Честно говоря, Брюкин был не в восторге. Еще бы, провести весь вечер, и, пожалуй, всю ночь в гостях у полузнакомой дамы, пусть и заслуживающей большого уважения и снискавшей в обществе самую завидную репутацию, вряд ли устроит истинного домоседа, каким вполне искренно считал себя Брюкин, тем более, когда дома ждут дела поважней. Но что делать, пренебречь приглашением было еще хуже, чем потратить впустую столь драгоценное время, ведь, помимо прочего, Брюкин ценил свою способность быть достаточно деликатным. В силу вышеозначенных причин, в начале седьмого часа холодного сентябрьского вечера 1911 года, он остановился перед шикарным особняком, который принадлежал той самой даме, знаменитой на весь Париж мадам Кокошинель.
Особняк и впрямь был шикарный, пожалуй, даже чересчур шикарный. Брюкин отметил это, еще только подходя к литой решетке ворот. На решетке блестела в ярких огнях электрических фонарей массивная эмблема с инициалами владелицы особняка. Само величественное здание распростерлось черной тенью на фоне вечернего неба, и лишь в нижнем этаже горели окна. Похоже, веселье еще не началось, с грустью подумал Брюкин. Он прошел по широкой аллее и несколько раз стукнул бронзовым молотком в дубовую дверь. Открыл высокий, почти в шесть с половиной футов ростом, прямой, как палка, старик с надменным видом. Видимо, это был дворецкий. Старик молча провел гостя в большую залу, освещенную огромной люстрой и утыканными по стенам свечками. В центре залы располагался роскошный, и уже накрытый к ужину стол. Судя по всему, Брюкин явился первым, что его несказанно смутило. Действительно, маяться в одиночку посреди этакой роскоши было сущим наказанием.
Вскоре он услышал со стороны темной лестницы шорох, и спустя мгновенье его взору предстала сама хозяйка. Это была еще не старая, еще, пожалуй, красивая женщина, к тому же отличавшаяся превосходным, по-женски своеобразным умом. Кроме того, именно ее называли в Париже законодательницей мод, что придавало ей особенный интерес в глазах не только мужчин. Она была в ослепительном белом платье, впрочем, несколько претенциозном, отметил про себя Брюкин. На шее мадам Кокошинель сверкало богатое алмазное колье. И если б Брюкин не был знаком с мадам, он бы, пожалуй, усомнился в подинности колье - именно из-за его роскоши и величины камней. Но репутация хозяйки была знакома Брюкину, поэтому он отбросил ненужные размышления, встал, и с поклоном поцеловал ей руку.
- Ах, мой дорогой Брюкин, это вы всех опередили? - воскликнула мадам Кокошинель, слегка с укоризною, как почудилось несчастному гостю. - А я вижу в окошко, кто-то подъехал. Ну что же, располагайтесь. Полагаю, скоро вам составят компанию. Если позволите, я пока вас покину.
Она ушла, скрылась в боковой дверце, прошелестев хвостом платья. И точно, только исчезла хозяйка, как Брюкин услышал дробный, но достаточно громкий стук (это в парадную дверь, подумал он), и через минуту мрачный дворецкий привел нового гостя.
Его Брюкин видел впервые, и неудивительно. В Париже он вел затворнический образ жизни, и светом интересовался плохо. А этот господин, судя по наружности, явно принадлежал к элите. Это был импозантный мужчина зрелых лет, быть может, чуть за пятьдесят, безупречно наряженный в черный фрак с красным цветком в петлице, и с диковинной бамбуковой тросточкою, которой он беспрестанно игрался. Лицо его было удивительно, стоило лишь к нему присмотреться. Дело в том, что Брюкин давно заметил: на лицах этаких прилизанных господ этой породы почти завсегда лежит печать разврата, как мысленно он называл ту особенность, которая, среди прочего, отличает представителей высшего общества от обездоленных масс. Что же касается сего господина, то, к удивлению Брюкина, на его лице печать разврата совершенно отсутствовала, что никак не вязалось с безупречностью костюма и манеры держаться. Кроме того, этот господин явно молодился, и хоть виски его были совершенно седые, волосы он, похоже, подкрашивал, и носил еще аккуратно подстриженные тонкой щеточкой усики и американскую бородку.
