РЕЖИССЁР У ЭРШАНЬ: о творчестве и кинематографе
беседовала Ирина Чуднова для журнала "Русская Азия", декабрь 2012
ИЧ: Представьтесь, пожалуйста. Каким человеком вы себя видите?
УЭШ: Монгол. (смеётся) Всё-таки сначала - мужчина. Родился во Внутренней Монголии, вырос в Пекине, куда моя семья переехала, когда мне было четыре года.
ИЧ: Вы не забываете свою малую родину?
УЭШ: В семье родителей сохранялся традиционный уклад, было много монгольского, звучали родные песни. Мой отец - певец, и его товарищи, певцы и танцоры часто бывали у нас дома. Мой дед по материнской линии - художник, глядя на него, я полюбил рисовать. Он постоянно писал маслом пастбища, пастухов, монгольские пейзажи. Дед был заместителем председателя Ассоциации художников Внутренней Монголии. Я рос в обстановке, где много занимались искусством: рисовали, пели, всё время звучала музыка. Кстати, моя жена тоже монголка, она композитор, сочиняет мелодии. С детства я был этим окружён, и сам привык так жить, с ранних лет заинтересовался и полюбил монгольскую историю, культуру, национальный характер и традиции, поэтому для меня принадлежность к этой нации очень важна, я продолжаю изучать всё монгольское, это для меня многое значит, и это очень красиво.
ИЧ: Вы окончили институт искусств, учились на художника, не так ли?
УЭШ: Я с начальной школы серьёзно учился рисовать, после окончания средних классов общеобразовательной школы я поступил в школу при Китайской центральной Академии изобразительных Искусств, и проучился там четыре года. Потом поступил на факультет живописи Китайской центральной Академии Искусств. Его в разное время закончили многие знаменитые китайские художники. Я ушел оттуда со второго курса, недоучившись, так как у меня возникли противоречия с преподавателями, там вряд ли нужен был такой студент, и я оставил учёбу в академии, поступил в тот же год в Пекинский Институт Кинематографии на факультет режиссуры.
ИЧ: в те годы было сложно поступить на факультет режиссуры или для вас это не составило труда?
УЭШ: Загвоздкой для меня стал экзамен по культуре. Китайская культура глубокая и многогранная, нужно многое знать, чтобы сдать с хорошим результатом. Мне пришлось дополнительно пройти курс китайской культуры, так как я ранее углублённо изучал лишь живопись, и мои знания были несколько однобокими. Экзамен по специальности дался мне легко.
ИЧ: Поступив в кинематографический институт, вы сразу поняли, что быть режиссёром - ваше призвание?
УЭШ: Наверное, не сразу. Когда я учился живописи, я не придавал особенного значения кино, как искусству, я относился к нему, как к развлечению. К очень простому и весёлому развлечению, время от времени что-то такое смотрел в кинотеатрах: занимательные истории, красивые актёры, мне казалось, что настоящее искусство это - живопись, картины. Потом, когда я ушёл из академии художеств, я открыл для себя кино как самостоятельный вид арта. Стал ежедневно ходить в Пекинскую библиотеку для того, чтобы взять там кассеты с фильмами. Я начал обращать внимание на имена режиссёров, смотреть композицию фильма, пытаясь разобраться, как они устроены. Тогда же открыл для себя, что кино - это ещё более сложное искусство, чем живопись, что это целый новый для меня мир. Смотрел классические фильмы начала века и лучшие картины 60-70-х годов, фильмы Тарковского и других европейских классиков экрана, на меня они произвели очень глубокое впечатление, дали новый эмоциональный опыт, и я решил поступать в институт кинематографии, чтобы лучше разобраться в кино, понять его.
ИЧ: У вас не было ощущения, что, начав снимать кино, вы как бы аккумулируете в этом таланты вашей семьи - музыку и живопись?
УЭШ: Когда поступал, не думал об этом. Но потом ясно увидел, что здесь есть определённая связь, в том числе и с обстановкой в нашей семье. Тогда же думал, что кино - новый мир, в который хотелось окунуться глубже. Изучая изобразительное искусство, концентрировался на другом - статичные объекты: полотна, скульптуры, история классического искусства, немного театр, но ведь всё это предшествует кинематографу, тем или иным образом лежит в его основе. Для меня получилось естественное развитие от живописи к динамичному миру кино, лучшие образцы которого очень притягивали меня, в итоге не считаю, что годы обучения живописи были потеряны напрасно, напротив, мне это очень помогло.
