ЯДОВИТЫЕ КОРНИ

- Ай, милая, судьба у тебя сложная, - раздалось у меня за спиной, - дай погадаю!

Только этого мне не хватало. Я была нагружена продуктами под завязку. Гадание никак не входила в программу воскресного утра. Я резко обернулась, готовая дать решительный отпор нахалке. Но слов не понадобилось. Едва увидев мое лицо, цыганка посерела, отступила на несколько шагов, истово перекрестившись:

- Господи, кто ж над тобой так? - едва шевеля губами, прошелестела она. И тут же исчезла, будто и не было.

Я кинулась в ближайший магазин, к зеркалу. С лицом все в порядке. Даже приличней, чем обычно. Пожав плечами, пообещала себе больше не думать о придурочной гадалке. Обычная базарная юродивая, только и всего. Но дома мысли полезли так настырно, что игнорировать их было бессмысленно. Что так напугало цыганку?

Жизнь всей моей семьи шла наперекосяк уже много лет. Нас преследовали вечные несчастья и беды, не говоря уже о мелких неприятностях. Отец умер страшной смертью, повинившись перед кончиной перед матерью за все обиды, причиненные за долгие годы. Он любил мать, но часто абсолютно терял контроль, просто переставал быть собой. Не удалась жизнь и у брата. Начинал вроде хорошо. Было свое дело, жена-прелесть, друзья. И все это рухнуло в один момент после смерти отца. Жена ушла к совершенному ублюдку, распалась фирма, в мучениях умерла любимая собака, верный и к тому времени единственный, друг. И брат запил. Я моталась по белу свету несколько лет. Один муж, второй, с которым начала спиваться и я. Устав от мытарств, я вернулась в родной город. Но и там не нашла покоя. Мать металась между мной и братом, разрываясь на части. Если она была со мной, плохо было у брата. Она бежала к нему на помощь, а я впадала в пьяное безумие. До сегодняшнего дня я проклинала день, когда родилась на свет, совершенно не задаваясь вопросом: а почему так? И все-таки почему?

С этими тягостными думами я легла спать. А ночью ко мне пришел покойный отец. Он бесшумно сел в ногах и после долгого молчания произнес:

- Ищи корни на родине, - и растаял.

Утра я не дождалась. По ночным улицам, задыхаясь, помчалась к матери. Она долго не могла понять, в чем дело. Выслушав до конца мою сбивчивую речь, мать прижала меня к себе.

- Это связано с родственниками отца, - на ухо зашептала она мне, - я не говорила вам. Это похоже на бред, на сумасшествие. Вы все равно бы не поверили. Или взяли бы груз на себя. Иногда отец твердил по пьянке о каком-то заклятии деда, но всего я не знаю. Обманывать не хочу. Если отец направил тебя туда, значит, так тому и быть. Езжай. Я дам тебе все адреса. И будь осторожна.

Ничего не говоря брату, я стала собирать в дорогу. И через неделю поезд вез меня на

север. Туда, где щедрое, но короткое лето, и долгая зима, играющая северным сиянием. Я почти никого не знала из северной родни, и, глядя на внушительный список адресов, подивилась обилию родственников.

- Большинство из них - отцовская родня, - звучал у меня в ушах голос матери. - Родственники по отцовскому деду отреклись от нас. Тебе будет трудно. Будь добра и вежлива с ними.

Путь предстоял долгий. Нельзя постоянно общаться с собой. Тем более на такую загадочную тему. Надо было найти подходящую компанию. Для этого достаточно выйти в тамбур покурить, что я и сделала. Через две минуты я уже весело смеялась в милом окружении интересных мужчин, из которых еще прдстояло выбрать самых лучших. В течение дня я произвела такой отбор, и жить стало лучше, жить стало веселей. Определить, кто будут моими верными рыцарями на время путешествия, было несложно. Ближе всех по духу мне оказались весельчак-гитарист, заумный программист и въедливый журналист. Окружив себя тремя истами, я сразу почувствовала себя в своей тарелке. Будучи уверенной, что через несколько дней мы расстанемся и никогда больше не увидимся, я поведала им свою историю. Гитарист тут же сочинил сложную композицию на тему родственных проклятий до определенного колена, программист стал вычислять вероятность проявления тех или иных пороков у моего потомства. Не отреагировал никак только журналист, и я удивилась его равнодушию к загадочной истории. Но тут же отвлеклась на рассуждения программиста, который вычислил, что дети мои будут обладать многими достоинствами, но будут и недостатки в виде... Перечислял он долго, обосновывая каждый порок вескими аргументами. Наконец, утомившись от емкого дня, мои спутники угомонились. Готовилась ко сну и я, когда журналист жестами вызвал меня в тамбур.

- Видите ли, я еду в тот же город, что и вы, - начал он, - там живут мои родители. Мне кажется, тут получится потрясающий материал. Несколько лет назад я услышал от своего старика легенду о могущественной династии колдунов. Долгие годы, десятки, сотни лет, их род наводил ужас на окрестные города и селения. Мы приедем как раз на праздник - старожилы каждый год отмечают день, когда скончался последний представитель колдовского рода. Это странно, что никто не принял наследия, которое переходило только от деда к внуку? От отцак сыну. Говорят, после революции односельчане вырезали всех мужчин и мальчиков дьявольского семейства. Остался только один. Но от него стали рождаться только девочки. По легенде, перед войной родился еще один мальчик, единственный внук последнего колдуна. И, тем не менее, как говорят старики, колдовская сила не была передана по назначению. Старый колдун умер, забрав с собой свое страшное наследство. Я не знаю, почему, но ваша история как-то связывается с легендой. И вы от меня не отделаетесь, пока мы не распутаем этот клубок. Эта легенда много лет не дает мне покоя. С вами меня свела сама судьба.

