмми? Я думала, все будет проще и быстрее. А здесь какие-то тесты, бесконечные проверки...
- Дженнифер, - перебила ее Эмили, - постой. Послушай меня: я знаю, как тебе сейчас нелегко. Поверь, нам с Джоном тоже. Такие решения, они ведь... легко не даются. Но сейчас у нас нет иного выбора, как только ждать. Столько, сколько потребуется. Ждать и надеяться, понимаешь?
- Понимаю, - покорно кивнула Дженни.
- Вот и славно, - Эмили поправила золовке выбившийся из прически локон. - Ты самая лучшая на свете, знаешь об этом?
Та смущенно улыбнулась: - Да.
- Молодец!.. Давай-ка присядем, - Эмили пододвинула Дженни стул, - мне нужно рассказать тебе еще кое-что... о чем ты еще не знаешь. Мы с Джоном решили... как бы это сказать?..
- Скажи как есть.
- Хорошо... в общем, мы решили не подавать документы в центр усыновления.
- Но как же?..
- Подожди, я не договорила. Мы не хотим вставать в очередь, а потом становиться фостер фэмили.[3] Вместо этого мы возьмем ребенка из приюта.
- Что?
- Усыновим из приюта. Есть такие детские дома, где живут детки, брошенные родителями. А еще сироты. Конечно, это сложнее и дольше, чем простое опекунство, зато это будет наш бэби. По-настоящему наш, никто уже не сможет его потом отобрать.
- Так вот откуда столько проверок? - сообразила Дженни.
- Точно.
- Но разве такие приюты существуют? Где вы его найдете?
- Кэролайн все устроит, - успокоила ее Эмили.
- Ясно, - Дженнифер внимательно посмотрела на невестку, - скажи, Эмми, а ты не боишься?
- Чего?
- Хотя бы того, что не будешь знать, кто родители ребенка. Какие они. Может быть психи или наркоманы, или того хуже?
- Не боюсь, - упрямо заявила Эмили. - Это такие же дети, Дженни, и им точно так же нужны мама и папа, нужна любовь и семья.
- А как же... - попыталась возразить Дженни, но Эмили ее обрубила: - Дженнифер, мы уже все решили. К тому же я хочу сама выбрать своего бэби, а не полагаться на слепую фортуну. Не могу просто размещать анкеты в базах данных всех без разбора центров усыновления, а потом беспомощно ждать, пока какая-нибудь мамаша, потерявшая где-то свой материнский инстинкт, откликнется. И то только потому, что ее привлечет размер нашего с Джоном годового дохода. Нет, это не для меня.
- Хорошо, Эмми, хорошо, - сдалась Дженнифер, - ты права. Но, послушай, какого ребенка ты возьмешь? Ты уже думала над этим?
Эмили задумчиво посмотрела на золовку: - Сердце подскажет. Я просто увижу и пойму - вот он, мой бэби.
Сказав так, она замолчала. На несколько долгих мгновений в кухне воцарилась мертвая тишина. Стало слышно даже, как где-то в глубине дома кричит телевизор, празднуя очередную победу чикагских быков. Джон с Марвином, как всегда, внимательно следили за выступлением любимой команды. Пиво было им в помощь.
- И когда вы собираетесь туда пойти? - не выдержала Дженни.
- В приют?.. Не знаю. Кэролайн сказала, что сначала они должны проверить нашу с Джоном благонадежность, - Эмили усмехнулась, - посмотреть на взаимоотношения с полицией и социальными органами, что-то там еще. В общем, на все проверки уйдет несколько недель. После этого выдадут положительное заключение на усыновление.
- А потом? - не унималась Дженни.
- Потом?.. Потом она подберет нам кандидатуры детей, и дальше мы должны будем выбрать.
- И все?
- Нет, принцесса, не все, - Эмили тяжело вздохнула, - это только начало. Что будет дальше я не берусь загадывать, и, знаешь... мне очень страшно.
Она медленно, через силу поднялась, налила себе воды. Сделала пару больших глотков. Дженни, внимательно наблюдавшая за невесткой, тихо подошла к ней, обняла: - Эмми, все будет хорошо, слышишь? Ты сильная. Сама не представляешь насколько. У тебя все получится.