ИЧ: Почему вы ушли в рекламу?
УЭШ: У моего курса была специализация - рекламная режиссура. У нас было много предметов, связанных с созданием рекламных роликов. Поэтому когда я выпустился, было естественно пойти именно в эту область, то была работа по прямой специальности. Так я пришёл и проработал в рекламной сфере десять лет.
ИЧ: И добились успеха!
УЭШ: Да, наверное. Мне было интересно. Я закончил обучение в 98-м году и до 2008-го снимал рекламу. Это самое динамичное десятилетие в развитии рекламного направления в Китае. Можно было попробовать всё что угодно, любые новации и приёмы съёмки, монтажа, новые технологии, новые идеи. Мы делали ролики, развлекаясь, увлекаясь и выдумывая, а ещё за это нам платили деньги. Было очень интересно, нужно было всё время учиться чему-то, что-то пробовать, узнавать.
ИЧ: В 90-е, на мой взгляд, китайская реклама была не на мировом уровне, напоминала скорее пустое поле. У меня сложилось впечатление, что тогда можно было идти в любом направлении, и это было бы легко воспринято рынком. Так ли это на ваш взгляд?
УЭШ: Да, пожалуй. Когда мы окончили институт, у моих однокашников было много идеалистических стремлений делать яркую, привлекательную рекламу, такую как делают за границей. На этом подъёме мы её и делали, я пытался, используя представившуюся мне возможность, реализовать разные идеи. Сейчас у меня, пожалуй, нет уже такого энтузиазма. Мне уже не кажется, что коммерческие ролики - это очень интересно, в них всё меньше проявляется индивидуальность их создателей, напротив, они все примерно одного уровня, все очень коммерческие, преследующие ясные цели и использующие примерно одинаковый, можно сказать, устоявшийся набор выразительных средств, они сделаны по накатанной. Нет того ощущения, как раньше, когда можно было из интереса попробовать реализовать случайную придумку или чужой опыт, и рынок принимал эти попытки.
ИЧ: Какая у вас любимая реклама?
УЭШ: Мне очень нравятся ролики американского агентства "Traktor", особенно те, которые сделаны со страстью и юмором. Очень хорошая реклама у тайских коллег, там много умного, и в то же время трогательного, забавного, милого. Но сейчас я смотрю мало рекламы.
ИЧ: Потому что пресытились и теперь снимаете кино?
УЭШ: Нет, в то время, когда я снимал рекламу, я занимался и современным искусством. Мне хотелось полнее выразить себя. За четыре года, что провёл в стенах института кинематографии, я больше внимания уделял кинематографу, как искусству экспериментального, а не коммерческого кино. Мне близки и доставляют большое эстетическое удовольствие экспериментальные европейские фильмы 30-х годов, американская классика 50-х, новаторские работы режиссёров 70-х, таких, как Тарковский, Бергман, Пазолини, классик мирового кино Феллини, мне не хотелось бы всю жизнь заниматься мейнстримом и коммерческим кино. Мой идеал - идеал художника, и я всегда двигался в этом направлении. На протяжении всех лет после окончания института я постоянно делал разные проекты в сфере чистого арта, у меня есть работы в жанре визуального искусства, а также инсталляции и перформансы, произведения в стиле синтетического мультимедийного арта. Некоторое время назад была выставка в галерее художника Хуан Жуй (интервью с ним я взяла в феврале 2012года, И.Ч.). Это всё чистое искусство. В то время моя жизнь разделилась на две части - коммерческое производство рекламы для заработка с коллективом моей рекламной студии и индивидуальная художественная работа в современном искусстве. В то же время, года этак до 2006-го, я ходил в кинотеатры, выбирая в основном отечественные фильмы. И заметил, что китайское кино в прокате практически отсутствует. Полные залы собирают голливудские фильмы, все эти человеки-пауки и бэтмены, прочий мейнстрим, на их фоне теряются в безвестности редкие китайские фильмы. Это тем более странно, что на развалах того же Шёлкового рынка полным-полно пиратских DVD-дисков с китайскими художественными фильмами. Это задело меня: как же так, множество людей покупают своё кино на пиратских развалах, а в кинотеатрах смотрят иностранные картины! Я сам окончил институт кинематографии, я люблю кино и люблю китайское кино, но почему же публика не желает смотреть своё кино в кинозалах и платить за билеты, а покупает его на пиратских копиях? Ведь я и мои коллеги учились делать кино, а не продукт на DVD-дисках, нашей целью не было выдавать утилитарный компакт повседневного спроса. И тогда я решил сам, насколько это в моих силах, поменять существующий порядок вещей и снять такое кино, которое зрители придут смотреть в кинотеатры.
