Аннотация: Повесть-сказка. Вроде написалось. А чего написалось? Сам не знаю. Буду рад комментариям. Не сильно я в сказках шарю)))
Я люблю, когда весеннее утро проникает через узорчатые занавески, вязаные крючком, словно сквозь кружева. Уже можно без опасения, что холодный ветер ворвется на террасу, открыть окно, поставить на застеленный плотной синей тканью стол поднос с маленьким серебряным кофейником и фарфоровой чашечкой с двумя целующимися ангелочками, распечатать бумажный пакет, в котором дожидались две круглые маковые булочки. И сидеть, глядя на старый сад.
Хорошо. Терпкий, горячий напиток бодрит и отвлекает от цветных снов, которые еще витают по комнатам неясными призраками. Солнце медленно скользит между ветвей, осыпанных бриллиантами ночного дождя. Набухли почки, кое-где уже раскрылись первые листочки и появились розовые бутоны. Не сегодня-завтра маленький островок уединения превратиться в океан цветов и аромата.
Я вдохнула воздух. Хорошо. В моем одиночестве. В моем уединении.
Неспешность во всем. Вчерашняя теплая накидка на кресле у двери уже утратила тепло, но не перестала рассказывать сказки дрёмы. В полуоткрытой дверце шкафа улыбается глиняная мышь-копилка. На деревянном полу распустились розами тени от занавесок.
А я пью кофе. И никуда не спешу.
Можно выйти на улицу и побрести улице мимо частных домиков к основному городу. Дойти до рынка, выбрать для ужина пару круглых пушистых персиков с красноватыми бочками. В обед замесить тесто и приготовить ароматный пирог. Можно зажарить на игривом огне карпика. Или нет, лучше пусть догадается душа, какую сладость она изберет.
Я потянулась за расческой, и расческа прямо с подоконника скользнула мне навстречу, готовая услужить. Ее зубчики мягко расчесывали седые волосы, убирая всю длину на затылок, в то время пальцы скручивали маленький и аккуратный пучок.
Ну, где моя сумка?! Вот ты куда запряталась, проказница. Подождешь на пороге, а я умоюсь на улице. Холодно, но так приятно. Вот и солнечные зайчики запрыгали по ступенькам, пока я тревожила старые доски и заставляла те недовольно скрипеть. Люблю утро. Можно идти и не опасаться. Можно смотреть на людей. Спешащих, странных, разных. Почти всех я знаю в лицо. Городок небольшой.
Многие ездят на автобусе в центр, трудятся на заводе. Некоторым повезло чуть больше, и они нашли работу в каких-нибудь конторах, где перекладывают бумажки. Но самые мои любимые - это мамочки, что сидят дома с детишками. В нашем городе их всего три - Василина, Марианна и Карина. Каждая - красавица. И у каждой такой замечательный характер. Их детишки дразнят меня старой ведьмой. Наверное, потому, что я всегда беру с собой на прогулку большой черный зонт.
Но я не обижаюсь. Отчасти у каждого из нас есть своя волшебная тайна. Свой потайной кармашек. У меня вот - дом. Не помню даже, когда я в него переехала. Или дом переехал со мной из другого города? Впрочем, совершенно не важно. Главное другое: то, что он вписался в улицу, оброс садом и прекрасно себя чувствовал. Иногда я даже замечала, что именно по весне дом каким-то образом сам себя латает и подкрашивает. А еще бережно охраняет ласточкины гнезда. У меня живет их ажн целых три семьи.
Да, дом - самое главное для любого человека. Не квартира. Не временное жилище. Дом, который становится частью тебя. И каждая его комната, каждый уголок по отношению к тебе - благосклонны. Или нет? У вас по-другому... Сочувствую.
Я обернулась на своего друга, улыбнулась каждому окошечку и отворила витую калитку, за которой начиналась асфальтовая дорожка. Теперь можно и погулять. Остановилась и задумалась, что же это я забыла: сапожки резиновые надела, шаль накинула, сумка со мной. Зонтик! Да, трудно, если не на что опереться и негде укрыться от дождика.
А вот и он, прыгает по дорожке. Лишь бы соседи не увидели этакого хулиганства. Запыхался, заклепка на тонкой талии дрожит.
- Успел. Спрятался от бабушки, - ласково скользнул в руку. Теперь уж можно в дорогу.
Мимо Дома культуры, мимо старого парка, в котором дворник, дед Ахом, метет мусор, оставшийся после зимы, и ругается на столичных лыжников и гуляк, которые природу не уважают, да всякую кока-колу оставляют. А вот и улицы светлые, большие. Людей почти нет. То-то и оно, что уехали на работу. Лишь машина грузовая у подъезда пятиэтажки да люди незнакомые. Приехали? Осесть собрались.
Я удивленно брови приподняла. Ой, как интересно! Хотела засеменить вперед, да только сзади как бухнуло, как стрельнуло, что даже ноги от страха подкосились.
- Ах ты, безобразник! - заругалась на Василька, сына старшей из мамаш Василины. Дамы высокой, фигуристой, белолицей, черноокой и черноволосой. - Вот мамке скажу...
- Не сказешь... - картаво задразнился Василь, язык показывая и вокруг меня бегая, изображая из себя то ли машину какую, то ли вертолет. Чертеняга, а не мальчишка... И папка у него - черт известный. Мужик огроменный, угрюмый. Главный в этих местах. Как же он чужих в город наш пустил? Неужто такая печаль, что даже квартиру позволили выкупить.
- З-з-з-з, - делая третий или четвертый круг, мимо меня пронеслась чудо-техника в виде махающего руками Василя. - Узе целое утро разгрузаеюца, - прогудел он. - Мамка сказала, с Масквы приехали. Масква, ба, хде?
- Далеко, - улыбнулась я мальчишке. - Вот если на автобусе сперва, потом - на поезде, потом - на электричке. С утра значит?
- Да, вдвоем приехали. Сначала на электричке, потома - на поезде, а потома - грузовик нашелся.
Я опять улыбнулась Василю. По голове погладила. Пошла медленно, за грузчиками наблюдая да вещи незнакомые примечая. Диван на дорожке стоял синий, старинный, ручки деревянные, изогнутые. Коробки закрытые, скотчем заклеенные. Еще шкаф. Я такие лет сто назад видела - пузатый, а наверху коняшка крылатый вырезан.
Точно, неспроста переселяются. Остановилась неподалеку. Не видно хозяев. Только мужики из центра бегают. Эти за денежку все сделают аккуратно. Да и правда, сегодня каждый только на денежку и ориентируется. А ведь не всякую в руки брать можно. Некоторые ядовитые, некоторые - кровью запачканы, и уж почти все - слезами залиты.
Голову я повыше подняла, ладошкой от солнца прикрываясь и окна раскрытые разглядывая. Мелькнул в них женский силуэт незнакомый. Женщина немолодая, сильно худая, в косыночке. Повеяло от нее болью, болезнью повеяло.