Эмили благодарно улыбнулась: - Спасибо, сестренка, спасибо за то, что веришь в меня.
- Конечно, верю, - Дженни обняла невестку. - И Джон тоже. Все будет хорошо, слышишь? Обязательно будет хорошо!
- Ты права, - Эмили упрямо тряхнула головой, - абсолютно права, а я что-то совсем раскисла. Надо с этим что-то делать. Кстати, как там наши домочадцы? Совсем, наверное, заскучали без нас? Пора это исправить, как считаешь?..
Глава 3
Целый год она шла к цели. Двенадцать долгих месяцев. И вот теперь была совсем рядом. Так близко, что стоило лишь протянуть руку, чтобы до нее дотянуться.
Цель эта носила красивое латинское название: Anodorhynchus glaucus. Что в переводе на человеческий означало - серо-голубой гиацинтовый ара. Другое название - аквамариновый макао. Длина тела до семидесяти сантиметров, хвоста - до тридцати. Яркое, голубое с зеленоватым оттенком оперение. Голова серого цвета, верхняя часть груди, горло и щёки серовато-бурые. Неоперённая зона вокруг глаз и у основания клюва бледно-жёлтая. Клюв чёрный со светлым кончиком. Тёмно-серые лапки и тёмно-коричневая радужка. Ареал - северо-запад Аргентины, Бразилия, Уругвай. Среда обитания - влажные тропические леса бассейна Амазонки. Текущий статус - предположительно вымерший вид.
Впервые она узнала об этой редкой птице, семейства попугаевых, будучи еще совсем юной, когда ей в руки случайно попал один из выпусков журнала National Geographic. Тот номер был тематический, посвященный юбилею вступления в действие Конвенции CITES[4], а глянец его обложки украшала фотография крупной, красивой птицы, цвета чистого неба. Это и был аквамариновый макао, вымирающий вид, занесенный в международную Красную Книгу и в первое приложение Конвенции.
Она хорошо помнила ту фотографию. Сочную, настоящую, живую. Не фотографию даже, а мгновение жизни, вырванное затвором фотоаппарата из потока бытия. Выменянное у природы на месяцы поисков, на боль и усталость, на долгие часы напряженного ожидания и метры загубленной пленки. Да, отлично помнила. Возможно, именно этой фотографии стоило сказать спасибо за выбранную впоследствии профессию и значит судьбу.
Вторая их встреча произошла много лет спустя, когда она - уже довольно известный фотокорреспондент, состоящий на службе в Национальном географическом обществе США - находилась в служебной командировке в Салвадоре. Тогда в заданиях у нее числилось сделать серию снимков, иллюстрирующую быт местного населения. National Geographic готовился познакомить своих читателей с жизнью современной Бразилии. Хотел окунуть их в водоворот уличных карнавалов, закружить в хороводе самбы и капоэйры, сыграть вместе с ними в национальную бразильскую игру - футбол и даже позволить им одним глазком заглянуть в наводящие ужас фавелы.
С работой в тот раз она справилась быстро. Пара дней ушла на поиск натуры, еще два на саму съемку. Оставшееся из выделенной ей недели время она решила посвятить лично себе. Напитаться впечатлениями, солнечным светом и колоритом этого старинного города, бывшего когда-то столицей всей Бразилии, а ныне - главного в штате Баия. Больше всего для этого подходил так называемый "нижний город" или Сидаде Байша, как называли его местные, целиком состоящий из многочисленных рынков, торговых рядов и портовых сооружений. Пропитанный солью океана, яркий, непредсказуемый, шумный, благоухающий, гремящий гитарными руладами, наполненный аппетитными запахами экзотических угощений, многообещающий торговый центр Салвадора.
Там она и увидела его. В небольшой сувенирной лавке, спрятавшейся от палящих лучей солнца в одном из многочисленных закоулков гудящего, словно растревоженный улей, рынка Моделу. Серо-голубой гиацинтовый ара неподвижно сидел в клетке. И снова, как когда-то в детстве, она испытала восторг и одновременно смятение, будто судьба позволила ей прикоснуться к чему-то волшебному, ослепительно красивому и в то же время запретному.
