Деева Наталья : другие произведения.

В поисках красной кнопки

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "...Счастье - это вливание серотонина. Мы, как те крысы с электродами в мозгу, ищем красную кнопку. И нажимаем, нажимаем, нажимаем..."

  
  Взгромоздившись на стол, Виталий покачивал ногой и улыбался. От уголков его глаз на щёки сбегали лучики морщин - как у людей, которые часто смеются. Трудно устоять перед его улыбкой - такой искренней, такой... уютной, что ли? К тому же Виталий умеет быть настойчивым. Пять лет назад он проявлял просто чудеса настойчивости. В итоге "да" свернулось обручальным кольцом - платиновым, с тремя изумрудами. И была свадьба, и медовый месяц на Канарах, и даже счастье было... кажется. И куда всё подевалось?
  
  "Хохмач, - подумала Рита и ткнула сигаретой в пепельницу. - Скоморох, чтоб его".
  
  - Да что ты надулась, как сыч? Идём в сауну с нами.
  
  На плечо легла ладонь.
  
  - "С нами" - это с кем?
  
  - Олег, Валерик... кстати, тоже с женой. Паша...
  - Ясно, - усмехнулась она.
  
  Паша - реликт эры девяностых: грубый, беспардонный и беспросветно тупой. Ему бы вымереть вместе с собратьями или мимикрировать хотя бы под мента - нет же, живёт, ещё и правила диктует. Водка плюс шансон плюс шлюхи - равно отдых в его компании. Да, и слово отдых неплохо бы взять в кавычки. "Паша" - это своего рода стоп-сигнал: "Извини, милая, но я хочу отдохнуть сам. С водкой и шлюхами". И припрётся любимый муженёк под утро - пьяный, пропахший женщинами, - и будет горланить на весь дом "Девочку пай"...
  Плевать!
  
  Да и ему ровным счётом плевать. Как плевать на то, что новенький "Додж нитро", вылетевший в копеечку, стоит в гараже и грустит. Главное, чтоб не ржавел.
  Посмотрите, какая у меня жёнушка! Ноги от ушей, всё по стандарту. Обратите внимание, какое на ней колье... а ещё я ей "Субару" купил... а шуба-то! Шуба-то - натуральный песец. Ага. Именно он. Собираются лысики-пузатики и потрясают друг перед другом причиндалами: у меня тачка круче... а у меня любовница моложе... а моя жена красавица, да ещё и в экономике смыслит, мы с ней столько бабла заколотили!
  
   Во, как! И траву косит, и молоко даёт, и за сиськи подёргать можно... Престижно и выгодно.
  
  - Ну, так сходи куда-нибудь, развейся, - Виталий спрыгнул на пол.
  - Ты сам предложил, - Рита щёлкнула зажигалкой, затянулась.
  
  Виталий включил кондиционер и, насвистывая, удалился. Струйка дыма потянулась вверх, закручиваясь вокруг хрустального тюльпана люстры.
  
  И чем заполнить вечер? Выдернуть Лёльку да нагрянуть в "Три девятки"? Там сегодня мужской стриптиз... Нет. На голых мальчиков сбежится толпа баб. Если и будут мужики, то разве что нетрадиционно окрашенные.
  
  Значит, лучше в "Студию".
  Докурив, Рита набрала Лёльку.
  Гудки...
  ...Лёлька. Весёлая, искренняя, по-бабьи глупая и несчастная. Пьющий муж, двое мальчишек... зачем двое? Да ещё и от алкоголика?
  ...Лёлька! Первые выходы в свет. Разочарования. Слёзы в жилетку. Любовь - не фатальная, а на грани, какая часто бывает в девятнадцать. Как всё было по-настоящему... По-доброму, хотя не было денег на такси, и дешёвые туфли набивали кровавые мозоли... А сейчас уже тридцать, и...
  
  Сколько сокрыто в былом вдохновении-
  Сочные были ночки.
  Кончились глупые откровения -
  Стали болеть почки...
  
  - Привет, Ритка!!!
  Из мобильного как будто вырвался смерч - маленький, тёплый, родной смерчик по имени Ольга... то есть Лёлька.
  - Я сразу к делу. Давай сегодня тусанём?
  Молчание.
  - М-м-м... детей... с кем же оставить пацанов?
  - И напьёмся. Будем вести себя непристойно, - продолжила Рита. - Муж с Кубы привёз "Havana Club". Настоящий ром... возьмём кальян...
  - Что случилось, Рита?
  - Всё как всегда.
  - То есть, у тебя всё хорошо?
  - Я же сказала - как всегда. Бери детям няньку - я заплачу. Заеду за тобой в девять. Возражения не принимаются.
  Отключившись, Рита представила её лицо - растерянное, счастливое. Лёлька никогда не позволяла за себя платить, хотя денег ей катастрофически не хватало. Гордая! Эх, Лёлька...
  Теперь нужно заказать столик.
  Виталий нарисовался, когда Рита звонила в клуб, одобрительно кивнул и растянул губы в улыбке. "Сытая ящерица", - подумала она.
  Лысина лоснится, на боках жирок... А раньше он казался чертовски харизматичным. Настолько, что пришлось отказаться от поисков мужчины мечты. Зря? Видимо, нет. Подруги, погнавшиеся за журавлём, остались обессиленными, в стоптанных туфлях. Потому что головой думать надо.
  Рита думала. Много и подолгу: найти вкладчиков, дать кредит физлицу Ю., отказать в кредите мелкой строительной компании, продать домик у моря и дождаться обвала цен в октябре, чтобы купить три таких дачи. И так изо дня в день, месяц за месяцем, год за годом.
  
  Что выпадает мадам с валетами?
  Дачи-дома-массажи?
  Обзаводиться в шкафу скелетами,
  Тонко, без эпатажа...
  
  Cейчас она тоже думала, выдвигала полочки, по которым разложена её жизнь, меняла ярлыки, протирала пыль. Вот пустая ячейка "вечер" начинает наполняться: четыреста долларов, бутылка рома, знакомый официант. Потом - пьяные танцы, косые взгляды малолеток, какой-нибудь симпатичный мальчик. Это первый сценарий. Второй сценарий: вместо симпатичного мальчика - стадо диких обезьян, и по закону подлости какой-то павиан обязательно пристанет; тогда - разговоры о макроэкономике... или о литературе... или о... неважно, о чём-нибудь умном, чтобы обезьяна с ужасом бежала на свою пальму.
  Хлопнула дверь - по коридору затопали ножки сына.
  
  - Максим, подожди! - донеслось контральто Марьи Ильиничны. - Иди сюда, нужно разуться.
  В её голос можно влюбиться - сочный, многослойный, как у негритянских певиц. А сама - бегемот с крысиной мордочкой. Старая дева, хотя - добрейшая из женщин.
  Пулей пролетев столовую, Максик ткнулся в Ритины колени.
  - Мама, мы с Маи Илисной насли... вот!
  Он разжал кулачок: на ладони лежала куколка бабочки - бежевая, с коричневыми точками по бокам. Рита взяла её ногтями, как пинцетом, и сказала:
  - Это бабочкин домик. Когда придёт весна, она вылупится.
  - Как сыплёнок?
  - Да, как цыплёнок.
  Максик сверкнул изумрудами глаз.
  - А сколо весна?
  - Уже весна, но ещё холодно.
  - А кода тепло?
  Марья Ильинична села на корточки и обняла Максика:
  - Он такой славный, такой искренний и добрый ребёнок! Давай разденемся, моя радость!
  Рита положила куколку на стол и вздохнула. А ведь вся жизнь бедной женщины в этом ребёнке - в чужом ребёнке, - и если её попросить остаться на ночь, она обрадуется. Потому что дома, в замызганной хрущовке со ржавыми трубами, её ждёт телевизор, холодная постель и несбывшиеся мечты.
  Максик задрал голову, чтобы заботливые нянечкины руки развязали шапку.
  - А теперь сам, мой хороший.
  Одолевая пуговицы, он сопел, но не сдавался. И вот дело сделано - куртка повисла на стуле, и Максик, дерзко вздёрнув подбородок, рванул на второй этаж. Три года... а не верится. До сих пор непривычно оборачиваться на звонкое "мама". И ребёнок такой славный, но будто чужой. И от этой мысли хочется бежать. Пить ром и текилу, трясти бёдрами на танцполе, кокетничать с чужими мужчинами.
  - Вот молодец! - пропела Марья Ильинична.
  - Вы можете остаться на ночь? - спросила Рита.
  - Конечно, я останусь, моя хорошая, - нянечка обернулась и одарила улыбкой.
  "Вот, какой я должна быть, - подумала Рита. - Но не хочу. А чего я, собственно, хочу? Новую шубу? В Египет?". От этой мысли хотелось бежать ещё дальше. Бежать до изнеможения, не останавливаясь и не оглядываясь. Пусть кажется, что сыплются конфетти дней. Пусть кажется, что мелькают витрины, за которыми всё по карману. Пусть белка, крутящая колесо, думает, что движется вперёд.
  Рита плеснула в рюмку рому, выпила, заела конфетой. Щёлкнула зажигалкой и подумала, что снова сядет за руль нетрезвой, и если остановят ГАИшники, придётся звонить Костику, чтобы отмазывал.
  Плевать. Она выпила ещё рюмку. Пустота внутри наполнилась теплом. Теперь можно жить.
  
