Аннотация: ГКЧП в 1929 г. с неожиданным завершением. В этой главе Юра Антонов участвует в операции по похищению Сталина, попадает на сатанинскую оргию и прекращает верить в себя. Терция Ви - третья сила в подковёрной борьбе за власть.
Tertiа Vi
Читатель может отдохнуть немного.
Форгешихте; по-русски же - предыстория.
План разрабатывался почти год и был невероятно прост - заходим, берём Сталина и уходим. И потеатральнее всё, чтоб народу побольше увидело. Везём Сталина подальше, на края, где он отсиживается, пока сыр-бор. Затем он появляется, живой и здоровый. И все молодцы - Сталин, что вернулся. И Г.П.У., им же руководимое, что спасло нашего вождя. А от кого спасли? В первую очередь, от белогвардейской контры, монархистов разного рода. Вот они, гады, как близко подобрались. Кто ещё у страны враги? Англичане. Конечно. Белоэмигрантские контрреволюционеры при поддержке британских сил. Далее, кто ещё? Естественно, Троцкий. Он и руководил нападением из своей Турции. А враги внутри страны кто? Кулаки и прочие лишенцы. Такие точно будут рады похищению. Вот и выявим всех сочувствующих, явных или скрытых. Внутренние враги сами себя выдадут. Вредители те же. И прижмём всех. А народ отвлекётся от внутренних проблем и забудет огрехи руководства страны. Провал мировой революции, например (в Шанхае ничего не случилось, говорите?). И на духоподъёмной волне в стране начнём кардинальные изменения.
Что касается театральности. Похитим прямо со съезда. Что проходит в Большом театре. Накинем мешок на голову и выведем наружу. Могут стрелять в похитителей - значит, выведем и посадим в танк, как раз британский. Но такая машина быстро не ездит. А нам надо скрыться так, чтобы никто не догнал. Значит, сажаем Сталина в броневик и катим. Нет, транспорт чересчур тихоходный. А если заторы по Москве, прохожие разные и прочий транспорт на улицах. Можно улицы нужные перекрыть. Да ведь же сразу поймут, что неспроста милиционеры не пускают на Охотный ряд. Вот едет бронеавтомобиль, а постовые расходятся, пропускают. Не хватало, чтоб ещё козыряли (похитителям). Нет, увозить надо по воде. Провезти на броневике на Причалы и пересадить на катер. Бронированный также. Но ненадёжно это, ибо много телодвижений. Мало ли что может произойти - вмешается простой люд или то-же О.Г.П.У. (те чекисты, что в курс операции не введённые). По этой же причине и самолёт не подходит - можем не доехать до аэродрома. Необходимо, чтоб верно всё было, чтоб вывести из Большого и посадить в такой транспорт, чтоб сразу в секретное место и доставить. Дирижабль? Воздушный шар? (Просвирин смеётся). Тогда стали искать и нашли в итоге - машина инженера Левкова. Как раз и полурабочий экземпляр есть. Едем в командировку в Ростов - в Донской Политехнический. Приехали, осмотрели: небольшой такой баркас на грелке, метров пятнадцать в длину, на гике болтается шлюпка. На борту надпись полуистлевшая - "Ялта". Левков, крепкий очкатый мужчина, объясняет: в баркасе стоит паровой мотор, от которого работают воздушные насосы, закачивающие воздух из атмосферы в грелку. Выходит воздух из щели между полом корабля и дорожным покрытием, "воздушная смазка". Движется за счёт заднего давления всё того же воздуха, выходящего из отверстия в корме судна. Корабельный руль позади отклоняет поток воздуха - для управления. Тормоз не предусмотрен. Вариант только выключить двигатель, и буксир идёт по инерции, пока не остановится. А ходит он и по дороге, и по воде, проверено. Только дорога чтоб не ухабистая, и волн на воде не было. Прекрасно. Сойдёт.
То был июнь. Значит, два месяца на доработку - поставить новый дизель вместо парового двигателя, облегчить корпус, бронировать кабину, поднять и усилить бруствер на корме. Финансы дадим. Рассказывать кому-либо запрещено. Отвечаешь головой, Левков.
План тем временем подали на утверждение Сталину, тот подписал и на личный контроль взял. Группа собрана - хитрый старичок Просвирин не зря полгода тёрся среди нас: таким образом, он отбирал людей, годных для выполнения столь ответственного задания. Группы разделились по номерам - первая передаёт Сталина от бокового входа Большого театра на транспорт. Вторая группа - это мы, принимаем Сталина в транспорт и доставляем на судоверфь в Рыбинск, где его принимает и оберегает третья группа. Старший и младший для второй группы были отобраны у Забельского, нашего прямого начальника. Взяты были командир отделения Леонид Волков и, собственно, я - Юрий Антонов, помощник командира отделения. В нашу группу также вошли - Сергей Белов, работник оперотдела, рулевой и штурман, в прошлом матрос легендарного корабля Гдов, того самого, который в 1918-м году до последнего держал оборону Крыма от германских интервентов, и Максим Павленский - инженер-механик, сотрудник гаража О.Г.П.У., коренной москвич. Последний пятый член группы - Чижов, оперативник моего отдела. Мы с Леонидом сразу - нет, не пойдёт. Чижов постоянно дома сидит и вобще пребывает в тяжёлом душевном состоянии. Лежал с ранением два месяца, затем ещё почти месяц в больничке для душевнобольных. Просвирин спрашивает, как же он у вас работает? Такой горе-работник. Леонид объясняет, Чижов всегда был хороший оперативник, награды имеет, но весной случилось у него несчастье личного характера. С семьёй беда. Так что лучше не брать, может подвести. "Так сделайте внушение!" - урезонил Просвирин по своим причинам. Тем более, группа уже определена, и прорабатывать других сотрудников некогда.
Хорошо, вторая группа собрана. Тут и извещение пришло, ровно через два месяца, день в день, что корабль наш готов. Переправили частями на поезде в Пейпию, что в ленинградской области. Прибыли и мы туда - вторая группа в полном составе. Смотрим, а кораблик наш сияет. Стоит носом на песчаном берегу, а кормой на воде. Выкрашен весь в зелёный, верх трубы - чёрным. Левков снова сам объясняет: сделали всё по техзаданию, корпус - сталь шесть миллиметров толщиной, мотор установили даймлер, спереди укрепили конструкцией навроде паровозного отвала. Мачту со шлюпкой оставили - бог его знает, вдруг заглохнет посреди воды. На озере провели испытания. Хотя и похож корабль своим видом на угольный утюг, но плавает он отменно, хотя и не спешит - на полном ходу выдаёт 30 узлов с лишкой. Там же на базе ночевали под шорох назойливых мотыльков-"шведов".
После свезли в мастерскую на доработку. Наши спецы смонтировали пулемёт на корме, прожектор на крышу и прочие мелочи. В задней части кабины отгородили особую комнатку размером с сельский нужник, забронировали как следует и дверку с замком приладили, внутри скамью с обивкой поставили - всё для Сталина. Там же в мастерской я своей рукой писал белой краской название корабля. Вывел на борту германскими литерами по трафарету - Tertiа Vi по названию секретной операции.
Вцелом, готово. Даже раньше срока. Остался вопрос о дате операции. Ближайший съезд только в следующем году. Пленум В.К.П.б. только в ноябре, а там погода может подкачать - снегу как насыпет. Чрез сугробы и снежные валы проблемно будет выбираться. Решено начать быстрее - через месяц, в сентябре, на внеочередном съезде партии, за день до запуска Совметео (а на запуске Сталин и объявится собственной персоной целёхонький).