- Эраст Фандорин, - вдруг учтиво, и даже как будто с некоторою застенчивостью представился этот странный господин, чего Брюкин уж никак не ожидал: обыкновенно подобные субъекты не очень церемонятся с теми, кто нарядился намного проще, чем они сами. И только, когда Брюкин представлял свою особу в ответ и крепко пожимал руку гостя, до него дошло, что гость назвал русское имя.
- Вы русский? Приятно видеть... соотечественника, - пролепетал Брюкин, и смутился. Вот чего он не ожидал, того не ожидал: что столь лощенный господин окажется из России. Но, судя по имени, выходило так.
- Вы тоже? - спросил Фандорин, и поспешно добавил: - Из России? То-то я смотрю, не похожи на здешнюю п-публику.
Но разговориться им не дали. Приехал еще кто-то, да не один. Молодой человек вошел в сопровождении прекрасной молодой женщины, не считая буку-дворецкого, конечно. Выяснилось, что молодого человека зовут Роже Кретиньябль, а его очаровательную спутницу - Элен.
Начали сбираться и остальные приглашенные. Приехал какой-то старый доктор - ужасный весельчак с веселою фамилией Гриб, еще одна супружеская чета - Этьенн и Одри Вержак, за ними прибыл очень нервический господин по имени Фред, и еще одна дама лет тридцати пяти - звали ее Доминика. Последними прибыли две сестры-двойняшки, Анни и Мари. Они беспременно похихикивали, по-видимому, от волнения. Но, как опять отметил любивший все отмечать Брюкин, были ужасно премилы. Обеим было, верно, не больше восемнадцати, и одеты они были достаточно скромно, хоть и неплохо. Впрочем, собственно типичной хохотушкей была только одна из них, кто же именно, Брюкин не смог разобрать, хоть появившаяся вновь хозяйка предствила ему обеих девушек; другая же, насколько можно было судить, старалась лишь скрыть излишнее волнение и поддержать сестренку.
Вскоре гости во главе с безупречно очаровательной мадам уселись за стол и завелся пустой светский разговор. По крайней мере, пустым он казался Брюкину, он больше отмалчивался, лишь изредка вставляя по какому-либо поводу отвлеченное, и совершенно пустяковое по его же мнению замечание. Скучал он страшно, и чтоб развлечься, старался присмотреться к гостям попристальней. Он даже составил на каждого по маленькому досье, которые нелишне будет привести на этих страницах.
Итак. Прежде всего сама хозяйка, мадам Кокошинель. Как уже сказано, это интересная, еще не в больших годах дама, быть может, малость взбалмошная и не без своих странностей, но у кого их нет, особенно в обществе. Не зря же ее считают парижской arbiter elegantiarum. Но, говоря откровенно, ничего особенно замечательного из себя эта дама не представляла. Обыкновенная курица, как, чуть поморщившись от стыда, заключил Брюкин. Впрочем - о вкусах не спорят.
Эраст Фандорин. Очень, очень занятный тип. Элегантен, учтив, вежлив, но, пожалуй, и несколько подозрителен. Не говоря уже о том, что русский. Надо к нему получше присмотреться, решил Брюкин.
Роже Кретиньябль. Молодой человек, не более тридцати лет от роду. Выглядит, как заправский обольститель. Беспрестанно улыбается, блестя ослепительно белыми зубами. Щегольские черные усики, слегка подкрученные. Сильно загорелый, может - мулат? Впрочем, не похоже.
Элен Кретиньябль. Его очаровательная супруга. Блондинка. Милая очаровашка, и, судя по всему, ничего более. Брюкин еще полюбовался ее прелестным личиком, и, горестно вздохнув, решил, что не стоит, право, заострять на Элен внимания.
Доктор Гриб. Веселый, седовласый, с густыми усами, и, кажется, ужасно добрый человек, любящий хорошую шутку и задушевную беседу. Словом, типичный старый доктор, что еще?
