Валентинович Виктор : другие произведения.

В смуту X X I века

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  ПРЕДИСЛОВИЕ
  Век социальных революций и тоталитарных режимов завершается. Начинается век межцивилизационных перестановок и тотальных смешений.
  "Привычные" кризисы войн и революций будут постепенно вытеснены из центра внимания человечества новым, давно не виданным и не переживавшимся кризисом - кризисом идентичности. Современный постмодернистский хаос в умах станет хаосом жизни.
  Все станет зыбким: государство, его законы и границы, ценности, расстояния... Подобные и иные кризисы идентичности историческое человечество переживает раз в пятисотлетие, как например, в I, VI, XI, XVI веках. XX век худо-бедно продолжал линию рационалистического мировоззрения, идущего из эпохи Возрождения. Но в XXI веке, во второй половине, эта линия прервется, просто растает в хаосе всесмешения...
  Кто мы, с кем мы, откуда и куда идем, что ждет нас?
  На эти вопросы автор книги дает ответы в сценариях мирового, регионального и странового развития. В основе построения сценариев острые, четкие вопросы, интуитивная логика, воображение и фантазия. Но сценарии вырастают не из произвола субъективного восприятия, их почва - это практически еженедельно, вот уже в течение тридцати лет, пополняемая и увязываемая база собственных знаний о политических, экономических, общекультурных, идеологических, социальных процессах. Параллельно автор разрабатывает историологическую теорию и соответствующий ей метод.
  Впрочем, книгу можно читать и не вникая в смысл теоретических вопросов, просто как публицистику, начиная с любого из ее очерков.
  Введение:
  ЭКСКУРСЫ В ТЕОРИЮ И ПОПЫТКА ИЗ ОБРАЗОВ СОСТАВИТЬ ПОНЯТИЯ
  ДРЕВНИЕ ОРАКУЛЫ КАК РАЗРАБОТЧИКИ СТРАТЕГИЙ
  
  В античном мире предсказания оракулов были, как и сами оракулы, авторитетными центрами всей политической жизни. Они давали священную санкцию всем сколь-нибудь значимым политическим решениям. А самый авторитетный оракул, Дельфийский, фактически управлял великой греческой колонизацией VIII-VI веков до н.э. Он же координировал и направлял в V веке борьбу недружных между собой греков в победоносной войне против персидской державы.
   Дельфы соединили в себе два культа - культ Аполлона и культ Диониса: "Оценки ученых в отношении вакхического влияния на процедуру прорицания в Дельфах неоднозначны. О.Буше-Леклерк полагал, что пророческий экстаз пифии ведет свое происхождение от Диониса, который предшествовал Аполлону в Дельфах. На особую роль вакхического влияния указывал, вслед за поздними мифографами, Э. Роде. По его мнению, экстатические прорицания пришли в Грецию с культом Диониса, который и определил характер мантической процедуры в Дельфах. Автор вслед за Ф. Ницше подчеркивает различие между "рациональной" религией Аполлона и "иррациональной" религией Диониса" (О.В. Кулишова).
  В начале ХХ в. преобладающей стала "точка зрения, согласно которой, экстатический характер дельфийских пророчеств, так же как и источник использования женских уст в процедуре прорицания, не должен объясняться влиянием культа Диониса. Классическое обоснование такого взгляда дает в своей работе "Греки и иррациональное", ставшей в некотором роде хрестоматийной по данному кругу вопросов, Э. Р. Доддс. Он подчеркивает различие в характере аполлоновского пророческого вдохновения, которое имело целью знание будущегоили настоящего, и дионисийского безумства, в котором мантический момент отсутствовал или, во всяком случае, являлся подчиненным, а также отмечает, что пророческий дар - редкое свойство избранных личностей, дионисийский же опыт - коллективный и, напротив, "распространяется как эпидемия". Кроме того, по мнению исследователя, разнились не только цели, но и методы этих двух типов вдохновения: два важнейших аспекта в культе Диониса - использование вина и религиозного танца- не имели места в аполлоновском экстазе" (О. В. Кулишова).
  Более точным определением пророческого состояния пифии будет не "экстаз", а "просветленное созерцание", основанное на анализе огромной информации, поскольку разнообразные советы пифии точны в деталях "известного" и очень осторожны в оценке "вероятного". Советы пифии в отношении новых колоний и действий в ходе греко-персидских войн не только чрезвычайно рациональны, но и дипломатичны в самом высоком значении этого слова.
  Авторитет Дельф был высок не только среди греков, но и финикийцев, фракийцев, лидийцев, римлян, да и "врагов" - персов. Греческая культура обязана своим величием Дельфам не меньше, чем Афинам и Спарте. А.Дж.Тойнби, определивший беотийцев (а Дельфы находятся в Беотии) "беотийскими свиньями", глупыми и ленивыми, был неправ. Он явно увлекся, стремясь подогнать историю под свою схему "вызов-ответ".
  Необходимо отметить также, что древнеримские оракулы были почти столь же авторитетны в своем обществе, как и древнегреческие в своем. Например, Цицерон утверждал, что "право, связанное с авторитетом авгуров, является величайшим и важнейшим в государстве", а римский закон гласил: "Государственные авгуры, интерпретаторы воли Юпитера Всеблагого Величайшего, на основании знамений и ауспиций да узнают грядущее... и хранят Город, поля и храмы свободными и освященными. И все то, что авгур объявит неправильным, запретным, порочным, зловещим, да не будет выполнено и свершено; кто ослушается, да ответит головой".
  Важно помнить, что авгуры, как и пифии, прорицали не в состоянии помрачения сознания, а в состоянии просветленного созерцания: "Действительно, античные авторы рассказывают, что в высшей точке Капитолийского холма, известной как Arx, находилось специальное место для ночных наблюдений авгуров за звездами, называвшееся auguraculum или auraculum. Это было открытое освященное место, огражденное кольями, копьями, досками и холстом, в центре которого ставилось специальное кресло, что-то вроде царского престола. Отсюда с полуночи и до рассвета авгур вел свои наблюдения за звездным небом, дабы на следующий день доложить сенату и народу о благоприятных или неблагоприятных знамениях для проведения народного собрания, судебных разбирательств, общественных жертвоприношений или иного общеримского мероприятия. Конечно, помимо звезд авгур учитывал и другие знамения типа полета птиц, ударов молний, комет и т.д., но все же в ночное время, когда птицы спят, удобнее было наблюдать именно за звездами" (Л. Л. Кофанов).
  Вокруг Дельфийского святилища еще в архаические времена сплотилась сильная конфедерация (Пилейско-дельфийская амфиктиония). Пифийские игры, собиравшиеся под эгидой оракула, были не только самыми популярными после Олимпийских игр спортивными состязаниями, но и агонами певцов, поэтов и музыкантов, тем самым воплощая идею аполлоновой гармонии и мудрой умеренности. Семь великих мудрецов до-классической Греции были призваны и приняты Дельфийским святилищем, один из девизов которого: "Познай самого себя", высечен в камне и истории мировой культуры.
  Но христианство на время отказалось от этого великого творения античной культуры. Христианством было отвергнуто само мироощущение, основа и среда для общественного авторитета и творческой эффективности оракулов. Ведь будущее для христианина - это Провидение Божье, непознаваемое, как сам Бог и апокалиптичное, с завершающим историю Страшным Судом и Концом Света. Предсказывать здесь ничего не надо, надо готовиться и ждать.
  Христианство, родившееся в условиях саморазрушения античной цивилизации, воплощая свою миссию, заморозило великие достижения Античности, среди которых был и институт оракулов. Тем самым оно сделало необходимое и благое дело, законсервировав и сохранив многие из этих достижений. Иначе судьба Античности повторила бы судьбу всех других великих цивилизаций, канувших в Лету и оставивших от себя лишь мертвые фрагменты, встроенные в новые и чуждые культуры, так, например, как античные философы были встроены в арабскую культуру. Античность же действительно возродилась, сначала дионисийской Готикой, потом - аполлоновым Ренессансом.
  ИДЕЯ ИСТОРИИ
  
  Что в идее современного оракула общего с оракулами древности?
  Конечно, это не внешнее подражательство священнодействиям пифии и авгуров.
  Это ремифологизация сознания современного человека, его способность не только воспроизводить интуитивные образы, но и создавать видение прошлого и предвидение будущего, как подлинную реальность мифа, а не игровую реальность сказки или пьесы. Ведь миф - это сказка, в которую верят взрослые, а точнее, воспринимают значимые для них вещи через призму мифологических символов-архетипов.
  Архетипами исторического сознания и логики самой истории являются изначально видимые коллективным мифологическим сознанием, но только сейчас приоткрываемые наукой истины (подробнее смотрите в приложениях):
  1. Нация является живой личностью, а физически и структурно - общиной. Понятие "нации" тождественно или очень близко понятиям "Бог Живой" и "национальный дух".
  Основным субъектом истории является национальная община. Это Личность, которая локализована в пространстве личностным воплощением коллективного сознания. В коллективном состоянии постоянно пребывают какие-то "отделы" мозга включенных в общину людей. Мозг одного человека инициирует наше индивидуальное Я, мозг многих людей инициирует Я Общины, столь же реальное, как и то, что мы воспринимаем как свое собственное Я.
  2. История является служанкой Эволюции и имеет 12288летнюю продолжительность. Форма ее S-образна (в графике "времени-силы"). Учение о Софии как "материи Бога" (Я.Беме) и "матери Бога" (Вл. Соловьев) можно интерпретировать как учение о 12288-летнем S-скачке, нацеленном на революцию вида.
  Этот 12288-летний отрезок является временем естественного эксперимента, периодом становления нового вида. Можно сказать, что S-переход является историей революций на службе Эволюции. Например, пройдя через такую революцию, неандерталец всего за несколько тысяч лет преобразовался в кроманьонца.
  В I четверти S-перехода произошло рождение национальной общины, основанной на живом языковом единстве, но в это время власть квазиобщины доминирует над человеком через племенную общину как субъект квазиобщины. Иудейский символ окончания I четверти - это изгнание человека из рая.
  Во II четверти возникла (прошедшее время использовано потому, что практически все нации к настоящему времени завершили вторую четверть своей истории) техническая цивилизация, которая не может развиваться без специализации и разделения труда между людьми и большими группами людей. А объединяет людей, разъединенных специализацией, именно сложившаяся в начале II четверти национальная община, имеющая в основе своего единства язык и веру в Бога. Иудейский символ окончания II четверти - это потоп, Ноев ковчег и прощение Богом ранее проклятой им земли.
  История III четверти - это история утверждения национальной общины во всех областях жизни нации. Иудейский символ начала III четверти - это неудача со строительством Вавилонской башни, как символа пирамиды квазиобщины (пирамиды племенных общин).
  В IV четверти, по-видимому, дискурсивное мышление и моральные ценности станут биологически наследуемыми.
  3. История змеевидна и состоит из "вставленных" друг в друга синусоид циклов-сезонов, начиная с 3-летнего, затем учетверяясь в 12-летний, затем в 48-летний, потом в 192-лет-ний, в 768-летний и, наконец, в 3072-летний. А в основе исторического циклизма находится 9-месячный первоэлемент, квант, временной период развития человеческого плода в материнской утробе. Мифологические системы любят изображать змей и драконов, и основа этой символики - Змей Времени.
  3072-летний цикл ("макроцикл") - это цикл активности национальной души (коллективного бессознательного нации-общины?) или цикл активности нации в ее теологических основах. Для этой души не суть важно, сильна нация или нет, для нее важно другое - насколько многообразна среда обитания человека, насколько она способствует революции вида. Поэтому национальная душа не стремится предотвратить страдания, бедность и унижения нации и составляющих ее групп людей, если эти страдания, бедность и унижения прибавляют ей опыта.
  В отличие от "S-перехода" и макроцикла, определяющих только переходные процессы генезиса нового вида, "большие", т.е. 768-летние, циклы - это циклы всей жизни общины, включающей не только периоды роста, но и периоды стабильности и деградации, и имеющей более приоритетной задачу приспособления, а не развития. В процессе этого волнообразного движения национальная община приспосабливается к внешнему окружению. "Волнообразность" также стимулирует постоянную конкурентную борьбу наций между собой.
  768-летний цикл - это цикл развития и угасания общинной личности (духа или коллективного сознательного) нации-общины и одновременно цикл роста, закоснения и разрушения "материального" могущества нации.
  В "среднем", т.е. 192-летнем, цикле нация движется от гармонии к реформированию (динамизации), затем к кризису и, далее, к озарению (восстановлению гармонии). В отличие от большого цикла, определяемого как "цикл жизни" национального духа (конкретной его формы), средний цикл является циклом активности национального духа, а можно сказать и так: циклом настроения национального духа.
  4. В основе исторического развития лежит процесс саморазвития, фрактализации в течение 12288 (30724) лет четверичного теологического кода, тождественного Основному Догмату христианства (Троице), в конфликтном взаимодействии с дьяволом (а с ним это уже Четверица). Для Пифагора, великого вероучителя древности, основной мирообразующей цифрой являлась Четверка, а для Платона - Тройка. Анализ глубинных психологических содержаний Троицы и Четверицы дан К.Г. Юнгом.
  Архетип Троицы проявился уже в религии Вавилонии, но яркое и полное воплощение он нашел в Египте середины третьего тысячелетия до н.э., то есть за две с половиной тысячи лет до возникновения христианства.
  Правда, полноту жизни, по Юнгу, выражает не Троица, а Четверица, или Троица, дополненная неким темным началом, изгнанным из нее морально ориентированной религией. Крест, по Юнгу, в отличие от Основного Догмата, включает и это четвертое начало. Троице, по Юнгу, не хватает дьявола, так как "дьявол - тень Бога, которая обезьянничает и подражаетему, antimimon pneyma (подражающий дух) в гностицизме и греческой алхимии. Но он "князь мира сего", в тени которого человек родился, обремененный пагубным грузом первородного греха, совершенного по подстрекательству дьявола... Троица именно в силу своего умопостигаемого характера выражает необходимость духовного развития, требующего самостоятельности мышления. С исторической точки зрения, мы видим это устремление работающим прежде всего в схоластической философии, а философия эта была тем предварительным упражнением, которое только и сделало возможным научное мышление современного человека".
  Код-субъект "тео" работает как основная программа преобразования современного человека, т.е. кроманьонца. Революция вида происходит через фрактализацию этого кода, его воплощение в институтах общества, в событиях национальной истории, а, ближе к концу, после "экспериментальной проверки" воплощенных в истории идей, этот код всего в течение нескольких десятков поколений перестроит и генетическую программу человека (образуется новый вид).
  Поэтому история - это отчаянная гонка наций, первыми стремящихся достичь финиша, чтобы именно свой вариант тео-логического кода сделать общечеловеческим и наследуемым.
  Главное, что в истории есть внутренняя цель и внутренняя логика, мягкий, но неумолимый закон - закон совершенствования вида. Корневой интерес у теологического кода-субъекта- это создание максимально разнообразной среды для развития нового вида. Этот код можно назвать антропологическим, в отличие от кода "телео" - этноцентрического.
  5. В основе пространственного бытия и силы нации лежит другой четверичный код, самораскрывающийся и фрактализирующийся в течение 768-летнего цикла. Этот код, который можно назвать телеологическим (поскольку он направляет и концентрирует силы нации), задает соотношение между идеальной личностью (героем) народа; принципами социализации этого народа, т.е. основной формулой соединения людей в более-менее обозримую чувством и сознанием социальную группу; основным правовым и государственно-устроительным принципом; а также некоей антиценностью, кодом смерти данной нации. Этот телеологический код (код "телео") рисует физиономию нации, является ее личностным кодом, раскрывающимся как характер народа.
  Например, у русских это "Воля-волюшка" - "Святая Русь" - "Строгий царь" и "Комплекс Покоренного", у греков "Одиссей" - "Экклесия" - "Партикуляризм" и "Комплекс Преступника", у римлян это "Эней" - "Комиция" - "Универсализм снизу" и "Комплекс Изгнанника".
  Это основные пять архетипов, определяющих логику истории. Они, правильно соотнесенные между собой, подобны увеличительным стеклам, вставленным в телескоп. Но для того, чтобы видеть через этот телескоп, необходимо еще и специально тренированное зрение. Глаз исследователя должен уметь видеть невидимые, интуитивные реальности, как их умеет видеть коллективное сознание общины.
  Примечательно, что коллективное сознание самых разных народов несет в себе представления о 12, 50, 100, 800, 3000, 12000-летних циклах в том или ином приближении (48...50...52 года, например). Но мимолетно взглянем только на календарь далеких майя, о которых труднее сказать, что их космогония оказалась результатом влияния какого-то идейного центра, в чем обычно "подозревается" любая из евразийско-африканских культур:
  "У майя было два календаря. Согласно первому, "священному" календарю, который назывался цолькин, в году насчитывалось 260 дней, согласно второму (его называли хааб) - 365 дней... Итак, "священный" майяский год цолькин продолжался всего 260 дней. Почему? Хотя майяская календарная система привлекла к себе интерес ученых всех стран мира, они еще не ответили на этот вопрос. Наиболее правдоподобное объяснение предложил один из известнейших современных американистов Леонард Шульце-Йена. Он связал продолжительность цолькина с нормальным периодом беременности (929 дней), то есть временем, которое проходит от зачатия до рождения ребенка" (М. Стингл).
  "Итак, мы знаем два майяских года - хааб и цолькин. Однако у майя, живших под настоящим диктатом календаря, многие обряды были связаны с цолькином и хаабом в их взаимной зависимости. Обычно американисты сравнивают два этих календаря с двумя зубчатыми колесами, из которых водном 365 зубцов, а в другом - 260. При вращении зубцы последовательно соприкасаются друг с другом. Для того чтобы какой-то зубец малого колеса и соответствующий зубец большого колеса вновь сошлись, необходимо определенное число оборотов обоих колес. А именно 52 оборота большого и 73 оборота малого колеса. Если мы помножим цолькин на 73 или хааб на 52, то получим 18980 дней. Таким образом, мы видим, что майя использовали те же пятидесятидвухлетние циклы, которые были приняты у ацтеков. Ацтеки, а возможно, и другие высокие культуры доколумбовой Мексики, вероятно, заимствовали этот большой цикл у майя" (М. Стингл).
  ИСТОРИЯ И ЭВОЛЮЦИЯ
  Из идеи истории логически вытекает идея эволюции, по крайней мере в ее антропологическом аспекте (подробнее смотрите в приложениях).
  Основным субъектом эволюции человека, по крайней мере, в последние 400 тысяч лет, была община: сначала родовая община (до 40 тыс. лет до н. э), потом племенная (40-8 тыс. лет до н.э) и, наконец, национальная (с 9-8 тысячелетия до н. э.).
  Согласно нашей историологической гипотезе, община имеет не только характер системы, функционирующей в собственных, определенных этой системой циклах, но еще и облечена субъектностью (волей). Основной цикл общины - 768-летний, состоящий, в свою очередь, из 192- 48- и 12-летних циклов. Но это в устойчивом неразвивающемся состоянии. Если же община входит в режим революции (перехода к новому качеству), то включаются механизмы 3072-летнего цикла и 12288-летней
  S-кривой.
  Поэтому эволюция - это не только непрерывный процесс постепенного развития, имеющего восходящий и/или приспособительный характер, но еще и процесс функционирования без развития, кризиса при столкновении не увязанных между собой систем, разрушения и смерти одних систем и запуска S-образного процесса революционного перехода из одного качества в другое в более удачливых, умных и сильных системах.
  Биологический скачок в совершенствовании человека как вида происходит в течение 12288 лет. Совершенствование человека происходит в конкретной (физической) общине, которая является неким самодостаточным первоэлементом ("первоареалом") вида, ведь отдельный человек не является самодостаточным даже в биологическом (воспроизводство) смысле, и, тем более, в социальном.
  В процессе S-перехода из разрушенных элементов бытия, из хаоса, складывается новый космос, осознающий свое системное единство и эффективно противопоставляющий достоинство высокого порядка (в космосе) достоинствам максимума возможностей (в хаосе).
  Человек как вид в период господства космоса не развивается или развивается медленно (сам является космосом). Он не развивается и во время хаоса. Только во время S-скачка человек развивается сначала как культурный феномен (как личность, воля, как член общины), а потом, ближе к концу (в четвертой четверти пути по S-кривой), изменяется и биологически.
  Смысл этого механизма (сначала накопление культурных изменений и только в конце - генетический скачок) в том, что в течение первых трех четвертей S-кривой происходит опробование и шлифовка изменений перед передачей их в золотой генетический фонд.
  Коротко цепочку развития можно представить таким образом:
  1. За 400-200 тысяч лет до настоящего времени община и ритуал в своем саморазвитии родили жестовый язык, чем существенно улучшили и усложнили процесс производства и на порядок усложнили мир образного сознания человека, его память, сложность и гибкость реакций на окружающую среду.
  2. В 200-40 тысячелетиях до н.в. совершенствование общинно-ритуальной деятельности продолжилось теперь еще и на основе развития голосового языка, имеющего много преимуществ по сравнению с языком жестов.
  Произошла не только стандартизация и многократное усложнение производственной и иной деятельности человека, не только усложнение и увеличение объема памяти, но и начался отрыв ритуальной сферы от непосредственно производственно-деятельной сферы, а непосредственно-деятельная физическая община была надстроена еще и более широкой символьной общиной, позже (в конце этого периода) породившей многочисленные варианты племенных общин.
  Исходя из идеи о том, что первобытное общество более продуктивно рассматривать не от эмоций, переживаний, представлений и мыслей человека, а с точки зрения целей и мотиваций общины, но не как системы индивидуумов, а как цельной личности, субъекта, мы получили новую схему развития человеческого общества и человека как вида. Причем, схему, прозрачную для критики, более того, своей конкретностью провоцирующую критику.
  В первобытном родовом обществе индивид обладает физической реальностью, но реальности сознания и субъектности он почти лишен. То, что физически мозг принадлежит индивиду, ничего не меняет, этот мозг имеет два сознания, одно из них (большое) не принадлежит человеку и является частью общинной личности, другое (маленькое), принадлежащее человеку-индивидууму, подчинено первому. И лишь в процессе развития племенной общины, основанной на символьном единстве, индивид начинает понемногу "открывать свои глаза", а его Я расширяется и обретает некоторую свободу и самостоятельность.
  Под этим углом зрения становятся видимы основные движущие силы великой революции, сначала превратившие человекообразную обезьяну в дикаря, а дикаря в личность; превратившие стадо в род, род в племя, а племя в нацию.
  Род, как устойчивая община, по-видимому, сложился и стал доминирующим типом общества уже 400 тысяч лет назад. В это время уже существовал ритуал, который стал видимым проявлением личности родовой общины. Ритуал все усложнялся, приводя к усложнению общины и ее жизни. Ритуал повысил восприимчивость общины и ее приспособляемость, став такой системой культурного приспособления.
  Самоусложнение ритуала стало прежде всего следствием вызванного им же ослабления биологических автоматизмов: чем более ослаблялось действие инстинктов, тем больше востребовались формируемые ритуалом "условные инстинкты", навыки и привычки, которые все больше вытесняли инстинкты природные. Совершенствование орудий труда в процессе ритуала, создание первых жестовых слов и, как следствие, развитие руки и памяти, положили начало уже за 250 тыс. лет до н.в. быстрому развитию языка как такового, который примерно 100 тыс. лет до н.в. был уже сложным голосовым языком. Примерно к этому времени первобытное общество сложилось как общество родов, имеющих в своем составе несколько десятков человек, и связанное с другими родами отношениями обмена людьми (межродовыми браками).
  3. Но 100 тысяч лет до н. в. (не важно чуть позже или чуть раньше, даже если это "чуть" - 20-30 тыс. лет) наступило очередное великое похолодание, ледник постепенно закрыл большую часть Европы. Возможно, этот катаклизм вывел первобытнородовое общество из состояния устойчивого равновесия, породив волны переселений и обострив борьбу за выживание.
  Был приручен огонь (надо греться!), возросло количество контактов между родами, между людьми разных родов (в войнах, в перемещениях, в поглощении одних групп другими), охота на зверя становилась более сложной и требовала сложной и четкой координации между людьми.
  Все это привело к взрывному росту в развитии языка, в том числе и как средства межобщинного взаимодействия и общения. По-видимому, уже 60-80 тыс. лет назад возникли квазиплеменные общины - общины, в которых субъектами единения были составляющие ее роды, а не сама племенная община, а язык становился общим для всего "квазиплемени".
  60-40 тыс. лет назад началась революция перехода от родовых общин к племенным общинам. В племенной общине, в отличие от общины "квази", субъектом объединения была сама суперобщина, а не составляющие ее родовые общины.
  В племенной общине впервые произошло отделение общины от места и времени, но личность общины оставалась некоей цельностью. Я-племени - это сознание, хоть и проецируемое из мозга составляющих общину людей, но живущее и перемещающееся во времени-пространстве реально, подобно шаровой молнии. Иначе говоря, Бог - это не символ и не проекция только, это Бог Живой. Это горящий куст Моисея и Нечто, боровшееся ночью с Израилем. Таковы и языческие боги.
  Основой племенной общины стал специализированный религиозный ритуал, отделенный от любой другой деятельности и востребовавший вместо непосредственного физического сопричастия сложнейшую систему мистических символов, а позже, после формирования квазинаций (племенных объединений) востребовавший и мифологию как цельную, увязанную воедино мифологическую систему, созданную племенными общинами (богами - не людьми).
  В отличие от родовой общины, в основе племенной супер-общины - не физическое присутствие и единый естественный ритуал действия, а специальный мистический (религиозный) ритуал и языковое единство.
  4. Национальная община, в отличие от племенной, начало развития которой было положено примерно 10 тысяч лет назад, опирается на религиозный ритуал, не на язык как таковой, а на некие находящиеся в языке ценности и структуры - метаструктуры ("мыслеформы") и веру, каковая есть чувство личной ответственности перед Богом, основанное на чувстве любви и договоре между Богом и человеком, на ответственной свободе личности.
  Возможно, что Троица-Четверица, выполнявшая в племенном общинном организме лишь второстепенные функции, стала структурной основой нарождающегося организма национальной общины, оттесняя на обочину архетипы "Антропоса" - "Матери" - "Ребенка", перекодированные в обесчещенного "Адама- Ноя", печальную "Еву - Марию" и жертвенного "Авеля - Христа".
  Революция национальных общин подробнее рассмотрена в "Идее истории".
  АРСЕНАЛ СОВРЕМЕННЫХ ПОДХОДОВ
  К СТРАТЕГИЧЕСКОМУ УПРАВЛЕНИЮ
  Двенадцать стратегических школ (11+1)
  Создание умения видеть интуитивные реальности, причем не в религиозном созерцании, а в философско-научном, задействующим способности не коллективного, а индивидуального сознания, стало осознанной или неосознанной задачей многих историков и философов ХХ века (Э. Гуссерль, В. Дильтей,
  О. Шпенглер, А. Дж.Тойнби, М. Блок, Ж. Ле Гофф и др.), а также теоретиков и практиков интуитивных школ стратегического менеджмента (Й. Шумпетер, Г. Саймон, Г. Кан, П. Вак и др.).
  О стратегах, создавших наиболее адекватный синтез практического опыта и научных знаний, поговорим подробнее. За более чем сорок лет развития стратегического менеджмента сформировалось одиннадцать школ. Позиционируем эти школы по осям:
  1) основная целевая установка - от исключительной установки на адаптацию ко внешней среде до установки на полное преобразование среды;
  2) основная когнитивная установка - от чистого логизма до полного интуитивизма.
  Коротко опишем сущность и позицию каждой школы:
  1. Три школы "ядра", кроме школы обучения, решают частные задачи стратегического менеджмента и подарены ему гуманитарными науками. Они имеют скорее не действенный, а познавательный характер.
  Школа обучения ("тренер"), правда, пытается создать общую концепцию стратегического менеджмента, но является, как видно и из названия, также преимущественно познавательной концепцией, основанной на вере в то, что знание - сила, что руководству необходимо и достаточно нацелить организацию на самообучение и познавательную активность. В результате организация сама начнет вырабатывать стратегию, более или менее адекватную в зависимости от способности главного менеджера выполнять педагогические предписания обучающей школы.
  3. Школа власти ("дипломат") акцентирует внимание высшего руководства на управлении политическими коалициями внутри организаций и участии в коалициях вовне. Стратегия при таком подходе становится взаимодействием между людьми и группами людей, основанном на умении убеждать, переговорах, политических играх вокруг интересов, взглядов и стремлений, а часто является прямым управлением конфронтацией.
  4. Когнитивная школа ("психолог") пытается найти ключ к разгадке процесса формирования стратегического видения. Здесь ею найдено много интересного. Обнаружены и описаны психологические фреймы, схемы, карты, обусловливающие интерпретацию ситуации; фильтры, мешающие правильной интерпретации; психологические клапаны, блокирующие важную информацию. Но в целом в рамках этой школы не получено выводов, далеко выходящих за рамки простой наблюдательности и здравого смысла.
  5. Школы "мякоти" создают тело стратегического менеджмента в его предмете, концептуальном охвате и методологии.
  Исходной школой стратегического менеджмента, претендующей на всеохватность, является школа моделирования (другое название - школа дизайна). Школа моделирования ("строитель") организует высший менеджмент организации на создание уникальной, ясной, простой и четко определенной стратегии. Здесь проводится тонкое различие между интуитивным и формализованным подходами. Интуитивный подход преобладает в самом начале, при формировании целей, и в конце, впроцессе оценки стратегии как ясной и простой. А формализация составляет содержание процесса формирования стратегии между ее двумя крайними точками от начала до конца.
  6. Предпринимательская школа ("артист") близка к школе моделирования. Ее "изюминка" в особом внимании к индивидуальности, уникальности стратегического видения лидера организации. Видение является основным понятием этой школы. Понять свое собственное видение и уметь изменить его является практической задачей предпринимателя, а задачей этой школы стала классификация многочисленных примеров предпринимательского поведения в сложных ситуациях, требующих интуитивного подхода.
  7. Школа внешней среды ("хирург") подходит к процессу формирования стратегии как к процессу "опознания", ранжирования ситуационных факторов и своевременной адаптации организации к этим факторам. Но организации, управляемые ситуативными стратегиями, иногда напоминают близорукого спортсмена, потерявшего очки.
  8. Школа позиционирования ("геолог") ориентирует высший менеджмент на поиск наиболее выгодных для организации рыночных позиций, исходя из общеэкономической ситуации в стране, отрасли, из анализа конкурентов, поставщиков, покупателей и товаров-заменителей. Удача в выборе позиции, согласно предписаниям этой школы, определяет успех в конкуренции. Но, чтобы выбрать удачную позицию, необходимо провести фундаментальное исследование внешней среды с точки зрения интересов и качеств организации, а затем обеспечить ее непрерывный мониторинг.
  9. Школы "оболочки" решают ограниченные задачи стратегического менеджмента и представляют собой "подарок" теории и практики стратегического менеджмента другим наукам и практическим сферам жизни.
  Наиболее интересна, с моей точки зрения, сценарная школа ("художник"), которая своей основной задачей видит расширение пространства решений на случай возникновения неожиданных обстоятельств, меняющих правила игры в отрасли, регионе, стране, мире. Казалось бы, частная, но ключевая задача с точки зрения признания стратегического планирования действительно значимым. Ведь неправильные стратегии упрямо ведут не туда, куда указывают новые события. Сценарии же помогают быстрее осмыслить новые события и сориентировать организацию в соответствии с заранее представленными и проана-лизированными ситуациями.
  10. Школа конфигурации ("коллекционер") сориентирована на идентификацию конкретного стратегического подхода, предлагаемого той или иной школой. При этом считается, что если организация или ее окружение существенно изменились, необходимо вовремя заменить и стратегическую концепцию. Но это умозрительный подход, который, возможно, хорош в учебных и исследовательских, но малопригоден в практических целях. Менять основные стратегические концепции, подобно замене вещи или даже смене места жительства, значит создавать в организации раздвоение личности, тем более болезненное и опасное, чем более радикально ("по науке") это будет сделано. Это коллекционирование, "игра в бисер" стратегических концепций.
  11. Школа планирования ("архитектор") представляет собой еще один тупик. Это тупик формально-логического подхода к построению стратегии. Но концептуальный тупик плана-закона и фиаско строгой иерархии целей-задач-методов, выстраивающих всю структуру организации, лишь подчеркивают достижения школы в создании логических инструментов планирования и контроля.
  12. В этой книге предпринята попытка увидеть контуры нового подхода к формированию стратегии как к трансформации стратегического видения. Этот подход должен синтезировать методы сценарной школы, основную установку предпринимательской школы, исходные посылки школы культуры, предмет когнитивной школы и некоторые достижения школ моделирования и позиционирования. Возможно, это и станет началом "отсутствующей" двенадцатой школы, школы "драматурга" или, может быть, "теолога"?
  Наш выбор - моделирование видения
  Стратегическое видение - это интуитивный образ будущего, имеющий значение сверхценности. В его структуре четыре составные части, которые следует подвергнуть раздельному анализу.
  А - самоощущение и самооценка:
  Видение будущего начинается с самооценки. Чем более высокую самооценку имеет человек (и организация), тем охотнее мечтает, тем глубже интересуется "героями" и тем больше увлекательных предположений о своем будущем он имеет. В будущем он представляет себя человеком, удовлетворившим представление о себе как о значимой личности, самореализованной и востребованной. Это цельный образ, сверхценность с кратким именем Я.
  В - амбиции и мечты:
  Амбиции и мечты представляют собой образы будущего, желательного для субъекта. В отличие от самооценки, они направлены не на себя и свой образ, а вовне, в мир. Это представление о желательных событиях, которые должны произойти в мире, стране, отрасли и т. д., с активным участием или без участия субъекта. В их центре - желаемое, ценностное, эмоциональное, имеющее привязку к событиям, фактам и людям, окружающим человека и значимым для него.
  С - предчувствия и предвидение:
  Предвидение, как сложный интуитивный образ, рождается из предчувствий и знаний о мире. Этот образ рождается не от "так хочу", как мечта, а от "так есть" или "так бывает". Оно включает не только желаемое, но и нейтральное ("рамки") и негативное ("враги"). Здесь сложное переплетение эмоционального, ценностного и интуитивного, значимого не в силу его привлекательности, а в силу его правдоподобности.
  Д - знания и опыт:
  Знания и опыт формируют предвидение совместно с мечтами и амбициями. Они идут извне и задают рамки достижимого, предупреждают об опасностях и проявляют скрытые возможности. Они же дают человеку представление о себе самом, как личности среди людей.
  Самооценка порождает мечту, а опыт порождает предвидение. Отношения между квадрантами А и В, Д и С гармоничны.
  Но самооценка зачастую никак не может смириться с опытом, а опыт разрушает самооценку. То же самое - интуитивное предвидение противоречит мечте, а мечта ставит эмоциональные фильтры на пути проницательного предвидения. Отношения между квадрантами А и Д, В и С антагонистичны. Задача стратега, трансформирующего свое стратегическое видение, заключается в том, чтобы:
  1) сохранить высокую самооценку в условиях агрессии внешней среды, увидеть свой путь и собственный природный образ в хаосе мира. В пределе это ведет к тому, что люди и народы, подвергшиеся самым ужасным несчастьям, находят смысл жизни в том, чтобы пройти это испытание как отмеченные Богом;
  2) выиграть битву своего предвидения против своей мечты. Интуитивный образ будущего, созданный знанием, опытом и размышлением, ближе к правде, чем эмоционально-ценностный образ, рожденный мечтой. Но мечта может быть коварной, не пускать правду за порог Я.
  Эти выводы справедливы как для личностей, так и организаций, так и стран и народов. Каждая организация настроена на то, чтобы сохранить свою культуру и каждая организация должна бороться, чтобы через собственные амбиции "пробиться" к адекватному предвидению. Трансформация видения, в результате применения "сценарного" и в целом "интуитивно-стратегического" подхода, станет решением этой двуединой задачи.
  ПРОГРАММА МОДЕЛИРОВАНИЯ ВИДЕНИЯ
  В ПЕРВОМ ПРИБЛИЖЕНИИ
  Проблема и цели
  Речь идет даже не о проблеме, а о проблематике, которая находится в центре нашего внимания и которая постепенно вызрела в процессе исследований в 1999-2001 гг.
  Наше, т. е. каспийское видение глобализации - это формирующийся образ начавшейся глобальной дестабилизации на заискрившихся стыках европейской и исламской цивилизаций. Свою экспансию начинает китайская цивилизация. Это спровоцирует межцивилизационные и этнические конфликты, которые в первые десятилетия XXI века приведут не только к дестабилизации современного мирового порядка, но и к его коренной трансформации
  Еще в 1990 году М. Портер утверждал, что "различия в характере и культуре наций отнюдь не становятся меньше из-за глобальной конкуренции; более того, они крайне важны в этой конкуренции". Но мало того, что значимость велика, он уверен, что "в процессе глобализации значимость отдельных стран не снижается, а возрастает". Предполагаю, что наступившее десятилетие станет не только периодом усиления национального, но и десятилетием восстания национального против глобального.
  Одной из зон предопределенных конфликтов становится Каспийский регион. Накоплению конфликтного потенциала здесь содействуют такие движущие силы, как неравномерность развития основных наций Региона, младенческий возраст государственности постсоветских республик, превращение Региона в крупный транспортный узел и центр мирового нефтеэкспорта.
  "Проблема Каспийского моря переросла свои региональные масштабы и приобрела глобальное значение. Сегодня речь уже идет... о предотвращении возникновения глобального конфликта в Каспийском регионе с втягиванием в него как прибрежных, так и всех заинтересованных государств, среди которых такие, как США и Китай. Ставки слишком высоки, поскольку Каспий - это не только один из перспективнейших источников углеводородного сырья, это нечто большее. Каспийский регион- это большой транспортный перекресток Евразийского континента" ("Панорама", 9.02.2001).
  Но опасность будущей дестабилизации Региона может быть уменьшена, а ее крайние последствия предотвращены при раннем предупреждении о конкретных опасностях и своевременной перенастройке сознания элит.
  Коллективное стратегическое видение западных и прозападных постсоветских элит попало в плен к "приятным воспоминаниям" о победе американской модели в 90-х годах XX века. Это становится самостоятельной проблемой, способной привести к ошибкам, так как противниками американской модели становятся не обреченный советский режим и его союзники, а гигантский подымающийся Китай и мессиански настроенный арабский мир.
  Косность общественного сознания, неосознанно конструирующего будущее с помощью экстраполяций, ожиданий, "уважений" и страхов настоящего, является самостоятельной проблемой. Ее решение видится в усилении эффективности метода сценарного моделирования в его способности "раскрепостить человека, сделав его восприимчивым к новым идеям, преодолеть узость традиционных взглядов, избегая ловушек метода простой экстраполяции" (Д. Ергин, Т. Густафсон).
  Но основную свою задачу мы видим в том, чтобы продвинуть дискуссию о стратегическом видении к ее основной цели- научному открытию провидческих способностей человеческого сознания.
  Наши цели:
  Создать и сделать общедоступным интеллектуальным достоянием новое стратегическое видение опасного общемирового развития, с особым вниманием к процессам, происходящим на постсоветском пространстве.
  Его популяризация должна дать каспийский импульс для трансформации ныне уже неадекватного видения "победителей 90-х годов".
  Привлечь аналитиков и ученых к использованию нового варианта сценарного моделирования, а также новой методологии цикличного анализа истории и цикличного прогнозирования. Иными словами, предложить аналитикам очки (или телескоп?) новой прогностической теории, основанной на волнистой оптике "предопределенных состояний" национальных организмов.
  Гипотезы и подходы
  Гипотезы:
  Стратегическое видение является одним из центральных понятий теории и практики стратегического менеджмента (Й. Шумпетер) и должно стать первым центральным понятием футурологии. Из этого вытекают следствия:
  1. Наше знание о будущем, как и о прошлом, ближе к художественному образу, чем к научной концепции (В. Дильтей, Б. Кроче), и поэтому каждое новое поколение для себя создает его заново, исходя из своего опыта, своих задач.
  2. Футурология из стимулятора познавательной активности на основе позиционирования в дилемме "технологический оптимизм/экологический пессимизм" (Д. Белл, Г. Кан/А. Тоффлер, Д. и Д. Медоуз) должна превратиться в прямой инструмент познания на основе отделения феноменов интуитивного видения от эмоций и ценностей мечты (Э. Гуссерль).
  Будущее, как ближайшее, так и отдаленное, частично прогнозируется, а частично планируется коллективным сознанием нации, поэтому задача футуролога (и историолога) состоит в том, чтобы внутренним зрением увидеть контуры этого провиденциального плана-прогноза. Иными словами, Провидение Божье должно быть интерпретировано футурологически, и эта интерпретация станет вторым центральным понятием этой науки.
  Отсюда вытекают следствия:
  1. Мировая история - это прежде всего история наций (Дж. Вико, Ф. Ницше). У О. Шпенглера исходным является менее точное понятие культуры, у А. Дж. Тойнби - цивилизации. Но суть одна, история - это жизнь и борьба коллективных объектов, которые осознанно или неосознанно рассматриваются историками и как субъекты.
  2. Глобализация не уменьшает, а усиливает значение национального, этнического (М. Портер).
  3. Интуиция футуролога, как и историка, и психолога, способна вывести его на озарение коллективного предвидения (К. Г. Юнг) и освободить его сознание от "первородного греха" экстраполятивности.
  4. Мифологические образы и теологические символы являются продуктом деятельности и эволюции коллективного сознательного нации (иначе - Бога), и их научные интерпретации, по мере своего уточнения, приводят к более совершенному знанию, в целом к прогрессу гуманитарных наук. Можно сказать с некоторой долей преувеличения, что теология - это царица гуманитарных наук.
  История наций и их элит, составляющих ядро нации, циклична (Дж. Вико), поскольку цикличны интеллект и энергетика нации, а поток событий находится в сильной корреляционной зависимости от "состояния здоровья" нации.
  Историологические циклы представляют собой фрактал гармонических циклов с периодами в 9 месяцев, 3 года, 12, 48, 192, 768, 3072 лет, т. е. каждый "большой" цикл включает в себя четыре "малых" цикла.
  В нашем исследовании будут использованы характеристики и признаки 12- и 48-летних историологических циклов, определяющих соответственно энергетический и жизненный циклы фундаментальной социально-политической и идеологической доктрины нации, как, например, большевизм (ленинизм-сталинизм) в послереволюционной России, или социальная рыночная экономика и социальное государство в послевоенной Германии. Схема циклов: лето-осень-зима-весна.
  В качестве основы для выводов о потенциальной силе/слабости наций кое-где будут исследованы 192-и 768-летние историологические циклы. Они определяют соответственно энергетический и жизненный циклы природы нации, раскрывающейся в религиозно-нравственных и духовно-культурных ценностях. Схема та же.
  Метод моделирования сценариев может быть усовершенствован разработкой следующих гипотез:
  1. "Равновероятность и независимость" сценариев, декларируемая приверженцами школы сценарного моделирования, не противоречит нашей установке на выявление архетипического сценария.
  Дело в том, что "предопределенными силами и исходами" в модифицированном нами анализе/синтезе сценариев выступают и живые законы исторического циклизма. Историолог точнознает, что в определенный период ныне очень успешная нация переживет кризис и, наоборот, страна-аутсайдер вдруг превратится в "тигра", "дракона" или "барса". Иными словами, сценарии равновероятны только с точки зрения скрытых или явных предпочтений исследователя, но не с позиции законов самой истории.
  2. Целью сценарного моделирования является не только расширение пространства решений "на всякий случай", как при классической постановке задачи, но и тестирование или даже трансформация исходного стратегического видения.
  Это значит, что прагматический аспект в отношении к сценариям (расширение поля решений) необходимо дополнить теоретическим (трансформация исходного видения), поскольку без постоянного размышления о своем видении оно исподволь овладевает нашей волей. Сценарии способствуют плодотворным размышлениям о стратегическом видении. Отталкиваясь от него, они возвращаются к нему с мощным информационно-критическим "сопровождением", делают его глубоким и чистым.
  Подходы:
  1. В гуманитарных науках синтез должен преобладать над анализом. Наш основной подход, обеспечивающий это преобладание, заключается в использовании, наряду с четким понятийным аппаратом, нечетких образов и символов (феноменов) в подвижной структуре живого видения (Э. Гуссерль).
  2. Междисциплинарный характер исследования должен опираться прежде всего на рационально-интуитивные подходы, а подходы логические "на краях" не работают.
  3. Познание исторического события - это воспроизведение в сознании историка ментальных структур (мысли и мироощущения) культуры-эпохи, родившей это событие (В. Дильтей, Б. Кроче, Р. Дж. Коллингвуд как теоретики, Ж. Ле Гофф и другие историки "Анналов" как блестящие практики).
  4. В гуманитарных науках, наряду с опытно-экспериментальной верификацией, должна применяться и "проверка на глубину". Это оценка интерпретационного соответствия понятийного аппарата и выводов гуманитарной теории догматам религии и символическим образам мифологии.
  5. С помощью "принципа фальсифицируемости" К. Поппера можно показать, является ли наша гипотеза научной или ненаучной.
  Сдвиг большой историологической линейки 3072 - 12-летних циклов по сравнению с позицией, которая, согласно оценке исследователя, наиболее соответствует адекватной интерпретации истории конкретной нации, приведет к одному из двух следствий: к подтверждению правильности сделанного им выбора или к изменению одной позиции на другую, но тоже единственную, а это усилит правдоподобность, следовательно, научность гипотезы. Если же будут найдены две и более одинаково правдоподобные позиции историологической линейки, то тем самым будет доказано, что теория или неверна, или требует пересмотра, начиная с ее исходных посылок. В последнем случае процесс развития нашей гипотезы в теорию продолжится, но путь окажется более длинным.
   6. В процессе определения научности/ненаучности должна быть проведена своеобразная "феноменологическая редукция"- отделение объективно-логических и формализованных критериев принадлежности события определенному историческому сезону от оценок интуитивных. Также следует провести разделение эмоционально-ценностных оценок, подтвержденных внешними авторитетами, от таковых же, но являющихся лишь оценками автора и его близких единомышленников.
  7. В своем развитии наши исследования станут междисциплинарным синтезом прежде всего подходов, утвердившихся в стратегическом менеджменте (Й. Шумпетер, Г. Саймон,
  Г. Кан, П. Вак, П. Шварц,), психологии (К. Г. Юнг), этнологии (Э. Дюркгейм, Л. Леви-Брюль) и в исторических науках (В. Дильтей, О. Шпенглер, А. Дж. Тойнби, Р. Дж. Коллингвуд, М. Блок, Ж. Ле Гофф), а также историологическим осмыслением "наукоучения" Э. Гуссерля и католической философии Тейяра де Шардена.
  В нашем синтезе эти отрасли знания объединяются общей установкой исследователя на интуитивное постижение сущно-стных качеств (феноменов) исследуемого объекта. Эту установку можно назвать феноменологической (по Э. Гуссерлю). Но поскольку ее источник не в философствовании, а в решении конкретно-практически-научных задач, то эту установку лучше определить "символизмом" или "рационалистическим интуитивизмом". Ее высшей целью является создание системы цельностей - образов (интуитивизм), но опирается она на причинно-следственную логику, хорошо структурированную и насыщенную фактами информационную базу, увязанную в сценариях, схемах и расчетах (рационализм).
  Методология
  Шаг I. Историологический анализ/синтез прошедших событий - "прогнозирование прошлого":
  1. Погружение в поток событий национальной истории, включение интуиции в "потоке сознания".
  2. Нахождение и интуитивная, а также, по-возможности, и формальная идентификация ключевых эпизодов, достаточно определенно соответствующих характеристикам конкретного периода (сезона) 768- и 192-летних циклов.
  3. Позиционирование всех остальных сезонов национальной истории на историологической линейке соответственно характеристикам циклов, хронологически локализованных с помощью "опознанных" ключевых эпизодов.
  4. Интерпретация национальной истории как последовательности смены "времен года" в рамках 768- и 192-летних циклов, накопление свидетельств соответствия/несоответствия разных периодов их характерологическим описаниям. Объяснение противоречий.
  5. Выведение формулы национального духа. Это троично-четверичный комплекс (код) базовых ценностей нации как духовной общности нации и одновременно комплекс системообразующих принципов построения структур социума.
  Следует ответить на вопросы: "каков личностный идеал нации (типология национального героя)?", "какой принцип объединяет людей в группы непосредственного общения и принятия решений, которые становятся первокирпичиками социальной и политической структуры общества?", "каков правовой принцип нации, увязывающий личности и первичные группы в иерархии и системы общества?", "что является антиценностью нации, ее комплексом неполноценности?".
  6. Интерпретация национальной истории (выборочно-проверочная, сфокусированная на интересующем исследователя периоде или в целом) в 48- и 12-летних циклах, что можно сравнить с рассмотрением через микроскоп после разглядывания через лупу. Нация исследуется, с одной стороны, как ядро, т. е. элита и идеология и, с другой стороны, изучается в целом как народ, духовно-практическая общность и община.
  7. Построение теоретических моделей национального социума, как воплощенной формулы духа (телеологического кода) и национальной истории, как смены "времен года".
  Шаг II. Историологическое моделирование будущих событий - "историография будущего":
  1. Историологическая линейка 768-192-летних циклов продолжается в будущее минимум на 200-300 лет для того, чтобы дать временное пространство для применения характеристик 768- и 192-летних циклов. Исследователь формирует рабочие гипотезы на стыках и пересечениях:
  - типовых сезонных характеристик историологических циклов;
  - традиционных футурологических экстраполяций современных тенденций и сил, прежде всего технологических;
  - сезонных аналогий из истории других наций;
  - логики развертывания формулы национального духа;
  - логики борьбы наций как личностей (зависть, обида, самомнение, любовь - "все как у людей").
  2. Производится уточняющий прогноз на ближайшие 30-50 лет через сравнение с характеристиками 48- и 12-летних циклов. В результате проявляется архетипический сценарий будущего.
  Шаг III. Производится анализ внешней среды как отраслевой структуры (структурного кластера) в национальном ромбе (алмазе) М. Портера и как глобальной отраслевой позиции.
  Шаг IV. Исследование внутриотраслевой внешней среды, движущих сил сценариев:
  1. Исследование внешней среды согласно стандартной методике стратегического менеджмента (семь вопросов).
  2. Выявление, анализ и отбор движущих сил, к которым следует отнести также "ключевых игроков", и "ограничителей". Отделение предопределенных исходов от неопределенностей (П. Шварц).
  Анализ производится в областях технологии, экологии, социальных процессов, политики, экономики.
  Шаг V. Моделирование сценариев:
  С помощью художественного воображения и публицистически заостренных вопросов, а также с использованием методик потока сознания, мозговых атак, стимулирующих интуицию и приводящих к "озарениям", сочиняются "рассказы о будущем" как многоплановые пьесы с движущими силами в качестве действующих лиц.
  Шаг VI. Анализ ментальной карты исследователя:
  Анализируется собственное исходное видение будущего мира (страны) отрасли с целью выявления ценностей (сверхценностей), работающих в качестве культурных и иных фильтров иклапанов, скрывающихся в подсознании за барьерами псевдологических "очевидностей" и мощной эмоциональной защиты. Идентифицируются оборонительные позиции самого исследователя и его основных оппонентов, включая условных, "литературных", разделяются декларированная и реально используемая теории (П. Шварц).
  Шаг VII. Тестирование сценариев:
  1. Поскольку любой объект, на котором сконцентрировано внимание, становится для субъекта внимания фетишем, ценностью самой по себе, то в процессе моделирования таким фетишем становится конечная дата сценария. Чтобы избавиться от очередной тирании, исследователь должен основательно поразмыслить над вопросом "А что там, за углом?", т. е. за пределами конечной даты прогноза.
  2. Сочиняются отдельные рассказы вокруг вероятных чрезвычайных обстоятельств-"сюрпризов". Изучается влияние "сюрпризов" на смену сценариев и, напротив, устойчивость сценариев против дестабилизирующего действия "сюрпризов".
  Шаг VIII. Трансформация исходного видения и оценка его практичности:
  1. Сравнение исходного и конечного видения, "направления взгляда" и "направления движения" с использованием схем: "размораживание - движение - замораживание" (К. Левин), "репетиция - оживление - спектакль".
  2. Создание "двойного контура" перенастройки видения вслед за переменами во внешней среде. Смысл - не просто обратная связь, а упреждающая обратная связь, вовремя идентифицирующая "слабые сигналы" внешней среды (мечта И. Ансоффа).
  3. Выработка практических рекомендаций для стратегий отрасли(страны) фирмы и их сравнение с тем, что продиктовано здравым смыслом теоретиков и практиков управления. При необходимости возвращение назад, к любому из предшествующих шагов.
  Часть I.
  
  XXI ВЕК:
  ЗАВЕРШЕНИЕ ИСТОРИИ?
  
  
  
  ИЮНЬ 1997:
  ЭСКИЗ ГАЙДАРОВСКИХ РЕФОРМ
  И ПРЕДПОЛОЖЕНИЯ ОБ ИХ БЛИЖАЙШИХ ПОСЛЕДСТВИЯХ
  
  
  ОСНОВНОЙ ВОПРОС ОЧЕРКА:
  Какова структура российской экономики,
  ее конкурентоспособность и ближайшие перспективы
  российского экономического чуда?
  
  
  
  
  ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ
  Работа является эскизной, т.е. автор рисует эскиз движущих сил происходящих процессов, структуру экономических центров силы, но не стремится дать точный прогноз и оценку. Главное здесь - дать ход мысли заинтересованному читателю.
  Автор исходит из принципа "все существующее разумно", ищет не компромат ("кто виноват?"), а "правду" каждого игрока: правительства, центробанка, отраслевых лобби, реформаторов, консерваторов и т.д.
  Автор основывает свои рассуждения на ряде посылок, как правило, оптимистичных, среди которых особое значение имеют следующие:
  - развитие внутреннего спроса для судеб экономики Казахстана и России более важно, чем наращивание экспорта;
  - выравнивание активных мощностей и спроса в "неэффективном" секторе через предстоящий "сброс" мощностей станет первотолчком для начала развития национальных экономик Казахстана и России;
  - политика центральных банков, обеспечивающая завышенный курс нацвалют к СКВ, приводит с одной стороны к ускоренному уничтожению соцнакоплений, прежде всего высокотехнологичных, с другой - к ускорению и стабилизации рыночных реформ;
  - разделение экономик обеих стран на денежную и квазиденежную (рыночноэффективную и рыночнонеэффективную) половины - это способ лечения основной болезни экономики посткоммунистических стран - ее неконкурентоспособности;
  - фактор наличия в Казахстане и России большого числа квалифицированных специалистов и культурной среды высокообразованного общества стратегически важнее факторов материальной технологии и природных ресурсов;
  - конкурентоспособность материальной технологии в инвест-секторе и ВПК Казахстана и России является достаточной для прорыва на рынки "дальних" стран;
  - возвышение Китая в первой половине XXI века может стать для Казахстана и России самым существенным и в целом позитивным внешним фактором развития, но только в том случае, если обе страны станут настоящими евразийскими державами, т.е. странами, открытыми как Европе, так и Азии.
  Инвестиционными, "тяжелыми" здесь названы прежде всего отрасли, производящие активную часть основных средств: машины, оборудование, приборы, транспортные средства.
  КОРОТКО ОБ ИСТОРИИ РЕФОРМ
  Основным в гайдаровских реформах было: освобождение цен и либерализация внешней торговли. Неизбежными следствиями стали: общее сокращение спроса к 1995 году, примерно вдвое, и разделение экономики Казахстана и России на рыночноэффективную, т.е. оплачиваемую нацвалютой и СКВ, и неэффективную, т.е. оплачиваемую льготами, векселями, бартером и неплатежами.
  До известных событий октября 1993 года основным средством поддержания рыночнонеэффективной экономики были дешевые кредиты, порождавшие гиперинфляцию. Это, с одной стороны, действительно удержало неэффективный сектор от падения в пропасть, а также усилило реформаторов поддерж-кой банкиров и коммерсантов, создавших бизнес на инфляции. Это, с другой стороны, уничтожило все стимулы к производительному труду.
  После событий октября 1993 в Казахстане и России
  возобладала жесткая финансовая политика. Основными ее механизмами стали: жесткое ограничение денежной массы нацио-нальной валюты, и завышение курса нацвалюты к СКВ (доллару и марке) через интервенционистскую политику центральных банков на валютных аукционах.
  В результате уже в 1995 году сложилась устойчивая биполярная система, которая с тех пор еще более окрепла:
  - экспортеры сырья и материалов, добывая СКВ на мировых рынках, большую часть валютной прибыли вынуждены отдавать, покупая по завышенному курсу нацвалюту. Отобранная у экспортеров валютная прибыль фактически субсидирует импорт, являясь основой завышенной в СКВ зарплаты россиян и казахстанцев, и уходит обратно в дальнее зарубежье в обмен за импортируемые товары и услуги. Именно экспортеры сырья и материалов больше других выиграли от реформ и именно они с 1994 года тянут воз реформ;
  - рыночнонеэффективные, прежде всего инвестиционные, отрасли оказались под двойным гнетом, во-первых, из-за резко сузившегося спроса на внутреннем рынке, во-вторых, высокого порога перед выходом на внешний рынок вследствие завышенного курса нацвалюты;
  - обе группы отраслей оказались не в силах принципиально изменить сложившуюся систему: первые вынуждены делиться со вторыми, государством и населением, а вторые, еще недавно безраздельно господствовавшие экономически и политически, вынуждены бороться за выживание, теряют кадры и "проедают" оборудование.
  ПОДРОБНЕЕ О СТРУКТУРЕ ЭКОНОМИКИ
  Для целей нашего анализа удачной представляется следующая структурная схема групп отраслей экономики Казахстана и России:
  1. "Старые" экспортеры: нефть, газ.
  2. "Новые" экспортеры: металл, удобрения, химические продукты, а в Казахстане еще руда, уголь.
  3. Отрасли ВПК.
  4. Высокотехнологичные инвестиционные отрасли, прежде всего машиностроение, автомобилестроение, тракторостроение, приборостроение и др.
  5. Конкурентные отрасли, ориентированные на население: пищевая, легкая промышленность, жилищное строительство и др.
  6. Монопольные отрасли, ориентированные прежде всего на население: газо-, электроснабжение и другие отрасли жилищно-коммунального хозяйства, связь и др.
  7. Монопольные отрасли, ориентированные на государство: дорожное строительство, государственная медицина, образование и др.
  8. Примитивные высококонкурентные отрасли: "челноки", садовые участки и др.
  9. Криминальные отрасли: проституция, наркотики, рэкет и др.
  10. Современные конкурентные высокоэффективные отрасли: банковское дело, РЦБ, информатика и др.
  В настоящее время сложилась биполярная структура экономической власти. В первую группу входят конкурентные экспортоориентированные отрасли, которые являются основным источником бюджетных поступлений, инвестиций и опорой для довольно высокого уровня жизни населения. Это прежде всего "старые", наиболее эффективные, и "новые" экспортеры.
  Во вторую группу входят неконкурентоспособные сейчас, но наиболее высокотехнологичные и доминировавшие прежде инвестиционные отрасли и отрасли ВПК. За ними промышленный и кадровый потенциалы, все еще очень значительные.
  Первая группа имеет власть, деньги, инициативу. Но если ее не сдерживать, то страна превратится в сырьевой придаток Европы, а потом и Китая. Вторая группа имеет промышленный и все еще многомиллионный кадровый потенциал. Она в силу своего былого величия до сих пор имеет большое влияние на государство. Еще недавно влияние лоббистов этих отраслей приводило к кредитной накачке и перманентной гиперинфляции. Сейчас его влияния хватает на сдерживание амбиций газовиков и нефтяников.
  Устойчива ли эта биполярная система, которая сложилась в 1994 году и положила конец гиперинфляции? Думаю, что "да", т.к. власть непримиримого крыла высокотехнологичных отраслей убывает каждодневно из-за появления среди них более эффективных предприятий, практического разорения неэффективных предприятий, окончательного становления государственной финансовой политики и переориентации большей части государственных структур на новых фаворитов - "сырьевиков".
  Правда, эта система может быть сломана бурными политическими потрясениями, например, связанными с приходом к власти коммунистов (хотя здесь, скорее всего, будет не сломсистемы, а всего лишь перестановка акцентов в пользу ВПК и машиностроителей, да и то лишь временная). Более опасным представляется резкое падение цен на нефть на мировых рынках. Это сразу же подорвет самый эффективный сектор экономики, снизит жизненный уровень и совершенно обнажит все потери и тяготы населения от вхождения в мировой рынок. Результатом может стать закрытие экономических границ и искусственное восстановление рынков для неконкурентоспособных отечественных товаров. Впрочем, и здесь слом этой системы может вызвать столько болезненных осложнений, например, в отношениях между странами СНГ, что вероятность этого слома даже из-за катастрофы на нефтяных рынках не столь велика, как может показаться.
  Эта система имеет один очень эффективный стабилизатор, каким является политика Центрального банка на поддержание заниженного курса доллара по сравнению со свободным рыночным. Это выражается не просто в сохранении естественного разрыва между рублевой инфляцией и ростом курса доллара, т.к. курс доллара, завышенный недавно в десятки раз по сравнению с паритетом покупательской способности, просто обязан падать, приближаясь к этому паритету. Но его естественное падение (т.е. рост курса медленнее темпов рублевой и тенговой инфляции) усиливается целенаправленной политикой ЦБ. Валютные интервенции ЦБ держат курс доллара к "инфляцирующему" рублю практически неизменным.
  К чему это приводит? К тому, что экспортеры вынуждены продавать вырученную валюту по заниженным ценам, а внутренние производители, но особенно население, покупают импортные товары на завышенные в долларах доходы и зарплату. Т.е. валютная политика ЦБ на искусственное сдерживание роста курса доллара - это по сути политика перераспределения валютных доходов от отраслей - экспортеров к населению, а через него к производителям потребительских товаров и услуг. Именно в этом секрет неадекватно высокого на сегодня уровня средней зарплаты в России в валютном эквиваленте.
  Другим следствием этой политики ЦБ является усиление прессинга на неконкурентоспособный сектор, прежде всего именно отрасли ВПК и машиностроения, т.к. заниженный доллар стимулирует импорт, а экспорт малоконкурентоспособных товаров делает абсолютно неконкурентоспособным.
  В итоге мы имеем не просто биполярную равновесную систему, в которой новый фаворит держит на коротком поводке старого, но и старый сдерживает нового. Мы имеем динамичную систему, в которой государство, в лице правительства и центрального банка, отнимает через налоги и валютную политику большую часть прибыли экспортеров и перераспределяет ее населению, а для неконкурентоспособных, прежде всего высокотехнологичных отраслей, поддерживает режим гиперконкуренции, при котором огромные мощности конкурируют между собой на резко сузившемся рынке. Эта политика не только поддерживает социальный мир во время небывалого кризиса перехода от социализма к капитализму, но и, перераспределяя деньги населению, превращает население в реальную экономическую силу - потребителя на рынках не только западного, но и растущего сектора отечественного ширпотреба. Эта политика не только ускоряет процесс ослабления неконкурентоспособного сектора экономики, но и ускоряет приход момента массового обвала мощностей в этом секторе, который, устранив гиперконкуренцию, приблизит время возрождения ныне неэффективных, парализованных конкуренцией из-за избыточных мощностей предприятий этого сектора.
  Т.е., будучи в статике биполярной и устойчивой, система в динамике своей включает в себя государство и население, и представляет собой ромб, в котором экспортоориентированные отрасли являются донорами, прежде всего, населения, а через него обеспечивают развитие конкурентных и, после коммунальной реформы, монополизированных отраслей, ориентированных на население: пищевой, легкой промышленности, строительства жилья, газоснабжения и других отраслей ЖКХ. В этом же ромбе высокотехнологичные отрасли поставлены в условия гиперконкуренции и необходимости ускоренного проедания основных средств, прежде всего транспорта и оборудования, а, значит, быстро ослабляются и неумолимо движутся к началу фазы возрождения на новых основах: с мощностями в три-пять раз меньшими докризисных, с рынками сбыта тоже существенно сузившимися, но имеющими большой накопленный за годы инвестиционного кризиса спрос, с небольшими, но уже заметными иностранными инвестициями, с опытом ведения дел на зарубежных рынках и частичным восстановлением позиций ВПК на этих рынках.
  В системе динамичного ромба мы видим не только противостояние сырьевиков и машиностроителей, а развитие, которое на плечах сырьевых гигантов сначала выведет на орбиту развития отрасли, ориентированные на население, а через несколько лет "взорвет развитием" и инвестиционные отрасли.
  О "ЗАГОВОРЕ МВФ"
  Обвинения в адрес реформаторов в том, что они объективно способствуют превращению Казахстана и России в сырьевой придаток развитых стран, как видим, не лишены основания. Кроме обычных тягот для высокотехнологичных отраслей, связанных с резким падением инвестиционного спроса на внутреннем рынке, которое характерно для глубокого экономического кризиса, а также связанных с плохим управлением и непониманием "красными директорами" рыночных законов, добавляется искусственный валютный порог на пути освоения рынков других стран, усиливается и политическое давление, особенно по отношению к ВПК.
  Но все меры западных стран, в т.ч. протекционистские, не выходят за пределы "здорового эгоизма", может быть несколько усиленного еще не изжитым страхом перед "советской военной угрозой". Разветвленный заговор западных "фабрик мысли" здесь проглядывается только при очень большом желании увидеть его. Ясно другое: западные, восточные демократии и Китай четко осознают свои национальные интересы, международные организации жестко запрограммированы на построение рыночных институтов, а вот России пока не хватает осознания своих национальных интересов для противостояния интересам других стран, ТНК и смягчения не всегда гибкой политики международных организаций.
  Гораздо важнее сейчас понять внутреннюю логику реформы и ее конечный продукт: "Россия - сырьевой придаток", "Россия - Великая китайская стена" или "российское экономическое чудо".
  КЛЮЧ К "ЧУДУ" - МАССОВЫЙ ОБВАЛ
  МОЩНОСТЕЙ
  По М. Делягину массовое выбытие из строя оборудования российских предприятий является событием, которое способно стать условием и определить содержание экономического подъема.
  Если сейчас мощности загружены в неконкурентоспособных отраслях на 20-50%, то будет ли ожидаемое массовое выбытие мощностей достаточно резким и вообще ощутимым? Оборудование "живет" обычно 5-20 лет, изнашиваясь физически и морально, а то, что оно не используется, зачастую приводитк его досрочному выходу из строя. Действительно, кроме обычного, происходит ускоренный износ вследствие хищнического использования, отсутствия средств на ремонт, тем более, на покупку нового. Рано или поздно: в 1997, 1998, 1999, 2000 годах произойдет скачкообразный рост числа предприятий, которые имеющимися мощностями не смогут удовлетворить спрос на свою продукцию, перед этими предприятиями возникнет дилемма: закрываться или обновлять парк оборудования. Нынешний удушающий диктат потребителя над малоконкурентоспособным производителем, а вернее, отчаянная конкуренция между избыточными мощностями, уступит место новому равновесию между производственными мощностями и спросом, а это даст возможность предприятиям не соглашаться на цены, покрывающие только текущие издержки и не покрывающие издержек амортизации, тем более, не дающие прибыли.
  Между прочим, даже АО, которые якобы имеют прибыль (сейчас таковых где-то 50% от общего числа), при более тщательном экономическом анализе могут оказаться убыточными из-за того, что амортначисления не покрывают стоимости реального выбытия оборудования и других основных средств. Кроме того, реализации по бартеру, а, тем более, реализация за неплатеж должна быть приведена к реальной стоимости - дисконтирована на 0,3-0,8.
  Сейчас действуют два механизма завышения прибыли: через занижение амортизации и через завышение цен на свою продукцию из-за использования квазиденег. Если мы сделаем поправку на эти отклонения, мы увидим, что практически вся экономика, не ориентированная на экспорт, проедает основные средства и убыточна. Экономика Казахстана и России сейчас практически не создает чистого продукта, т.к. после открытия экономических границ в государства СНГ устремился поток товаров и услуг, имеющих несравнимо более высокий коэффициент соотношения "качество/цена".
  Единственно, кто в этих условиях оказался "на коне" - это "сырьевики", которые смогли воспользоваться либерализацией отношений с внешним рынком и цена на продукцию которых основана на природных качествах сырья, а не на качестве труда. А на внутреннем получилось так: покупают наше сырье и импортные товары, позиции удерживаются только монопольными производителями товаров и услуг.
  Одним из самых неконкурентоспособных товаров оказалась и наша рабочая сила. Лучшие цены и основные деньги уходят в оплату за жизнеобеспечение и сырье, за иностранные товары.
  Потребитель свой выбор сделал. Уже несколько лет мы одеваемся полностью в импортное, в нашем рационе уже не менее 1/3 занимают импортные продукты, на дорогах не менее 15% - это "иномарки", все популярнее становятся импортные стройматериалы и строители. Вторжение на наш рынок более качественных товаров и услуг где вытеснило вообще с рынка, где оттеснило наши товары на грань или за грань окупаемости.
  Интервенция мирового рынка показала тотальную неконкурентоспособность управленческой и значительную - материальной технологии, за исключением ВПК и инвестотраслей. В остальных отраслях только сырье и природа, а также некоторые естественные барьеры, такие как расстояние, бюрократизм, плохая инфраструктура, язык, естественные монополии (например, электрические и газовые сети) поддерживают на плаву часть наших предприятий.
  Поскольку овеществленный труд оказался неконкуренто-способен, этот труд оказался и неоплачиваем, рынок начал "схлопываться", кстати, и для "западных" товаров тоже. И, все же, в нынешнем состоянии равновесия нищего рынка западные товары продаются, а наши вытеснены в сферу обмена неконкурентоспособными товарами, рентабельность неконкурентоспособного сектора ниже нуля, что частично компенсируется кредитной нагрузкой, перекладываемой на своих рабочих, бюджет и внебюджетные фонды, поставщиков, но основная часть с 1994 года перекладывается на основные средства, которые проедаются и разбазариваются, а сейчас еще и распродаются за бесценок.
  Что произойдет, если и этот ресурс поддержания жизнедеятельности предприятий неконкурентоспособного сектора иссякнет?
  Предприятие в этом случае или должно ликвидироваться, или поставить перед собой инвестиционные задачи, а это значит поставить задачи привлечения капитала и зарабатывания прибыли - за счет этих источников покупки нового оборудования. Это будет касаться оборудования, транспортных средств, в меньшей мере - инфраструктуры, в еще более незначительной мере - строительства зданий, сооружений. Кроме того, произойдут изменения в конкурентной среде: поскольку давление избыточных мощностей будет ослабевать, причем этобудет происходить скачками, ослабнет и конкуренция между производителями.
  Еще одной причиной нынешней "запредельности" положения почти всех секторов отечественного производства является не только его конкретная неконкурентоспособность, но и "схлопывание" отечественного рынка, вызванное его общей неконкурентоспособностью. Теперь наш "схлопнутый" вдвое рынок делится между иностранным производителем и отечественным, причем выгодное и прибыльное, как правило, занимает иностранный производитель.
  Такая ситуация сохранится и через 2-3 года, но должны произойти изменения структуры эффективного производства в пользу отечественного производителя: растет квалификация наших менеджеров, жесткие финансовые стимулы рождают эффективного производителя. Позитивные изменения в росте конкурентоспособности отечественного производителя приведут к существенной подвижке в соотношении сил между отечественным и иностранным производителем и изменению общей ситуации после 2000 года.
  Сброс мощностей в 1997-99 вследствие износа и плохого использования, а также распродажи за долги приведет к появлению качественно иной ситуации в соотношении сбыт/мощности. Если сейчас это соотношение составляет скорее всего в среднем 0,5, то в 1999 году оно может достигнуть 0,8 или даже 1,0 прежде всего вследствие выхода из строя старых мощностей.
  Отечественные предприятия, ныне загнанные в 30% от дореформенного рынка, и жестко конкурирующие за него между собой, получат кардинальное смягчение конкурентного климата. Например, поставщики автоуслуг смогут выбирать заказы, производители с/х техники начнут с удивлением открывать, что они не удовлетворяют всех заявок и т.д. Это даст им возможность поднимать цены до уровня нормальной рентабельности, возродит инвестиционные планы.
  Еще более серьезным сдвигом станет такой: износ и выход из строя большой части активных основных средств возродит спрос на них, ныне удовлетворяемый нерыночным способом, т.е. за счет разукомплектовки простаивающего оборудования. Это поднимет ныне почти полностью подавленный, как, например, сейчас в с/х машиностроении (где спрос снизился до 5-15%), рынок запчастей, машин и оборудования, даст мощный импульс возрождению и развитию многих отраслей, производящих машины и оборудование. Правда, и здесь мы скорее всего встретимся с новой маркетинговой агрессией Запада, машиностроительные компании которого попытаются захватить новые растущие рынки.
  Итак, массовое выбытие активной части основных средств, ожидаемое в 1998-99, станет толчком для развития всей отечественной экономики, и, особенно, ее инвестиционных отраслей.
  Конечно, это не ответ на вопрос о том, реальна ли опасность превратиться в сырьевой придаток, это лишь попытка увидеть возможность не стать этим самым придатком. Да, спрос на оборудование со стороны эффективных предприятий, прежде всего потребительского сектора, вырастет, да, гиперконкуренция между предприятиями, ориентированными на внутренний рынок, будет быстро ослабевать по мере выхода мощностей из строя. Но смогут ли наши ослабленные предприятия воспользоваться этими возможностями и не уступят ли они рынки оборудования импортерам? Является ли жесткая по отношению к доллару финансовая политика благом и ускорителем наступления "чуда" или она, по сути дела, закрывая машиностроителям дорогу на рынки других стран, не дает им воспользоваться фактором дешевой рабочей силы и вырваться из ставшего узким внутреннего рынка? Ответы на все эти вопросы лежат за пределами нашей "эскизной" работы.
  СНОВА О "ЗАГОВОРЕ"
  Ожидаемый обвал мощностей и "повышение уровня жизни" через завышение курса нацвалюты по отношению к СКВ- все это звенья одной цепи, т.е. политики, нацеленной на ускоренное уничтожение последних существенных остатков соцнакоплений, демонтаж последней опоры социализма - "тяжелой" экономики, в т.ч. оборонной, производства средств производства (машиностроения прежде всего). После крушения КПСС, Советского Союза, Советской власти - это четвертый и последний столп социализма.
  Думаю, что здесь реализован не только экономический, реформистский, рыночный, но и политический расчет. Пока существует мощная технологическая база "неэффективной" экономики, существует возможность быстрого восстановительногороста ВПК и машиностроения, а вместе с ними - восстановление социалистического и милитаристского государства, да и России, как центра силы на евразийском континенте, России, как младшего партнера в военном союзе с Китаем, союзе за новый экономический, а возможно, и политический передел мира.
  Ведь, как ни смотри, а Китай остается социалистической, вернее, коллективистской страной. Мирный, но экспансивный экономически сильный Китай и милитаризированная, но экономически уязвимая Россия, все более китаизирующаяся посредством импорта китайского капитала, переориентации на китайский рынок, ежегодно принимающая до полумиллиона китайцев в качестве иностранной рабочей силы - вот реальные контуры развития в начале XXI века идеологии азиатского братства с чертами коллективистского, милитаристского, агрессивно антизападного сознания. Великий шелковый путь из Европы в Китай также будет способствовать китаизации России, т.к. скорее всего именно китайцы построят дороги, создадут соответствующую инфраструктуру и организуют ее эксплуатацию.
  Если Россия успеет до конца XX века разрушить 70-80% мощностей своей тяжелой промышленности, то тем самым сделает практически невозможным последующее восстановление России в виде государства-крепости, правда, теперь в качестве новой модификации великой китайской стены. Обвал мощностей, впрочем, в отраслях инвестиционной сферы может оказаться слишком глубоким и хаотичным, в этом случае потребности в оборудовании смогут удовлетворить только закупки по импорту, а это будет означать безвозвратную потерю восстановительного потенциала экономики, сейчас все еще очень значительного (реализация сценария "сырьевого придатка", "сытой, но слабой России").
  О ПРЕИМУЩЕСТВАХ РОССИИ
  К преимуществам России,* согласно Д. Ергину и
  Т. Густафсону, относятся:
  1. Временный избыток многих видов сырья и полуфабрикатов (удобрений, энергии, металлов и т.д.).
  2. Обилие низкооплачиваемых квалифицированных кадров в промышленности.
  3. Избыточные мощности на многих заводах и в инфраструктуре.
  4. Неиспользумые энергия и таланты предпринимателей.
  5. Громадный накопившийся за десятилетия спрос на многие потребительские товары.
  6. Легкое внедрение новых технологий связи, компьютеризации.
  7. Богатые научно-технические навыки россиян.
  Достаточно ли этих преимуществ России для экономического "чуда"?
  Обратной стороной этих преимуществ мы видим то, что:
  - сырьевое изобилие приводит к сырьевому паразитизму и сырьевой мафии, которая сейчас управляет государством;
  - действительно хороших инженеров не так уж много, и над всем довлеет сейчас "трудовой нигилизм". Но, несмотря на это, ресурс квалифицированных кадров в промышленности является одним из важнейших. Реальностью стал массовый поиск квалифицированными людьми "своего места" в жизни и труде, адекватного своему образованию, и многие его уже находят;
  - избыточные мощности породили гиперконкуренцию между национальными производителями, особенно в инвестиционных отраслях и в ВПК. Гиперконкуренция привела к тому, что цены на многие товары стали ниже их себестоимости, что приводит к быстрому (ускоренному) проеданию мощностей. Нынешнее униженное состояние производителя сейчас во многом обязано этому самому явлению - избыточности мощностей. Так благо ли это? Это может стать благом после цепи событий, после частичного восстановления спроса на инвесттовары, который произойдет после существенного обвала мощностей, когда уровень конкуренции выйдет из запредельной зоны и войдет в предельную, но очень жесткую зону и станет строгим определителем поведения предприятий. Предприятия, сохранившие в условиях общего обвала мощностей свои избыточные мощности, смогут с их помощью взять быстрый старт;
  - энергия и предпринимательские таланты действительно велики, но нерациональны, т.е. имеют примитивную структуру (не облагороженную соответствующим образованием) и направлены зачастую на криминальные, паразитические виды деятельности;
  - спрос на потребительские товары, как осознанное и прочувствованное желание их иметь, действительно существует. Возможно, это главный фактор энергетики нынешней всеобщей зависти, которая грозит социальным взрывом;
  - новые технологии действительно революционизируют экономику, но они лишь часть инфраструктуры современного капитализма. Что толку, если приложить к глухому уху трубку сотового телефона или поставить компьютер директору предприятия, не понимающему, что такое "маркетинг"? Но новые технологии связи и компьютеризации уже сейчас дали возможность для быстрого внедрения современных банковских технологий и систем фондового рынка, ослабили централизованные забюрократизированные системы принятия решений, дали толчок развитию рекламного бизнеса, торговли, других современных отраслей, повысили информированность людей, востребовали десятки, сотни тысяч умных голов. А это уже немало. Это само по себе означает появление точек роста: компьютерных, информационных, торговых, рекламных, охранных, финансовых, фондовых, консалтинговых, инжениринговых фирм, которые в 2000-2020 создадут сотни и тысячи локомотивов роста: крупных и средних, специализированных на современных услугах компаний;
  - большие научно-технические "навыки и умения" россиян и казахстанцев, т.е. высокий научно-технический потенциал при крайне низком юридическом, управленческом, финансовом и деловом потенциале - это действительно кое-что, основа. Задача состоит "только" в том, чтобы конвертировать один вид знаний и умений в другой, и сделать это в массовом порядке. То, что такая конвертация сейчас происходит, видно невооруженным глазом из наблюдений окружающей жизни. То, что высокий научно-технический потенциал знаний ускорит и облегчит освоение основ рыночной экономики - бесспорное преимущество, которое уже в 1997-2002 гг. приведет к "революции" менеджеров и специалистов.
  Итак, общие выводы:
  Как это ни парадоксально, но богатство природных ресурсов и избыточные мощности являются серьезным фактором риска для реализации перспектив экономического "чуда". Нынешняя дилемма: сделать ставку на сырьевые экспорто-ориентированные отрасли или тяжелую высокотехнологичную промышленность: ВПК и машиностроение - это практически навязываемый выбор из двух зол. В первом случае страна превращается в сырьевой придаток развитых стран и Китая, во втором реализуется модель неэффективного, дотируемого, милитаризованного капитализма ("двуглавый орел") с вырождением страны во второсортную державу - зону влияний Европыи Китая. В любом из этих случаев после 2020 года Россия вновь встанет перед выбором: какой путь выбрать, правда, нет уверенности, что это будет Россия в ныне существующих границах, а не ее осколки.
  Реальная дилемма не в том, чтобы опереться на сырьевую мощь или накопленный за десятилетия социализма промышленный потенциал. Дилемма в том: опереться на высокий квалификационный потенциал россиян и их предпринимательскую энергию или пытаться в максимальной степени сохранить материальный капитал: промышленный потенциал в машиностроении, ВПК и (а не или) мощь сырьевых отраслей.
  Дело в том, что дилемма "сырьевики или машиностроители" не стоит как однозначный выбор того или другого. По сути, с ее помощью находится компромисс, одним из проявлений которого является схема: сырьевые экспортеры добывают прибыль на мировых рынках, государство отбирает большую часть этой прибыли и значительную ее часть направляет на поддержку населения и неконкурентоспособных, но высокотехнологичных отраслей. В результате "сырьевики" и живут лучше всех, и чувствуют свою значимость экономического фундамента системы, государство находится "при деле", выполняя наиболее освоенную им функцию перераспределения, поддерживается в целом приемлемый уровень жизни, а "тяжелые" совершенствуют навыки "выбивания" помощи у государства, чем их руководители немало гордятся с далеких времен. Вся экономика довольно управляемо худеет и движется то ли к обрыву, то ли к давно объявленной стабилизации. В случае, если бы дилемма была однозначно решена в пользу сырьевиков, то экономике не избежать шквала банкротств, если однозначно в пользу "тяжелых" - инфляционного "девятого вала".
  Поэтому дилемма "сырьевики - машиностроители" - это выбор мягкого сползания к обрыву, в надежде, что за это время появится "третья" сила: сильный своей динамикой внутренний рынок и отрасли, ориентированные на него. Подлинный выбор должен состоять не в том, что выбрать и поддержать деградирующий высокотехнологичный или примитивный сырьевой потенциал, а в том, как помочь появлению этой самой третьей силы.
  Если государство сейчас всю мощь своего интеллекта и свой потенциал свободных ресурсов направит на отработку жестко управляемой структурной политики с упором на конкретные программы, то, боюсь, оно сделает непростительную стратегическую ошибку, т.к. опять "зароет" деньги.
  Если мощь государственного разума будет сориентирована на развитие инфраструктуры рынка с особым вниманием к развитию квалификационных кадровых преимуществ, то вероятность появления уже в 2000-2004 годах третьей спасительной силы существенно повысится.
  Что это должно быть?
  Это должно стать:
  - всемерным развитием судебных институтов (программа развития "третьей власти"), способных вытеснить ныне преобладающее "криминальное право";
  - всемерным привлечением цивилизованного западного капитала, но не с точки зрения максимизации инвестиций, а с точки зрения максимизации количества квалифицированных рабочих мест;
  - организацией с привлечением иностранных и отечественных фирм развитой сети качественных курсов для молодежи, предпринимателей, ИТР, руководителей, созданием системы отбора и финансирования для обучения за рубежом десятков тысяч талантливых молодых людей, превращением задачи обучения новым рыночным профессиям в навязчивую национальную идею;
  - поддержкой процессов появления и развития новых высокотехнологичных отраслей экономики, для которых характерны высокая конкуренция, повышенные требования к квалификации и небольшая капиталоемкость по сравнению с трудоемкостью: компьютеризация, рекламное дело, консалтинг, фондовый рынок, страхование, банковское дело, частные учебные и лечебные заведения, маркетинг, управленческий бизнес, юридические услуги, инжениринг, проектное дело, аудит...
  Отрасли современной инфраструктуры, которые дадут работу миллионам умных голов, создадут основу для привлечения цивилизованного капитала, станут основным локомотивом роста емкости внутреннего рынка, на десятилетия зададут темпы процессам экономического развития страны. Эти отрасли, включая и их специалистов, имеют сейчас возможность оснаститься по последнему слову капиталистической практики и теории, создать основу для лидерства России и Казахстана в некоторых из этих отраслей уже через 15-20 лет.
  Главный результат переориентации квалифицированной рабочей силы - это то, что квалифицированная рабочая сила, став адекватной новым потребностям, начнет создавать конкурентоспособные на внутреннем и даже на внешнем рынках товары и услуги, чем повысит предложение, вытеснит импорт, привлечет валюту из-за рубежа, а предприятия и работники предприятия, повысившего уровень производимых товаров, сами предъявят оплаченный спрос на внутреннем рынке. Результат: повышение емкости внутреннего рынка и сбыта отечественного производителя. В массе своей эти явления приведут к реальному, а не искусственному повышению уровня жизни людей, и все это станет процессом развития страны.
  Все методы государственной поддержки, опеки, а самое главное, государственного невмешательства в зоны роста, должны быть направлены на быстрейшее развитие и "адекватизацию" квалифицированной рабочей силы, а не овеществленного капитала. В этом подлинная дилемма, стоящая перед государством по принципу "или-или".
  Поэтому у политики, обеспечивающей завышенный курс нацвалюты, есть одно бесспорное достоинство: она способствует повышению внутреннего спроса, прежде всего спроса населения на рынках потребительских товаров. Не случайно сейчас "пошли в рост" многие предприятия пищевой промышленности, которые усиленно теснят с внутреннего рынка импортеров. "Подешевевшие" компьютеры, телефоны, автомобили способствуют росту предприятий "третьей силы"....
  О ПРОГНОЗЕ СТРУКТУРНОГО РАЗВИТИЯ
  ЭКОНОМИК КАЗАХСТАНА И РОССИИ
  Каков прогноз развития групп отраслей?
  1. "Старые" экспортеры достигнут апогея величия уже в 1998-99 годах, хотя "Газпром" сохранит свое влияние еще двадцать-тридцать лет, а расцвет казахстанской "нефтянки" наступит после решения проблем транспортировки в 2000-2001 годах. В дальнейшем эти отрасли будут оттеснены на периферию экономики России и Казахстана в силу ускоренного развития других отраслей.
  2. "Новые" экспортеры, сейчас испытывающие трудности из-за слишком жесткой валютной политики Нацбанка, но, прежде всего, из-за низкой конкурентоспособности технологий и труда на металлургических и химических заводах, "подтянутся" до "старых" уже в 2000-2005, а затем и их влияние, после некоторой стабилизации, пойдет на убыль. Кроме того, в отличие от энергоносителей, рынки металлов и химпродуктов нестабильны в краткосрочном плане. Поэтому здесь можетбыть много неприятных (но и приятных тоже) "сюрпризов", которые помешают этим отраслям в 2000-2010 занять столь же значимое место, которое сейчас занимают нефть и газ. Впрочем, это в России. В Казахстане время нефти и газа придет позже времени руд и металлов, которое наступило уже сейчас.
  3. Отрасли ВПК еще два-три года будут испытывать сокращение мощностей, но рост производства возобновится уже в этом году. К 2010 году ВПК останется одним из наиболее значимых секторов нацэкономики России, но будет занимать не 20-25% от общего объема экономики, как в 80-е годы, а 7-10%.
  4. Высокомонополизированные отрасли инвестсферы будут продолжать "падать" в 1997-1999, но уже в 1997 году некоторые предприятия этой сферы начнут возвращать себе рынок, а после 1999 года быстрое восстановление многих рынков инвест-сферы приведет к частичному восстановлению объемов производства в 2000-2003. Причем восстановление будет носить скачкообразный характер, хотя ни о каком восстановлении дореформенного уровня речи быть не может. Причины скачкообразного характера роста объемов - накопленный спрос на многие инвест-товары. В 2000-2003 объемы инвестсектора возрастут на 40-50% по сравнению с нижней точкой спада в 1999 году.
  5. Конкурентные отрасли, ориентированные на население, в 1997-1998, возможно, будут "раздавлены" коммунальной реформой, но как раз сюда потекут иноинвестиции, которые сделают конкурентоспособными многие предприятия.
  6. Монопольные отрасли, ориентированные на население, получат достаточный источник для самофинансирования после успешного проведения реформы ЖКХ и восстановят в 1998-99 свое финансовое здоровье. Но будут страдать от плохого управления.
  7. Монопольные отрасли, ориентированные на государство, могут начать развитие после восстановления финансового здоровья государства, которое начнется после 2002 года. Развитие этих отраслей, неуклонно нарастая, начнется после 2002-2003. Для Казахстана здесь особое значение имеет отношение Европы и Китая к сухопутному пути между ними. Если стабильность СНГ подтвердится в 1997-1999 годах, то внутренние насущные потребности Европы и Китая приведут к началу масштабных инвестиций в дорожное строительство уже в 2000-2002.
  8. Примитивные высококонкурентные отрасли, ныне смягчающие для десятков миллионов людей кризис, ставшие длямиллионов россиян и казахстанцев начальной школой рыночной экономики, исчезнут, родив сотни тысяч эффективных торговых, сельскохозяйственных, мелких промышленных, иных фирм, которые станут солидной и растущей частью национальных экономик России и Казахстана.
  9. Криминальные фирмы частично профессионализируются, частично перейдут в разряд "белых", частично исчезнут, но в целом отрасль сократится с 2000 по 2010 год в 2-3 раза.
  10. Современные конкурентные инфраструктурные отрасли, поглотив сотни тысяч "умных" голов с "оборонки", отраслей инвестсферы, бывших госслужащих, а также молодых людей - выпускников школ, вузов, академий, станут главным локомотивом роста экономики уже после 2005 года, хотя уже сейчас ощущается серьезное влияние талантов из банковской сферы, начинается экспансия влияния специалистов РЦБ, информационного бизнеса. Миллионы высококвалифицированных кадров, выращенных в Советском Союзе, все-таки создали фундамент высокообразованного общества, который стратегически является несравнимо более ценным ресурсом, чем нефть, газ, металл, здания и оборудование, вместе взятые. Переориентация этого потенциала с инженерных на предпринимательские знания и навыки произведет революцию и станет основой для долгосрочного экономического роста России и Казахстана в 2000-2050 вплоть до уровня европейских стран.
  Попробуем сделать "моментальные снимки" отраслей экономики Казахстана и России.
  
