Мир никогда не бывает безмолвен. Для меня - тем более. Где-то вдалеке я всегда слышал голос, зовущий на помощь. Даже в полном одиночестве, на границе сознания, в глубине сердца я слышу зов, но сколько бы я ни шёл, мне никогда не дойти до него. Я не могу найти это голос. Он всегда рядом - везде и нигде одновременно. Но иногда я закрываю глаза и "слышу" другие голоса.
И тогда я ищу жизни, спасаю их в снегу. Большинство спасателей - Исправленные, они могут выдерживать сильные морозы, могут босиком ходить по снегу, и нет им нужды смотреть в небо, угадывая колебания и пики. Не про меня это. Я обычный мужик. Когда-то давно меня самого вытащил спасатель. И теперь я сам вытаскиваю людей. Не из гордости или благодарности, а просто потому что Исправленных в наших горах нет. Слишком высоко, слишком далеко. Глушь мы для них. Они сейчас строят пути земные, и, вместе с теми, кто упал с неба, и ищут наши тайные долины.
Но ничего не меняется: небо светит нам, и люди продолжают теряться. Поэтому каждый зимний день я одеваюсь, выхожу за околицу и слушаю. После каждого пика я часами стою на морозе и жду. Если лес отвечает тишиной - хорошо. Если нет, то я беру тяжёлую сумку, зову Сайгора и иду на голос. Иду на дыхание. Сайгор, мой зверь, ищет по запаху и по звуку. Но в основном, идем по моим чувствам. Кто-то говорит, что я тоже немножко Исправленный, раз могу "слышать" так далеко, но все не так. Я слышу не ухом, как Исправленные, а сердцем. Нет, не сердцем... Я просто "слышу". Эрод, Исправленный, спасший меня, сказал, что это врождённые способности. Такие бывают даже у иномирцев. Они зовут это "шестым чувством".
- Ну что, идем, Сай? - я почесал мохнача за ухом. Он фыркнул и ткнулся носом мне в ладонь. Великолепный зверь. Если встанет на задние лапы, то выше меня будет. Хотя он и так мне по пояс. Шерсть у него густая, если в сильный мороз, то обниматься с ним можно для согрева, почти как с Исправленными.
Где-то далеко я "слышал" голос, зовущий на помощь.
Сквозь падающий снег, сквозь непролазный лес.
Я медленно шел на широких, коротких лыжах. Сай бежал впереди, иногда останавливался и принюхивался сквозь снежную пыль. Впереди раздался шорох, и с веток дерева упал снег. Мой зверь молча устремился туда, раздался рык, а потом тихий писк.
Своими огромными мохнатыми лапами он зажал бижика, белая шерсть зверька растрепалась, он отчаянно пытался вырваться из хватки Сая.
"Помогите!"
- Да это же ребенок! Сай!
Я поднял бижика за шкирку - этот тоже детеныш. Что с ним делать-то? Засунул его в сумку и пошел вперед, почти бегом, поднимая волну снега от лыж. Голос, звавший на помощь, становился тише. Ребенок в лесу, да что ж такое!
Сначала я сам.
Потом Сай.
Теперь это мелкое пищащее существо в сумке.
И ещё засыпающий пацан на поляне.
- Не спи! - я встряхнул мальчишку. С ресниц посыпался иней, от дыхания шел еле заметный пар. Бижик из сумки высунул нос, но нарвался на нечаянное движение локтем. Я заставил мальчишку сделать глоток из фляжки с огивицей, он тут же закашлялся и пришёл в себя. Через пару минут он почти в порядке, и уже можно было поднимать его и идти обратно, но он начал плакать. Громко, в голос. Совсем неподходяще к своему возрасту, а на вид ему было зим двенадцать.
Перед его криком я на миг "услышал" голос, на который шёл сначала. И я понял, что вначале это был мужчина, зовущий на помощь ребенку. А теперь я не слышу ничего, кроме надрывного плача.
Была не была...
- Дитё, садись на Сая. Вот так, держись. - Я пристегнул его ремнём и спрятал за пазуху удивленному ребенку бижика.- Не потеряй зверушку.
Сай медленно пошёл вниз по склону. Чем дальше он уходил, тем тише становилось вокруг меня, и от тишины возникал страх. Потому что безмолвие означало только одно.
Но где-то далеко проскользнул затихающий шепот, столь тихий, что едва можно было "услышать" откуда он идет.
Надо было спешить.
Неожиданно для меня стена деревьев закончилась, и под ногами оказалось гладкое стекло замерзшей воды. Поберечься бы, а то спешил так, что не заметил, как вышел к Черному долу. Тут пришлось все же остановиться, снять лыжи и пристегнуть их к заплечной сумке: впереди меня ждала застывшая вода. Я медленно шел по скользкому льду, обходил камни и в который раз поражался причудам природы: везде сугробы такие, что не пройдешь без снегоступов или лыж, а здесь только камни, лед и вода. Бесконечно длинная полоса мелкой воды замерзает, создавая скользкое поле с торчащими со дна огромными булыжниками. Но чем дальше от края леса, чем меньше камней, чем ближе к центру озера, тем больше опасность, что в любой момент лед под твоей ногой треснет, и ты уйдешь под воду. Иногда - как сейчас, гладь полностью покрыта корочкой льда, и кажется, что это просто застывшая вода. Иногда - озеро дышит, и над серединой поднимаются клубы пара от открытой воды, и пар этот расползается на всю долину, лишая видимости и дурманя голову. Плохое место, страшное. Даже во время таяния никто не пойдет сюда по своей воле, хотя во время пиков людей тянуло сюда как мотыльков на огонь.
Как только я прошёл лед и камни, я прибавил темп. Да что там, я почти бежал.
