Аннотация: Финалист конкурса "Свободное Творчество-2012: Чудо чудное".
1.
Сейчас уже, пожалуй, никто не сможет сказать, когда это началось. Хотя, нет, дата-то, как раз, известна совершенно точно - седьмое октября. День смерти Писателя. Вернее ее годовщина, но вот какая по счету? Доподлинно уже не определить. Ясно лишь, что впервые это произошло в середине прошлого века. Конечно, на данный вопрос лучше всего ответил бы сам покойный, но, к сожалению, он молчит. Мертвые вообще не большие любители разговаривать.
В тот, первый, год седьмое октября в Балтиморе, штат Мэриленд выдалось сухим и знойным. Откуда это известно? Да просто все дни седьмого октября в Балтиморе, штат Мэриленд испокон времен были сухими и жаркими. Впрочем, учитывая местоположение города, в этом-то как раз нет ничего примечательного. Чего совсем не скажешь о произошедшем в этот день событии. Именно седьмого октября кладбище Вестминстерской пресвитерианской церкви, что приютилось на северной окраине Балтимора, посетил человек. В этом не было бы ничего необычного, если бы не его внешний вид. Выглядел он куда как более странно, поэтому сразу привлек к себе взгляды немногочисленных в тот момент посетителей святой земли. Высокая фигура, наглухо задрапированная в черный плащ, в черной же широкополой шляпе, скрывающей черты лица, и с тростью, увенчанной серебряным набалдашником. Даже для такого повидавшего всякое места, фигура эта выглядела, как минимум, нетривиально. Как максимум - вызывающе. Кроме того, было еще одно обстоятельство...
Позже никто из находящихся тогда на кладбище людей не смог припомнить, откуда взялся этот таинственный незнакомец. Более того, невольные свидетели данного события впоследствии даже не смогли точно определиться, с какой стороны он появился. Некоторые говорили, что видели его плывущим между аккуратно разбросанных могил со стороны южных ворот. Другие настаивали, что впервые заприметили укутанного с ног до головы человека недалеко от северных. Третьи вообще сбивались, поминутно меняли свои показания, чтобы в итоге окончательно запутаться и только развести руками. Складывалось впечатление, что загадочный владелец шляпы и аристократической трости вообще ни в какие ворота не входил, а вот так просто взял, да и материализовался из полуденного зноя. И потом, не обращая никакого внимания на жару и удивленные взгляды зевак, размеренным шагом двинулся к одному ему известной цели. Чем черт не шутит, может, так оно и было в действительности? Ну, как бы там ни было, а вскоре обнаружилась цель его появления в месте вечной скорби и покоя. Она предстала в виде грузного надгробия из серого камня, устало навалившегося всей своей тяжестью на поросший зеленой травой холмик. Опавшие листья почтительно укрывали основание стеллы.
Подойдя к могиле вплотную, фигура в черном остановилась. Склонив голову в знак глубочайшего уважения к почившему, замерла. Со стороны могло показаться, что не живой человек сейчас стоит рядом с памятником, но мраморное изваяние, не ведающее биения сердца. Прошло довольно много времени, прежде чем фигура снова ожила. Из складок плаща вынырнула узкая кисть, затянутая в перчатку. Две алых розы - капли свежей крови на остриях скрещенных рапир - были зажаты в ней. Опершись на трость, человек медленно, и как бы через силу, наклонился и возложил цветы к подножию стелы. Выпрямившись, он еще какое-то время неподвижно стоял, скрестив ладони на серебряной рукояти трости. Потом аккуратно прислонил ее к памятнику. Его руки вновь утонули во внутренностях одежды, но буквально мгновение спустя вынырнули: правая несла увесистую бутыль, в которой плескалась жидкость насыщенного коньячного цвета, левая - пузатый бокал. С усилием сорвав пробку, при этом звук с которым та отделилась от горлышка, подтвердил благородное происхождение заточенного в бутылке напитка, незнакомец налил себе порцию. Початую емкость закупорил обратно и, тяжело нагнувшись, поставил ее рядом с цветами. Отсалютовав бокалом кому-то невидимому, он запрокинул голову, переливая в себя его содержимое. После этого фужер отправился в пару к бутылке, а человек, подхватив трость, развернулся, и ни секунды не задерживаясь, двинулся прочь от могилы. Минуту спустя его силуэт пропал, буквально растворился в густом, наполненном запахом сухой листвы, воздухе. Будто его никогда и не было.
