Ершов Юрий : другие произведения.

Местное время

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
  
  Рыбинке.
  Как это могло случиться с нами?
  
  Шкриболо.
  Пока здесь.
  
  Проводники почти одновременно открыли двери, выпуская из вагонов утомленных поездкой пассажиров. Гомонящие потоки людей врывались в здание вокзала, продвигались к лестницам, ведущим на площадку автостанции, лились к остановкам городского транспорта. Шум быстро затихал, перрон очищался. Дольше других у осиротевших вагонов задержалась оживленно переговаривающаяся группа, состоящая из пожилой солидной дамы, молодых мужчины, женщины и совсем маленькой девочки. Впрочем, все они тоже поспешили покинуть платформу. Уже вскоре на перроне осталось лишь два человека. Один из них спрятался в тени за колонной здания незадолго до прибытия поезда. Другой последним покинул свой вагон и теперь стоял на платформе, рассеянно разглядывая метровой величины буквы, укрепленные на фасаде вокзала: "Кемерово".
  На вид, приезжему было лет сорок пять или даже пятьдесят. Бледное, с правильными чертами лицо окаймляли седые, пожалуй, чересчур длинные для его возраста волосы. Живые выразительные глаза выдавали проницательный, далекий от житейских вопросов ум, доброжелательную интеллигентность, полную безобидность характера. Отдыхающий у ноги потрепанный коричневый чемодан просился в музей доисторических культур. Лиловая лыжная шапочка, белая молодежная куртка с откинутым на спину капюшоном, синие шаровары с генеральскими лампасами, светлые кроссовки смотрелись на приезжем диковато, а для глубокой осени еще и несуразно. Явно непривычная ему клоунская пестрая одежда, заторможенная неуверенность движений и чуть затуманенный взгляд подчеркивали то, что человек чувствовал себя неуютно, словно только сейчас осознав, где находится, совершенно не представлял, куда отправиться теперь.
  - Нужна же квартирка? - донеслось из-за колонны.
  Услышав голос, приезжий вздрогнул, подхватил с асфальта чемодан.
  - Простите, вы мне?
  - Червонец я. Идти же недалеко. Через Кузнецкий. Проспект перебраться. Однокомнатная квартирка. Элитная. У Червонца же благодать. Тишина. Чистота. Порядок. Шикарная мебель опять же. Центральный район. Ладушки. У Червонца же все. Останавливаются потому. Недорого беру. То же себе в прямой убыток. Христианская помощь потому.
  Червонец выглядел лет на шестьдесят. Длинному серому демисезонному пальто и фетровой шляпе, похоже, исполнилось несколько больше. Мясистый приплюснутый нос, почти лежащий на верхней губе, придавал покрытой крупными оспинами физиономии изрядно надменный, пренебрежительный и вместе с тем чрезвычайно хитрый вид. Говоря, Червонец беспощадно, страшно рвал фразы, вставлял взвешенные, чисто театральные паузы между кусками погибших предложений, на протяжении которых обшаривал бесцветными глазами, буквально обыскивал пространство вокруг себя, чуть ли не взламывал асфальт, выдергивал траву, ломал стены, заглядывал под рельсы и шпалы. Возможно, на цельную и внятную фразу Червонцу не доставало дыхания, ума или смелости, но зрением у него явно был полнейший порядок и намного, намного сверх того. От такого пронзительного недоброго взгляда не скрылся бы и муравей, если бы насекомому пришла в голову безнадежная идиотская затея поиграть в прятки с настоящим двуногим ястребом.
  - Не подскажете, можно из Кемерово прямым рейсом вылететь на Хабаровск?
  - Справочная служба. Тебе же подскажет. Рейсов каждый. День даже. В столицу нет. Нужна же тебе. Квартирка?
  - Большое спасибо, я лучше в гостинице перекантуюсь.
  - В гостинице же. Паспорт выложишь. Червонец документы же. Не спрашивает. Ладушки?
  Умело рассчитанный удар попал в точку. Приезжий снова вздрогнул, поводил ладонью по хорошо выбритому подбородку, с заметным усилием сосредотачиваясь на происходящем. Очевидно, его неприятно поразила осведомленность, демоническая наблюдательность неожиданно возникшего собеседника и попросту испугало пристальное внимание к своей персоне.
  Выходя из тени, Червонец оглянулся по сторонам, зябко поводя плечами, всякий раз втягивал голову, словно проверяя, достаточно ли гибка шея. Повадками он напоминал шпиона из старого советского фильма, вредителя, которого зритель угадывает с первого появления на экране, а оперативники, ворочая перегревшимися мозгами и сбиваясь с ног, разыскивают до финальных титров картины.
  - Набедокурил? Прячешься? У Червонца же тихо. Спокойно отлежишься потому.
  - Ни от куда... никого... Командировка. Работа в Кемерово. Сделали абсолютно... неправильные умозаключения, - сбивчиво залепетал приезжий. Паузы в его речи были отнюдь не театральными и отличались не выверенностью, а неумелыми и откровенными попытками скрыть нервозность.
  - Ладушки. Ошибся Червонец. Чего же так дергаться? Гостиница "Кузбасс". Тебе же подойдет? То же недалеко. Без такси доберешься. На трамвае единичке. Доедешь. До остановки "Центральный Универмаг". Перейдешь через. Улицу Дзержинского. По дворам наискосок. До улицы Весенней. Да ты там у кого-нибудь. Спросишь.
  Сунув руки в карманы, Червонец, насвистывая нечто бравурно-неопределенное, направился к окнам вокзала. Налетевший ветер взметнул полы расстегнутого пальто, открывая отвратительно измятые, будто изжеванные брюки и заляпанные грязью ботинки.
  - Подождите, - попросил приезжий, с тяжким вздохом перекладывая чемодан из руки в руку. - На пару дней у вас задержаться можно?
  - Хоть на год. То же Червонцу радость. Платишь вперед?
  - Безусловно.
  - Ладушки.
  Сразу за привокзальной площадью смыкались два проспекта: Ленина и Кузнецкий. Легковушки, грузовики, трамваи, троллейбусы летали по всем направлениям сразу, ненадолго замирали перед разбросанными повсюду светофорами, вновь неслись дальше, подчиняясь известному лишь местным водителям ритму и законам. Дорогу пришлось переходить в два приема. Сначала пешеходный переход привел на огороженную стальными полосами клумбу, рассеченную устланной брусчаткой тропой. Дожидаясь на островке разрешающего сигнала нового светофора, приезжий поставил чемодан к ноге, с детским восхищением оглядывая настоящий паровоз, водруженный на пьедестал у парадного входа в здание вокзала.
  - Звать как?! Как же тебя звать?! Как же звать?! - пытаясь перекрыть рокот моторов, прокричал Червонец.
  - Иванов... Петров... Иван Иванович Петров, - сообщил приезжий, поглаживая подбородок. Червонец заметил на его ладони большие, не совсем зажившие мозоли. Когда человек, не привыкший к тяжелому труду внезапно пытается стать крестьянином, так всегда и получается.
  - Ваняваня, значит. Ладушки.
  - А вас? Как зовут вас?
  - Червонец, - отрезал Червонец.
  Дом, кирпичная пятиэтажка одной из древнейших советских версий, действительно стоял недалеко от вокзала, но насчет тишины, чистоты и порядка Червонец чудовищно приукрасил. Первый этаж здания занимали разношерстные магазины. Во двор воткнулся угол стеклянного куба новенького супермаркета, парковки которого основательно потеснили детские площадки и почти полностью уничтожили растительность. Разбитый до ужаса тротуар, миниатюрный палисадник заполонили легковушки самого унылого вида. У объемистого фургона суетились грузчики, унося куда-то вниз, в подвальные помещения магазинов коробки.
  - Слышите? - вдруг спросил Петров. - Слышите плач?
  - То же котяра блажит.
  - Бедняжка охрип!
  Грохнув на остатки асфальта чемодан, Иван Иванович пересек дорогу, направляясь к чахлой, типично городской березе. На голой ветви дерева сидел худенький котенок. Неизвестно, сколько времени он провел здесь и какими бедами оказался на березе. Комок бело-грязной взлохмаченной шерсти отчаянно пищал, цепляясь микроскопическими когтями, единственно чудом держался на раскачивающейся ветке.
  Для немолодого уже человека высота была в общем-то приличная, а дерево недостаточно крепким. После нескольких неудачных попыток укрепившись на изгибе ствола, Петров сумел дотянуться до зверька. Испугавшись тянущейся к нему руки, котенок хотел перебраться веткой выше, но настолько замерз и устал, что не сумел увернуться от ладони, коснувшейся загривка. Охота сопротивляться, бежать у крошечного зверька пропала сразу. Котенок сжался, безвольно повисая в руке. Налет инея, словно кожура, спала с него, и из белого зверек внезапно сделался рыжим.
  - Наверное, собака на дерево загнала. Замерз, бедняжка. Замерз, лапки как ледышки. Знаете, кошки только вверх мастера взлетать, спускаться им страшно. Очень умная голова с этими вот глазками - бусинками, усиками - кисточками, ушками - локаторами хвостатую корму перевешивает, - улыбнулся Петров, не замечая презрительного взгляда Червонца. - Милый царапучка, пойдешь ко мне жить, в фешенебельную городскую квартиру?
  Оказавшись на земле, котенок, не оглядываясь на спасителя, по кроличьи запрыгал к дому и исчез в окне подвала, полузакрытом горбатым стальным листом.
  - Самостоятельный зверь специальной кемеровской породы, - рассмеявшись, объяснил Петров.
  Железная дверь подъезда, избитая подошвами обуви выше ручки, раздражающе противно скрипела. Рядом с косяком зияла безобразная дыра, вероятно оставшаяся от вырванного с корнем домофона. Лестничная клетка оказалась на удивление светлой, опрятной, пол был начисто вымыт. Судя по стойкому запаху краски, в подъезде совсем недавно производили ремонт, ремонт довольно скромный, но удавшийся на славу.
  Сделав шаг по лестнице, Червонец замер, придержал Ивана Ивановича за плечо.
  - Соседи, - зашептал Червонец, прикладывая палец к губам. - Тихо ты, Ваняваня. Все же подслушивают. Гады. Подсматривают же. Житья нет. Сволочи потому.
  Дальнейший подъем напоминал взятие замка подвыпившего шотландского короля малочисленной группой хитроумных трусоватых ниндзя. Поднявшись на третий этаж, Червонец открыл квартиру справа от лестницы, приглашающе кивнул, перешагивая через порог. Здесь он наконец-то осмелел, возвращая себя в клан киношных шпионов.
  Оставив чемодан в прихожей, Петров разулся, прошел по тканому половику в гостиную, затем на кухню. Когда Иван Иванович снял лиловую шапку, Червонец втянул голову в плечи, странно, со смесью недоверия и непонимания разглядывая короткие черные волосы Петрова. Провожая его напряженным взглядом, Червонец сейчас походил на бегуна, концентрирующегося на старте.
  - То же тещина квартира. На зиму в коттедж. В Кедровку перебрались. Ладушки. Сдаю эту потому. Если мала покажется. Могу же и свою квартирку. Показать. Только дороже. Тебе станется, Ваняваня. Двухкомнатная моя потому, - гордо сообщил Червонец, улучив момент, с вороватой грацией тронул чемодан Петрова. Еще на перроне обратив внимание, насколько тяжела поклажа Ивана Ивановича, он удивился, с трудом сумев оторвать чемодан от пола. Внутри лежало что-то монолитное, заполняющее все пространство, неожиданно тяжелое.
  Окна обычной однокомнатной квартиры выходили в наполненный суетой двор. Дешевые деревянные стеклопакеты не особенно глушили городской шум. Потолок гостиной состоял из двух плит, между которыми проглядывал плохо затертый штукатуркой стык. Из обещанной Червонцем шикарной мебели в комнате имелись шифоньер, до верблюжьих горбов просиженный диван, кособокое кресло с черным горелым пятном на спинке и прогнувшимся чуть не до пола сидением. Космически пустой балкон, с боков прикрытый некрашеными фанерными листами порадовал круглой металлической банкой, очевидно использовавшейся в качестве пепельницы. Кухней владычествовали покрытый разрезанной клеенкой стол, раритетная газовая плита, грязный крошечный холодильник без опознавательных знаков, табуретка с перфорированными металлическими ножками. На криво привинченной полке горкой возвышались безыскусные тарелки, валялись алюминиевые приборы. Прямо на полу под раковиной аккуратно стояли две пузатых пивных кружки из толстого ребристого стекла, с кошмарной величины ручками, рассчитанными на загребистую лапищу тролля.
  Посуда, явно позаимствованная из точек благодушного советского общепита завершила унылый обзор. Существовала в реальности теща или нет, квартира не однажды сдавалась внаем случайным людям и приобрела соответствующий вид, запах, энергетику. Для осени батареи грели чересчур сильно. Вид из обоих окон был до безнадежности минорный. Относительно уютным жилище делали лишь половики, дорожки, застиранные до серых пятен шторы и упомянутая клеенка, но Петров, без каких-либо сомнений, остался чрезвычайно доволен.
  - Хорошо у вас. Просто замечательно, - мягко улыбнулся он, вытаскивая из внутреннего кармана куртки бумажник. - Если можно, я бы остановился у вас на месяц. Наверное, необходимо сразу расплатиться?
  - Ладушки. За целый месяц. Клади тридцатник. Если по христиански. Центральный район потому. Элитная же квартирка.
  - Тридца-тридцатник, тридца-тридцатник, - рассеянно, нараспев произнес Петров, шурша купюрами. После осмотра квартиры настроение у него подпрыгнуло как доллар по отношению к испуганным спекулянтами из банков валютам.
  - Соседи же все. Гады. Будут тебя пытать. Отвечай, мол. Племянник Червонца. Из Междуреченска. Ладушки? В разговоры не лезь. Сволочи потому. Свет безбожно не пали. Газом пользуйся аккуратно. Воду не лей. Счетчики же потому. Дерут, гады. За все деньги дерут. Ладушки. Если чего понадобится. Червонец в соседней. Квартирке. У нас с тобой двери. Балконы рядышком. Обращайся в любой час. С любой проблемой. Хлеб мой, потому.
  - У меня... Простите, у меня только восемнадцать тысяч набралось.
  - То же не пойдет, Ваняваня, - прищурившись, покачал головой Червонец.
  - Еще есть... Есть... Чемодан вот разберу... Мне бы распаковаться где-нибудь в сторонке...
  - Десять минут. Тебе хватит?
  - Хватит, - подтвердил Петров.
  Забрав у него деньги, Червонец четко, с профессиональной аккуратностью пересчитал купюры, привычным движением свернул банкноты пополам, спрятал за пазуху:
  - То же восемнадцать тысяч. Итого, поднимай пятнадцать. Получишь ключи. На месяц.
  - Простите, разве осталось не двенадцать?
  - Пятнадцать, Ваняваня. Пятнадцать. Сейчас на остальные. Деньги. Червонец тебе советы. Продаст умные. Нуждаешься же потому.
  - Какие советы... простите?
  - Раньше ты бороду носил?
  Петров машинально провел ладонью по подбородку.
  - Никогда. Никогда в жизни.
  - Не делай так, Ваняваня, - насмешливо произнес Червонец, копируя его жест. - Либо иди в солярий. Щеки белые подпаливай. Либо снова бороду. Отращивай. Ладушки? Одежду купи обычную. В этой ты же как. Маяк иерихонский светишься. Конспирация же твоя. Детская, Ваняваня. Любой прапорщик. Разгадает потому. Хотя, Ваняваня, и дело. Твое детское. От жены? От алиментов? Скрываешься?
  - Нет, я вовсе не от алиментов и не от жены скрываюсь.
  - От кого же тогда? Ты же учитель. Или начальник. Бюджетник. Ладони у тебя нежные. Будто у ребенка. Сейчас бюджетники же властью. Ценятся. Зарплаты. Премии. Награды. Тридцатник, то же для тебя. Мелочи? Недорого потому. Кстати. Для вещей твоих. Есть шикарный шкаф. Идем, помогу.
  Схватив чемодан за ручку прежде, чем квартирант успел помешать ему, Червонец изобразил удивление.
  - Тяжесть! То же перекрытие! Проломит! Ваняваня, у тебя. Тут что же?
  Петров нахмурился.
  - Сколько стоят ваши вопросы?
  - Еще пятьдесят тысяч, Ваняваня, - мгновенно нашелся Червонец, проверяя, насколько гибка шея. - Ладушки? Ровно пятьдесят. Тысяч рублей, Ваняваня. Ни копейкой меньше.
  - Десять минут.
  Поджав губы, Червонец с сомнением оглядел Петрова с ног до головы, демонстративно повертел ключи на пальце, молча вышел за дверь. Иван Иванович громко, тоже демонстративно щелкнул блокировкой замка.
  Оказавшись дома, в соседней квартире, Червонец криво заулыбался. Интеллигентов он не любил за телячью мягкотелость и просто терпеть не мог, когда кто-то имеет при себе лишние деньги, не раскрывая их количество. Деньги у постояльца имелись, однако насколько велика сумма? Чем соблазнить, как припугнуть, какого рода услуги предложить Петрову, сколько за них запросить? Нельзя отпугнуть денежного клиента дороговизной, но абсолютно невозможно продешевить!
  Сначала мысленно пообещав выволочь Ивана Ивановича на улицу, если тот не принесет требуемую сумму через час, Червонец подумал, решил не спешить, не давить на постояльца. Пусть живет, обвыкнется. Пока можно скидку сделать, подождать с полной оплатой за месяц, в конце концов забыть пятьдесят тысяч рублей, запрошенных неизвестно за что. Раскусить интеллигента будет нетрудно. Не сегодня так завтра раскроется, покажет нежное брюхо. Тогда заплатит, заплатит сполна! Соседство и вовсе сулило феноменальный барыш, если первая пробная сделка действительно даст славную, неожиданную прибыль. Принесет ли деньги Иван Иванович, а если принесет, то сколько, вот в чем нынче заключался вопрос.
  Десять минут прошли в неимоверных мучениях. Половина часа обернулась форменной инквизицией. Когда Петров все-таки позвонил в соседнюю квартиру, Червонец вприпрыжку побежал открывать. Ему не терпелось знать, ему не терпелось в бой.
  - Прошу вас, никому и ничего обо мне не сообщать. Ни малейшего слова, упоминания, - просительно улыбнулся Петров, через порог протягивая пачку солидной толщины.
  Воровато оглядев двери, и главное - глазки двух чужих квартир на лестничной площадке, Червонец с неожиданной силой втянул Ивана Ивановича к себе. Прислушавшись и снова обозрев пустое пространство, он выхватил деньги из рук постояльца, тихо прикрыл свою дверь, плечом прижал Петрова к стенке.
  Неторопливо, с феодальным достоинством потомственного лорда пересчитав банкноты, Червонец прищурился, проверил гибкость шеи.
  - Ладушки. Пятьдесят есть. Где же еще. Восемнадцать?
  Иван Иванович ошарашено затряс головой, растрепав длинные седеющие волосы:
  - Разве мы теперь не расплатились... Тогда уж двенадцать следовало... По всей вероятности вы не поняли... Разве мы... Восемнадцать отдавал... Теперь не расплатились...
  - Пятьдесят же за. Молчание, Ваняваня. Христианская помощь потому. Червонец рад. Угодить людям. Двенадцать за квартиру. Ты же раньше дал. Ладушки. Червонец помнит. Теперь еще. Восемнадцать нужно. За тридцатник. Сговорились, Ваняваня. Запамятовал? Месяц живи. Наслаждайся тишиной. Покоем. В элитной квартирке.
  По всей вероятности, Петров, не страдающий забывчивостью или провалами в памяти, впервые в жизни столкнулся с настолько убойной грабительской наглостью. Даже не морщась и не особенно задумываясь, Червонец выкрутил, вывернул все так, что постоялец снова оказался в ряду должников. Спорить, торговаться с Червонцем казалось немыслимой глупостью. Вид у Ивана Ивановича был совершенно пришибленный.
  Посчитав очередные купюры, Червонец отдал квартиранту ключи, успешно продолжая делать вид, что, по обыкновению, ему приходится оперировать куда более значительными суммами, вытолкнул постояльца на площадку.
  Оставшись в одиночестве, Червонец мигом сбросил с себя напускное равнодушие, мерзейшим козлом запрыгал по гостиной. Веером разложив на столе деньги, он принялся просматривать каждую из полученных купюр на свет, прижимать к щекам, нюхать, иногда даже откусывал край банкноты, восторженно сопя и причмокивая, жевал крошечные кусочки бумаги. На цвет, запах, даже вкус это были новенькие тысячерублевки, с номерами, сериями, подписями, водяными знаками, словом, всей положенной казначейской атрибутикой. Восторженно сопя, Червонец упал грудью на стол, подгребая под себя купюры, застонал от удовольствия.
  - Восемьдесят шесть тысяч! То же восемьдесят шесть тысяч рублей! Восемьдесят шесть тысяч! - упоенно шептал он, шурша бумажками.
  Ветер ворвался в квартиру, хлопнув кухонной форточкой. Звук напоминал щелканье винтовочного затвора. Мгновенно осознав, что бешеное, внезапно свалившееся на голову богатство отняло у него рассудок, Червонец подкрался к окну, внимательно оглядев смежный балкон и фасады соседних домов, задернул штору. Вернувшись в прихожую, он посмотрел в глазок, затем тихонько запер оба замка на входной двери, задвинул стальной засов, подвесил толстенную цепочку.
  Вновь пересчитав разбросанные по столу банкноты, Червонец обнаружил, что купюр по-прежнему восемьдесят шесть, но сумма уже перестала его впечатлять. Теперь Червонец задумался, задумался так глубоко, как, вероятно, не думал ни разу за всю жизнь. Принадлежа к тому нередкому типу людей, которые ни на секунду не останавливаются в погоне за деньгами, Червонец не мог сейчас размышлять о чем-то ином. Разумеется, мысли его вертелись исключительно вокруг денег, вокруг бумажника Ивана Ивановича.
  Сегодня однокомнатную квартиру в Заводском районе Кемерово легко снять за пятнадцать тысяч и при этом целый месяц не называть своего настоящего имени, не слышать никаких вопросов. Восемьдесят шесть тысяч вот так сразу, неожиданно, только лишь за сообразительность, бесстыдство и наглость, это впечатляющая сумма. Деньги у Петрова есть, деньги у Петрова немалые. Деньги по стране ходят пачками, восемьдесят шесть листов из сотни удручающе напоминают подаяние. Деньги Петрова отчаянно новенькие. Деньги Петрова одуряюще пахнут свежей типографской краской... а чемодан невероятно, исключительно тяжел.
  Чемодан. Чемодан! Неужели в нем лежат деньги? Пухлыми пахучими пачками!
  Впрочем, деньги, пачки денег были бы гораздо легче, не так сильно оттягивая руку. Деньги, деньги. Деньги. Деньги, деньги. Деньги. Червонец небезосновательно считал себя знатоком человеческих душ, сейчас признавая, что лыжная шапочка, шаровары с генеральскими лампасами, по-детски наивное желание скрыть настоящее имя и неуверенный вид незнакомца обманули его, запутали, сбили с толку.
  Естественно, Ваняваня был еще гораздо проще, чем хотел бы показаться, однако у постояльца водились чрезвычайно солидные деньги, с которыми он расставался подозрительно свободно. Не фальшивые ли купюры? Представив, что в чемодане Петрова спрятан станок для печатанья тысячерублевых купюр, Червонец рассмеялся, категорически и сразу отметая мысль. Драгоценные камни чемоданами не перевозят даже интеллигенты, ориентирующиеся в жизни на уровне младенцев. Но если в загадочном чемодане спрятаны отнюдь не деньги, тогда что там спрятано? Икона в платиновом окладе? Книги, имеющие феноменальную историческую ценность? Автомат израильского производства для огранки алмазов? Мешок самородков, украденных с прииска? Аккумулятор от грузовика? Возможно, антикварная швейная машинка стоимостью в сто миллиардов индейских евро?
  Суть глубочайших размышлений Червонца сводилась к тому, чтобы заставить постояльца раскошелиться по полной программе, и ничего более. Деньги, деньги, одни лишь деньги. В чемодане человека, легко выложившего восемьдесят шесть тысяч рублей за месяц жизни в более чем заурядной кемеровской квартире, должно быть спрятано настоящее сокровище! Чемодан! Чемодан, только содержимое проклятого таинственного чемодана могло разом раскрыть тайны Петрова.
  Спугнуть добычу нельзя ни в коем случае! Неделя для Червонца прошла в томительном выжидании, в блуждании от окна к окну, многочасовых дежурствах у дверного глазка, курении на лестничной клетке. Иван Иванович не покидал квартиру. Постоялец вообще не показывался из квартиры, или делал это ночью, слишком тихо и незаметно, не оставляя ни малейшего шанса для того, чтобы быть застигнутым на месте. Для мягкотелого, несмышленого в житейских вопросах интеллигента Петров оказался удивительно изобретательным человеком, щедрым на выдумки подобного рода.
  На восьмой день ожидания Червонец догадался вставить между косяком и дверью смежной квартиры кусочек спички, убедившись, что постоялец действительно не выходил за порог. Вряд ли, вряд ли чемодан Петрова был набит простейшими консервами, однако постоялец не выходил! На девятый день к Червонцу наведалась жена. Отдав воинственно настроенной супруге часть заработанных на Иване Ивановиче денег, он почувствовал себя нищим, ограбленным и несчастным до такой степени, что на некоторое время даже забыл о тайнах квартиранта. Разумеется, это не продолжалось сколько-нибудь долго. Деньги Петрова притягивали Червонца слишком сильно.
  На исходе второй недели Червонцу стали мерещиться ужасы. Выбираясь на балкон, он чувствовал резкий неприятный запах, убеждая себя, что вонь доносится не из полуоткрытой форточки квартиры Ивана Ивановича. Рядом с пятиэтажкой вокзал, железнодорожные пути, два проспекта, и оба круглые сутки забиты транспортом. Город рос от заводов, сегодня несколько старейших районов Кемерово расположены практически в промышленной зоне. Хотя активность предприятий теперь не та, что хотя бы пару десятков лет назад, вонь, распространяющаяся из заводских труб вряд ли изменилась к лучшему. Все это было абсолютно так, но по ночам Червонцу снились дичайшие кошмары, заставляя его стонать и метаться на кровати.