А дальше ее ждало разочарование - птица оказалась всего лишь искусно выполненным чучелом. С объявленной ценой в пять сотен полновесных реалов. На ее вопрос (почему так дорого?) хозяин лавки, типичный коричневокожий баианос, заявил, что такая редкость есть только у него. В лесу эти птицы больше не живут, да и в неволе их не найдешь. Неволя убивает их почище, чем вырубка сельвы. Ну а этот экземпляр, по его словам, достался ему еще от отца и тем более дорог ему, что это единственная память о предке. Она согласилась, что память в наше непростое время стоит недешево и все же попросила убавить цену вдвое. Торговец хитро сощурился и согласился сбросить четверть.
Через полчаса ожесточенной торговли, в которой хозяин лавки проявил чудеса стойкости и изобретательности, она, наконец, вышла, держа в руках чудо, созданное когда-то природой и так бездумно уничтоженное человеком. Пожалуй, именно тогда и зародилось у нее идея отыскать живого представителя вида anodorhynchus glaucus и запечатлеть его на пленку. Так появилась цель.
Семь месяцев потребовалось на то, чтобы убедить руководство выделить деньги на экспедицию. Никто, кроме Джервиса, ее помощника, не верил, что у нее получится. Еще два ушло на подготовку оборудования и оформление необходимых документов. Следующие восемь недель она занималась поиском проводника: опытного, чтобы смог довести ее до цели, и в то же время достаточно авантюрного. К сожалению, прогулка не обещала быть томной. Вдобавок те места, которые она намеревалась посетить, пользовались дурной славой. Там до сих пор довольно активно летали маленькие стрелы, пропитанные ядом кураре. Вылетали они всегда очень неожиданно, а в цель попадали очень точно. Понятно, что это обстоятельство не способствовало укреплению нервной системы, а значит, требовался проводник с хорошей стрессоустойчивостью. Желательно со знанием диалектов, находящихся в ходу у туземцев. И такой, в конце концов, нашелся, пускай на его поиск и ушло много времени.
Еще неделю пришлось просидеть в ожидании благоприятной погоды, сезон дождей все никак не заканчивался. И вот уже полтора месяца, как они втроем прочесывали сельву. Пока, правда, без особого успеха. Но она знала, чувствовала, что рано или поздно удача улыбнется ей. А трудности? Что ж, они всегда присутствовали в ее жизни. Такая уж профессия.
Фотокоры Национального географического общества никогда не искали легких путей. Ради редких кадров они готовы были терпеть любые трудности, рисковать здоровьем и даже самой жизнью. Их арестовывали, они обгорали во время пожаров, страдали от малярии, дизентерии и менингита, их кусали акулы, в них стреляли. И все равно они брали в руки камеру и снова ехали на съемки. Этих закаленных людей нельзя было испугать, заставить отступиться от намеченной цели.
Примером могла служить знаменитая Джоди Кобб побывавшая за тридцать лет работы в National Geographic более чем в пятидесяти странах. Именно она первая взяла читателя за руку и ввела его в мир женщин Саудовской Аравии, во дворцы принцесс и палатки бедуинов, в дома японских гейш. Или Майкл "Ник" Николс - самый знаменитый на сегодняшний день фотограф живой природы. Обладатель нескольких наград Национальной ассоциации фотожурналистов. Или еще одна легенда - Эмори Кристоф, автор известных подводных фотографий "Титаника" и затонувшего у берегов Филиппин в XVI веке корабля "Сан-Диего". Тот самый Эмори Кристоф, который в девяносто восьмом году запечатлел на пленку жизнь океана в зараженных радиацией водах близ Маршалловых островов. И еще многие, многие другие. Она знала их имена наизусть. С некоторыми была знакома лично. У них училась, брала пример, втайне мечтая, что когда-нибудь встанет с ними в один ряд.
Левое плечо вдруг отчаянно зачесалось, прервав неторопливый ход мыслей. Какое-то маленькое кровососущее насекомое пристроилось полакомиться свежим гемоглобином. Она прихлопнула незваного гостя. Потерла, успокоила место укуса, провела пальцами по росчерку старого шрама. Да, в ее жизни тоже случались трудности. Но еще ни разу она не повернула назад, ни разу не отказалась от своих планов, ни разу не опустила рук.
