Луна блестит над крышей,
как циферблат часов.
Поселок спит, не слыша
пустого лая псов.
Мир снами заполошен,
не выспалась заря.
Двор мраком запорошен
в начале октября.
Мать выглянет в окошко,
да что увидишь: темь!
О ногу трется кошка:
- Хозяйка, время - семь!
Пора тебе на дойку,
мне ритуал знаком...
...И тянет кошка стойку,
быть хочет с молоком!
В хлеву тепло и сухо,
от сена - благодать.
Корове нежно в ухо
шепнула что-то мать.
От добрых рук пьянела
буренка. И - легко
звенело и звенело
в подойник молоко.
Ах, мама!
Только силы
от женственности всей
настойчиво просила
ты у судьбы своей.
Что годы пролетели,
скорее, не упрек...
На лбу морщинки сели,
на волос иней лег.
Так и со мной случится...
Но, мама, ты - свята:
из глаз твоих лучится
такая доброта!
Себе кажусь я жалким,
почти птенцом в гнезде...
Мать выйдет в полушалке
и встанет в борозде.
Одной, как удается
ей землю боронить?
Она в ответ смеется:
- Не время хоронить!
Легка рука - вот важно!
...Однажды абрикос,
что мамой был посажен,
из косточки пророс!
И я не удивился...
Я сам в один из дней,
ты помнишь, появился
из косточки твоей?
Кружит над садом ворон,
вечерняя заря...
Я впечатлений полон
начала октября.
Мать на вечерней дойке.
И мне домой пора.
Я ей обязан стольким!
Но это все - слова...
Поглажу нашу кошку,
пушистые бока...
Нальет мать на дорожку
парного молока.
- Пока!
И, окунувшись
в родимые глаза,
иду, не оглянувшись...
Боюсь - блеснет слеза!
Герой
Высокая труба
над местною котельной
легко и без труда
пьет звездные коктейли.
Наводит на озноб
железная игла...
Дорожка ржавых скоб
до неба пролегла.
Где пеной облака,
трубы терялся срез.
Но знал я чудака,
что на трубу полез.
Он спорить был мастак
на деньги. То пари
в тот вечер просто так
держал. Мол, посмотри...
Герой! И - убедить
в обратном - мало сил...
Он только подсадить
до скоб меня просил.
Увлекся ли игрой?
Но вверх, смеясь, взбежал...
Со стороны - герой!
Внутри, поди, дрожал...
Не мог он уступить
боязни высоты!
...Возьми, вдруг, оступись...
И нет его! Кранты!
Не подвиг совершал.
Да жизнь не без чудес:
есть скобы - кто мешал
подняться до небес?
Дотронуться до звезд
дрожащею рукой?
Орлы не строят гнезд
в низинах, под горой...
Над серостью взлететь,
земных чураясь кар.
И, может быть, сгореть
под солнцем, как Икар.
Жизнь наша, точно грязь,
ценою в полгроша...
Он и ходил, смеясь
по лезвию ножа.
Бог даст - не упадет!
Наш двадцать первый век...
В нем человек живет,
Достойный человек!
Пусть ноша нелегка
земных обуз и пут,
стремись под облака
где справедливый суд.
Безмолвствуй, не ори,
принадлежа судьбе.
И - выиграй пари,
поднявшись по трубе!
...Высокая труба
над местною котельной
глотает без труда
небесные коктейли...
Билет до Луны
Старик был полоумный.
Весь двор об этом знал:
с утра копался в урнах,
бутылки собирал.
В нем возраст не угадан,
давно не брит, не мыт.
Червем копался рядом,
копался, был и - сыт!
Ему хватало хлеба.
Старик другим смущал:
неравнодушно к небу
он взор свой обращал.
Какой безумцу карой
небесный стал дозор!
Он каждый вечер старый
нес телескоп во двор.
Облитый звездным светом,
одетый в тишину,
высматривал планеты,
разглядывал Луну.
Такой старик лукавый!
Похоже, был не глуп...
Вся детвора оравой
вникала в дедов блуд.
Он открывал мальчишкам,
мир звезд и тишины!
Сам увлеченный слишком
пейзажами Луны.
Бродил по лунным скалам
в фантазиях старик.
Что важного искал он,
что тайного постиг?
Старик преображался,
и словно молодел,
Селеной заряжался -
лететь до звезд хотел.
Мечтою бредил странной:
- Наверно, пацаны,
и я себе достану
билетик до Луны...
Маршрут: туда - обратно,
оставлю только след...
...Но через день внезапно
двор вздрогнул: умер дед!
