Славный, тихий Егор Алексеевич Легкоступов. Ни чего лишнего, ни чего пошлого. Обеспеченная старость, приличный дом, красавица жена, кроткий нрав. Жена Егора Алексеича ко всему прочему обладает не женским интеллектом, не женским авантюризмом и, уж поистине не женской отвагой, что даёт Легкоступову полную свободу быть робким миловидным "Дедулей" в такой роскошной тени.
- Дедуля! Где мой дедуля? Вот мой дедуля... Дедуле пора баиньки. К бабуле гости пришли. Дедуля гостей не любит, дедуля пойдёт спать. Да, моя радость?
- Отчего же - хорохорится Егор Алексеич - отчего же не люблю? Да помешать тебе боюсь, душенька, али глупостью своей тебя скомпрометировать.
- Вот и славно, что спать хочется, вот и умница.
И послушный Егор Алексеич идёт в свою комнату, а оттуда сквозь приоткрытую дверь наблюдает за интеллигентным обществом.
Общество властей не бранит, а только думы думает, как бишь спасти мать Россию от отца тирании. Дедулю тирания пугает, он о ней в книгах читал. Страшное это слово - тирания, да и произносят его гости суръёзно, так сказать уверенно, значит есть чего бояться, и Легкоступов в ознобе правит на кровати плед.
"Потише, потише - шепчет жена - сейчас дверь прикрою". И вот маленький взгляд на больших людей захлопывается и Егор Алексеич остаётся в темноте. "Тёмный я человек, тёмный - причитает он, горестно - Вся жизнь в потьмах. Лучик ты мой, Людочка, что же ты во мне нашла?". Не легко бодрствовать в тишине да в сумраке, и Егор Алексеич засыпает, по-детски свернувшись калачиком. Снится Легкоступову простор русской мысли, снится ему жена в чистом поле. Строит она Егору Алексеичу БАМ, шутка ли, собственными руками. "Иди - говорит - по нему, Егорушка, а я подстрахую. Ты в меня - говорит - Дедуля, вложил, а вот дивиденды, вот тебе светлый путь, ну ступай, милый, не дрейфь". И слова-то какие, всё добрые, правильные. Берёт она тогда Егора Алексеича под руку, ведёт его в светлое будущее. Нет, нету Егор Алексеичу обратной дороги. Только вперёд.
А на будущий вечер гости опять собираются. Ведут с Легкоступовым беседу. "Мы - говорят - вам товарищ Легкоступов примного благодарные, вы - говорят - большую пользу человечеству приносите". А Егор Алексеич краснеет весь, слова вымолвить не смеет, кланяется только суетно. Похвала на него имеет особое влияние. Он, дескать, тоже тут не выхлоп волжский, он, так сказать особую миссию выполняет, в доме его дела великие делаются, а он не мешает. Это ведь тоже дело благородное, и Людочка ихним поведением довольная.
Вот ещё один гость пожаловал, жмёт хозяину руку, уважительно так жмёт, с почтением. "Валерий". Славный молодой человек, этот Валерий. Славно говорит, славно курит, мужественно.
"Выпьемте, товарищи! За вновь прибывших". Егор Алексеич не пьёт, но гостей обидеть стесняется. Горенько ему, а он держится, как же не уважить благородное общество. А с четвёртой рюмочкой лоб Егора Алексеича плавится, капает с него, как со свечки. Людочка конечно заботливо его обтирает. "Не пора ли нам спать, мой сахарный?". Только Легкоступову спать совсем не хочется, ему теперь хочется, чтобы Людочка им гордилася. "Вот, дескать - говорила - Это мой муж - Егор Алексеевич, большой знаете человек".
Валерий его остаться уговаривает, беломором угощает. Егор Алексеич закуривает, и вот оно мужество, вот оно истинное! Правда пред глазом мутится всё, потно Егору Алексеичу, пакостно. Мысли в голове путаются, пьяно да дурно делается. Кажется ему бедному, будто миг нынче особенный и всё в нём теперь торжественно, свободно от всякой робости. "Чем же Вы, достопочтенный, Егор Алексеевич, занимаетесь? - интересуется гость". "Родину, сынок, реставрирую! На костях у советской власти!".
А больше Егор Алексеич уже ни чего не помнит. Строит он БАМ в краю Сибирском. Гордо несёт свой ссыльный крест пред лицом отечества. А Валерию дали орден, кажется, за поимку вольнодумца, бунтаря и врага народного.