  Ребяческая безалаберная легкость, с которой Петров сорил деньгами, сначала приобрела темный оттенок, затем окрасившись в густой черный цвет. Что, если Иван Иванович вздумал отправиться туда, где в принципе не нужны деньги? Злосчастный Ваняваня вел себя как будущий самоубийца, это следовало понять намного раньше! За щедрое вознаграждение Червонец лично проводил бы в сторону лучшего света кого угодно, однако предпочел бы не иметь дела с судебным разбирательством. Шум вокруг самоубийцы привлечет к нему внимание жителей целого квартала, вызовет вопросы у налоговой инспекции. Восемьдесят шесть тысяч были слишком малой, ничтожно жалкой платой за то, чтобы жить, зная о покойнике за стеной, о бомбе в кармане собственных брюк.
  Терпеть эту жесточайшую пытку дольше, до конца месяца было невозможно, и Червонец решил действовать. На звонки, стук в дверь Петров не отозвался. Запасной комплект ключей тоже не помог, поскольку замок однокомнатной квартиры был заблокирован изнутри. Худшие, самые черные опасения сбывались!
  Выламывая фанерный лист, отделяющий балкон от балкона, Червонец вспугнул стайку голубей. Поднявшись, птицы пролетели по двору, заворчали, загалдели, устраиваясь на крыше супермаркета. На балконе однокомнатной квартиры остался один голубь. Неловко подтаскивая испачканное зеленкой крыло, птица забилась в угол, взъерошилась, угрожающе выставила клюв. Хотя эти боевые приготовления не смогли бы испугать даже тушканчика, Червонец принял вызов. Крепко двинув раненого голубя, он до жуткого костяного хруста придавил птицу ногой.
  Давно уже стоял белый день, но в комнате горела люстра. Наполовину задернутые шторы не позволяли увидеть гостиную полностью. Червонцу показалось, что на полу у дивана, полускрытое густой тенью лежит скрюченное тело Петрова, и он приложил ладони к стеклу, заглядывая в окно. Видно лучше не стало. Из приоткрытой форточки полз неприятный, терпкий запах, в котором чувствовался аромат хвои, растений, вонь лекарств, махорки, ржавого металла, машинного масла. Впрочем, и теперь нелегко было понять, какие из ароматов принадлежали именно этой квартире.
  - Ваняваня, - негромко позвал Червонец, постукивая по стеклу костяшками пальцев. - Эй, Ваняваня. Ваняваня, ты же дома?
  Ответа не последовало.
  Кошмары становились, уже сделались явью и погнали бы Червонца назад, если бы не несколько соображений. Очевидно, Петров кормил голубей на балконе. Повсюду на бетоне валялись хлебные крошки, крупа, соцветия, какая-то трава. Судя по состоянию, вряд ли птичий корм пролежал здесь неделю, даже один день. Иван Иванович выходил на балкон вчерашним вечером или сегодняшним утром. Петров жив, по крайне мере был жив до самого недавнего времени.
  Странно сбив на бок голову, сжавшийся в бесформенный комок голубь вяло моргал, однообразным механическим движением подтягивая непослушное, испачканное зеленкой крыло. Вероятно, удар, полученный раненым голубем, оказался чересчур тяжел. Через минуту птица затихла, зарыв клюв в перья. Раздраженно буркнув что-то нечленораздельное, Червонец, словно булыжник подхватил несчастного голубя и швырнул через дорогу, в жалкие кусты.
  Рискуя застрять в форточке, Червонец повернул верхнюю задвижку окна, и попросту сломал нижнюю, несколько раз сильно ударив по деревянной раме. Спустившись с подоконника, он немного постоял, выравнивая нервное свистящее дыхание, а затем резко обернулся, очень надеясь, что подготовился к любой, самой отвратительной сцене, любому ужасу, любой своей проблеме.
  На полу у дивана валялось скомканное одеяло. Квартиранта, ни спящего ни бодрствующего, ни живого ни мертвого, в комнате не оказалось.
  Придерживая ладонью вырывающееся из груди сердце, Червонец заглянул на кухню... Сунулся в ванную... Вернувшись в гостиную, машинальным движением выключил люстру и свернул одеяло... Прошел в прихожую. Взобравшись на стул, он проверил большую грубую антресоль, укрепленную над входной дверью, затем опять постоял, прислушиваясь к гулким голосам людей, спускающихся по подъездной лестнице.
  Не привиделся ведь Червонцу постоялец? Восемьдесят шесть тысяч рублей, слишком серьезная штука, не могли быть плодом простой фантазии. Иван Иванович жил здесь, как обозначают в книгах, человек из плоти и крови. Кроме уже замеченных изменений в квартире, Червонец отметил поместившиеся на полку пивные кружки, переставленные тарелки. В углу коридора стояли высокие сапоги, чуть ли не до верха испачканные глинистой грязью, не более чистая чем обувь, лопата. Квартирант не только жил в здесь, он что-то копал, тайком выходя на улицу. Но теперь-то Ивана Ивановича и след простыл! Механизм замка был заблокирован специальным рычажком. Квартира пуста, квартира заперта изнутри. Квартира заперта изнутри, квартира пуста. Парочка этих взаимоисключающих проблем не укладывалась в голове, если только не предположить, что Петров выкарабкался через форточку, сиганул с балкона третьего этажа... или где-то спрятался?!
  Успешно спрятаться в однокомнатной квартире крепкой советской закалки сумел бы разве что человек - невидимка Уэллса. Спрыгивая со стула, Червонец подвернул ногу, только не почувствовал боли. Прихрамывая, он вернулся в гостиную, рванул дверцу шифоньера, едва не сорвав с петель. От сотрясения изнутри выпал засохший полевой цветок, высыпались старые сосновые шишки.
  На полках валялись в беспорядке раскрытые автомобильные аптечки, бинты, блистеры таблеток, пузырьки, ножницы, черные булыжники с прилипшими к обточенным водой бокам травинками, свежая ветка папоротника. Шаровары с генеральскими лампасами, куртка с капюшоном косо висели на единственном плечике. Лыжная шапочка, кроссовки были небрежно заброшены в угол, к боку коричневого старомодного чемодана.
  Чемодан!
  За всеми проблемами, нервозными жутковатыми хлопотами последней недели, Червонец совершенно забыл о чемодане постояльца и сейчас застыл, загипнотизированный неяркими бликами солнечных лучей, проникающих в таинственные недра шифоньера. Замешательство продолжалось считанные секунды. Не найдя трупа самоубийцы, Червонец моментально успокоился, перестав интересоваться судьбой постояльца. Пусть несчастный Ваняваня удавился где-нибудь в городском парке, бросился в Томь с моста, улетел в космос на метле, лишь бы Иван Иванович не оставил записки с адресом этой квартиры.
  Рано или поздно, Червонец вспомнил бы о тайне Петрова, отыскал предлог и способ, чтобы заглянуть в чемодан постояльца. Теперь, на правах хозяина, он считал себя обязанным осмотреть вещи бесследно пропавшего из квартиры человека.
  Вытянув тяжеленный чемодан из шифоньера, Червонец щелкнул замочками, торопливо, почти лихорадочно откидывая крышку.
  На дне, укрепленном стальной пластиной, покоился кусок пенопласта с грубо вырезанным квадратным отверстием в середине и несколькими прямоугольными нишами на верхней плоскости. Многочисленные боковые кармашки, застегнутые на молнии, оказались пусты, но раньше в некоторых из них были деньги. Деньги! Червонец громко, с удовольствием втягивал воздух, наслаждаясь запахом типографской краски, напоминающем о тысячерублевых банкнотах, и все проверял, проверял... проверял и проверял кармашки, бесконечно расстегивая, застегивая молнии.
  В верхних нишах пенопласта лежали разноцветные разновеликие камешки с чудным полустертым орнаментом и сквозными отверстиями в центре. Червонец покрутил камни, разглядывая едва различимые изображения рыб, змей, птиц, человеческие лица, стилизованные фигурки людей, силуэты неведомых зверей, непонятные контуры, постоянно повторяющиеся ромбы и хитрые завитушки. В основном, узоры были выполнены на уровне детских рисунков, если не считать того, что каждая прямая, каждый поворот, каждый уголок поражал своей завершенностью, безошибочностью и уверенной чистотой линии. Наиболее широкая сторона камешков, словно обклеенная толстой бархатной бумагой, в действительности поросла плотным сухим мхом, сорвать который не удалось. Нисколько не заинтересовавшись примитивным народным творчеством, Червонец сообразил, что держит в руках довольно старые обереги, и прикидывал в уме, какую сумму затребовать с любителей артефактов. Сам он считал историю дурацким занятием для бездельников, но, естественно, продавая прабабушкин сундук вместе с прабабушкой, своей выгоды не упустил бы.
  Губы Червонца затряслись от жадности, когда он заметил спрятанный в середине пенопласта шестигранный прут размерами с обычный карандаш. Синий, с черными прожилками брусочек был немного теплым, твердым, пористым как пемза. Несмотря на очень и очень скромные размеры, весил брусок столько, что оттягивал руку, и Червонец поспешил уложить шестигранник на диванный валик. Тяжесть чемодана, без малого, составлял именно этот один-единственный брусочек.
  Амулеты и шестигранник, ничего другого в чемодане не нашлось. Впрочем, после пристрастного обыска, между куском пенопласта и стальной пластиной отыскалась свернутая во много раз газета. Тщательно распрямив, разгладив бумагу на кресле, Червонец, для начала, в лучших традициях детективов прочитал заголовки передовиц и названия крупных статей. Это было читинское издание популярной российской газеты, экземпляр покинул типографию около трех недель назад. Значительная часть полос отдавалась под рекламу и разношерстные частные объявления, прорваться сквозь этот потрясающий бред стоило значительно труда. Кроме заметки, где в общих, отдающих холодным официозом словах сообщалось об ограблении местного отделения известного на всю страну банка, Червонцу ничего не бросилось в глаза.
  На вокзале Петров упоминал Хабаровск. Газета из Читы. Поезд, доставивший Ивана Ивановича в Кемерово, прибыл из Тайги, добраться в которую из Читы можно прямым рейсом. Хабаровск и Чита, два замечательных города дают четкое направление на восток. Только это и все. Большой тупик для классического ума отца Брауна.
  Что конкретно унесли налетчики из банка, в газетной заметке не освещалось. Металл шестигранника не напоминает золото даже своей поразительной тяжестью, но, возможно, ценится немногим дешевле? Кому бы продать брусок? Главное, продать за сколько?! Размышляя, Червонец вспомнил о платине, палладии, висмуте, полонии, в конце концов уране и плутонии, не представляя хотя бы отдаленно, как выглядит каждое из этих веществ. Он даже расстроился, совершенно не зная, какую цену запросить с будущего покупателя. Прикидывая и прикидывая в уме, сколько может стоить пруток, Червонец осознал, что такое сложное опасное дело не сумел бы провернуть в одиночку и матерый преступник. Даже с учетом диковинного бруска и информации из читинской газеты, представить Петрова, идущего на ограбление банка было до дикости смешно.
  На роль вдохновителя преступного синдиката Иван Иванович подходил неплохо, однако, где остальные грабители? После серьезного дела преступникам лучше разбежаться в разные стороны. Не снималась ли маленькая неприметная квартира у кемеровского железнодорожного вокзала для того, чтобы в тишине и покое разделить награбленное? Теперь абсолютно, абсолютно все сводилось к этому! Немудрено, что Петров так легко расстался с довольно крупной суммой, и еще наверняка посмеялся над доверчивым легкомысленным хозяином.
  Червонец лишь подумал о том, что вскоре здесь появятся сообщники Петрова, как на кухне послышался шум. Заскрипели половицы, громыхнул сдвинутый с места стол, упала и покатилась какая-то утварь.
  Метнувшись к распахнутому окну, Червонец осел, хватаясь за сердце. От неожиданности и страха у него отказали ноги. Запнувшись за чемодан, Червонец неловко, мешком упал на диван, больно выворачивая плечо. Шестигранник слетел с валика, бухнулся на пол. Казалось, весь дом вздрогнул от жуткого грохота.
  В проеме двери появился Иван Иванович, стуча каблуками запыленных ботинок.
  - Вы?.. Как... Почему вы тут?
  - Из-за тебя же, меня же к следователю вызывали! - задыхаясь, выпалил Червонец.
  Петров ахнул, всплеснул руками, выбивая пыль из куртки.
  - Из-за меня?
  - Деньги же твои же оказались фальшивые же! Фальшивые же! Радуешься, Ваняваня? Обманул доброго старика. Радуешься?!
  Выстрелив первым, что пришло ему на ум, Червонец угодил в цель, вывернулся скользким гадом. Иван Иванович, поймав жулика на месте мерзейшего злодеяния, сам почувствовал себя преступником.
  - То же радиация? - грозно осведомился Червонец, пальцем указывая на шестигранник. Сердце его быстро успокаивалось. - За радиацию ты же. Мне не платил. Даже своими фальшивками. Со мной не расплачивался.
  Лишь теперь обратив внимание на раскрытый шифоньер, растерзанный чемодан и очевидные следы обыска в комнате, Иван Иванович шагнул вперед. Быстро приладив кусок пенопласта на место, он бережно опустил в углубление шестигранник, рассовал амулеты по нишам, до щелчка замков закрыл крышку чемодана.
  - Вещество не радиоактивно, только любые эксперименты с ним лучше проводить в специально оборудованной лаборатории, - сухо произнес Петров. - Простите. Поверьте, в голову не приходило, что меня могут обмануть с деньгами. Крайне некрасиво у нас с вами получилось. Поверьте, истину говорю. В голову не приходило!
  Не вставая с дивана, Червонец разглядывал постояльца, проверяя, гибка ли шея. Со времени их последнего разговора Ваняваня изменился: посерьезнел, прибавил солидности... постарел. Теперь у него была окладистая академическая борода с проседью, подстриженные, хорошо уложенные на голове волосы имели ровный серебристый цвет. Лицо загорело. Блуждающий затуманенный взгляд сменила твердая пронзающая ясность голубых глаз. Строгий деловой костюм под новенькой курткой, белая рубашка, тонкий, не по нынешней моде галстук с заколкой и поблескивающие свежим лаком ботинки подчеркивали, что за короткое время Иван Иванович сделался совсем другим человеком. Пыль в одежде и на обуви утверждала о километрах пути, которые Петрову пришлось сегодня преодолеть.
  - Ладушки. Купил советы у Червонца. Советы же тебе. Впрок пошли, - прищурился Червонец, готовясь к решительной атаке. - Кто же тебе бороду. Наклеивал, Ваняваня? Зазнобу из местных завел? Или к тебе друзья понаехали? Друзья из Читы? Прапорщикам тебя, Ваняваня. Теперь не опознать. Замаскировался потому. Разве полковники разберутся? Полковники, которым дело. Ограбления банка поручено. Ладушки. Читинского банка.
  Раскрыв дверь, Петров вышел на балкон.
  - Неужели окреп, и улетел, мой маленький? Здесь голубь был, у него крылышко сильно перебито. Вы не видели на балконе голубя с зеленкой на крыле?
  - Голубь улетел. Сам видел, - подтвердил Червонец. - Ты же из Читы. К нам, Ваняваня, приехал? Сразу же после ограбления. Стартовал? Или погодил малость?
  Иван Иванович высоко поднял голову, отчего его борода вызывающе вздернулась:
  - Выражайтесь яснее, пожалуйста. В милиции вас допрашивал полковник, речь шла о фальшивых купюрах? Ужасно, ужасно. Страшно подумать, со сколькими людьми я расплачивался фальшивками, не подозревая о том. Как обманули, как обманули! Деньги действительно были приобретены мной... то есть получены... ладно, приобретены в Чите, но, поверьте, я и понятия не имел!
  - Верить тебе? После финта. С фальшивыми деньгами? Где же ты прятался, Ваняваня?
  - На кухне.
  - Глядел.
  - На антресолях.
  - Глядел же.
  - Прятался на кухне. Сидел под столом.
  - Неужели же под столом?
  - Под столом, простите за младенчество. Разыграть вас захотелось.
  Червонец осклабился:
  - За кого же ты меня. Держишь, клееная ты борода?
  - Почему клееная, - вымолвил Иван Иванович. - Борода самая настоящая. Послушайте, месяц еще не закончился, наш договор остается в силе. Обещаю исправить оплошность, расплатиться с вами в ближайшее время. Теперь, пожалуйста, оставьте меня в покое.
  - Фальшивыми рублями! С Червонцем расплатишься же! Опять фальшивыми! Рублями расплатишься! - зло выкрикнул Червонец, вскакивая с дивана. Сейчас он удивительным образом верил, что восемьдесят шесть честнейших новеньких тысячерублевых купюр в самом деле оказались поддельными.
  - Жизнь подозрительную ведешь! - вдохнув воздуха, продолжил хозяин. - Темная же ты лошадка, Ваняваня. Радиация в чемодане. Червонец не таракан какой-нибудь. Червонцу не нравится радиация. То же не золото? Золото Червонец знает. То же что? То же неизвестно что! У нас в голодные. Перестроечные годы случилось. Работяги с механического завода украли. Ампулы. Считали ртуть. Искали. Кому бы запродать. А там же радиация! Все в доме через месяц. Не успели же продать. На кладбище выволокли. Мыши, и те же передохли! Ладушки. Радиация потому.
  Запустив пятерню в бороду, Петров громко вздохнул.
  - Такое чувство, будто весь мир сговорился. Дело постоянно приобретает одинаковый оборот. Неужели на мне обязательно нужно ездить? Легко заработать. Неужели так крупными буквами у меня на лбу написано?
  Бесцеремонный Червонец хотел ответить, что именно это в точности и написано на лбу Ивана Ивановича жирным шрифтом, но передумал. Разговор, направленность беседы и последние слова Петрова посулили ему новые выгоды.
  - Радиация, не радиация, - горячо продолжил постоялец. - Золото, не золото. Фальшивые рубли. Каждый из нас изображает кого-то другого, лишь бы никто не догадался, какие мы на самом деле, но как же все нелепо у меня выходит! Штирлиц - фальшивомонетчик. Загадочный путешественник. Мистер Кейвор нашелся, любезный друг селенитов и полосатых муравьедов. Докатился до форменного позора! Стыд! Жутчайшее стыдобище! Неумело, нескладно получается. Подождите несколько минут. Начинаю другую жизнь. Хватит с меня альтруизма и трусости. Скрывать мне нечего, уважаемый. Между прочим, ничего худого никому не желаю, не делаю, не стану делать. Хватит! Покончим с нищетой! Достойная, важная работа требует адекватной оплаты. Немедленно, немедленно начинаю все исправлять и улаживать!
  Не дожидаясь согласия или возражений хозяина, Иван Иванович вытащил из кармана куртки уже знакомые Червонцу разноцветные камни, перебрал их, словно взвешивая на ладони. Затем Петров быстро вышел, прикрыв за собой дверь гостиной. В коридоре послышался скрип передвигаемого стула, короткий металлический звон, стук шагов.
  Червонец подобрал упавшие с камней Ивана Ивановича травинки, выбросив мусор на балкон, вновь присел на диван, и заерзал, страшно заинтригованный происходящим. Слова, приготовления постояльца выглядели исключительно таинственно. Не отправился ли Петров к тайнику, чтобы вытащить из него деньги? Нет, слишком просто. Будет что-то другое, не менее славное, чем деньги. В предчувствии близкой поживы ноздри Червонца раздувались, как у скакуна, описавшего круг по ипподрому. Нет, Ваняваня принесет пухлую пачку денег. Конечно, будут деньги. Деньги! В квартире пахло не растениями, не лекарствами, не машинным маслом. Одуряющее приятно пахло огромными деньгами!
  Постоялец просто выглядел по-другому, в сути своей оставаясь мягкотелым интеллигентом, не приспособленным к нормальному существованию человеком, мелким зверьком, всегда готовым пойти на пищу хищникам. Новую жизнь он начнет! Смех до слез. Пустые хлопоты. Похоже, Петров понятия не имел об ограблении читинского банка и, значит, сообщников у него попросту не было. Детективная версия Червонца, сделавшего слишком крупную ставку на, скорее всего, случайно купленную Иваном Ивановичем читинскую газету, с треском провалилась. Впрочем, для него это значило только, что наступать следовало на другую мозоль квартиранта. Мозоль всегда найдется. Гнусная выдумка о фальшивых банкнотах зацепила Ивана Ивановича, сработала на редкость удачно, значит, нужно продолжать действовать в том же направлении.
  Торопливым шагом пройдя по комнате, Петров сел, упал рядом с Червонцем. Щеки у Ивана Ивановича горели яркими пунцовыми пятнами, рыжеватый ершик коротко постриженных волос торчал дыбом.
  - Крайне нужны заурядные российские деньги, и ваша помощь в одном серьезном предприятии. Требуется ваша изобретательность, недюжинный ум, житейская мудрость, смекалка. Забудем наши недоразумения. Возьмите, реализуйте. Ваша половина на мою половину суммы. Полагаю, это справедливо и взаимовыгодно. Полагаю, это честно.
  Взяв Червонца за руку, Иван Иванович переложил из-под куртки в ладонь хозяина увесистый слиток.
  - Нас... то?.. - задохнулся Червонец. - То же зо?.. Зо?.. Саморо?..
  - Настоящее золото. Пробу пусть установит ваш покупатель. Золото, уверяю вас, самое настоящее. Никаких сомнений.
  Это был не самородок, а очень крупная капля застывшего золота. Блестящий желтый слиток имел почти правильную прямоугольную форму, на поверхности виднелись округлые разновеликие углубления, снизу и по бокам тянулись параллельные, вдавленные на две трети борозды.
  - Где же ты. Взял? - шепотом выговорил Червонец, все еще не в силах перебороть растерянность. Кусок золота свалился в руки очень неожиданно.
  - Не могу вам ответить.
  - Сам знаю. Ты же клад выкопал?
  - Послушайте, для каких целей вам необходимо делать подобные нелепые предположения?
  - Там же лопата стоит. Клад Колчака? Ладушки. Червонец в молодости искал. Не нашел. Ты же нашел? На берегу Томи. Окопы есть. Белогвардейцы еще копали. А может не окопы? Что-то там спрятали? По берегу Томи ходишь? В болотниках, Ваняваня? Мозоли у тебя. На ладонях от лопаты?
  Иван Иванович даже не вздрогнул, а испуганно и страшно передернулся.
  - Молчание в ответ на этот вопрос входит в оплату ваших услуг, - после минутной паузы сказал он.
  - Здесь же десять. Нет, пятнадцать килограммов. Запросто пятнадцать. Пуд! То же дороже обеих моих квартирок станется. Вместе с шикарной обстановкой! Вместе с женой, тещей! Потому спасибо Колчаку! Адмирал! Пятнадцать килограммов! Отвалил! - восторженно подсчитал Червонец, крутя кусок благородного металла, с которым ему не хотелось расставаться ни на мгновение.
  - Солидный слиток. Пятнадцать - семнадцать килограммов, пожалуй, так и есть, - подтвердил Иван Иванович.
  - Нет. Что ты, Ваняваня. Семнадцати здесь не будет. Никак. Десять килограммов. То же еще меньше. Девять.
  - Хорошо. Позже взвесите, установите массу точно.
  - Ваняваня, ты же не боишься? Не сбежит Червонец в теплые страны? Потому драгоценность.
  - Не боюсь. У вас жизнь тяжелая, будто у вьючной лошади, но вы человек порядочный, честный и благородный.
  По выражению лица хозяина невозможно было определить, понравилось ли Червонцу сравнение с лошадью или явно незаслуженные эпитеты. В действительности, он сейчас клял себя за то, что не наткнулся на кусок золота, пока бродил по пустой квартире. К тому же, постоялец не тянул Червонца за язык. Нечего было заявлять о пятнадцати килограммах! Допустимо, слиток ненамного тяжелее двух. Или полутора килограммов. Особенно интересно, сколько золота еще спрятано в тайнике Ивана Ивановича?
  - Есть же у тебя идея? Кому же клад запродать? - вкрадчиво осведомился Червонец.
  - Обычно в газетах есть объявления о покупке золота, с телефонами организаций или частных покупателей. Нужно только позвонить.
  - Позвонить? То же запросто! Если жизни не жалко! Можно же по объявлению!
  - Верно. Тогда, наверное, лучше в какой-нибудь банк сдать, примерно полторы тысячи рублей за грамм получим.
  - Сдурел?! - воскликнул Червонец, втягивая голову на манер черепахи. - Ополоумел, Ваняваня! Совсем ополоумел! Толкает Червонца в банк. Сам молчит. Где же чушку золота достал! Какие же полторы тысячи? Ваняваня, проснись! То же голимый срок!
  - Простите, как-то не подумал. Вы, безусловно, правы.
  Червонец вытянул из кармана записную книжку, демонстративно полистал исписанные страницы.
  - Ты же не слушай меня, Ваняваня. Про квартиры, теплые страны. Червонец же пошутил. Ладушки? Червонец же к друзьям пойдет. Рублей восемьдесят пять. Или шестьдесят. За грамм выторговать. То же великое счастье. По христиански. Вот если здесь десять кило. В килограмме сто граммов. Получается, шестьдесят с лишним тысяч. За этот малюсенький кусочек. Да, шестьдесят с чем-то тысяч рублей. То же приходится. По тридцатнику нам каждому упадет. Ладушки?
  - Послушайте, я ожидал несколько иных сумм. В килограмме...
  - Если разбираешься, иди сам торгуйся! То же золото! Оторвут башку начисто. Прибежишь же тогда к Червонцу. Заплачешь!
  Петров погладил хорошо выбритый, загорелый подбородок.
  - Вы снова правы. Не хочу знать за сколько, кому, куда, каким образом вы это... передадите. Половина слитка ваша. Могу я больше не слышать от вас вопросов и спокойно жить в вашей квартире?