Этьенн Вержак. Какой-то совершенно бесцветный господин лет сорока. Молчалив. Рыжие усы. Не похож на француза, скорее венгр или, на худой конец, швед.
Одри Вержак. Молоденькая пухленькая брюнетка. Полная противоположность своему чопорному мужу - смешливая, говорливая, но, кажется, не очень глупа. Что ж, тоже ничего особенного, дальше.
Фред. Наверно, самый загадочный, после господина Фандорина, тип. Бледный, нервный мужчина лет тридцати. С полным безумия взором, однако гладко причесанный, одетый по моде и, очевидно, тщательно следящий за своим внешним видом. По-видимому, поэт или проходимец - трудно разобрать.
Доминика. Женщина уже, несомненно, увядающая, но старающаяся сохранить ускользающую красоту с помощью косметических ухищрений и модной шляпки, с которой не рассталась даже во время ужина. Возможно, старая дева. Вон какие взгляды бросает на Фандорина.
И наконец, двойняшки Анни и Мари. О них уже сказано все, так что Брюкин решил и на них не заострять свое внимание и принялся поглощать жаркое под невообразимым томатным соусом и еще с какой-то тошнотворной приправой.
***
Наконец, ужин кончился. От выпитого красного вина все немного разгорячились. Брюкин уже хотел продолжать скучать, полагая, что сейчас в лучшем случае заведут какой-нибудь граммофон и все гости пустятся в ужасный пляс. Брюкин танцевать не хотел и не любил. Поэтому он сел в кресло, тихонько приютившееся в уголку, и со скучающим видом раскурил сигару, которую ему любезно предложила мадам Кокошинель. Старый дворецкий Жером с угодливым видом обнес сигарами всех остальных присутствующих, включая дам.
Однако, вопреки ожиданиям мизантропа Брюкина, граммофон не завели. Вместо этого дворецкий потушил люстру, и зала осталась тускло освещена лишь свечами на стенах. Тусклым светом горели тонкие зеленоватые свечи, распространяющие причудливый запах. От этого запаха у Брюкина, обладающего на редкость чувствительным обонянием, немедленно закружилась голова. Он попытался загородиться от окружающего мира газеткой, каковых много валялось на столике у кресла. Но уединиться ему так и не довелось. Вдруг раздался демонический женский смех, и Брюкин не сразу понял, что хохочет это мадам Кокошинель.
- Ах, мосье Брюкин, - сквозь смех проговорила хозяйка. - Что же вы спрятались? Идите к нам, с нами веселее, право.
Слова мадам Кокошинель вызвали приступ всеобщего веселья, особенно старался доктор Гриб. Он сказал:
- Молодой человек, не стесняйтесь. Присоединяйтесь к нам, видите, вот и я решил тряхнуть стариной, хе-хе.
В это же мгновенье мадам одним движеньем сбросила платье, и оказалась в наряде Евы, как стыдливо подумал Брюкин. Она прильнула к Фандорину, но тут опешившего Фандорина оттолкнул подбежавший господин Фред, и с силой потянул обнаженную хозяйку за собой. Тем временеми к Фандорину подошла Доминика и решительно произнесла:
- Мосье Фандорин, я хочу вас!
Фандорин удивленно поднял брови, покраснел и растерянно забормотал:
- Мадемуазель, п-простите, мне кажется...
Но Доминика яростно что-то прошипела и покинула злосчастного мосье. Обиженный Фандорин с минуту стоял молча. Затем по-залихватски махнул рукой, и, с отчаянным выражением лица схватил какую-то близняшку, и, уволоча ее под стол, на ходу стал снимать фрак.
Между тем, старый доктор, который и впрямь решил тряхнуть, уединялся с Элен, а ее муж-мачо прельстился несвежей Доминикой. Мрачный господин Вержак взял себе вторую близняшку. Что ж, Брюкину досталась Одри. Он утащил Одри, эту пухлую брюнетку, под второй конец стола (за другим был Фандорин с близняшкою), с трудом добрался через складки одежды до ее лона, и, спустив штаны, мощным рывком вонзил в нее свой пламенеющий ствол. Кончив, к сожаленью, очень скоро, он устало опустился на пол и полез под стол. А там он наткнулся на Фандорина, который лежал на спине, а в его паху копошилась светлая юная головка одной из близняшек.