Выдохнула я и слезинку утерла. Ничего. Все теперь наладится. Раз главный разрешил, то так тому и бывать.
- Одна женщина приехала? - спросила я у не отставшего мальчонки, который теперь зигзагами пересекал улицу и именно в этот момент летел мимо меня. - Где приятели твои?
- Санька наказанный. Вчела спички жег на траве. Подпалил штаны. А Котька спит еще. Фсю баталию звездную пропустил. З-з-з-з!
- Понятно! - закачала я головой. - Сухостой нельзя жечь. Пожар будет. Живое погибнет.
- А я ни зог, я смотрел, - оправдался Василь, подскакивая на месте, точно лошадка, и тут же ответил на уже звучавший вопрос: - Сына с ней! Вона! - и он тыкнул пальцем куда-то дальше по улице. Ф маказин бегал.
Я оглянулась туда, куда указывал мальчонка. Прищурилась подслеповато. Яркое солнышко сегодня, горячительное, стекает оно на землю, радуется... Призывает живое расти, а мертвое - скорбеть. Может, скоро мать-и-мачеха золотыми солнцами вспыхнет на пригорках то тут, то там, рассыплется звездочками на сырой земле, как на небе. Может, камни, что за городом свалены, цвет поменяют, высохнут. Вспомнят, как были храмом древним, урочищем волшебным.
Вот шла ко мне навстречу тень, не человек. Не видела ни лица, ни образа... Ближе и ближе, а прочитать так и не удавалось. Метров двадцать нас уже разделяло. Тень нового жителя уже моих сапожек коснулась - длинная такая, худющая. А солнце все мешало и мешало, а тут еще из соседнего дома Котька вырулил, младшей из матерей Карины. Рыжими вихрами энергии всю улицу занял, завопил что есть мочи:
- Вааааааааааааааася! - и давай лужи с разбегу перепрыгивать.
Василь на призыв отозвался, зашумел, загудел мотором. Этого было достаточно, чтобы отвлечься и главное пропустить. Прошагала мимо тень, быстро в подъезд нырнула. И когда успела? Ускользнул от бабушки. Нехорошо.
Я еще несколько минут помедлила да и забылась. Утро весеннее. Детишки, словно воробьи, в тепле купаются. И день такой славный намечается. Вспомнила про пирожок, про карпика, про угощение вечернее. Про домик. Успокоилась. Встретимся еще.
Значит, сегодня не время тревожить новых жителей.
А потому поспешила я на рынок наш. Между прилавками походила, приценилась. Персики сами в сумку прыгнули. Карпик тоже вроде не сопротивлялся. А вот сок в пакете сумка брать не возжелала. Пришлось в руке нести. Подумаешь, какая привереда! Сахара много, видите ли, не натурально. Но хочется ведь иногда.
Проковыляла я с покупками обратно - уехал грузовик. Никого на улице. Только несколько коробок остались без присмотра. Так и не возьмет никто. У нас в городе чужое не берут. Иногда даже и подарки не принимают без лишней необходимости. И мальчишки куда-то запропастились. Нехорошая догадка мелькнула, что опять за поджог взялись. Пострадают букашки-таракашки от детских шалостей, а то и чего похуже случится. Кинулась к пустырю решительным образом, ноги топают, зонтик от возмущения дрожит.
Гляжу, и правда мои милые хулиганчики у травы стоят. Вот именно. Понурые головы опустили, а перед ними - та сама... ТЕНЬ.
Она-то их и отчитывает. То на траву показывает, то на небо, то вообще вроде как что-то изображает и гневается. Мне бы хоть капельку информации ухватить, прочувствовать. Но нет, глянула вперед - парнишка высокий проявился. Волосы длинные, цвета мышиного, в хвост убраны. Этакие прически в древние времена носили. Профиль нордический, кожа белая. Обернулся ко мне неожиданно. Я даже обомлела. Никогда таких глаз не видывала. Солнечные зайчики в них играют, переливаются, серые облака с голубым небом меняются. Не глаза - стихи. А судьбы на теле не начертано. Ни строчки. Словно кто-то постарался и стер. У таких вот людей и памяти не бывает, и поступки и мысли их условностями не управляются.
Запахнулся паренек в куртку старенькую, руки в карманы сунул.
- Здравствуйте, - пробубнил.
- Здравствуй, милый, - постаралась я быть как можно ласковее. - С приездом тебя и маму твою в наш городок.
- Спасибо, - кивнул вежливо в ответ и немного отстраненно. - Тут вот, - и новый житель протянул мне коробок со спичками.
- Ах, проказники! - улыбнулась я и двум пацанятам, что все это время рожи друг другу корчили, погрозила. - Уж и ругаем их, и учим, каждый год все равно горим. Так надолго вы к нам? - тихонечко перенаправила я разговор.
- Не знаю. - паренек пожал плечами, глаза в сторону отвел и замолчал. Чудно так замолчал, словно задумался. Но увидеть, о чем опечалился странный гость, я до сих пор не могла, а потому решилась на просьбу:
- Не поможешь ли мне сумку донести? Тут недалеко. Заодно и оглядишься. Мать тебя не потеряет?
- Не думаю, - мой молоденький знакомый послушно принял сумку в руки. - Куда идти? - спросил он.
По аллее тенистой, по дорожке с выбоинками. Туда, где деревья набухли от натужного ожидания. Там стоит мой дом. Там, как на острове, есть и моя тайна...
***
- Вы здесь живете? - парнишка остановился перед калиткой, за которой, скрытый ветвями многоруких деревьев, таился дом, удивленный тем, что я привела сюда незваного гостя.
Дом не задавал вопросов, а просто старался быть неприметным.
- Да, - кивнула я, принимая обратно сумку. - Спасибо, молодой человек, за помощь.
- Меня Костя зовут. - парнишка почему-то смутился. - Простите, что я сразу не представился. У нас, в больших городах, это не положено так - запросто.
- Я ведь тоже имени не назвала. Светлана Сергеевна. Можно просто баба Света. Ни к чему нам вежливые расшаркивания, - и я сама не знаю почему сделала смешной реверанс, вызывая на опечаленном лице Кости короткую, но необыкновенно солнечную улыбку. - Ты осваивайся, погуляй, присмотрись. Люди у нас добрые. Отзывчивые. И если чего потребуется, приходи в гости. Вот, хотя бы книжку выбрать. У меня библиотека большая, старинная. Думаю, тебе понравится.
Зачем сказала? Ух, до чего болтливая. Язычок прикусила. Еще раз улыбнулась и за калитку скользнула поскорее, как за единственную защиту. Чего, старая, кокетничаешь? Ну, симпатичный... Ну, глазастый. Ну, голос терпкий да сладкий. Видать, припекло любопытство - прочитать с парнишки информацию не можешь...