Я слушала, затаив дыхание. Колдуны, цыганки, легенды. Какое я имею к этому отношение?

- Мне не нужны помощники, - резко выдохнула я, - что вы мне ужастики рассказываете? Я еду узнать родню, с которой не общалась. Я хочу примирить родственников с матерью. При чем тут старинные легенды?

Я, конечно, кривила душой. Я ехала именно расследовать, вынюхивать, докопаться до причин семейных несчастий. Я надеялась, что, восстановив мир в родственных отношениях, коренным образом изменю жизнь моих близких. Зная, что болит, легче вылечить. Но вытаскивать семейное белье на показ - на это я не пойду. Сухо объяснив все это докапистому журналисту, я попрощалась и вернулась в свое купе.

Ночью опять пришел отец. Он долго вздыхал, потом посоветовал:

- Не отказывайся от помощи, она тебе понадобится, - и его не стало.

Утром я вызвала настырного газетчика на разговор и сказала, что уступаю. Категорическим тоном запретила совать куда-либо нос без моего ведома, таскаться за мной, если я того не пожелаю, и вообще выставила ряд условий, на которые он немедленно согласился. Я переселилась в его купе. До прибытия в пункт назначения времени оставалось еще много. Мы потратили его на разработку плана операции под названием "Родственные корни". Журналист стал моим мужем Игорем, благо расследование предстояло не в самом городе, а в близлежащем поселке. А я осталась сама собой: приятной женщиной тридцати лет, желающей восстановить теплые отношения с дальней, но родней. Мы пожелали друг другу удачи, отметив начало расследования бутылкой вина. Глядя в заблестевшие глаза Игоря, я пообещала себе: "Ничего лишнего. Дело - прежде всего".

На станции меня никто не встречал - я не предупредила никого о своем приезде. Но добраться было несложно. Игорь проводил меня и отправился к своим родителям, а я переступила порог дома, в котором некогда жила моя мать.

Встретили меня тепло. Даже суровая тетка-прокурорша обласкала меня. Разговоры за чаем с изумительными булочками и пирожками затянулись заполночь. Наконец, когда все угомонились, разбредясь по своим комнатам, я мышью пробралась на чердак. Освещая путь фонариком, я увидела сундук, о котором говорила мать:

- Там фотографии, мои дневники, отцовские записи. Может, там что-то найдешь.

В сундуке пылилась история. Я провозилась до утра, разглядывая фотокарточки, читая толстые тетради, исписанные крупным материным почерком. "Веня уговаривает пожениться. Он любит меня, я знаю. Но иногда я пугаюсь: бывает, он уставится в одну точку, и ничем его не отвлечешь. Будто рассматривает что-то. А губы шевелятся, как разговор ведет". Что видел отец в такие минуты? С кем разговаривал? Дальше еще интереснее: "Еще вчера Веня расписывал, как хорошо нам будет вместе, какие у нас будут дети, а сегодня отворачивается. Когда я попыталась поговорить с ним, он накричал на меня. Сказал, чтобы уходила, что ничего у нас не получится, что он проклятый". Несколько страниц совершенно невозможно прочитать. Разборчиво только в самом конце: "Мы победили! Веня перехитрил всех. Страшно, правда, уезжать далеко от дома, но на расстоянии сила колдовская ослабеет. Мы будем вместе, и никто не сможет помешать. Наша любовь сильнее всяких заклятий. Прощай дневник, не пристало замужней женщине доверять тайны бумаге".

- Ну, ты забралась, девочка, - я вздрогнула от скрипучего теткиного голоса. - Что ищешь? Скажи, может, помогу.

На тетку Веру можно было положиться. Она внушала такую уверенность, источала такую силу, несмотря на свой преклонный возраст, что я решила довериться ей. Я рассказала все, от начала до конца, не скрывая ни малейшей выбоинки на жизненном пути нашей семьи. Просто вывернула себя наизнанку.

Тетка нахмурилась:

- Не суйся в эту историю, девочка, не тревожь прошлого. Оно не так безобидно, как может показаться.

- И так нет жизни, - махнула я рукой. - Хуже быть не может. Я пойду до конца.

- Если так, - вздохнула тетка, - пойдем в светелку. Что здесь разговоры разговаривать.

Шумел самовар, трещали полешки в печки, я слушала тетку, не прерывая.

- Расскажу только то, что знаю. Веня был необычный парень. Молодой, а бывал иногда похож на старика древнего. Все думу думал какую-то. Отговаривала я Асю - твою матушку. Но больно мать твоя любила его. Никого слушать не хотела. Грешна, подслушала я однажды их разговор. Ася упрекала его в равнодушии, в обмане: "Ты клялся мне в любви, обещал счастье, закрутил мне голову, забрал сердце, а теперь на попятную? Предатель!". Как она рыдала, бедная девочка! Веня не выдержал упреков и тихо заговорил: "Ты не знаешь. Не будет нам счастья. Но я не обманывал. Я верил, что все будет хорошо. Теперь я знаю, что не будет покоя ни мне, ни моим детям. Не спрашивай меня ни о чем. Ты знаешь, как я появился в этом городе. Но я никогда не рассказывал, почему оставил родное село. Они повесили на меня проклятье. Я не смогу сделать тебя счастливой". Ася долго страдала. Но, в конце концов, как-то сладилось у них, не знаю как.