- Эрастик, ну где же он, не могу найти, - с обидой вдруг сказала близняшка.
- Д-должен быть, - пожал плечами Фандорин. - Я же сам его укладывал. Наверно, завалился куда-то.
- Ах, вот он, - победно воскликнула девушка, и вытащила откуда-то резиновый мешочек, полезное изобретение мосье Кондома.
Брюкин решил дальше не подглядывать, и выполз из-под стола. Оказалось, что многие уже поменялись партнерами. Нервический поэт (или мошенник?) Фред ублажал господина Кретиньябля, а мадам Кокошинель забавлялась с Элен. Черт-те чем занимаются, меланхолично подумал Брюкин...
Вскоре, впрочем, оргия завершилась. Было уже за полночь. Усталые, гости разбрелись по отведенным для них комнатам. Брюкину досталась комната почти в самом конце коридора, предпоследняя, рядом с комнатой господина Фандорина и комнатой госпожи Доминики. Он разделся, и, помолившись на ночь, улегся в теплую постель.
Вдруг ночью Брюкина разбудил злой шум. В комнате кто-то есть! Это, конечно же, бабай, которого Брюкин боялся больше всего на свете. Завизжав от страха, Брюкин зарылся поглубже в одеяло. Но это его не спасло. Бабай настиг его и под одеялом. Последнее, что увидел Брюкин этой ночью, были горящие грозным пламенем глаза страшного бабая...
***
Утром в доме мадам Кокошинель было обнаружено жуткое убийство. Брюкина, как и остальных, позвали в общую залу, где Эраст Фандорин (как выяснилось, это был известный сыщик) намеревался раскрыть дерзкое преступление. Дело в том, что убит был любимый таракан Роже Кретиньябля, которого этот самый Роже носил с собой в специальной коробочке. Этот таракан, по кличке Навуходоносор, был лучшим спортсменом на состязаниях тараканьих бегов, поэтому ясны были и корыстные мотивы преступления.
Обстоятельства убийства грозного Навуходоносора были таковы. Вечером, после ужасающей оргии, все легли спать. Одному таракану не спалось. Он выполз из коробочки и отправился погулять по дому. Больше хозяин его не видел. Лишь утром горничная обнаружила останки бедняги на полу в коридоре и подняла ужасный писк. Сначала, конечно же, заподозрили роковую случайность, однако Эраст Петрович все расставил на свои места. "Это убийство, д-дерзкое убийство! - все бубнил себе под нос Эраст Петрович. - И я раскрою его!"
Вскоре в гостиной собралось 12 человек приглашенных, включая саму мадам Кокошинель. На лицах присутствующих еще оставались следы вчерашнего разгула и полубессонной ночи, причем Брюкин с удовлетворением отметил, что печать разврата легла и на доселе невинный лик Эраста Фандорина, который как раз изъявил желание что-то поведать обществу.
- Дамы и г-господа, - начал Фандорин, по своему обыкновению заикаясь, - имею честь д-донести до вашего сведения, что мы столкнулись с весьма дерзким п-преступлением, быть может, самым д-дерзким за всю мою карьеру. Разумеется, через самое б-большее п-полчаса я назову вам имя убийцы. Но сначала я должен провести небольшое частное расследование.
***
Задумавшись, Эраст Петрович шел по коридору, поигрывая своей тросточкой. За ним, грузно переваливаясь и пыхтя, неотступно следовал любопытный Брюкин.
Вдруг Фандорин остановился у места гибели знаменитого таракана, возле большого окна. Он достал из кармана небольшую лупу и поводил ею над темными пятнами, красовавшимися на широком подоконнике. Затем резко выпрямился и прислушался. В углу раздавался престранный шорох. Сыщик удовлетворенно улыбнулся и указал пальцем на подоконник.
- Брюкин, я могу вас п-поздравить. Вы вне подозрений, - добродушно сказал Фандорин. - Видите эти странные следы на подоконнике? Если мне не изменяет мой дедуктивный метод, это следы дамских туфелек. П-причем к туфелькам пристали частички панциря несчастной жертвы.