Впрочем, все это не стоило бы внимания, мало ли что может привидеться в знойный солнечный день, да еще на кладбище, если бы не одно но. Буквально через год, ровно седьмого октября, история повторилась. С точностью до мельчайших деталей. До взмаха полы плаща, потревоженной неосторожным ветром. И потом опять через год. И еще раз. Еще... Так продолжалось на протяжении многих лет, словно в коммерчески успешной театральной постановке: те же декорации, тот же актер, тот же странный ритуал, вот только зрителей каждый раз становилось все больше. Да, так было вплоть до нынешнего дня - седьмого октября сего года. Магическое число пришло, огненной колесницей промчалось по небу и передало эстафету восьмому, а таинственный посетитель так и не появился. И вот этот факт заслуживает уже самого пристального внимания...
2.
Они родились двойняшками. Близнецами. И при этом оказались абсолютно разными. Нет, сие не относилось к внешнему сходству, здесь все было в полном порядке. Дело касалось характеров. Так иногда бывает: одинаковые снаружи, внутри - небо и земля. Две капли воды: попробуешь одну - пресная, другую - жгучая соль. И кто возьмется ответить, почему так? То ли получасовая разница в рождении сказалась, то ли судьба просто пошутила.
Старший отличался благоразумием и обстоятельностью. Отсюда - медлительность движений и ранние морщины. Младший - легкомысленностью и какой-то отчаянной неспокойностью. Пальцем помани - полетит не раздумывая. Оттого, видимо, детство его было наполнено болезнями, травмами, частым постельным режимом и стопками прочитанных книг. Но, несмотря на это, в младенчестве братья дня не могли провести друг без друга. Всюду вместе, всегда рядом. Младший, как обычно, в роли заводилы, старший - его верный соратник. Младший - источник неприятностей, старший - специалист по выпутыванию из историй. Так уж повелось и даже мудрое родительское слово не могло ничего с этим поделать.
Шло время. Розовое облако детства унеслось вдаль, скрывшись за горизонтом. Следом за ним, хохоча и кривляясь, умчалось отрочество. Подошла к концу учеба в колледже. Его двери широко распахнулись, выпуская едва оперившихся птенцов на встречу с юностью. Перед братьями встал вопрос выбора дальнейшего пути. Пожалуй, не удивительно, что повзрослевший старший пошел по стопам отца, избрав для себя стезю врача. Профессию основательную и, пожалуй, самую земную из всех возможных. Младший же так и не определился с выбором, предпочтя вести праздный образ жизни. Родители, конечно, пытались обуздать неуемную энергию, бушевавшую внутри их непутевого отпрыска. Они даже предприняли несколько последовательных попыток устроить его в высшие учебные заведения, последним из которых был только что открытый университет в Ричмонде. Напрасно. Преподаватели не хотели терпеть неугомонного и строптивого ученика дольше двух месяцев кряду.
Последнее на что хватило родителей - определить младшего в военную академию в Вест-Пойнте. Опыт подсказывал, что армейская дисциплина, царящая в этом заведении, сможет усмирить крутой нрав наследника, а опытные наставники выбьют из него накопившуюся дурь. Опыт не обманул - офицерский состав академии продержался ровно год из положенных четырех. Этого отец уже выдержать не смог и просто махнул на младшего рукой, предоставив тому свободу обеспечивать себя самому. И лишь старший остался верен брату. Он продолжал учиться и как мог, поддерживал своего неуемного родственника. Именно по его протекции тому удалось пристроиться в одну из местных газет. Там он писал небольшие фельетоны на злобу дня, за что получал крохи, спасавшие от голодной смерти. Да, к писательству у него обозначился явный талант, видимо нужно было благодарить наполненное книгами детство.
Так, наверное, все бы и продолжалось, если бы не гордый нрав младшего. Он требовал большего. Много большего...
