Больше задерживаться не было смысла и Фар со всех ног бросился к своим мерлокам. Как он завидовал сейчас братьям и всем защитникам, которые, воодушевленные возвращением света стали теснить гатуров. Он чувствовал огромную гордость за них и отца, но в то же время к этому чувству примешивалась печаль за гибель Кенариса. Мерлок понимал, что именно ему придется сообщить трагическую новость Варенису. Фар видел эту немую просьбу в глазах отца. Тому и так было трудно. Он вынужден был смотреть, как на поле умирают его друзья, союзники и при этом казаться невозмутимым. Видеть в глазах своих подчиненных старательно скрываемое чувство обиды и злости и продолжать отдавать приказы, которые принесут пусть меньшее, но тоже жертвы. И при этом стараться не обращать внимания, как груз вины и скорби тяжелой плитой нависает над головой, обещая долгое и мучительное похмелье после опьянения битвой.
Эльфы одну за одной посылали свои смертоносные стрелы. Казалось, ничто не может стереть маску безмятежного спокойствия с этих прекрасных лиц.
Фар в нерешительности застыл, не зная как начать разговор.
***
Громоздкие луки одним своим видом наводили ужас, а то с какой легкостью эльфы оттягивали тетиву, восхищало и пугало одновременно. Варенис, улыбаясь, смотрел, как люди и мерлоки дружно теснили гатуров. Он прекрасно понимал, что это лишь благодаря помощи отца удалось нейтрализовать черное шаманство. И именно поэтому защитники не отступают, а вдохновленные возвращением света, теснят гатуров по правому флангу. Левому флангу было сложнее, но люди и мерлоки и там держались.
Эльф нетерпеливо оборачивался, вглядываясь вдаль, где по его предположению находились мерлоки-шаманы и его отец. Варенис представлял, как Кенарис подойдет и, положив руку на плечо, скажет, как гордиться им.
Но, оборачиваясь, вновь огорченно отводил взгляд.
- Nava Варенис? - окликнул эльфа, неслышно подошедший мерлок.
Эльф улыбнулся, заметив командующего охраной. Варенису было приятно, что именно этого мерлока Нарел обязал охранять эльфов, хоть сам и осознавал всю нелепость и бессмысленность охраны. Как он мог догадаться, в этом смысла не видел и сам Фар. Но заметив, с какой ненавистью тот смотрел на гатурское войско, как зло щурил глаза и прижимал уши, эльф ни разу за все это время не услышал недовольства по этому поводу. И за это был благодарен мерлоку. Фар был похож на своего отца больше, чем младшие братья.
- Да, тае Фар? Что-то случилось?
- Меня вызвал к себе nava Нарел. Я должен выступить со своим подразделением и помочь левому крылу. Ваши стрелы прекрасно сдерживают гатуров на расстояние, а вот Тамму приходиться несладко. И потому я вынужден Вас покинуть, - сказал мерлок и, слегка замявшись, продолжил, - но Вам не стоит печалиться по этому поводу.
Эльф кивнул и, улыбнувшись, спросил:
- А по какому стоит?
Мерлока опустил взгляд и тихо произнес:
- Ваш отец погиб.
Улыбка медленно сползла с лица эльфа.
- Как? - дрожащим голосом спросил Варенис.
- Я не знаю причины. Но, думаю, всему виной шаманство гатуров. - И, сглотнув подступивший комок мешающий говорить, продолжил - Я соболезную.
Эльф кивком поблагодарил мерлока и отвернулся, не в силах выносить сочувствующий взгляд, который словно нож полосовал обнаженное сердце.
- Отец, - прошептал он ветру. И ветер ласково коснулся растрепанных волос, утешая и скорбя вместе с ним.
- Твой полет никогда не прервется, - сказал Варенис и полный решимости взял в руки лук.
- Хис!
И вновь туча стрел сорвалась с натянутых луков.
***
Тысячнику было не по себе. Он видел, как гатур, увернувшись от удара саблей сильно рубанул по лицу Вела. Пушинка бросился к нему, думая, что увидит труп, но к счастью этого не произошло. Более того, мерлок резко вскочив, бросился на гатура, выбил из его рук меч, а подоспевший тысячник завершил дело.