  2000 год:
  Добывающие отрасли укрепят власть и влияние через экспансию капиталов, лоббирование, частичную переориентацию на внутренний рынок, теперь это будут спруты, включающие в себя добычу, частично переработку и распределение. Они останутся основным донором жизненного уровня населения и стимулирования потребления населением дешевого импорта и во все большей степени потребления своей же продукции - энергии. Для России это более актуально, чем для Казахстана, т.к. там нефте- и газодобыча более развиты, более продвинуты к рынкам.
  "Новые" экспортеры: металлургия и химия, добыча руд будут приносить миллиарды долларов доходов в Россию и сотни миллионов (до $2-2,5 млрд.) в Казахстан. Они дадут работу более чем миллиону человек в России и 200-250 тыс. человек в Казахстане. Все большее значение для экспорта этих отраслей начнет приобретать Китай. Внутренний спрос начнет оживляться, но все же будет ненамного выше спроса в 1997 году. Интерес к предприятиям этих отраслей усилится.
  ВПК будет наращивать портфель заказов, здесь усилятся государственная опека и госконтроль, что скорее всего помешает акциям этих предприятий занять соответствующее место на РЦБ.
  Отрасли машиностроения в 2000 году сформируют порт-фель заказов на 20-30% больше портфеля заказов предыдущих лет. Внимание к предприятиям-лидерам, растущее с 1998года, резко усилится, что приведет к скачкообразному росту цен на их акции.
  Конкурентные отрасли, ориентированные на население, приобретут уверенную динамику развития на основе современной технологии и инвестиций, и уже с 1997-98 начнут оттеснять с рынков Казахстана, России "западные" и "восточные" товары.
  Монопольные отрасли, ориентированные на население, получат основу для восстановления своего устойчивого финансового положения в результате коммунальной реформы 1997года. К 2000 году их уже "растащат" инвесторы, близкие к власти. Совершенствование управления и капитала здесь будет происходить медленно именно из-за монопольности и замкнутости на внутреннего, монопольно зависимого потребителя.
  Монопольные отрасли, ориентированные на государство, будут по-прежнему прозябать на крайне скудном бюджетном пайке, хотя оптимизм инвесторов в отношении дорстроев в 2000 году уже будет существенно выше, чем в 1997-98.
  Малое предпринимательство, выросшее из "челноков", дачников, огородников, мелких животноводов и маслоделов, в 2000 году будет представлено десятками тысяч эффективных казахстанских и российских предпринимателей и предприятий. Оно по-прежнему будет технологически и управленчески примитивным, но несколько сотен предпринимателей дорастут до среднего уровня, и многие из них приобретут современное оборудование по пивоварению, сыроделанию и др. Эти предприятия к 2000году увеличат свою долю в нацдоходе и нацпродукте.
  Криминальные фирмы, находящиеся под контролем предпринимателей, общака, чиновников, профессионалов из служб безопасности, международных преступных синдикатов, существенно капитализируются, но вряд ли превратятся в единую систему, как то было во времена "воров в законе". Скореекриминальная экономика будет представлена несколькими мощными блоками, идеологически и культурно несовместимыми между собой, она во все большей мере будет подпадать под контроль капитала экспортеров и крупного капитала, сформировавшегося на преступных доходах и вошедшего в "белый" бизнес.
  Современные отрасли, не требующие больших капитало-вложений, но требующие высококвалифицированной, умной рабочей силы, такие как банковское дело, РЦБ, страхование, информуслуги, компьютеризация и т.д., набирающие силу с 1993-94, в 2000-м станут основным условием привлечения иностранных инвестиций и качественных изменений в управлении, финансах, собственности. Здесь будут почти "западная" зарплата, необыкновенная активность и прогресс. Здесь будут работать до половины всех талантов бизнеса.
  В целом в этот период, особенно в его первой половине (1997-1998) экономика будет находиться в депрессии, хотя, возможен переход в неуверенный и нестабильный рост на 1-2% в год.
  
  2003 год:
  Добывающие отрасли, достигнув апогея власти и влияния в 2000-2002, начнут неуклонно уступать позиции другим отраслям. Хотя то, что это верно для России, не означает прямого переноса на Казахстан. Ведь именно в это время заработает КТК, намечаются инвестиции в шельф и, возможно, резко увеличится реализация Карачаганского газа. Поэтому для Казахстана эра нефте- и газодобытчиков наступит где-то, начиная с 2002 года.
  Металлургия и химия обретут вновь внутренний рынок в лице предприятий ВПК и инвестотраслей.
  ВПК существенно, возможно, в 1,5-1,8 раза по сравнению с 1997-м годом повысит объем производства особо высокотехнологичной техники и станет существенной экспортной отраслью.
  Инвестотрасли в 1,4 и более раза по сравнению с 2000-м годом увеличат объем производства.
  Конкурентные отрасли, ориентированные на население, в тяжелой борьбе будут отстаивать утраченные десятилетие назад позиции на внутреннем рынке в борьбе с западными и восточными производителями.
  Монопольные отрасли, ориентированные на бюджетное финансирование, особенно строительство дорог (в Казахстане- это прежде всего идея "Великого шелкового пути"), получат сильный импульс к развитию.
  Малые предприятия, родившиеся из примитивных отраслей, создадут в Казахстане сотни средних фирм, многие из которых поглотят предприятия бывшего госсектора и дадут им инвестиции и энергичный менеджмент.
  Государственное право окрепнет и к концу периода станет в целом сильнее криминального, что даст новый импульс развитию всех секторов экономики.
  Фирмы современных отраслей, представленные банками, брокерами, консалтинговыми, управляющими, регистраторскими и иными фирмами, станут центрами по привлечению порт-фельных и стратегических инвестиций, управляющими и обучающими центрами. По сути, они станут управленческими и информационными локомотивами экономического роста.
  Само государство также претерпит позитивные кадровые и структурные перемены и на волне экономического подъема нарастит свое позитивное влияние на экономику.
  В 2000-2002 экономический рост станет реальностью, причем в отраслях ВПК и инвестсферы подъем будет иметь преимущественно восстановительный характер (темп роста 10-20% в год). В Казахстане существенно увеличится нефте- и газодобыча, потребительский сектор будет также расти приличными темпами по 6-10% в год. Иностранные инвестиции в Казахстане увеличатся до $3 млрд., а в России - до
  $ 14-17млрд. в год. Экономическим ростом попробуют воспользоваться сырьевые генералы, приобретшие за предшествующие годы огромную финансовую и политическую власть.
  Что произойдет с "ромбом"? Он в существенной мере размоется, потеряет актуальность, т.к. доля "сырьевиков" в нацдоходе уменьшится существенно и кардинально, появятся новые центры силы в экономике, а ВПК и машиностроение из реакционной составляющей ромба станут ее наиболее прогрессивной частью, т.е. они с "сырьевиками", по-прежнему отстающими от мирового уровня, поменяются местами. В эти годы может вырасти и инфляция, т.к. понадобится стимулировать повышение конкурентоспособности экономики на внешнем и внутреннем рынках и "спустить" несколько надутый в прежние годы курс нацвалют. В целом за 2000-2002 рубль и тенге "похудеют" в 1,7-2,0 раза по отношению к доллару.
  Общий экономический рост, за период 2000-2002, который захватит практически все сектора экономики, может составить в России 25-28%, а в Казахстане он может составить 35 и более процентов из-за "нефтяного" и "газового" прорывов на мировые рынки.
  Фондовый индекс, выросший в России в 1996 г. в 2,5раза, в 1997-1999 вырастет еще в 1,8-2,3 раза, в 2000-2002 вырастет в 4 раза, итого в 20-25 раз с начала 1996 г.
  Фондовый индекс в Казахстане вырастет в 1998-2000 в 4-5 раз, а в 2000-2002 еще в 4-5 раз, итого с начала 1998года в 15-25 раз.
  май 1999:
  Куда мы движемся?
  Куда движется весь мир?
  ОСНОВНОЙ ВОПРОС ОЧЕРКА:
  Каковы перспективы российского экономического и политического чуда в конкурентном окружении других стран и группировок стран?
  Анализ предыдущего тридцатилетия
  Мир сейчас действительно находится в неустойчивом состоянии - исчез один из двух центров мирового порядка и силы - Советский Союз, но растут два других: Европа и Китай, а возможно, и Индия; научно-техническая революция тоже не замедляется. Растет население Земли. Ядерное оружие "расползается", и теперь уже в руках Индии, Пакистана, а, возможно, Израиля, ЮАР и у арабов есть не только оружие, но и средства его доставки на тысячи километров. Обостряются экономические противоречия между американцами и европейцами, американцами и китайцами, китайцами и японцами, немцами и турками, немцами и французами и т.д.
  К чему приведет развитие мира в первые 20-30 лет XXI века? Будут ли большие локальные или даже мировые войны; как распределятся сферы влияния между новыми и старыми центрами силы; каковы будут темпы и качество экономического роста в основных районах мира; т.е. какие блага приобретут первостепенное значение; как трансформируются демо-кратические институты в "странах-бастионах" и в "догоняющих" странах; каково будет место Казахстана и России в мире 2020-2030 годов?
  Чем характеризовались обстановка и развитие основных сил в предыдущие 30 лет (с 1970 по 1999)?
  Советский Союз, после стабилизации 60-х годов, после последних крупных успехов в военном, экономическом и политическом противостоянии с США и Западной Европой, начал неуклонное падение в пропасть (70-е годы), предпринял лихорадочные реформы в попытке спасти свою систему и место в мире (80-е годы) и исчез с поля сил, развалившись и как содружество, и как страна, фактически исчезнув как экономическая сила (90-е годы).
  Соединенные Штаты, все больше уступая долю в мировом производстве, все-таки выдержали войну за конкурентоспособность и производительность труда с Японией и Европой, победили уже в 90-е годы в этой войне, сохранили, а после краха СССР упрочили свое политическое, культурное, идеологическое влияние в мире. Поднялся и статус доллара как мировой валюты, которой нет равных. Самым высоким и со значительным отрывом остается уровень жизни и потребления.
  Но за это время в мире появились новые центры силы, стремящиеся к власти и влиянию в противоречии с интересами США. Это Китай и, скорее всего, объединяющаяся Европа, избавляющаяся от страха перед советским блоком и коммунизмом. Китай за прошедшие десятилетия проделал закономерный путь освобождения от одиозных пут маоистской идеологии.
  Закономерно улучшив свои экономические показатели раз в 5-6, он усилил влияние в Азии настолько, что его влияние в близлежащих к нему странах сейчас становится доминирующим. У Китая все еще огромен потенциал для роста. Производительность труда и уровень жизни в Китае в 10 раз ниже, чем в США, а если вспомнить о трудолюбии, торговой сметке, хитрости и дипломатических способностях китайцев, а также о том, что они имеют многотысячелетнюю культуру, основанную на рационалистичном конфуцианстве (чем-то родственным протестантской этике), а также на уважении к общине, то мы можем предположить, что китайского экономического чуда еще не было, оно только еще предстоит. Вот тогда "держись, Америка с Европой!".
  Европа, включающая сейчас фактически и страны бывшего "соцсодружества", по численности населения превосходит США и Канаду почти в 1,5 раза, а экономически равна США. Хотя она не едина и не будет единой в предстоящие 10-20 лет. Великобритания, скорее, ближе к США, чем к континентальной Европе. Немцы и французы весьма недолюбливают другдруга и конкурируют в борьбе за доминирующее место в Европе. Очень похоже на то, что в первые пять лет XXI века идея "евро" "с треском" провалится (если не "с треском", то фактически). Будут нарастать, подогреваемые американцами, проблемы и противоречия в Европейском сообществе, а Германия, скорее всего, "найдет себя" в начале XXI века не в Европе, как таковой, а в экономическом освоении восточно-европейских стран (Чехии, Словакии, Венгрии, Румынии, Болгарии, стран Балтии, меньше Польши, Украины).
  Но я незаметно перешел от анализа прошлого к прогнозам на будущее. Поэтому вернемся к прошлому. Какие выводы можно сделать о нем, что в нем было главным?
  Главное - это крушение "советской империи", исчезновение и коммунистической альтернативы. Следующее по значению событие - это выход Китая на национальный капиталистический путь развития, быстро превращающий его во второй в мире центр силы. Следующее по значению событие - это появление "новых индустриальных стран", за которыми стоит несколько сот миллионов человек населения, появление капитализма с явно дальневосточной спецификой, доказавшее неуникальность, а тиражируемость "японского экономического чуда".
  Хотя "азиатское чудо" несколько поблекло в свете событий азиатского кризиса, но очевидно, что этот кризис - это "кризис роста", а не загнивания. Из него многие из этих стран, такие как Корея, Тайвань, Малайзия, Таиланд, выйдут зрелыми, готовыми к новой атаке на конкурентные позиции японцев и американцев.
  Следующее по значению событие - это объединение и "американизация" Европы, в смысле приближения старых европейских государств к статусу американских штатов, хотя у объединительного процесса в первые 10-20 лет XXI века будут немалые трудности, которые могут затормозить процесс объединения.
  Другие события не столь значимы в свете глобальной расстановки сил. Богатства, "свалившиеся" на арабские страны после 1973 года, хотя и повысили роль и значение этих стран, но не привели ни к арабскому единству, ни к уничтожению государства Израиль, ни к экономической, ни к политической экспансии арабов. Скорее наоборот: нефтедоллары расслабили арабов, изнежили их, существенно усилив их зависимость от стран Запада, т.к. большая часть вырученных миллиардов хранится в американских и европейских банках, в американских и европейских ценных бумагах. То, что построено в песках, держится усилиями иностранных специалистов и рабочих.
  Япония, претендовавшая на экономическую гегемонию в Азии, активно отбиравшая доли на рынках в Соединенных Штатах и европейских странах, с начала 90-х "заболела". Ее болезнь чем-то напоминает общеазиатскую болезнь приспособления, но не в меньшей мере является и отражением новой роли Китая и "тигров", вытеснивших Японию, зависимую от внешней торговли, с многих рынков. В любом случае, Япония, в отличие от Китая, не может претендовать на роль даже дальневосточного гегемона. Она лишь может стать очень весомым союзником Китая в борьбе против США или союзником США против Китая. На американском и африканском континентах не произошло сколь-нибудь значительных событий, которые могли бы всерьез повлиять на расстановку сил в мире.
  Еще короче - в 1970-99 произошло следующее: "атлантическая" цивилизация укрепила все свои позиции как в силу экономического роста, появления новых идей и технологий, так и за счет повергнутого врага - Советского блока. В то же время тихоокеанская цивилизация, в последние столетия оттесненная на задний план мировой цивилизации, "вдруг" обрела себя и начала, подобно сказочному ребенку, "не по дням, а по часам" расти и набирать силы: экономические, политические, идеологические, научно-технические. Арабская цивилизация родила несколько революций и локальных войн и попала в плен к доллару. Другие цивилизации, кроме русской, вполне справлялись со своими проблемами, но принципиально не изменили своего места в мире.
  Геополитический сценарий 2000-2030
  Что же произойдет в 2000-2030, именно по-крупному?
  Почти очевидно, что основная борьба за власть и влияние в мире, за возможность реализовать свои культурные коды, свои сильные стороны, развернется между атлантической и тихоокеанской цивилизациями, представленными, прежде всего, США и Китаем. К 2020-2025 экономические потенциалы двух стран сравняются, а к 2030-2035 китайская экономика на 30-35% будет превышать американскую и на 5-15% европейскую (Западной и Восточной Европы). Китай спокойно и естественно воплотит в жизнь мечту советских руководителей "догнать и перегнать".
  Уже в первом десятилетии XXI века Китай распространит свое экономическое и отчасти политическое влияние на все страны Индокитайского полуострова, может быть, за редким исключением. Будет сильно влияние Китая и на Индонезию, которая получит значительную подпитку от китайского рационализма в деле превращения в реальную новую индустриальную страну, хотя, возможно, Индонезия не сумеет сохранить свою целостность и расколется "на острова".
  Все эти годы будет усиливаться антагонизм и конкурентная борьба Китая с Индией, которая получит в 2015-2030 большую помощь от "атлантистов", чтобы противостоять Китаю в регионе. Думаю, что в 2020-2030 откроется новое-старое лицо древней индийской цивилизации, которая под влиянием "китайской угрозы" создаст свой достаточно жизнеспособный и развивающийся капитализм, способный отстоять свои интересы в самой Индии и, возможно, в нескольких странах Индокитайского полуострова.
  
  К 2025 году Россия подойдет к черте зависимости, за которой международная политика России в Азии будет строиться только с большой оглядкой на китайцев.
  
  К 2030 году экономический и жизненный уровень в Китае и Индии будут несравнимы между собой, с разницей где-то в 2,5-3 раза. Китай уйдет далеко вперед, активно претендуя на мировое лидерство, почти изолировав Индию кольцом дружественных Китаю государств.
  Усилится влияние Китая и на Россию, но Россия, в борьбе за свою территориальную целостность, поставит уже во втором десятилетии XXI века сильные преграды для экспорта китайской рабочей силы, китайского капитала и китайского влияния. Однако и в России появится несколько миллионов китайцев, которые к 2020 году возьмут под свой контроль до 7-10% экономики страны.
  В России будут меняться правительства и их политика будет от умеренно прокитайской (в это время влияние китайцев будет быстро усиливаться), до агрессивно антикитайской (в это время возможно незначительное ослабление китайского влияния). И так, волна за волной.
  К 2025 году Россия подойдет к черте зависимости, за которой международная политика России в Азии будет строиться только с большой оглядкой на китайцев. Причем, зависимость будет очень чувствоваться на Дальнем Востоке, в Сибири, даже на Урале и Кавказе, гораздо меньше в Поволжье, в центральных и западных областях, которые, в свою очередь, попадут под сильное влияние европейского капитала.
  Это создаст определенную разность потенциалов в России, опасную для ее единства, прежде всего чреватую отколом Дальнего Востока и Сибири, опасную кавказской войной.
  Казахстан, страны Центральной Азии, Афганистан, Пакистан также попадут в сильную зависимость от Китая, еще более сильную, чем российский Дальний Восток и Сибирь. Фактически они превратятся в зону прямого влияния Китая. Усилителем здесь будет не только определенная культурная и этническая близость к народам Китая, но и время от времени обостряющиеся экономические и политические противоречия с Россией, особенно во время реакции России на усиление китайской гегемонии в 2010-2020.
  В итоге, практически все эти страны, а также Ирак, Сирия, Саудовская Аравия, и меньше Иран, а, возможно, и Турция, попадут в зону китайского влияния и китайских интересов.
  Во многом это произойдет из-за самонадеянной имперской политики США в этом регионе в первом десятилетии XXI века, политики государства, ощутившего себя единственной сверхдержавой и потому позволяющего себе быть бесцеремонным, кроме того, из-за продолжения и в первом десятилетии XXI века Соединенными Штатами, по инерции, антироссийской политики.
  В результате ослабленная и заблокированная "атлантистами" Россия не только не будет противостоять китайцам в их продвижении на запад по южным рубежам России, но и сама, время от времени, будет открывать свои границы для проникновения китайцев, а также оказывать поддержку этому движению на запад, чтобы противостоять недружелюбному в начале XXI века Западу.
  США в первом десятилетии XXI века будут бороться за свою гегемонию в Европе через противопоставление ее России, через активизацию "турецкого фактора", через сталкивание интересов Германии и других крупных стран Европы; будут продолжать ослаблять Россию, чтобы окончательно разрушить ее военный потенциал; будут поддерживать баланс сил на Ближнем Востоке, опираясь прежде всего на Турцию и Египет, чтобы контролировать поставки нефти и поддерживать безопасность Израиля, но уже с 2010-2015, обеспокоенныеусилением Китая, начнут активную антикитайскую политику, с опорой на Россию, Индию, Турцию, попытаются серьезно привязать к себе Пакистан и освободившийся от жесткого исламского режима Иран.
  Перестройка политики США займет практически все второе десятилетие. США уже не смогут противостоять Китаю ни в Центральной Азии, ни, по-видимому, в Пакистане и Иране, а их естественные союзники: Россия и Индия, не станут послушно следовать американской линии.
  Быстрое развитие на американском континенте Мексики и Бразилии выведет их также в число конкурентов Соединенных Штатов. Возможно, эти страны заключат союз, чтобы ограничить безраздельное господство США на американском континенте. Ответом США будет дестабилизация обстановки в странах, попавших под власть "антиамериканистов". С 2020 года, по мере усиления Китая и роста прокитайских настроений в этих странах, Соединенные Штаты станут проводить более разумную и сбалансированную политику, которая оставит в орбите безусловного влияния США основные страны американского континента.
  Кстати, борьба за Европу приобретет новый смысл и как борьба за Южную Америку, культурно близкую Южной Европе.
  В Черной Африке, возможно, появится государство, претендующее на ее объединение. Объединение Африки начнется с юга или центра, может быть, - с ЮАР, Нигерии или Заира. Здесь опять столкнутся интересы Китая и США. Очень активно в африканские дела окажутся вовлечены и арабские страны. Но на чьей стороне? И зачем Китаю Африка?
  Действительно, Китай, сильно сдерживаемый США и Японией, которая останется и в 2030 году союзником США, если не произойдет что-то совершенно невероятное (например, приход к власти в Японии, оказавшейся в глубоком кризисе, диктатора - глубокого прокитайца или в силу какой-то невероятной договоренности о разделе сфер влияния или территорий, например, российского Дальнего Востока), Китай, которому на востоке и юге не будет хода дальше Филиппин и Индонезии, двинется в распространение своего влияния не на юг и восток, а на север и запад.
  Север - это Сибирь, это Россия, в общем - бедные края, и прямая конфронтация здесь грозит ядерной войной и немедленным столкновением с Европой как единым целым, авот путь через Центральную Азию, Пакистан, Иран, арабские страны в Турцию и в Южную Европу - это путь к изоляции Индии, к контролю мусульманского мира, к Европе и Африке, а, значит, путь к евроазиатскому и мировому господству. Тем более, что внутренние события в Синцзян-Уйгурском автономном округе как бы спровоцируют Китай на активность в этом направлении, на "дружбу" с мусульманским миром.
  Мы не говорим сейчас о прямой военной экспансии, подобной экспансии Германии в 30-40 гг. XX века, очень рискованной в ядерную эпоху, мы говорим об экспансии экономической, политической, о людских потоках, о направленности работы дипломатов, спецслужб, тайных организаций, типа китайских триад, наконец, о постоянной опасности силовых методов, вплоть до ввода войск, при возникновении гражданских конфликтов в странах - объектах влияния, в поощрении сепаратистских движений, наконец, в развязывании локальных войн "чужими руками". Эти методы проникновения в начале XXI века станут еще более популярными, чем раньше.
  И все же, нужна ли Африка Китаю, даже сильному Китаю образца 2020-2030 годов? Вряд ли, скорее она нужна США и Европе, но именно поэтому африканское объединительное движение будет, скорее всего, антиамериканским и антиевропейским - вспомнятся и исторические обиды: колониализм и рабство. Китай же, заинтересованный в ослаблении "атлантистов", предпримет активные действия для помощи "черной революции на черном континенте". Естественно, арабские страны не заинтересованы в создании на юге сильной страны, культурно далекой от них. Черные мусульмане Судана, Мадагаскара, скорее всего, будут против создания африканской империи, но в борьбе с объединителем Африки арабы вряд ли будут едины из-за противоречий между собой.
  В 2020-2030 появится идеология, объясняющая нынешнее униженное и нищее положение Черного континента, являющегося самым богатым в природном отношении. Такая идеология может прийти из Соединенных Штатов, из негритянского общества; из Бразилии, борющейся за самостоятельность против гегемонии США. Почти однозначно, что такое общественное движение и его идеология будут антиамериканскими и, скорее всего, также и антиевропейскими, значит, в 2020-2030 в Африке у "атлантистов" появятся серьезные проблемы, а у Китая - союзники в борьбе за мировую гегемонию.
  Европа в первом десятилетии XXI века переживет серьезное разочарование в объединительном процессе. К концу десятилетия немцы как никогда будут ощущать себя немцами, французы - французами, а англичане - англичанами.
  
  Именно китайская политика в 2010-2030 приведет к политической нестабильности, перманентно возникающей в арабских и других странах мусульманского мира.
  
  Объединительные тенденции станут глубже и больше консолидировать экономическое единство Европы, чем в начале десятилетия. Именно в первом десятилетии европейский капитал станет общеевропейским. В конце десятилетия с большими трудностями и трудами утвердится единая валюта. Европа получит мощный толчок к развитию и экономической экспансии на восток и юг: в Россию, в арабские страны, в Африку.
  Европейские правительства будут часто ссориться между собой. В самой Европе возникнут антиевропейские, антинемецкие, антифранцузские, антимусульманские, антиславянские партии. Это станет благодатной почвой для интриг заинтересованных в европейской раздробленности стран, США в первом десятилетии и Китая - во втором.
  В последующем, т.е. в 2020-2030, европейцы все более начнут ощущать и оценивать выгоды объединения, экономически поглотив сначала страны Восточной Европы, включая Украину и Белоруссию, а также Турцию и, возможно, страны северной Африки, часть из них включив и в состав Объединенной Европы, а с 2020 года все больше вовлекая в сферу своего влияния и Россию, но относясь к России скорее как к буферу между Китаем и Европой, фактически своей политикой поощряя раскол России на европейскую - до Урала, и азиатскую части.
  Россия, по их мнению, вполне может находиться в сфере китайских интересов, тем самым ослабляя в ее лице все еще мощного исторического соперника для стран-объединителей Европы (Франции, Германии) и ослабляя "российскую опасность" для восточных стран Объединенной Европы. По мнению европейских политиков, и в начале двадцатых годов XXIвека мыслящих скорее как региональные политики, региональной, а не мировой державы - Россия, озабоченная соперничеством на своей территории с Китаем, лучше для Европы, чем сильная Россия, противостоящая Китаю или (чего они боятся) договаривающаяся на равных с Китаем.
  Сама китайская угроза в Европе начнет восприниматься всерьез гораздо позже, чем в США, только тогда, когда Китай начнет активные усилия по отрыву от Европы Турции и активизирует "африканский фактор".
  Только к концу третьего десятилетия Европа, ставшая реально экономически единой, посмотрит на мир глазами третьей великой державы и поймет, что у нее на пороге новый евразийский гегемон - Китай, что арабский мир пора включать в орбиту своего собственного, а не американо-европейского влияния; что России пора пообещать вступление в Объединенную Европу в обозримой исторической перспективе.
  Арабский мир, ставший в 1975-2000 всемирным рантье, в первом десятилетии XXI века продолжит богатеть на доходах от нефти, одновременно отставая в человеческом развитии, но уже к концу десятилетия для него проявятся явные опасности как со стороны устремленного на запад Китая, так и со стороны научно-технической революции и экологического движения, отодвигающих нефть на более скромное место среди источников национального богатства.
  В 2010-2025 эти опасности проявятся в виде распространения китайского влияния в этих странах посредством огромных закупок нефти, товаров, производимых в этих странах, соответственно, продажи китайских товаров, в виде экспорта китайской рабочей силы; привлечения Китаем капиталов из этих стран; активного финансирования сепара-тистских или оппозиционных движений, через победу которых страна быстро превращается во что-то вроде китайского протектората, через использование прямой военной силы "по случаю" и в спровоцированных китайцами конфликтах между государствами региона.
  Именно китайская политика в 2010-2030 приведет к политической нестабильности, перманентно возникающей в арабских и других странах мусульманского мира. Начнется "раскачка" региона, тонкое использование противоречий между странами и появившихся в начале второго десятилетия экономических трудностей, вызванных устойчивым снижением доходов от нефти. Обвинение Запада в манипуляциях цен на нефть станет дополнительным идеологическим оружием против Запада.
  В результате народных волнений падут некоторые арабские режимы, и их элиты, изнеженные роскошной жизнью, эмигрируют на Запад, ясно, что вместе с деньгами. Новые правительства, заручившись полной поддержкой Китая, и, на определенных изгибах истории, России, потребуют денег, но Запад их откажется возвращать. Дальше - больше. В результате, часть мусульманского мира попадет в зону сильнейшего идеологического влияния Китая. Если даже режимы, такие как иранский, останутся вполне самостоятельными, ими будет руководить страх и политический здравый смысл - они признают гегемонию Китая в регионе.
  Конечно, Запад не будет сидеть сложа руки, но его действия будут двойственными, обусловленными противоречиями между США и Европой; США и Россией; Европой и Россией. Только в Турции, Иордании, Израиле и Египте ползучей китайской экспансии будет дан своевременный жесткий отпор.
  В свою очередь, неустроенность и нестабильность родит в арабском мире сильное объединительное национально-религиозное движение, вобравшее в себя идеологию исламского фундаментализма, азиатской солидарности и антиатлантизма. Если, экономически самостоятельные и интегрированные в мировую экономику, Египет и Турция устоят, а Иран, переживший уже такой режим, изолируется от этого движения, то на территории Ирака, Саудовской Аравии, Йемена, Сирии, Эмиратов, возможно, Судана, Алжира и Ливии будет создана Объединенная Арабская республика, однозначно антиамериканская.
  Это может произойти около 2025 года. Эта республика может первой своей крупной военной и идеологической акцией захватить Израиль, что вызовет большую региональную войну с США и Европой, в которой "возвратившаяся в Европу" Россия выступит на стороне европейцев, а Китай - арабов.
  Поскольку силы будут неравны, ведь на стороне Израиля выступят не только США, Европа и Россия, но и находящиеся в непосредственной близости Турция, Египет, а, возможно, и Иран, озабоченный усилением китайской гегемонии, то в результате непродолжительной войны Израиль будет восстановлен. В Алжире и Ливии к власти снова придут умеренные режимы, но в центре региона возникнет воинственное государство, отныне долгосрочный союзник Китая и враг атлантистов. Это государство будет контролировать большие и все еще важные для мировой экономики нефтяные потоки, и угрожать Европе, Индии и умеренным режимам в регионе.
  В результате войны снова резко ухудшатся отношения Китая с Россией, что станет для Китая предлогом для активной дестабилизации на Дальнем Востоке, в Сибири, а также в Казахстане, Туркменистане, Узбекистане. Это не приведет к войне, но осложнит торговые и иные отношения между странами на несколько лет.
  В результате мирового развития в 2000-2030 в мире опять утвердится двуполярность. Китай, не доводя дело до крупных войн, будет стимулировать нестабильность во всех странах между ним и Европой, прощупывать силу Запада, утверждаясь постепенно и целенаправленно как азиатский, а с 2020 года и мировой гегемон. Европа в 2000-2020, еще не вполне осознавшая себя как единое целое, будет оставаться в русле американской политики, одновременно отвоевывая себе все большее экономическое пространство как на востоке, так и на юге, а с 2025 года начнет подчинять себе экономику США и стран Латинской Америки. В 2020-2030 Европа осознает себя третьим центром мировой силы, самостоятельным по отношению к США и начавшим бороться с Китаем за гегемонию на Евразийском материке. Россия, испытав политические метания (от Китая к Европе и обратно) сделает свой выбор в пользу Европы, но начнет ощущать себя прежде всего мостом между Китаем и Европой, тем более, что нестабильность у южных ее границ выведет некоторые из этих стран (на юге от России) из сферы активного экономического обмена. На американском континенте появится региональный центр силы - Бразилия, который начнет разрушать всевластие Соединенных Штатов. В Африке (на юге или в центре) и на Ближнем Востоке появятся государства, претендующие на создание африканской и арабской великих держав. Индия через соперничество с Китаем решит основные внутренние проблемы и подготовится к 2030 году к борьбе с Китаем за роль великой региональной державы.
  В результате к 2030 году сложатся достаточно устойчивые сферы интересов. Первая-это Западная, состоящая из взаимопроникающих американской и европейской, противоречия между которыми и в 2030 году будут носить латентный характер. Географически в сфере ее интересов останутся не только Европа и Америка, но и Россия, Австралия, Индия, Турция, Япония, часть территории Африки. Вторая-Китайская сфера интересов, которая будет включать не только территорию Китая, но и Индокитай, Индонезию, Филиппины, Бангладеш, Пакистан, Афганистан, центрально-азиатские страны, некоторые кавказские страны, а также новое государство, образовавшееся силовым объединением Ирака, Саудовской Аравии, Эмиратов, Судана, Йемена, Сирии, и новое крупное государство Африки.
  Мир будет поделен с учетом общей заинтересованности сверхдержав в мировой торговле, движении людей и капиталов, с учетом того, что в обоих центрах силы основа мощи содержится внутри метрополий, а не вовне их. Поэтому грабительская психология не будет иметь сильной объективной основы.
  Учитывая страх перед ядерной войной, наиболее вероятно, что перераспределение сфер влияния произойдет в целом мирно, лишь через две-три "пробы сил" в виде региональных войн в Африке и на Ближнем Востоке.
  Менее вероятны крупные военные конфликты в Центральной Азии, а также на стыке интересов Индии и Китая, например, в Бангладеш, с участием обеих стран и их союзников, еще менее вероятны войны в Латинской Америке на стыке интересов США и Бразилии.
  Технологический сценарий 2000-2030
  Какие серьезные научно-технические и отраслевые сдвиги произойдут в мире в 2000-2030? Сначала ответим на вопрос: что произошло в 1970-99 годах?
  Произошла революция в ресурсосбережении. В результате энерго и -материалоемкость продукции, производимой на Западе, снизилась в 1,7-2раза. Наступила сначала эра персональных компьютеров (1975-1995), а затем и эра "Интернет" (1995 год и дальше).
  Если в 60-е годы основой экономического могущества были машиностроительные отрасли, химия, электроника, автомобилестроение, то в наше время еще и информационные технологии, биотехнологии, сфера телекоммуникаций. Произошла революция в менеджменте с разрушением громоздких иерархических структур и внедрением гибких, рыночно-ориентированных структур.
  Какая тенденция будет основной в 2000-2030? Произойдут ли великие нововведения, например, строительство термоядерной электростанции, внедрение массового экологически чистого автомобиля, самообучающегося робота, лекарства или медицинской технологии для полного излечения рака, СПИДа, и т.д.?
  Прошедший этап НТР очень способствовал демократизации общества. Например, видеомагнитофоны способствовали взламыванию "железного занавеса" еще эффективнее, в конечном счете, чем все усилия "Голоса Америки". Персональные компьютеры дали малому бизнесу возможность сравняться в вычислительных и информационных возможностях с большим. Массовый, дешевый, экономичный автомобиль повысил самостоятельность и мобильность индивидов и их семей, а победа адаптивных управленческих структур над иерархическими способствовала "полной победе" рыночных предпринимательских структур над административной экономикой.
  А ведь ранее изобретение железной дороги повысило роль государства в жизни общества, т.к. железная дорога должна была централизованно управляться. Телевидение и радио повысили внушающую и информационную силу государства. Системы централизованного электроснабжения и коммунальных услуг также поставили людей в зависимость от власти.
  Последнее эпохальное нововведение - "Интернет", кажется, совершенно освобождает людей от госопеки, превращая весь мир в "информационную деревню" и делая потребность в английском чуть ли не жизненно важной даже на задворках Западного мира.
  Чем же будут технические нововведения 2000-2030 - сигналами и основанием к новой централизации или, напротив, к усилению персонализации в обществах?
  Может быть, экономические проблемы потребуют сверхкапиталоемких государственных и межгосударственных затрат; политическая нестабильность вследствие перекройки сфер влияния вызовет новую гонку вооружений и наращивание служб безопасности; "Интернет" на какой-то стадии развития превратится в настолько тотальное средство коммуникации, что любой его сбой будет грозить потрясениями, и, следовательно, для контроля будет призвана мощь государства; а создание сверхдорогих, сверхмощных и, возможно, опасных термоядерных электростанций потребует госфинансирования, а в дальнейшем и госконтроля.
  Все это может вызвать новое закрепощение людей, рост влияния групп, контролирующих госаппарат. Кстати, и нестабильность "глобальных" финансовых и товарных рынков также может потребовать эффективное госрегулирование.
  Может получиться и так, что многие прорывные капиталовложения окажутся непосильными ни для ведущих компаний и групп компаний, ни для отдельных государств, кроме двух самых мощных их группировок.
  В связи с тем, что в 2010-2030 экономическая мощь "атлантической" группировки в несколько раз превысит мощь китайской, хотя разрыв будет все это время неуклонно сокращаться, у первой будут существенные преимущества над второй в реализации сверхкапиталоемких проектов, подобных полетам на другие планеты, организации противоракетной обороны, создания мирного "термояда", новых поколений оружия. Но гибкость и вездесущность китайцев, в том числе за счет разведки и триад, за счет использования персонализации и "Интернета", позволит им достаточно быстро копировать наработки конкурентов.
  Новая гонка, теперь уже не только гонка вооружений, а скорее общая технологическая гонка, вкупе с гегемонистской политикой в 2000-2020 усилит авторитаризм в Китае. И только в 2020-2030 китайские коммунисты и их модернизированная идеология сойдут со сцены - их место займут умеренные националисты и умеренные либералы.
  С 2020 года усилится потребность в наднациональных органах, осуществляющих экологический, ядерный, информационный (за "Интернет") контроль. Усилится потребность гегемонов в сохранении сфер своего влияния, в стабильности, поддерживаемой авторитетной международной организацией.
  Поэтому с 2015-2020 начнется реанимация ООН, переставшей в начале столетия быть таким международным регулятором. Роль ООН особенно усилится после 2025 года и окончательного оформления блоков. Начнутся робкие разговоры о мировом правительстве где-то в обозримой исторической перспективе 2050-2060 годов.
  Но стабильности нового мирового порядка будут угрожать мощные региональные противоречия между Индией, с одной стороны, Китаем, Бангладеш и Пакистаном, с другой; а также зоны сильной напряженности в Африке, на Ближнем Востоке, в Сибири и на Дальнем Востоке между Россией и Китаем. Начнется перемена ролей в атлантическом сообществе, где на роль "старшего брата" начнет претендовать Европа, втянувшая в свою орбиту Украину, Россию, Турцию и Северную Африку.
  Китай к 2030 году прекратит явную экспансию с использованием силы именно из-за понимания, что слишком явное стремление к гегемонии на евразийском континенте является главным фактором атлантической солидарности. Стоит ослабить нажим, как в течение 10-20 лет проявятся скрытые противоречия, прежде всего, между США и Европой.
  В борьбе за влияние между США и Европой, у США, несмотря на усиление Европы, имеются большие шансы на успех. В Европе останутся национальные автономии и серьезные противоречия между населяющими ее народами. Влияние Китая в самих Соединенных Штатах, имеющих к 2030 году около 2% китайского населения, также вырастет, причем именно согласие с Америкой сделает этот рост более реальным - вот еще одна причина миролюбия Китая после 2025 года.
  
  Уже к 2030 году китайская элита будет готова к "бурному роману" с Америкой (т.е. с США).
  
  Американская политкорректная демократия, грозная по отношению к странам, чьи представительства в самой Америке слабы или молчаливы, очень податлива к воздействию политически активных национальных меньшинств, таких как евреи, итальянцы или армяне. Китайцы, ущемленные в правах до 2025 года, однако, после нормализации отношений, быстро (очень быстро) приобретут в США вес и влияние благодаря деньгам, тайной дипломатии, политической активности избирателей и активизации тихоокеанской торговли.
  В 2010-2020 в Китае в ряде провинций произойдут волнения, в результате (это произойдет после окончания "великой дружбы" с Россией) в России будет принято около миллиона китайских беженцев, большая часть которых останется в России, в США также будет принято около миллиона человек и в Европе - 500 тысяч. К концу второго десятилетия авторитарный режим станет инициатором "исхода" из страны еще 5 миллионов китайцев, более 90% из них на этот раз окажутся в странах Юго-Восточной Азии, но через несколько лет большая часть беженцев вернется в Китай.
  Изгнание из Китая будет больше походить на организованное переселение с целью "освоения" новых земель (что-товроде реализации идеи "троянского коня"). Циничность этих акций обескуражит политкорректные правительства, и первую волну переселения около 3 млн. китайцев они не смогут предотвратить, зато ко второй - окажутся подготовлены.
  В самом Китае жестокость к соотечественникам также вызовет возмущение, что приведет к смене правящего режима и политического курса. Фанатики идеи национальной экспансии уступят место умным прагматикам, удовлетворенным уже достигнутым местом Китая в мире и верящим в то, что спокойное развитие уже в обозримом историческом будущем сделает Китай фактическим гегемоном Евразии. Америку они великодушно "уступят" США, Африку - черным (в своих планах, конечно). Уже к 2030 году китайская элита будет готова к "бурному роману" с Америкой (т.е. с США).
  После прорывных достижений в 2000-2010 в лечении рака, сердечно-сосудистых заболеваний, в продлении человеческой жизни, после внедрения новых, более жестких экологических стандартов, возникнет такой эффект: до 50% экономического потенциала западных стран будет обслуживать индивидуальные, изысканные, а не коллективные и не безусловные человеческие потребности и потребности, связанные с развитием экономики и безопасностью страны.
  Для людей как индивидуумов западные страны станут еще более привлекательными, что объективно спровоцирует Китай на концентрацию усилий именно на крупных проектах в сферах обороны, энергетической безопасности и на машиностроении. В этом Китай увидит шанс победить Запад, обогнав его в сферах, далеких от его гуманитарно-ориентированной экономики (как в свое время это рассчитывал сделать и Советский Союз).
  В 2000-2010 Китай быстро нарастит свой военный потенциал, прежде всего за счет приобретения российских военных технологий. В то же время военные бюджеты стран Запада будут оставаться низкими. Только к концу десятилетия, после ряда эффективных акций китайской армии в Северной Корее, на Филиппинах, после появления агентурных сообщений о создании в Китае космического оружия и эффективных систем противоракетной обороны, Запад осознает, что в ближайшие 10-15 лет может потерять технологическое и общее военное преимущество.
  Это вызовет истерию в общественном мнении и элитах США, Европы и Японии. Военные бюджеты этих стран во втором десятилетии XXI века вырастут в реальном выражении на 60-80%. Дипломатия этих стран, ранее поощрявшая изоляцию России (США и Европа - в силу инерции мышления "холодной войны", Япония - в силу расчета на откол от России Камчатки и Сахалина), теперь "полюбит" Россию, также уже пережившую "антиамериканский синдром" и готовую к встрече и сотрудничеству с Западным миром. Но такой переход не будет мгновенным и фактически займет все 10-е годы XXI века.
  В 2010-2020 начнется технологическая гонка между китайским и западным блоками. Один будет догонять, другой ставить препятствия и наращивать темпы. Произойдут прорывные достижения в деле создания термоядерных электростанций. Запад и Китай приступят к созданию непроницаемых для ракет "щитов", "зонтов", в том числе за счет размещения лучевых комплексов на Луне и создания очень удаленных от земли космических станций.
  Все это серьезно изменит соотношение между сверхгуманистической и остальной экономикой в США и Европе, конечно, в пользу второй. Увеличатся налоги. К концу второго десятилетия основные компоненты противоракетного "зонтика" будут развернуты над Северной Америкой, Японией, Австралией и Европой. Китай, уже в середине десятилетия сделавший переоценку (уценку) своих антиракетных возможностей, преуспеет в создании оружия по "взламыванию" самих антиракетных систем, созданных "атлантистами".
  В итоге, когда во время ближневосточной войны Запад намекнет на возможность ядерного "наказания", Китай откроет перед ним свои возможности по ослаблению противоракетной обороны Запада и кроме того намекнет на существование китайских подводных ядерных мин у побережья Америки и кое-каких других "домашних заготовок". После этого стороны быстро договорятся, хотя американцы в течение нескольких месяцев будут искать китайские мины и действительно найдут несколько из них, в т.ч. в 50 км от Нью-Йорка.
  В 20-е годы более актуальной, чем гонка вооружений, станет экологическая гонка. Это не будет соревнование двух блоков стран, двух гегемонов, это будет соревнование странЗапада, а с 2025 года и Китая, с надвигающейся угрозой потепления климата в связи с тем, что бурное мировое развитие первого десятилетия, в котором задавали тон "грязные технологии" и гонка вооружений второго десятилетия, фактически снявшая многие моральные ограничения в угоду победе в военном соперничестве, одновременно с продолжением экономического роста, основанного на "грязных" технологиях, поставят мир перед реальной угрозой теплового скачка.
  В это время произойдут могучие извержения вулканов, которые дополнительно заэкранируют атмосферу. В результате экологически чистый автомобиль, до этого медленно завоевывающий рынки в борьбе со старыми типами автомобиля, получит мощную налоговую и тарифную поддержку.
  Борьба с загрязнением среды будет объявлена в качестве основной задачи мирового сообщества, а правительства США, Европы, Китая, России, Японии, Индии, Мексики, Бразилии и еще 30 стран профинансируют беспрецедентную совместную программу по очищению атмосферы и восстановлению озонового слоя стоимостью в один триллион долларов.
  В большинстве "нормальных" стран мира в 2025-2030 будет введен специальный экологический налог, перечисляемый в специально созданный мировой экологический фонд. Это положит начало "моде" на совместные целевые фонды, такие, например, как фонд финансирования строительства первой термоядерной электростанции, участниками которого станут 50 стран и частные инвесторы более чем из 100 стран, "фонд против метеорита", "фонд - антивирус и антибелок".
  В 20-е годы XXI века в развитых странах от эпидемий новых мутаций вирусов и белка умрут сотни тысяч человек. Это вызовет новый скачок финансирования медицинских исследований. Уже к 2035 году будут созданы искусственные органы: сердце, печень, почки, полноценно заменяющие естественные, благодаря биотехнологиям и встроенным в них микрокомпьютерам.
  В результате мирового технологического развития, соперничества основных стран и решения насущных проблем экологической безопасности международное сотрудничество, которое испытает в 2000-2025 огромные напряжения, все-таки устоит и утвердится, а к концу третьего десятилетия настолько наберет силу, что в Америке, Европе, России и даже в Китае многие всерьез заговорят о будущем мировом правительстве и формировании мировой элиты.
  Перспективы либерализма и рыночной экономики
  В западных странах и России усилится персонализация, ей будут способствовать дальнейший рост образованности, информированности, самостоятельности людей и развитие сферы услуг, а также рост числа небольших предприятий, фактически избавляющих предпринимателей от необходимости иметь свою бухгалтерию, сбыт, маркетинг, большинство других подразделений и позволяющих предпринимателю, специалисту сконцентрироваться только на том, что он знает лучше всего, и что соответствует наилучшему проявлению его талантов и способностей.
  Торжество узкой специализации в условиях идеально функционирующих рынков, умело регулируемых "жрецами-финансистами" и правительственными чиновниками - вот модель, которая утвердится в США в 1980-2010, а в Европе несколько позже.
  Мощные "фабрики мысли" и штаб-квартиры крупных и средних корпораций станут вторым контуром этой системы, сориентированным на долгосрочные и общие цели, как бы компенсирующие недостатки узкой специализации и "слепого рынка". Фактически США к 2010 году станут как бы единой корпорацией, управляемой не административными, а рыночными и политическими (через соглашение элит) механизмами. В Европе что-то подобное сформируется к 2025 году, но европейская система окажется более сложной, более коллективистской, более государственно-ориентированной и компромиссной.
  За три десятилетия XXI века в Европе, в отдельных странах или районах стран произойдет концентрация основных отраслей экономики. Автомобильная промышленность почти полностью станет немецкой, "родиной" авиастроения станет Франция, как и производства компьютеров, зато главными европейскими центрами судостроения станут Испания и Польша, станкостроения - Швейцария, а тракторостроения - Италия. Фармацевтическая промышленность сконцентрируется в Швейцарии, Германии и Швеции, а черная металлургия и цементная промышленность на Украине. Даже все еще отстающие в развитии от стран Западной Европы Молдавия, Румыния, Болгария, Словакия, Македония, Албания начнут обретать свое место и роль в Единой Европе, находя свою специализацию в производстве отдельных сельскохозяйственных культур, групп потребительских товаров и продуктов питания. Турецкие строительные компании утвердятся в качестве наиболее сильных во всей Европе, а немецкие и венгерские инжиниринговые компании будут задавать тон в конкурентной борьбе на всем континенте.
  Механизмы рыночного регулирования в Европе 2020-2030 будут очень сложными, гораздо сложнее американских, а рынки почти столь же совершенными. Столица не входящей в Объединенную Европу Великобритании станет главным общеевропейским финансовым и фондовым центром, превышающим в 4 раза по объемам торгов корпоративными бумагами Франк-фурт. Это будет похоже на ситуацию, когда предприятие держит свои деньги в чужом банке - так надежнее. Банкирская Швейцария останется третьим финансовым центром Европы, ненамного уступающим немецкому. Франция довольно болезненно воспримет свое устранение из европейского финансового сообщества, впрочем, частично компенсируемое ростом ее значимости как главной авиационной, космической, ядерной европейской автономии, как большой туристической страны континента.
  В Японии, Китае, Корее, Вьетнаме, Таиланде персонализация не сможет пустить глубоких корней, здесь утвердятся сложные коллективные системы согласования личных и групповых интересов, иерархически организованные и целеустремленные. Между этими коллективными системами, сформированными на уровне средних, крупных компаний и групп компаний будет разворачиваться основная конкурентная борьба, хотя конкуренция не станет здесь главной движущей силой экономики, она будет подчинена сверхэффективному процессу согласования интересов.
  Причина такой сверхэффективности, недоступной индивидуалистичным европейцам и американцам, в особой "восточной", общинной психологии этих народов, ориентированной на решение экономических задач. "Политический характер" даже экономического поведения этих народов, ориентированность на согласование интересов разных групп позволят быстро адаптировать демократические нормы и ценности и утвердить довольно прочные демократические режимы, но только после "горячки" первых двух десятилетий XXI века.
  Несовершенные рынки в этих странах, регулируемые почти феодальной иерархией (крупные "компании-государства", воспитывающие своих работников в духе преданности и зависимости, гиганты, жестко контролирующие мелких поставщиков, дилеров, дистрибьюторов) создадут особую, закрытую экономическую систему, но закрытую односторонне (как триггер) - недоступную для проникновения внутрь, но очень экспансивную вовне.
  Все это создаст этим экономическим системам определенные преимущества, и не только в догоняющем развитии, но сделает "дальневосточную" систему более зависимой от качества ее элиты и системы отбора в элите. Почти двухмиллиардный Китай (в 2030 году - 1,75 млрд. человек) не сможет развиваться равномерно и, соответственно, не будет иметь однородной элиты.
  Серьезный социально-экономический конфликт между элитами развитых и отстающих районов Китая будет в основном преодолен к 2010 году, но уже к 2020 году назреет опасный политический конфликт между экспансионистами, ориентированными на запад; экспансионистами, ориентированными на юг, восток; и антиэкспансионистами, ориентированными на внутренние проблемы и внутреннее развитие со спокойной интеграцией в мировое сообщество.
  В результате мирового развития в 2000-2030 либеральная демократия утвердится как практически повсеместно доминирующая система, но в Америке, Европе, России, даже в Индии, Турции и странах Северной Африки либеральные ценности действительно станут культурным фундаментом политического устройства общества, а в Китае, Корее и большинстве других стран Восточной Азии либеральные ценности, скорее, станут формой, а не сутью политических отношений в обществе, скрепленном особой иерархией и умением людей договариваться между собой.
  Если в "атлантических" странах сама элита и демократия станут продуктом жесткого рыночного отбора, то в "тихоокеанских" странах регулирование качества элиты и ее политики будет осуществляться, скорее, сознанием авторитетных людей и рождаться в спорах и интригах между представителямивлиятельных групп, что позволит этим странам не "зацикливаться" на демократии, а легко переходить от демократических к авторитарным формам правления, быстро ориентировать общество на "национальные идеи". Отсюда такая гибкость и даже "коварство" китайской политики, по мнению западных людей. Здесь и опасность попасть под власть бредовых идей и людей. Впрочем, довольно спокойные времена и хорошее образование членов "тихоокеанских" элит" станут достаточно серьезными гарантиями от срывов и резких переходов в политике и политическом устройстве в этих странах в рассматриваемый период.
  Поэтому говорить о всеобщей победе демократии либерального образца после трудных лет двух первых десятилетий нового века можно только с оговорками: в мире появятся два экстремистских режима в Африке и Азии, дальневосточные демократии будут лишь по форме либеральными, а на самом деле просто одной из восточных церемоний, показной данью уважения восточных элит к западным святыням.
  В дальнейшем это может грозить "неожиданными" конфликтами между странами и основными блоками стран, будет одним из главных препятствий для действительного объединения мира под властью мирового правительства уже в XXI веке.
  Чем новое тридцатилетие будет отличаться от прошедшего?
  Теперь по-крупному сравним прошедшую "тридцатилетку" с "тридцатилеткой" предстоящей. В прошлом тон задавало противостояние двух держав: США и СССР, в будущем мы видим новое напряженное противостояние.
  В чем отличие?
  Принципиальное отличие в том, что СССР был неустойчивой страной, так как был деградирующей империей и руководствовался ошибочной экономической концепцией. Поэтому ему поневоле приходилось быть экспансивным. Только в движении, в экспансии он находил устойчивость. Стоило "притормозить" во время горбачевских реформ, как он рассыпался. Другое дело - США и Китай, которые не являются ни империями, ни федерациями народов, экономические системы которых органичны, впрочем, органичной является только экономическая система США, а китайская таковой только становится.
  Кстати, если в 2000-2010 леворадикальные коммунисты в Китае по какой-то злой воле китайского рока возьмут реванш, это может оказаться роковым событием для судеб многих стран и, прежде всего, самого Китая. Под коммунистическим реваншем я имею в виду новое обобществление промышленности, частичное закрепощение крестьянства, полное сворачивание фондового рынка, закрытие свободных экономических зон, "подтягивание идеологических гаек". Такой поворот в истории Китая маловероятен, скорее, выхолощенные в XX веке идеи коммунизма в 2000-2010 годах окончательно потеряют какую-либо силу вместе с успехом реформирования государственного сектора и окончательно будут заменены великодержавными идеями.
  А поскольку метрополии будут стабильными и вполне самодостаточными, они, скорее всего, смогут к 2030 году создать действительно устойчивую биполярную систему, которая разделит и объединит мир. Скорее всего, это положит начало долгому мирному периоду в жизни Земли.
  Прогноз для Казахстана
  Каково место Казахстана в этом процессе и противоборстве?
  Основная угроза независимости Казахстана сейчас, как считается, исходит от России, конечно не нынешней "демократической", слабой России, находящейся под сильным американским влиянием, а России, борющейся за собственную консолидацию и в случае успеха объединяющих Россию сил, стремящуюся присоединить к себе и страны бывшего СССР. Согласно такой логике в имперскую страну Россия может превратиться уже в самом начале первого десятилетия XXI века, возможно, сразу после президентских выборов в 2000 году.
  
  В 2000-2010 Россию будут продолжать ослаблять "благодетели-американцы", одновременно Китай "предложит дружбу", которую Россия примет.
  
  Серьезна ли эта угроза для Казахстана? Попробуем определить.
  В 2000-2010 Россию будут продолжать ослаблять "благодетели-американцы", одновременно Китай "предложит дружбу", которую Россия примет. Китай основные усилия предпримет не только в преобразовании неэффективной государственной экономики, но и в "завоевании" Индокитая, Индонезии, Филиппин. Ухудшатся отношения Китая с Индией, с США. Режим, который утвердится в России в начале XXIвека, также будет умеренно антиамериканским, а поэтому правящая в России элита будет искать поддержку у Китая.
  Для Казахстана это будет спасением даже в случае, если Россия "вспомнит" о своем имперском прошлом. Дружба с Китаем не даст реализовать эти "воспоминания". Во втором десятилетии XXI века резко усилится нестабильность на южных границах бывшего СССР. Китай войдет в открытое противостояние с Индией, одновременно конец "китайско-российской дружбы" приведет к новому усилению нестабильности в России и усилению в российском обществе опасений за целостность России.
  Запад, испуганный мощью и активностью Китая, переоценит свою давно устаревшую политику по отношению к России. Вместо ослабления России и ее машиностроительного потенциала, кстати, нашедшего себя в сотрудничестве с Китаем, Запад предложит России действительно серьезную помощь, к принятию которой Россия вполне созреет. Запад начнет оценивать Россию как союзника в борьбе против Китая, как свой передовой форпост. Ее новое руководство эту помощь примет и переориентируется с Китая на Запад.
  Произойдет не только охлаждение, но и обострение отношений между бывшими "друзьями". В сфере "жизненных интересов" Китая к началу второго десятилетия XXI века окажется уже Дальний Восток, Сибирь и даже Урал, а также Казахстан, и вся Центральная Азия.
  Казахстан может попасть в зону конфликта между двумя странами, но к тому времени созреет для того, чтобы, декларируя нейтралитет, взять все-таки сторону Китая, которому будет необходим казахстанский геополитический мост для экспансии в Центральной Азии, а затем, на Ближнем Востоке и на Кавказе. Да и Россия, по мнению китайцев, будет осмотрительней, если китайское присутствие будет ощущаться всего в тысяче километров от Москвы.
  Поэтому Казахстан, получивший к тому времени большой объем китайских инвестиций и завязанный с Китаем множеством совместных проектов, осторожно, но примет его сторону. Скорее всего это положение действительно поможет Казахстану двинуть в 2010-2020 вперед экономические реформы. Больше 70% стоимости добываемого в Казахстане сырья и выплавляемого металла тоже пойдет в Китай, количество китайских граждан, работающих в Казахстане, увеличится с 0,3 до 0,7 млн. человек, хотя будут приняты очень жесткие законы, препятствующие их оседанию в республике.
  Китайцы будут строить дороги, заменят в качестве специалистов немцев и славян на многих промышленных предприятиях. В сфере торговли их активность будет ограничиваться, как и в финансовой сфере, но к 2020 году они и здесь займут доминирующее место. Китай будет настаивать на размещении в Казахстане своих военных баз, но Казахстан, поддержанный США, устоит перед давлением.
  В 2020-2030 Казахстан, укрепивший на стыке двух больших стран свою государственность, но потерявший экономическую, а во многом и внешнеполитическую самостоятельность, попытается исправить положение; но, качнувшись к России и допустив максимально возможное проникновение европейского капитала, встретится здесь с жестким противодействием Китая, уже оформившего зону своего влияния. В результате казахстанское руководство встанет перед выбором: либо раскола страны на Север и Юг, либо возврата в лоно прокитайской политики. Его руководство мудро выберет второе, хотя его усилия в 2020-2030, помощь России и "атлантистов", а также Турции, позволят руководству республики все же ослабить зависимость от Китая.
  Где-то после 2028 года, когда даже на уровне международных договоров оформятся основные блоки, стабилизируются отношения Китая, с одной стороны, России, США и Европы - с другой, через территорию Казахстана потечет все возрастающий поток грузов, людей, информации. Это станет действительным возрождением "Великого шелкового пути", который уже в 2035 году даст Казахстану доходов больше, чем нефть, газ и металлы, вместе взятые, прямо и косвенно будет способствовать и росту притока инвестиций.
  Но ближневосточный и африканский конфликты, борьба за Сибирь и Дальний Восток настолько накалят отношения между Европой (Россией) и Китаем, что может возникнуть риск центрально-азиатской войны, инспирированной Китаем с вовлечением Казахстана, Узбекистана, Кыргызстана, Таджикистана, Туркменистана, Афганистана, Ирана, в которую могут быть втянуты Китай и Россия. Эта война будет угрожатьцелостности и независимости Казахстана, и все же вероятность этой войны невелика. Почему? Главное, что Китаю эта война будет, "по большому счету", скорее всего, невыгодна. Об этом уже говорилось в предыдущей главе.
  В любом случае, если Казахстан пройдет в 2000-2030 свой путь без серьезных гражданских и военных конфликтов, к 2030 году он сможет не только стать среднеразвитой страной с ВВП $9-10 тысяч на душу населения (в ценах 1999 года), т.е. на российском и китайском уровне, но и станет экономически сильным государством, осознавшим себя азиатско-европейской страной в отличие от евразийской России и получающим огромные доходы благодаря географическому и геополитическому положению.
  
  В итоге в первые десятилетия XXI века Казахстан "уйдет из-под России", но попадет, причем добровольно, в серьезную зависимость от Китая, не балансируемую ни российским, ни американским, ни японским, ни европейским влиянием даже в их совокупности.
  
  Во втором десятилетии XXI века Казахстан не захочет или не сможет воспользоваться обострением отношений Китая и России и превратиться в действительно нейтральное государство. Осторожно выбрав зависимость от Китая, он будет по-прежнему считать, что Россия в перспективе представляет более серьезную угрозу его национальной безопасности, тем более, что "мода на Китай" к тому времени станет как бы второй идеологией казахстанской элиты. Китай сделает ставку на идеологический союз с мусульманским и тюркским миром против "атлантистов".
  В третьем десятилетии XXI века Казахстан уже почувствует серьезные ограничения и опасность столь успешно развивающегося сотрудничества и попытается в максимальной степени улучшить отношения с Россией, быстро становящейся частью Европы. Однако здесь он лишь частично преуспеет, став к тому времени для Китая слишком важной частью его сферы влияния. Россия, борющаяся за свои восточные окраины, в начале третьего десятилетия не решится на открытое противостояние с Китаем в этом регионе. Лишь тихая "китайская" политика казахстанского руководства в 2020-2030 остановит рост влияния Китая в Казахстане и немного усилит позиции Запада.
  В итоге в первые десятилетия XXI века Казахстан "уйдет из-под России", но попадет, причем добровольно, в серьезную зависимость от Китая, не балансируемую ни российским, ни американским, ни японским, ни европейским влиянием даже в их совокупности.
  В 2000-2020 демократия в Казахстане будет фактически заменена авторитаризмом, роль парламента будет сведена фактически к совещательной, но развитие капитализма усилит судебную власть и сделает ее достаточно эффективной, правда, произойдет это только в 2010-2020.
  Существенно изменится национальный состав Казахстана. Доля казахов в населении страны с 50% вырастет до 67%, "легализуется" около 4% китайцев.
  В 2020-2030 произойдет "демократический прорыв", усилится роль парламента и партий. Страна обретет свое неповторимое лицо, с особым архитектурным стилем, прекрасными дорогами, известными в соседних странах зонами отдыха, популярными у китайцев и русских, сильным оффшорным бизнесом. Астана станет "разноязыким Вавилоном" с населением около 1 млн. человек, с очень современной и помпезной архитектурой.
  Общие выводы о перспективах 2030 года
  Несмотря на то, что в данном исследовании подробно рассмотрен лишь геополитический аспект мирового развития и лишь вскользь задеты политический, экономический, экологический, культурный, технологический и научный аспекты, картина получилась несколько однобокой, но подобно тому, как события предыдущих десятилетий разворачивались вокруг интриги борьбы сверхдержав или союзов держав, так и в первой трети XXI века это останется главной интригой, связующей нитью исторического развития.
  В этом смысле "конца истории" даже к 2050 году ожидать не приходится, именно крупные государства, а не международные организации, идеологии, транснациональные компании, классы или партии останутся в первой половине XXI века основными действующими лицами. Основными государствами, "игроками по крупному" в 2000-2030 будут США и Китай, а чуть позже могут "выйти на сцену" еще 2-3 супергосударства.
  Демократические институты (парламент, многопартийность, независимый суд) утвердятся практически во всех основных странах обоих блоков, но в тихоокеанском блоке и в России первые два десятилетия будут авторитарными.
  В первые два десятилетия XXI века обострятся экологические проблемы вплоть до непосредственной угрозы глобальной катастрофы "всемирного потопа" и исчезновения озонового слоя, возникнет реальная угроза эпидемий от новых мутаций вирусов и белков (население развитых стран вспомнит средневековую чуму), что заставит уже в конце второго десятилетия начать переориентацию основных стран с соревнования в силе на сотрудничество, но эта "перестройка" займет все третье десятилетие XXI века.
  Россия сохранит свою территориальную целостность, но вынуждена будет поставить ее в зависимость от расстановки сил и политической воли США и Японии, с одной стороны, Китая - с другой. В первом десятилетии Россия начнет быстро восстанавливать свою "тяжелую" экономику, продаст Китаю военной техники и лицензий на 60-80 млрд. долларов, другой машиностроительной продукции еще на 20-30 млрд. долларов, при этом передаст более половины основных технологических достижений ВПК соседней стране.
  "Дружба" закончится в начале второго десятилетия. Вслед за резким охлаждением наступит новое потепление, - Россия осознает значительную зависимость от Китая, в том числе в территориальном вопросе.
  Так - "тепло-холодно" будет продолжаться до 2028 года, до ликвидации последствий крупной военной "разборки" между двумя блоками в Азии и Африке. После этого Россия "сделает свой выбор" в пользу Европы, но одновременно осознает себя "мостом" между двумя цивилизациями и "смирится" с доминирующим экономическим влиянием Китая, Кореи и Японии на Дальнем Востоке, в Сибири, в соседних странах Центральной Азии и на Кавказе.
  Казахстан проделает похожий на российский путь от "великой дружбы с Китаем против России" в первом десятилетии XXI века, через активное экономическое сотрудничество с Китаем во втором десятилетии и нахождение баланса между влиянием в стране России и Европы, с одной стороны, и Китая - с другой. Казахстан в конце третьего десятилетия XXI века реально ощутит выгоды своего географического положения, став не только мостом для распространения влияния Китая на страны Азии и Россию, но и широким мостом сотрудничества между Востоком и Западом.
  Россия и Казахстан в первом десятилетии XXI века
  Несмотря на то, что обе страны сделают ставку на Китай, их поведение будет похоже на поведение двух соперничающих русских князей в ханской ставке во времена татаро-монголь-ского ига. Эта "общая любовь" будет не соединять, а разъединять, что конечно, будет на руку "китайскому богдыхану".
  В Казахстане начнется строительство нефте- и газопроводов, идущих из Западного Казахстана в Китай: китайцы начнут строительство хороших автодорог с востока на запад, с юга на север. Кстати, все эти проекты найдут поддержку и у России, которая будет справедливо, но наивно считать, что по этим же трубам в Китай пойдет не только казахстанская, но и российская нефть, тем более газ, поэтому российский капитал при господдержке будет охотно финансировать эти проекты, как и подобные проекты в Сибири.
  Казахстан попытается подключиться к сотрудничеству России и Китая в военной сфере, но здесь у него мало что получится из-за огромного избытка подобных мощностей в самой России, хотя и здесь предусмотрительный Китай навяжет России несколько трехсторонних проектов на базе двух-трех казахстанских крупных предприятий "оборонки".
  