3.
- Брат, сможешь ли ты простить меня?
- За что, братишка?
- За то, что я сделал.
- Успокойся! Ты ни в чем не виноват.
- Если бы только можно было вернуть все обратно. Если бы было можно!
- Брось. Не мучай себя. Сделанного не вернуть, нужно жить дальше!
- Но как? Как с этим жить?
- Выбора нет.
- Я не хочу!
- Должен. Подумай о наших родителях! Что с ними будет, если они и тебя потеряют?
- Я не знаю...
- Обещай, что присмотришь за ними.
- Обещаю, брат!
- О'кей! А теперь налей мне чего-нибудь покрепче. Коньяк? В самый раз. Теперь садись поудобнее, и начнем, пожалуй. У нас не так уж много времени, не будем тратить его напрасно... И для начала я хочу рассказать тебе о больших железных птицах...
4.
Спросите любого американца, какой день недели у него самый любимый, он без раздумий ответит - пятница. Так уж повелось, что пятница в Соединенных Штатах традиционно является последней в череде трудовых будней. Поэтому ее вечер предназначен только для одного - как можно более весело встретить приближающийся уик-энд. И алкоголь, несомненно, самый верный помощник в этом непростом деле. А раз так, значит, начиная с пяти часов пополудни, Америка превращаются в одно большое питейно-развлекательное заведение. Многочисленные бары приветливо распахивают двери, зазывая уставших от работы американцев в свои, терпко пахнущие утробы. В это время пьют все и всё. Виски, ром, пиво, текила. Горячительные напитки в огромных количествах втекают в ненасытные человеческие желудки, даря людям краткое ощущение счастья.
Не стала исключением и последняя пятница ноября тысяча восемьсот тридцать первого года. В этот день в городе, которому лишь через сто лет предстояло стать "Большим яблоком", в Нью-Йорке, все было, как везде. Захмелевшие от свободы люди отмечали окончание рабочей недели. Пили, вознося гимн предстоящему отдыху и богу виноделия заодно. Наверное, поэтому никто не обратил должного внимания на двух мужчин, уединившихся за одним из дальних столиков таверны Фронса. Той самой, что примостилась на пересечении Брод-стрит и Перл-стрит. И уж тем более никто не поспешил прислушаться к разговору, который они вели. Хотя, пожалуй, стоило бы.
Мужчины, один совсем еще юный, только-только примеривший усы, другой - импозантный джентльмен в годах с цепкими, льдисто-голубыми глазами, по очереди бросали короткие отрывистые фразы. Длинные паузы между ними были заполнены чуть напряженным молчанием и ароматом корицы. В руках каждый из собеседников грел по большому стакану, на треть наполненному янтарной жидкостью. Лед плавился в жарких объятиях бурбона. Разговор явно не клеился.
Наконец, юноша не выдержал и, сделав для храбрости добрый глоток американского виски, решительно поставил свой стакан на стол: - Хорошо, мистер Люци...
- Нет, нет, молодой человек, - мужчина едва успел прервать своего собеседника. - Давайте обойдемся без имен. Тем более что моего истинного вы не знаете, а сообщать его я не склонен.
Юноша смутился, но быстро совладав с эмоциями, произнес: - Что ж - это Ваше право. Но мне все же нужно как-то Вас называть.
- Справедливо, - джентльмен в годах ненадолго задумался. - Зовите меня - Исполнитель.
- Исполнитель?
- Да. Вы, как я полагаю, пригласили меня в это достойное заведение с одной лишь целью - попросить о выполнении некоей услуги. Не правда ли?
- Да, Вы правы.
- Я так и думал. А значит? - Вопрос повис в воздухе, но задавший его тут же сам на него ответил: - А значит это то, что вы видите меня в роли Исполнителя. Да будет так! Я же, если позволите, буду называть вас Писателем. Кажется, именно эта ипостась вам ближе всего?
- От вас трудно что-либо скрыть, мистер Лю... мистер Исполнитель.
- Действительно. Ну да хватит об этом. Раз уж мы, наконец, определились с тем, как друг друга именовать - не пора ли перейти непосредственно к делу?