- Ты как? - спросил Пушинка у мерлока.
Но тот, казалось, совсем не слышал вопроса.
- Вел?
Игнорируя слова тысячника, мерлок продолжал стоять, слегка покачиваясь из стороны в сторону.
- Эй, парень?!
Когда человек тронул его за плечо, Вел дернулся и если бы не мгновенная реакция, тысячнику пришлось бы несладко.
- Что это с ним? - спросил подоспевший копейщик.
- Его сильно ударили по голове, - ответил человек, который стоял недалеко. - Вообще странно, как он еще может двигаться.
- Ты видел его лицо?
Мерлок часто смахивал кровь со лба. Рана проходила по всему лицу, безобразно искажая красивые черты. Он стоял словно пьяный, сжимая в руке саблю, и, непонимающе, смотрел на людей. И когда к мерлоку направился тысячник, Вел кинулся на него с криком:
- Мерзкие отродья Тьмы!!
Один из копейщиков подставил мерлоку под ноги копье и тот кубарем полетел на землю.
- В лазарет его! - крикнул Пушинка, подоспевшим ополченцам. И те, положив бессознательное тело на носилки, поспешили в лазарет.
Пушинка протер глаза и поправил шлем. Он смотрел, как прицельно били эльфийские лучники. Редкие стрелы уходили в молоко.
- Когда-нибудь о нас сложат легенды, - с грустной улыбкой сказал тысячник и, перехватив поудобнее меч, стал ждать приближающихся врагов. Ждать оставалось недолго. И человек тихо затянул, так нравившуюся ему еще с самого детства песенку. Когда-то, совсем давно, эту колыбельную пела его мама, когда веселый и озорной карапуз, набегавшийся за весь день и не думал засыпать ночью.
Тихо ступает кошечка-ночь,
В зубках приносит сны.
День, испугавшись, умчался прочь,
Спи, мой сыночек, спи...
Пух от подушки кружит, как снег,
Нас увлекает вдаль,
В небо, где кружево млечных рек,
Словно в ночи вуаль.
Я не уйду... Все страхи прочь,
Спи, мой сыночек, спи.
Ласковой будет кошечка-ночь,
Нежными будут сны.
Гатуры вновь ринулись в атаку, настойчиво проверяя выдержку защитников. Тысячник стоял рядом со своими войнами и не один из них даже не думал сомневаться в стойкости своего командира. Он был своим парнем, выдержанным, в меру строгим и добрым. Хоть его и называли "пушинкой", что могло бы сказать о мягкости характера, но мало кто знал, что прозвище это тысячник получил, когда, будучи еще простым солдатом, по пьяни своим хриплым голосом затянул вот эту самую колыбельную. С тех пор и повелось звать тысячника Пушинкой.
***
Гатуры не ослабляли натиск. Сколько длилась битва? Час? Два? А может день? Сколько?
Глаза застилал пот, но шлем нельзя было снимать. Один мерлок снял и гатурский болт угодил ему прямо в глаз. Меткие стрелки - эти гатуры. Хорошо, что арбалеты долго заряжать... будь они как эльфы, да еще с такого же расстояния, нас бы просто перебили издалека. Зачем пачкать мечи в таком случае?
Вел смахнул пот со лба. Почему его просят снять шлем? Голоса доносились, словно через кисель и никак не складывались в понятные слова.
- Вел!
- Рати? - обратил внимание на нее сын. - Что ты здесь делаешь? Уходи с поля!
- Вел!! - дотронулась до головы мерлока мать, но тот оттолкнул ее руку.
- Dari, ты не в бою. Прошу, сними этот проклятый шлем, мне нужно обработать рану.
В глазах матери стояли слезы, но она настойчиво повторяла и просила сына снять шлем.
- Рану? Какую? Уходи тебе говорю!
Почему так плохо видно? И вновь смахнув капли, Вел наконец-то заметил что пот, который так настойчиво лез в глаза, вовсе не пот, а кровь.
- Где я? - спросил он у матери, удивленно глядя на руку.
- Все хорошо, dari, все хорошо. Ляг. - И успокаивающе провела рукой по мокрой шерсти сына.