  - Ладушки. Червонец же не животное. Не голубь. Не кот. За квартиру мы с тобой. В расчете. Живи, Ваняваня. Две недели прошли. Еще две недели живи. Радуйся. Червонец же все забыл. О твоих фальшивках. Червонец же не спрашивает. Где же ты выкопал золото Колчака. Червонец же золото. Адмиральское пристроит. Ладушки. Еще тебе тридцатник причитается. Живи! Все будет по христиански. Потому помощь людям.
  - Простите, у меня есть просьба.
  - Еще золото? - нагло спросил Червонец, словно вор украденный кошелек пряча слиток под рубаху.
  - Будет еще, только несколько позже. Моих сбережений, увы, на жизнь не хватит.
  Открыв чемодан, Иван Иванович выдернул шестигранник, осторожно, без малейшего шума уложил прут на полу. Вытащив из кармана короткую трубку, он в несколько приемов выбил увесистую гайку, которую подкатил к стержню. Затем Петров снял с полки шкафа черный булыжник, привалил им прут. Другим камнем он придавил гайку и принялся кругами водить амулетом над булыжниками.
  Приготовления выглядели очень необычно и странно, но Червонец почти не следил за Иваном Ивановичем. У него шумело в голове. Золото. Золото! После кровопролитного торга сделавшись обладателем половины, а вернее почти всего огромного тяжеленного драгоценного слитка золота, Червонец опьянел до такой степени, что хотел запеть, пуститься в пляс. Богатство! Лучше денег на свете только золото, стоящее много денег. Сумасшедшее богатство! Перспектива заполучить другой слиток на не менее выгодных для себя условиях туманила разум. Есть все-таки справедливость в природе! Несомненно, несомненно, клад Колчака существовал и сейчас готовился обрести нового, настоящего, единоправного хозяина.
  - Необходимо ваше участие в нешуточном деле, - сказал Петров. - Увезите все это подальше за город, в безлюдное место. Лучше всего закопать в глинистой, песчаной породе со слабой органогенностью. Полагаю, у вас, в кемеровском районе, есть старые заброшенные шахты. Бросьте в наиболее глубокий шурф, который сумеете отыскать. Не забудьте опустить туда же вот эти камни.
  - Для чего же? - сощурился Червонец.
  - Груз непомерно тяжел, передвигаться с ним неудобно, опасно для окружающих и для меня тоже, в конце-то концов. Кроме всего прочего, я намерен покинуть Кемерово, взяв билет на самолет. Полагаю, с таким подозрительным багажом меня и в здание аэропорта не пропустят.
  - То же денег стоит?
  - Сомневаюсь. До чрезвычайности сомневаюсь.
  - Так вот то же, Ваняваня. Червонец тоже же сомневается. Денег стоит все.
  Иван Иванович развел руками.
  - Даже вы не найдете покупателя на вещество, которому нет места в периодической системе. Фактически, это связанные свободные атомы, едва упорядоченная структура, и только. Сложная сверхплотная структура, состоящая из всех наличествующих в природе химических элементов, никоим образом не способная расстаться хотя бы с единственной своей частью, представляет интерес разве что для оголтелых исследователей. Учение о первичной материи, из которой слагается разнообразие веществ, опровергнуто практически в эпоху алхимии, и с тех пор не подтверждено опытным путем. Каким образом вы стали обладателем диковинного артефакта? На меня рассчитывать не стоит. Согласитесь, возникшие к вам вопросы вряд ли перевесят сумму разумного вознаграждения.
  Нисколько не уяснив смысла сказанного, Червонец уловил главное. Денег нет. Денег не будет. Больше денег ему не заплатят. Подставляться задарма Червонец не собирался. Он не понял слов Ивана Ивановича, не мгновения не собирался над ними размышлять. Все представление со стержнями, амулетами, гайками, беседой о роли химии в современном капитализме российской закалки, кажется начинало продвигаться в сторону крупной замысловатой аферы, но Червонец пока не мог ухватить ни единую ниточку сверхсложного клубка. Заполучив нежданно-негаданное богатство, он был не в самой лучшей своей форме. Золотой слиток под рубашкой бередил рассудок, сводил Червонца с ума.
  - Денег не стоит. Зачем по поездам. Таскаешь? - вяло спросил он. - То же глупо, Ваняваня. Бросил в любой мусорный. Бак. Ладушки. Денег же не стоит. Бесполезная вещь потому.
  - Свойства вещества не изучены. Повторяю, риск нанести вред окружающим очень, очень велик.
  - Клади восемьдесят.
  - Восемьдесят... Простите, восемьдесят чего?
  - То же восемьдесят. Процентов. От цены, - терпеливо пояснил Червонец, показывая краешек золотого слитка из-под рубахи. Воистину, чтобы общаться с этим отвратительно скользким средневековым скаредом, нужно было иметь хладнокровие охотника на саблезубых тигров, ангельское терпение или божественное происхождение.
  - Восемьдесят процентов...
  - Червонцу же ехать за город. Червонцу же подставляться. Червонцу же цену набивать. Червонцу же покупателя. Находить. Червонцу же прятать. Радиацию в шахту. Червонцу же деньги на зуб. Проверять. Хочешь опять с фальшивками. Остаться, Ваняваня? Червонцу же фальшивками. Заплатил. Червонцу же моральный. Компенсировать урон полагается. Фальшивки же. Двадцать процентов тебе. Ты же вообще в сторонке. Отсиживаешься.
  - ... восемьдесят процентов вам, вполне справедливое решение, - спокойно договорил Петров.
  Новый удар Червонец нанес автоматически, ожидая не безоговорочной победы, а отпора, прекраснейшим образом сознавая свою теперешнюю неготовность к битве. Это было уже делом жестокого принципа. Нисколько не ожидая, что постоялец легко согласится на чудовищные идиотские условия, так быстро, вообще без сопротивления или разумного торга сдастся, Червонец помедлил, обдумывая, в чем может проиграть, и во сколько ему обойдется малейшее отступление с волшебно-выигрышной позиции. Не хитрит ли Иван Иванович? Не кроется ли за словами постояльца нечто совершенно иное? Пока с любой стороны получалось, что сделка баснословно, фантастически, феерически выгодна, но насколько глубоки ходы в партии Петрова?
  - Ладушки, Ваняваня, - кивнул Червонец.
  Уже через несколько минут он перестал сомневаться в своем сказочном безоговорочном проигрыше. Вынося из квартиры постояльца золотой слиток, тяжелый чемодан со стержнем, булыжниками, гайкой, Червонец мысленно, с кипучей ненавистью клял себя за глупость и немыслимую щедрость. Ясно как день, вся эта странная сделка находится далеко за гранью законности, а происхождение золота вообще может быть связано с какой-нибудь кровавой историей. Отвалить целых двадцать процентов! Собственными руками отдать двадцать процентов?! Несчастный Ваняваня согласился бы и на десять, даже на пять, возможно, даже на половину процента!
  Только сообразив, что Иван Иванович не узнает, никогда не догадается об истинной сумме сделок по продаже золота, а пламя моральных компенсаций себе любимому можно раздувать до бесконечности, Червонец успокоился.
  Оказавшись дома, он первым делом вытащил запрятанную в угол миниатюрной кладовой пачку денег и долго считал, проверял на свет, даже включал ультрафиолетовую лампу, которой теща иногда грела радикулит. Убедив Петрова в том, что деньги фальшивые, Червонец и сам поверил в свою ложь. Хотя купюры, естественно, оказались настоящими, следующие дни он провел в треволнениях и жутких муках. Золото! В доме золото! Золото, золото, слишком много золота! Золото нельзя оставлять в квартире, золото ни в коем случае нельзя носить с собой по городу. Нельзя проговориться о золоте раньше времени, нельзя молчать о золоте!
  Попробовав подыскать покупателя по телефону, он мгновенно отказался от гиблой затеи, при первом же звонке приятелю услышав в трубке осторожные скребущие звуки, похожие на шелест магнитофонной ленты. С этой минуты подозрительным сделалось абсолютно все. В окнах соседних домов Червонцу мерещились объективы, бинокли, подзорные трубы, телескопы, за шторами, в светильниках, на мебели виделись передающие каждый его вздох устройства, на лестничной клетке слышались шаги грабителей и убийц. Газ на кухонной плите горел необъяснимо подозрительно ярко, подозрительно грязная вода из крана лилась подозрительными толчками!
  Вынув половицу в укромном углу коридора, Червонец соорудил тайник для пачки денег и золота, даже в постели не расставался с крепким самодельным ножом, однако не чувствовал себя увереннее. Покидать квартиру не хотелось. Вызывать жену или тещу в город на подмогу было отчаянно глупо. Тревожные неотвязные мысли измучили его до предела, за которым начиналось форменное, милое перу Достоевского умопомешательство.
  Настал день, когда тянуть с продажей долее стало опасно, прежде всего опасно для рассудка. Вполне надежно запрятав под ванную тяжелый шестигранник, Червонец опустил гайку в карман пальто, туда же положил кусочек золота, отбитый от слитка. Попробовав на ногте короткое, хорошо наточенное острие ножа, он потоптался в прихожей, собирая в кулак отвагу, но, выйдя на лестничную площадку, ясно представил, что сегодняшним вечером будет лежать в канаве с перерезанным горлом. Когда его обреченный взгляд наткнулся на соседскую дверь, Червонец не сразу сумел понять, что из квартиры постояльца доносится собачий лай и веселый голос Ивана Ивановича. Сейчас, практически перед лицом смертельной опасности, чужой праздник был более чем возмутительным событием!
  Из соображений конспирации не решившись воспользоваться звонком, Червонец негромко постучал. Через секунду на пороге показался Петров, одетый в уже знакомые синие шаровары и несерьезную футболку с рисунком Останкинской башни, окутанной клубящимся джином, похожим на покойного Березовского. Щеки постояльца были гладко выбриты, под носом чернела полоска узких щегольских усиков.
  - Доброе утро! - беззаботно произнес Иван Иванович. Как большинство неуверенных в себе людей, он обладал плавающим, скользящим характером и легко, с чистым сердцем принимал то, что с жаром отвергал еще буквально вчера. Сегодня малоприятный владелец недвижимости не казался Петрову исчадьем ада.
  - Куда же. К росомахе, добрый, - нервно буркнул Червонец. Подозрительность нашептывала ему, что Петров караулил под дверью, дожидаясь, пока хозяин уйдет из дома, и только поэтому открыл так быстро. Так подозрительно быстро.
  Ситуация складывалась крайне неприятная. Если постоялец действительно замыслил стянуть золотой слиток и потом потребовать свою часть суммы, он поймал Червонца в ловушку. Тайник под половицей до смешного ненадежен, а покинуть квартиру, рано или поздно, все равно придется. Выхода из западни нет! Затуманенный внезапно нахлынувшим страхом, разум Червонца робко утверждал, что Петров не способен разработать такой хитрый план, безусловно, не имеет на руках никаких козырей, но пока побеждала маниакальная подозрительность.
  В прихожую, цокая когтями по голому полу, выбрался поджарый пес, неловко ковыляя на трех лапах. Четвертую, аккуратно обмотанную бинтом, подхватывала повязка. Правое ухо собаки было короче, обрезанное по горизонтали, зато левое опускалось ниже груди. Густая длинная шерсть напоминала о сенбернаре. Гребень из растущих на спине волос утверждал о родстве с великолепным охотничьим реджбеком, забавные уши вписывали в генеалогическое древо животного бассета, пекинеса или коккер-спаниеля. В целом, по расцветке и размерам, пес походил на овчарку, но был явной и ошеломляющей помесью, сочетающей в себе основные типологические признаки великого множества собачьих пород.
  - Познакомьтесь с моим хорошим другом. Собакин Барбоскин! Собакин Барбоскин, это наш с тобой влиятельный и строгий домовладелец, будь с ним полюбезнее, - улыбнулся Иван Иванович, ласково потрепав пса по загривку. - Помни, Барбоскин, ты супротив человека, все равно...
  Неизвестно, насколько далеко или близко оказался бы Петров к оригинальной мысли, Червонец оборвал фразу Ивана Ивановича, будто свою собственную.
  - То же гадкая. Дворняжка, - процедил влиятельный и строгий домовладелец. В голосе Червонца прозвучало столько злобы, что покалеченный пес, жалобно заскулив, отпрыгнул в сторону, и чуть не упал, боком ударившись о стену.
  - Исключительно невезучее животное. Ранним утром прогуливался по вашему кедровому бору, проголодался, решил заскочить в кафе. Фургон, наверное, подвез продукты, пятился к павильону. Какой-то грузчик напугал Барбоскина, собака кинулась под колеса...
  - Ты уедешь. Квартира же провоняет. По христиански же это? Провонявшую псиной квартиру. Людям сдавать?
  - Барбоскин не пахнет.
  - То же цветы пахнут. Собаки же воняют. Лают. Соседи станут жаловаться. На шум. Червонцу же такого счастья. Не надо.
  - Барбоскин не шумит.
  Пес неожиданно решил поучаствовать в разговоре и робко, деликатно тявкнул, впрочем, не показываясь из-за ног Ивана Ивановича. Эхо короткого пронзительного собачьего лая звоном отдалось от стен лестничной клетки. Втянув голову в плечи, Червонец с ужасом всматривался в темные линзы глазков соседских дверей.
  - Наверное... я должен опять предложить компенсацию... оплату за...
  Червонец остановил Петрова.
  - Завтра же выгонишь. Калеку.
  Спустившись на половину лестничного марша, он вернулся к своей квартире, достал ключ, однако опустил руку от замочной скважины. Наклонившись, Червонец поднял с площадки огрызок спички, показал ее Иван Ивановичу, зачем-то сунул под нос немного осмелевшему псу.
  - Червонец на слух не жалуется, - прошептал он. - Червонец спит стоя. Будто зверь зебра. Нет соседа. Не выходит из дома. В кедровом бору Ваняваня. Оказался. То же на правом берегу. Пять километров отсюда. Дворнягу привел. Не знаешь, как же Червонец. Тебя тогда под кухонным столом. Проглядел?
  - Мы договаривались, никаких вопросов.
  Словно ставя точку и подтверждая слова Петрова, Собакин Барбоскин гавкнул.
  - Мутный ты тип. Ну и мутный же ты тип. Под фальшивым именем живешь. Фальшивые деньги мне. Навязал. Бороду фальшивую налепил. Усы, бороды, парики. Все же у тебя фальшивое, Ваняваня. Может, ты кемеровчан. Вечерами грабишь?
  Иван Иванович досадливо поморщился.
  - Товар же у покупателя. На днях расплатится. Иду тайное место. Для радиации твоей выбрать. Имей в виду, кладоискатель. Раньше Червонец участковым работал. Потому из-под земли. Тебя же достанет, - едва слышно прошипел Червонец и тяжело, явно неохотно зашагал по лестнице.
  Взглянув на Петрова, Барбоскин перевел глаза на удаляющегося человека. Пес давно уже сообразил, между людьми происходит что-то неприятное, нехорошее, и причиной этого скорее всего является он сам. Желая загладить вину, собака встала на задние лапы, прижимая к телу раненую конечность, затанцевала на месте, делая неуклюжие прыжки. Уши болтались из стороны в сторону, напоминая смешной бестолковый пропеллер.
  - Да ты циркач. Настоящий талант, Барбоскин! - умилился Иван Иванович.
  Червонец не обернулся.
  Еще утром столбик термометра опустился ниже нуля, по тротуарам мела поземка. Ближе к середине дня развиднелось, ветер стих, погода разгулялась настолько, что появилось солнце. Впрочем, теплее стало ненамного. Сэкономив на такси, Червонец ходил пешком, мотался по городу на автобусах, троллейбусах, трамваях, согреваясь лишь мыслью о том, что ему, как пенсионеру и ветерану труда, не приходится платить за проезд. Мысль эта от часа к часу грела все слабее.
  Дело не сдвинулось, никак не желало стронуться с мертвой точки хотя бы на миллиметр. Знакомые Червонца либо были в отъезде, либо давно переехали, либо предлагали изуверски низкую цену, либо, услышав первый туманный намек о предмете будущей торговли, спешили закончить разговор. Некоторые, уже обжегшись в прошлом, попросту не хотели вести дела с алчным нечистоплотным Червонцем. Перебрав жилые кварталы левого берега, он переехал через Томь, все более удаляясь от дома. Адреса в записной книжке медленно и уверенно истощались, словно алмазы кимберлитовой трубки.
  Одиссея Червонца затянулась настолько, что любой автор, дерзнувший достаточно подробно раскрыть хотя бы основные моменты его путешествия, рисковал превратиться в подлинного Гомера. Неизвестно, как долго продолжались бы поиски покупателя золотого слитка и головокружительные скачки по городу, если бы Червонец не наткнулся на адрес давнего своего приятеля, обозначенного как Артурчик Шкриболо. Не считая чересчур ушлых банковских служащих и золотолюбивых бюджетников в форме, в целом Кемерово это был последний человек, к которому стоило обращаться. Только выбора у Червонца уже решительно не оставалось.
  Неподалеку от центрального въезда в поселок Маленькая Италия, по обе стороны улицы Суховской, кипело строительство. Слева возводились ряды таунхаусов, справа уверенно оформлялся жилой комплекс, состоящий из нескольких многоэтажных домов. Снег спрятал под собой высохшую траву и мелкий кустарник, незначительные неровности почвы. Пока Барбоскин заинтересовано и внимательно обнюхивал бетонное ограждение стройки, Иван Иванович поднялся на пятиметровый округлый холм, и на манер средневекового полководца разглядывал изрытые техникой окрестности. Черенок лопаты, на которую он опирался, вполне достойно дополнял сходство с военачальником.
  Смахнув снег, Петров положил на оголившуюся траву пять камешков с отверстиями, один довольно приличных размеров булыжник черного цвета. Пару минут переставляя амулеты, он словно разыгрывал шахматную партию. Камешки то вытягивались в линию, то оказывались выстроены в овал по одну сторону булыжника, то окружали его строгой цепью. Трудно представить, чего добивался Иван Иванович, только явного, очевидного результата не последовало. Вероятно, превосходно зная правила этой замысловатой игры, Петров продолжал и продолжал осмысленно передвигать амулеты, пробовал вырывать пожухлую траву, начисто удалять снег под камнями, даже копать лопатой неглубокие ямки.
  До самого недавнего времени миниатюрный курган располагался на отшибе, в отдалении от жилых кварталов, неизменно привлекая увлеченных кладоискательством мальчишек. Лет тридцать назад в целом Ленинском, а то и Центральном районе Кемерово не нашлось бы здравомыслящего парня, который хоть раз в детстве не хотел бы оказался здесь, а оказавшись, не сделал магических пионерских исследований, не провел почти настоящие археологические раскопки по своим ребяческим силам и своему собственному ребяческому усмотрению. Тогда холм, окруженный плотными зарослями ивняка, защищенный непролазными ямищами и по-настоящему опасными, топкими окошками болот производил на мальчишек впечатление забытого в джунглях города майя. Однажды найти верную дорожку к заветному месту было уже гордостью, вернуться с друзьями и инструментами - необычайной, почти невозможной удачей. Хотя сейчас сюда можно было добраться в любое время дня и ночи, лишь на несколько минут сойдя с асфальта, курган все-таки оставался загадкой, нерешенной никем задачей. Единственный свидетель всеми забытой древности, минувших эпох почти касался ограждения заурядной современной стройки, почти разрезался асфальтовым мечом, и не сдаваясь, молчал.
  Исключительно правильная форма кургана ясно утверждала его происхождение. Слухи и предположения по городу ходили на удивление разные, но все они, опять на удивление, хором танцевали от глубочайшей древности рукотворного сооружения. Неизвестно, скрывал ли холм доказательства хотя бы одной теории. Неизвестно, случалось ли когда-нибудь побывать на этой окраине Кемерово обстоятельным ученым с серьезными намерениями, докопаться до истины в прямом и переносном смысле, теперь город раскрыл секретное место, под торжествующий рев бульдозеров готовился уничтожить любую хранимую холмом тайну.
  Заметив, что Барбоскин тоже пытается подняться на холм, Петров поспешил ему навстречу, скользя на предательском снегу. Хотя сегодняшним холодным утром земля основательно подмерзла, пес умудрился испачкать бинт на раненой лапе. Бережно подняв Барбоскина, Иван Иванович спустил собаку к подножию кургана, вытащил из кармана свежий бинт, расписной тюбик с мазью и тщательным образом восстановил повязку. На протяжении всей достаточно неприятной процедуры пес лизал человеку руки, принимая заботу с искренней благодарностью существа, редко слышащего хотя бы доброе слово в свой адрес.
  - Барбоскин. Собакин Барбоскин. Барбоскин, - приговаривал Петров. - Как ты настроен жить дальше, милейший пес? Не хотелось бы тебе слетать в Хабаровск? Впрочем, лучше было бы ехать поездом. Чувствую, Барбоскин, ты самолетам не симпатизируешь. Как думаешь, заслужили мы отпуск?
  В ответ пес деликатно повизгивал.
  Когда перевязка была завершена, собака тщательно отряхнулась, с громким счастливым лаем засуетилась вокруг Ивана Ивановича. С Петровым дворняжка чувствовала себя намного увереннее, чем с другими людьми. Возможно потому, что Иван Иванович не требовал и не допускал ни малейшего унижения достоинства пса. При каждом неуклюжем прыжке длинное ухо Барбоскина взлетало вверх, крутилось в воздухе на манер пропеллера. К счастью повязка, наложенная по всем медицинским правилам, могла выдержать еще и не такие скачки.
  - Болтай, Собакин Барбоскин! Болтай! - воскликнул Петров. - Наш неприятный домовладелец занят продажей клада, не услышит!
  Не трудно было заметить, что лечение шло псу на пользу, однако рана все-таки давала о себе знать. Быстро устав, пес сел у ног человека, заглядывая ему в лицо так пристально, словно пытался задать вопрос. Собаки, как общеизвестно, прекрасно умеют говорить, общаясь исключительно с добросердечными людьми. Иван Иванович, наверное, услышал немой вопрос.
  - Не беспокойся, здесь нам нет работы, - сказал он, подхватывая лопату. - Поломалось что-то. Отпаялось. Оторжавело. Идем, мой лохматый дружище, продолжим начатое утром. Начальство торопит, природа тоже не ждет, пугает зимой. Еще немного осталось докопать, и тогда отправимся с тобой в отпуск. Согласен, Собакин Барбоскин? Генералы должны нас понять. В конце концов, мы заслужили отдых.
  Вновь поднявшись на курган, он вытащил из кармана пакет, и принялся собирать амулеты, не забывая тщательно отряхивать их от снега. Барбоскин топтался у подножия холма, выказывая признаки нетерпения. Вероятно, Собакину уже не терпелось отправиться в отпуск.
  Судя по адресу, указанному в записной книжке, Артурчик Шкриболо обитал в самой глухой, дальней части Кировского района. Пробки на важнейших проспектах и буйное движение по извилистым старым дорогам частного сектора удлинили путь до умопомрачения. Покачавшись около двух часов на автобусе, Червонец окончательно замерз и разозлился до такой степени, что подпрыгивал на ледяном сидении. В мозгу буквально бурлили мысли и идеи о том, как выбить из покупателя наивысшую цену. О том, что Артурчик тоже не купит золотой слиток, он предпочитал не думать.
  К счастью для уставшего Червонца, ему вообще не пришлось искать нужное строение. Грубоватый, но добротный кирпичный дом с мансардой, миниатюрным декоративным балкончиком над крыльцом располагался рядом с автобусной остановкой. Калитка в заборе была приглашающе распахнута. На территории, среди костяков чахлых березок отдыхала отечественная легковушка и большой японский внедорожник. Обе машины были до такой степени заляпаны грязью, что определить их цвета, наверное, сумели бы лишь многоопытные криминалисты.
  Дверь дома открыла молодая симпатичная брюнетка и, ни слова не говоря, отступила, пропуская вперед прячущегося за ее спиной сухого жилистого мужчину невысокого роста.
  - Червонец? Ты, порчило трехкопеечный? - хриплым неприятным голосом спросил он, распространяя сильный запах табака и спиртного.
  - Червонец. Ладушки, Артурчик, - подтвердил Червонец, втягивая голову. - Давно же не виделись. Тогда же Горбачев. Еще правил? Помнишь, Артурчик? Как же я тебя. От правосудия спрятал?
  Брюнетка, развернувшись с грацией и неохотой дрессированной пантеры, исчезла в глубине дома. Разве хвостом не махнула на прощание.
  - Червонец, сосновая гуща! Вывеску срисовал с фронта! - довольно добродушно сказал Артурчик, и вдруг грудью толкнул гостя к стене, придавил локтем горло. - Слезись, чего нанюхал, чунарь.
  - Золото, Артурчик. Много, много же золота... Отпусти, Артурчик. Ладушки?
  В ответ на просьбу Артурчик сильнее надавил локтем:
  - Толкай телегу. У тебя, сорника, вагон цветняка?
  - У меня. То же не у меня, конечно. Откуда у Червонца золото? Червонец заслуженный пенсионер. Бедный Червонец. Нищий. То же новый квартирант. Привез золото. Хочет запродать. Червонец же посредник. Бесплатно трудится. Христианская помощь. Ближнему потому.
  - Соловей предка? Песок? Фики? Шайбочки? Желтая пшеничка? Путина? Фиксы? Что за ружье у бобра?
  Прекрасно зная, к кому направляет путь и мысленно подготовившись, Червонец все-таки растерялся. Похоже, Артурчик не изъяснялся на нормальном русском языке из собственных, глубоко личных соображений, имеющих исключительное принципиальное значение. Понять его, за исключением прочно и навеки утрачиваемых деталей, было не трудно. Однако сразу, с первых слов ярко окрашенный эмоциями рыбий язык Артурчика производил дикое впечатление беседы с верноподданным тарабарского короля.
  - Так нет же у него оружия. Квартирант же интеллигент. Мне бы. Запродать же. Золото же есть. Не трогай постояльца. Хотя бы у Червонца. В квартире не трогай. Ладушки? Безобидный же потому.