ИЧ: Насколько я знаю, первый ваш фильм вышел в 2004-м году. Это была 90-минутная картина "Мыльная опера" (肥皂剧).
УЭШ: Да, я снял этот фильм полностью на свои деньги, выступив одновременно инвестором и режиссёром. Цель я преследовал простую - убедиться в том, что умею рассказать историю. В рекламе это умение обычно не требуется. Фильм участвовал в фестивале кино, получил премию в одной из второстепенных номинаций. В общем-то, я сделал то, что хотел.
ИЧ: С момента выхода первого фильма до момента, когда на экранах появился ваш второй фильм "Мясник, повар и мастер меча" ("刀见笑" "The Butcher, The Chef and the Swordsman") прошло почти семь лет, почему вы снова вернулись в рекламу?
УЭШ: В этот период я сделал ещё несколько небольших кинематографических работ в своём собственном стиле и на свои же деньги. Отчасти потому, что не искал особенно инвесторов. В 2006-м произошло то, о чём я уже сказал выше, я понял, что нельзя снимать кино для узкого круга, такое, какое делают с целью участия в кинофестивалях в надежде получить премию, а потом зрители смотрят с пиратских DVD. Я стал готовить большую работу для широкого экрана.
ИЧ: Фильм "Мясник, повар и мастер меча" ("刀见笑") сделан в сложной манере соединения множества стилей и приёмов, как вы думаете, не в этом ли причина того, что зрители в разных концах страны по-разному воспринимают этот фильм? Возможно, вы специально закладывали в него какие-то особенные шутки и понятия близкие северному менталитету, так как многие южные китайцы, как мне кажется, не вполне восприняли эту работу?
УЭШ: Снимая фильм, я шёл на некоторый риск. У фильма был невысокий бюджет, инвестор дал мне только шесть миллионов юаней. В картине предполагались обстановка, одежда и декорации в "древне-китайском стиле" и всё это стоит немалых денег, мой инвестор не верил, что в эту сумму я смогу сделать полноценный игровой фильм. Он всё волновался, что я предприму, если в ходе съёмок бюджет будет превышен? Мне пришлось подписать очень серьёзный договор, по которому я обязался всю необходимую сумму сверх предоставленной мне, возместить из своего кармана. Я не мог откладывать и начал работать, ведь готовился к этим съёмкам два года. Мне пришлось постоянно изобретать различные способы, чтобы уложиться с одной стороны в бюджет, а с другой ничего не потерять в той истории, которую я собирался рассказывать. Главное - мне очень хотелось, чтобы фильм создавал впечатление произведения художника, а не только режиссёра. Я придумывал, как привлечь искушённого зрителя, того, который видел уже много разного кино. Я представлял себе современного зрителя, у которого большой зрительский опыт, обширный культурный багаж, такого, который понимает литературу в стиле уся, в том числе и классическую (рыцарский роман и романы о странствующих героях), смотрел лучшие фильмы в стиле удаопянь (фильмы о странствующих героях, владеющими боевыми искусствами и магией), а также разбирается в современной китайской городской культуре и модных субкультурах, но при этом знает принципы Пекинской оперы, знаком с западной эстрадой, японской мангой и анимэ. Конечно, если зритель не часто смотрит кино и не очень разбирается во всём перечисленном, то фильм покажется ему чужим и непонятным.
ИЧ: То есть, вы не хотели создавать визуальную жвачку, а напротив, делали фильм, который насыщает зрителя, даёт ему возможность сотворчества?
