Аннотация: Еще один текст из старых запасов) Полуфиналист какого-то СИшного конкурса, какого - не помню...
Ей снился сон...
Приснился он ей в те дни, когда весна медленно дожимала зиму, плавила на загородных дорогах толстую корку наледи, уже вот-вот собирались набухнуть почки, но время от времени всю округу щедро посыпало снегом. Времена года не обращали внимания на календарь, в котором точно так же март боролся с апрелем. Ей снился сон, и она металась по кровати, не чувствуя, что уже давно сползло с ее нежного тела тонкое одеяло, открывая маленькую грудь, длинные стройные ноги - всю ее хрупкую, почти мальчишечью фигурку, которую так и подмывало схватить, прижать к себе и никуда уже больше не отпускать... только сделать это было некому. Почти всегда она спала одна.
Даже одеяло полежало - полежало в ногах, да и соскользнуло на пол, бросая ее на растерзание снам. Единственным живым существом рядом с ней был ее кот, устроившийся в кресле напротив... Пушистый комок оголенных нервов, собравшийся для прыжка, готовый продать свою жизнь как можно дороже - он смотрел на девушку широко раскрытыми, светящимися в темноте глазами, утробно ворча и начиная шипеть всякий раз, когда она стонала.
А стонала она очень часто. Пыталась что-то говорить сквозь сон - если бы кто-то приблизил ухо к ее красивым губам, то, при желании, смог бы разобрать что-то вроде "нет, не уходи"...
В ее сне человек уходил. Уходил, чтобы не вернуться.
Шумная вечеринка осталась там, за двумя дверями - фанерной и стальной. Он веселился и пил вместе со всеми. Потом шагнул за порог, а она бросилась догонять...
Загаженная лифтовая площадка. Единственный источник света - грязный плафон в кабине лифта...
Створки разошлись, пропуская его под тусклые желтые лампы. Она влетела следом.
"Не уходи!"
В трубе ливневой канализации, прошивающей темный вонючий подъезд, шумит вода. На улице ливень, и сырость перебивает запахи лестницы. Показалось ли ей, что в лифте намного прохладней?
"Я не могу остаться"...
"Хочу с тобой!"
Он обнял ее и чмокнул в макушку - в спутанные, приятно пахнущие волосы. А затем отстранился, положил свою большую ладонь на ее лицо - и изо всей силы толкнул. Она больно ударилась в стену напротив, рядом с заунывно гудящей трубой.
"Тебе еще рано"
Она вскочила на ноги, не обращая внимания на боль от ушибов, бросилась к лифту - но он уже нажал на прожженную пластмассовую кнопку, створки поползли навстречу друг другу. Они сомкнулись перед ее лицом.
Она попыталась раздвинуть их - но только сломала ногти. В щель между уплотнителями было отчетливо видно, как кабина пошла вверх.
С девятого этажа девятиэтажки.
Исчез последний отблеск - и она осталась в полной темноте, разбавленной лишь гудением ржавого дренажа да все стихающим шумом лифтовых механизмов - словно они удалялись вместе с кабиной.
Она заплакала и от этого проснулась.
Слезы-слезы, как мало вам нужно...
Сильная! - она села в кровати, спрятав лицо в ладошках. - Сильная. Пошли все к черту, она выдержит.
Кот как-то сразу уменьшился в размерах, раза в три, не меньше; с мурканьем преодолел разделяющее кровать и кресло пространство, вскочил в изножье кровати и стал яростно вылизываться, приводя в порядок растрепанные нервы и взъерошенную шерсть.
Уж он-то лучше кого бы там ни было знал, что минуту назад покинуло их с хозяйкой дом.
Телефонная трубка притаилась в складках одеяла, как пластиковая бомба, поджидающая неосторожную жертву - или самоубийцу, все для себя решившего. Мерно моргал синий огонек сети.
Вспышка.
Пауза...
Еще вспышка, бросающая мертвенно-синий отблеск на потолок.
Пауза...
Вспышка, в которой тень от люстры кажется скелетом какого-то ящера. Всего лишь мгновение - и до нового всполоха ватная тьма. Дождь за окном задушил фонари, засыпал черной мокрой ватой остатки сугробов у подъезда, прижал колючий натрий ночных проспектов к лужам, в которых обреченно мок мусор.
Вспышка.
Мурчит кот. Флегматично приводит себя в порядок. Его мама здесь, остальное мелочи. Сейчас она уснет и он устроится на своем обычном месте, в ногах.
Пауза...
А ведь там, в подъезде, точно такая же труба ливневой канализации. И теперь по ее осклизлому нутру сползают лишь редкие немощные капли. Дождь почти кончился.
Вспышка.
Все когда-нибудь кончится...