***
Итак, в назначенный день пятеро членов второй группы по-раздельности прибыли к месту стоянки корабля. В сарайчике молча переоделись в чёрные шинели со знаками четвёрок - реквизит, оставшийся после разгрома Четвёртого интернационала. Нацепили нарукавные повязки и значки с цифрой "4". Натянули на лица чёрные платки для сокрытия своих личностей. Леонид скомандовал "Становись!" и проверил внешний вид каждого. Символически поправил кому шинель, кому повязку на руке, кому платок на лице. Высокие, подтянутые, гладко выбритые и сурово серьёзные - мы были красавцы. Леонид глянул на часы, кивнул сам себе и дал команду начинать. Час встречи в Театре назначен с некоторым запасом на случай непредвиденной ситуации в пути. Я помог расчехлить брезент на корабле. Максим спустился в трюм и завёл двигатель. Затем пустил воздух в подушку. Корабль шатко приподнялся над землёй и вскоре встал прочно. Каждый занял свою позицию: Леонид, как командир, в кабине корабля с Максимом и Сергеем; я, будучи старпомом, занял позицию на корме, вместе с Чижовым. Тот сидел на скамье и сохранял молчание, глядя себе под ноги. Машина уверенно зарычала и дала ход с таким толчком, что пришлось ухватиться, чтоб не упасть. Мы с Чижовым переглянулись, и тот быстро скрыл свои давно опустевшие глаза. Надо сказать, что после больницы он совсем замкнулся, стал молчалив и угрюм. Совершенно отстранился от контактов с людьми. Стал будто привидением, бледной тенью себя прежнего. Кто ж поймёт, что творится в его черепной коробке.
Корабль довольно быстро дошёл с окраины до центра города. С позиции на корме хорошо просматривалась часть кабины с мощной спиной Сергея у штурвала. На его мощной руке был выжжен порохом якорь. Лет десять назад за такой партак его бы зарубили шашками деникинские добровольцы.
Интересно было наблюдать за действиями Сергея. Он отлично прошёл летний практикум по вождению этого корабля и работал, будто игрался с рычагами, которые для меня же были тёмным лесом. Вот он потянул ручку, и машина ощутимо сбавила ход. Машина понеслась по инерции. Прохожий люд разбежался по углам, ещё издалека завидев корабль, с оглушающим шумом несущийся по улице. Сергей немного закладывает штурвал, и наш пароход начинает скрести боком прямо на ограду Большого театра. Рулевой точно рассчитал свои движения, и под грохот взломанной решётки машина останавливается прямо на траве, в десяти шагах от здания театра. Леонид спрыгивает прямо за борт и бежит к открытой боковой двери театра, скрываясь в темноте помещения. Пока он не вывел тов. Сталина, необходимо совершить пару операций. Сергей даёт немного хода, и машина неспешно разворачивается носом к "выходу", к пролому в ограде. Я же скидываю дощатый трап, цепляя его крючками к борту. Леонид в костюме пресловутой "четвёрки" выводит тов. Сталина с мешком на голове. Ведёт он аккуратно, будто старика под руку. Подводит к корме нашей машины, помогает влезть и уводит в кабину. Главное, чтоб внешняя достоверность. Уже с тротуара наблюдают зеваки, из окон смотрят жильцы-свидетели. Я втаскиваю трап на палубу и захожу в кабину. Сергей мгновенно понял команду и дал пару. Машина дёрнулась и стала резко набирать ход. Тяжёлый чёрный дым из трубы падал прямо на палубу, обдавая запахом горелого масла. Сметя тротуарные тумбы, мы понеслись обратно. Сергей разгонял пешеходов пароходным гудком.
Охотный ряд, где чудом удалось не задеть трамвай. Моховая улица.
Играющие в кафешантане музыканты в жилетках и соломенных канотье, увидев плывущий по мостовой корабль, уставились, разинув рты. Трубач обронил инструмент с таким протяжным звуком, с каким мистер Джедди шлёпнулся на асфальт в известном фильме.
Я сидел на скамье, держась за поручень. Напротив, через проход, за закрытой дверцей сидел сам тов.Сталин, наверняка снявший мешок с головы. О чём он думал в этот момент? О том, как скоро будет пить грузинское вино в безопасном отдалённом кабинете? Ощущал элементарную скуку от происходящего? Всё, кроме страха и подозрений. А надо бы.
Следующий пункт плана - двигать двести километров по воде и болотам прямо в Рыбинск, на судоверфь. Но у нас были собственные установки. Мы шли в несколько ином направлении.
***
Цвишенгешихте. Другими словами, лирическое отступление.
Оно как всё было - в плане истории последних лет. Сталин не сразу стал персоной номер один. Он назревал годами. Когда дедушка Ленин скончался пять лет назад, то не оставил фактического ответа на вопрос, кто же станет его преемником. Ближайшим на эту роль совершенно верно виделся второй человек после Ленина - Троцкий, который к тому же был как-никак руководителем Красной армии, большую силу имел и авторитет. Сталин же был генеральным секретарём Партии, кабинетным канцеляристом - распределял должности и не был готов к руководству (так было сказано в ленинском Письме к съезду). Он планомерно подкупал людей из правительства - кому назначал дачи, кому путёвки в санатории, кому и неплохие должности (будучи начальником секретариата, он имел полный доступ к подобным благам). Были у Сталина и высокопоставленные соратники - Зиновьев (главный идеолог (после Ленина, конечно) и отличный оратор, умевший работать с публикой, по совместительству председатель Коминтерна, а значит и всех коммунистов в мире) и Каменев (руководивший Советом Труда и Обороны - органом с чрезвычайными полномочиями). Увидев после смерти Ленина шанс выбиться в лидеры, Сталин ухватился за эту возможность. И совершил такую комбинацию - подключил к своей "тройке" таких видных деятелей, как Бухарин (главред Правды - органа генеральной пропаганды), Рыков (председатель Совнаркома - правительства страны), Куйбышев (председатель Рабкрина - контролирующего органа), Томский (профсоюзы). Получилась уже "семёрка". И с такой колоссальной поддержкой стал беспощадно громить на собраниях своего главного врага - Троцкого. И ведь какие доводы использовал на съездах: вы, тов.Троцкий, не понимаете, что страна молодая, ослабленная, нам необходимо накопить ресурсы перед дальнейшим сражением за мировую революцию. Вы, тов.Троцкий, значит, против мировой революции? Ммм? Что это за левые уклоны от главной линии партии? Тут и ленинский призыв подоспел - заводские работники массой принимались в партию (как завещал сам Ленин). А им что политика, простым рабочим? Делят всех на чистых и нечистых. Голосуют за того, кто громче орёт. И, буквально, за один год сталинский союз свергнул Троцкого, заклевал. Пал Троцкий с поста номер один. Слетел с должностей. Стал безопасен для Сталина.
Тем временем возник вопрос - что же делать со своими ближайшими сподвижниками. Власть-то хочется иметь единоличную. И обрушился Сталин с критикой на Каменева и на Зиновьева. Напал на своих недавних соратников, на очередном съезде назвав их идеи чепухой и странными лозунгами. И распалась "семёрка", став новой "тройкой" - Сталин, Бухарин, Рыков. И пошли лозунги их недавних соперников - смычка города с деревней и пр. Теперь и Зиновьева с Каменевым заклевали. Обоих сняли с постов, а Каменева ещё и отправили из страны - послом в Италию.