УЭШ: Да, я не хотел производить жвачку. Я хотел привлечь зрителя в кинотеатры, но ещё одной целью, моей собственной, было получить удовольствие в процессе работы над фильмом. Я делал это не только и не столько для денег. Рекламой деньги зарабатывать гораздо легче. "Мясник, повар и мастер меча" ("刀见笑") относится к жанру уся, однако, никто не снимает уся так, чтобы там были разом три истории, вложенные одна в другую, в историях многое построено на идеях и символах буддизма и помимо этого много элементов современной культуры. Я снимал такой фильм, какой сам бы посмотрел с удовольствием. Думаю, никто в современном кинематографе не пытался соединить все эти ингредиенты в одной картине. Поэтому не только для многих зрителей, но и для многих кинокритиков фильм оказался неожиданным и не очень понятным.
ИЧ: Ваш инвестор не пытался повлиять на содержание фильма?
УЭШ: Его очень волновало, хватит ли выделенных денег на то, чтобы закончить работу. Насчёт содержания истории - нет, не влиял, ведь он также хотел, чтобы фильм получился прорывным. С самого начала я предоставил инвестору четыре сценария, он одобрил этот, как наиболее креативный и в каком-то смысле самый дешёвый. Раз уж пришлось рисковать, то лучше рискнуть с чем-то необычным, в этом плане логика у инвестора была такой же, как и у меня самого. В итоге выделенных денег всё же не хватило, и я добавил собственный миллион юаней.
ИЧ: Как вам кажется, проект получился успешным?
УЭШ: Я реализовал свой замысел. Самым главным успехом было то, что фильм получился таким, каким я его хотел видеть. У картины была негативная критика. Многие обвиняли режиссёра, например в том, что он не умеет рассказать историю, что его герои слишком утрированы и некрасивы, что их поступки не прогнозируемы и потому непонятны. Возможно, это оттолкнуло кого-то из зрителей, но думаю, что это же и притянуло многих. Фильм получился слишком необычным, и потому понравился очень многим. Мне кажется, наличие тех, кому картина очень полюбилась и тех, у кого она вызвала полное отторжение, одинаково важно - фильм не оставляет ощущение пресного блюда, о котором быстро забывают. А у этой картины есть фанаты и противники. Мне кажется, фильм можно использовать, как своеобразный психологический тест - если вам он не понравился, то вы слишком стары. Несмотря на разгромную критику, картина получила премию "Золотая лошадь" (金马) в 2011 году в нескольких главных номинациях. Многие прокатные компании заинтересовались фильмом. Например, компания "20th Century Fox Film Corporation" (Кинообъединение "Двадцатый век Фокс") приобрела этот фильм. Это исключительный случай, я никогда не думал, что подобная компания может приобрести такой низкобюджетный фильм. Это превзошло мои ожидания. Я, вероятно, буду сотрудничать с ними и впредь, и это тоже можно считать своего рода премией. Фильм определённо стоило сделать (У Эршань смеётся).
ИЧ: Джеки Чан в интервью журналу "Русская Азия" поделился своим огорчением от того, что современный кинематограф превращается в культуру развлечения сродни культуре быстрого питания. Зрители потребляют кино вместе с колой и попкорном, хотели бы вы поднять киноискусство на более высокую ступень или ваша задача развлекать зрителя?
УЭШ: Во-первых, я думаю, что представление зрителей о кино, как о развлечении, не является ошибкой. Это и есть развлечение. Но очень важно, какие цели ставит перед собой режиссёр, какие требования он предъявляет к своему фильму и своей работе. Я вовсе не считаю, что мои фильмы должны быть глубоки, как Библия, что зрители должны быть очень подготовлены и преисполнены желания приложить массу усилий, чтобы насладиться этим кино. Я хочу делать сбалансированные, гармоничные фильмы. Чтобы те, кто хочет развлечься, развлеклись, а если найдутся те, у кого более высокие запросы, чтобы и у них была возможность отыскать что-то своё.
ИЧ: Кино, как шкатулка с многоуровневым дном?
