Аннотация: Классическая "Человеческая" четвёрка рассказов, которые неразрывны просто потому, что писались друг за другом и казались мне одним произведением. Год написания всех рассказов - 2005. В "Человеческий" цикл входят ещё и рассказы из цикла "Берег детства" - это самые-самые нулевые 2000 год
Игорь Федоровский (псевдоним Гарри Туманов)
ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ РАССКАЗЫ
Кто мы? Прежде всего, люди с их достоинствами и недостатками. Мы можем потерять богатство, уважение, власть, но сохранить человечность мы обязаны в любом случае, как бы сложно нам не было.
Игорь Федоровский
ПРОДАВЕЦ ЖИЗНИ
Народу
Пыльный троллейбус, никуда не торопясь, подъехал к остановке. Пассажиры зашевелились и когда усталые двери вежливо распахнулись, угрюмой толпой вывалились из троллейбуса, проклиная на чём свет стоит давку, жару и прочие неудобства транспортного мира. Обиженный на всех троллейбус постоял немного, ожидая хотя бы одного слова благодарности, но так и не дождался его. Вероятно, сегодня был неудачный день.
На проспекте Культуры в троллейбус вошёл человек, измученный июльским зноем. Невероятно тяжёлые газеты, ещё утром казавшиеся такими лёгкими, заставляли сутулиться, горбиться, отнимали последние силы. Сегодня никто не желал покупать газеты - самодовольные пассажиры не хотели и слушать измученную речь продавца газет - всё в этой жизни иногда надоедает. Безразличные взгляды были устремлены в окна - десятки равнодушных взглядов, в которых давно погас огонёк надежды.
Предчувствие не обмануло - и в этом троллейбусе не удалось продать ни одной газеты. Возможно, людей уже не интересовала жизнь? Продавец газет не знал этого. В его шестидесятилетней истории встречалось много различных судеб, как хороших, так и плохих, но всё осталось далеко позади, словно сбежавшая вместе со временем молодость.
В пять часов вечера солнце нанесло свой решающий удар, и зной достиг своего апогея. Деревья, давно ожидавшие спасительного ветерка, сникли и потеряли надежду на чудо, а листья сдались, замученные безжалостной городской пылью. Дождь мог спасти зелень, но безжалостно-синее небо словно смеялось над грешной землёй, действуя в тесном союзе с коварным солнцем.
"Зимой мы его ждали, летом - проклинаем", - выходя из троллейбуса, подумал о солнце продавец газет. С каждым днём подстраиваться под законы рыночной системы становилось всё сложней, да и сердце в последний месяц не давало покоя, но бросать своё дело продавец газет не собирался. Деньги нужны были как воздух. И действительно, если у тебя сын учится на платном отделении юридического факультета, то придётся сильно попотеть, чтобы наскрести денег на учёбу. А они, как известно, никогда не достаются легко.
Иван Самуилович Гольштейн, усталый продавец газет, никогда не был счастливчиком. В детстве его дразнили "еврейчиком", что ещё тогда породило у Вани Гольштейна ненависть к русским. Но приходилось притворяться, потому что действовать по-другому было невыгодно да и опасно. А кончить так, как кончают преступники, Иван Самуилович не хотел. Он окончил медицинский, хотя профессию врача презирал с детства, и считал, что рождён покорить мир. В институте у Ивана Самуиловича не было друзей - вероятно, притворства "покорителя мира" стали очевидными. Шумные компании не принимали Гольштейна, да он и не стремился попасть в окружение своих сверстников. Уже тогда сложно было сказать, к чему он стремился. А человек без стремлений - конченый человек, личность без будущего. "Покорители мира из таких людей никогда не получаются - даже Наполеон имел цели впереди.
...После шести часов торговля пошла лучше: удалось продать пять газет в дачном автобусе. Иван Самуилович никогда не был садоводом, но к людям, которые из последних сил бьются на своём участке, относился с уважением. "Не может их перегнуть природа, - подумал Гольштейн о дачниках, - жара, солнце, я чуть живой, а им хоть бы что! Неужели и через сто лет так будет? Хотелось бы верить".
...Медленно, но верно ещё один день подходил к концу. Славное июльское солнце клонилось к закату, и деревья вздохнули с облегчением - на сегодня испытания, похоже, закончились. Людей на улицах становилось всё больше - жизнь потекла по городским бульварам, оставляя далеко позади тех, кто не смог за ней угнаться. Подростки, ярко раскрашенные девицы, влюблённые пары, молодые семьи с маленькими детьми в колясках, уличные торговцы, норовящие спихнуть что попало любому не особо умному встречному - вся эта пёстрая толпа, ещё вчера вызывавшая у Ивана Самуиловича чувство отвращения, сегодня была просто безразлична. "Ненавидят тех, у кого есть хоть какая-нибудь цель, - думал продавец газет, - человека без стремлений не за что ненавидеть".