(А ведь Зиновьев годом ранее фактически спас Сталина, когда после смерти Ленина было зачитано с трибуны то самое "Письмо к съезду", где явно выразились сомнения о лидерских качествах Сталина - Зиновьев авторитетно заявил, что опасения Ленина не подтвердились. Ленин ошибся якобы).
Что касается Троцкого, то не помогли ему его импровизации - ни союз с Зиновьевым (человеком, который громил его до этого), ни листовки среди рабочих (его подпольную типографию наше Г.П.У. разгромило, подсунув нашего человека под видом белого офицера - Ага, Лев Давыдович, да вы ещё и контрреволюционер!), и на этом закончилась левая оппозиция. А Троцкий уехал в Алма-Ату и далее в Турцию. Не сам, конечно, - тащили его прямо на руках наши ребята с позором на вокзал.
Дело оставалось за малым. Бухарин и Рыков. Но по счастью случился прошлогодний неурожай. Сомнительное, однако, счастье - страна на грани голода. Крестьянин хлеб не отдаёт. Нужно отнимать, раскулачивать. А там и коллективизировать. Форсировать, как говорил недавно Троцкий. Но Бухарин был против - нужно дать шанс кулакам, врастить их в социализм, уступать крестьянству, да и вобще поднимать экономику. Вот и стал крайним - Затормозил ты, Николаша, темпы индустриализации. Не поспевает страна. Вот, неурожай, хлеба нет. Голодает народ. Нужно поднажать, ускорить. А все знают, что кулака с нэпманом нужно громить, а не диалоги с ними вести. Так что, твой правый уклон от генеральной линии есть главная опасность для мировой революции. И попали Бухарин и Рыков, а с ними и Томский, в опалу. Осели. Отошли на вторые роли.
И остался Сталин один во главе государства. Как и хотел.
Только осталась проблема - народ недоволен сложившимся кризисом. Продукты уже по карточкам. Мало для народа этих оргвыводов на съездах. Конкретика нужна.
Конкретика? Легко. Быстро найдём виноватых. Вот вам Шахтинское дело в прошлом году - вредители во всём виноваты, эти царские военспецы и контрреволюционеры, саботируют производство. Секретная директива пришла - сажать за решётку всех, и построже с ними. Чтоб показательнее было. А заодно и на других заводах поищем "шахтинцев". Видите ли, буржуазная интеллигенция всюду проникла.
Предприятия почистили. Теперь можно и за партию браться. И понеслась. Кладёшь партбилет на стол, встаёшь между комиссией и аудиторией и рассказываешь, что такое марксизм-ленинизм. А заодно - женат ли ты, дети есть? Говорят, ты попиваешь (а кто ж нынче не пьёт?). И не важно, насколько ты молодец. Комиссия уже получила установку сверху - кого нужно выбраковать (считай - тех, кто не согласен со Сталиным). Поделилась вся страна на чистых и нечистых, и понятно, что чистые - это кто поддерживает Сталина.
И вот - забраковали верхушку. Тех, кто голосовал против генлинии. Готовятся сдать партийные билеты. Имена их называть не будем, но скажем, на минутку, что Сталину они рукопожатны. И если с генеральным секретарём вдруг случится беда и по каким-то причинам он будет неспособен стоять у руля партии, то эти люди легко придут на помощь и подменят у власти. И за Иосифом присмотрят - чтоб к рулю он больше никогда и не вернулся. Заодно и официальная версия про вероломное нападение будет кстати - повесят всё на белогвардейских и английских шпионов.
Вчера Просвирин провёл разговор со второй группой на своей квартире. Жаль, имён новой власти не назвал. Говорит, настанет момент, и сами всё увидите. Он сидел за массивным столом, нервно постукивая пальцами по краешку стола. Его взгляд гулял по карте Москвы и окрестностей, разложенной поверх бумаг. Затем он сложил руки в замок, замер и оглядел нас пятерых, сидящих на стульях перед ним. Было темно, и тускло горела лампадка на столе.
- То, что я скажу вам сейчас, разглашать запрещено. Мне велено доложить эту информацию в ночь перед операцией, в последний момент. Вы видите, как затягиваются гайки, и как фигура Иосифа Сталина обретает всё более инфернальное значение. Сталин далеко ушёл от идей революции, сознательно перебив всех партийных противников. Вы неглупые, сами прекрасно всё понимаете. Я представляю группу в верхушке Р.К.П.б., которая взялась поменять всю ситуацию. Вместе с вами, вашими, буквально, руками мы вернём всё на место. Место назначения изменено. Теперь это соляная шахта Морозова в 15-ти километрах от города, шахта ныне заброшена (Просвирин указал на жирную точку на карте возле Балашихи). Ваша задача - отвезти товарища нашего Сталина в эту шахту и задержать там эту свинью любыми методами. Если придётся применять силу, то это вполне приемлемо. Необходимо изолировать его в этой шахте. Я ваш связной. В целях конспирации телефонные звонки исключены, как и всякая радиосвязь, кроме сигнала из шахты. Общение должно быть исключительно лицом к лицу. В шахте уже стоит заправленный автомобиль. После как разберётесь со Сталиным, подаёте радиосигнал и добираетесь до города. Встречаемся с вами завтра, в этом же кабинете. После в дело вступит моя группа чиновников. Дальнейшие события уже не будут зависеть от вас. Вы сами всё увидите.
Вот почему Просвирин настоял на участии Чижова - ему нужны идейные люди, сомневающиеся в советской власти, те, кто готов пойти на свержение Сталина.
И вот так, в маленьком прокуренном кабинете, нервно переглядываясь при свете лампадки, мы, "чистые", во главе с членом Секретариата ЦК Просвириным, по сути, создавали новую историю страны.
***
И значит. Ползём мы по Моховой, обтирая фонарные столбы. И тут из ниоткуда объявилась погоня. Молодчик-чекист уверенно нагонял нас на открытом "ройсе". Я позвал Леонида. Чёрт возьми, кто это, вобще, такой? Откуда он взялся. Леонид вглядывался в водителя, видимо, решая, что с ним делать. Новенький гэпэушный автомобиль мчал достаточно быстро, чтобы стать проблемой.
- Это же писарь Забельского! - воскликнул Леонид. - Откуда только смелости хватило!
И вправду - за рулём был мальчуган Феденька Романов, свежеиспечённый письмоносец моего начальника. Леонид стал махать ему, чтоб убирался. Но тот даже не думал бросать погоню и поддал газу. Ясно, что наш пароход не сможет оторваться от этого автомобиля. Тогда вариант только один - отстреливаться.
- Жмёт на всю железку. Юра, припугни его с максима!...
Качка была сильная. Я встал за пулемёты и для начала прицелился, дал понять о своих намерениях. Крылатый чекист, шпаргонец-молокосос, завидел меня в стойке, но не сбросил газ. Я дал очередь, намеренно отводя огонь в сторону, чтобы не задеть этого ответственного шофёра, будь он не ладен. Следом ещё очередь, и ещё.
Леонид оттеснил меня и сам взялся за гашетку. Я укрылся за бруствером. Леонид давал очереди по машине. Прошил двигательное отделение и разбил стекло. Из авто повалил пар. И тут Феденька на всём ходу вынул наган и стал стрелять. Первый выстрел, второй. Леонид в ответ стал поливать непрерывно. Но внезапно отскочил от пулемёта и повалился на доски палубы. Преследователь заметно потерял скорость и в итоге остановился посреди дороги, удаляясь от нас.