УЭШ: Да, все фильмы, которые я сам люблю, такие. Бывает, что фильм с глубокой философской идеей сделан скучно, или очень динамичный по форме фильм не имеет никакого содержания, после просмотра и того и другого одинаково жалеешь о потраченном времени. Мне кажется необходимым соединять интересное содержание с занимательной формой. Тогда каждый найдёт в фильме что-то для себя близкое. Фильм длится полтора-два часа, этого времени должно быть достаточно, чтобы вместить туда столько всего! Это как шведский стол - там есть и то, что может насыщать и то, что едят как приправу или из озорства. Каждый может выбрать по себе. А разве любой хороший фильм не несёт в себе множество слоёв? Ведь в кино идут совершенно разные люди, значит, у фильма есть что-то, что их всех привлекает. Ребёнок получает своё удовольствие, а взрослый своё, умный и простак тоже видят фильм каждый по-своему, но всё же это один и тот же фильм. Фильм - это не таблетка, которую съел и вылечился от болезни, я вовсе не считаю, что зритель болен, и его надо лечить. Это, скорее как накрытый стол в китайском ресторане, где соседствуют блюда на разный вкус, но всё собранное гармонирует между собой, а каждый волен выбрать то, что ему больше нравится или есть с каждой тарелки понемногу, тогда все обедающие выйдут из-за стола сытыми. Если обильно уставить стол одним попкорном, то при всей его калорийности, гости останутся голодны. Или вот ещё есть подход - поставить в тарелочках чистые витамины, минералы и белки-жиры-углеводы, вроде бы пищевая ценность сбалансирована, а удовольствия от трапезы никакого. Мой идеал - это гармония. Я ищу её в чужих фильмах и добиваюсь в своих.
ИЧ: Как вам кажется, в вашем последнем фильме "Разрисованная кожа-2" вы добились гармонии?
УЭШ: Я прикладывал все усилия. Но, сейчас мне кажется, что не всё там получилось, есть места, которые вызывают у меня сожаление. Этот фильм первый для меня настолько широкомасштабный. Вы его видели?
ИЧ: Да, этот фильм снят в совершенно другой манере, не похожей на ваш предыдущий фильм, у него много приёмов взятых из рекламы.
УЭШ: Это не вполне моя история, поэтому, видимо, не всё получилось так, как представлялось в процессе работы, и всё-таки я не считаю его своей неудачей.
ИЧ: У вас есть любимые актёры? В России у многих режиссёров стало традицией почти на каждый свой фильм приглашать "свой" состав.
УЭШ: Нет, у меня пока не сложился определённый круг актёров, с которыми мне хотелось бы всё время работать. Возможно потому, что я снял ещё очень мало фильмов. В двух последних актёрский состав был совершенно разным, но все актёры молодцы, каждый на своём месте. Я бы с удовольствием снова пригласил их всех. В общем, это естественный процесс - на начальном этапе работы со сценарием сразу становится понятно, подходит актёр на роль или нет.
ИЧ: Какой ваш стиль работы на площадке - вы предпочитаете давать актёрам и техникам некоторую свободу или жёстко требовать, чтобы всё соответствовало вашему представлению о сцене?
УЭШ: Мне нравится коллективное совместное творчество. Я считаю, что живописец, работающий над полотном, полностью и самостоятельно принимает решение и воплощает его, а кино - искусство, где каждый участник процесса может привнести что-то своё. Я не хочу и не буду рассматривать актёров, как инструменты для достижения моей собственной цели. Совместно мы сделаем что-то большее и лучшее, чем под жёстким руководством. Однако режиссёр обязан уметь руководить, задавать направление всей работе, уметь воодушевить коллектив. Мы совместно обсуждаем текущий процесс, я даю каждому высказаться, после чего суммирую и принимаю окончательное решение. Например, очень многие сцены актёры на репетициях разрабатывали в разном воплощении. И многие слова, так как они звучат в фильме, были найдены на этих репетициях, а не взяты из сценария. Мы специально добивались естественного, разговорного звучания, передающего не только точный смысл, но и характер персонажа. В обоих фильмах есть ключевые сцены, которые так хороши только потому, что актёры творчески переосмысливали сценарий, написанный очень книжным языком, соотносили все слова и движения с пониманием характера персонажей и логики событий. Эти находки актёров для меня очень дороги. Актёр - профессионал со своими творческими приёмами, если всё диктовать ему, легко потерять, упустить эти возможности. Так же я даю пространство для творчества и работникам других съёмочных специальностей, очень многое придумали и воплотили реквизиторы, операторы и осветители.