  ...Тихая ночь, видят сны воскресные
  Дети-мужья-питомцы.
  Тихая ночь безупречно пресная.
  В небе луна червонцем...
  
  На втором этаже смеялся Максик, ему вторило блюзовое контральто няньки. Рита закрыла глаза и представила, как они играют. Наверняка Марья Ильинична светится счастьем... Так хотелось, чтобы хоть кто-то был счастлив!
  Восемь вечера - пора собираться.
  Из шифоньера пахнуло густой смесью "Euphoria Blossom" и "Un Jardin Sur Le Nil" от Hermes. Первым под руку попалось узкое черное платье от Versace... Холодная, скользкая ткань... Вечер в Венеции... О, как романтично звучит - "вечер в Венеции", - но только для тех, кто там не был. Венеция - это невыносимый смрад стоячей воды, от которого негде укрыться. И не нужны ни ночные прогулки на лодочках, ни прибрежные кафе. Хочется запереться в номере и опустошить освежитель воздуха...
  
  ...Вывешу радостные фотографии
  С ретушью скрупулезной.
  Вот - мои знания географии
  Солнечно - пятизвездной.
  Тут я на пляже - втянула пузико,
  В опере - я эстетка,
  И увлекаюсь серьезной музыкой,
  Правда - темно и редко.
  
  
  Так, теперь - чулочки, туфли, сумка, блеск на губы... Волосы совсем пожухли - срочно надо в парикмахерскую! Ну, вот и всё. Рита оглядела себя в зеркале, повернулась боком - хороша! Томный взгляд синих глаз (спасибо контактным линзам), пушистые ресницы (слава современной косметологии), трогательные ямочки на щеках, хотя на их месте уже должны быть морщины (разработчику ботекса - нобелевскую премию!), точёная фигурка (это ежедневные тренировки в фитнес-клубе). Запросто можно влюбиться - держитесь, мужики!
  Накинув стёганую куртку, Рита поспешила к машине. Поспешила - по привычке, хотя времени было навалом.
  Рядом с массивным Доджем стояла Субару "Impreza". Прямо картина "тяжеловоз и благородная вороная кобылка". Не нравился Рите Додж - прожорливый урод цвета детской неожиданности.
  Заурчал мотор. В салоне потеплело. Ощущая лёгкое головокружение, Рита ехала медленно и курила в окно.
  Вот Лёлькин дом - унылая пятиэтажка. Светятся окна, на кухнях мелькают силуэты домохозяек, мигают телевизоры... Рита посигналила - занавеска на Лёлькином окне шевельнулась. Погас свет.
  А вот и она - бежит, пальто нараспашку. Юбка коротковата для таких пышных бёдер, а декольте - в самый раз. Многие мужчины любят большую грудь. К счастью, Виталий не из их числа.
  - Фу, ну и накурила! - проворчала Лёлька, устраиваясь на мягком сидении.
  - Я тоже рада тебя видеть. Ребятишек пристроила?
  - С ними мама. Представляешь, Коля снова концерт закатил. Не знаю, на сколько меня хватит...
  Рита хотела сказать: "А смысл терпеть?", но вспомнила, что есть непонятный, но веский аргумент - "ради детей", о который, как волны об утёс, разбиваются все доводы.
  Хотелось куража. Громкой музыки, незнакомых лиц, движения, чтобы потеряться в этой круговерти и забыть обо всём. Хотелось ткнуться в чей-нибудь пушистый свитер и закрыть глаза...
  Рука потянулась к магнитоле. Заиграла "Metallica". Лёлька завизжала, её глаза возбуждённо заблестели. Рита выжала газ.
  
  ... шум мотора и ветер в лицо. Впереди - широкая Серёгина спина. Ревёт магнитола, и дорога стелется под колёса мотоцикла, и кажется, что этот мир - твой... Нет, нельзя сейчас думать про Серёгу!!!
  Сомнительный звук, но в каждом аккорде -
  Святая вера в рок-н-ролл...
  