Леонид барахтался на спине, держась обеими руками за горло. Его платок, густо вымоченный в крови, сполз с лица. Я слетал в кабину за бинтами. В дверях стояли Максим и Чижов и остолбенело глядели на командира. Леонид хватал ртом воздух. Пуля, по всей видимости, вошла прямо в артерию. Кровь брызгала во все стороны. Глаза на окровавленном лице, казалось, вылезут из черепной коробки. Я попытался отвести его руки, тявкнул Максиму зажать рану и отмотал бинт. Но биения в агонии внезапно стихли. Леонид умер.
Чадящая на всём пару машина вывернула на Москворецкую улицу, затем на одноимённую набережную и сползла по песчаному берегу на воды Москвы-реки. Сергей дал широкий разворот и направил против течения. Двигались довольно шустро.
Труп начальника оставили на палубе, завернув в парусину. Это проделал Чижов. Теперь обязанности командира легли на меня. Я поймал взгляды Максима и Чижова и активно замахал рукой, чтобы не стояли и заняли свои позиции. Нечего стоять, вы не в церкви! Задание продолжается!
Проскочив под несколькими мостами, мы выползли с реки на берег, пересекли несколько убогих дорожек и неслись теперь через поле. Поездка прошла без проволочек в техническом плане - корабль шёл стабильно, хотя всю дорогу присутствовало волнение: не откажет ли двигатель, не заклинят ли рули или ещё какие поломки. Через время показались промышленные здания, массивные, угловатые и закопчённые. Ворота были открыты, и мы плавно вплыли на территорию заброшенного предприятия. Сергей сбавил ход до минимума, до скорости пешей ходьбы. Машина вползла в высокую просторную пещеру, шедшую под уклоном вниз. Максим включил прожектор. Эхо шумно гуляло по каменистым просторам шахты. Наконец, машина остановилась возле невысокой постройки из досок - бригадирская. Сергей заглушил двигатель. Я взял тусклую керосинку и скомандовал Сталину о прибытии в место назначения. Через минуту тот вышел из своей каморки с башлыком, натянутым до самых усов. На правах старшего я взял вождя под локоть и повёл его в помещение, где раньше было руководство шахты. Следом шла моя бригада с керосиновыми лампами. Сталин безропотно подчинялся, не подозревая об уготовленном для него конце. Я подвёл Хозяина к заранее подготовленному стулу прямо посередине помещения. Лампы расставили на столы возле стен.
- Садитесь, - сказал я и несильным толчком дал понять Сталину, в каком направлении ему сесть.
Тот на удивление не сопротивлялся и до последнего молчал. Мы достали наганы и навели ему в затылок.
- За предательство идей Ленина и за преступления перед Страной Советов вы, товарищ Иосиф Сталин...
После лёгкого движения головой Сталин рывком снял с головы капюшон. Я ахнул.
Ахнули мы все. Это был не Сталин. Это был вобще посторонний человек - с иными глазами, иным лицом и нелепыми усами. Он водил грозным взглядом по нашим удивлённым лицам.
- Это что такое? - грянул он басом. - Немедленно выпустите меня отсюда!
Он, было, дёрнулся встать со стула, но я не дал.
- Сидеть! - скомандовал я и толкнул этого товарища обратно на стул.
Тот задёргался и стал бросать молящие взгляды, поняв, что настроены мы серьёзно.
- Ребятушки, - заговорил он голосом уже притихшим. - Ребята... Отпустите... Я сам с краёв, я никому не скажу. Я даже ваших лиц не запомню...
Вот ведь как получается. Засланный товарищ вовсе и не Сталин. Шлёпнуть его приказа не поступало. Да и нам это не нужно. Но и живым такого свидетеля отпускать нельзя. Конечно, проговорится.
Мужичок заёрзал на стуле, озираясь на зажатые в руках наганы.
- Ребята! - его голос срывался. - Я тоже из чека... я комиссар Кондратьев, мы же коллеги...
- Что делать будем? - спросил Максим.
- Да положить его тут, и всего делов, - заключил Сергей.
- Нет, - ответил я. - Класть мы никого не будем. Неизвестно, что там с операцией. Если её отменили, то и нас потом положат...
- А разница? - рявкнул Сергей. - Если переворот не состоялся, то этот гад только лишний свидетель. Нам всем черепушки прострелят.
Мужичок наш затрясся весь. Порывался вскочить, но я осаживал его.
Странная вещь, ведь Сергей был прав. Пристрелить этого малого было бы вернее (мало ли до этого расстреливали неудобных людей?). Но внутреннее чувство говорило, что не нужно торопиться.
- Его искать будут! - заголосил Максим. - Куда ты труп денешь? Родне выдашь?!
- Да вот выдам. Мало ли, шальная пуля. Говорит, чекист. Значит, отдал жизнь за страну. Главное, что свидетеля не будет.
- Юра, да скажи ему! Там же наверху сразу поймут, где он был и где застрелили. Да и кто застрелил, поймут.
- Максим прав, - вступил я. - Нам не нужно пока спешить. Вы останетесь здесь, а я встречусь с... нашим связным (я осёкся, чтоб не называть имя Просвирина в присутствии ненужного свидетеля). Шлёпнуть мы его всегда успеем...
Сергей сорвался в сторону свидетеля, поднёс наган, намереваясь выстрелить в упор, но я отбил его руку, и выстрел грянул в сторону, в стенку над полом. Свидетель завопил что-то о своей маме, зажмурив глаза. Сергей вцепился мне в шею. Я тявкнул ему успокоиться, что мало помогло. Максим скакал вокруг, пытаясь оттянуть Сергея. И тогда своё слово сказал Чижов. До этого наблюдавший всю сцену со стороны.
Прогремел выстрел, и тело лже-Сталина с окровавленной головой упало со стула.
Все замерли. На секунду наступила тишина.
- Ты что наделал. Ты, больной алкоголик, - завопил Максим.
Чижов устало ответил: Голова от вас уже болит. Уймись, баба.
Последнее адресовалось Максиму.
- Чижов! - я одёрнул его.
Последний акт развивался стремительнее, чем можно было среагировать.
Максим съездил Чижову по морде. Тот повалился на стену, схватясь за скулу, и вскинул наган в сторону Максима. И снова прозвучали выстрелы. Чижов осел под стенку, оставив красные размывы.
В крайний раз стрелял Сергей.
Я засветил ему локтём в лицо, проволок за шевелюру к стене и воткнул наган в шею.
- Ты что творишь?! Я тебя, сука, сам положу тут! Слушай меня внимательно: бросай наган на землю и тише будь! Ясно сказал?... - Сергей бросил револьвер.
- Максим, посмотри, он дышит? Живой вобще?
Максим камнем метнулся к Чижову.
- Дышит еле-еле...
Товарища свидетеля можно было и не проверять - у того был расколот напополам череп, откуда зияли красным ошмётки мозгов.
- Теперь ты, - я прижал Сергея ещё сильнее, хотя тот, судя по всему, и не собирался оказывать сопротивление. - Ещё такой самодеятельности, и станешь следующей жертвой во имя Родины... Понятно?
Сергей коротко кивнул. Я пихнул его и для верности замахнулся рукоятью нагана. Его оружие сунул себе в карман.