ИЧ: Как вы считаете, актёры хотели бы работать с вами над новыми проектами? Вы сами осуществляли кастинг на фильм "Разрисованная кожа-2"?
УЭШ: Да, это прекрасные актёры, и нам было очень интересно работать вместе, думаю, они согласились бы работать со мной снова. Кастинг для "Разрисованной кожи-2" во многом определялся тем, что мы снимали продолжение, поэтому главные действующие лица и исполнители этих ролей, занятые в первом фильме, должны были вернуться.
ИЧ: Если бы вам предложили снять короткий сериал, например, пять серий по полчаса или игровой фильм с полуторачасовой длительностью, что бы вы выбрали?
УЭШ: Конечно, игровой фильм. Я люблю рассказывать историю, люблю делать законченное произведение с целостным миром, которое можно посмотреть за один сеанс. Сейчас появляются сериалы, которые тоже рассказывают историю, в них есть замечательная актёрская игра, однако, сериалы для меня по-прежнему менее притягательны, чем игровое кино. Конечно, историю можно рассказать многими способами - и в живописном полотне, и в фотографии, и в повести или рассказе, почему я выбрал именно кино, как способ рассказать историю? Для меня это способ, который включает в себя многое и не может быть заменён никаким другим. Это мой способ создать и показать зрителю целый мир с идеями, образами и звуками, мир, который я не смогу показать никак иначе.
ИЧ: Как вам кажется, в современном китайском кинематографе больше режиссёров, которым нравится работать над сериалами, или делать фильмы?
УЭШ: Мне кажется, это вопрос личной склонности режиссёра. В китайском кинематографе сейчас можно делать и то и это. Тут уж кому каким способом больше нравится рассказывать историю.
ИЧ: Кто ваши любимые режиссёры?
УЭШ: Их очень много! Я не возьмусь назвать даже самых-самых, потому, что неназванными окажутся не менее достойные. Я очень завидую режиссёрам своих любимых фильмов - почему это снял не я?! Завидую и очень их люблю. Я не хотел бы с ними соперничать, мне кажется, что эти истории уже нельзя рассказать лучше, не стоит и пытаться. Не хочу идти этим путём, выбираю свой, отличный.
ИЧ: Если бы вдруг исчезли все фильмы, и в вашей власти было спасти всего один фильм всего одного режиссёра, что это за фильм?
УЭШ: "Зеркало" Андрея Тарковского.
ИЧ: У вас есть любимый писатель?
УЭШ: Кафка. Его книги я люблю с последних классов школы.
ИЧ: Кто кроме Тарковского вам близок из советских или русских деятелей культуры?
УЭШ: Мне очень нравятся фильмы Калатозова "Я - Куба", "Летят журавли", Чухрая "Сорок первый", очень яркие фильмы у Параджанова, мне нравятся режиссёры со своим особым художественным почерком, яркие индивидуальности, их никогда и никем нельзя будет заменить. В русском кино очень много талантливых мастеров и прекрасных фильмов.
ИЧ: Как вы думаете, ваши фильмы близки русскому зрителю?
УЭШ: Не знаю, но мне хотелось бы, чтобы и в России зрители посмотрели мои картины. Хотя мои работы адресованы, прежде всего, китайскому зрителю. Часто бывает, что и у китайского зрителя не хватает культурного уровня, чтобы полностью понять мои фильмы, но иностранцам, возможно, будет ещё тяжелее, хотя может быть, они увидят что-то своё.
ИЧ: Как близкие относятся к вашей работе?
УЭШ: Поддерживают. У меня нет таких проблем, как, например, у живописцев. Часто художник ставит себе задачу, к которой он очень долго подступается и отступает, проходит через внутренние сомнения и творческие метания. У кинематографиста немного иначе, большинство задач лежит в сфере менеджмента - нужно договариваться с инвестором, организовывать съёмочный день, подбирать актёров, обсуждать с ними сценарий, это тоже трудно, но всё-таки это трудности иного рода, не из разряда внутренних метаний. Творческий процесс уже не ограничивается только художественными поисками самого режиссёра, это работа большого коллектива, которая разбивается на множество конкретных задач. Я не могу позволить себе зайти в творческий тупик, так как ответственен за целый коллектив, не могу сказать: "мы всё сделали неверно и давайте начнём сначала". Люди доверяют мне не только свои деньги, но и своё время, свои силы и профессионализм. Каждый фильм только тогда чего-то стоит, когда он закончен. Иначе все затраты превращаются в ноль. Возможно, картина не будет сделана идеально, но она должна быть закончена. Если я не чувствую в себе уверенности и сил закончить фильм, я не должен за него браться.