- Но причем тут туфельки? - недоумевающе поднял брови Брюкин. - Неужели бедняжка Навуходоносор вздумал заняться альпинизмом, и тут его постигла гибель от туфель горничной, которая полезла через окно к очередному ухажеру? И почему мужчина вне подозрений? Может мне припала блажь примерить женские туфли? Или коварный убийца вздумал замаскироваться?
- Брюкин, эти туфли редчайшего размера. Поверьте, не всякой миниатюрной даме они подойдут. Это раз. Затем, подоконник, как вы сами видите, старинный, непрочный, в доме сыро, да и древоточцы его изрядно попортили, так что выдержит он тоже далеко не всякую дамочку, не говоря уж о мужчине. Это два. А сейчас будет три. - Фандорин нагнулся в угол, откуда раздавалось весьма подозрительное шуршание и поворошил там тросточкой. Раздался истошный писк. Затем оттуда выбежала премиленькая серая мышка с длинным хвостиком, с любопытством посмотрела на Эраста Петровича и поспешила ретироваться. - А вот вам и три, - улыбнулся сыщик.
- Значит, нам надо искать миниатюрную, даже слишком худую даму с маленькой ножкой и жутко боящуюся мышей, - констатировал порядком уставший от этой возни Брюкин.
- Именно, - подтвердил Фандорин. - И я даже знаю, кто это может быть. Вспомните, Александр, вчерашний вечер, - он мечтательно закрыл глаза, - и вы сразу обо всем догадаетесь.
Брюкин принялся стыдливо припоминать события предыдущего разгульного вечера и присутствующих там дамочек. Близняшки Анни и Мари? К сожалению, обе несколько полноваты. Мадам Кокошинель? Все бы чудесно, но пожилая и видавшая виды мадам была гренадерского роста и хрупкостью отнюдь не отличалась. Очаровательная Элен обладала вполне среднестатистическим размером своей не менее очаровательной ножки (это Брюкин наблюдал, когда валялся под столом с Одри, ведь почти все это время прямо ему в плечи упирались ступни мадам Кретиньябль, стоящей на коленях и делающей минет старому Грибу). Что касается Одри, то до сих пор Александр находился под незабываемым впечатлением от ее пикантных округлостей, которые явно не пришлись бы по нраву хрупкому подоконнику.
- К сожалению, не могу представить, кого вы имеете в виду, - недоуменно пожал плечами Брюкин, и перечислил Фандорину все свои соображения насчет прекрасного пола.
- А мадемуазель Д-доминика? Ее-то вы и пропустили.
Брюкин хотел было ответить, что Доминику он бы предпочел именовать "мосье", но тут его осенило: действительно, мадемуазель отличалась крайней худобой, а ноги ее никто не видел из-за длинного старомодного платья, которое она не удосужилась скинуть даже вчера вечером. Никто не видел... кроме Роже Кретиньябля, с которым они проследовали к нему в комнату. Да, и вскоре Роже пришел в гостиную с весьма хмурым видом, а Доминику в тот вечер никто больше не видел...
- Видите, Брюкин, вы все прекрасно понимаете без слов, - улыбнулся Эраст Петрович. - Давайте вернемся в гостиную и наконец объявим п-почтеннейшей публике, кто коварный убийца!
***
Итак, в гостиной старинного особняка еще раз встретились все 12 человек приглашенных и сама изнервничавшаяся, но не менее любезная мадам Кокошинель. Лица мужчин были суровы и напряжены, на них застыло выражение скорби и праведного гнева. Старый доктор изредка смахивал скупую мужскую слезу. С лица Роже Кретиньябля исчезла улыбка. Время от времени он воздевал руки к небу и восклицал:
- О, где найти мне сил, чтобы жестоко покарать подлого убийцу?! О, мой таракан, мой Навуходоносор!
Женщины же не стесняясь рыдали и утирали слезы надушенными платочками. Все были одеты в коричневые тона - цвет панциря незабвенного Навуходоносора. В самый разгар излияний скорби открылась дверь, и в комнату вошли Фандорин с Брюкиным. Все взоры обратились к ним.