В первую очередь необходимо ехать к Просвирину и узнать, что происходит. Но Чижова нельзя бросать. Поэтому вначале едем в Больницу Ветеранов - кладём Чижова. Затем на доклад к связному. Этот план я и довёл до двоих подчинённых.
Мы втроём погрузили Чижова на заднее сиденье, предварительно обернув его в чёрную шинель. Переоделись в казённые одежды, заготовленные для нас в автомобиле. Сергей сел за руль. Максим рядом с ним.
Я сел возле своего старого друга.
Автомобиль стронулся и выехал из шахты. Наступал вечер. Солнце наполовину скрылось за елями.
В приёмном покое Больницы Ветеранов двое молоденьких санитаров явно скучали, когда мы с шумом втащили Чижова.
- Живее, ребята, не спим! - гаркнул я санитарам. - Здесь огнестрельное ранение.
Прискакали ещё двое молодчиков. Вчетвером они облепили Чижова, стащили одежду. Два кровавых ранения превратились в сплошное красное пятно. Готовились приборы. Нас попросили удалиться.
Сергей с Максимом живо вышли наружу. Я же остался убедиться, что друг в надёжных руках. Прибежавший дежурный врач указал мне на дверь.
- Идите, гражданин, - сказал он тоном, не предполагающим спора. - Не мешайте. Мы сделаем всё, что в наших силах.
Я не хотел покидать покоев больницы, но предстояло двигаться дальше. Оставив номер для связи с моим кабинетом, я удалился.
Мы отправились на Маросейку, на квартиру Просвирина. Но тут поджидал очередной сюрприз. У дома 17 стояла милицейская машина и санитарное авто. Тёрлась пара прохожих. Я пробился к подъезду. На втором этаже милиционер охранял вход в квартиру. Пустить внутрь он отказался. В раскрытую входную дверь был виден фотоаппарат на треноге. В самой комнате возле окна лежало грузное тело. Это и был наш связной. У начальника бригады, проводившей осмотр места преступления, удалось узнать, что у Просвирина случился приступ. Он умер мгновенно, и признаков насильственной смерти нет.
- Пришлёпнули его, я вам говорю! - отреагировал Максим уже в автомобиле. - Уговорили его, и нас так же уговорят!
Стало понятно, что мы отныне предоставлены сами себе.
- Главное это придерживаться легенды. Ребята, если не будем моросить, то снимем с себя все подозрения. Завтра спокойно, по-одному, приходим - как обычно - на Лубянку и отвечаем на вопросы, когда нас возьмут в оборот.
- Юра, я жить хочу, - заскулил Максим. - Кто сказал, что с нами будут церемониться?
- Максим, если мы сейчас скроемся, то признаемся в преступлении. Всё станет ясно. Поэтому у нас нет вариантов. Стоим на своём и говорим, как решили ранее - Леонид сам дал указание ехать в шахту. Он один получил приказ от Просвирина.
Сергей мрачно кивнул.
Я подвёз обоих до их квартир и поехал на Лубянку.
Заночевал в своём кабинете на диване, завернувшись в плед.
Было ли страшно? Конечно, было. Безумно страшно. Страх вобще движущая сила для русского человека. Страшно получить наказание. И тогда начинаешь делать то, чего как-то и не хочется. И чаще - в самый последний момент. И я начал молиться. Как бабка учила: Отче наш, сущий на небесах, да святится имя Твоё, да приидёт царствие Твоё, да будет воля Твоя... И молитва это не только от страха. Это ещё и последняя надежда. Когда надеяться больше не на кого. Последний щит ставишь пред собой. Произносишь молитву и думаешь над каждым словом: И на земле, как на небе, хлеб наш насущный дай нам на сей день (то есть, помоги не нуждаться ни в чём, как не нуждаются, находясь в Раю; но не эта часть молитвы сейчас нужна), И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим (пусть забудутся нанесённые кому-то обиды, ведь и сам забываешь и прощаешь другим), И не введи нас во искушение, но избавь нас от лукавого (вот оно, нужный фрагмент - помоги принять нужное решение и прогони беса, того самого лукавого, который соблазняет на неверные решения), Ибо Твоё есть царствие, и сила, и слава во веки (ты, Боже, царствуешь в моём сердце, только твоё слово имеет силу, и только тебя прославляю до конца жизни). Аминь. Перекрестился. Помолчал немного с закрытыми глазами. И попросил своими словами - Господи, помоги пережить эту ситуацию. И можно спать.
Чижов придавал огромное значение снам. Он любил анализировать глупости, сотворённые в голове, и искать в них некие смыслы. Мне же сны виделись крайне редко, а если снилось что, то забывалось одномоментно.
***
Мне предстоял допрос. И, конечно же, первый допрос, неофициальный, будет у Забельского. Фактически, это его подчинённые устроили настоящий кувырлак. Я с трудом сдерживал волнение, постоянно прокручивая в голове легенду. Я-то свою роль сыграю, а вот как эти двое, Максим с Сергеем, поведут себя - неизвестно. Больше всего головной боли создавал Максим, явно струхнувший. За Сергея особо волноваться нечего - тот кремень, не подставит.
Успел только заварить чай в подстаканнике с завитушками и вдохнуть его аромат, как требовательно зазвенел телефон.
Забельский восседал за своим столом, как сфинкс, с важным лицом на крупной голове, сложив ручки пред собой. Кивнул мне на стул.
- Ну! Что там было?
Я выдержал паузу, но начальник взорвался:
- Говори же, мать твою! Юра! Почему! вы не поехали в назначенное место?! Вас ожидали в Рыбинске!
- Тов.комбат, приказ отдал Леонид... до того, как его приткнули...
- А он откуда это взял? Кто ему приказ такой дал?
Я пожал плечами - Не знаю.
Забельский бухнул кулаком по столу так, что предметы на нём подскочили:
- А кто знает?!
Он зашарил глазами по кабинету, подыскивая слова.
- Юра, пойми, меня ночью вызвали наверх и трясли там. Обещали голову снести. Грозили комбатом Штыком, чтоб его черти! Оно мне надо?! (он протяжно выдохнул и выдержал пару секунд для успокоения). Хорошо. Что дальше? Приехали вы на шахту. Почему столько трупов?
- Я привёл товарища Сталина в бригадирскую кандейку, как указал Леонид. Сталин снял капюшон, и оказалось там мужик какой-то. Стал кричать, что пожалуется о похищении. Я пытался разъяснить, что всё по заданию, таков был приказ. Но этот с кулаками полез. И... Чижов его... того...
- Вот! - начальник подскочил, а взгляд его загорелся безумием. - Чщ-щёртов псих! Гад!..
- Сергей выстрелил в Чижова. Мужичку тому полголовы снесло, мы его и не трогали. А Чижова отвезли в Больницу Ветеранов...
- Бросить этого ублюдка надо было! Чтоб подох там в шахте!... - Забельский раскурил Нашу марку нервными движениями.
- ...далее мы заехали к Просвирину домой, но тот скончался. Я отпустил всех по домам и заночевал в своём кабинете.
Начальник устало растирал лицо.
- Ладно, Юра. Напиши рапорт обо всём подробно и мне на стол... Где остальные?
- Они будут в девять.
- Ладно. Спрашивать будут с меня. Иди, Юра. Занимайся.
Я вылетел пулей из кабинета. Как гора с плеч свалилась.