  Артурчик нахмурился, переваривая информацию. Домашняя майка не скрывала татуировки на его предплечьях. На правом была изображена роза и кинжал с подписью "Кровь за измену". На левом виднелся штык и группа пляшущих на манер дикарей скелетов. Среди вытатуированных на пальцах перстней особо выделялся один, на котором трефовая и пиковая масти разделялись жирной диагональной чертой. На груди из-под майки выглядывало изображение арестанта, руками вцепившегося в решетку. По верхней части этой татуировки пробегала старая, плохо читаемая надпись, начинающаяся со слов "Будь проклят тот от века и до ве..."
  После продолжительной паузы догадавшись, что Червонец неправильно понял его вопрос, Артурчик рассыпался мелким мерзким дребезжащим смешком, неестественным и жутким.
  - Ухли, веревка, ухли! - убрав локоть, завопил он, вероятно обращаясь к брюнетке. - Сосновая гуща! Задвинутый поженил вольер с шалото! Вот шалява чурковатая. Колись, что за товар?
  Затаив дыхание, Червонец протянул на трясущейся ладони золото.
  - Ружье, - признал Артурчик, краем майки обтер кусочек и, больше не касаясь голыми пальцами, вернул на ткани.
  - Проверить бы. Кислотой, Артурчик. Пробу опять же.
  - Кнокну, парашютистом обернулся, я тебя самого кислотой проверю. Ружье фактурное. Совершенно пряники.
  - Еще вот. Купишь, Артурчик? Недорого же возьму.
  Приняв тяжелую гайку, Артурчик в точности повторил процедуру осмотра, не забыв про ткань и отпечатки пальцев. Зачем он это делал, сказать было невозможно.
  - Сосновая гуща! - удивился Артурчик. - Такой рукояткой и затемнить налегке! Что за продукт?
  - Так не знаю же. Постоялец же не объяснил. Знаю только. То же штука редкая. Дорогая штука, Артурчик. Может, в тысячу. Миллионов раз дороже золота. Стоит.
  - Келишь! Поморокую, наколку тебе дам, куда загнать. Сам совать рога не стану. Ружье где?
  Червонец смешался, растеряв всю только что обретенную уверенность.
  - Не обмани же. Ладушки? По христиански же. То же последняя возможность. Заработать пенсионеру. Не обмани Червонца, Артурчик.
  - Ништанко. Фазанщиков и нотных сам мажу. Блесну набросок, барахло сплавлю. Ты в доле, близнец.
  Видя, что Червонец колеблется, Артурчик, похлопал его по плечу и оскалился, показывая два блестящих ряда великолепных нержавеющих зубов:
  - Забурцевал меня, забурцевал. Ружье заказное. Саргу тебе выловим, китуй напропалую. Сосновая гуща. Все путем, киря, не рисуй.
  - Артурчик, - трясясь, начал Червонец. - Не делай нам. Ему ничего. Ладушки, Артурчик? Квартира же за мной. Числится. Надо же. Надо же запродать. Там же. Пятнадцать килограммов. Золота.
  Артурчик широко открыл глаза, затем закрыл, снова открыл и закрыл, обдумывая сказанное. Цифра произвела на него огромное впечатление, причем по большей части неприятное. Такое сумасшедшее количество золота однозначно сулит неприятности. Отлично помня Червонца как нечистоплотного скользкого жадину, Артурчик все-таки не сумел отказаться от выгодного дела.
  - Елочка, - кивнул он.
  - Завтра же. Товар подвезу с утра. Ты бы, Артурчик, деньги. К завтрашнему утру. Достал. Договоримся же о цене. Ладушки? Постоялец много же затребовал. Червонцу же расплачиваться.
  Пальцами крепко ткнув Червонца в живот, Артурчик захрипел:
  - Короче. Матузиться на берегу мозги засушило. Ухли, если пластинку загнал, за мной кишкоправ не заржавеет. Наличмана посой вагон. Жохом ходить не будешь. Опознание тюльпана сейчас. Расчухал, вшиварь? Едем твоего подсолнуха утюжить. Если масть поканает, втроем забутим, ружье складем, схлестнемся о цене.
  - То же. Как с интеллигентом. На мне. Числится квартира, Артурчик.
  - С севера не заходи, Червонец. Тихоходы. Что порешу, то с вами обоими и сварю. Догнал?
  - Ладушки, - убито пропищал Червонец, проверяя, гибка ли шея.
  - Веревка, чихнись! Кредитный гешефт морокую! - заорал Артурчик.
  - Не базлай. Атканай, деляга, - послышался недовольный голос из глубины дома.
  - Пятиэтажка на углу Кузнецкого и проспекта Ленина! Середка хазы, третий этаж, как помню! Да ты там была! Хипишнешься?!
  - Пыряй. Форс поимеешь, забалдеем по-черному.
  Втянув голову в плечи, Червонец скромно потупился, будто услышал нечто интимное, нисколько не предназначенное для чужих ушей. Впрочем, скорее всего он просто хотел скрыть злорадную жестокую усмешку.
  - Оторва. Аргон у нее с позавчерашнего утра.
  - Ладушки, Артурчик.
  - Чугунка во дворе. Хлыви за мной, башмак.
  Грубо сорвав кожаную куртку с вешалки и подхватив бутылку со столика, Артурчик потянул Червонца через порог дома, буквально втолкнул на пассажирское сидение внедорожника. Ехал он очень быстро, скорее дерзко, чем умело. Не выпуская из руки папиросы, Артурчик смело бросал тяжелую машину в повороты, сигналил спокойно едущим по дороге водителям, гнал по обочинам, вылетал на встречную полосу, часто, похоже принципиально не обращал внимания на сигналы светофоров. Несколько раз останавливаясь на особенно сложных развязках, он закуривал новую папиросу, отхлебывал из горлышка бутылки, и вновь давил на газ, прорываясь сквозь безнадежные заторы, как ледокол через паковые льды. Стремительно, по осеннему темнело. Движение на городских улицах стало немногим слабее, чем днем, и только первобытная наглость водителя, мощность мотора, габариты автомобиля помогли Артурчику установить небывалый рекорд. К вокзальной площади внедорожник подлетел минут через тридцать после начала пути. Примерно тогда же опустела бутылка, отправившись на асфальт.
  По дороге Червонец обдумывал варианты торгов, мечтая заполучить деньги прежде, чем придется отдавать слиток. Остановив машину у подъезда пятиэтажки, Артурчик потребовал совсем не золото, а номер квартиры постояльца. Вероятнее всего, он собирался говорить предметно лишь после полного сбора информации. У Червонца спутались все карты, полчаса глубочайших размышлений и планирования пропали даром.
  Решительно отодвинув Ивана Ивановича, Артурчик прошел в гостиную, швырнув скомканную куртку куда-то в угол, принялся методично раскуривать папиросу, щелкая зажигалкой. Более хмельным, чем у себя дома, он не выглядел. Хитрый Червонец задержался в прихожей, аккуратно устраивая на вешалке пальто, выключая свет, с невыносимым тщанием поправляя сбитый гостем половик. В гостиной царила тишина. Ни драки, ни ругани, ни убийства в первые минуты не случилось. Ожидая чего угодно, Червонец мышкой проскользнул в единственную комнату квартиры.
  - Гарочку для алмазного здоровья, - беззаботно произнес Артурчик. Только теперь заметив лежащую под шифоньером дворнягу, он осклабился, подманил собаку.
  Пес, сегодняшним утром ковыляющий на трех лапах, чувствовал себя превосходно. Повязка исчезла. В упругой, хотя и не слишком уверенной походке не виделось даже намека на ранение. Смелости или самоуважения у дворняжки не прибавилось ни на грамм. Хвост пса был поджат и униженно стучал по полу, пока Артурчик, не боясь собачьих зубов, грубо трепал Барбоскина по загривку.
  Желая понравиться всем сразу, пес несколько раз громко стукнул когтями по полу, упал на бок и откатился в сторону. Затем Барбоскин подпрыгнул, перевернулся в воздухе через голову. Четко приземлившись на все четыре лапы, собака подняла передние в жесте, явно просящем аплодисменты или лакомый кусочек.
  - Законная псира! - восторженно крикнул Артурчик, хлопая себя ко коленям. - Оперативный кобель!
  Червонца цирковые номера Барбоскина не впечатлили. Время шло, а дело стояло на месте. Как сказал бы его новый подельник, масть не канала.
  - Вот. Покупателя тебе же привез, - деревянным голосом чистокровного Буратино сообщил он. - То же Артурчик. Все у нас с тобой закупит, Ваняваня. Сначала проверит наше золото. Артурчик же серьезный. Уважаемый. То же известный в стране. Человек. Как Пугачева. Если бы я тебе настоящую. Фамилию Артурчика назвал. Ты бы с ума сошел со страха. Артурчик же большой авторитет потому.
  - Аллюр, фурман, - махнул рукой новый гость, явно польщенный словами Червонца.
  Иван Иванович молчал, не двигался, не отводил от Артурчика взгляда, в котором светился испуг, ожидание чего-то ужасного, непонятная обреченность. Еще пятнадцать лет назад такие типы стадами, толпами бродили по стране, но теперь перевелись, ассимилировались, просто переоделись, перекрасились или акклиматизировались. Артурчик не переоделся, не перекрасился. Конечно, для интеллигентного человека он и теперь, в подрастающем двадцать первом веке был чрезвычайно колоритной фигурой, странной, устрашающей, словно пришелец из неведомых подземных миров, и все равно Петров вел себя ненормально.
  Этнограф Владимир Даль не зря называл уголовный жаргон блатной музыкой. Если отбросить груду чисто воровских профессиональных терминов, закрыть ладонью неблагозвучия и не заметить оголтелые вульгаризмы, с русским писателем трудно не согласиться. Своеобразной яркости в настоящем рыбьем языке, мало пересекающемся с упорно воспеваемым российскими сериалами унылым и куцым сленгом липовых преступников, более чем достаточно. Для уха, привыкшего к расшифровке уродливых киношных производных общеупотребительных просторечий, истинное арго, рожденное на стыке эпох и континентов в те времена, когда древнейшие литературные памятники Руси еще даже не задумывались их славными авторами, звучало действительно по инопланетному. Смелому на осуждения собеседнику могло показаться, что Артурчик намеренно, в совершенно очевидных детских целях выстраивает свою речь по канонам специфического лексического пласта, но дело обстояло иначе. Он говорил, словно пел на алтаре, ботал по фене по внутреннему позыву, уверенно, в полной мере ощущая себя хранителем традиций, сакрального знания и, возможно, самого времени.
  - Пялится полтинниками. Будто свистулька на линзу фикосной банды. Сосновая гуща. Хаверка моя нравится? - не без самодовольства проговорил Артурчик, оттягивая на впалом животе майку. Хозяйски, с артистической вальяжностью устраиваясь в кресле, он случайно или нарочно показал запястье с вытатуированным оленем, бегущим на фоне поднимающегося солнца и надписью "Север", перстни на пальцах. По всей вероятности, это были любимые татуировки Артурчика, которыми он дорожил и гордился.
  - Простите, у вас нет родного брата в Благовещенске? - спросил Петров, поглаживая выбритый подбородок.
  - Вообще нет, - пожал плечами Артурчик.
  - Ваняваня клад нашел, Артурчик. Клад Колчака.
  - Короче, дармовики. Гнать прогоны некогда. Воздух понюхаю, и загорбим. Алтушки пусть Червонец, эта антилопа воротит. Клад Колчака, сосновая гуща! У Червонца метла метет, а ты, чудак, ухлю, натуральный мурик. Откуда ружье?
  - То же Артурчик о товаре. То же о нашем. С тобой золоте. Отвечай, Ваняваня. Где же нашел клад? Ладушки? Как же нашел клад? - жалобно попросил Червонец.
  - Если природе существует клад Колчака, у меня о нем нет сведений. Золото я взял в научной лаборатории, где работаю, то есть работал до недавнего времени, - нетвердо объяснил Петров.
  - Ништяк. В мясницкой лаборатории ружья ручка! К чудакам ни разу не попадал. Кража зрячая, шальная? Ноги замочил? Без примазки ушел?
  - Простите, не вполне вас понимаю. Кажется, я уже ответил.
  - Ответил? Горбатого к стенке прилепил! Ружья у тебя вагон. Ружья у тебя море, сосновая гуща. Колись. Колись, ништанко. Покопаем, если барахло не горячее, выправим, будем шелестеть, канку по лафетникам начислим. Да не шарахайся, мурик. Тебя я с ходу прикупил. Ружье не с дармовой покупки. Откуда?
  - Взял в научной лаборатории, - убито повторил Иван Иванович.
  - Плети семерик! - фальшиво рассмеялся Артурчик, и заговорил с большим воодушевлением. В одной длинной фразе, состоящей из далеко не парламентских выражений, он объяснил присутствующим, насколько серьезно настроен узнать о происхождении ценного металла, где видел всех лжецов вместе взятых, и с особенными красками расписал то, каким образом расправится с непослушными молчунами. Несколько напугав Червонца, тирада угнетающе подействовала на совершенно павшего духом Ивана Ивановича.
  - Украл. Украл из сейфа ответственного руководителя проекта.
  - Ответ муровой, алямс-тралямс. На катушках, фраер. За гец и молотнуть реально... Ну не марьяж, дыбай на цырлах!
  - Золото я месяц назад украл из сейфа руководителя проекта, - как робот повторил Петров.
  - На вокзале? В кармане золото держал? - вклинился Червонец. - Ладушки. В чемодане. Золота же не было. У чемодана бы. Ручки оторвались. Лопата в прихожей. Ты золото выкопал. Ладушки? Где же ты выкопал?
  - Не имеет значения. Завтрашним утром съезжаю с вашей квартиры.
  - Рваный поздно хватился, - помрачнев, сказал Артурчик. - Сосновая гуща. Припух ты, принц!
  Что бы это ни означало, фраза прозвучала угрожающе.
  Червонец проверил, гибка ли шея.
  - Почему же съезжаешь? Почему же теперь?
  - Не могу расстаться с Собакиным Барбоскиным. Раз у вас здесь псу жить запрещено, подыщу нам другую квартиру в Кемерово.
  - Ах вот то же, - выдохнул Червонец. - Да черт с ним! Пусть скотина хоть у меня! В квартире живет! Пусть хоть у меня! На телевизоре гадит! У нас же, Ваняваня, великое дело. Пропадает. Ладушки. Последний же шанс ветерану труда. На хлеб заработать.
  - Закончите дело в одиночку. Мне ничего не нужно. Золото ваше, распоряжайтесь по личному усмотрению.
  Растерянно, не зная, радоваться ему или огорчаться, Червонец развел руками:
  - Артурчик? Что же интеллигент. С нами делает?
  - Тащит нищего по мосту, - объяснил Артурчик. - Косит на вольтанутого.
  - Золото ваше. Продавайте, покупайте, переплавляйте, сдавайте в аренду, выплачивайте внешний государственный долг, покупайте временное американское правительство. Делайте, что вашим душам заблагорассудится.
  - Засвети ружье и вали на сторону, малохольный! Откуда взял?
  - Ничего не могу рассказать. Ничего не могу рассказать о происхождении золота.
  - Упрямый. То же не все равно. Где он товар. Достал, Артурчик? - примирительным тоном сказал Червонец. - Золото же теперь мое. Ваняваня сам сказал, потому. Ладушки. Щедрая душа. Христианский поступок. Давай о цене...
  - Мулекай, космач! Куда баллоны катить?! - взорвался Артурчик, вдруг хватая Барбоскина за горло. Сделав слабую, чисто символическую попытку вырваться, несчастный пес обмяк, не моргая смотрел в лицо обидчика, сразу и безоговорочно покоряясь лютой человеческой воле.
  - Пожалуйста, отпустите! Ему и так досталось в жизни!
  - Ухли, укроп. Не поколешься, завяжу хавку. Запеть не успеет.
  - Смысла рассказывать нет. Вы ведь не сможете мне поверить!
  - Разнуздал звякало!
  - Не Ленинградский Вернитаж же. Ты ограбил, Ваняваня? - вставил Червонец, черствое сердце которого ничуть не тронуло опасное положение злосчастной собаки.
  - Не Эрмитаж.
  - Неужто Кремль?
  - Не Эрмитаж и не Кремль. Но вы все равно не поверите.
  - Фикстуль, куцен! Только без фонаря, хвостом тоже не шевели.
  Петров повернулся спиной, вновь обернулся к собеседникам, привычным жестом запуская ладонь в окладистую рыжую бороду.
  - Ваняваня? Что же ты молчишь? Рассказывай!
  - Фары не пашут, Червонец? - злобно прошипел Артурчик. - Кенай отсюда, бажбан.
  Повторив поворот, Иван Иванович погладил хорошо выбритые щеки:
  - Вам достаточно понятно? Это первое, чему я научился. Не скрою, меня фокус очень даже забавляет. Теперь, пожалуйста, отпустите Барбоскина.
  - Ласое, нашпигованный. Жив пока твой звонок, - проговорил Артурчик, безжалостно хватая собаку за уши.
  - Барбоскин, дружище, потерпи еще немного, - чуть не плача сказал Петров, снимая с шифоньера зашуршавший пакет.
  Устроив под большим пальцем металлическую трубку, он вытянул вперед левую руку, почти вертикально поднял ладонь. Затем, опустившись на колено, Иван Иванович закрыл глаза, сжал правую ладонь в кулак так сильно, что костяшки пальцев побелели. Червонец и Артурчик переглянулись, не представляя, как реагировать на происходящее. Они ждали от Петрова другого.
  Прошла минута, в полном молчании проползла другая, потянулась третья... четвертая... пятая... шестая уверенно затронула седьмую. Приоткрывая глаза, Иван Иванович тяжело вздыхал, с новой силой стискивал трубку. Артурчику Петров явно не доверял, судьба пса беспокоила его.
  Червонец и Артурчик терпеливо ждали. Время тянулось кошмарно медленно.
  Внезапно запахло горелой материей. Заинтригованный, Артурчик ослабил хватку. Насмерть перепуганная собака тоненько заскулила, будто крохотный щенок моля о пощаде. У Червонца открылся рот, из которого вывалился язык. На наглой, вечно хитрой шпионской физиономии хозяина проявилось трогательное наивное, чисто детское изумление.
  - Отпустите Барбоскина, - снова попросил Петров. - О происхождении золота рассказал вам без утайки.
  Неровным, как получилось, кругом расставив заранее приготовленные амулеты и булыжник на полу комнаты, Иван Иванович отбросил трубку, поднялся на ноги, потирая заметно покрасневшие ладони. Щеки у него полыхали яркими пунцовыми пятнами. Из металлической трубки, ударившейся о стену, выкатилась раскаленная гайка. Дым клубами поднялся к потолку. Растерянный Червонец с приглушенными воплями забегал по гостиной, в ужасе затопал, гася пламя, с удовольствием пожирающее тканый половик.
  - Сосновая гуща, - пробормотал Артурчик, разглядывая крупную каплю расплавленного желтого металла, жадно прожигающую половицу. Лужица золота появилась примерно на середине гостиной. Лужица золота появилась ниоткуда. Это было абсолютно очевидно, полностью, до сумасшествия необъяснимо и страшно до жути.
  - Ваняваня, подпалишь же. Мне квартиру. Разве же по христиански, - в испуганном недоумении мычал Червонец, продолжая тушить огонь. Принеся ведро воды и тряпку, он расправился с последними ростками пламени, затем бережно остудил каплю золота, выковырнул из дочерна сгоревшего дерева. Воровато озираясь, Червонец крепко зажал драгоценность в кулаке, явно не собираясь расставаться со слитком, принялся свертывать подгоревшие половики. Как не крути, подлец был чертовски рачительным хозяином.
  Наконец отпустив несчастную собаку, Артурчик вытянул из брючного кармана папиросы, зажигалку. Курил он жадно, вряд ли что-то чувствуя, всецело поглощенный своими мыслями. Когда табак выгорел, Артурчик вытащил следующую папиросу. Вероятно, густого смрада, заполнившего всю квартиру, его насквозь прокопченным легким не хватало.
  Петров погладил подбежавшего Барбоскина, толкнул дворняжку из комнаты, подальше от злыдней. Добродушный пес немедленно вернулся, устроился у ног Ивана Ивановича, поглядывая на него с беззаботным видом кенгуренка, сидящего в теплой сумке самой огромной, самой сильной, самой смелой мамы на свете.
  - Хохму с бородой я сам вам зарисую. В болванов играете, сундуки, - наконец сказал Артурчик, швыряя окурок на пол.
  Отчаянно заохав, Червонец, разумеется удержался от замечания.
  Снова потянувшись за папиросами, Артурчик разорвал, беспощадно скомкал пустую пачку, забросил бумажный комок на шифоньер.
  - Кранты перхонкам. Уши опухли. Перхалки стали вертеть для слабаков. Пшена покурманить бы... Брызгай лупетками, Червонец. Керосину нам с тобой налили под завязку. Расчухал я, чеканутик накладную бороду в лансах держал, ружье в набор костей заныкал. Прикинь, чем укроп плющил цветняк? Не нямлю, как дурик ружье расплавил, не обжегся? Ты заухлил, Червонец?
  В отличии от Артурчика, пытающего как-то охватить проблему, осмыслить происходящее не приученным к сложным размышлениям умом, Червонец сейчас думал о другом. Не представляя, к примеру, почему не растекается по полу электричество, если вынуть вилку из розетки, он вообще предпочитал не углубляться в подобные бессмысленные непрактичные проблемы. В активе золото. Есть золото. Масса золота! За золото можно получить деньги. Больше того, за золото нужно получить деньги! Денег необходимо много, вернее деньги необходимы все. Все деньги за золото. О чем тут еще рассуждать?
  - Эй ты, Червонец, закимарил? Хорек!
  - Совсем не было у него же. Золота, Артурчик. Ладушки. Все золото у меня же. В тайнике упрятано. То же далеко-далеко за. Городом. В потайном же месте. Под охраной же.
  - Мизи, если в крыльях цветняка не было... Сосновая гуща. Откуда у чеканутика ружье взялось?!
  - Ниоткуда.
  - Балабан. Хохма твоя для валенка.
  - Имеете в виду, шутка? Ни в коей мере. Вас ведь не удивляет электричество, возникающее между статором и ротором? Если не вдаваться в самые азбучные подробности, энергия тоже появилась ниоткуда, - произнес Иван Иванович. Несмотря на обиду и потрясение, обстановку и ситуацию, ему было очень приятно вызвать искреннее изумление зрителей.
  - Если ниоткуда электричество. Почему же мы за него. Такие деньжищи платим? - проворчал Червонец. - Ваняваня, повторить. Фокус сумеешь?
  - Киря! Тема ништяк! - подхватил Артурчик. - Повторяй хохму, чудак, и чтоб ружья правильный вагон!
  Петров грустно улыбнулся:
  - Простите. Ни в коем случае нельзя. Необходимо подождать хотя бы сутки. Игра в золотую антилопу очень опасна. Если нас заметят, то уже не выпустят из поля зрения. Никого. Жадность в нашем случае однозначно смертельна. Наверное, вы не помните, чем заканчивается история Киплинга?
  Артурчик напрягся.
  - Киплинг в доле? Положняком живет? Законник?
  - То же Ваняваня про. Соответствующие органы, - пояснил Червонец.
  Собирающийся задать еще какой-то вопрос в прежнем смысле и тональности, Артурчик передумал. Насмешливо, жутко ухмыляясь, он показал на собаку и в нескольких знаках объяснил, что сделает с Барбоскиным. Короткая незамысловатая пантомима получилась безумно страшной. Пес наблюдал за жестикуляцией Артурчика с трагической безмятежностью умалишенного, приговоренного к виселице. Если бы собака умела, она бы сейчас, пожалуй, даже улыбалась, придавая зловещей сцене абсолютно нездешний адский колорит.
  Не колеблясь, Иван Иванович подхватил с пола обереги и черный булыжник, выйдя в коридор, позвал Барбоскина. Подставив стул, Петров вытянул с антресоли прямоугольную форму для выпечки хлеба, двинулся на кухню. Недоуменно скривив губы, Артурчик издал звук, похожий на кошачье фырканье, но последовал за ним. Выходя последним, Червонец погасил свет в гостиной, прошептав что-то угрожающе-недоброе, щелкнул выключателем и в прихожей.
  Петров установил стальную коробку на уродливую засаленную подставку, выдвинутую на центр кухонного стола. Затем он разложил на столе амулеты, действуя по своей, непонятной для зрителей системе. Пока Иван Иванович наливал воду в кастрюлю, устраивал под столом на сковородке металлическую трубку, Червонец, следом и Артурчик заглянули на дно коробки. Хозяин квартиры мигом узнал почти правильную прямоугольную форму, на поверхности которой виднелись округлые разновеликие углубления, а снизу и по бокам тянулись параллельные, вдавленные на две трети борозды. Судя по рисунку, золото, теперь спрятанное в тайнике соседней квартиры, отливалось именно здесь. Барбоскин внимательнее людей следил за действиями Петрова, по всей вероятности надеясь получить угощение.
  - Чеши вальсом, - процедил Артурчик, оттирая Червонца от стола. - Тема моя и медиковатого.
  - То же. То же. Квартира же числится...
  Презрительно, одними пальцами взяв Червонца за шиворот, Артурчик без разговоров вытолкнул хозяина в темный коридор, дав славного пинка напоследок. Двери на кухне не было, совершенно отделаться от Червонца не удалось. Не решаясь ослушаться Артурчика, упускать что-то важное изгнанный Червонец тоже не собирался, и теперь мялся на пороге кухни, блуждал на грани света, словно безутешный предок умалишенного датского принца.
  - Явления природы, как известно, неразрывно связаны понятием энергии, - с печальной торжественностью в голосе начал Иван Иванович. - Закон сохранения диктует взаимозаменяемость форм. Как не утверждают обратное наши глаза, материя текуча, и любая ее форма может быть превращена в другую. Проблема недостающей массы вселенной отпадает, если предположить, что масса эта приходится на структурный энергетический каркас, соты которого заполнены энергиями с иными значениями физической величины, характеризующей волновую функцию.