А разве твоя забота знать, что и к чему? Зашагала я бодро по дорожке, оглянулась и вздохнула облегченно. Ушел. Подумаешь, пригласила в гости. Ведь не придет ни за что. У него сейчас забот ни в проворот. И у меня дела найдутся.
Я тяжело поднялась по ступенькам и входную дверь распахнула. Соскучился. Ох, молодец какой! Кофейник помыл, чашечку помыл, все на полочки убрал. И даже вон бельишко стопочкой сложил на табуретке. Поклонилась ниже пояса.
Ни у кого нету такого помощника и охранника. Некоторые дома высокими заборами окружают, собак злых на цепи сажают, колючей проволокой периметр окручивают.
Ко мне вряд ли кто без спроса полезет. Да и с плохими намерениями внутри не надолго задержишься.
- Какое тесто делать будем? Ванильное, чтобы сладкие песни ночью слушать? Или изюм добавить для доброты намерений? - задумалась я, шаль снимая с плеч и за мукой и яйцами направляясь в специальную кладовку. - Или чуточку цедры лимонной, когда горечь перестаешь суеты земной ощущать, а только привкус прошлого на языке тает?
Половицы в ответ заскрипели, затяжно запели... И я вспомнила про корицу в баночке на самой нижней полке. Конечно, именно корица. Аромат будет мягким, словно дым. Аура откроется цветком. Не останется преград.
Неужели опять о мальчишке задумалась. Странно. Вышла на солнце. В зеркало круглое поглядела: почему колдуньей кличут? Зло никому, вроде, не делала. Просто не прижилась в новых условиях. Много у городских желаний. В больших городах продыху нет. Пока клубочки распутаешь, сама вся по шею, запутаешься в хитросплетениях судеб человеческих. Здесь у нас тихо. Свежо. Иногда даже морозно от отдаленности. Каждый на своем островке плавает. Разве что у тех, кто в квартирах обитает, простору поменьше. Так у них и человеческого больше. А последние годы вообще много просто людей стало селиться. Все муж Василины - с понятиями особыми начальник.
- Нам от нынешних времен нельзя отнекиваться и скрываться. Пусть живут те, кто придет. Человек везде теперь. Да и не поймет он ничего, и вреда особого не нанесет. - говорил старый здоровый черт. Конечно, на хвостатого и рогатого не похож. Но ведь не скроешь натуры. Так ведь, Ясень Криворукович? Ой, ладошками рот закрыла и воспоминания о давнем разговоре заслонила от вероломных подглядов.
Разве она против? Живут же люди и не мешают, пользу приносят иногда. Вот, Ясень и хозяйство сельское поднял. И даже еще два раза женился. Василина-то всегда его женою была. А вот Марианна от мужа-злыдня сбежала. В городе она с синяками да увечьями появилась. И сразу ей квартира сыскалась. И помощь от местных нашлась. Кто мебель подарил, кто посуду, кто одежду принес, а кто слово доброе. Глядь, через месяц, очнулась девка от дрёмы, заулыбалась. Не просто, с намеком. Это потом я узнала, что сама Василина мужа уговорила парнем удалым обернуться и в гости к Марианне-златовласке напроситься.
Ну, осуждаете что ли? Зря. У чертей всегда так заведено, чтобы семью большую иметь. Да и не знает Марианна правды. Как и Карина, что почти в то же время в город хромоножкой приехала. Нога у нее высохла, болезнь за тело принялась. Померла бы девушка, если бы не чудодейственный настой и уход Василины.
Ой, заболталась... Вот голова какая! Пока тесто месишь, много чего вспомнишь. Про снежок белоснежный под Новый Год. Про то, как три женщины беременные в городке объявились. Как счастливы они были со своими мужьями. То есть с мужем, что запросто троился. Как вечером на санках с горки катались.
А я то? Я ведь наверху стояла и улыбалась. Коли девушкам в людском мире плохо было, то пусть тут повезет. И Ясень их потянет, и Василина от напастей убережет. Лишь бы не уезжали. И еще я ведь снега тогда вволю натрясла для настоящего веселья...
А что же, шесть лет минуло с той зимы. Вон мальчишки как поднялись! Улыбнулась тихонечко, зажмурилась под солнышком, заполнившим все окна террасы.
Под мягкими пальцами нежное тесто гуляло послушно, кружевными узорами старых сказок менялось, превращаясь в саму доброту, в чудесную розовато-желтоватую сдобу дня.
Коричнево-красным вздохом поднялась в воздух корица и устремилась в самую сердцевину моего кулинарного шедевра. Если чуточку переборщить, то все старания будут испорчены, а волшебство воспоминаний, морозного вечера уйдет навсегда. Тогда никакие персики не помогут пирогу. Доброта, лишь доброта и радость создают такие шедевры, откусив от которых, плывешь в высокое небо или лежишь, касаясь ладонью мягкой травы. И тогда не важно, сколько ты съел, ибо ты уже вкусил.
Я очнулась от размышлений, когда от моей маленькой печки исходил незабываемый аромат. Аромат семейных разговоров, единения сердец... Именно в такие моменты люди переходят на, казалось бы, банальные разговоры ни о чем - о детях, о мужьях и женах, о приготовлении пищи, засолке огурчиков и прочих пустяках. Но лишь тогда ничто не мешает этим самым людям чувствовать близость и не ранить друг друга глупыми обидами и воспоминаниями, которые они несут через всю жизнь и хранят, как настоящее сокровище, впрочем, не стоящее и минуты истинного счастья.
Я сняла с гвоздика прихватки, я открыла дышащую паром духовку... Щеки покраснели от удовольствия. Вот он! Здравствуй, мой пирожок... Ты вовремя поспел. Почти так же быстро, как поджарился на золотистом маслице карпик.
Хотела уже понести свое сокровище к столу, но внезапно услышала странный звук. Нет, не внутри дома, что выглядело бы весьма странно, а снаружи. Словно кто-то скребся за калиткой. Интересно! Почти четыре? Неужели я так долго каталась на санках? Никому нельзя об этом знать и видеть, что на волосах еще тает снег воспоминаний.
- Иду-иду! - я стряхнула таявшие на плечах снежинки и быстрым шагом направилась к двери, в то время, как калитка открылась и впустила гостя. Гостя, которого я сама пригласила и которого не ждала. То есть, конечно, ждала, потому что зачем-то ведь купила персики, замесила тесто и сотворила заклинание.
Но как он пересек запретную линию и вошел в запретный сад? Неужто это я приотворила сердечко? Неужто посмела?
Дверь тихонечко заскрипела, и я увидела на дорожке Костю. Костя мялся на месте и не решался идти дальше. В тенях деревьев его тень казалась еще более черной и нехорошей, словно пожиравшей несчастного парнишку. И вновь я не смогла ничего прочитать ни с белого чела, ни с едва бившегося сердца. Странно, более чем.