Кому хватало хлеба,
кого питали сны -
ушел, ушел на небо
с билетом до Луны.
Давно ли было это?
Двор повзрослевшим стал.
И лунного поэта
обратно ждать устал.
Житейские тревоги,
увы - не к звездам путь!
Дается шанс немногим
С Луны на мир взглянуть.
Старик был полоумный,
своей мечты творец.
Как жаль, купил он лунный
билет - в один конец!
И бродит по Вселенной,
а вовсе не усоп,
нам в память свой нетленный
оставив телескоп.
По имени Солнце
Звезда класса G
по имени Солнце
дрожит в витраже
замерзших оконцев.
Оранжевый свет
и бездоннная синь -
звезды силуэт,
как большой апельсин.
Из звездных мортир -
одна из мильарда -
катится в надир
шаром билиардным.
В основу основ
ее выбирали
пружиной часов
на Млечной спирали.
Всем звездам - сестра,
мать жизненной тверди...
Нет жарче костра
и мучительней смерти!
Горошек дражже
в замерзшем оконце -
звезда класса G
по имени Солнце.
Потороплюсь
Обиды полные глаза.
Нет только слез.
Скоропалительна гроза -
слова всерьез!
Запали в душу и - прожгли,
в душе - дыра!
В золу рассыпались угли
любви - костра.
Дым пепелища, как туман,
и сыр и пуст...
В нем не сомкнуть отныне нам
в лобзаньи уст.
Уйдешь, надменна и пряма...
А я смеюсь:
коль одиночество - тюрьма,
потороплюсь!
Тишина
Миром влавствует тишина
всеобъемлющая, вековая.
Из такого же теста, я знаю,
эти звезды, планеты, Луна.
Тишиной поглощается звук
до последнего слова и вздоха...
На Земле наступает эпоха
тонко слышащих, чувственных рук.
Но какая во всем глубина,
тайный смысл - я не знаю доныне;
тишина - это возглас пустыни
или возраст бездонного сна?
Немота вечных странников-рыб,
чернокнижников злые наветы?
...Тишина. В тишине безответной
не расплачется кто-то навзрыд,
только взглядом прожжет до костей,
тронет душу накалом незримым...
И полна тишина новостей
о невидимом, необьяснимом.
* * *
Почему ты молчишь, теребя
золотистые свои волосы?
Посмотри, я купил для тебя
ярко-желтые гладиолусы.
Неосознанно выбрал их цвет,
как мальчишка с наивной душою.
Оказалось, что это - билет
в никуда. На разлуку с тобою...
Чему быть - тому быть. Все дела...
Ты волненья не выдала голосом.
И смиренно из рук приняла
ярко-желтые гладиолусы.
Весна в городе
О, сколько битого стекла
и разовой посуды!
Весна снегами истекла
на пересуды.
Работа дворника - мести
унылый двор.
Ну, ты хотя бы нас прости
за наш позор.
За то, что кто-то с этажа
да спьяну трусом
запустит в улицы, блажа,
домашний мусор.
Как скверно: душу не подтер,
навек запачкав.
Вчера родились полотер,
а следом - прачка.
Смердит из окон туалет -
оттаял город...
А я закутываюсь в плед -
собачий холод!
Маршрутные такси
"Газели" мчатся косяком,
"аквариум" - такси...
В салонах дремлет за стеклом
народ, как караси.
Прогретый воздух, включен свет -
комфортное нутро!
Жаль, обязательный билет
не выдаст им никто!
Да на заступничество - крест
с водительской груди
на десять пассажирских мест.
Храни и огради!
Желание
Раздевай и бери меня силой! -
так написано в сердце моем.
Обещаю тебе быть красивой
этим хмурым нерадостным днем.
Свою голову вжавшая в плечи,
от твоих поцелуев пьяна...
Ты сегодня - истец, я - ответчик,
и моя очевидна вина.
Я сама и пришла и расскрылась,
а ты даже подумать не смел!
Не любима! - звучит, как "бескрылость"...
Разве сам ты взлететь не хотел?
И нужна ль тебе эта потуга -
возносить из душевных глубин
это качество - редкого друга,
когда ты у меня есть один?
Я защиты твоей не просила,
сожжена безответным огнем...
Раздевай и бери меня силой! -
так написано в сердце моем.
* * *
Души в себе эмоции, души!
Но если захлестнуло через край,
бери перо, бумагу и - пиши,
свои слова в атаку поднимай!
Ставь на защиту собственной души
поэзии достойный легион,
бери перо, бумагу и - пиши!