...Напоследок, Иван Самуилович решил заглянуть в последний на сегодня раз в автобус. В такой час транспорт был редкостью, и пассажиров на нём ехало очень мало --в большинстве своём поздним вечером запоздавшие путешественники предпочитали искать своё счастье на маршрутных такси, - чтобы дождаться автобуса, необходимо было иметь недюжинное терпение и железные нервы. А возвращаться домой под утро никто не хотел.
Иван Самуилович понял, что ему не повезло, как только вошёл в автобус. Продавать газеты здесь явно было некому - в салоне, чувствуя себя полноправными хозяевами автобуса, ехали двое молодых людей, явно подвыпивших, но ещё крепко стоявших на ногах. Грязная ругань отборными потоками лилась через вечно молчащий, не умеющий защитить себя салон и, быть может, доносилась даже до водителя, робкого, забитого, никогда не вступающего в конфликты со своими пассажирами.
Вместе с Иваном Самуиловичем в автобус зашла девушка лет восемнадцати, в коротеньком ярком платьице и в сандалиях на босу ногу. "Вероятно, её бросил парень, и она в гневе убежала", - предположил продавец газет, незаметно разглядывая лицо девушки. За сегодняшний день сотни таких вот мордашек заметил цепкий взгляд Ивана Самуиловича. Словом, ничего необычного в девушке не было, но путешествовать в одиночку по жестокому летнему вечеру было опасно, и Иван Самуилович понимал это.
...Первый его ребёнок, желаемая девочка, родилась мёртвой, и тогда, тридцать пять лет назад, Иван Самуилович понял, что всё кончено и дальнейшая жизнь не имеет смысла. Он пошёл в ванную и перерезал себе вены. Хорошо, что тогда кому-то понадобилось в ванную, и Ивана Самуиловича очень скоро обнаружили и не дали ему умереть. Впоследствии Гольштейн будет осуждать себя за подлый и ничтожный поступок, за проявление слабости перед жизнью, за неспособность преодолевать даже самые незначительные преграды. В жизни каждого человека происходят сложные этапы. Пройти их бывает порой непросто, но никогда, никогда не следует сдаваться.
...-Смотрите, кто зашёл в наш скучный автобус! - заметили новых пассажиров парни у окна. - Газетчик, старый хрен, да молоденькая кобылка. Очень скоро они пожалеют, что выбрали именно наш автобус!
...Иван Самуилович хорошо знал подобных людей - три месяца работы продавцом газет прибавили опыта, научили выживать в опасных ситуациях. Чувство долга не позволяло бросить девушку одну на произвол судьбы в пасти двух разъярённых хищников. Может быть, в Гольштейне заговорила дремавшая много лет любовь к людям? Возможно.
...Второй ребёнок - мальчик родился больным, но любимцем семьи стал сразу. Иван Самуилович словно заново родился - в его глазах появился жизненный блеск, а грусть, казалось, навсегда ушла и никогда больше не вернётся. Но, увы! всё только казалось.
Маленький Никита Гольштейн очень любил смотреть на проезжающие по дороге машины. Всё детство(до юности ему не суждено было дожить) Никита лелеял единственную мечту в своей маленькой жизни - получить когда-нибудь в подарок настоящий автомобиль. Да, очень больно, когда детские мечты не сбываются.
...-Что, красотка, нашла себе старикана? - обратился один из парней к девушке, - А может, ты передумаешь и пойдёшь с нами? Это дряхлое раздолбленное корыто наверняка ничего не может.
-Не смейте оскорблять пожилого человека, вступилась за Ивана Самуиловича девушка, честно глядя на хищников бесстрашными серыми глазами, - вы люди или кто?
-Что это она там вякает? - вступил в разговор другой парень, - Как она смеет? Давай покажем этой защитнице слабых и обездоленных кто мы такие. Тогда вся смелость у неё сразу пропадёт.
"Господи, почему здесь нет кондуктора?" - подумал Иван Самуилович, ещё раз оглядевшись по сторонам. Рассчитывать, кроме себя, было не на кого, а действовать нужно в подобных ситуациях с трезвой головой на плечах, действовать немедленно, иначе будет слишком поздно. Хищники нападают внезапно.
-Оставьте девушку в покое! - как можно громче и решительнее приказал Иван Самуилович хищникам.
...У Никиты Гольштейна был врождённый порок сердца, и врачи говорили, что полноценное исцеление никогда не наступит. Но Иван Самуилович никому не верил и учёных докторов, своих коллег, называл чурбанами и невеждами. Но мальчику от мудрых слов лучше не становилось - он с каждым днём увядал и чах, словно молоденькое деревце, которое забыли вовремя полить.