- Да, да, конечно, - юноша суетливо закивал. Но прежде, чем продолжить, он жадно схватил отставленный минутой ранее стакан, и единым махом осушил его. Кусочки льда при этом мелодично звякнули, встретившись с его зубами. Вернув опустевшую емкость на место, Писатель тыльной стороной ладони утер губы и только после этого произнес: - Действительно, сэр! Я позвал Вас с тем, чтобы попросить исполнить мое желание.
- Отлично, - глаза джентльмена немного потеплели. - Итак?
- Я хочу, - молодой человек на секунду замешкался, - знать будущее!
- Чье-то конкретно или свое? Или быть может будущее в самом широком смысле?..
- Верно! В самом широком.
- Вот как, - лицо Исполнителя на миг приняло задумчивое выражение. - И насколько далеко хотите в него проникнуть?
- Ну, я как-то не задумывался над этим. Наверное, на пятьдесят, может быть даже сто лет.
- Так-так. Понятно. Ну, что же - желание вполне достойное. Вот только для чего вам это? Хотите заделаться предсказателем?
- Нет, не хочу.
- Что же тогда? Ну, не стесняйтесь же, говорите, иначе я просто сгорю от любопытства.
Брови Писателя удивленно изогнулись, но он тут же справился с собой и как мог более спокойно ответил: - Видите ли, сэр, я мечтаю стать Писателем. Настоящим. С большой буквы. Хочу оставить свой след в литературе, а для этого, как мне кажется, нужно быть провидцем.
- Вы так считаете? - собеседник юноши, кажется, был немало изумлен таким ответом. - Мне казалось, что для писателя важно лишь уметь подмечать жизнь. И вдобавок обладать талантом обращать увиденное в слова. Неужели я неправ?
- Отчасти. Но я считаю, что одного этого мало. Настоящий Творец должен уметь заглянуть в будущее, чтобы отразить его в своих произведениях. Иначе его труды - всего лишь пыльный мусор на книжных полках. Пройдет немного времени и их забудут за ненадобностью.
- Разве?
- Да, я в этом уверен!
- Ну, что ж, не буду спорить. В конце концов, я здесь не для того, чтобы вас отговаривать - это не в моих интересах. А желание и вправду достойное и, кстати, не такое уж простое в исполнении.
- Неужели для Вас, сэр, есть что-то невозможное? - молодой человек был явно озадачен.
- Нет. Пожалуй, нет. Я просто хотел сказать, что плата за него будет сопоставимой.
- Я понимаю, - Писатель вновь схватил пустой стакан, но, опомнившись, тут же вернул его на место.
- И вы готовы к этому? - взгляд джентльмена снова налился холодом. Однако юноша сумел его выдержать, не отвел глаза: - Готов!
- Не боитесь?
- Очень!
- И все-таки идете на это?!
- Да! - Писатель нервно сглотнул.
- Ну, что ж, ваша смелость достойна уважения, - Исполнитель приложился к своему стакану, пряча от собеседника усмешку. Глотнув золотистой жидкости, продолжил:
- О'кей! Вижу, что мы поняли друг друга! Дело осталось за малым - оговорить условия сделки.
- Разумно, - кажется, молодой человек не заметил утопленной в бурбоне усмешки.
- В обмен на выполнение желания, дорогой мой, я потребую от вас нечто такое же ценное. Обмен должен быть равнозначным, не правда ли?
- Душу? - юноша нервно сглотнул.
- Что, простите?
- Душу! Вы заберете мою душу?
- Что за вздор? Зачем мне ваша душа, любезный? - Исполнитель выглядел несколько озадаченным.
- Но разве не этим с Вами обычно расплачиваются?
Смех джентльмена был таким искренне громким, что посетители бара даже начали оборачиваться. Писатель недоуменно молчал.
- А вы мне нравитесь, молодой человек. Определенно нравитесь. Но спешу вас огорчить - душа ваша не имеет для меня никакой ценности. Она мне без надобности. А вот что мне действительно нужно так это ваша... смерть!
- Как это?