  Сейчас - та же музыка, та же дорога, но ты уже не в седле, а на мягком сидении с подогревом. Ты за рулём и не видишь пролетающих облаков, изумрудного газона озимых, ты видишь только разделительную полосу, проходящую через твою жизнь. Нельзя на встречную - это не по правилам.
  "Студия" не мигала разноцветными маячками, заманивая посетителей, не гремела музыкой, она напоминала английскую усадьбу с коваными воротами. Вдоль тротуара выстроились машины - в основном такси, - припарковаться было негде.
  - Автостоянки, они как мужчины, - проговорила Рита. - Лучшие места уже заняты, а те, что свободны, даром никому не нужны.
  Место нашлось в самом конце ряда автомобилей, между "волгой" и "копейкой".
  - Плохая компания для твоей мадам, - сказала Лёлька.
  - Ничего. Переживёт.
  Оставив Лёльку с бутылкой рома, Рита заплатила за вход и пошла искать Витька - знакомого официантика.
  На танцполе сокращались две длинные блондинки неопределённого возраста. Зал окутывал полумрак, официанты - белые и накрахмаленные - светились неоном и напоминали диковинных бабочек, порхающих от стола к столу. Витёк принимал заказ у пузатого армянина, обнимающего двух шлюх - рыжеволосую пышку и крашеную блондинку.
  Рита остановилась у стойки, дождалась Витька, коснулась его руки и промурлыкала:
  - Привет, моя радость!
  Бледные щёки юноши вспыхнули.
  - Привет. Ты сегодня у нас?
  - Ага. Слушай, у меня ром есть кубинский, хочу распить. Можно устроить?
  - Сегодня хозяин пасёт - вряд ли, - Витёк нервно огляделся.
  - Я куплю бутылку в баре и заменю на свою. Так пойдёт?
  - Пять минут подождёшь?
  - Не вопрос.
  Поймав требовательный взгляд бармена, Рита заказала энергетик и, потягивая его из соломинки, оглядела посетителей. Как всегда, одно бабьё. Всех мастей, возрастов и размеров. Все важные, у всех носы гордо подняты. Свободных мужчин трое: две гориллы за первым столиком и лохматенький павианчик спортивного вида - наверное, один из танцоров. Ну, ничего. Мужики обычно появляются после часа ночи.
  Армянин пялился и пускал слюну, ему, видимо, хотелось в свой гарем ещё и брюнетку. Рита встретилась с ним взглядом и отвернулась, скорчив презрительную мину.
  Из кухни вынырнул Витёк с подносом, поставил бутылку водки и шампанское, подмигнул:
  - Сейчас борова этого обслужу.
  "Жлоб поганый, - подумала она, оценив заказ "борова". - Хотя, чего особенно тратиться на проституток? Шампанское им уксусное - пусть радуются".
  Витёк освободился быстро, остановился рядом, то и дело ныряя взглядом в откровенное декольте. Глупый, глупый мальчик!
  - У тебя четвёртый столик. Купишь у нас ром и пей, что угодно, хозяин разрешил.
  - А где четвёртый стол? - Рита осмотрела зал.
  - Вот, у стеночки. Он как раз на двоих, как ты и просила. И танцпол рядом.
  - Нам ещё кальян с молоком, два энергетика, фруктовую нарезку, бокалы, лёд и лимон - ну, как положено.
  - Я запомнил.
  Лёлька уже заждалась. Прохаживаясь вдоль тротуара, она размахивала пакетом.
  - Идём! - позвала Рита.
  - Ну, наконец-то.
  Столик оказался удобным, с кожаными креслами. Рита потянулась за мундштуком кальяна, затянулась, закрыла глаза.
  - Как же мне здесь нравится!
  Витёк принёс нарезку, наклоняясь, как бы невзначай коснулся шеи, на что Рита решила не обращать внимания. Сохнет мальчик - ну и пусть, кто ж ему доктор? Ищет себе мамку, вот и заглядывается.
  - Слушай, Рита, в понедельник у нас будет конкурс поэтов, не хочешь выступить?
  - Да я ж не пишу давно.
  - Старенькое почитаешь. Ну, спасай, а? Люди такую бодягу шлют, я читаю - вешаюсь. Просто об стену убиваюсь. Тебе номинация обеспечена. В жюри буду я и, - она мечтательно закатила глаза, - и Лёнчик, я с ним тоже поговорю.
  Рита затянулась, выпустила из ноздрей белые струи дыма, передала мундштук подруге.
  - А что мне за это будет?
  - Что-что... Ничего. С людьми интересными познакомишься... да это же здорово!
  Рита пожала плечами:
  - Работу бросать не хочется...
  - Я уже за тебя заявку заполнила, - Лёлька сложила руки в молитве. - Ну, Маргариточка! Ну, Ритуличка!
  Вот же пристала! Рита махнула рукой:
  - Ладно. Во сколько приходить и куда?
  Лёлька назвала адрес, её глазища загорелись азартом. Неугомонная. Всё суетится, в союз писателей влезла, конкурсы разные проводит... Молодец, конечно, но что с этого толку? Лучше бы на работу нормальную устроилась. Рита разлила ром по бокалам и задумалась над тостом, но Лёлька опередила:
  - Давай за то, чтобы мы были счастливы!
  Бокалы звякнули.
  Музыка зазвучала громче. На длинные балконы, что на втором этаже, вышли танцоры в костюмах папуасов. Танцпол заполонили дамы, вздёрнули носы и начали крутить задами - смешно и всё больше невпопад. Рита налила по второй и подняла бокал:
  - Давай - за удачный вечер.
  Как только она выпила, в поле зрения попал широкоплечий брюнет с длинными волосами. Вот и он - объект!
  - Лёлька! Тост сработал! Обернись.
  Лёлька завертела головой.
  - Да вон, вон - у входа!
  - Этот монголоид, что ли? - скривилась она.
  - Что бы ты понимала, - отмахнулась Рита и принялась строить глазки "монголоиду", но он не смотрел в её сторону.
  В голове приятно зазвенело - самое время танцевать. Музыка была что надо - Рита исполнила несколько заученных танцевальных связок и нашла взглядом объект: ноль эмоций. Окинув танцпол равнодушным взглядом, он устроился у барной стойки. "Ничего, сейчас выпьет, расслабится и будет наш", - подумала Рита.
  Веселье продолжалось. Наплясавшись, подруги выпили по третьей и по четвёртой. Кальян иссяк - Витёк заменил уголь. Рита почувствовала, что её несёт. Как будто изнутри поднимается горячая волна. Хотелось двигаться, блистать, нравиться...
  Объект по-прежнему не проявлял знаков внимания. Волна всё ближе, ближе...теперь это густая чёрная муть с обрывками здравого смысла. Пульс участился, в горле свернулся комок.
  И тут откуда-то принесло бледного юношу со взором горящим. В руках юноша держал бутылку уксусного шампанского - такое же армянин заказал своим шлюхам. Не дожидаясь разрешения, парень уселся рядом с Ритой и водрузил бутылку на стол:
  - Девчонки, это вам.
  Чернота застилает сердце, подкатывает к горлу, накрывает и тащит, тащит, как во время шторма...
  - Во-первых, тебе садиться никто не разрешал, - зашипела Рита.
  Мальчишка окаменел.
  - Во-вторых, посмотри, что мы пьём, - она махнула на ром. - И теперь скажи, зачем ты приволок сюда эту кислятину? Мы что тебе, уличные девки?
  Юношу перекосило. Запинаясь, он извинился, сунул бутылку под мышку и заковылял прочь.
  - Ты что, рехнулась? - пробормотала Лёлька.
  - Думает, мы ему дешёвки, - прорычала Рита.
  - Он приятное нам сделать хотел!
  Лёлька ещё что-то говорила, но Рита её не слышала: объект вышел танцевать и начал ухаживать за перегидрольной малолеткой, стриженой под овцу.
  Вздыбленное море вышло из берегов, разбило причалы и волнорезы и понеслось по улицам, сметая всё на своём пути. Рита налила и выпила, налила и выпила. "Сволочь, - думала она. - Овца. Да как... как он мог? Она же дура дешёвая, и морда у неё дешёвая, и туфли. Да она за полтиник хачикам готова отдаться". Хотелось убить. Вцепиться в белые волосы и бить, бить тёплое и мягкое.
  Она помнила, что танцевала. Потом кто-то куда-то её волок.
  ...Расплывчатые лица и голоса.
  Прикосновение... такое требовательное. Кто это? Рита приподняла веки и зажмурилась от боли. "Где я? Что со мной?" - подумала она и открыла глаза. Мир расползался цветными пятнами, диван скакал как бык на родео, люстра металась по потолку. Дом. Столовая.
  
  ...Здесь - я летаю (простите) пьяная.
  Первым, замете, классом.
  Это мой домик с просторной ванною,
  Лестницей и террасой....
  
  О, а вот и любимый муженёк стаканчик тянет.
  - Зачем же так напиваться? - ласково проговорил он.
  Обычно так говорят с умственно отсталыми. Рита хотела огрызнуться, но затылок будто пронзили спицей. Приподнявшись на локтях, она потянулась за стаканом, но тут накатила тошнота - Рита вскочила и понеслась в уборную.
  Ноги не держали. Пришлось стать коленями на белый кафель и опереться об унитаз. Казалось, ещё один спазм - и всё. И вывернет наизнанку или голова взорвётся. Рита божилась, что бросит пить. И курить тоже бросит. И станет примерной жёнушкой. Но увещевания не помогали, и она тихо плакала, свернувшись калачиком на полу.
  Боль отступала. Память возвращалась постепенно, кусками. Вспомнился объект, увивающийся возле овцы. Ярость. Сейчас ярость казалась взбесившимся пинчером, для контроля над которым достаточно дёрнуть за поводок. Ночью же она была подобна лавине.
  Вспомнился мальчишка с бутылкой шампанского. Вспомнилось, как его блестящие глаза блекнут и становятся тусклыми стекляшками, в которых - отражение её, Риты, - зажравшейся дамы с дурными манерами. Желчной, беспардонной, которой человека растоптать всё равно, что букашку. Может, у него и денег-то было только на эту бутылку, он же совсем молоденький... А ведь это бычество! Пашка - презираемый друг Виталия - ведёт себя так же.
  Рита взвыла в голос. Это крайняя степень падения. Господи, до чего же стыдно! "Дрянь... какая же я дрянь!" - думала она, кусая руку. Хотелось найти того мальчишку и стать перед ним на колени. Пусть унижает. Пусть влепит пощёчину. Это лучше, чем немой упрёк потухших глаз.
  А что же осталось в темноте беспамятства?
  На ослабших ногах Рита кое-как добрела до телефона и, скрепя сердце, набрала Лёльку. Только бы она ответила! Только бы...
  - Алло?
  - Лёлька, - прохрипела Рита. - Оленька, спасай. Что я вчера чудила? Мне так стыдно... так стыдно!
  Молчание. Сердце ухнуло и остановилось.
  - Сначала ты оскорбила...
  - Это я помню. Дальше. Что было потом?
  - Потом ты решила избить блондинку за то, что твой уродец на неё запал, а уродцу порывалась прострелить коленную чашечку из пневматика.
  - Боже, - Рита ударила себя по лбу. - Я быковала, и все это видели.
  - Нет, не все. Только я. Еле тебя в такси запихала и домой привезла. Всю дорогу ты материла таксиста и просила остановить.
  - О, ужас! Прости, Лёлик. Я сволочь. Дрянь!
  - Ну, и самое страшное, - проговорила Лёлька таким голосом, что Рита съёжилась. - Ты обещала выступить на конкурсе поэтов.
  - Тьфу на тебя!
  - Подожди радоваться. У меня есть фотографии и свидетели, и если ты меня подведёшь, то в Интернете будет подробный отчёт.
  Рита улыбнулась и сказала:
  - Лёлечка, я тебя обожаю!
  - У меня малой плачет. Давай до завтра. Пока-пока!
  Вот, теперь немного полегчало. Рита развалилась в кресле, выпила стакан рассола, оставленный Виталием. Каждый удар сердца отдавал в виски. На душе было пустынно и грязно, как в квартире после вечеринки.
  Со второго этажа спустился муж, налили себе кофе, выпил, уселся возле барной стойки и помахал возле носа.
  - Смотрю, славно повеселились. Вонища, как будто тут спала дюжина байкеров после попойки.
  Рита вздрогнула, будто её ударили, повернулась медленно-медленно и прошептала:
  - Нужно Серёжу проведать. Спасибо, что напомнил.
  Настала очередь Виталия округлять глаза.
  - Да я же не нарочно! Маргарита! Я забыл... я...
  Так всегда: самое обидное он говорит с неизменной улыбочкой на губах. А потом дурачком прикидывается, руками разводит. Ну, наступил на отдавленный палец. Ну, забыл. А что, больно, да? Ой! Ну, простите...
  