- Дамы и господа! - объявил Фандорин. - Мы с достопочтенным Александром Брюкиным провели наше расследование. Теперь я могу назвать вам приметы убийцы. Это особа женского пола, худенькая, стройная, с маленьким размером ножки. В общем несомненно очаровательное создание и, нужно сказать, я был бы счастлив, если бы на меня обратила внимание такая дама.
В гостиной раздались приглушенные женские ахи и вздохи. Тут со своего места поднялась Одри Вержак и заявила:
- Мосье Эраст и вы, уважаемые друзья. Я должна покаяться перед вами. Страшное убийство совершила я. Ночью я пошла пописать (Одри кокетливо улыбнулась) и тут мне прямо под ноги кинулся таракан. Я была сонная и не задумавшись сделала роковой шаг. И только утром я сообразила, что бедненький таракашка решил покончить с собой. Вот моя исповедь. Не судите меня строго, милый мосье Эраст. Вы так добры и красивы... Я думаю, что также была бы счастлива, если бы наше знакомство продолжилось...
- А-а, мерзавка! - взревел Роже Кретиньябль. - Не смей называть моего грозного Навуходоносора "бедненький таракашка"!
Он кинулся к мадам Вержак. Мадам Кокошинель закричала:
- Держите его! Он убьет Одри!
Вдруг раздался голосок одной из близняшек:
- Неправда! Это я виновата!
Роже остановился как вкопанный и приготовился кинуться на девушку. Но тут подключилась и вторая близняшка:
- Нет, Анни, это ведь я! Я первая наступила на таракана.
- Нет, Мари, это я! Вот спросим у мосье Фандорина. Не правда ли, милый Эрастик, я по всем параметрам похожу на убийцу таракана? К тому же вы мне очень, очень нравитесь. Вы знаете толк в сексе...
- Молчи, бесстыжая!
- Кто бесстыжая? А кто весь вечер с Вержаком трахался, а потом говорил, что у него плохо стоит?
- А кто мечтал о сексе втроем с Фандориным и мосье Фредом?
Роже Кретиньябль слушал эту перепалку, в недоумении поворачиваясь то к одной сестре, то к другой, и, видно не зная на кого бы это броситься. И тут раздался исполненный величественного достоинства голос мадам Кокошинель:
- Друзья, прошу вас успокоиться. Вы видите, как благородны мадам Вержак и наши милые Анни и Мари. Они добровольно решили взять вину на себя и даже инсценировали, - мадам покровительственно улыбнулась, - очаровательную сестринскую перепалку. Но, увы, это моя вина. Видите ли, с тех самых пор, когда я содержала матросский притон в Марселе - ах, золотое было времечко! - я питаю странную ненависть ко всем тараканам. И ночью, подойдя к окну, чтобы полюбоваться луной и вдохнуть аромат моих любимых роз (они уже увядают, бедняжки) я увидела перед собой таракана. Не подумав, я наступила на него. И только утром я узнала, что это был знаменитый таракан, таракан-спортсмен, гордость всего тараканьего рода - наш уважаемый Навуходоносор. Вот, теперь мне придется вновь уехать в Марсель, потому что я не смогу смотреть в глаза своим парижским знакомым. Надеюсь, вы, господин Фандорин, утешите меня в моем горе. Но это будет возможно, только если мосье Роже оставит меня в живых.
- И вы, мадам... - и рухнул в кресло, как подкошенный.
Вокруг него засуетились дамы. Но старый Гриб вежливо отогнал всех сочувствующих и постепенно привел несчастного Кретинъябля в чувство. До сих пор молчавшая Элен подошла к мужу и сказала ему:
- Роже, будь мужественен. Сейчас тебе придется услышать кое-что. - И продолжила уже более громким голосом, чтобы могли слышать все гости. - Мадам Кокошинель, вы также весьма благородно поступили. Вы хотели, чтобы вся тяжесть преступления легла на вас. Вы знали, что бедный Роже вас не тронет хотя бы из уважения. Но погубила Навуходоносора именно я.