- Очень просто. В обмен на исполнение желания вы отдадите мне право распоряжаться вашей смертью.
- Но разве я повелеваю ей?
- Пока что да. Если согласитесь заключить со мной договор - такую возможность потеряете. Я буду решать где, как, и главное когда вам умереть.
Произнося эти слова, джентльмен неотрывно смотрел прямо в глаза юноше. Казалось, он заглядывает ему прямо в душу, читает в ней ответ на свой вопрос.
- Ну, что - согласны? - Молодой человек моргнул, прогоняя морок: - Нужно что-то подписать? Кровью?
Исполнитель затрясся в новом приступе смеха: - Кровью? Ха-ха-ха. Кровью! - он жмурился и поводил плечами, явно находясь в отличнейшем расположении духа. Наконец, немного успокоившись и отдышавшись, произнес: - Дорогой мой, вы полны предрассудков! Достаточно будет просто вашего согласия. Итак, вы согласны?
Сердце Писателя сжалось и бухнуло где-то в районе горла. Раз, другой. На третьем ударе он резко, точно отсекая последние сомнения, кивнул, одновременно выдыхая: - Согласен.
Исполнитель будто только этого и ждал. Одним махом допив содержимое своего стакана, он расслабленно откинулся на спинку стула: - Вот и славно! И совсем не трудно, правда?
- Почти.
- Вот видите, - джентльмен излучал искреннее участие. - А теперь предлагаю отметить нашу сделку глотком доброго напитка. О, нет, нет, не спешите заказывать. То, что я хочу вам предложить, здесь не подают.
С этими словами он жестом фокусника извлек из внутреннего кармана пиджака небольшую плоскую флягу и две маленькие стопки. Отвинтил крышку и разлил содержимое.
- Это коньяк. "Martell". Двадцать лет выдержки. Настоящее произведение искусства. Попробуйте.
Они подняли рюмки.
- А знаете, милый мой, вы мне нравитесь. Правда, правда, - джентльмен источал благодушие. - Поэтому я сделаю вам еще один небольшой подарок. Не бойтесь - это бесплатно. Добавлю вам толику писательского таланта. К уже имеющемуся, разумеется. Это мой вам презент. А теперь - ваше здоровье!
Коньяк оказался великолепным.
5.
- Здравствуй, брат! Как давно тебя не было.
- Привет, братишка! Да, давненько не виделись.
- Ты кажешься усталым.
- А ты, наоборот - окреп. Возмужал. С усами выглядишь совсем взрослым.
- Ты говоришь совсем, как матушка.
- Как она?
- О, все нормально. Отец тоже молодцом. Они часто вспоминают о тебе. Мечтают увидеть.
- Я тоже скучаю.
- Я сказал им, что ты осел в Лондоне. Завел там практику. Что пока не можешь вырваться.
- Все правильно, братишка. Все верно.
- Не знаю, как будет дальше. Надеюсь, придумаю что-нибудь еще.
- Я уверен. Твоей фантазии можно лишь позавидовать.
- Считаешь?
- Несомненно! Неслучайно твоими романами зачитываются до сих пор.
- Правда?
- Да. Я сам их читал. Они потрясающие.
- Правда?
- О, да! И это не только мое мнение.
- Ну, хоть в этом не обманул...
- Что говоришь, братишка?
- Говорю, как мне важно знать, что ты думаешь о моих книгах. Это придает сил творить дальше.
- Ну что ж, тогда устраивайся поудобнее. Сегодня я расскажу тебе о...
6.
Писатель не находил себе места. Загнанным зверем он метался по их с братом нью-йоркской квартире. Мерил шагами гулкие коридоры. Не мог остановиться. Нужно было сесть, успокоиться и подумать. Не получалось.
Неделю назад брат исчез. Да, именно так - исчез. Пропал, не оставив никаких записок или пояснений. Шагнув в промозглое утро, ушел на службу и больше его никто не видел. Быстро организованные поиски результата не дали. Его не было на работе, в больницах, в моргах. Мерзнущий в это время года город просто взял и проглотил свою новую жертву.