Поднявшись выше, уже там где спокойно лежал снег, я снова встал на лыжи. Мелкая снежная пыль прекратилась, и впереди отчётливо проступал огромный бор. Мне не пришлось углубляться в лес: недалеко от опушки сидел мужчина, облокотившись о ствол дерева. Чтобы не уйти, он привязал себя к стволу дерева. Рядом лежали нехитрые пожитки: топор, мешок с несколькими шкурами горных лив и торчащий под ним чёрный чехол под две иномирные пушки - огненную и тихую, для охоты. Ни кострища рядом не было, ни следов стоянки.
На звук моих шагов он даже не вздрогнул, не пошевелился. Пар от его дыхания, казалось, должен был исчезнуть с каждым следующим вдохом, но не исчезал, и это вселяло надежду.
Разбудить его было не так-то просто. Наконец, он открыл глаза и еле слышно прошептал "Раив... где он?"
Сайгор уже должен был притащить мальчонку к одной из моих заимок. Услышав, что с сыном все хорошо, мужчина облегченно вздохнул, и попытался было снова закрыть глаза. Пришлось тряси его, давать огнивицы. Только отвязывая веревку от дерева, я заметил, что левая нога мужчины перетянута ремнем ниже колена и перемотана тряпицами.
Пока я искал подходящую палку, мужчина окончательно пришёл в себя. Под действием огнивицы его глаза заблестели, но вместе с бодростью пришел страх. Он внимательно наблюдал за каждым моим движением, и меня как будто кололи в солнечное сплетение. Его испуг был осязаем, но абсолютно непонятен мне. Кого он боится? Почему?
Я сделал ему посох из толстой ветки, поднял его вещи и подал руку, пытаясь помочь встать. Однако он замешкался и сначала спросил:
- Ты ... Исправленный?
Это был именно тот вопрос и тот страх, что мучил его. Последнее слово он почти прошептал, будто боялся произнести. Я отрицательно покачал головой, он облегченно выдохнул и схватился за мою руку.
Он оперся на палку, но пошатнулся, и я еле успел в последний момент подхватить его и удержать от падения. С огромным трудом я помог ему встать на лыжи позади меня, и мы пошли. Он все никак не мог поймать мой ритм, хотя я и двигался донельзя медленно. Раненая нога болела, он еле ей двигал, хоть и старался не показывать, страдал от боли. Может быть, ещё и обморозил. Непросто, но мы миновали лес, снежную равнину и спустились к Чёрному Долу. Оказалось, идти на лыжах с раненым было делом лёгким; путь же по заледенелым камням превратился в сущее наказание. Даже мне одному было сложно, а уж следить ещё за кем-то, так и вовсе невероятно трудно. Мы шли медленно и осторожно, но он все-таки упал, успел подставить руки. Сел, потирая ушибленное запястье.
- Помогите...
Кажется, больше он ничего не ушиб. Поднимая его, я чуть не упал сам, но не от неловкости или скользких камней. Вспышка света с неба отразилась от льда. Она была едва заметной, и мужчина, пытаясь встать, ее не заметил. За ней последовала вторая.
Мы встали и я с утроенной силой потащил его по льду. Только обратно, к границе леса. Он что-то бормотал, не понимая, но шел за мной. То, что я увидел, и вспышкой-то назвать нельзя было. Просто небо на миг стало ярче. Светлее и чище. Будто светило выглянуло из-за облаков. Только вот облаков не было. Мгновения просветления становились все чаще. Заметив, как нервно я поглядываю на небо, мужчина все понял без слов и умолк.
К деревьям мы успели за пару мгновений до пика. Я сбросил лыжи, обвязал веревку вокруг ствола и пристегнул себя за специальное крепление на поясе. Раненого просто примотал веревкой к стволу дерева. Он вырывался, метался, кричал "Раив! Где он?"
Я хотел сказать, что все с мальчишкой нормально, Сай - а он чует пики лучше меня, затолкает мальчишку в одну из двух десятков своих берлог, прижмет лапами, и не выпустит, пока не станет спокойно.
Всего этого я не успел сказать, потому что нас накрыло. В глазах потемнело, тело и сознание отказывались повиноваться. Омерзительное чувство потери ориентации затопило с головой, хотелось бежать, искать - делать что угодно, лишь бы притупить ноющее чувство обделенности. В глазах метались линии, светились обманчивой привлекательностью какие-то пути. Потом все вспыхнуло и погасло. Время и пространство были вне меня, а я вне этого мира. Как долго это продолжалось, трудно было сказать.
Я пришел в себя только когда настала ночь. Длинная и светлая зимняя ночь. И сказать, как давно закончился день и как долго продолжался пик было трудно. Я растолкал спутника, собрал веревки, и, несмотря на неверный ночной свет, решил спуститься хоть началу Черного дола. Невзирая на лед и камни, ночью переходить было безопаснее: холод наступал сильнее, и не было риска уйти под лед.
После пика, вопреки наплыву слабости, раненый стал бодрее. Даже нет, решил я, наблюдая за ним. Он стал отчаяннее, выжимал из себя остатки сил. И, если бы знал дорогу, то бежал бы впереди меня.
Небо начинало медленно светлеть, когда мы вошли в лес на другой стороне Черного дола. Обессиленные, мы опустились на упавшие валежины, глотнули пару глотков из фляжки, но огнивица уже не согревала, а только не давала упасть. Когда мы оказались в пределах слышимости Сайгора, я достал металлический свисток и тоненько подул. Где-то в горах отозвалось эхо, и, следом за ним, где-то далеко, завыл Сайгор.
Судя по звуку, он был недалеко, в паре часов ходу. Значило это, что они почти никуда не ушли от того места, где мы расстались: зверь просто сразу почувствовал приближения пика и оттащил мальчишку к одной из своих берлог.