- Элен! - воскликнул Кретинъябль и попробовал снова шлепнуться в обморок, но ему помешал вовремя подскочивший с нюхательными солями доктор. Элен продолжила:
- Если бы вы знали, господа, как мне надоел этот таракан. Роже все время уделял только ему, тренировал его, ходил с ним на соревнования. Роже говорил, что таракан также нуждается в развлечениях и водил его в театр, в кино, в кабаре. Роже говорил, что спортсмену необходимо повышать свой культурный и... ну как его, этот... интеллектуальный уровень, и брал его на выставки, в музеи, покупал ему книги. А я... я сидела дома, одна. Я попыталась завести любовника - но поняла, что это бессмысленно. Никто не сравнится в постели с моим мужем - кроме, может быть вас, мосье Фандорин. - Элен печально улыбнулась. - А последней каплей моих горестей стало то, что этот гадкий таракан полюбил спать в моей пудренице. Он прочел на коробочке надпись "Лебяжий пух" и противный недоучка решил, что это пуховая перина для тараканов. А во время последней бурной ночи со своей подружкой Семирамидой он рассыпал всю мою пудру-у... - лицо мадам Элен исказилось страданием, и она разрыдалась.
Пока Гриб метался с нюхательными солями от мадам Кретинъябль к мосье Кретинъяблю, а затем оба Кретинъябля приходили в чувство, к Фандорину, покачивая бедрами, подошел господин Фред.
- Ах, мосье Эраст, вы так умны. Обожаю умных мужчин. Но почему, почему же убийца - обязательно женщина. Посмотрите, - мосье Фред вильнул задом, -
я тоже вполне хрупкого, эстетического телосложения. У меня миниатюрная стопа - Фред выставил вперед действительно небольшую ногу, обутую в остроносый лаковый башмачок. - И я ненавижу гадких, неэстетичных тараканов и просто без ума от ухоженных, красивых мужчин. А у вас, мосье, даже имя на редкость эротичное - Эраст. - И Фред жарким шепотом повторил еще раз - Эра-асстик...
- Вы не считаете, что все-таки пора вмешаться? - тихо спросил у мирно сидящего Фандорина Брюкин, с сомнением поглядывая на странного господинчика.
- Да, п-пожалуй пора, - согласился Эраст Петрович, и встал с кресла. - Господа, вы видите, что здесь высказались почти все дамы и д-даже один мужчина. Но повторяю, дамы высказались не все. Одна мадемуазель Доминика почему-то промолчала и продолжает молчать. Я хочу, чтоб вы позволили ей высказать свое мнение. Да! - хлопнул себя по лбу Фандорин. - Я совсем забыл. Я хотел сделать вам, мадемуазель, маленький п-презент.
Он достал неизвестно откуда взявшуюся небольшую коробочку, накрытую белым платком. Под аханье дам сыщик подал ее Доминике, не забыв галантно поцеловать руку старой деве. Доминика сдернула платок и...
Раздался истошный визг. Не по годам резво, мадемуазель вспрыгнула на кресло с ногами, причем на мгновение приподнятый подол платья открыл взору всех присутствующих на редкость маленькие ступни в очаровательных атласных туфельках. На полу валялась крохотная клетка с открытой дверцей, откуда со всех лапок улепетывала давешняя (а может, другая) серая мышка.
- Вы! - закричала Доминика. - Вы подлый человек! Гадкий, подлый! Вы знали, знали, что я боюсь мышей! И вы знали, что я убила Навуходоносора! Но у вас оригинальные способы все преподносить. Вы решили меня сначала опозорить, и я за это вас убью! А потом застрелюсь сама!
Доминика достала маленький пистолетик и прицелилась в Фандорина. Все замерли. Но тут Эраст Петрович спокойным голосом сказал:
- П-подождите меня убивать. Может быть, вы все-таки пожалеете мосье Роже и расскажете, чем вам не угодил Навуходоносор. Я думаю, всем остальным будет п-полезно послушать.
- Хорошо, - ответила Доминика. - Вчера вечером здесь состоялась ужасная оргия. А я... мне скоро 40, а я еще не знала мужчину. Я решила воспользоваться этой оргией как последним шансом. Но тут я увидела вас, Эраст Петрович. Я полюбила вас с первого взгляда. Но вы оттолкнули меня, да, оттолкнули!