  Правительство Казахстана будет "очаровано" крупными проектами, оставив среднее и малое предпринимательство "на милость" собственных чиновников, китайских и российских торговцев.
  
  Китайцы станут собственниками казахстанских предприятий, получив один из плацдармов для влияния на российский ВПК как бы изнутри. В Казахстане начнется строительство крупной атомной электростанции.
  Российские и казахстанские вузы заполнятся китайскими студентами, правда, если в России будут в основном чисто российские вузы, то в Казахстане китайско-казахстанские, китайско-казахстанско-турецкие или китайско-казахстанско-пакистанские вузы.
  Казахстанское производство продуктов питания и предметов потребления не сможет развиваться из-за наплыва, с одной стороны, дешевых и качественных российских, с другой - китайских товаров, тем более, что вплоть до 2005 года в Казахстане будут не прекращая делить собственность и землю, мешая реальным производителям производить и расти.
  Правительство Казахстана будет "очаровано" крупными проектами, оставив среднее и малое предпринимательство "на милость" собственных чиновников, китайских и российских торговцев. Очень многие казахстанцы вернутся на крупные добывающие предприятия, металлургические и химические заводы, дорожностроительные предприятия, которые не только восстановят, но и нарастят свои мощности, востребуемые прожорливой экономикой Китая и экономикой восстанавливающей свой ВПК и машиностроительный комплекс России.
  В 2000-2010 годах Казахстан станет "сырьевым придатком" Китая и России, сделает большой шаг вперед в развитии инфраструктуры для перевозки грузов и перекачки нефти и газа, но останется с хилым сельским хозяйством и хиреющей перерабатывающей промышленностью. В Казахстан придут большие капиталовложения в те же сырьевые отрасли, металлургию, химию, атомную энергетику. Основной поток капиталов придет с востока: Китая, Японии, Кореи - и будет иметь не частный, а государственный или гарантированный государством характер.
  Россия в это время также обратит свои сырьевые потоки в сторону Китая, но поток российского оружия, военных технологий и отдельных видов машиностроительной продукции будет более весомым, чем поток сырья и полупродуктов. Среднее и малое предпринимательство будет быстро развиваться вплоть до того, что российские товары начнут "победное шествие" по рынкам стран Восточной Европы, даже Турции и Китая, не говоря уже о Центральной Азии.
  В 2005 году это приведет к торговым ограничениям, которые Казахстан и другие страны Центральной Азии введут против российских товаров. России придется "проглотить пилюлю", так как к тому времени уже вовсю развернутся транзитные проекты транспортировки российской нефти, газа и электроэнергии через территорию Казахстана. В этом будет одна из "китайских ловушек", "загадок богдыхана" для соискателей его милости.
  Поэтому после 2005 года отношения между Казахстаном и Россией начнут реально ухудшаться и ослабляться, но этоне приостановит транзитные проекты, которые в основном будут закончены к концу десятилетия.
  В это время система образования в Казахстане в значительной мере переориентируется на китайскую и уже не только тысячи китайцев будут обучаться в Казахстане, но и тысячи казахстанцев - в Китае.
  На севере Казахстана появится очень много чисто китайских предприятий, китайцы займутся производством зерна. За первое десятилетие XXI века появятся десятки тысяч (100-150тыс.) китайско-казахстанских семей. Для казахстанских юношей и девушек станет престижным приобщение к великой китайской культуре, тем более, что в самом Китае будет очень многое сделано, чтобы казахи и родственные им народы почувствовали эту приобщенность.
  Большие деньги будут вкладываться китайцами в создание центров дружбы, в возрождение исторических памятников и в создание туристического маршрута по Великому шелковому пути. Десятки тысяч китайских казахов будут работать в Казахстане, а казахстанцев - в Китае. В то же время китайцы постараются не допустить казахско-уйгурского сближения.
  Быстрое развитие добывающей, металлургической и химической промышленности в Казахстане, интенсивное строительство автомобильных дорог, инвестиции в трубопроводную инфраструктуру и в железнодорожный транспорт немедленно вызовут развитие соответствующего машиностроения в Казахстане, заводов по производству запчастей и ремонту соответствующей техники и оборудования. Именно сюда придет много частных инвестиций из России, Китая, Турции, Японии, Германии, стран Восточной Европы и отечественных инвестиций, но и в 2010 году инвесторов будет отпугивать плохой инвестиционный климат: неэффективный суд, коррупция, монополизм.
  
  В Казахстане утвердится олигархический капитализм с ориентацией на "грязные", сырьевые отрасли.
  
  Районы Поволжья, Оренбургская, Челябинская области России станут уже в начале XXI века быстро развивающимися районами России. Развитие здесь будет носить сбалансированный характер, как восстановительный, так и "органический". Близость к этим районам будет стимулировать, с одной стороны, развитие близлежащих областей Казахстана, а именно способствовать появлению эффективных средних и малыхпредприятий: транспортных, машиностроительных, металлообрабатывающих, сырьевых, строительных, торговых, а, с другой стороны, будет угнетающе действовать на большие машиностроительные предприятия, предприятия пищевой и в целом потребительской направленности, рынок которых окажется захвачен россиянами, кроме того, будет стимулировать активный отъезд населения в Россию.
  В целом российская конкуренция вызовет продолжение общего упадка в приграничных областях Казахстана, что после 2005 года также станет основанием для введения жестких мер тарифного и нетарифного регулирования и торговых ограничений на границе между двумя странами.
  Данные меры не окажутся эффективными, напротив, только подорвут конкурентоспособность немногих конкурентоспособных предприятий, но их отменят только к концу десятилетия. Эти меры будут способствовать перемещению производительных сил Казахстана с запада и севера в центр, что, по мнению властной элиты, будет способствовать консолидации Казахстана, да и Китай будет заинтересован в усилении экономической границы между Казахстаном и Россией для оформления собственной зоны влияния и переключения дешевых казахстанских сырьевых потоков полностью на Китай.
  К концу десятилетия "дело будет сделано", центральные области Казахстана станут сильнее, а северные и западные области относительно слабее. Одновременно в Казахстане появится более сильная экономика по производству потребительских товаров. Выгоды от транзита российских энергоносителей станут реальными, и Казахстан снова "откроет" границу с Россией, правда, сама Россия через некоторое время ограничит развитие отношений с Китаем и ожидаемые к 2015 году объ-емы транзита через территорию Казахстана будут достигнуты лишь к 2030 году.
  Отношения между Россией и Казахстаном будут развиваться сложно и в первом десятилетии XXI века иметь тенденцию к ухудшению.
  В Казахстане утвердится олигархический капитализм с ориентацией на "грязные", сырьевые отрасли. Северные и западные области Казахстана будут очень неравномерно развиваться. Развиваться будут сырьевые отрасли, химия и крупные предприятия этих отраслей, а среднее и малое предпринимательство, потребительский сектор экономики и сельское хозяйство будут скорее деградировать. Малому и среднему предпринимательству останется только "примкнуть" к сырьевикам или приобщиться к российскому буму. Инвесторы из западных стран свернут свое присутствие в республике или ограничат его, но появится очень много предприимчивых людей из Китая, Пакистана, Турции, России, Германии, среди которых будет много жуликов и авантюристов. Отток населения будет большим все десятилетие.
  СЕНТЯБРЬ 1999
  РАЗМЫШЛЕНИЯ О РОССИЙСКОЙ ИСТОРИИ
  ОСНОВНОЙ ВОПРОС ОЧЕРКА:
  Приживутся ли в России либеральные ценности?
  Эскизно - история России в "больших циклах"
  Представим цепочку "больших сезонов" русской истории:
  661 весна 853 лето 1045 осень 1237 зима 1429 весна 1621 лето 1813 осень 2005 зима 2197
  В 661-853 сформировался древнерусский этнос, в 853-1045 сложилась древнерусская государственность, в 1045-1237 начался период дезинтеграции, в 1237-1429 период ига, в 1429-1621 новая Россия объединяется вокруг Москвы, становится сильным и большим государством. В 1621-1813 Россия обретает имперское величие, проводит модернизацию (петровские реформы). В 1813-2005 Россия создала свою уникальную цивилизацию, претендующую на особую миссию в мире, сделала попытку создать мировую империю, но постепенно утратила значительную часть своих духовных сил и материальных достижений.
  Что дальше? Новое иго? Распад? Внутреннее порабощение русских одним из "малых" народов России, например, тата-рами?
  В любом случае, начинающийся "зимний период" - это неизбежная потеря позиций страны в мире, внутренняя дезинтеграция людей и общин. Страна как бы теряется, замирает, и, в худшем случае, если попытается вести себя по-прежнему, т. е. "по-осеннему", то может подпасть под иностранноегосподство и даже "раствориться" или расколоться на враждебные духовные общности. Но именно в это время родится новое "Я" русской нации.
  Эскиз в "средних циклах"
  Сделаем анализ последнего "большого цикла", объединив его со "средним":
  1621 большое лето 1813
  1621 лето 1669 осень 1717 зима 1765 весна 1813
  1813 большая осень 2005
  1813 лето 1861 осень 1909 зима 1957 весна 2005
  2005 большая зима 2197
  2005 лето 2053 осень 2101 зима 2149 весна 2197
  В 1621-1669, выбравшись из "смутного времени", страна быстро и гармонично развивается. В 1669-1717 была поставлена и по-русски решена задача модернизации (петровские реформы), но начинается период "немецкого засилья". В 1717-1765 власть немцев в государстве почти абсолютна (царицы- немки, немцы в армии, науке и госаппарате). В 1765-1813 формируется новая элита, русские "европеизируются", немцы "русеют". В этот период вместились славное правление Екатерины II и Александра I, время выхода России на европейскую арену, семьдесят суворовских побед и победа над Наполеоном.
  
  Что дальше? Новое иго? Распад? Внутреннее порабощение русских одним из "малых" народов России, например, татарами?
  
  В 1813-1861 страна становится европейским гегемоном, укрепляет свои позиции на Кавказе, в Центральной Азии и на Дальнем Востоке. В этот период возникла великая русская литература. Правда, период заканчивается плохо - поражением в Крымской войне и самоубийством царя. Предыдущая модернизация государства и элиты жестко ставили вопрос о модернизации всего народного уклада.
  В 1861-1909 как раз и решалась задача модернизации социальной и экономической системы, т. е. "материальных" основ всего народного уклада. Начинается период с отмены крепостного права (рабства), военной, судебной реформ. Заканчивается период первой русской революцией и вынужденной политической реформой. Модернизация в целом успешна, но только по узким канонам экономической и социально-политической логики (экономический рост, рост свобод), поскольку подорваны глубинные основы народного уклада (национального духа). Успех реформ сопровождается не ослаблением, а резким усилением социального напряжения, ростом революционных настроений (от народников к эсерам и большевикам), ростом упаднических декадентских настроений, разложением элиты (одна распутинщина чего стоит). Страна постепенно становится заложником реформ и имперской идеи.
  В 1909-1957 Россия пошла "ва-банк". Началась самоубийственная мировая война, потом социальная революция, а потом и мировая революция. Имперская идея, приняв форму идеи мировой революции, вместо ожидаемого возрождения национального духа, убила его, если не окончательно (окончательно убить его за такое время можно только истребив 4/5 народа, а остальных ассимилировав), то уничтожила большую часть его "материальных" носителей в виде, прежде всего, старого крестьянского и казачьего укладов жизни. Вместо органичной крестьянской общины возникла уродливая лагерная "общинность". В обмен на частичную утрату собственной культуры Россия не только сохранила свою империю, но и расширила ее (соцсодружество). Одно время казалось, что Россия близка к безраздельному господству во всей Евразии, но это только казалось.
  В 1957-2005 главной задачей России было "зализывание ран", полученных в предыдущем периоде, но обернулось это неуклонной сдачей позиций: от отказа от мировой революции ("броска на Запад") и включения европейских стран в Советский Союз, до венгерских, затем чехословацких, затем польских "событий" и, наконец, "бархатных революций" конца 80-х и, собственно, распада Союза в начале 90-х, с угрозой распада самой России в начале XXI века.
  Впереди "среднее лето большой зимы", т. е. период, когда национальный дух страны становится слабее "мирового духовного поля". Это может навлечь на страну много бед, тем более страну, ослабленную предыдущим столетием отчаянной борьбыза великую евразийскую империю. Интуитивно Россия должна сделать следующий выбор - перенимать лучшее, что создано на данное время другими культурами, но не все, а только то, что меньше всего возмущает русских людей. Сейчас Россия должна вести себя как человек, ослабленный тяжелой болезнью, т. е. передвигаться тихо, осторожно, опираясь на трость. Сделает резкое движение - упадет.
  Даже при "мягкой зиме" Россию ожидает тихий упадок влияния в мире, закрепление статуса слабой страны. Возможно, произойдет гармонизация социальных отношений, если удастся утвердить демократический режим, все-таки выстраданный в предыдущие 200 лет. Страна как будто потеряет свое лицо, станет приземленной, "мещанской", такой большой провинцией. В стране большой вес приобретут народы "большого лета": татары и другие тюркские народы. Скорее всего, распространятся идеи евразийства, в которых русская культура будет трактоваться как младшая сестра культуры тюркской, и многие русские с этим согласятся, т. е. старый комплекс перейдет из агрессивной фазы в фазу мазохистскую. Но постепенно в 2100-2150 начнется процесс духовного синтеза, духовного возрождения отдельных групп русских людей. В 2150-2200 годах Россия вновь обретет своего пророка, нового Сергия Радонежского, как это было в лютую "зиму" монгольского ига в конце XIV века.
  Эскиз в "малых циклах"
  1909 средняя зима 1957
  1909 лето 1921 осень 1933 зима 1945 весна 1957
  1957 средняя весна 2005
  1957 лето 1969 осень 1981 зима 1993 весна 2005
  2005 среднее лето 2053
  2005 лето 2017 осень 2029 зима 2041 весна 2053
  В 1909-1921 происходит "волшебное превращение" имперской государственной идеи в идею большевистскую. Страна обретает новую официальную идеологию и вместе с ней цель и смысл существования и развития. Государство консолидируется, народ объединяется, но ложная идея "высасывает соки", подрывает ценностные основы народного бытия. Впрочем, процесс только еще начинается. Это характерно для начала "средней зимы большой осени" - активность, агрессивность внешних форм культуры и увядание внутренних, характерный диктат идеологии над ценностями, извращение сути национального духа.
  В 1921-1933 наступает "малая осень". Происходит насыщение, закоснение новой идеологии, которая теперь уже откровенно пожирает и людские жизни, и древние традиции, основы бытия. Романтично-жестокий большевизм превращается просто в жестокий, параноидальный сталинизм.
  В 1933-1945 наступают "заморозки" коммунистической идеи в сталинском варианте, которая обретает законченные социально-экономически-политические формы, а как идеология фактически умирает. Не случайно Сталин уже в начале войны обратился к национализму, национальным чувствам русских, не случаен и роспуск Третьего интернационала. Великая война выиграна не большевизмом, а, вопреки ему, война выиграна русским национализмом.
  В 1945-1957 наступает "весна" простой и куцей идеи десталинизации.
  В 1957-1969 годах идея десталинизации приносит реальную "оттепель", что в конце периода становится чужой "пражской весной". Вместо ориентированного на мировую революцию "ордена меченосцев" мы видим так называемый "реальный социализм", ориентированный на удержание позиций в мире и на улучшение жизни своей номенклатуры. Страна начинает разлагаться. По сути - большевизм-сталинизм давно уже мертв, полностью уложившись в период 1909-1957, новый период - это период "зализывания ран", восстановления внутренних основ национального духа одновременно с демонтажом внешних форм, т. е. сталинской системы. Одновременно происходит и более глобальный процесс - умирает старая русская имперская идея.
  В 1969-1981 романтичная "оттепель" становится сухим и косным "реальным социализмом" во всей его "красоте": коррупции, лицемерии, бездарности любых начинаний. Одновременно в еще не широких, но достаточно массовых слоях интеллигенции, наступает осознание исторического тупика и необходимости глубоких социально-экономических и политических реформ, которые бы исправили сталинские перекосы. Русские быстро теряют авторитет среди малых народов, особенно "весенних" тюркских (среди прибалтов авторитета и не было). Растет национализм этих народов и их влияние на дела советского государства.
  В 1981-1993 наступает перестройка, а затем разрушение всей системы, созданной в предыдущие десятилетия. Ее реальной основой, как оказалось, была не только партия, но и система советов. В 1993 году эта система и была разрушена после известных октябрьских событий.
  Период 1993-2005, как и все "весенние" периоды, принадлежит в равной мере прошлому и будущему. Это период яростной борьбы между старым и новым: между остатками "реального социализма", т. е. российской компартии, "красным директоратом", популизмом левого толка, с одной стороны, с либералами-приватизаторами, "новыми русскими", олигархами (финансовыми и сырьевыми), с другой. В конце этого романтичного периода утвердится капитализм по-русски, и его лицо не будет интеллигентным. Это будет не хищный, а хищнический государственно-ориентированный капитализм, и он не будет эффективен. "Большая зима" - плохое время для выращивания цветов под открытым небом.
  Период 2005-2017 - это "лето" олигархического капитализма, период его развития и постепенного окостенения. Политическая система станет жесткой, автократичной. Экономическая политика будет ориентирована на крупные предприятия и монополии.
  Период 2017-2029 станет периодом разложения системы олигархического капитализма и периодом возможной политиче-ской либерализации. Но в этот период страна вновь столкнется с угрозой потери территориальной целостности. Скорее всего, она преодолеет эту опасность, но сама опасность приведет к росту милитаризма и дальнейшему закоснению системы. Кроме того, резко усилится влияние Китая, который еще в предыдущий период привяжет экономику России к своей.
  Период 2029-2041 - самый опасный для территориальной целостности России в первой половине XXI века. Начнется агония олигархического капитализма. В России столкнутся интересы "осенних" и "летних" атлантических держав (Германии, Великобритании, США) и интересы "летнего" Китая. В случае политической стабильности следующий период будет не только периодом потери экономической и отчасти политической независимости, но и периодом политической, а также экономической либерализации. В общем, начнется "мягкая зима". В дальнейшем ее ход будет очень зависеть от европейских и китайских процессов, от европейско-китайского соперничества.
  Эскиз в "микроциклах"
  Наконец, рассмотрим "микроциклы" конца XX - начала XXI веков:
  1981 малая зима 1993
  1981 лето 1984 осень 1987 зима 1990 весна 1993
  1993 малая весна 2005
  1993 лето 1996 осень 1999 зима 2002 весна 2005
  2005 малое лето 2017
  2005 лето 2008 осень 2011 зима 2014 весна 2017
  В 1981-1984 в обществе зреет и распространяется настроение "так жить нельзя!", формируются идеи полной десталинизации, идеи перестройки. В 1984-1987 идеи перестройки вырываются наружу, становятся политикой - от антиалкогольной кампании, косвенно являвшейся протестом против "мерзостей" реального социализма, к "ускорению", которое фактически стало признанием нашего качественного отставания от Запада, затем к "гласности", сделавшей прямую заявку на политическую либерализацию и оттеснение от власти партноменклатуры. В 1987-1990 идеи перестройки дали богатый урожай всех форм общественной активности, экономической и политической либерализации, происходит развал соцсодружества и начинается развал Советского Союза. В 1990-1993 идеи перестройки умирают, одновременно умы людей захватываются идеями либерализации уже в полном смысле этого слова, т. е. идеями вестернизации России. Начинается "победное шествие" капитализма, рынка и демократии.
  В 1993-1996 действительно складывается достаточно устойчивая и динамичная система, но только не либеральная. В политике господствует не демократия, а анархия, а в экономике не рынок и капитализм, а монополизм и олигархия, опирающиеся не на конкурентные преимущества, а на связи в гос-аппарате. Мы получаем первый вариант "капитализма по-русски", имеющего к тому же явно сырьевую, паразитическую, рентную специфику. Это урод, но урод активный. В это время русские экспортируют на Запад не только сырье, но и свою мафию, которая первое время шокирует даже итальянскую мафию.
  В 1996-1999 ("осень") система разворачивается во всей своей "дури", правление постепенно становится маразматическим. Растут и оформляются основные партии и партийные блоки. Правые и коммунисты отодвигаются центристскими формированиями - левоцентристским (лужковским) и правоцентристским. Страна переживает финансовый кризис. Это приносит производителю облегчение, но ненадолго. Старые и новые олигархи, как спруты, снова захватывают полный контроль над политической и экономической системами. Всем все и вся надоело: капитализм, социализм, демократия, диктатура, страна как бы не живет, а доживает, терпит какую-то неприятную процедуру и переносит мысли за пределы очередных президентских выборов. Во внешней политике, как и во внутренней, Россия также неадекватна - вместо спокойной и продуманной политики идут рефлекторные импульсы: то "броски" в Приштину, то униженно протянутая рука.
  
  В 2002-2005 "стихийно олигархический" период заканчивается и начинается период "двуглавого орла".
  
  Что ожидает Россию в 1999-2002 годах?
  Поскольку это "зимний период", то политическая и социальная активность людей-охранителей будет понижена, "броуновское движение" усилится, количество крупных ошибок и микроконфликтов возрастет. Это опасный период. Здесь необходимы точные действия власти, а не "жесткая" или "мягкая" политика. Очень большое значение будет иметь личность нового президента. Популист любого толка приведет страну к взрыву. Надеюсь, "большого взрыва" не произойдет, но серия средних - случится. Одним из таких "взрывов" может стать резкое охлаждение отношений с Западом или фактическое начало большой Кавказской войны.
  В 2002-2005 "стихийно олигархический" период заканчивается и начинается период "двуглавого орла" (если, как говорится, "пронесет" беда в 1999-2002 годах и Россия не попадет в лапы сначала анархии, а потом "русского медведя"). Утверждается "сильное государство". Политика и экономика обретают целеустремленность и смысл. Проводятся многочисленные реформы и "реформы", иногда больше похожие на чистки. Россия осознает свою слабость и свое новое место в мире и откажется от имперской идеи. Теперь ее элите уже не зазорно будет открыто считать себя младшим партнером. Вот только кого? Скорее всего, Китая, а не Европы или, тем более, США.
  В 2005-2008 складывается стройная система государственно-ориентированного капитализма. Не олигархи теперь "вертят" государством "как хотят", а государство заставляет их служить ему. Правда, коррупция велика, в стране усиливаются могущественные семьи, приближенные президенту.
  В 2008-2011 происходит новый спад активности и рост дезинтеграции, вырастает сильная оппозиция режиму "двуглавого орла", отношения с Китаем из гармоничных и дружественных становятся источником раздражения и чувства национального унижения, растут симпатии к Западу.
  В 2011-2014 режим стагнирует, но борется за выживание. Возможны политические репрессии, но идеи либерализации и дружбы с Западом становятся идеей-фикс широких общественных слоев. Одновременно может обостриться ситуация на Кавказе и в некоторых других автономиях. Но, в отличие от "зимы" 1999-2002, теперь Россия будет иметь "сильную власть" и "сплоченную элиту", и в то же время экономическая и политическая зависимость от Китая станет одним из главных факторов внешней и внутренней политики. Во многом теперь Китай будет решать - быть России стабильной или нет.
  В 2014-2017 возникнет и утвердится неолиберализм, но он в этот период скорее всего так и останется в оппозиции. Страна, по-прежнему, как "Титаник", будет идти курсом государственно ориентированной экономики, но политическая система смягчится, больше гарантий дадут среднему и мелкому частному бизнесу, который в последующие десять лет обеспечит хорошие темпы экономического роста. Но экономические шараханья конца XX века и сознательное огосударствление экономики в начале XXI сделают Россию теперь уже "полноправной" страной третьего мира.
  Прогноз русской "большой зимы" 2005-2197
  Каков смысл и какова суть каждого из циклов? "Большой цикл" можно еще назвать и "цивилизационным". Это цикл развития конкретной цивилизации среди других цивилизаций, включающий периоды ее развития, расцвета, застоя и упадка. Он описывает цивилизацию как целое: в ее движении, развитии, постижении. "Средний цикл" описывает поиск внутренней гармонии в противоречии с поиском внешнего компромисса, именно в этом противоречии движущая сила развития цивилизации. Если представить себе полностью изолированную от внешнего мира цивилизацию, то это будет гармоничная, но и не развивающаяся цивилизация. Самое интересное, что по отношению к культуре, которая является зерном, сутью цивилизации, материальный базис тоже является внешним. Поэтому, развивая "материальный" и материальный базис, даже изолированная культура воспроизводит это противоречие.
  "Средний цикл", начинаясь с гармонии внутреннего и внешнего, продолжается динамизацией, когда в целях внешнего приспособления жертвуется внутренним порядком. "Средней зимой" это нарушенное равновесие становится уродливым торжеством внешних форм культуры над ее внутренним содержанием, и заканчивается цикл "примирением", "возвращением к истокам", новым равновесием.
  "Малый цикл" - это цикл развития и угасания фундаментальной политико-экономическо-социальной концепции, которая "материализует" национальные ценности.
  "Микроцикл" - это цикл активности в утверждении этой концепции, это цикл элиты, которая по своему убеждению проводит эту концепцию в жизнь. Например, 1909-1921 являются "ленинским" периодом, периодом романтиков коммунизма; 1921-1933 - период сталинских "меченосцев"; 1933-1945 - период сталинских солдат; 1945-1957 - это период "хитрых лис", уцелевших в ходе репрессий и приспособившихся к сталинской иерархии; 1957-1969 - хрущевский экспериментальный период; 1969-1981 - период брежневский (коррумпированный); 1981-1993 - горбачевский (болтливый), 1993-2005 - ельцинский (бестолковый). Причем, каждый раз произошло кардинальное кадровое обновление правящей элиты. То, что периоды не совпадают полностью с периодами лидерства конкретных людей, говорит о том, что теорию нельзя понимать как буквально "ведущую за руку". Она вданном своем применении (теория микроциклов) говорит о власти больших групп людей и настроениях, в них господствующих. Тем более, что любая "весна" в равной мере принадлежит завершающемуся и начинающемуся периоду, т. е. 1930-1933 - это годы встречи "меченосцев" (т.е. борцов за ленинско-сталинскую идею) и "солдат" (нерассуждающих исполнителей сталинских приказов).
  После этих уточнений вернемся "в материал", но теперь не в историю, а в прогноз "большой русской зимы" 2005-2197.
  В "золотое пятидесятилетие" 2005-2053 Россия интегрируется в мировую экономику, но интегрируется не как страна-лидер, а как зависимая страна. Кроме того, условия проживания в ней будут хуже, чем в большинстве соседних стран. Мобильность населения и капиталов в это время усилится во всем мире и, поскольку Россия будет проигрывать в уровне и качестве жизни, из страны начнется большой отток людей, мало зависимый от политической или экономической конкретики (репрессий, кризисов, или, напротив, демократизаций и бумов). Причем, этот отток будет иметь очень неблагоприятную для страны структуру, т.к. уезжать будут самые активные (их будут привлекать "весенние" или "летние" страны) и самые образованные (их будут привлекать "летние" и "осенние" страны).
  В первой половине века этот процесс "деруссизации России" (ужасно звучит!) только начнется, а во второй половине XXI века он станет основным фактором общего упадка. Приток китайцев, индийцев, арабов будет усиливаться. Многие большие российские города станут преимущественно китайско-индийскими или индийско-китайско-арабскими, общая доля русского населения в конце XXI века снизится до 60%. В первой половине XXII века этот процесс достигнет своего насыщения, доля русских в России уменьшится до 55-50%, а экономическое засилье иностранцев (теперь уже "иностранцев", т.к. в большинстве это будут дети и внуки переселенцев XXI века) приобретет форму экономического и политического господства, сопровождающегося многочисленными конфликтами.
  Но этот новый вариант "ига" Россия примет в целом спокойно. Во-первых, как неизбежность и наказание "за грехи". Во-вторых, как необходимую ей новую кровь, прежде всего терпкую, как вино, кровь "весенних" и "летних" культур. Именно в это время произойдет обрусение массовых переселенцев 2000-2100 годов, создастся мощный блок русских и "старших переселенцев".
  Во второй половине XXII века Россия может стать раздробленной страной и даже полностью потерять независимость, но независимо от политической ситуации возникнет "чудо христианизации" России и "чудо" возвращения потомков русских переселенцев, уехавших на Запад в 2000-2100.
  В любом случае, в 2050-2200 сформируется новый русский этнос, в нем будет много китайской и индийской крови. Возможно, что в последующий период основным конфликтом станет конфликт между индивидуалистичными "западными русскими" и общинными "восточными", но, так как новая национальная идея будет сформирована (выстрадана!) "восточными" русскими, то "западные", несмотря на все свое богатство и влияние в Европе и Америке, вынуждены будут принять новые ценности или вернуться на Запад.
  Из "большой зимы" 2005-2197 Россия выйдет обновленной и готовой к новому старту в очередной шестисотлетней гонке за влияние и доминирование в Евразии.
  О смысле русской истории
  Теперь попробуем ответить, что же составляло суть и смысл русской истории с самого начала зарождения древнерусской нации?.
  В VII-VIII веках происходило формирование древнерусского народа под многообразными влияниями, в т.ч. народов Северной Европы, братьев-славян, Византии и Хазарии (первая "большая весна"). В IX-X веках зародилось Российское государство, причем оно оказалось одним из сильнейших в Восточной Европе. В XI-XII веках Россия "устала", но приняв христианство, Россия приняла культурную эстафету от Византии, т. е. взяла на себя тяжелую миссию примирения и синтеза западного и восточного культурных кодов, культурных традиций, ведь православный вариант христианства, формально признавал троебожие (Троицу: Бога-Отца, Бога-Сына и Бога-Святого Духа) полный и безусловный авторитет отдает только Богу-Отцу, именно и только от Бога-Отца исходитсвет истины, т. е. Дух Святой. Католичество же "позволило" излучать Дух Святой и Богу-Сыну. Вот коренное отличие в догматах и базовых культурных кодах! Католическая (западная) культура тем самым фактически признает равенство авторитетов Бога-Отца (общинных начал) и Бога-Сына (личностных начал), а православие - только безусловный авторитет Бога-Отца.
  А это значит, что православие занимает промежуточное положение между единобожным исламом и фактически двубожным католицизмом (Дух не является самостоятельным, он "исходит" от Отца и Сына). Только община (в религии - церковная община), только "коллективное бессознательное" является главным моральным авторитетом для православного человека, а Иисус Христос, с логической точки зрения, является, скорее, главным пророком Бога, как Мухаммед, а не Богом. Но догмат догматом, а ритуал - ритуалом, и здесь православие ближе к католицизму, чем к исламу.
  Православие, как и все христианство, раздвоено, противоречиво, и это раздвоенность между авторитетом общины и авторитетом личной совести. В этой раздвоенности источник внутренних конфликтов и страданий, но в ней и источник развития. Ислам же, имея только один авторитет, просто цикличен, он постоянно возвращается к Богу, к основам общинного восприятия жизни. Это возвращение всегда похоже на возвращение "блудного сына" к отцу, т. е. возвращение через полное отрицание себя, своего права на личное мнение по существенным для общества вопросам.
  Западное христианство тоже циклично: оно то возвращается к Богу-Отцу, то, удаляясь от Бога-Отца, идет к Богу-Сыну, т. е. периодически меняет точку отсчета, и находится не только в покаянии, но и в отрицании, а отсюда - в динамике, движении. Можно сказать, что вся европейская культура построена в этом "зазоре" между Отцом и Сыном, т.к. возвращаясь к Богу-Отцу, западный человек не всегда разрушает плоды своей индивидуальной совести, освященные авторитетом Христа.
  Православие же, никогда не отрываясь надолго от Бога-Отца, воспринимает Христа скорее как "своего человека", "радетеля", "лоббиста", заступника перед Богом-Отцом. В отличие от католика, для православного Христос не царь, не "начальник", он - "серый кардинал", "зам по кадрам" или "завхоз", у которого можно что-то выпросить, не обращаясь к строгому и малодоступному Богу-Отцу. Поэтому православныйчеловек, а русский православный тем более, всегда немного хитрит перед Богом и создает культуру, в которой можно одновременно быть с Богом и изменять ему, быть святым и грешным одновременно.
  Ведь в православной России, в отличие от католического, а потом и протестантско-католического Запада, религия не является источником общественного развития и эдакого "мессианства", т. е. желания навязать свои ценности другим культурам. Она является источником приспособления к почти любым формам материальной жизни и к любым ситуациям - от полного рабства до собственной империи. В исламе же религия является источником "перманентной контрреволюции". Может быть, продуваемая всеми ветрами Великорусская равнина стала основной причиной такого выбора: бороться или приспосабливаться?
  Вот одна из основных русских ценностей: не созидательное изменение мира, как в католицизме, не вечное покаяние и "возвращение к истокам", как в исламе, а вечное приспособление к ситуации, к другим народам, терпение, но терпение с долей особой хитрости и готовности "послать всех к чертям". Проявления этого - в приспособлении к жестокому игу (Церковь "дружила" с ханами), в приспособлении русской имперской идеи к идее мировой революции, в том, что в самом "безбожном коммунизме" русские нашли бога.
  В XIII-XIV веках наступила "большая зима", которая не позволила России сбросить иго или ассимилировать завоевателей, в отличие, например, от Китая. В это время состоялось, собственно, формирование русской нации, которая отличается терпимостью и приспособляемостью в социальной жизни, но в жизни государственной отличается деспотизмом и жестокостью.
  Представление русских о государстве, своем государстве - это "прямой слепок" с жестокой системы иноземного угнетения, наконец, терпимость русских в отношениях между народами и общинами не мешает отчаянной конкуренции и анархичности в индивидуальном поведении, освященной как будто время от времени подмигивающим Христом - дескать "давай, давай, есть возможность - гуляй вволю, а я здесь на небе за тебя порадею".
  Из этих ценностей "терпения", "воли" и "строгого царя" и возникла собственно современная русская культура. Поскольку эти ценности оказались в жестком противоречии между собой, то история России развивалась в разрешении этих противоречий, главное из которых - это противоречие между анархичным духом русского народа (волей-волюшкой) и сверхдеспотичным государством, с тем самым "строгим" царем, символом которого стал кровавый, но "свой" Иван Васильевич, кажется, единственный царь, столь воспетый в народных песнях. Поврозь эти начала приносили беду, а вместе, в сочетании и взаимоограничении, делали страну сильнее. Когда доминировало "анархичное" начало, то возникала смута, "бессмысленный и беспощадный" бунт. Когда доминировало второе начало, возникало "великое безмолвствие" после ужасов правления Грозного или Сталина.
  
  В отличие от католика, для православного Христос не царь, не "начальник", он - "серый кардинал", "зам по кадрам" или "завхоз", у которого можно что-то выпросить, не обращаясь к строгому и малодоступному Богу-Отцу.
  
  >Во второй половине "большой зимы" идеи Сергия Радонежского сначала вдохновили народ на победу в Куликовской битве, а затем сложились в формулу нового русского духа, стали ценностями, вокруг которых сплотился народ и создал великое государство и великую культуру.
  Хотя, возможно, (и скорее всего) процесс формирования национального духа - это не индивидуальный и даже не просто коллективный процесс. Скорее всего, в самом народе возникает особое "квантовое" состояние. В дело включается "коллективное бессознательное", которое и делает открытие, а мудрецы лишь озвучивают и объясняют его, делают какие-то выводы уже на более низком, т.е. символическом уровне. Поэтому не Сергий Радонежский открыл национальную идею, он лишь своим жизненным примером вдохновил людей, как не Конфуций открыл китайцам национальную идею, а лишь перевел ее в нормы и правила поведения. Вообще, это отдельная тема, тема о "коллективном бессознательном" и "коллективном сверхсознательном", это не аллегории, это реальные коллективные личности, не менее реальные, чем наше и ваше "Я". Причем, эти личности несравнимо более гениальны, чем личность любого гения-человека.
  В 1429-1621 Россия утвердилась как сильная азиатская держава, с интересом поглядывавшая и на запад - в Европу. В это время она освободилась от ига, создала сильное московское государство, начала и в целом завершила "собирание русских земель", пережила страшное в своем деспотизме правление Ивана Грозного, разрушительное правление Бориса Годунова, смуту, польскую интервенцию, обеспечила восстановление государства под выбранным царем.
  Это время внутреннего освобождения от ига (не случайно так перепуган был Иван Грозный новым татарским нашествием). Почти через 100 лет после освобождения от ига старые страхи еще оставались в крови русских людей. Но во времена смуты новые страхи и опасности вытеснили старые. Новые страхи перед угрозой с запада, опыт смуты, когда вырвался наружу теперь уже не монголо-татарский, а свой, русский анархический дух, дух казачьей вольницы, похожий на дух монгольской конницы, когда русский "почувствовал в себе татарина", ощутил не только способность к рабству и унижению, но и к вольной воле, к принуждению других, вот тогда русский дух временно примирился с собой. Теперь ужасное правление Ивана Грозного уже не представлялось столь ужасным. "Правление" смуты оказалось похуже, хотя бы потому, что оно стерло в памяти, романтизировало эпоху Ивана Грозного. Вольная деспотичная власть и воля оказавшегося без власти народа стали двумя крайностями проявления русского духа, которым в последующем предстояло то объединяться в одно целое, то действовать поврозь.
  В 1621-1813 произошло объединение двух начал - деспотизм власти был ограничен деспотизмом народа, воля (делай что хочешь!) народа была ограничена той же волей власти. Поэтому 1621-1669 были действительно "золотым пятидесятилетием" взаимного умиротворения. Но уже в то время внутренне статичная и одновременно чуткая к внешним напряжениям и диссонансам, православная русская культура уловила явное противоречие между богатеющим Западом и экономически застывшей Россией. Поэтому в период "средней осени" 1669-1717 Россия двинулась в погоню за Западом, стала приспосабливать себя к одной из западных моделей (немецко-голландской), чем неизбежно нарушила равновесие между властью и народом.
  В период "средней зимы большого лета" (1717-1765) Россия как бы неожиданно и незаметно для себя подпала под полную политическую власть немцев, именно в этот период возникло трагическое в последующем противоречие между онемеченной элитой и "народом-богоносцем". Наконец, в 1765-1813 произошел обратный процесс - обрусение немцев в России, элита стала не немецкой, а русско-немецкой с большим тяготением к европейскому антиподу Германии - Франции (французский язык, революционные идеи и вольтерианство, декабристское движение, антинемецкая политика).
  В этот период ("большого лета") Россия стала Империей, одной из главных европейских держав, и державой, доминирующей среди соседних азиатских стран (Турции, Ирана, стран Центральной Азии), "отодвинула" Китай в пределы нынешних его границ. Найденное было равновесие между взаимной дикостью власти и народных нравов было нарушено пришельцами- немцами, которые, хоть и пытались честно модернизировать Россию, но воссоздали уже в новом виде старое противоречие. Вместо монгольской или монголо-русской элиты возникла немецко-русская, а потом русско-немецкая элита, еще более далекая от православного народа, чем монгольская, народа, кстати, тоже внутренне расколотого на вольных казаков и крепостных крестьян. Впрочем, это был скорее не раскол, а иерархия. Наиболее сильные люди из крестьян бежали в казаки, тем самым способствуя консервации рабства внутри России, но и одновременно создавая передовой отряд русской культуры для продвижения на восток и на юг континента.
  В 1813-1861 ("средним летом") власть и народ нашли формулу примирения: отечество (народность), православие, самодержавие. Это не была искусственная формула, наподобие продуктов нынешнего натужного поиска национальных символов, национальной идеи (типа "общипанного" орла, лишенного царской короны). Это были переиначенные и "окультуренные" базовые ценности: приспособления (терпения), воли-волюшки и строгого царя. Европеизированная элита подчеркнуто "ударилась" в народничество. Пушкин "освятил" российскую идею своими поэтическими открытиями.
  Россия опять спокойно уснула, умиротворившись ролью европейского жандарма, считая своей главной миссией покорение восточных и южных земель. Немцы здесь стали все больше Иванами Карловичами и действительно оказались большими русскими патриотами. Выросла великая литература, чьим живым источником стало народничество. Но Крымская война "неожиданно" разбудила Россию, вновь указав на ее слабое место - экономику. Российская элита осознала, что без новой модернизации, без европеизации России не обойтись, т.к. на карту поставлена Империя, Великая Россия.
  В 1861-1909 были проведены необходимые экономические, социальные и частично политические реформы. Русская крестьянская община перестала быть основой народной жизни. Начался рост промышленных городов. Реформы были тяжелыми, но успешными. Россия быстро догоняла Европу по уровню экономического развития. Но реформы впервые за историю России "покусились" на Бога, на основы общинного быта крестьянства, которое стало вольным (читай - неуправляемым).
  Основы патерналистской системы оказались подорваны, было нарушено фундаментальное, корневое соотношение в культуре - баланс между анархией (деспотизмом) народа и деспотизмом (анархией) власти. Власть стала чрезмерно либеральной, а народ, не встречая с ее стороны привычных ограничений сверху, начал революционизироваться, воспринимал свободу как волю, тем более, что в XIX веке казачество сложилось как народность и прием мужиков в казаки стал более трудным делом, а "диких" (т.е. бесхозных) окраин тоже не стало. Весь "дикий" мир Евразии был поделен между Россией и Англией.
  Пока только частые и успешные войны спасали Россию от народного взрыва, но война с Японией стала полным фиаско неустойчивой системы, опирающейся на компромисс между либеральной властью и воюющим за Империю народом. Пронеслась первая русская революция, "бессмысленная и беспощадная", как все русские бунты. Революция сделала власть еще либеральнее, а народ еще воинственней. Первая мировая война, несмотря на чудеса храбрости и военного таланта, проявленные русскими солдатами и русскими генералами, окончилась не победой, и даже не поражением, а революцией, т.к. стало невыносимым противоречие между уже не либеральной, а откровенно глупой и слабой властью и совсем теперь вольным народом, который к оружию и войне привык больше, чем к сохе и мирной жизни. Но это была уже другая эпоха.
  В отличие от западного человека, имеющего деятельную преобразующую свободу совести, свободу выбора между Богом-Отцом (общиной) и Христом (своей личной совестью, воспитанной на заповедях Христа), русский человек имелсвободу внутреннюю, уходящую от мира, ту же свободу между Богом-Отцом и Христом, но Христом, как "отпустителем грехов", "своим человеком" на небе. Поэтому западный человек не мог не преобразовывать мир, который ему чем-то не нравился или не соответствовал его убеждениям, а русский человек "посылал" этот мир подальше в минуты нестерпимого противоречия между бытием и сознанием - "и не церковь, и не кабак - ничего не свято!", и был в это время "вольницы" не обязан никому: ни Богу, ни людям. Наверно, за это любят русские сами себя. Представьте, что эта внутренняя свобода исчезнет, появится единый и неделимый Бог - русский дух исчезнет, русский человек станет мусульманином. В отличие от "западного Христа", "русский Христос" является не высшим, четко зафиксированным моральным авторитетом, а авторитетом блуждающим. Именно в этом вся разница с "западным человеком". Но здесь необходимо пояснение. Говоря о блужданиях Христа, я не имею в виду Христа как Бога Живого, Христа праведников, Христа глубоко религиозных людей. Они видят Христа одесную Бога-Отца, то есть так, как оно есть. Я говорю о Христе как о моральном авторитете массового сознания - вот здесь он "блуждает".
  В 1909-1957 экономическая гонка за Западом, оставаясь навязанным извне внешним приоритетом, на самом деле уступила место идее новой империи, перекрасившейся в идею мировой революции. Россия как будто попыталась "прихлопнуть" Запад с его экономическими успехами, с его чуждым либерализмом, создав мобилизационную экономику, тоталитарную политическую систему.
  Произошла резкая смена парадигмы - от слабеющего в 1861-1909 государства и все более анархиствующего народа к совершенно бесправному народу и совершенно суверенному, независимому от своего народа государству, но государству "народному", устранившему чужую ему русско-немецкую элиту, государству, где анархизм народа получил свое выражение в праве самоугнетения и самотеррора.
  Более подлой и остроумной системы нельзя было себе представить. Во время коллективизации люди участвовали в экспроприации имущества у своих родственников, у самих себя! Человек одновременно являлся в своем лице и угнетателем (как уполномоченный государства), и угнетенным (как лицо, владеющее личным имуществом). Здесь же и постоянная череда чисток, когда с калейдоскопической быстротой менялись местами экспроприаторы и экспроприируемые, палачи и жертвы: сегодня ты палач, завтра - жертва, послезавтра твой палач станет жертвой. На время "бог" был найден и стал один, отринув личную совесть и семейные устои (Павлик Морозов как национальный герой).
  Православие, став коммунизмом, поставило не просто задачу создания мировой империи, но более глобальную задачу уничтожения основного русского комплекса - разрушения ненавистных основ безнадежного для России экономического соревнования с Западом. Удар был нанесен по экономике, и экономика, став по замыслу социалистической, а потом и коммунистической во всем мире, просто прекратила бы развиваться, В этом случае Россия бы обезопасила себя внутренне, вернулась бы к балансу анархично-деспотичных воль государства и народа. И народ, кстати, это нутром понимал, и потому поддерживал власть, думая примерно так: "Ну сейчас поднапряжемся, свергнем иго буржуев, а потом заживем по-доброму, весело и счастливо, гуляя без меры, работая в меру, отвергнув западные лишние удобства". Действительно, что может быть важнее базовых ценностей: воды, воздуха, леса, солнца, женщин, детей?
  Но большевистский коммунизм был не православием, а его пародией. У него не было животворных сил, он был наукообразной схемой, которая мобилизовала чувство отрицания, отрицательные эмоции и качества человека: зависть ("чувство социальной справедливости"), ненависть ("священную ненависть"!), подозрительность ("бдительность"!).
  
  Но большевистский коммунизм был не православием, а его пародией. У него не было животворных сил, он был наукообразной схемой.
  
  Стало ясно, что "броска на запад" не получится, т.к. Запад не только обзавелся атомной бомбой, но и по всем параметрам был сильнее Советского Союза, сформировав жестко антисоветский военный и политический блок. После первого опыта строительства соцсодружества, показавшего, что страны Восточной Европы внутренне "остались на Западе" и российское господство здесь невозможно без внешнего принуждения, после того, как Китай фактически откололся от Советского блока, к элите пришло осознание того факта, что мировой революции, а тем более мировой русской империи вближайшее время, а скорее всего и в отдаленное время, не будет, что надо жить в мире с Западом и больше заботиться о сохранении завоеванного, чем об экспансии.
  Еще более важным, чем это, было другое открытие. Вместе с научно-технической революцией, быстро преобразившей все стороны теперь уже не только элитного, но и народного быта, постепенно пришло понимание, что конца экономическому развитию не будет даже в случае победы этой самой мировой революции, что и дальше предстоит ненавистная экономическая гонка, а, значит, формула российского баланса - "деспотия против анархии" - оказалась в новых исторических условиях исчерпанной. России предстояло возвращение на путь развития европейской цивилизации, где либеральное государство опирается на экономически и духовно свободную личность.
  Так начался период 1957-2005. Но пока либеральные идеи тихо зрели в умах, в физической реальности опять пошел процесс ослабления воли государства и усиления воли народа. В период "оттепели", "шестидесятничества" все как-то быстро пришло в норму. Но не нормализация российской жизни была сутью данного исторического периода, а лишь временная стабилизация перед перерождением всей социальной, политической и экономической системы.
  Поэтому уже в 1969-1981 государство с обанкротившейся исторической миссией стало "колоссом на глиняных ногах", а анархическое начало получило в огосударствленной собственности прекрасное "поле деятельности" для тотальной коррупции, когда воруют все - от простого "несуна" до членов ЦК, когда воровство становится нормой, если прямо не одобряемой, то и не осуждаемой ни обществом, ни его элитой.
  Далее воровские начала усиливаются и в 1981-2005 разрушают старый уклад, сами становятся "укладом" (символ- "новые русские"), становятся сырьевым паразитизмом всей страны. Фактически то, что происходит сейчас, это современный вариант "смутного времени", правда, есть существенное отличие того "весенне-летнего" от нынешнего "осенне-зимнего". Тогда Россия обрела смысл и формулу своего существования и развития, ныне она ту формулу потеряла.
  Теперь ей предстоит долгий поиск новой ценностной формулы бытия, которая, наверно, будет включать в себя и имманентно экономические цели. Возможно, это означает, что Россия "подпишет унию" с католичеством и фактически превратится во вторую Польшу. Но более вероятно, что Россия"китаизируется" (надо учитывать, что китайская цивилизация вступила в "большое лето", а североевропейская - в "большую осень"), сделав основой основ семейную общину, а, может быть, откроет для себя японские формулы "государство как община", "фирма как община".
  Русские через 200 лет, скорее всего, будут глубоко верующим православным народом, их внешний облик будет примерно таким же, как и сейчас, но появится больше китайских и индийских лиц. Их Бог будет освящать фирму, в которой они работают и станет скорее похож на аскетичного и скучновато-деловитого протестантского Бога молельных комнат на предприятиях, чем на ставшего экзотичным Бога православных храмов. Бог-Отец опустится с государственных заоблачных высот и станет близким, "семейно-фирменным".
  Поскольку Бог-Отец перестает быть "большим начальником", то и в заступничестве Бога-Сына надобность ослабнет. Христос потеряет статус "своего человека", заступника, ведь "грешить" перед фирмой или тесной семейной (клановой) общиной станет много труднее, чем перед далеким государством. Но и "исламизации" русской жизни и русского духа не произойдет, т.к. сам Бог "опустится с небес на землю", станет как бы отцом конкретной общины. Скорее, произойдет "китаизация" Бога и жизни.
  Приспособляемость русских, способность их жить и оставаться самими собой в тяжелых условиях, сохранится и получит дальнейшее развитие в 2050-2200, когда их государственность станет решетом, пропускающим на российскую территорию любые народы. Экономика будет под контролем китайцев, европейцев, индийцев и американцев. В конце XXII века в больших городах европейской России русские будут в меньшинстве. В средних и высших звеньях государственного и муниципального аппаратов русские также будут в меньшинстве, но в духовной и социальной жизни русские каким-то незаметным образом продолжат доминировать, объединяя вокруг себя всех "пришельцев". В 2200-2400 русские вновь создадут сильную государственность и возьмут экономический и политический контроль в свои руки.
  Но не произойдет ли выхолащивание русского духа, место которого между Богом, т.е. в политическом смысле между сильным государством (церковной иерархией) и "своим человеком" Христом, который "сам терпел и нам велел", но иногда подмигнет, и мы видим в его прищуре (может быть "ленинском прищуре") лихую усмешку дьявола?
  Наверно, Христу опять найдется место, он не даст русским совсем уж "объяпониться" или "окитаиться". Русский никогда не будет до конца предан фирме, как никогда он не был предан русской Церкви, государству или партии. Он всегда будет готов послать всех туда, куда обычно шлет всех, и он всегда будет анархичен, готов к измене любым кумирам и любым авторитетам, а потому и на новом витке истории останется загадочен и неуловим.
  Именно это главный архетип русского национального характера и русского духа. Иван-дурак (или Емеля) может всю жизнь на печи проваляться, а может и чудище убить. Ему так же просто жить в нищете, как и во дворце. А это значит, что русские везде будут разные, где "индивидуалисты", где "окитаенные семейные", где "объяпоненные-фирменные", где какие, судя по местности и соседям, судя по внешним условиям, но везде будут чувствовать свое духовное и психологическое единство, единство внутренне вольных людей. И плохо может стать тому, кто их "разбудит", "достанет".
  Но кроме "послать" что это еще означает?
  Это означает, что и в новом "большом цикле" своей истории русские не станут генератором каких-то позитивных мироперестроечных идей, а как губка будут впитывать, осваивать идеи чужие, но, даже впитав их, останутся свободными от их абсолютизации, от русских не будет исходить массовых крестоносцев, массовых религиозных фанатиков и миссионеров, они впитают в себя новые идеи, но разместят их в пространстве своего духа между строгим Богом и нестрогим (блуждающим между Богом и дьяволом) Христом, и время от времени будут вышвыривать надоевших идолов, как старый хлам, примерно так же, как в начале века выбросили само православие в его церковном обличии, а в конце XX века - коммунизм.
  В 2000-2200 русская культура будет принимать и адаптировать западные и восточные ценности и пойдет после 2200 года туда, откуда до этого было самое сильное влияние. Скорее всего, это будет китайско-индийское влияние. Т. е. европеизация России в первой половине XXI века сменится все же индиизацией и китаизацией, т.к. Китай вступает в большую фазу подъема, а северная Европа - упадка. И все же, вероятности "западного" и "восточного" вариантов принципиально не отличаются, по крайней мере на основе нашего анализа, политического и ценностного. Единственно, что можноуверенно сказать - это то, что здесь - сцена будущей борьбы гигантов. Кто победит - неизвестно. Нельзя не учитывать и того, что США еще в "лете", а Южная Европа (Италия, Испания) в "лето" вступает.
  Прогноз на XXI век в контексте эволюции русского национального духа и православия
  В конце XIV - начале XV веков "большая зима" закончилась, и из этой "зимы" Россия вышла не только с изменившимися границами, но и с новым национальным духом, теперь уже истинно православным и христианским. Основные ценности нового национального духа были наследием не только первых веков насильно внедренного православия, но и послед-них веков тотального насилия. Самодержавие, как ценность, стало парадоксальным сплавом гармоничного византийского самодержавия и практики монгольского чужеземного правления. Дикость, какое-то изощренное зверство российской власти, особенно в острые периоды борьбы "за идею", останутся в русской и мировой истории одной из черных запоминающихся страниц.
  Оправданием и ограничением такого вот самодержавия стала другая базовая ценность - воля. Ее исторические явления - в русских смутах и великой русской революции XX века.
  Воля в русской культуре заняла место византийской соборности, которая так и осталась заглохшим начинанием XVI-XVII веков, не осуществившейся мечтой русских мыслителей последующих веков.
  Нкконец, третьей ценностью стало терпение, приспособляемость к любым социальным и политическим институтам, к любым соседям. Эта ценность является почти антиподом западной терпимости, так как направлена на преобразование мира под католической доктриной, через нахождение баланса, нулевой равнодействующей действующих в обществе сил, то есть терпимость активна, деятельна, созидательна, направлена вовне. Терпение пассивно, его цель собственное приспособление под внешние условия, приспособление поведения человека и общины к чужеродным ему институтам государства и социального устройства, к инородному окружению.
  И даже не приспособление, а уход, вот более точное слово. Как во время ига, русские при приближении монголов бежали в леса, так и во время самодержавия русские "убежали" - уступили власть иностранцам: грекам, немцам, французам. И делали это не по трусости и неразумению, а по глубокому презрению к должностям и деньгам, презрению, обратной стороной которого была черная зависть. Ведь и сейчас зачастую главная цель "новых русских" - как можно быстрее и "эффектнее" промотать состояние, пустить его на ветер.
  Русское терпение - это бегство, уход. Это и вынужденное переселение народа в новые сферы деятельности, не только уход старообрядцев в леса, уход крепостных в казаки, уход в покорение Сибири, но и уход в Бога, уход в черта, уход в авторскую и уголовную песню. Русский Дух научился уходить от всесильного государства, находить свою свободу. Но когда государство теряло свою агрессивность, русский народ захватывал освобожденные им территории, но не для созидательной работы, а для разрушения. Почему? Слишком дисгармонична вся система российского бытия после ига, поэтому здесь возможны только два устойчивых состояния, а именно крайний деспотизм или анархия. Пребывая в середине, российская система находится в точке неустойчивого равновесия.
  "Уход", как русская сверхценность, похож на византийский мистицизм, тем более, что путь к Богу был для русских главной дорогой ухода. Поэтому эту ценность можно назвать ценностью Святой Руси. Сутью русского православия, каким оно сложилось после XIV века, было умиротворение человеческого духа с собой и с миром, спокойное непубличное служение Богу и людям преподобного Сергия Радонежского. В единении с Богом в Церкви, молитве - сама жизнь русского Духа. Практически повсеместно в XV-XVIII веках соблюдались жесткие требования поста, была распространена искренняя баготворительность и жертвенность. Именно в идеале Святой Руси источник русского терпения и главный адрес ухода (другой - в волю вольную).
  В самодержавии Россия нашла форму существования на великой равнине, всегда бывшей перекрестьем потоков великих переселений. Именно эта машина способна была сохранять целостность государства и независимость народа, но тяжелой пудовой гирей висела на его шее. В воле нашел себя русский индивидуализм: "гуляй пока сила, потом замаливай грехи".
  В Святой Руси русские нашли общинный идеал, источник любви и энергетической подпитки. Самое страшное преступление Петра I - это указ, принуждающий священников доносить на людей, перед ними исповедовавшихся. Это был яд для Святой Руси, разложивший ее в XVIII-XIX веках. Поэтому в XX веке православия уже не было, был мертвый церковный механизм, не способный предотвратить осквернения оптинского храма Смарагдовым и осквернения самодержавия Распутиным, а затем большевистский эксперимент, завершившийся "безбожной пятилеткой" (дальше была война, оздоровившая русское общество, и началось угасание большевизма). У русских остались только воля и самодержавие, родившие чудовищный режим самоуничтожения во имя мировой революции. Итог закономерен - крах.
  Что же дальше? Придет ли Россия к православному идеалу органичного самодержавия, соборности и восстановит ли идеал истинной Святой Руси? Насколько этот идеал будет соответствовать раскладу сил в конце XXII века? Какие бури пронесутся над русской землей в XXI-XXII веках?
  Чтобы ответить, надо подробнее проанализировать феномен воли. Мы говорим о воле как другом полюсе полного государственного порабощения, но, с другой стороны, сама "вольность" народа приводила к жестокой политической реакции. Воля - это относительность любых моральных запретов для личности. Это и болезненная реакция раба, сбросившего цепи и растерявшегося перед неожиданной свободой. Это торжество темных, звериных начал в душе. Но все это частности. Воля - это не только свобода, но и власть, это как поет Лидия Русланова - "я опущусь на дно морское, я поднимусь под облака" - буйство внутренней стихии. Вот здесь наверное и суть. В отличие от свободы, более разумной, чем душевной, часто дисциплинированной холодной, но чаще красивой и свежей, как вечная Ника Самофракийская, воля - это буйствостихии, а не свежий ветер, это океан страстей, а не спокойная речная зыбь разума. Русские умеют жить "в воле". Кто еще? Не знаю. Но плыть в бушующем океане неразумно. А если океан успокоится, то и душа тоже? Ведь обратная сторона воли - это рабство, а ее результат часто разрушителен.
  Боюсь, что воля еще "наломает дров" в XXI веке, и это будет заключительный аккорд завершающегося цикла новой русской истории.
  Что же придет ей на смену? Что-то китайское? А что китайское? Путь Дао? Храм Конфуция? Может быть, потоки китайских и индийских переселенцев станут особой проблемой России, и она найдет путь к их ассимиляции с помощью третьей идеи?
  Характерно ли для всей православной культуры такое явление, как блуждающий авторитет Христа или это только признак русского православия? Что такое блуждающий Христос? От чего так получается? Почему в католицизме Христос не блуждает?
  В католицизме Христос действительно сидит на сияющей вершине по правую руку от Отца, у него "на посылках" Святой Дух, как и у Отца. На вершине места мало - блуждать некуда.
  В православии Христос только номинально на вершине, а раз не на вершине, то может быть в разных местах, и, поскольку он несет личностное начало, а личностное начало в культурах Отца принижено, то возникает приниженность и Христа, но не только приниженность, но и зависимость его положения от самого субъекта. В такой культуре место Христа не установлено обществом, каждый помещает его там, где его видит. Поскольку главная роль Христа - это спаситель, заступник перед Богом, защитник от дьявола, то Христос неизбежно, во-первых, близок к униженному человеку, во-вторых, выполняет посредническое служение, как на небе, так и в преисподней (что-то вроде "челночной" дипломатии). В апостольском символе веры Христос после своей смерти на кресте опустился в ад. "Блуждание" Христа отражает недостаточную зафиксированность его авторитета в общественном сознании, а также его роль посредника человека с небеснымисферами и преисподней. Следовательно, "блуждание" Христа- это характерная черта православия как такового, а не только русского православия.
  Но в русской культуре диапазон его блуждания максимален, это действительно все пространство между Богом-Отцом и дьяволом, между "дном морским и облаками". Но что такое Христос, находящийся рядом с дьяволом? Это Христос, оправдывающий злодеяния Ивана Грозного как деяния самого Бога (разрушение Новгорода как разрушение Содома).
  Причем не только в глазах Грозного (безумцы есть во всех обществах), но в глазах большей части общества, ведь очень многие русские в то время воспринимали гнев царя как гнев божий, считая его справедливым. Это эпизод в описании былинного казака, когда тот чуть мать свою не зарубил и не сделал это только потому, что она подошла сзади. Это дьявольское проклятие патриарха Пимена благочестивому царю Алексею и его роду за то, что тот защитил свое царское достоинство от его притязаний. Это черная злоба современных черносотенцев, которые в любом непонятном для себя явлении видят пришествие антихриста, а на самом деле лишь видят отражение себя в своем Христе.
  Российская ненормативность (незакрепленность авторитета) Христа, в отличие от католической нормативности и протестантской сверхнормативности, рождает ту самую волю и, если православие останется религией русских в новом цикле истории, то и воля должна остаться в качестве основной ценности. Но может быть произойдет реформация православия подобно реформации католицизма? Возможно, но реформация эта будет не индивидуалистической реформацией, а общинной революцией. Церковный язык станет нормальным живым русским языком, ритуал упростится, но символ веры останется прежним. Россия избавится от старого Перунова заклятия, от гнилостных интонаций своего православия, сделав его радост-ным и гармоничным. Россия преодолеет и последствия ига, избавившись от идеи своего беспощадного ханского самодержавия. Россия, по-видимому, создаст синтез ценностей Святой Руси и воли-волюшки, обратив его к Богу.
  И все-таки не получается сформулировать достаточно обоснованное и четкое предположение о формуле национальногоДуха русских в третьем тысячелетии. Сделаем заход не от латинской формулы Духа и не от Троицы, а от предполагаемого хода русской истории в XXI-XXII веках.
  Основным историческим событием второй половины двадцать первого века станет устранение фактора пространства в перемещении больших групп людей. Будут созданы сверхскоростные и сверхнадежные транспортные средства общего пользования (что-то вроде магнитных "железных" дорог, уложенных в трубу, которые позволят очень быстро развивать скорость, превышающую звуковую в несколько раз). В отличие от авиационного, этот вид транспорта не будет зависеть от погодных условий, станции будут похожи на станции метро, но будут находиться над землей, причем непосредственно в городах и поэтому по удобству будут скорее похожи на обычные автобусные остановки. Этот вид транспорта будет удобен и безопасен, не только из-за бесконтактного способа перемещения в магнитных полях, но и из-за системы многократной защиты, в том числе и от террористических актов. Корпорация работников Большой Трубы (так условно назовем этот вид транспорта) станет в первой половине XXII века самой могущественной профессиональной корпорацией в мире, чем-то вроде Газпрома в современной России, будет одной из немногих транснациональных корпораций, "объединивших" мир в начале XXII века.
  Следствием этой технической революции станет, как я предположил, отрыв не только отдельных групп людей, а всего общества от территорий, быстрое размывание государств. Представьте себе такие возможности: человек, и не только человек, а семья и не только семья, а целый коллектив (команда, большая группа фанатов, даже толпа, захваченная какой-то идеей) утром садится в этот поезд и через час-другой оказывается в любой точке земного шара, и так она может жить постоянно (транспорт очень дешев). Человек может жить в городе Уральске (Казахстан), работать в Москве или в Стамбуле, вечером развлекаться в Риме или Шанхае, ну а по выходным ездить на дачу в Калифорнию или Австралию. Фантастика? Да, но научная. Интернет тоже фантастика, но реализованная.
  Произойдут и два других глобальных события. Это резкое удешевление энергии еще в первой половине двадцать первоговека, в том числе из-за создания термоядерной электроэнергетики (еще одна сверхкорпорация двадцать второго века) и тотальная компьютеризация и автоматизация экономики, которая, практически ликвидировав рабочие места во многих отраслях и сферах экономики, сделает производственный и организованный труд не всеобщей необходимостью, а делом избранных: предпринимателей, талантливых инженеров, экономистов, менеджеров, в общем, творческих и активных людей.
  Количественно здесь будет работать не более 10% трудоспособного населения. Еще 10% будут их обслуживать: секретари, охрана, "поднеси-принеси" и т.д. Другая часть активного населения (средний класс) будет работать в сферах обслуживания многообразных личных потребностей, там, где компьютер не сможет дать полноценную услугу, прежде всего в сферах, где нужна душевность и теплота, а не точное и дешевое выполнение каких-то функций. Это деятельность, основанная на творческом самовыражении человека: музыка, живопись, организация массовых торжеств, которая станет одной из самых доходных и больших отраслей, так как жизнь многих людей превратится в сплошной карнавал. В этих сферах будет трудиться еще 30% трудоспособного населения. 20% еще будут трудиться в архаичных отраслях менее развитых стран, таких как Индия. Оставшиеся 30% станут профессиональными политиками, духовниками, монахами, пасторами и лидерами общин, а также бездельниками, бродягами, люмпенами, вечными студентами и профессиональными преступниками, охотящимися за доходами устроенной половины человечества.
  Консервативная реакция в конце XXI - первой половине XXII веков на разрушительную свободу перемещения будет очень сильна. Консервативная реакция проявится не только в жесткой и повсеместной корпоративизации, опасно разделяющей народы, и не только в торжестве соборности, основанной на небывалом росте авторитета и влияния религиозных общин, особенно среди менее благополучной и некорпоративной части общества, но и в росте значения территорий, прежде всего национальных. В разных странах возникнут большие организации и политические движения, которые начнут бескомпромиссную борьбу против пилигримов, вплоть до того, что заними начнут охотиться. Кое-где вернутся к разрешительному режиму на въезд.
  Поэтому национальные территории, быстро размываемые во второй половине XXI века, ко второй половине XXII века вернут себе суверенитет.
  "Зимняя" Россия окажется в группе стран, наиболее пострадавших в XXII веке от революции свободы перемещения. Социальная структура здесь окажется очень жесткой и дисгармоничной. Небольшая и преуспевающая корпоративная элита будет жить в охраняемых и изолированных "царских селах", практически полностью отказавшись от контактов с местным населением. Их работа будет происходить в "царских селах" и на охраняемых объектах, а жизнь - в Европе, Америке, Японии, Китае. Не будет силен и многочисленен свой "средний класс", так как здесь будут господствовать китайцы и индийцы, живущие в своих странах и работающие вахтовым методом понедельно-помесячно в России. Но в первой половине XXII века многие из китайских и индийских челноков осядут в России.
  Самым многочисленным классом станет класс люмпенов и бродяг. Но, по законам контрастного общества, очень сильным и многочисленным, гораздо многочисленней и увесистей, чем на Западе, станет и класс монахов, бродячих и оседлых, а во второй половине XXII века этот класс станет центром начинающегося духовного возрождения России. Именно тогда Россия начнет подымать соборную политическую систему, заставит корпорации открыться для российского общества, как пылесосом втянет в себя китайские и индийские духовные ценности.
  Поэтому третьей русской ценностью все-таки останется воля, иначе русскому духу не вместить всего того духовного богатства, которое придет на его землю вместе с великим переселением восточных народов, иначе ему не удастся сохранить баланс между разнородными культурами, заселившими русскую землю, иначе он сам утонет в этом океане. Если русские примут ценность мистического христианства, мечтательной Святой Руси, то неизбежно уйдут во внутреннюю эмиграцию, так как их церковки и иконы, их Софийский, воспаряющий в небо храм, будут чужды гулкой душе мусульманина и семейно-уездной душе китайца. Да и всеэто - далекое византийство. Зато душа казака - это душа чистого поля и тихого Дона, душа русской природы, которую поневоле должны полюбить те, кто добровольно переселится в Россию. Это душа человека, открытого любой неожиданности, как хорошей, так и плохой, ведь ни поле, ни река не защитят его, но не защитят и от него. Когда-то в казаке слились монгол и русский, так и в XXII веке произойдет новый синтез - синтез русского и китайца, но произойдет это на русской земле и потому на русской основе. Китайцы подарят русским свой уютный китайский храм, который займет в его душе место великой Софии и ограничит крайние проявления его воли теплыми рамками семейной общины.
  Часть II.
  XXI ВЕК:
  ЗАКАТ ЕВРОПЫ?
  ЯНВАРЬ 2000:
  МИФ О XXI ВЕКЕ
  ОСНОВНОЙ ВОПРОС ОЧЕРКА:
  Станет ли Россия частью Большой Европы и европейской культуры?
  МЕЖДУНАРОДНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ
  И ОСНОВНЫЕ ПРИОРИТЕТЫ РОССИЙСКОЙ ПОЛИТИКИ
  