- Костя? - притворно удивилась? Получилось? - Ты что-то забыл?
- Да, - тот кивнул и смутился. - Дошел до дома и вдруг в руках ваш зонтик обнаружил.
- Ой, спасибо, Костя! Спасибо, что принес. - засуетилась я, выходя на крылечко.
- Мама сказала, что вы будете волноваться. Я принес.
Конечно, принес. Конечно, только с моей вещью ты мог в калитку войти. Но теперь другой вопрос - как именно к тебе мой зонтик прискакал через весь город? Я с хитринкой посмотрела на стену дома. Так-так.
- Ты не стой там. Заходи в гости, - улыбнулась я. - У меня и пирог готов. Ну, решишься?
***
Парнишка шагнул на первую ступеньку. Могу поклясться, что именно тогда распустился первый бутон на старой, изогнутой и даже немного корявой яблоне.
- Вы сказали про книги, - продолжал мяться гость, и на лице его играл румянец заинтересованности.
Я кивнула. Конечно, в этом возрасте, так хочется читать. Или нет? Дети все больше играют на умных таких телевизорах, у которых есть мозг? Да какой там мозг? Корявое дерево и то умнее. Точно знает, что сегодня ночью не похолодает. Что уже пора. А тут - полуволшебство людей.
- Но сначала пирог. Мама, наверное, еще вещи разбирает и не успела...
- Мама спит, - немного жестко прервал Костик. Пришлось опять прикусить язычок. Да-да, болезнь. Сине-зеленая, ползучая гадина, которая поселилась в человеческом теле.
- Отдохнет, и все наладится, - я протянула руку и взяла загулявшийся зонтик, чтобы закрыть его в наказание в шкафу.
А Костик в это время переступил порог. Право, я не вмешивалась в то, как воспримет первого за столь долгое время гостя старый дом, у которого был весьма вздорный насчет посещений нрав. Бывало старушки-соседки не задерживались. То их прихватит, то кольнет, то вдруг дела обнаружатся неожиданные. Из-за стола вскочат и убегают, а теперь и вовсе никто не захаживает. Василина редко у порога мнется, если книгу какую требуется почитать по травам лечебным и снадобьям да муж ее приходит, землю копает, цветы помогает сажать. Но всегда дальше порога не суются. Понимают.
А тут рядом с парнишкой такая тень страшная пришла.
Зажмурилась я, развязки ожидая и слушая, как за дверцами шкафа беспокойно зонтик шевелится. А потом искоса на Костика глянула. Тот ботинки аккуратно снял, обнаружив на себе носки в черно-оранжевую полоску, шагнул на террасу и теперь с интересом оглядывался. А тень... она куда-то спряталась. Или вообще снаружи осталась? Ну, не бежать же проверять.
- Осваивайся, присаживайся, - услужливо предложила я, все больше удивляясь тому, какой все-таки странный сегодня, удивительно-приятный день. Пирог удался, гость пришел, деревья начали распускаться и дом мой не скандалит и не шумит.
Вон и приборы неожиданным образом для праздничного обеда на столе заветном оказались, хотя я их и не думала доставать. Чего же ты задумал, мой одноэтажный проказник?
Я переместила пирог на круглую тарелку и, собрав остатки решимости все же выведать хоть какую-то крупицу информации, направилась к столу, за которым теперь сидел мой юный гость, купаясь в весеннем солнце, игравшем на его еще кругловатом, но уже меняющемся в сторону мужественности, лице. Руки Костя положил на синюю скатерть, и теперь рукава его оранжевой душегрейки, ярко контрастировали с глубоким цветом ночного неба, как иногда оранжевая луна контрастирует с темнотой ночи.
- Ты любишь чай с мятой? - спросила я, ставя ароматное творение посередине стола и наблюдая за реакцией парнишки. Волшебство первым делом попадает в нос. И запах корицы почти не чувствуется, но потом - оторваться от угощения почти невозможно.
- Да, - тот кивнул. - У вас есть пакетики?
Я удивленно вскинула брови.
- Какая глупость. Я покупаю пачку крупнолистового. Завариваю в самоваре. Правда, электрическом. Это раньше сил было больше, и вода закипала на березовых палочках. Вот это была вода! С легким привкусом дымка... Но и теперь неплохо. Подожди. Принесу это чудо сюда. - я засеменила по половицам вглубь дома, скрывая внутреннее нарастающее беспокойство. Несколько минут, чтобы побыть одной и успокоиться. Несколько минут, чтобы получить ответы на незаданные вопросы. Дом охватил меня в теплые объятия комнат, ласково пожалел за одиночество и шепнул тихо о том, что это всего лишь волнение человека, привыкшего находиться в полном уединении.
Конечно! Кивнула я без лишних обдумываний. Самоварная беседа придаст сил, позволит на один вечер вынырнуть из глубокой проруби и увидеть солнце юности. Чтобы хранить этот вечер и этот пирог в теплом шерстяном носке до той поры, пока смерть не заглянет в дом. Тьфу! Глупая! Нельзя так думать. Ты должна помочь этому мальчику. Ты должна узнать, отчего это Ясень Криворукович позволил двум людям переехать в город?
В городе, конечно, много семей, коим назад дорога заказана. Вот дворник Ахом! В прошлом году ему исполнилось сто десять лет. А выглядит максимум на шестьдесят. Раньше приживалкой жил при какой-то конторе в столице, кашеварил начальству, ночевал в сторожке. Потом контору закрыли, и подался дед в путешествия. Шел пешком. Спал в лесу. Иногда деревенские молока и хлеба давали. А поздней осенью в старом пальто прилег на скамейке автобусной да так чуть и не замерз, если бы мимо Марианна не проезжала. Она тогда за лекарствами ездила, на автобусе поздно возвращалась. Автобус остановился. Глядит, свернулся комочком человек. Во сне разговаривает, жалуется... Так и подобрала бедолагу.
Вышла я к Косте из комнат с батюшкой-чайником, серебристыми боками посверкивающим, налила воды ключевой, включила. Сидим, ждем, ароматом пирога питаемся, дожидаемся удивительного чаепития. И гость мой, вроде, не спешит, и мне спешить некуда.
- А книги... - парнишка на стуле нетерпеливо привстал. - Пока чай не готов... - просительно заморгал он.
- Конечно, это же самое главное, - закивала я. - У тебя раньше большая библиотека была?
- Огромная. Много поколений собирало, - подтвердил Костик, засеменил за мной полосатыми носочками. Забавно. Словно кот какой! - Только пришлось распродать... - тихо добавил он, и веселая ниточка, которую я так стремилась сплести из беседы, вновь оборвалась. - Потом мама заболела. Нужны были деньги. Мы их тратили, потом вещи продавали, но ничего не помогало.
Конечно, денежки такие. Когда меняешь их на желание выздороветь, частенько страшные болезни не уходят. И взамен приходят слезы, которые с каждой бумажечкой болью по миру распространяются. Проклятием человеческим.