  Летняя ночь. Кружащийся тополиный пух в свете фонарей кажется серебряным. Серёга едет медленно. Он ценит жизнь и редко гоняет на мотоцикле. Рита задирает голову и пытается поймать пушинки губами. Под "Роллингов" пляшут счастливые звёзды. Серёга - светлый, похожий на эльфа мальчишк, наконец с ней. Прижимаясь к нему, она млеет. Она готова всю жизнь так проездить - за его спиной. Хоть в Сибирь. Да хоть на край света!
  Поворот. Яркий свет - по глазам. Визг тормозов. Небо опрокидывается. Земля взлетает вверх. Снова небо... земля... темно.
  ...больно дышать. Шумно. Лица. Свет: синий-белый, синий-белый. Рита поднимается на локтях, но её силой укладывают на носилки. Всё, что она видит - искалеченный мотоцикл поперёк дороги. Она вертит головой, ищет Серёжку, спрашивает, что с ним. Врачи прячут глаза и говорят, что он жив.
  Больница. Белые стены. Капельницы. Тошнота. Но самое страшное - неизвестность. Мама говорит, что Серёжа сейчас в реанимации, и к нему нельзя...но всё будет хорошо, ты только не волнуйся, дочка.
  
  Ослабевшая после больницы, Рита первым делом побежала к нему домой. Дверь открыла седая женщина в траурном платке - его мать. Мир сжался в ноль и вывернулся наизнанку. Девушка привалилась к стене и сползла на пол.
  Она рыдала два часа. Потом у неё начались судороги.
  И снова больница. Белые стены, которые кажутся чёрными. Лекарства, когда уместнее бы эвтаназия. И боль, рвущая на части.
  Ту сволочь, что выехала на встречную, так и не нашли. Рита искала сама. Всматривалась в подозрительные выбоины на капотах, сообщала в ГАИ.
  Ничего.
  Потом - транквилизаторы. Психиатр Анжелика Львовна и долгие, долгие беседы.
  Целый год Рита не подпускала к себе мужчин, а когда играла Серёжина любимая музыка, билась в истерике. С тех пор она стала бояться мотоциклов. И никогда, даже если опаздывала, не выезжала на встречную.
  На похоронах Рита не была. Ей просто показали могилку. Она приходила каждый день, потом - реже. Потом Анжелика Львовна сказала, что Серёжу нужно забыть, а для этого - изменить жизнь. Не слушать его музыку, не бывать в памятных местах, убрать его фотографии. Участки памяти, которые болят, оградить - построить заборы и плотины, выкопать рвы - и залить бетоном. Но прошлое всё равно прорастало, тянуло в настоящее лаковые листочки.
  Прошло девять лет. А ведь всё могло быть иначе. Серёжа мог выжить, они непременно поженились бы, ютились бы в жалкой малосемейке и еле сводили концы с концами. У них был бы сын... или двое. Рита работала бы за триста долларов в месяц, отъела бы живот...
  Было бы лучше?
  Она посмотрела на Виталия и увидела не человека - пустой стакан с блестящим донцем. Можно его наполнить текилой, можно - чинзано. Это изменит вкус, но не суть. Дно. Дно - это страшно. Страшно скучно. Хотелось омута, чтобы нырнуть и падать, падать в вязкую черноту, зажмуриваться от страха; считая пульс, сбиваться, захлёбываться чувствами и надеяться, что дна не будет.
  Серёжа был бездной... Нет, он был ночным небом, подмигивающим трепетными огоньками звёзд.
  А может, так только кажется? Воплощаясь, мечты теряют крылья.
  Думая об этом, Рита терпела холодный душ и плакала. Когда стало невыносимо, она выключила воду и сжала волю в кулак. Итак... сегодня нужно: в спортзал, в парикмахерскую, на кладбище. Нет, сначала - на кладбище, потом - всё остальное. Вечером - поиграть с Максиком и отобрать стихи для конкурса. И никаких истерик! Но для начала - вызвать такси и забрать машину со стоянки.
  И колесо закрутилось.
  План-минимум к вечеру был выполнен - без истерик. На кладбище, глядя на Серёгину фотографию, она перебирала воспоминания, как выцветшие снимки, и с ужасом замечала, что чувств нет. Как будто не Серёжка - она лежит там, под глинистой землёй. Наверху тянется к солнцу трава, кивают бутонами подснежники, спешат по своим делам люди - мимо и мимо. И жизнь тоже проходит мимо...
  В спортзале, обливаясь потом, она боролась с беговой дорожкой. Доведя себя до изнеможения, она приняла душ, и пустота внутри понемногу наполнилась звенящим спокойствием.
  Освежив цвет волос в парикмахерской, Рита отправилась домой.
  По двору носился Максик, его догоняла Марья Ильинична. Увидев Риту, он с воплем "Мамочка!" бросился навстречу. "Бедный мой мальчик, - думала она, уткнувшись в его светлые кудряшки. - Как же тебе не хватает материнской любви! То, что могу дать я - это так мало!"
  Мальчик, захлёбываясь, рассказывал, как они с Марьей Ильничной кормили воробьёв, а потом пришёл "во-о-отакой" кот, и они разлетелись. Хвастаясь человеком-пауком, он увязался за Ритой и долго рассказывал о своих выдуманных друзьях.
  Марья Ильинична накрыла на стол и позвала Виталия, а сама уселась рядом с Максиком. Виталий устроился напротив Риты, отправил в рот кусок отбивной и, прожевав, сказал:
  - Ритуля, сколько у нас в этом месяце активов?
  - Пока совсем мало, - ответила она и отхлебнула сок - аппетита не было вообще.
  - Думаешь, стоит вкладывать в бакс?
  - Да. В конце месяца курс поднимется - мы сольём бакс и получим две тысячи. Как раз на бензин, - она грустно усмехнулась. - В апреле сделаем так же - будет ещё двушка из ничего. А потом - всё. Курс будет только расти. И ещё... я бы оставила на чёрный день. Грядёт смутное время. Уже сейчас вкладчики разбегаются.
  - А что с невозвратом?
  Рита скривилась:
  - Договоримся полюбовно. Хватит о работе!
  Хотя... о чём с ним ещё можно говорить? О мощности движка любимого Доджика? О том, как рабочие продали налево десять мешков цемента? О том, что стройка в этой стране заглохла, и хорошо, если удастся достроить заказанный объект?
  "А о чём можно поговорить с тобой, Рита? - шепнул кто-то на задворках сознания. - О шмотках? О том, что с нами сделал кризис? Когда ты последний раз читала?"
  - Кстати, - вспомнила она. - Завтра в четыре я буду читать стихи на конкурсе.
  - Хорошо, - буркнул Виталий, не отрываясь от еды.
  - Ты придёшь? Мне было бы приятно...
  - Завтра важная встреча с заказчиком.
  Рита промокнула губы салфеткой и хмыкнула:
  - Могла бы догадаться...
  - Ритулька, - на масляных губах мужа заиграла улыбка. - Ну, ты же знаешь, что я ничего в этом не смыслю. Буду сидеть, как болван. Ну, толку с меня?
  - Мамочка, - Максик соскочил со стула и потянул Риту за рукав. - Мама, а мозно мы с Маилинисной включим мультики?
  - Конечно, - Рита взглянула на нянечку. - Только советские, хорошо?
  - Он западные и не любит.
  Когда Марья Ильинична хлопнула дверью детской, Виталий встал позади жены, положил руки ей на плечи и начал их поглаживать. Удовольствия от этого не было никакого, но Рита из вежливости подождала десять минут, отстранилась и сказала:
  - Спасибо, дорогой. Мне нужно подготовиться к выступлению.
  Поднимаясь по лестнице, она пыталась вспомнить, где её старая тетрадь со стихами. Может, вообще затерялась? Наизусть Рита не помнила ни строчки.
  Тетрадь оказалась на полке среди старых фотографий. Рита старалась не открывать эту полку - там покоилось её мёртвое прошлое. Но раз уж выхода нет... Она уселась на пол и разложила снимки. Вот Серёга играет на гитаре. Вот он на мотоцикле. Вот друзья вокруг кострища. Это Алиса... вообще-то она на самом деле Аня... интересно, где она сейчас? Остепенилась или так же носит куртку-косарь и шипастые браслеты? А эта девочка в рыжих клёшах - Маргарита. Та, другая Маргарита, которая могла улыбаться одними глазами, и всем вокруг становилось тепло...
  Так. Хватит! Стихи та Маргарита записывала в красную тетрадь с шершавой обложкой. Рита сдула пыль, открыла в середине и попала на песню Наутилуса.
  Мы все потеряли что-то
  На этой безумной войне.
  Кстати, где твои крылья,
  Которые нравились мне?
  В уголке был нарисован ангел... "Вот дурашка я была, - подумала Рита, разглядывая рисунки. - Впрочем, как и все. А стихи - ничего. Неужели это я так могла? Сейчас не получится, даже если захочу".
  Пришлось набирать тексты и распечатывать. Глаза после вчерашнего слезились, мысли спотыкались и путались. Закончив, она пробежала взглядом по строфам, удовлетворённо кивнула и пошла в спальню.
  Проснулась она по зову будильника, потянулась и выключила звук.
  Но поспать не получилось. В мыслях толпились длинноволосые поэты в очках, сцена, сотни глаз... а ведь читать по листочку - это моветон! Нужно выучить наизусть, а то - позор! И она заставила себя подняться, взять стихи и долго проговаривать вслух, но строчки выпрыгивали из памяти. "Мозги усохли", - с горечью подумала Рита и вышла покурить на балкон.
  Из разрывов туч выглянуло солнце, потянуло лучи вниз и обняло раскисшую землю. А ведь это первый солнечный день! И на работу не идти, и вечером будет интересное дельце.