Телефон ожил и выплюнул ей в лицо мелодию вызова вместе с цветными брызгами света от внешнего дисплея. Она дернулась как от удара, прищурилась, пытаясь разобрать на слишком ярком для привыкших к темноте глаз экране имя вызывающего. И когда разобрала - ей и вправду показалось, что внутри тонкого корпуса ее "раскладушки" спрятана взрывчатка. И адская машинка сработает, стоит лишь поднести трубку к уху.
Да и будь что будет... внутри все похолодело, сил сопротивляться не осталось.
Слабая.
Она включила громкую связь - уступка своей слабости. Руки тряслись...
- Да, тетя Таня. - Она уже знала, что сейчас услышит.
- Сережа... - у женщины на том конце провода перехватило дыхание, но она сразу же взяла себя в руки. - Сережа разбился. Из милиции звонили.
Серый, ноздреватый снег у подъезда. Угрюмый таксист, шеренга уходящих вдаль фонарей. Гаишные мигалки в конце проспекта. Урча мотором видавшая виды "Волга" с шашечками на крыше несет ее по мокрому асфальту все ближе... ближе...
Патрульная машина стоит прямо посередине проспекта, перекрыв собой две полосы движения в сторону центра. По ее грязным бортам стекают дождевые капли - небо плачет вместе с ней. Осколки битых стекол под ногами. Искореженные останки двух машин - его "пятнашки" и стритрейсеркой "девятки". Два накрытых тканью трупа прямо в натекшей на обочине луже - те, кого уже успели достать. Мужчины в оранжевых куртках с надписью "МЧС", ловко управляясь с жуткого вида штукой, расчленяют Сережину машину, извлекая из мешанины металла окровавленное тело. В желтом свете фонарей кровь, стекающая по борту машины кажется черной. Всполохи красного и синего, скользящие по стенам домов, сюда не достают. В стороне стоит скорая, врачи курят, кутаясь в свои синие куртки.
- Лобовое столкновение. - Не обращая на нее внимания, переговаривается с кем-то по телефону гаишник. - Не справились с управлением, вылетели на встречу. Ага, они задрали гонять уже. Шумахеры чертовы. Да пешехода они объезжали... оба наглушняк, еще и мужика из "пятнадцатой" на тот свет отправили.
- Инна, Инночка!!! - бежит к ней от "скорой" Сережина мама. Она что-то говорит, обнимает девушку за плечи, но Инна уже не слышит. Во всем мире есть только запах корвалола, которым разит от несостоявшейся свекрови, да безвольное искалеченное тело, которое укладывают на асфальт.
- Инна... Инночка...
"Привет, котенок! Я дома..." - вот он вернулся с работы, уставший, но довольный. Память меняет слайд. "Солнышко мое... Ты ведь мое солнышко? Никому - никому не отдам..." Когда Сережу небрежно укладывают на асфальт, тело с силой ударяется головой. "Да ты уже задрала своей принципиальностью! Не хочешь - не живи! Собирай вещи и уматывай!.. Ну тогда я уйду!" - и грохот входной двери, и пустая квартира. Много всего было между ними, и хорошего, и плохого... но ни одно из воспоминаний не ассоциируется для нее с мертвецом, которого грузят в карету скорой.
Фургон, не включая мигалок, уезжает вдаль по проспекту. Спешить пассажирам уже некуда.
А она стоит под дождем и смотрит вслед.
К утру капли дождя превратились в снежинки.
***
Спать она боялась несколько дней. И - боялась подходить к лифту...
Измотанный организм в итоге взял свое, и не было в ее снах ничего страшного. Сама-то она считала, что ей вообще ничего не снится, и только кот, если бы умел разговаривать, поведал бы, что она часто разговаривает во сне с несуществующими собеседниками, иногда хмурится, иногда улыбается. До самой осени все было спокойно...
Проснулась с криком в два часа ночи, приснилось что зашла соседка - за солью, или еще за какой мелочью, этого память не сохранила. Само по себе это не странно было, с соседями у нее были хорошие отношения, Галина Викторовна относилась к ней почти как к дочери - у пожилой пары своих детей не было.
"Инночка, открой, девочка..."
На пороге стоял распухший труп, разлагающийся и источающий смрад. Надетый на него любимый халатик Галины Викторовны пропитался гнойными выделениями и подернулся плесенью.
"Здравствуй, а я подумала, дай навещу..." - мертвая ухмылялась...
На бегу накидывая халат, Инна бросилась в прихожую, даже не заметив забившегося на шкаф кота. Она уже взялась за дверную ручку, когда поняла, что делает...
Ночь на дворе. Соседи спят. Приснилась ерунда какая-то. И что теперь, всех на уши поставить? На душе было тяжело от нехорошего предчувствия, но внутренний голос спокойно убеждал, что все это чушь. Приснился кошмар. Точка. Инна глубоко вздохнула, отпустила ручку двери...