- Теперь все позади, все наладится.
- Нет, баба Света, этого не случится. - Мы остановились перед полками книг. Давно я в этой комнате занавески не открывала по личной причине. Боялась, что проскользнет наружу какая-нибудь слишком шустрая книжка и захочет сама себя прочитать на забаву, превратив кого-то из людей в главных героев. Но для гостя сделаю исключение.
Уверена, что Ясень не из-за смертельно больной матери квартиру в городе отдал. Все дело в Косте.
-Вот эту! - парнишка потянулся к занимательной географии древнего мира.
- Бери... Правила знаешь? Не мять, не рвать, внутри ни карандашом, ни ручкой не писать, бережно перелистывать и... - короткая пауза, - читать от корки до корки.
- Понял. Согласен, - Костя кивнул, а в это время, точно в срок, зашумел призывно самовар.
Помню, в тот сахарный, корице-персиковый вечер, я и Костя впервые вместе отведали по кусочку волшебного пирога. И говорили-говорили-говорили, пока сирень сумерек не стала опускаться на город. Иногда мне казалось, нить разговора вьется сама, а иногда - что магия дома ведет ее куда-то в сторону. Но когда гость заторопился домой, на улице уже все превратилось в тень, а я не так и не смогла разглядеть, что скрывается зато ли проклятием, то ли наваждением. И еще долго сидела на ступеньках после ухода парнишки, понимая, что даже в нашем городке нашелся-таки человечек, о котором я ничегошеньки не знаю, кроме ужасной истории о болезни его матери. О крахе надежд и о долгом и горестном переезде из столицы в уездный городишко.
О новом поселенце, о его внутреннем потаенном - ни звука, ни мысли, а лишь догадки и изменения настроений на бледном лице. Странно.
***
Ночка-ноченька проплывает по небу на месяце, ведет за собой барашков-облаков. Расчесывает их пушистые колечки, вьет из полученной шерсти ниточку времени. Раскрываются бутоны, щелкают веточки в саду. Напыжился важным господином дом. А мне так уютно и тихо под пушистым одеялом сны смотреть.
Будто кружусь по ветру легкой былиночкой, будто звеню веселым комариком - над озером круглым, над травою, что из земли пробивается, над деревьями да над полем, где трактор главный черт оставил до раннего утра.
А еще - над городком пролетаю. Каждого жителя пересчитываю. Одна у нас улица, зато столько переулочков. Четыре пятиэтажки, а остальное - частные дома и сады. Вот придет весна, розовыми и белыми лепестками дорожки покроются. И поднимутся в танец, когда ветерок подует, чтобы надеждой и счастьем души наполнять.
Но не смотрит теперь месяц в одно лишь окошко. И ярче ночи горит там ночник. Тихим умирающим листочком лежит на кровати женщина. Глаза закрыла, дышит часто. И я чувствую ее боль и ее страх.
Вот сяду на подоконник, потом - на стул, потом - на одеялко, поглажу по щечкам, сниму испарину, облегчу страдание. Не бойся, теперь ты не одна. Теперь ты с нами живешь. Мы тебе поможем. Забудь обо всем, забудь о прошлом дурном и глазливом, освободись от боли. Полетели со мной пушинкой вместе летать, смеяться и играть.
Раз, и мы уже по небу руками машем, словно птицы какие. Ты молодая и я - молодая! Нипочем нам года! И незачем смерти так бояться...
Стук! Что такое? Опять стук! Я глаза протерла и на кровати села. Сумерки утра за окном молочным туманом ползли по саду, предвещая еще один прекрасный день. Тело ломило от усталости. Неужто летала опять? Не может быть! Босые ноги спустила на пол. Вот - опять. Бьется заключенной птицей, ругается...
Ах я дура старая! Забыла про зонтик. Бедный всю ночь в темном шкафу простоял. Заковыляла на террасу да так и обомлела. Лежал на столе букет. Розы красные. Огромная охапка.
У меня рот раскрылся. Ничего себе! Когда ж это тебе, старая, цветы в последний раз дарили? А в первый? Хотела бы покраснеть, да только почему-то рассердилась. Это что же такое значит? Значит, что дом мой тоже сегодня летал пушинкой по небу. И куражничал, и развлекался, словно котенок какой маленький, а не представительный господин.
- Видел? А? - заругалась я с хриплотцой. - Вдруг вор! Вдруг злой человек бы залез. А ты, значит, с ночкой любезничал! А-а-а! - ножками затопала, мебель всю разбудила. Развернулась на пятках и обратно в кровать пошла, рубашкой длинной доски деревянные подметая, но мысли о цветах не давали заснуть. И зонтик в шкафу, было притихший, снова начал просительно постукивать.
Не, не дадут поспать. Видать, придется бабушке рано вставать.
Я быстро поменяла ночную рубашку на повседневное платье, причесала и уложила волосы в привычный пучок и вновь вышла на террасу, чтобы выпустить присмиревшего проказника.
Эх, видели бы меня люди! Ведь совсем с ума сошла. Чего разозлилась? Взяла охапку, зарылась носом в лепестках. И розы на вязаных занавесках вдруг начали алеть и наливаться жизнью, как и мои тайные воспоминания об единственной, такой далекой и такой волшебной любви. Да, не по возрасту, скажете. Но разве понять молодым, как глубоки эти сладкие, точно аромат цветов, мысли о прошлом? Разве когда-нибудь теряли они надежду навсегда?
Я глубоко вдыхала чистый, открытый аромат, не задумываясь о том, кто был моим тайным поклонником. Плохое настроение, дрёма отступали с первыми проблесками солнца, и ко мне вновь возвращалось солнце.
Кажется, им была залита вся следующая неделя. Долгие неторопливые прогулки, неспешные разговоры с Василиной о посадке на центральной клумбе новых сортов цветов, вышивание скатерти-самобранки для Марианны по вечерам под гудение проснувшейся мошкары. Любование на распускавшиеся деревья в городском парке на лавочке и неспешная беседа с Кариной, которая увлеклась вязанием.
И конечно, гости из столицы, к которым присматривались, с которыми общались и о которых по-доброму сплетничали. А еще розы, что почти пять дней не вяли в высокой, белой глиняной вазе.
- На рынок, баба Света? - мне навстречу этим утром вышел из огромной черной машины главный черт Ясень Криворукович. Был он росту за два метра, с темной кожей, вихрастой черной же гривой и совершенно белозубой улыбкой. - Ты бы сказала, я б тебе продукты на неделю закупал. А то вот каждый раз помаленьку носишь...
- Говорила же тебе, Ясенька, что костям нужно движение, - с благодарностью в голосе возразила я. - Да и тебя, и жену твою, и подружек моих, красавиц румяных повидать охота. А в четырех стенах - скучно одной.
- Так ты себе старичка заведи! - дунул в усы Ясень Криворукович.