- Я, п-право не хотел, - смущенно проговорил Фандорин.
- Нет, слушайте меня, все, и вы, мосье, тоже. Вы меня оттолкнули, но тут появился этот отвратительный тип - Роже Кретинъябль. Ах, как я ненавижу мужчин-мачо! А после вчерашнего вечера - ненавижу вдвойне. Мы уединились в его комнате. Я ждала пламенных страстей. А он... подлец! Он достал из коробочки своего отвратительного таракана и начал показывать мне его мужские стати. Хвастал, как будто это он, а не таракан - половой гигант. Но мне стало мерзко и я убежала из комнаты. Я пошла бродить по дому. Я совсем потеряла голову. Я сгорала от страсти к вам, да, к вам, мерзкая ищейка! Тут я увидала, что в свою комнату заходит грузный господин Брюкин. Еще немного побродив, я пошла к нему. Ведь во что бы то ни стало я хотела расстаться с окаянной девственностью. Когда я вошла, вы, Брюкин, лежали в постели, завернувшись в одеяло. Но, наверное, вам тоже стала мерзка старая дева. Ведь, когда я наклонилась вас поцеловать, вы с ужасом закричали странное слово "Babaj!". Не выдержав такого унижения, я снова пошла бродить как привидение. И тут этот проклятый таракан! Гад, он наверное бежал на свидание к очередной невинной жертве! Этот таракан с ужасным именем - живое воплощение мужского мачизма! Удачливый спортсмен, самоуверенный развратник! Все обиды на мужчин разом ударили мне в голову, и я решила прикончить его! Да, это мне удалось, и этим я горжусь! Но тут выбежала гадкая мышь... Все остальное вы знаете. А сейчас я пристрелю и вас!
- Нет, Елизавета Анатольевна, п-подождите. Я сначала вас представлю. - И Фандорин обратился к присутствующим. - Дамы и господа, перед вами знаменитая российская суфражистка и один из членов Боевой организации партии социалистов-революционеров - Елизавета Анатольевна Хвойницкая.
Тут в гостиную вбежал растрепанный дворецкий Жером и закричал:
- Господа, полиция! Делаем ноги, пока не поздно!
...Последнее, что помнил Фандорин, было покачивающееся в тумане лицо мадам Кокошинель и холодное дуло пистолета у своего виска...
***
- Гаспадзин! - тряс Маса за плечи Фандорина. - Гаспадзин, проснитесь.
- Где я? - сонно спросил Эраст Петрович.
- Дома. Я ере освободир вас. Когда порицейские накрыри этот притон, вы быри без сознания.
- Что за притон? Не понимаю, - нахмурился Фандорин.
- Курирьня опиума и бордерь. Порицейские пришри на рассвете. Вы пробыри там всю ночь. - Маса перешел на японский. - Опять вы накурились этой проклятой травы. Все накурились опиума. Вы были без сознания и все время порывались искать какого-то таракана. Какая-то девица с игрушечным пистолетиком лежала на вас и повторяла "Я су-фу-ра-жист-ка", - по слогам произнес Маса непонятное слово.
- Где девица? - Фандорин встрепенулся.
- На диване в гостиной. Спит. Никак не мог отлепить ее от вас.
Фандорин, пошатываясь, встал и, держась за слугу, проследовал в гостиную. Там на диване действительно спала неземной красоты юная барышня, нисколько не похожая на старую деву Доминику и оголтелую эсерку Хвойницкую.
- К-как ее зовут? - спросил у Масы Эраст Петрович.
- Будил. Спрашивал. Говорит, Лизанька. Господин, пускай остается. Вам новая наложница нужна.
- П-пускай, - согласился Фандорин, и пошел в спальню. Маса придерживал еще полусонного господина и говорил:
- А я таракана нашел. Бо-ольшой. Вот такой! - показал Маса руками. - У одного усатого господина из кармана коробочка выпала, а там таракан. Странные вы, европейцы. Тараканов с собой носите. Я его выпустил. Пусть на свободе бегает. Все же живое существо.