  Он помолчал, отсутствующим взглядом обводя кухню. Похоже, Петрову давно хотелось поделиться с кем-нибудь открытием, мыслями, и он, отбросив сомнения, был рад заполучить хотя бы таких неблагодарных корыстных слушателей. Рассуждения Ивана Ивановича отдавали доморощенным теоретизированием, однако это ничего не меняло. Если бы перед Артурчиком и Червонцем сейчас стоял сам Эйнштейн, разглагольствуя о том, как правильно использовать процесс увлечения электронов фононами для жарки куриных крылышек, они слушали бы прославленного ученого в точности тем же небрежным нетерпеливым недоумением.
  - Вещество, прошу прощения за примитивность аллегории, словно лед в холодильнике, естественным образом возникает на линиях напряженности, в силу сложных обратных процессов не нарушая постоянного равновесия системы вселенной. Все в известном нам мире существует ровно настолько, насколько не существует, не существовало в прошлом и не сможет существовать в будущем. Людские эмоции, мысль, дух не менее, однако и не более материальны, чем собственно человек, способный через видимости частного или общего характера постичь истинную или, разумеется, предположительную, относительно конкретного индивидуума, сущность. Изначально являясь продуктом природных процессов, личность ограняется строго индивидуальным образом, благодаря чему достигается и качественное изменение духовных характеристик... Впрочем, вас ведь интересуют не дух, но материи?
  - Манифалью не занимаюсь, - затряс головой Артурчик.
  - Не материал! Золото же, Ваняваня! Ладушки. Червонца же золото интересует, - добавил безутешный призрак из темноты.
  - К сожалению, я был и остаюсь в начале пути. Этакий активный пифагореец, растящий убеждение, что материя во всех многообразиях является частными случаями поверхностных восприятий покоящегося в фундаменте вселенной гармонического единства, - сказал Иван Иванович, прикладывая ладони к вдруг покрасневшим щекам. - Линия напряженности в Солнечной системе, без малейшего сомнения, имеется. Нам с вами остается лишь видоизменить энергии.
  Невнятно ругаясь, Артурчик отступил от стола. Форма для выпечки хлеба покраснела от низа кверху, быстро, до краев наливаясь ярким светящимся желтым металлом. Стол заскрипел под тяжестью. Не выдержав, Червонец сорвался с места, пересек границу света, и так и эдак принялся остужать золото. Артурчик не гнал, не останавливал его, не смеялся над бешеными клоунскими прыжками. У Артурчика натурально отвисла челюсть. Вскоре, сильно попортив гладкую поверхность драгоценного металла водой, Червонец вытащил все еще горячий слиток из формы, приподнял и радостно воскликнул:
  - То же сумасшедшие килограммы! То же сумасшедшее! Богатство!
  - Ливерю, и не фурычу. Сосновая гуща. Впал в распятие, - с кривой улыбкой признался Артурчик. При виде новой и преогромной порции золота его настроение улучшилось.
  Вылив заранее приготовленный стакан воды на горячую трубку, Иван Иванович сильным ударом выбил гайку. Поймав ее на полу, Петров установил рядом амулет, медленно поднялся, со странным выражением лица оглядывая кухню. Несмотря на то, что трубка была круглого сечения, короткий стерженек имел четкую форму шестигранника.
  - То же ученый! Начальник же над учеными! Стахановец!
  - Чудак! Реальный чудак! Ружье из воздуха! Как ты до ружья дотумакал, чудак?
  Иван Иванович замялся, задержался с ответом. Рассказав неблагодарным слушателям уже настолько много и так воодушевившись в процессе удивительных экспериментов, он вдруг съежился, обмяк, безвольно опустил руки.
  - Тяжело объяснить... Хвала информации из интернета. Слишком много прочитал работ средневековых алхимиков, религиозных маньяков, всевозможных пророков. Слишком долго листал труды о космических материях, трактаты различных философов, в том числе и преданных анафеме, - медленно, очень вяло ответил Петров, отступая к окну. Оказавшись рядом с Барбоскиным, он присел, обнимая собаку. Пес не только не стал возражать, но и обрадовался, потянувшись языком к лицу Ивана Ивановича. Собачий хвост выстукивал по полу бравурный марш.
  - Кто же ты, Ваняваня? Христианское существо? Дьявол?
  Не было ни малейшего сомнения, что оба липких субъекта заинтересовались бы золотом, полученным из какой угодно чистоты людских рук, когтистых лап или рогатых полосатых востроглазых щупалец. Вопрос Червонца оставил Артурчика безучастным. На его принципиальном арго слово дьявол означало человека, только изображающего из себя преступника. Иван Иванович выглядел на редкость странно, однако, по мнению Артурчика, отнюдь не играл в блатяка, разыскиваемого чертовой ротой.
  - Сомнительно. Еще год назад дьявол работал на животноводческой ферме маленького поселка Приморского края. Древний человек находил камень определенного цвета, плавил его в огне и получал медь, бронзу, железо, не имея современного представления о процессах изменения химического состава, свойств, структуры веществ. Простой сельский книголюб первым прошел по пути направленного видоизменения энергий с помощью ментальных коррекций, и сам себе напоминает первобытного человека. Кто-то должен стать первым? К сожалению, я не в состоянии достойно объяснить многих вещей, побочных эффектов, явлений. Например, возникновения странного шлака, необходимого присутствия оберегов, таких простых, словно они взяты из скромной коллекции деревенского любителя оккультизма. Ничего, ничего не могу, ничего не понимаю, ничего не в состоянии объяснить.
  - Как же ничего? Главное же! Стахановский метод работает! То же золото, Артурчик! - воскликнул Червонец, любовно поглаживая тяжеленный слиток.
  - Совершенно пряники! Чудак, так и ловышки можно? Шелестуху, шайбы? Без локши чтоб, без блинков, чисто заказные шелестухи, шайбы? Реальные бабки, говорю, банковать сможешь? Сосновая гуща! Металлические, бумажные гроши из воздуха печатать сумеешь?
  - Ах, вот вы о чем. Пожалуй... Теоретически, смогу, - подтвердил Петров, лишь в конце славного монолога ухватив смысл. - Вещество есть вещество. Теоретически нет никакой разницы, ни в форме, ни в содержании. На практике все упирается в моральный запрет и отсутствие опыта. Признаться, никоим образом не хотел бы попробовать. Видите ли, в моей махровой преступной деятельности есть слабое оправдание. Золото в итоге достанется людям, золото порадует людей, золото будет людям полезно. Понимаете, из моего золота в конце концов получатся сережки, брошки, цепочки, в наихудшем случае, бездарные слитки в банковском хранилище.
  - Артурчик, мы же. Люди не гордые? Денег же нам не надо. Гольным золотом же обойдемся! Главное, определиться с процентом. Червонец же академика откопал. Червонцу же полагается. Три четверти. От суммы каждой сделки. Все по христиански. Плюс премиальные. То же за квартиру надо деньги. Платить. Плюс электричество. Опять же, газ дорожает. Надо платить за все. Потому все тащат деньги. Из кармана нищего пенсионера.
  - Атканай, порчило.
  - Ладушки, Артур...
  - Оладушки, базарный, - ядовито пропел Артурчик. - Ты разначивай, разначивай, чудак. Разначивай, сосновая гуща!
  - Так вот. Количество шлака напрямую связано с массой производимого вещества, однако прогрессию мне не удалось вывести. Также я не знаю, не опасно ли хранить такие объемы в одном месте. Дело в том, что в доме уже хранится около... сорока килограммов побочных продуктов процесса. Поймите, ведь я не ученый, знаний моих недостаточно, обратиться за помощью некуда, не к кому. Все, что вы сейчас видели или слышали - грубейшая ересь для многоученого уха и много познавшего ума. Одно знаю точно. Было бы лучше, если бы мы без промедления избавились от шлака.
  - От шлака? От Червонца значит? - явно издеваясь, весело поинтересовался Артурчик. - Сосновая гуща! Червонца даром заземлю!
  Вырвавшись от Ивана Ивановича, Барбоскин забился за холодильник.
  Тихо ойкнув, Червонец лисой метнулся в темноту соседней комнаты.
  Петров медленно выпрямился, плавным осторожным движением уходя от летящей прямо на него алой ленты. Неширокая змейка выбиралась из настенной розетки, раскачиваясь с электрическим треском, сверкала микроскопическими молниями, красивым и жутким ореолом охватывающим гибкое тело.
  Выстрел прозвучал немногим громче лопнувшего воздушного шарика. Пуля раскроила угол деревянного подоконника, звякнула, врезаясь в стену. Застыв на мгновение, лента вспыхнула, упала сгустком слепящего пламени, погасла, темным звенящим инеем опадая на пол.
  Водя по сторонам длинным стволом пистолета, Артурчик лесным зверем передвигался по кухне, выбирая позицию для нового выстрела. Моментально сбросив остатки хмеля, он действительно напоминал хищника, готовящегося к броску. Из темного коридора на свет вылетало искрящееся веретенообразное тело примерно метровой длины, вяло качая отростками, напоминающими плавники.
  - Ни в коем случае не стреляйте, - прошептал Иван Иванович, загораживая угол, в котором прятался жалобно скулящий Барбоскин.
  Услышав выстрел, Червонец похолодел, мгновенно и ярко осознав поражение. Дикие, невозможные чудища отступили на второй план, оттесненные первоочередными проблемами. Артурчик перехитрил его! Перехитрил! Пока Червонец, на ненормальной скорости мчась по вечернему Кемерово, размышлял о том, как захватить наибольший процент от продажи золота, Артурчик уже имел свой собственный план, свои виды на золото, свои собственные решения существующих и возникающих в будущем вопросов. Вряд ли он ходил по дому с пистолетом под майкой. Нет-нет, Артурчик незаметно для Червонца вытащил оружие из тайника во внедорожнике, прикрутил к стволу глушитель так ловко, что погруженный в глубокие думы пассажир ничего не заметил! Червонец знал все способности Артурчика, предполагал огромное количество сложностей в работе со строптивым жестким компаньоном, но до сих пор вообще, полностью не брал в расчет вооруженного пистолетом подельника. Сила явно располагалась не на стороне Червонца, лисья хитрость и нюх его уже подвели. В каком качестве и насколько Червонец интересует Артурчика? Возможно, уголовнику намного проще пристрелить Червонца, чем иметь его в качестве посредника?
  Лениво пересекая кухню по диагонали, существо остановилось над столом, свернулось на манер кота, собирающегося хорошо поспать, сжалось. Превратившись в толстый диск, создание выпустило гроздья нитей, став похожим на диковинный антикварный абажур, испускающий алый свет и электрические искры. При отсутствии должного воображения, создание можно было окрестить хоть колесницей богов, хоть неопознанным летающим объектом, хоть Физико-математической Карой Небесной. Послышалось густое ровное гудение, тревожным вибрирующим эхом отдавшееся в оконных стеклах. Внутри создания, за переплетением нитей происходили какие-то процессы, о сути которых вряд ли догадывался даже Петров.
  Дернувшись после попадая пули, существо поднялось, медленно закружилось, танцуя в воздухе. Сплющенный кусочек свинца упал на пол. Словно нарочно дождавшись следующего выстрела, создание распустило нити. Одна из них метнулась к пистолету, чиркнула по запястью Артурчика. Он даже не вскрикнул, не вздрогнул, продолжая нажимать на курок. Третья, четвертая пули попали точно в цель, увязая в существе, на вид казавшимся бесплотным.
  Короткую слепящую вспышку сменила туманная, едва видимая полоска радуги, висящей под потолком. Темный иней плавно опускался вниз, кружась, опадал на пол. Тонко звенящие кристаллы постепенно засыпали стол, холодильник, золотой слиток, раковину и конфорки газовой плиты. Через несколько минут из-за угла показалась физиономия Червонца.
  Озираясь, Иван Иванович скользнул вперед. У амулета, который он совсем недавно придвинул к сине-черной гайке, лежал оплавленный гнутый кусочек, нагретый до такой степени, что краска под ним выгорела. Слабо искрясь, последние остатки гайки разваливались, на глазах превращаясь в нечто поблескивающее, напоминающее лед темного цвета.
  - Сильно вас задело?.. Позвольте помочь.
  Не удостаивая Петрова ответом, Артурчик с деловитой серьезностью набивал обойму пистолета патронами. Запястье у него покраснело и жутко распухло.
  Приподняв майку, Иван Иванович показал бок, изрисованный тонкими прямыми рубцами, обезображенный широким шрамом, наискосок пересекающий грудь. Артурчик, заметно потеплев взглядом, понимающе и как будто одобрительно осмотрел зажившие раны.
  - Мальки. К нам еще мелочь прицепилась, - сбивчиво заговорил Петров. - Отвратительные создания. У меня есть предположение, что нападение стай именно этих существ побуждало наших предков на строительство мегалитических сооружений. Понимаете, человек элементарный камень на камень не поставит, если сию минуту не получит осязаемую выгоду. Храмы, обсерватории, все это выдумки наших современников. Мощные станции, концентрирующие защитные поля вокруг поселений. Однажды они замахнулись очистить, защитить всю планету, и предкам удалось победить. Пояс сооружений защищал планету. Мы до сих пор восхищаемся развалинами колоссально мощных станций, оберегающих Землю и землян в целом от жуткой напасти. Наши исконные враги не исчезли окончательно. Только не спрашивайте, где и как они добыли энергию, чтобы коснуться нашего мира. Мне не сообщают деталей. Мне не сообщают ничего. Не ушли, не оставили, не оставят Землю в покое. Полагаю, чудища переселились в какое-то другое измерение, перешли на иной энергетический уровень существования. Генерирующие устройства ныне лежат в руинах. Мы ничего не знаем. Не правда ли, так недолго потерять планету?
  Червонец и Артурчик молчали. Думая каждый о своем, они вряд ли вслушивались в слова Ивана Ивановича.
  Проведя ладонью по доскам пола, Петров показал налипшие кристаллики. Затем он поднял черный булыжник, крепко прижимая, провел по нему рукой. Поверхность камня немедленно заблестела, словно окропленная водой. Бесстрашно запустив в центр булыжника пальцы, Иван Иванович смял камень, превращая в замысловатую фигурку. Заметив, что этой демонстрации Артурчику и по-прежнему наблюдающему из-за угла Червонцу недостаточно, он вытянул из ящика кухонного стола обычный нож, рассек бывший булыжник на несколько частей, показывая аккуратные чистые срезы.
  - Попробуйте сами. Камень ненадолго как пластилин становится. Обрабатывается без инструментов, а уж с инструментами, светлой головой и соответствующими навыками, из него можно соорудить любое чудо света. Представьте, какие необозримые перспективы открываются для тех, кто задумал установить в гигантских рукотворных подземельях агрегаты колоссальных энергостанций, объединенных в единую защитную систему планетарного значения. При желании, эту пыль, буквально падающую с неба, даже можно есть. Да, да, не удивляйтесь. Вполне питательная еда, только требующая довольно длительной и специфической готовки. У древних было иное мировоззрение. Вообразите картину живой, постоянно изменяющейся вселенной, познающей самое себя через наши открытия, поиски, чувства, полеты и падения, поражения и победы духа. Пусть я не способен понять проблемы квантовой механики, но, интересно, как маститые ученые объяснили бы мои эксперименты?
  Иван Иванович хотел еще что-то добавить, но собеседники молчали, ни единым жестом не выказывая своих мыслей, и он, внезапно потеряв нить рассуждений, совершенно смешался.
  - Проблема глобального характера. Уверенности нет. Быть может, я все неправильно истолковал. В психушку попасть не хотелось бы. Доказательства ведь налицо. Послушайте, это архисерьезно. Необходимы исследования, нужны знающие люди. Надоело быть инструментом, очень надоело. Вы ведь их видели. Они существуют. Доказательств сколько угодно, объяснения самые разные. Поверьте, я не сумасшедший. С чем идти, к кому идти, с чего начинать, неизвестно.
  - С ружья начнать. С ружья. Подписываюсь, чудак. Не пасуй, ног не замочим.
  Отцепив от пояса брелок автомобильной сигнализации, Артурчик поманил Червонца точно так, как недавно подзывал Собакина Барбоскина.
  - Тартань все отсюда в чугунку. Свое ружье не забудь. Дождевики прихвати. Ну камни, камни, говорю, тащи вниз. Этот еще... шлак. Все тартань в чугунку. Закуркую. Ни гапка, ни шарага не выловит.
  - Потом. Золото потом. То же позже. Можно увезти, - возразил Червонец,
  - Не ломай проблемы, - отмахнулся Артурчик, поворачиваясь к Ивану Ивановичу. - Учи ружье кипятить, нашпигованный.
  Петров удивленно раскрыл глаза:
  - Вас? Вас научить?
  - Сначала о проценте. Ладушки. Договоримся же.
  - Ты ставщик или шланг? Не будь фуфлыжником, Червонец.
  - Поймите, не все так просто.
  - Червонцу же процент нужен. Много же не прошу. Потому, последняя возможность...
  - Атканай, казачок!
  Вдруг схватив Артурчика за плечо, Червонец притянул его к себе.
  - Мои восемьдесят процентов! Ваняваня подтвердит! Христианская помощь потому!
  - Ты, караулки убрал! - заревел Артурчик. Резко вывернувшись, приставив ствол пистолета ко лбу Червонца, он потащил хозяина к столу, заставил взять золотой слиток и крепко пнул хозяина. - Ну и рысь ты, Червонец! Исчавкал муриков!
  - Не ори. Идиот, - едва слышно пробормотал Червонец в прихожей, стаскивая с вешалки пальто. - То же не у себя дома, - уже громче добавил он, открывая входную дверь.
  - Ломись, сюжет!
  Покидая квартиру, Червонец приуныл, абсолютно уверенный, что за время его отсутствия Петров с Артурчиком договорятся работать вдвоем, лишив хозяина квартиры законного процента со сделок. Тайна, чудесным образом попавшая в руки Червонца, уплывала скользкой вертлявой рыбой, неимоверное, истинно сумасшедшее богатство растворялось в туманной дымке! Кто мог знать, что постоялец умеет извлекать горы золота просто из воздуха! Вдруг Ваняваня научит этому, похоже, нехитрому ремеслу Артурчика? Беда, настоящая беда. По всему выходило, что к Артурчику вообще не нужно было обращаться!
  Бежать с препорученным на руки слитком Червонец не решился, хотя много об этом размышлял. Убить обоих компаньонов? Пистолет Артурчика сразу отговаривал от многих и многих затей, включая эту. Отнеся груз в багажник внедорожника, Червонец поднялся на третий этаж, приложил ухо к двери однокомнатной квартиры и долго, с тщательностью, умением, жадностью профессионального шпиона советского кино прислушивался. Безнадежная затея. Ничего, решительно ничего не услышав, Червонец зашел к себе, первым делом проверил тайник с золотом. Убедившись, что слиток на месте, он не успокоился. Впечатляюще весомый кусок золота показался Червонцу ничтожным, слишком жалким вознаграждением за треволнения последних недель. Он не собирался довольствоваться какой-либо частью золота.
  Вытащив шестигранник из-под ванны, Червонец поплелся вниз, к внедорожнику, кляня себя за глупость, нерасчетливость, за то, что обратился к Артурчику. Сбывая золото малыми порциями, по крупицам отдавая случайным покупателям, Червонец все равно привлек бы к себе внимание преступного мира, но успел бы сбежать, едва почувствовав, что тучи над головой сгущаются. Сейчас, еще даже не вкусив сказочного богатства, он находился на положении иждивенца, или, в наилучшем случае, никому не нужного посредника, а отойти от дела и спрятаться было невозможно. Несомненно, подельники даже обрадуются его исчезновению. Ведь после ухода Червонца всю прибыль они станут делить на двоих! Такого позора средневековая гарпия стерпеть не могла.
  Когда Червонец вернулся в однокомнатную квартиру, Артурчик стоял в центре кухни и, неловко зажав цилиндр под большим пальцем левой руки, апатично размеренно выкрикивал в потолок:
  - Вагон ружья! Ружье! Хочу ружье! Сосновая гуща, ружье хочу! Хочу вагон ружья! Хочу ружье!
  Похоже, Артурчик взялся за дело всерьез, осваивая новаторский метод Ивана Ивановича. Вид у него был до такой степени глупый, что Червонец не удержался от злобного, почти беззвучного смешка, втягивая голову в плечи. Мелочь в карманах его пальто предательски звякнула, и Барбоскин навострил уши, повернувшись к темному проему.
  Бросив трубку, Артурчик заглянул в форму, не обнаружив золота, подозрительно прищурился. Петров начал раздражать его. После неудачного эксперимента Артурчик подозревал, что Иван Иванович попросту насмехается над ним, водит за нос, мстит за свою мерзкую блохастую собаку.
  - Начните с чего-нибудь попроще, - мягко предложил Петров.
  - А цветняк?
  - С золотом, очевидно, сложнее.
  - Хочу пачку гвоздик. Гвоздик покрепче! Хочу пачку перхалок!
  Перехватив ненавидящий взгляд, Иван Иванович по-своему понял Артурчика:
  - Вы сами попросили научить, хотя я предупреждал о сложностях и опасностях, которые вам теперь известны не хуже, чем мне. Если не получилось теперь, обязательно получится завтра. Важно не отступать, пусть даже для победы потребуются годы и годы упорного труда. Любой современный человек может писать, но всех, каждого из нас учат. Вспомните, как в первом классе было трудно выводить закорючки, а насколько легко теперь? Легко настолько, что мы даже не задумываемся над теми чудесными изменениями, которые произошли в нас и позволяют материализовывать мысли. Главные слова, секретные слова, ключ к процессу - действовать естественным образом. Ничего нельзя сделать, никаких сил не хватит, если это противоречит природным законам.
  - Не разрыть расписному твою помойку, нашпигованный, - раздраженно, с мрачной озабоченностью в голосе сообщил Артурчик и, резко нагнувшись, зарычал, пугая Барбоскина. Пес отпрыгнул от него, забился под кухонный стол, но сразу поспешил вернуться под ноги Петрова.
  - Поймите, одного желания, одних слов, отражающих желание, глубоко недостаточно. Не каждое слово суть воспроизведение мысли. Необходимо ясное представление. Вообразите вселенную такой, какой ее не способен увидеть человеческий глаз, в любом виде представьте энергетический каркас, линии напряженности и то, как из ничего, из осмысленной пустоты появляется вещество. Запустите воображение. Запустите фантазию на полную катушку. У вас обязательно получится.
  - Яман. Гнать гамму не привык.
  - То же мне. Рассказывать надо, Ваняваня. У Червонца же воображение. У Червонца же мозги на плечах.
  - Ухли, медиковатый. Трекало возник!
  Червонец, не показываясь на свет, обиженно заныл:
  - Артурчик, разреши. То же Червонец немного. Попробует. Ладушки. Последняя же возможность. Заработать пенсионеру. На старость.
  - Мулекай, Червонец. Реально загнал в пузырь, сосновая гуща.
  - Ваняваня, я же. Тебя приютил!
  - Учи, чудак, все путем. Шпанюк нищего по мосту тащит.
  - Ваняваня, ты же. Червонцу жизнью обязан.
  - Учи вутман, учи!
  - Молчи, Ваняваня! Ладушки. Он тебя убить же. Собирается!
  - Не плети восьмерины, февралек.
  - Поверьте, вы абсолютно ничего не упустили, - осторожно заметил Иван Иванович. - Учитель должен отлично разбираться в предмете, а я просто не представляю, каким образом передать свои знания.
  - Договорились же уже. Гады. Хоть оба слитка Червонцу. Отдайте.
  - Засохни, чмырь! Еще слово, на лыжи поставлю!
  Подкрепив угрозу взмахом кулака, Артурчик выхватил из руки Червонца брелок автомобильной сигнализации. Червонец расстался с ним так тяжело, словно окончательно распрощался с любимым сумасшедшим богатством.
  - Золото же мое! Квартира же Червонца? Значит золото мое!
  - Червонец, набью обручи!
  Петров присел, обняв собаку, погладил. Мелко дрожащий пес с благодарностью прижался к нему, надеясь найти спасение. Обстановка на кухне накалилась до предела. Артурчик и Червонец стоили друг друга, как гюрза и гадюка. Опасность, яростные флюиды зла, исходящие от них, Собакин Барбоскин ощущал гораздо сильнее, чем это дано человеку, возможно уже теперь предвидя мрачную трагическую развязку.
  - Ничего, ничего, друг Барбоскин, - мягко сказал Петров. - Люди так шутят.
  Пес тонко заскулил. По мнению собаки, люди явно не шутили.
  - Собрались тут, - продолжил канючить Червонец. С освещенной кухни была видна только темная бесформенная фигура, колеблющаяся в дверном проеме. - Без владельца квартиры. Ладушки. Обсуждают планы. Банда.
  - Таких нескать, разменный.
  - Всех же под суд отдам. Раньше Червонец участковым. Служил. Всех под суд.
  - Неделю пасечником ты побыл, - согласился Артурчик.
  - Банда. То же в квартире участкового. Происходит. Выгоню. Ладушки. Червонец же на законных основаниях. Выгонит взашей.
  - Ты, фафа? Зубы поломаешь.
  - У Червонца генералы в приятелях! То же...
  Червонец осекся. Крепкая рука вцепилась ему в шею и развернула, боком выталкивая на свет. На пороге кухни появилась девушка. Увидев запоздалую гостью, Иван Иванович застыл, обнимая Барбоскина. Вид у него был такой, словно приснившийся кошмар внезапно стал реальностью. Червонец, которому появление девушки расстроило только-только начинающие оформляться планы, выглядел не лучше.
  - Веревка! - с искренней радостью воскликнул Артурчик. - Веревка, гони перхонки!
  Вальяжно покачиваясь, брюнетка глупо улыбнулась, вытаскивая из кармана папиросную пачку:
  - Мимо наезжала. Аллюр, краги.
  Артурчик закурил с таким довольным, счастливым видом, словно мерзкий табачный смрад был ему более необходим, чем кислород.