- Я прочитала в дневнике, - впервые перебила я тетку, - что Веня что-то сделал. Освободился, что ли? Или думал, что освободился. Но что это было за проклятие? И почему оно висело на отце всю жизнь, а сейчас перешло на нас, оставшихся?

- Этого, доченька, не знаю, - развела руками тетка. - Если на вас перешло, это очень сильное колдовство. Великая сила, великая злость должна была быть у владеющего магией. За какие грехи было так наказывать совсем молодого парня? Ведь он, как я поняла, всю жизнь маялся. То-то вас носило из города в город. Полстраны объездили. Все убежать, видно, хотел. Да от этого не убежишь. На такую силу нужна другая, равная сила. Я не отвечу на твои вопросы. Езжай к его родне, если примут. Больше ничего не могу присоветовать.

А вопросов было столько, что голова готова была разорваться. Я взяла у бабки бутылку самогона и напилась до изумления. Тетки, бабки, зловещие старцы не беспокоили меня до следующего утра. Когда я объявила, куда я еду, бабка всплеснула руками и начала бормотать что-то типа "Да Господь с тобой!", охать и причитать. Потом собрала мне в дорогу разносолов, будто я отправлялась, по меньшей мере, в Африку, и благословила в путь. Уже на крыльце тетка мне сказала:

- Ты не рассчитывай на теплый прием. Они живут на отшибе, ни с кем не общаются. Люди по старой памяти их дом стороной обходят.

Добравшись до станции, я позвонила Игорю и договорилась о встрече и плюхнулась на лавочку. Тетка не слишком откровенничала. Она ни слова не сказала про легенду, про династию колдунов. Пожалела меня, что ли? Не так я глупа, тетушка, чтобы не сложить отдельные фрагменты головоломки. Прав оказался Игорь. Тем единственным внуком старого колдуна и был мой отец. Достав родословную, впопыхах составленную моей матерью, я попыталась соединить родственные цепочки. Это было несложно. Родственники по отцу заканчивались троюродной сестрой отцовской матери. По рассказам моей матери, родительница отца наложила на себя руки, когда он был подростком. А его папеньки к тому времени и след простыл. Десятилетнего Веню и взяла к себе троюродная тетка. Дальше - полный пробел. В пятнадцать лет Веня появляется в городе, не желая слышать ничего об оставленной родне. И все. Что произошло за эти пять лет? За что Веня был так сурово наказан? А то, что он был именно наказан, я не уже сомневалась.

Я совсем забыла про Игоря, который уже спешил ко мне, выскочив из-за угла.

- Юный следопыт к походу готов! - весело отрапортовал он. - Жду ваших указаний.

Указание последовало незамедлительно: сесть рядом и внимательно слушать. Когда я высказала все догадки и соображения по поводу этой истории, Игорь задумчиво протянул:

- Дела-а. - И небрежно так спросил: - А где жила эта тетка?

- Почему жила? Она и сейчас там живет. - Я порылась в сумке и протянула ему бумажку с адресом.

Внимательно изучив каждую букву, Игорь уставился на меня:

- Ты только спокойно, ладно? Не волнуйся.

От услышанного у меня, как говорится, отвисла челюсть. Потому что дом, куда тетка привела моего отца, принадлежал последнему колдуну, скончавшемуся под родной крышей в глубокой старости много лет назад. Немного придя в себя, я решительно направилась на перрон. Игорь бежал за мной вприпрыжку.

- Куда летишь, ненормальная? - увещевал он. - Наша электричка через полчаса.

- Ну, теперь-то я все узнаю, - сквозь зубы скрежетала я. - Они у меня не отвертятся. Разворошу их осиное гнездо.

Уже в электричке я немного успокоилась. Нащупывая образок, который бабушка сунула мне на прощанье, я постаралась привести мысли в порядок. Последний колдун умирает. Ему надо передать колдовскую силу в другие руки. В кровно-родственные руки. И только отпрыску мужского пола. Выбора нет: среди многочисленных внучек и племянниц есть только один наследник. В весьма подходящее время умирает мать внука - дальняя родственница зловещего старца. Мальчика привозят к деду. Пять лет он живет с ними, они делят кров и пищу, общаются. Что же потом? Меня не трогала мысль, что я - правнучка черного мага. С этим разберемся после. Пока меня интересовало одно - за что отца, а вместе с ним и всех его близких страшно прокляли? И есть ли от этого яда злобного деда противоядие? Не зря я приехала, ох, не зря.

Мы вышли на чистеньком полустанке. Игорь предложил перекусить где Бог пошлет, но на такие мелочи времени тратить не хотелось. Немного поплутав, мы вышли к заветному дому. Дом как дом. Ничего зловещего, как я себе представляла. Веселенькие голубые ставни, цветастые занавесочки на окнах. Только вот тишина во дворе настораживала. Даже собаки нет. А так - обычный деревенский домишко. Зажав в руке образок, я взошла на крыльцо и робко постучала. Моей храбрости и след простыл. Тишина. Я постучала настойчивей. За дверью раздались шаркающие шаги.

- Кто там? - на удивление ласково спросил старческий голос.

- Телеграмма, - брякнула я.

- Прочитай, доченька, через дверь, будь добра.

- Так расписаться надо, - полезла я напролом.