  Какая политика будет успешной в России в ближайшие десятилетия? И может ли быть успешной политика российской элиты?
  Россия вступает в "большую зиму" в то время, как многие ее соседи - в "большое лето". Это предопределяет политику и проблематику России на долгий период. Это значит, что в течение продолжительного исторического периода созидательные, правда, и активно разрушительные силы внутри страны будут убывать, и стране все труднее будет противодействовать агрессивным соседям и собственным болезням.
  Хуже всего то, что национальный код "воля - терпение- строгий царь" может быть адекватно реализован только в деспотичном государстве, управляющем политически индифферентным народом. Современная научно-техническая революция требует демократического или хотя бы ограниченного в правах государства и свободного, экономически активного индивида или экономической общины. Это значит, что в России первой половины XXI века ни одна из либеральных моделей не сможет утвердиться в качестве доминирующей и, в лучшем случае, либерализм займет место лишь сильной оппозиции.
  Влияние "предлетнего" Китая и "весеннего" исламского мира в России будет усиливаться, преодолевая как собственно русский и православный иммунитет, так и влияние с Запада, на котором уже в первой половине XXI века начнется сменалидеров. Ныне ведущие европейские континентальные державы, Германия и Франция, начнут оттесняться на задний план современными аутсайдерами: Испанией и Италией. США "задурят" и, после "просветления", неожиданно для себя окажутся вовлечены в жесткую конфронтацию с Латинской Америкой и Латинской Европой.
  Политика США в Евразии в начале XXI века будет мелочно балансирующей, преимущественно антироссийской и догматически либеральной, что позволит Китаю стать уже к 2030 году мировой державой, а после 2030 года перейти к политике умеренного, но целенаправленного позиционного "выдавливания" Европы и США из европейской части России и из исламского мира. С 2050 года Китай начнет играть роль даже во внутриевропейских делах, поощряя раскол Европы на германский восток, латинский запад и, возможно, славянско-турецкий юго-восток.
  Ошибочность политики Соединенных Штатов в Евразии проявится прежде всего в фактическом поощрении и даже намеренной канализации (т. е. четкой ориентации) экспансии Китая в регион Центральной Азии ("Евразийских Балкан"), чтобы не допустить свертывания американской гегемонии на Тихом океане, "удружить" Японии и сохранить влияние на Филиппинах, в Индонезии и даже в Корее. Тайвань будет постепенно "уступлен" Китаю под аккомпанемент лживых заявлений о прогрессе демократии в Китае.
  Китай же сделает вид, что он действительно попался на тайваньскую приманку и, якобы поэтому, откажется от активной политики на Тихом океане, однако с удвоенной энергией будет добиваться преобладающего влияния в Центральной Азии, Иране, с прицелом на российский Кавказ, Азербайджан и даже Турцию. Одновременно он будет стремиться усиливать свое давление на Россию и свое присутствие в России.
  Расчет американских политиков на то, что Китай запутается в сложных отношениях с исламским миром и Россией, оправдается лишь частично. Все более слабеющая Россия сначала попадет в добровольную зависимость от Китая, но потом, сделав после 2020 года уже осознанный выбор в пользу Европы с расчетом на включение после 2040 года в Европейское сообщество, снова окажется "у разбитого корыта", так как кризис либеральной экономики окажется фатальным и для идеи европейского единства. После 2030 года Россия окажется в зоне германского и китайского экономических влияний, безевропейской и американской военной и политической поддержки.
  Поэтому после 2030 года Россия уже против своей воли начнет вовлекаться в орбиту все более мощного экономического и политического влияния Китая, как за 15-20 лет до этого Казахстан и страны Центральной Азии.
  По-видимому, никакое американское правительство не сможет проводить последовательную политику на предотвращение превращения Китая в мировую державу.
  Исламский мир, который в первые четыре десятилетия XXI века станет активным союзником Китая в борьбе против гегемонии Запада, после 2040 года разделится на союзные Китаю Пакистан, Афганистан, Узбекистан, Казахстан и Иран, балансирующую между Западом и Китаем европейски ориентированную пантюркскую Турцию со своими южноевропейскими и азиатскими союзниками и арабскую конфедерацию, скорее враждебную Западу, чем союзную Китаю.
  Возможно, что уже к концу XXI века исламский мир будет един, так как или арабы втянут турок в свою конфедерацию, или турки повторят опыт Османской империи, объединившей в средние века большую часть исламского мира, но, в отличие от прошлых времен, в виде одной из форм конфедерации или военно-политического союза, наподобие НАТО, с особым упором на турецко-египетскую дружбу.
  Что произойдет, если политика США все же будет "правильной" - если Соединенные Штаты обеспечат сдерживание Китая по всему периметру его границ, кроме границ с Индокитаем и Индией?
  Эта политика будет чревата столкновением Китая и США в Корее, на Филиппинах и даже в Японии. Возможно, она на 10-15 лет задержит превращение Китая в мировую державу, но, скорее всего, приведет к более тесному союзу Китая с исламским миром и даже с Россией, которая снова не оценит "заботу" о ней США. По-видимому, никакое американское правительство не сможет проводить последовательную политику на предотвращение превращения Китая в мировую державу, это за пределами возможностей любого правительства любой страны мира в XXI веке, кроме, наверное, правительства самого Китая.
  Сейчас, как никогда раньше, а в наступающем веке особенно, важна не столько направленность стратегии, сколько ееадаптивность, готовность политической элиты к быстрой смене стратегической парадигмы. Но с этим в США 2000-2050 как раз будут проблемы. Почему? Потому, что в Соединенных Штатах наступает период "летней зимы", когда "власть дурит".
  Американская экономика останется живой и экспансивной, обновившись после кризиса двадцатых годов XXI века, а политическая система закоснеет и приведет США к ряду болезненных политических провалов в Центральной Азии, Африке, к конфронтации в Латинской Америке и в Европе. Политическая система в самих США временно попадет в существенную зависимость от латиноамериканского и китайского лобби. Общая культурная незрелость США, крайний индивидуализм и поверхностность масскультуры обернутся серьезным моральным кризисом 2030-2040, усилением влияния экстремистских сект, кризисом традиционной протестантской религии, одновременно с ростом влияния в США католицизма и ислама. В конечном итоге этот кризис станет кризисом роста, а не загнивания, он, собственно, и создаст полноценную американскую культуру, которая снова усилит в 2050-2150 свое влияние в Европе, Америке, даже в Африке.
  На таком фоне будет развиваться российская история XXI века. Она будет трудной, но не трагичной, если Россия найдет постоянного союзника, заинтересованного в ее сохранении против угрозы с Востока или угрозы с Юга. Таким союзником могут стать США, Европа (одна из Европ), Китай, а с 2050 года - Индия, исламская коалиция. Примерно так, как в XVIII-XIX веке это сделала Турция. "Ангелами-хранителями" Османской империи были сначала Франция, потом Англия, потом Пруссия, хотя случилось однажды, когда османов спасла царская Россия, от которой все это время ее защищали европейские покровители!
  Уже в первой половине XXI века для России искусство дипломатии, основанное на правильном понимании российской элитой своего места - места России в Евразии и мире, станет более важным, чем ее военная мощь и политическое влияние. Внутренняя, как и внешняя, российская политика также должна стать дипломатичной, но не беспринципной. Применение силы в разных местах и ситуациях внутри страны обязательно, но применяться она должна решительно и, что еще важнее, точно.
  Самое опасное для России начала XXI века - это дать увлечь себя новыми имперскими мифами, и опасность особенновелика сейчас, в первом десятилетии века. Попытка конфронтации с Западом и война со странами, ранее вышедшими из СССР, может иметь краткосрочный успех и даже найти тайную поддержку у того же Китая, но наверняка бумерангом разрушит уже в первом десятилетии века саму Россию. В последующем имперская идея может быть использована правителями для "закручивания гаек", выполнит скорее "инст-рументальную", вспомогательную, может быть, мобилизующую роль, но не приведет к большой региональной войне, потому что таковая по инициативе России и с агрессивными целями станет уже явным самоубийством страны.
  Самое опасное для России начала XXI века - это дать увлечь себя новыми имперскими мифами, и опасность особенно велика сейчас, в первом десятилетии века.
  Поэтому конфронтация с Западом в начале XXI века очень вероятна, но дальше шумового эффекта пропагандистской войны и экономических санкций дело не пойдет, если, конечно, силовая элита страны сама не поверит в свою собственную ложь и бредовые выводы доморощенных геополитических теорий.
  ДЕЦЕНТРАЛИЗАЦИЯ И ИСЛАМСКИЙ ФАКТОР В РОССИИ
  Что сейчас представляет собой Россия как духовно-религиозная сила?
  Это страна, основной народ которой все больше осознает неадекватность национальной идеи ключевым факторам успеха в современном трудящемся, воюющем и конкурирующем мире. Чувство постимперского и постмессианского похмелья усиливает общее состояние разочарования и неуверенности. Мощный националистический (национальный энергетический и интеллектуально-духовный) ресурс, накопленный русскими в XIX веке, исчерпан в XX веке в ходе семидесятилетней войны за мировую империю.
  Россия вступает в "зиму" будучи не только ослабленной, но и опустошенной. Наверно, не случайно американские геостратеги называют территорию современной России "черной дырой", притягивающей внешнюю агрессию своей величиной и своей слабостью.
  Но агрессия против России не является неизбежной. Современный взаимоувязанный, "глобальный", цивилизованный мир, ядерная опасность и научно-техническая революция способны при обычной разумной политике предотвратить возникновение крупных войн, снизить напряжение в обществе, обеспечить людей средствами к существованию. "Терпеливая" Россия может уже в первые два десятилетия XXI века создать устойчивую земельную схему, проведя территориальную децентрализацию власти, распределение власти между Центром и регионами. Россия "царя-батюшки", напротив, обеспечит хоть и бесплодную, но внешне внушительную и внутренне понятную централизацию и консолидацию. Россия "народной воли" сейчас способна окончательно погубить ее или привести к власти какого-нибудь истерика, философа с больной душой, тень Ивана Грозного, но не Сталина.
  На самом деле Россия XXI века медленно, но неумолимо будет двигаться к децентрализации, и этот процесс будет усилен политикой соседних держав и "летних" народов самой России. Но периодически этот процесс будет подвергаться "заморозке". Децентрализация и сопутствующая ей миграция населения, в свою очередь усиливающая и закрепляющая дезинтеграцию России, в конечном счете будут способствовать приспособлению российских территорий к окружающему миру, культурному, политическому, экономическому, но неизбежно вызовут сильные и жесткие реакции общероссийского организма. "Заморозка" и централизация обеспечат сохранение политического организма и единой инфраструктуры страны, но сделают неизбежным накопление противоречий в экономической, социальной системах, в межнациональных и внешнеэкономических отношениях, что в течение нескольких лет снова приведет к уступкам Центром части своей власти и возобновлению процесса децентрализации.
  Если в результате переходов от централизации к децентрализации российский политический механизм сохранит внутреннюю устойчивость, а в результате эволюции (и деволюции) экономическая и социальная системы сохранят способность к удовлетворению основных человеческих, общественных и государственных потребностей, то Россия, как минимум, вдвое снизит риски "большой зимы", а при хорошей (терпеливой) дипломатии практически обезопасит себя от нормальных, "разумных", но не чрезвычайных рисков.
  Россия "народной воли" сейчас способна окончательно погубить ее или привести к власти какого-нибудь истерика, философа с больной душой, тень Ивана Грозного, но не Сталина.
  Уже в первой половине XXI века российской элите придется потесниться и дать место у источников власти для исламских и тюркских элит Российской Федерации. Русской Церкви придется отказаться не только от претензий на полную духовную власть в основных российских городах, но и признать полное равенство исламских учреждений с православными. Это будет не так легко сделать, потому что ислам будет весь этот период в духовном наступлении, распространяясь среди русских людей особенно заметно среди военных и политиков. Русской политической элите придется отказаться от православно-мессианской (константинопольской) идеи, что также окажется трудным на практике делом.
  Борьба за Кавказ, за республики Поволжья с доминирующим мусульманским населением, наконец, борьба за сохранение определенного влияния в Казахстане, Узбекистане и других странах, ранее бывших республиками СССР, постепенно перейдет из преимущественно военно-силовой, политической и экономической сфер в сферу духовную. Чтобы сохранить страну, российская элита сознательно или неосознанно привьет к себе исламское дерево, сделав, между прочим, "открытие", что обе религии - это родные сестры с одним Богом, с одной древней историей, с одними древними пророками. Православные из интеллектуалов (может быть, в утешение себе) будут обосновывать византийское православное отцовство ислама.
  Элита страны постепенно из славянско-еврейской станет славянско-тюркско-еврейской. Политика России с 2030 года начнет все более переориентироваться на Юг. Это даст российской политике необходимую ей точку опоры, даст ей свой интерес, превратит Россию снова в одного из основных мировых игроков.
  Ведь Европа, сначала монолитная и недружественная, потом расколотая, озабоченная собственными проблемами и равнодушная, и, кроме того, по-прежнему несравнимо более мощная, чем Россия, Европа, воспринимающая ее как буфермежду собой и нестабильным исламским миром, экспансивным Китаем, и заинтересованная в ней прежде всего как в объекте экономического влияния, будет для России источником постоянных тревог и даже унижений. Китай станет источником постоянного страха.
  Исламский же мир станет для России местом самоутверждения, так как среди крупнейших мусульманских стран, таких как Пакистан, Иран, Турция, Египет, она по-прежнему будет самой крупной и мощной страной.
  На Юге находится также огромная Индия - основной естественный союзник России в борьбе против гегемонии Китая в Центральной Азии и в самой России. Поэтому одной из стратегических целей российской политики после 2030 года будет "проложить путь" к реальному союзу с Индией через активную роль в сопредельных с ней и Россией странах.
  Мусульманское население страны в первой половине века вырастет до 18-20 процентов и основным фактором здесь будут миграционные потоки в тридцатых-сороковых годах. "Весенне-летний" в XXI веке характер мусульман будет способствовать завоеванию ими ключевых позиций в политической и экономической системах Российской Федерации, позволит стране создать дееспособную и преданную политическую элиту, в целом верно определяющую курс российского корабля в "бермудском треугольнике" между Китаем, Европой и исламским миром.
  Возможно, что уже к 2050 году Россия перестанет быть "черной дырой", а также "пустотой", притягивающей агрессию сопредельных держав, и благодаря верно проведенной децентрализации, верно найденному геополитическому балансу, открытым на Юг, Запад и Восток дверям и национально-религиозной эволюции в своей политической элите станет полем четко структурированных и сбалансированных сил.
  Европа будет контролировать большую часть крупных предприятий. Юг получит сильное политическое представительство и сильного политического и военного союзника, значительный контроль над малым бизнесом, территорию для распространения своего религиозного влияния и эмиграции избыточного населения. Восток будет контролировать большую часть малого и среднего бизнеса, а также часть преступного мира и будет постепенно "осваивать" российский Дальний Восток, Сибирь и области России, прилегающие к территории Казахстана. Европа и США будут готовы развернуть на территории России сеть своих военных баз, так как соперничество Запада с Китаем станет доминантой мировой политики. Все основные силы Юга, Востока и Запада будут заинтересованы в территории России для транзита грузов и людей. Все силы Юга, Востока и Запада будут заинтересованы в России как территории - демпфере усиливающихся противоречий между ними.
  Скорее всего, приобретение Россией в 2000-2050 характера и качества транзитной страны, страны-буфера, страны-шлюза, даже страны-места пробы сил даст ей возможность не только сохранить независимость, но и позволит русским сохранить свою культурную самотождественность, и, более того, в XXII веке российская "транзитность" станет средой для обретения новой русской идеи, а до этого, еще в XXI веке, поможет российской элите сформулировать прагматическую, логическую, и даже деловую общероссийскую миссию в Евразии. По-видимому, в этой миссии будет закреплен приоритет Юга в российской политике и дипломатии.
  Будут ли уточнены в ней приоритеты тюрков, арабов, индийцев, персов или приоритетной будет тактика постоянной ротации "приоритетных" стран Юга? Скорее всего, более-менее постоянным союзником России станет тюркский мир, уже имеющий сильные позиции внутри страны и преобладающий среди мусульман СНГ, хотя все это время Россия будет тянуться к союзу с Ираном как к балансиру против неумолимо усиливающегося пантюркизма.
  В XXI веке Россия начнет противоречивое и неуверенное движение к себе, казалось бы, отказавшись от себя. Для этого ее элите уже в первые три десятилетия XXI века необходимо найти баланс между Центром и регионами, регулировать миграцию китайцев на востоке страны, трансформироваться в русско-тюркскую по преимуществу элиту, обеспечить фактическое равенство между исламом и православием на всей территории страны и не делать резких движений в политике и дипломатии.
  Китайскую экспансию надо воспринимать как "плохую погоду", как данность, с которой не надо бороться, но которую надо регулировать. В конце концов, не так много китайцев, которые хотят непременно поселиться в России, ведь китайцам отрываться от родной почвы гораздо труднее, чем другим. Но нельзя не обращать внимания на интенсивную ассимиляцию в Синцзяне, последовательно проводимую китайским правительством. Причем делается это просто и эффективно: в каком-нибудь городке надолго расквартировывают ханьский полк, ханьские офицеры и солдаты вскоре женятся на уйгурских девушках и чаще всего остаются здесь жить, потому что государство всячески поощряет их оседание. Уйгурские же юноши служат в других провинциях Китая... Результат налицо - всего за несколько десятилетий доля китайцев в населении СУАР с нескольких процентов увеличилась до половины.
  ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА В РОССИИ
  Российская политическая элита должна постепенно полностью вычеркнуть экономику из короткого списка регулируемых ею основных общественных сфер. Ее задача - сохранить законодательную, административную, политическую и военную системы. Экономикой для нее должны быть только национальная валюта и налоги (казна). Местные власти также должны быть ограничены законом в своих притязаниях на экономический контроль.
  Но политика государственного невмешательства в экономику утвердится только после 2050 года, а до этого российская экономика попадет в мощную "проработку" государственников, сначала практиков централизма, а потом идеологов "социального согласия". Влияние государства на экономику все это время будет последовательно убывать, вопреки воле горе-реформаторов.
  Правда, здесь надо сделать оговорку. Уменьшение вмешательства государства в экономику, вплоть до полного его устранения от какой-либо "созидательной" деятельности, возможно только в процессе формирования самой экономики как автономной от российского государства силы, как системы, в которой найдут свое место все основные заинтересованные лица вовне и внутри страны. Фактически такая система не сможет утвердиться раньше 2040 года, но правильная государственная политика не только ускорит ее утверждение, но и позволит избежать ненужных кризисов и рисков (не будут хотя бы вырубать виноградники, борясь с пьянством!).
  В России правильную экономическую политику найти на порядок сложнее, чем в Европе. Казалось бы, надо лишь продолжать либерализацию и все устроится. Но это не так. Либеральная политика создания и развития рыночных институтов, поощрения конкуренции и предпринимательства в России востребует лишь сравнительно небольшую экономически активную часть населения, причем, многие люди из сохранивших экономическую активность вынуждены лишь частично реализовывать свою профессиональную компетенцию. Примеры: инженеры, ставшие челноками, и учителя, ставшие операторами ЭВМ. Сама предпринимательская инициатива, извращаемая "предприимчивостью" чиновников, но не только ею, имеет склонность уходить в "черный" и "серый" бизнес, проявлять "чудеса предприимчивости" не в созидательной, а в паразитической и криминальной деятельности. Никакая законодательная и иные реформы не смогут переломить ситуацию даже в течение еще двадцати лет непрерывных усилий российских "чубайсов", так как "не готов" сам российский человек. И даже хуже - он не "не готов", он - "против".
  Но олигархическая экономика похоронит надежды либералов создать основы либеральной экономики в первые два десятилетия XXI века.
  Поэтому необходимо частичное восстановление централизованной экономики, не государственной, а олигархической, или другими словами, экономики очень крупных компаний - олигополий, опирающихся на поддержку центральной власти и, в свою очередь, ее поддерживающих.
  Эти компании востребуют все лучшие и лучшие качества энергичной части российского общества: чувство круговой поруки, административные инстинкты, чувство приобщенности к государству, "стук" и т.д. Самые крупные из этих компаний окажутся жизнеспособными, потому что размеры их объектов управления будут, как правило, на порядок (в 5-25 раз) меньше, чем у отраслевых министерств СССР и на два порядка (в 50-200 раз) меньше, чем у таких монстров, как советский Госплан. Кроме того, эти компании, хоть и олигополистически, но будут конкурировать между собой и, тем более, с зарубежными компаниями. В основе мотивации этих олигополий будет частный предпринимательский интерес. Компании-олигополии дадут работу огромной массе квалифицированной рабочей силы (инженер снова станет инженером, а рабочий - рабочим).
  "Сильные" и "слабые" пойдут в олигархическую экономику, в крупные предприятия сырьевого, полусырьевого, машиностроительного, военно-промышленного секторов, одни в качестве лидеров, "организаторов производства", главных специалистов, толкачей, другие - специалистов-исполнителей и технического персонала.
  Одновременно территориальная децентрализация создаст островки либеральной экономики в национальных автономиях, крупных городах и областях, например, Петербурге, Татарстане, Самарской области. Сюда устремятся предприниматели нового типа, которым неуютно будет работать в экономике "круговой поруки". Но олигархическая экономика похоронит надежды либералов создать основы либеральной экономики в первые два десятилетия XXI века. "Либеральные резервации" будут нестабильны, а отсюда - также неэффективны, как и остальная российская экономика.
  Двадцатые годы XXI века станут не только годами краха глобальной либеральной экономики и годами острейших международных кризисов, но и десятилетием тектонических разломов экономического и политического влияния. Резко сократится влияние США, американская экономическая и политическая модели потеряют популярность, причем несравнимо кардинальнее, чем это произошло в 70-80 годы XX века. Китай впервые решительно заявит о себе как о мировой державе, использующей силу далеко от своих границ и утвердится как безусловный гегемон в регионах Юго-Восточной и Центральной Азии. Европейцы отвергнут либеральную экономическую модель и вернутся к корпоративной, китайцы не только отвергнут либеральную экономическую, но и либеральную политическую модели и успешно утвердят свои собственные корпоративные социально-политическую и социально-экономическую модели. Удвоение китайского ВВП в двадцатые годы при кризисе в США и стагнации в Европе станет весомым идеологическим аргументом-довеском к политическим успехам китайцев в этом "роковом" десятилетии.
  Эти события положат конец притязаниям российских либералов на власть и дадут идеологическое обоснование для преобразования находящегося в кризисе государственно-олигархического капитализма в капитализм социальный, корпоративный.
  Усилившиеся российские профсоюзы увидят в корпоративной идее возможность войти в российский политический и экономический истэблишмент. Ленин, после первого опыта революции, разочарованно сказал: "В России крайне трудноотличить человека рассуждающего и разглагольствующего от человека работающего". Наши российские квалифицированные болтуны снова, в который раз, революционно и шумно отстранят от власти пробившихся "к рулю" работяг и снова начнут "варить суп из топора".
  К 2040 году "болтуны" заболтают "корпоративную революцию", и в России начнется затяжной экономический кризис, сопровождаемый резким усилением позиций в российской экономике крупного иностранного капитала.
  В тридцатых годах у России будут все те же две беды: дураки и дороги. Но это обнаружится в конце 30-х - начале 40-х годов. А в первые годы российской "корпоративной революции" повысится активность людей, в крупные компании придет много людей с новыми идеями, среднее и мелкое предпринимательство также вырвутся из-под гнетущего спуда государства и олигопольной экономики, занятых собственным реформированием. К 2040 году "болтуны" заболтают "корпоративную революцию", и в России начнется затяжной экономический кризис, сопровождаемый резким усилением позиций в российской экономике крупного иностранного капитала.
  РОССИЯ КАК ЦЕНТР МИРА
  К 2060 году геоэкономическая яма, которой стала Россия в 90-е годы XX века, и в которую провалится олигархический и русский корпоративный капитализм, наполнится эффективной, сбалансированной и динамичной, но равнодушной к российской земле реальностью новой глобальной экономики, с напряженным балансом трех основных культурно чуждых друг другу экономических систем: американской либеральной капиталистической, европейской корпоративной социально-капиталистической и дальневосточной корпоративной "социалистической", демпфируемых мелким и средним предпринимательством местного, восточного и южного происхождения.
  Если ныне в единой России как будто не заинтересован никто, то через 60 лет в ее независимости и территориальной целостности уже могут быть заинтересованы все. Даже Китай, скорее всего, предпочтет медленное, но верное наращиваниесвоего влияния в европейской части России быстрому и рискованному отделению от нее азиатской части. Но это будет "жестокая любовь", "любовь" в расчете на то, что если Востоку и Западу придется столкнуться в прямой конфронтации, то полем битвы для этой пробы сил станет Россия.
  Во всех переменах 2040-2060 будет содержаться еще один позитивный и обнадеживающий момент. Россия станет местом на Земле, очень привлекательным для искателей приключений и духовного обновления. Напряженная социальная жизнь, языковая, религиозная, национальная мозаика, экономический динамизм (сначала - смена формации, потом - экономический рост), открытость всем ветрам, риск, дикая природа русского Севера, Сибири, Востока, территориальный плюрализм (каждая автономия и многие губернии приобретут свой архитектурный и социальный облик), кипящие интересы предпринимателей со всего мира - все это будет представлять бросающийся в глаза контраст с фанатичными несвободными обществами мусульманского Юга, высокомерием и закрытостью китайского, японского и корейского обществ, закосневшими и рационалистически скучными обществами значительной части Европы.
  Возможно, Северная и Южная Америка будут представлять собой не менее разнообразное и мозаичное (хотя, скорее, перемешанное, чем мозаичное) общество, но в США будут приезжать, чтобы посмотреть, отдохнуть или заработать, а в Россию для того, чтобы окунуться, испытать и найти себя. Странным образом, слабая и "зимняя" Россия станет Диким Центром Евразии (чем-то похожим на Дикий американский Запад в XIX веке), а значит - Центром Мира, некоей Столичной Областью, в которой вершатся дела мировой политики и экономики, пусть в виде силовых проб и экономических экспериментов, местом, привлекающим авантюристов и романтиков со всего мира.
  Но Россия не станет жестоким кипящим котлом, в который превратится Африка. Относительная стабильность и защищенность человеческой жизни станут основой для творческой активности людей, сравнительная бедность и суровость климата ослабят экспансионистские притязания соседей (включая и миграцию населения). Рождаемость среди "аборигенов" (русских, татар, башкир) станет более высокой, чем в большинстве соседних стран.
  С шестидесятых годов XXI века через Россию потянутся сверхдорогие и сверхскоростные транспортные магистрали. Черезроссийский Дальний Восток будет проложена Евро-Американская магистраль. Во второй половине XXI века Россия станет основной транзитной страной Евразии.
  КРАХ ОБЩЕЕВРОПЕЙСКОЙ ИДЕИ?
  Описанный сюжет основан на трех далеко не очевидных, а, напротив, на первый взгляд, странных, предположениях: о неизбежном крахе американской глобальной модели, о появлении (возрождении) конкурирующей с ней корпоративной, о неизбежном расколе в Европе, как минимум, на два (а может быть на три-четыре) блока.
  Рассмотрим их подробнее. Начнем с вопроса о "расколе Европы", определив основные факторы объединительного процесса 1950-2000. Таких факторов (групп факторов) всего два. Это последствия двух мировых войн, но особенно - второй, и это постоянная советская угроза с 1946 по 1991 годы, которая частично сама является одним из главных последствий мировых войн.
  Евреи, до этого подвергавшиеся скрытой и открытой дискриминации во всех сферах жизни и во всех слоях общества, как в Европе, так и в США, оказались в массовом общественном сознании "реабилитированными".
  Среди последствий войн выделяются:
  американская оккупация, преобразовавшаяся в НАТО, и советская оккупация, преобразовавшаяся в Варшавский Договор;
  раздел Германии;
  чувство вины немцев и меньше - других "арийцев", сражавшихся на стороне Германии и, в качестве обратной стороны, появившаяся стойкая неприязнь к немцам со стороны многих европейцев;
  высокий моральный авторитет евреев в Западном мире как народа, наиболее пострадавшего от чудовищного нацистского террора.
  Наименее значимым может казаться последний из перечисленных факторов, но он все это время являлся очень значимым и оказал, может быть, основное конструирующее воздействие на всю систему послевоенных взаимоотношений между США и Европой.
  Евреи, до этого подвергавшиеся скрытой и открытой дискриминации во всех сферах жизни и во всех слоях общества, как в Европе, так и в США, оказались в массовом общественном сознании "реабилитированными". Это позволило их финансовым, идеологическим и политическим организациям стать активными субъектами той самой либеральной, а с начала 90-х годов еще и глобальной, экономики.
  Не случайно в Швейцарии в конце 90-х годов "возник" скандал вокруг "еврейского золота". Здесь совсем не вопрос о самом золоте и даже не вопрос о начинающемся американо-европейском соперничестве в финансовой сфере, здесь, прежде всего, попытка еврейской элиты "напомнить" германцам о чувстве вины перед ними, о необходимости продления срока "реабилитации" (режима наибольшего благоприятствования) для еврейского капитала в Европе. О том, что чувство вины начинает забываться, видно по новому росту антисемитизма, национализма и даже нацизма в Европе, в той же Швейцарии.
  Советская военная угроза не только сплотила Европу в НАТО, но и заставила Соединенные Штаты, начиная с плана Маршалла, проводить гибкую и благородную политику строительства единого общеевропейского рынка, выращивая потенциально мощного для себя конкурента.
  Но сейчас, после крушения Советского блока и развала СССР, объединения Германии, постепенного исчезновения чувства вины и других моральных последствий Второй мировой войны, исчезают все первоначальные побудительные причины создания Единой Европы.
  Правда, появились новые. Это необходимость глобальной конкуренции с США и Японией и желание закрепить успех девяностых образованием восточного и южного буферов безопасности вокруг Западной Европы. Но эти мотивы уже не продиктованы безусловным инстинктом выживания, и в их реализации уже возможны сомнения и отступления перед очевидными национальными экономическими и политическими интересами европейских стран.
  Но процесс объединения уже запущен. За плечами у "десятки" огромный положительный опыт строительства Единой Европы, в их активе работающие институты и программы. Появилась единая валюта. Так, может быть, сама инерция объединения объединит континент?
  Однако сейчас начинают действовать могучие механизмы дезинтеграции.
  Политика США из в целом благородной и стратегически ориентированной, нацеленной на совместное выживание в борьбе с общим сильным врагом, постепенно (но быстро) мельчает, все больше преследует цель сохранения господства ради самого господства, которой (этой цели) реальное объединение Европы противоречит. Чтобы изменить вектор своей политики, Соединенным Штатам совсем не надо провозглашать новый курс и вызывать на себя огонь обвинений в предательстве Европы. Ведь Европа состоит из наций, находящихся в разных фазах "большого цикла", ныне сильная Германия неумолимо начнет терять свои позиции, а относительно слабые Испания и Италия наращивать свои. Восточно-европейские страны и Турция могут придать общей картине перераспределения власти в Европе еще более неожиданный и конфликтный характер. Соединенным Штатам останется лишь "слегка" интриговать, тонко направлять противоречия против стран, проводящих политику объединения. Соединенные Штаты могут и просто "благородно" остаться в стороне, понимая, что европейцы разделятся сами, ведь "ломать - не строить". Но, скорее всего, США примут стратегически бесплодную, но затратную тактику торможения объединительного процесса по принципу "ни мира - ни войны".
  Конечно, Америка не сможет остаться в стороне от европейской борьбы, уже через 20-30 лет Соединенные Штаты столкнутся с почти полной утратой влияния в Европе своих социальной и экономической моделей (корпоративной революцией), а после 2040 года американской элите придется заново создавать отношения с латинским и германским блоками.
  "Китайская угроза" не станет в ближайшие пятьдесят лет консолидирующим фактором во внутриевропейской политике, так как будет опосредована для Западной Европы двумя поясами безопасности: российско-иранским и восточно-европейско-турецким, за которыми европейцы будут чувствовать себя "как за каменной стеной".
  КРИЗИС ГЛОБАЛЬНОЙ ЛИБЕРАЛЬНОЙ ЭКОНОМИКИ?
  Либеральная экономика, основным управляющим контуром которой является рынок капитала (фондовый рынок), базирующийся на сильной мировой валюте или паритете несколькихсильных валют, в 1950-2000 развивалась вполне успешно, без разрушительных и опасных кризисов, подобных "великой депрессии" конца двадцатых - начала тридцатых годов XX века. Крах советской модели стал прямым торжеством модели американской, а, совпавший по времени, но менее заметный, японский экономический кризис развеял, казалось бы, всякие сомнения в универсальности и безальтернативности именно американской модели.
  Действительно, хорошо отлаженный фондовый рынок может многое: обеспечивать быстрый переток капитала в растущие и перспективные отрасли, контролировать менеджмент предприятия простым и эффективным механизмом "голосования ногами", привлекать в самой азартной и логической игре на рынке ценных бумаг к управлению собственностью гениальных игроков, изобретателей, финансистов, бухгалтеров. Он усиливает информированность и экономическую грамотность самых широких слоев общества, повышает их приверженность к экономической и политической системе, вызывает чувство сопричастности ко всему значительному, что творится в стране и мире.
  Сейчас это самая совершенная форма экономической демократии, в которой свобода соединена с ответственностью, а экономическая активность принимает форму азартной игры. Даже серьезные ошибки крупных игроков здесь обычно содействуют общему успеху, потому что проигравший, освобождая место на рынке, косвенно вознаграждает более осторожных и дальновидных игроков, захватывающих освободившееся место.
  В этой системе активно взаимодействуют три элемента: демократия, ответственность, игра (творческий и агрессивный дух). Без игрового элемента система потеряет гибкость, но, что еще важнее, - энергетику.
  Система либеральной экономики, опирающаяся на "экономического человека", взращенного протестантской культурой, имеет, однако, довольно узкий диапазон устойчивости. В глобально функционирующей экономике появляется опасная зависимость рынков и стран друг от друга. Азиатский кризис начался с локального валютного кризиса в небольшой азиатской стране и на два года обрушил финансовые и фондовые рынки огромного региона, разрушил все развивающиеся рынки корпоративных ценных бумаг.
  Глобализация рынков предполагает все более эффективную и тонкую регулирующую работу международных финансовых организаций и основных стран-гарантов, прежде всего, самих США. Но, в противоречии с этой объективной потребностью, мы сейчас наблюдаем обратный процесс, заметную деградацию МВФ и снижение морального уровня политики американской администрации.
  В отношении России, например, МВФ проявил себя не только как кредитор процессов демократизации и либерализации, но и как исполнитель нечестной игры под названием "уничтожь российскую мощь через завышенный курс рубля". Навязав России политику сверхжесткого валютного курса рубля, он фактически обеспечил фатальное снижение конкурентоспособности российского ВПК и машиностроительного (вообще - высокотехнологичного) сектора как на внешнем, так и внутреннем рынках, и их ускоренную деградацию.
  Впрочем, не будь российские либералы перед лицом коммунистической и имперской угрозы, они, подобно либералам Венгрии, сумели бы провести более гибкую валютную политику, да и МВФ по-джентльменски согласился бы с ними.
  Ведь джентльменом можно оставаться только в обществе джентльменов? Не так ли?
  Либеральная экономика, "дьявольски" устойчивая на микроуровне, очень зависит от американского правительства (особенно ФРС) и "великого Гудвина" - американской фондовой биржи и НАСДАК, т.е. от честности и интеллекта Главного Арбитра (группы из нескольких сотен специалистов, составляющих американскую финансово-политическую элиту). С развитием процессов глобализации объективно ответственность этой элиты повышается, но с ростом коллективного самодовольства и эгоизма этой элиты ее продуктивная ответственность снижается. Возникает опасный зазор между спросом на ответственность и ее предложением, увеличивающий риск мировых финансовых катаклизмов.
  Сейчас многим кажется, что фондовый рынок США, за последнее десятилетие выросший более чем в четыре раза, находится на грани краха. Но сами навязчивые слухи о предстоящем крахе и, вроде бы, упорное нежелание американского правительства к ним прислушаться говорят, возможно, о том, что, несмотря на очевидную перегретость рынка на 30-40%,ничего катастрофического здесь не произойдет. Американское правительство надеется на то, что интернет-революция позволит американской экономике бескризисно преодолеть этот разрыв, но, в крайнем случае, если существенная корректировка фондового рынка произойдет, то с совместным действием девальвации и других регуляторов всего за два-три года ситуация нормализуется.
  Фактически, в 90-е годы XX века произошла еще неосознанная нами революция доверия.
  Соединенные Штаты, скорее всего, ждет время повышенной инфляции и наступления иены и евро. Начнется двух-трех-четырехлетний "медвежий" период на американском фондовом рынке. Темпы экономического роста снизятся, но ненадолго. Уже в 2004-2005 фондовый рынок и экономика возобновят свой рост, но не столь быстрый, как в последнем пятилетии XX века.
  Фактически, в 90-е годы XX века произошла еще неосознанная нами революция доверия. Крах социализма повысил доверие к общественным институтам Запада, и, прежде всего, самих США в глазах инвесторов во всем мире и изменил базовые соотношения между основными показателями реальной экономики и стоимостью корпоративных ценных бумаг.
  В современном фондовом индексе США есть 30-40-процент-ная спекулятивная составляющая, выросшая на "сбежавших" из Азии, Восточной Европы и СНГ деньгах и эйфории от ожиданий плодов глобализации и революции в области связи. Это опасная составляющая, но американцы "блестяще" справятся с нею в течение ближайших лет, конечно, если рост фондового индекса не продолжится теми же темпами в 2000-2001.
  В последующем этот успех сослужит плохую службу самим Соединенным Штатам, которые после 2005 года всерьез поверят в наступление "золотого века" американского процветания и господства. Норма сбережений в экономике США останется очень низкой до конца первого десятилетия и увеличится только за счет "репрессивных" методов - повышения налогов для финансирования роста военных расходов в военном противостоянии с Китаем.
  В стране уже происходит опасный сдвиг в распределении кадровых ресурсов (талантов нации) в пользу таких "отраслей" как финансовые спекуляции и политические игры. Не меньше половины "блестящей тысячи" самых продуктивных умов страны фактически вовлечены в супервыгодный, но, в конечном счете, разрушительный для страны "бизнес" по эксплуатации общеамериканского гудвилла.
  Возвращение гонки вооружений в десятых годах XXI века окажет на страну, за два десятилетия привыкшую к легким деньгам и самовозрастающему богатству, довольно противоречивое влияние. С одной стороны, все больше людей в Соединенных Штатах начнет осознавать пагубность безудержного гедонизма, начнется перераспределение ресурсов в пользу реальной экономики, но, с другой, начнется, поначалу незаметный, кризис доверия к собственности вообще, к американской собственности, в частности, а эксплуатация американского влияния в мире начнет принимать уже неприличные формы, например, информационной войны против евро.
  В ходе этой борьбы во втором десятилетии XXI века США наполовину растратят свой авторитет лидера Запада и мирового Арбитра. Кризис доверия обрушит фондовый рынок Америки и приведет к затяжному экономическому кризису. Тяжелый, но более скоротечный, кризис разразится в Европе, Японии, Латинской Америке, России. Легче всего кризис преодолеет Китай и тесно связанные с ним к тому времени страны.
  Выходить из кризиса Европейское сообщество и США будут поодиночке, каждый, внедряя собственные экономические рецепты: Европа - корпоративного капитализма, США- частично усовершенствованные, а также упрощенные и ужесточенные институты и процедуры государственного контроля и регулирования либеральной экономики.
  Такое развитие событий почти неизбежно, потому что элиты, как большие группы людей, управляются, прежде всего, Богом Нации (а Он - в "летней зиме"), потом - интересами и страстями (жадностью и страхом) и, лишь в третью очередь - расчетом и разумом.
  Только хороший (и своевременный) испуг, например, в ходе китайско-американского соперничества, способен смягчить ситуацию, приведя к менее болезненному кризису и мягкому "разводу" экономических систем Европы и США.
  КОРПОРАТИВНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ В ЕВРОПЕ?
  Предположение о корпоративной революции в Европе кажется неуместной экстраполяцией фашистского эпизода в ее истории. Но это, на первый взгляд, и как первый ответ на такое предположение.
  Чем отличается корпоративно-капиталистическая система от либеральной?
  Тем, что корпоративно-капиталистическая система предполагает не только объединение капитала, но и труда, а в развитых формах еще и других прямых, и даже косвенных, "участников производства" (не только производства, но и обмена, вплоть до самого потребителя, а также и государства). Капитал и капиталист здесь ограничены в правах. Эта система иерархична, с разделением ролей, прав и ответственности между всеми "участниками производства", она отвергает доминирующий в либеральной системе суверенитет капитала, ограничивает пределы рыночного регулирования, давая, правда, больше возможностей для неформального политического регулирования в рамках соглашения элит или формально - через признание доминирующей роли государства.
  В фашистской корпоративной экономике доминировали интересы и воля государства, управляемого крайне националистической партией, в средневековых гильдиях ремесленников доминировал труд в качестве основной социальной силы. Кооперативы - это тоже корпорации, только простые. Шведская модель капитализма (или социализма?) - это преимущественно корпоративная модель.
  Т.е. корпорации не надо отождествлять с фашизмом и нацизмом. В фашистских государствах они были использованы расистами и милитаристами в качестве наиболее адекватной системы саморегуляции экономического базиса, допускающей и жесткое государственное управление. Не стоит считать их и пережитком средневековья, отождествляя экономический прогресс только с либеральными моделями.
  Корпорация может иметь сложный механизм согласования интересов, формальный и неформальный, и в этом случае не иметь однозначно доминирующего участника или социальную силу.
  К этой системе, по-видимому, прогрессирует немецкая социальная экономика, где управляющий капитал разделен накапитал акционеров и капитал кредиторов (банков), и один капитал противопоставлен другому, взаимоограничивая один другого. Роль банков усиливается еще и тем, что банки обычно выступают и в роли собственников, имея крупный пакет акций подопечной компании. В свою очередь, банки жестко контролируются государством, потому что оперируют не деньгами собственников, а деньгами вкладчиков, рискуют, по сути, не своими деньгами. Устойчивость и "корпоративность" системе социальной рыночной экономики дополнительно придают, пусть несколько формальные, но существенные участия в управлении и контроле других социальных групп. Это еще не корпоративная система, но уже и не либеральная. Это удачный гибрид того и другого.
  В любой из этих систем, как в американской либеральной, так и в немецкой социальной, существует своя ахиллесова пята. В американской экономике это несколько сот гуру, политиков и администраторов, управляющих американским фондовым рынком и Федеральной резервной системой. В Германии это столь же узкий круг высшей банковской элиты.
  "Коллективные представления" о мире и себе в этой своеобразной толпе не всегда адекватны, но всегда подчинены тем же волнообразным процессам активизации и угасания в пределах больших, средних, малых циклов и микроциклов, что и весь национальный организм этих стран. Похоже, что нынешнее представление немецкой экономической элиты о себе самой и о целях нации начинает существенно расходиться с целями самой нации (это обычно случается к началу "средней зимы большой осени" или третьей четверти "большой осени"). Цели нации становятся жесткими, настроение - решительным, амбиции - завышенными, зрение - близоруким. Элита замыкается на себе, в своих балансах и расчетах, пытается как-то соответствовать новым настроениям нации, найти новые магические рецепты, но не находит, и в результате терпит поражение и уходит, оставляя место популистам, которые находят решительные и неверные ответы, но в которые все почему-то верят.
  Это не означает, что движение в сторону корпоративной экономики окажется ошибкой. Нет, просто у немцев это получится хуже, чем у итальянцев, испанцев или китайцев, немцы просто из хороших идей в первой половине века создадут неудачную, неэффективную систему.
  Существенное преимущество либеральной модели над корпоративной в настоящее время обусловлено тем, что "либералы" сумели создать механизм постоянной ротации собственности на основании критерия рыночной эффективности ее работы, что этот процесс органически сопровождается и эффективной сменой других существенных составляющих производства, прежде всего, менеджмента. Система, таким образом, постоянно обновляется. Но, как уже говорилось, в ней есть уязвимое место. Это голова, или узкий слой управляющей элиты, ротация в которой происходит не по законам рынка. К этому также следует добавить, что в новых корпоративных моделях, возможно, будет надолго решена проблема "головы" через наделение "голов" самих корпораций (представляющих не только интересы капитала, а интересы всего общества, правда, преимущественно, через призму эффективной экономической деятельности) частью прерогатив, которыми сейчас обладают исключительно правительства.
  Это не значит, что правительства исчезнут, но это значит, что корпоративная система создаст в лице своих высших органов дополнительную конкуренцию национальным правительствам и наднациональным политическим органам. Ведь сейчас мировая гегемония США дает американскому правительству и стоящей за ним узкой элите возможность навязывать решения своим "конкурентам" - правительствам других стран и, тем самым, все больше погружаться в пучину национального и узкогруппового эгоизма. А в результате пострадают не только они - пострадает весь мир!
  "Генетическим недостатком" либеральной модели является "близорукость" рынка. Собственность на рынке - это близорукая собственность, ориентированная на краткосрочные (иногда - ежеквартальные) цели. Кроме того, главная мотивация "либерального собственника" - личное обогащение через игру с акциями, а его главное умение - игра на рынке. Для раскрытия человеческих талантов, для их развития и поддержания творческой активности человека такая мотивация не всегда достаточна.
  При идеальной конкуренции умение работать с акциями предполагает глубокое знание макроэкономики и экономики предприятия, постоянный контроль за всем комплексом экономических, социальных и политических вопросов в стране и ключевых точках мира. В этом случае таланты человека, "играющего" с акциями, находят самое достойное применение.
  Но, поскольку система начинает извращаться, допускать спекуляции и манипулирование инвесторами, активность игроков переключается на эти паразитические составляющие рыночной деятельности и постепенно вся система идет вразнос. И снова - мировая монополия США становится постоянно действующим фактором деградации и извращения ключевой для страны и ее экономической модели деятельности на фондовом рынке. Надежды на регулирующую и "очищающую" работу Комиссии по ценным бумагам не оправдаются.
  Распыленность капитала среди мелких акционеров в системе "американского народного капитализма" зачастую определяет исключительное положение менеджеров, делая их не очень-то озабоченными мнением "виртуальной толпы" акционеров, тем более, если сами менеджеры владеют достаточно крупным пакетом акций (иногда достаточно иметь 0,5-2%, чтобы полностью контролировать гигантский концерн или конгломерат). Остается, правда, опаска перед агрессивной спекулятивной скупкой на рынке более крупного пакета, но и здесь у особо "сильных" (приближенных к элите), имеющих доступ к инвестиционным банкам и другим источникам крупных финансовых ресурсов, может появиться обратная мотивация к успешной деятельности компании (предприятия) - ухудшить результаты, чтобы снизилась цена акций, чтобы приобрести больше акций! Этим примером, имеющим частный характер, я хочу еще раз проиллюстрировать основной тезис о том, что нет совершенных идеологий, но есть хорошие или плохие общественные модели, причем хорошие модели могут незаметно стать плохими, если нарушены пропорции и превышены пределы их устойчивости.
  Корпоративная идеология, основанная на идее о возможности создания устойчивой и идеальной иерархии всех "участников производства" с четко прописанными функциями и ролями, и устремленная к общим и понятным для всех целям, вскоре реализуется в корпоративных моделях, не менее эффективных, чем либеральные.
  Какие параметры будет иметь корпоративная система в Европе?
  Эта система будет опираться на четко распределенную ответственность и власть между собственниками "производящей корпорации" (компании) и собственниками "отраслевой корпорации". Хотя совсем необязательно, чтобы в отраслибыла только одна корпорация или, чтобы корпорация работала только в одной отрасли. Но назовем ее все же "отраслевой" в связи с тем, хотя бы, что размеры такой суперкорпорации будут сопоставимы с размером отрасли, в которой она работает, тем более, что такие корпорации будут иметь чаще всего не национальный, а международный характер, например, общеевропейский, китайско-корейско-японский или даже глобальный (но это будет редко, так как для нормального функ-ционирования корпорации важна культурная совместимость, чувство "гражданина корпорации").
  В отраслевой корпорации будут представлены участия государства (государств), производящих корпораций (компаний), как входящих в нее на условиях принятия членского устава, отличного от обычного устава собственников, так и не входящих, а также других организаций - как общественных (вплоть до религиозных), так и экономических, также имеющих или не имеющих права и обязанности членства.
  Собственники (участники) отраслевой корпорации изберут отраслевой совет, который может иметь одну, две, три палаты с различными функциями, но представителями в совете смогут быть не все собственники, а только собственники-члены.
  Отраслевой совет самостоятельно сформирует советы директоров в компаниях-производителях, ставших членами отраслевой корпорации. Общие собрания компаний-производителей не будут иметь голоса в вопросе избрания совета директоров, но они будут избирать президента (правление) и ревизора (ревизионную комиссию) своей компании. Совет директоров будет иметь право отстранять президента и требовать от общего собрания избрания нового, но в отношении ревизора у него таких прав не будет.
  Таким образом, в Европе начнет складываться система, в которой воедино будут увязаны интересы отрасли, как правило, на общеевропейском уровне, интересы основных государств, в экономике которых эта отрасль достаточно приоритетна и важна, интересы основных производящих единиц и интересы широкой общественности, в том числе потребителей и экологической общественности. Будут ли здесь "лишние люди"? Да, но поскольку участие в отраслевой корпорации будет сопряжено с существенными капиталовложениями и обязательствами членства, то таких "лишних" будет немного и с течением времени будет становиться еще меньше.
  Особую власть в отраслевых корпорациях будут иметь бюрократы (технократы) отраслевых советов, контролирующих советы директоров иногда сотен компаний-производителей, регулирующих систему внутреннего налогообложения в корпорации-отрасли и контролирующих связи с собственниками отраслевой корпорации и государствами-участниками. Власть отраслевых советов будет усилена в первые десятилетия XXI века особым мессианским настроем, ощущением себя миссионерами объединительного общеевропейского процесса. В дальнейшем этот дух приобретет более узкий характер латинского, пангерманского или иного патриотизма.
  Постепенно корпорации-отрасли создадут для собственников, но, прежде всего, менеджеров, членов советов директоров и даже рабочих и служащих компаний-производителей развитую иерархическую мотивационную систему статусов, привилегий, наград и вознаграждения, чем-то напоминающую феодальную систему. Наследственность будет также поощряться, но социальный статус будет приобретаться только на основе личных заслуг. В некоторых корпорациях будет поощряться жерт-вование имущества. Страховые и пенсионные системы станут преимущественно внутрикорпоративными.
  К 2050 году мир будет жестко разделен на сферы господства американского либерального, латинского, китайского, панисламского, японского и немецкого корпоративных капитализмов.
  Первые элементы этой системы возникнут уже в начале второго десятилетия XXI века, а быстрое развитие она получит во время мирового экономического кризиса в двадцатых годах XXI века. В четвертом десятилетии родоначальники этой системы, немцы и французы, начнут с удивлением обнаруживать, что власть в этих корпорациях все больше переходит к более "дружным" испанцам и итальянцам и что в южные европейские страны уплывает несоразмерная их реальному вкладу прибыль. Постепенно начнется процесс размежевания и последующего раздела корпораций на латинские и пангерманские, а немцы с 2040 года начнут переориентацию на славянский восток и юг Европы, хотя и на славянском юге будет усиливаться латинское влияние, уравновешиваемое турецким. А после 2050 года начнется латиноамериканизация Европы.
  Китайская корпоративная революция начнется также в двадцатых годах XXI века, а в тридцатые годы сложатся подсистемы китайско-корейско-японского корпоративного капитализма и китайского корпоративного "социализма", основанного на доминанте национальных целей и доминировании государства, идущего путем экспансии в Евразии.
  К 2050 году мир будет жестко разделен на сферы господства американского либерального, латинского, китайского, панисламского, японского и немецкого корпоративных капитализмов. Только Японии и Европе удастся сохранить определенную проницаемость различных систем. Россия будет лоскутно поделена между всеми основными экономическими игроками, но преобладающим будет присутствие китайского и немецкого (точнее - средне- и восточноевропейского) капитала.
  ПЕРВАЯ ЧЕТВЕРТЬ "ЗИМЫ"
  Чтобы еще глубже представить будущее России, попробуем снова окунуться в прошлое, на этот раз прошлое "зимних" периодов Византии и Турции, история которых протекала вокруг мистического сердца России - Константинополя. Аналогии и ассоциации из истории этих стран могут помочь нашему воображению представить более реальную и сложную картину будущего мира и будущего России.
  Рассмотрим две истории - истории двух "зим": византийской и османской. Суровая византийская "зима" XIV - начала XVI веков и мягкая турецкая XVIII - начала XX веков дают нам диапазон для сравнения и анализа собственно российских перспектив. Лютая российская "зима" XIII - начала XV веков рассмотрена раньше и является следствием исключительно неблагоприятных факторов, поэтому для цели и прогноза на XXI-XXII века представляется непоказательной.
  В 1333 году началась "большая греко-византийская зима", а за несколько лет до этого турки-османы были впервые приглашены византийцами в Европу в качестве наемников. В 1330 году османы создали на берегах Босфора, прямо напротив Константинополя, небольшой постоянный плацдарм, в 1345 году один из претендентов на византийскую корону предложил своему союзнику, османскому султану Орхану, в жены свою дочь, а уже в 1353 году началась османская колонизация на греческих островах и в самой Греции, равнодушно, если не с радостью, принимаемая ромейцами, уставшими за полтора столетия от почти непрерывных войн.
  До 1360 года турки-османы захватили Фракию и многие земли Греции. Войска продвигались по долинам рек, за ними шли члены братства дервишей, которые основывали приюты, становившиеся ядром для турецких деревень. С собой они несли защиту от разбойников и социальную революцию: обобществление (огосударствление) земли, освобождение от налогов и гнета землевладельцев. Уже в 1359 году византийский император признал себя вассалом османского султана.
  Когда в начале 70-х годов Константинополь оказался фактически окружен османскими землями, византийский император решился на союз с Западом, приняв католичество, но не нашел поддержки у православных церковных иерархов и в 1370 году, теперь уже окончательно, принял вассальную зависимость от султана.
  Начался интенсивный процесс исламизации ромейцев, так как османы освобождали мусульман, в том числе новообращенных, от налогов, а военнопленным давали свободу в обмен на смену веры. Система османского господства была "по-летнему" гибкой, христиан привлекали в османскую армию, давая многим из них возможность пользоваться плодами османских побед, своих женщин османы с собой не брали, предпочитая христианских рабынь, тем самым способствуя и физической ассимиляции.
  Такое, или подобное ему, развитие событий в России XXI века представляется невероятным, но, если вспомнить, как "раздели" нас в 90-е годы, как все это десятилетие отсутствовала последовательная политическая воля, исходящая из национальных интересов, то такое развитие событий начинает казаться пугающе вероятным. Ведь у ромейцев в то время воля не просто отсутствовала, их воля была парализована ненавистью к католическому Западу и страхом перед славянским Севером. Турки-османы казались меньшим злом, а многим, учитывая их гибкую политику, даже и благом. Были и более глубинные причины "безволия" византийцев.
  Теперь посмотрим на Турцию. Что же случилось в начале турецкой "мягкой зимы" 1717-1761?
  Этот период начинается с поражения в турецко-австрийской войне и подписания в 1718 году мирного договора в Пожароваце, по которому Османская империя уступила Габсбургам значительные территории. С этого времени османы больше не наступали в Европе, а только защищались.
  На начало "зимы" пришлось и правление первого "европейски ориентированного" султана Ахмеда III (правил с 1703 по 1730). В Турции началась эпоха увлечения французской культурой, эстетизма ("эпоха тюльпанов"). В последние двенадцать лет правления Ахмеда III проводился последовательный курс на вестернизацию. К примеру, была построена первая в исламском мире типография, вызвавшая против себя оппозицию религиозных кругов.
  После свержения Ахмеда янычарами, которые "устали" от долгого мира, султаном в 1730 году стал Махмуд I. Правление его не было выдающимся, но Махмуд сумел поднять османскую дипломатию на необходимый для выживания Империи уровень.
  Турецко-французская "любовь" и хорошее понимание своего места в Европе позволили османской элите в тридцатые годы XVII века предотвратить раздел Империи Россией и Австрией. С тех пор османы никогда не рассматривали себя как самостоятельный источник силы и всегда искали сильного и заинтересованного в Империи европейского союзника. Другими словами, за первые двенадцать лет "большой зимы" в правящей элите Османской империи произошла кардинальная переоценка места и роли Империи в Европе.
  До 1763 года Империей управлял великий визирь Рагиб-паша. Он сознательно стремился к вестернизации, но без угрозы "гармонии существующих институтов". В 1761 году был подписан "оборонительный союз" с Пруссией. Несколькими годами позже турок сильно напугал раздел Польши, проведенный Россией и Пруссией. В этом они увидели опасный для себя прецедент, и султан решил активно вмешаться в европейскую политику. Но это было в следующий, второй период "большой зимы".
  Что характеризует этот, первый период "турецкой зимы"?
  Элита страны, до этого воспринимавшая Европу только как землю варваров, "предназначенную" для османского завоевания, теперь пережила "культурную революцию", период очарования чужой и религиозно по-прежнему враждебной культурой, сделала несмелые попытки реформирования и внедрения французских новшеств. Одновременно политика и дипломатия Османской империи стали вполне адекватными ее месту и общеевропейскому раскладу сил. Надо отметить и сравнительную слабость ее основных врагов: маленькой Австрии, создавшей большую империю и еще слишком юной, а после Петра и "потерявшейся", на время, России.
  Так что же ждет Россию в 2005-2053, турецкий или византийский вариант начала "зимы"?
  ВТОРАЯ ЧЕТВЕРТЬ "ЗИМЫ"
  Начнем с ромейцев. В 1391 году императором Византии стал Мануил, получавший при дворе турецкого султана Баязида I унизительно низкую должность. К тому времени в Константинополе уже жило немало мусульман и по требованию султана в пределах городских стен начал действовать исламский суд, а для мусульман был выделен отдельный квартал.
  В 1395 году Баязид, как теперь уже "наследник Цезаря" (так он себя объявил), провел в Сересе суд и приговорил к смерти всю семью византийского императора. Приговор, правда, был отменен по настоянию духовных лидеров, конечно, не православных, а исламских. Православные иерархи, как и сам император, не имели никакого авторитета в глазах воинственного султана.
  Таким образом, Византийская империя всего через шестьдесят лет после начала османской экспансии представляла собой жалкое зрелище. Но "до смерти" ей оставалось также еще 60 лет.
  В 1402 году, после шести лет осады, Константинополь был близок к сдаче, но в 1402-1403 османы потерпели сокрушительное поражение от войск Тимура (Тамерлана). Гордый султан Баязид стал рабом великого завоевателя. Тимур подготовил поход на Китай, но неожиданно заболел и умер, а с ним умерла и его империя. Османская империя на десять лет распалась.
  Византия получила передышку, но, как оказалось, не смогла воспользоваться ею как шансом. Через несколько лет после воссоединения Османской империи новый султан снова осадил Константинополь. Несмотря на то, что в очередной раз осада Константинополя была снята, османы навязали византийскому императору новые, еще более жесткие условия подчинения. Византия сократилась до самого Константинополя и небольшой прилегающей к нему территории.
  В 1453 году после драматичной осады Константинополь был взят штурмом.
  Конец Константинополя (и начало Стамбула) оказался достоин его великой истории, ромейцы проявили доблесть и самопожертвование, но не смогли противостоять подавляющему перевесу в военной силе. Впрочем, это случилось уже в третьей четверти "греческой зимы".
  Во второй четверти "византийской зимы" не только Византийская империя, но и сам греко-ромейский народ перестали быть единым организмом, и, более того, начали воспринимать себя как часть османского организма, который, по-видимому, оказался чрезвычайно близок, родственен ромейскому.
  Византийский дух основан на ценностях самодержавия, соборности и мистицизма. Османский дух воспринял у византийцев, а, может быть, полностью скопировал представление об императоре, как об отце народа, как о защитнике веры (помазаннике Божьем), как о Цезаре-воителе с варварами, как о самодержце, несущем крест (бремя) верховной власти в многоязыкой Империи, которая неизбежно распадется без императорской власти и беззаветного ей служения.
  Исламская соборность - это религиозные братства и мечеть, как реальный центр всей общественной жизни, через жесткую систему ритуалов (в том числе постов) никогда не отпускающий верующих, в отличие от христианских церквей, далеко от себя. Это и власть духовных лидеров в государстве. Например, слово шейх-уль-ислама, высшего духовного лица в Османской империи, не раз становилось роковым для султанов. В определенных ситуациях от него зависела жизнь самого султана.
  Наконец, византийский мистицизм и турецкий фатализм, хоть и имеют разную природу, отвечают по-разному на поставленные перед ними вопросы, но ставят эти вопросы одинаково! Византийский грек и турок готовы умереть за Бога, за "так надо", но византиец ищет Бога в жизни и всю жизнь готовится к встрече с Ним, как встрече с уже Знакомым, а турок не ищет Бога (Аллаха), он знает, что Бог всегда рядом, в его мечети, и когда ему нужно выбирать, жить или нет, он с ясной головой ищет возможность еще пожить, но, если "так надо", то с достоинством умереть.
  Поскольку турок - жизнелюбивый фаталист, он хорошо чувствует когда "надо" и когда "не надо". Поэтому византиец силен в стратегии защиты, особенно, когда затронуты его корневые ценности и интересы, тогда он "стоит до конца". Турок силен в тактике как нападения, так и защиты, и, как тюркский всадник, чувствующий запах победы и поражения, он стремителен в атаке, проворен в отступлении и решителен в бегстве.
  Мистический византийский грек "проглядел" приход шустрого турка. Турок хорошо почувствовал мистическую слабость византийца и пришел к нему с социальной революцией, "дружбой", строгой и понятной властью. Величие двухтысячелетней истории не позволило грекам разглядеть в турке хозяина, который надолго пришел на его землю. Когда он это увидел - было уже поздно. А увидел он это только после того, как Константинополь пал!
  Турки, как хорошие тактики, после падения Константинополя и много позже, действовали разумно и достаточно благородно, не только серьезно напрямую не притесняли православную Церковь, но и позволили ромейцам занять считающиеся второсортными, однако весьма влиятельные места управленцев, доходные места торговцев и финансистов Османской империи.
  Проглядит ли русский человек приход на его землю в XXI веке шустрого китайца или того же турка? Ведь в XVIII веке русская элита как-то уж по-византийски "проглядела" немцев. Да и в веке XX русские в российских коридорах власти как-то все больше на вторых ролях.
  Теперь посмотрим на панораму второй четверти "большой турецкой зимы" 1765-1813. В течение этого, существенно менее благоприятного для Османской империи периода, она терпела одно поражение за другим, медленно уступая части своей территории. В 1770 году Орлов разгромил турецкий флот, а в 1771 году Потемкин изгнал их из Крыма. Правда, по навязанному России Кучук-Кайнарджинскому мирному договору часть территорий пришлось вернуть, но в возвращенных Турции Грузии, Мингрелии, Валахии и Молдавии по договору для христиан была гарантирована свобода вероисповедания.
  В 1783 году Екатерина II аннексировала Крым и жестоко подавила выступление крымских татар. В 1787 году началась новая русско-турецкая война, на которой гениальный Суворов одержал несколько блестящих побед. Австрийцы в свою очередь заняли большую часть Сербии и Боснии.
  Но к 1790 году в Европе уже повсеместно утвердилось представление о необходимости сохранения Османской империи в качестве противовеса России. Англия, ранее последовательно поддерживающая Россию, также пересмотрела свою политику и в 1790 году с целью поддержки и сохранения Османской империи создала тройственный союз с Пруссией и Голландией. Екатерина II, столкнувшаяся с европейской коалицией, к которой примкнула и Австрия, временно отступила. Тем основательнее велась подготовка к решающей войне с османами и целью ее была миссия - освобождение Константинополя, великой в прошлом православной столицы. Смерть Екатерины в 1796 году помешала российской элите реализовать эти планы.
  Русско-турецкие и австрийско-турецкие войны показали османской элите слабость и уязвимость Империи. Новый султан Селим III начал решительное реформирование страны. Огромное влияние на него и его ближайшее окружение оказали идеи Французской революции. Султан предпринял попытку "офранцузить" турецкую армию, способствовал распространению французского языка в высших слоях Османской империи, впервые создал постоянные дипломатические представительства в ведущих европейских странах. В экономической и социальной реформе султан преследовал прежде всего цели рецентрализации фактически децентрализованного за последние два века общественного организма Империи.
  Однако султан-реформатор кончил плохо. Наполеоновские войны, в которые была вовлечена Османская империя, усилили нестабильность на ее европейских окраинах, а Египет и Сирия стали объектами наполеоновской агрессии. Янычары, недовольные военной реформой и военной слабостью Империи, в 1807 году свергли Селима.
  В промежутке между 1808 годом, когда к власти пришел Махмуд II, и 1812 годом, когда османы, прямо перед вторжением Наполеона в Россию, заключили мир с русским царем, произошла еще одна русско-турецкая война, победоносная для России, а Наполеон еще раз предал своих турецких союзников. Поэтому тщетно перед великим походом в Россию Наполеон пытался привлечь Турцию к совместному походу, османы ему больше не доверяли и боялись его победы больше, чем побед "русского медведя".
  Так закончилась вторая четверть "турецкой зимы", во время которой Османская империя продолжала сжиматься инесколько раз была на рубеже насильственного раздела ее Россией и Австрией, покорения Россией или Францией.
  Вестернизация из области эстетической перешла в плоскости военной, экономической и социальной реформ. Реформы имели правильное направление, но успешными не были, Империя терпела одно поражение за другим, но сохраняла поразительную внутреннюю устойчивость, а в искусстве дипломатии творила чудеса. Турецкое чувство Силы безошибочно выводило их на нужных союзников, готовых воевать за слабую Турцию.
  Османская империя стала еще более слабой по сравнению со своим основным соперником - Россией, но территория ее сжималась очень медленно и "неохотно". Часто то, что турки теряли в войнах, они возвращали в дипломатических "сражениях".
  Удивительно и то, что "летние" греки и славяне продолжали мириться с господством "зимних" османов. Империя имела все еще огромный запас прочности, эффективно направляя энергию христианских народов в административную деятельность и экономику. Египет получил почти полную самостоятельность, а его правитель привлекался султаном для подавления восстаний христиан. Дипломатия управляла не только внешней политикой Империи, но и внутренней!
  "Зима", в отличие от "осени", хороша тем, что пассивность народа делает его достаточно удобным объектом для управления, хотя, по причине его пассивности, управления неэффективного. "Осенью" же народ часто бурлит, ведомый опасными и разрушительными идеями.
  Византийская пассивность сослужила ромейцам плохую службу, позволив османам провести ползучую колонизацию бывших византийских окраин и самой метрополии. Турецкая пассивность оказалась довольной собой и замкнутой на себе жизнью турецких провинций, непроницаемой и неинтересной для чужаков и даже для своего правительства. Турецкая элита интуитивно поняла опасность глубоких реформ, поэтому не стала "будить спящего зверя". Вместо этого, она худо-бедно перенимала поверхностный опыт военных достижений стран Запада (инициатива, стоившая жизни Селиму) и сосредоточилась на европейской и внутренней дипломатии. Примечательно и то, что активизировавшиеся христиане получили в XVIII столетии дополнительные возможности для реализации своей экономической и административной активности.
  ТРЕТЬЯ ЧЕТВЕРТЬ "ЗИМЫ"
  Не имеет смысла анализировать третий "зимний" период в истории византийской Греции, окончательно исчезнувшей в середине этого периода, поэтому в дальнейшем речь вести будем только о турецкой "зиме".
  Османская третья четверть "зимы" начинается в 1813 году и завершается в 1861. Как "зима зимы" - это самый опасный для страны период, но для Турции все закончилось благополучно.
  В 1821 году началось восстание в Греции, которое к 1827, казалось, было подавлено Мехмедом-Али - египетским вассалом султана. Но впервые возникла общеевропейская коалиция против Турции, которая в 1830 году добилась независимости Греции.
  Не потому ли, что сила общественного мнения в европейской политике XIX века - столь же реальна и действенна, как и в веке XX? Не в опоре ли на "мировое общественное мнение" главный шанс для слабых стран в борьбе за выживание и в веке XXI?
  В это же время Россия, победившая в очередной войне, отторгла от Османской империи часть Молдавии и Грузию. Сербия, наконец, получила независимость.
  Махмуд II энергично продолжил начатые Селимом реформы, сломил разрушительное могущество янычар и нашел в Пруссии основного союзника и консультанта по вопросам военной реформы. Были сужены полномочия религиозных властей. Начались правовая реформа и реформа в области образования. Некоторые новации встречали, казалось бы, несоразмерно бурную реакцию. Например, очень болезненным оказался переход в армии к костюмам европейского покроя и, особенно, изменение головного убора. Прежде чем сменить тюрбан на феску, военных пришлось долго убеждать, что это не прогневит Аллаха.
  В 1832 году началась война с Мехмедом-Али - египетским вассалом султана, который решил присоединить к своим владениям и Сирию. Европейцы не откликнулись на просьбу султана о помощи, и тогда он обратился за помощью к России! Появление русского флота у Стамбула не только остановило египтян, но и мобилизовало на поддержку турок, сразу же"приревновавших" к России Англию и Францию. Россия вскоре была отодвинута ими от решения "египетского вопроса".
  Реформы были продолжены и при новом султане, который в 1839 году занял место умершего Махмуда. Впервые были полностью уравнены в правах все подданные Империи. Христиане, так же как и мусульмане, становились военнообязанными. Однако гражданские реформы "не пошли", утонув в коррупции и предрассудках. Зато "пошел" капитализм.
  Начался бурный процесс роста городов и создания банков, страховых, торговых компаний. Европейский капитал ворвался в Турцию и начал быстро менять ее облик. Сложившаяся до этого специализация между турками, которые работали преимущественно администраторами, военными, земледельцами, и греками, армянами, евреями, которые обычно становились торговцами, бизнесменами, финансистами, была дополнена европейцами, занявшими ключевые позиции в новых капиталистических предприятиях. Дефицит бюджета в это время неизменно финансировался печатным станком.
  С 1852 года реформы продолжались уже больше по инерции, так как султан ушел в жизнь своего гарема, а главный визирь погряз в коррупции.
  В 1853 году, после того, как Россия заявила ультиматум, потребовав для православной Церкви на территории Османской империи иммунитета и традиционных в Византийской империи прав, султан, предварительно добившись поддержки со стороны европейских держав, объявил войну. Когда перевес в войне склонился в пользу России, Англия, Франция и Австрия решительно вмешались и нанесли России поражение в Дунайской войне, а потом Англия и Франция одержали победу и в Крымской войне.
  В результате Османская империя получила столь важную для нее в этот период двадцатилетнюю передышку, спасшую ее от раздела в наиболее трудный и уязвимый для внешней агрессии период. Османов в очередной раз спасла дипломатия, что особенно примечательно, если обратить внимание на российскую дипломатию Николая I и его посланника - князя Меньшикова. Грубость и нетерпение этих людей, по-видимому, выражающих не только собственные эмоции, но и коллективное нетерпение российской элиты, способствовали быстрому сплочению Европы в поддержку Турции и решительности в осуществлении военных операций против России. Николай, не перенеся крушения своих надежд, покончил жизнь самоубийством.
  Османская империя выиграла очередную, на этот раз решающую, дипломатическую игру с Россией, но до 1861 года все больше погружалась в трясину долгового и финансового кризисов.
  Так закончилась третья четверть "турецкой большой зимы". В это время Империя подверглась не только внешним, но и внутренним угрозам силового разрушения. Парадоксально, что именно Россия спасла османов от опасного внутреннего врага- Египта в критическую для них минуту, когда египетский вассал почувствовал себя достаточно сильным, чтобы нацелить свой удар на Стамбул.
  Вестернизация Империи оказалась успешной в росте европейской составляющей в ее экономике, и безуспешной - в реформировании собственно османской экономики. Турция стала одним из главных должников Запада.
  Европейские державы, преследующие в Османской империи преимущественно экономические интересы, "дали по рукам" мессианской России. Англичане долго тешили себя иллюзией экономических реформ, проводимых под их руководством, но в итоге оказались разочарованы, в том числе и в благодарной лояльности к ним турок. В следующий период "зимы" турки постарались освободить "благодетелей" с Запада от каких-либо иллюзий в либеральном преображении Турции. В этот четвертый и последний период "зимы" османы попробовали примерить к себе последовательно три идеологии: идеологию "новых османов", основанную на просвещенном исламизме; идеологию панисламизма и исламского братства; и идеологию младотурков, основанную на тюркской общности и турецком национализме, соединенных с идеями народного суверенитета и экономического прогресса.
  Это был жестокий период, но именно в это время Турция стала Турцией, потеряв (скорее, отпустив) все свои европейские и азиатские колонии, но в жестокой войне с коалицией западных стран отстояв свое, собственно турецкое ядро. Страшная резня армян в 1915 году показала миру, что за "исконные территории" турки будут биться с неукротимой энергией и жестокостью своих предков.
  ЧЕТВЕРТАЯ ЧЕТВЕРТЬ "ЗИМЫ"
  В 1861 году султаном стал Абдул-Азиз. Началась "священная" четвертая четверть "большой турецкой зимы". В течение нескольких лет (к 1871) либеральные реформы были свернуты, а гарем султана, обслуживаемый тремя тысячами евнухов, вместе с другими его прихотями к тому времени поглощал пятнадцать процентов государственного бюджета.
  Началась реализация амбициозных проектов в железнодорожном строительстве, быстро росли расходы по обслуживанию госдолга. После того, как к 1875 году расходы по обслуживанию госдолга превысили пятьдесят процентов бюджетных поступлений, страна фактически признала себя банкротом, ограничив выплаты по своим ценным бумагам.
  Начался голод. Массовое недовольство населения вскоре вылилось в восстания в Герцеговине, Боснии и Болгарии. Резня, устроенная турками в Болгарии, сразу же изменила общественное мнение в европейских странах, до этого активно сочувствующих "больному человеку Европы".
  Началась война между Турцией, с одной стороны, Сербией и Черногорией, с другой, в которую чуть позже на стороне братьев-славян вступила и Россия.
  Под влиянием общественного мнения англичане воздержались от вмешательства, тем более, что Россия после поражения в Крымской войне уже не являлась "жандармом Европы". Новая русско-турецкая война закончилась полным освобождением Болгарии и увеличением территории Сербии и Черногории. Русская армия стояла практически у стен Константинополя, но активное вмешательство англичан, увидевших в падении Стамбула начало новой русской гегемонии, остановило русского царя. Англия, по-видимому в благодарность за поддержку в критическую минуту, получила "в подарок" Кипр. Но еще до завершения этих событий, в 1876 году Абдул-Азиз был свергнут с престола и, после драматичной и острой борьбы за власть, султанский престол занял Абдул-Хамид.
  Обстоятельства прихода к власти нового султана представляют особый интерес для историка, так как в свержении Абдул-Азиза особую роль сыграли "новые османы", небольшая, но влиятельная группа по западному образованной имперской элиты, начавшей синтезировать новую имперскую идеологию на совмещении исламских и либеральных европейских ценностей. "Новые османы" стали первым опытом синтеза новотурецкой национальной идеи, отражавшим мироощущение высшей османской элиты XIX века, далекой от более широких кругов османской элиты, а тем более от народа. Но импульс был дан. и случилось это в начале "предназначенного" для рождения новых национальных ценностей периода - "весной зимы". Вскоре группа "новых османов" была разгромлена.
  Абдул-Хамид представлял собой прямую противоположность своему предшественнику, он был аскетичен, трудолюбив, осторожен, замкнут и коварен. Он никому не доверял, управляя страной с помощью огромной армии шпионов и постоянной кадровой ротации, стремился держать как можно больше управленческих нитей в своих руках. Огромный бюрократиче-ский аппарат Империи вырос во время его правления до чудовищных размеров.
  В 1882 году англичане "как бы временно" оккупировали Египет. Еще раньше турки уступили французам Тунис. В 1897 году Турция потеряла Крит.
  Подавив "новых османов", Абдул-Хамид сделал попытку найти точку опоры в панисламизме, идеологи которого были уверены в том, что все значительные достижения европейцев являются развитием арабских открытий. Христиан начали оттеснять, а арабов, курдов, албанцев, черкесов, напротив, приглашать "во власть". Началась эскалация ненависти против армян, поднявшихся, подобно грекам в начале века, на борьбу за свою независимость. Султан лично сыграл роль провокатора в кампании массовых убийств армян в 1894-96.
  В начале 90-х годов разгромленная Абдул-Хамидом группа "новых османов" оказалась закваской в создании новой идеологии, ставшей впоследствии идеологией новой Турции. Движущей силой новой идеологии, получившей название "движения младотурков" (по названию эмигрантского журнала "Молодая Турция"), были уже не узкие высшие круги управленцев Империи, а студенты, курсанты и молодые офицеры. В отличие от просветительски-исламского характера идей "новых османов", младотурки в качестве идеологической основы имели пантюркизм, турецкий патриотизм, конституционизм и либерализм ("отчизна, нация, конституция и свобода"). Уже в 1896 году они сделали попытку государственного переворота.
  Революция младотурков началась в 1906 году, и в 1908 революционеры взяли власть в Македонии. Посланные на их подавление войска перешли на сторону восставших. Абдул-Хамид вынужден был передать восставшим контроль над исполнительной властью и согласился на выборы парламента. В первые дни после победы революции на улицах Стамбула началось стихийное братание между мусульманами, христианами и евреями, даже между турками и армянами.
  Но в 1909 году коварный султан спровоцировал контрреволюционный мятеж, который был быстро подавлен. Во время мятежа прокатилась новая волна массовых убийств армян. Султан был лишен власти. Началась "якобинская" фаза революции: жесткие меры против оппозиции, отуречивание арабов, албанцев и других мусульман. С этого времени имя "турок", до того вызывавшее в османской элите ассоциации с древним кочевником и современным невежественным крестьянином, стало гордым именем всей нации.
  Уже через несколько лет Турция "отпустила" Ирак, Сирию, Палестину (в Азии), Триполитанию, Киренаику (в Африке), Македонию (в Европе). Но когда коалиция в составе Италии, Франции и Греции в 1916 году вторглась в Анатолию - на территорию, заселенную преимущественно турками (родину турок-османов), она получила отпор. В 1915 году была устроена массовая резня армян, намного превзошедшая зверства Абдул-Хамида.
  Последняя "священная" четверть "большой турецкой зимы" закончилась за семь лет до полного исчезновения Османской империи и рождения Турции. Турки, по сути, сумели эффективно использовать накопленный в предыдущие столетия "территориальный капитал", рассчитавшись им за свою слабость в "зимние" века. Империя, терпя одно поражение за другим, медленно, но неумолимо сжималась до пределов, заселенных преимущественно турками.
  Когда турок силен - он беспощаден, но беспощаден рационально ("так надо!"), когда турок слаб - он дипломат.
  Национальная идея родилась на стыке и совмещении идео-логий европейски образованной высшей элиты, больше европейской, чем турецкой ("новые османы"), идеологии исламской элиты (идеологии панисламизма) и проснувшихся древних духовных ценностей турка-тюрка: простого крестьянина, чиновника, торговца, солдата (идеологии пантюркизма). "Зоной совмещения" стали молодые турецкие офицеры и студенты, сыновья знатных и незнатных потомков османских завоевателей.
  Что же спасло Турцию от раздела и превращения в колонию, кроме накопленного "жирового запаса", врожденного искусства дипломатии, европейских противоречий, "своих" греков и евреев?
  Спасительной для Турции оказалась одна из базовых национальных ценностей, в которой были сплавлены идеи-чувства смирения перед судьбой как Силой, трагично-радостного ощущения вторичности личного бытия по сравнению с бытием Бога (Аллаха).
  Иначе нам не понять укоренившуюся еще в XIV веке жестокую традицию почти ритуального убиения султаном своих братьев как возможных претендентов на трон. В течение двадцати-сорока лет претенденты на престол жили в своей "клетке" с перспективой либо быть задушенными шнурком (традиционный турецкий способ убиения), либо - вознестись во владыки мира. Причем, для большинства обитателей "клетки" вероятность фатального конца была несравненно выше вероятности счастливого продолжения жизни. Не фаталист в такой ситуации сошел бы с ума. Многие фаталисты, кстати, надломились тоже.
  Фатализм, как положительная (созидательная) ценность, позволил османам спокойно воспринять новый исторический период поражений и унижений как силу обстоятельств, как Силу. Не только постоянное ощущение Бога, но и живое ощущение Силы - вот содержание турецкого фатализма! Когда турок силен - он беспощаден, но беспощаден рационально ("так надо!"), когда турок слаб - он дипломат. Известно сравнение татарина, русского и турка перед лицом почти неизбежной смерти в бою. Татарин сражается до конца, пока не погибнет, русский бежит, но милости не просит, турок падает на колени и просит о пощаде (но не от трусости, а от "дипломатичности").
  Турки не просто фаталисты, они фаталисты-политики и фаталисты-дипломаты, их фатализм - это смирение не перед Судьбой, а смирение перед Силой или судьбой как силой. "Если сила на стороне врага, значит на его стороне и Аллах". Поэтому турки, в начале XVIII века оценившие, что сила - в христианской Европе, стали активно к этой силе приспосабливаться, но не тупо, послушно или "идейно", а прагматически и играючи. В конце XIX века они уже смогли "поставить на место" кое-кого из своих учителей, а в начале XX века нашли свой собственный путь, освободившись от остатков Империи, с удвоенной энергией и яростью защитив свою "исконно турецкую" землю.
  Что ожидает Турцию в ближайшие полвека (в 2000-2050)?
  Это будет третьей четвертью "большой весны" или "средней зимой большой весны". Это период молодой фанатичной экспансии, когда силы и интеллекта еще недостаточно, но идеализма и самопожертвования - через край. Вектор турецкой политики задан новой национальной идеей - это тюркский мир. Значит, по возможности, турки постараются создать что-то близкое к конфедерации тюркских народов, но очевидно столкнутся здесь с противодействием России, "иранской пробкой" между Каспием и Заливом (Индийским океаном) и с вектором китайской экспансии.
  Пассивность Китая вновь сделала бы основными соперниками Турцию и Иран, но в этом соперничестве Иран явно слабее, так как в регионе преобладают тюрки, велико и тюркское население в самом Иране. Шиитский Иран сравнительно изолирован в исламском мире, преимущественно суннитском. На стороне Турции также особые отношения с Европой и США, ее приличная экономическая мощь и вражда Ирана с Ираком.
  В первой половине столетия Турция создаст особые отношения с Грузией и очень тесные отношения с Азербайджаном. Экономическое и культурное сотрудничество с Казахстаном и Узбекистаном также станет одним из турецких приоритетов. Роковой может оказаться роль Турции для российского Кавказа, так как турки будут стремиться расширить зону влияния на всем мусульманском Кавказе с неизменной явной или тайной поддержкой там исламских сепаратистов.
  УРОКИ "ВИЗАНТИЙСКОЙ" И "ОСМАНСКОЙ" "ЗИМЫ" ДЛЯ РОССИИ XXI-XXII ВЕКОВ
  Суровой зимой XIV-XV веков ромейцы-греки потеряли свою государственность и в течение почти четырех веков вынуждены были жить на собственной земле в условиях господства чужеродных законов, чужой веры и чуждых традиций. Вместо достоинства гражданина или, хотя бы, подданного своего государства, греки должны были смириться с униженным положением и принять осторожную позу раба, а, в лучшем случае, нации второго сорта. Турки же, сохранившие в XVIII-XIX веках государственность, остались хозяевами своей земли и своей судьбы. Их вера не была унижена, как вера греков.
  Не менее тяжелым и унизительным для греков (как и славян) был и "налог кровью", когда самых здоровых и крепких мальчиков забирали в султанскую гвардию (в янычары), а самых красивых девушек - в гарем. Забирали навсегда, в чужую веру, в рабство.
  Почему так случилось? И что ждет Россию - судьба "зимних" византийских греков или "зимних" османских турок?
  Посмотрим на внешнее окружение этих стран.
  В XIV-XV веках еще не было единой системы сдержек и противовесов в Европе и на Ближнем Востоке, а в XVIII веке такая система уже сложилась.
  В XIV-XV веках католический Запад бесславно завершил славную эпоху крестовых походов и выдохся в своем мессианском порыве ко Гробу Господню (и к богатствам Востока), зато ислам нашел в османах нового исполнителя своей всемирной миссии. В XVIII-XIX веках мощный капиталистический Запад еще не имел религиозной или национальной (например - "поиск жизненного пространства") миссии и был сосредоточен на экономической и политической (колониальной) экспансии, а мессианская Россия все это время оставалась европейским аутсайдером (может быть, кроме периода 1813-1850 годов).
  В XIV-XV веках европейская государственность была ослаблена феодальной раздробленностью, а ислам нашел модель общества, создавшую в течение нескольких десятилетий монолитную и великую державу.
  Наконец, в XIV-XV веках византийские греки настолько ненавидели агрессоров с католического Запада и боялись агрессивного славянского Севера, что совершенно недооценили потенциальной мощи и опасности исламского Востока, к тому же отделенного от Греции морем и никогда до того времени не угрожавшего жизненно важным интересам Византийской империи (ни в эпоху арабской экспансии, ни в более позднее время). Турки же в XVIII-XIX веках хорошо знали своего основного врага, это сначала были Россия и Австрия, а потом- Россия.
  Для России XXI-XXII веков внешняя ситуация сложится лучше, чем для "зимней" Греции XIV-XV веков, но хуже, чем для "зимней" Турции XVIII-XIX веков. Лучше потому, что система сдержек и противовесов обязательно сохранится, но Китай к началу XXII века уже не будет экономическим аутсайдером, в мире же будет доминировать не рационалистический, а мессианский настрой, как в XIV-XV веках, и государственное начало ослабнет перед лицом революций в области связи и транспорта.
  В XIV-XV веках византийская Греция, имевшая равномерный национальный состав, подверглась быстрому отуречиванию, причем правящими кругами Византии турки воспринимались как военные союзники, а греческим народом - как носители социальной революции. Завоевание Греции протекало под видом помощи, хотя и довольно медленно, но основательно и неумолимо. Турецкая "дипломатичность" и адаптивность стали ключом, которым они открыли ворота в Византийскую империю и двери в дома ее подданных. Греческий народ получил от османов защиту, смелые люди - право на военную добычу в османской армии, император - военную и политическую поддержку, Церковь - иллюзию независимости и надежду на отмщение католикам, все вместе - ощущение того, что великая космополитичная Империя возрождается!
  Внутренняя ситуация в Турции XVIII-XIX веков определялась, напротив, первоначальным преобладанием нетурецкого населения и значительной долей христиан. Это привело даже к тому, что в середине XIX века в Турции новым законом полностью уравняли в правах мусульман и христиан, правда, эти законы не "прижились". В течение этого периода турки постепенно потеряли нетурецкую составляющую населения и территорий.
  Россия в начале XXI века будет находиться в ситуации, больше похожей на турецкую XVIII-XIX веков. У Россиисейчас осталась сравнительно небольшая имперская территория. Это большая часть Кавказа, национальные республики Поволжья, российского Севера, Востока. Двадцать миллионов россиян - мусульмане. Но не стоит забывать и о СНГ, особенно Казахстане, Белоруссии и Украине. Политическая независимость еще не привела к освобождению этих стран от России, а России - от них! Русские по-прежнему являются, безусловно, самым большим и потому естественно доминирующим народом в СНГ.
  У России начала XXI века есть также фактор, который выгодно отличает ее положение от положения Греции и Турции в сравниваемых периодах. Это ядерное оружие, которое, однако, быстро устаревает, в том числе и морально. Возможно, что создаваемое лучевое оружие сделает ядерный арсенал практически беззубым. Может быть, сильные страны уже в первой половине XXI века навяжут миру и ядерное разоружение. Поэтому этот фактор, важнейший для безопасности страны в настоящее время, может быстро сойти на нет. Уже сейчас он не помогает России в войне с маленькой Чечней.
  В XXI-XXII веках Россия должна найти себя в жестком, но просчитываемом поле сил, основными из которых будут: Европа, сначала единая, а потом латинская, славянско-германская и, видимо, славянско-турецкая; исламский мир, сначала иранский, турецко-тюркский, арабский; Индия; китайско-пакистанский союз; американо-японский союз. Игроков достаточно, чтобы поиграть и России, но не в азартные игры нападения, а в осторожные игры защиты.
  Какой будет китайская экспансия в Центральной Азии и России в XXI-XXII веках? Традиционной для Китая государственно-имперской, национально-мессианской или экономической? Будет ли эта экспансия иметь целями насаждение идеологических, экономических, социальных, политических институтов и правил, или основными целями станет физическая ассимиляция "подопечных" народов и завоевание "жизненного пространства"?
  Поскольку впервые за всю свою историю "предлетний" Китай вышел из изоляции и увидел себя в качестве реальной мировой державы (таковой он себя считает уже две тысячи лет, только его мир до XIX века был ограничен лишь восточной частью Евразии), имеющей трудолюбивое и умное население, превышающее по численности население всей Европы более чем вдвое, а США и Канады - вчетверо, то он несможет не попытаться создать великую евразийскую империю (гегемонию?), ведь "лето" проходит....
  Сказать о конкретном характере китайской экспансии можно будет только после основательного анализа китайской истории и культуры, например, перспектив развития китайского имперского и бытового культа предков. Но это отдельная большая работа, задачи же этой работы выполнены - здесь уточнены некоторые основные тенденции, которые, вероятно, станут явлениями истории в XXI-XXII веках и, надеюсь, дан импульс дальнейшему уточнению картины будущего до качества и определенности уложенных в "сезонную схему" описаний прошлого.
  МАРТ 2000:
  ЕВРОПА или КИТАЙ?
  ОСНОВНОЙ ВОПРОС ОЧЕРКА:
  Реальна ли опасность
  для России быть разорванной между
  Китаем и Европой?
  