И услышала, как на площадке открылась дверь. На секунду ее, как холодной водой, окатило ужасом - ясно представилось, как из квартиры напротив выходит полуразложившаяся Галина Викторовна в пропитанном гноем халате и бредет к ее двери, кривя в гнусной ухмылке распухшие губы.
Нет... голоса. Несколько голосов. Она прильнула к глазку.
- Да хорошо все будет, что вы в самом деле! - двое мужчин в униформе "скорой" выводили под руки из квартиры бледную Галину Викторовну. У того, что постарше, в свободной руке болтался обшарпанный стальной чемоданчик с потертым красным крестом на крышке.
Инна открыла дверь.
Вслед за троицей из квартиры показался взъерошенный сосед, дядя Саша, перекинувший через руку свой плащ.
- Доброй ночи, что у вас случилось?
- А, Инночка... - Галина Викторовна вымученно улыбнулась. - Мне что-то с сердцем плохо стало... Старость - не радость. А ты чего ночью не спишь?
- Уже ложусь... - Инна даже мысли не допустила рассказать про свой сон. А то на той же машине в Бурашево отвезут.
Дядя Саша стал закрывать дверь.
- Саша, ну что ты как маленький? Ничего со мной не случится, не езди никуда!
- На самом деле - подал голос врач. - Мы отвезем вашу жену в Четвертую, на Маршала Конева, завтра с утра съездите, узнаете, что купить нужно будет. Ну и привезете зубную щетку, одежду...
На соседа жалко было смотреть - он весь сник, словно обиженный ребенок. Инна вышла прямо босиком за дверь, коснулась его руки.
- Дядя Саша, я с вами завтра съезжу. - Он взглянул на Инну с благодарностью. - Во сколько за вами зайти?
- Давай часиков в десять...
Простившись, Инна закрыла дверь и заглянула в глазок. Сосед стоял на площадке, глядя в пролет с видом побитой собаки.
Долго стоял.
- ...комплекс реанимационных мероприятий результата не дал. - Молодой мужчина, комкавший в руках свою белую шапочку, старался не встречаться с ними глазами. Он выплевывал холодные официальные слова, явно мечтая, чтобы все это поскорее закончилось. - В пять часов двадцать одну минуту была зафиксирована смерть вашей супруги. Приношу свои соболезнования. - Сказав положенное, он глубоко вздохнул, и добавил уже немного другим тоном. - Возраст, сами понимаете...
Хоронили Галину Викторовну на родине, в деревеньке на границе с Новгородской областью. День был холодный и солнечный, сельский погост располагался на холме, с которого открывался вид на заросшие пожухлой травой поля. Инна бросила горсть земли в яму, отошла подальше и только тогда разрыдалась.
***
- Мама!!! - ее судорожный хрип заставил кота вскочить и ретироваться со своего законного места в изножье. - Мама, мамочка!!!
Инна рывком села в постели, приходя в себя. Дрожащей рукой нащупала на стене шнурок бра, дернула его, едва не оборвав...
Сердце колотилось как пойманная птица, ища выход из красного сумрака ее груди и не находя его. Прежде чем она осознала, что делает, пальцы схватили телефон и сами нашли номер в записной книжке.
Вызов...
Она захлопнула телефон. Очнись. Ради бога, успокойся, приди в себя. Успокойся... Не звони и не пугай человека. Позже. Часов в девять. Подожди до утра, потом позвонишь. Подожди...
Утро раскрасило стены комнаты розовым, солнце медленно, чересчур уж медленно карабкалось вверх из туманной дымки, а она не находила себе места. Утерпела только до половины восьмого.
Вызов.
Гудки. Как долго не берет трубку...
Пять... шесть...
Черт - черт - черт!!!
Восемь...
- Алло?
- Мама!.. - ручьем хлынули слезы. Только не всхлипнуть, иначе она поймет...
- Привет, Ин... Как дела у тебя?
- Мама, я приеду сегодня. Как я по тебе соскучилась...
Электричка медленно выползла с четвертого пути, оставив позади глыбу вокзала. В головном вагоне на пластиковой лавке сидела девушка с немного припухшими от бессонной ночи веками, рядом с ней стояла кошачья переноска. Кот спал, свернувшись клубком и прикрыв лапой нос.
Родной городок, платформа с выщербленным краем, такой маленький переходной тоннель - отвыкла она, отвыкла. Казалось, не так давно и приезжала, но на каждом шагу глаз цепляет какие-то новые детали, которых раньше не было...
Дом...
Знакомый с детства двор. Расспросы, чай с вареньем. Ее комната, в которой все по-прежнему. Хорошо вернуться домой, когда на душе спокойно... Но с каждым кругом, который проходила стрелка на старых часах в прихожей, ей становилось все хуже.
