Последнее августовское утро. Из-под низких темно-серых грубо рваных по краям облаков подмигивает слабогреющим глазком солнце. Еще не проснувшийся прибой, мелко позевывая невысокой волной, вяло касается стылого рыхлого песка, поглаживает его, ровняет.
Утренняя вода как свежая простыня - прохладна и невесома. Делаю маленький шаг, другой, вхожу по щиколотки в покачивающуюся прозрачность. На мелководье страдают несколько крупных медуз - царапаются о песок снизу, захлебываются стылым воздухом сверху. Одна, вся перемешанная с мелкими песчинками, рыхлым холмиком лежит, подрагивает на берегу. Зачем они здесь, почему не уплывают на глубину - потому что неразумны? А как тогда с людьми - ведь таких примеров еще больше. Смотришь на человека и не понимаешь почему он здесь, ведь ему нехорошо - тут вот царапает, а от этого задыхается, но никуда не собирается. И бесполезно выносить его с песка и снова бросать в море - через десять минут снова на берегу. Выходит, это для чего-то нужно - не всем быть на глубине?
У берега вода прозрачно-желтая, мальки мечутся зигзагами, тыкаются в ноги, на дне рассыпчатый ракушечно-песочный ковер. Бреду, смотрю как, касаясь дна, вздымаю скоротечные песчаные бури.
В воду добавляют зеленого и темного - ступней уже не видать, что там с ними, все ли в порядке? Как быстро всплывает эта липкость в голове - только начинает проглядывать первая неизвестность, неведомость, невидимость, не...
Хватит!
Перевожу взгляд вдаль. Там приклеены вырезанные из черного картона крошечные контуры кораблей. Почему на рейде они стоят четко по линии горизонта, есть такое правило: стоять не дальше, а то не разглядеть и не ближе - не портить стройный ряд? И как они понимают где встать? Ведь это моя линия горизонта, у них она другая. Может, какие-то специальные приборы - измеряют то, что не видишь сам?
Вот бы каждому пловцу такой прибор - и видеть что вокруг тебя - где медузы. Оплывать их, не дергаться всем телом при соприкосновении с прорезиненным ядовитым киселем, не мельтешить перед собой руками, пытаясь отогнать - это же как орать на комаров. Но все равно, сейчас поплыву, да, вот сейчас уже нырну, поплыву и буду мельтешить - кричать в глубину.
Пучине все равно, кричать можно только для себя. Не спастись, только накликать. Что еще можно привлечь, кого? Глубинные гады с цепкими щупальцами, глазастые дерзкие кальмары-убицы, оголодавшие акулы - кстати, они тут водятся? Вроде да, но по статистике возле берега на человека не нападают. Но какова радость, если именно ты эту статистику нарушишь? "Впервые напала прямо у побережья. Мужчина лишился руки". Как жить без одной руки, когда так нелепо ее потерял? Зачем поплыл, ведь мог просто лежать на солнышке? Так был бы загар, а так - нет руки.
Стою по пояс в воде, зло смотрю на поблескивающую рябь - фальшивое украшение мутной бездны. Зачем я здесь? Кто-то нам внизу выпускает зеленовато-черную краску, заволакивает все кругом, надбавляет невидимость, таится, скрывает свои быстрые подводные трюки.
А ведь когда-то, мои предки жили в воде, это был их дом. Я был рыбой и не сторонился медуз, а может быть даже питался ими. Беспощадно жрал. Или плыл кровожадным катраном, не замечая их, разрывал при касании своим наждачным бортом.
Так что же?! Возвращайся в свой первородный раствор, водоплавающая тварь, ныряй, ну?! Стою с минуту и повторяю про себя "я - бесстрашное водное существо, я - многосильное творение водной прорвы, я - изворотливая особь водополья, я - хладнокровный покоритель буйной стремнины, я - совершенное создание мировой хляби, я, я, я!" - уговариваю, долблю, набираюсь, напитываюсь...
Потом обрушиваюсь в море и плавниками рук режу податливую ткань своего древнего дома, становлюсь больше, резче, сильнее. Медузы не касаются меня - я чувствую это, или они касаются меня, а я не чувствую этого. Я плыву, глотаю и выпускаю сквозь жабры морскую воду, отращиваю плавники и хвост, чешуйчато блещу, хищно глазею по сторонам. Никакой омут не может быть глубже собственной пропасти. Плыву все ниже и ниже, погружаюсь, опускаюсь, углубляюсь; вижу - бездны нет.