Увидев меня, Сай довольно рыкнул и двинулся вперед. Обратный путь был тяжел для нас обоих: Сай тащил мальчишку по имени Раив, а я обвисшего за спиной и еле передвигающего ноги мужчину, чьего имени я так и не узнал. Отец обрадовано воскликнул, увидев сына, но на большее не хватило сил. Мальчишка был жив, но после пика не пришел в себя - детям они давались тяжелее. Бижик вцепился в его воротник и дрожал.
К сумеркам мы вышли к опушке, и, уже на последнем дыхании, сделали рывок до моей избы.
Отогревать спасенных было делом привычным. Огромный чан с горячей, пахнущей древесным соком водой, жир ливуна чтобы растереть обмороженную кожу. Горячий напиток из листьев миеда. К счастью, обошлось без серьезных обморожений. Я хотел помочь обработать рану, но мужчина опасливо посмотрел на меня, и сам, корчась от боли, промыл и перевязал длинный, похожую на ожог, след от иномирного оружия.
На утро мальчишка проснулся, бодрый и голодный, и съел строганины едва ли не больше меня. Сидя у окна, он не выпускал из рук бижика, гладя его по шерстке. Зверек ластился, ничуть не боясь человеческого общества. Раив улыбался, и наконец, со зверьком на руках, снова задремал. Отец смотрел на него с радостью, но с опаской на меня. Имени своего он так и не назвал, да и мое не спрашивал. Отдохнув, он начал собираться.
- Куда?
- Дальше. - ответил он. - Прочь.
Он так явно убегал от кого-то, кого-то иномирного, что я не стал уточнять. В конце концов, не мое это дело. Да и зимовьем я народ не обеспечивал, просто искал тех, кто терялся во время пиков.
Я собрал им немного еды, и, подумав, достал старую, видавшую виды меховую тужурку для мальчика. Внутри был большой карман, и мальчик мог взять с собой зверька. Этот подарок, как-то успокоил отца, но он ничего не сказал, кроме простой житейской благодарности.
Прошло немало времени, снега днем стали мягче, а ночью их сковывал твердый, непробиваемый наст. Я готовился к визиту гостей. И они пришли: Эрод и Олла, Исправленные, которые когда-то спасли меня самого. После того, как я пожал их обжигающе горячие руки, первым делом они спросили, как прошла зима.
- Неделю назад я вытащил из леса деда Афана, он не успел зайти в дом, когда начался пик, но ушел недалече. Больше никто не терялся, кроме одних прохожих охотников.
Спасатели, прихлебывая сбитень, попросили подробностей - не так часто в наших краях бывают чужие. Даже сами они заходят сюда только ко мне, по старой памяти, раз в год. А что я - я рассказал им короткую историю о потерявшихся у Южной гряды охотниках, умолчав о бижике, пике, Черном доле и ране. В общем-то ничего необычного в этом не было: люди теряются постоянно, но я видел, как с моими словами Эрод заметно успокоился. Вернее успокоился он не от моего рассказа, а от того, как спокойно я все им поведал.
Наконец настало время вопроса, который я задавал каждый год:
- Есть движение?
Они одинаково вздохнули. И рассказали, что поиск долин кое-где дал успехи, и от двух южных поселений туда уже прокладывают дороги, но людям придется тогда там жить постоянно, не кочуя. Я понимающе кивнул. Одно дело - единожды куда-то добраться, преодолеть себя, караулить пики. Другое дело - делать это дважды в год. Но уже то, что Сердце-долины нашли, и целых две за один год, было радостной вестью.
Но самое главное Олла сказать боялась и все тянула, заменяя жесткую реальность красивыми словами и множеством неинтересных мне деталей: как иномирцы, которые называют себя землянами (смешное слово), строят города, дороги; как они помогают в составлении карт и вообще что такое карты, что у них есть специальные приборы, которые вертятся и показывают направление, что это земляне помогают спасателям и летными машинами и своими приборами; что ее брат, Исправленный Дэо, тоже решил стать спасателем; что земляне делают потрясающие вещи вроде медальона из блестящего металла у нее на шее... Все это она рассказывала каждый год.
Я прервал ее монолог и вернул разговор к сути:
- Ничего не изменится, да?
Они виновато потупились.
- Может быть... через сотни лет... Понимаешь, Даг, это процесс естественный, природный. Активность Солнца, что-то вроде солнечного ветра вызвало колебания в магнитном поле нашей планеты.
- Солнца? - переспросил я, не поняв. - Солнечный ветер?
- Олла, может, послушаешь лес? - она понимающе кивнула и вышла на улицу, якобы слушать тишину, в которой мог раздаться чей-то голос, зовущий на помощь.
- Не расстраивай ее, - тихо попросил Эрод. - она сама присутствовала, когда эти земляне запускали спутник с магнитными ловушками, который должен был успокоить магнитосферу нашей планеты. Укоряет себя до сих пор, хотя она-то в чем виновата? Дуреха. Книги земные читает, хочет всем помочь.
Мы еще долго беседовали, но день и ночь прошли, и Исправленным пора было отправляться дальше. Перед уходом Эрод протянул мне небольшой флакон с синей жидкостью:
- На вот, держи. Должна спасти от пика. На два раза хватит. Над этим мы сейчас работаем.
- Еще вот, - Олла замялась, - ты тоже долины ищешь, поэтому надо бы нам разговаривать чаще, чем раз в год.
И первый раз за пятнадцать лет они ушли, отставив мне северного дэгера - небольшую, выносливую птицу, приученную передавать сообщения. Исправленные взяли когда-то нашу дэгру и маленькую земную пташку, галубя, кажется. Смешали их кровь, и получили выносливую красивую птицу, которая всегда возвращалась к своему гнезду. Исправленные вешали на шею птицам земные амулеты, которые запоминали речь и образы, а птицы просто переносили эти амулеты с записями далеко-далеко.