Я ж в ответ только засмеялась и рукой махнула. Всегда эти черти советы дают смешные, не со зла. Крутят, вертят человеческими судьбами, вмешиваются.
- Вероятно, спутал меня с кем?
- Шучу-шучу, - чертяга руки поднял, будто сдавался, когда я шажочек на него один только сделала. Вот ведь, большущий, а бабульки испужался!
- Ты мне лучше про Костика и маму его, Пелагею, доложи... - полюбопытствовала я тихонечко, чтобы ни кустик, ни деревце не услышали. - Вроде на прошлом-то сборе договаривались, что нельзя нам больше людей пускать. Развеется чудодейство.
- Так да не так, - закряхтел недовольно Ясень. - Они когда первый раз приехали, зимой еще, сразу я почуял, что непростые. То есть матушка болеет, этот факт исключительный. Но вот мальчик... - замялся черт, начал в машине рыться и вроде как от разговора уходить, но от меня, когда любопытство распирает, никуда не денешься.
- Чего замолчал? Говори же!
- Волшебство, вот что! Редкое, древнее. Зачарованность! Понимаешь! Проклятие! Я такие лет пятьсот не встречал. И вообще, не стой под ногами, видишь, инструменты несу, уроню на ноги еще!
- Ишь, строгий какой! - запищала я и искоса посмотрела в ту сторону, куда в это время Ясень Криворукович таращился. Это он для посторонних тон сменил. Люди ж его за начальство местное принимали. Вот и старался чина не ронять.
На дорожке Костик стоял, матушку под руку держал. Пелагея была в пальто розовом, на голове косынка голубая, чтобы скрыть волосы выпавшие, лицо цвета землянистого, а глаза - такие несчастные. Видать, из парка возвращались.
- Здравствуйте, - тихим голосом сказала мать Костика. - Ясень Егорович, вы сказали, что могу обратиться... - легкая заминка, стеснение, а потом шажок вперед. - Но раз вы заняты...
- Да не занят, - черт открыто улыбнулся. - Просто зашибить боялся. Может, в дом пойдем? Там говорить будет сподручнее... А?
- Нет-нет, - попыталась 'отнекаться' Пелагея.
- Идемте, у нас чай липовый. А Костик вот пока бабушку проводит, поможет... - хитрый начальник подмигнул мне лукаво. И я - тоже в ответ. Пусть пообщаются. Пусть Василина поколдует. Даже если и не справится с болезнью, то хотя бы боль уйдет, и жизнь, короткая она или длинная, станет немножко светлее, да и я в этом подсоблю, по-своему.
А я с Костиком опять оказалась на том же месте, где мы в первый раз встретились - под ярким солнцем, когда черная-черная тень касается моих смешных резиновых сапожек.
***
- Доброе утро, - Костик с любопытством оглядывал хозяйскую машину, предназначенную не только для удобства достижения цели, но и для скоростной гонки по местным кочкам. Ведь любой чертяга любит - 'эх, погонять!'. - Это председательская что ли? Обалдеть! В такой глуши такая модель...
- Чего-чего? - не поняла я, не слишком сведущая в нынешних машинах.
- Джип Гранд... - парнишка огладил этого самого джипа, как доброго коня. - Прокатиться бы...
- Так в чем вопрос? Думаю, когда Ясень Егорович в поля отправится, тебя с собой возьмет. Ему помощник вообще нужен. Впереди лето. Денежку заработаешь... Ты ведь еще учишься?
- В прошлом году закончил. Думал, в институт поступать... - рука продолжала оглаживать механическое чудище. - Вы простите, что я книжку еще не вернул. Интересная...
- Так я и не тороплю. - пожала плечами, про службу родине вспомнила. Куда ему? Теперь мать вот из лапищ черных бы вытащить. И самому бы от проклятия избавиться...
Повела Костю вроде как прогуливаться, а сама все примечаю - подействовал ли пирожок за неделю, растопило ли тень странную. Нет, не читается. Вроде идет рядом человек, а все одно - ТЕНЬ.
И не похоже, что это болезнь и слезы сделали. Они, конечно, душу 'учерствляют' и скукоживают, но настолько никогда не пожирают. Остается хоть одна ниточка. Потянешь за нее, совьешь клубок, согреешь душу. Глядишь, а она уже тебе улыбается.
- А девушка у тебя была? - тихонечко так спросила, трепетно, на зонтик оперлась.
- Была, баба Света. Только сплыла давно. Теперь девушки ветреные, - отозвался холодно Костик и к дорожкам, что в парк вели, свернул.
Тут тени у деревьев синие, тут листочки на ветвях прозрачные. Ароматом от садов веет.
- А мама? Освоилась чуток?
- Освоилась, - кивнул отрешенно, голову опустил. И в мысли тайные погрузился.
Вот ежели даже в воду чистую да прозрачную смотреть, никогда не узнаешь, о чем размышляет.
Я остановилась у скамеечки старой, недавно Ахимом новым слоем олифы покрашенной. Устало опустилась. Ведь за ногами молодыми куда мне угнаться. Это зонтику все нипочем. А у меня дыхание заходится.
Костик, что меня уже на несколько метров перегнал, остановился, зашуршал по гравию в обратном направлении с лицом решительным и бледным и внезапно присел передо мной на корточки.
- Обещайте, что никому не скажете, - сказал он строгим голосом.
- Не скажу о чем? - не поняла я, платочком белым лицо вытирая. - Жарко сегодня...
- О том, что услышите сейчас, - так же строго продолжил парнишка, и глаза его, прозрачные, словно ручей, заиграли неземным отсветом.
Что же, тайны умею хранить. Блага земные мне давно не нужны, а людям иной раз так высказаться хочется.
- Неладно у вас в городе. - Костик снизошел на шелест ветра, что вот кружит-кружит по листве да и затихает внезапно. А я руки на коленочки преспокойно так сложила. Смотрю прямо, не отрываясь: чего же я такого в собственном городе не знаю?
- Не верите! По глазам вижу... - парнишка носом шмыгнул, прищурился. - Говорят, старики ко всякому слову с подозрением относятся. Вот послушайте, что со мной приключилось три дня назад.
***
Как темной ночью, синими красками выкрашенной да в звездное платье одетой, не спалось Костику, что лежал на своей кровати, запрокинув руки за голову и слушая непривычную тишину. Ни машина не проедет, ни крик пьяной компании не сорвется. Лишь слышится частое дыхание женщины, которая днем боль скрывает, а утром смиренно улыбается. Но ведь страдание глубоко не спрячешь, особенно если родной человек, если помочь ему нечем.
Это в городе большом не страшно - люди кругом, а здесь... Костик на постели своей, до сих пор убранной сел, глаза от непроступивших слез вытер и сам не зная почему за дверь выскочил, словно гнала его сила великая. Побыть одному... Повыть на луну. Хоть разочек! Хоть на секундочку. Ветром по улице промчался, плечом прохожего позднего задел да и нырнул в незнакомый, но теперь единственный для одиночества парк. На землю коленями опрокинулся и затих.