ИЧ: Работа режиссёра не оканчивается после того, как весь материал отснят, а продолжается в период монтажа и пострпродакшена, какая из этих стадий вам кажется более важной?
УЭШ: Конечно, все стадии важны. Работая над фильмом "Разрисованная кожа-2", мы потратили на постпродакшен больше времени, чем на съёмки, и очень много времени ушло на подготовку к съёмкам. Подготовка заняла десять месяцев, съёмки мы закончили за пять, а на монтаж и постпродакшен ушло семь месяцев. Мы потратили много времени на составление сценария, съёмочный период был самым простым и коротким, но для конечного продукта все стадии очень важны. Самым важным я считаю наличие чёткого непротиворечивого и выполнимого плана, тогда всё идёт достаточно гладко. Если говорить о фильме "Разрисованная кожа-2", то времени на монтаж и пострпродакшен было недостаточно, поэтому не всё, что я хотел, удалось реализовать. Однако у нас были обязательства по срокам сдачи фильма, и мы должны были в них уложиться.
ИЧ: Если вас одновременно пригласят снимать кино в Голливуд и в Гонконг, кому вы ответите согласием?
УЭШ: Я поехал бы в Америку. Но не потому, что это мне так важно, просто таков мой выбор из двух предложенных вариантов. Лучше всего для меня снимать кино в материковом Китае. Я думаю, что смогу полнее раскрыться именно здесь, моя работа будет здесь лучше понята и выше оценена. Америке на самом деле вряд ли нужен китайский режиссёр, там достаточно своих с мировым уровнем. Да и голливудского кино в Китае очень много, гораздо больше, чем своего.
ИЧ: вы верите в то, что сегодня наступит Конец Света? (интервью было взято 21-го декабря 2012-го года, И.Ч.)
УЭШ: Майя не смогли сохранить свою цивилизацию и погибли, как можно верить их предсказаниям?!
ИЧ: Ваш любимый город?
УЭШ: Пекин.
ИЧ: Ваш любимый цвет?
УЭШ: Любимый цвет... Цвет... Наверное чёрный. Но иногда и другие. Мне нравится синий.
ИЧ: Какого цвета для вас ветер?
УЭШ: Наверное синий, возможно, это романтичный ответ. Кажется, у ветра нет цвета. Хотя я хотел бы, чтобы он был синим.
ИЧ: Какого цвета для вас Пекин?
УЭШ: Пекин серый. Такой, как стены у старых кварталов вокруг Запретного Города.
ИЧ: Какое из пяти чувств для вас самое неважное?
УЭШ: Осязание.
ИЧ: А самое важное?
УЭШ: Обоняние, почувствовав знакомый запах, я легко могу воскресить то, что с ним связано. Поэтому я тяжело переношу простуду, отсутствие запахов сильно обедняет восприятие мира.
ИЧ: Есть внимательные зрители, фанаты фильмов, которые тщательно отыскивают ошибки монтажа и нестыковки в одежде актёров в соседних сценах, реквизите, гриме и так далее. Как вы к этому относитесь? Можно ли такие ошибки изменить в процессе постпродакшена?
УЭШ: К сожалению, такие ошибки бывают. Изменить их практически невозможно, и режиссёр знает каждую. Я отношусь к ним, как к недоработкам. Хотел бы, чтобы в моих фильмах их не было, но пока что так чисто снимать не получается. Для зрителей отыскивание этих ошибок, наверное, ещё один вид развлечения, плохой фильм не будут пересматривать дотошно, обращая внимание на такие мелочи, как причёска, или с какой стороны падает свет. У собирателей марок часто ценятся экземпляры с опечатками.
Думаю, если зрители собирают ляпы какого-то фильма, это значит, что фильм им нравится.
ИЧ: Над чем вы сейчас работаете?