И по-прежнему главной мечтой мальчугана были машины.
Трагедия произошла недалеко от дома, в котором Гольштейны ещё совсем недавно получили двухкомнатную квартиру. Дом был отличный, неподалёку зеленел чудесный садик для игр и отдыха, а чуть поодаль зловещей серой лентой тянулось шоссе...
...Шоссе и автомобили... Чёрная "Волга", подобная зловещему кошмару, и безжизненное тельце Никиты на обочине...
...-Что там гавкает эта старая собака? - возмутились парни, - Давай-ка захлопнем ей пасть!
Иван Самуилович в юности занимался боксом, и кое-какие знания ещё остались в памяти продавца газет. Неожиданным и ловким ударом он отправил в нокаут одного и молниеносно повернулся к второму, который успел выхватить карманный нож.
-Да ты боишься! - усмехнулся продавец газет, - В твоих глазах я вижу страх. Слушай, бери своего дружка и катись подальше, иначе я уже не буду таким добрым!
Неожиданно резкая боль пронзила грудь и на мгновение перехватило дыхание. "Сердце, - подумал Иван Самуилович, жадно глотая ртом спёртый автобусный воздух, - мне нужно выбраться отсюда... Почему здесь так душно?...
...После гибели Никиты Иван Самуилович заметно переменился. Необъяснимое и странное желание жить напало на Гольштейна, а проснувшаяся любовь к людям заставила стыдиться самого себя. С появлением Виктора, нового сына, Иван Самуилович дал себе клятву - впредь никогда не держать зла на людей...
...На ближайшей остановке продавец газет кое-как выкарабкался из ненавистного автобуса на более свежий воздух. Шатаясь, точно пьяный, Иван Самуилович рухнул на скамейку, но безжалостная боль не отпускала, норовя ударить как можно сильнее.
-Что с вами? Вам нехорошо? - знакомый голос привёл в себя, заставил подняться. Никогда ни перед кем Иван Самуилович не хотел казаться жалким.
-Ничего. Просто сердце прихватило, - виновато сообщил он девушке, которую только что вырвал из лап разъярённых хищников, - а ты почему дальше не поехала? Эти звери тебя бы больше не тронули... Да и не звери они. Жизнь многих людей ломает...
-Я живу здесь недалеко, - объяснила девушка, - а вы..., вы..., спасибо вам! Я вас, поверьте, никогда не забуду. Вы не продавец газет - вы людям дарите жизнь... Прощайте!...
Девушка едва дотронулась до плеча Ивана Самуиловича и тут же убежала, растворившись во мраке полуночи...
-Выходит, я теперь продавец жизни, неизвестно кому сказал Иван Самуилович, поднимаясь со скамейки. Злодейка боль угомонилась и отпустила, но Гольштейн знал, что это ненадолго.
Одинокий тусклый фонарь скупо освещал остановку, на которой в такой поздний час уже никого не было. "Все давно спят в своих квартирах - один я запоздал и жду чего-то. Нужно позвонить домой, сказать, чтоб не волновались".
Телефонная будка оказалась совсем рядом, и Иван Самуилович, нащупав в кармане карточку для разговоров, уверенно выдохнул, заметив, что боль совсем прошла, не оставив и следа о себе.
Трубку снял сын, и Иван Самуилович почему-то был этому рад.
-Я задержусь, сынок, - ласково произнёс продавец газет, - не ждите меня - ложитесь спать. Я не хочу, чтобы вы беспокоились...
-У меня радостная новость для тебя, папа, - не выдержав, сообщил Виктор, - нам не придётся больше платить за моё обучение, а ты не будешь таскаться по автобусам со своими дурацкими газетами. Я бросил университет и теперь по-настоящему счастлив!
-И это... это хорошая новость? - у Ивана Самуиловича внутри что-то оборвалось. Трубку он повесил на рычаг машинально, оставив карточку в телефоне, надеясь, что кто-нибудь более удачливый воспользуется ею. Силы снова оставили продавца газет - до скамейки он едва дополз. В голове словно молотки стучали, норовя ударить побольнее, а сердце так сильно билось, что Иван Самуилович испугался, как бы оно совсем не вылетело из такого дрянного тела.
-Всё зря, - горько вздыхал продавец газет, оказавшийся теперь таким бессильным и жалким, - всё зря...
...На следующее утро ещё не протрезвевший дворник обнаружил на остановке мёртвого продавца жизни. Вероятно, ночью у Ивана Самуиловича отказало сердце. В одной руке он держал не распроданные вчера газеты, а в другой - нелепую кучку мелочи...