  "Дельце" поглотило Риту. Она слонялась из угла в угол, курила, пила кофе, снова курила. Кусок не лез в горло, и не покидало предчувствие неизбежности. Сегодня что-то должно случиться. Она дивилась себе и боялась, но страх этот был скорее приятным - щекочущим заскорузлые нервы.
  И вот два часа дня. Времени осталось всего ничего. Она позвонила Лёльке, чтобы выплеснуть возбуждение.
  - Ну, как ты? Готова? - прощебетала Лёлька.
  - Ты будешь смеяться, но я волнуюсь.
  - Это правильно. Это хорошшшшо. Ну, ты приезжай, я, тут, не могу болтать - готовиться надо. И это... валерьяночки выпей, чтоб коленки не тряслись, - хмыкнула она напоследок.
  Выждав ещё пятнадцать минут, Рита села за руль, врубила "W.A.S. P." и выжала газ. "Легко на сердце от песни тяжёлой". Энергия вливалась в тело, и казалось, что море по колено и нет неприступных вершин, и весь мир - вот он, под ногами.
  Площадка возле клуба Рыбаков была заполнена машинами. Пришлось въехать на невысокий бордюр и припарковаться возле чёрного Форда.
  В просторном холле, где со времён Союза ничего не менялось, толклись люди и даже наблюдались журналисты. В воздухе витало лёгкое напряжение. Перед камерами жеманничала рыжеволосая мадам лет пятидесяти в блестящем костюме цвета морской волны. Чуть поодаль сбились в кучку бледные молодые люди, увешанные фенечками. Молодая женщина с дредами, приплясывая, шлёпала ладошками по там-таму. Больше молодёжи не было. Были печальные женщины в длинных серых юбках, пронырливые особи мужского пола, похожие больше на мелких чиновников, чем на богему. И среди них - Рита - накрашенная, яркая, в узкой юбке и туфлях на шпильках. Ну, просто бабочка на кладбище.
  А вот и Лёлька - тоже яркая и тоже накрашенная - кокетничает с харизматичным брюнетом. Да-а-а... с таким грех не пококетничать: волнистые волосы цвета воронова крыла собраны в хвост, на подбородке ямочка, под пиджаком весьма свободного покроя угадывается пайта, и обувь... довольно солидная, в общем.
  Заметив подругу, Лёлька нехотя оторвалась от брюнета и подбежала к Рите. Её глаза сияли, она вся просто светилась от счастья.
  - Это Лёнчик, - она мечтательно зажмурилась.
  - Да-а-а, - это всё, что сумела сказать Рита.
  - Ага! - Лёлька повернулась и отыскала взглядом мужчину - его уже облепили журналисты. - Он один из членов жюри.
  Рита кивнула на даму в лазурном пиджаке:
  - А эта рыжая обезьяна?
  - Спонсор... то есть меценат, - Лёлька передёрнула плечами. - лучших - увы! - нет. Но от неё ничего не зависит. Жюри будет вполне лояльным.
  Заскрипела огромная деревянная дверь - люди устремились в тёмный зал.
  - Ты будешь выступать во второй десятке, перед перерывом. Результаты объявят сегодня вечером, а завтра - выступление победителей.
  - Ещё и завтра, - уронила Рита и скривилась. - Интересные люди, говоришь. Пока я тут только одного интересного человека видела.
  - Да ладно тебе! Просто не все ещё собрались. Да и у богемы содержание не всегда соответствует форме. Всё, - она по-мужски похлопала Риту по плечу. - Пора мне бежать.
  Рита устроилась в пятом ряду с краю, чтобы проще было выходить. Или бежать.
  Весёлая, сияющая Лёлька представила членов Жюри, помимо неё, их было четверо: две выцветшие поэтессы, унылый старик, худой, как жердь, и Леонид Князев - тот самый брюнет. "Повезло же с фамилией, - подумала Рита. - Как звучит - Леонид Князев! Не то, что - Маргарита Пискунова".
  Шоу началось. Через пятнадцать минут Рита мысленно взвыла. Это было невыносимо. Номинанты, выходя на сцену, гордо выпячивали грудь, оттопыривали губу и начинали заупокойными голосами перечислять свои заслуги, а потом - читать творения - ужасные, бездарнейшие. Пришла - ушла, гора - была... неужели трудно сообразить, что со словом "была" нужно рифмовать "скала", а не "гора"? Тьфу, графоманы! Через полчаса Рита совсем сникла и, чтобы хоть как-то утешиться, мысленно костыляла Лёльку. И стоило бросать работу ради такого позорного фестиваля, где и жюри, наверняка, такие же графоманы?
  Выцветшие поэтессы смотрели в никуда. "Когда же всё это закончится?" - читалось на их лицах. Старик рисовал у себя в листочке. Брюнет разглядывал ручку и, скорее всего, жалел, что она - не пистолет. Неужели он тоже пишет? Интересно, что?
  И вот Лёлька объявляет её - Маргариту.
  Встрепенувшись, Рита поднялась по ступенькам на сцену, думая, как же всё это глупо. Но отступать поздно. Вот микрофон - старайся. Рита поднесла его к губам и улыбнулась:
  - Здравствуйте, дорогие друзья! Я ничего не буду о себе говорить. Я надеюсь, что продолжение меня - мои стихи - найдут отклик в ваших сердцах. Значит, не зря...
  Собравшись с духом, она начала читать. Она растворялась в словах. Слова лились ручьём, падали нитями дождя, бились штормовыми волнами. Она чувствовала, что все эти люди смотрят на неё жадно, как на стриптизёршу. Ведь то, что она делает - стриптиз души. И брюнет, Леонид Князев, отложив ручку, глядел с интересом. Рита смотрела на него и только на него. И читала - ему. Он вскидывал брови, приоткрывал губы - он слушал... смотрел этот странный танец. Между ними словно возник тоннель: сигнал - ответ, сигнал - ответ, сигнал - ответ. Риту влекло в этот тоннель...
  Но слова закончились. И - деревянный пол, ступени, жёсткий стул. И сотни взглядов, прилепившихся к спине. На сцену вышла женщина с дредами... Рита её не слушала. Cкользнув взглядом по лицам, она отыскала брюнета. Сердце ухнуло и остановилось. Нельзя. Это Лёлькин мужчина.
  Потом Лёлька объявила перерыв. Пошатываясь, Рита направилась на перекур. В голове ещё звенело, мысли расплывались, и она не могла решить, что ей делать дальше - оставаться или ехать домой. В холле её перехватила взволнованная Лёлька.
  - Ты их порвала! Молодец. Пусть трепещут! А мне уходить нужно... как жаль! У Никитки зубы режутся - температура поднялась. Как жаль!
  И она убежала. "Вот так, значит... Значит, лучше - домой", - думала Рита, выходя из клуба. На пороге толпились поэты - курили и делились впечатлениями. Рита достала сигарету и только собралась щелкнуть зажигалкой, как некто высокий выплыл из сумерек и поднёс трепещущий огонёк... Леонид Князев.
  - Спасибо, - Рита выпустила дым из ноздрей.
  - Это было замечательно, - улыбнулся он. - Вот, что я хочу сказать. Просто великолепно!
  - Рада, что понравилось, - сказала она
  В его бешеных глазах плясали искорки.
  - Редко можно такое услышать... Так искренне! Просто наразрыв.
  - Это старые, очень старые стихи...
  - Дело даже не в технике, - Князев отделился от толпы и стал рядом, как будто невзначай задевая её плечо рукавом пиджака.
  - Ну, спасибо...
  Он смутился, усмехнулся своим мыслям и продолжил:
  - Они живые... стихи.
  Рита отлично понимала, что дело не в стихах... точнее, не только в стихах, и ей делалось страшно. Потому что именно это лицо она вызывала к жизни в самых дерзких фантазиях. Потому что в этом мужчине бился живой огонь - огонь, у которого хотелось греться, в который хотелось нырнуть, и чёрт с ними, с ожогами! Потому что мирок, в котором она ютилась всё это время, пошатнулся. А ведь это Лёлькин мужчина... Нет, не Лёлькин - у него обручальное кольцо...
  - И вот ещё, что. Редко красивые девушки пишут хорошо. А вы - исключение.
  О, уже комплименты в ход пошли!
  - Если честно, я давно ничего не писала.
  - Наверное, музы нет.
  - Музы - это у мужчин. У женщин - музыки.
  Князев засмеялся. Закурил вторую сигарету.
  - Неужели нет? Никогда не поверю!
  Рита кокетливо улыбнулась. И решила остаться, чтобы ещё хотя бы минуту наблюдать завораживающий танец огоньков в его глазах. Князев покосился на часы и вздохнул:
  - Ольга бросила меня под танк. Теперь мне объявлять конкурсантов.
  - Сочувствую.
  Князев развёл руками:
  - Увы! Вынужден откланяться. Господа! Перекур закончен, прошу всех в зал!
  Рита вернулась на место, выслушала комплимент от незнакомой миниатюрной женщины и мысленно отругала себя за то, что осталась, нашла взглядом Князева... нет, хорошо, что не ушла! Два часа она украдкой следила за ним, ловила взгляды. О, это была настоящая дуэль взглядов! Волнующая игра в прятки. Как долго... невыносимо долго тянулись выступления! Скорее бы выйти на перекур... и он будет там. Будет недопустимо близко... и сердце будет замирать... как давным-давно.
  Но на перерыв Князев не вышел. Зря два часа мучалась. Как глупо! Жертвовать ради мужчины - дело неблагодарное. Пусть даже это два часа жизни... всё равно глупо. И так пусто... так неуютно в душе... Но раз осталась, надо дождаться результатов и получить диплом... Рита не сомневалась, что станет лауреатом.