Эге, да ты почти - Наполеон!
В цепи неровных строк - залог побед,
воинственно - ликующее "я".
И зря ты водку льешь через края,
и утопаешь в дыме сигарет!
Они тебе - не помощь. Не греши,
перед самим собой останься чист.
Бери перо, бумагу и - пиши!
Поля сражений - твой бумаги лист!
Без тепла
Убираешь красивые волосы
в непослушную русую прядь,
и неправдой отравленным голосом
говоришь мне о чувствах опять.
Твои гибкие тонкие руки,
как из белой точеной кости...
Только холодом веет и скукой
от заученных фраз... Ты прости,
навалилась пустая усталость,
я давлю в себе всякую блажь...
Между нами тепла не осталось,
а другого тепла ты не дашь!
Подрастеряны в долгих скитаньях
и утрачены чувства навек.
Наши встречи - всегда испытанья
для не любящих двух человек.
Так чего я хочу, что я плачу,
и руками сжимаю виски?
...И прическа твоя, не иначе,
от невысказанности и тоски.
Миражи
У любви есть симптомов триада.
То - бессонница, ревность, вина.
Рая нет у любви. Есть три ада,
я их все испытаю сполна.
По заслугам пребудет награда,
и возможен замес на крови...
Мои чувства - Клондайк, Эльдорадо,
где я золото мо?ю любви.
Да простятся любовные игры,
миражом исчезая вдали...
Шмель кружится над дремлющим тигром
в сюрреальных картинах Дали.
Моя звезда
- Звезда упала!
- Нет, метеорит...
Космический пришелец из металла.
- И это мне романтик говорит?
- Ты просто книг об этом не читала...
...Как горяча сейчас ее ладонь!
Горят глаза: Миранда или Феба?
Мне кажется, вот только ее тронь
И полыхнет грозой ночное небо!
Меня пытает этот женский ум,
Наивный, полный жажды и желанья...
Веду ее по звездам, как Колумб
Вел каравеллы, к берегам познанья.
- Звезда...Она - какая? Расскажи...
Что в ней бушует - пламя или страсти?
И отчего она всегда дрожит,
А наши судьбы держит в своей власти?
...При свете звезд глаза ее черны.
Глаза Вселенной. Я в них дна не вижу.
Но чувствую - в меня устремлены,
И с каждым вдохом ближе, ближе, ближе!
Моих сухих и плотно сжатых губ
Коснулась поцелуем:
- Недотрога!
Ты безнадежно, бесконечно глуп,
Ведь я - твоя звезда, твоя дорога!
Меня познать - тебе не хватит сил...
А звезды в небе далеки, не мощны.
И как там астроном "твой" говорил,
Сэр Артур Эддингтон: "Звезда?.. Нет - проще!"
Парад планет
Две тысячи второй. Рассвет
тысячелетья. В небе -
каков масштаб! - парад планет.
Мы - о насущном хлебе...
О доме, детях, о семье,
о деньгах, будь неладны!
Об огороде, о белье,
о климате прохладном.
Парад планет? Да тьма забот!
Глаза сковала пресса:
террор, Чечня, война, завод -
круг общих интересов...
Чтоб знали, как незыблем свет
светил. Как безупречен,
неотвратим - парад планет!
А я - о вечном, вечном...
Струны скрипки
Когда-то ты могла
Извлечь из скрипки гаммы.
Ты гордостью была
Для школы и для мамы.
Но торопилась в свет
В сомнительном веселье:
От пачки сигарет
До опиума-зелья.
Как бриллиант в золе -
Лишь потемнели грани -
Сгорела на игле
Какой-то мерзкой дряни.
Наркотик выжег ум...
Врач - ныне твой биограф.
А к сердцу горстью струн
Подключен кардиограф.
Покапельно в тебя
Вливает врач надежды.
Ах, глупое дитя,
Ах, этот возраст нежный!
С наркотиком дружна,
Вся высохла до нитки...
Когда б смычком должна
Пройтись по струнам скрипки,
От сна растормошить,
И растревожить сердце,
Как только может жить
Душа у скрипки - скерцо...
Быть с нею - заодно:
Пусть в звуках души слиты,
Чтоб не уйти на дно
Немым куском гранита,
В безумия провал,
К безвременью приблизясь...
...Но, к счастью, миновал
Благополучно кризис.
Не бог отвел беду
От твоей плоти хлипкой:
Просила ты в бреду
Не разлучать со скрипкой.
По бледному лицу
Еще бродили тени...
Врач твоему отцу
Сказал: "Не надо денег!