22-30 июня 2005
ПОСЛЕДНИЙ РЕЙС
Когда отправляешься в последний рейс, помни, что пути назад уже не будет.
ОНА с детства мечтала стать врачом.
ОН всю жизнь хотел быть строителем и возводить дома.
Судьба свела их вместе на автотранспортном предприятии номер четыре. Им суждено было работать в одном автобусе: ему водителем, а ей кондуктором - не слишком-то сегодня жалуют детские желания. Спасибо, что есть хоть какая-то работа, позволяющая кое-как сводить концы с концами и не умереть с голоду, а уж о ребячьих мечтах можно и позабыть, оставив их где-то далеко-далеко позади.
Он был первоклассным водителем, и в коллективе все завидовали ему. И когда она, ещё совсем молодая и неопытная, пришла работать кондуктором, именно он стал первым, кого она увидела в автопарке. Хотя..., может, и нет: теперь, спустя пять лет, забылось многое, а для людей, которые живут лишь настоящим, прошлые мелочи не имеют абсолютно никакого значения.
Старенький автобус, на котором они работали, уже тридцать лет возил пассажиров из города в деревню Гробовку и обратно. Двадцать километров туда и двадцать обратно - расстояние приличное, а для тридцатилетнего калеки почти невозможное. День ото дня несчастный горемыка ждал, когда же его, старый скрипучий автобус, отправят на пенсию, но этого почему-то не случалось, и одинокой колымаге приходилось коротать век в обществе своих молодых коллег и горько вздыхать ночью в тёмном и тоскливом гараже, вспоминая хорошие и плохие моменты своей автобусной жизни
-Гробовка - город - Гробовка, - как-то неизвестно почему сказал автобусу водитель, - вот и вся наша жизнь, парень. Вся наша горькая безобразная жизнь... Но что поделать, если другой нам не дано?...
Да, горемыке автобусу нельзя было позавидовать. Когда в тебя кидают камни, сдирают оставшуюся обивку с сидячих мест, обзывают грубыми нехорошими словами, ты себя счастливым не можешь считать. Наш приятель автобус давно забыл, что такое счастье, а скупые однообразные дни перестали приносить радость, не оставляли хотя бы слабой надежды на скорую пенсию.
...Очередной рейс на Гробовку задерживался. Раздосадованные и злые пассажиры, словно нахохлившиеся вороны толпились на остановке, ругались, подозрительно глядели на потерявший свою солидность автобус. Все куда-то спешили - в современном мире трудно тем, кто сидит на месте и не пытается действовать.
Водитель уже сидел на своём месте, и ничего не мешало начать новую изнурительную поездку. Однако что-то удерживало, не давало полной уверенности, что всё в порядке. "Сегодня, по моему мнению, не все здоровы", - подумал мужчина, искоса глядя на свою напарницу. Работа не позволяла закрывать глаза в поездке: жизнь научила разглядывать мелочи, недоступные для безразличных пассажирских взглядов. Сегодня кондуктор пришла на работу больной.
"Почему так?..." - подумал водитель, заводя старенький дребезжащий мотор. Стоять без дела и цели было, конечно, глупо.
ОН в детстве ничем не отличался от своих сверстников. Учился не очень прилежно, любил Высоцкого, не терпел несправедливости и обмана, а если жизнь и заставляла сплутовать, клялся, что это в последний раз и подобное никогда больше не повторится. Редко приходилось нарушать данное слово, но если всё-таки обещание оставалось несдержанным, он уверял себя, что тут ничего страшного нет и все так делают.
В двадцать один у него умер от сердечного приступа отец, и будущий водитель автобуса бросил институт, посчитав, что высшее образование сейчас всё равно не очень-то ценится, и лишь избранные могут удержаться у власти. Тогда была эпоха девяностых, время грандиозных и неоправданных перемен, когда рушился один мир и на его обломках строился другой, в те времена много обещавший. Впрочем, жить всегда можно, если сумеешь вовремя приспособиться. Он стал водителем и уже десять лет крутил баранку, зарабатывая тем самым себе на жизнь. Время для него тянулось серой скучной, однообразной массой, но он знал, что лучше уже не будет. В новом завтрашнем дне не было ничего интересного, будто мир не шёл вперёд, а угрюмо топтался на месте.
ОНА чудом выжила в детстве. Легковой автомобиль мчался на всех парах, и семилетняя девочка лишь в последний момент сумела отскочить в сторону. Какой огонёк горел тогда на светофоре, и нарушала ли она правила, будущий кондуктор не помнила. Да и было ли это важно?...