Писатель сделал очередной круг по пустым комнатам. В квартире по Орчард-стрит, которую они снимали вскладчину, все было, как обычно. Вещи стояли на привычных местах. Стол, стулья. Аккуратно заправленные кровати. Кресло. Громоздкое и безумно старое, с растрескавшейся на подлокотниках кожей и вытертой спинкой. По сути оно было семейной реликвией, поэтому выпросить его у отца стоило неимоверных трудов. Однако старшему это удалось, и теперь кресло кочевало вместе с ними по их временным пристанищам. Брат обожал его. В нем он предавался размышлениям. Из него читал нотации младшему. Частенько даже засыпал в нем, и вот теперь оно стояло перед Писателем - пустое, безжизненное.
- Где же ты, брат? - он всего лишь крикнул, хотя от безысходности хотелось завыть. - Жив ли?
- С ним все в порядке! - кресло, еще секунду назад пустое, таковым уже не было. В нем, вальяжно развалившись, сидел тот самый импозантный джентльмен с "ледяными" глазами.
- Вы?
- Я! А вы ждали кого-то другого? - Зрачки Исполнителя были подобны двум черным дырам.
- Нет, но... Я не знаю... Может быть, - голос Писателя дрожал от испуга, вызванного неожиданным появлением гостя. Но он тут же попытался взять себя в руки: - Так Вы знаете, где мой брат?
- Конечно, - черты гостя смягчились. - Он там, куда его забросила ваша прихоть.
- Моя прихоть?
- Именно!
- Кажется, я не совсем понимаю, о чем речь.
- Ну как же, разве не вы менее недели назад попросили меня исполнить свое желание?
- Да, но причем здесь?..
- Очень даже причем, - глаза джентльмена блеснули голубым огнем. Он неторопливо достал из внутреннего кармана пиджака уже знакомую фляжку. Протянул Писателю: - Составите компанию?
- К черту выпивку! Скажите, что с моим братом? - Писатель уже практически пришел в себя и теперь шел в атаку.
- Молодой человек, советую вам быть сдержаннее. Не стоит лишний раз поминать черта, можно ведь ненароком его обидеть, - губы Исполнителя исказила улыбка. - Значит, не будете? Ну и зря, а я вот, пожалуй, глотну, - и он, отвинтив крышку, немного пригубил.
- Да не волнуйтесь вы так, дорогой мой. Все с вашим братом хорошо. Он жив, здоров и вполне хорошо себя чувствует.
- Где же он?
- Как где? В будущем конечно.
- Но как? Почему?
- Что значит - почему? Вы же сами этого хотели, любезный. Забыли? Желание!
- Но я просил лишь дать мне знание...
- Оно у вас будет. Вам даст его брат. Он сейчас как раз находится в другом веке. Следующем, если быть точным. Все, что для вас еще только должно произойти, для него уже часть истории. Кроме того я устроил все так, что вы сможете видеться. Не часто, конечно, всего один раз в год. Зато у вас будут целые сутки, чтобы все обсудить, задать нужные вопросы.
- Но ведь это... - у Писателя из головы вдруг вылетели все слова, - это же бесчеловечно!
- Разве? Хотя возможно вы правы. Бесчеловечно - какое восхитительное слово, - Исполнитель задумчиво причмокнул, будто пробуя его на вкус.
- Вы чудовище!!
- Не забывайтесь, молодой человек. Я ведь могу и обидеться. Сократить время посещений, например, или сделать их реже. В конце концов - это было ваше желание, я лишь его исполнил.
Джентльмен снова отхлебнул из фляги. Закрутил крышку и только после этого продолжил: - Итак, еще раз: год жизни здесь равен году жизни там, в грядущем, поэтому у вашего брата найдется время, чтобы подготовиться. Он будет приходить, пока вы живы. Один раз в год, всегда в один и тот же день, ровно на сутки. Первый раз это произойдет уже завтра, поэтому рекомендую запастись вопросами. А в дальнейшем, постарайтесь не менять место жительства. Так, на всякий случай. Ну, кажется, ничего не забыл. Что ж - желаю удачи!