Пусть скрипка зазвучит
Сочувственно в палате.
Жизнь, язычком свечи
Горя, за все заплатит..."
...Мир снова для тебя
Обрел цвета и звуки.
Из полузабытья
К смычку рванулись руки.
Ритм сердца - частота -
Волнующие герцы!
Осталась чистота
Жить в струнах скрипки - скерцо.
Жизнь провела урок
Для пользы и для дела...
Ты вышла за порог
Больничного придела.
Пусть прошлое все в прах,
И дождь пальто испачкал...
Но скрипка, что в руках, -
Твой верный шанс, скрипачка!
Черничная гора
Околица поселка.
Уходит вдаль большак.
Что для меня, ребенка,
Гора Большой Шатак?
Всего три километра
Пустынного пути!
День солнечный, нет ветра.
Ждут тайны впереди!
Вчера пугала няня:
"Шатак - гора-шайтан!
Она к себе приманит,
И заведет в туман.
За ягодой нагнешься,
Свой потеряешь след.
Обратно не вернешься!"
- Ах, няня, что за бред! -
Я округляю глазки,
Мне страшно и смешно,
Ведь я не верю в сказки
Наивные давно.
Зато кричат мальчишки
С соседского двора:
- Шатак! Там - кедры, шишки!
Черничная гора!
Грибы, те сами рвутся
В лукошко, кузовок!
-Эй, городской, - смеются, -
Чего от страха взмок?
Обидно мне и горько:
Пусть городской! Пусть так!
Но я решусь!
На зорьке
Встречай меня, Шатак!
Хребтами Урал-Тау
Взметнулся до небес.
Расчесывает травы
Гребенкой сучьев лес.
Густой и пышной пеной
Плывут вдаль облака,
Водой вздувает вены
Холодная река.
Шагаю в модных гетрах -
Пришла моя пора:
Всего в трех километрах
Черничная гора!
Какой медвежий угол,
Как мрачен хвойный лес!
О, нет, я не испуган,
Иду - на интерес.
Не верю в сказки няни:
Шайтан-гора - Шатак!
Но понимаю: тянет
Гора не просто так!
Ход замедляют ноги...
Заколотил "мандраж":
Нет впереди дороги!
Лишь каменистый кряж
Уходит к синим тучам,
Порыв мой истребя.
Под чьим-то взглядом жгучим
Я чувствую себя.
Путь кем-то мой просчитан!
Знать, сказка - не обман!
Не станет мне защитой
Сгустившийся туман.
Я медленно и верно
Теряю старый след...
Я здесь умру, наверно...
А мне пятнадцать лет!
...Со мною кто-то рядом
И дышит тяжело.
Полупотухшим взглядом
Не различить его.
Лишился мой рассудок
своих последних сил.
Ковер из незабудок
В глазах свет погасил...
- Вставай, внуч-о-ок!..
Кто тянет
С меня пушистый плед?
Глаза открыл:
- Ах, няня!
А ты не сон, не бред?
- С чего вдруг? - удивилась, -
Аль - новая игра?
- Нет, няня, мне приснилась
Черничная гора.
Шел каменистым кряжем
По грудь в густой траве.
Я думал: пусть расскажет
Гора о тайнах мне.
Поведает, чем манит,
Страшит сосновый лес,
Что смысла нет в обмане,
Коль нет самих чудес!
Ведь сказка только снится,
Как из небытия...
Уйдет - лишь пробудиться!
Вот и проснулся я...
- То правда, и неправда!
Жить надо не спеша...
Как чудно, как отрадно,
Что есть в горах душа!
Мир тайны не изучен,
Разгадок - на сто лет!
Тогда и жить не скучно! -
Вот на вопрос ответ.
...Околица поселка.
Уходит вдаль большак.
Мужчину - не ребенка -
Зовет к себе Шатак.
Путь вспоминают ноги,
И холодок в груди...
Но лучше нет дороги,
Лежащей впереди!
* * *
Вот говорят: в любви все сказано -
желаньями, поступками и фразами,
дуэлями, безумными витийствами,
самообманом и самоубийствами.
Всепоглощающая страсть так напиталась,
что принялась за собственное "я".
Увы-увы, немного ей осталось
от самоё себя!
Когда любви истерзанное тело
под нашими ногами - что роптать?
Любовь полета, высоты хотела...
А мы ее, как птицу, растоптать!
* * *
Люблю, чтоб умереть с открытым
лицом и сердцем. Так рожден...
Чтоб по следам, еще не смытым
печальным временем-дождем
прошла бы ты несуетливо,
утраты боль не осознав,
простив за то, что я ревнивый
не укрощал порой свой нрав.