Тихо. Деревья стройными стволами в небо упираются, первая трава под ладонями ластится, словно пожалеть хочет. Вот бы синяя ночь покрывалом спустилась, сняла бы тени из-под глаз усталых, осветила их надеждой. Но что теперь от будущего ждать.
Оглядишься - беспросветно. Как в природе, так и в судьбе. Лишь плеск воды слух услаждает, играет песенку незнакомую... Или действительно.
Прислушался парнишка, на ноги ватные и бессильные поднялся, на отзвуки нежные отправился. Долго сквозь кустарник пробивался, ветки сопротивлялись, ругались нежданному гостю, домой его отправиться уговаривали, но Костик упрямым оказался. Вышел на берег пруда незнакомого да так и обмер - плывет по воде вроде лодочка-облако. А внутри сидит девушка прекрасная. В руках ее арфа. На голове с волосами распущенными, кудрявыми - венок. И вся эта девушка прозрачная-препрозрачная.
- Светит луна ярко, сны навевает сладко... Дрёмой в ветвях скользит да в облака манит, - нежное пение достигало слуха, лишая способности шевелится.
Бедный Костик даже моргать не смел. Что за наваждение? Неужто привидение? Отступил на шажочек по берегу назад да только поскользнулся и на заднюю точку в самую мокроту упал.
А привидение-то это самое падение увидало и давай смеяться:
- Ты, Костик, - сказало, - зачем же это в парке ходишь? Свидания ищешь?
- Нет, - дрожащим голосом ответил тогда парнишка. А лодочка совсем близко к берегу подошла и выплыла из нее прозрачная красавица, руку для помощи протянула.
- Негоже на земле сидеть.
- Да, - кивнул Костик согласно, зубами застучал, такой холод от девушки исходил.
Неужто убиенная? Неужто заморочит и в пучину утащит?
- Не бойся, человечек, худого не сделаю, - поглядела ласково, локон на пальчик стала накручивать. - Проклятие на мне великое. Здесь навеки останусь. - помолчала долго, а Костик все плечи растирал, не в состоянии хоть на секундочку согреться. - Но у тебя шанс есть. Тебе в твоем горе помогут, и чары с тебя снимут. Конечно, если сам захочешь...
- Чары? - поднял глаза на красавицу, задрожал пуще прежнего, когда она рядом присела и лицо парнишки ладошками прозрачными обняла.
- Так значит тебя заколдовали? - опять хотел пошевелиться, но хватило лишь на то, чтобы вдохнуть поглубже.
- Что я? Пустое... Облачко... Утром растаю. А ты человечек...
***
Я голову набок наклонила. Задумчивым взглядом парк окинула.
- Нету у нас привидений. Давно здесь живу, а от тебя, Костя, впервые такую сказку слышу... Приснилось, может? Новое место, воздух... Мы ведь неспешно тут живем, привыкли к таинству природному. Иной раз мне даже восход волшебством кажется...
- Нет, - взволнованно затряс головой парнишка, взрослея прямо на глазах. Как же это получилось? Ведь почти мальчиком еще недавно казался, а тут словно тонкая былинка, подрос и в плечах расширился. - Есть она. Что-то держит ее здесь...
- А какая она? - я пыталась проникнуть за тень, где человеческая душа открывается, но бесполезно только билась.
А ведь права ночная собеседница про проклятие. Точно мальчику сказала.
- Она? - удивился Костик. - Глаза ясные, светится, точно туман на солнце... Я не разглядел, - мучительно попытался еще что-то сказать да и выдавил: - Зря я вам это сказал. Не верите и не надо.
Сорвался Костик с места и быстрым шагом прочь пошел. Вот неожиданность! Неужели расстроился?
Я с усилием с лавочки поднялась, но парнишку окликать не стала. Молодость и порывистость обычно сочетаются с быстрыми сожалениями. Успеет извиниться. А пока подумать требуется, к пруду спуститься, оглядеться, почувствовать. Вот ветки сломаны, вот следы на мокрой земле. Здесь ТЕНЬ прошла, здесь к воде спустилась. Здесь Костик упал. Нет больше никаких следов, и солнце такое яркое в небе лучами играет, колдовство искать мешает.
- Эй, - с того берега Карина окликнула и рукой помахала. С ней муж - Ярослав Петрович. Вот черт! Везде поспевает. - Баба Света! Идите к нам. У нас пироги с капустой, вино... Посидим вместе...
- Сейчас-сейчас, - отозвалась приветливо. Придется пообщаться. Нельзя красавицу ласковую не уважить. Вот и Котька кораблики на волны пускает, с ними Василь крутится. Отправила погулять Василина неугомонного сорванца под строгим присмотром.
Но где же привидение?
- А не слышали новую сказку? - это я уже на плед шерстяной рядом с супружеской парой опустилась и бокал красненького приняла с великой благодарностью.
- Какую? - поинтересовался Ярослав, высокий белокурый мужчина, глазом красным на меня колдовским кося.
- Про привидение?
***
Городок шумел, словно перебаламученный улей. Горячее солнце распекало асфальт. Ясень Криворукович принимал новенькие грузовики для уборки будущего урожая. Семьи людей, что готовились к самой активной поре для получения плодов земных, высыпали на улицу и бурно обсуждали, на какие-такие деньги старый черт закупил такую дорогущую технику. Но больше их волновали другие, не менее взрывные сплетни про то, что с недавнего времени по ночам в окна влетает ужасное привидение и пугает горожан странным пением.
Шептались, что даже у виды видавших и жизнь нюхавших от страха ноги подкашивались, а еще, что в квартирах все превращалось в сплошной лед, который даже днем долго не таял, синел на мебели серебристым налетом.
Я слушала россказни людей вполуха, наблюдая за новой семьей. Пелагея, с разрумянившимися щеками, горящими глазами, в платье голубом, глаз не сводила с высокого черта, рядом с нею улыбчивая стояла Василина, которая вот уже как три цельных недели лечила новую подругу всякими снадобьями волшебными. И казалось, болезнь отступила безвозвратно, но нет... Глянешь внутрь - свернулась змейкой ядовитой, лишь часа дожидается. Мгновения одного.
Вот ляжешь с такой змеей ночью спать, глаза закроешь и все - конец.
Но еще пуще страшно на Костика смотреть. С лица он еще больше спал, вытянулся высоким деревом и в юношу обратился окончательно. Не горит лишь сердце, черной пеленой завешенное. Смотрит на людей волком. Гневается. А все почему? Из-за девы прозрачной? Неужто связь есть между зачарованностью неведомой красавицы и колдовством, что тенью черной на плечи человека легла?