УЭШ: Сейчас в работе у меня одновременно два фильма. Один будет сделан в "древне-китайском" стиле, для него требуется очень долгий подготовительный период.
ИЧ: Вы работаете режиссёром четырнадцать лет, как меняется китайский кинематограф?
УЭШ: Китай - вторая в мире страна по количеству производимых фильмов, здесь есть очень благодарный и искушенный зритель, постоянно открываются новые возможности на рынке, можно найти финансирование под хорошие идеи. Я хотел бы в этих условиях делать то, что могу - снимать интересные, качественные фильмы. Мне нравится экшен, игровое кино, но такое кино требует больших вложений и больших усилий. Нужна ответственность и профессиональный коллектив, чтобы делать это по-настоящему хорошо, в этом направлении я намерен работать. Я не хочу распыляться, сегодня снимать комедию, завтра сериал, послезавтра что-то третье, я выбрал свой путь и хочу ему следовать.
ИЧ: Из двух ваших последних работ, какая ближе вам самому?
УЭШ: "Мясник, повар и мастер меча" ("刀见笑").
ИЧ: Что для вас самое главное в жизни?
УЭШ: Созидание. Творчество.
ИЧ: Многие ответили бы, что их семья, дети.
УЭШ: У меня нет детей, мои фильмы для меня как дети.
ИЧ: Если у вас не будет возможности снимать кино, чем бы вы занялись?
УЭШ: Но я останусь в живых? Если только останусь в живых, то займусь каким-то другим творчеством. Например, можно рисовать картины, делать арт-проекты, может быть, занялся бы фотографией или начал писать книги.
ИЧ: Что бы вы хотели иметь больше всего и чего бы не хотели никогда?
УЭШ: Более всего хотел бы иметь страсть. Постоянное страстное побуждение к созиданию. Вдохновение. То, что я делаю со страстью, получается у меня очень хорошо, гораздо лучше, чем задумывалось. Но это чувство нельзя ощущать всегда, и мне его часто не хватает. Иногда предлагают участвовать в проектах, которые не вызывают у меня страсти. Я всегда отказываюсь, потому, что остаюсь холодным. Я боюсь, что если не будет достаточно страсти, страсти, которая не даёт уснуть и подгоняет к работе, то у меня не будет сил закончить такой проект. А никогда не хотел бы тяжёлой болезни.
ИЧ: А чего вы боитесь?
УЭШ: Чего боюсь? Не знаю, никогда об этом не думал. Может быть, боюсь, что у меня не хватит времени?
ИЧ: Вы не боитесь войны, катаклизма?
УЭШ: Наверное, нет. Большие потрясения могут принести с собой новый опыт. Для творческого человека ровная жизнь без глобальных событий возможно не самое лучшее. Тяжелые времена в истории дали человечеству немало великих мыслителей и художников.
ИЧ: Если пришлось бы провести год на необитаемом острове, какой один предмет вы возьмёте с собой?
УЭШ: Думаю, что взял бы книгу, буддистский канон "Алмазная сутра".
ИЧ: Вы религиозны?
УЭШ: Нет, но мне интересен буддизм. Интересна его философия и эстетика. Я изучал бы эту книгу, чтобы понять что-то важное о мире.
ИЧ: Представьте, что вам пришлось начать всё сначала, не имея сегодняшнего имени и средств. Что бы вы предприняли?
УЭШ: Вам хочется узнать, что я умею делать из самого простого? Умею смешивать краски и натягивать холст на раму. Наверное, пошёл бы в репетиторы учить детей рисовать. Думаю, я был бы хорошим учителем. Да, ещё можно делать наружную рекламу. Когда-то, когда я был студентом, а дома не было достаточно денег, я подрабатывал тем, что раскрашивал вручную огромные банеры, весь по уши в краске. Деньги были нужны, чтобы купить дорогие и хорошие масляные краски, я очень любил густой мазок, тюбики моментально заканчивались. Когда я пришёл наниматься на подработку, и у меня спросили, на кого учусь, я ответил, что изучаю живопись, тогда мне и досталась эта первая в моей жизни работа - красить щиты наружной рекламы. Это было всё равно, что красить забор, но я до сих пор помню, как это делается. Думаю, на кусок хлеба и масляные краски смог бы заработать. А потом можно писать картины.
|