...В медицинский поступить не удалось - срезалась по химии. А если человек слаб, то одно поражение непременно тянет за собой другое: парень, которого она любила, резко заявил, что неудачница ему не нужна, и бросил её. Много тогда было горьких слёз, но это уже не были слёзы поражения. Проплакав всю ночь, она отправилась искать работу. С прошлой жизнью было навсегда покончено, а будущий кондуктор не привыкла жалеть о том, что осталось позади.
Как-то она, возвращаясь с работы, встретила своего бывшего парня. Он гулял в компании с незнакомой ярко накрашенной девицей и улыбался ей, как дурак. "Вот на кого ты меня променял", - без сожаления подумала она, повернулась и пошла прочь, даже не окликнув того, кого горячо любила, кажется, ещё вчера.
...Старый автобус, собрав последние силы, тащился в Гробовку. До отказа набитый пассажирами бедняга тяжело вздыхал, не надеясь уже ни на какое чудо, упрямо полз в гору, пытаясь добраться, не выдохнувшись, сохранив немного сил на обратную дорогу. Мотор сердито тарахтел, стараясь не заглохнуть, не заснуть на подъёме, и привыкший к этому шуму водитель старался не думать о плохом. "Всё будет хорошо", - беззвучно шептали пересохшие губы неудавшегося строителя.
...Гробовка была "мёртвой" деревней. У всех соседних сёл были надежды, планы, будущее, у Гробовки ничего этого не было. Молодёжь не находила здесь перспектив, а город манил их, и, словно трусливые птицы, ещё не научившиеся вить гнёзда, юноши и девушки покидали этот Богом забытый уголок. Старые бревенчатые избы угрюмо склонялись к земле, и казалось, что ещё немного, и они покинут этот мир, развалившись на гнилые поленья, рассыпавшись в ничтожный прах. Но пока ещё стояла деревня, не жила, а лишь существовала, потеряв лучик света впереди.
Конечная остановка, мрачно-серая и уже наполовину разобранная, показалась вдали, и пассажиры засуетились, заворочались - каждый из них первым стремился выползти на свежий воздух, обогнать всех, показать, что именно он сегодня лучший.
Очередь на остановке напряглась: автобус увидели. По нетерпеливым лицам людей можно было заметить, что не один час им пришлось здесь простоять. А перед временем, как известно, человек бессилен.
ОНА с привычным испугом посмотрела на увеличивающуюся очередь. Было ясно, что все в автобус не войдут.
-Когда я смотрю на этот беспредел, - сказала она, - у меня сердце сжимается и их жалко становится.
-Кого это их? - не понял ОН, - Всех людей на остановке или нас с автобусом? Жалеть можно по-разному.
-Мне всех, всех жалко! - воскликнула она, - Кто сейчас счастлив? Ты? Я? Они? Наш старый друг автобус? Никто. Даже богатеи-толстосумы, которые на нас с презрением смотрят, несчастны. Нас душит бедность, их - богатство.
Он согласно кивнул и завёл мотор своего дряхлого друга. Хватит отдыхать - о людях на остановке тоже нужно кому-то думать. Стал накрапывать мелкий дождик, а укрыться от него несчастным пассажирам было негде: старая остановка совсем не защищала от назойливых капель.
Никто так не знает народ, как кондуктор. Мысли, чувства, беды и радости - вся людская жизнь проходит каждый день перед глазами этого человека. Жестокая, безжалостная жизнь...
...Когда очередной рейс был сделан, она, вздыхая, сказала.
-Опять троих без денег провезла. Что с них взять? Иные говорят: гнать таких к чёртовой матери из автобуса, а я не могу. Понимаю, что это неправильно, но не могу.
-Да, это неправильно, - согласился он, закуривая сигарету, - не так должно быть. Почему у кого-то есть миллиарды, а кто-то не может даже за проезд заплатить? Почему жизнь так несправедливо устроена? Не мы ли в этом виноваты?
...Старый автобус молча слушал разговор, собирая силы для следующего рейса. Думать об отдыхе сил уже не оставалось. Ох, скорей бы на пенсию!...
Уже вечерело, и солнце, уставшее за день, исчезло за горизонтом, когда в автобус, грубо ругаясь и матерясь, ввалился неопрятного вида мужчина с испитым лицом и злыми нахальными глазами. Было ясно, что появление пьяного пассажира ничего хорошего не несёт, и кондуктор прекрасно знала это.
-Что у вас за проезд? - без боязни обратилась она к пьяному пассажиру. Работа может отучить бояться, а с подобными пассажирами любому кондуктору несладко приходится. Но страх никогда не должен победить, иначе человек не сможет противостоять неприятностям. Только бесстрашие помогает преодолевать преграды.