  КИТАЙ В ПРОЦЕССЕ S-ПЕРЕХОДА
  Попробуем с помощью схемы "S-перехода" вникнуть в логику и смысл китайской истории - истории одного из самых непонятных для Запада народов. Подчеркну - это только первое приближенное, разминка интеллектуальных мускулов, "шапочное знакомство".
  Китай, начавший утренний макроцикл в 2008 году до н.э.* , в первой четверти этого макроцикла создал основы государственности и китайской мифологии, ставший основой всей патриархальной системы общественного бытия: от семейных общин и семейных духов предков к территории и корпорации, и далее, к государству Неба, на котором властвует иерархия общегосударственных духов великих китайских предков. Так утвердила себя китайская община "квази" в качестве главного конструирующего начала всего китайского государственно-первобытного бытия.
  Во второй четверти "утра" в 1240-472 до н.э. китайцы создали сильную, государственно ориентированную и государственность производящую мифологию, которая в конце периода родила великих китайских философов: Лао Цзы и Кун-Цзы, великие учения Дао и конфуцианства. Тогда же родилась икитайская государственность как иерархия родовых общин, соединенных в квазиобщину.
  В понятии "квазиобщины" есть некоторый негативный оценочный смысл, от которого можно избавиться, переименовав его, например, в "национально-родовую общину" в отличие от "национальной". Но, поскольку в основу нашей теории положено предположение о том, что в процессе S-перехода квазиобщина заменяется общиной, то некоторый негативный (или некоторый умалительный) смысл здесь законен.
  Поэтому оставим в силе это понятие, которое будет отражать либо неполноценность национально-родовой общины в сравнении с национальной, либо незрелость нашей теории.
  В этот период шла отчаянная борьба между племенными, с одной стороны, и общегосударственными богами, с другой. И только в следующей, третьей четверти макроцикла племенные боги были заменены территориальными, после чего иерархия китайской квазиобщины стала устойчивой пирамидой, подобной пирамиде Хеопса, сложенной без всякого связующего материала из нескольких миллионов плотно подогнанных тяжелых камней. Вот очень точный символ для квазиобщины!
  Не случайно, наверное, квазиобщинные нации столь любили пирамиды (египетские, древнемексиканские, да и китайские). Но египтяне основные силы затратили на создание символа (воплощение архетипа в архитектуре), а китайцы этот архетип воплотили наиболее четко и точно в структуре своего общества. Арабы такую пирамиду построили на небе.
  Лао Цзы создал философию Дао - философию пути в небытие. Эта философия, ставшая и религией, сориентировала общество на сознательную борьбу с сознательностью, на растворение личности в родовой общине.
  Она помогла китайцам в дальнейшем отшлифовать те цельные камни родовых общин, слить с ними и влить в них символы племенных общин, которые затем стали великолепным строительным материалом для великой пирамиды китайской квазинации. Лао Цзы - шлифовальщик камней, строительных блоков, а Конфуций (Кун Цзы) - строитель пирамиды из этих блоков.
  Китайцы, как народ, сохранили в себе первобытность, вернувшись к родовой общине не только как физической, но и символьной. У китайцев великолепная память, их иероглифическое письмо с несколькими тысячами сложных иероглифов востребует хорошую зрительную память и опирается на нее. Их верования, в том числе бытовые, очень близки к верованиям первобытных людей. Китайская философия и наука также несут в себе как позитивные, так и негативные свойства первобытного сознания.
  Вот мнение Леви-Брюля о Китае, правда, о спящем еще Китае XIX века:
  "Китайская наука представляет собой памятный пример этой приостановки развития. Она породила необозримые энциклопедии, содержащие астрономические, физические, химические, физиологические, патологические, терапевтические и т.д. понятия. Все это, на наш взгляд, - ужасная чепуха. Как можно было тратить в течение многих веков столько прилежания и остроумия ради столь ничтожного результата? Из-за большого числа причин, несомненно, главным образом из-за того, что источник каждой из этих мнимых наук - закостенелые понятия, которые никому никогда не приходило в голову подвергнуть проверке и которые в действительности содержат лишь смутные и не оправдываемые действительностью представления с мистическими предассоциациями. Отвлеченная и общая форма, в которую облеклись эти понятия, позволяет совершать двойную работу, анализа и синтеза, логическую по своей видимости. Эта работа продолжается до бесконечности, оставаясь все время пустой и самодостаточной. Люди, лучше всего знающие китайское мышление (де Гроот, например), почти не надеются, что когда-нибудь наступит конец никчемной работе, что когда-нибудь прекратится это вращение по-пустому. Слишком глубоко вкоренились умственные привычки, слишком властные потребности они породили. У Европы не труднее было бы вызвать отвращение и недоверие к ее ученым, чем заставить Китай отказаться от своих физиков, медиков и профессоров "фунг-шуй".
  Личность китайца, его психика и нравственность - это общинные или почти полностью подконтрольные малой общине феномены. Китайцы прекрасные психологи, хорошие подражатели, но слабые изобретатели и преобразователи. Для них эпоха перемен - это только хаос, но не революция (Мао это снова доказал, идя от обратного - от революции).
  Китайцы, сохранив в квазиобщине древнюю первобытность, и самою национальную общину подчинили квазиобщине (впрочем, для утреннего макроцикла в этом нет ничего странного). Трехтысячелетняя история китайского государства создала огромную непрерывную культуру.
  Сейчас китайцы быстро и эффективно перенимают лучшие достижения материальной культуры мировой цивилизации, перенимают и осваивают, тем самым устраняя разрыв и ликвидируя основное преимущество Запада.
  Китайцы считают свою культуру более богатой (лучше развернутой во времени - и это действительно так), чем культура современного европейца. Их цивилизационные притязания уже в конце XIX века состояли в том, что вот сейчас "научимся, воспримем все самое лучшее у вас из материальных достижений, а потом сделаем из вас учеников нашего образа жизни и нашей духовности".
  Осенью ("макро") 472 до н.э. - 296 н.э. китайская культура стала той самой пирамидой квазиобщины, китайцы создали сильную империю, а символом Китая стала Великая стена, как стена перед надвигавшейся "зимой" и Тенью Великой степи, преследующей китайскую цивилизацию.
  Первый признак крушения традиционного китай-ского Неба - это маоистская революция, обожествившая Мао и отвергавшая Кун-Цзы.
  Зимой ("макро") 296-1064 Китай пережил сложное и беспокойное время, был агрессивен, но неудачлив, расширялся за счет слабых соседей, но не смог воспользоваться их слабостью и всерьез не попытался создать мировую империю.
  Весной ("макро") нового - дневного макроцикла, т.е. в 1064-1832, Китай подвергся великим нашествиям монголов и маньчжуров, создавших здесь свои династии. В конце этого цикла Китай попал в унизительную зависимость от европейских держав. Но уже вскоре Китай начал выходить из добровольной изоляции, научившись видеть собственные силу и слабость, силу и слабость близких и далеких соседей.
  В 1832 году начался новый "летне-дневной" большой цикл. Это время великих достижений наций. Но китайская нация "засиделась в девках". Ее платонический возлюбленный- Инь (Небо), с сонмом великих предков, в ближайшие века станет тенью немного запоздавшей к трону на властном Олимпе (Небе) национальной общины.
  Первый признак крушения традиционного китайского Неба- это маоистская революция, обожествившая Мао и отвергавшая Кун-Цзы.
  Но это только начало. Еще не затронуто основание пирамиды - традиционная китайская семейственность, провинциальность, верования и общинная психология. Все эти основы лишь начинают свою трансформацию.
  КИТАЙСКАЯ ЗАРИСОВКА ВЛ. СОЛОВЬЕВА
  Владимир Соловьев в статье, написанной в конце XIX века, характеризует видимые основы общественного строя в Китае.
  В основе общественного строя лежит Семья - иерархия, поднимающаяся от сына к отцу, от отца к деду, от деда к прадеду и дальше, от одного предка к другому, более старшему.
  Умершие предки не только не теряют своего значения и своей власти, они приобретают сакральное значение и абсолютную власть:
  "И частный быт, и государственный строй, и религия, и нравственное миросозерцание Китайцев, все это выросло и развилось из одного общего корня, из семейного начала, или точнее из абсолютизма отеческой власти. Благодаря непоколебимой верности этому началу "стосемейный" клан "черноголовых", спустившийся в доисторические времена из Монголии вниз по Желтой Реке, мог, разрастаясь в четырехсотмиллионный народ, не утратить характера единой тесно сплоченной и однородной семьи. Вся сложная политическая организация нынешнего Китая рассматривается самими Китайцами лишь как концентрическое расширение отцовской власти: сельский староста есть отец своего села, окружной начальник - отец своего округа, губернатор - отец своей провинции и наконец богдыхан - отец всего срединного царства, всего бесчисленного потомства "ста семейств"...
  Личность сына как бы упраздняется личностью родителя во все время жизни последнего. Но и после его смерти отношение в принципе не изменяется. Отец семейства, обладающий полнотой власти над своими детьми, сам признает над собою полновластие умершего родителя и чрез него всего восходящего ряда предков. Основание всякой добродетели ивсякого порядка есть сыновнее благочестие, а настоящее сыновнее благочестие есть то, которое относится не к живым только, но и к умершим отцам. Таким образом, истинный Китаец ни в каком возрасте и положении не пользуется личною самостоятельностью и индивидуальным почином, никогда не может действовать от себя, - он только исполняет волю предков, он всегда и во всем зависит от своего родового прошлого. Этим прошлым по китайскому понятию всецело определяется и важнейшее событие человеческой жизни, самое условие ее будущности. "Брак, - говорится в ли-цзи, - заключается для того, чтобы человеку быть в состоянии правильно служить усопшим предкам и продолжать свой род...
  Обычай, доселе не вполне исчезнувший, жертвовать физически живым для умерших есть лишь самое сильное и конкретное выражение того общего поклонения прошлому, на котором зиждется весь китайский строй. Этот культ прошлого прежде всего обусловливает единство и крепость китайской семьи. Единовластие живого отца не могло бы сохранять своего абсолютного значения, если бы оно не имело точки опоры, независимой от данного лица, недоступной для смерти. Как временный наместник отошедших в вечность предков, как их жрец и посредник между ними и живыми членами семьи, отец есть носитель высшего религиозного начала, сообщающего его фактической власти священный авторитет. Перенося центр своей тяжести в прошедшее, в область абсолютного факта, неизменного и неподвижного, китайская семья сама приобрела крепость незыблемого факта, над которым бессильно время".
  Тот же принцип, принцип Семьи, лежит и в основе устройства китайского государства, китайского Неба, устройства китайской императорской власти:
  "Небу публично поклоняется в лице императора китайский народ как единое культурно-политическое целое, только в этом последнем смысле небо есть отец китайского народа. Поэтому нет никакого основания включать в предмет этого культа таких предков, которые имели лишь частное значение для своих семей, но ничего особенного не сделали и ничем себя не заявили в области общей национальной и государственной жизни. И действительно, хотя посредством правительственного акта, называемого фын-шэнъ (пожалование духа), китайский пантеон постоянно пополняется умершими китайцами, но не всякими, а лишь избранными. Приобщения к составу небесного отца отечества или к собору духов умершие удостаиваютсяобыкновенно за примерные заслуги в какой-нибудь области национальной жизни, особенно же в области государственной; а в некоторых более редких случаях канонизация происходит вследствие посмертных явлений и знамений, обративших на себя публичное внимание и обнаруживших в покойнике не-обычайное достоинство...
  Государь есть единственный посредник между небом и людьми, единственный правитель и наместник неба на земле. "Владыка, - говорится в священной книге Шу-зин, - заступает место неба, чтоб управлять людьми и учить их и быть для них образцом". Как первосвященник и царь безусловно тождественны в лице сына неба, так и во всех подчиненных органах его власти функции духовного и светского управления совпадают безо всякого различия. Официальный Китай никогда не знал и не знает другого духовенства, кроме чиновничества...
  Благодаря абсолютно-патриархальному принципу китай-
  ского строя каждый начальник от сына неба и до последнего сельского старосты обладает в своих границах нераздельною полнотой отеческой власти и, следовательно, будучи в полном смысле отцом своих подчиненных, есть для них тем самым и жрец, и правитель, и учитель...
  Китайцы не только грезили, подобно всем другим народам, о золотом веке далекого прошлого, они всячески старались продолжать непрерывно этот золотой век, отдавая над собою всю власть одному прошедшему, отказываясь от творческой мысли, от самодеятельного почина, подавляя в себе всякую мечту о новом лучшем будущем. Неизменно сохранять жизненный строй, полученный от предков, и передавать его грядущим поколениям, ничего не прибавляя и не убавляя, - вот сущность китайской мудрости, безусловно консервативной и традиционной, или по-русски - староверческой. Китайцы признают совершенство только в том, что уже совершилось, религия и нравственность сливаются для них в одном культе раз навсегда данного, установленного порядка. Умершие - от покойного отца или деда и до ста небесных духов включительно - вот истинный предмет частной и публичной религии; почитание старших, живых представителей традиционного порядка - от отца семейства до богдыхана включительно - вот основание личной и общественной нравственности. На этой непоколебимой основе установился издревле стройный иерархический порядок, обнимающий все жизненные отношения изакрепленный сложною системой обрядов (Ли). Признавать на деле этот порядок, соблюдать в точности эти обряды - вот все, что требуют от себя Китайцы для своего личного и национального благополучия".
  Конфуцианство и даосизм дополняют одно другое и, будучи встроены в иерархию китайского Неба, не претендуют на самостоятельную роль и собственную инициативу:
  "Китайцы, обращающиеся к магической помощи даосизма и к духовным утешениям буддизма, делают это исключительно как частные лица, для удовлетворения своих личных религиозных потребностей. Но как член китайской нации, как часть этого религиозно-политического целого, всякий Китаец исповедует официальную государственную религию и неуклонно исполняет ее ритуальные обязанности. Духовенство даосийское и буддийское суть только частные корпорации, признанные государством, но не имеющие никакой власти над мирянами. Даосийских и буддийских общин или Церквей в Китае не существует, всякий Китаец, каковы бы ни были его личные верования, принадлежит к одному великому обществу и признает над собою только одну верховную власть - Сына Неба, нераздельно совмещающего в себе и духовное и светское самодержавие".
  Но структура китайского общества не так проста, как может показаться при оперировании только с понятиями "Семья" и "Небо":
  "Каждый Китаец, тесно связан, во-первых, с теми лицами, которые составляют круг его родства, определяемого степенями траура, во-вторых, с членами той корпорации, картели, компании, общества и т.п., к которой он принадлежит по своим занятиям, в-третьих, с жителями своей деревни, местечка, города, волости и т.д.".
  Китаец чужд гуманистическим универсалиям западного человека:
  "Цай-нго сделал такой вопрос: "Если муж, исполненный добродетели человеколюбия, услышит, что кто-то упал в колодезь, проявит ли он добродетель человеколюбия, если бросится спасать утопающего?" Мудрец отвечал: "Зачем станет он так действовать? В таком случае муж превосходный должен удалиться, он не должен бросаться за утопающим, ему не следует ошибаться относительно объема нравственного долга, который вовсе не обязывает его терять жизнь (для спасения другого), что было бы противно началам разума".
  Соловьев подозрительно относится к непостижимому для него сочетанию религиозности и практицизма в китайцах:
  "Первобытная вера в полную реальность загробной жизни хотя и не отрицается им (Конфуцием) прямо, но не имеет сама по себе никакой силы над его умом и интересует его лишь по своим морально-практическим последствиям. На вопрос своих учеников, существуют ли действительно души умерших, он отвечал "... если сказать, что существуют, тогда хорошие сыновья, пожалуй, разорятся на культе предков, а если сказать, что не существуют, тогда плохие сыновья станут, пожалуй, оставлять своих отцов вовсе без погребения". Отсюда такое заключение: "Должно приносить жертвы предкам, как будто бы они действительно присутствовали, следует поклоняться духам и гениям, как будто бы они были пред нами".
  Путь Дао кажется Вл. Соловьеву путем в никуда, он усматривает в учении Лао Цзы противоречия-ловушки, дескать Лао-Цзы, сам великий ученый, а призывает к неучености, будучи деятельным проповедником, окруженным учениками, он апологизирует бездеятельность, и т.д.
  В заключении Вл. Соловьев делает вывод о том, что Китай, в отличие от Европы, устремленной в будущее, всецело погружен в прошлое. И призывает европейцев не увлекаться китаизмами:
  "Противоположность двух культур - китайской и европейской - сводится в сущности к противоположению двух общих идей: порядка, с одной стороны, и прогресса, с другой. С точки зрения порядка важнее всего прочность социальных отношений, идея прогресса требует их идеального совершенствования. Прочный порядок есть состояние, которое держится силой прошедшего, прогрессивное совершенствование есть деятельность, определяемая идеалом будущего. Что Китай достиг прочного порядка - это несомненно, насколько европейский прогресс ведет к социальному совершенству - вот вопрос.
  Истинный прогресс не может иметь исключительно критического, разрушительного характера, не может быть только противоположностью порядку, истинный прогресс есть прогресс порядка".
  Вл. Соловьев выражает надежду на то, что Европа, оставшись верной своему христианскому идеалу, не только сохранит свою собственную культуру, но и зажжет свет христианства и в самом Китае. Это в целом соответствует логике и нашей гипотезы. Но некоторыми малозаметными искажениямипри трактовке китайских институций, Вл. Соловьев создал искаженную, пугающе-отталкивающую картину - образ самого китайца.
  Он делает вывод о том, что философия Лао-Цзы - это философия "первобытного безразличия", по сути компенсаторная к конфуцианству. В нашей же трактовке даосизм выполняет, прежде всего, конструирующую роль формирования специфических родовых, семейных общин, имеющих более свойственные племенной общине (чем родовой общине) идеал, особый ритуал и символичность. Лао-Цзы - шлифовальщик камней великой китайской пирамиды.
  Лао-Цзы построил иерархию приближения к идеалу. Этот идеал - первобытный, но и цивилизованный человек. Человек, принадлежащий родовой общине, одновременно вобравшей в себя "символьность" племенной и даже национальной (квазинациональной) и оставшейся родовой по своему физическому, практическому состоянию. Стремление к этому идеалу - это всегда возвращение:
  "Когда люди потеряли дао, они приобрели добродетель, потеряв добродетель, они приобрели человеколюбие, потеряв человеколюбие, приобрели справедливость, потеряв справедливость, приобрели вежливость, теряя вежливость, приобретают насилие".
  В словах Конфуция "как будто присутствовали, как будто были перед нами" Вл. Соловьев улавливает глубокое равнодушие китайца к им же исповедуемым верованиям, к духам предков, к самим родителям. Но более точной оценкой здесь была бы такая - Конфуций предлагает не рефлексировать по поводу "вечных" вопросов, а в реальной жизни подтверждать свое сыновнее благочестие, тем самым вливаясь в общинное Я, а не отстраняясь от него в диспозиции мыслителя.
  Как ни странно на первый взгляд это покажется, но наилучшие шансы на то, чтобы стать основой китайской национальной религии, имеет иудаизм.
  Есть и другие "мелочи" межкультурных непониманий, приводящих к формированию амбивалентного образа китайской культуры, привлекательной для Владимира Соловьева своей стабильностью, но пугающей своей механистичностью, жестокостью, безличностью и бездуховностью, помноженных на четыреста миллионов (на количество китайцев в 1890 году).
  Но замечательный русский философ в конце XIX века еще не знал, что Китай уже начинает болеть нашими, вполне западными болезнями, что в 30-е годы XX века Китай заразится коммунизмом, а потом в 80-90-е годы XX века самостоятельно и вполне излечится от него, что незыблемые семейные устои также подвергнутся тяжелым испытаниям (хунвейбинами и Ко).
  Вряд ли в XXI-XXIV веках китайцы станут христианами или мусульманами, скорее всего, они родят своего, чисто китайского Бога и свой китайский монотеизм.
  Уже сейчас развиваются духовные конструкции, родившие-ся в XVIII-XIX веках, которые захватят Китай и китайцев и перевернут китайские Небо и Землю. Может быть, следующий китайский руководитель, подобно Эхнатону, присвоит себе титул Сына или Пророка?
  Как ни странно на первый взгляд это покажется, но наилучшие шансы на то, чтобы стать основой китайской национальной религии, имеет иудаизм, более древний и сложный, чем ислам, более древний и общинно-ориентированный, чем христианство.
  Кроме того, для Китая принять ту или другую мировую религию - это рисковать частичной потерей духовного суверенитета, так как христианский и исламский миры каждый сравнимы по численности населения с китайским, а по мощи- превосходят его, и которые будут его противниками в борьбе за гегемонию над Евразией.
  Иудейство же серьезной опасности для Китая не представляет. Иудейская религия сформировалась под влиянием и во взаимодействии с духовной жизнью Нового египетского царства, с которым археетипно (по коду) у современного Китая немало пересечений.
  Причем, принятие иудаизма может произойти в Китае лишь с небольшим участием самих евреев.
  КИТАЙ ИЛИ ЕВРОПА?
  Великое Евразийское пространство имеет два активных полюса: Северо-Западный и Юго-Восточный, точнее, Западно-Европейский и Китайский. В евразийское пространство включается и арабская часть Африки, гораздо больше связанная с историческими судьбами Евразии, чем Черной Африки.
  Есть еще и третий полюс - Центрально-Южный (Индия), но, в отличие от европейского и китайского, он отделен от основной части континента морями и широкой полосой высоких гор. Его влияние в XXI веке будет на порядок ниже влияния двух крайних полюсов, потому исключим его из нашего анализа.
  Западно-Европейский полюс вот уже более трех тысяч лет генерирует непрерывную культуру на основе преемственности греческого идеала. Китайский полюс имеет тот же возраст. В отличие от Западно-Европейского, его преемственность не только духовная, но и национальная, языковая, государственная.
  На континенте нет других центров цивилизации, сравнимых с вышеназванными по древности, величию и мощи в совокупности этих измерений. Китайский полюс отстает от европейского в развитии национальной общины. От наиболее древних европейских суперобщин: греческой и итальянской, он отстает более чем на три тысячи лет. Интрига развития и борьбы за гегемонию в ближайшие века будет развиваться прежде всего вокруг отношений между собой этих двух полюсов Евразии.
  В течение всего периода, за исключением последних 200 лет, оба полюса были почти изолированы друг от друга, их непосредственное воздействие друг на друга всегда было несоразмерно мало по сравнению с их мощью.
  Но их косвенное влияние друг на друга было существенным. Посредниками в этом влиянии были чаще всего кочевые народы или народы, вынужденные к переселению теснившими их цивилизациями Востока и Запада.
  Чаще Восток посылал Западу своих "посредников", "гонцов", которые сокрушали изрядно подгнившие империи и неимперские государственные образования. История уже нашей эры имела, по-крупному, опыт сокрушения Западной Римской империи, в котором одной из основных движущих сил были гунны, и опыт монгольской экспансии, как никогда раньше угрожавшей Европе. Но это были только прямые удары "посредников".
  Непосредственно самой китайской цивилизацией мировые империи пока не создавались, не было в истории китайских феерических завоеваний, подобных завоеваниям Александра Македонского, римским завоеваниям или наполеоновским.
  Китайское государство будто боялось быстро расшириться, предпочитало медленную, но верную (верную ли?) поступь. Но пока оно так неспешно ступало, заканчивался благоприятный период китайского большого цикла и в наступившее "большезимнее" время китайцам было уже не до завоеваний.
  Поведение китайцев очень похоже на поведение египтян в рамках их утреннего макроцикла. Египтяне как будто боялись собственной мощи, расходуя ее не на экспансию, а буквально зарывая в землю, строя великие пирамиды, высекая в горах храмы.
  Китайцам, чтобы захватить (освоить) новую (чужую) территорию, надо сначала привыкнуть к ней, удобрить ее костями предков и небо над ней заселить духами предков.
  О египетском Лабиринте греки говорили, что в этом сооружении столько труда и столько камня, что этого не стоят все храмы классической Греции. Китайская Великая стена - это неэффективное оборонительное сооружение, но одновременно и монстр, в котором камня хватило бы на десятки пирамид Хеопса.
  Нет ли в этих явлениях какой-то основополагающей внутренней причины, связанной с квазинациональным состоянием Китая, как когда-то и Египта?
  Квазиобщина по-китайски является союзом территориальных (деревенских, районных или более крупных) общин с особым статусом и ролью семейной общины, чем-то подобной церковной общине на Западе. Ведь у каждой китайской семьи- свой храм.
  Леви-Брюль приводит много фактов, подтверждающих то, что мир ранних (родовых) первобытных общин - это очень стабильный мир, в котором территория рода священна и неприкосновенна. Подобная стабильность характеризует и мир китайских территориальных общин, объединившихся в квазиобщину не для захвата, а для внутреннего баланса и внешнего равновесия. Поэтому Китай на протяжении всей своей истории неэкспансивен или умеренно (ползуче, что ли) экспансивен, да и эта экспансивность "не по природе", а по логике государственного расширяющегося и обороняющегося организма, за-хватывающего богатства и преследующего врагов. Китайцам, чтобы захватить (освоить) новую (чужую) территорию, надо сначала привыкнуть к ней, удобрить ее костями предков и небо над ней заселить духами предков.
  Но почему рядом с Китаем рождались народы, впоследствии вызывавшие лавины великих переселений и крушений как на западе от Китая, так и в самом Китае?
  Народы к северу от Китая - это в основном степные скотоводческие и кочевые народы, имеющие естественно-племенную структуру, а не искусственно-родовую, как в Китае. Перемещаясь по местам кочевий, они часто встречались с другими кочевниками и воспринимали общение с чужаками, как необходимую и неотъемлемую часть своего мира.
  Поскольку у них не создавалось стойкой привычки к одному месту, а суровый засушливый климат часто вынуждал менять траектории пути, эти племена создали, по-видимому, сложную иерархию земель по принципу "священная - своя - чужая": от священных земель, где захоронены предки, до родных, наиболее освоенных земель и дальше, к смежным (не чужим - не своим) землям, власть над которыми решалась войной или договором (но с позиции силы), вплоть до чужих земель, где кочевников "ждала" добыча или поджидала смерть.
  Нестабильность природных условий, условий "прокорма", рождала потребность в войне как в важном, а затем и основном, способе существования, превращающемся со временем и в образ жизни.
  "Отвязанные" от земли и постоянно совершенствовавшие свое военное искусство, высокомобильные кочевые племена нашли в китайской цивилизации не только неиссякающий источник богатств, добываемых грабежом, но и сильного военного противника, и, что немаловажно, цивилизацию, изо-бретающую и внедряющую все новые военно-технические и организационные новшества.
  Эти вызовы и влияния превратили кочевые племена в сильные и отлаженные военные машины, которые, воюя между собой (ведь не мир, а война здесь утвердилась как образ жизни) неизбежно участвовали в естественным отборе. Здесь выживал сильнейший в прямом смысле этого слова.
  Во время ига монголы на месте Киевской Руси создали Псевдо-Китай, т. е. общество, обреченное на роль домашнего животного, дающего молоко, шерсть и мясо, и привыкшее к стойлу, ставшее Тенью монгольской цивилизации (вот перевертыш получился - Тень Тени!).
  Западный полюс, не имея по соседству Великой Степи, не имел и столь густой Тени своих цивилизаций в лице кочевых народов. Хотя и здесь Римская империя отбрасывала германскую варварскую Тень, а Византийская - славянскую и сельджукско-османскую, пока эти Тени не растворили породившие их Империи.
  Но здесь варвары не становились сами по себе лавиной, не запускали механизмов цепной реакции в перемещении народов, они были оседлыми и мало мобильными, они, наконец, были более податливыми для воздействия цивилизаций, созданных более зрелыми общинами.
  А эти, более зрелые общины (не квазинациональные, а национальные), сами были агрессивны. Их агрессивность (а точнее сказать - экпансивность) была не разрушительной, а созидательной - империалистичной.
  Дело в том, что национальная община уже не делит людей на обособленные группы, спаянные между собой узами совместной деятельности и обобществленного мышления. Для национальной общины достаточно языкового и религиозного единства. Нация экспансивна, поскольку она легко вбирает в себя людей разных энергий, мест, даже языков и верований, обучая своему языку и вовлекая в свою веру. В своём развитии она подобна огню, а точнее пожару.
  Можно сказать и по-другому: нация развивается и потому агрессивна, а квазинация держит оборону, держит баланс меньших общин, держится, в конце концов, за отживающую (давно сложившуюся) первобытно-племенную систему, пусть даже племена давно превратились в территориальные единицы. И потому квазинация обычно неэкспансивна. Она может стать агрессивной варварской силой, превратившись в паразита, в Тень производящей цивилизации, но, будучи сама производящей, она направлена в себя, а не вовне.
  Поэтому Запад последовательно империалистичен. Он часто взрывается великими ("мировыми") империями, и взрывы эти не только "вспышки", они оставляют после себя иной этно-культурный ландшафт.
  Маленький Рим сначала родил Империю, в которой римская нация, казалось бы, затерялась, но в результате изримской малой родилась большая итальянская нация, а Европа стала христианской, единой более, чем разобщенной (это один из ярких примеров преобразования "ландшафта").
  Египтяне не были нацией даже в начале нашей эры и, может быть, потому были ассимилированы арабами.
  Похоже, что Китай именно сейчас вступает в эпоху решительного нациообразования. Нынешний большой цикл аналогичен еврейскому большому циклу, начатому более трех тысяч лет назад Моисеем, великому греческому циклу 779-11 до н.э. и не столь заметному римскому (послетроянскому) циклу конца второго-первой половины первого тысячелетия до н.э.
  Евреи в это время создали свою страну и цивилизацию, как и греки, но римляне успели создать только Рим. Правда, это и было главным. Все эти нации были в то время экспансивны и вовне, но основные силы тратились на внутреннее развитие. Еврейский Бог только в конце этого большого цикла победил старых племенных богов, как и Бог греческий, а римляне запоздали к Богу еще на целый большой цикл, но начинали то они, по сути, не как страна, а как город-государство.
  Можно предположить, что китайцы в ближайшие несколько веков будут вынашивать и родят монотеизм, но лишь где-то к XXVII веку они станут вполне монотеистической нацией.
  Китай в это время не будет очень агрессивным государством, находя решения в рамках внутренних возможностей и ограничений, но слабость соседей может оказаться для них (соседей) теперь уже фатальной, потому что процесс внутреннего освобождения Китая от самоограничений родового земельного тотемизма идет полным ходом.
  "Первобытная" китайская психология может стать в ближайшие века не только помехой, но и преимуществом, так как накоплено много, и учиться китайцы умеют, так как очень много людей во всем мире будет, по-видимому, выведено за пределы экономической деятельности - и потеряются в жизни, а китайская семейная община не даст индивидууму потеряться и растеряться.
  А что же Европа, древние нации которой уже в "вечере", а новые (немцы, французы, англичане и другие) в основном вступают, вступили или вскоре вступят в макроосень или макрозиму?
  Чтобы "понять" Европу, следует провести еще одно сравнение с Китаем. Это сравнение между мононациональным Китаем и полинациональной, но религиозно единой Европой(Западной Европой). Еще до начала нашей эры в Европе сложился уникальный греческо-римский баланс. Но настоящая полинациональность Европы сложилась в конце первого тысячелетия н. э.
  Европейское уникальное содружество наций в рамках фео-дальной системы и папской теократии, частично замененной потом духом Возрождения, потом духом Просвещения, потом духами либерализма французского и английского образцов, имеет одно замечательное и уникальное свойство. Европа, оставаясь системно цельной, в любое время выдвигает группу лидирующих стран и задвигает группу стран-аутсайдеров.
  Процесс перехода лидерства протекает в жестоких войнах, иногда разрушительных и приводящих к демографическим катастрофам, как это было с Тридцатилетней войной в XVIIвеке. Но эти системные недостатки компенсировались тем, что в Европе последнего тысячелетия не было эпох тотального 100-200-летнего упадка в рамках большого цикла. Упадок был всегда территориально локализован.
  Поэтому в Европе всегда находились страны, готовые подобрать культурную, цивилизационную (и экспансионист-скую) эстафету, продолжить процесс научного, экономического, социального и политического прогресса.
  Не является ли современное объединение Европы губительным процессом, который, объединив Европу в единую "нацию", лишит ее достоинств, определивших ее место в истории человечества двух прошедших тысячелетий? Или процесс объединения - это всего лишь созидание новых форм системного единства континента при сохранении национальной самобытности и "разноцикловости"? Может быть, процесс объ-единения - это чистая фикция, инерция последней мировой войны и противостояния с Советским Союзом?
  В последнем случае начавшееся в XXI веке выдвижение Италии и Испании, "большезимний" упадок Франции и "неконструктивный пятидесятилетний период" в истории Германии просто сами собой перекосят, а затем разрушат здание Европейского сообщества.
  Где ответ на эти вопросы? Есть ли признаки разрушения тонкой материи европейского духовного единства и замены егообычным национально-государственным единством или, напротив, полного разобщения и размежевания?
  Европа с XVI века разделена на протестантскую и католическую части, но это разделение не разорвало тонкую ткань духовного единства, хотя вопрос о духовном единстве Европы лежит именно в религиозной плоскости. Ныне возрождающийся католицизм должен вернуть себе авторитет и у протестантских общин. И, видимо, это ему сделать удастся через возрождение соборности и превращение папской власти просто во власть епископскую, без апостольских претензий (папа как первый среди равных).
  Совместные соборы католиков и протестантов объединят Европу тонкой духовной паутиной. Зрелый католический ритуализм снова станет если не повсеместным и повседневным, то повсеместно-повседневно уважаемым явлением жизни во всех странах Западной и большей части Восточной Европы.
  Более 100 миллионов европейцев, которые будут выброшены из экономической, деятельной жизни в XXI - первой половине XXII века, и, казалось бы, будут обречены стать армией бродяг, наркоманов, поденщиков и преступников, получат возможность деятельно-трудовой жизни в христианских общинах, где молитва и литургия станут Деятельностью - красивой, возвышающей, физически здоровой, но главное, развивающей руки и мозг (ведь не труд как таковой, а его ритуальная составляющая сделала из обезьяны человека). Активизация общинной жизни вызовет в это время огромную созидательную активность прежде всего в производстве духовных ценностей.
  "Что толку в том, что ты приобретешь мир, но повредишь своей душе?" Какая польза от множества окружающих нас вещей, если мы, глядя на них, их не видим и им не радуемся, а стремимся к приобретению новых, которых у нас еще нет?
  Большая часть жизни современных активных людей - в ожиданиях и устроениях своего и общего будущего. Но настоящее для них отодвинуто, а прошлое почти потеряно. Настоящее и прошлое в XXII веке вернутся ко многим из европейцев, приобщенным к христианской католической или католически ориентированной протестантской общине.
  Отстанет ли в экономическом развитии корпоративная и католицизирующаяся Европа XXII века от либеральной Америки?
  Отстанет. Ведь США как единая нация, пусть с неассимилированными в американскую нацию крупными инонациональными вкраплениями, будет все еще находиться в благоприятном периоде большого цикла, а в Европе будут бороться, иногда отчаянно, разные нации и блоки государств, находящие-ся как в благоприятных сезонах, так и в неблагоприятных. Кроме того, "реструктуризация" европейского "производства" в сторону создания духовных ценностей отрицательно повлияет на рост материального производства.
  Но мощный общинный разум европейских наций будет находить гармоничные решения, в целом создающие несравнимую глубину и внутреннюю комфортность европейской жизни в противовес усиливающемуся духовному дискомфорту и разобщенности в тонких сферах американской общинной и личной жизни.
  Впрочем, в XXII веке процесс духовной адаптации и преображения континента только начнется, проявившись сначала в Италии, Испании и Португалии, а потом во Франции и славянских странах. Периферийные Россия и Украина еще во второй половине XXII века зажгут яркое солнце Восточно-европейского духовно-общинного возрождения. Но германский мир вступит в эру тотального макрозимнего упадка, который продлится до начала следующего, четвертого, тысячелетия.
  Китай, который в XXI-XXII веках переживет эпоху роста мощи и распространения своего влияния в Центральной и Юго-Восточной Азии, а также в России, но который получит отпор в США и на Ближнем Востоке, на пороге XXIII века окажется вовлечен в духовную трансформацию в слоях широкой властной и интеллектуальной элиты, которая серьезно европеизируется в эти века.
  В XXIII веке произойдет необыкновенный культурный "ранне-осенний" расцвет китайского искусства, в то время как в массовых слоях народа появятся сильные экспансионистские чувства, проиудейские и антииудейские настроения, поскольку к этому времени еврейские организации будут контролировать заметную часть китайской финансовой системы и некоторые отрасли китайской экономики.
  В XXIII веке богатый и разнообразный, открытый миру Китай - Китай крупных городов, станет не только популярным местом работы для европейских, американских, русских и еврейских специалистов и предпринимателей, не только одной из самых посещаемых туристами стран, но и местомжизни для миллионов русских и американских переселенцев, для полуторамиллионной еврейской диаспоры.
  Вслед за "золотым" XXIII, наступит "железный" XXIV век, когда китайская цивилизация сделает стремительный рывок к монотеизму и переживет реакцию ("контрреволюцию") политеизма, когда иностранцев будут изгонять, когда Китай попробует захватить силой северную и южную зоны своего влияния. В России, Америке и Центральной Азии в это время китайцам тоже придется туго.
  Какие общие выводы?
  Европейская цивилизация в ближайшие века перестроится с материального на духовное производство и на новой основе возродит "Средневековье", но "Средневековье" итало-испанского, а не германского покроя, а затем усилит свое влияние на Россию, Китай, а затем и США. Латинская Америка уже в XXI веке включится в общеевропейский духовный процесс, но засияет и собственным светом.
  Влияние европейской цивилизации на Китай будет, впрочем, в это время поверхностным, но, в конечном счете, весьма благотворным. Это скажется в утверждении китайского Бога уже в следующем большом цикле.
  Китай, который усилит свое влияние в Евразии в XXI-XXII веках настолько, что в конце XXII века превратится в империю, окруженную вассальными странами и полуколониями, в этот период откроется миру и позволит прижиться в самой Поднебесной многомиллионным иудейским, христианским и мусульманским общинам, многомиллионным чисто китайским монотеистическим сектам, а также войдет в мировую финансовую и экономическую системы, представленные в самом Китае большими диаспорами евреев, американцев, русских и европейцев.
  В XXIII веке Китай переживет культурный взлет и одновременно рост напряжений во внутреннем и внешнем контурах своей империи, а в XXIV веке переживет кризис в отношениях с соседями и "внутренними иностранцами".
  XXV век, как "зимний", будет для Китая кризисным и тяжелым. Но сравнительно мягкая эпоха господства Китая на околокитайском пространстве убережет китайский организм от мстительной ненависти обиженных соседей и собственных, взращенных имперской эпохой, комплексов.
  Если же экспансия Китая будет жесткой и тотальной, устремленной к безусловному господству в Евразии, а этоможет случиться после поспешного ядерного разоружения или создания практически непроницаемых антиракетных щитов в XXI веке, то и "зимний" кризис станет разрушительным. Евразийская империя китайской нации XXI-XXIV веков "похоронит" Китай под своими обломками и унесет десятки миллионов человеческих жизней как в эпоху ее строительства, так и в эпоху ее разрушения. Но, конечно, и в этом случае Китай не умрет.
  Так каким будет ответ на основной вопрос: Европа или Китай? Какой из полюсов великого континента возьмет верх в борьбе за гегемонию?
  Никакой! Почти по Киплингу: Европа останется Европой, а Китай - Китаем. Но в XXI-XXV веках оба центра евразийского пространства переживут великую внутреннюю трансформацию. Европа преобразится в соборные католиче-ско-протестантские и православно-католические сообщества и сохранит духовное содружество сильных наций. Китай станет (почти станет) нацией, не только нацией Бога, но и нацией, включенной во все основные процессы общечеловеческой цивилизации, а его имперская территория станет огромной, включающей и некитайские сильные национальные центры (например, корейский, вьетнамский).
  Расхождение и отчуждение друг от друга Европы и США сменится новым сближением в XXIV-XXV веках и формированием нового облика атлантической цивилизации.
  К сожалению, из нашего анализа практически исключена великая Индия, да и Черная Африка способна принести не только сюрпризы, но и существенные изменения исторических траекторий и приоритетов. Латинская Америка также присутствует здесь только номинально. Здесь предполагается, что в ближайшие века ни Индия, ни, тем более, Африка, не станут глобальными игроками, сравнимыми с Европой, Китаем, США, Латинской Америкой. По-видимому, эти великие и многонаселенные центры цивилизации будут в это время больше сориентированы на самих себя.
  Но активизация Индии, конечно, ограничит экспансию Китая и сбалансирует ситуацию в Евразии даже в отсутствии ядерного сдерживания. Правда, в этом случае возможна большая война между двумя самыми населенными странами, война с непредсказуемыми последствиями.
  Россия, которая в XXI-XXII веках переживет трудную "зиму" и попадет в поле влияния китайских и европейскихсил, но через союз с Югом и открытие границ сохранит основные свои территории в европейской и западно-азиатской части, уже в XXIII-XXIV веках вновь станет сильной и влиятельной евразийской державой и частью большого европейского баланса, а в борьбе с Китаем вернет и отстоит некоторые потерянные территории на востоке.
  Конечно, никакой китаизации российской жизни и русской нации в XXI-XXII веках не произойдет, хотя в это время в европейской части России будет работать и проживать несколько миллионов китайцев.
  Напротив, в конце XXII века очень много китайцев, проживающих на территории России, примут обновленное православие, а в последующие два века православная община в самом Китае станет одной из самых больших монотеистических общин.
  Православное возрождение XXIII-XXIV веков в России будет, как и протестантизм, направлено на сближение с католиками, а затем, напротив, станет умеренно антикатоличе-ским, а точнее, установившим устойчивое равновесие между духовными силами с Востока, Юга и Запада. Это позволит русским сохранить собственную идентичность и претендовать на выход в финал S-марафона.
  АВГУСТ 2000:
  МИР 2030 И РОССИЯ 2010
  ОСНОВНОЙ ВОПРОС ОЧЕРКА:
  Кто Америка России: пример для подражания
  или "хитрый друг"?
  СЦЕНАРИИ И СТРАТЕГИЧЕСКОЕ
  ПЛАНИРОВАНИЕ
  В основе стратегического планирования
  
  На что нацелен метод моделирования сценариев?
  Метод нацелен на создание наиболее адекватного, богатого деталями и активного видения будущего, из которого затем будут выращиваться все остальные компоненты стратегии.
  Что такое стратегическое планирование?
  Это управление на основе предвидения изменений.
  Какое место в стратегическом планировании занимает предвидение, т. е. видение будущего?
  Прислушаемся к авторам популярного учебника по стратегическому менеджменту:
  "Хорошо обоснованное стратегическое видение - обязательное условие для обеспечения эффективного стратегического лидерства. Менеджер не может работать эффективно в качестве лидера или разработчика стратегии без ясной концепции своего бизнеса - каким видом деятельности заниматься, чего не предпринимать и какую долгосрочную конкурентную позицию выбрать". (А. Томпсон, А. Стрикленд).
  И дальше: "Стратегическое видение и миссия компании всегда крайне индивидуальны. Общие положения, применимые к любой компании или к любой отрасли, не имеют управленческой ценности. Стратегическое видение или миссия как быотделяют одну компанию от других и наделяют ее собственными отличительными чертами, направлением деятельности и путем развития".
  Иначе говоря, корпоративные (а мы добавим и любые другие - национальные, отраслевые, например) "видение" и "миссия" неразделимы между собой, ведь согласно тем же авторам:
  "Устанавливая миссию, менеджер определяет сферу деятельности компании, а также те услуги, которые она будет предоставлять своим клиентам. Менеджеру необходимо стратегически обдумать сферу деятельности фирмы. Все это должно сопровождаться разработкой концепции долгосрочного развития фирмы. Именно то, что видится менеджеру относительно места своей компании на рынке, и является стратегическим видением. Развивая и обнародуя миссию и стратегическое видение, менеджер знакомит сотрудников со смыслом цели и убедительно объясняет направления будущего раз-вития".
  Определение "видения" и "миссии" предшествует стратегическому планированию. Это верно как для компаний и отраслей экономики, так и государств. Стратегия, выращенная из видения, должна вовремя предупредить об опасности и необходимости "смены курса", одновременно она должна быть мечтой, т. е. мотивировать, возвышать и побуждать к действию.
  Более того "видение" или, что практически то же самое, "направление движения", "курс" и является самым ценным в стратегии, ее ядром. Вдумаемся в слова Р. Уотермена, одного из самых крупных авторитетов в этой области:
  "Правильный стратегический курс компании слегка напоминает порхание бабочки на залитом солнцем лугу. Он может показаться в чем-то странным, неэффективным, иррациональным. Внешне сумасбродное, рискованное поведение компаний объясняется обманчивой природой благоприятных возможно-стей, которые, как мне кажется, часто появляются в маске и, как правило, неожиданно. Более того, и ложный случай часто выступает в наряде удачи, соблазняя даже самых рассудительных стратегов...
  Итак, на что же походят стратегии лучших компаний? Чаще всего крупные решения, принимаемые корпорациями или отделениями, бывают сюрпризом - не для их конкурентов или деловой печати, а для них самих".
  И дальше: "Сколько бы времени вы ни тратили на планирование, некоторые вещи вы спланировать не можете. Разрабатывайте основное направление корпорации, а не стратегию. Придерживайтесь простой, целенаправленной и даже обыденной базовой стратегии...
  Эффективная стратегия должна быть простой. Непомерные усилия, вложенные в нахождение и формулирование законченной стратегии, предназначенной дать компании "непрерывный успех в конкуренции" - выражаясь языком разработчиков стратегий, - вероятно, напрасны" (Р. Уотермен).
  В основе такой стратегии, по Р. Уотермену, лежат "информированность" (чем больше, тем лучше), "оппортунизм" (постоянная готовность к смене курса) и то, что он назвал "фактором Коломбо":
  "Объяснение творческого процесса, высказанное Артуром Кестлером, во многом напоминает фактор Коломбо. Он рассматривает акт творчества как интуитивный прыжок, который связывает два прежде не связанных факта (или идеи), создавая из них один новый. Иногда это вопрос не столько получения новой информации, сколько умения взглянуть по-новому на уже известные факты. Основатель "Полароида" Эдвин Лэнд также подтверждает, что каждый значительный шаг в любой области "совершается таким человеком, который освободился от способа мышления, свойственного его друзьям и знакомым, - возможно, более сообразительным, более образованным, более аккуратным, но не постигшим искусства взглянуть свежим, ясным взглядом на старые-престарые знания".
  И дальше: "Как и у шахматных мастеров, полагаться в нужных случаях на интуицию руководителям помогает большой запас информации и опыта. Он помогает также узнать, как открыть шлюзы интуиции, чтобы поддержать творческое поведение. Дэвид Огилви, основатель рекламной фирмы, носящей его имя, пишет:
  "Я сомневаюсь, чтобы хоть одна кампания из ста содержала крупную идею. Меня считают одним из наиболее плодовитых авторов рекламных идей, но за всю свою долгую карьеру я не могу насчитать и двух десятков крупных идей. Большие идеи появляются из подсознания. Это верно для искусства, науки и для рекламного дела. Однако ваше подсознание должно быть хорошо насыщено информацией, иначе идея будет неподходящей. Напитайте информацией свой мозг, а затем отключите рациональное мышление. Этому могут способствовать продолжительная прогулка, горячая ванна, полпинты кларета. Если линия связи из вашего подсознания открыта, внутри вас вдруг выбьется масштабная идея".
  Метод моделирования сценариев, раскрепощая фантазию, "тренируя интуицию", учит быть "информированным оппортунистом", своевременно и точно "открывать шлюзы интуиции", и в результате помогает создавать то, что Р. Уотермен назвал "простой стратегией".
  Воображение и логика
  На чем основан этот метод? Какие свойства человеческого сознания он использует и развивает?
  Сценаристы "по Герману Кану" (который считается создателем этого метода) особое значение придают воображению стратега:
  "Как и всегда во времена великих перемен, кажется, что события опережают нашу способность их осознать, осмыслить и подготовиться к ним. В такие времена для ясного понимания происходящего требуются две вещи: воображение и умение размышлять.
  Оба эти качества лежат в основе используемого нами подхода. Это так называемое моделирование сценариев, являющееся дисциплинирующим методом прогнозирования будущего. Мы надеемся, что этот метод также эффективен при решении проблем, которые могут возникнуть в будущем. Его цель - раскрепостить мышление, сделав его восприимчивым к новым идеям, преодолеть узость традиционных взглядов, избегая ловушек метода простой экстраполяции. Описываемый нами подход может также содействовать раннему распознаванию перемен, вырабатывая гибкость в действиях. При успешном применении этот метод делает сюрпризы истории менее неожиданными и учит действовать с оглядкой" (Д. Ергин,
  Т. Густафсон).
  "Сценаристы" инструментализируют воображение. Проще говоря, делают его инструментом анализа и прогноза, лишая неопределенного статуса некоего "личного творческого резерва".
  Те же авторы пишут о том, что "более традиционные методы планирования и прогнозирования на поверку, как правило, оказывались несостоятельными, приводя тех, кто их использовал, в глубокое смятение. Подобные методы имеют тенденцию к укреплению консенсуса и традиционного мышления, а также догм, укоренившихся в структурах власти. Люди "наверху" думают так, как принято думать, и их карьера, положение и власть зиждутся на устоявшихся убеждениях. Нет никакого "окна", через которое проникали бы новые идеи или информация, способные подвергнуть сомнению укоренившиеся понятия. Каждый, кто попробует сделать это (спросить:
  "А что, если?"), рискует прослыть инакомыслящим или, в лучшем случае, чудаком".
  И дальше: "Традиционное прогнозирование, будь то "корпоративное планирование" в компаниях или же "информация и анализ" в правительстве, в любом случае сталкивается с трудностями при определении точек отклонения и изменений в тенденциях. Говоря словами Джеймса Шлезинджера, бывшего директора ЦРУ, министра обороны США и министра энергетики, традиционный метод прогнозирования "хорош для наблюдения за событиями, укладывающимися в привычные рамки". Не удивительно, что его большой недостаток состоит в неспособности распознать переломные моменты. Однако именно эти переломные моменты имеют наиважнейшее значение, поскольку они переносят нас в другой мир - "зазеркалье", - требующий от нас нового видения и новых решений" (Д. Ергин, Т. Густафсон).
  Д. Ергин и Т. Густафсон подчеркивают, что "обдумывание "невероятного" и "праздное теоретизирование" составляют основу метода моделирования сценариев", а также, что "данный подход не направлен на решение вопроса, какой из сценариев более правдоподобен. Он скорее создает язык, на котором можно говорить о будущем, и предоставляет возможность включиться в игру. Сценарии - это поучительные истории, и сам процесс работы над ними, их осмысления так же важен, как и конечные результаты".
  Рождение метода
  Американцы в 1980-2000 переиграли всех своих конкурентов прежде всего на стратегическом поле.
  Одним из "секретов" американской стратегии является способность создавать адекватное "видение" и насыщенные информацией "сценарии" на пути к нему. Эти две задачи какраз и решает метод моделирования сценариев, который поверяет интуитивное видение сценарными моделями и при необходимости возвращает его "на доработку".
  Пока советская номенклатурная элита упрямо двигалась к видению "мировой социалистической системы", к бескрылой "реальносоциалистической" адаптации идеи мировой революции, американцы плавно меняли курс страны с видения (я беру только экономический аспект) "общества массового потребления" товаров к видению "постиндустриального общества" услуг и затем к видению "информационного общества" эпохи Интернет.
  Американцы в 1980-2000 переиграли всех своих конкурентов прежде всего на стратегическом поле.
  Советское "видение" завело советское общество в тупики дотационной экономики, "интернациональной помощи" и безнадежной гонки вслед за военным превосходством. Оно не распознало ловушек 1980-1990 годов: Афганскую, нефтедолларовую, многочисленные ловушки перестроечной и постперестроечной эпох, вплоть до последней - ловушки искусственно завышенного к доллару рублевого курса 1995-1998 годов.
  Большинство из этих "сюрпризов", а на самом деле закономерных последствий неправильной политики, можно было заранее предусмотреть. Как можно сейчас предусмотреть и ослабить угрозу поглощения растущим великим соседом Восточной Сибири и российского ДВ.
  Американцы в 1980-1990 годах, в отличие от своих конкурентов, не сделали ни одной крупной стратегической ошибки. Они не позволили втянуть себя ни в торговую войну с Японией, ни в заимствование чуждых им коллективистских методов японцев, ни в неэффективную борьбу с госдолгом, они продолжают держать на коротком поводке европейцев и т. д.
  Помогая российским реформам, они как бы между прочим затянули удавку на шее российского ВПК. Красиво? Довольно таки. Цинично? Есть немного. Хорошо смоделировано? Безусловно.
  Сценарное моделирование появилось в недрах американ-ского военного ведомства как результат осмысления и переживания Карибского шока. Решения, которые принимались в ситуации Карибского кризиса, стали удачным сочетанием жесткости и уступчивости, результатом верных оценок и своевременной информации. В итоге Кеннеди вышел победителем сначала в психологической, а потом, как следствие, и политической битве с Хрущевым.
  Шок и успех Карибской драмы породил у американцев естественное желание использовать ее опыт. Американцы, давно влюбленные в фантастику и кино, полюбили и "театр". Появились сценарные методы, вознесшие воображение над логикой. Практичность американцев оказалась сильнее их рационалистичности, и это послужило новому триумфу американского духа, призвавшего в помощь мечту и воображение, из самого идеализма своего сделавшего машину по производству идей.
  Кстати, и Интернет появился в 60-х годах как реакция на угрозу. Угрозу потерять управление войсками в ситуации уничтожения централизованных командных пунктов.
  В корпоративном стратегическом менеджменте этот метод получил развитие в нестабильных и политизированных отраслях, особенно в нефтедобыче.
  Важно понять также, что сценарные методы не создают видение для государства и нации, которое является ядром также и частных корпоративных "видений", они скорее помогают его проявлению, осознаниванию, ведь основы видения в коллективном сознании нации.
  Видением была наша мечта о коммунизме, уходящая своими логическими корнями в наследие классиков марксизма-ленинизма, а эмоциональными - в русские базовые ценности. Видением является и "американская мечта" о личном преуспеянии и общественном благе, уходящая корнями в ценности и нормы, провозглашенные американской конституцией, в этику бизнеса, киномифологию Голливуда и мироощущения покорителей Дикого Запада, творцов джаз- и рок-культуры.
  Настраиваясь на озарение
  В методе "постижения через наитие", сущность и алгоритм которого описаны в начале книги, я увидел хороший исследовательский инструмент. И дал ему такое психологическое объяснение: при "правильном" интуитивном погружении исследователь дает слово некоему коллективному Я, способному проявить архетипы (архетипы Юнга?) и затем активизировать "коллективное сознательное", обладающее провидческой силой.
  В "худшем случае" (для хороших интуитов, умеющих "погружаться", но "всей душой" протестующих против "коллективного сознательного") в правильно организованном потоке сознания, в котором логика работает не "параллельно", а "на" воображение, сценарий станет внутренне увязанной системой кадров - озарений, обладающей внутренней интуитивной правдоподобностью (~достоверностью).
  По-видимому, Д. Ергин и Т. Густафсон, говоря об особой роли воображения в построении сценариев, близко подошли к такому пониманию роли интуиции в "сочинении будущего", но затем отступили на привычные позитивистские позиции.
  Я же осознанно пытаюсь представить сценарий будущего как увязанный в единое целое образ, состоящий из картинок-озарений. Ясная логика политологического, социологического и экономического анализа включает "темную интуицию" ситуативных предположений и предпочтений, и выводит их на свет как наиболее ценное содержание.
  Цель этого сценария - создать "главный сценарий" мирового развития 2000-2030 годов, т. е. сценарий, обусловленный саморазвитием внутренних сил крупных национальных организмов - основных соперников на мировом геополитическом поле. Реализованный в жизни сценарий будет отличаться от этого (главного) тем больше, чем конфликтнее и противоречивее будут взаимодействовать основные страны между собой, чем агрессивнее и "субъективнее" их политика, чем турбулентнее ход мировой истории, чем большее значение будет иметь фактор неожиданности "сюрпризов" НТР.
  Здесь показан "нормальный", ламинарный ход истории.
  В ходе этого анализа-синтеза были исключены такие "сюрпризы", как большая ядерная война, дружба с космическими пришельцами или распространение СПИДа в угрожающих для существования целых стран и регионов масштабах.
  Правда, "естественные" бедствия сами по себе довольно слабо влияют на ход истории, например, Великая чума
  XIV века скорее стала результатом, а не причиной европейского кризиса 1250-1430 годов, несмотря на то, что явилась основной прямой причиной увеличения смертности и тяжелого демографического кризиса в XIV веке. Историографы убедительно показали, что развал во всех сферах германского и французского миров начался за много десятилетий до Чумы, которая набросилась на ослабленное общество и ослабленные организмы людей, как огонь на сухостой.
  Затем, в свете этих картинок-озарений 2000-2030, дан анализ российской и околороссийской действительности в 2000-2010 на основе книги Ю. Шевцова "Россия: путь на Север".
  Предполагаю получить жесткие оценки с выводами о "ненаучности" примененных здесь методов, особенно исто-риологического. Но "научность" использованных здесь методов предполагает не столько тщательную аксиоматику и построение логических цепочек, сколько вживание в образ будущего и сюжетную непротиворечивость, о чем уже говорилось раньше.
  Из этого понимания научности исходит мое стремление не к "достоверности", совершенно недостижимой в футурологии (да и в историографии), а к "правдоподобности", то есть к сюжетной увязанности, интуитивной теплоте и цельности-
  непротиворечивости образа будущего.
  И еще одна важная оговорка. Эмоционально эта работа направлена против самоуспокоенности и самодовольства, которые все больше укореняются в сознании широких слоев населения и элит западных стран. Однако не случайно слом могущества империй и падение гегемонов происходили сразу вслед за высшим взлетом их силы и власти (сразу - это значит через 20-30-40 лет, т. е. "сразу" по историческим меркам). Не лучше внешнего и внутренний надрыв национального духа, его резкое окоснение или угасание, что также следовало обычно сразу вслед за головокружительным
  успехом.
  Победы США над СССР в военной гонке и над Японией в экономической создали в американском обществе опасный феномен самоидеализации. Но пока американские и прочие паблик-рилейтеры, став жертвой собственной пропаганды, поют славу всему американскому, в том ряду и всякой дури, в тиши, в самой Америке и вне ее, разворачиваются силы, призванные стать могильщиками американского могущества.
  Поэтому хочу противопоставить разросшимся пузырям
  "положительных" мемов острые иголки эмоциональной критики. Отсюда "несправедливая" заостренность некоторых моих оценок.
  Эмоциональная оценка - это часть метода, нацеливающего на вживание в образ. Необходимо только, чтобы эмоциональная разрядка не превращалась в (и не прикрывала) ненависть к оппоненту, в отрицание самого объекта оценки, его сущностных качеств, прежде всего национальных. Критика должна быть не отвергающей, как у многих наших футурологов-идеологов, а напротив, вовлекающей в круг проблем и забот объекта этой критики.
  Основная же задача такого исследования - не "просвещение элит", что было бы слишком "не по-размеру", поскольку действительно "нет пророка", да и не надо, задача - создать максимально глубокое, внутренне непротиворечивое частное (но претендующее и на общее) видение будущего по принципу "Платон мне друг, но истина дороже". Не манипулирование сознанием, а его прояснение - вот цель, достойная Ее Величества честной мысли, сделать вклад в сокровищницу которой - большая честь.
  Кому это нужно в таком случае? Да нашему же брату футурологу и его очень занятому заказчику из государственных и корпоративных структур, который многое может, но должен решить куда двигаться, на что потратить деньги, энергию и власть.
  БУРНЫЕ ДВАДЦАТЫЕ
  США в двадцатые годы XXI века переживут беспрецедентный экономический и политический кризис, более тяжелый по своим последствиям, чем Великая депрессия. Произойдет неожиданный развод с Европой, а культурное и духовное влияние США сократятся в разы. Впрочем, в сороковые годы США частично отвоюют свои позиции.
  После кризиса Соединенные Штаты и Западная Европа окажутся по разные стороны невидимого, но трудно преодолимого культурного барьера. Европу неодолимо повлечет к коллективистским ценностям, а американцы будут отчаянно искать и найдут новые формы реализации ценностей индивидуализма. Но не только европейцы "разлюбят" Америку. Динамичные американцы обнаружат, что "чахлый мир" Европы по всем важным для них параметрам уступает кипучему латиноамериканскому.
  Европа, которая по выходу из мирового кризиса окажется реально единой, создаст эффективные корпорации и корпоративные союзы. Отвергнув американскую модель, европейцы многократно снизят и потребление американской масскультуры.
  Обиженный дядя Сэм сделает в это время несколько грубых политических ошибок. Попытавшись наказать "упертых немцев", "строптивых французов" и "неверных итальянцев", он ускорит консолидацию европейцев на антиамериканской и антилибералистской основе. Американо-европейские противоречия в конце двадцатых годов чуть не разорвут Канаду.
  В это время Китай, который быстро восстановит динамику экономического развития, сделает решительные шаги по Евразии. Начнется эскалация напряженности между Китаем и США. Разрядка напряжения произойдет в крупной локальной войне в середине двадцатых. Разборка будет жесткой. И, хотя Китай отступит перед техническим превосходством США и Европы, в войне и послевоенных политических маневрах он закрепит новый для себя статус сверхдержавы.
  В сороковых годах уже никто не сможет оспаривать преобладающую роль Китая в Корее, Индокитае и в Центральной Азии. Хотя центральноазиатский регион останется спорной территорией на перекрестье влияния Китая, Индии, России, персов и турок. Но китайское влияние здесь будет преобладающим, т.к. Индия будет изолирована с помощью Пакистана, а Россия сама попадет под китайский прессинг.
  Арабы и Черная Африка станут союзниками Китая в основных политических вопросах. Их экономики попадут в зависимость от китайской экономики.
  Внутренний идеологический и социально-экономический раскол Запада создаст китайцам еще одно стратегическое преимущество. Китай, заигрывая с Европой на политическом уровне и играя в примерного ученика - учась у нее реформированию экономики, усилит культурное, экономическое и расовое проникновение в США. Таким образом, он станет игроком и на поле американо-европейских отношений.
  В тридцатых годах XXI века китайская диаспора в США не только увеличится численно, но и усилит влияние на внутреннюю жизнь американских штатов. Причем, здесь дело не в подкупе, триадах и высокой политике. Китайцы будут"просто" богатеть и размножаться, одновременно вплетая в свои сложные структуры базовые элементы американской демократии и бизнеса на штатном и муниципальном уровнях.
  ИСТОКИ КРИЗИСА ДВАДЦАТЫХ ГОДОВ
  В чем же причина и истоки всеохватного кризиса двадцатых годов XXI века?
  Грозовые тучи мирового экономического кризиса начнут сгущаться над США и Европой уже после 2005-2007. Гедонизм в этих странах приведет не только к ожирению тела, но и к ожирению мозга.
  Впрочем, развитие кризиса дальше всего зайдет в США. Причина - в политической, экономической и военной гегемонии США в 1990-2020. Культурно незрелое американское общество, для которого, как ни для какого другого, актуальна формула "движение - это жизнь", уже сейчас нездорово. Причина болезни в чрезмерном поглощении ренты со своего могущества и в начинающейся гиподинамии от слишком комфортной для них глобализации.
  Грозовые тучи мирового экономического кризиса начнут сгущаться над США и Европой уже после 2005-2007.
  Кстати, что такое "культурная незрелость" американского общества?
  Это оборотная сторона его молодости. "Молодо-зелено". Американцы плохо понимают другие народы, несмотря на все их "карнеги" и "стратегии". Поэтому, когда средний американец начинает читать мораль, напоминать о семи смертных грехах и тому подобном, тошно становится всем, кроме самих американцев. Зато когда американец творит бизнес и прочий экшн, ему подражают и у него учатся.
  Американцы США - это один из немногих цивилизованных народов, почти лишенных Прошлого, но зато породнившихся с Будущим. В этом их сила. Понятно, в этом и слабость.
  Сухощавый конкурентный дух вывел Америку "в люди". Спокойная жизнь для него - смерть. Или вызов, если голова еще светлая. Но голова будет отяжелена самодовольством. Тем же самым ожирением - духа.
  Ныне американская элита становится не только толстой, близорукой и мелочной, но и развивает бешеную активность, защищая свои новые привилегии. Логика простая: "Европейцам - по рукам, остальным - по шее!". Благо, что дубина тяжелая, а руки длинные.
  При внутреннем разложении и чрезмерных доходах элиты и околоэлитных слоев более половины американцев уже в начале первого десятилетия XXI века начнут беднеть и сокращать потребление, несмотря на увеличение продолжительности своего рабочего времени.
  Всенародное казино на рынке ценных бумаг начнет играть против простых американцев, так как периоды спада на рынке станут все более частыми. Скажут - сам виноват, слишком рисковал. Но ведь и раньше рисковал. А малорисковые операции на рынке ценных бумаг будут съедаться инфляцией.
  Так медленно, но верно, где-то с 2005-2007 начнется подрыв доверия простого американца к американскому фондовому рынку и всей системе. Он будет смотреть и видеть, как наглеют и транжирят деньги его более удачливые и циничные соотечественники. Еще недавно он был с ними в принципе на равных и в своих неудачах видел случайность. "Сейчас не повезло - повезет в следующий раз". Но сейчас (т. е. после 2010 года) он радуется банкротству очередного выскочки и ненавидит работодателя. Он все глубже досадует на всю систему, в которой есть привилегированные бездельники, но уже нет таких как он. А таких как он, обманутых системой "простых американцев", становится все больше и больше.
  Кризис начнется, как и почти сто лет назад, с биржи. Тот кризис, как оказалось, открыл эпоху мирового господства Соединенных Штатов, а этот, как подтвердят дальнейшие события, эту эпоху закроет. "Бжезинские", т. е. стратеги-экстраполяторы, будут застигнуты врасплох и растеряются.
  В однодневье десятки миллионов людей во всем мире потеряют триллионы долларов сбережений. Правительства западных стран ответят грамотно и адекватно, в соответствии с имеющимися и согласованными задолго до событий сценариями кризиса. Вот только сценарии придется выбирать из самых мрачных, из тех, вероятность развития которых, по мнению стратегов, была пренебрежимо мала.
  Людям объяснят, что в принципе ничего страшного не произошло. Просто лопнул мыльный пузырь. Осталась экономика, великолепная американская экономика с ее технологиями и менеджерами. Что произошло? Ничего!
  На самом деле все произойдет раньше. Произойдет постепенно, где-то начиная с 1995 года. Возникнут очень сильные и самоподдерживающиеся перекосы не только в ценах на акции, но и на многие услуги.
  Например, деятельность по обслуживанию того же фондового рынка окажется настолько утонченной, перегруженной совершенно лишними потребностями, а ее оплата настолько высокой, что эта отрасль экономики приобретет размеры, на порядок превышающие ее оптимум.
  Почему так получится? Неужели правительства и "мозговые центры" не углядят? Не заметят только лишь потому, что противоречия будут медленно накапливаться в течение двух десятилетий? Ситуация с лягушкой, сваренной на очень медленном огне?
  Не заметят потому, что эти перекосы произойдут в рамках привычной и, самое главное, удобной парадигмы управления рыночной экономикой, опирающейся на способность рынков балансировать спрос и предложение, и перераспределять выгоды через механизм конкуренции.
  Не заметят и потому, что американская гегемония, которую почему-то назвали глобализацией, ослабит сложившийся еще на заре капитализма механизм межстрановой конкуренции, до сих пор неизменно эффективно корректирующий весь механизм международных экономических отношений.
  В результате увидят, но не придадут должного значения факту возникновения перекоса между экономиками изысканных и обычных потребностей. Все потребности, которые позволяют обогатить жизнь людей и усилить их мотивацию к любой деятельности, я отношу к обычным. Конечно, среди обычных есть и такие, полезность которых сомнительна, как, например, курение. Но я хочу здесь высветить особый аспект отношений между потребностями, потребителями и производителями, который поможет объяснить истоки Кризиса. Потому что речь здесь идет не вообще о вреде и пользе, а о коренном пороке Системы.
  Изысканной я называю потребность, в которой символ играет преобладающую роль, и цена которой складывается в замкнутой на самою себя экономике изысканных потребностей или иначе - брэнда. В экономике брэнда потребитель переплачивает производителю, но сам в качестве производителя заставляет переплачивать в свою очередь другого потребителя, а тот делает тоже самое с третьим, и так продолжается покацепочка не замкнется в круг. А все вместе они дружно паразитируют на экономике обычных потребностей постольку, поскольку их услуги все больше участвуют и в цепочках ценностей обычных товаров.
  Экономика брэнда существовала всегда и при разумных пропорциях она не опасна. Опасен самоподдерживающийся рост этой экономики выше нормальных пропорций и, в част-ности, рост ее фиктивной составляющей. Эта составляющая создает все более высокие барьеры между элитарной и обычной сферами потребления.
  И опять бог бы с ними, это всегда было и всегда будет, в этом одно из проявлений богатства мира и жизни. Но современная "экономика услуг" и глобализация создали механизм навязывания изысканных потребностей всему американскому обществу (и не только американскому). Причем, процессу вытеснения обычной стоимости стоимостью фиктивной сейчас предела нет. Однако рано или поздно это движение должно закончиться крахом или натолкнуться на сопротивление. Ведь не может же цена обычного товара на 80-100% состоять из платы за символы.
  Порче виртуализации услуг подвергаются не только спекулянты фондовыми ценностями и бизнес-консультанты, но также адвокаты и врачи, превращающиеся в циничных вымогателей. Обычная экономика, ориентированная на удовлетворение самых насущных потребностей, попадает в очень сложную и липкую, как паутина, сеть зависимости от экономики изысканных потребностей. Болезнь начинает загоняться вглубь, не встречая должного сопротивления, вплоть до кризиса - слома всей экономической системы.
  Однако не в одном "навязывании" и "цепочках" дело. Изысканная потребность объективно индивидуализирована или ориентирована на очень узкий сегмент рынка. В ее удовлетворении могут участвовать обычные товары и услуги. Впрочем, можно ли назвать обычными товарами 900 роллс-ройсов в гараже или 1000 красавиц в гареме султана Брунея, чашечку кофе за 3000 долларов в японском деловом клубе?
  Главное здесь то, что узкий сегмент рынка, как правило, монополен или олигополен. Это позволяет "законно" и незаметно завысить цену услуги во много раз. А рынок, на котором господствует символ (та же чашечка кофе в престижном клубе), способен завысить цену в десятки, а то и сотни раз. Ведь символ, как наркотик, захватывает человека целиком. Более того - он захватывает элитную группу, заставляя ее служить себе и тратить на себя несоизмеримые суммы.
  Экономика виртуальных услуг и сверхмелких рынков торгует символами, которые представляют собой особую форму пропуска в то или иное сообщество. В первые два десятилетия XXI века она будет оттеснять от потребителя и подчинять себе реальную экономику, сама будет подвергаться все большей "виртуальной порче".
  А хуже всего то, что она воспитает поколение жадной и спесивой "золотой молодежи". Эти люди, став "у руля", будут держаться за него до тех пор, пока их силой от него не оторвут. Все их навыки, как и у их советских комсомольских "предшественников" 70-х и 80-х годов XX века, будут сведены к одному - цепкой хватке на руле власти.
  В начале двадцатых годов XXI века американская экономика будет состоять из недомогающих отраслей массовых товаров и цветущей обманчиво здоровым румянцем экономики брэнда.
  В начале двадцатых годов XXI века американская экономика будет состоять из недомогающих отраслей массовых товаров и цветущей обманчиво здоровым румянцем экономики брэнда. Американские политики превратятся в сообщество сварливых интриганов, наподобие любимой нашей "бабушки Олбрайт", а европейцы будут со все большим раздражением воспринимать американское господство.
  Кризис как раз и откроет всем истинное положение вещей в американской и отчасти в европейской, канадской и японской экономиках. Именно он скажет сакраментальное "А король-то - гол!". Рухнут сотни финансовых империй, разорвутся миллионы контрактов. Разом обедневшие собственники ценных бумаг перестанут предъявлять спрос на многие товары и услуги. Эффект домино. По всему миру.
  НАЧАЛО И ЗАВЕРШЕНИЕ КРИЗИСА
  ДВАДЦАТЫХ ГОДОВ
  Первые шаги правительств будут правильными. Они выделят приоритетные отрасли, приостановят торговлю акциями на свободных рынках, одновременно начав их скупку по упавшим ценам. Кризис будет правильно интерпретирован как кризис перепроизводства в экономике брэнда.
  Но за первыми верными и точными шагами последуют вторые, третьи и четвертые. Последующие шаги будут содержать все больше ошибок. Ведь кризис ударит по интересам широких элитных кругов. Страсти, а не разум, начнут яростно диктовать властям свои жесткие условия.
  Компании будут продолжать лопаться одна за другой, не находя рынков сбыта и источников внешнего финансирования. Возникнет затоваривание одними товарами, крайняя нехватка других. В общем, все обычные следствия большого кризиса.
  Вместо того, чтобы провести скоординированные денежные реформы и окончательно "прихлопнуть" экономику брэнда, продолжат массированную скупку ценных бумаг по медленно растущим ценам. Но это не возродит доверия людей к системе "либерально-брэндовского" капитализма, изжившего себя за три десятилетия лихорадочного потребления, виртуализации потребностей и товаров.
  Доверие рухнет окончательно. Рухнет вместо того, чтобы возродиться, потому что народ, в отличие от элиты, будет уверен в том, что возврата к изжившим порядкам не будет и НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ.
  Правительство, резко увеличив госдолг, погубит репутацию доллара. Через несколько месяцев оно откажется от поддержки фондового рынка. Но будет уже поздно. Вся система глобальной либеральной экономики станет неуправляемой и войдет в штопор вместе с производством большей части товаров и услуг.
  В США кризис займет трехлетний период и приведет к 30%-му падению ВВП. В Европе, России и Китае "уложатся" в два года, и объемы падения ВВП будут ниже, чем в США.
  Потом еще около трех лет американская экономика будет находиться в депрессии, в то время как в Европе и России уже через год-два начнется медленный, а в Китае быстрый рост.
  В годы кризиса Европа найдет собственные рецепты экономического выживания. Политики либеральной ориентации здесь сразу же будут сметены с арены. Основная борьба развернется между партиями социалистической ориентации - противниками дальнейшей европейской интеграции, сторонниками усиления политической роли национальных правительств и новыми традиционалистами, выступающими за реформу политической и экономической систем в рамках объединенной Европы.
  Новые традиционалисты докажут, что приостановка объединительных процессов в условиях кризиса неизбежно приведет к быстрому разрушению, причем кровавому, всего здания Европы. Необходим решительный развод или решительные антикризисные меры со стороны европейского организма как единого целого.
  Традиционалисты сумеют убедить европейцев. Лишь Великобритания и несколько мелких стран решат пойти на решительную автономизацию. Впрочем, через два года почти все они вернутся в Европу.
  Традиционалисты проведут законы об усилении власти Европарламента. Затем они от лица Европарламента начнут решительную реформу. Будут созданы корпорации нового типа, которые объединят отрасли в сложные организации, в которых особую роль получат своеобразные "отраслевые парламенты". Отраслевые органы будут выполнять некоторые функции, прежде принадлежавшие исключительно государствам и собственникам.
  Этим будет положено начало быстрому росту интернациональной бюрократии и технократии нового типа. В то же время традиционалисты особо позаботятся о сохранении конкурентных начал в экономике, а также о том, чтобы сбалансировать власть "отраслевых парламентов" властью "обычных" правительств и парламентов, а также властью собственников и профсоюзов.
  Кроме того, будут созданы ассоциации мелких собственников и кооперативов, причем новое законодательство повторит все многообразие национальных вариантов таких объединений, только выведя их из-под защиты и контроля местного законодательства. Этим будет дан ход конкурентной борьбе за утверждение наиболее эффективных форм кооперации труда и мелкого капитала.
  Новая система возникнет удивительно быстро. Всего за три года европейский экономический ландшафт неузнаваемо изменится. Американцы, вначале ошарашенные крахом собственной модели и занятые собственными проблемами, в первое время даже попытаются перенять что-то из европейского опыта, но в итоге уже в год завершения рецессии развернут яростную борьбу за новое утверждение своей обновленной модели. Ведь и они найдут новую формулу для своей экономики. Они найдут эту формулу в рамках либеральной рыночной модели.
  Американцы освободятся от большинства паразитов и создадут эффективные законы против возрождения паразитизма экономики брэнда. Индивидуализация американской экономической жизни усилится. Усилится и усложнится антимонопольное законодательство. Будут законодательно приняты очень жесткие профессиональные кодексы юристов, врачей, банкиров и т. д.
  На многих рабочих местах (и не только) законодательно будут установлены телекамеры и прослушивающие устройства, записи которых будут стекаться в единый информационный банк. Зарплата и все доходы, не связанные с собственностью, будут ограничены налогами и даже лимитами. Иметь сверхвысокую зарплату в американском обществе станет просто неприлично. Сверхдоходы от собственности - пожалуйста, а вот иные - нет!
  Прямым следствием экономического кризиса, который беспрецедентно быстро ослабит Запад, станет попытка Китая силой утвердить статус гегемона в восточной половине Евразии.
  До этого основными методами китайской экспансии были проникновение на территорию сопредельных государств и за-хват ими важных позиций в экономике, а также создание инфраструктуры, способной дестабилизировать обстановку в случае необходимости. Теперь добавятся прямое военное и политическое давление, быстро перерастающее в террористическую дестабилизацию, косвенное и прямое военное вмешательство.
  Так, в середине двадцатых годов XXI века будут "взо-рваны" арабский и центрально-африканский миры, а высадка китайской армии на Филиппинах и арабская агрессия против Израиля приведут к войне между Китаем и Западом. Мир едва удержится на грани ядерной войны. В обычной войне китайцы и арабы потерпят решительное поражение.
  Но в итоге эта война станет стратегической победой Китая. Она создаст ему двух стратегических союзников и парализует волю к сопротивлению у зависимых от него правительств, многие из которых уже через несколько лет после конфликта попадут почти в вассальную зависимость от Китая. Важно и другое следствие - все мировое сообщество признает границы китайской зоны влияния. Даже Япония медленно, но верно -начнет вовлекаться в орбиту китайского влияния. Многие юные китайцы в это время фанатично уверуют в себя, как носителей мировой миссии своей подымающейся страны.
  Стратегический успех Китая в двадцатые годы будет полностью осознан мировым сообществом только в сороковых годах, когда США почувствуют себя повсеместно выставленными за дверь, как в Европе, так и на Дальнем Востоке, в Африке и арабском мире. "Задворки" собственного дома - Латинская Америка тоже вдруг приобретут голос и силу и заговорят с американцами на равных. Европа же сама по себе не сможет противостоять китайскому напору на континенте, потому что треснет пополам.
  Но, несмотря на описанные пертурбации, США останутся наиболее влиятельной мировой державой до конца XXI века, так как Европа начнет разъединяться, России потребуется мощный военный союзник против Китая, да и у самого Китая надолго испортится пищеварение от обильной территориальной добычи.
  После 2030 года влияние США будет уже не тотальным, а выборочным. Культурное влияние и вовсе сойдет на нет.
  После 2030 года влияние США будет уже не тотальным, а выборочным. Культурное влияние и вовсе сойдет на нет. До конца сороковых годов XXI века Соединенные Штаты сами будут вовлечены в бурные потоки латиноамериканского католического и "карнавального" возрождения. Особой проблемой для Америки станет негритянская исламская революция.
  СТРАТЕГИЧЕСКИЕ ЦЕЛИ И РЕАЛЬНАЯ
  СТРАТЕГИЯ РОССИИ
  В течение этого периода постсоветское пространство сузится до территории собственно России. Периферийные республики будут вовлечены в зоны влияния Европы, Китая, исламского мира. В первом десятилетии XXI века влияние России в этих странах по-прежнему будет велико, но работать оно будет, скорее, на противников России.
  Почему? Потому что российский экономический организм останется относительно слабым и болезненным, а российская политическая элита еще долго не захочет признавать сегофакта, компенсируя объективную слабость субъективной энергичностью.
  Россия в начале XXI века сделает выбор в пользу огосударствленной олигополистической экономики и автократичной президентской власти. Главной целью она поставит сначала восстановление влияния на постсоветском пространстве, а потом вынужденно сконцентрируется на более узкой цели - на сохранении своей территориальной целостности.
  Но эти цели в первом десятилетии XXI века не найдут поддержки у соседей. Ни у дальних, ни у ближних. Для больших стран распавшаяся Россия будет представляться источником наживы, для мелких перестанет быть источником опасности. Всех их будет страшить только сам процесс ее распада.
  Поэтому США и Европа в первом десятилетии будут поощрять ползучий распад России. Их вполне устроит медленное расползание страны под давлением исламских сил на Кавказе и в Поволжье, китайских - на Дальнем Востоке и в Сибири, европоцентристских - на северо-западе и т. д.
  Во втором десятилетии XXI века западная политика управляемого ползучего развала России уступит место политике поддержки России как сильной региональной державы. Эта держава должна "естественно" опираться на Запад как на тыл в противостоянии китайской угрозе.
  "Сердечная дружба" с Китаем в первые годы XXI века будет таковой только на словах, да еще в виде перетекания высоких технологий из России в Китай в обмен на качественные и некачественные товары народного потребления.
  Российский ядерный потенциал будет неумолимо сокращаться под давлением экономических проблем, в то время как американский потенциал лишь немного сократится, а во втором десятилетии будет интегрирован в единую систему гарантированного уничтожения ядерной мощи любого противника.
  Гарантия, конечно, будет теоретическая. Система даст лишь гарантию победы в войне со сравнительно небольшим ущербом для США, так как в худшем случае через нее прорвется около 0,5% боеголовок, выпущенных противником ракет. Но этого будет достаточно, чтобы в случае массированной ядерной атаки со стороны России или Китая стереть с лица земли несколько крупных американских городов и создать в густонаселенных районах Америки несколько "чернобылей".
  Уже в середине второго десятилетия XXI века Россия, наряду с другими европейскими странами, попытается встать под американский зонтик. Ее поставят в очередь и потребуют "хорошего поведения" на целых десять лет. В начале двадцатых этот зонтик все же будет открыт над европейской частью России, одновременно с Индией и Индонезией. Опасность приближающейся войны с Китаем заставит американцев снизить свои требования к сомнительным союзникам. Одним из таких союзников Запад в то время будет считать и Россию.
  Во втором десятилетии начнется кризис российского авторитаризма, быстро исчерпавшего свой ресурс не "просвещенного деспотизма", а "просвещенной" деспотии. Либералы вновь начнут приобретать вес и влияние. Их поддержат не только в интеллектуальных слоях общества, как это было в девяностые годы XX века, но и в широких слоях народа - в буржуазии, среди людей свободных профессий, студентов и даже части госслужащих.
  Охлаждение отношений с Китаем и потепление российско-европейских отношений будут способствовать либерализации российского общества. Власти, в поисках альтернатив, будут поощрять развитие "либеральных резерваций", которые возникнут в результате местных выборов в разных регионах страны. Но эти "резервации" не сотворят чуда ни у себя дома, ни, тем более, в стране.
  Как и двадцать лет до этого основным дефицитом российской экономики останется дефицит доверия людей к государственной политике и друг к другу. Отсюда и дефицит частных (и честных) предпринимателей и переизбыток коллективных паразитов.
  Из этих "резерваций" капиталы будут выливаться быстрее, чем втекать, а рабочие и служащие будут возмущаться эксплуатацией и призывать к госвмешательству.
  Портфельные инвестиции от серьезных инвесторов из развитых стран здесь не будут большими. Инвесторы предпочтут огромные растущие и более "правильные" рынки Латинской Америки, Восточной Европы, стран Дальнего Востока и даже Индии.
  Зато Россия будет привлекать арабских, турецких, китайских, кавказских, индийских и центральноазиатских предпринимателей-торговцев, производителей дешевого ширпотреба. Таких экономических мигрантов, прочно обосновавшихся в России, но не порывающих живых связей со своей родиной, в России будет к началу двадцатых годов более шести миллионов человек. Концентрироваться они будут, прежде всего, в столицах и либеральных "зонах". Они станут заметной политической силой и главным фактором роста там социальной напряженности.
  На Западе в это время утвердится весьма пренебрежительное отношение к России и русским. Поэтому помощь новым либеральным реформам будет незначительна. Но инвестиции в ТЭК и инфраструктуру будут иметь преимущественно западное происхождение.
  Идея сохранения территориальной целостности России перед разъедающей ее кислотой китайской ползучей экспансии, хоть и получит поддержку западной общественности, но встретится с равнодушной обструкцией западных политиков. Эти политики "запрограммируют" Россию на роль страны-буфера, которая все свои "избыточные" ресурсы должна направлять на сохранение Кавказа и территорий восточнее Уральских гор. На Кавказе Турция будет проводить агрессивную политику поддержки исламских сепаратистов.
  Либеральная "альтернатива" лишь приведет к смещению вправо всей российской политики. Россияне в это время научатся балансировать между идеологиями и политическими партиями.
  Российская дипломатия к концу десятых годов XXI века также станет вполне адекватной. Она будет балансировать между Китаем и Европой, а силовой вектор направит на юг. В странах Центральной Азии, исламском мире Россия будет настойчиво добиваться статуса авторитетного арбитра.
  Союзы с Ираном против Турции, Индией и Японией против Китая станут более-менее постоянными ориентирами российской геополитики.
  Экономический и идеологический кризис середины двадцатых годов обрушится на Россию как снежная лавина с гор. Экономика, в предкризисные годы показывающая 6-7% ежегодного роста, окажется в глубоком кризисе. Либералы уже в первый год после начала кризиса потеряют все голоса избирателей. Как и в Европе, в России возникнет партия корпоративистов, которая на очередных выборах станет партией власти.
  Эта партия быстро привлечет в свои ряды российское чиновничество, за долгие годы настрадавшееся по "настоящей" государственной идее.
  Корпоративисты начнут внедрять в России европейские рецепты. Будут созданы отраслевые советы, которые ограничат власть собственников и возьмут на себя часть функций мест-ных властей. Мелкие предприятия поначалу не тронут, но потом, под влиянием разбуженной народной политической инициативы (а проще - погромов азербайджанцев, арабов, турок) и здесь начнут ускоренно внедрять корпорации по европейским (немецким) образцам.
  В конце двадцатых годов Россия устремится в Большую Европу, тем более что до нее там уже обоснуются ее западные соседи по СССР: страны Балтии, Беларусь, Молдавия и Украина.
  НАЦИОНАЛИСТИЧЕСКИЙ ВЗРЫВ В РОССИИ
  И ЕГО ВЛИЯНИЕ НА СНГ
  