Сегодня ночью... сегодня...
Ее состояние не укрылось от матери. Инна что-то соврала, но не успокоила ее...
Сели смотреть вечерние сериалы, но экран телевизора оставался для девушки просто размытым цветным пятном - все внимание она обратила на мать, пытаясь увидеть признаки приближающегося... А их не было.
Ночь неумолимо катилась с востока, и Инна не могла ее остановить.
Сегодня ночью... сего...
Мигнул и погас экран телевизора, мать отложила пульт.
- Что-то устала я сегодня. Вроде и не делала ничего... - мать зевнула.
Спать...
Выйдя из комнаты, Инна прикрыла за собой дверь. Не в силах отделаться от мысли, что закрывает дверь склепа.
Отчаяние легло на плечи многотонной плитой, заставило ее ссутулиться.
Но что, что она может сделать? Что?!!
Кот замурлыкал и прыгнул ей в ноги.
- Тише, милый, тише... - он словно понял, прекратил свою песню и начал умываться. Чистюля. Напрягая слух до звона в ушах, она вслушивалась в происходящее за стеной.
Гудят трубы у соседей. Капает кран на кухне. У кого-то работает телевизор...
И сквозь эту шумовую завесу еле-еле пробивается звук дыхания. Слава богу, стены в квартире едва ли не фанерные.
Она слушает. За стенами дома ночь вступает в свои права, над островерхими крышами двухэтажек всходит луна, девушка сидит в темной комнате, и слушает едва различимое дыхание. Иногда ей кажется, что звук ей только чудится, и тогда сердце пропускает удар. Две кровати, разделенные только тонкой стеной. И ночь...
Она заснула, когда горизонт окрасился алым.
***
Ночной проспект. Колеса перематывают ленту шершавого асфальта, в которой отражаются оранжевые фонари. Она на пассажирском сидении, а он за рулем. Инна знает, что спит, но всем сердцем хочет поверить, что все это - наяву. В магнитоле - его любимый "Пикник" - это всегда ее бесило, только не сегодня.
Он улыбается.
- Ну что нового, рассказывай давай... - она, не веря, протягивает руку, чтобы коснуться его, но пальцы проходят сквозь вельвет куртки, не встречая преграды. - Да не старайся... хорошо хоть так отпустили.
За окном пролетает полиграфкомбинат. Стрелка танцует на отметке "100". Он всегда гонял.
- Все хорошо. - Ее голос звучит глухо. Нужно столько всего сказать... или, уже не нужно? Время прошло, раны затянулись, положив морщинки на лицо. Зачем ворошить?
- Ты это... прости меня. - Ему тоже тяжело говорить. - Но раз уж нужно было тебя навестить, решил что сам это сделаю. И не думал, что так тошно будет... Твоя мать уйдет сегодня.
- Да, я знаю... - ей кажется, что в груди что-то оборвалось. Ощущение тут же проходит и она понимает - непоправимое произошло вот сейчас, именно в этот момент. - Я знаю.
- Мы будем ждать тебя.
- Когда?
- Не скоро... Но дождемся, обещаю. Мы же не виноваты, что таковы правила... - он мотает головой, подыскивая слова. - Там нет ничего страшного, поверь.
Из-под моста показываются яркие фары. Ксенон...
Он отпускает руль.
- Что ты... - ей не договорить. - Рули!!!
- Да бесполезно уже...
Время вязнет, как муха в янтаре. Встречные фары высвечивают силуэт человека на "зебре".
- Твой дар больше не проявится. Я должен был сказать это тебе.
- Мое проклятие? - она не может оторвать взгляд от летящей на человека смерти.
- Твой дар, данный тебе от рождения. Дар чувствовать приближение смерти к тем, кого любишь.
- Ну почему?! За что это мне?!!
Он поворачивается к ней, уже не глядя на вильнувшую в сторону трамвайных путей "девятку". Касается ее волос - сейчас она чувствует его прикосновение.
- Потому, что есть вещи посильнее смерти.
Лихача заносит на трамвайных рельсах. Беспомощно скользящие по мокрому асфальту колеса издают пронзительный визг, машину на скорости за сотню выбрасывает прямо на них. За стеклом "девятки" - два искаженных ужасом лица.
А он целует ее. Целует и тогда, когда начинает сминаться металл машин. Крестик на салонном зеркале устремляется к лобовому стеклу...
Сильнее смерти...
Сильнее...
Время набирает нормальный ход. Лязг рвущегося металла, звон стекол, чей-то истошный визг со стороны фонтана.
Но она уже не здесь.
Инна открыла глаза. Кот, сидящий у двери, мяукнул. Есть просит... Сопровождаемая котом, она прошла на кухню мимо закрытой двери матери.