-Да пошла ты..., - словно от мухи отмахнулся новый пассажир и разразился вдруг потоком такой отборной брани, что кондуктору захотелось даже заткнуть уши, чтобы не слышать подобных оскорблений. Но сделать так значило проявить слабость, а этого сильный человек себе никогда не позволит.
В автобусе ещё было несколько пассажиров, но они все тупо уставились в запылённые окна, всем своим видом показывая безразличие и отсутствие всякого желания вступиться. Тряслись за свою ничтожную шкуру, ровно ничего не стоящую.
Он тоже заметил пьяного верзилу, но сделать ничего не мог. Предупредить новоявленного пассажира было невозможно - подобное устройство давным-давно прекратило своё существование. Можно было, конечно, остановить автобус и побежать разбираться в салон, но вся штука была в том, что между кабиной водителя и салоном не было прямого сообщения, а дверь, через которую можно было выйти, оказалась заблокированной: на мосту, где сейчас проезжал автобус, образовалась пробка, и мебельный фургон, остановившись рядом, на время лишил водителя связи с внешним миром. Оставалось только ругаться, но и это было бесполезно.
-Не надо ругаться... гражданин, - она пыталась держать себя в руках, но когда-нибудь всякому терпению приходит конец.
-Это кто меня тут учить будет? - не унимался пьяный, - Ты что ль? Твоё дело билетики продавать, а не гавкать в ухи порядочным гражданам. Понятно?
"Мне в детстве отец показывал приёмы самозащиты. Я не могла их все забыть. Не могла, - подбадривала сама себя она, чтобы стало хоть чуточку полегче, - не так уж давно мы были детьми"...
-Посмотрим, кто ты такая, - проговорил пьяный пассажир и неожиданно схватил её за руку.
Ответ получился внезапным и на удивление точным. Неожиданный и довольно-таки сильный удар свободной рукой свалил нахального приставалу на грязный автобусный пол.
-Я его предупреждала, - виновато объяснила она по-прежнему бездействующим пассажирам. Впрочем, оправдания здесь были совершенно неуместны.
-А ты молодец! - похвалил её потом водитель. В диспетчерской он узнал, что автобус с завтрашнего дня заменят другим, новой модели, а старый разберут на части, превратив рабочую машину в груду металлолома, мёртвую и вряд ли нужную кому-нибудь.
-Мне грустно немного, - призналась она, - получается, завтра уничтожат наш автобус счастья. Если бы его не было, не было бы и нас с тобой, нашей дружбы, доверия. Да, автобус не человек, но порой мне кажется, что у него есть душа.
-Завтра новый день, - задумчиво сказал водитель, - как он сложится на новой машине? Много лет наш автобус был родным домом для меня. А что теперь? Боюсь, что завтра всё будет по-другому.
Внезапно его руки обхватили её стройную фигуру, а губы на миг соприкоснулись с её губами. Только лишь мгновение они были вместе, потом она оттолкнула его и выбежала из автобуса. Словно семиклассница, которую в первый раз поцеловал парень.
"Он меня любит! - думала она, забыв про всё на свете, - Он всегда любил меня, только я не решалась ему открыться. Но завтра начнётся другая жизнь и я буду счастлива!"
...ОНА не слышала предупреждающего сигнала, хотя, быть может, его и не было. Огромный большегрузный КАМАЗ, не успевший затормозить, в одну секунду разрушил одну маленькую жизнь, навалившись своей беспощадной тяжестью.
ОН ничего не знал о случившемся. Сидя на автобусной ступеньке, он молча курил, думая о той, чья душа только что улетела в небеса. Мимо проходили хмурые пассажиры, проезжали мрачные автомобили, и только старый автобус, проживший долгую и трудную жизнь, тихо радовался тому, что завтра утром ему, старой колымаге, не придётся ехать в Гробовку.
30 июня-23 июля 2005
ТАНЦОВЩИЦА
Е. П. Ш.
Ещё в три года она любила смотреть по телевизору танцы, когда папа в свои редкие выходные настраивал вечно ломающийся телевизор, подключал комнатную антенну и приглашал маму и дочку к завораживающему экрану. Тогда, в три года, она весело смеялась и горячо аплодировала своими маленькими ручонками людям из телевизора, как будто те могли её услышать и порадоваться за то, что в мире одним счастливым человеком стало больше.
В четыре года она выучилась пародировать танцующих, только это плохо у неё получалось: что поделать, все великие начинали с ничтожного.
В семь лет родители отдали её в балетную школу, куда малышка всей душой стремилась. Мир для девочки с этого весьма важного момента стал цветным, словно какой-то озорной художник в один миг раскрасил этот бушующий мир, и солнце стало жёлтым, небо - голубым, а дорога к заветным танцам - грязно-серой, потому что наступила подружка осень, принеся с собой свои краски за пазухой.