Ушли снега, настало время ловить рыбу, собирать сок хваи и листья игольчатки, заготавливать впрок дрова.
Я мог оставить деревню на полтора месяца, не беспокоясь даже за деда Афана, который исправно терялся раз или два за зиму. Тепло сводило пики на нет, и после пары дней весенних обострений, когда все плотно закрывали двери и в буквальном смысле болели в последние сильные пики, можно было быть спокойным до первых заморозков. С собой я взял лишь птицу-дэгера, в надежде, что уж если повезет найти долину, отправить сообщение Олле.
Мой путь лежал через горы, в неисследованную мною ранее область на юго-западе, почти в противоположную сторону от Черного дола. Я, как и Исправленные, искал долины, куда раньше кочевал мой народ.
До того, как пришли иномирцы, до того, как начали появляться пики, на зиму все люди перебирались в горные долины вроде Черного дола. Долины эти назывались Сердце-долинами, и с рассказов стариков вроде деда Афана, были труднодоступными, находились в горах, и имели в центре горячие источники, питавшие озеро или реку. И еще, как позже объяснили мне Исправленные, такие долины имели особую форму, что ветра там двигались иначе чем везде, и поэтому там было тепло даже в морозы. Однако летом там невозможно было находиться, потому что горячие источники дымили паром, от которого шла кругом голова. Черный дол выделял пар соотносясь со своими собственными внутренними течениями, а не с временами года, да и долина была маленькой, чтобы создавать те самые теплые ветра, и рыба в озере не водилась. Поэтому где-то рядом должна была быть настоящая Сердце-долина.
Исправленные рассказывали, что у иномирцев на их Земле были птицы, которые кочевали с севера на юг и обратно, находя путь так же как находили путь мы. Тот же их галубь.
Мы ориентировались по путям земным, по дыханию мира... Мы знали душой и телом куда нам надо идти. Видели глазами. Иномирцы называют это магнитным полем. Я не знаю что это.
Но в какой-то момент случился первый пик, и мы потеряли путь.
Дед Афан до сих пор со слезами на глазах рассказывает, как он потерял жену и сына. Они уже возвращались из Сердце-долины, пришли домой. Он успел зайти внутрь избы, а они стояли на улице и смотрели на радугу. Потом мир завертелся, и он уже даже не мог сказать, откуда они пришли, где эта долина. То, как он видел мир до этого - в сиянии всех путей земных, и как видел после - одни деревья да камни, была безумная разница.
"Если бы не помощь иномирцев, землинцев этих, народу бы еще больше погибло, эх!"
Действительно, земляне эти, так похожие на нас, свалились с неба за полста лет до Потери Пути. Они облюбовали далекий юг, какие-то острова. Говорили, они облетели все поселения, чтобы говоря с нашим миром о том, что они хотят жить на островах. Никто и не был против: острова где-то в море никого не интересовали, потому что чем теплее места, тем слабее там видно дороги. Наш путь - путь снега, дорога вьюги. Да и жили эти пришельцы больше на небе, чем на своих островах. Со своих летучих приборов и заметили, что что-то неладно. Много народу спасли.
Кто-то из наших пошел к ним, чтобы им исправили кровь и тело, чтобы не теряться и тоже людей спасать. Они стали Исправленными.
А такие как я, просто ходят сами и ищут, потому что весенние и осенние пики, самые мощные, оставляют после себя непреодолимое чувство потери, желание найти свой дом, свое сердце. А первое время искали многие - да все без толку. Потеря Пути словно что-то сломала в людях, и все смотрели на мир так, будто видели его в первый раз. А о дорогах осталось лишь смутная память, толкавшая на бесплодный поиск. Не зная когда и как накроет пик, люди легко терялись и, бывало, становились безумцами, или гибли в лесу.
Я шел, делая то, чего мои предки не делали никогда: путевые насечки на деревьях и памятные знаки из камней. В тоже время, я старался прислушиваться к своим чувствам. Казалось мне, что иначе долину я не найду. А ведь она была всего лишь на расстоянии двенадцати-пятнадцати дней пути! Это время общего кочевья, по словам дедов; если же одному и налегке, то дней десять. Мне казалось, что только шагая по земле, можно, найти Сердце-долину.
Да и до недавнего времени не было у меня надежды, что на моем веку Исправленные найдут наши Сердце-долины. Две, найденные ныне Оллой и Эрадом, были лишь малой толикой. За годы до этого Сердце-долин найдено было с десяток. В последние пару лет обнаруживались они по одной-две в год, что, конечно было мало.
Причину таких неудач понять было сложно. Из того немного, что я знал, иномирцы могли видеть весь мир с неба, видеть где тепло, а где холодно, видеть в какую сторону дует ветер. Но все же, все обнаруженные Сердце-долины были найдены при самом низком облете или пешем странствии.
Вот я и надеялся, что если повторю дорогу предков, то мне улыбнется удача. Уже вот как восемь лет я собирался и оставлял деревню в спокойный месяц без присмотра. Дед Афан смотрел за моим домом, а соседи заготавливали припасы и на меня. А я отправлялся каждый год в новом направлении, ища нашу память.
После недели пути я стал предельно внимателен. Здесь начиналось расстояние, где долина могла быть за каждым перевалом. Я спускался. Поднимался. Охотился. Ловил рыбу. Пытался укрыться от гнуса. И шел вперед. Моей целью были озера и долины вроде Черного дола, только куда больше.