  - Как же вы попали. Сюда? - зашипел Червонец, который лично выбирал замок на входную дверь, и до сих пор был уверен в надежности механизма. Сообразив, что девушка определилась с выбором квартиры, ориентируясь на их голоса, Червонец вспомнил и о постоянно подслушивающих, подсматривающих за ним сволочах - соседях.
  - Как попала? Внутряк отжала. А что, цыпленку у катрона дубаря давать?
  - Рыбинка, смажь Червонцу по чердаку, - посоветовал Артурчик, пуская клубы дыма.
  Брюнетка отмахнулась:
  - Пусть палкан жестянит. Прописать прохиндея всегда успеется.
  В прошлый раз девушка исчезла так быстро, что Червонец не успел ее рассмотреть. У брюнетки было круглое, словно по циркулю прочерченное лицо, жидкие спутанные волосы и блеклые, буквально бело-желтые бессмысленные глаза. Хорошую, женскую, но по-спортивному сбитую фигуру портила сутулость. В общем-то симпатичное молодое лицо уродовал шрам. Похоже кто-то, собираясь отрезать девушке нос, потом передумал, пустив острие ножа по левой щеке, оставил короткую глубокую отметину, заклеймил брюнетку не хуже лилии. Судя по движениям и жестам, девушка находилась в странном состоянии, воображая себя то ли супергероем из дурацкого голливудского фильма, то ли профессиональным клоуном, которому поручили невозможное дело государственной важности.
  - За чеком на бам гоняла? - с неожиданной теплотой в голосе осведомился Артурчик.
  - Чуток у байданных ширяльщиков закуконила.
  - Балдеешь?
  - Ручка, стриж, - глупо хихикнула брюнетка. - Сулейка есть?
  - Голь.
  - В цвет, Артурчик?
  - Голь, сосновая гуща. Совершенно пряники.
  - А вы чего на фонаре сидите? - спросила девушка.
  - Ухли, рыбинка, ружья море. Мурики в девятку попали.
  Форма для выпечки хлеба на столе, амулеты, странным образом освежеванный булыжник на миг привлекли внимание брюнетки, сейчас же перестав для нее существовать.
  - Фраер набушмаченный. Тебе только бухариков обрабатывать, - вкрадчиво проговорила девушка, пошатываясь, подошла к Артурчику, обвила его за талию, клюнула губами то ли в скулу, то ли в глаз.
  Ухватив в кулак прядь, Артурчик довольно ласково потрепал брюнетку за волосы:
  - Глухо заторчал, мама. Макитра съехала.
  - Тут у вас псира! - изумленно воскликнула девушка, опустилась на колени, с бесстрашием младенца подтаскивая к себе собаку за уши. Уже много чего натерпевшийся Собакин Барбоскин и не подумал вырываться из цепких рук, ласкающих его с диковатой жесткой настойчивостью.
  - Шайка. В полном составе. Червонец же с ней делиться. Не намерен, - тихо и твердо сказал хозяин квартиры.
  - Остремишься, баклан.
  - Со своими бабами. Сами разбирайтесь же. Ладушки. Червонец же не согласен. Делиться.
  - Чего он психует? - удивилась девушка.
  Оставив Барбоскина, она вальсирующей театральной походкой подошла к Червонцу. Хозяин попятился, выворачиваясь из женских объятий. Безуспешно попытавшись схватить Червонца за уши точно так, как до этого поймала пса, брюнетка счастливо засмеялась. Изображая то ли ангелочка Чарли, то ли сведущую в боевых искусствах черепашку, она стала колотить по воздуху ладонями, почти случайно двинула Червонца по колену, проехалась по щеке, кончиками пальцев коснулась живота.
  - Давай, давай, блатная кошка, - довольно заулыбался Артурчик, бросая папиросу в угол, и немедленно снова закуривая. - Погладь колымажника по кумполу. Кадык ему невзначай вырви.
  Короткий несильный удар в подбородок застиг девушку врасплох. Покачнувшись, она развернулась, делая потешную дурашливую гримасу, но уже в следующее мгновение совершенно молча, с яростью настоящей дикой кошки вцепилась в лицо Червонца. Ножа не увидел никто. По прежнему не издавая ни звука, брюнетка хлестко, как мужчина ударила Червонца и стала оседать на пол, хватаясь за окровавленный бок.
  - Угадал, морманетка! Начисто сделаю!
  По пути подхватив табуретку, Артурчик прыгнул за ускользнувшим с кухни Червонцем. Скрыться в однокомнатной квартире было абсолютно негде, погоня продолжалась меньше половины секунды. Судя по звону разбитого стекла, преследование завершилось у балконной двери.
  - Не тронь! Гад! - зайцем заверещал Червонец.
  После звуков борьбы, глухих ударов, нечленораздельных воплей, вскриков, загрохотал падающий шифоньер, и сейчас же, словно дождавшись выгодного момента, с наслаждением забарабанили по батарее соседи.
  Шум стих, оборвался на высшей ноте. Внезапно наступившая тишина была страшнее грохота, ужаснее криков.
  Барбоскин зарычал, пятясь, забился в угол, под ноги Ивана Ивановича. В дверном проеме возникла, медленно вырастая из черноты фигура Артурчика. Его руки, разодранная майка были густо перепачканы в крови.
  С размаха всадив лезвие ножа в столешницу, Артурчик прислонился к стене, неловко сполз, оставляя красный след.
  - Морковь? - спросила девушка.
  - Морковь, - скаля зубы, подтвердил Артурчик. Попытавшись вытащить новую папиросу, он не сумел вытянуть отраву из пачки. Не слушались пальцы. - Налил как богатому. Сосновая гуща. Вглухую Червонца заделал.
  - Пощупаем отсюда ноги?
  - В мясницкую бы тебя, волчица.
  - Ништанко. Тягло под литаврами царапнул. Поцелуешь, заживет.
  - Фрея, за твои литавры я Червонца еще бы раз вальнул. Сосновая гуща.
  - Сам как? Дики зацепило?
  - Дуборез требуху навернул. Ручка. Отлежусь, мама.
  - Туким, медведь.
  Обнявшись, они оба закрыли глаза. Девушка прошептала что-то ободряющее. Ответив в тон, Артурчик не договорил, оборвал фразу на середине, тяжело, с хрипом задышал. Вероятно ранение было гораздо серьезнее, чем могло показаться ему сгоряча, и намного, намного хуже, чем Артурчик хотел бы показать.
  - Обрывайся, мама, - строго приказал он. - Лажовый кучеряво... посадил на пику... Аут.
  Тяжело вздохнув, Артурчик обмяк, упал, стукнувшись лбом о пол.
  С заметным усилием поднявшись, брюнетка приложила пальцы на его горло, затем обвела взглядом более чем спартанскую обстановку кухни, остановив глаза на испуганно прижавшемся к стене Иване Ивановиче.
  - Биток, шухер не поднимай. Двигай от фонаря. Танцуй, или паровозом за баркас поканаешь.
  - Вам обоим перевязку сделать нужно. Там, в комнате, аптечки, у меня есть бинты...
  Не слушая Петрова, девушка подошла к входной двери, открыла и некоторое время постояла на лестничной площадке. Любознательный пес выбрался из угла за холодильником, неуверенно виляя хвостом, выбрался в прихожую, растянулся под вешалкой.
  Как не скрытничал Червонец, соседи были прекрасно осведомлены о характере его деятельности и до сегодняшнего дня уже немало натерпелись от случайных квартирантов. Искателей правды, добродушных усатых идальго в подъезде давным-давно не осталось. Шум, раздражающий фактор пропал, и соседи, если не успокоились окончательно, по крайней мере не собрались у порога нехорошей квартиры в твердом намерении линчевать нарушителей ночной тишины.
  Тихо закрыв дверь, брюнетка двинулась в гостиную и вернулась оттуда, сбивая в ком содранные с окна шторы. Ловко надрезая материю о лезвие окровавленного ножа, воткнутого Артурчиком в столешницу, она разорвала шторы на полосы. На этом силы покинули раненую девушку. Сев, почти упав, она сделала попытку зацепиться за стол и растянулась на скомканных половиках.
  Иван Иванович, наконец, пришел в движение.
  - Торопиться. Торопиться, - бормотал он. - Торопиться. Оживление мертвых далеко за кругом моих наград. Нужно торопиться как никогда.
  Если не считать Собакина Барбоскина, свидетелей происходящему не было. Случилось что-то странное, непонятное, необъяснимое и пугающее. Два бесчувственных тела вытянулись, повисли на высоте спичечного коробка от пола, окутались сиреневым искрящимся туманом. Сжимая в кулаке уже знакомую трубку, Петров обошел кухню, постепенно подбирая разбросанные амулеты, выложил камни в некое нечеткое подобие круга, центр которого занимал он сам.
  Через несколько минут, когда свечение стало угасать, человеческие тела осторожно опустились. Иван Иванович выбил раскаленную гайку из трубки, залил ее водой и расправляя неровные полосы импровизированных повязок, с сомнением оглядел пыльную дряхлую материю. Чтобы вытащить из аптечек настоящие бинты, нужно было идти в комнату к мертвому Червонцу.
  Довольно бесцеремонно, с безжалостностью и ловкостью настоящего хирурга перевязав потерявшую сознание брюнетку, Петров принялся за Артурчика, рана которого оказалась в самом деле серьезной. Нож Червонца проник в грудь между ребрами, каким-то чудом не коснувшись сердца, продвинулся в сторону, делая разрез широким и, по всей вероятности, смертельным. Сейчас жизнь Артурчика была вне опасности. Он и девушка безмятежно, самым приятным образом спали. Их лица посвежели, порозовели, даже помолодели, совершенно утратив мученические выражения. Едва слышно похрапывая, Артурчик приоткрыл рот, в котором сиял набор великолепных нержавеющих зубов. Кровотечение полностью остановилось, а раны, нанесенные Червонцем затянулись так, как если бы после боя прошел целый месяц. Совершив что-то невероятное, Иван Иванович попросту прятал под самодеятельными бинтами хрустальное дивное диво.
  Погрузившись в работу, Петров не заметил, что Барбоскин давно уже вскочил, трясясь мелкой дрожью, по своей привычке забился в угол. На сей раз он прятался в углу за вешалкой.
  Из темной гостиной на четвереньках медленно полз Червонец. Всегда похожий на шпиона из старого советского фильма, теперь он напоминал забытое на поле огородное пугало, в клочья разорванное пернатыми хищниками. Весь в крови, в кровавых лохмотьях одежды, с кровавой пеной на губах Червонец навис над злосчастной собакой, охватывая горло растерявшегося пса слабыми, но цепкими и жестокими окровавленными пальцами. Не успев даже взвизгнуть на прощание, Барбоскин расстался с жизнью.
  Перепачкав одежду на вешалке, Червонец выпрямился, топча нетвердыми ногами труп несчастного пса. Выбираясь из прихожей, он щелкнул выключателем, делая попытку погасить и без того не горящую лампочку. Ввалившись в кухню как пьяный пират в таверну, Червонец выдернул нож из столешницы прежде, чем Иван Иванович смог помешать злодею. Опираясь на стол, Червонец тупо оглядел неподвижно лежащую девушку, перевязанного Артурчика, хотел что-то сказать, но не сумел разлепить залитые кровью губы. С заметным усилием подняв нож, он двинулся на Петрова.
  Парализованный, буквально пригвожденный страхом к месту, Иван Иванович не двигался, не пытался защититься. Червонцу осталось сделать короткий рывок, но перед последним ударом он упорно собирался что-то сказать. В хрипе, в булькающем шипении, в жутком клекоте Червонца едва можно было угадать человеческую речь, не уяснив ни единого слова. Пытаясь снова и снова, он водил ножом у горла Петрова, и все медлил, все клекотал. Тускнеющий взгляд, словно перекрестье прицела, крепко держал жертву. Жесткое злорадство, злорадство на грани безумного триумфа владело Червонцем, заставляло его полумертвое тело двигаться, непослушный рот растягиваться в некое подобие чудовищно безобразной дьявольской улыбки.
  - Не фальшивые твои деньги, - вдруг выдохнул он. - Червонец всех. Раскусит. Червонец умный потому.
  - Барбоскин, - позвал Иван Иванович и, только теперь увидев темную груду на полу прихожей, сжался, страдальчески кривясь. - Собаку... Почему... Собаку-то за что?
  На лице Червонца тенью появилось блаженное выражение избалованного ребенка, которого родители похвалили за отличные отметки в школе. Рассудок его помутился. Червонец видел сейчас, что все опасные гости мертвы, а золото, вся громадная куча золота принадлежит одному ему. Не замечая ран, не считая Петрова за сколько-нибудь заметное препятствие на пути к богатству, треклятый родственник Гарпагона даже подумал, как будет ехать в Кедровку на машине Артурчика, забирать жену, объяснять теще причины поспешного отъезда в теплые страны. Золото! Сумасшедшее богатство! Теплые страны! Сгинуть, начать новую обеспеченную жизнь с новыми документами на новом месте. Впрочем, зачем жена и теща? Возможно, стоит подумать о новой, естественно, молодой жене?
  Оскалившись, Червонец взмахнул ножом, целясь в грудь Петрова.
  Рука застыла на половине пути. Рука убийцы не поднималась, плотно обвитая алыми лентами, посверкивающими микроскопическими молниями. Из настенной розетки вытянулось искрящееся веретенообразное существо, плавным изгибом обнимая, сжимая все сильнее грудь Червонца. Захрустели ребра. Боль он терпел или попросту не ощущал.
  - Гады, - выговорил Червонец. - Золото теперь. Мое богатство. Гады.
  Неожиданным выпадом ножа царапнув плечо Ивана Ивановича, он сбросил с руки стайку алых змеек. Несколько лент перевились, линии неярких разноцветных красок ореолом охватили тугой гибкий клубок, беспорядочно прыгающий по воздуху с электрическим треском. Страшная смерть, которая не угрожала землянам уже тысячи, десятки тысяч лет, испуганно вздрогнула, но не оставила свою жертву.
  Пуля попала Червонцу в живот. Вряд ли он и теперь успел хоть что-то почувствовать. Единый выстрел оказался смертельным для и без того серьезно раненного злодея. Удар, инерция пули заставила все тело конвульсивно и часто задергаться. Широко раскрыв невидящие глаза, мертвец стоял навытяжку, поддерживаемый петлей веретенообразного создания. Мгновенно превратившись в толстый диск, существо выпустило вверх и вниз гроздья нитей, с ног до головы опутывая тело Червонца. Послышалось густое ровное трансформаторное гудение.
  Артурчик выдернул папиросу из пачки, подержал, будто взвешивая, на пальцах. Это было чисто автоматическое действие. Курить ему явно, возможно впервые за всю сознательную жизнь не захотелось.
  - Фрея, уши не опухли? - спросил Артурчик.
  - Нет.
  - Чуток ждешь?
  В ответ девушка отрицательно покачала головой. Туманить рассудок наркотиками ей сейчас хотелось не сильнее, чем Артурчику курить.
  Из-за стены донесся протяжный женский крик, голоса, шум, непонятный металлический гром. По лестнице затопали торопливые шаги. Где-то вдалеке, за несколько перекрытий один за другим саданули выстрелы. Палили не меньше чем из двустволки внушительного калибра.
  Не ограничиваясь пространством однокомнатной квартиры на третьем этаже, чудовища проникли в соседние помещения, насмерть перепугав соседей. Побелевшие, перекошенные страхом лица, бестолковые метания по комнатам, вопли, детский плач, глубокая растерянность, сбивчивые восклицания, летящие в разные стороны предметы, взаимные обвинения в бездеятельности, распахивающиеся и захлопывающиеся двери, звон бьющегося стекла, писк мобильников, сорванные с аппаратов телефонные трубки. Люди мало когда готовы к опасности вообще, и тем более не готовы встретиться с настоящей жутью ночью и дома. Нельзя было даже догадываться о кошмарных ситуациях, возникающих, разгорающихся до высшей степени первобытного страха и затухающих до уровня беспорядочного бегства в других квартирах дома. Паника вспышкой, стремительным пожаром охватила пятиэтажку.
  - Пожалуйста, ни в коем случае не стреляйте, - дрожащим голосом попросил Петров.
  Прижав девушку спиной к стене, Артурчик прицелился. Руки его очень твердо держали пистолет. На немного опухшем запястье выделялся хорошо подживший шрам. Брюнетка, впервые встретившаяся с возникающими ниоткуда электрическими чудовищами, не испугалась, даже не дрогнула. Вполне возможно, что талант пугаться у нее отсутствовал от рождения, или был совершенно отбит жизненными перипетиями.
  - Червонец фуцик, индюк, ставщик локшевой, но в плечах шире других. Сосновая гуща. Дубарь от меня на небо повячит в порядке.
  - Укроп, у нас не толковище тут, - бросив на Ивана Ивановича презрительный взгляд, добавила девушка. - Червонец хоть муравей поганый, только свора лажово даже с дешевым миром не банкует.
  - Поймите, вы так не поможете ему. Навредите себе и другим.
  Артурчик нахмурился.
  - Кнокай, ванек, в чугунку. Прикастрюлю тварюг. Кнокай в чугунку! Заделаешь козу, пищак тебе разорву.
  Больше не пытаясь остановить Артурчика, Петров побежал в прихожую.
  Следующий выстрел взорвал штукатурку, взломал кирпич. Обломки градом посыпались на плиту, зашумели в стальной раковине. Свинец едва не зацепил трубу, подающую в квартиру газ. Две новых пули прошли совсем близко от бесцельно блуждающего по кухне электрического клубка, зато третья угодила прямиком в цель. Короткую слепящую вспышку сменила неясная полоска радуги, горсть звенящего инея плавно заскользила на пол.
  Ствол пистолета развернулся на пульсирующий гудящий кокон. Веретено выросло почти под потолок, стало тоньше настолько, что представить, каким образом в нем принципиально может находиться человеческое тело, было трудно. Короткими малозаметными рывками кокон еще сильнее вытягивался в высоту, разворачивался вокруг своей оси, истончался. Из середины то и дело появлялись короткие вьющиеся нити, сделав оборот - другой, снова исчезали в коконе.
  По кухне в разных направлениях скользили алые нити. Некоторые появлялись из стены, не встретив на своем пути ни единого препятствия, не оставляя ни малейших повреждений, проходили сквозь стекло, потолок, деревянный пол, перекрытие. Другие задерживались, вились неподалеку от людей, особенно внимательно интересуясь вращающимся гудящим коконом.
  - Рыбинка, - позвал Артурчик. - Рыбинка, ломись. Если что, в арбе море ружья. Тебе на сладкую житуху.
  - Не выступай, малютка.
  - Цыпа моя, не ломай проблемы. Дело не сработано. За тузом колыванским стреми. Дело зарученное. Тащи чудаку восьмерик, ливери, чтоб в чугунку хромал. Оплети медиковатого, марьяна. Мурик реальный чудак, за лимон стоит.
  Неохотно обернувшись, девушка вскрикнула, хватая Артурчика за плечи. Шрам на левой щеке побелел настолько, что стал напоминать веревку, по какой-то непонятной причине протянутой через лицо. Ее можно было понять, эта сцена потрясла бы воображение любого, самого непугливого человека.
  Стоя в проеме двери, Иван Иванович, словно грудного ребенка держал на руках Собакина Барбоскина. Сквозь человека и тело пса можно было видеть микроскопическую прихожую, вешалку, кусок коридора, входную дверь, замок, цепочку. Петров исчезал, растворялся в воздухе на манер знаменитого Чеширского кота. Только, в отличии от сказочного персонажа, он не улыбался, совсем не улыбался. Напротив, такого серьезного, сосредоточенного, даже злого лица Артурчик еще не видел и вообще не предполагал у мягкотелого Ивана Ивановича.
  Под потолком возникло облачко, быстро спустилось к голове Петрова, прозрачной тканью охватывая его со всех сторон, раскрутилось и за неполную минуту разлетелось в клочья. В прихожей, на каждом кубическом метре освещенного пространства крошечной кухни появились десятки серебристых шариков размером в половину теннисного. Капли жидкости, напоминающей и воду, и ртуть, одновременно вздрагивали, словно внутри каждой из них, стремясь покинуть шарик, нетерпеливо билось нечто, точнее некто живое.
  Потрогав серебристый шарик пальцем, Артурчик отодвинул несколько ближайших капель в сторону. Шарики снова, короткими стремительными рывками вернулись в прежнюю точку, словно были жестко прикреплены к конкретным пунктам вселенной невидимыми прочными связями. Ладонь при этом совершенно ничего не ощутила - никакого, самого ничтожного прикосновения.
  - Не обижайтесь, не держите зла за мою маленькую месть. Поверьте, я в принципе не мог вас ничему научить, потому что сам ничему не учился, не искал. Теперь пора. Пора на работу. Простите, от меня это не зависит. Чувствую себя призванным на действительную воинскую службу, - сказал Иван Иванович. - Рядовым не стоит проникать мыслью в замыслы полководцев. Но разве самому высокооплачиваемому солдату не хотелось бы узнать, зачем? Инструктора ничему не учат, командиры не показываются. Обмундирование и пайковые не выдаются. Однако приказы отдаются ясно. Не выполнить их попросту не выйдет. В благодарность получаешь умения, отнюдь не знания. Так много работы лишь для того, чтобы наш мир остался на прежнем месте. Надуюсь, я работаю для нашего будущего, хотя, признаться, уверенности нет. Прощайте. Желаю вам удачи.
  Он говорил сбивчиво, все сильнее торопясь, ускоряя и ускоряя речь до степени, когда изменяется голос. На последних словах сообразив, что миллионное дело окончательно разваливается, Артурчик подбежал к дверному проему, кулаком, потом рукояткой пистолета ударил по месту, где только что стоял Петров. Это была битва с воздухом, с послушно расступающимися и вновь возвращающимися на свои места серебристыми шариками. Иван Иванович бесследно исчез.
  Судя по резким, впрочем не слишком быстрым движениям, полученные в схватке с Червонцем раны мало беспокоили Артурчика. Грубые, хотя и умело наложенные повязки стесняли его, и только.
  - Доигрался кучер в хазара! Сосновая гуща! Докрутился варганку! - зло закричал Артурчик.
  Со страшным шумом отперев замок, он распахнул дверь, силой вытолкнул упирающуюся девушку на лестничную клетку, заполненную торопливо спускающимися вниз полуголыми людьми. Не давая брюнетке вернуться в квартиру, он прислонился к косяку, прицелился.
  Покидая свои квартиры в отчаянии, жители в ужасной панике отступали перед напавшими на них монстрами. Артурчик, которого вряд ли могли испугать все чудовища Вселенной, стрелял без опаски, стрелял спокойно, как в тире. Действительно, теперь можно было палить хоть из гаубицы, ни один человек вообще не обратил бы внимания на оружие.
  Создание выдерживало пулю за пулей, не выказывая ни малейших реакций.
  Если кто-то из обитателей окрестных домов еще умудрялся спать этой тревожной ночью, сейчас он был разбужен. Сам Артурчик не сумел бы сказать, после какого по счету попадания кокон мелодично звякнул. Через мгновение существо сжалось в тонкую струну, испустило яркую радужную волну. Громко защелкали электрические искры, в потолок ударила молния. В лицо Артурчика пыхнуло жаром, волосы зашевелились. Мгновенно возникшая и тут же исчезнувшая блеклая дымка принесла с собой неясное отражение призрачных бесконечных степей, окаймленных колоссальным горным хребтом, пару красноватых солнц на отливающем фиолетовым цветом небосклоне, изломанные движущиеся тени, исходящие от уродливых кособоких существ. Уничтожая картину, кокон взорвался с невероятным грохотом, разнесшимся по всему ночному Кемерово. Во все стороны полетели кинжалы стекол. Лестничную клетку опалила стремительная жадная волна огня. Мощный магнитный импульс уничтожил миллионы и миллионы терабайт информации на всех возможных носителях, находящихся в нескольких кварталах от эпицентра событий, искалечил точную электронику и компьютерную технику. Замершего в дверном проеме Артурчика швырнуло на лестницу, покорной щепкой забросило на спины, на головы убегающих соседей.
  Глаза девушки, удачно прикрытой от взрыва капитальной кирпичной стеной, запорошило едкой пылью разбитой штукатурки. Она, вероятно даже не задумываясь, точно знала, что и как теперь следует делать. Едва видя, смахивая выступившие слезы, брюнетка продвигалась по лестничному маршу, расшвыривая ошеломленных, раненных людей. Из кучи людей, среди крошева обломков торчала рука, на предплечье которой была изображена роза и кинжал с подписью "Кровь за измену". Татуированные синими перстнями пальцы вяло шевелились.
  Вытаскивая оглушенного взрывом Артурчика из-под жирного тела тонко воющего толстяка, она жестко ударила бездумно и вяло сопротивляющегося незнакомца в переносицу, свалив к стене. Другие жители злополучного подъезда стали шарахаться от нее, не сделав ни единой попытки заступиться за толстяка.
  По черепашьи изгибая шею, Артурчик дико посмотрел на девушку, будто видел перед собой исконного жителя Луны. Они оба почти оглохли, оба с трудом различали силуэты в облаке повисшей пыли, оба были белыми от подошв обуви до корней волос. Оба действовали на грани опыта и инстинктов, не вспоминая глав первого и не надеясь на второе.
  - Веревка, - неуверенно произнес Артурчик. - Веревка, сворачивай на Барнаул.
  Брюнетка озабочено смахнула пыль с его лба, заглядывая в глаза.
  Похоже, после удара Артурчик плохо представлял себе, где находится, но память возвращалась к нему быстро.
  - Сосновая гуща. Дыснуло, будто дятла опилочного, - признался Артурчик, сонно шаря в груде обломков и пыли.
  - Ништанко, медведь.
  Вытащив папиросы, Артурчик предложил девушке, дождавшись отрицательного кивка головой, с внезапной, неожиданной для самого себя брезгливостью отшвырнул почти полную пачку в сторону.
  - В дым попал, сосновая гуща. Перхалки есть, перхалок море, а уши не опухли. Как так?
  В ответ девушка коротко пожала плечом:
  - В порядке.