  После консолидации своей власти в 2000-2002 после победы над губернаторами и умиротворения олигархов президент начнет решительную реформу армии и госаппарата.
  Основной целью военной реформы станет усиление эффективности обычных вооруженных сил с постепенным тихим сокращением стратегических.
  Госчиновникам повысят зарплату, создадут новую систему чинов и льгот, в госаппарате проведут более-менее эффективные чистки.
  Оживление экономики, причем не только ее потребительских отраслей, но и высокотехнологичных, снова вовлечет в полноценную экономическую жизнь миллионы людей. Новый госзаказ, торговля с Китаем, Индией частично восстановят загрузку мощностей в оборонной промышленности.
  Уровень мировых цен на энергоносители в 2000-2005 также будет благоприятным для российской экономики.
  Все это станет основой для роста авторитета президентской власти, и, более того - создаст внутри России иллюзию возрождения сильной евразийской империи.
  Потребность в реванше, созданная десятилетием унижений, все более жесткая конкуренция за должности в госаппарате вокруг "генеральной линии", усилия пропаганды быстро "заведут" общество на реванш, причем реванш по-крупному.
  Имперцы, националисты, "черносотенцы" и антилибералисты сплотятся в боевые и крикливые группы. Они выйдут наулицы городов, войдут в парламенты всех уровней, заполонят просторы Интернет и страницы печатных изданий.
  Конечно, это чрезвычайно напугает казахстанских и украинских политиков. И, хотя российский президент будет проводить корректную политику, соседи по СНГ ему не поверят. Казахстан сделает решительный шаг к союзу с Китаем, а Украина и Беларусь - к вхождению в Европу.
  К 2006 году националистическое движение в России оформится в большую партию. Эта партия будет стремиться завоевать политическую власть в стране.
  До конца первого десятилетия умеренные государственники, составляющие костяк партии власти, будут бороться с националистами и имперцами, используя и репрессии. Одновременно будут подхвачены некоторые пропагандистские идеи имперцев, особенно их антизападные лозунги.
  Власть попытается привлечь на свою сторону казачество, но по-настоящему сумеет использовать не казачий, а мусульманский фактор. Влияние татарских организаций в это время весьма усилится на всех уровнях московской власти.
  К 2006 году националистическое движение в России оформится в большую партию.
  Идеям православного и казачьего возрождения, разношерст-ным идеям геополитического и "вечного" империализма, а также идеям арийской общности власть противопоставит широкую консолидирующую концепцию евразийства.
  "Черносотенцы", "арийцы" и "геополитики" так и не смогут создать единую программу. Их объединение будет носить характер временный и вынужденный. Власть же скажет: "ислам и православие - близнецы и братья", "в монгольском иге было больше хорошего, чем плохого", "душа России - в Диком поле".
  В этом, как и идеологических клише их противников, будет столько же правды, сколько лжи, но идеология евразийцев сохранит самое важное - межнациональное и межконфессиональное равновесие в российском обществе.
  Евразийство не сможет параллельно решить другую задачу российской власти - вновь консолидировать вокруг России Украину, Казахстан и Беларусь. Там решат, что от России, как и от греха, надо держаться подальше.
  В 2005-2008, когда в России разгорится борьба партии власти с националистами и имперцами, Казахстан получит от Китая четкие гарантии своей безопасности. Вместе с гарантиями он примет китайских студентов, рабочих, торговцев, инженеров и сельскохозяйственных предпринимателей.
  В Казахстане начнут осуществляться и серьезные китайские экономические проекты, в то время как российско-казахстанские экономические отношения начнут умирать. Чтобы перехватить у националистов боевую инициативу, российский президент, больше "для вида", запустит механизм антиказахстанских санкций в ответ на "скандальное" сближение Казахстана с Китаем. Это произойдет в конце десятилетия, в то время, когда отношения России с Китаем из дружественных начнут превращаться во враждебные.
  В целом шовинистический всплеск в России усилит национализм на Украине и в Казахстане, и убедит большую часть населения этих стран в том, что от России надо отойти подальше. Отойти в сторону более спокойных и конструктивных соседей на западе и юге. Этот всплеск станет ценным подарком украинским и казахским националистам.
  Те выиграют, поскольку в отличие от российских "коллег", будут озабоченны угрозой распада своих стран, а не имперскими и националистическими мифами. Получится, как не раз бывало "кто начинает, тот проигрывает". Российские националисты проиграют, националисты в соседних странах СНГ выиграют.
  Евразийство не сможет параллельно решить другую задачу российской власти - вновь консолидировать вокруг России Украину, Казахстан и Беларусь.
  Дальнейшее развитие отношений России с ближайшими соседями в десятых и двадцатых годах XXI века - это череда возвратно-поступательных движений по принципу "шаг вперед - два шага назад". Казахстан, Узбекистан и Киргизия прочно попадут в зону китайского влияния, а Украина и Белоруссия будут втянуты в европейский объединительный процесс. Россия раздвоится на европейскую часть, ставшую преимущественно европейской зоной экономического влияния, и восточную часть, "осваиваемую" китайцами. Центральное правительство в Москве станет заложником своей политики: пойдешь на запад - оторвут руку, пойдешь на восток - потеряешь голову.
  После "разборки" в середине двадцатых Россия сделает свой выбор. Она выберет Европу. Это будет естественный выбор слабой России, ведь ее демографический центр тяжести все-таки находится в Европе, а не в Азии. Выбор России будет облегчен тем, что Китай будет унижен поражением и временно изолирован.
  Эта чужая победа откликнется в России очередным всплеском (но не взрывом) мессианских настроений, который, правда, в этот раз разбудит созидательную энергию экономических и социальных реформ.
  Тридцатые годы будут для России десятилетием эйфории корпоративной революции, сближения с Европой и ослабления китайской угрозы. Но в это же время все основные опоры новой российской политики начнут разрушаться: по Европе пройдет глубокая трещина, российская корпоративная революция выродится в пародию на корпоративную Европу. Зато китайцы на удивление быстро восстановят, а затем усилят свое влияние в Индокитае, ЦАР и в самой России.
  НОВЫЕ ИДЕОЛОГИИ И ИДЕОЛОГИЧЕСКИЕ ЦЕНТРЫ В МИРЕ
  Возникнут ли в этот период какие-то новые идеологии и идеологические движения или мировая политика будет представлять собой скучноватое зрелище борьбы больших стран между собой?
  В этот период пронесутся бури и над самыми благополучными странами. Над США (кризис, латиноамериканизация), Европой (кризис, полное преобразование экономической, социальной, политической систем), арабским миром (исчезновение нефтяной ренты, образование конфедерации). Над голодной, но жизнерадостной Африкой разразится "эпидемия" ислам-ской революции. Произойдет объединение южной и центральной Африки.
  Бурные процессы преобразований и кризисов затронут в этот период почти все развитые регионы мира. Это приведет к появлению серьезных идеологических мутаций.
  Уже говорилось о торжестве евразийства на российском идеологическом пространстве. Корпоративизация европейской жизни и решительный отказ европейцев от американских ценностей будут освящены "возрождением" некоторых прообразов средневековых институтов. Мирное завоевание "испанцами" (латиноамериканцами) Северной Америки приведет к появлению новой идеологии, как и объединение значительной части арабов и африканцев.
  В этот период появится больше вопросов, чем ответов. Новые идеологии будут "сермяжными". Что-то вытащат, подобно старому платью, из сундука и объявят новой идеологией.
  Это тридцатилетие будет, как и предыдущее, временем действия, а не размышления. Однако "действия" станут в это время более агрессивными и менее рациональными. Транскультурные идеологии, которые захватят многих людей в это время, окажутся временными ответами на серьезные вопросы.
  Даже в корпоративной Европе корпоративизм не станет глубокой идеологией. Скорее это будет прагматичная и преимущественно экономическая теория, вроде кейнсианства. Ее идеологический подтекст приобретет некоторое значение лишь в ситуации острого кризиса и борьбы с американским засильем.
  Только Италия родит особый транскультурный феномен, который получит право на жизнь и развитие в последующие десятилетия.
  Немцы, русские, американцы, англичане, французы создадут (если создадут) в это время более или менее качественные идеологические подделки. Китайцы создадут очень активные новые идеологемы, но они в это время не будут понятны вне китайской культуры. "Испанцы" увлекутся мирным завоеванием пространств. Их идеи будут простыми, как ламбада или улыбка ребенка.
  И только у итальянцев родится то, что в конце века сделает Италию духовным центром Европы. В 2000-2030 западный мир будет охвачен новой волной итальянского "возрождения". Итальянская культура впервые за много веков заиграет в полифоническом единстве сразу всех ее основных духовных центров: католического Ватикана, деятельной Ломбардии, романтичного Неаполя, аристократичной Венеции, интеллектуальной Флоренции, сводимых воедино Римом. Городом живым и вечным.
  Следующий папа, возможно, будет испанцем. Итальянцы сделают папский престол инструментом реальной консолидации католического мира.
  Во втором десятилетии XXI века будет созван католически-протестантский собор, на котором католики предпримут серьезную попытку к объединению с протестантами. Впервые обсудят идею о создании регулярного собора, подобного парламенту, которому должен подчиниться и римский епископ. Католическая церковь активно включится в процесс объединения Европы. Но не для того, чтобы ее объединить, а для того, чтобы обеспечить переход власти из рук Севера в руки Юга, взяв реванш за поражение папы и Габсбургов в конце XVI века.
  Уже во втором десятилетии XXI века Ватикан начнет перераспределение власти между Севером и Югом Европы через передачу духовной и политической власти собору-парламенту. Такой орган должен будет тихо и достойно осуществить переворот сначала в церквах и душах людей, а потом и в политических институтах Европы.
  Уже во втором десятилетии XXI века Ватикан начнет перераспределение власти между Севером и Югом Европы через передачу духовной и политической власти собору-парламенту.
  Идея соборной Европы частично восторжествует во второй половине XXI века, после того, как политический раскол Европы с особой силой востребует некое духовное объединительное начало. Но "тихого и достойного" торжества не получится. Этот процесс в конце века расколет Германию на швабско-баварский юг и прусско-сакско-франконский север. Зато для латинских стран и Франции этот собор-парламент станет авторитетным политическим и духовным центром.
  ЭНЕРГЕТИЧЕСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
  В начале двадцатых годов ученые предложат технически реалистичную идею термоядерной электростанции. Для воплощения этой идеи потребуется более триллиона (на самом деле понадобится около двух - в докризисных ценах) долларов инвестиций, зато ее мощность превзойдет мощность всех электростанций Европы и Северной Америки.
  Сравнительная экологическая чистота и безопасность, дешевизна производства энергии будут ее очевидными преимуществами. Но для ее воплощения потребуется разработать несколько тысяч совершенно новых технологий.
  К концу двадцатых будут разработаны детальные технические проекты - варианты реализации идеи мирного термояда. Но мир в конце двадцатых годов - это испуганный мир.
  Запад, еще недавно тешивший себя иллюзиями постепенного преобразования американской гегемонии в общемировое правительство, увидит перед собой соперника, всерьез претендующего на мировую гегемонию и оттеснение Запада на обочину мировой политики.
  Подобно японцам в 60-70-х годах XX века, перехватившим, освоившим и усовершенствовавшим многие западные технические достижения, китайцы в первые десятилетия
  XXI века, несмотря на усиление охранительной работы западных спецслужб, "перетащат" к себе и к ужасу западной общественности, до трети новейших технологий.
  Новый проект, требующий привлечения не менее 200тысяч ученых и инженеров из тридцати стран, будет совершенно беззащитен против китайской разведки. Эта проблема, несмотря на свою, казалось бы, вторичность, задержит реализацию проекта на несколько лет.
  Одновременно эта опасность стимулирует европейцев на внедрение новых "правил игры" в рамках корпоративной модели. Суть их в том, что корпорация, выигравшая тендер и осуществившая разработку новой технологии, получает право на производство с помощью этой технологии части товаров (услуг). В результате основной свой доход корпорация-держатель технологии и ноу-хау получит не от продажи технологии, а от производства с помощью своей технологии. Фактическая утрата технического секрета приведет и к потере права на производство.
  Это суть отношений. Конечно, сами отношения будут сложнее. Результат их в том, что к охране научных, конструкторских, технологических и экономико-производственных секретов будет подключен сильный корпоративный, не только творческий, но и охранительный дух.
  Американцы не примут европейских правил игры. Здесь НИОКР сконцентрируются в руках трех десятков ведущих компаний и десятка университетов. Но многие мелкие американские фирмы будут втянуты в Проект европейскими корпорациями.
  Европейцы переиграют американцев. Более половины технологий в рамках Проекта будут иметь европейское происхождение, и лишь четверть - североамериканское.
  Первая термоядерная электростанция начнет работать в середине сороковых годов, а до конца XXI века будет по-строено еще три суперэлектростанции в рамках мировой энергетической корпорации. Термоядерная электроэнергетика произведет переворот на мировом энергетическом рынке и в семидесятых годах XXI века положит начало мировой транспортной революции.
  Китай так и не сможет создать в этом веке национальный термояд и в семидесятых годах согласится на включение своей электроэнергетики в состав Корпорации. К тому времени энергетическая Корпорация сама станет подобием крупного государства, которое, как известно, не имеет постоянных друзей, а только - постоянные интересы. Иначе говоря, Корпорация будет играть в собственные геополитические игры, но на ином геополитическом поле. Поэтому Китай, поступившись частью своего национального суверенитета в пользу Корпорации, не попадет в зависимость от западных стран-конкурентов, играющих с ним, в отличие от корпораций, на одном геополитическом поле.
  Первая термоядерная электростанция начнет работать в середине сороковых годов.
  Для рассматриваемого нами периода особо значимо то, что начало энергетической революции в двадцатых годах XXI века даст дополнительный толчок корпоративной революции в Европе, России и Японии (напрямую), в Китае (косвенно). Дискуссия вокруг мирного термояда окончательно похоронит надежды арабов на восстановление мировой роли нефти. Американцы, проиграв в этой гонке европейцам, через десятилетие отомстят им активной поддержкой процесса раскола Европы.
  РОССИЯ - ПУТЬ В ЕВРОПУ?
  Проанализируем современную российскую ситуацию и ее "ограничители" для политиков. В качестве дополнительной идейной и основной фактурной базы я воспользовался книгой белорусского геостратега Юрия Шевцова "Россия: путь на Север".
  Утрата военного паритета
  Ядерная мощь России будет неуклонно снижаться независимо от выполнения договоров СНВ-2 и СНВ-3. Значительными будут затраты на ликвидацию устаревших вооружений. Так что "в результате физического устаревания средств СНВ из состоящих ныне в боевом составе вооружений к 2003 г. останутся в строю не более 10-12 РПКСН, 300-400 МБР, 40-50 тяжелых бомбардировщиков".
  По обычным вооружениям паритета давно уже нет. "Так скажем, по танкам страны НАТО вместе с бывшими союзниками СССР по ОВД превосходят силы России в Европе примерно в три раза, а с учетом воинских потенциалов Украины, Молдовы, Беларуси - примерно в четыре раза. Таково же положение и по многим другим видам вооружений".
  Читаем дальше:
  "Сейчас же в случае военного конфликта России и НАТО, даже если РБ выступит на стороне РФ, ни о какой наступательной войне на западе Европы говорить не приходится. Согласно договору ОВСЕ, украинская армия дислоцирована в основном в Прикарпатье и в лучшем случае, вероятно, сохранит нейтралитет. Восточная, Центральная и, что особенно важно, открытая с моря Южная Украина вообще никакими войсками практически не прикрыты. Страны Балтии обладают символическими вооруженными силами, которые не могли бы сдержать войска НАТО, даже если бы того пожелали. На Западе у РФ имеется всего четыре воинских группировки: в районе Петербурга (около 50 тысяч, правда их численность может быть увеличена согласно фланговым послаблениям 1995года к Договору ОВСЕ), в Калининградской области (60 тысяч по договору ОВСЕ), в Беларуси - около 100тысяч и в Приднестровье - около 20 тысяч (подлежат полному сокращению)".
  "Причем белорусская армия из этих четырех группировок является наиболее боеспособной и мощной в военном отношении единицей. Российские войска и особенно Балтийский флот укомплектованы призывниками менее чем наполовину кадрового состава (в Беларуси комплектация - 96-98 процентов) и страдают всеми общими болезнями российской армии".
  Столь значительный перевес НАТО не оставляет России практически никаких надежд на ведение успешной наступательной войны в Европе. Ее оборонительная доктрина скореевсего основана на угрозе нанесения ядерных ударов "по тем объектам противника, уничтожение или повреждение которых приведет к долговременным разрушительным последствиям".
  О чем речь?
  "Речь идет об экологической войне. Ударам ядерными боезарядами должны быть подвергнуты атомные электростанции и другие объекты с ядерными реакторами, ГРЭС на больших реках, нефтехранилища и места захоронения ядерных отходов, узловые объекты транспортной инфраструктуры, химические производства, крупные мегаполисы. Ведение Россией войны с такими ограниченными задачами возможно и при достижении целей относительно небольшим количеством ядерных боеголовок".
  Потому-то так опасен для России проект глобальной противоракетной обороны, которая способна "предотвратить даже ограниченный российский ядерный удар по экологически уязвимым объектам Запада".
  Впрочем, это опасность для реваншистской России, пытающейся вновь стать мировой державой. Для спокойной России, сосредоточенной на своих проблемах и ведущей эффективную дипломатическую игру, военная опасность со стороны Запада невелика. Потому что агрессивность Запада имеет в первую очередь экономические и культурные, а не военные и политические формы. Западу сейчас достаточно захватывать рынки.
  Тупик "тяжелой" экономики
  Следующую главу своей книги Ю. Шевцов начинает с утверждения:
  "Многие факты свидетельствуют о том, что падение промышленного производства и снижение экономического потенциала России, которое имеет место на протяжении уже ряда лет, будет продолжаться и впредь - независимо от хода экономических реформ".
  Основным промышленным центром СССР была Восточная Украина и прилегающие к ней области Российской Федерации. "Существует расхожее мнение, что на Украине было сосредоточено около 40% всего промышленного потенциала бывшего СССР и около половины советского ВПК. В основном же украинская промышленность концентрируется в восточной части этой страны".
  С конца 60-х годов советская экономика попала в структурную ловушку: чтобы поддержать социальную стабильность в этом важнейшем регионе после истощения здесь собственных запасов сырья, на него были сориентированы основные добывающие центры в Северном Казахстане, Западной Сибири. Это было экономически невыгодно, более того, вело к тяжелому структурному перекосу.
  С конца 60-х годов советская экономика попала в структурную ловушку.
  Другая причина развития структурного геоэкономического кризиса в том, что экстенсивное, неконкурентное и хищническое в основе своей "социалистическое плановое хозяйство" в походе за ресурсами вынуждено было все дальше забираться в труднодоступные местности Севера и Дальнего Востока:
  "Таким образом, Советский Союз был столь монолитным целым с планируемой централизованной экономикой не только потому, что этого хотели коммунисты. Дело в том, что колонизация огромных пространств Сибири, Севера и Дальнего Востока в условиях истощения природных ресурсов вблизи традиционных промышленных центров требовала концентрации этой власти в руках центра. Действительно, кто, как не государство, мог обеспечить строительство на севере железных дорог, портов, ГЭС и АЭС, без которых никакие инвестиции в разработку богатейших месторождений полезных ископаемых были бы просто невозможны? Советский Союз был государством-колонизатором, своеобразной армией, ведущей боевые действия со своими климатическими и географическими условиями. С учетом полностью дотируемого Урала (10-20 млн. человек), с учетом степных приуральских регионов (со слабым сельским хозяйством или вовсе без оного) и заключенных с военнослужащими (около 5 млн.), количество населения на колонизируемых территориях составляло 55-65 млн. человек".
  "Эффективность советской экономики падала из-за роста затрат на освоение новых месторождений сырья и транспортировку этого сырья в традиционные промышленные регионы для переработки. Этот замкнутый круг могла разорвать только технологическая революция, способная покончить хотя бы с ресурсопотребляющими гигантами юга России и восточной Украины. Но средств для такой колоссальной перестройки и модернизации у Москвы не было. Эти средства "съедались" сражениями с собственной природой, гонкой вооружений, борьбой с Соединенными Штатами за глобальное лидерство и тому подобными дорогостоящими "программами".
  Вывод: милитаризованная экономика требовала ресурсов, а обеспечение ресурсами в условиях России требовало централизации, что, в свою очередь, поддерживало милитаризм. Этот порочный круг мог быть разорван только победоносной войной или революцией в самом СССР.
  Исходя из базового, геоэкономического характера кризиса, развивающегося в Советском Союзе с конца 60-х годов,
  Ю. Шевцов делает выводы о том, что "рассчитывать на скорую остановку спада российской промышленности не стоит. Экономические реформы, конечно, раскрепощают собственника, создают предпосылки к повышению эффективности производства. Но они пока не компенсируют негативных последствий разрушения советской макроэкономической системы".
  "Структурная перестройка России заключается, по сути, в упадке перерабатывающей промышленности, особенно ее станового хребта - тяжелой индустрии, превращении добывающих отраслей в ведущую часть экономики и выживании части наукоемких материалоемких производств".
  Продовольственная зависимость
  В наследство от Советского Союза России остались в основном земли низкого качества. "Практически все черноземы остались на Украине; огромные пространства целинных земель, пусть и неурожайных, но дававших большой "вал" за счет объема засеянных площадей - в Казахстане; относительно высокоразвитое и энергонасыщенное сельскохозяйственное производство Беларуси и стран Балтии после распада СССР тоже больше не работает на Россию".
  "России достались хорошие земли Северного Кавказа; земли похуже - в индустриальном Поволжье; немного черноземов на границе с Украиной и обширные площади обезлюдевшей Нечерноземной полосы. Этого совершенно недостаточно для 150-миллионной страны с такими регионами, как Урал, Сибирь, Север и Дальний Восток, которые надо в прямом смысле кормить. (А ведь в них проживают 50-60млн. человек). Не говоря уже о городских агломерациях Москвы и Петербурга, которые также окружающими их деревнями накормлены быть не могут".
  Прежде всего именно поэтому в ближайшие 10-15 лет Россия не сможет удовлетворить внутренние потребности в продовольствии. Положение усугубляется разрушением отраслей, производящих сельхозмашины, удобрения, ядохимикаты.
  Базовая причина - в той же геоэкономике. Климат большей части России не позволяет получать значительную часть сельскохозяйственной продукции без существенных дотаций либо же - огромных инвестиций в современную технику и технологию.
  Первое может быть обеспечено сильным государством (это недавно было). Второе - иностранными инвестициями. Но иностранные инвестиции в сельское хозяйство, сельскохозяйственную химию и машиностроение параллельно с существенным продовольственным импортом - это фактическая потеря экономической независимости страны.
  Демографическая лавина с юга
  "Принципиальная особенность послевоенной урбанизации в России заключается в том, что еще в 60-е годы центральная ее часть и славянское Поволжье перешли качественную грань, за которой заканчивалась традиционная деревенская патриархальная культура. Исход населения в крупные города, на целину, в Сибирь и т.д. оставил деревню без молодежи. Причем, как правило, молодежь уезжала далеко, и потому родственные связи между детьми и родителями быстро слабели".
  Если бы Советский Союз не развалился в начале 90-х годов, то в 2010-2020 мусульмане постепенно взяли бы власть в свои руки.
  Разрушались как городские, так и деревенские семьи. "Вдоль восточной границы Беларуси сегодня тяжело найти непьющего крестьянина и даже крестьянку. Наконец, в России отсидеть в тюрьме за какое-либо преступление - это зачастую норма для "простого человека".
  Все это приводило к снижению рождаемости, социальной и моральной деградации, особенно сильной в деревне и зонах новостроек. "Ни для кого не секрет, что во многих местах Сибири туберкулез или какая-нибудь венерическая болезнь так же обычны, как в Беларуси простуда. У местных медиковпериодически возникают академические споры: весь народ чукчей болен туберкулезом или только 70%? Какая может быть семья, какое расширенное физическое самовоспроизводство при столь быстрых темпах колонизации и урбанизации? Русские как народ просто надорвались, создавая свою империю".
  "Никогда ранее Россия не теряла деревни и семьи. Впервые у нее не стало источника демографической стабилизации при крайне негативных демографических тенденциях, набирающих все больший размах".
  В то же время начался демографический взрыв в Центральной Азии и на Кавказе. Причем этот взрыв затронул только мусульманские народы, так как только среди мусульман сохранились патриархальные отношения. Автор, по-моему, несколько однобоко рассматривает демографический взрыв в Цент-ральной (Средней) Азии как следствие политики руководства СССР на обеспечение хлопковой независимости.
  Мои выводы: если бы Советский Союз не развалился в начале 90-х годов, то в 2010-2020 мусульмане постепенно взяли бы власть в свои руки. Или же СССР взорвался бы в это время вследствие национального и конфессионального конфликта. Первое более вероятно при условии, что Совет-скому Союзу удалось бы в 1990-2010 существенно ослабить вышеописанные структурные проблемы. Поскольку в рамках существовавшей в Советском Союзе парадигмы управления обществом эти проблемы все-таки неразрешимы (или, опять же, разрешимы только с помощью крупной победоносной войны), то в 2010-2020 СССР неминуемо бы развалился. Но не распался бы, как это случилось, а взорвался подобно Югославии.
  Сейчас в России живет более 20 миллионов мусульман.
  В стране быстро воспроизводятся демографические проблемы СССР. Славянское население убывает, несмотря на интенсивное переселение русских из ближнего зарубежья. Мусульманское же растет. Растет и влияние мусульман в важнейших центрах России. В Москве сейчас проживают около 800тысяч татар, а Ямало-Ненецкий автономный округ в шутку называют "Татаро-Донецким".
  Основная демографическая проблема Кавказа - это быстрая рождаемость среди горцев, которые вынуждены время отвремени, подобно лавине, "сходить" с гор на равнину. Отсюда- состояние перманентного изменения соотношения между этническими группами на Кавказе - постоянно кипящий "кавказский котел".
  "Советский космополитизм" приводил к тому, что "значительная часть горцев переселялась в крупные города России, Грузии, Казахстана, Украины. Между тем, образ жизни в горах и в городе принципиально различен. К какой бы нации ни принадлежал горец, горы "заставляют" его культивировать мстительность и гостеприимство, взаимопомощь и семейные традиции. Недаром, скажем, грузинские горцы - сваны - по манере поведения от тех же чеченцев ничем принципиально не отличаются, а со своими сородичами - грузинами имеют достаточно сложные отношения. Примечательно, что во время изгнания абхазами грузин из Сухуми сваны не помогли своим соотечественникам, более того - просто ограбили тысячи беженцев, проходивших через их районы".
  Читаем дальше: "Русские горцы на Алтае или украинские в Карпатах - такие же. Кстати, у кавказских горцев была еще и древняя традиция воинственных грабительских набегов на равнинные районы. Люди со столь своеобразной клановой культурой, переселившись в города, естественно, пополняли в первую очередь ряды организованной преступности. Собственно, сам горский образ жизни, сохраненный в советском городе, был преступлением. В СССР не поощрилась семейная взаимопомощь и клановость в торговле или административных структурах, индивидуальная предприимчивость и независимость от власти, которые ценились в горах".
  Конфликт на Кавказе приведет к переселению в Россию сотен тысяч славян, грузин, армян, чеченцев и т.д. Они селятся прежде всего в прилегающих к горным республикам областях России и в крупных российских городах, создавая тем самым потенциально взрывоопасную ситуацию.
  Поэтому, если "тихий" рост влияния поволжских мусульман хотя и чреват конфликтами, но скорее всего укрепит российскую элиту и усилит ее консолидационную политику, то повышение температуры в кавказском котле способно в лучшем случае поглотить всю энергию России на его "осту-жение".
  Центрально-азиатская трясина
  Не на стабилизацию Кавказа "работает" и жесткое противостояние армяно-иранского и азербайджано-турецкого геополитических блоков. Причем, геополитическая роль Ирана скорее стабилизационна, а Турции - дестабилизационна. Поэтому Иран является естественным стратегическим союзником для слабой России, Турция - ее "естественным" противником.
  Это справедливо не только для Кавказа, но и Центральной Азии, которая является очень хрупкой геополитической структурой, крайне зависимой от контроля над водными источниками и состояния ирригационных систем.
  Несмотря на нынешнюю стабильность Ирана и его растущее влияние в Таджикистане и Афганистане, будущее в регионе - за Турцией. Иран будет слабеть и терпеть поражения гораздо чаще, чем одерживать победы. Шиизм и идеи иранской революции также будут уступать суннитским радикальным течениям.
  Слабая, но единая православная Россия естественно будет стремиться к союзу с Ираном (ирано-таджикским блоком). Слабая, но переживающая исламско-христианскую и тюркско-славянскую (евразийскую) трансформацию Россия будет колебаться между Турцией и Ираном, не имея здесь четких и долговременных приоритетов. Результатом такой политики может стать постоянная нестабильность в Центральной Азии. Возможен взрыв и исход оттуда в Россию миллионов беженцев.
  Неустойчивая российская политика в Центральной Азии поможет Китаю быстро овладеть регионом.
  Мое мнение: если Россия будет балансировать между Турцией и Ираном, скача с одной чаши региональных геополитических весов на другую, то Китай уже во втором десятилетии XXI века возьмет эти весы под свой контроль, бросая то на одну, то на другую чашу свои тяжелые гири. Неустойчивая российская политика в Центральной Азии поможет Китаю быстро овладеть регионом.
  Китайская ползучая экспансия
  Китай ныне озабочен утверждением своей гегемонии на востоке и юге. Но "настоящий Китай - это Китай континентальный, а не приморский".
  Успех аграрной реформы ведет к тому, что китайская деревня становится "носителем огромной скрытой и явной безработицы". Поэтому "КНР не может позволить себе замедления темпов экономического развития". Экономическое развитие где-то после 2005 года должно начать охватывать и континентальные районы Китая, которые с неизбежностью востребует российские и казахстанские природные ресурсы. Отсюда неизбежность разворота Китая на север и северо-запад, сначала "дружеского", а со второго десятилетия XXIвека все более "требовательного" характера.
  "Россия полностью оголена на Востоке и в качестве сдерживающих факторов относительно КНР может выставить только ядерное оружие и потенциально антикитайскую реакцию на российско-китайский конфликт со стороны Запада. Этого, конечно, достаточно, чтобы российско-китайская дружба пока процветала. Но стоит вспомнить, что в 60-е годы Мао, несмотря на слабый Китай, мощный СССР и войска США во Вьетнаме близ границ КНР, не побоялся пойти на конфликт с Москвой. Мир на границе сегодня обеспечивается не сдерживающим потенциалом России относительно КНР, а ориентацией самого Китая на регион ЮВА. Россия Китаю пока просто не нужна".
  "Тенденция к повороту на Запад просматривается и в транспортных проектах Китая. Наиболее крупные - строительство трех трубопроводов от месторождений нефти и газа, ряда железных и автодорог. Трубопроводы предполагается провести в Китай из Эвенкии, Якутии и Туркмении. А так-же - линию электропередач из Иркутской области".
  Европейский магнит
  Западная Европа уже превратила Восточную в свою окра-ину. Началось и интенсивное освоение новых территорий западным капиталом, полным ходом идет создание в Восточной Европе современных транспортных артерий и энергосистемы:
  "Каток евроинтеграции по мере того, как единая идеология станет кристаллизироваться и укрепляться, будет более страшен для России, нежели даже географическое расширениеЕС. Ибо мощь влияния европейских СМИ, масскультуры, системы ценностных ориентаций, общественного мнения и т.п. на российское население, естественно, будет нарастать. Однако европейская система ценностей не может быть адекватной российской действительности хотя бы потому, что европейцам не приходится противостоять столь многим противникам на своих границах и осваивать столь сложные регионы, какими являются российские Сибирь и Крайний Север. Экспансия европейских ценностных ориентаций в Россию в случае продолжения ослабления собственно российской культуры во многом губительна для РФ. Ну, нельзя в России культивировать, скажем, пацифизм. Это позволительно в богатой Европе, где армии все более становятся наемными. В России же с ее мусульманами, Кавказом, соседним Китаем, преступностью, отрицательным демографическим приростом - столь высокая степень индивидуальной свободы, которая влечет за собой отказ от насилия как рода деятельности - просто абсурдна и разрушительна. Такой роскоши Россия позволить себе просто не может. А из Европы это влияние будет идти".
  На основе анализа тенденций развития евроинтеграции Ю. Шевцов делает интересный вывод:
  "Сегодня главной проблемой России является не Кавказ, не Китай, не рождаемость и не кризис в экономике. Сегодня и на ближайшие несколько десятилетий главная проблема Москвы - впервые в истории ставшая единой Европа, чья нарастающая мощь уже сегодня даже близко несопоставима с российской. Пройдена грань, когда Москва могла предотвратить консолидацию Старого Света. Запад прирастает бывшими союзниками Москвы. Сегодня России к объединенной помолодевшей Европе придется приспосабливаться".
  Иначе говоря, культурная агрессия Европы способна отколоть от России большие куски одной лишь силой притяжения своего духовного потенциала.
  Ислам в наступлении
  "Мы забываем, что русская Средняя Азия перед завоеванием ее Москвой (да и после того) была самым мощным центром исламской образованности в мире. Пусть Бухара не вернет статуса образовательного центра суннизма; пусть она станет просто мощным центром. Но это будет образовательный и духовный центр ислама на постсоветском культурном пространстве. Осмыслению в этом центре и в других духовныхисламских центрах в бывшем СССР будут подвержены, скорее всего, не история братьев-мусульман в Египте и не нюансы суффитской мистики. Обобщаться в этих центрах будет прежде всего опыт выживания ислама в СССР, место ислама в Евразии, взаимодействие ислама с пьющим постсоветским населением и посткоммунистической культурой России. И полученные в результате такого осмысления духовные ответы неизбежно породят волну исламского учения, способную пробить культурно-идеологический код славянства и распространиться миссионерским путем среди русских в России (и не только среди русских, и не только в РФ)".
  "Сколько мусульман было лет тридцать назад в США или, например, во Франции? Мало. Почти не было людей, перешедших в ислам из христианства. А сегодня только в США до десяти миллионов мусульман, из которых порядка трех-четырех миллионов - принявшие ислам коренные американцы. В прошлом году в Нью-Йорке они даже проводили марш миллиона черных мусульман Америки. Ислам в США распространился в первую очередь среди негров. Во Франции уже насчитывается как минимум несколько десятков тысяч французов, принявших ислам у себя на родине".
  "Россия и все постсоветское пространство стоят перед угрозой перехода мусульман к массовой миссионерской деятельности в северном направлении. Как показал пример Боснии, славяне могут быть хорошими мусульманами".
  Русское Православие же слишком слабо, чтобы самостоятельно сдерживать натиск Ислама.
  Лучший сценарий для России?
  Стратегическим решением для России Ю. Шевцов видит вступление России в тройственный союз Соединенных Штатов, Европы и России.
  Яйцеголовые редко прорываются к рулю власти, а прорвавшись, нечасто имеют возможность воплотить свои идеи в жизнь. Миром обычно правят "посредственности".
  России не грозит поглощение Европой, так как в основе европейского объединения, по мысли Ю. Шевцова, лежит принцип Свободы (в тройственной интерпретации, которая мне ближе, ценностной системы "демократии - рынка - многообразия"). "Принцип разнообразия, вероятно, задает ту духовную границу, за которую не может перейти на Востоке Европейская интеграция. Россия не может быть равноправной частью Европы, ибо она слишком велика, чтобы быть равной другим народам и слишком нуждается во внутренней консолидации ради обеспечения своей стабильности в море азиатских проблем. Россия может быть надежным партнером ЕС, но не его составной частью. Россия - это особый мир, возможно, особая цивилизация. В рамках индустриального Севера Европа и Россия едины, но не более".
  Ясно, что Россия в этом союзе будет наиболее слабым и зависимым партнером: "сырьевым придатком", а также "стабилизатором Евразии", "буфером между Европой, Исламом и Китаем".
  ЕВРАЗИЙСКАЯ ТРАНСФОРМАЦИЯ РОССИИ
  Я согласен с Ю. Шевцовым в том, что вступление (точнее постепенное втягивание) России в тройственный союз США- Европа - Россия стало бы лучшим политическим решением.
  Но здесь хотелось бы ответить не на вопросы из серии "как должно быть", а из серии "как может случиться". Яйцеголовые редко прорываются к рулю власти, а прорвавшись, нечасто имеют возможность воплотить свои идеи в жизнь. Миром обычно правят "посредственности". И нельзя не согласиться с Ю. Шевцовым также и в том, что именно они спасут Россию.
  Ныне реальными представляются два сценария политиче-ского развития России в первом десятилетии XXI века. Хотя и они неравноправны.
  Первый сценарий предусматривает попытку восстановления России, как это понимают русские и "советские" националисты. На пути его воплощения такие "ограничители", как отсутствие паритета с Западом по ядерным и по обычным вооружениям, деградация российской армии и ВПК, долгосрочная продовольственная зависимость, инвестиционная зависимость добывающих отраслей, наступающий ислам, проблема кавказского сепаратизма и нестабильность в Центральной Азии, усиление Китая и инфильтрация китайцев, все более мощное влияние объединяющейся Европы, особенно на западные области России, а также на Украину и Беларусь.
  Из каких сегментов смогли бы националисты сложить систему эффективной политики и власти, когда столько сил работают на разрыв или подавление России?
  Ясно, что антизападная политика должна опереться на решительную поддержку одной из глобальных внешних сил. Такой силой может стать только Китай. Но вряд ли он захочет пойти на конфронтацию с Западом уже в первом десятилетии XXI века. Только если на словах?
  Что может стать для националистов внутренней опорой? Есть ли в России агрессивная сила, имеющая наступательную идеологию, осознанные интересы, социальную и экономиче-скую базу? Такой силой являются сейчас только мусульмане.
  А может ли такая опора-сила организоваться вокруг идей православного отечества, президента-царя и "советского" порядка?
  Может. Но это не будет идеология жесткого государственного централизма, которая мобилизует народ на возрождение русской или "советской" империи. Скорее эти идеи вплетутся в обтекаемое и всеядное евразийство, в котором будет реализовано не решительное, а брюзгливое антизападничество, не русский национализм, а тюркско-русский "интернационализм", не культурно-экспансивное православие, а блудливое византийство с московским хамским душком. Что-то вроде патриарха Алексия в лужковской улыбке и кепке.
  По причине полной неготовности к нему российского общества, русский национализм, даже если он случайно придет к власти, быстро трансформируется в евразийство.
  Поэтому евразийство - это все-таки не вторая, а единственная альтернатива идеологического возрождения, политической и социальной консолидации России в первом десятилетии XXI века.
  По причине полной неготовности к нему россий-ского общества, русский национализм, даже если он случайно придет к власти, быстро трансформируется в евразийство.
  Единственная еще и потому, что третья альтернатива - либеральная не имеет сейчас в России опоры в сколь-нибудь широких слоях общества. Либерализацию мы проходили в девяностых, сейчас маятник качнулся в другую сторону. Следующего качка надо ждать где-то к середине десятых годов наступающего века.
  Четвертая альтернатива - распад России. Эта альтернатива еще более маловероятна. Русские сейчас слабы в нападении, но по-прежнему сильны в защите. Начало быстрого распада России стало бы началом ее возрождения. Мы снова бы пришли к варианту евразийства, но менее обтекаемому, более угловатому, менее компромиссному, более органичному.
  Как Россия справится со своими проблемами, если оттолкнет руку помощи от Запада?
  Уверен, что даже при самой интенсивной антизападной риторике, она эту руку на самом деле не оттолкнет. Прагматичный Запад, крайне заинтересованный в стабильности России, в ее ресурсах и надеясь на новую либерализацию, эту помощь даже усилит (конечно, избирательно) по сравнению с постперестроечными годами. Эта помощь будет концентрироваться в ТЭКе, энергетической и транспортной инфраструктуре России и в ее инфраструктуре связи, а также, скорее всего, в химии и сельскохозяйственном машиностроении. Конечно, этой помощи будет недостаточно для возрождения независимой великой России, но она поможет смягчению наиболее важных структурных проблем страны.
  По-видимому, ни с одной из крупных структурных проблем Россия в первом десятилетии XXI века не справится. Но научится жить вместе с ними. Это значит, что к 2010 году в России:
  - ядерный потенциал будет существенно снижен, но обычные вооруженные силы усилят свою боеспособность. Это геополитический императив для России, ее ответ на нестабильность Кавказа и Центральной Азии. Это одна из выгод тесного сотрудничества с Китаем и Индией, которые в этот период предъявят большой спрос на поставки российской военной техники и, тем самым, обеспечат дополнительное финансирование российского ВПК;
  - тяжелая промышленность перестроится на обеспечение ограниченных потребностей ВПК и безграничных потребностей ТЭК;
  - сельское хозяйство сможет обеспечить потребности страны в продовольствии только на 75%, а сельскохозяйственное машиностроение в машинах и механизмах - на 40%;
  - Кавказ останется потенциально взрывоопасным регионом России и будет отвлекать на себя огромные ресурсы;
  - отношения с Украиной, Белоруссией и Казахстаном ухудшатся, но транспортировка по их территории российскогосырья и товаров останется стабильной. Будут реализовываться и новые транзитные проекты, хотя и не так быстро, как это было бы при нормальных отношениях;
  - Китай приобретет большое влияние в России через свои диаспоры на Дальнем Востоке, в Сибири, в крупнейших городах европейской части России и начнет использовать их в своих политических и экономических целях;
  - европейские и американские инвестиции в российские ТЭК, связь, химию и сельскохозяйственное машиностроение, как и европейские рынки для российского газа и нефти, существенно увеличатся. Фактически Россия превратится в сырьевой придаток Европы, поставляя сюда в конце десятилетия втрое больше сырья и полупродуктов, чем в "союзный" Китай.
  Россия, несмотря на свое декларируемое антизападничество, к 2010 году окажется под мощным экономическим влиянием Европы и США, одновременно попав и под влияние Китая. Это создаст уже в это время ощутимую разность потенциалов между европейской и азиатской частями России.
  Ее политические и военные силы будут сосредоточены на решении кавказских проблем и проблем, возникающих со странами распавшегося СНГ, а также с Турцией, Ираном и Афганистаном.
  Экономика приобретет более сбалансированный характер и в целом интегрируется в мировую экономику. Кое-где от наплыва российских товаров начнут защищаться тарифами. Кстати, это и будет одной из причин осложнения отношений между Россией и некоторыми странами Центральной Азии.
  В головах россиян перебродят агрессивные идеи и реваншистские послекризисные настроения, превратившись к концу десятилетия в консолидирующее евразийство славянско-тюркского и православно-исламского направления.
  К 2010 году российское геополитическое пространство будет напоминать заболоченную неуютную местность. С европейского запада - отвесная стена. На мусульманском юге - трясина. На китайском юго-востоке - безбрежный океан. Очередной тайфун оттуда грозит смыть все живое. Российские политики по-прежнему будут решать: то ли на стену взбираться, то ли дамбу строить, то ли по болоту в сапогах и на авось. А кто-то решится: "Построю плот и поплыву". И поплывет, под звуки вальса "На сопках Маньчжурии".
  Впрочем, это дело политиков - решать и решаться, куда плыть стране и дрейфовать регионам. Обычным российским людям первое десятилетие нового века представится деятельным и полноценным. Многие обретут простые ориентиры в жизни, утраченные в девяностые годы XX века вместе с работой, стабильным социальным статусом и моральной цензурой. В это время возродятся многие рабочие и итеэровские профессии, статусы четко оконтурятся и сложатся в устойчивую иерархию, а государство снова объяснит людям, "что такое хорошо и что такое плохо".
  ФЕВРАЛЬ 2001:
  ГЕРМАНИЯ СЕГОДНЯ И ЗАВТРА
  ОСНОВНОЙ ВОПРОС ОЧЕРКА:
  Кто Германия России: друг, враг или "так"?
  А Россия Германии?
  СОВРЕМЕННАЯ ГЕРМАНИЯ
  Неуверенная Германия
  Что такое современная Германия? Понять это нам поможет суховатая, но выверенная и основательная книга германского политолога К. Зонтхаймера.
  Современная Германия - это Германия, выросшая на отрицании нацистского прошлого. Это Германия, свою живую историю видящая лишь на два века назад. Это страна, ныне снова сильная и, как никогда, по крайней мере за последние четыре столетия, влиятельная в Европе.
  Но это и глубоко задумавшаяся Германия. Задумавшаяся над тем, не "свалилось" ли на нее новое счастье новым самообманом, лишь временной передышкой перед новым испытанием? Может быть, это "растерянная" Германия, сильная, но неуверенная в своих силах и своем будущем:
  "Германская экономика, несмотря на свое поразительное развитие по восходящей линии в послевоенное время (за которым последовал относительно постоянный, хотя и меньший и отнюдь не равномерный рост), вовсе не являлась столь самоуверенной и надменной, как это можно было бы предположить на основании рассказов о ее успехах. Она не обладает тем разумным доверием к самой себе, которое, собственно говоря, могло бы у нее возникнуть на основе в общем и целом позитивного развития".
  Европейская гармония была одним из наиболее страстных мечтаний немцев во все времена. И представляется неуместным и странным, что в то время, когда Германия воссоединилась, Западная Европа вступила в фазу утверждения единой валюты, а восточноевропейские страны прижались к ней, словно котята к кошке, немцы чувствуют страх и неуверенность.
  Может, потому страх и неуверенность, что позади только два века истории, да и то не своей, а прусской? Эта история в первой половине XIX века началась возвышением Пруссии, затем продолжилась созданием прусской империи, затем крахом прусской, созданием и крахом нацистской империи в первой половине XX века. Наконец, во второй половине XXвека наступило пробуждение от тяжкого ночного столетнего кошмара, и выросло тихое могущество ФРГ.
  Реально проснувшаяся нация хорошо помнит историю ночного кошмара, а что было до него, помнит только умом, но не сердцем. И только сейчас начинает вспоминать и эмоционально окрашивать то, что было много раньше. Ведь Гете и Шиллер не "мифические" Гомер и Вергилий, и даже не Данте, Рабле и Шекспир. Эти дядьки стояли у твоей кровати, когда ты засыпал. Они жили всего лишь вчера. А позавчера жил Лютер.
  Но настоящая историческая память народа - это живая память о "лете". Поэтому для немцев сейчас важно вспомнить лето ("макро") своей истории VIII-XV веков. Вспомнить как нации. Ведь тело уже "вспомнило" многое из того, что должен вспомнить мозг.
  Посмотрим на возрожденное политическое "тело" ФРГ 90-х годов XX века.
  Пожалуй, политическая система Германии сейчас является одной из самых сложных в мире. Многообразие, как германская базовая ценность, наконец, реализовало себя в сильном и дееспособном государстве-обществе, охватившем всю Германию. Этого не удавалось добиться со времен Карла V.
  Создавая свою политическую систему, германская элита "молчаливо" опиралась на собственные вековые традиции и "громко" перенимала опыт старейших демократических режимов: английского и американского, а также активно и публично отталкивалась от в целом неудачного опыта вильгельмовского, веймарского и гитлеровского режимов. В современной неуверенной Германии даже очевидные параллели из прошлого (не только недавнего) представляются многим интеллектуалам подозрительными.
  Но в чем все же проявились германские вековые традиции?
  Корпоративность
  Бундесрат, т.е. германский "сенат", формируется не "плебисцитарным", а "назначенческим" способом. Делегатов в эту палату германского парламента не избирают голосованием. Они делегируются земельными правительствами. Причем, в отличие от депутатов бундестага, им вручается так называемый "императивный мандат", согласно которому они не имеют права отклоняться от воли делегировавшей их земельной элиты.
  В Германии, несмотря на теоретическое господство понятия о разделении властей, сложилась корпоративная политическая система, в которой общество и государство теснейшим образом переплетены между собой.
  Это фактическое воспроизводство одной из самых характерных черт средневековых рейхстагов, на которых имперских субъектов представляли "делегации" князей, духовных и светских, рыцарей, а потом и горожан - представителей местной земельной элиты.
  Проявление вековых традиций в том также, что полномочия президента Германской Республики очень напоминают, правда, урезанные в силовых составляющих, полномочия средневекового германского императора. Его основная задача, как, между прочим, и у германского императора, быть стабилизатором политической системы в кризисные периоды. Серьезных политических кризисов в истории ФРГ еще не было, хотя, может быть, не было благодаря сдерживающей силе президентской власти. Ведь серьезные предкризисные ситуации уже случались.
  Если соединить власть президента и конституционного суда, имеющего право разрешать споры между палатами парламента и субъектами федерации, выносить свой вердикт относительно конституционности любых законов и норм, то получаем теоретическую власть германского императора Средних веков. Правда, необходимо добавить сюда еще и канцлерскую прерогативу главнокомандующего национальной армией во время войны.
  В Германии, несмотря на теоретическое господство понятия о разделении властей, сложилась корпоративная политическаясистема, в которой общество и государство теснейшим образом переплетены между собой. Партийная деятельность щедро финансируется из бюджета. Местные политические элиты напрямую контролируют бундесрат. Предпринимательские союзы обладают огромной политической властью, а партии бюрократированы:
  "Со второй половины 80-х годов федеральный министр экономики посредством так называемой "концертированной акции" пытается в своем духе воздействовать на партнеров тарифных соглашений. В этом "концерте" представители важнейших государственных, хозяйственных и социальных интересов должны так "сыграться" друг с другом, чтобы, насколько это возможно, взаимно согласовать свое политико-экономическое поведение, не связывая себя, однако, твердыми соглашениями. Эта акция несколько лет подряд откладывается, но все снова обсуждается".
  В германской политической системе тесно переплетены между собой законодательная и исполнительная власти, ведь имеющий огромную власть канцлер избирается не "плебисцитом", т. е. прямыми народными выборами, а бундестагом.
  В случае, если в бундестаге меняются местами оппозиционная и правящая коалиции, то и канцлер переизбирается. Тем самым, здесь практически маловероятна ситуация межпартийного противостояния исполнительной и законодательной властей. Она возможна, правда, лишь как противостояние двух палат: бундестага и бундесрата.
  Но бундесрат, рожденный исполнительной земельной властью, ориентирован не на "высокую политику", а на качество законов, на их исполняемость. Поэтому все противоречия между палатами до сих пор улаживались согласительной комиссией палат.
  Такая "корпоративность", "слепленность", системная согласованность германской политической элиты - это непосредственное воплощение ценностных основ нации. Именно корпоративностью германской политической системы больше всего недовольны американцы. Здесь они видят опасность для демократии, основанной на "сдержках и противовесах" (более точно - "сдержках и колебаниях"):
  "Государственные органы, политические партии и союзы интересов вступили в нынешней системе в симбиоз, который в современной политологии рассматривается как корпоративизм. При этом различают авторитарный корпоративизм, существовавший в руководимых государством, тоталитарным по своей тенденции, общественных организациях (сословия при фашизме, массовые организации при коммунизме). Кроме того, существует корпоративизм либеральный, при котором на основе принципиальной автономии союзов происходит взаимопроникновение государства и союзов. В нем участвуют также и политические партии. Можно не считаться с тем, достаточно ли удачно избрано понятие корпоративизм. Оно означает своего рода переплетение крупных организаций, партий и государственных органов, из взаимодействия которых, как правило, рождаются экономические и социально-политические решения современного государства".
  И, действительно, корпоративная система способна генерировать "трансцендентную" политическую волю, которая может разрушить все формальные сдержки представительной демо-кратии и вновь вернуть страну к архетипу "народного государства", уродливыми детьми которого, как мы знаем, были нацистский и коммунистический режимы.
  Но, с другой стороны, народная воля германской нации обусловлена не ценностями самодержавия и централизма, а ценностями многообразия и партикуляризма. Только в болезненном состоянии длительного раскола и слабости нация родила сначала вильгельмовский "нацизм", а потом и "настоящий" - гитлеровский.
  Правда, К. Зонтхаймер считает нынешнюю политическую систему не воплощением партикуляристских ценностей германской нации, а облагороженной либеральными оккупантами и, соответственно, улучшенной системой веймарской республики:
  "Политическая теория плюрализма внесла свой положительный вклад в то, что демократия в Германии понимается не как эманация руссоистской общей воли, а более сообразно- как происходящее по признанным правилам соревнование конкретных социальных интересов. Благодаря этому традиционная немецкая теория государства как блюстителя объективного общего интереса и воплощения нравственной идеи (Гегель) утратила свое политическое значение".
  К. Зонтхаймер уверен и в исконном миролюбии немцев:
  "Политическое сознание немцев и их политическое поведение в современную эпоху определяются, таким образом, многими историческими факторами, зачастую порожденными противоположными тенденциями. Однако образ бряцающих саблей, бахвалящихся немцев, образ Германии реакционныхпрусских юнкеров, воинствующих милитаристов и подобострастно вытянувших руки по швам верноподданных возник только в начале XX столетия. Именно он прежде всего определил отношение западных демократий к немцам. Такая Германия, запечатленная в карикатурах либеральной прессы, никогда не была всей Германией, а тем более не является ею сегодня".
  Опасность дальнейшей корпоративизации герман-ского государства в сторону тоталитаризма является мнимой.
  Но чувство вины и ощущение неуверенности все еще довлеют над немецкими интеллектуалами, которые продолжают доказывать всему миру, что "они сейчас другие":
  "Национал-социализм с его империалистической и преступной политикой, с его доведенной до гигантизма технократической романтикой, с бесчеловечным расовым учением и хорошо смазанным механизмом тоталитарного государства вновь распространил по всему миру негативный образ немца и сформировал его как стереотип. Сегодня, когда немцы по праву считают, что они другие, когда они, наконец, серьезно воспринимают демократию, им трудно понять, что их "имидж" за рубежом все еще определяется отрицательным опытом, приобретенным человечеством в период 1914-1945 годов".
  В современной германской общественной системе оригинально и адекватно проявился не только партикуляризм, но и экклесиальность (от "экклесиа" - народное собрание).
  Например, "важнейшая причина функционирования профсоюзной системы в духе регулирующего конфликты социального партнерства - членский охват наемных работников не по профессиям, а по предприятиям. Слесарь бумажной фабрики входит не в профсоюз металлистов, а в профсоюз работников бумажной и керамической промышленности. Таким образом удается избежать столь частых в других западных странах парализующих сепаратных стачек мелких групп".
  Почему членство не по профессиям, а по предприятиям является реализацией именно экклесиальности? Потому, что "предприятие" и его коллектив локальны и конкретны, так же как и "народное собрание", в то время как "профессии" объединены преимущественно интересами, пусть идеологизированными интересами, а не личными отношениями и личным участием.
  Опасность дальнейшей корпоративизации германского государства в сторону тоталитаризма является мнимой. Как эточасто бывает, политики и политические системы борются с собственными страхами, тогда как рядом вырастают реальные опасности, еще не распознанные и "невинные".
  Нынешняя система германских "сдержек и колебаний" направлена на предотвращение возвращения нацизма в любых формах. Также она направлена против неустойчивых состояний, воспользовавшись которыми нацизм может прийти к власти. Это борьба против теней прошлого, потому что немецкая нация уже вполне излечилась от нацизма. Причем наступает очередной ее критический период (2005-2053) - это "третья четверть большой осени" или "зимы осени", когда, как уже не раз бывало, взрыв партикуляризма фатально ослабляет германский национальный организм.
  Для немцев любая зима большого сезона является испытанием. Испытанием рознью, расколом, междоусобицей.
  Реальные и мнимые пороки "германус-политикус"
  В прошлом продолжают все же видеть не живые ценности и примеры для подражания, а "пережитки", "препятствия", которые, по умолчанию, следует преодолевать, исправлять на пути к истинному либерализму американского или английского образцов.
  Одним из таких "родимых пятен" отвергаемого в целом прошлого считается этатизм.
  "Среди продолжающих действовать традиций прошлого на первом месте следует назвать этатистскую, которая после века религиозных войн развилась в абсолютизм. В Германии государство всегда значило особенно много. Гегель поднял его значение до реализации нравственной идеи, а его многочисленные эпигоны видели государство в роли укротителя не упорядоченного без него общества. Государство служило во-площением общественного блага и даже стоя до 1918 г. над партиями, оно отлично блюло интересы господствующего класса. Но ему все же удавалось изображать свою политику как ориентированную на общее благо. Немецкое политическое мышление с середины XIX в. рассматривало несформированное общество как противоположность сформированному государству. Оно считало государство не политической организацией общества, а неприкосновенным инструментом обеспечения и упорядочения общественных отношений. Соответственно, дисциплина, долг и послушание постоянно ставились на шкале ценностей выше, чем свобода, индивидуальность, оппозиция.
  Из этой установки выросли неприязнь к общественной спонтанности, трудности восприятия партий и представительств интересов иначе, чем в качестве манифестаций партикулярных интересов, направленных против государства как воплощения всеобщего интереса".
  Другим серьезным пороком немца признается аполитичность:
  "В довольно непрочной связи с этатизмом находится все еще действующая традиция аполитичного немца. Она является продолжением в эпоху демократии мировоззрения верноподданного авторитарного государства. Выражается она в том, что политика рассматривается не как потенциальное дело всего народа, а преимущественно как дело тех, кому принадлежит ею ведать.
  К традиции ограничения себя сферой своего дома и быта, преданности культу интимной жизни немцев, идущей от пиетизма и филистерства, добавляется все еще распространенный взгляд, что политика - не для порядочного человека, она его только пачкает. Впрочем, такая идеология благоприятна для приспособленцев и карьеристов, и именно потому она подкрепляет господствующее у многих граждан негативное представление о политическом гешефте и его процедурах".
  Третий "великий порок" немца как человека политического - это идеализм или, иными словами, недостаток политического прагматизма:
  "В политическом мышлении Федеративной республики, а особенно в политических теориях, выдвигающих абстрактные критерии, видны следы той традиции, которую для краткости можно назвать теорией немецкого идеализма. Идеалистическая традиция нашей политической культуры тесно связана с традициями этатизма и аполитичности. Но при этом ее характерным выражением служит такой образ мышления, при котором обнаруженные политические и социальные отношения измеряются идеальным масштабом, что приводит к более или менее уничтожающему выводу насчет этих отношений. На основе подобной традиции в Германии развивалось непримиримое противоречие между властью и духом".
  Отсюда зачастую неспособность немцев признать позитивную роль институциализированного конфликта, конкуренции и соревновательности в политической жизни:
  "Значение традиции сказывается, далее, в неспособности большинства немцев видеть в ограниченном и упорядоченном конфликте средство продуктивного формирования общества. Немцы стремятся к гармонии, к связывающему всех воедино национальному сообществу, которому они охотно подчиняют интерес к честной конкуренции и открытому соревнованию. Так, например, порядок внутри партий для них не только проблема взаимоотношений между массой членов этой партии и ее руководящей олигархией, но и проблема боящейся конфликтов немецкой общественности, которая охотно истолковывает внутренние разногласия в политических группах и споры внутри них и между ними как признак слабости. Конфликты становятся в этой перспективе выражением несовершенства данного социального строя.
  Пруссия после объединения Германии снова становится ключевым участником в большой германской игре.
  На этом фоне можно объяснить время от времени вспыхивающий интерес немцев к социальным утопиям, к общественным проектам, не знающим конфликтов и разногласий".
  Мешает немцам и чрезмерное развитие формальной юридической логики, которую применяют зачастую и к вопросам, имеющим чисто или преимущественно политический характер, там, где необходимы воля, видение и компромисс, а не "буква".
  "И, наконец, следует упомянуть еще об одном свойстве немецкой политической жизни, которое продолжает почти нерушимо существовать и в Федеративной республике. Это тенденция облекать политические проблемы в одежду формальных правовых проблем и обсуждать их с юридических точек зрения. Данную тенденцию можно отнести прежде всего на счет юристов, образующих становой хребет германской бюрократии и организаций интересов, налагающих свой сильный отпечаток на общественную жизнь".
  Прусский фактор
  Пруссия после объединения Германии снова становится ключевым участником в большой германской игре. Онемеченная прусская нация, которая, как это ни странно, довольно уютно чувствовала себя в советском блоке, сейчас очень болезненно приживляется к общегерманскому организму ФРГ:
  "Радости и удовлетворению, вызванным столь неожиданно ставшим возможным объединением Германии, грозит опасность оказаться поглощенными теми огромными проблемами и тем тяжелым бременем, которые несет с собою процесс этого воссоединения. Сегодня уже никто не может дать надежный прогноз относительно удачного проведения отдельных этапов преобразования бывшей ГДР в приближающуюся к западногерманскому индустриальному обществу социальную структуру."
  ГДР была государством пирамидального ("верхового") порядка, естественно воплощая ценностный код пруссов:
  "ГДР была государством СЕПГ. Прочие партии, правда, не были устранены с политической арены, поскольку следовало сохранить демократическую видимость многопартийной системы. Но они были обязаны раболепно признавать руководящую политическую роль СЕПГ и влачить существование в качестве так называемых блоковых партий целиком под ее эгидой. СЕПГ хотя и предоставила им некоторые второстепенные функции и мандаты, однако до самого конца не опасалась никакой оппозиции с их стороны. Партии блока были фактически унифицированы".
  "Естественность" партийного централизованного государства стала причиной его устойчивости, несмотря на диктат Москвы и органичную неэффективность социалистической экономики.
  Именно "ценностная естественность" ГДР стала основой для далеко зашедшей национальной идентификации населения с восточно-германской республикой и ее обществом, а также стимулировала небезуспешные попытки перехватить у СССР роль "знаменосца социализма":
  "Так, с 1961 г. в ГДР началась фаза более сильной идентификации населения с навязанной ему социалистической системой, поскольку никакой альтернативы у него более не было. Под этим знаком шло относительно последовательное дальнейшее развитие и укрепление социалистической системы в ГДР.
  Консолидация государства СЕПГ прогрессировала при Вальтере Ульбрихте в 60-е годы так быстро, что шеф этой партии и он же Председатель Государственного совета ГДРрешился даже поставить под вопрос руководящую роль Советского Союза и образцовый характер его системы. Он предпринял осторожную попытку несколько высвободить ГДР из-под абсолютного советского господства. Мол, ГДР должна сама стать успешно осуществляемой моделью социалистического государственного строя и подлинно "человеческого сообщества".
  И все же, уже в семидесятые годы, когда отставание от Запада стало слишком большим, когда в советском блоке все более заметными стали маразматические проявления, в ГДР началось накопление недовольства и усилились сторонники западногерманской модели развития. Но система оставалась стабильной:
  "Полное отгораживание от Запада уже нельзя было проводить после договора об основах отношений между ФРГ и ГДР и общеевропейского совещания. Несмотря на растущее недовольство населения ГДР (которое, даже при определенном улучшении материальных условий жизни, не могло мириться со своими ограниченными жизненными возможностями, а особенно с препятствиями для поездок на Запад), укрепившаяся в ГДР структура власти никогда не подвергалась серьезной опасности... общество ГДР в 80-х годах стало более живым, лабильным и уже не безоговорочно подчинялось давлению сверху. Однако никакая опасность для сохранения тоталитарной системы и структуры власти не могла вырасти из внутреннего развития, из стремления к изменениям и улучшениям".
  Замечательным проявлением германского партикуляризма является система, при которой органы центральной власти полагаются в реализации своих решений на аппараты земельных правительств.
  Пруссы (пруссаки) - носители ценностей централизма, а не партикуляризма. Если бы им не удалось объединить Германию в XIX веке, то все германские болезни протекали бы легче и "протекли" бы значительно быстрее.
  Думаю, что безумия гитлеровской диктатуры не было бы, хотя, может быть, случилось другое безумие. Причем, случись оно в 50-х годах, то, вероятно, мир сейчас лежал бы в радиоактивных развалинах. Поэтому не будем оценивать, что лучше и, тем более, сожалеть о бедной Германии, ставшейдобычей "злодеев-пруссов". Что случилось, то стало нашим общим достоянием, как опыт, как предостережение, да и как послевоенный расцвет.
  Будущее значение прусского фактора, чуждого природе германского духа, но имеющего "пропуск" не только к германским комплексам, но и в германскую политическую и социальную систему, более подробно рассмотрим в прогнозной главе.
  Земельный партикуляризм
  Что еще роднит политическую систему современной Германии с ее славным прошлым?
  Социальным фундаментом Германии являются десять тысяч коммунальных общин, городских и сельских, а ее первыми социально-политическими этажами являются парламенты и правительства федеральных земель. Замечательным проявлением германского партикуляризма является система, при которой органы центральной власти полагаются в реализации своих решений на аппараты земельных правительств:
  "Организация управления Федеративной республикой - в основном дело земель. Большинство федеральных министерств для реализации принятых ими решений собственного административного аппарата не имеет, а пользуется помощью и содействием земельных управлений. Федерация обращается к ним с указаниями, дает поручения и воздействует изданием распоряжений на конкретное проведение ими в жизнь положений законов. Тот факт, что конкретная, детальная работа должна обеспечиваться землями, создает исключительно сильные позиции бундесрата в процессе законодательства, которые, не в последнюю очередь, проявляются как соучастие в административной деятельности".
  Важная роль бундесрата в политической системе ФРГ стала следствием победы германской традиции в острой политической дискуссии:
  "Обсуждалась альтернатива. Можно было либо принять принцип сената, предусматривавший образование второй, формируемой федеральными землями палаты, депутаты которой избираются народом путем прямого голосования, либо позаимствовать из прошлого традиционный германский принцип совета, при котором члены второй палаты стали бы представителями правительств земель, связанными их инструкциями. Решение было принято в пользу традиции. Это значит, что бундесрат (федеральный совет) представляет интересы земель в федерации через назначенных, а не избранных представителей земельных правительств. Соответственно этому принципу представительство земель функционирует в процессе формирования государственной воли преимущественно как инструмент исполнительной власти и бюрократии, а не как дополнительный орган демократического волеобразования".
  Победа традиции тем более значительна, что в силу различных причин субъекты федерации уже не были автономными и естественными государствами, сложившимися в XVI-XVIII веках, а их население в лихие годы после германского объединения под пруссаками было сильно перемешано:
  "Исторически германское федеративное государство (первоначально - союз князей) было альянсом исконно суверенных государств, объединившихся для того, чтобы прийти к формулированию единой политической воли для нации в целом. При этом не должна была терпеть урона исторически сложившаяся индивидуальность государств-членов, по национальным причинам объединившихся в этом федеративном единстве. Поэтому задача германского федерализма заключалась в том, чтобы сохранить исторически выросшее многообразие отдельных государств, будь то Пруссия, Бавария или Гессен, и вместе с тем добиться их общего взаимодействия во всех вопросах национального единства. Германский федерализм был легитимирован в первую очередь исторически, а уже во вторую- конституционно-политически.
  Однако эта историческая основа германского федерализма была в основном ликвидирована в результате унификации земель национал-социализмом и нового переустройства земель оккупационными державами...
  За исключением Баварии и ганзейских городов Гамбурга и Бремена, 11 земель старой Федеративной республики - это вновь созданные государства, в которых отсутствует как историческая традиция, так и отчетливый признак этнического различия их жителей. Перемещение беженцев и переселенцев после 1945 г. и связанная с развитием индустриального общества социальная мобильность населения, хотя и не устранили этнических различий германских провинций, но все же сильно стерли их. Таким образом, в германских федеральных землях едва ли можно видеть действительно особые государственные образования. Скорее, речь идет о территориальных корпорациях с формальной государственной структурой, которые материально сохраняют лишь незначительную самостоятельность".
  И все же современную Федеративную Республику можно считать вполне естественным политическим образованием, то есть основанным не на расчете и балансе формальных признаков, а на "естественном национальном праве" и традиции. Цитируемый здесь автор признает это, говоря о роли традиции и о "бесчисленных договорах", столь естественных для горизонтально-ориентированного германского правового сознания:
  "Земли (за исключением образования юго-западного государства, созданного из Бадена и Вюртемберга) не смогли создать уравновешенное новое административное деление территории Федеративной Республики, предложенное еще в 1948 г. западными оккупационными державами и предусмотренное с конституционно-правовой точки зрения статьей 29 Основного закона. Маленькие и большие земли, финансово сильные и слабые, города-государства и сельские государства продолжают существовать рядом друг с другом. Это объясняется тем, что не удалось создать федерацию из 5-7 более или менее равновеликих и экономически равноценных федеральных земель, что было бы оптимальным для федеративной структуры республики. Главным препятствием для разумного, сбалансированного переустройства структуры земель было не столько специфически земельное сознание населения. Решающими стали собственные интересы земельных политиков и бюрократов, а также растущий вес возникшей после 1945 г. традиции.
  Практика германского федерализма в области координации и кооперации, поддерживаемая бесчисленными межгосударственными договорами и соглашениями между землями или между федерацией и ими, в значительной мере осуществляется помимо народных представительств. Практикуемый федерализм - преимущественно дело бюрократов; он в значительной мере избегает парламентского контроля".
  Коммунальный базис
  Коммунальная Германия, несмотря на слухи о ее болезни и даже смерти, несмотря на бесконечные разговоры о необходимости ее коренной реформы, остается социальным и в значительной мере политическим базисом германского общества:
  "Понимание структуры коммунального устройства Западной Германии затрудняется также множественностью форм этого устройства. В одних общинных управлениях действует дуалистический, а рядом - демократический принцип; то они функционируют в форме советов, то власть осуществляется бургомистром. Отдельные земли, обладающие законодательной компетенцией по вопросам коммунального устройства, создали различные коммунально-политические структуры. Отчасти доминируют традиционные формы самоуправления, отчасти - учреждения, введенные оккупационными властями (прежде всего- в бывшей английской зоне оккупации)...
  Именно коммунальная политика послужила некоторым политикам трамплином для прыжка в большую политику. Однако в коммунальной политике чаще происходят знаменательные отклонения от национального образца политического поведения".
  Попытки реформировать коммунальную структуру Германии в основном были отторгнуты самой коммунальной системой. Сам этот факт убеждает в том, что коммунальные общины остаются реальным социальным базисом Германии. Реформа 70-х годов "сократила число самостоятельных общин в Федеративной Республике с 25 тыс. до примерно 10 тыс. Вокруг этой территориальной реформы развернулась острая политическая борьба, а планировщики не всегда достаточно считались с интересами граждан и исторически сложившимися структурами. Поэтому достигнутый результат (не в последнюю очередь, с точки зрения демократического участия населения) не получил однозначно положительной оценки. Движение гражданских инициатив, все более становившееся критическим фактором коммунальной жизни, во многом находило свои импульсы в борьбе против планирования, чуждого интересам граждан".
  Соскальзывая в кризис
  Земельный, почвеннический характер немецкого сознания все больше подрывается самим ходом развития современной цивилизации, подобно тому, как тысячелетние памятники разрушаются в течение десятилетий самим воздухом современного города. Тем более, что и земли - субъекты федерации, различия между которыми еще в двадцатых годах XX векабыли очень значительны, в результате практики фашистской диктатуры, войн, переселений, индустриальной и постиндустриальной революций, потеряли большую часть своей культурной уникальности и социального своеобразия. Тем более, что произошли массовые переселения населения и происходит непрерывная его ротация вследствие изменения экономических условий (сейчас в Германии, как и в США, люди меняют место жительства вслед за местом работы).
  Можно сказать, что немцы ФРГ уже потеряли часть своей коммунальной и земельной идентичности. Но опасно ли это? Кроме того, разрушаются семьи и выхолащиваются церковные общины. Не происходит ли и процесс выхолащивания личности? Общество подает сигналы SOS - опасно...разрушаются...выхолащивается... К. Зонтхаймер считает эту опасность серьезной:
  "Эти альтернативные ценности частично приходят из мира свободного времени, а частично объясняются решительной оппозицией разрушению гуманного образа жизни индустриальной экспансией и лежащей в ее основе рациональностью. Эту непрочную связку представлений о ценностях именуют постматериалистической. Путем эмпирических исследований констатируется, что постматериалистическая установка (или ментальность) находит в нашем обществе все больше сторонников, хотя овладеть большинством населения еще не в состоянии. Типично постматериалистическими ориентациями считаются заинтересованность в участии, подчеркивание качества жизни в противоположность количественным показателям, требование самоопределения или самореализации личности. Иными словами: когда мы говорим об изменении сознания индустриального общества, речь идет об отказе от описанной Максом Вебером пуританской трудовой морали и производственной этики и об обращении к отчасти анархическим, отчасти романтическим ("назад к природе"), а отчасти и гедонистским жизненным ориентациям, свидетельствующим о кризисе культуры современного индустриального общества...
  В настоящее время общество Федеративной Республики находится в фазе переориентации, даже перелома, которые заметным образом непосредственно воздействуют на политику. Из относительно стабильного, лишь слегка разделенного конфликтами общества послевоенной эры, мягко говоря, возникло "беспокойное общество".
  "Американизация"
  Унификация, которую насаждали вильгельмовская и гитлеровская власть, сейчас входит в жизнь под привлекательными обложками демократии, повышения качества жизни и престижа германской экономической модели.
  На сцену снова выходит двумерный человек. Он смотрит с глянцевой обложки справочника посылторга, почти как настоящий. Но ведь за его широкой улыбкой души нет.
  Она есть у американца, душа которого - в бизнесе и в вечном покорении Дикого Запада. Но ее нет у журнально-глянцевого немца, поскольку душа немца в мистическом теле общинной империи-содружества, в своей, охватываемой глазом и чувством коммунальной общине. В общем, перефразируя - что американцу хорошо, то немцу - смерть:
  "Устойчивые ранее партии превратились в рыночные институции. Их политические деятели все больше и больше считают себя экспертами по коммуникациям, причем на первом плане стоит краткосрочный успех, исчисляемый количеством поданных голосов, а вовсе не ориентация на прочные принципы и раскрытие перспектив будущего. Налицо лишь поверхност-ное и прагматичное следование сиюминутным интересам электората".
  Превращение партий в рыночные институции, естественное для американской культуры, в среде германской культуры приводит к накоплению кризисного потенциала - к очень опасному кризису доверия:
  "Главной же слабой стороной является хотя всегда латент-но существовавшее, но уже в начале 90-х годов открыто проявившееся общее недовольство значительной части населения своими политическими партиями. В публичной дискуссии этот феномен получил наименование "досады на партии" или "отчуждения от партий".
  Превращение партий в рыночные институции, естественное для американской культуры, в среде германской культуры приводит к накоплению кризисного потенциала.
  Развивается опаснейший синдром двуличия, болезненной раздвоенности политической морали:
  "Немецкому политическому мышлению с его этатистской традицией все еще становится не по себе, когда говорят о "власти союзов". Все еще продолжают считать, что (в соответствии с отжившей теорией дуализма государства и общества) влияние общественных интересов на политические решения нелегитимно. Союзы же, со своей стороны, учитывают это обстоятельство, постоянно пытаясь создать вокруг своих особых интересов ауру всеобщего блага и внушить общественности, что учет именно их интересов служит этому благу. Это вносит в германскую политику интересов немалую долю неискренности и мировоззренческого пафоса, вступающего в конфликт с прагматической ориентацией данной политики. Поэтому берлинский политолог Эрнст Френкель (на фоне гораздо менее предвзятой в указанном отношении американской демократии) представляет точку зрения, что Федеративная Республика страдает от "недоразвитого плюрализма". Подразумевается не слишком малый объем деятельности групп интересов в германской системе, а напротив, та стыдливость и неискренность, с какой легитимируется и осуществляется власть интересов".
  Постепенное омертвление государства проявляется и в том, что живые политические вопросы попадают в формальные сети чрезмерно разросшейся юридической системы, где и решаются либо в духе оскопленной политкорректности, или не решаются вовсе:
  "В обширной литературе о германской конституционной юрисдикции немалую роль играл вопрос, не превращают ли столь сильные полномочия этого суда правовое государство в государство юстиции, а государство законов - в государство судей, или, иначе говоря, не ведет ли это к превращению политики в юридическую казуистику".
  Таким образом, "американизация" германского общества представляет собой все более возрастающую его неадекватность новой динамичной действительности, научно-техническим и другим цивилизационным вызовам. То, что преподносят как исправление немецкой отсталости от "идеальной", т. е. американской, модели, помочь не может, травмируя и раздражая немецкое общественное сознание, "идеальные рецепты" в лучшем случае бесполезны, в худшем - вредны.
  Правда, германский организм пока отвергает "правильные рецепты", предпочитая "неправильные" свои. Но впереди "зима германской большой осени", а с нею и бунт партикуляризма и расцвет патентованных советов и советчиков. Возможна и американизация без кавычек, американизация как новая германская болезнь.
  