К своей новой цели она шла целый год. И вот теперь была совсем рядом. Так близко, что стоило лишь протянуть руку, чтобы до нее дотянуться. Она знала, что все получится.
Глава 4
Стопка анкет, лежащая на столе, выглядела внушительно. Эмили мысленно взвесила ее (килограмма полтора, не меньше!), и протянула руку к флешке.
Целый месяц прошел с их первой встречи, а в кабинете психолога все осталось по-прежнему. Тот же стол и стеллажи с книгами, волшебные шторы на окнах (точно такие же висели теперь и в гостиной Эмили) и волшебные кресла. Да и сама хозяйка кабинета за это время мало изменилась. То же строгое лицо учительницы начальной школы; слегка вздернутые уголки губ; тщательно зачесанные назад волосы. Разве только глаза излучали теперь чуть больше тепла. Читалась в них искренняя заинтересованность.
- Предпочитаете в электронном виде? - Кэролайн вопросительно приподняла брови.
- Так проще, - пожала плечами Эмили, - и привычнее.
- Понимаю! - улыбнулась психолог. - А я вот больше люблю по старинке, на бумаге. С экрана не воспринимаю. Каждому поколению свое, верно?
Эмили, молча, кивнула.
- Хорошо. А Джон? Его сегодня не будет?
- Да, он немного занят. Что-то там на работе, я точно не знаю.
- Что ж, ладно. А как у вас обстоят дела с курсами?
- Для усыновителей? - уточнила Эмили.
- С ними.
- Все о'кей. Ходим два раза в неделю. Каждый вторник и суббота, с восьми.
- Отлично! Рада, что вы с мужем серьезно подошли к делу. Знаете, Эмили, от большинства пар я слышу одно и то же: что они взрослые люди, бла-бла-бла, что у них хорошее образование и огромный жизненный опыт; бла-бла-бла; что им некогда, да и просто незачем ходить на какие-то там непонятные курсы. Это просто смешно, говорят они, чему там можно научиться? Пустая трата времени. Надеюсь, вы так не считаете?
- Нет, - подтвердила Эмили, - конечно, нет.
- И правильно. Уверяю вас, эти курсы очень полезны. Более того - необходимы. Особенно в вашем случае.
- Что значит в моем, доктор?
- Я имею в виду то, что вы хотите взять ребенка из приюта. К тому же не новорожденного.
- А что в этом не так?
- Ровным счетом ничего. И в то же время есть один важный момент. Принципиальный момент, Эмили. Поймите, каким бы маленьким не был ребенок, которого вы выберете, он уже личность. За свою пока короткую жизнь он уже многое успел пережить, увидеть, почувствовать. Быть может, он даже помнит свою настоящую, мы говорим биологическую, маму. Извините уж за профессиональный жаргон. Помнит ее руки, запах, звук голоса. Помнит свой дом, каким бы тот ни был. Он будет изучать вас, приглядываться и принюхиваться. В прямом смысле. Будет вас испытывать. Это нормально, так ребенок адаптируется к новым, непривычным для него условиям. Поэтому нужно много времени, а, главное - терпения, чтобы ваш дом стал его единственным домом, а ваша семья - единственной любимой семьей. Вот для чего нужны курсы - научить вас терпению, понимаете?
- Разве этому можно научить? - удивилась Эмили.
- Можно указать на нюансы в общении с ребенком, которые помогут вам избежать лишних проблем. Все мы, в конце концов, обычные люди, Эмили. Со своими проблемами и трудностями. У каждого есть скелет в шкафу, иногда даже не один. Важно другое - чтобы эти скелеты не помешали вам полюбить своего бэби. Помните, что я говорила в нашу первую встречу? Основным должно стать желание отдавать. Свое тепло, любовь, радость. Не брать и не использовать, а дарить, помните?
- Да, конечно.
- Ну вот,- психолог откинулась на спинку кресла. - Кстати, не возражаете, если я открою окно? Что-то здесь совсем нечем дышать.
- Как вам будет удобнее.