Лязгнул замок, второй. Моя невидимая собеседница возилась с запорами долго. Наконец, дверь отворилась. На пороге стояла бабулька, каких называют одуванчиками. Я нагло шагнула через порог:

- Здравствуйте, я ваша родственница. В дом пригласите, или здесь разговаривать будем?

Бабулька внимательно вглядывалась в мое лицо минуты три, охнула, зажав рот ладошкой.

- Не здесь, милая, не здесь, - прошептала она и, взяв меня за руку, повела из дома.

Игорь следовал за нами. Втроем мы уселись на лавочку под цветущей яблоней.

- Знаю я, чья ты дочка, - начала старушка, - всем обличьем в него, родимого.

Я нетерпеливо дернулась, но она остановила меня:

- Не торопи, не молода я уже, между словами отдышаться надо. А разговор наш, ох, нелегкий будет. Много говорить я не буду. Наверняка он, - кивнула она на Игоря, - рассказал тебе про нашу семью. Писаки, они везде свой нос сунут.

- Это муж мой, - вякнула я, следуя договору.

- Оставь, дочка, - махнула рукой старуха. - Нет меж вами единения. А газеты я иногда почитываю, грамотная. Да не о том речь. То, что люди называют легендой, - правда. Кое-что попридумали, конечно, но самую малость. Расскажу лишь то, чего не знаешь, ради чего приехала. Давно я тебя жду. И она ждет, - указала бабулька на дом, - сестра моя. Она - старшая, и велела гнать тебя, как появишься, и навсегда заказать тебе дорогу сюда. Но грех на нас тяжкий, не могу помереть с таким камнем на душе. Слушай.

Отец наш - великих знаний был человек, но черных знаний. Мог человеку одним взглядом жизнь искалечить, а то и убить. Могущественные силы передавались из поколения в поколении по мужской линии. Умирая, старый колдун, передавал заветное самому достойному из рода. Как уж отбирали таких достойных, не ведаю. Наш род многочисленный был. Разбросало всех по свету. Поэтому-то не все знали про особые таинства наших предков. Не знала и мать твоего отца - твоя бабка по отцовской линии. Она была нам очень дальней родственницей. Но кровной. Жила она не здесь, на юге обитала, муж ее оттуда родом был. Приехала она уже после войны сюда. У нее одной был сын. Все остальные девок нарожали. Отец наш - прадед твой - почувствовал, что недолго ему осталось. Но, не передав черную силу, ходить ему по земле живым трупом. Он знал, что не будет покоя, пока не примет наследник в руки свои зловещий дар. По его указке старшая сестра моя? написала матери Вени письмо, в котором поведала, чья она родня, и какая судьба уготована ее сыну. Вскоре твоя бабка и повесилась: не пережила страшного известия. И Венечку мы забрали к себе. Он смышленый был. Все книжки читал. Дед смотрел на него и радовался: достоин мальчик, не пропадут знания предков, возродится магическая сила в молодом теле, еще и приумножится. Шли годы. Веня редко играл с сельскими мальчишками - дед запрещал. Но кое-какие разговоры до него дошли. Он сначала меня пытал, но как я могла сказать, это должен был сделан сам дед, умирая. На исходе пятого года жизни Вени у нас, дед стал совсем плох. Часто звал Веню к себе, подготоваливал к принятию колдовского наследства. Мальчик уходил о него расстроенным, жаловался, что дед заговаривается, твердит о непонятном - о заговорах, превращениях, зельях - и пугает его. Я успокаивала, как могла. Наконец, настал прощальный день. Дед велел нам всем выйти, а Вене подойти ближе. В комнате долго было тихо. Потом раздался страшный крик мальчика: "Нет! Ты никогда не заставишь меня сделать это! Ты убийца! Ты убил мою мать!". Веня вылетел из комнаты, бледный, как полотно. Поглядел на нас безумными глазами и опрометью кинулся на улицу. Я выскочила следом, да где там! С тех пор я его не видела. Отец перед смертью запретил нам упоминать его имя даже в мыслях. И проклял внука за отступничество от семейного таинства, завещанного дедами и прадедами, от знаний, накопленных за века. Твой отец обрек бы родного деда на вечные муки после смерти, если бы старик не успел прошептать в последнюю минуту, что надо сделать, чтобы освободить его от магических цепей. Вековое колдовство ушло в землю. А моя сестра поплатилась за покой отцовской души - со дня его смерти она лежит без движения. - Старушка замолчала.

Несколько минут я сидела, переваривая услышанное. Мой отец не захотел творить зло. Он принял на себя проклятие и сбежал из черного дома. Эстафету колдовской мести подхватили мы - его дети. И сколько поколений еще будут страдать от неистовой злобы старика, умершего много лет назад?

- Бабушка, я могу вас так называть? - и, получив утвердительный ответ, продолжила. - Неужели никак не снять? Неужели так и будет тяготеть проклятие над нашим родом, пока не истощится его сила?

- Сила его убудет через семь поколений, - покачала головой старушка. - Есть на земле несколько человек, которые могут помочь. Жди. Если судьба смилостивится, кто-нибудь из них придет к вам.

Из дома раздались мычащие звуки.

- Сестра проснулась, меня зовет, - объяснила бабушка. - Незачем ей тебя видеть. И тебе спокойней будет. Прощай. Не увидимся мы более. Призовет меня к себе Господь скоро. Молись за меня.

Возвращалась я на станцию, будто нагруженная тяжелым грузом. Зато Игорь скакал козлом:

- Такой материалище отгрохаю! А может, книгу напишу.