Рапорт удался не с первого раза. В итоге вышла длинная бумаженция со всеми деталями, в т.ч. выдуманными. Получилось так: Просвирин довёл до нашей пятёрки изначальный план, Леонид же отдал приказ сменить маршрут уже когда Сталин был на борту, появляется молодчик на автомобиле, Леонид расстреливает это авто, в последний момент получает пулю, мы добираемся до шахты, я довожу товарища Сталина до будки, сажаю на стул, он снимает башлык (нет, даже сдёргивает), это незнакомый человек, глаза напуганные, начинает кричать, почему мы так быстро доехали, почему мы не в Рыбинске, грозит трибуналом за предательство, я разъясняю, что это лишь приказ, который мы выполняли, предлагаю мирно проехать на Лубянку, Чижов совершает выстрел в незнакомца, Сергей совершает три или четыре выстрела в Чижова, из которых два попадания, я осмотрел незнакомца (мёртв), проверил Чижова, тот жив, грузим его в авто, отвозим в больницу, заезжаем все втроём к Просвирину на адрес, тот мёртв, я развожу всех по домам, сам еду в управление и ночую у себя. Подпись, дата.
Отнёс к Забельскому. Тот говорил по телефону с просветлённым лицом. Его настроение явно поднялось. Он шустро указал положить объяснение на стол и, спешно поискав взглядом, выдернул из-под бумаг одну и протянул мне.
- Секунду, здесь Антонов, - он прикрыл трубку рукой и протянул мне лист. - На-ка, Юрчик, побеседуй с этим, - при этом он посмотрел в глаза с выражением, в котором читалось доверие с ноткой удивления. Начальник явно сменил гнев на милость. Таинственный собеседник начальника явно изменил расстановку сил.
Схватив лист, я срочно выскочил из кабинета. В коридоре выяснилось, что беседа будет с Ванькой, тем юродивым бывшим корреспондентом. Его фигура вызывала только смех и жалость. Поразительно, что его до сих пор никто не пришиб насмерть за разговорчики.
Вахтёр доложил, что Ваню приведут в подвальную допроску, и выдал мешок с изъятыми вещами. Внизу, в подвалах, я вытряхнул содержимое мешка на столик. Среди разного рода мусора, обрывков бумаг, показалась маленькая шкатулка. Первая мысль была, что это краденое кольцо или другое украшение, но внутри находилась лишь ржавая булавка с тёмной головкой. Закинув всё в ящик стола, я кинул пустой мешок в угол. Вскоре конвой привел дефективного. Его усадили на стул, оставив в наручниках.
Ваня упёр на меня затравленный взгляд.
- Снова бить будете, товарищ?
Треснуть бы ему не помешало, да ситуация не та. В этот раз обойдёмся беседой.
- Нет, не в этот раз. Отвечай, что делал возле Мавзолея, дурак! Почему кидался с кулаками на милиционеров?
Ваня опустил голову с поникшим видом, как провинившийся пионер. Затем поднял измятое лицо и заговорил, будто оправдываясь.
- Вы всё одно не поверите моим словам, товарищ командир. Насмехаться будете, как другие.
- Говори, мракобесный! Опять будешь толкать бредни про демонов на электричках? - даже самому стало смешно от этих слов.
Ваня тоже усмехнулся, но быстро спрятал неловкую улыбку.
- Не-е-е, - протянул он, мотая головой. - Нет. Вскоре сами всё увидите.
Я замахнулся на юродивого кулаком и просипел сквозь зубы:
- Как дать бы тебе по головке твоей светлой!
Ваня посмотрел смурным взглядом и снова опустил голову.
- Хорошо. Хотите правду - будет вам правда, - и далее затараторил. - В Мавзолее этой ночью прошёл ритуал, и спустился демон. Но не сам сатана, а его правая рука. Он будет готовить приход своего хозяина, и никто ему теперь не помешает. Всё. Песенка спета, товарищ начальник.
Повисла тишина. Иванушка смотрел вопросительным взглядом. Я невольно вздохнул, протёр глаза. Как же голова туго соображает! Ну нет мне дела до этого дурачка!
- Слушай, Ваня, я напишу, что у тебя не было конкретных намерений, и что мелешь библейский бред. Так тебя не залечат хотя бы. А иначе просто стенка. Не придумывай проблем ни мне, ни себе. Хорошо?
Ваня отрешённо повёл плечами. Я позвал вахтёра и поднялся к себе в кабинет. Составляя акт допроса, я думал совсем о другом. Перемена настроения начальника давала надежду, хоть и тревожную, на то, что ситуация вскоре будет взята под контроль. Забельский доверил провести допрос, будто я и сам вовсе не под подозрением в государственной измене. Глубоко вдохнуть. Медленно выдохнуть.
Только-только на глаза попался остывший чай, как затренькал телефон, заставив вздрогнуть от неожиданности. Забельский подчёркнуто ровным голосом вызвал к себе.
Возле кабинета стояли на посту двое суровых парней с грозными взглядами. Один из них жестом руки остановил у самых дверей, бесцеремонно обыскал карманы и отворил дверь, разрешая войти. В кабинете Забельский был не один. На стуле сидел товарищ в дорогом костюмчике, квадратным лицом и взглядом таким острым, будто видит душу насквозь. Моё появление прервало их беседу.
- Юра, это товарищ Штольц из Центральной комиссии. Он хочет пообщаться с тобой...
- Думаю, это лучше сделать наедине, - товарищ Штольц поднялся и указал мне на выход.
Забельский при этом замешкался. Он ожидал поприсутствовать на беседе. Уходя, я встретился с его напряжённым, просящим, взглядом - молящим "Не подведи, Юра".
Штольц вошёл в мой кабинет в сопровождении двух охранников, показал мне сесть за стол, сам взял стул. Охранники заняли позиции за моей спиной, вне поля зрения.
- Меня интересует происшедшее на шахте, - Штольц вынул из внутреннего кармана блокнот и карандаш. - Давайте по порядку. Я прочитал ваш рапорт. Вот вы пишете (он сверился со своими записями) - Чижов выстрелил один раз, Белов - три или четыре. Больше никто не стрелял?
Я помотал головой - Нет.
Штольц вырвал из блокнота пустой лист и попросил изобразить схему, как мы стояли в будке в момент убийства комиссара Кондратьева. Я стал примерно вспоминать и обозначать людей кружочками - помещение бригадирской каморки квадратное, этот Кондратьев на стуле в центре, лицом к окну. Мы четверо по левую руку (Кондратьева) - считая от окна: Белов, я и Максим. Кружок-Чижов отдельно от нас, ближе к углу, возле двери, которую я тоже обозначил.
Штольц посмотрел схему, заглянул в свой блокнот.
- Значит, никто больше выстрелов не совершал?
- Нет.
- Но на месте была обнаружена ещё пуля. Судя по схеме, выпущена с позиции Белова или вашей, в сторону Кондратьева. Получается, кто-то ещё стрелял в него.
Это был первый выстрел Белова, когда он сам хотел шлёпнуть лже-Сталина. Выстрел, о котором я забыл указать в рапорте.
Штольц сидел, не шевелясь, и не отводил от меня взгляд.
Пуля была из нагана Белова, и должна таковой оказаться в официальной версии. Он собирался выстрелить, но я отклонил его руку, и пуля угодила мимо злосчастного Кондратьева в пол. Решение пришло моментально, как озарение. Можно представить ситуацию так, что Белов собирался стрелять в Чижова, но я этого сразу не увидел. Чижов же нацелился на Кондратьева и выстрелил. Вцелом, складно.