Не разглядеть. Прислушаться разве - к ручейкам глаз, в которых только вода чистая плескается. Замереть на секундочку. Не бойся, Костя, подойди к бабушке. Помнишь запах корицы? Помнишь, как рассказывал про земные ваши страдания! Знаешь ли ты, что не переживет матушка твоя лета? Как бы не старалась Василина, как бы не веселили ее Марианна и Карина. Ничто не поможет.
Но тебя еще возможно спасти. И потому Пелагея приехала в городок - за помощью. Не себе - тебе, дурачок!
Невесомо волосы русые ветром погладила. Костик огляделся, не замечая меня в толпе. А я за мужиков незаметно спряталась. Увидит мальчонка, убежит. После разговора последнего избегает он встреч, сторонится. Зря! Никому бабушка Света зла не делала. Всегда ниточки лишь светлые сплетала. Всегда узор лишь добрый плела на радость.
И вот теперь загадку рассекретить не способна. Говорят люди, видели парнишку не раз ночью с белой тенью у пруда. Видели, как ходили они по берегу, за руки держась. Видели, как темная тень светлый день обнимала, как уста сливались в поцелуе невесомом... Как взлетали над озером и над деревьями вместе парили, звездочки считая.
- И я тоже, знаешь, наблюдала, - в одной короткой беседе за чаепитием призналась Василина, передник белый оправляя и булочку надкусывая. - А ведь когда Ясень сказал про сказочку-то, лишь смеялась. Нехорошо, чтобы люди с призраками общались. И тем более... ЛЮБИЛИ.
Кто ж спорит, согласна, что путного от привидений не жди. Они в другой мир уводят. Они дрёму наводят. Пиши пропало.
- Баба Света, - голос прямо над ухом раздался неожиданно. Будь неладен Котька с братьями чертенятами. - Мы ежа нашли! Огромного! Вот такущего! - полез в мешок шипящий да ругающийся. - Смотри какой!
- Что же вы животину мучаете? - возмутилась я. - бегала по лесу, никого не трогала. А тута вы...
- Мы молочком будем поить. Мы его... - наперебой зарассказывали мальчишки. А я глядь, Костик. Стоит в десяти уже шагах и на меня внимательно так смотрит. Сердце от страха заходится. Что плохого тебе сделала? Губы поджал, глазами сверкает, не подходит.
Неужто северный ветер поцеловал? Неужто сама Снежная Королева на озере поселилась?
А ведь я пыталась... И зонтик ночью для слежки со старыми очками вместе, и сама перышком летала. Ничего! Ни звука, ни дрожания от волшебства.
Словно кошка сметану слизала, вот какой аура у глади водяной казалась. Зато вот дом мой за последние пять лет вдруг беспокойным стал и вроде как в дорогу засобирался с обжитых мест. Того и гляди, поднимется в воздух, полетит над полями, над лесами в неизвестном направлении.
И как эти явления объяснить?
Пыталась у черта спросить - плечами пожимал.
- Ты, баба Света, на судьбу ориентируйся! - говорил. - Коли в путь - значит надо! Значит вышло время здесь.
Ишь, умный! А Костик? Костика-то я не спасла еще...
Голову опустила под пристальным взглядом парнишки, образ его в ладошку положила: темная тень шевелилась на линиях судьбы. Эх, сама ночью к месту тайных свиданий пойду, а то не дай боги земли, заморозит гостья призрачная город.
***
Дом не дремал. Дом не хотел выпускать меня наружу. Накрепко закрыл окошки, задвинул шкафом заднюю дверь, а у передней выставил надежную охрану в виде кипящего летающего чайника и агрессивного непомерно моего же ручного зонтика. Я прямо даже рот раскрыла. Что за дела? Да, никогда раньше ночью на улицу не выходила. Да, знаю бродят по округе соседи-оборотни. Ну, иногда вампиры появляются и ведьмы. Так и я бабушка не простая.
- Пропусти, по делу мне, - попросила вежливо. А дом в ответ загудел, словно разгневанный слон. - Значит так ты с хозяйкой обращаешься? - опять протяжный гудок, хоть уши зажимай. - Ругаться хочешь? А мальчишку тебе не жалко? Утащит его ведьма ледяная в самую пучину, заморозит его тень. Матушку свою Костик перестанет узнавать, уплывет в царство мертвых навеки...
Дом заскрипел досками, затопал, захлопал, зажужжал со злостью.
- Пусти, - я ногой в башмаке топнула.- Ничего со мной не случится! - шагнула к двери смело да от кипятка с потолка льющегося обратно отскочила. - Ах так! - закричала разгневанно. - Значит так теперь порядочные дома с хозяйками обращаются? Значит так? - плюхнулась на ближайшее кресло и руки на груди сцепила, размышляя, как же из дома выбраться. Думала-думала и внезапно на окошко посмотрела. Хоть и старая, а вот разобью и выскочу. Пусть пыхтит в одиночестве. А то и вообще другой найду! Ну, конечно, бахвальство это, но пусть не зазнается!
Без моего спросу решений не принимает и в путь дороженьку не отправляется. Мне и последний полет не сильно хорошо дался. То ли на юле прокатилась, то ли на летающей тарелке.
Рванулась я внезапно к окну, табуретку на ходу прихватив, да как запущу в стекло - осколки во все стороны. Прыг-скок, на стол! Прыг-скок, на подоконник... Раз, и уже в огороде. Только вздох позади расстроенный раздался. Что, допрыгался, домик, доигрался! Хотела язык показать, но спохватилась и юбку начала синюю отряхивать.
Видал бы кто, как бабушка с жилищем сражается!
Бодренько зашагали ноги по дорожке к калитке, бодро линию пересекли... А мысли вдруг словно кисель застыли, застопорились. Отчего же дом так волнуется? Чего опасается? Неужто Костика? Нет, парнишка легко через порог переступил, чай ароматный пил, пирожок кушал...
Обернулась я на темную махину, продолжавшую изнутри шуметь и буянить, и взяло меня сомнение, а потом и страх - нельзя на озеро идти. Не справлюсь я с проклятием. Слаба я и стара. И себя погублю, и парнишку, и город весь.
'Возвращайся! Возвращайся!' - звал неслышно стенами дом. Сердце ему в такт в галоп припустилось.
Цветы кто-то принес. Цветы алые. Колючки кожу царапали. Так и любовь иногда - душу разрывает. Шаг назад дался с большим трудом. Не пойду, не стану смотреть. Подремлю маленько, может, к утру решение приму.
'Правильно! Правильно!' - согласился дом.
А я на темную дорожку взглянула: утопает она во мгле. Лишь светится воспоминание о прошедшем дне. Души людей добрые. Хорошо им живется в нашем волшебном краю. Лишь Пелагея и юноша маются.
Нельзя мне отступать эгоистично. Решение принимать следует, хоть и не велел старый черт. Приговаривал, что всякому делу свое время. Откуда тебе знать, когда? Не пускать же на самотек!