На расстоянии девяти дней пути я нашел долину с длинным озером в центре. Над озером клубился туман и спускаться я не стал. Стараясь идти вдоль озера, двинулся дальше по заросшим лесом горам. Из дальнего края начинала свое течение небольшая речушка. Вода струилась по камням и больше не несла над собой дурманящих испарений. Я спустился, и, пока поток был неглубокий, перешел речушку вброд. Скорее всего, это было начало Араты, мощной, полноводной реки, бегущей к северному океану. Я раньше много раз упирался в нее ниже по течению, и везде предо мной был бурный, непреодолимый поток.
Сейчас же я продолжил путь сквозь горы. На двенадцатый день я уперся в еще одно озеро, маленькое и круглое. И если у предыдущего пар струился туманной дымкой, то у этого стоял столбом так, что видно его было издалека. Склоны здесь были отвесные, леса меньше, да и сами деревья были другими. Меньше игольчатки и хваи, больше неизвестных мне деревьев с гладкими листьями. Обходить это озеро не спускаясь было сложно, и на середине пути я уперся в край отвесного обрыва, под которым шумел поток. К моему удивлений, из этого озера тоже бежала речушка, не мощнее или глубже предыдущей, но прорезавшей сквозь горы настоящий каньон. Подумав, я двинулся ниже по течению, и через три дня я пришел в место, подобного которому я не видел еще.
Если это место не было Сердце-долиной, то я не знаю, что должно быть.
Две речушки, встреченные мною, сливались, и, видимо, занимая котлован, разливались в озеро. Далеко-далеко, на дальнем краю его чудился поток, и я понял, что как раз отсюда изливается Арата. Воздух здесь не бурлил, но местами скапливался обволакивающей сознание легкой дымкой, которая несла легкую эйфорию даже на той высоте, с которой я смотрел на этот мир. Зелень леса казалась такой яркой, что я зажмурился. Не было вездесущего гнуса, видимо, из-за испарений.
Рискнув, я решил спуститься ниже. Эйфория пугала меньше, чем головокружение и потеря ориентации, как например дымка у Черного дола, тем более были видны совершенно чистые от тумана косогоры. Я спускался вниз, держась чистых мест, и понимал, что раньше здесь были люди. Зимой, под снегом, я вряд ли увидел бы след дороги или остов сруба.
Меня трясло и накрывала волнами радости, то ли от пьянящего воздуха, то ли от открытия. Наконец, выбрав чистый высокий холм, я разбил лагерь. Уснуть не мог, все смотрел в бесконечное небо, с которого пришли иномирцы и наслаждался пониманием, что даже без чутья, вопреки пикам, я все-таки смог найти Сердце-долину. Все-таки провалился в дрему.
...Кто-то тряс меня за плечо, кричал в ухо, но проснуться я не мог. Сильные руки посадили меня и что-то натянули мне на лицо. Я вздохнул раз, другой, третий и все-таки смог отрыть глаза. Предо мной стоял "охотник" с сыном. Не успел я повернуться, как он направил на меня раструб оружия и выстрелил. Рядом со мной безжизненно упала птица-дэгер с разломанным амулетом, лишая возможности рассказать Олле о моем открытии. Мужчина снова направил на меня оружие и жестами показал следовать за ним. Я, оглянувшись (а нехитрый мой лагерь они уже собрали), на нетвердых ногах двинулся следом вниз, в самый туман.
Скоро мы пришли к небольшой, старой избушке. Дерево сруба давно стало темно-серым, крыша сверкала разномастными заплатками, но на окнах были натянуты тонкие листы прозрачного материала, привезенного иномирцами и используемого Исправленными. Как оказалось, внутри вся избушка была затянута им, кроме сложного, многослойного окошка под крышей.
Плотно закрыв за собой дверь, они сняли маски и помогли мне снять мою.
Мы с мужчиной долго изучали друг друга. "Кто?" и "почему?" крутилось в голове. Напряжение снял мальчишка Раив.
- Это он вас нашел! Вы спасли его, а он - вас! - прямо к моему лицу он подсунул ворчащего бижика. Зверек был недоволен подобным обращением, но не вырывался. - Вас как зовут? - спросил меня Раив.
- Даг - ответил я, и, с ожиданием, посмотрел на его отца.
- Маис. - он посмотрел в сторону сына
- Раив, идика-погуляй.
Тот кивнул, надел маску и исчез за дверью.
Мужчина спокойно достал из чехла земную пушку и положил на стол рядом с собой.
- Отвечай: Зачем ты здесь? Ты один? Исправленные приказали найти нас? Что они знают? Зачем с тобой была птица? Как ты нашел это место?
- Я один, - и это было правдой. Я даже Сайгора с собой не брал. - Исправленные ничего о вас не знают. По крайне мере, от меня. - добавил я, - Я просто ищу Сердце-долину. Давно ищу, здесь, восьмой год. А птицу брал, чтоб сообщить Олле о Сердце-долине, если найду. Но сюда я пришел случайно! Зачем вы убили птицу? Она ничего плохого не делала.
- Допустим, я тебе верю. - буркнул он, не опуская оружия. - Но тебе лучше уйти отсюда и не возвращаться.
- Почему уйти? Это же мечта - найти Сердце-долину. - возмутился я. - И от кого вы бежите?
Маис покосился на окно и видимо что-то для себя решил; вытащил еще одну стреляющую сталь и положил рядом. Набрал воды во фляжку и нашел баллон от маски. И отдал мне все: чистую воду, защитную маску, оружие
- Заберешь Раива и уйдешь отсюда, - это был не вопрос, скорее приказ. - Некогда мне душу изливать. Я слишком поздно заметил птицу, - посетовал он. - А теперь они уж точно прилетят.
Глаза его безумно блестели, а по щекам текли слезы. Он направил на меня раструб оружия.
- Уходи.
И только тут меня достигли его слова.
- Стой! Почему вас ищут?
- Уходи.
Он выстрелил в пол.