Вел неуклюже устроился на спине.
- Терпи. - Сказала она с болью в глазах.
- Я привык к боли, - хмыкнул Вел. Но, почувствовав обжигающий жар лекарственного снадобья, едва смог сдержать крик и тихо заскулил. Было действительно больно.
***
- Как он? - обратилась к хмурой подруге Сирела.
- Спит. - Не отрывая взгляда от сына, ответила Рати. - Рана глубокая, он потерял много крови. Задет глаз, скорее всего он на всю жизнь останется калекой, - и сквозь зубы закончила, - если конечно выживет.
Рати стиснула кулаки и что-то тихо прошипела, но Сирела не смогла разобрать слов.
- Что ты задумала? - безошибочно распознав решительность подруги, спросила она.
- Я не могу и не хочу смотреть, как убивают моих любимых! - прорычала сквозь зубы жена главнокомандующего.
- Но мы не можем ничего сделать!
Рати негодующе махнула головой и прошипела:
- Ошибаешься.
И резко развернувшись, направилась к выходу из палатки, но остановившись, посмотрела на кровать, где лежал ее сын, попросила у подруги:
- Присмотри за ним.
Сирела кивнула, прекрасно понимая, что в таком настроение Рати ничто не сможет остановить. Разве что гномьи панцирники смогли бы попытаться задержать разъяренную женщину, да и те, наверное, испугались бы, увидев решительный огонь в ее глазах.
***
Дрин в неистовстве махал боевым топором. Рядом с таким же ожесточением бились его друзья, находя уязвимые места в доспехах гатурской пехоты. Но теперь рядом не было Парина. Именно его отсутствие Дрин чувствовал, будто всем своим существом. Словно лишился руки или другой части своего тела. Парин призирал и ненавидел щиты и всегда насмешливо глядел на тех, кто прятался за этой "трухлявой доской", как он их сам называл.
- Настоящий гном, - говорил Парин, - не станет прятаться за доской.
А на возражение, что гномы носят доспехи, а, значит, тоже прячутся, Парин отвечал:
- Доспехи - это вторая кожа гнома. Доспехи ведь из чего сделаны? Правильно, из руды, которую мы сами добываем, а вот щиты нет.
И даже тот факт, что щиты, пусть и не полностью, но тоже делают из руды, не мог поколебать уверенности гнома в том, что это недостойная защита.
Дрин мстил гатурам за то, что они отняли у него этого постоянно недовольного гнома, мстил за то, что даже не может взглянуть на тело своего друга, который первый поддержал идею Дрина следовать за Карином. Вызвался, хотя знал на какой риск идет, но именно Парин всегда верил другу и говорил:
- Ты, Дрин, голова, а я все остальное. Разве может тело без головы? Вот и я не могу. Я с тобой.
Но сейчас его не было и "голове" приходилось трудно без своего "тела".
Карин видел состояние Дрина, но не мог ничего сделать. Гатуры перебрасывали все больше и больше арбалетчиков в центр. Они старались связать гномов ближним боем, не давая возможности ни продвинуться вперед, ни помочь флангам.
- Но и назад мы не отступим, - зло думал Карин.
***
Резвый осторожно потрогал правое плечо. Боль не заставила себя долго ждать и острой иглой пронзила руку.
- Сломана, - подумал тысячник. Угораздило же вляпаться, когда каждый человек на счету.
Мерлок-лекарь старался не причинять лишний боли. Он осторожно убирал запекшуюся кровь, но все равно человек шипел, и "оценивал" труды лекаря не с самой лестной стороны, награждая того такими эпитетами, что если бы мерлок знал людскую речь, непременно бы обиделся. Гатурский меч угодил прямехонько в правый наплечник, избежав свидания со щитом, и рука безвольной плеткой повисла вдоль тела. И если бы не подоспевший Тамм, прикрывший тысячника, человеку пришлось бы очень трудно. Резвый даже не успел поблагодарить мерлока, как тот поспешил вернуться на свое место.
- Один - один, - подумал Резвый. Совсем недавно человек спас эту ушастую голову.