Кэролайн подошла к окну, распахнула шторы и подняла вверх фрамугу. Волна свежего воздуха прокатилась по кабинету. "Так-то лучше", - глубоко вздохнула она, после чего снова вернулась за рабочий стол.
- Здесь, - положила она руку на стопку анкет, - и на флешке тоже - истории десяти детей.
- Истории? - переспросила Эмили.
- Да, именно истории. Есть совсем короткие. И чуточку длиннее. Но всегда особенные, свои. Здесь, - психолог похлопала по стопке, - не только рост, вес, цвет кожи, волос и глаз. Еще много всего: жизнь до приюта, биологические родители, болезни, страх, отчаяние, слезы и улыбки. Все! Каждый день и час их непростой жизни. Вдобавок ко всему на флешку я перекинула несколько видеороликов, заснятых в приюте. Мой вам совет, Эмили, изучите эти материалы внимательнейшим образом.
- Конечно, я обязательно посмотрю.
- Вот именно. И вот еще: у вас наверняка возникнут вопросы, поэтому не стесняйтесь спрашивать. Я постараюсь ответить на любые.
- О'кей, - Эмили запнулась, но потом все же добавила: - Спасибо, Кэролайн.
- Не за что, - улыбнулась психолог, - я ведь тоже лицо заинтересованное. Однако мы слегка отвлеклась, и я не успела рассказать вам главное. Итак, здесь, - она снова постучала по стопке с анкетами, - десять детей. Все разного возраста: от двух до шести лет. Четыре мальчика и шесть девочек.
- Простите, доктор, - перебила ее Эмили, - но мы же просили подобрать только девочек, неужели вы забыли? И возраст - не старше трех лет.
- Да, я помню.
- Зачем же тогда?..
- А почему вы не хотите мальчика?
- Ну, понимаете, - Эмили замялась, - мальчики, они же... неуправляемые... непослушные... не знаю, как мы сможем справиться. И шесть лет - это ведь уже много. Нет, нам надо именно девочку. И обязательно не старше трех.
- Подождите, Эмили, послушайте. Мне вполне понятны ваши опасения. Более того, все кто сидел в этом кресле до вас и, уверена, все кто будет сидеть после, испытывают подобные сомнения и страхи. Конечно, мы боимся, это естественно в ситуации, когда слишком многое в жизни должно поменяться. Именно отсюда все эти "хочу белокурую, голубоглазую девочку, тихую и послушную, трех лет отроду". Ну ждем, ждем мы от девочек, что они будут "тихие и послушные". Абсолютно нормальное родительское желание. И возраст такой "оптимальный" выбираем по тем же самым причинам. Кстати, хотите знать, почему все хотят именно трехлеток?
- Почему?
- Все просто. Как рассуждают будущие родители? Слишком маленький - нехорошо, ведь "у маленьких еще не проявилась наследственность". Вдруг у него "проявится" какая-нибудь неизлечимая болезнь? Нет, маленького брать не будем. Возьмем-ка ребеночка побольше. Но тогда он будет "помнить прошлое". Нет, большого тоже брать не будем. А можно такого - не маленького и не большого? А то страшно очень. Такого, чтобы "все уже проявилось, но чтобы ничего не помнил". Вот откуда трехлетний "идеал"!
- В самом деле?
- Да. Но это все иллюзии. Я уже говорила, однако повторю снова, что трехлетний киндер, да и двухлетний тоже - личность. И память у него есть, и характер уже "Oh my god".[5] А болезни, к сожалению, в любом возрасте случаются. Однако так приятно думать, что "все схвачено", правда?!
Эмили только понурила голову.
- Ну-ну, что вы, не расстраивайтесь, - приободрила ее психолог, - все будет хорошо. Ваши запросы вполне обычны, нормальны. А бывают знаете какие?.. Закачаешься.
- Правда?
- Да что далеко ходить, хотите расскажу случай из практики?
- Да.