- У нас произошёл конфликт...
- Так.
- Белов навёл оружие на Чижова, я отвёл руку Белова в последний момент, тот выстрелил в пол. Оказалось, он хотел не дать Чижову выстрелить в Кондратьева.
Штольц не колыхнулся, продолжая жечь взглядом. Я смотрел ему в глаза, стараясь максимально сохранить самообладание. Где-то внутри росло напряжение, готовое перейти в нервную дрожь, в крупный тремор, который сдаст с потрохами. В голове звенело так, что и сам Штольц, казалось, сейчас услышит.
- Вы, Антонов, это сейчас придумали? - произнёс он пониженным ровным тоном. - По моим сведениям, Кондратьева изначально хотели застрелить, - короткая пауза. - Зачем?
Продолжая держать взгляд в глаза, я произнёс тем же ровным тоном с долей убеждения:
- Никто не хотел убивать его. Наоборот, успокаивали.
Штольц сверлил взглядом. Чёрт глазастый. Так и пронизывает насквозь. Знает он или нет? Или просто психологический ход такой. Нет уж, стоять на своём до последнего.
Штольц внезапно отмер и спешно сделал пометку в блокноте.
- Хорошо. Вас вызовут на допрос, - он уверенно поднялся и вышел со свитой, далее, по-видимому, открыл дверь в кабинет Забельского, глухо произнёс пару фраз и ушёл с этажа.
Видать, это был лишь манёвр про планированное убийство Кондратьева. Взял на блеф, и не вышло.
Внезапно дверь распахнулась, и, взмыленный, грузно залетел сам (собственной персоной!) Забельский - который даже из-за стола просто так не встанет!
- Юрец, - зашептал он громко, задыхаясь, склонившись надо мной и глядя прямо в лицо. - Срочно сыщи этих двоих! Штольц объявит их в розыск, если не предъявлю их, - он поглядел наручные часы. - Вроде должны притти. Отыщи срочно, пока за них этот не взялся.
И так же тяжело ушлёпал, словно спешащий бурый мишка, вздыхающий на ходу о своих печалях.
Конечно, нужно сыскать обоих. Чтоб довести изменения в показаниях о выстреле. Но никого из двоих не оказалось ни на этаже, ни в туалетах, ни в столовой, ни в прочих кабинетах. Вахтёр у входа сообщил, что Сергей уже прошёл в здание. Максим же не появлялся. Я вернулся к себе. Неужель, Сергей попал в руки Штольца? Неужель, Максим сбежал?
Бахнул где-то глухо, словно праздничная хлопушка, выстрел. Я выскочил в коридор. Откуда выстрел? Из какого кабинета? Я прошёлся туда и обратно. Тишина. На этаж вбежали двое санитаров с носилками, протопали к кабинету Забельского, постучались. Старший взволнованно поглядел на меня, я на него. Неужель, Забельский застрелился? Но скрипнула дверь, показалась широкая голова начальника, живого и здорового. Санитары молча зашли за дверь. Забельский оглядел коридор и встретился со мной взглядом. Замер на полсекунды и отвёл глаза.
- Сергей... - промямлил он как-то необычно, будто неумело оправдывался. - Белов напал... застрелить меня хотел... ретивый какой...
Прежде, чем дверь прикрылась, я успел увидеть ноги лежащего на полу Сергея. Войдя в свой кабинет, я не стал закрывать дверь, а оставил маленькую щёлочку, чтоб пронаблюдать дальнейшее. А дальше всё произошло так, как и полагалось - через полминуты двое санитаров, пыхтя, вынесли на носилках крупное тело Сергея Белова, прикрытое простынёй - вниз свесилась крупная рука с выжженым якорем. Спешно хлопнула дверь.
Телефонный звонок заставил дёрнуться на месте. Вахтёр доложил, что к себе вызывает сам Ягода.
Сам большой начальник Ягода желает со мной пообщаться.
Я отхлебнул холодный чай.
Зачем я понадобился Ягоде? Хотел бы расстрелять - отдал бы приказ. Раз вызов без сопровождения конвоиров, то цель этого вызова не наказание. Я поспешил, ибо не следует заставлять начальника ждать.
Ягода стоял у зашторенного окна и наблюдал улицу через щёлку меж штор.
Вахтёр доложился, и Ягода отпустил его.
- Садись, - сказал начальник чуть слышно.
Я робко сел на стул посреди кабинета.
- Молодой человек, скажите мне всё, что знаете.
- Ну... - я растерялся немного. - Мы взяли Сталина у Большого. Затем увязался этот малец, пристрелил Леонида...
Ягода в раздражении стал передвигать предметы на столе и оборвал:
- Да я знаю эту всю историю! Перечитал уже в десяти бумагах... Этот малец-письмоносец уже сидит, где надо... чтоб не лез больше не в своё дело... Ты мне скажи, Антонов, кто вам приказ отдал? Поменять маршрут.
- Леонид Волков и решил, - выдал я, как на духу.
- Ну а ему кто указал? Просвирин?
Я пожал плечами - Видать, да.
Ягода вздохнул.
- Скажи мне, может быть, ты слышал какие-то фамилии? Волков или Просвирин не называли в твоём присутствии? В разговоре, не?
- Нет, не называл.
- Ну попробуй, припомни. Может быть, он вскользь сказал?
Я помотал головой.
Ягода отошёл от стола и забродил по кабинету. Судя по всему, он примеривался к тем сведениям, что я знал. Он просто выяснял нужную ему информацию.
Вот это новость! Так этот подлец всё-таки рванул за кордон.
- Не знал? - Ягода приблизился на пару шагов. - Павленского застрелили этим утром при попытке пересечь границу. Говорят, бежал так живенько, что отстреливался от пограничников. Почему он решил покинуть страну?
- Не могу знать, товарищ начальник.
- Ну а соображения у тебя свои есть? Хоть какие-то.
- Полагаю, испугался и сбежал.
- Чего же он испугался, по-твоему?
- Не могу знать. Мне показалось, что он труслив. Думаю, испугался предстоящего разбирательства и сбежал. По крайней мере, он в тот вечер выражал желание сбежать за кордон.
- И ты не противостоял?
- Я его переубедил, как мне показалось. По крайней мере, он согласился, что побег это не тот вариант. Я объяснил, что мы, по сути, не виновны в происшествии, и побег только усугубит подозрения...
Ягода жестом руки прервал.
- Как там твой напарник? Этот, как его... Воробьёв.
- Чижов. Он в Больнице Ветеранов, товарищ начальник.
- И как он? Оклемается? Жить ещё будет? Как думаешь?
- Полагаю, нет. Ранение тяжёлое.
- Это он зря, Чижов ваш. Хотелось бы, чтоб жил.
Ягода потёр руками, постоял пару секунд в молчании и разрешил итти.
Не успел я вернуться к себе, как зазвонил телефон - вызывал Забельский. Да таким тихим и спокойным голосом, даже приторным, что стало малость не по себе. В кабинете он бодренько указал сесть на стул подле стола.
Забельский был чересчур положительный для человека, который только что убил своего коллегу. Он поставил на стол буханку с чёрной дырой в боковине, достал ножичек и разрезал хлеб чуть с краю от дыры. Потом отрезал от второй половинки кусок с чёрным тоннельчиком, разрезал кусок пополам и стал жевать. Он был предельно спокоен, раз мог позволить себе производить столь неспешные манипуляции. В его движениях виделась уверенность, с которой он теперь держал ситуацию.