Я попятился и выскочил на улицу. За дверью стоял Раив. Он схватил меня за руку и надел мне маску, грустно посмотрел на домик, и пошел прочь, показывая идти за ним.
К вечеру следующего дня мы поднялись к другому краю долины и сняли маски. Раив попросил разбить здесь лагерь, но не разжигать костра.
Мы остановились в тени огромных хвай, и, пока я раскладывал нехитрый скарб, Раив отошел в сторону и заплакал. Хоть и пытаясь сдерживаться, он все равно всхлипывал, и в итоге все равно разревелся в голос.
- Что случилось? - спросил я, когда он сел рядом, вытирая опухшие глаза руками.
- Я не знаю, - он всхлипнул. - Папа работал на строительстве дороги к одной из недавно найденных Сердце-долин. Мы были так рады, что Исправленные нашли ее...Наша деревня была рядом, всего в двух неделях пути. Они строили широкую дорогу, вдоль нее протягивали какие-то провода, чтобы по ней можно было пройти в любое время.
- Даже в пики? - спросил я.
Раив, кивнул, хлюпая носом. Потом утер нос рукавом и продолжил.
- Потом пришли земляне, что-то долго вертели с проводами, от чего у всех болела голова, но у тех, кто у дороги был и на ней, те правда .. ну... им было все равно на пики. Но потом они стали какие-то странные. Вроде как наши, а вроде как и нет. Как эти, иномирцы. Какие-то спокойные. Но все были так рады, устроили большой праздник...
Мальчишка часто останавливался, то всхлипывая, то подбирая слова. Я его не торопил. Налил воды в крышку от фляги и протянул ему. Глотнув, он продолжил:
- Потом, как-то вечером он принес домой эти их... "карты". Где они весь наш мир сверху запечатлели.
- Я видел такие у старейшин, иномирцы привозили их всем, когда показывали свои острова - перебил я.
- Но эти были другие, Даг! Там было много-много линий и на пересечении их были отмечены точки. Много-много точек. Все-все озера-с-облаком-пара что мы знали были на этих точках. И те Сердце-долины что мы знали, тоже. Только тех долин, что нашлись было мало, а точек много, очень много. Не десять, не двадцать. Папа долго на нее смотрел, потом сказал мне собираться. Мы собрались и ушли прочь от дороги. На север, туда где холоднее. "Проверить точки-перкрестки", так он сказал.
"Так вот как они оказались у Черного дола", - подумалось мне. - "Но они скорее убегали". И мальчишка подтвердил мои мысли.
- Но через неделю нас догнали Исправленные... Папа спрятал меня в каменных насыпях и потом вернулся хромая. Я не знаю, - мальчик всхлипнул, - не знаю. Слышал только, что кричали ему, что он вор и все портит, а потом были выстрелы. Я не знаю! - крикнул он.
Это детское "Я не знаю!" было понятно: ему страшно было думать, что его отец - его папа- убил тех, кто шел за ними. Иначе почему они больше не шли? Только поэтому.
- И мы шли и шли, а потом я отошел чуть дальше и папа не успел меня привязать, и начался пик, и нас нашел ты. А севернее тебя были еще долины, несколько хороших, настоящих. Никто их "не находил". Хотя были они все на той карте, были!
Мы тут остались ненадолго, папа хотел вернуться и чтоб я где-то на севере остался, и тут ты пришел. Он говорит, найдут его равно. Так хоть только его.
Мальчишка грустно посмотрел на меня:
- Мой папа спятил? Это ведь не может быть так.
Я не знал, что сказать. Маис выглядел отчаянным - да. Но безумным? И тут же понял, почему мальчик попросил разбить лагерь. Он надеялся, что папа вернется, догонит их, скажет что все нормально.
Как бы дико это не было, история подтверждала многие мои подозрения. Но не укладывалась в сознании. Я до последнего придумывал оправдания, хотел связаться с Эродом и жалел что не получится, ведь Маис предусмотрительно выстрелил в северного дэгера.
Я ничего не ответил мальчику, потому что я мог сказать ему? "Да, твой папа сошел с ума" или "Нет, пап твой прав. Но все остальные сходят с ума".
Раив вытряс из своей сумки мне на колени несколько тонких листов и металлический аммулет, а потом устроился на моем плаще, крепко схватил мою руку и задремал.
Среди ночи с неба раздался негромкий шум, и на дальний косогор спустился летный аппарат. Без света, мигая только маленькими, похожими на красные звезды, светящимися лампами. Раив спал. Я тихонько встал и тихо спустился вниз. Надел маску, подсоединил баллон воздуха. Косогор казался близко только когда смотришь сверху, от границы леса, а пешком, тем более в темноте, путь занял пару часов.
Подобраться к летной машине было нетрудно, потому что хоть и сели они на открытом пространстве, но рядом была сплошная, плотная лента кустов и подрастающей игольчатки. В ней я и спрятался. Около машины сидели двое Исправленных и один иномирец-землянин и что-то обсуждали. Приближаться было опасно, но, рассчитывая на одетые маски, которая лишали Исправленных их острого обоняния и слуха, я все же осторожно спрятался за самую ближнюю ним игольчатку.
- ..ничего он не знает...
- .. только карты видел...
- ..магнитные поля.. все равно ничего не понял..
- .. убрать его.. хорошо, никому не рассказал..
- .. как только начнет светать, включим ... найдем..
- ..в птицу-то здесь стреляли. Надо и парня того найти... вдруг они заодно... заодно... вдруг знает... не знает... знает...
Прав был Маис, но этого было мало. Что с того, что найдены Сердца-долины? Возможно, есть логика в том, чтобы открывать их по одной-две. Ко всем сразу дороги сразу не проложишь, но если стало бы известно их расположение, слишком многие пошли бы их искать. И было бы больше пропащих в пики. Объясние было аховое, это я понимал, но другого придумать не мог.