  - Не в порядке. Продернул наш чудак, рыбинка, краем пошел. Осталась стая на голье без двух. Совершенно пряники.
  - Порожняк не гони. Тренись, седмать здесь бездорожь. Щупаем ноги, или прогорим. Будем на фонаре, под крутиловку попадем.
  - Тюльпан. Вот тюльпан, - по прежнему не вставая, очень уныло произнес Артурчик. - Медиковатый слетел. Дядя сарай потянул локш, да еще и железку потерял. Реальный топор, рыбинка.
  В ушах на единственной ноте застыл звон. Почти не слыша, не разбирая слов его речи, девушка каким-то странным образом понимала происходящее с Артурчиком. Слова ей не требовались. Свирепой дикой кошкой набросившись на бредущего по лестнице высокого тощего старика, брюнетка моментально вырвала у него из рук двустволку. Сделав скорее машинальную, чем сознательную попытку вернуть ружье, бывший владелец согнулся под градом посыпавшихся на него ударов, жалобно застонал, хватаясь за поручни лестницы, осел на ступеньки.
  - Жаверу от ерика подарок, - хрипло сказала девушка, протягивая двустволку Артурчику.
  Брюнетка угадала с идеальной точностью. Оружие! Взгляд Артурчика сделался заметно осмысленнее. На его ладонях лежала изрядно поработавшая на своем веку охотничья двустволка двадцать восьмого или даже тридцать второго калибра с отшлифованной до блеска ложей и поцарапанным прикладом. Замечательно грубое, замечательно тяжелое оружие оживило Артурчика, вселило уверенность, одновременно напомнив об опасностях.
  Электрических чудовищ в подъезде не было, серебристые шарики в какой-то момент тоже пропали. Только ослабевший поток жителей, последствия взрыва и дым начинающегося в наиболее пострадавших квартирах пожара еще напоминали о катастрофе. Огонь пока не добрался до газовых коммуникаций, но это дело считанных минут. Впрочем, главная опасность заключалась в другом. За окном, в ночной темноте беспорядочно мигали желтые, синие, красные маячки. Слышался унылый вой пожарной машины, делавшей безуспешную попытку пробраться с проспекта Ленина в насмерть заставленный легковушками жильцов двор. Никто не в состоянии угадать момента, когда среди растерянных, раненных, нуждающихся в помощи людей начнутся розыски виновников происходящего кошмара. Возможно, дознание уже ведется, и абсолютно всех выходящих из подъезда жителей конвоируют в надежно оцепленное полицейскими место?
  Переломив ружье, Артурчик вытянул латунные гильзы, и довольно ухнул, обнаружив жаканы. Бывший хозяин знал дело. Оба ствола оказались заряжены. Используя грозное оружие как костыль, Артурчик поднялся, подхваченный брюнеткой, поплелся вниз, на площадку второго этажа.
  Прошедшая зима в Кузбассе выдалась довольно снежной. Раздавшись стремительно атаковавшей холода весной, трудолюбивая Томь понесла в Обь обильные потоки, собирая на своем пути воду рек, речушек, ручейков, напитанные расплакавшимися снегами с огромнейших пространств и территорий. Безотказная Томь тянула на своей могучей спине льдины, размеру которых могли бы позавидовать иные европейские страны. Сразу несколько таких айсбергов попытались проникнуть в городскую речку Искитим, но были решительно отброшены течением. Ломаясь, громоздясь друг на друга, тяжелые ледяные куски перепахали дно устья, до неузнаваемости изувечили берег. Вернувшись в Томь, торосы практически полностью срезали восточную оконечность острова, лежащего рядом с историческим центром Кемерово. Проникнув чуть ли не до середины клочка суши, айсберги остановились, словно наконец-то удовлетворившись сделанными разрушениями.
  Даже в масштабах Томи габариты острова и прежде были очень скромными. Весной он лишился доброй четвертой части, а утратив в сражении со льдами значительную часть растительности, изрядно потерял привлекательность для горожан. Половодье прошло, быстро успокоилось, оставляя жуткое переплетение мертвеющих ив, беспорядочно поваленных стволов тополей, нагромождение камней, вырванных с корнями кустов и сломанных веток, обезображенные ямами берега. Хотя лето случилось таким жарким, что плавился асфальт и вода в Томи чуть ли не закипела, кемеровчане мало показывались на островке. За весь купальный пляжный сезон ни единому, даже самому отвязанному искателю приключений попросту не взбрело в голову проникнуть на середину восточной оконечности клочка суши.
  Вполне возможно, что Иван Иванович был здесь первым человеком не только за этот год, а за целое десятилетие. Вряд ли он пробирался сквозь чудовищные ночные джунгли, рубил загораживающие путь сучья, преодолевал завалы, блуждал в темных лабиринтах, перепрыгивал через лужи подгнившей воды. При себе у Петрова не оказалось ни фонарика, ни хотя бы самого крошечного перочинного ножа. Впрочем, неподалеку от него лежала лопата.
  Мертвые и едва живые деревья склонились над Иваном Ивановичем, сплели ветки так плотно, что сквозь них не проглядывали огни городских домов, не проникал свет фонарей, стоящих на Притомской Набережной. Хотя центр Кемерово находился в считанных десятках метрах, тайный уголок был совершенно закрыт от людских глаз. Но город жил совсем рядом, и специфические шумы, в которых выделялся могучий рокот заводских машин, металлический звон запоздалых трамваев, вой автомобильных моторов все-таки достигали ушей Петрова. Возможно, без этих привычных горожанам звуков, Иван Иванович ощутил бы себя на другой планете.
  Прорубив просеку, проделав широкую борозду в наносной почве острова, весенние айсберги обнажили монолитную плиту. Странный прозрачный камень сильно расширяющимся конусом уходил в колоссальную глубь, казалось, достигая уровня расплавленных пород. Красноватое магматическое сияние исходило от монолита, бросая неяркие отблески на стены из раненных и погибших деревьев. Несмотря на слабость и непривычные человеческому глазу оттенки, свет не вызывал болезненных неприятных ощущений, каким-то образом подчеркивая каждую деталь и мелочь окружающей монолит обстановки. Сразу у камня вообще можно было вышивать крестиком, не опасаясь испортить зрение. Всегда ровное свечение, на малом расстоянии от глыбы вдруг меняло интенсивность, у черты деревьев уже напоминая колеблющиеся языки прогорающего костра.
  Как утверждают историки, деревня с названием Кемерово появилась на географических картах в середине девятнадцатого века, однако до этого на территориях нынешнего города существовали населенные пункты и остроги, старейший из которых относится к началу семнадцатого столетия. Легенды поздних советских лет гласят, что в пору сталинских репрессий трупы расстрелянных гораздо выше по течению Томи людей прибивало к вышеозначенному острову чуть ли не тысячами. Не самая мрачная и длинная родословная в новейших веках. Эпоха охотников до мяса мамонтов наложила на сибирские земли неизгладимый и вряд ли способный когда-нибудь потускнеть отпечаток, но магические претензии кочующих за тучными стадами людей никогда не снисходили до возведения грандиозных стационарных алтарей. В еще более седые годины на острове, в месте слияния рек Томь и Искитим располагался теперь неизвестно кем посещаемый и неведомо когда уничтоженный жертвенник. Эмпирическое знание, как, впрочем, и рационализм, здесь явно буксуют. Особо ищущие личности всегда распространяли идеи о древних, нисходящих до кудрей Адама кладбищах в районе исторического центра Кемерово и ошеломляющих находках, гниющих в запасниках местных краеведческих музеев. На этом все, как реальные факты так и полуфантастические предания о старейшей части города заканчиваются.
  Глядя в чистую воду, тяжело определить расстояние до дна. До умопомрачения всматриваясь в загадочную глыбу, нельзя было даже предположить, на какой глубине располагались вальсирующие нитки знаков и закорючек, вьющиеся между приборами, артефактами или сооружениями, простое беглое описание которых заняло бы часы. Шары, причудливые спиралевидные колонны, поразительно разнообразные геометрические фигуры лежали рядом с довольно грубыми черными камнями, часто вторгающимися в законченный строй и просто силуэты отдельных построек. Знаки не ощущались большими, их осмысленность не вызывала сомнений, напоминая устаревшие информационные ленты, установленные на витринах некоторых магазинов Кемерово. Неведомые сооружения тянули на творение восторженного гения, впрочем, гораздо сильнее производя впечатление сугубо технических утилитарных устройств. К языческой магии или воспетым кинематографом потусторонним аффектациям сияющий монолит относился так же прямо, как относится урожайность бобовых культур в Юрге к повальному хроническому плоскостопию медведей из Югры.
  Ползая на коленях вдоль монолита, Иван Иванович мало интересовался невероятными тайнами земных глубин. Похоже, он привык к фантастической реальности. Руки, сжимающие банальную тряпку, бережно, мягко, исключительно тщательно протирали поверхность таинственного камня. Петров словно находился у окна на крыше музея, наполненного произведениями искусств, а вернее, громадного заводского цеха, на полу которого установлены станки и приспособления, нуждающиеся в обслуживании техниками. Информация на танцующих лентах не предназначалась для Ивана Ивановича, заводское начальство не потрудилось объяснить трудяге назначение машин и характер выполняемых механизмами работ. Задача, возложенная на Петрова, была значительно скромнее.
  Иван Иванович потрудился на славу и, скорее всего, работал здесь не только этой ночью. Почва на прогалине была изрыта, вся перекопана, корни деревьев, низкие ветви аккуратно обрублены, малейшие молодые побеги удалены. О довольно значительных земляных работах говорила и насыпь, неровным клином уходящая в направлении Томи. Глыбу очерчивала толковая, хорошо оформленная канавка, отводящая в сторону всю подступающую воду. Под одним из свежих холмиков, наверное, уже спал вечным сном бедный пес, любопытный, веселый, всегда доброжелательный к людям Собакин Барбоскин.
  Отрываясь только для того, чтобы смочить тряпку в ближайшей луже, Петров возвращался к монолиту, к своему не творческому, но далеко не примитивному труду. Наконец закончив, он пригнулся и внимательно осмотрел камень. С расстояния шага поверхность казалась абсолютно ровной, вблизи же открывая изумительно сложную сеть из витиеватых борозд, похожих на росписи закорючек, диковинных иероглифов, плавно изогнутых граней и ребер, среди всего многообразия которых не отыскалось бы мельчайшей прямой черточки. Космически чуждая объективному знанию абстракция ни единого раза не снизошла до категорий, характеристик или формы.
  Оставшись вполне доволен проделанной работой, Иван Иванович принялся очищать пространство вокруг монолита, вырывая даже остатки травы. Когда и это было завершено, он поковырял землю у подножия глыбы, выкопав пару черных булыжников, столько же разноцветных камешков с полустертым орнаментом и сквозными отверстиями в центре.
  - Тридцать восьмой. Уже тридцать восьмой в Сибири, - нерешительно произнес Петров. - Сколько их всего? Понимаете, мне пора привести голову в порядок. Нет, я не жалуюсь. Только от этих прыжков по стране как-то нехорошо. Куда необходимо отправляться дальше?
  Вопрос обращался в никуда, ко всем и ни к кому. Не подняв лица к ночному небу, Иван Иванович не опустил взгляда в окно с видом на таинственные земные бездны. Петров обращался к пустому пространству перед собой, словно ответ мог прийти в любой момент сразу отовсюду. Вдруг заметив притаившийся на одной из граней микроскопический кусочек листа, Иван Иванович нагнулся, чтобы осторожно смахнуть мусор, но замер на половине дороги. Мягкая, податливая, полностью невидимая преграда не пускала его. Вероятно, Петров ожидал этого, потому что сразу, совершенно спокойно отошел в сторону, словно не хотел помешать уже запущенному процессу.
  Характер свечения монолита резко изменился. Бледный прерывистый сиреневый цвет полился снизу, становясь слабее с каждой секундой. Потеряв прозрачность, камень в последний раз сверкнул, на поверхности алыми нитями полыхнула каждая извилина рисунка. Нельзя было в точности опередить, начинает ли глыба опускаться, или почва вокруг камня приподнимается. Монолит больше не выступал из грунта. Земля выровнялась, стерев следы отводящей воду канавы, вырванные лопатой куски дерна. Изменяясь будто хамелеон, камень преобразился, сливаясь с окружением. Уже через несколько минут на восточной оконечности острова осталась небольшая овальная проплешина. Словно по команде, на ровную площадку посыпались кучи осенних листьев, довершая преображение.
  Ночь начинала уверенно клониться к утру, когда с улицы Николая Островского на проспект Кузнецкий выехал большой, от колес до крыши заляпанный грязью внедорожник. Словно сомневаясь в выборе маршрута, машина приостановилась под разрешающим сигналом светофора, затем неторопливо повернула направо, двигаясь по Кузнецкому проспекту к одноименному мосту через Томь. Водитель явно, подчеркнуто не спешил. Покидая центр города, автомобиль ехал гораздо более спокойно, чем обыкновенно позволяют себе мчаться местные водители. Аппараты фоторегистраторов блюдут скоростной режим в направлении перекрестка с улицей Островского, но не в состоянии зафиксировать нарушения на противоположной части проспекта. По меркам Кемерово дорога здесь слишком хороша, до ближайшего регистратора целый километр пути, не воспользоваться близорукостью полицейских роботов глубоко противно самой шоферской природе.
  Оказавшись на мосту, внедорожник скромно занял правую полосу и еще сбавил ход. Когда до правого берега Томи оставались считанные десятки метров, машина затормозила, прижимаясь к ограждению. Замигали желтые огоньки сигнализации. С пассажирского кресла соскользнул Артурчик, поднырнув под поднимающуюся дверь багажника, вытащил знак аварийной остановки. Тем временем брюнетка уже откинула крышку капота. Со стороны, все выглядело вполне обыденно. Когда дорогим автомобилям иногда случается сломаться, это повод для оживленного зубоскальства, но отнюдь не предмет повышенной участливости обывателей. Впрочем, пока водители редких на мосту машин даже головы не поворачивали в сторону внедорожника.
  Дальше по проспекту, метрах в ста, располагается стационарный пост дорожных инспекторов. Кемеровчанам известно, что этот участок Кузнецкого моста превосходно просматривается камерой одного из ведущих местных провайдеров, но вряд ли самый преданный из поклонников интернета сейчас сидел у монитора своего компьютера. Главное, подобные предосторожности никаким образом не могли удержать экипаж патрульного автомобиля от проверки документов. Странные повязки, изорванная запыленная одежда со следами крови вызвала бы интерес и наиболее рассеянных из полицейских.
  Высочайший риск имел под собой значительные основания. Дело попросту не терпело отлагательств. После встречи с электрическими чудовищами, Артурчик исключительно серьезно относился к довольно хаотическим высказываниями Ивана Ивановича. Пока внедорожник делал несколько широких кругов по встревоженному центру, пропускал вереницы специальных машин, направляющихся в сторону железнодорожного вокзала, у него вообще возникло чувство, что машина начинена взрывчаткой.
  Домовитый Червонец спрятал золото в дальнюю часть объемистого багажника, приставил к слиткам коробку, накрыл плоским ящичком с инструментами, завалил свертками, гениально толковым образом использовав каждую мелочь из того, что хранил в машине владелец. Во дворе пятиэтажки у Артурчика, разумеется не оставалось времени на проверку багажника, и он испытал огромное облегчение, наконец-то обнаружив груду драгоценного металла. О шестиграннике, гайке и камнях Червонец тоже немного позаботился, закрутив в тряпку.
  При виде горы золота девушка присвистнула:
  - Кредитный гешефт.
  Размеры воистину сумасшедшего богатства поразили бы любого человека.
  Они переглянулись с заговорщицким видом, причем во взгляде брюнетки сквозило искреннее радостное изумление, а Артурчик торжествовал. Работа удалась на славу. Настал момент его подлинного триумфа.
  Раскатав грязную материю, оба не смогли скрыть гримасы отвращения. Все лежащее в свертке спеклось в единую пузырящуюся массу отталкивающего цвета. Дюжина мелких искрящихся точек ползала по поверхности вещества, оказавшегося еще и горячим настолько, что пластмассовая стенка багажника погнулась.
  Вытащив из ящика гаечный ключ, Артурчик крепко стиснул железку, попытался поддеть им отвратительную массу. Металл, будто к магниту, ощутимо притягивался к плавящемуся веществу, а стоило разжать кулак, как ключ скрылся в субстанции. Эксперимент ошарашил брюнетку, и она грязно витиевато выругалась. Артурчик, даже отдаленно не представляя, с какими трудностями может столкнуться, заторопился. Похоже, часовой механизм бомбы уже готовился замкнуть контакты взрывателя.
  Пока девушка вновь прятала золото в багажнике, пытаясь достигнуть мастерского уровня покойного Червонца, Артурчик взял тряпку за концы так, чтобы разогретая масса оказалась в средней части. Тяжесть, необыкновенная тяжесть оттягивала руку. Осторожно, все сильнее раскачивая импровизированную авоську, он подошел к ограждению моста и без лишних телодвижений запустил поклажу в воздух. В воздухе сверток развернулся, подставляя свету уличных фонарей мерзкую, покрытую волдырями субстанцию. Артурчик не зря выбрал именно это, открытое для случайных взглядов место. Примерно здесь, между опорами Кузнецкого моста, лежало одно из самых глубоких мест обмелевшей за последние десятилетия Томи.
  Столб пара ударил в небо, достигнув облаков, разорвал их в клочья, устремившись в стратосферу. Казалось, закрученная в вихрь могучая колонна воды разом вобрала в себя все течение реки. Мост задрожал. Страшный звериный рев заставил Артурчика сжаться. Инстинкт приказывал немедленно спасаться бегством, однако любопытство оказалось немного сильнее. Воровато оглядываясь по сторонам, он приблизился к парапету.
  Грохочущий вихрь начинался метром выше водной поверхности, оставляя под собой широкую дыру, доходящую, наверное, до каменного дна Томи. Течение расступилось, волны накатывали на пустое пространство, всякий раз отодвигаясь обратно. Серебристые светящиеся сгустки беспорядочно мотались в глубине черного колодца, через стенки которого не могло просочиться ни капли речной воды. Яростно парящий вихрь, словно рот обезумевшего великана засасывал окружающий воздух, раскрутившись до невероятной скорости. Дыхание исполина настолько усилилось, что перила моста раскачивались, с покрывшегося трещинами дорожного покрытия отваливались куски асфальта. Ниоткуда и сразу возникли десятки серебристых шариков, деля пространство на четкие сегменты.
  Несколько случайных легковушек остановились, не решаясь продолжать путь. Один из особенно нервных автомобилистов попытался развернуться, выехав на трамвайные пути, разделяющие потоки движения. Малолитражка застряла, крепко села брюхом на рельсы. Впечатлительный водитель забегал кругами, а затем побежал к ближайшему берегу. Другие шоферы поступили мудрее, задним ходом покидая опасный участок проспекта. Парящий ревущий монстр и подпрыгивающий мост не располагали к проявлению героизма.
  К разочарованию Артурчика, с высоты оказалось невозможно увидеть, что случилось с пузырящейся массой. Вероятно, вещество покоилось на дне, не запахом, не светом, но каким-то неведомым образом привлекая к себе стаи запредельных существ. Клубки алых лент кружили в опасной близости от вихря. У края колодца покачивались три сплюснутых веретенообразных создания, опустив полыхающую электрическими разрядами бахрому в воду. К Кузнецкому мосту со стороны острова быстро летела пара огромных, сильно вытянутых блюдец. Между плоскими телами, превосходившими длиной океанский лайнер, то и дело проскакивали молнии, гром которых на мгновение заглушал сумасшедший рев вихря. Чудовища перешли демаркационную линию, решительным ударом опрокидывая границу в пыль.
  Девушка уже закрыла багажник и капот, завела автомобиль, передвигая машину так, чтобы Артурчику было удобнее и скорее запрыгнуть на пассажирское сидение. Он запустил руку под кресло, вытянул двустволку, обежал машину, скрываясь за корпусом.
  Прекрасно зная убийственную силу отдачи крупнокалиберного ружья, Артурчик плотнее прижал приклад к плечу, присел на колено. Попасть в чудовище размером с хороший дом сумела бы даже дошкольница. Против всяких ожиданий, выстрел произвел разрушительное действие на гиганта. Монстр потерял высоту, окутался электрическим сиянием, и неслышно лопнул, рассыпая кучи клубящихся кристаллов. Новая пуля легко уничтожила другое чудовище. Артурчик восторженно закричал. Жаль, после двух великолепно исполненных выстрелов боезапас ружья исчерпался, а пистолет он потерял в разбитом подъезде пятиэтажки. Очень и очень жаль. Перед таким феерическим сафари не устояло бы даже далекое от людских потех сердце буддийского монаха!
  - Сосновая гуща! - как ненормальный орал Артурчик. - Фофлонили сундуки! Взял дело в розницу! Сосновая гуща!
  Горы медленно растворяющихся в воде кристаллов инеем поплыли по течению, огибая опоры моста, словно грубый наждак по маслу прошлись по бетону. Обнажились прутья арматуры. К счастью для города, трудолюбивая Томь унесла кристаллическую пыль дальше, волны омыли опоры, удаляя мельчайшие частицы опасного вещества.
  Сразу десять плоских крупных медуз появились на рекой, приближаясь к мосту с востока и запада. Громоздкие и стремительные силуэты двадцати, тридцати, гораздо большего количества чудовищ возникали на поросшей сосновым лесом горой на севере, плыли над кварталами города. На город наступала настоящая армия. Свет в домах, уличные фонари погасли разом. В салоне безнадежно застрявшей на рельсах малолитражки копошилось нечто жуткое, полыхающее алым пламенем. Громадные, очень подвижные рыбины, повадками напоминающие бесхвостых безголовых акул, скользили на рекой. Когда серебристые гибкие тела встречались с волнами, над водой вспыхивали злобные короткие огни. Сплюснутый, часто утыканный колоссальными шипами корпус кошмарного исполина нависал над теплоэлектростанцией, тянулся над заводами, построенными по берегу Томи. Между гигантом и подстанциями предприятий слепящими молниями застряли электрические разряды.
  Неподалеку, над покрытием моста плыло веретено высотой в два человеческих роста, безвольно и бессмысленно болтая щупальцами. Существо явно направлялось к внедорожнику.
  Машинальным движением переламывая ружье, Артурчик поднялся с колена. Нашествие, атака существ, которые всегда и повсюду стояли рядом с привычным миром, рядом с каждым человеком планеты, поразила его скромное воображение. Не подозревая, что чудищ так много, Артурчик ожесточенно клял себя за глупость. Прежде чем бежать и заметать следы преступления, он мог бы найти пистолет в подъезде, поискать в карманах бывшего владельца двустволки замечательные патроны с жаканами. Есть славное оружие, но нет патронов! Запасные обоймы для пистолета, или моешки на языке Артурчика, преспокойно лежали в незамысловатом тайнике внедорожника, однако не было самого оружия! Теперь ему, в одиночку расправившемуся с парой громадных чудовищ, придется отступать перед какой-то невзрачной мелкой тварью со щупальцами. Вот к какой шекспировской трагедии привела спешка!
  Злобно швырнув бесполезную двустволку в сторону приближающегося создания, Артурчик запрыгнул на сидение. Машина стрелой слетела с моста, свернула направо, скрываясь за частоколом деревьев, помчалась по улице Правая Гавань. До отвращения прилежно повторяя каждый поворот руля, автомобиль преследовала безобразная, скрученная с боков медуза. Оказавшись на территории деревни Красной, внедорожник метнулся на улицу Колхозную, стараясь затеряться среди участков и домов частного сектора, влетел на улицу Боровую. Очевидно, не располагая конкретной программой, после какого-то из поворотов преследователь отстал, переключившись на другую жертву.
  Уже светлеющее небо озарилось вспышками. Широкая колонна зеленого огня поднялась с маленького острова, лежащего вдоль исторического центра Кемерово. Другой столб взметнулся в стороне поселка Пионер. Третий вырос в дальней части Рудничного района. Четвертый и пятый вспыхнули у загадочного кургана на окраине спального квартала и в направлении Журавлевой Горы, но оба растаяли, не оставив следа, растворились в воздухе.
  Высоко над городом повисла бирюзовая дымка, внезапно рухнув на городские кварталы. Всего лишь миг сияло над домами отражение призрачных бесконечных степей, горного хребта, красноватых солнц на фиолетовом небосклоне. Через один короткий миг оно исчезло, забрав с собой три колонны зеленого огня. Яростный грохочущий вихрь, еще упорно пытаясь швыряться паром, растворился в неторопливом течении Томи. Капли мелкого дождя торопливыми очередями застучали по крышам домов. Не оставив после себя ни грамма опасных кристаллов, чудовища исчезли.
  Настало утро, раннее утро. Его можно было назвать самым обычным, если бы не хорошо заметная отовсюду многоцветная пелена, плавающая в небе на большой высоте. Удивительная яркая радуга, начинаясь у двух окраин города, плавными дугами спускалась к клочку суши на Томи.
  Мотор внедорожника сыто урчал. Заляпанная грязью машина медленно ехала между оградами по улице Колхозной, чтобы вскоре взобраться на дорожную развязку к улице Терешковой.
  - Завтра завьемся в Барнаул, рыбинка? - без каких-либо предисловий спросил Артурчик.
  - В Барнаул?
  - В Барнаул.
  - К Витьку Полосатому? - предположила девушка. - Чего, Полосатый бугай до сих пор на Павловском тракте и проспекте Строителей пропуль держит?
  - Уже не держит.
  - Витек цветняк оптом у нас закуконит?
  - Полосатый буром попер, еще зимой в доску бугая пустили. Шваркнули Витька наглухо. Совершенно пряники.
  Брюнетка с безразличным недоумением дернула плечом:
  - Без Витька зачем Барнаул?
  - Не знаю.
  - Так выстригай, не качай тут права. За каким лешим нам в Барнаул?
  - Не знаю, фрея.
  - Лось, ты не приход поймал? - иронично усмехнулась девушка.