- Это ж надо додуматься!! - бурчал человек, пока лекарь бинтовал руку - Ползти на поле, чтобы собирать ножи.
- Я, конечно, понимаю, этими ножечками он ловко орудует. Но чтобы ползти их собирать... Хотя... - хмыкнул Резвый, вспомнив удивленное лицо копейщика, когда перед его носом пролетел нож и отправил во тьму одного прыткого гатура, - Ты бы видел, как он их кидает. Вжух и нет гатура!
Но, резко дернувшись, имитируя бросок ножа, тут же пожалел о своей несдержанности:
- Да сидите Вы спокойной! - возмутился лекарь.
- А ты шевелись! - не остался в долгу человек. - Меня люди ждут.
Тем не менее, человек больше не жестикулировал, а тихо сидел и иногда ругался сквозь зубы, пока мерлок бинтовал его плечо.
- А Тамм все-таки хороший парень, - думал тысячник, - несдержанный конечно, но хороший. И боец хороший.
К Резвому подбежал запыхавшийся дгар и, отдышавшись, доложил:
- Nava Нарел просил передать, что к вам направлено подкрепление. Скоро подойдет nava Фар со своей тысячей.
- Давно пора, - буркнул людской тысячник. - Мало конечно, но пойдет... - и тихо добавил, чтобы не слышали мерлоки - долго что-то nava думал.
- Долго ждать-то еще? - обратился он к лекарю.
- Все, - вытирая руки в тон человеку, ответил мерлок.
Тысячник глянул на труды лекаря. Плечо было аккуратно перевязано бинтом. Он надежно фиксировал руку и боли практически не чувствовалось. Правда и двигать ей было проблематично, но это уже были незначительные мелочи, в сравнение с тем, что рука перестала болеть.
- Спасибо, - буркнул человек.
- Не за что, - в тон ответил лекарь и поспешил на помощь другим.
- Помоги мне, - обратился к дгару тысячник.
Но за то время пока они пытались надеть кольчугу, человек успел несколько раз пожалеть о свой просьбе. Лекарь был куда как осторожнее. Общими усилиями, им удалось облачить тысячника и закрепить щит на руке.
- Щит - это нужная вещь, - сказал человек, похлопав по нему рукой, и отпустив дгара, направился к своим людям.
Нужно было держаться до прибытия подкрепления. А то больно уж туго приходиться... и народу много полегло и мерлоков, и людей.
- Не раскисай! - сам себе скомандовал воин.
Впереди будут еще много смертей. Дай Бош, выкарабкаемся и жить будем. И уж потом и людей помянем и мерлоков, всех помянем. Лишь бы дожить до конца.
Гатуры методично теснили левый фланг, они правильно определили самое слабое место у защитников. Атака за атакой шли нескончаемым потоком.
- Знают же, гады, что долго не продержимся! Нас просто раздавят. Кода еще этот Фар будет? Но надо продержаться. - Зло думал тысячник, глядя на наступающих гатуров.
И выругавшись в сердцах, Резвый и пошел к своим людям.
Гул боевых барабанов доносился приглушенно, но его было слышно. Гатуры сова начали наступление.
***
Фар спешно обходил защитников, нужно было перебраться на левое крыло. Холмы хорошо скрывали маневр мерлокского резерва. Они воодушевленные скорым боем обсуждали будущее сражение. У многих из них на левом крыле были друзья и родные. Конечно они были и на правом, но ситуация на крыле Резвого была хуже и мерлоки боялись за жизни своих близких.
Тысячник часто оглядывался. В голове метались противоречивые мысли. Что они смогут сделать своей тысячей против многих тысяч гатуров? Разве только помочь продержаться чуть дольше. Ведь его мерлоки рвутся в бой, они отдыхали, когда тысячи Тамма и Вела уже бился против их общих врагов.
И я наконец-то Тамма поведаю. Интересно как он там? Успевает "играться" своими ножечками? Хотя человек его, наверное, даже в бой не выпустил. Молодой ведь у него брат еще.
Надежно сокрытая холмами тысяча Фара скорым маршем пробиралась к левому крылу. Их появление уставшие люди и мерлоки восприняли, как чудо. С громким рыком - "За свободу!" - пополнение ринулось на гатуров.