  
  ГЕРМАНИЯ ЗАВТРА
  Бунт партикуляризма: от земельных противоречий к корпоративной революции
  
  Так что же впереди? Бунт исконно германского партикуляризма? Или американизация?
  Впереди бунт. Но его разрушительная сила направлена, прежде всего, против самих немцев. Ведь впереди эта самая третья четверть "большой осени".
  В чем может проявиться "зимне-осенний" разгул партикулярных страстей в Германии 2005-2053?
  С огромной разрушительной силой он проявится в коммунальной реакции, интегрированной в общеземельную реакцию. Впрочем, земельная реакция будет не столько "беспричинной" реакцией базовых партикуляристских ценностей на неадекватную им действительность, сколько целенаправленной реакцией на революцию другой центробежной силы - революцию крупных компаний, объединившихся в отраслевые общеевропейские корпорации.
  Эти корпорации интегрируют в себе власть предпринимательских и трудовых союзов, власть собственников и менеджеров. Они обопрутся в стране на мощную технократию и попытаются интегрировать в себя земельную бюрократию. Крупные корпорации, сделав базовыми какие-то германские земли, тем самым попытаются приручить власти и население этих земель. Очень существенной станет поддержка, оказанная этим корпорациям со стороны общеевропейских властных и лоббистских структур.
  Получится, как при Штауффенах: насаждение жесткой зависимости вовне Германии, дезинтеграция внутри страны.
  Но до середины 20-х годов XXI века власть "отраслевых корпораций" еще не будет жестко институциализирована. Германия переживет первичный кризис партикуляризма, который и запустит весь механизм "средне-зимнего" кризиса - откроет дорогу власти отраслевых гигантов.
  Произойдет все тот же "бунт ценностей" как ценностей земельных, в центре которого будет находиться земельная "аристократия" (бюрократия). Поводом, возможно, станут противоречия между восточными и западными землями, резкоеухудшение отношений между немцами и проживающими в Германии иностранцами (прежде всего турками и, наверное, итальянцами), усиленные экономической стагнацией, американскими интригами и коррупционными скандалами в ведущих партиях.
  Земли Южной Германии взбунтуются против программ помощи Восточной Германии, а также против расточительной, с их точки зрения, общеевропейской интеграционной политики страны. В результате Германия политически расколется на "восточников" и "южан". К обоим блокам примкнут различные среднегерманские "аристократии", что расколет страну примерно надвое, на два противостоящих друг другу политических лагеря.
  Борьба разгорится уже в середине десятых годов XXIвека и до начала двадцатых годов она будет отвлекать основное внимание федерального правительства.
  Поскольку в это время общеевропейская интеграция сделает свои решающие успехи, а экономический рост Германии и всей Европы будет впечатляющим, поскольку американские позиции в Европе существенно ослабнут, постольку Восточно-Германский блок будет олицетворять собой в глазах немцев не только интересы евроинтеграторов, но и интересы германского единства. Поэтому Южно-Германский блок будет побежден и убежден.
  Революция корпораций и "разбегание" земель
  Но в тени этой борьбы вырастут монстры политических и экономических олигополий и монополий, тесно интегрированных с земельными бюрократиями. Бывшие союзники по Южному блоку: Бавария и Баден-Вюртемберг, как и во времена гвельфов и гибеллинов, станут отчаянными конкурентами между собой и превратятся в носителей наиболее опасных для германского единства идей земельного автономизма.
  Баден-Вюртемберг экономически будет усиленно интегрироваться с Швейцарией и Францией, а Бавария - с Австрией, Чехией, Венгрией и Италией.
  После корпоративной революции двадцатых годов XXIвека германское многообразие позволит наблюдать удивительные явления разбегания германских земель "по соседям". По многим критериям Баден-Вюртемберг станет частью Франции, а не Германии. Баварию можно будет "записать" частью Италии.
  А восточно-германские земли станут перекрестьем влияния Польши и западногерманских земель. Эта посредническая роль поможет восточно-германским землям вновь утвердиться в качестве равноправных и равнобогатых с западно-германскими землями.
  После корпоративной революции двадцатых годов XXI века германское многообразие позволит наблюдать удивительные явления разбегания германских земель "по соседям".
  Прусский национально-общинный организм в 2005 году вступает в первую четверть большой зимы или в "лето зимы". Это сравнительно благоприятный период, когда интеллект нации достигает вершин трезвости и объективного познания мира и себя. Но ее душа в это время представляет собой ослабленное существо. Это мудрость благородной старости, если благородство сдерживает порывы и комплексы. Это череда просветлений и срывов - взрывов, как правило, бессильной злобы, если благородства не хватает.
  Надеюсь, что в первой половине XXI века пруссакам-пруссам уготована благородная роль. Хотя бы потому, что их много меньше в Германии, чем собственно немцев. Они перенесли тройное поражение своей политической доктрины. Они пережили крах системы, созданной Бисмарком и Вильгельмом I и извращенной Вильгельмом II, также системы, созданной Гитлером и, наконец, системы, созданной Ульбрихтом и Хоннекером. Да и не они присоединили к себе Германию, а Германия их присоединила к себе.
  Пруссии в единой Германии XXI века уготована роль стабилизатора. Роль центростремительного стабилизатора станет для Пруссии основной и благодарной. А также роль посредника и проводника в германо-славянском сближении. Славянско-германское сотрудничество станет одним из "козырей" Пруссии, которая и станет его центром.
  В двадцатых годах XXI века Германия уйдёт в "троянский поход" за землями и славой в пределах Западной и, меньше - Восточной Европы и, действительно, добьётся многого, но, в отличие от Одиссея, не обретёт себя, а потеряет.
  Поэтому уже в тридцатых годах XXI века в Германии начнет усиливаться и твердеть убеждение в том, что процессы европейской интеграции надо остановить, занявшись интеграцией самой, уже изрядно дезинтегрированной, Германии.
  Парадоксально, но к 2050 году прусский Восток будет дальше от германского Запада, чем в 2000 году. Пруссия будет чувствовать себя уютно на перекрестье славянского и германского миров.
  В начале XXI века многим немцам представляется, что наступает благословенное время общеевропейского единства, в котором Германия будет сердцем и сердцевиной, в котором немцам уготована хлопотная, но благодарная и благородная роль старшего брата.
  Но проблемы объединения, воспринимаемые сначала как законные хлопоты по обустройству в новом доме, окажутся всё же столь нервическими, что просто вымотают душу.
  Да и в собственной квартире, в своей семье не всё будет ладиться. То Восток с Югом будут ссориться и скандалить, то вдруг окажется, что в своей квартире он (немец) не хозяин, что назойливые соседи, особенно бесцеремонные южане (итальянцы и испанцы) без спроса и без стука входят и выходят, что-то приносят, что-то выносят, в общем, не жизнь, спокойная и сосредоточенная, а цыганский табор, песни, пляски и всё больше под чужую дуду, и при этом ещё заставляют раскошеливаться, так что и денег нет, и свободы, и уважения тоже.
  Восточный поход
  Новый национализм, который возобладает в 50-х годах XXI века, уже не будет старым самоутверждением помолодевшей (или считающей себя таковой) нации, это будет досадливое "а ну их!"
  Германия повернётся к Западу задом, а к Востоку передом, тем более, что Польша, Украина и Россия с готовностью примут Германию в свою отнюдь не дружную семью; Россия потому, что будет слабой перед китайским проникновением и исламской угрозой, Украина потому, что давно хочет в Европу; а Польша потому, что получит достаточно удобные и безопасные условия в сотрудничестве с Пруссией-Германией и станет славянским центром славяно-германского сближения.
  Германия воспримет свою новую восточную политику как новую миссию, вернее, новое видение исконно германской миссии и попытается противопоставить себя Италии и Франции:
  Во второй половине XXI века Германия породнится со славянским Востоком, а количество "настоящих" славян, проживающих в Германии, превысит 10%.
  "И все же эти обширные территории, находящиеся в потоке непрерывных изменений, где в грядущие столетия может родиться все - или не возникнуть ничего, внутренне близкие скорее метафизической приглушенности Германии, нежели французской ясной завершенности очертаний, остаются для Франции столь же мало доступными, как и англосаксонский мир. Если этот последний отделен от Франции насыщенной сжатостью и чужеродностью его собственных форм, то западно-восточный регион - мятежной тревогой и такими глубинами, куда французский дух, с присущей ему благородной утонченностью мысли, никогда не осмелится спуститься, застывая подобно ветхому старцу - хотя он отнюдь не стар и дряхл- перед выражающими их суть вечными словами: "Смерть для жизни новой" (А. Вебер).
  Германия в первой половине XXI века - это действительно красивая, многообразная и талантливая страна. Здесь, под закатным солнцем, соберется всё великолепие европейской цивилизации, а научная мысль подарит миру великие открытия и изобретения.
  Во второй половине XXI века Германия породнится со славянским Востоком, а количество "настоящих" славян, проживающих в Германии, превысит 10%. Славянская Пруссия станет ещё более славянской.
  Но католический ренессанс, который придет в Европу во второй половине XXI века, значительно усилит социальное напряжение в стране, поскольку процесс религиозного возрождения более всего захватит население Южной Германии, меньше- Средней и Северной, ещё меньше - Восточной.
  Католическая Польша станет в это время более "протестантской", чем католической страной, не по вере, а по духу времени и ничуть не ослабит это противоречие между светским Востоком и религиозным Югом Германии.
  Южная Германия вовлечётся во все процессы итальянского, испанского и французского католического ренессанса и ужев конце XXI века будет смотреть на остальную Германию глазами Южной Европы, а не Южной Германии.
  В начале XXII века этот явно обозначившийся раскол Германии на "славянский" Восток и "латинский" Юг вызовет мощную объединительную реакцию общегерманского организма.
  Прусское господство станет тем самым "иностранным владычеством" над Германией, погрузившейся в "растительное существование".
  Германия снова соберётся с силами и духом и консолидируется. Но уже в тридцатых годах XXII века Южная Германия будет объединена в союзную Италии швабско-баварско-австрийско-швейцарскую конфедерацию, а Север, Центр и Восток объединятся в конфедерацию с Польшей, Чехией и Украиной.
  До конца XXII века "славянизация" Северной Германии усилится. Южная Германия станет полем битвы между находящейся в расцвете Италией и возрождающейся Францией.
  Дальнейшая история Германии - это история нации в макрозиме 2283-3061. Германия в этот период будет столь же бессильна, как и Галлия периода римского владычества и Италия периода "тёмных веков".
  Но, возможно, что Пруссия не даст Германию "в обиду", не позволит отнять у неё язык, а, тем более, ассимилировать или "растащить" по соседям. Прусское господство станет тем самым "иностранным владычеством" над Германией, погрузившейся в "растительное существование". Значит, XIX и XX века были с точки зрения долгосрочной перспективы лишь репетицией будущей германской многовековой зимы?
  ОКТЯБРЬ 2001:
  АМЕРИКАНСКАЯ АРАБСКАЯ СТРАТЕГИЯ
  ОСНОВНОЙ ВОПРОС ОЧЕРКА:
  Реальна ли угроза глобальной дестабилизации в начале века и какова реакция Запада на вызов Юга?
  АРАБСКИЙ ВЫЗОВ. ЧТО В ОСНОВЕ: СТРАХ ИЛИ СТРАСТЬ?
  Цели Запада
  
  Станут ли сентябрьские события точкой бифуркации в мировом развитии - началом длительного нестабильного периода? Или они останутся в исторической памяти лишь запоминающимся страшным эпизодом в долгом раскачивании глобальной западноцентричной системы? Или мы снова живем в двухполюсном мире, и 11 сентября это стало очевидным для всех?
  Другой, более предметный вопрос: стало ли противостояние западной и исламской цивилизаций наиболее существенным (осевым) противостоянием в современном мире, чреватым началом Третьей мировой войны, войны не "горячей", но и не "холодной", а войны "тлеющей" и "искрящейся", но чаще "бьющей током", увидеть который можно только по его последствиям?
  Еще группа вопросов: не приведет ли эскалация страхов и терроризма к перерождению гедонистских западных демократий в авторитарные режимы с элементами тотального контроля со стороны спецслужб? Или элиты западных стран найдут оригинальные "лекарства", эффективно действующие против терроризма и не имеющие побочных эффектов, убивающих гражданские свободы? Более того, может быть борьба против терроризма оздоровит западные общества, дав им новые общезначимые цели, ограничив расходы на паразитов, уведя деньги из сферы эксклюзивных развлечений и извращений в сферу общенациональной борьбы с внешним врагом?
  Ясно одно - противостояние западной и арабской цивилизаций стало в самый центр мировой политики. Но надолго ли? Ясно и то, что война против Бен Ладена и талибов непременно затронет более широкие силы в исламском и арабском мире.
  Представим ход этой войны, а также выявим ее ложные и реальные опасности.
  Цели Запада в этой войне в основном понятны. Запад вполне удовлетворится "наказанием" талибов как единственной в этой ситуации конкретно локализованной силы, а, тем более, силы, интересы которой и стояли непосредственно за террористическими актами в Нью-Йорке и Вашингтоне.
  Теракты стали "асимметричным ответом" американцам. Ответом Бен Ладена, боевого друга талибов, его реакцией на пресечение американцами более тесного союза талибов с пакистанскими пуштунами с целью уже в 2001 году генерального наступления на Северный альянс и далее, на Таджикистан и Узбекистан.
  "Наказанием" будет бомбардировка талибских баз, существенное ослабление талибов перед лицом противостоящего им Северного альянса, но не полный разгром талибов, включая и подавление их партизанской деятельности.
  Конечно, обида американцев велика, и Буш обязательно потребует полного расчета за страх, испытанный 11 сентября им и руководимой им великой нацией. Эмоции могут потребовать по-настоящему кровавого возмездия, нанесения массированных ударов по базам террористов и в других мусульманских странах.
  Попытаются ли США воспользоваться ситуацией для решения сопутствующих задач? Такой, например, как усиление своего присутствия и влияния в Центрально-Азиатском регионе (ЦАР) в ущерб интересам России? Такой, как усиление своего влияния на Европу через расширение функций НАТО? И такой, как эскалация военных и иных государственных расходов с целью смягчения экономического кризиса, на пороге которого стоят сейчас Соединенные Штаты, а с ними и весь Запад?
  Воспользуются, безусловно. Вопрос не в этом, а в том, что эти цели могут остаться "фоновыми", сопутствующими, а могут стать и во главу угла, отодвинув основную - нанести поражение международному терроризму, дать адекватный ответ на беспрецедентно наглый вызов.
  Реальность же будет такова, что эти (сопутствующие) цели кое-где выйдут на первое место.
  Например, антитеррористическая борьба будет использована как сильное терапевтическое средство против экономического кризиса. Расходы на оборону и безопасность вырастут на 100-150 миллиардов долларов в год, американцы будут избыточно долбить Афганистан сверхдорогими ракетами, думая не только о возмездии, но и о помощи своей "запузыревшей" экономике - о расширении военных заказов.
  Но другие сопутствующие цели скорее всего останутся в тени основной, поскольку любое уклонение в сторону чревато опасным ростом нестабильности и антиамериканских настроений. Тут уже не до "игрушек", политических интриг и заумных комбинаций.
  Основной же целью американцев станет не "возмездие" и не изменение соотношения сил в Афганистане, а полная перестройка работы спецслужб, застрявших на советско-американских фронтах, так, чтобы изощренному сетевому терроризму исламистов противопоставить еще более изощренную и подавляющую его по мощи организацию спецслужб западного мира.
  Цели талибов
  Каковы цели противоположной стороны - террористических сетей Бен Ладена и талибов? Террор ради террора? Террор из мести? Борьба за власть? Борьба за территории? Борьба за идеи? Логика религиозного возрождения и национальной экспансии?
  А конкретней: борьба за Халифат, за власть "в отдельно взятой стране" с последующим экспортом революции по всему арабскому миру? Борьба, порожденная не целью, а страстью, избытком национальной энергии и готовностью к самопожертвованию, борьба за воплощение имперских миражей?
  Еще конкретней: Бен Ладен борется за власть в богатейшем арабском государстве и духовном центре ислама - в Саудовской Аравии.
  С одной стороны подталкивает страсть, а с другой - страх. Страх перед нестабильностью аравийского процветания, основанного на чудесной дешевизне добычи одного единственного ресурса - нефти, с конца 40-х годов занявшего исключительные, центральные позиции в мировой энергетике, но уже с начала 80-х неуклонно уступающего позиции газу и экологическому движению, которое опирается на успехи в ресурсо-сбережении и "виртуализации" западных экономик.
  Одновременно расширяется добыча нефти в неарабском мире, пусть более дорогой "в производстве", но конкуренто-способной после стремительного повышения цен в 70-х годах. А впереди уже маячит революция топливных элементов, способная полностью вытеснить нефть из сферы энергообеспечения автотранспорта.
  Израиль воспринимается арабами не только как анклав враждебного Запада, но и как искусственное государство, разместившееся на правах автохтона региона у самого сердца арабского мира. Он "захватил" одну из его святынь и многократно унизил его своими военными победами.
  Страх перед будущим, гнев униженного карликом великана, религиозное возрождение через активизацию идей Чистого ислама, великая мечта о Халифате, огромные богатства, накопленные почти за 30 лет - вот та гремучая смесь духовных стремлений, обид, страстей и амбиций, которая взорвет аравийское общество великой исламской революцией и большой арабской империей.
  В центре этой революции находятся аравийские арабы, во втором круге - их родные братья, арабы неаравийские, в третьем - побратимы, т.е. мусульмане неарабские.
  Таких Бен Ладен подставил сейчас под американские ракеты и бомбы. Таких он мечтает использовать в качестве запала аравийской революции. Впрочем, для великой цели великие мечтатели и злодеи не жалеют никого, ни чужих, ни своих, и свою жизнь они способны принести на алтарь великой борьбы и победы.
  Прежде чем подробно рассмотреть ход войны между Западом и аравийскими революционерами, подробнее представим себе сценарий завершения эпопеи арабской нефти. Иначе малообоснованными становятся основные сюжеты и мотивы действующих лиц арабской революции, да и весь сценарий развития ситуации в арабском мире 2001-2020.
  АРАБСКАЯ НЕФТЬ. СЦЕНАРИЙ КРИЗИСА 2001-2020
  Арабский боевик, похожий на триллер
  Посмотрим на сценарий развития мировой энергетики в первые два десятилетия XXI века.
  Эра нефти как глобальной экономической и политической силы началась в 50-х годах XX века. 50-е годы можно охарактеризовать как эпоху крупных нефтедобывающих компаний, хищников-первопроходцев из мира американского и европейского бизнеса, приобретших в то время огромную власть и получивших большие сверхприбыли.
  60-е годы запомнились как эпоха дешевой нефти, время потребителей нефти, получавших ее в неограниченно возраставших количествах по снижающимся ценам.
  Но в этом десятилетии появилась и укрепилась ОПЕК, возникло напряженное противостояние между производителями и потребителями, производителями и компаниями. Да и пресловутые "семь сестер" именно в это время были ошельмованы в глазах американского общественного мнения.
  70-е годы стали десятилетием торжества стран-нефтепроизводителей, победивших в прямом противостоянии ОПЕК со странами-потребителями и их компаниями-"сестрами". Цены на нефть в ходе кризиса 73-74 выросли вчетверо.
  Потом еще был кризис 79 года и иранская революция - первая фундаменталистская революция. Революция не арабов, а персов, пример которой стал шокирующим для Запада, вдохновляющим, но не заразительным для исламского мира.
  С начала 70-х годов почти все арабские страны Аравии, а также Ирак, Иран, Алжир и Ливия начали получать монопольную сверхприбыль от продажи нефти на мировом рынке, цену на которую они взяли под свой контроль.
  Запад тяжело пережил первый нефтяной шок, но уже второй нефтяной шок 79 года оказался сильно сглажен.
  В целом не экономические, а политические аспекты шока были восприняты Западом как вызов и угроза, так как прецедент введения эмбарго против Соединенных Штатов, в то время в основном обеспечивавших себя своей собственной нефтью, будучи применен к более зависимой от нефти стране, такой как Япония, Франция, Италия, ФРГ, мог парализовать ее экономику. Ответом стала бы интервенция Запада и конфронтация Запада с Советским Союзом с очень неясными последствиями, тем более, в условиях абсолютной нехватки у Запада нефтепродуктов.
  Уже с начала 80-х годов начинается неуклонное падение нефтяной ренты арабских нефтедобытчиков, так как высокие цены стимулировали разработку альтернативных источников добычи нефти и развитие альтернатив самой нефти (газ, ядерная энергия, меньше - гидроэнергия и другие возобновляемые источники энергии), стабилизировали потребление уже "приговоренного к смерти" угля и привели к эффективному снижению энергоемкости ВВП развитых стран (в семидесятых-восьмидесятых годах примерно на треть).
  Уже в середине 80-х Запад переломил ситуацию на мировом рынке нефти: рынок производителей стал сбалансированным рынком, в котором олигопольная власть производителей была уравновешена олигополией потребителей, успешно диверсифицировавших источники поступления первичных энергоносителей.
  Следует учесть и то, что к 1973 году Запад был готов добровольно согласиться на повышение цен. В результате напряженных переговоров с ОПЕК в 1971-1973 он постепенно привык к мысли о неизбежности перераспределения в пользу производителей доходов, в основе которых оказалась нефть.
  Энергетический базис Запада в то время обходился для него всего лишь в 5% от ВВП (к 2000 году он вырос до 9%) и, с одной стороны, его заниженная доля вела к энергетическому расточительству, ухудшению состояния природной среды и деградации иных, конкурирующих с арабской нефтью, источников энергии, той же нефтедобычи Северного моря, а, с другой, уступка энергетикам нескольких процентов ВВП (в этих добавленных 4% ВВП сверхприбыль арабов составила чуть больше одной десятой) была назревшим и стратегически позитивным перераспределением национальных финансовых ресурсов.
  Экономический шок был вызван насильственным и резким характером перемен, но не переменами как таковыми. Потому-то в 1979 году нефтяное оружие ОПЕК практически не сработало, хотя цены на нефть на короткое время взмыли в заоблачные выси (в 1981 году до 35 долл./барр).
  В 90-е годы продолжается тенденция укрепления олигопольной власти основных стран-потребителей. Расширяется добыча нефти на неарабских месторождениях, увеличиваетсяиспользование газа, улучшается экономичность автомобилей и тепловых электростанций, основной рост ВВП развитых стран перемещается в интеллектоемкие, но малоэнергоемкие отрасли- электронику, телекоммуникации, СМИ, Интернет, биотехнологии.
  В 90-е годы нефтяной рынок вновь стал рынком покупателя, в том числе и потому, что арабы-нефтеэкспортеры действительно "сели на нефтяную иглу".
  Приятным "сюрпризом" для потребителей нефти стал крах СССР, лишивший арабский мир авторитетного покровителя и немедленно усиливший на мировых рынках политиче-скую и военную составляющую олигопольной власти Запада.
  Увеличившаяся власть Запада, в том числе и как олигопольного покупателя на мировом рынке нефти, немедленно проявилась в событиях 1997-1998, когда в ходе азиатского кризиса, незначительно в целом снизившего спрос на энергоносители, цены на нефть упали более, чем вдвое, снизившись в реальном исчислении до уровня 60-х годов.
  Арабский мир вновь попал в очень жесткую зависимость от Запада. В 90-е годы нефтяной рынок вновь стал рынком покупателя, в том числе и потому, что арабы-нефтеэкспортеры действительно "сели на нефтяную иглу".
  Они привыкли к нефтяной подпитке своих бюджетов и завышенного уровня жизни, опутали себя сложной системой финансовых обязательств в исламском и в развивающемся мире, создали дорогую и технически сложную инфраструктуру нефте- и газотранспортировки, нефтепереработки, нефтехимии, водоснабжения, обороны, практически полностью зависящую от сотрудничества с Западом, разместили десятки миллиардов долларов в западных банках и на американском фондовом рынке.
  В то же время богатство арабских шейхов и привилегированных предпринимателей оказалось просто богатством, сокровищем, не рождающим существенную политическую и экономическую власть в мировом масштабе. Богатство оказалось всего лишь богатством, больше бременем и заботой, чем властью и свободой.
  Один из главных страхов на Западе и основная потаенная надежда арабов в 70-х годах - это возможность скупки "на корню" лучших фирм, престижной недвижимости и значительной части политических элит Запада. Но, "странным образом", арабское богатство, оставаясь значительным и прирастая в долларовом эквиваленте, как-то незаметно, но довольно сильно убывало в своем значении властного рычага в мировой политике и мировой экономике.
  И, если инфляция была частично компенсирована капиталовложениями в инфраструктуру и промышленность, деятельностью (хотя вряд ли очень успешной) на фондовых рынках, то практически двойной рост экономик Запада в 1970-2000 происходил на фоне снижавшейся с середины 70-х общеарабской нефтяной ренты.
  За три десятилетия избыточного финансирования ни одна из арабских стран-нефтеэкспортеров не смогла создать эффективной экономики за пределами нефтяного сектора.
  На чисто эмоциональном уровне можно просто сравнить 150 миллиардов долларов в середине 70-х, когда за эту сумму теоретически можно было скупить десять ведущих мировых компаний (потому эта сумма уже сама по себе обладала огромной властью) и 150 миллиардов в 1999 году, которой хватило бы только на приобретение одной компании где-то в третьей десятке крупнейших компаний мира.
  Не надо забывать и о способности демократических механизмов "осваивать" огромные коррупционные финансовые потоки, продолжая сохранять устойчивость и оставаясь ориентированными на национальные интересы. Постоянная ротация и распределение власти делают задачу "скупки" политической элиты почти невыполнимой, и невыполнимой совершенно в условиях сносной работы механизмов "очистки": прессы, общественных лоббистов, государственных контролеров, фондовых рынков и просто патриотов, которых всегда много в здоровых обществах.
  В 80-е годы арабская угроза как-то незаметно сменилась японской, но с теми же последствиями - американская демократия уже к началу 90-х перемолола все японские коррупционные потоки.
  За три десятилетия избыточного финансирования ни одна из арабских стран-нефтеэкспортеров не смогла создать эффективной экономики за пределами нефтяного сектора. Это характерно как для стабильно прозападных стран, так и для стран "экспериментаторских" - Ливии, Алжира, Ирака. То же можно сказать и о фундаменталистском шиитском, с 1979 года, Иране.
  Отсюда - вывод. В 90-е годы арабский мир вернули на место, которое он занимал в 60-х годах. Его глобальное политическое влияние и даже способность влиять на мировой рынок нефти существенно, принципиально снизились.
  Ему как бы сказали: пользуйся, трать, наслаждайся, гордись собой, но Израиль не трогай, социалистических и фундаменталистских экспериментов не затевай и не пытайся разговаривать с нами на равных. Можешь поэкспериментировать с либерализацией или законсервировать свои традиционные структуры, признаем также твои права на нефтяной картель и монопольную сверхприбыль, но "в приемлемых рамках".
  2000 год. Реалии нефтяного могущества
  Такими, в целом приемлемыми для Запада рамками, сейчас является цена на нефть в пределах 20-40 долл./барр., хотя "идеальными" Запад считал бы 15-30. В ценах начала
  70-х годов это всего лишь 6-12 (5-10) долл./барр. Это немного, учитывая удвоение экономики Запада по сравнению с началом 70-х и существенное уменьшение энергоемкости их экономик, а также стабилизацию нефти на уровне 40%-й доли в структуре потребления первичных энергоносителей.
  Нефть уже не является столь агрессивным экономическим фактором, угрожающим взорвать сложившиеся экономические пропорции мировой экономики, какой она была в 70-е и 80-е годы. Она по-прежнему остается жизненно важным и "опасным" ресурсом, но с более спокойным характером.
  Темпы инфляции в европейских странах и США коррелируют с ростом цен на нефть с коэффициентом 0,01:0,02, то есть, при повышении нефтяных цен на 10%, общий уровень инфляции в развитых странах вырастает на 0,1-0,2%, что, в общем, приемлемо.
  Сравнительно высокие цены на нефть стимулируют благотворные по своим результатам процессы разработки и доводки до рынка альтернативных источников энергии и диверсификации нефтедобычи, способствуют улучшению экономичности электроэнергетики, транспорта и систем отопления.
  Низкие цены на нефть неизбежно меняют приоритеты не только в штаб-квартирах корпораций, но и в парламентах и кабинетах министров западных стран, а попытки сознательного "идейного" воздействия на энергетическую политику вопреки сигналам рынка неизбежно встречают сопротивление группинтересов, проходят через острые дебаты и зачастую отвергаются по тем или иным причинам тактического или просто надуманного характера.
  Это приводит к существенным различиям в энергетической политике западных стран. В Европе принята радикальная политика искусственного завышения цен на бензин с целью увеличить использование его альтернатив, поскольку нефтяная зависимость европейских стран в 70-х годах оказалась практически полной, а в США, имевших более слабую энергетическую зависимость, такая политика является умеренной. Поэтому в европейских странах цена на бензин в среднем на 80% состоит из косвенных налогов, а в США - только на 40%. Самые высокие налоги на бензин в Италии, поэтому 1,2 млн. автомобилей в Италии уже газифицированы, а в Германии, где налоги на бензин вдвое ниже, газифицировано всего несколько тысяч.
  Сравнительно высокие цены на нефть в целом соответствуют интересам и весьма влиятельных экологических организаций, так как стимулируют экономию нефтепродуктов, а, следовательно, снижение вредных выбросов в атмосферу, определяют вытеснение мазута и бензина экологичным газом, хотя и способствуют стабилизации использования угля и производства атомной энергии, но в целом ориентируют общество на экономию энергии и замену нефтепродуктов новыми, более экологичными энергоносителями, поскольку современная научно-техническая мысль развивается в жестких рамках, заданных ей парадигмой экологического сознания.
  В 90-х годах многократно расширилось использование сжиженного природного газа (СПГ), обладающего превосходными экологическими, хорошими техническими и приемлемыми экономическими характеристиками. Темпы роста использования СПГ во второй половине 90-х годов приблизились к двузначной цифре, и в первом десятилетии наступившего века общий объем мирового потребления СПГ, по-видимому, вырастет не менее, чем втрое, т. е. до 300 млн. тонн в год, усилив нефтяную независимость прежде всего развитых стран.
  К 2010 году не менее пятой части американского, четверти европейского, трети японского автомобильного транспорта будет газифицировано. В последней трети первого десятилетия XXI века начнется революция топливных элементов. Уже в 2010 году топливные элементы будут установлены на 5% автомобилей в Европе, США и Японии, а с 2020 года в ЕСбудет законодательно запрещено использование в легковом автотранспорте бензиновых и дизельных двигателей. Весь легковой автотранспорт стран ЕС в 20-х годах будет переведен на топливные элементы.
  Сейчас очевидно, что в 1990-х годах арабский мир потерпел серьезное экономическое поражение вслед за крахом Советского Союза. Это поражение стало очевидным во время беспрецедентного снижения цен в 1997-1998. "Милостливое разрешение" на восстановление цен в 1999-2000, данное ему Западом, общей ситуации принципиально не изменило.
  Сейчас очевидно, что в 1990-х годах арабский мир потерпел серьезное экономическое поражение вслед за крахом Советского Союза.
  Арабский мир не приобрел стратегических позиций в современной глобальной экономике и политике, а его элиты с разочарованием обнаружили, что степень их свободы в рамках, заданных глобальными системами власти, приближается к нулю.
  От них откупаются пресловутыми 120-200 миллиардами долларов (около 0,3-0,5% мирового ВВП) монопольной сверхприбыли и "позволяют" тратить на мечети, медресе, программы помощи, культурные исламские центры, на водоснабжение, искусственные оазисы, нефтепереработку и нефтехимию, нефтепроводы, танкеры, порты, акции западных компаний, современные вооружения (с точки зрения западных армий - по большей части лишь дорогие игрушки), гаремы, роллс-ройсы, личные самолеты... Все это разрозненно, часто бездарно (говорят, у одного из эмиров в 70-х годах несколько десятков миллионов долларов просто мыши съели), почти всегда дорого и всегда стратегически бесперспективно.
  Но это "разрешение" далось "англосаксам", воспитанным на трудовой протестантской этике, очень непросто.
  Только в азарте борьбы с Советским Союзом в 70-80-х годах, когда впереди явно замаячила победа, особенно после начала его афганской авантюры, а в конце 80-х-начале 90-х в состоянии эйфории-растерянности, когда американцы еще не могли поверить в свою полную и окончательную победу над "империей зла", Запад взглянул на арабский мир через розовые очки, как на мир, в котором тоже все скоро устроится по американскому образцу - приватизация, либерализация, глобализация, пусть неуспешная, неэффективная, ну так этовнутреннее дело самих арабов, пусть подтягиваются, примеры для подражания есть...
  Это не значит, что Запад враз поглупел и заблагодушничал. Он просто на минуту успокоился, чуть не так перенюансировал свои приоритеты и точки приложения своего внимания, ведь в напряженном геополитическом противостоянии решающими являются незаметные и тонкие нюансы, так же, как в современной легкой атлетике победу определяет сотая доля секунды.
  В результате американцы просмотрели момент, когда "свой" Бен Ладен и "свои" талибы выросли в мощную революционно-фундаменталистскую силу, обладающую диверсионно-террористическим потенциалом в мировом масштабе, силу, непримиримую к США и Израилю.
  Основное внимание американских силовых ведомств на Ближнем и Среднем Востоке было сосредоточено в 90-е годы на Ираке, Иране, на предотвращении распространения ядерного оружия и на закреплении в Афганистане некоей антироссийской трапеции из пакистанских пуштунов, афганских пуштунов (талибов), Северного альянса и самого Пакистана.
  Первое десятилетие нового века. Первые жертвы
  Так каков итог пятидесятилетней арабской нефтяной эпопеи и куда движутся арабский мир и арабская нефть в веке XXI? Насколько обоснованно предположение о завершении этой эпопеи в конце первого десятилетия XXI века?
  Еще раз подчеркну сделанный выше вывод, что сама по себе арабская нефтяная рента (120-200 млрд. долл. в год) не так велика, как может показаться, тем более, что реальная цифра стремится к нижней планке. Сама по себе это гигант-ская сумма, но это плата развитых стран за доступ к 40%-м ресурса, ставшего базисом его транспортной системы, основанной на личной мобильности (автомобиль), ставшего базисом его химии, создавшей материальную основу общества массового потребления (упаковка, тара, дешевая, качественная и легкая мебель, одежда, обувь, бытовая техника, жилище, тот же автомобиль), ставшего основой для значительной части его электроэнергетики, и т. д.
  Поэтому повышение цен на этот ресурс (правда, вместе с газом) даже еще вдвое-трое по сравнению с современным уровнем (с 25 долл./барр. до 50-75) не приведет к существенному сокращению потребления нефти и газа в среднесрочной перспективе. Конечно, в долгосрочном плане это повышение цен неизбежно приведет к революциям заменителей нефти и даже газа, но речь сейчас не о динамических способностях рыночной экономики, а о том, что при статическом срезе экономики современное положение в ней нефти является исключительно важным, ключевым.
  Это определяет и особое положение производителей нефти, особенно тех, затраты которых в несколько раз ниже, чем у других ее производителей. Именно это определяет исключительное положение нефтедобывающих стран Ближнего, Среднего Востока и Северной Африки, принадлежащих, кроме Ирана, к арабскому миру.
  В привилегированном арабском мире исключительно положение аравийских государств, обладающих более 40% мировых запасов нефти, а среди аравийских государств непререкаемое лидерство по совокупности всех параметров (территории, населению, запасам, исламской центральности) принадлежит Саудовской Аравии.
  Иначе говоря, арабский мир геополитически и геоэкономически иерархичен. Центр (и верх) - Саудовская Аравия, второй уровень - Аравия как таковая, третий уровень - нефтедобывающие арабские страны, четвертый уровень - ненефтедобывающие арабские страны. Есть и внешний пятый уровень - исламские страны.
  Но кроме нефтецентричной, историо-арабоцентричной и исламоцентричной иерархий есть иерархия по величине населения. Здесь естественное лидерство принадлежит Египту, имеющему около трети населения арабского мира, да и весовая категория Алжира, Сирии, Марокко, Йемена и Иордании существенно выше.
  И все же главной страной арабского мира с 70-х годов XX века стала Саудовская Аравия, и именно отсюда исходят импульсы и финансирование идеи возрождения великой арабской империи - Халифата. Именно отсюда распространяется параноидальный ваххабизм, присвоивший себе право обвинять любого человека и любую страну в неверии и лицемерии, и приговаривать за это к смерти.
  Однако вернемся к экономике и объективному месту в мировой экономике, которое занимает естественно иерархичный арабский мир.
  Представим себе ситуацию, в которой арабской нефти не оказалось бы так много и она не была бы так доступна и дешева. Как изменилась бы мировая экономика и политика?
  Почти наверняка нефть все равно стала бы основой мировой экономики, но не в 50-х годах, а в 60-х годах XX века, так же, как она стала основой американской экономики еще в 20-40-х годах до и без дешевой арабской нефти и на основе отечественной, сравнительно дорогой.
  Одновременно ускоренными темпами развивались бы альтернативные энергоносители, а эпоха энергетического расточительства, 60-е годы, стала бы частью эпохи сбалансированного энергетического развития, которая началась в середине 70-х и которая продолжается до настоящего времени с перспективой закончиться только в 40-50 годах XXI века во время термоядерной энергетической революции.
  Сверхприбыль, ставшая основной составляющей цены на арабскую нефть, лишь в первый год была только сверхприбылью.
  Уголь остался бы королем энергетики до начала 70-х годов, а атомная электроэнергетика кое-где в 80-90-е годы преодолела бы сопротивление экологистов, и современная ее доля в мировом энергопотреблении была бы существенно, хотя и не принципиально, выше. Наверняка потребление газа сейчас было бы в 1,2-1,3 раза выше, чем то имеет место быть. Наконец, революция топливных элементов пришла бы не в конце первого десятилетия XXI века, а в его начале.
  Арабская дешевая в производстве нефть лишь существенно изменила внутриотраслевые приоритеты в 50-90-х годах XX века: в 50-60-е посадив на "нефтяную иглу" развитые страны, а в 70-90-е - арабские страны, но не смогла бы существенно повлиять на темпы научно-технического прогресса и на темпы роста мировой экономики. Правда, поскольку она "случилась", то заняла на мировом энергетическом рынке стратегическое место и оказалась способна влиять на мировую политику, особенно в 70-80-х годах.
  Поэтому экономическая власть арабских шейхов, которую мифологизировали в 70-е годы, не только была очень ограниченной и уязвимой, но и парадоксальным образом она резкоуменьшилась сразу вслед за первыми нефтяными шоками 73-74 годов, поскольку подорожавшая арабская нефть стала столь же дорогой, как и нефть, добываемая в большинстве регионов мира.
  Сверхприбыль, ставшая основной составляющей цены на арабскую нефть, лишь в первый год была только сверхприбылью, пока еще было не вполне понятно, сохранится ли она или будет отобрана мощной олигополией стран-потребителей. Очень скоро она стала бюджетными и теневыми обязательствами правительств перед своими и чужими элитами, и народами.
  В условиях традиционного общества эта сверхприбыль не могла стать эффективными инвестициями в экономику и в либеральные институты, напротив, она прочно зафиксировала социальное статус-кво в большинстве стран-производителей, мощными дотационными тромбами постепенно парализовала его живые адаптационные системы, предназначенные для приспособления общества и государства к внешнему окружению и потребностям экономического развития.
  Правда, "тромбизация" арабских обществ не была одномоментной, она цементировалась в течение 70-80, а в 90-е годы XX века стала свершившимся фактом почти во всех государствах Аравии.
  "Тромбизации" более всего были подвержены "правильные" с прозападнической и, одновременно, фундаменталистской точки зрения общества Аравийского полуострова, тогда как социалистические эксперименты способствовали разрушению тромбов, пусть даже в бестолковой растрате средств, в амбициозных социальных и экономических проектах.
  Именно в Аравии накоплен мощный революционно-фундаменталистский потенциал, который в наше время устремился к соединению с огромным богатством и влиянием Саудовской Аравии и прибрежных княжеств.
  Арабская мечта 70-х годов оказалась самообманом, а в 90-е вместо власти и стратегического влияния арабы получили возвращение всех видов внешнего контроля. Запад, в 70-е годы кричавший-причитавший о потере своей экономической независимости, "под шумок" хитро обвел арабов "вокруг пальца" в глобальной финансовой игре. Арабы, "со своими" 150 млрд. в год, почувствовали, что властная весомость этих денег уменьшилась почти на порядок, а вся арабская энергия, обида и претензия обратились в национально-религиозный протест, в протестный потенциал Чистого ислама, столь характерный для этой религии.
  Массовые самовнушения, трансцендентные прорывы и опыт мировой политики соединились в новой интернациональной идее арабских идеалистов - мировой исламской революции и мировой арабской империи.
  Неизбежен ли взрыв Аравии в XXI веке подобно взрыву VII века, родившему исламский мир?
  Взрыв неизбежен, но его мощность зависит от прочности парового котла, который построили при помощи Запада элиты арабских стран, прежде - всего королевской семьи Саудовской Аравии.
  Проводимые в Саудовской Аравии ограниченные либеральные экономические реформы не изменят ситуации даже в случае своего успеха. Тем более, что этот успех будет (если будет) более всего трудовым успехом не арабов, а иностранных специалистов и предпринимателей, что добавит пара в кипящий котел аравийского национального протеста. В случае успеха реформ отчуждение от экономики в саудовском обществе только увеличится.
  Самое плохое то, что бунтует молодежь. Выпускники высших учебных заведений идут не в бизнес, они идут в бунт. И это - диагноз.
  Запад со все нарастающей тревогой и раздражением наблюдает, что "подаренные" им 150 миллиардов долларов в год становятся финансовой основой исламского фундаментализма и терроризма.
  Вдруг "в одночасье" перед Западом вырос новый враг, лицо которого еще скрыто, но силу которого Запад ощущает в глобальном присутствии некоей враждебной энергии, способной мгновенно менять обстановку в Пакистане и Палестине, способной на "массовое производство" камикадзе, способной к эффективному противодействию американской пропаганде, способной обесценить усилия по "приручению" ближневосточных элит и умеющей быстро консолидировать огромную информационно-пропагандистскую сеть, созданную почти во всех странах мира.
  Несмотря на всю неожиданность и беспрецедентность, сентябрьские теракты стали, по сути своей, очередным событием (очередным шахматным ходом Бен Ладена) в развертывающемся уже несколько лет противоборстве исламских революционеров с американским правительством и его спец-
  службами.
  Это был ответ на американо-пакистанское решение за-блокировать поддержку, оказываемую талибам из Пакистана, поддержку, необходимую им для решительного наступления и разгрома Северного альянса с немедленным выходом затем в Таджикистан и Узбекистан (они считают, что там их ждут).
  "Мировая революция" Бен Ладена и муллы Омара при таком развитии событий охватила бы огромный регион, поскольку неизбежно бумерангом вернулась бы в сам Пакистан. Полыхнуло бы и на Кавказе. "Черная дыра" Бжезинского превратилась бы в геополитическую "сверхновую" Бен Ладена.
  Дестабилизация столь огромного региона, с почти неизбежной дестабилизацией вслед за этим всего арабского мира, означала бы полное крушение всего здания Pax Americana, построенного в предыдущие десятилетия и столь блестяще завершенного в начале 90-х годов.
  Такого развития событий американцы и их союзники допустить не могли. Они дали ясно понять, что антироссийское направление уже не является доминантой в политике Америки даже в столь "удобном" для щекотания российского мягкого подбрюшья регионе, каким является Средний Восток.
  Бен Ладен "обиделся" и дал американцам "асимметричный ответ".
  Бен Ладен "обиделся" тем больше, что вероятность развития событий по такому сценарию не превышает "каких-то" 10-20%. Это для Америки с Россией все "произойдет само собой", запылает, заполыхает, а для Бен Ладена и муллы Омара это напряженный труд, риск, кровь и гибель своих товарищей, возможно, и свой мученический конец.
  Для развития такого сценария необходима дестабилизация не только уже дестабилизированных Афганистана и Таджикистана, но и весьма устойчивых Узбекистана, Пакистана и Ирана, элиты которых обладают вполне здоровым инстинктом самосохранения.
  В Пакистане дело ограничится всего лишь верхушечным военным переворотом, а Узбекистан получит всестороннюю помощь от России и всех стран ЦАР. Бен Ладен вряд ли обманывается в воздействии ваххабитских (и даже просто салафитских) идей на элиты и народы стран ЦАР. Те же чеченцы воюют не за ваххабизм, они воюют за национальный суверенитет. Ваххабиты для них лишь попутчики.
  Американцы тоже это знают, но предпочли перестраховаться. Тем более, что совместный антиталибский фронт казахов, узбеков, киргизов, туркменов и таджиков с русскими вновь усилит влияние России в бывших среднеазиатских республиках и почти наверняка закроет столь желанный для американцев путь каспийской нефти в обход России.
  Пророссийская стратегия в этом вопросе вполне совместилась с антиросийской тактикой (или наоборот, пророссийская тактика совместилась с антироссийской стратегией, смотря в каких измерениях и геополитических раскладах смотреть).
  Неустойчивое равновесие в Афганистане позволяет Америке сохранять максимум возможностей для управления ситуацией в будущем, направляя ее, по необходимости, против России, Индии, Пакистана или Ирана, или, напротив, делая уступки, "подарки" той или иной стороне вокруг афганского силового расклада.
  Да и ограничены возможности Америки по ликвидации талибов как военной силы. Опыт Великобритании в XIX веке и России в конце XX чего-то да значит. Слишком "решительным" американцам не только "набьют морду", но и покажут "кузькину мать" всеобщего исламского негодования.
  Бен Ладен отомстил Америке за ее "иезуитство". Он все-таки ожидал, что Соединенные Штаты продолжат спокойно наблюдать за его "работой", за тем, как недавний главный враг Америки вовлекается во вторую и третью исламские ловушки (после чеченского волчьего капкана) - Таджикскую и Узбекскую, а через них еще и в Афганскую (снова).
  Он внимательно наблюдал за политикой США во второй половине 90-х годов и видел, что в отношении России она осталась прежней, "двойственной", "иезуитской". В той же Югославии она была не столько проалбанской или прохорватской, и даже не столько антисербской, сколько той же антироссийской.
  Но "вдруг" в 2001 году она изменилась. Антиросийский императив вдруг потерял свою императивную силу. Этого террорист не учел. Он не учел того, что как раз в 2000 году американцы переоценили перспективы возрождения России. Объективно Россия еще может стать великодержавной, т.е. стремящейся к мировой гегемонии или региональным гегемониям, но фактор Путина, далекого от популизма своего предшественника и своих конкурентов на власть, ее успокоил.
  Россия еще может стать великодержавной по своим устремлениям страной, но великой державой Россия уже не станет по объективным причинам (это однозначный вывод, к которому пришли эксперты американской геополитики к 2000 году).
  Период империи для России закончился, и не начнется снова в ближайшем и отдаленном будущем, по крайней мере, в наступившем XXI веке. Он может наступить не ранее как в конце века XXII (это уже только лично мой, а не "американский", вывод, который, правда, в этом анализе ничего не меняет, он задает лишь дальний вектор, перспективу).
  Россия из "любимого врага", из гиганта, из полюса американского дуализированного сознания, стала обычной шахматной фигурой на доске (уровня коня).
  Американский политический истэблишмент пришел к важному выводу о том, что при Путине и после него Россия будет слабеть все больше как военная и политическая сила, затрачивая увеличивающийся поток собственных ресурсов на поддержание стабильности в своих нерусских регионах и по всему периметру своих границ.
  Европа будет подавлять Россию своей экономикой, Китай- своим населением, а исламский мир - своей агрессивностью и мессианством.
  Коммунистический или коммунно-националистический реванш - не более чем старческое брюзжание, а также шутовство и смешное провокаторство талантливых пиарщиков ФСБ.
  Ядерная мощь неминуемо будет сокращаться под давлением растущих финансовых ограничений.
  В общем, американские интеллектуалы и американские политики в целом разобрались со своим психологическим наследием времен холодной войны - они отправили свои антирусские комплексы в архив.
  Но это не означает, что они воспылали любовью к России. Напротив, Россия из "любимого врага", из гиганта, из полюса американского дуализированного сознания стала обычной шахматной фигурой на доске (уровня коня), а восхищение "русским медведем" было конвертировано в презрение к "русскому дураку".
  Что это меняет?
  Да то, что антирусские комплексы, даже находясь в архиве, еще лет 10-20 будут влиять на американскую политику, но не на ее активную составляющую, питаемую ненавистью, страхом и уважением, а на составляющую пассивную - питаемую неприязнью и презрением.
  России просто не "подадут руки", холодно наблюдая за ее увязанием в трясине нарастающих внутренних и внешних проблем.
  "Асимметричного ответа" от талибов американцы, конечно, не ожидали. Теперь в их политике в отношении как талибов, так и арабского мира появится сильная эмоциональная составляющая, не меньше, чем в отношении японцев после Перл Харбора.
  В ближайшие годы в США может появиться много людей, обосновывающих применение против террористов "чистого" нейтронного оружия.
  Ничего хорошего это арабам не сулит, потому как американцы умеют совмещать политкорректность и идеализм с кровожадной мстительностью, любовью к скальпам своих врагов, просто с любовью к скальпам.
  В ближайшие годы в США может появиться много людей, обосновывающих применение против террористов "чистого" нейтронного оружия. И еще один, соразмерный проведенному, террористический акт, почти наверняка снимет в американском обществе моральный запрет на применение "чистого" ядерного оружия, причем, с весьма подвижными рамками определения границ "центров мирового терроризма".
  Вызов, брошенный Бен Ладеном Западу, станет одним из шагов в эскалации напряженности между арабским миром, начинающим великую исламскую революцию и строительство своей империи и управляемым "англосаксами" Западом, только что завершившим строительство своей мировой империи.
  Он не приведет к немедленной дестабилизации Среднего Востока и арабского мира, он не приведет к большой региональной войне, но положит начало мировой террористической войне 2001-2014 (2018) годов.
  Аравийское общество само по себе все еще достаточно стабильно, несмотря на накопленный огромный потенциал несоответствия традиционной исламской арабской культуры и "новой с иголочки" цивилизации, имеющей основу в нефтяной ренте.
  Люди сыты, богаты, страну уважают, "все флаги в гости к нам", растут новые дворцы, все подымается и куда-то движется. Конечно, хочется большего, но... всегда этого хочется, тем более, что это большее в виде растущего культурного и финансового влияния в исламском мире, а теперь и в виде террористического взрыва самой Америки тоже стало реальностью.
  Аравийская гордость в том, что в самой Америке американские самолеты разрушают самые высокие небоскребы. "Кто это сделал? Шахиды! А есть ли у вас свои шахиды, готовые осознанно пожертвовать жизнью во имя вашей веры?! Нет?"
  Вот в этом гордость, в этом вызов, культурный вызов. "Мы создаем людей, готовых отдать жизнь за веру (идею, партию, народ)". Этим всегда гордились все молодые и помолодевшие культуры, идущие на штурм крепостей культур сытых и самодовольных.
  А то, что эта акция была великолепно спланирована и безукоризненно выполнена, станет другим вызовом - вызовом своему "интеллектуальному комплексу", ведь арабы видят и чувствуют, что современная интеллектуальная техническая цивилизация пока им "не по зубам".
  Это самый глубокий подкоп под их национальное самоуважение. Прежде всего на него Бен Ладен и дал "асимметричный ответ": "пусть мы дураки, но вас, умников, побили вашими же умными игрушками (самолетами, небоскребами, техническими средствами разведки и обеспечения безопасности). Вы великолепно спланировали 67 год, а мы 01-й!"
  Взрыв исламской революции в Центральной Азии и на Среднем Востоке способен быстро революционизировать саудовское общество, тем более, если американцы и русские используют жестокие средства для борьбы с этой революцией. Достаточно будет 1,5-2 лет, чтобы от стабильности в Аравии не осталось и следа.
  Элита, конечно, будет против, но народ распрямится и пойдет вперед, не боясь (а может, даже радуясь!) потерять богатство.
  Но, поскольку в ближайшем десятилетии социального взрыва не будет, то аравийское общество будет продолжать накапливать энергию, наращивать комплексы и ненависть и творить новые мифы вокруг Бен Ладена и пришедших с ним или за ним новых героев веры и нации.
  А раз войны не будет, то продолжится мирное противоборство арабов и Запада на ратном поле нефтяных цен.
  После событий 11 сентября Запад открыл для себя еще один аспект нефтяного паразитизма арабского мира. Он увидел то, что деньги, "отнятые" у Запада, работают не наприспособление арабского мира к новым для него ценностям либеральной капиталистической экономики (хотя бы к ним). Они не работают также на интеграцию огромного региона в западный мир, пусть интеграцию неэффективную, расточительную, возмущающую пуританские трудовые основы морального кодекса "англосакского мира", интеграцию, которая взращивает чуждые институты исламских банков, исламских культурных центров.
  Пусть так, с этим еще можно мириться, но нельзя смириться с тем, что эти деньги сейчас идут на откорм чудовища, поставившего своей целью террористическую дестабилизацию западного мира.
  Неминуемая гибель нефтяных цен
  Теперь Западу этих 120-200 миллиардов долларов не просто жалко, теперь для него эти доллары, как кость в горле. Рациональный и практичный Запад в ближайшие годы очень постарается лишить арабов этой дотации.
  Но как он это сделает?
  Снизит цены до 8-10 долларов за баррель? Вытеснит нефть из энергетического центра современной экономики? Возьмет под международный контроль добычу нефти в 2-3 арабских странах, например, в той же Ливии, обладающей приличными запасами легкоизвлекаемой и очень качественной нефти (повод - терроризм Каддафи)? Более тесно интегрирует в себя арабские элиты вместе с их капиталами?
  Ясно, что узколобая фельдфебельская постановка вопроса (отнять, и все тут) не сможет стать реальной политикой Запада в отношении арабского мира. Мотив "отнять" будет учитываться, приниматься во внимание в качестве дополняющего, вспомогательного, но никак не основного.
  Единственное конкретное изменение, рожденное аналитикой подобного рода, будет состоять в том, что западные спецслужбы будут более внимательно отслеживать счета, финансовые потоки, арабские авуары и балансы с тем, чтобы оценить конечное приложение этого капитала, а также иметь возможность быстро и эффективно заблокировать эти средства в случае необходимости или целесообразности.
  Главным политическим и экономическим критерием Запада, оценивающим нейтрализацию арабского нефтяного фактора, останется способность западной экономики функционировать в условиях полного (или почти полного) эмбарго с Ближнего и Среднего Востока.
  К этой цели Запад движется в силу естественных экономических причин (прежде всего достаточно высоких цен на нефть), но политическая воля в условиях ясно обозначившегося видимого противостояния между американо-европейским и арабским мирами будет теперь сознательно способствовать этому движению, уж точно не мешать ему.
  А движение идет таким образом.
  Общее мировое потребление нефти сейчас составляет 75-77 млн. барр/сут. Ожидается рост ее потребления в 2020году до 115 млн. К 2010 году ее потребление должно вырасти до 93-97 млн. барр/сут.
  Нефтяной дефицит США, Канады, Европы, Японии и Кореи составляет сейчас около 25 млн. барр/сут. Экспорт из аравийских стран и Ирака сейчас составляет 14 млн. барр/сут, а все страны ОПЕК, с учетом подвергнутого остракизму Ирака, экспортируют 26 млн. барр/сут, т.е. экспорт ОПЕК теоретически покрывает дефицит в нефти стран ОЭСР (Запада).
  Сейчас Западу объективно не удастся обойтись без аравийско-иракской нефти, а, тем более, в целом без Ближневосточной и Средневосточной нефти. Если представить, что он, в случае экстремальных обстоятельств, или, конкретнее, эмбарго на поставки ему нефти со стороны азиатских арабских нефтеэкспортеров, предпримет попытку "завернуть" на себя индонезийский, латиноамериканский, нигерийский, россий-
  ский, североафриканский и, само собой, североевропейский и канадский экспорт нефти, то все равно будет не хватать 9 млн. барр/сут, (на самом деле более 12 млн. барр/сут). Это означает, что Запад встретится с дефицитом нефти более, чем в 25% от своих потребностей.
  Но "завернуть" нефть не получится, т.к. у Нигерии есть не только африканские соседи по интеграции, но и долгосрочные договора с десятками стран, у Индонезии тоже, Китай и Индия превращаются во все более крупных нефтяных импортеров...
  Это означает, что в случае прямого конфликта между арабским миром и Западом, Западу не удастся обеспечить свои энергетические потребности одними лишь политическими и, тем более, экономическими перераспределительными мерами без риска разрушить весь мировой порядок.
  Только комплекс мер, в т.ч. затягивание энергетического пояса процентов на 7-8 (что не так уж трудно сделать), включая введение ограничений на продажу бензина для потребительских нужд, как это было в 1974 году, а также срочно принятые меры по увеличению загрузки мощностей и введению в эксплуатацию резервных мощностей в США и Европе, максимальному использованию мощностей других неарабских поставщиков, все это вместе дало бы Западу необходимое время (6-7 месяцев).
  Вместо ожидаемых примерно 95 млн. барр/сут. потребление нефти в 2010 году едва превысит 90 млн. барр/сут.
  Это время до начала энергетического кризиса после уменьшения общих запасов нефти у потребителей с "официальной" 80-дневной (на самом деле, по-видимому, 100-110-дневной) потребности до предкатастрофической 40-дневной, должно быть использовано для того, чтобы основательно подготовиться к прорыву арабских рядов сначала политическим, а при его неудаче, и военным путем.
  В любом случае, это балансирование на грани войны и мира, стабильности и кризиса, даже если не разразится войной или экономическим кризисом, вызовет в западных странах шок, неуверенность, изменение привычных условий жизни.
  Описанная опасность будет довлеть над арабо-европейскими и арабо-американскими отношениями большую часть первого десятилетия XXI века, однако уже в конце первого десятилетия экономическая независимость западных стран от арабской нефти станет практически полной.
  Назовем три основные причины подобной перемены.
  Вместо ожидаемых примерно 95 млн. барр/сут. потребление нефти в 2010 году едва превысит 90 млн. барр/сут. Причина в ускоренном росте, по сравнению с прогнозами, потребления природного газа, особенно сжиженного, и переход более 20% автотранспорта в развитых странах на газ. Свою 5%-ную долю в транспортных мощностях развитых стран уже будут иметь и топливные элементы. Важно то, что эти изменения коснутся, прежде всего, развитых стран, усилив именно их энергетическую независимость.
  В первом десятилетии наступившего века одним из крупнейших мировых центров нефтяного экспорта станет Кас-пийский регион. Его экспорт в 2010 году превысит 7 млн. барр/сут.
  Другие центры нефтяного экспорта в своей совокупности также нарастят экспорт на 7 млн. барр/сут. Немного вырастет добыча нефти в США и Великобритании (на 0,7-1,0 млн. барр/сут.).
  Это значит, что практически все повышение потребления нефти в первом десятилетии XXI века (всего 14-16 млн. барр/сут по сравнению с ожидаемым 18-22 млн. барр/сут) будет покрыто ростом импорта из стран, не входящих в ОПЕК и увеличением добычи нефти в основных странах-потребителях.
  Развитые страны существенно сократят закупки арабской нефти, переориентировавшись на каспийскую и другую неопековскую нефть. Арабский экспорт в значительной мере сориентируется на Китай, Индию, Африку, арабские нефтеимпортирующие страны.
  Гибель ОПЕК
  Ответственность ОПЕК, принятая ею на себя, ответственность за стабильность высоких мировых цен на нефть подвергнется в ближайшем десятилетии серьезному испытанию, которого ОПЕК не выдержит. ОПЕК в стремлении
  к этой цели, вынуждена будет уступить конкурентам в 2001-2009 значительную долю мирового рынка.
  Но в это же время реальные возможности увеличения экспорта и, самое главное, потребности в нефтедолларах, заметно увеличатся в Индонезии, в Венесуэле, Нигерии, а также в Иране, Ливии и в Алжире, закончивших свои социальные эксперименты и все более "страдающих" без инвестиций.
  К концу десятилетия вышеназванные страны ОПЕК готовы будут немедленно увеличить свой нефтяной экспорт на 4-5 млн. барр/сут, а в течение 3-4 лет в совокупности на 8-10 млн. барр/сут, т.е. почти вдвое. Их уже не будет пугать сокращение цен в 1,4-1,5 раза, их будет интересовать не цена, а валовый доход.
  Почему?
  Да в силу тех же психологических причин и в силу старой истины "много знать вредно". После начала революции топливных элементов нефтяной рынок окажется перед перспективой 1,4-1,6-кратного сокращения во втором десятилетии XXIвека, и экспортерам станет не до опековской солидарности. Здесь работает не принцип, а испуг - "хватай пока можно!"
  Это разрушит ОПЕК. Сначала Нигерия, Венесуэла и Индонезия потребуют и добьются у аравийских государств увеличения своей квоты, потом этого же попытается добиться Иран, а после подобного ультиматума Алжира и Ливии ОПЕК фактически самораспустится.
  После начала революции топливных элементов
  нефтяной рынок окажется перед перспективой 1,4-1,6-кратного сокращения во втором десятилетии XXI века, и экспортерам станет не до опековской солидарности.
  В процессе напряженных дискуссий в 2007-2009 выявится противоречие между старыми и новыми принципами квотирования экспорта. Многонаселенные Иран, Индонезия и Нигерия потребуют учета "подушевого" принципа в дополнение к "историческому" и "запасному".
  Сравнительно малонаселенному Алжиру и, тем более, Ливии, этот принцип не поможет, поэтому они, пользуясь поддержкой структур ЕС, в которые они к тому времени весьма тесно интегрируются, просто выйдут из ОПЕК и увеличат экспорт в Европу в 2010 году сразу на 1,5 млн. барр/сут.
  Взрыв и разрушение ОПЕК в конце первого десятилетия станет прямым следствием стратегического поражения ОПЕК на мировых нефтяных рынках.
  Конкретные причины поражения - это сознательная политика Запада, направленная на диверсификацию своего энергообеспечения, упрямство стран ОПЕК в поддержании завышенных цен на уровне 30-35 долл/барр, фактическое снижение нефтяной ренты, получаемой арабскими странами при неумолимом росте их внутренних расходов.
  Но основной причиной взрыва как такового станет страх перед катастрофическим снижением спроса на нефть в ходе революции топливных элементов.
  Цены на нефть в конце десятилетия снизятся в 1,6-1,8раза и затем немного поднимутся и стабилизируются на уровне 20-23 долл/барр (в ценах 2000 года 14-16 долл/барр).
  В результате нового резкого падения цен добыча и транспортировка нефти в большинстве стран мира станет убыточной.
  Запад будет готов к такому развитию событий и немедленно введет в действие систему субсидирования импорта из Казахстана, Азербайджана, России, Филиппин, ряда других стран, не говоря уже о субсидировании добычи и/или транспортировки нефти в самих развитых странах.
  В ловушке "дружественной" зависимости окажутся крупные нефтеэкспортеры с большими издержками добычи и транспортировки нефти, а арабские нефтяные экспортеры вынуждены будут смириться с потерей сверхприбылей, не имея возможности заменить их обычными прибылями за счет существенного расширения как своей доли, так и общего объема нефтяного рынка.
  Расширению доли будет противопоставлена дотационная политика Запада, а общий объем рынка будет расти только до конца 2013 года, после этого начнется долговременное снижение спроса на нефть революцией топливных элементов.
  "Предательство" неарабских союзников по ОПЕК и тем более "своих" Алжира, Ливии и поддержавшего их Египта, падение цен на нефть без расширения спроса, дотации конкурентам, переключение потоков арабской нефти практически полностью (больше, чем на 80%) на страны третьего мира, злорадное торжество европейских и американских автомобилистов, раскупающих новые автомобили на новых топливных элементах, сужение бюджетных расходов и повышение бюджетных дефицитов, но, самое главное, "беспросветное" будущее нефти одновременно с подстрекательством Китая, почти полностью переключившегося на импорт нефти и сжиженного газа из арабских стран, положат начало процессу радикализации всех уровней арабских обществ как в Аравии, так и в Ираке, Сирии, Иордании, Палестине и Ливане, и, по законам эмоционального заражения, в арабских странах Северной Африки.
  Запад сразу же противопоставит этой опасности распространение субсидий "за качество нефти" на наиболее дружественные ему арабские страны Северной Африки. Ливия и Алжир продолжат получать миллиарды долларов искусственно дотируемой сверхприбыли, а Египет, Марокко и Тунис будут"обласканы" инвестиционными программами, в том числе льготными миллиардными кредитами (и списаниями кредитных долгов) в свои излюбленные мегапроекты.
  Например, Египет с помощью гигантских ирригационных проектов будет расширять пригодные для ведения хозяйства и проживания миллионов людей площади Верхнего Египта, ведь лишь только 5% его территории заселено, а плотность населения в долине Нила в конце десятилетия приблизится к критическим пределам.
  Дешевая нефть второго десятилетия XXI века приведет ко второму рождению бензинового и дизельного двигателя, производство которых будет неуклонно расти примерно теми же темпами, что и рост продаж автомобилей в странах третьего мира.
  Страны Каспийского региона, оказавшиеся в "дружественной" дотационной ловушке, будут получать свою дотацию (субсидию) в течение десятых и в первой половине двадцатых годов.
  Эта тенденция в последний год второго десятилетия наступившего века переборет тенденцию сокращения спроса в развитых странах Европы, Америки и Азии, поэтому в двадцатых годах спрос на нефть будет расти, снизившись только в годы мирового экономического кризиса.
  Доля мирового нефтяного рынка, контролируемого арабскими странами, будет возрастать в течение двадцатых и тридцатых годов, но цена на нефть уже не сможет подняться (в реальных ценах) до значений предкризисных 2005-2008годов.
  Страны Каспийского региона, оказавшиеся в "дружественной" дотационной ловушке, будут получать свою дотацию (субсидию) в течение десятых и в первой половине двадцатых годов, вплоть до мирового экономического кризиса, но крупные инвестиции в расширение добычи будут фактически блокированы простым законом выгоды: качественная нефть по цене 20 долл/барр, как ни смотри, лучше, чем менее качественная по цене 30 долл/барр.
  Тем более, что любая дотация чревата не только тягостной зависимостью, но и порождает коррупцию, обиды, интриги и паразитиЗАПАД. АДЕКВАТНЫЙ СТРАТЕГИЧЕСКИЙ ОТВЕТ?
  Бен Ладен. Тактическая победа
  В контексте этого развития террористический акт в Соединенных Штатах видится как почти беспроигрышная попытка вбить клин в систему союзов, которая сложилась между элитами арабских стран и западными элитами, а также попытка расшатать (начать расшатывать) общества под элитами арабских стран.
  Американцев спровоцировали на удар по Афганистану и тотальную борьбу с исламскими фундаменталистами. От этого ответа пострадают сотни тысяч людей, напрямую не связанных с террористами, и это породит в исламском мире мощную реакцию антиамериканизма.
  Запад верно спланировал акцию возмездия, спланировал с учетом этой опасности. Ловушка, открытая Бен Ладеном, сейчас готова захлопнуться, стоит только американцам пережать арабов, имея "благие цели" более полного участия или более широкого вовлечения в антиталибскую коалицию близких и отдаленных соседей Афганистана. Ошибки и просто ракетные промахи также могут сдетонировать арабское общественное мнение на взрыв антиамериканизма.
  Бен Ладен ожидает чего-то подобного, чтобы конфронтация между американцами и талибами превратилась в конфронтацию по линии "Запад - Исламский мир".
  Он не сидит сложа руки и готовит новые акции. Почти наверняка, что заражение нескольких американцев сибирской язвой - это "его рук дело".
  Его террористическая сеть работает на полных оборотах не только для того, чтобы защититься, укрыться от американского возмездия для будущих побед и будущих свершений, но и чтобы спровоцировать Америку если не на безрассудные, то на неточные действия, также для того, чтобы широким и узким слоям, сочувствующим его борьбе и, тем более, эту борьбу поддерживающим, дать ощущение моральной победы, неуязвимости самого Бен Ладена и крайней уязвимости Запада.
  Поскольку у американцев действительно очень узкое пространство правильных решений, то американские ответы вынужденно будут не только точными и адекватными, но и взначительной мере "показными", рассчитанными не на победу или возмездие, как таковые, а на внешний эффект. Эффект, прежде всего, для американского общества и американского обывателя и, в меньшей мере, рассчитанный на острастку арабов.
  Тактические возможности для решительной победы, прежде всего моральной, у американцев сейчас невелики, но тем вероятнее их адекватный стратегический ответ, рассчитанный как на подавление арабского терроризма, так и дальнейшее ослабление финансовой мощи арабского мира и нефтяной зависимости от него западных экономик.
  Бен Ладен. Неизбежность стратегического поражения
  В экономической политике Запада не будет резких движений или даже какой-то особой политики, просто Запад будет более осознанно содействовать естественным экономическим закономерностям, развивающимся в сторону как диверсификации энергоносителей, так и диверсификации источников нефтяного и газового импорта и путей доставки газа и нефти. Запад будет более осознанно использовать фактор сравнительно высоких цен на нефть, чтобы заметно уменьшить импорт как из ОПЕК, так и (особенно) импорт у арабских членов ОПЕК.
  Так американцы дадут жизнь и пищу новому монстру, по сравнению с которым Гувер и ФБР покажутся детской игрой в индейцев.
  Но, если экономическая политика будет в целом тонкой, "нюансной", то силовая антитеррористическая работа станет, напротив, решительной и жесткой, движимой как расчетом, так и чувством мести.
  Главным прямым ответом и, по сути своей, стратегическим ответом на сентябрьские теракты станет системное усиление американских, английских и израильских спецслужб в тесной увязке друг с другом, создание Соединенными Штатами еще одной спецслужбы, нацеленной на терроризм, снятие многих моральных ограничений, общее увеличение финансирования спецслужб и больший упор в их работе на "человеческий фактор" в дополнение к "техническому" (штаты американских спецслужб с учетом "идейной агентуры" увеличатся на 30-40% только в первой половине десятилетия).
  Изменится и философия антитеррористической борьбы. Террористов и заподозренных в терроризме начнут убивать без суда и следствия, выслеживать и уничтожать, как это изначально делают израильтяне. По одному и группами. "Никита и Ко" из мрачноватой кинематографической фантазии станет реальностью.
  Так американцы дадут жизнь и пищу новому монстру, по сравнению с которым Гувер и ФБР покажутся детской игрой в индейцев.
  Фактор новой спецслужбы в последующем (в 10-х - 30-х годах) сыграет с американцами три довольно злые шутки, вначале породив в Европе дополнительный эффект антиамериканизма, в 20-х годах изрядно поспособствовав общей потере гибкости американской политики и экономической дестабилизации американского общества и, наконец, в 30-х годах определив возврат изоляционистской политики, прежде всего в отношении к Европе, и сделав разворот Америки в сторону Китая.
  Будущий монстр в первом десятилетии наступившего века станет эффективным инструментом борьбы против международного терроризма, но уже во втором породит сильную оппозицию и общее, правда сдерживаемое, отвращение в самих США, но, особенно, в Европе.
  Что произойдет, если режим Мушарафа не сможет удержать власть? Если талибы все же разгромят Северный альянс, а американский спецназ не добьется поставленных перед ним целей, понесет большие потери и вынужден будет ретироваться, даже без малой победы? Если возникнут очаги напряженности в одной-двух арабских странах, где население будет яростно протестовать против "возмездия"? Если в Америке и Европе взлетят на воздух еще несколько зданий и погибнут сотни людей? Если по США прокатится волна погромов?
  Способно ли сочетание двух-трех групп этих событий вывести ситуацию из-под контроля западных и арабских правительств, прежде всего, правительств США, Саудовской Аравии и Египта? Насколько "возмездие" останется в рамках разумного, не превращаясь в "возмездие (правосудие) без границ" (по-нашему, в беспредел)?
  И все же, любое из вышеперечисленных событий не способно, само по себе, и даже в сочетании с другими, нарушить описанный выше "спокойный" сценарий.
  Переворот в Пакистане, если он произойдет, не станет народной революцией, это будет верхушечный переворот, согласованный с американцами скорее всего "до" или хотя бы "после". В худшем случае, американцы "просто" ретируются из Пакистана, а новые власти обвинят в "преступлениях" Мушарафа.
  Нынешние события в Пакистане являются следствием не народной инициативы, они организованы все же недостаточно влиятельными организациями, финансируемыми Бен Ладеном и его подельниками.
  События в исламском мире могут принять опасный оборот, если американцы "увлекутся" и уничтожат священные объекты, если в результате "ошибок" погибнут тысячи людей из гражданского населения. Вот тогда подымется буря.
  Новые теракты в Америке и Европе вряд ли затуманят разум правительств и дезориентируют западную общественность. Скорее, наоборот - они приведут к росту патриотизма, сплоченности и интеллектуальной составляющей в деятельности институтов власти и групп влияния. Антитеррористическая борьба станет делом граждан, а не только правительства и спецслужб. Эксцессы в этом случае обязательно случатся, но отдельные и немногочисленные.
  Американцы при таком развитии событий получат моральное право на массированные удары. Право не только как полное одобрение общественности США и Европы, но и как определенную поддержку среди более широких слоев в самих арабских странах. Другое дело, что это "право" на ответные удары им надо будет использовать лишь частично, поскольку в антитерроре лучше недожать, чем пережать.
  Более серьезные последствия может вызвать конфуз американского спецназа в Афганистане. Но, чтобы этого не случилось, американцы и станут воевать там "как бы", не стремясь любыми средствами выкурить и уничтожить Бен Ладена, удовлетворившись лишь некими яркими внешними эффектами и усилением Северного альянса в противостоянии с талибами.
  А если Северный альянс потерпит полное поражение?
  Это смертельно напугает правительства стран ЦАР, сильно насторожит Россию, приведет в возбуждение весь арабский мир.
  А Америка? Не попытается ли она в этом случае разыграть центрально-азиатскую и российскую карты, столкнув с талибами постсоветские режимы, чтобы потом диктовать России условия союза, приведя "в стойло" и Европу, которая испугается дестабилизации России?
  Все это было бы вероятно, если бы не одно "но": победа талибов стала бы огромным моральным поражением США в арабском и, шире, исламском мире. Но и победа над талибами им не нужна как окончательная. Лучше, если в Афганистане сохранится напряженное противостояние сил Северного альянса и талибов, возможно, изменивших свое имя, но оставшихся агрессивной националистической организацией афганских пуштунов.
  А дальше уже можно по-штабному спокойно разыгрывать и центрально-азиатскую карту. Она никуда не денется. Это еще одна из причин (первая - опасение поражения и потерь в решительной схватке) "показушного" поведения США в Афганистане.
  Возможно, американцы удовлетворятся тем, что "позволят" (пусть даже помогут) Альянсу захватить Кабул, но существенно помогать ему в дальнейшем не будут, предпочитая, чтобы это делали Россия и страны ЦАР и допуская, чтобы талибам помогали пакистанцы (через год-два-три после кризиса), Ирак и террористический интернационал исламского мира.
  Но совместная борьба против талибов России и стран ЦАР вновь усилит позиции Москвы в бывших республиках Средней Азии и на Кавказе. И хотя американцы этого так сильно, как раньше, не боятся, так как в этих странах сложились постсоветские элиты с сильным антироссийским менталитетом, так как сами эти элиты балансируют на очень неспокойном общественном фундаменте, в котором все большую роль приобретают исламские и националистические составляющие, но такая вероятность ими учитывается так же, как одна из нежелательных, которую полезно заранее предотвратить.
  Ослабление России в Европе, просто ослабление России, как мировой силы и мирового игрока, попытка заставить Россию увязнуть в центрально-азиатской трясине - это цели, которых американские геополитики будут постоянно добиваться в первом десятилетии XXI века, но не в качестве основных, как было в 90-е годы, а как бы "между прочим".
  Кроме того, им нужна Россия как "естественный" союзник в борьбе против нестабильности в исламском и арабском мире, причем, не столько союзник, сколько "чернорабочий", который заплатит за стабилизацию Центральной Азии жизнями тысяч своих солдат и существенной частью своего ВВП.
  Эта "антироссийская политика" США не выйдет за рамки обычного геополитического цинизма. Американцы не будут сознательно раскачивать ситуацию в странах ЦАР или наращивать мощь талибов. Они действительно попытаются в союзе с Альянсом одержать ряд мелких побед. Они и в дальнейшем будут "скромно" помогать ему оружием.
  Они усилят сотрудничество с Россией по линиям спецслужб и минобороны, но количественно их поддержка Альянса и уровень сотрудничества с Россией окажутся существенно меньшими размерности стоящей объективно задачи - задачи обеспечения стабильности региона Среднего Востока и Центральной Азии на микро- и макроуровнях.
  Именно Израиль поможет США создать сверхэффективную антитеррористическую сеть в "двоюродном" ему арабском мире.
  Уже через два-три года проявятся первые заметные признаки системной борьбы с терроризмом. Почти наверняка в процессе этой борьбы американской общественности будет предъявлена и голова Бен Ладена. Американцы привыкнут к новым ограничениям, связанным с мерами общественной безопасности. Ведь эти меры будут обоснованными. Они уже обоснованы 11 сентября.
  Нестабильность в арабском мире, градус которой будет подыматься год от года в течение всего первого десятилетия XXI века, приведет к нескольким важным последствиям.
  Запад вложит дополнительные миллиарды в работы над заменителями нефти, в конвертацию "нефтяной экономики" в "газовую", в освоение новых нефтяных месторождений
  (в частности, в районе Каспийского моря) и создание транспортной инфраструктуры для перекачки нефти из этих месторождений.
  Все это приведет к относительному ослаблению зависимости мировой экономики от арабской нефти, несмотря на то, что существенно вырастут китайские, индокитайские, индийские и корейские закупки арабской нефти.
  Израиль все больше будет чувствовать себя заложником устойчивости элит в умеренных арабских странах, со страхом наблюдая, как у его границ растет нестабильность и как наливаются мощью силы, поставившие своей целью уничтожить государство Израиль.
  Именно Израиль поможет США создать сверхэффективную антитеррористическую сеть в "двоюродном" ему арабском мире, разработает специальные схемы устойчивости арабских элит, вплоть до разработки индивидуальных психологических характеристик чуть ли не всех членов этих элит, поставит под контроль ряд террористических и революционных организаций в исламском мире.
  Эта политика в первые восемь-десять лет будет весьма эффективной (или казаться эффективной), став одной из важнейших составляющих общей политики управляемой нестабильности арабского мира, вынужденно проводимой Западом.
  Она будет оправдывать себя (по крайней мере, перед лицом "начальства") и во втором десятилетии XXI века, когда Запад вынужденно "согласится" с переходом власти почти в половине арабского мира в руки фундаменталистов, но она же приведет и к тому, что ненависть многих арабов к евреям приобретет непримиримый характер, усиленный новыми фактами, приоткрывшими тайны "всемирного еврейского заговора", и к тому также, что арабские террористы и диверсанты войдут в стратегический альянс с эффективными и обладающими огромными ресурсами спецслужбами Китая.
  В итоге, уже во втором десятилетии XXI века арабская нефть будет выведена из узкого круга жизненно важных товаров, даже короткие (на 5-7 месяцев) перебои в снабжении которой чреваты мировым экономическим коллапсом, а арабский мир окажется один на один с жестким мировым рынком, контролируемым Западом и станет "легкой добычей" фундаменталистских режимов.
  Израиль окажется на краю пропасти, несмотря на все усилия и мощный интеллектуальный потенциал, вложенный им в "спецстабилизацию" арабского мира.
  Арабский мир. Неизбежность радикализации
  Но неизбежна ли системная дестабилизация арабского мира в первые 20 лет XXI века? Ведь огромная (и растущая) духовная энергия арабов может быть потрачена не только на борьбу и терроризм, но и на освоение новых экономических территорий, на совершенствование в любых отраслях знаний и бизнеса.
  Бедные жалуются на жизнь, считая, что все дело и вся беда в отсутствии денег. Но деньги у арабов есть. У них естьвеликая история и сильная живая культура. Слова "алгебра" и "цифра" - это арабские слова, как и многие важнейшие изобретения современной цивилизации.
  Так почему же терроризм и военную экспансию считают единственной альтернативой ближайшего арабского развития?
  И все же это так. По-видимому, эпоха высокой арабской культуры придет только в XXII веке, а сейчас наступает время расчета с долгами, время строительства и разрушения, а не время осмысления и духовного взлета.
  Переориентация на экономические достижения теоретически возможна, как это было возможно уже начиная с 70-х годов XX века. Но что мы видим за прошедшее тридцатилетие?
  Появились новые отрасли, миллионы иностранцев работают на предприятиях, построенных в арабских странах. Развита сфера туризма и обслуживания. Но все это внешнее и наносное.
  Основное же то, что ценностные структуры личности и общества не только существенно не изменились (арабы не продвинулись к тому, чтобы стать "экономическими человеками"), но и укрепились на антиэкономической, антихристианской и антилиберальной основах.
  Деньги пошли на укрепление традиционных институтов и традиционных способов удовлетворения духовных потребностей. Аравийский менеджер ленив и некомпетентен, и это понятно, ведь легкие деньги развращают не только ленивых, молодых и неопытных, но и трудяг и даже трудоголиков. Везде и всегда развлекаться приятнее, чем трудиться, а свободное время предпочтительнее рутины. Если есть исключения, их очень немного. Это так же естественно, как и закон энтропии. Это и есть энтропия.
  У арабов (прежде всего у арабских элит) остается еще время, те же самые 30 лет. В первые 10 - нефть еще будет приносить огромную ренту, в следующие 10 - можно постепенно адаптироваться за счет накопленного капитала и остатка ренты, в 20-х годах адаптацию надо ускорить и довести до конца за счет остатков капитала и на основе новых навыков и новых институтов.
  По-видимому, примерно такую программу нарисуют арабские правительства, не только прозападные "либеральные", но и фундаменталистские, пришедшие к власти в 10-х годах. Разница будет не в целях, а в средствах и путях движения к этим целям.
  Но для выполнения такой программы понадобится общеарабское единство, т.к. слишком малы отдельные арабские страны и слишком различаются условия в разных странах, прежде всего доля ренты, приходящаяся на одного жителя. Например, она велика в Аравии, но весьма низка в Сирии и Египте.
  Трудности адаптации к "постнефтяному миру" станут непреодолимыми в условиях неизбежного усиления социальной дифференциации (элита попытается сохранить привычный уровень жизни за счет нижних слоев общества) и неизбежного противостояния между самими арабскими странами по разным причинам политического, исторического, конфессионального и экономического характера, например, по критерию потерянной ренты на душу населения.
  Египет представляется самой стабильной страной арабского мира как по причинам небольшой нефтяной зависимости и более диверсифицированной экономики, у которой тоже есть свои "изюминки" (пирамиды и Суэцкий канал), так и в силу своих размеров, а также центрального положения в арабском мире и положения на стыке Азии и Африки. Имеет значение и психология египтянина, его врожденное стремление к покою и гармонии, к "отдохновению от трудов праведных", к компромиссу.
  Американцы и израильтяне уже в первом десятилетии XXI века предпримут немалые усилия по созданию в регионе оси стабильности, прежде всего по линии Египет-Сирия- Турция, с особым вниманием к "полюсам", т. е. Египту и Турции, роль которых в регионе будет усиливаться все время, причем этому будут способствовать как американцы, так и европейцы, которые вовлекают их в структуры ЕС.
  Во втором десятилетии США и Израиль "позволят" прийти к власти фундаменталистским режимам.
  Ближневосточная политика США и Израиля в первом десятилетии наступившего века будет нацелена на недопущение прихода к власти традиционалистов и ослабление террористической составляющей фундаменталистских движений, во втором десятилетии на первый план выйдет управляемая нестабильность в странах, наиболее пострадавших от уменьшения нефтяных доходов и укрепление оси Египет-Турция, с включением в турко-египетский союз, по возможности, как можно большего числа "промежуточных" стран.
  Во втором десятилетии США и Израиль "позволят" прийти к власти фундаменталистским режимам, но в третьем десятилетии ситуация выйдет из-под контроля в связи с мировым экономическим кризисом, резким размежеванием между США и Европой и превращением Китая в сверхдержаву, устремленную к евроазиатской и мировой гегемонии.
  Но ось Египет-Турция, скорее всего, не переломится, ведь посередине ее будет "слегка" поддерживать хитроумный израильтянин. В арабском мире появятся два центра силы: Халифат, союзный Китаю, и Египет, союзный США, Европе и Турции. Северная Африка также останется в зоне влияния Запада.
  ХАЛИФАТ. МОЖЕТ, НЕ ТАК СТРАШЕН ЧЕРТ...
  Варианты прямого столкновения с Западом
  Этот сценарий развития событий действительно очень опасен не только для Ближне- и Средневосточного региона, но и всего мира, поскольку чреват локальной ядерной войной с непредвиденными экологическими последствиями. Он чреват также расползанием зоны нестабильности за пределы локальных очагов в Афганистане и на Ближнем Востоке.
  Зоной нестабильности (а, точнее, формирования источника агрессии во всемирном масштабе) могут стать обширные районы, охватывающие собой большую часть исламского мира, включая Кавказ, ЦАР, Пакистан, Иран, весь Ближний Восток и Северную Африку. Этот огромный очаг нестабильности может породить страшных политических мутантов, готовых к ядерному, химическому и бактериологическому терроризму (точнее - "диверсионизму").
  Или же эта опасность не является реальной, потому что в самом арабском и исламском мире есть мощные стабилизаторы?
  Чтобы оценить опасность, представим экстремальное развитие событий.
  Арабский мир, возмущенный насилием над ним в результате антитеррористической и иных анти-операций, подымается, сбрасывает своих правителей в странах Аравии, Сирии, Иордании, Египте и Судане. Революционные режимы увидят своевыживание в объединении и потому они естественно объединятся в Союз - Халифат.
  Что дальше? Уничтожение Израиля? Нефтяное эмбарго или нефтяные цены, поднявшиеся в 4-6 раз? Объявление Америке террористической войны? Поднимут знамя исламской революции в сопредельных странах?
  Другая группа вопросов: как в Халифате поделят власть представители разных арабских стран и их элит? Отдадут верховную власть Бен Ладену? Как распределят между собой доходы от нефти? По-прежнему оставят доходы там, где нефть добывают, или начнут ее перераспределение в пользу бедных нефтью стран?
  Посмотрим на эти угрозы повнимательней.
  Уничтожение Израиля в священной войне почти неизбежно приведет к военному столкновению арабского мира с Америкой и Европой, военной машиной НАТО. Причем, на стороне арабов не будет ни России, ни Индии, ни Китая. Военное поражение арабов в таком столкновении неизбежно, тем более, что и моральное право будет не на их стороне. Учитывая фактор нефтяной зависимости, Запад будет действовать быстро и дружно, чтобы победа была одержана в 3-4-месячной войне.
  Победой будет уничтожение вражеской армии или ее основных сил, гибель или пленение вражеского руководства, захват основных центров добычи нефти. С остальными проблемами будут разбираться спокойно и основательно, чтобы не допустить возрождения Халифата через 10-20 лет. В ходе военных действий постараются также в максимальной степени сохранить от разрушения инфраструктуру добычи нефти.
  Полное нефтяное эмбарго отбрасываем сразу, так как это палка о двух концах: нет нефти у Запада - нет денег за нефть (а, значит, ничего) у Халифата. Тем более, что полное эмбарго почти наверняка вызовет военный ответ Запада - захват основных районов добычи нефти и далее все пойдет по сценарию, описанному выше: нападение на Израиль - тотальная интервенция Запада.
  К каким последствиям приведет выборочное нефтяное эмбарго и ограничение поставок нефти не с целью блокады, а с целью многократного повышения цен? Обоснование: "Вы, развитые страны, достаточно пограбили нас, страны развивающиеся, часть прибылей от нового повышения цен на нефть мы направим бедным странам, а вы, господа, раскошеливайтесь".
  Что произойдет, если Халифат поднимет цены на нефть до 50-60 долларов за баррель, т.е., перейдя за грань разумного, но все же остановившись перед прыжком в безумие?
  При соответствующей идеологической подаче это не вызовет немедленного военного ответа Запада. Это "понравится" России, Нигерии, Ирану, другим странам - крупным экспортерам нефти и газа. Внутри Халифата объяснят, что основные доходы от дополнительного повышения цен пойдут в бедные нефтью страны арабской державы.
  В любом случае, жесткая картельная попытка
  Халифата приведет к его стратегическому поражению.
  Ответ Запада будет состоять из ультиматумов с последующим замораживанием счетов арабских экспортеров, мер по эффективной экономической и технологической блокаде арабской экономики и вооруженных сил, эмбарго на приобретение товаров (кроме нефти и нефтепродуктов) у стран Халифата, эффективных мер по экономии нефти и бензина.
  В случае, если такой конфликт затянется на 10-12 месяцев, увеличатся финансовые потоки в ТЭК России, Казахстана и других нефтедобывающих стран, изменится отношение к Ирану, еще более сузится ассортимент товаров, поставляемых Халифату, будут предприняты все средства для того, чтобы полностью парализовать военные машины стран Халифата, чтобы нанести в последующем военный удар или прямо угрожать интервенцией ключевых районов добычи и транспортировки нефти.
  Союзников у Халифата при таком развитии событий будет немного, тех, кто смог бы ему реально помочь, и среди них не будет сильных держав. Китай еще просто не готов к глобальному противостоянию с Западом, а Россия получит от Запада не только деньги за ее подорожавшие энергоносители, но и дополнительные инвестиции, да и устала она от геополитических игр. Ей отыграться бы в уже начатых играх, а не затевать новые. "Победу" арабы смогут одержать только на Ген. Ассамблее ООН.
  Противостояние экономик Халифата и Запада, если оно продлится более года, может привести в западных странах к экономическому кризису средней тяжести (5-10% вниз), параличу экономики и резкому ослаблению вооруженных сил Халифата.
  В любом из этих вариантов велика вероятность вооруженного конфликта между Западом и Халифатом. В случае войны события будут развиваться по описанному выше сценарию с неизбежным поражением Халифата и захватом нескольких (если не всех) богатых месторождений нефти.
  Если же противостояние экономик продлится на 3-5 лет, то на Западе начнется новая энергетическая революция, вытесняющая нефть из транспортной сферы, начнется на несколько лет раньше своего "естественного срока".
  В любом случае, жесткая картельная попытка Халифата приведет к его стратегическому поражению.
  Объявление тотальной террористической войны Америке (и Европе) одновременно с экспортом исламской революции в Россию, ЦАР, Турцию, некоторые африканские страны, в Малайзию и Индонезию, одновременно с разумной ценовой картельной политикой и умеренным давлением на Израиль (сухопутная блокада без попыток предпринять морскую блокаду или сухопутную интервенцию) также может привести к решительному военному столкновению с Западом, если террористическая война действительно станет тотальной.
  Если террор будет ограниченным и вспомогательным средством в революционной диверсионной войне, то Запад не сможет консолидироваться для решительного ответа и, более того, он поддастся искушению столкнуть Россию с арабским миром, а в странах ЦАР будет стремиться лишь поддерживать равновесие между светскими режимами и исламизирующимся обществом.
  В общем, в сценарии малых диверсионно-террористических войн политика Запада останется примерно такой же, какой она намечена при сохранении на Ближнем Востоке в целом современного статус-кво, сохранения дружественных Западу умеренных режимов и достаточно успешного подавления террористической активности исламистов и панарабистов.
  В этом случае в Халифате Запад получит очередного "любимого врага", которым для него стал еще при Хрущеве Советский Союз, т.е. врага, на которого можно списать любые проблемы и издержки, но который не представляет собой растущей силы, врага, на которого не работает время.
  Такой враг будет "хорош" своей предсказуемостью, тем, что его экономическая система будет заведомо неэффективной, тем, что после ухода поколения революционеров можно ожидать поколения прагматиков и циников, с которыми можно вести дела как с клиентами или которых можно столкнуть между собой в борьбе за власть.
  Арабское единство: политический миф или внутренняя необходимость?
  