На полу возле стены, в щелях паркета, просматривались почерневшие полосы крови. Забельский заметил направление моего взгляда и произнёс для объяснения:
- Этот Белов стойкий малый, - он кивнул на кровь в щелях. - Пришлось его убрать. - Забельский замер, глядя в глаза; он открыл правду для сохранения между ним и мной. - Иначе он бы сдал нас всех... Расслабься, Юра, ситуация выпрямляется.
Я коротко кивнул, сообщая этим, что понял посыл. Белов, видать, решил не придерживаться нашего плана и имел свою версию. Теперь для комиссии Штольца он будет, как застреленный при нападении на начальника. А Забельский теперь "наш". Произошло некое таинственное событие, в корне переменившее ситуацию.
- Для тебя, Антонов, есть задание по линии Дирижаблестроя, - начальник резко поменял тон. - На запуске Совметео, таком важном мероприятии, требуется присутствие ЧК. Съезди туда. Особо не броди. С тобой захочет побеседовать один человек - не откажи ему в этом. Ну всё, - Забельский улыбнулся и кивнул, прикрыв глаза. - Действуй. Всё будет хорошо.
Тот факт, что начальник позволяет мне выйти с Лубянки, да ещё и с заданием, говорит о том, что моё положение также стабилизировалось. После всей этой утренней паники наступила передышка, такая долгожданная. Да и задание не абы какое, а запуск Совметео.
Служебный автомобиль доставил на Октябрьское лётное поле.
Дирижабль Совметео, белая огромадина, парил над людскими головами, закреплённый толстыми тросами. 240 метров в длину, объём 190 тысяч кубических метров. С белыми боками, украшенными огромными красными буквами, звездой, и увешанный полотнами с лозунгами и портретами Ленина, Маркса и Энгельса. Он являет собой торжество советской науки. Со всех предприятий Союза работники слали посильные вклады на постройку. Это всеобщая, народная, победа. Но мало кому известно, что помимо метеорологических приборов внутри дирижабля скрыта эскадрилья боевых самолётов. За торцевыми шторками на гондоле спрятана сквозная взлётная полоса и внутренний ангар, в котором на талях подвешены пять новых "ушек" - самолётов У-2. Техника двойного назначения - метеолаборатория и, при необходимости, ударное авиационное звено.
Я неспешно окунулся в гущу толпы. Люди томились в ожидании выступления, специально для которого был сколочен помост прямо под брюхом дирижабля. Парадности добавляли тучи колыхаемых ветром красных флажков, развешанных на верёвках где ни попадя. Люди переговаривались - А будет ли Сталин? В ответ одна старушка, с лицом убедительности, стала утверждать вполголоса, что Сталин-де похищен, сама лично видела из окна. Вот сами увидите, что не будет его сегодня.
- Товарищ Антонов? - внезапно за плечом возник человек в сереньком костюме по погоде. - Давайте отойдём в сторонку.
Я послушно последовал за костюмом через расступающуюся толпу. На отшибе торжества человек в костюме резко обернулся и легонько взялся за мой рукав, заговорив приниженным тоном.
- Я от вашего начальника, как вы уже поняли. Меня вы не знаете и не узнаете никогда. Прошу соблюдать полную конфиденциальность в нашем вопросе, - я кивал согласно его словам. - Вы уже успели почувствовать на себе, как взволновались люди Сталина, эти его холуи. Но поймите, Центральная комиссия во главе со Штольцем уже не ищет виновных в срыве операции. По той причине, что они сами не знают, где Сталин. Ваша вторая группа везла двойника, как вы уже поняли, - он печально усмехнулся. - Это был неожиданный поворот. Никто и не предполагал такого варианта. Но бригада, отвозившая настоящего Сталина из Большого театра, пропала из виду. Комиссия сейчас в панике, ибо складывается так, что похищение реально состоялось. Ваш начальник располагает сведениями по составу бригады. Он передаст вам эти сведения, а вам, Антонов, следует найти Сталина и довершить вашу миссию, - тут костюм сделал многозначительное лицо.
Неприятно захрипел, засвистел динамик на столбе. На помосте у микрофона стоял совчин, сияющий гордой улыбкой. Толпа попритихла.
- Граждане! - совчин поправил очки и вынул из кармана клочок бумаги с заготовленной речью. - В этот светлый день! мы становимся свидетелями! великого прорыва Советской науки! - в этом месте совчин близоруко оглядел толпу; он заметно волновался. - Долгий путь был пройден до сегодняшнего дня! Но благодаря мудрому руководству партии Ленина! - он просяще глянул в толпу, ожидая согласия в лицах. - И! с участием масс трудящихся! мы смогли преодолеть этот путь!
- Я снова напоминаю вам о конфиденциальности. Тот круг лиц, кто занимался организацией вашей миссии, вынужден, так сказать, залечь на дно. И ваш начальник из числа сочувствующих нам. Он согласился оказать помощь только на условиях строгой секретности его персоны, - тут вспомнилась утренняя перемена в настроении Забельского - ему и самому стало выгодно найти союзников, хотя бы в лице этого серого костюма. - Ваш связной, да-да, вы поняли о ком я, который погиб этой ночью - погиб не случайно. Антонов, сейчас все случайные смерти - не случайны. Ваш связной был оперативно устранён. И такая участь готовится для каждого, кто, по мнению поддерживающих Сталина людей, является изменником. Вы должны доделать начатое. В этом случае, расследование будет прекращено, и вас конкретно, Антонов, оставят в покое. Скажу больше - если Сталин вернётся, то всех, кто так или иначе участвовал в Терции, ожидает расстрел. Надеюсь, мы поняли друг друга.
Вот оно, таинственное событие, изменившее положение - утренний разговор Забельского по телефону с этой тайной личностью. Комиссия слезла с Забельского и переключилась на некую бригаду, доставлявшую настоящего Сталина.
Тем временем совчин на помосте пыжился с речью, восхваляя заслуги партии и отдельных людей.
- А кстати, где ваш знак? - конфидент постучал пальцем по моему нагрудному карману, намекая на знак с цифрой "4". - С собой?
Я отрицательно помотал головой - свою четвёрку я бросил в шахте вместе с одеждой.
- Какая оказия! - лицо его выразило печаль. - Очень нехорошо. Я отдам вам свой знак.
Он достал из внутреннего кармана такую же булавку с цифрой "4" в эмалированном круге. Только его булавка сильно отличалась обилием налёта патины, будто этому знаку было уже много времени.
- Возьмите! И держите его всегда при себе! Это приказ вашего начальника! Запомните - ни в коем разе не отнимайте его от вашего тела! Прошу вас, не удивляйтесь, если увидите, как бы так сказать, некие необычные явления. Этот оберег - залог вашей безопасности!
- К сожалению, наш лидер, товарищ Сталин, не смог сегодня присутствовать на торжестве, - серенький совчин трагически понизил голос. - Так как товарищ Сталин занят иными вопросами!
Ага, занят он, - подумалось. Удерживают вашего Сталина в неизвестном месте.
Я намерился было бросить четвёрку в карман, но конфидент схватил за руку и залепетал с придыханием - О, нет-нет, спрячьте так, чтобы точно не потерять! И тогда я спрятал знак во внутренний карман гимнастёрки, прицепив изнутри к ткани. Этот в костюме с такой настойчивостью требовал этого, что пришлось согласиться - лишь бы успокоился.