  И не ошиблась - она победила в номинации "Лучшее стихотворение о любви". Вышла на сцену, поблагодарила. Князев поднёс её руку к губам и так глянул, что стало горячо. И Рита поняла, что пропала, ведь это оно - свободное падение в черноту, манящую далёкими маячками звёзд.
  Леонид Князев... Леонид... Лео... Да - Лео. Как ему подходит!
  Напоследок толстуха, читавшая басни - та самая, что рифмовала "гора" с "была" - налетела на жюри. Она хмурила брови, била себя кулаком в грудь и обвиняла всех в продажности. А потом побежала жаловаться рыжей обезьяне. Досмотрев склоку, зрители разошлись. Рита не спешила. Она ждала - и боялась себе признаться, что ждёт его - Лео.
  На пороге остановилась, закурила, провожая растворяющиеся в темноте спины.
  - Не помешаю? - промурлыкали сзади.
  - Нет, - Рита равнодушно пожала плечами, хотя внутри всё перевернулось.
  - Представляешь, эта старушенция требовала себе диплом.
  - Очень даже представляю.
  - Мрак.
  - Ага. Стыдно и унизительно. А она не понимает.
  - Придётся давать - спонсоры настаивают, - криво усмехнулся Князев. - Даже номинацию новую придумали "за басни".
  - Фу-у-у. Диплом "графомань года".
  - Именно. Тебе далеко ехать? Подвезти?
  Рита звякнула ключами:
  - Я на колёсах. Вот, - машина пискнула, отзываясь.
  - А я хотел... Слушай, можно тебя пригласить на бокал... чая?
  - Ну... Можно. Поедем на моей. Мне можно напиваться за рулём.
  - Тогда нужно поставить машину в гараж. Подождёшь или - за мной?
  - "За мной".
  Князев уселся в чёрный Форд. Рита включила "W. A. S. P." и рванула за ним. Нехорошо... ай, как нехорошо! Лёлька... Прости, Лёлька!
  Пульс зашкаливал. Ревела музыка. Форд манил красными маячками. Рита выжала газ, обогнала и посигналила. Князев рванулся вперёд, но Рита не уступала, виляла по дороге, не позволяя ему идти на обгон. Встречные машины сбавляли скорость и жались к обочине. Железный самец гнался за своей самкой. Мир наполнялся музыкой. Музыка струилась по жилам, задавала бешеный ритм. Адреналин глушил страх. Сейчас бы разбиться - р-р-раз... Так здорово! Умереть с улыбкой на губах, не понимая, улетаешь в небо от счастья или... Или.
  Ближе к городу пришлось сбавить скорость. Князев обогнал-таки и высунул в окно руку. Рита посигналила. Форд притормозил, повернул, остановился. Выходя из машины, Князев кивнул на пятиэтажку:
  - Мой дом. Сейчас в гараж смотаюсь... Жди.
  "Жди". Рита ненавидела ждать. Особенно - когда ожидание ворует лучшие мгновения жизни. Но Князева - ждала, томясь сладким предчувствием. Что это? Сумасшествие? Любовь... фи, как пошло. Страсть? Почему хватило взгляда, чтобы понять: свой, родной. Как в одной стае бегали... А может, в прошлой жизни и бегали. Потом стали людьми, встретились, принюхались, узнали... И что теперь с этим делать? Что делать с кольцом на пальце - платиновым, с тремя изумрудами? Что делать с его кольцом? Да и стоит ли...
  А вот и он - улыбается, рукой машет. Открывает дверь, усаживается, тянется к магнитоле, делает громче...
  - Музыка что надо! Одобряю. Ну, вези. Здорово, наконец я не за рулём.
  - Куда везти-то?
  - А, куда хочешь, - кивая в такт музыке, он махнул рукой. - Я твой пассажир.
  - Сейчас как завезу... - Рита лукаво сощурилась, поворачивая ключи зажигания.
  И снова - дорога. Блики фар. Смутные тени, мелькающие за окнами.
  - Ты сумасшедшая, - он пытался перекричать музыку.
  - Да! - Рита жала на газ и трясла головой. - Да! Да... Я - сумасшедшая!
  О, какая же я сумасшедшая! Да! Да!!!
  Притормозила она у обрыва.
  - Приехали. Моё любимое место.
  Князев стал у края, обернулся:
  - Если честно, я боялся... что ты повезёшь меня в ресторан.
  Скрестив руки на груди, Рита стала рядом. Тишина. Темнота. Серебристый сплав луны и моря. И чёрный силуэт... ветер колышет длинные волосы... О, Лео, что мне с тобой делать? Что теперь делать со всем этим? А, будь что будет! Она нырнула в машину, достала непочатую бутылку рома.
  - Смотри, что у меня есть!
  Князев цокнул языком, изучая этикетку:
  - Похоже на оригинал.
  - Кубинский. Привезен по спецзаказу.
  Бутылка была открыта. Пили прямо из горлышка, по очереди. Потом Рита танцевала под тяжёлый рок, трясла волосами. Князев сверкал глазами и притопывал, но, в конце концов, не выдержал и стал изображать бешеного гитариста. Растворяясь в танце, Рита чувствовала, как с неё облетает шелуха, как трескается бетон, в который она закатала душу. Лунные лучи проникают в щели и вдыхают жизнь в того, спящего... в того, кого Рита боялась больше смерти. Он вздыхает, потягивается, выгибает спину... Всё, теперь точно - пропала.
  Потом Князев привлёк её и поцеловал. Она ответила - страстно, порывисто - отстранилась и продолжила танец. Только теперь это был другой танец - для него. Первобытный, яркий, мощный. Так танцевали у костра древние ведуньи - очаровывая, гипнотизируя, увлекая. Князев смотрел, затаив дыхание.
  Реальность смазалась и отошла на второй план. Губы. Руки. Ногти. Объятия... Рита потеряла счёт времени.
  А потом они курили в салоне и говорили - о литературе, о музыке. Снова курили, пили ром и говорили.
  - Ты знаешь, что мы с тобой - наркоманы? - Князев приложился к горлышку.
  Рита изогнула брови.
  - Мы торчим на серотонине. Ищем, ищем чего-то. Нам всегда всего мало - славы, денег, любви. Мы можем годами строить, строить, а потом одним махом - р-раз! И не жалеть. И снова искать, строить, бросать...
  - Я пытаюсь с этим бороться...
  - Бесполезно, - мотнул головой он. - Это физиология. Мы - огонь. Огонь должен гореть постоянно, или он станет пеплом. Мы сжигаем, чтобы выжить... Знаешь, что такое счастье?
  Рита процитировала Блока:
  - Короткий миг и тесный. Забвенье, сон и отдых от забот.
  - Почти. Счастье - это вливание серотонина. Мы, как те крысы с электродами в мозгу, ищем красную кнопку. И нажимаем, нажимаем, нажимаем...
  - Я - твоя красная кнопка?
  - Больше. Ты - моя серотониновая эвтаназия, - сказал он и положил руку Рите на бедро. - Я уж и не думал, что смогу... так. Мы ведь живём такими моментами. Вот пролистай свою жизнь. Что ты вспоминаешь с радостью?... Ага? Пусть было больно, но вспоминаются именно такие сладкие уколы судьбы. И получается, что большую часть жизни мы просто прокручиваем, как нелюбимые песни.
  - Не хочу. Жить хочу... Ой, какая я пьяная! Напилась... а ещё ехать... и на работу завтра. Не пойду.
  - Хорошая работа. И кто же ты, если не секрет?
  - Директор кредитного союза... Давай не будем об этом, - Рита сморщила нос. - Сейчас ты будешь выпытывать прогнозы. Я расскажу и расстроюсь. Вот... расстроилась.
  Князев погладил её по голове, как маленькую.
  - Я и так всё знаю. Всем нам крышка. И всей стране крышка, только никто не верит, думают, "с нами такого не случится". Как же! Случалось уже неоднократно... Займи денег, а?
  - Да ну тебя...
  - Шучу! Слушай, ты уверена, что сможешь вести машину?
  - Не уверена... что захочу. И вообще, я тут буду жить. Тут это... этва... смертельный укол, - пробормотала Рита и ткнулась носом в ладонь Князева. - Мой укол... Н-да.
  Князев усмехнулся.
  - Значит, поведу я. Адрес какой?
  Рита сказала, пересела с водительского сидения, приложила ладони к пылающим щекам:
  - Напилась.
  - Хорошая машинка, - прошептал Князев, выкручивая руль. - Сама захотела или кто посоветовал?
  - Сама... я всё - сама.
  - Ты сильная.
  - Потому что нет другого выхода.
  Большую часть пути молчали. Рита млела, поглаживая колено Князева. Ей было спокойно и уютно. И ничего не хотелось: того, что есть, было достаточно.
  - Это твоя вилла? - Князев притормозил у ворот гаража. - Не кисло.
  - Сыплет снежок в городские омуты
  Как неземная кока.
  В мире зима. Мне тепло и комнатно,
  Грустно и одиноко, - проговорила Рита, зевнула и добавила. - Ты ещё здесь, а мне уже одиноко... Так всё запущено.
  - Завтра... точнее, сегодня увидимся. Всё, иди.
  - А ты?
  - Я на такси доберусь. Иди, иди давай!
  И она пошла, оглядываясь, лаская взглядом его - Леонида Князева.
  Заночевать она решила в гостевой - не ложиться же с запахом другого мужчины к мужу. Это он может сразу от шлюх - в супружеское ложе. Да и не хотелось смывать этот запах. Засыпая, Рита обняла блузку, пропахшую терпкими духами.
  Утром Рита не узнала себя в зеркале: следов усталости как не бывало. На неё смотрела незнакомая девушка, и в глубине её зрачков плясали искры. В голове толпились рифмы, складывались в строки:
  А знашь... опять весна.
  Ночь. Небо черным-черно.
  Тебе - вдаль по трассе гнать,
  Мне - молча курить в окно.
  А знаешь, ты - мой укол.
  Чуть вмазалась - не болит.
  Но в мире моём - дефолт
  И вряд ли дадут в кредит...
  