Я тихо вернулся и растолкал Раива.
- Эй, тихо, парень. Уходить нам надо. Папа твой был прав. - после некоторого колебания сказал я ему. Лучше уж пусть считает своего отца героем, чем сумасшедшим.
Он не хотел уходить, но я увел его под защитой тумана. Уже идя по горному лесу я "услышал" как далеко позади, в оставленной Сердце-долине, вспыхнул и погас последний крик человеческой души. Мальчику я ничего не сказал.
Домой мы шли медленнее, почти три недели. Я не смог найти короткую дорогу и брод через первый приток Араты, и пришлось снова подниматься до истока в долине.
Большую часть пути Раив молчал или гладил бижика, а я пытался разобраться в украденных его отцом картах и бумагах, но увы, не хватало мне знаний строителя. От аммулета появлялся образ шара, символизирующего наш мир, и он был испещрен множеством линий, и, очевидно и был той самой "картой", в которой я ничего не мог понять.
Когда мы вышли к знакомым местам, парень замкнулся еще больше, и иногда говорил что лучше не возвращаться. Но дом меня ждал. Ждал Сай, за которым следили соседи.
Когда идти нам осталась меньше половины дня, Раив остановился.
- Не пойду я с тобой, Даг. Страшно. Я тут лучше день буду или два. Придешь за мной попозже? - по-детски тонко спросил он.
- Да.
К дому я подходил налегке, как и уходил. Сай накинулся на меня, радостно поставил лапы на плечи и чуть не опрокинул. Моя дверь была открыта. Наверно, дед Афан смотрел дом и кормил Сая.
Но у печи, растопленной, несмотря на лето, сидела Олла. Когда я зашел, она грустно покачала головой:
- Куда же ты дел нашего дэгара, Даг?
- Охотники подстрелили, - сказал я, ставя мешок на лавку. - Какими судьбами?
Эрод и Олла странно улыбнулись. Я был рад и не рад их видеть, хотелось спросить у них, развеять свои подозрения. Эрод встал и протянул мне руку для традиционного рукопожатия, я ответил ему тем же. И тут Олла тряхнула мою сумку, вытряхнув, кроме всего прочего, аммулет-карту.
- Я была о тебе лучшего мнения, - печально сказала она и встала. Жар от ее измененного тела чувствовался на расстоянии. - А ты ребенка одного в лесу оставил.
Слишком поздно меня захватил страх и вспомнилось оружие Маиса, висящее за спиной Но я не успел даже потянуться за ним, как она разбила склянку с синей жидкостью и я начал терять сознание.
- Я же говорила, Эрод. - услышал я ее голос, - что Даг обязательно вернется домой.
Я пришел в себя в узкой, сумрачной комнате. Тело плохо слушалось, а передо мной сидела Олла, и все так же внимательно смотрела на меня.
- А ведь ты мне нравился, Даг.
В следующее пробуждение я умудрился сесть и почувствовал пик. Я вскочил. Значило это что меня продержали в бессознательном состоянии долго, и лето закончилось. А еще значило то, что в моей деревне меня не было! И спасателей тоже не было!
- Не переживай, Даг.- Олла усадила меня на лавку. - В твоей деревне нынче будет Исправленный. Мы в лесу нашли потерявшегося мальчика, Эрод отвез его на острова, там ему подправили кровь и тело, и теперь он один из нас. Не переживай, он справится. Ты вот был на две зимы младше, когда мы нашли тебя у Черного дола, но тогда мы еще не могли править уже рожденных.
- Я могу попросить, и тебя подправят. Хотя с взрослыми это сложнее, но все же можно. Будешь жить в своей деревне, спасать людей. Нет? Я так и думала.
Меня кормили. Поили. Провожали до горячего источника, но я так и не смог понять где я.
Была зима, это точно, прошло несколько пиков, и ко мне снова зашла Олла.
- Знаешь, он хорошо справляется, это мальчик.
Так продолжалось всю зиму. Она заходила через день-два и рассказывала, как Исправленный следит за моей деревней. А я сердцем чувствовал лишь боль и пустоту. Иногда она роняла слова и фразы, намеренно, специально, чтобы я мог собирать их как мозаику. И ждала, ждала, как быстро я брошу ей в лицо обвинения. А я все не верил, отказывался верить. Хотя чего уж тут увиливать, я сидел в плену просто за то... Просто за то, что спас людей и нашел Сердце-долину. Мозаика складывалась так, что становилось тошно.
Иномирцы прилетели к нам со своей Земли, где только птицы умеют ходить теми путями, что ходим мы.
Сначала они жили только на южных островах, но больше - на небе.
Потом случилась Потеря Пути
А после иномирцы стали появляться везде под предлогом помощи, хотя жили якобы по прежнему на островах.
Сердца-долины и наши пути они нашли, но открытиями делится не спешили.
Дороги опутывались проводами и поселения тоже, совсем как на картинках иномирцев.
Она не лукавила, ей и впрямь было интересно. Я чувствовал, что она говорила правду.
- Они не выносят наше магнитное поле, и воспользовались Потерей Пути, чтобы захватить Сердца-Долины и устроиться у нас поудобнее, построить свои города, заставить нас жить так, как они.
- Да лет через двести вы все захотите жить так, как они - сказала она. - Но в одном ты ошибаешься, Даг. Они не пользовались Потерей Пути. Они создали ее. Ты прав, им тяжело в нашем магнитном поле, но выбора у них нет - их Земля погибла. Сначала они обосновались на островах. Кстати, знаешь почему? На экваторе... ах, ты не знаешь что это... где теплее, там слабее магнитное поле. Им почти хорошо. Было хорошо поначалу. А лет через двадцать выяснилось, что магнитное все-таки влияет на их тела. Болели сердца, даже дети стали рождаться нездоровыми. Тогда они перебрались обратно на станции, и стали думать. И они запустили в небо импульсные гасители, которые подправили магнитное поле.