Мне не было дела ни до газетных статей, ни до книги. Вроде все было ясно и понятно. Но ответа-то на главный вопрос я не получила. Тумана много напустила старушка. И я решила не торопиться домой. Игорь получил, что хотел. А моя миссия еще не закончена. Я должна узнать про того, кто освободит нашу семью. А ответ можно найти только в доме.

Игорь меня отговаривал:

- Что за затея? К этому дому подходить-то страшно, а уж то, что ты задумала...

Но меня остановить было невозможно.

- Если тебе страшно, - вспылила я, - никто тебя не заставляет. Пойду одна.

Конечно, мне ужасно не хотелось идти одной. Можно твердить про предрассудки, смеяться над суевериями, но здесь случай был особый. Я не была уверена, что не явится дух деда с горящими глазами и не превратит меня в муху, например. Поэтому, когда Игорь, поразмыслив, решил принять участие в экспедиции, я с трудом сдержала радостный вопль. Но поставил условие: он возьмет видеокамеру. Я была согласна на все, лишь бы не идти одной в логово черного мага.

Я с трудом дождалась вечера, хоть и донельзя боялась. Когда пробило полночь, у меня вспотели ладони: пора было идти. Надев на шею ладанку, я перекрестилась, прошептала единственную известную мне молитву и тронула Игоря за рукав:

- Пора.

Мы шли, как на казнь. Перед воротами меня охватила такая дрожь, что залязгали зубы. Кое-как справившись с волнением, я полезла через забор, зацепилась за гвоздь, потеряла равновесие и грохнулась на землю. А сверху спрыгнул Игорь, едва не приземлившись мне на голову. Руки-ноги были целы, голова на месте. Но я не могла сдвинуться с места. Пока я приходила в себя, Игорь нашел лестницу. Чердак со слуховым окном он заметил еще во время нашего первого визита. Иного пути в дом не было. Мой спутник поднял меня с земли, пару раз тряхнул за плечи и подтолкнул к лестнице. Я покорно начала взбираться. Игорь подгонял меня снизу. Еще пара усилий - и мы очутились на чердаке. Если на улице хоть какой-то свет давала луна, то здесь мы будто окунулись в чернила. Когда Игорь зажег фонарь, я чуть не откусила язык от нервной судороги - таким чужим и резким показался на мрачном чердаке яркий луч света. Пока луч фонаря бегал по углам и стенам, я пыталась сообразить, что же мы хотим найти. И тут я поймала себя на том, что уже успокоилась. Исчезла противная внутренняя дрожь и утомительное напряжение. Я ощутила себя готовой к любым неожиданностям.

Мы решили начать поиск по часовой стрелке от чердачного окна. В первом углу мы не нашли решительно ничего интересного. Куча старой, почти истлевшей одежды, болотные сапоги и большая рыболовная сеть. Стена была вообще пуста: голые бревна без единого гвоздя. Зато следующий угол был находкой для музейных работников: аккуратно сложенные друг на друга огромной башней громоздились невиданные по размеру книги. Древние талмуды по полметра в высоту. Листать их можно было до конца двадцатого столетия, и ничего не найти. Но, если никаких других следов не отыщется, придется этим заняться. Третий угол ничем не поразил нас. Оттуда на нас таращились пустыми глазницами поломанные куклы, детские качели уныло валялись на полу, да скучала без наездника деревянная лошадка. Убирая с лица липкую паутину, я пробралась вдоль стены к последнему углу. Похоже, здесь чем-то можно было поживиться.

- Иди сюда, я что-то нашла, - я позвала Игоря. - Не споткнись, по центру сундук, мы им займемся потом.

Игорь перехватил мой фонарь и направил луч на мою находку.

- Ну и что, - скептически скривился он, - полевая сумка, самая древняя, которую я когда-либо видел. Смотри, осторожнее, еще змея выползет или паук.

Трижды плюнув через левое плечо, я открыла сумку, перевернула и вытряхнула содержимое на пол. Всю добычу составила одна единственная пожелтевшая от времени открытка с изображением веселого карапуза. На голом животе малыша была надпись "Бабе Соне лично в руки". А на обороте последнее "прости": "Баба Соня, я не могу сделать того, что хочет дед. Я люблю тебя, но не вернусь. Не ищите меня. Я скоро буду далеко. Я хочу забыть, что мой дед - злодей, какие, я думал, бывают только в сказках. Не бойся за меня. Я постараюсь искупить дедовы грехи. Не говори ничего бабке Фене - она плохая. Я боюсь ее". Без подписи. На почтовом штемпеле - название города, куда сбежал пятнадцатилетний Веня. Баба Соня... Я достала родословную. Это младшая сестра. Наверное, та, которая со мной говорила. А старшая лежит много лет, приняв отцовские мучения. Это не проливало никакого света на родовую тайну и не давало никакого намека на возможность избавления. Остается сундук. Я очень надеялась, что там отыщется искомое: о том, что придется перерывать книги, даже думать не хотелось.

- Ты заметила, - нарушил тишину Игорь, - здесь нет никаких запахов. Совершенно никаких. Пыль, паутина, но никакого, обычного для таких мест мусора и никаких запахов.

Я согласно кивнула головой. И, видно, не в добрый час. Потому что запахов в следующее мгновенье хватило бы, чтобы задохнуться. А всего-то я открыла сундук, дважды повернув причудливый ключ. Тут же наружу вырвались ароматы вперемежку с вонью. В адскую смесь слились сера и розовое масло, аммиак, сероводород и ладан. Я словно прилипла к полу, парализованная. Если бы Игорь не схватил меня в охапку и не подтащил к окошку, я задохнулась бы. Отдышавшись, я подумала: "Вот и помощь, о которой говорил отец. Я упала бы замертво. Проклятый старец достал бы меня". Пожалуй, впервые я взглянула на Игоря с благодарностью.