- О'кей. Вот, к примеру, такой: пришла как-то одна женщина, довольно молодая и очень, очень милая. Вылитая мать Тереза в юности. Робко так попросила: "Хочу девочку, маленькую". А потом, во время беседы выяснилось, что девочка ей нужна лишь потому, что дома у нее очень много мягких игрушек. Целая комната. Хорошо помню, как она оглянула мой кабинет, и сделала широкий жест рукой: "Вот всю эту комнату можно заполнить". Если честно в тот момент мне стало не по себе. Представляете бедную приемную малышку, которая получит такое "богатство"! А что если она вдруг захочет машинку? Что тогда будет делать приемная мамочка?
- Неужели такое бывает? - не поверила Эмили.
- Бывает и не такое. Вот еще случай: пришла одна дама, попросила найти мальчика четырех лет. "У меня свой бэби, четырехлетний, - рассказала она, - мы часто ходим с ним на аттракционы, мой сын их обожает. Только он боится кататься один, а у меня голова кружится. Вот я и подумала, что мы могли бы иногда брать с собой четырехлетнего мальчика. Я хочу помочь ребенку из приюта, вы понимаете?". На мой вопрос, в чем же тут помощь, искренне удивилась: "Как, ну их же никто не катает на аттракционах! Он будет нас ждать, для него это будет праздник". Тогда я спросила, понимает ли она последствия того, что четырехлетний ребенок будет ее ждать. Этот простой вопрос поверг ее в искреннее изумление. Для нее стало откровением, что ребенок четырех лет привязывается моментально. Ей, оказывается не приходило в голову, что, сходив с ней и ее сынишкой в парк, он будет ждать ее и в следующие выходные, причем ждать всю неделю, буквально глядя в окошко. А, не дождавшись, почувствует, что его в очередной раз бросили. Он же не понимает, что "в жизни все непросто", и эта тетя, такая замечательная, вовсе и не собиралась брать его насовсем. "Вы будете приходить каждую неделю?" - спросила я у нее. "Ну, нет, конечно, каждую не смогу. Я хотела так, иногда...". К моему счастью больше я эту даму никогда не видела.
- Не могу поверить, - ужаснулась Эмили.
- Я вас не обманываю - это реальный случай. У меня таких историй - минивэн с прицепом, один другого круче. Бывают даже курьезные. Как-то заглянула симпатичная пара - муж и жена, обоим едва за сорок. Простые такие, добродушные. "Мы видели одну девочку по телевизору, Бетти. Хотим ее взять, можно?". За несколько дней до этого, действительно, была передача, в которой показали шестнадцатилетнюю Бетти. "А почему вы хотите взять именно ее?" - спросила я. Они долго мялись, рассказывали о своем доме, о хозяйстве. Потом признались, что через месяц ждут сына из армии. Волнуются, как бы не загулял. Увидев Бетти, поняли - вот оно, решение проблемы. Надо взять ему невесту. Сиротка из приюта - что может быть лучше! Девочка хорошая, скромная, без особых запросов. Помню, что посоветовала им тогда сначала с сыном поговорить. Разумеется, с задней мыслью о том, что тот вряд ли обрадуется подобному повороту судьбы. Как в воду глядела - больше они не появлялись.
- Кошмар! - воскликнула Эмили.
- Нет, Эмили, не кошмар - жизнь. Поэтому я считаю, что ваши требования вполне обычны. Все начинают с "белокурых, голубоглазых сироток, без особых проблем со здоровьем". Да, кстати, вот еще один камень преткновения. Никто не хочет нездоровых детей, да к тому же из неблагополучных семей. Родителям подавай ребенка без отклонений, без плохой наследственности. Желательно круглого сироту. Думают, что их хотят обмануть, подсунуть "брак". Но это не так. Просто "практически здоровых" детей в приютах очень мало, а семью хочется найти для каждого. Вот и приходится втолковывать, объяснять, что есть действительно болезни, а есть так - пройдет со временем.
- Хорошо, но как понять, что серьезно, а что нет? - возразила Эмили.
- В анкетах все подробно расписано. Что, где, почему. Диагнозы, рекомендации. Внимательно читайте, думайте. Если будет совсем непонятно, спрашивайте, я проконсультирую. И, Эмили, прошу вас - не бойтесь того, что там написано. Конечно, хочется, чтобы ребенок был здоров. Это нормальное человеческое желание. Он ведь тоже, наверное, хочет, чтобы его приемные папа и мама не болели. А что будет, если вы заболеете? Вам будет легче, если он вас пожалеет?.. И не бросит?