- Наконец-то! - облегченно вздохнул Резвый.
- Nava Резвый, где Тамм? - поинтересовался у тысячника Фар.
- Где-то дальше, на левой стороне фланга.
- Вы его вывели в бой? - удивленное спросил мерлок.
- А почему я его должен был не вывести? Он отличный боец, да и ножечки его не одну шкуру спасли.
Мерлок был приятно удивлен. Значит, он зря сомневался в брате. Надо же? При встречи обязательно похвалю его и отцу расскажу о подвигах младшего брата. Хотя отец никогда не сомневался в Тамме, не зря же он доверил ему тысячу мерлоков.
Помощь подошла как нельзя вовремя, и намечающийся прорыв удалось сдержать и выровнять строй.
***
Арвус спокойно стоял рядом с Нарелом и ждал, пока тот раздумывает над его предложением. Новый план мог перевесить чашу весов на сторону защитников.
Мерлок был удивлен и в тоже время благодарен за совет человека. Он ведь уже был готов послать легких и маневренных котов в заведомо убийственную атаку лоб в лоб с пехотой.
- Но разве такое возможно?
- Только если сообщить гномам. Я долгое время наблюдал за их боем, только им под силу разорвать строй и при этом оставаться убийственной силой.
Нарел сомневался, но все же решился. Каждая минута была на счету и уносила чью-то жизнь, шатая и без того хрупкие весы событий.
- Спасибо, nava Арвус! Вы мне очень помогли.
Рыцарь кивнул и ушел строить своих людей. Не смотря на внешнее спокойствие, ему уже самому надоело оставаться в стороне. Да и люди уже роптали, хоть и очень тихо. Дисциплина - это великая вещь. И гномы это понимают, потому и маневр удастся.
- Дгар, немедленно к гномам. Передай этот пакет, - и протянул посыльному только что написанное поручение.
- Не дай Бош, маневр не сработает, - думал мерлок, глядя, как дгар спешит к гномам. - Тогда их не спасут даже хваленные доспехи.
***
При появлении командора все взгляды были направлены на Арвуса. Хватило одного кивка, чтобы "сонный" лагерь людей оживился. Рыцари собирались быстро, но без спешки. Слуги седлали коней и помогали забраться господам на своих животных. Тихое ржание коней и лязг доспехов - вот единственные звуки, которые разносились по лагерю менитринов. Казалось невозможно в такой ситуации оставаться молчаливым, господа должны гонять своих слуг, ругаться, требуя скорости и расторопности, слуги должны были проклинать сквозь зубы своих хозяев. Но тут было иначе.
В полном молчании построились рыцари, за ними встали сквайры с копьями. Арвус был острием этого закованного в доспехи клина.
Оглянувшись на своих людей, командор дал отмашку и менитрины неспешно двинулись вперед. Нужно было дождаться приказа Нарела о начале маневра.
***
К командующему гномами подбежал мерлок-гонец и почтительно поклонился.
- Что еще? - недовольно буркнул гном. Он не любил, когда его отвлекали от важных дел. Тем более в самый разгар боя.
- Nava Нарел просил передать, - и протянул запечатанный пакет.
- А звезду им с неба не достать?! - возмутился гном, быстрым взглядом пробежав по ровным строчкам донесения.
- Nava Арвус сказал, что только дисциплинированным гномам это под силу.
Гном насупил брови, но любой видящий его понял бы, что тому приятны слова мерлока. Тем более что командор-минитрин признает заслуги подгорного племени. А уж признание того, что только гномы могут совершать такой маневр дорогого стоит. Не так-то просто во время битвы разорвать строй и не попасть под копыта лошадей, да еще и продолжать бой.
- Передай Нарелу, что мы это сделаем.
- Надо собрать сотников, - подумал гном.
Мерлок вновь поклонился и поспешил доставить донесение.
***
Нарел задумчиво смотрел за неспешным расположением рыцарей Арвуса. Менитрины вообще одни своим видом приковывали к себе взгляды, а то с какой легкостью люди двигались в своих доспехах, восхищало и пугало одновременно.