- Почему.. - Я откашлялся. - почему они не изменили себя, как сделали Исправленные?
- О! - она мило улыбнулась. - Это интересный вопрос. Наверное, потому что они - не мы. Кто-то меняет себя, а кто-то меняет мир.
- На сегодня хватит. - мило улыбнулась она, коснулась моего лба своей горячей рукой и ушла, забирая с собой поднос с пустой посудой.
Я снова остался один и с грустью смотрел на падающий за окном снег. Мне не хотелось больше ни о чем говорить. Но почему-то, когда Олла приходила, я каждый раз не мог удержаться и снова попадал под ее обаяние.
После одного, особенно длительного и вкрадчиво-убедительного рассказа, о том, что пусть из-за землян произошла Потеря Пути, но они строят города и дороги для вас, простых людей из деревень и помогают вам. И вообще, везде создается собственное электромагнитное поле, гасящее пики, и используется для этого камни и металл из глубин Сердце-долин, я не выдержал и спросил:
- Почему ты мне все это рассказываешь?
- Ну, если я хочу сделать тебя Исправленным, мне надо объяснить тебе природу пиков. - Улыбнулась она. Кроме того, надо подождать, надо предварительно перестроить твой метаболизм. Вот еще полгодика поешь нашу пищу, отвезем тебя на острова. Там исправят тебе кровь, и снова пойдешь в вашу деревню, дедов по сугробам спасть.
После этого разговора я не спал всю ночь.
Чего я не хотел, так это говорить про свой народ "вы". Я всегда говорил "мы", "мы живем в этом мире", но не "вы потеряли путь"
И еще я понял с ее слов, почему только некоторые Сердце-долины "находили": из остальных добывали металл, который гасил пики, и из которого сделали гасители. Те самые, которые мотались по небу и чье действие земляне якобы не моги уже отменить, предпочитая менять нас.
Как было все просто раньше! Я хотел снова оказаться в заснеженном лесу, обнять мохнача Сая и идти, молча и сосредоточенно, и знать, что в конце пути я спасу кого-то.
Думая так, я рассчитывал варианты. Побег был хорошей идей, но невозможной. Без оружия с Оллой мне не справится, да и не одна она здесь. Горько становилось от того, что я понимал поступок Маиса. Остаться, прикрыть путь. Гроше было сознавать, что и мне придется поступить так же, еще хуже от того, что не уберег Раива.
Я двигал лежанку на середину комнаты, прямо под лампу висящую на потолке. Пояс, потолок, край лавки - это все, что мне оставалось.
Но я не успел. Чьи-то руки сдернули меня, связали этим же ремнём, и я увидел над собой Оллу.
- Это значит "нет", верно, Даг?
Очнулся я в летящем аппарате. Управлял им незнакомый мне мужчина, но Олла сидела рядом.
- К тебе с добром, знаешь ли. А ты...
- Почему? -пробормотал я пересохшими губами
- Что почему?
- Почему они сделали это? Почему вы с ними?
- О, это тебе надо было спросить сразу. - улыбнулась она. - Просто они это могут. Им это позволено, позволено менять миры, а вам нет.
- Кем позволено?- выдохнул я.
- Их собственной совестью. Они свободны менять миры, - повторила она, - а вы как перелетные птички с место на место, тысячи лет и никакого развития. Ну да это не важно. - Летная машина остановилась. - Мы прилетели. Прощай, Даг.
- Ты же всегда любил ходить в одиночестве?
Я остался стоять в снегу и смотрел, как улетает вверх и вправо машина. У меня не было топора, не было пояса, не было ничего, кроме одежды, в общем-то не слишком теплой.
Я прислушался к собственным ощущениям: где-то далеко я "слышал" голос человека. И двинулся вперед.
Только сделав первые шаги я заметил, как ярко светит мне зимнее небо. Так ярко, что надо бежать. Найти то место, что называли мы домом. Пик накрыл меня на поляне, и даже успей я дойти до деревьев, веревки у меня не было. Чувство правильного пути - последнее, что я помню.
Но знаю, что между последним воспоминанием и сознанием был обрыв, и глубокая горная река, и ещё было жаль от того, что потерял путь.
А потом - бесконечное чувство полета над миром. И бесконечная печаль, как у многих других душ, наблюдавших, как земляне изменяли наш мир так, чтобы он не отличался от их погибшего мира. До тех пор, пока все не стали землянами. Даже Исправленные, заигравшись в помощь, оказались выброшены землянами далеко в горы, одичали и стали просто снежными людьми.
Как спасатель, я слышал голос, зовущий на помощь, но ничего не мог поделать. Потому что это был голос нашего мира, нареченного Землей теми, которые считают, что им позволено все.
Они для себя - боги. А мы для них - всего лишь перелетные птицы с обрезанным крылом.
***
Есть такие журналы и книги, где рассказывают о том, что в горах водятся снежные люди, йети; на землю прилетают инопланетяне, а люди могут читать мысли друг друга. Мой сын любит читать такие истории, и потом, когда я прихожу с дежурства в МЧС, рассказывает их мне.
Нынче же он увлекся мифологией, и все говорил о том, как белые боги прилетели со звезд на нашу Землю, нарекли ее Землей, а Солнце - Солнцем, построили города и научили людей ходить по дорогам.
Но дороги, как и города, я не любил. Меня почему-то всегда тянуло в горы, казалось правильным, идти там, где дороги нет, и самому искать свой путь. Хоть и не было шансов найти его в мире, лишенного своего пути.