- Да, доктор, - Эмили вынуждена была согласиться. - Вы правы.
- И еще, - Кэролайн устало облокотилась на край стола, - на сегодня последнее. Я ни в коем случае не тороплю вас. Можете потратить на изучение материалов столько времени, сколько сочтете нужным. Обязательно обсудите свой выбор с мужем, посоветуйтесь с ближайшими родственниками. Они ведь тоже будут участвовать в жизни ребенка, верно? И главное - не торопитесь. Постарайтесь все взвесить, трезво оценить свои возможности, силы.
- Я понимаю, доктор.
- Отлично. Если вдруг случиться, а такое тоже может быть, что вас никто не устроит - не страшно, подберем другие кандидатуры. Потом, когда вы сделаете выбор, тогда устроим личную встречу. У вас будет возможность его увидеть, пообщаться, почувствовать.
- А если он мне вдруг, - Эмили замялась, - не знаю, как сказать...
- Не подойдет?.. Что ж, редко, но такое бывает. Иногда возникает чувство антипатии, неприязни. Порой иррациональное, не поддающееся логике. Некоторые родители чувствуют, что вот "не мой" и все. Что тогда делать?.. Во-первых, не тянуть и сразу сказать об этом мне. Во-вторых, еще раз встретиться с ребенком и попрощаться. Даже если в первый раз вы ему ничего не обещали, он все равно будет ждать. Поэтому нужно сказать, что больше вы в его жизни не появитесь - это, конечно, удар, но не такой страшный, как ожидание, потеря надежды и последующая боль.
- Боже, как это можно пережить? - судорожно вздохнула Эмили.
- Эмми, не надо себя так накручивать, - успокоила ее психолог. - Такие варианты исключать нельзя, конечно, но они действительно - большая редкость. Тем более мы подойдем к выбору как можно осторожнее, проведем подготовительную работу, а значит что?.. значит - сведем риски к минимуму. Не переживайте... кстати, забыла предложить: может быть чаю?
- Если можно, - согласилась Эмили.
- Конечно можно, - Кэролайн поднялась из-за стола. - Со льдом?
- Два кусочка, пожалуйста.
- О'кей... Эмили, поверьте моему опыту - все будет хорошо! Я знаю, что вы хотите самого замечательного бэби. Любимого. Красивого. Умного и доброго. Не волнуйтесь, он таким и будет. Самым лучшим на свете! Вашим!
Глава 5
Зря она не послушала Дави. Проводник предупреждал, что: "Река здесь плохой, не надо к река!". При этом на все вопросы точно заведенный повторял одно и то же: "Амассона! Амассона!".[6] Как будто молился какому-то одному ему известному богу. Наверное, что-то знал, а, может быть, просто чувствовал опасность своим первобытным нутром. Потомки индейцев каете они такие. Но тогда она не прислушалась к его словам, списав все на местные суеверия. Не поверила. Возможно, просто устала от давящей на плечи сельвы, от ее липких прикосновений, тревожных шорохов и вздохов. Захотела хотя бы на время вырваться из зеленого плена джунглей, увидеть над головой чистое небо. Тем более спуск к реке в разгар сухого сезона большой воды, когда выжатые досуха небеса не сулили больше ни капли дождя, казался ей вполне логичным и неопасным. В общем, она настояла.
А неприятности, толи предсказанные Дави, толи им же накликанные не заставили себя долго ждать. Начались они буквально сразу, стоило им только выйти к реке. И не реке даже, а так - небольшой протоке шириной метров в двадцать. Одной из многочисленных внебрачных дочерей Параны-Тинго, Королевы Рек - Амазонки.
Покрытые мхом крупные валуны, из которых был собран берег, оказались коварно скользкими. Джервис, который хотел спуститься ближе к воде, этого не учел и едва не поплатился за свою неосторожность. Нога неожиданно соскользнула и если бы не Дави, обладающий реакцией ягуара проводник молниеносно схватил его за руку, Джервис рисковал принять не самую приятную в жизни ванну. Или того хуже - что-нибудь себе сломать.