Мерлок понимал, что Арвус предложил самоубийственный план. Но такое отношение к смерти его не устраивало. Нарел не считал ни себя, ни своих мерлоков трусами. Все они боролись за свободу и знали, на что идут. Это знали и менитрины, вот только мерлок не понимал, ради чего они готовы были принести себя в жертву? Их никто не просил о помощи. Да чего говорить, об их существование вообще до сей поры было неизвестно. И эти люди готовы умирать за мерлоков? Из-за этого Нарел не мог не дать им хотя бы шанса на спасение.
- Nava Нарел? Nava Арвус спрашивает разрешение начинать.
Командующий помотал головой. У него отсутствовали идеи, как помочь людям.
Должно же хоть быть что-то? Ведь гатуры не дураки, чтобы не заметить скачущий на них клин рыцарей. Первый ряды просто полягут под арбалетным дождем.
- Nava Нарел, - обратился только что подбежавший дгар, - гномы передали вам это.
И посыльный вручил пакет командующему.
- Это должно получиться, - тихо проговорил он, прочитав донесение, и уже громче добавил, - передай nave Карину, мое согласие.
- Алара ко мне! - крикнул Нарел
***
Алар молча слушал своего командующего. Приказ Нарела ему не совсем нравился. Но ведь приказы не обсуждаются. Он понимал, что на него возложены большие надежды и осознавал, сколько жизней будет принесено в жертву ради этого невероятного плана. Nava Арвус взял на себя самую сложную задачу. Дай Бош, все получиться. Но ошибок быть не может. Это их последний шанс.
Кивнув командующему, мерлок пошел к своим подчиненным. Ему необходимо было сообщить им не только долгожданную новость о вступлении в бой, но и весь риск. Хоть мерлок давно перестали питать призрачные надежды. Они долго ждали этого момента и вот он настал.
***
Варенис, увидев десяток гномов с огромными тюками за спиной, ничем не выдал своего удивления, не пристало эльфу показывать свои эмоции неэльфам, а тем более подгорному племени.
Дгар-мерлок, сопровождавший подземных жителей, передал пакет командиру лучников. Эльф, пробежавшись глазами по строчкам, усмехнулся про себя: "Ну что ж, вот и проверка тебе, Варенис. Посмотрим, какой ты командир".
Гномы между тем, деловито сновали между лучниками, раздавая пучки Дум-травы. Эльф слышал о запасливости гномов, и сейчас убедившись в этом, отдал должное мудрости этих грубых, но прямодушных и необычайно храбрых созданий.
Хоть эльфы и гномы не считались врагами, но особой симпатии друг к другу не питали. Возможно, всему виной были какие-нибудь разногласия в далеком прошлом, а может, было трудно ужиться подгорному народу, кто большую часть времени находился под землей, общаясь с неживыми камнями с теми, кто не видел смысла в жизни без прекрасных лесов.
Варенис не знал причин, побудивших этих упертых созданий согласиться выставить своих панцерников. Тем более, чтобы те согласились применить что-то из своих арсеналов кроме секир и боевых топоров. Любой бы понял, что эту Дум-траву гномы запасли не для эльфов. И все этого говорило о многом. Хотя бы о том, что выгода будет значительно большей, чем затраченные усилия. Гномы никогда не оставались в проигрыше. Наверное, это тоже прибавляло веса к тому, почему эльфы и гномы не особенно ладили.
***
- Все поняли? - Карин посмотрел на своих сотников, те согласно закивали, нетерпеливо теребя бороды.
- Я пойду, - сказал дородный гном, отличавшийся даже среди своих собратьев шириной плеч. Следом раздались возгласы: "Чем я хуже?!", "Я пойду!". Никто не хотел остаться в стороне и прослыть трусом.
Карин поднял руку, крики прекратились.
- Хорошо, Гвискар, бери свою сотню, вы пойдете.
Дрин молча вышел вперед. Весь его вид говорил об упрямой решительности, и вряд ли нашлась сила в мире, которая смогла бы его удержать.
Карин стиснул зубы. Зря он забрал его с собой, в надежде, что тот не наделает глупостей. В бою у него голова хорошо работала, и отвлекаться ему было некогда, а тут... ишь, делать нечего, и лезет куда не просят. Не пущу!