Высунув головы в отверстие, горе-сыщики глотали свежий воздух. Через несколько минут стало легче. Игорь снял рубашку, разорвал ее надвое. Обмотав лица, мы вернулись к источнику зловония, исполненные рвения докопаться до истины. Было ясно, что мы близки к цели. Но нам не суждено было ознакомиться с таинственным содержимым старинного сундука. Лишь только луч фонаря упал на откинутую крышку, осветив раскрытое нутро загадочного ларя, оттуда вырвался столб дыма. Не было пламени, не было запаха горелого. Просто бело-черный дым. Поднимаясь ровно вверх, он ломался под углом в девяносто градусов и также ровно выходил в окно, растворяясь в сумраке ночи. Это было жуткое зрелище. Это был разумный дым. Он знал, куда ему надо, и он целенаправленно уходил по месту назначения. Когда прошел столбняк, я кинулась к сундуку: он был пуст. Девственно. Совершенно. Абсолютно. Внутри меня тоже была пустота - я упустила шанс, никогда мне не узнать тайны заклятия предков. Игорь понимающе молчал. Я погрузилась в себя, извиняясь перед памятью отца, перед матерью и братом, признавая, что слишком много на себя взяла. Из транса вывел меня Игорь. Он тронул меня за плечо, приложив палец к губам. Я прислушалась: внизу раздавался тихий, но пронзительный голос. Не сговариваясь, мы упали на пол, приложив уши к настилу.

- Как ты это сделала, калека безногая? - свирепо вопрошал голос. - Ты всю жизнь мне стояла поперек дороги, а теперь хочешь меня вообще со свету сжить, - голос становился все слабее. - Это ты должна сдохнуть, а не я. Это в тебя отец сбросил свой яд. - Голос уже задыхался и хрипел. - Я все равно тебя за собой утащу...

В ответ раздавалось слабое мычание, потом отдельные слова, но их было не разобрать. Я завертелась на животе: мне надо было туда, вниз. Там происходило что-то важное! Я потянулась за фонарем, закатившимся за сундук. И в луче света увидела под сундуком люк. Это был спуск вниз, в дом. Кряхтя и сопя, мы отодвинули старинного монстра, откинули крышку и перед нами открылась массивная лестница. Рискуя упасть и сломать шею, я кинулась вниз. То, что я увидела, не снится мне по ночам, но все равно, это было ужасно. На полу лежало тело старушки, с которой я разговаривала днем. Ее руки еще слабо тянулись к кровати, где полулежала на пышных подушках иссохшая древняя женщина.

- Соня, - бросилась я к лежащей на полу старушке, - баба Соня!

С кровати раздался скрип. Я с ненавистью посмотрела на больную, которая едва заметно кивала мне головой. Во мне поднималась ярость. Я поднялась и медленно пошла к ложу умирающей.

- Вы! Вам еще мало, - гневно бросила я, - вы убили мою бабку, мать моего отца, вы привели моего отца в этот дом, вы готовили его к колдовскому посвящению! Теперь вы убиваете свою родную сестру!

Женщина на кровати что-то шептала, но так тихо, что нельзя было разобрать ни словечка. Я с опаской подошла к ней, не обращая внимания на предостерегающий возглас Игоря. Склонившись к старухе, я с трудом разобрала ее речь.

- Я - Соня, - слова выходили со свистом и скрежетом, - Феня должна была быть на моем месте. - худая рука слабо повела в сторону лежащего ничком тела. - Она старшая, ей и принимать было. Феня знала, что ее ждет. И она в последнюю минуту заслонилась мной, и весь яд достался мне. У нее была самая малость. Поэтому и умерла первой. Мы обе знали, что ты придешь, и с твоим приходом наша жизнь кончится. Очень ей хотелось пожить. Колдовской дух разделился на три части. Первую ты выпустила. Она позвала за собой вторую, малую часть. Скоро и мой черед. Скоро дух обнаружит, что нет целостности. Но я успею сказать тебе самое главное. Недолго вам осталось мучиться. Запомни: корень проклятия теперь в матери. Из нее и изымать надо. Идет к вам женщина-избавительница. Она уже близко. Она сама найдет твою мать. Ты там без надобности. Ступай с миром, ни к чему глядеть на мою кончину - тяжела она будет. И помни: не виновата я перед вами, Венечку любила, но помочь не могла.

Старуха замолчала. Она была еще жива. Но уже слышала зов. Мы не решились наблюдать за освобождением духа и рванули к двери. Выскочив за ворота, мы остановились, ожидая чего-то необычного. Но прошла минута, другая. Ничего не происходило. Спокойствие тихой летней ночи не нарушилось ничем. Проклятое жилище не обрушилось, не вспыхнуло, объятое пламенем. Только дымок, более белый, чем прежний, растворился в ночи.

До станции мы с Игорем шли молча, каждый думал о своем. В электричке мой взгляд упал на видеокамеру Игоря.

- Ты что-то снимал?

- От начала до конца. Поехали ко мне, посмотрим, что получилось.