1.
Очень скоро она поняла, что ни дня не может прожить без героина.
...Началось всё ещё в классе восьмом, когда она впервые встретилась с парнями из пятого квартала. Тогда жажда знакомств и новых ощущений была, пожалуй, даже сильней жажды танцев. Теперь она серьёзно занималась балетом и всюду её хвалили и обещали ей славное будущее.
-Я стану великой и знаменитой, - говорила она тогда, - вы ещё увидите, как весь мир будет мне завидовать!...
Но первый укол сделал своё дело. Ей захотелось ещё, и парни из пятого квартала снова снабдили её героином. Захотелось в третий раз - знакомых парней не было на привычном месте, и кто-то сообщил ей, что они сидят в тюрьме за распространение наркотиков. Попались, значит.
И тут стало тяжело. Порой было так плохо, что хотелось послать всё к чертям и прыгнуть с девятого этажа, но дело было в том, что дом был пятиэтажным, а жила она на втором этаже. Прыгнуть же под колёса несущемуся на всех скоростях автомобилю она бы никогда не решилась.
Но судьба иногда даёт людям последний шанс. Неопытной наркоманке удалось вырваться из гнилого болота, почти полностью засосавшего её. Сразу же она дала себе слово - впредь никогда не принимать никакую гадость.
Любому слову можно поверить, но лишь избранный человек заслуживает доверия. Достойна ли она того, чтобы мы поверили ей?
2.
В восемнадцать она уже смело танцевала на сцене единственного в городе театра, когда, конечно, не было заезжих гастролёров.
В двадцать всё чуть было не закончилось крахом: в театре однажды заметили пивную бутылку. Но всё обошлось: танцовщица попросту отказалась от того, что бутылка принадлежит ей. Слава Богу, отделалась лишь парочкой подозрительных взглядов в свою сторону.
Между тем, слава талантливой балерины заметно росла, крепла, начала захлёстывать огромной волной всю страну.
-Я не ожидала, что будет такая овация, - призналась молодая балерина после концерта в Московском Большом театре, - но если признаться, я всегда мечтала быть знаменитой.
Теперь у неё появились деньги, много денег, и пустые бутылки из-под пива стали обыденным явлением. Танцовщица перед выступлением не могла не выпить глоток-другой.
Первый раз она вышла замуж за своего партнёра по бальным танцам. Но через несколько месяцев брак развалился, и здесь не нужны были причины: создать семью, свить настоящее гнёздышко для мужа и детей знаменитая танцовщица просто не была способна.
-Для настоящего счастья мне нужны лишь танцы, диван и бутылка холодного пива, - призналась однажды своему мужу она, - извини, в этом трио ты лишний.
Что касается второго раза, то его и замужеством нельзя было назвать. Так называемый союз просуществовал лишь пару дней, а потом рассыпался, как карточный домик, на который сильно-сильно дунули.
Дни, между тем тянулись скучные, скупые, однообразные. С танцовщицей внезапно стало происходить что-то ужасное: она начала терять интерес к жизни. Даже концерты, прежде ожидаемые, теперь приносили лишь отвращение и больше ничего.
"Для кого я танцую? - часто думала она теперь, когда заканчивался очередной концерт, - Для толстозадых олигархов? Ведь билет на моё выступление не всякий может купить. Но тогда для чего вообще искусство? Простой народ на мои представления не ходит. Так и забудешь, что ты сама из народа, забудешь свою прошлую жизнь, обычный детский садик, в который я ходила, сделаешься куклой, глупой марионеткой в чьих-то умелых руках. Но артист не кукла, а человек, его в грязной коробке не спрячешь и не отправишь на свалку, когда перестанет верой и правдой служить. Артист - человек, и в него надо верить".
Однажды, возвращаясь из опротивевшего ей театра, танцовщица встретила девочку лет шести.
-Не может быть! - воскликнула малышка, - Вы..., вы знаменитая балерина? Моему папе вы очень-очень нравитесь. Пожалуйста, дайте автограф!
Танцовщица нисколько не удивилась: за последние годы пришлось раздавать тысячи автографов.
"Знал бы твой папа про героин и пивные бутылки, он бы по-другому на меня посмотрел, - подумала "знаменитая балерина", - красивое яблоко тоже бывает гнилым".
-Когда я вырасту, я хочу стать балериной, - радостно сообщила девчушка, - такой, как вы.
-Нет, - криво улыбнулась танцовщица, - никогда не пытайся стать такой, как я.
Артистам тоже несладко живётся на этом свете.
Танцовщица отвернулась, но девочка успела заметить, как одинокая горькая-горькая слеза медленно скатилась по лицу "знаменитости" на сырую и безжалостную осеннюю землю.