Простив минутные свиданья
и пьяный мой несвязный бред,
все те незримые терзанья,
которых после смерти нет.
Люблю! Я чувствам верноподдан.
Хочу с достоинством уйти...
Пусть поцелуй твой, точно орден
алеет на моей груди!
Сага о голубых елях
В городском запорошенном сквере,
где лежит снег, похожий на вату,
кто-то две голубые ели
ночью вырубил воровато.
Зорька встала под утро горька:
вместо елей - два мертвых пенька!
Вы не видели, как умирают,
в хвойном воздухе индевея,
голубые прозрачные ели,
когда корни у них подрубают?
Как дрожит от стесненного воя
ограненная тонкая хвоя,
и летит голубая кора
звездной россыпью в сталь топора?
...
Существует такое поверье,
пусть иные за сказку сочтут,
будто цвета небесного ели
людям счастье и радость несут.
Оттого полюбовно их садят
в парках, скверах и палисадах.
На проспектах больших городов,
у вокзалов, аэропортов.
У Кремля, под стеной Мавзолея
этих елей ряды пламенеют.
Там, где плачут, скорбят и болеют,
где сердца навещает осень
по широким тенистым аллеям
семена елей ветер разносит.
Я не знаю страшнее потери:
человеком убитые ели!
В городском запорошенном сквере,
где лежит снег, похожий на вату,
кто-то две голубые ели
ночью вырубил воровато.
Но ему не украсить жилья
и своей очумелой праздности
тем, что отнято от корня
человеческой радости.
Пусть суровой ему станет кара:
всех смертей искупить будет мало!
Голубые печальные ели,
отмели вам, отпели метели.
Ваша участь печальна, горька.
О вас память - два мертвых пенька.
Прощеное воскресенье
Ты уйдешь. Дверь захлопнется в сенцах.
Тишина, как струна, зазвенит.
И останется властвовать в сердце
темный лед нанесенных обид.
Запоздают слова во спасенье.
Не вернешься ты, знаю, горда!
Но сегодня наш день - Воскресенье,
Воскресенье Прощеное! Да,
глупо прятать в бездушия стены
очевидное чувство вины...
Я скажу, опустясь на колени:
-Дорогая, ты любишь блины?
Впереди холодна ночь и длинна!
Не сердись, задержись на бегу...
В Воскресенье Прощеное блинное
я блинов для тебя напеку.
Есть в запасе еще поцелуи,
от которых все тело знобит.
...Прочь из сердца, оттаяв, дрейфует
темный лед нанесенных обид.
* * *
Хочется переболеть любовью,
как болезнью - оспой или корью.
Хочется отчетливо понять,
сможет ли душа ее принять?
Иль, не выдержав подобной муки,
на меня судьба наложит руки!
Хочется отшлифоваться в чувстве
тонко, поэтично, как в искусстве.
Говорить порою угловато,
но рождая зависть: "...а слова-то!"
Признаваться на людях, открыто:
есть любовь, чиста и незабыта!
Хочется переболеть душою,
пусть она вам кажется смешною,
только не холодною, как печь,
ту, что без желанья не разжечь,
только не худою, словно кровля...
Хочется переболеть любовью!
Новогоднее
Луна в небе черном, аспидном.
Спешащий на елку народ...
- Послушай, смешно и обидно
без снега встречать Новый Год.
За месяц всего две снежинки!
И те превратились в парок...
- Наверное, нас за ошибки
людские преследует рок...
К Курантам, на площадь гуляний
машинами снег завезли.
Сам видел я: парк изваяний,
как чудо, возник из земли.
- Как чудо? Чудес не бывает...
Но город наш мастеровит,
ведь кто-то металл выплавляет,
а кто-то из снега творит.
...Под елью разлапистой вышней
горластая рать ребятни.
Цветами под самые крыши
летят фейерверков огни.
Неслышно ступая по весям,
по царствам, по городам
пришла новогодняя песня
так просто и буднично к нам.
Вот грянут Куранты двенадцать...
Год старый уйдет. Вдруг решу
в нем мигом одним задержаться,
и, значит, тебя задержу.
Из массы пустых обещаний
исполню мгновенно одно:
за наше с тобой непрощанье
шипучее выпью вино!
* * *
По утрам замороженный сумрак
хрустнет наледью под ногой.
Мир проснется - прозрачен и хрупок,
тяготясь своей наготой.
Небеса синевою заблещут.
Как струи косого дождя
по подвескам сосулек заплещет
пламя солнечного огня.