И мы поехали. Попивая кофе, я без каких-либо эмоций ждала, пока Игорь настроит технику. После стольких переживаний, после таких открытий меня, казалось, взволновать или напугать чем-то стало проблематично. Наконец, все было готово. Игорь, как радушный хозяин, предоставил мне чрезвычайно удобное кресло, капнул в мою чашку несколько капель коньяка и включил аппаратуру.

На экране появилось чердачное окно, я на лестнице. Какое смешное у меня лицо! А вот и чердак, который я, настороженная и испуганная, тщательно исследую. Сундук, два поворота ключа, мое обалдевшее лицо без признаков процесса мышления в глазах. Видно, именно в этот момент оператор заподозрил неладное и, опустив камеру, бросился спасать меня, потому что на экране несколько минут было совершенно темно. Потом вспышка фонаря озаряет таинственное вместилище злобного духа. Дым не был галлюцинацией. Он действительно выстрелил столбом из сундука.

- Останови, - попросила я Игоря.

Подойдя к экрану вплотную, я мучительно напрягла зрения, пытаясь что-нибудь разглядеть в дымном тумане. Но как я ни вглядывалась, кроме тесных переплетений черных дымных нитей с едва заметным вкраплением белого ничего не увидела. Никаких лиц, фигур, как зачастую описывается в книгах, не было. Разочарованная, я уселась в кресло.

- Поехали дальше, - махнула рукой Игорю.

Но ехать было некуда. После кадров с величественным воспарением духа через слуховое окно чердака по экрану поплыли волны, замелькали хлопья. Дальше пошла чехарда разноцветных помех. Игорь только пожал плечами:

- Все было в порядке. Просто нам не дали запечатлеть последние минуты. Духи, видно, тоже не любят вывешивания грязного белья напоказ. - Он достал диктофон. - Слушай, расскажи мне все, от начала до конца. Про вашу семью, как ты здесь оказалась, что тут произошло, исполнила ли ты, что хотела, планы на будущее.

Я покорно начала повествование.

Впервые за долгие годы я почувствовала себя спокойной и уверенной. Я выкладывала журналисту и компаньону все, что накопилось за много лет. И с каждой фразой мне становилось легче, будто слова были кирпичами, от которых я постепенно избавлялось. Коньяка в кофе становилось все больше, Игорь казался все ближе и ближе. И я махнула на все рукой: в конце концов, дела сделаны, пора и расслабиться. Если он не боится внучки колдуна, почему бы и нет?

Проснулись мы к полудню. Чтобы избежать расспросов и долгих объяснений, я не стала заходить ни к бабке, ни к тетке. Решив не растягивать прощания и не усложнять отношения, я заторопилась на вокзал. Когда были взяты вещи из камеры хранения и куплен билет на мой поезд, я отправила тетке телеграмму, что все хорошо, подробности письмом. Прощание с верным спутником было коротким. Зная о жизни довольно много, мы ничего не обещали друг другу. Игорь не стал ждать отправления поезда. Посадив меня в вагон, он растворился в толпе.

В вагоне на меня нахлынула усталость необыкновенная. Я уже не могла ни о чем думать. Получив постель, я свалилась на полку и проспала целые сутки. Отец не тревожил моего сна. Утром я проснулась с совершенно свежей и ясной головой. Мне надо было привести в порядок мои мысли, разложить по полочкам события. После обычного утреннего туалета и стакана чая организм потребовал привычную сигарету. Малодушно уступая, я отправилась в тамбур. Тамбурная дверь никак не хотела открываться. Я налегла на нее всем телом, дверь распахнулась и чуть не убила молодого человека. Конечно же, это был Игорь. Смутившись, что совершенно не свойственно людям его профессии, и морщась от боли, он пробормотал:

- Я не могу не узнать, чем все это закончится.

Естественно, я переселилась в его купе СВ, уладив формальности с вагонным начальством. Чтоб?ы оправдать мое появление у Игоря, мы начали обсуждать наше приключение. Итак, баба Феня, узнав, что, будучи старшей, отвертеться от принятия заклятия в свое тело невозможно, решила пожертвовать родной сестрой. Обе знали, что кто-то из нашей семьи придет к ним за ответом, найдет сундук и выпустит духа. На этом закончится земное существование сестер. Соня наверняка сама позвала бы нас. Но Феня была иного мнения. Она одним махом избавилась от физических страданий и обезвредила сестру. И до старости продолжала наслаждаться жизнью. Правда, немного мешала больная Соня. Но тут ничего нельзя было поделать: со смертью Сони часть духа вырвалась бы наружу, позвала бы за собой малую част, доставшуюся Фене. А основная часть, томившаяся в сундуке, не дала бы покоя и в ином мире ни старшей, ни младшей сестре. Вот и приходилось мириться с Соней, которая была залогом Фениной жизни.

Про чеченку, упомянутую умирающей Соней, думать не хотелось. Она близко, и ладно. Жизнь брала свое. Устав ворошить прошлое, мы обратились к настоящему. Мягкий диванчик, конечно, был мал, но вряд ли это имело какое-то значение. Просто удивительно, как может расширить пространство бутылка вина и желанный мужчина, - это была последнее, о чем я подумала в объятиях Игоря.

Дорога показалась короткой. Пожалуй, даже слишком. Я с сожалением глядела в окно на знакомые места. Вещи были собраны, слова сказаны.

Родной город встретил вялыми потугами на суету. Бесполезно мельтешили редкие прохожие, бестолково сбились в кучу машины встречающих. Все как обычно, будто и не уезжала никуда.

Забросив вещи домой и наскоро ополоснувшись под душем, мы поспешили к матери. Надо было рассказать о результатах наших поисков.