  Неплохо. Очень даже неплохо. Первый стих за шесть лет.
  Гала-концерта Рита ждала как наркоман - дозу. Приехала раньше на час и, не находя себе места, прохаживалась по набережной, кормила уток.
  Дождавшись, прошла в полупустой зал, уселась, взглядом нашла Князева - он давал распоряжения.
  Началось вручение дипломов, вместо Лёльки ведущей сделали рыжую обезьяну. Первой она объявила номинацию "Лучшая басня" и долго поздравляла свою подругу, перечисляя все её достижения, выбитые шантажом и угрозами. Гран-при дали невысокому живенькому мужчине - нужно сказать, заслуженно дали. Он прямо на сцене родил экспромт и раскланялся. Настала очередь Риты. Глядя на Князева в упор, она прочла новый стих. Сигнал-ответ, сигнал-ответ... Да что ж это такое? Она смотрела на Князева и видела - себя. И холодно делалось от этого осознания.
  Комкая диплом, Рита вернулась в зал. Стены и потолок стали ближе... и нечем дышать. А что же будет потом? Что будет, если я и его потеряю? Ведь я всегда теряю то, что люблю...
  Нет! Не думать об этом! Вот он, здесь, и смотрит восторженно. Лгать можно - словами, но взгляд... такой взгляд подделать невозможно.
  Когда вручение наград закончилось, Князев выпроводил журналистов и сел рядом. Зал был пуст, а мир - наполнен до краёв.
  - Что с тобой? - лёгкое прикосновение к щеке.
  - Так хорошо... что аж страшно.
  - Знаю...
  Сегодня был ресторан в готическом стиле, дорогое вино и пирожные. Потом - отель, постель с шёлковым бельём и безумие, безумие, безумие.
  Рита снова вернулась за полночь и спала в гостевой. А утром еле открыла глаза и поплелась на работу. Хорошо, что Виталий уже укатил... а может, снова не ночевал дома. А может, просто ещё не проснулся.
  В голове завертелись кредиты, выплаты, невозвраты. Но всё это - на фоне Князева. Усаживаясь в директорское кресло, Рита ставила телефон на хрустальную подставку рядом. И он звонил - раз, два, три раза в день. Она ловила себя на мысли, что живёт от звонка до звонка, и это неправильно, но ничего поделать не могла.
  На несколько дней Князев укатил в командировку. Как же доползти до воскресенья? До серотониновой эвтаназии? Она много, очень много думала о своей жизни, о разводе... о работе, это ведь их семейное дело... всё равно Виталий не найдёт лучшего директора, да и вряд ли он будет таить обиду. О Максике думала... о том, что нужно искать жильё... И разумом понимала, что два таких психа как она и Князев возможны только на расстоянии. Если они будут рядом, то уничтожат друг друга... Но сердце жило своей жизнью и не хотело соглашаться. Глупое, глупое сердце, которому не писаны законы.
  Наступило воскресенье. Спортзал. Парикмахерская. Кафе... только не быть дома! Не видеть Виталия... убить время. А время мстит, всё ускоряя и ускоряя бег...
  Пора ехать. Поцеловав мужа в щёку и выдумав нелепое оправдание, Рита села за руль, включила музыку и наполнилась сладким ожиданием. Сегодня. Скоро... как скоро! Она специально надела чулки, это так эротично. Лео должен оценить. Лео... Лео... Где же ты? Уже шесть вечера. Опаздывает, негодник. Рита забарабанила пальцами по панели управления, предчувствуя недоброе. Время капало и капало...
  Уже полчаса прошло... полчаса! Рита потянулась за телефоном, нашла в списке его номер... Нет. Не буду звонить. Не буду... не буду... не буду. Вдруг он не ответит? Что тогда? Из неизвестности дохнуло холодом. Она уронила лоб на руль. Но вот так барахтаться в пустоте ещё невыносимей. Палец сам нажал на кнопку. Рука помимо воли поднесла телефон к уху. Гудки... гудки... гудки... Не отвечает.
  Пружина, которую она сжимала внутри каждый раз, когда хотелось взвыть, стала ещё короче и вдруг - щёлк!
  Выругавшись, Рита выжала газ. Взревела музыка. Завизжав, машина рванула вперёд. На повороте её повело вбок. Вильнула в сторону "девятка". И снова газ.
  Сдохнуть! Всё равно я уже умерла. Я могу жить только вливаниями серотонина. Сделайте мне инъекцию. Дайте дозу!!! Где ты, моё забвенье?
  Дождь хлестал по крыше. Дождь падал мокрыми нитями и сливался в сплошное полотно. Свет фар машин, мчащихся по встречной, растекался по лобовому стеклу и тотчас размазывался дворниками.
  Нужный поворот. Визг тормозов - фонтаны грязи из-под колёс. Скорее, скорее бы домчать...
  Его дом - длинная пятиэтажка... почти все окна светятся... где-то за ними - он. Где-то там, за прозрачной преградой...
  И снова звонок...
  Нет связи. Рита опустила стёкла и посигналила. Ещё, ещё и ещё. Машина захлёбывалась криком. Ревела музыка. Хлестал дождь. Оглядывались прохожие. Рита всё сигналила и сигналила.
  Задвигались занавески. На балконах столпились зеваки. Зардели огоньки зажжённых сигарет.
  А там, внизу, заходилась машина, под дождём мокла молодая женщина и всматривалась в окна. Кто-то думал, что она сошла с ума. Кто-то думал, что это пьяные разборки. А кто-то завидовал большой любви, ради которой здесь и сейчас совершается безумство.
  Интересно, а что думает он? Видит ли? Пусть смотрит. Пусть думает, что хочет. Пусть знает - это капитуляция. И белый флаг втоптан в грязь. Может, его жёнушка выглядывает в окно и зовёт - смотри, дорогой, какой цирк, - а он брезгливо отмахивается. А может, его окна вообще на другой стороне?
  Обессилевшая, мокрая, Рита упала на сидение, хлопнула дверью и выжала газ.
  Всё. Закончилась сказка. Сломалось красивое. Рядом с хрустальным башмачком таращит глаза кукла из папье-маше - кукла, которая была принцем. Королева бала должна переодеться в засаленный халат и вернуться в обустроенную нору, где душный, затхлый запах...
  Поворот...
  Газ.
  Нет. Всего этого нет - ни халата, ни норы, ни куклы. Было и не стало. Красная кнопка - и привычная Вселенная рассеялась на атомы.
  Газ.
  И нет сил, чтобы слепить из беглых атомов что-то новое. Ни сил, ни желания. Хочется обогнать пустоту. Хочется, чтобы из-за поворота вырулил грузовик... или чтобы выросла стена. Тррресь - и вдребезги. И - ни боли, ни холода. Финальный аккорд - Metallica. Да!
  Газ!
  Мелькают огни встречных машин. С бешеной скоростью проносятся смутные тени. Дома? Деревья? Столбы? Какая теперь разница! Музыка - громче... ещё громче! Вот так... Сигарета упала на пол. Чёрт с ней!
  Пустая загородная трасса. Штрихи разделительной полосы сливаются в сплошную. И дождь... этот проклятый дождь. А вчера было солнце, и счастье...
  Было.
  Вот оно, то самое место. Визг тормозов. Рита откинулась на сидение и рассмеялась, размазывая слёзы. Где-то тут, под сидением - недопитая бутылка. Ром обжёг горло. Рита закашлялась, но продолжила пить. Голова закружилась. Ещё сигаретку...
  Борясь с тошнотой, Рита вышла из машины, закинула голову, подставляя лицо холодным каплям. Пусть. Чем хуже, тем лучше.
  По грязи, спотыкаясь о камни, путаясь в траве, Рита подошла к обрыву. Внизу ворочалось море, дышало холодом. Шестьдесят метров... Разогнаться на машине - и вниз. Больно не будет. Больше никогда не будет больно. Никогда... Всхлипнув, она глотнула ром. Хоть сдохнуть красиво!
  Красиво ли? Утром море разбросает по берегу остатки машины. Влюблённые увидят их, охнут и позвонят в милицию. К обеду приедут спасатели, извлекут тело и подумают: "Чего ей в жизни не хватало?" Чего-чего... Жизни! Жизни и не хватало. Серые клоны будней, нелюбимый муж, осточертевшая работа. А жить оказалось больно, так больно, что терпеть невозможно.
  Ещё глоток рома. И ещё шаг к обрыву.
  Ветер бил в лицо, холодные капли скатывались за воротник...
  Ещё шаг... И вдруг сознание взорвалось чужими голосами:
  - Мама! Мамочка!
  - Дочка, ты заезжай почаще... хотя бы звони иногда...
  - У тебя великое литературное будущее...
  