Август-22 сентября 2005
ВСТРЕЧИ НА ОСТРОВЕ ВРЕМЕНИ
Эллиния располагалась в самом центре великой Туманности Андромеды. Когда-то давным-давно на этой небольшой планете зародилась жизнь, и вскоре эллинийцы заселили один-единственный материк, который неизвестно кем был назван Жизнью. Океан, омывающий этот материк, окрестили Великим морем разлук, потому что ни один отправляющийся в далёкое плавание эллиниец не вернулся обратно на материк: безжалостные воды забирали всех, кто пытался их покорить.
А старые эллинийцы поговаривали, что где-то далеко за горизонтом находится остров Времени, где все исчезнувшие смельчаки находят своё счастье. Но этой легенде старались не верить, и не всякий мог свободно на улице рассуждать о таинственном острове. За вольные мысли любой эллиниец мог схлопотать два года каторжных работ.
Но жил в столице Эллинии Элхабе один эллиниец, который не боялся ничего на свете. Звали этого смельчака Элвер, и мечтой всей его жизни стал остров Времени. Много лет талантливый эллиниец мечтал о далёком и ещё не открытом острове, посвящал ему стихи и песни, видел сны о загадочных обитателях неизвестной земли, но снарядить экспедицию к своей мечте не мог, так как был беден и едва сводил концы с концами.
У Элвера не было ни жены, ни детей, и в округе его считали чудаком. Но сам мечтатель нисколько не заботился о том, что о нём думают другие. Элвер считал, что каждый эллиниец волен сам решать, что ему делать завтра, а не полагаться на мнение других. Жизнь-то каждому дана своя: за другого не проживёшь, схитрить не удастся. Пусть соседи смеются и всерьёз не воспринимают - он не герой, чтобы ему завидовали и воспитывали детей на его поступках. Если все станут героями, над кем тогда можно будет посмеяться?...
Так и жил Элвер в своей полуразвалившейся лачуге, одинокий и никому не нужный. Жил, помогал, чем мог, соседям, мечтал.
И вдруг неожиданно Элвер исчез. Бросил свой дом, огород, слабо налаженные связи с бедным кварталом эллинийцев и исчез, оставив, однако, долгую память о себе. На пристани поговаривали, что Элвер добыл-таки где-то лодку и отправился на ней покорять остров Времени. Может, это было и так, потому что в Элхабе больше никто никогда не видел беднягу мечтателя. Элвер просто исчез, покинув мир, который просто не мог его понять.
Владик не мог заснуть этой ночью. Образ умершей бабушки пугал шестилетнего мальчугана, не давал покоя. Наконец, Владик не выдержал, выскочил из тёплой постели и осторожно, чтобы не разбудить родителей, прошмыгнул в кухню.
Здесь было светлее и почему-то спокойнее. Упрямые звёзды искоса смотрели на мальчика, а полная луна, не скрытая тяжёлыми шторами, глядела холодно и враждебно. Сегодня небо не веселилось: вероятно, звёзды тоже умирают.
Неожиданно в кухне загорелся свет и вошёл отец - ему тоже не спалось в эту безжалостную ночь.
-Не можешь уснуть? - тихо, чтобы не разбудить маму, обратился к сыну отец, - Тоже думаешь о бабушке?
-Ей сейчас плохо без нас, - вздохнул Владик, пытаясь всмотреться в таинственную даль ночи и что-то углядеть в непроглядной тьме, - ей очень-очень плохо.
-Нет, - покачал головой папа, - ей сейчас хорошо. Знаешь, где она? На острове Времени. Там очень тепло и всюду растут фрукты. Там нет войн и пожаров. Там все живут счастливо.
-А мы встретимся с ней на этом острове Времени? - взволнованно спросил Владик.
-Обязательно, - обещал отец, положив свою тяжёлую рабочую руку на плечо сына, - но встреча будет не скоро. Счастье на острове Времени нужно ещё заслужить.
-Не беспокойся, папа, я заслужу, - совсем серьёзно сказал Владик, - когда-нибудь я встречусь с бабушкой на острове Времени.
И это не были пустые слова шестилетнего малыша. Это была первая мальчишеская клятва, гордая и по-своему прекрасная.
Сегодняшней ночью в большом пятнадцатиэтажном доме свет горел только в одной, не потерявшей надежду кухне. И кто знает, может этот одинокий свет печальной Земли увидели на своей планете эллинийцы и поняли, что они не одни во вселенной.
И только лишь остров Времени на всех один. Один на Землю, один на Эллинию, один на миллионы.
Но там нет войн и все живут счастливо, а это многое значит.