- Постойте! - Писатель бросился к нему, при этом его ноги непроизвольно подогнулись и он упал на колени: - Я не хочу так! Я отказываюсь! Прошу Вас - верните все обратно! Ведь Вы можете! Пожалуйста!!
- Э-э-э, милый мой, - Исполнитель даже немного подался вперед, - конечно, я бы мог, но разве вам есть, что предложить в качестве платы?
- Душа! Заберите мою душу!!
- Я уже говорил, что она мне без надобности. А большего, чтобы меня заинтересовало, у вас нет. Но, раз уж разговор пошел об этом, хочу напомнить, что вы получили именно то, что хотели. Теперь моя очередь. Смерть ваша отныне принадлежит мне. И, поверьте на слово, у вас осталось не так уж много времени. Поэтому дам совет: используйте его по полной. Творите, мой друг, творите!
7.
- Как я умру, брат?
- Что ты такое говоришь? Зачем?..
- Ты знаешь, последнее время я все чаще думаю о смерти. Жду ее прихода.
- Умоляю тебя, не надо!..
- Только сейчас я понял, какую глупость совершил тогда. Думал, что расстаюсь со смертью, а оказалось - с жизнью.
- Господи, остановись!..
- Ты не представляешь, брат, каково это - начинать день с мыслью, что можешь не дожить до вечера. Ложиться, зная, что, скорее всего, не увидишь восход солнца. Если бы только можно было вернуться в тот злосчастный день, и все отменить. Брат, скажи мне, когда я умру?
- Не знаю.
- Но почему?
- Потому, что для меня ты жив. Здесь и сейчас. Жив. И я не хочу знать, когда и как это произойдет! Тебе ясно!
- Да. Я понял. Понял... Ты выпьешь со мной?
- Конечно, братишка!
- И расскажешь про удивительные поезда, движимые электрической силой и ящики с живущими в них картинками?
- Да...
8.
Он умер нелепо. Дико. Несуразно. Всего на месяц пережив свое сорокалетие. Возвращался из Ричмонда, где читал серию лекций по литературе, домой, в Нью-Йорк. При себе имел крупную денежную суму - полторы тысячи долларов. Деньги, заработанные лекциями, и полученные в издательстве за черновик нового романа. Можно только догадываться, что произошло в дороге, но до дома он так и не добрался. Его нашли в Балтиморе, лежащим прямо посреди улицы в полубессознательном состоянии. Без денег, в грязной, порванной одежде. Его доставили домой, где он, спустя несколько дней, так и не восстановив ясность ума, скончался. Врачи не смогли определить причину смерти. Поговаривали, что к этому делу причастны ирландские иммигранты, волна которых в те годы буквально захлестнула Америку. Среди них порой попадались отъявленные негодяи. Выдвигалась версия наркотического отравления Писателя с целью грабежа, но доказательств тому не нашли. Уголовное дело так и не было заведено.
Заупокойная служба была очень простой. Пришло всего несколько человек из самых близких. Дядя, кузен с супругой. Еще ждали брата-близнеца, но он на похоронах так и не появился.
А годы спустя, в годовщину смерти, могилу Писателя впервые посетил таинственный незнакомец. Высокая фигура, наглухо задрапированная в черный плащ, в черной же широкополой шляпе, скрывающей лицо, и с тростью, увенчанной серебряным набалдашником.
На протяжении многих лет повторялось одно и то же. Кладбище Вестминстерской пресвитерианской церкви, что в Балтиморе. Загадочный посетитель. Две розы и початая бутылка коньяка "Martell". Двадцатилетняя выдержка - настоящее произведение искусства. Так было вплоть до сегодняшнего дня. В этом году традиция была нарушена. Впервые за долгое время таинственный незнакомец не исполнил свою миссию. Возможно, у него просто кончились силы? Накопилась усталость? Может быть. Но хочется верить, что дело вовсе не в этом. А в том, что где-то там, куда люди не могут проникнуть даже в мыслях, наконец, встретились двое. Писатель и человек в черном плаще. Уже без шляпы, ведь больше незачем скрывать поразительное сходство. Без трости, теперь она тоже без надобности. Они встретились в лучшем из миров, чтобы больше никогда не расставаться.