  А ведь они ни в чём не виноваты. Ни Максик. Ни мама. Ни Лёлька. Если я сейчас шагну, то предам их. Им будет больно. Может, даже больнее, чем мне. Мама... она ведь любит меня. У неё нет больше никого, она с ума сойдёт. Максик... кому он нужен? Мачеха устроит его в интернат - с глаз долой. Лёлька... Лёлька в меня верит, и любит. А Князев...
  Он ничего не узнает. А если узнает, вздохнёт и подумает: "Как глупо". А потом будет хвастаться сотням восторженных дурочек, что из-за него бабы с обрыва прыгают...
  Колени подкосились, Рита села в грязь и укусила себя за руку.
  Нет.
  Мы не имеем права умирать. Потому что есть те, кто дал нам жизнь, кусочки их душ - в нас. И есть те, кому дали жизнь мы, мы - в них. Невидимые нити уз переплетены так, что не распутаешь, а если оборвать...
  
  Нет! Из большого взрыва возникла Вселенная. Сначала была пустота, потом зажглись солнца - тысячи, миллионы солнц, - потом появились люди. И эта, моя Вселенная... она только начинается. Росток разрушает почку. Бабочка - куколку. Рождаться больно. Свет слепит глаза, воздух царапает лёгкие... но - превозмогая боль - вдохнуть. Ещё раз вдохнуть. И разлепить веки. Родился - кричи. Царапайся. Карабкайся. Если нужно - бей. Такова жизнь.
  Рита долго щурилась, разглядывая этикетку "Havana club", поднялась и зашвырнула бутылку вперед, в темноту, с обрыва. Звона бьющегося стекла не было. Были всхлипы дождя и рокот прибоя. Следом за бутылкой полетел телефон - молчи и дальше, сволочь.
  
  Сделав неприличный жест в сторону чёрного неба, Рита вернулась в машину, закурила, вытерла грязь с коленей. С днём рождения меня! И спасибо тебе, Князев!
  
  Домой она ехала медленно, часто останавливалась, чтобы отдышаться и размять дрожащие руки. Обычно после такой дрожи начинаются судороги. "Нужно быть осторожной. Нужно выжить, хотя не хочется, чтобы написать книгу о нас - книгу, над которой будут смеяться и плакать тысячи людей. Я смогу. Я должна".
  
  Как назло, кто-то припарковался возле гаража. Неужели мест других нет? Ну, что за люди...
  Фары выхватили значок "Форда". Рита ударила по тормозам и откинулась на спинку сидения. Князев? Нет, так не бывает! Это совпадение, злая шутка судьбы... или Всевышнего - того, кто решил, что счастливой мне быть нельзя... Не сметь думать о Князеве! Не думать, чтобы снова не испытывать боль. Поэтому...
  
  Дверца Форда открылась - высокий мужчина сощурился, всматриваясь в подъехавшую машину.
  Задыхаясь, пытаясь совладать с дрожью, Рита выскочила ему навстречу, до конца не понимая, что делает. Сильные руки сомкнулись за её спиной. Он приехал... Всё-таки приехал!!!
  И в новорожденной Вселенной зажглось первое солнце.
  
  
   В рассказе использовано стихотворение Солы Моновой
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"