Гном помотал голова, глядя Дрину глаза. Здесь не нужны были слова. Да, Дрин и Парин были и его товарищами. Он понимал, что для Дрина, потеря друга была несовместима с жизнью. Но нет, не сейчас!
- Карин, - тихо сказал Дрин.
Лучше бы он этого не говорил. В голосе его товарища уже не было жизни. Его товарищ решил для себя все и был готов идти до конца. Видит Первый Отец, я пытался!
Командующий гномов кивнул и, повернувшись к остальным, сказал:
- А вы не мешкайте, кто не успеет, того затопчут. - Отведя взгляд от застывшего гнома, стал объяснять тысячник. - Не завидую я гатурам, уж больно сокрушительно мощь у людских рыцарей.
В ответ командиру послышались лишь усмешки: да когда гномы подводили-то?
- Гвискар!!!
Широченный гном обернулся.
- До встречи в палатах Первого Отца. Пусть путь твой будет славным, а память о тебе вечной, брат!
Карин положил руку на плечо гнома и посмотрел ему в глаза. А после каждый из сотников повторил это действие и слова. Прощание было недолгим.
***
Алар неуверенно подошел к палатке жены главнокомандующего и был чуть не сбит с ног, вылетевшей Рати. Следом выбежала Сирела, но, увидев Алара, остановилась. Лицо командира "Боевых котов" было очень удивленным и ошарашенным, и выглядел он настолько комично, что мерлочка не выдержала и рассмеялась. Алар опомнился, и сказал:
- Сирела, я хотел увидеть тебя. Мы уходим, и кто знает, свидимся ли вновь...
Мерлочка мгновенно всё поняла, и бросилась на грудь возлюбленного.
Они стояли, обнявшись, и никто не смел нарушить хрупкую тишину, которая словно плащом окутывала влюбленных. Казалось, не было ни битвы, ни смертей, не было стонов раненых, ни умирающих. Что все это просто страшный ночной кошмар, который кончился, так и не успев развернуться во всю свою пугающую мощь. Ведь над ними так ярко светит солнце, которое будет светить всегда. А Тьма осталась позади, в том ночном кошмаре. Они будут вмести и ничто, и никто не сможет их разлучить.
Сирела обняла любимого изо всех сил, и, глядя ему в глаза, тихонько попросила:
- Вернись живым! Я прошу тебя...
***
В палатку Нарела Рати влетела разъяренной фурией, стража не посмела её остановить.
- Нар?! - крикнула мерлочка, - я так больше не могу! Я не могу просто сидеть и смотреть, как мои сыновья гибнут! Ты знаешь что Вел страшно ранен?! Он сейчас в госпитале, я боюсь за его жизнь.
- Нарел, я хочу разорвать того гатура, который это сделал... нет... всех их... до одного...
Голос женщины, то срывался на крик, то переходил на еле слышный шепот, а к концу этой возбужденной речи он задрожал, и дальше было слышно лишь неразборчивое бормотание и всхлипы.
Нарел обнял жену и, поглаживая по голове, сказал спокойным, ровным голосом:
- Рати, успокойся. Это война. Даст Бош, победим мы, а не гатуры. Я бы очень хотел, чтобы не было смертей, но жертвы неизбежны. Ты должна гордится Велом, ведь он пролил кровь за свой народ. И поверь мне, это не напрасно. Каждый из нас нужен на своем месте. Сейчас ты нужна там, рядом с ранеными. Ты должна дать им понять, что веришь в победу всем сердцем, что гордишься своим сыном и всем своим народом. Вытри слезы, ты моя жена, мерлоки смотрят на тебя, и я хочу, чтобы они видели тебя спокойной и уверенной в себе. Видели такой, какой я увидел тебя впервые. Они должны верить, что мы победим. Особенно там, в ополчении, если слабые духом начнут роптать, может начаться паника. И только ты сможешь этого не допустить.
Он мягко поднял за подбородок лицо Рати и, посмотрев в глаза, произнес:
- Ты мне нужна Рати, очень нужна... мне и всем нам.