Мать, слава Богу, была дома, но почти в невменяемом состоянии. Она крепко обняла меня, кивнула Игорю, провела в зал. Мать все силилась сказать что-то, но только бесполезно открывала рот, руки тряслись безостановочно. Накапав ей валерьянки, сунув валидол под язык, я уложила родительницу в кровать. Спиртным от нее не пахло. Прошло полчаса, пока мать немного успокоилась и смогла вымолвить слово. Она попросила воды, села и проговорила:

- Даже и не знаю, как тебе рассказать. Тем более, при постороннем.

- Мама, Игорь все знает. Он очень помог мне. Рассказывай смело.

Покачав головой, мать начала:

- Сегодня утром в дверь постучала женщина. Старая такая чеченка. Сначала попросила подать Христа ради, но потом.... Потом начались чудеса. Она прошла мимо меня в комнату, цепким взглядом все осмотрела и уставилась на меня. Велела встать к окну, на свет. Пошептала что-то и... рассказала всю мою жизнь. Все до капельки. И стала по-хозяйски рыскать по квартире. Взяла полотенце, положила в него две ложки варенья, снова пошептала что-то и поднесла полотенце к моему лицу. Я пришла в ужас, потому что изнутри, откуда-то из желудка, начал подниматься вверх комок. Он полз выше и выше и остановился возле горла. Чеченка рявкнула, сунув мне ко рту полотенце, измазанное в варенье: "Откашляйся в него, кашляй, кашляй!". Я совершенно непроизвольно закашлялась. В какое-то мгновенье подумала, что задохнусь. Ком стоял в горел, не желая продвигаться ни назад, ни вперед. Чеченка стукнула мне под дых, я резко выдохнула, с силой кхекнув. Ком сдвинулся с места. Что-то вылетело изо рта прямо в полотенце подставленное чеченкой. Она резко свернула полотенце в несколько слоев и положила на стол, придавив сверху рукой. И тут у меня волосы на голове зашевелились: полотенце стало вырываться, прыгать между пальцев женщины. Она с трудом удерживала его на месте. В какую-то минуту полотенце развернулось: там бесился огромный черный паук, пытаясь вырваться из тянувшего его назад варенья. Чеченка накинула на паука угол полотенца, схватила лежащую рядом колотушку для мяса и принялась долбить по скачущему полотенцу. При этом она страшно кричала: "Куда отправить, говори! На кого? Что стоишь столбом? На каких врагов послать?". Я пролепетала, что нет у меня врагов, никому не желаю зла. И чеченка снова зашептала непонятное, яростно добивая мерзкую тварь. Из-под полотенца летели черные ошметки, брызгала то ли кровь, то ли варенье. Бойня продолжалась, казалось, часы. Наконец, полотенце замерло, а чеченка, тяжело вздохнув, опустила руки. "Все. В землю ушло. Много силы в нем было. Догадываюсь, кому вы поперек дороги встали. Но теперь он вас не достанет. Порвалась ниточка-то". Я очнулась от столбняка, засуетилась, предлагая избавительнице ту малость, которую имела. Но она отмахнулась от золотого кольца, взяла варенье, из которого черпала, и три тарелки из сервиза: "За тебя, за сына и за дочь". С тем и ушла. Я подошла к зеркалу и поразилась: такого счастливого выражения лица я давно не наблюдала. Исчез вечный комок в горле, повеселели глаза. Да что говорить, дышать стало легче. Но потом нахлынул страх. Вспоминая увиденное, я не могла до конца поверить в случившееся. Как ты вовремя приехала. Сама я не смогу выполнить последние инструкции, данные чеченкой.

Мать поднялась и прошла на кухню. Вернулась с сложенным в несколько раз полотенцем.

- Оно самое, - ответила она на немой вопрос. - Чеченка сказала, что все у нас наладится, когда зароем его в землю, обязательно у воды. Брат твой выходит из очередного запоя, от него сейчас помощи мало. Пойдем, закопаем. А потом ты мне расскажешь, как съездила, что узнала.

Хоть и было страшно интересно, мы не рискнули разворачивать ведьмовское полотенце. Наоборот, завернули его еще в какие-то тряпки и торжественно понесли на берег реки. Выбрав безлюдный уголок, мы вырыли глубокую яму, положили туда сверток. Игорь сфотографировал исторический момент и быстро забросал землей зловещую могилу. Я попрыгала сверху, утрамбовывая, отыскала огромный валун, который мы втроем водрузили на месте захоронения. Вдруг свинцовые тучи, нависшие над городом, расступились, и к нам протянулся теплый солнечный луч, освещая надгробие веселым солнечным зайчиком. Страшная сказка закончилась.

Можно было начинать новую жизнь. Мы были свободны. Но не обольщались. То, что проклятие снято, не означает, что жизнь будет безоблачной. Но теперь мы будем строить ее сами. И никто, кроме нас самих, не помешает нам стремиться к счастью, как мечтала моя мать, как хотел мой отец.

Я получаю от Игоря нежные письма, но не решаюсь уехать к дорогому мне человеку, оставив родных. Нам надо держаться вместе, чтобы обрести утраченный покой и уверенность в завтрашнем дне.

Недавно за мной снова увязалась цыганка, пророча самые разнообразные несчастья, если она немедленно мне не погадает. Не кричи, я тебе и так подам. Я помню, чья я внучка. И знаю, сколько мне еще надо отдать людям, чтобы возместить им за причиненное прадедом зло. Я готова.