  - Не щерься, марьяна. Буек таков, нужно срочно махнуть в Барнаул. Не кнокаю, рыбинка, в натуре не фурычу. Сосновая гуща. Сходу не прикупил. В Барнауле вроде войду в дело. В Барнауле, нямлишь? Пока масть не канает.
  - Гешефт?
  - Да не знаю!
  - Чего я тебе, крестьянка, трясогузка, или какая-нибудь шаромыга?
  - Ты бикса изебровая, - ласково сказал Артурчик.
  - Паруса в Барнауле нет? Нам бы клевое дело, медведь.
  - Прошлое лето, Египт хипишни.
  - Египт?
  - Египт.
  - Хипишнула. Речка, мухи... хмыри на торчаке... А, горчиловки море! - обрадованно припомнила девушка.
  - Еще.
  Брюнетка нахмурилась:
  - Ну, чучела старые. Песок. Мумии. Перхалки дрянь. Блатной шарик как луна в камере висит. Пирамиды.
  - Сади! Сади, рыбинка! Пирамиды давно построили, много лет мента. Теперь тумакай, если у нас в Сибири кто жихтарил раньше пирамид?
  - Раньше? Как расчухать?
  - Жихтарили, не зявяли! Совершенно пряники. Бутяжили, абшабились, у хозяина торчали, попадали в расход, по приколам ударяли, огня добывали, вихрили от старшего дворника, золь забивали. Жихтарили будь здоров, сосновая гуща! Египт на колпаке сидит. Положняком, положняком жили!
  - Барнаул и Египт тут при чем?
  Собеседник промолчал, чрезвычайно недовольный своей попыткой. Незачем было упоминать прошлогоднюю поездку. Египетские пирамиды, конечно, давно торчат в пустыне, и даже успели изрядно запылиться. Хотя, с другой стороны, мысль Артурчика внезапно наткнулась на странное препятствие в виде неведомо откуда взявшейся информации. Знаменитые памятники на сегодняшний день не только не построены, они даже не планируются в ближайшие тысячелетия. Понятно, время топает от прошлого к будущему. Если наоборот, новаторскую проблему смены состояний процессов нужно развернуто обсуждать с друзьями в психиатрической лечебнице.
  От этого плавился мозг. Память тщетно обращалась к туристической поездке, к прошлому лету, безуспешно вынимала из запасников картинки древних искрошенных глыб, лежащих под слепящим нескромным солнцем. Бесспорно, Артурчик собственными глазами видел пирамиды Гизы, крепко приложившись к бутылке, прыгал по историческим развалинам, окончательно деморализовав охрану блатными песнями и дурацкими выходками. Вместе с тем, он не сомневался, что в нынешний год каменное плато Гизы украшают совершенно иные сооружения, мегалитические кирпичи которых еще очень нескоро станут строительным материалом для добрых - старых пирамид. Соединить, спаять взаимоисключающие знания пока никак не удавалось.
  - Эй, медведь! Чего, в пол сбежал?
  Погрузившись в глубокие, неимоверно глубочайшие раздумья, Артурчик снова не ответил. Дело, настойчиво звавшее его в Барнаул, выглядело как солидная, опасная авантюра, никак и ничем не пересекающаяся с привычной, прекрасно знакомой Артурчику жизнью. Отказаться от поездки он по какой-то неведомой, ускользающей от сознания причине не мог. В голове кипела, варилась натуральная каша. Неожиданное желание поехать в Барнаул, до краев заполненный рыбьими костями храм у берегов Лены, древние обитатели Сибири, звездолет в поясе астероидов, подземный лабиринт в уральских горах, каменный пик неподалеку от Северного полюса, тюменские шаманы, тайник в безымянной алтайской пещере, все связывалось исключительно плотно и вместе с тем очень туманно. По крайней мере рассказывать о таких вещах подруге, вываливать недоваренную кашу было до крайности тяжело, глупо и попросту опасно.
  Места, события, настоящее, будущее, прошлое, события, места, будущее, прошлое, настоящее менялись между собой, мешались и путались, будто несчастный баклан на допросе у опытного следока. В уме Артурчика проносились смутные скомканные картины поднимающихся из океана островов, верениц несусветных чудовищ, огнедышащих вулканов, удивительных кораблей на орбите Земли, колоссальных водных валов, сокрушающих в своем безумном марафоне целые континенты. Разум, привыкший к поиску идеальных решений в чисто житейских вопросах, здесь полностью пасовал. У Артурчика возникло странное и абсолютно нелогичное чувство, будто сейчас он способен перегородить Томь, уронить Луну с неба, выдернуть из недр саму земную ось и зашвырнуть Антарктиду на Солнце, если во всем этом членовредительском идиотизме возникнет необходимость. Ощущения всемогущества, однако, не было. Практичный ум подбросил идею о собственном девятиэтажном дворце, сделанном из чистого золота, и обнаружил, что это далеко не нелепость, не фантастика. Даже не прикладывая рук, Артурчик мог иметь столько золота, на сколько хватит фантазии и желания. Вот с желанием обогатиться, таким простым и милым желанием обогатиться у него неожиданно возникла значительная проблема. Артурчик хотел стать полезным, хотел помогать и защищать.
  В путаных объяснениях Ивана Ивановича звучало, что обитатели запредельных пространств тысячелетиями не могли прорваться в реальность, прочно скрытую от них, и только творимые Петровым чудеса ярчайшими вспышками освещали им путь. Пожалуй, таково было его личное понимание проблемы, и не более. Гоголевский Вий с поразительно тяжелыми веками чудовищам вряд ли требовался. Вероятно, магические способности даровались Ивану Ивановичу лишь затем, чтобы Петров мог привлечь монстров, испытать на врагах действие долгими тысячелетиями простоявших без дела механизмов планетарной защиты. Теперь Артурчик понимал неуверенность, сомнения Ивана Ивановича. Кто, собственно говоря, взял на работу Петрова, нанимает Артурчика, почему именно теперь? К счастью для рассудка Артурчика, его ум не потребовал объяснений множеству проблем технического характера, не озаботился сооружением исторически верной хронологии. Принять прошлое в будущем и грядущее в давно минувшем оказалось легче всего!
  Омерзительно плохо представляя себе, какого рода поручения придется выполнять в Барнауле, он все сильнее чувствовал, что попросту не способен отказаться. Аванс, исключительно щедрый аванс за предстоящую работу сейчас лежал в багажнике их внедорожника, но оплата Артурчика не волновала вообще. Предстоящая работа сулила не барыш, а удивительное сказочное приключение, ответы на вековечные вопросы, необыкновенные знания и способности. То, что Артурчик впервые в жизни и очень робко прикоснулся к стародавним тайнам не долее получаса назад, значения не имело. Услышав вопросы, он уже теперь хотел получить ответы. Живые нормальные люди от таких предложений не отказываются.
  - Эй, медведь, ухо не дави... Шкриболо! - всерьез начиная тревожиться, позвала девушка. Действительно, Артурчик выглядел непривычно и странно. Задумчивость была ему настолько же свойственна, насколько распространены мечтания о снежной зиме среди обитателей островов Филиппинского архипелага.
  - Порядок, рыбинка. Гешефт хоть не особо кредитный, только жохами ходить не придется. Совершенно пряники.
  Сделав артистический плавный пасс рукой, Артурчик в прямом смысле из воздуха вытащил шикарный букет ярко-алых, светящихся будто фонарики роз.
  Брюнетка потрясенно ахнула. До сих пор Артурчик не выказывал ни малейшего таланта фокусника.
  - Зекер! Зекер класс! - восторженно выкрикнула она.
  Двигая подошвой ботинка шестигранник, Артурчик добился, чтобы раскаленный докрасна кусочек, гайка, оказалась на металлической вставке у коврика. Здесь появившийся ниоткуда шестигранник мог преспокойно остывать. Тому, что замышленное минуту назад волшебство удалось, Артурчик не удивился. Еще не возведенные древние пирамиды Гизы, сам ледяной Египет в цветущей Антарктиде перестали его волновать.
  - Хорош баланду травить. Шитвис, рыбинка? - строго спросил Артурчик, в такт словам размахивая букетом. Изумительно красивые цветы он держал неумело, чудно, необычно, словно примитивнейший банный веник.
  - Шитвис. Мы давно в одном деле, - подтвердила девушка, рывком добавляя скорости ползущему внедорожнику. - Барнаул не за рекой.
  - Совершенно пряники.
  - Стая вячит на гастроли! Уходим с шумом!
  Довольно кивнув, Артурчик приоткрыл окно и выбросил роскошный букет в канаву. Ожидая кардинально иного развития событий, брюнетка разочаровано поджала губы, сожалеющим взглядом провожая яркое сияющее на грязи пятно, быстро исчезнувшее с зеркала заднего вида. Артурчик внезапно сделался заправским фокусником, но галантным кавалером не станет никогда.
  В городских домах почти сразу после отключения появилось электричество, вспыхнуло уличное освещение. На улицах зашевелился транспорт. Светлеющее небо быстро погасило необыкновенную радугу, и только разноцветный туман висел над Кемерово до тех пор, пока всерьез не осмелело солнце.
  Далеко не каждому горожанину этой ночью выпало великое невезение встретиться с чудищами. Собственно, несчастных полуночников легко можно было пересчитать по пальцам обеих рук. Масса людей даже не проснулась до писка и звона будильников, а некоторых не остановил и этот препротивный звук, возвещающий приход нового трудового дня.
  Работу, однако, никто не отменял. Просыпаясь, город наводнялся людьми, техникой и слухами о жутких ночных происшествиях. В социальных сетях, как грибы после дождя возникали мутные фотографии, отвратительно плохие видеоролики, среди которых затерялась и кем-то произведенная запись с камеры Кузнецкого моста. Любительские случайные снимки и кадры давали огромнейший простор для воображения, комментарии к ним плавали от Стивена Кинга до Александра Солженицына. Особо продвинутые паникеры, быстро поднимая планку, договорились до миллионных человеческих потерь и бесчисленных кровожадных чудовищах, рыскающих по Кемеровской области в поисках свежих жертв. В закоулках русскоязычных европейских интернет-форумов радостно, всерьез одобрялся приказ известного миротворца Барака Обамы, запустившего ядерные ракеты на уничтожение Кемерово. Войска объединенных вооруженных сил России и планеты Земля якобы готовились к сражению с инопланетными захватчиками, дислоцируясь у поселков Мозжуха, Осиновка, Металплощадка и Звездный.
  Идиотское наклонение темы сарафанным радио и совершенно кретинское развитие идеи сетевой аудиторией взбудоражило кемеровчан настолько, что люди ручейками потянулись из города. Утренний поток, и без того до чрезвычайности кипучий, сегодня многократно вырос.
   Кузнецкий мост, уже осматриваемый специалистами, с обеих сторон закрыли для проезда автотранспорта. Район железнодорожного вокзала, где располагалась злополучная пятиэтажка с квартирами погибшего Червонца, оцепили еще затемно. Проспекты Октябрьский, Притомский и Ленина стояли, начиная от Бульвара Строителей. Пробка не уступала масштабами знаменитым на весь мир московским заторам. Спешащие по вызовам пожарные и скорые машины были не в состоянии хотя бы шевельнуться. Все транспортные артерии центра Кемерово до отказа заполнились автомобилями. Свободных направлений не осталось.
  На перекрестке проспекта Шахтеров и улицы Терешковой столкнулись огромные фургоны, совершенно перегородив путь. Даже на проспектах Комсомольском и Ленинградском, до сих пор никогда не знавшим тяжелых пробок, случился колоссальный затор. Кортеж живущего на вилле губернатора, силой сумев пробиться в город по улице Железнодорожной, оказался безнадежно затерт на Рабочей, задолго до пересечения с улицей Красноармейской, где его поджидал усиленный гусеничной бронетехникой военный отряд. Отправленный на подмогу кортежу вертолет уныло кружил над частными домами, стращая сгорбленных старушек, до сиреневых слюней нервируя собак.
  Донельзя перегруженные сети мобильных операторов радовали счастливчиков редкими соединениями. По радио стали запоздало передавать информацию о пробках, не забывая подогревать интерес публики придурковатыми жареными новостями о монстрах, атаках пришельцев в масштабах и стилистике Звездных Войн. Хищные силуэты баллистических ракет Обамы, якобы совершившего очередной невероятный рывок по укреплению сотрудничества между народами, замечали над облаками многие кемеровчане. Взрывов не последовало. Независимые журналисты местного телевидения, как положено по штату, бездействовали, ожидая команд и разъяснений от вышестоящих руководителей. Кто-то в единоличном порядке приготовил к эфиру запись печально прославленного балета Лебединое Озеро, но пока по всем местным каналам прилежно крутили свежие новости двухнедельного возраста, старинные интервью с усердными ударниками капиталистического труда.
  Ошалевшие, запутавшиеся вконец горожане сотнями бросали машины на обочинах, отправлялись пешком, а их припаркованные где случилось автомобили еще сильнее мешали робкому потоку. Во дворах безоговорочно владычествовала анархия. Заботливо разбитые цветочные клумбы, ухоженные газоны, взлелеянные парки и скверы подверглись тотальному нашествию послушных повороту руля четырехколесных зверей. Перед лицом явной угрозы со стороны железных монстров, дурацкие слухи о необычайно кровожадных ночных чудовищах начали вызывать истерический смех горожан.
  При движении с поселка Южный, на проспекте Кузнецком скопилось неимоверное количество машин. Кое-как еще удавалось прорваться наполненным опаздывающими людьми трамваям, но эта дорога жизни, вернее, живительная ниточка то и дело обрывалась, остановленная автолюбителями, выезжающими на рельсы. Полицейское начальство, получив от губернатора феерический разнос за бездеятельность, свирепствовало. Измученные инспекторы сделали грамотную, решительную попытку разрядить обстановку, отправляя машины по улицам Сарыгина и Сибиряков-Гвардейцев. Как водится, стало еще хуже. В результате всех усилий, несколько незначительных аварий окончательно умертвили железный поток.
  Кое-где на дальних окраинах Кемерово звенели разбитые витрины магазинов, вспыхивали пожары, какие-то темные личности метались с охапками вещей. Рудничный район всколыхнул стихийный бессмысленный безыдейный митинг. В некогда засекреченном Объекте 1200 торопливо жгли американские флаги. Конная полиция Кировского района гонялась за преступником, который в пока не выясненных целях свалил фонарный столб на ничейный сарай. В поселке Комиссарово на улице Родниковой случился погром. Ближайшие соседи громили местечкового олигарха, обладателя трехкомнатного особняка и приусадебного участка в пятнадцать соток. Обстановка накалилась до предела. Всевозможные форменные фуражки профессионально четко пропали с улиц, предоставляя горожанам лично разобраться со своими проблемами.
  Ждать стало нечего и некого. Необходимость заставляла думать, действовать, на свой страх и ум, принимая во внимание детали происходящего вокруг. Десятки людей покидали квартиры, машины, дома, полностью сознавая, что лишь помогая всем помогут и себе. Пронырливые самодеятельные регулировщики находили малейшие лазейки в застывших потоках, часто отправляли транспортные армии по встречным полосам движения, наперекор знакам, разметке и правилам. Спустя какой-то час, трамваи ползали по рельсам вполне исправно. На улицах Сарыгина и Сибиряков-Гвардейцев водители в прямом смысле уносили с проезжей части столкнувшиеся легковушки. С ближайшей стройки на перекресток проспекта Шахтеров и улицы Терешковой выбрался бульдозер, деловито рыча, принялся утаскивать к обочине огромные, поврежденные в результате аварии фургоны.
  К счастью для Кемерово, Парвус и Троцкий местного масштаба оказались затерты где-то в глубинах стальных торосов. Сама судьба не предоставила неоформившимся подпольным лидерам шанса воспользоваться удобным моментом. Махровые жулики и отъявленные мародеры разбегались по темным углам, звериным чутьем уловив возвращение нормального порядка. Как лед весенней Томи уплывали заторы с городских транспортных линий. Американские ракеты с ядерным подарком нобелевского лауреата Обамы в небе так и не появились, хотя блеск их металлических спин продолжали видеть над облаками многие бездельники. Критический пик безумия остановил подъем, город успокаивался. Здравомыслие медленно и уверенно надвигалось на хаос. Кое-где жизнь уже входила в привычную колею. До окончательной победы оставалось взойти на Эверест, но подножие немыслимой горы уже сдалось.
  Ликующе крича, группа парней вылетела из дверей вокзала, расталкивая скопившихся на перроне людей, с грохотом и звоном погрузилась в вагон. Шумная ватага могла не спешить. Радоваться тоже было нечему. В связи с тяжелейшей обстановкой на дорогах Кемерово ребята опоздали, но отправление поезда задерживалось на неопределенное время.
  Уже устав сидеть в пустом купе, Иван Иванович прогуливался по платформе. Удобнее устраивая на голове теплую фуражку, он то и дело поправлял на плечах капюшон кожаной куртки. Одежда была новой, непривычной. Проходя мимо колонны здания, Петров остановился. Взгляд его, вначале рассеянный, устремленный куда-то вдаль, сделался ясным. Именно отсюда, из тени за колоннами Ивана Ивановича окликнул Червонец, закрутил все так изуверски хитро и быстро, что Петров не справился с ситуацией. А теперь, как не оправдывайся, он остался виноват, очень во многом виноват и наедине с собой чувствовал себя особенно неуютно. О судьбе Артурчика и девушки Иван Иванович даже не догадывался. Целый город лихорадило, если не вся пятиэтажка, то подъезд дома нуждался в капитальном ремонте. Десятки горожан бесследно пропали этой страшной ночью. Тысячам кемеровчан надолго запомнится безумное утро и не менее полоумный ранний день. Недостойного Червонца ему было все-таки жаль гораздо сильнее, чем всех остальных. Пусть бы окликнул сейчас, показал нос из тени, оглядел перрон на шпионский манер, предложил снять ничем не примечательную однокомнатную квартиру по баснословной цене.
  - Тоже до Тайги едете?
  Услышав голос, Петров резко обернулся.
  - Простите, вы мне?
  Дородный молодой мужчина с несколькими подбородками, обвисшими щеками, добродушно заулыбался. Девочка лет пяти, которую он держал за руку, будто маленькое зеркало повторила улыбку.
  - До Тайги, потом сделаю пересадку и отправлюсь на восток. Командировка закончилась, возвращаюсь домой, - сказал Иван Иванович, знакомым жестом трогая гладко выбритый подбородок. - Вы, наверное, местные?
  - Анюта у нас коренная кемеровчанка! У бабушки живет. А мы с женой в мелкотравчатом поселке живем, между Кедровым и Мазалово, на речке Украинка. Может слышали? Каждый отпуск здесь проводим. Собираемся в Кемерово переезжать, да все не получается. Банально не хватает средств. На будущий год Анюте в школу, обязательно нужно переезжать.
  - Разве у вас в поселке, в Тайге нет школы?
  Мужчина и девочка опять одновременно одинаково улыбнулись, одновременно одинаково прищурились, будто им в глаза вдруг ударило яркое солнце. Только улыбаясь, болезненно толстый мужчина и хрупкая девочка, совершенно лишенная дополнительных подбородков и дряблых щек, вдруг становились поразительно похожи.
  - В Тайге есть все, даже тигры. А в Кемерово у нас множество родственников, да и выбор работы побольше. Согласитесь, штука немаловажная.
  - Значит, провожаешь папу, Анюта?
  - Провожаю папу, провожаю маму, - вздохнула девочка. - С бабушкой скучно.
  Погрустневшее лицо малышки объяснило Ивану Ивановичу то, чего он не успел уяснить из короткого разговора. Отпуск родителей закончился, родители уезжают. От Кемерово до Тайги примерно полторы сотни километров. Поездка на самом неторопливом поезде отнимет три часа. Вдвое, даже вчетверо дольше, такова специфика дорог в сибирской глубинке, придется красться до их маленького поселка. Получается не слишком много, но иногда даже три минуты нелегко выкроить в плотном графике современной жизни. Возможно, кто-то из родителей заскочит к дочери через неделю или месяц, возможно, оба появятся на Новогодних Каникулах, неизмеримо более желанные, чем подарки, разукрашенная елка, дед с фальшивой бородой и такой же липовой внучкой. В худшем и, кажется, исключительно невероятном случае, ждать встречи с мамой и папой придется до следующего отпуска. Пройдет еще половина часа, час, максимум два, и бабушка поведет заплаканную Анюту домой. Кроме пятилетнего ребенка, во всем Кемерово, пожалуй, сейчас не нашлось бы человека, которому очень сильно хотелось, чтобы поезд на Тайгу не отправляли вообще никогда.
  - А знаете, ночью дом сгорел? - спросил молодой мужчина.
  - Нет, - покачал головой Иван Иванович.
  - Пятиэтажный дом, напротив вокзала. Говорят, взрыв бытового газа. У нас под окнами пожарные машины так и сновали. А на Кузнецком мосту, говорят, бомба подорвалась. Старая, еще царская авиационная бомба. На складах местной ракетной части случайно завалялась. Говорят, везли на утилизацию в Вашингтон, только что-то недосмотрели. Слышали взрыв?
  - Нет, не слышал. Повезло снять квартиру в тихом районе. Недалеко отсюда. Ночь прошла совершенно спокойно.
  - Действительно, повезло. А мы с Соборной насилу добрались. Хорошо, раньше выехали, подгадали до того, как трамваи остановились. Пробка. Мост ведь закрыли, вот транспорт и скопился. Ничего, разберутся. А когда Анюта с бабушкой поедут домой, в городе уже воцарится полный порядок. Ночную грозу, вы, наверное тоже не слышали. Поразительное явление природы. Не припоминаю грозу поздней осенью.
  - Анюта, - поспешно произнес Петров, пока словоохотливый отец девочки не продолжил тему ночных происшествий. - Когда я был таким маленьким как ты, мои родители тоже часто уезжали. Подожди минутку, у меня для тебя найдется кое-что интересное.
  Оставив собеседников в удивленном ожидании, он скрылся в тамбуре поезда. Вернулся Иван Иванович не через минуту, но отсутствовал не слишком долго. Наверное, Петров спешил, потому что щеки у него раскраснелись. Девочка раньше отца заметила, что у Ивана Ивановича появился аккуратный клинышек профессорской бородки, и шикарные, чуть подкрученные гусарские усы. Впрочем, малютка не видела Петрова ни профессором, ни гусаром, а только как доброго чудаковатого волшебника. У обычных людей борода и усы ведь растут гораздо медленней.
  На руках Иван Иванович держал большую игрушечную собаку. Правое ухо лохматого пса торчало, левое опускалось до груди. Сильнее всего собака напоминала овчарку, в тоже время пытаясь установить некоторую степень родства с бассетом, реджбеком, коккер-спаниэлем и пекинесом. Шею пса охватывал красивый ошейник с огромной подвеской желтого цвета, выполненной в виде еловой шишки. Впрочем, даже без украшения собака выглядела как очень и очень дорогая игрушка.
  - Возьми, Анюта. Этот друг будет с тобой столько, сколько ты захочешь. Этот друг не умеет разговаривать, зато он самый гениальный слушатель на свете. Рассказывай ему сказки, и вам обоим придется навсегда забыть о скуке.
  - Ну что вы! Такая вещь, - смутившись, начал молодой мужчина.
  - Если всерьез соберетесь переезжать, взгляните на ошейник, - прошептал Петров, пощипывая гусарский ус.
  - Ну что вы! Мы ведь с вами совсем не знакомы.
  - Понимаете, моя командировка оказалась непростой. Было много событий, переговоров, много встреч с исключительными, замечательными и... другими, очень своеобразными людьми. Имен некоторых я не знал, и вообще-то никогда в жизни не хотел бы узнать. Лица скоро сотрутся в памяти, звуки голосов умолкнут, происшествия забудутся. Когда я буду вспоминать командировку в Кемерово, хочу помнить только улыбку настоящей кемеровчанки.
  - Не нужно, не нужно! Зачем?
  Иван Иванович показал взглядом на ребенка, и отец замолчал.
  Обнимая собаку, девочка стояла, боясь пошевелиться, наверное, даже опасаясь чересчур глубоко дышать. Поблагодарить Ивана Ивановича за подарок она забыла, но счастливейшее лицо ребенка говорило больше, чем в принципе способны передать слова самой искренней благодарности. На ресницах Анюты появились крошечные блестки слезинок. Собака была слишком крупной, непомерно тяжелой для девочки, только она не могла расстаться с игрушкой, которая, разумеется, вовсе не казалась ребенку обычной вещью.
  - Как его зовут? - волнуясь, спросила Анюта.
  - Ах, какой я забывчивый! Друзей нужно срочно представить! - воскликнул Иван Иванович. Важно подбоченившись, Петров надулся, смешно и церемонно отставил локоть. Стало заметно, что в полузакрытой ладони у него зажат маленький каменный амулет. - Анюта, представляю тебе Собакина по фамилии Колбаскин. Уважаемый Собакин Колбаскин, пожалуйста, познакомьтесь. Это Анюта, настоящая кемеровчанка.
  - Собакин Колбаскин, - зачаровано повторила девочка. - Дяденька волшебник, как вы сами останетесь без друга?
  - Анюта, какой же волшебник обходится без друзей! - засмеялся Петров. - Из Кемерово я увезу улыбку настоящей кемеровчанки и нового славного друга!
  Иван Иванович пронзительно, совсем по-мальчишески свистнул. Из вагона немедленно выглянула поджарая лохматая собака. Вид пса погрузил бы в глубочайшие философские размышления прославленного булгаковского Шарика, а знатока-кинолога, если бы специалисту по какой-то нездоровой причине вздумалось вывести генеалогическое древо этой невероятной благородной дворняги, мог запросто довести до умопомешательства.
  Выскочив на перрон, пес побежал по асфальту, словно нарочно показывая всем собравшимся, насколько он ладно скроен, силен, молод и чертовски хорош собой. Потешный странный гребень из растущих на спине волос раскачивался при каждом движении собаки. Оказавшись у ног Петрова, Собакин Барбоскин умными внимательными глазами поочередно оглядел людей и, подпрыгивая, залился веселым лаем.
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"