  Если посмотреть на внутреннюю политику Халифата, то нет сомнений, что ни народы, ни элиты богатых нефтью стран не горят желанием делиться доходами с "бедными родственниками", что элиты богатых людьми стран не согласятся подчиниться элитам богатых деньгами стран, что не всем арабам, особенно из состоятельных классов, снова хочется назад, в общину.
  В арабском мире уже давно сложились самостоятельные нации, со своими культурами и системами ценностей, со своей историей.
  Идея арабского единства, конечно, более действенна, чем идея панславянского или пангерманского единства, но ее действенность обусловлена прежде всего ситуативными факторами общей борьбы против Израиля и против засилья западной культуры, а также в целом объединяющего арабов "фактора нефти". Хотя очень важен и фактор объединяющего арабов общего литературного языка.
  Менее ситуативно (здесь "ситуация" растягивается на десятилетия) то, что ислам регулярно превращается из религии охранения в протестную религию, религию возврата. По-видимому, протестный потенциал именно современного ваххабитского аравийского ислама находится еще лишь в начале нового цикла его роста. Этот цикл займет весь XXI век, причем вторая половина века в арабском мире будет еще более бурной, чем первая, особенно, если в ближайшие двадцать-тридцать лет арабский мир попадет в зависимость от Запада и Китая и не реализует своих архетипов Халифата и Чистого ислама.
  Арабское единство, как единство нации, является сильным политическим мифом, в который верят многие арабы, но который, если он будет воплощен в государство в начале XXI века, не сможет создать устойчивого общеарабского социума, если тому не помогут заведомые страхи и порожденные ими политические ошибки чрезмерно напуганных им западных элит.
  Конечно, если арабов обложат и опутают, если экономической блокадой их загонят в экономическую резервацию, если им скажут "все вы, арабы - бездельники и паразиты" и будут вести с ними дела как с бездельниками и паразитами, если арабы объединятся не силой саудовского богатства, а силой египетского трудолюбия, если это случится не в первом и даже втором десятилетии XXI века, а вырастет в процессе общей борьбы, потерь и побед где-то в начале-середине третьего десятилетия, то возможно создание устойчивой общеарабской федерации, которая станет одним из главных мировых игроков в XXI-XXII веках. И только потом арабы опять распадутся на египтян, сирийцев, иракцев и т.д.
  С позиций экономического анализа очень значимым моментом может стать время, когда доходы аравийцев от нефти и капиталовложений приблизятся к доходам среднего египтянина от трудовой деятельности. Тогда саудовцу будет не жалко поделиться с египтянином своим богатством, приобретая у него защиту, а египтянин увидит в высокомерном мессианском аравийце потенциального младшего партнера. Это очень поможет объединению, если таковое начнется.
  Наш анализ приводит к выводу, что самим арабам сейчас нет ни одного весомого резона объединяться: одним нет смысла делиться богатством, снижая свой уровень жизни, другим не хочется идти под богачей, чье богатство построено на песке.
  Превращение арабов в сильную имперскую нацию (точнее, сообщество близких наций) почти обязывает их вступить в бескомпромиссную борьбу с Западом, но в этой борьбе их поражение почти неизбежно, любое существенное осложнение отношений с Западом грозит арабскому миру экономическим коллапсом.
  Поэтому сейчас арабы заинтересованы не в объединении, а в начале процесса объединения, в распространении арабского духа как протестного духа ислама, духа борьбы. Арабы таким образом готовятся к новым временам после эры дешевой нефти. Арабы готовятся к тому, чтобы в своем обедневшем обществе оставить нетронутыми исконные ценности, чтобы исконные ценности доминировали, а ценности современной цивилизации труда и экономического роста оказались освоенными хотя бы на техническом (не ценностном) уровне, работали, чтобы обеспечить уровень жизни страны среднего достатка.
  Нефть для арабов стала добрым джином, который вызволил их из захолустья и бедности, и привел в мир богатстваи власти, но жизнь продолжается, и волшебство теряет свою силу.
  Время работает против арабского мира, основанного на нефти. Арабский мир все более энергично ищет возможности для своего самоутверждения в постнефтяную эру. Многие арабы сейчас воспринимают нефть как великое искушение богатством, властью, секуляризацией.
  Их естественная реакция - вернуться к ценностям традиции. Сейчас мы наблюдаем их в самом начале этого поиска. В дальнейшем их духовная энергетика усилится, мир будет не раз напуган демоническими проявлениями беспокойного, ищущего себя и своей материализации духа.
  За первые три десятилетия XXI века арабы, по-видимому, в целом приспособятся к жизни без нефтяной дотации, но наломают немало дров. Временно их жизнь приобретет более спокойный характер, скорее всего в границах большого общеарабского государства, в котором объединятся несколько азиатских арабских наций.
  Но во второй половине XXI века арабы снова обречены на время "бури и натиска", которое может на одно-два десятилетия превратиться во времена хаоса.
  Если Западу удастся предотвратить включение в Халифат Египта, то Халифат не станет одним из ведущих игроков евразийско-африканского пространства. Но если Египет станет центром такого объединения, то арабский мир переживет свое второе рождение в качестве одной из ведущих мировых сил в XXI-XXII веках. Он вряд ли сможет творить историю, но он может стать одним из центров на Земле, в которых творится история.
  Халифат без Египта - это долговременный союзник и сателлит экспансивного Китая в Евразии и Африке. Халифат с Египтом - это самостоятельный игрок, но без особых надежд даже на региональную гегемонию, поскольку его сила будет сдерживаться мощной Южной Европой и союзной Европе Турцией, по-прежнему сильным американским влиянием и усиливающимся влиянием Китая. Он будет опасаться африканской нестабильности не меньше, чем сейчас Запад боится арабской нестабильности.
  Значит ли это, что усилия Запада по предотвращению арабского объединения будут напрасными или даже вредными?
  Нет, не значит, поскольку усилия Запада сдерживают раскачку региона, уменьшают нестабильность, опасную саму по себе. В любом случае хулигана надо остановить, даже если знаешь, что он, разбив пару стекол и обругав прохожих, успокоится и мирно уснет, а потом, проспавшись, сам удивится своему поведению.
  Порядок, безопасность, чувство безопасности - все это требует каждодневной работы и напряжения. Другое дело, когда "правохранители" стремятся не порядок поддерживать или организовывать, а решить проблему раз и навсегда. Здесь нельзя перестараться. Израильтяне "перестараются" с антитеррористической, но террористической, по своим методам, борьбой, а американцы слишком увлекутся сначала борьбой за сохранение лояльных Америке режимов, а потом борьбой против арабского единства.
  Сил будет потрачено много и зря. КПД этой борьбы будет на уровне какого-нибудь парового котла XIX века. Впрочем, это обычное КПД всех политических машин XX века. Эти машины еще ждут своей "научно-гуманитарной революции" в веке XXI-м. Но не в ближайшие годы и десятилетия. Сказано же, что без торжества гуманитарных наук в XXI веке не будет и самого века. Но к такому торжеству, как к звездам, надо не идти, а продираться сквозь тернии.
  Так к каким же целям стремится Бен Ладен и его единомышленники, развязывая террористическую войну, убивая тысячи мирных людей? Здесь речь идет не о целях осознаваемых, а тем более объявляемых, а о целях бессознательных или смутно осознаваемых, движущих массами, а не выдвигаемых людьми.
  Его цель - положить начало объединению арабского мира и шире - мира исламского, как арабской империи, в момент, когда арабский мир находится на локальном среднесрочном пике своего финансового и экономического могущества, когда он способен если не на равных, то на вполне самостоятельных правах потребовать себе места в мире XXI века, места одной из основных геополитических реалий.
  Такой шанс у арабов есть, он невелик, но он существует. Это шанс стать в двадцатых годах XXI века огромной конфедерацией от Гибралтара до Евфрата, к которой будут примыкать дружественные Халифату исламские режимы в Турции, Иране, Афганистане, Пакистане, кавказских и центрально-азиатских странах. Это будет что-то вроде огромной лоскутной империи Габсбургов, объединенной императорской властью и активным католицизмом как Контрреформацией.
  Такая империя не может быть устойчивой более чем 1-2 поколения, но такая империя - это звездный час нации, в который происходит такая разрядка энергии, ради которой они могут терпеть потом столетия серости, нестабильности и унижений.
  Арабы сейчас едины в страхе перед будущим.
  И все же, насколько велик или мал этот шанс? При каких внешних и внутренних условиях он может реализоваться? Почему бы арабам не объединиться "просто", так же, как это сделали Американские Штаты в конце XVIII века, и при этом никому не мешать, ни на кого не нападать - пусть Израиль занимает "кусочек арабской территории", так можно превратить его в дружественное и даже вассальное государство, гарантировав евреям безопасность, сделав дипломатический жест религии Мусы?
  Почему бы им не сохранить уважение к США и Европе, но, постепенно изымая деньги из их банков и ценных бумаг и умело маневрируя рынком нефти, увеличивая расстояние между собой и Западом до безопасного? Что здесь мешает, если объединение даст столь весомое преимущество и станет тем самым звездным часом арабских наций?
  Мешает реальная внутренняя системная стабильность арабских стран, каковой нет и не может быть у арабской конфедерации-мечты. Арабские нации самодостаточны просто потому, что они нации. Эти нации воспроизводят национальную элиту, власть, идеологию, богатство, ценности и ощущение причастности к большому национальному общему. Более-менее спокойная жизнь усиливает устойчивость этих систем.
  Но впереди - бурное время, резкое падение значения арабских нефтеэкспортеров. Кратное уменьшение нефтяной ренты способно разрушить все системы и иерархии в большинстве арабских государств, и это уже сейчас отравляет им жизнь. Им становится страшно, а когда страшно, люди стремятся прижаться друг к другу, сбиться в кучу, даже если это не спасет, даже если погубит. "На миру и смерть красна".
  Впереди - ломка сложившихся во многих арабских странах экономических, социальных и политических структур, ломка или коренная их трансформация. Арабы сейчас едины в страхе перед будущим.
  Этим и пытается воспользоваться Бен Ладен, очередной великий мечтатель и ненавистник. Его цель - сломать обреченную на смерть систему нефтяной ренты сразу, в одно время и во всех арабских странах.
  Что для этого нужно?
  Прямая конфронтация с Западом на религиозно-этнической основе.
  Но как и с помощью чего?
  С помощью общеарабского фронта, который позволит проводить жесткую и единую политику поставок нефти на мировой рынок.
  Бен Ладен не боится кризиса в экономиках арабских стран, вернее, он заинтересован в кризисе, т. к. именно в кризисных условиях легче проводить чрезвычайную политику, направленную на создание единого общеарабского государства, сломать старые структуры арабских элит.
  Но Бен Ладену, если он придет к власти, совсем не нужна большая война с Западом, поэтому он не заинтересован в чрезмерном увеличении цен и ограничении поставок нефти. Его политика, если он придет к власти - это максимализация доходов от нефти, но без резкого сокращения поставок (а значит и доходов от продаж), и без глубокого кризиса на Западе, конечно, если этот кризис не станет частью уже почти безумной цели создать мировую (общеисламскую) арабскую империю или если этот кризис не придет сам по себе и не спровоцирует арабов на мировую исламскую революцию.
  Средства от нефтедоходов должны распределяться на адаптацию жизни арабов в постнефтяную эпоху, создание единых общеарабских институтов власти и систем воспроизводства единой общеарабской элиты и на поддержку вассальных режимов на периферии арабского мира.
  Революционная программа Бен Ладена
  Короче говоря, Бен Ладену нужен распределительный социализм, империя-Халифат и контроль за нефтяной рентой.
  Его стратегия на ближайшие годы, т. е. программа-минимум - это рассчитанная на 5-10 лет раскачка политической обстановки в арабских странах по террористической схеме: террористические акты в США, Европе, Израиле - ответные действия этих стран против арабов и мусульман, расширение репрессий национальных правительств в исламских странах - развертывание террора и на территориях арабских стран, террора против правительства и властной элиты - придет время, когда в одной-двух странах арабского мира прорвутся к власти фундаменталистские режимы, тесно связанные с Бен Ладеном, эти страны становятся плацдармом для расширения фундаменталистской революции - ситуация постепенно нагнетается до времен резкого падения доходов от продажи нефти и нарастания во всех основных нефтеэкспортирующих странах социальной напряженности и неуверенности- в развитие ситуации немедленно включаются мощные панарабские террористические и "просто" экстремистские организации, все это время работавшие на исламскую и панарабскую революцию - наконец, несколько революционных арабских (а может, и не только арабских) наций объединяются в едином государстве вокруг Саудовской Аравии.
  Дальше может пойти реализация программы-максимум. Это укрепление основ арабской державы, попытка поставить падение цены на нефть под контроль производителей, коренное переустройство социальной структуры на началах исламского социализма, экспансия, идеологическая и диверсионная, в других странах исламского мира - в итоге создание великой арабской державы с мировой миссией и мировой геополитической ролью.
  Развитие по "минимальному" сценарию весьма вероятно. Развитие по "максимальному" сценарию маловероятно, поскольку рассчитано на полную деморализацию национальных элит в арабских странах, грубые реакции западных правительств и совсем уж топорную работу их спецслужб. Этот сценарий преуменьшает различия, существующие между арабскими странами, как культурные, так и экономические.
  Шанс у этой стратегии, как когда-то у нацистов и большевиков, в том, что в силу каких-то внешних причин, например, тяжелого мирового экономического кризиса, весь арабский мир единовременно дестабилизируется.
  Вот тогда придет время организованных сил, имеющих дисциплинированную организацию, страну базирования, боевиков-отморозков, идейных самоубийц, финансовую базу и харизматического вождя.
  Другим шансом, в ближайшие 10-15 лет более возможным, но гораздо менее действенным, может оказаться ситуация гражданской войны в одной-двух сопредельных Аравии и Ираку странах, а также жесткое противостояние между Западом и Китаем, переросшее в крупную локальную войну (тотальная - исключена).
  Дело не в одном Бен Ладене и даже не в его террористической организации. Бен Ладен, скорее всего, будет уничтожен, как и его организация. Но на его место придут другие и сделают его знаменем общеарабской борьбы.
  ИДЕАЛЬНАЯ АРАБСКАЯ СТРАТЕГИЯ?
  Реформы в экономике. Слабая надежда на успех
  А если подойти к арабской стратегии с позиции доброжелателя и советчика - каковой она должна быть?
  Тот, кто считает, что арабы "бесятся с жиру", не сможет им помочь, так как он не поймет действительной сложности арабских проблем.
  Он не увидит, что арабский мир попал в нефтяной капкан, что он раздирается противоречиями и амбициями, что он не един в национальном смысле, да и не совсем един в религиозном (слишком много сект), он не столь обилен населением, как китайский, индийский и европейско-американский, и он разбросан на слишком большой и пустынной территории, а потому ему не очень уютно в своем природном, геоэкономическом и геополитическом окружении.
  Как ему решить свои проблемы и удержать равновесие со своим нестабильным, а зачастую агрессивным окружением? Какую общую цель поставить?
  Выше актуальными общеарабскими проблемами были определены такие: огромное несоответствие между достигнутым благодаря нефти уровнем жизни, властью и влиянием в мире и возможностью воспроизводить этот уровень жизни, власть и влияние в неумолимо наступающую постнефтяную эру; несоответствие между огромным духовным энергетическим потенциалом арабских наций и возможностью его реализации в мире, зажатом правилами экономической целесообразности и системой американо-европейской гегемонии; несоответствие между глобальным ростом популярности и влияния ислама, и институциональными механизмами влияния арабских стран на мировую политику.
  Легко посоветовать арабам побыстрее превращаться в нации экономических индивидов или, как в Японии, нации экономических общин.
  Можно попытаться представить себе, как это могло бы происходить. Собственно, материально все уже создано, это огромная, избыточная для населения большинства нефтеэкспортирующих стран, экономика, это хорошо оснащенная система образования. В экономике своих стран арабы занимают высокие управленческие позиции, которые объективно могут способствовать творческой самореализации и постоянному профессиональному росту.
  Так чего же не хватает?
  Не хватает реально жестких и справедливых правил игры в этой самой арабской экономике.
  Компетентность и трудовое усилие здесь вознаграждаются хуже, чем принадлежность к местному населению, не говоря уже о принадлежности к племени и роду. А на уровне всей нации и ее элиты "контроль за трубой" важнее производственных, маркетинговых, финансовых и всех иных производительных усилий в их совокупности.
  Некомпетентного арабского менеджера всегда подстрахует компетентный европейский инженер, за ленивого арабского специалиста всегда отработает поневоле трудолюбивый индиец, провал в стратегии руководителя-араба можно закрыть какой-нибудь дотацией, явной или скрытой, или, на худой конец, списать на тех же иностранцев.
  Остается только лелеять и растить собственные, исконно арабские ценности и свой национальный комплекс. И не случайно именно молодое образованное поколение становится ударной силой панарабского национализма и агрессивного исламского фундаментализма (талибы - студенты медресе).
  Оно острее старшего поколения чувствует тот непреодолимый разрыв, который сложился между арабской национальной духовной энергетикой вкупе с арабским богатством и арабской способностью самостоятельно, без нефти, воспроизводить это богатство.
  Аравия. На пути к ваххабитской революции
  Поэтому энергия нации идет в традиционалистскую, исламскую революцию. Именно в системе национальных исламских ценностей уютно сейчас молодому арабу, не только униженному и бедному, но и элитному и околоэлитному.
  В ней он подтверждает свою исключительность и ощущает свою глубину, тогда как в системе ценностей западной цивилизации, представленной экономическими учреждениями, он кажется себе плоской картонной фигуркой, марионеткой деловитых американцев и умных европейцев.
  Но не компенсаторный характер национального ислама является основным. Его творческий духовный характер был основным в XI-XVI веках. Сейчас основным является его, деятельный, социально-преобразующий характер. Арабский мир ныне носит в себе зародыш новой исламской ваххабитской цивилизации, поставившей духовность на службу политической и социальной революции во имя Последнего Халифата, арабской "империи любой ценой".
  И все же, вернувшись к вопросу о позитивной общеарабской стратегии, которая гармонично вписала бы арабский мир в мировое окружение и наступающую постнефтяную эру, можно ли увидеть ее перспективу или хотя бы шанс?
  Такая перспектива есть у бедных нефтью, но богатых людьми арабских стран, прежде всего у Египта и он, скорее всего, если Запад и Израиль ему не помешают (той же чрезмерной помощью), эту перспективу реализует.
  Такой шанс есть у большинства нефтеэкспортирующих арабских стран и, как ни странно, этот шанс в том, чтобы уже сейчас начать реализацию политики снижения цен на нефть. Доходы от нефти в этом случае снизятся намного меньше, т. к. существенно расширится ее потребление как на Западе, так, особенно, на Востоке и увеличится арабская доля на мировом рынке. Борьба за рыночную долю должна для арабов стать основной целью экономической стратегии.
  Тем самым арабский мир вытеснит с нефтяного рынка своих конкурентов, которым добыча нефти и ее транспортировка обходятся в несколько раз дороже, этим же он замедлит разработку новых месторождений и альтернативных технологий, в целом на несколько лет замедлит приход революции топливных элементов, и, скорее всего, "смажет" эту революцию.
  Проявленная арабами "добрая воля" будет иметь огромную цену в глазах западного общественного мнения, подталкивающего сейчас свои правительства к диверсификации энергетической базы как раз их страха перед арабской непредсказуемостью и арабским нефтяным шовинизмом.
  Главным же позитивным следствием политики целенаправленного снижения цен и наращивания доли мирового рынка, хотя об этом не будут говорить, станет постепенное снижение нефтяной ренты. Арабы, при таком подходе, теоретически могут войти в постнефтяную эру более спокойно и органично, конечно, если правильно используют дополнительное время. Если они в 2001-2020 создадут реально конкурентные условия внутри своих стран, грамотно реализуют агрессивную экспортную стратегию по комплексу товаров со средней и высокой добавленной стоимостью и постепенно снизят долю иностранных рабочих и, особенно, иностранных специалистов, заменив их арабскими квалифицированными рабочими и специалистами.
  Возможно, что стратегия снижения цен на нефть будет принята ведущими арабскими государствами после 2005 года и мир получит от арабов эру дешевой нефти как бы "в подарок", "в уступку".
  Какова вероятность такого сценария: во внешней политике наступление периода сознательно снижаемых цен, во внутренней - выращивание класса специалистов и менеджеров, причем не "картонных" специалистов и менеджеров, а настоящих и конкурентоспособных на мировом рынке труда?
  Вероятность серьезных попыток реализации стратегии снижающихся цен на нефть после 2005 года более чем вероятна и главное здесь - это стремление взять процесс прихода эры дешевой нефти под свой контроль.
  Но будет ли эта политика стабильной?
  Думаю, что нет. И это сведет ее на нет. Эра дешевой нефти все же наступит в конце первого десятилетия XXI века, но сама по себе, вопреки воле и политике арабских стран.
  Вероятность разумной политики в условиях радикализации общества и, прежде всего, его молодежи, которая и может только реализовать политику замещения собой иностранцев, практически нулевая, даже в отдельно взятых странах, не говоря уже об общеарабской политике. Усилия такого рода будут предприняты, но они скоро разочаруют как "советчиков", так и их клиентов.
  Политика низких цен, которую после 2005 года попытаются проводить правительства арабских стран, вызовет волну радикальной критики. Эта критика попадет на хорошую почву, так как в целом уровень жизни в большинстве ныне процветающих на нефти арабских стран начнет снижаться, а "уровень требовательности" повысится в соответствии с рецептами "либерализации" и "вестернизации" арабских обществ.
  Но основная причина дестабилизация арабского мира в первом десятилетии XXI века не будет следствием ошибок арабских правительств, она станет следствием негативных ожиданий, в том числе тех, которые будут положены в основу либеральной экономической политики арабских правительств: неприятного ожидания вытеснения нефти из круга жизненно важных товаров, ожидания вынужденной перестройки общества в соответствии с требованиями экономики, производящей добавленную стоимость, а не распределяющей богом данную ренту.
  Следовательно, основной вариант арабской стратегии остается тем же, что был описан выше. Это дестабилизация и исламская радикализация в первом десятилетии, падение "либеральных" режимов, приход к власти фундаменталистов в большинстве арабских стран во втором и прямое военное столкновение с Израилем и Западом в третьем.
  В третьем десятилетии XXI века в арабском мире образуется некая исламская конфедерация (федерация), которая не будет устойчивой, а потому станет имманентно агрессивной и которая, возможно, распадется уже в следующем, четвертом десятилетии как единое государство, но будет существовать еще в течение 20-30 лет как тесный военно-политический союз.
  Вновь о стратегическом поражении Бен Ладена
  Это значит, что террорист Бен Ладен не является аномалией и быстро решаемой проблемой. Это значит, что Бен Ладен стал первой серьезной фигурой, возглавивший процесс консолидации арабского мира, во-первых, из Центра, т. е. из Саудовской Аравии, во-вторых, на непримиримо и последовательно традиционалистской, ваххабитской, протестной и народной основе.
  Можно ли ожидать от него диких террористических экс-цессов, таких, как применение ядерного оружия в США, Европе или России?
  Почти наверняка нет, поскольку применение ядерного оружия (взрыв ядерного чемоданчика) в Нью-Йорке, Вашингтонеили в Кливленде (конечно, если это технически возможно, но, все же, я думаю, что это ГБэшный миф) повлечет за собой полное снятие моральных ограничений на использование всех видов оружия против арабских стран, хоть сколько-нибудь "виноватых" перед Америкой.
  Если Бен Ладен сойдет с ума, то его устранят свои же соратники, которые останутся в здравом уме. С ума обычно сходят поодиночке.
  Но не является ли уничтожение небоскребов Всемирно- торгового центра тем самым актом безумия, который ближе к применению ядерного оружия, чем к "обычным" взрывам грузовиков, начиненных взрывчаткой?
  Этот акт на грани безумия, но не за его гранью. Он не снял с Америки моральных ограничений на применение ядерного и другого оружия массового поражения, он не сплотил Запад так, чтобы тот немедленно использовал всю свою мощь.
  Он "лишь" обострил ситуацию в самих арабских странах, усилил антагонизм между арабами и американцами, породил явный протест населения в арабских странах против политики своих правительств. Он вынудил Буша провести военную операцию в Афганистане, которая чревата или долгосрочным усилением антиамериканских настроений во всем исламском мире, или, в случае, если американцы удовлетворятся лишь бомбардировками, ограничатся помощью Северному Альянсу и вылазкой своих коммандос, в арабском мире появится злорадное чувство от моральной победы над Западом, которое способно привлечь в ряды непримиримых борцов с Западом уже не десятки тысяч террористов, а миллионы "простых" людей.
  Все цели, которых этим терактом реально добился Бен Ладен, очень рациональны. Он уже победил, потому что добился этих целей и поставил капканы на узких тропах Ближневосточной и Средневосточной политики США.
  Но во власти Америки, примирившись с его тактической победой, обернуть эту победу в его стратегическое поражение. Объективно американцам и не нужна тактическая победа, понимаемая как уничтожение Бен Ладена и "Аль Кайды", потому что даже маловероятное уничтожение Бен Ладена в ходе антитеррористической операции мало изменититог этой схватки, люди в арабском мире просто не поверят в его смерть.
  Если же будут представлены неопровержимые доказательства его гибели (хотя уже сейчас распространяются слухи о многочисленных его двойниках и будет легко доказать легковерному, что погиб не Бен Ладен, а какой-нибудь его двойник), то он станет мифом, народным героем, тем более неуязвимым и опасным, что он миф.
  Чтобы победить Бен Ладена на тактическом поле боевых действий, американцы должны привезти его к себе в клетке и добиться от своего пленника публичного покаяния, как того добились турки в отношении курдского лидера. Но пленение террориста почти невозможно, это может стать лишь следствием редкого стечения обстоятельств.
  Поэтому антитеррористическая операция в Афганистане должна быть (и будет) ограниченной и "показной". Это будет самая крупная PR-акция американского правительства из всех, предпринятых им до сих пор.
  Стратегический ответ Америки будет находиться в рамках системной борьбы с арабским терроризмом, в более тесной привязке элит в арабских странах к интересам и ценностям Запада, в увеличении финансирования альтернативных источников энергии и неарабских нефтяных и газовых месторождений, в более целенаправленной работе по разделению арабского мира на "трудовой" и "рентно-нефтяной", а также на азиатский и североафриканский.
  Эти усилия не позволят реализоваться идее великого Халифата, вероятность реализации которой и без американских усилий существенно ниже 50%. Эти усилия будут способствовать оттеснению арабского мира в сороковых годах XXI века на периферию мировой политики.
  Это и станет адекватным ответом Бен Ладену и его историческим поражением, хотя у него и его единомышленников вряд ли есть выбор: бороться или сотрудничать. И дело даже не в том, что "если не он - так другие", дело в том, что Бен Ладен "просто" отвечает на насущную потребность арабских наций к самореализации своей возросшей в XX веке и все растущей духовной энергетики.
  "ПРАВОСУДИЕ БЕЗ ПРЕДЕЛА"
  Террор - антитеррор в 2001-2020: боевая ничья
  Если применение террористами ядерного оружия чрезвычайно маловероятно по логическим и техническим причинам, то каких иных "сюрпризов" можно ожидать от Бен Ладена в ближайшие месяцы и годы?
  Будут ли это большие теракты, учащение количества малых терактов и "просто" пакостей, вроде писем, начиненных вирусами сибирской язвы? Какие страны подвергнутся диверсиям его невидимого государства? Будут ли среди них арабские страны, в том числе ключевые? Сколько камикадзе у Бен Ладена: десятки, сотни? Вырастет ли их число до тысяч? Способен ли он на массированное применение бактериологического и химического оружия?
  Ясно одно - Соединенным Штатам не удастся подавить исламский фундаменталистский терроризм в ближайшие и отдаленные годы.
  Их противодействие будет порождать контрпротиводействие, а на самом деле усиление того самого террористического действия, на которое сейчас ищут жесткие ответы. Потенциал для контригры есть не только в обширном и активном арабском мире. Уже в конце первого десятилетия XXI века арабские террористы получат мощную поддержку китайских спецслужб и тайных организаций. Терроризм, как и антитерроризм, будет быстро совершенствоваться.
  Сможет ли арабский терроризм в этой войне сохранить крупную организационную сетевую структуру, или западным спецслужбам удастся его обезглавить, уничтожив высший-высший и поставив под свой контроль его средний-высший уровни? Конечно, в тесном сотрудничестве со спецслужбами некоторых арабских стран.
  Здесь также сложится динамическое равновесие сторон. Вслед за отрубленной головой террористической гидры через год-два будет отрастать новая.
  В конце первого десятилетия наступившего века террористические сети создадут собственную структуру безопасности- структуру "охоты за охотниками", в чем им помогут китайцы. Деятельность этих структур в следующем десятилетии будет весьма эффективна. Их жертвами станут сотни "суперагентов" из Израиля, США, Европы, России, Пакистана, Индии, Египта, Турции - киллеров, оперативных работников, аналитиков и даже агентов влияния.
  Одна из основных целей - устрашение, подавление не только силовой, но и наиболее чувствительной к нагнетанию страха интеллектуальной и управленческой составляющей (так как ее эффективность в условиях давления и страха принципиально снижается) противостоящих им спецслужб, и, шире, элит.
  Начнется террор против элит арабского и западного мира, против политиков, крупных чиновников, общественных функционеров, крупных собственников и менеджеров, даже деятелей науки и культуры. "Для усиления морального эффекта" в убийствах известных и влиятельных людей будут широко использоваться террористы-самоубийцы, в том числе и американские граждане WASP ("белый - англосакс - протестант").
  Сотни миллионов долларов будут инвестированы в создание террористического интернационала.
  В свою очередь, американцы начнут настоящую охоту за местами размещения террористов и самими террористами в группах и по одиночке. Будут разработаны спецсредства быстрого и точного распознавания образов, с помощью которых в течение 10-30 минут после обнаружения группы, опознанные как террористы, будут накрыты точным ракетным ударом.
  Система распознавания образов будет "выдергивать" террориста из толпы прохожих и "вести" до момента задержания или уничтожения. Распознавание будет производиться одновременно по визуальному образу, включая особенности походки и телодвижения, голосу, запаху и излучению.
  Сама по себе система распознавания образов будет надежна, но, в сочетании с "человеческим фактором", она будет часто ошибаться, поскольку приказ на уничтожение будет отдаваться "настроенным на врага" человеком на основе частично идентифицированного образа, например, только по характерным телодвижениям и 70% "похожести". Сама ситуация бескомпромиссной борьбы будет способствовать легкости списания очередной жизни в неизбежный брак. Правда, в самих арабских странах это будет хоть и "пониматься", но не прощаться, обращаясь ростом ненависти к американцам и израильтянам.
  Технической и организационной изощренности американцев арабский терроризм противопоставит не менее изощренную (и извращенную по своей сути) практику зомбирования американских и европейских наркоманов и людей, предрасположенных к воздействию агрессивного психического манипулирования, с целью превращения этих несчастных в ходячие бомбы. Американцев будут "учить" бояться, прежде всего, бояться друг друга.
  Таким образом, противостояние международного правосудия и терроризма будет все больше напоминать противостояние преступника и палача.
  ИСЛАМСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И ВАХХАБИТСКАЯ ИМПЕРИЯ
  Нация или исламский интернационал?
  Уже к середине второго десятилетия XXI века крупные структуры террористических организаций, преодолев сопротивление противостоящих им спецслужб, сложатся в сверхкрупные организации, которые интегрируются в легальные политические движения. Эти движения вскоре зарулят "победным шествием" фундаментализма в большей (если считать по странам) части арабского мира.
  В актив западным спецслужбам можно будет записать предотвращение фундаменталистских революций в одной-двух странах, а чуть позже - эффективное содействие местному правительству в подавлении одной из исламистских революций.
  Все интернационалы, включая коммунистический, оказывались мифом, способным надолго задурить голову лишь немногим. Но интернационалы опасны в периоды острых кризисов.
  Какое место в этой борьбе занимает собственно ислам, салафизм и ваххабизм? Реальность или миф исламская солидарность и перспектива общеисламского фронта против христианского мира? Что важнее и политически действеннее ("ядро и оболочка") - исламский фундаментализм или арабский национализм?
  Ответы однозначны. Арабский национализм является более существенной и корневой духовной силой, чем исламский интернационализм, собственно, ваххабизм и является этим, по сути своей, арабским (еще точнее - аравийским) национализмом. Ислам здесь - форма, национализм - содержание.
  Не случайно ваххабиты столь вольно обращаются с Кораном и сунной, не случаен и его почти неприкрытый арабоцентризм. Салафизм же не является некоей идеологией, это скорее свойство арабской исламской идеологии самоочищаться. Очищаться через процедуру возврата к новому пониманию основополагающих ценностей ислама, как арабской религии, всегда остававшейся религией предков.
  Позволю себе грубое сравнение: ваххабизм "в теле" - это современный аравийский араб во всех своих человеческих проявлениях, то что он есть сейчас и что из себя представляет, араб, идущий к действительному единобожию (парадокс - ислам все еще остается в общем многобожной религией, а основной догмат, скорее, скрывает его политеизм, чем утверждает монотеизм); ислам - это идеальный, "небесный", "чистый" араб, к которому надо стремиться, а салафизм является гигиенической процедурой, предпринимаемой арабом, чтобы стать чистым.
  Ваххабизм "в духе" - это взрывоопасная смесь из временно ожившей традиции; возросшей энергетики арабских национальных общин; достигнутого после Ваххаба реального преобладания монотеизма над монотеистической мимикрией политеизма; растущего параноидального состояния, в которое вошли арабские нации в середине XVIII века ("империя - любой ценой!").
  Раз это так, то столкновения двух суперцивилизаций, исламской и христианской, особенно бояться не надо. Но следует принимать во внимание упорное движение азиатских арабов к великой арабской империи.
  В современной исламской активности дальше пропагандистских войн дело не зайдет, конечно, если западные правительства не отнесутся к этой мнимой угрозе слишком всерьез. Все интернационалы, включая коммунистический, оказывались мифом, способным надолго задурить голову лишь немногим. Но интернационалы опасны в периоды острых кризисов. В спокойные годы они "работают" как дымовая завеса над действиями реально сплоченной и организованной силы (государства, союза государств, партии, построенной на идеологических и централистских началах).
  А вот идея Халифата, идея общеарабского единства, а точнее конфедерации (а потом и федерации) арабских наций, весьма реальна и "долгосрочна". Реальна и действенна также ваххабитская идея об особой миссии арабов, прежде всего аравийских арабов, в нашем мире и в наше время. Если первая способна разрушить существующие ныне элитные структуры арабских государств во имя империи, как единого государства, то вторая способна смести их с лица земли во имя традиционного жизненного уклада и империи, как социального целого.
  В силу совмещения духовной, финансовой, экономической и исторической центральности Аравии, такая империя почти наверняка может быть построена только силой, исходящей из Саудовской Аравии и, в максимальных своих параметрах, включить близлежащие к ней страны, наиболее вероятно, кроме аравийских государств, Ирак, Сирию, Иорданию, Палестину, Ливан, Судан. А вот страны Северной Африки могут родить свой собственный африканский Халифат во многом противостоящий азиатскому - Аравийскому.
  Слишком мрачен и параноидален современный аравийский салафизм - ваххабизм. Такая сила подобна огромной башне на колесах, раздавит любого, но неповоротлива и тихоходна, город она возьмет, но и сама сгорит.
  Включение Египта в Аравийскую конфедерацию не в интересах ни элит, ни народов той и другой стороны. Это объединение может быть следствием только большой общей опасности, реальной или мнимой, но уж очень похожей на реальную. Тут "ключи" в руках израильтян и американцев, которым надо будет хорошо "постараться" в попытке не допустить египетско-аравийского объединения, чтобы вызвать мощную обратную реакцию.
  Кто мешает созданию общеарабского государства в Азии? Или по другому - кто заинтересован в сохранении статус-кво в арабском мире?
  Это правящие элиты в арабских странах.
  Это Израиль, который в арабском единстве видит смертельную угрозу своему существованию.
  Это Соединенные Штаты, зависимые в своей ближневосточной политике от Израиля и еврейского лобби, и которые резонно опасаются сильного общеарабского государства, способного диктовать цены на мировом нефтяном рынке.
  В арабских странах среди населения довольно популярна идея объединения, но это до тех пор, пока это объединение не угрожает реальному суверенитету этих стран.
  Объединение нужно не органичным слоям арабских обществ, оно необходимо каким-то идеологическим и идейным общностям, нацеленным на превращение арабского сверхгосударства в крупнейшую нефтяную монополию, на подчинение или изгнание могущественных израильтян, на устранение парализующего влияния Соединенных Штатов на Ближнем Востоке и в Северной Африке. Здесь же и мечта о собственном могуществе, потребность в реализации растущего энергетического потенциала арабских наций и растущего идеологического потенциала ислама.
  Чем хуже, тем лучше: единство, скрепленное ненавистью
  На самом деле арабским народам нужно не объединение, а тесное сотрудничество, не единство, а союзники. Но этого может быть достаточно, чтобы "процесс пошел".
  Сочетание негативного влияния "нефтяного фактора", оттесняемого на периферию экономической власти, "израильская заноза", деятельность различных идеалистов и идеологов, беспредельная сшибка террористов и спецслужб повысят температуру в арабских обществах до уровня начала "химической реакции".
  "Химическая реакция" арабского объединения прорвет межнациональные барьеры и образует новое государство - азиатское общеарабское государство, неустойчивое, а потому экспансивное.
  Американская тайная деятельность, превысившая все разумные пределы, не только дестабилизирует ситуацию на микроуровне, но и приведет к полному перерождению арабских макроструктур.
  Идейные общности, скрещенные с террористическими организациями в процессе противостояния с западными спецслужбами, демонизируются в общественном сознании западных стран и приобретут героический ореол, а значит, авторитет и право на лидерство в арабских обществах.
  Разгон арабскому объединению, данный кризисом нефтяного рынка, вовлечет всех в единый поток фундаменталистскихреволюций и арабского объединения, а Китай, столь помогший лидерам фундаментализма выжить в жестокой борьбе, станет естественным союзником Халифата.
  Ошибки первого десятилетия арабо-американского противоборства станут в этом смысле роковыми. Не поможет смягчение американской политики во втором десятилетии XXIвека, хотя это и позволит Западу избежать всеобщей радикализации исламского мира и предотвратить "войну цивилизаций".
  Во втором десятилетии XXI века Израиль найдет общий язык и с Китаем.
  Политика смягчится не только под влиянием трезвого анализа опыта противоборства 2000-2010, но и под воздействием осознания реальности китайской угрозы и китайской мощи, а, в первую очередь, станет следствием утраты арабской нефтью жизненно важного значения.
  Израиль тоже "смягчится", поняв свой интерес в "смирении" и приспособлении. Еще в 2005-2008, когда его спецслужбы будут проявлять чудеса предприимчивости и интеллекта в погоне за террористами, его политическое руководство сделает навстречу арабам и мусульманам ряд важных шагов.
  Израильтяне почувствуют подспудное снижение реальной заинтересованности США в Израиле и Ближнем Востоке вместе со снижением значения ближневосточной нефти, поэтому они, в силу скоростных способностей своего ума, превентивно переакцентируют свою стратегию в пользу сотрудничества с Египтом, Турцией и рядом других арабских стран, начав тонкое лоббирование их интересов по всему миру, включая и Соединенные Штаты.
  Услуги, оказанные некоторым влиятельным группам в этих странах, будут столь велики, что Израиль только благодаря этому легко переживет бурное время фундаменталистских революций в десятых годах XXI века.
  Во втором десятилетии XXI века Израиль найдет общий язык и с Китаем, уже вступившим в острую конфронтацию с США. Поэтому, когда в третьем десятилетии он станет объектом агрессии со стороны Арабской конфедерации, то сможет мобилизовать на свою защиту не только США, Россию и Европу, но также Турцию и Египет, и, что особеннопоказательно, он фактически нейтрализует Китай, став одним из наиболее эффективных посредников в американо-китайских переговорах накануне почти неизбежной (как будет казаться) войны.
  Ну а что же Бен Ладен? Какова цель этого человека в свете предстоящих событий?
  С ним все просто. Бен Ладен и его подельники пытаются сыграть роль "повитухи истории", приняв роды новой арабской империи. Пытаясь столкнуть Америку с арабским и, шире, исламским миром, он стремится ускорить рождение в арабских странах новых элит, основной задачей которых станет выживание арабов в постнефтяную эру.
  Дестабилизация арабского мира должна ускорить наступление этой самой постнефтяной эры, хотя бы потому, что заставит Запад ускорить диверсификацию первичных энергоресурсов.
  Сама жестокость и авантюрность политики Бен Ладена должна также способствовать ускоренному формированию решительных элит с четкими идеалами и непримиримостью. Чем более жестким будет ответ Америки, тем лучше для новых элит, им хочется побольше злости и "исторических обид".
  Но, конечно, Бен Ладену совсем не нужна американская оккупация в ответ на совсем уже безумные террористические акты. Ему нужна ненависть. Ненависть в душе и в делах. Ненависть врагов и ненависть к врагу. Ответом на американскую "сдержанность", если таковая будет проявлена, станут новые террористические акты на грани безумия, как провокации на ответную жестокость.
  Новым элитам необходимы герои-мученики. Таким согласится стать и сам Бен Ладен. Это его миссия. Он приговорен к ней, как к женщине, как к Высшей мере. В этом его жизнь и его смерть, счастье и пропасть.
  В конечном счете, Бен Ладен не столько личность, свободная в своем злодействе, сколько явление, растущий зародыш новых арабских элит. Бен Ладен и его единомышленники все-таки не "повитухи истории", а ее самые настоящие плоть и кровь. Они выполняют программу, не ими придуманную и даже до конца ими не осознанную.
  Просто пришло время Халифата, великого или просто большого арабского государства. Наше поколение станет свидетелем и пострадавшим в процессе его рождения.
  НОВЫЙ "ЛЮБИМЫЙ ВРАГ" АМЕРИКИ
  Теоретически правильная американская стратегия
  С Бен Ладеном действительно все ясно. Он выращивает новую элиту. Питательной средой здесь станет ненависть.
  Но зачем Америке это идиотское противостояние, отвлекающее огромные ресурсы, угрожающее моральным и политическим основам самого американского общества, политически бесплодное и работающее на "высшие" цели противника? Можно ли его избежать, как-то умно обойти?
  А почему бы и нет? Ответ обычно настолько парадоксален насколько и прост: если объединения арабов в Азии нельзя избежать, то почему бы не помочь этому объединению?
  Если нельзя воспрепятствовать приходу к власти ислам-ских фундаменталистов, то почему бы ему, этому приходу, не помочь? В конце концов не ваххабиты ли у власти в Саудовской Аравии? Ваххабиты, только "тихие". Но, поскольку они у власти, ими руководит и движет не дух протеста, а дух государственной и экономической целесообразности.
  Пусть исламские революционеры приходят к власти. Пусть приходят к власти сторонники общеарабского единства. Пусть они откажутся от сотрудничества с США в политической и военной областях. Но от экономики ведь никуда не деться, в том числе и от закупок американской и европейской военной техники.
  Повысят втрое-четверо цены на нефть? Но ведь не самоубийцы же они!
  Сейчас, кстати, самое благоприятное время для реализации такой парадоксальной политики, пока Америка остается единственной сверхдержавой. Уйдя от Америки, любой панарабский режим вынужден будет вернуться к Америке, потому как больше идти не к кому. Тем более, если американцы станут союзниками арабских народов, а не их отслаивающихся элит, то и будут восприниматься новыми элитами арабского мира как союзники.
  Но эта возможность останется лишь в сфере идей, поскольку реальная политика не является эманацией чистых сфер разума, а является продуктом борьбы интересов, страстей, притирки предрассудков, реализации взятых на себя обязательств и медленной перенастройки систем принятия и согласования решений.
  Любая политика обладает огромной инерцией. Любое изменение политики рождает страхи и опасения, а с ними такие завихрения, в которых политику необходимы уже не столько ум и стратегия, сколько звериная интуиция и железные нервы.
  Поэтому в первом десятилетии XXI века американцы будут упрямо противодействовать любым панарабским проявлениям, сталкивая панарабов в кювет к диверсантам и террористам, но одновременно они будут осмысливать новые реалии и новые потребности, а во втором десятилетии, наломав немало дров, "выбросив на ветер" сотни миллиардов долларов, испортив отношения с арабским миром, заплатив десятками тысяч жизней и сделав несколько опасных шагов к превращению в полицейское государство, американцы начнут движение навстречу арабским вожделениям и арабской мечте.
  Основными субъектами в арабских делах как в первом, так и во втором десятилетиях XXI века будут США, Израиль и Европа, с постепенным втягиванием Китая, но не Россия.
  Израильская политика будет нацелена на собственное выживание, но, несмотря на это, в своей стратегической составляющей будет содержать очень большой творческий момент, а вот американская, хоть и может содержать интригу и загадку американской души, но будет, в творческом смысле, довольно убога.
  Реальная стратегия Америки. Ментальная природа ошибки
  Американцы, как ни один из народов, способны к дуализации жизни, прежде всего собственной, национальной. Они могут существовать, только оттянувшись к полюсам, а не собравшись вокруг центра, как русские и французы, или равномерно рассредоточась в пространстве, как греки и германцы. Север и Юг, Белый и Черный, Республиканец и Демократ, Индеец и Ковбой. Дуализация общества и человека. Даже Женщину с Мужчиной они развели к полюсам, дав институционализироваться крайним формам феминизма.
  В этом секрет американской напряженной стабильности в динамике. Между полюсами образуется максимально широкое напряженное поле, в котором позиционируют себя индивидуумы и группы американского общества, но не стационарно, аподвижно, двигаясь в ту или иную сторону, либо же находясь в "центре", то есть у одного из полюсов (на самом деле с краю).
  Поэтому так понятен для американцев черно-белый мир американо-советского противостояния, которое стабилизировало американское общество и позволяло идеализировать себя как "город на холме", противостоящий "империи зла".
  Но Советский Союз исчез, Америка осталась единственной сверхдержавой, и обнажились духовные пропасти американского общества.
  Возникла настоятельная потребность в новом "любимом" и удобном враге, каким тридцать лет был неумолимо слабевший Советский Союз. Начался поиск такого врага, но найденные враги все до сих пор оказывались лишь очень слабыми заменителями Великого красного хама.
  Саддам Хусейн, Милошевич, Ким Чен Ир, криминализованная Россия, шиитский Иран - все это не то, слишком мелко, слишком смазано. Остается еще "надежда" на коммунистический реванш или фашизацию России, но надежда слабая, да и Россия это не Советская империя, оформленная в Варшавский договор и многочисленные союзы по всему миру.
  Китай? Еще "региональная, но не мировая держава".
  Япония? Отстала.
  Европа? Пока послушна.
  И тут такой подарок! Злодей Бен Ладен. Как им не воспользоваться?
  Бен Ладен своим чудовищным терактом восстановил удобную американскому сознанию парадигму восприятия мира и себя в мире. Мира, в котором есть олицетворенное зло, бороться с которым - миссия Америки.
  После 11 сентября это глубокое ментальное ощущение будет сильнее голоса разума и трезвого взгляда на мир. Американцы сотворят нового врага как нового кумира их нового национального триллера и со всей страстностью американской натуры начнут тотальную борьбу с ним как с реальным и мифологическим Злодеем, прообраз которого встает десятикилометровой тенью над головами простых людей во всем мире.
  Что это значит? И к чему это приведет?
  Это значит, что, к сожалению, миф об арабском злодее востребуется американским сознанием как недостающая ему в последнее время опора и основа для самоидеализации и даже самоидентификации.
  Получается, что не только Бен Ладену понадобится Америка как злая сила, как мощный источник ненависти и консолидации через ненависть, но и американскому обществу необходим Бен Ладен для того, чтобы продолжать любить и уважать себя, чтобы своих собственных демонов спроецировать за Океан, в неспокойную дикую Азию.
  Бен Ладен своим чудовищным терактом восстановил удобную американскому сознанию парадигму восприятия мира и себя в мире.
  Американское общество в первом десятилетии наступившего века поддастся на этот самообман, предпочтя новую сказку о борьбе храброго белого героя против злого араба тонкой политической и дипломатической работе, тяжелому труду по переоценке ценностей и американской политики в арабском мире. Ведь у американцев "на дворе" время если не бури, то натиска, рубят лес так, что щепки летят...
  Террористов будут "укатывать" и "утюжить", выслеживать и ликвидировать, ставить под контроль и перекупать. Пресса будет широко освещать яркие эпизоды этой борьбы и анализировать ее результаты.
  Общественность в целом будет довольна действиями своего правительства, ожидая через год-другой окончательной победы, а реальные силы будут подспудно зреть, невидимые пока из-за недостатка фактов, обилия информационного мусора и в целом неверно повернутого взгляда.
  В США в это время произойдет сепарация социального верха и низко-средних слоев, обострятся проблемы между белыми и "цветными". В Арабском мире определится и выкристаллизуется новая элита, замешанная на непримиримом антиамериканизме.
  Заключение:
  ВИДЕНИЕ НАЧАЛА ГЛОБАЛЬНОЙ СМУТЫ
  
  Так что спрогнозировано, что подтвердилось и подтверждается жизнью?
  Интуитивный образ будущего, сложившийся в 1999 году, как и его уточнения в последующем, верно "ухватил" тенденции, проявившиеся после 1999 года, например, тенденцию резкого обострения арабо-израильских противоречий, тенденцию государственно-самодержавного укрепления российской власти, тенденцию к стагнации американской экономики без угрозы глубокого кризиса в 2001-2004 и т. д.
  Все эти тенденции были правильно определены в то время, когда в общественном сознании господствовали иные представления. Кстати, в 1999 году, в результате моделирования сценария мирового развития, я пришел к однозначному выводу о напрасности опасений дестабилизации СНГ в сопредельных России Казахстане и Украине, распространенных в то время и связанных с ожиданием ухода Ельцина.
  Правильно уловлен и перелом тренда в мировом развитии от благодушества последних десятилетий американо-советского противостояния и, тем более, десятилетия после краха "империи зла", к новому долгосрочному росту нестабильности и напряженности в мире, сначала к исламскому, а потом - к китайскому вызову.
  За год до сентябрьских взрывов 2001 года написано:
  "Эмоционально эта работа направлена против самоуспокоенности и самодовольства, которые все больше укореняются в сознании широких слоев населения и элит западных стран. Однако не случайно слом могущества империй и падение гегемонов происходили сразу вслед за высшим взлетом их силы и власти (сразу - это значит через 20-30-40 лет,
  т. е. "сразу" по историческим меркам). Не лучше внешнего и внутренний надрыв национального духа, его резкое окоснение или угасание, что также следовало обычно сразу вслед за головокружительным успехом.
  Победы США над СССР в военной гонке и над Японией в экономической создали в американском обществе опасный феномен самоидеализации. Но пока американские и прочие паблик-рилейтеры, став жертвой собственной пропаганды, поютславу всему американскому, в том ряду и всякой дури, в тиши, в самой Америке и вне ее, разворачиваются силы, призванные стать могильщиками американского могущества.
  Поэтому хочу противопоставить разросшимся пузырям положительных мемов острые иголки эмоциональной критики. Отсюда "несправедливая" заостренность некоторых моих оценок".
  Сейчас видно, что не так уж наивен и "Эскиз гайдаровских реформ" (середина 1997 года), в котором, хотя я не ставил основной целью создание прогноза, кроме того, исходил из слишком оптимистических предпосылок и был ограничен в рамках структурного исследования постсоветской экономики (оставив за пределами общемировые экономические тенденции, и, тем более, анализ политических процессов), все же "выдал", как сейчас видно, вполне адекватную картину 2000-2001 годов. Ведь и общий рост экономики начался примерно в предсказанное время, и, как теперь видно, машиностроение и оборонка, не говоря уже о производстве товаров народного потребления, действительно ожили и начали вытеснять ино-странных конкурентов. Конечно, дефолт 1998 года существенно повлиял на ход процессов в 1998-2000, но уже к 2001году его влияние вполне сгладилось как в негативных, так и в позитивных составляющих.
  Эта работа стала еще и самостоятельным открытием влияния политики завышенного курса доллара к рублю и тенге, каковая политика и сыграла фатальную роль в развертывании российского финансового кризиса 1998 года. Впоследствии этот анализ позволил мне быстро понять причины, а также определить последствия августовского дефолта и, в результате, принять своевременные меры для спасения одной казахстанской инвесткомпании в преддверии девальвации тенге.
  Но настоящая работа над сценарным моделированием началась в 1999 году. Тогда было смоделировано:
  1. Основная борьба в ближайшее тридцатилетие развернется между Китаем и США.
  2. В первом десятилетии XXI века Китай будет активен на востоке и юге, во втором десятилетии - на западном направлении, а в третьем предпримет силовую попытку стать гегемоном Евразии.
  3. Европа объединится в двадцатых годах, преодолев внутреннее и внешнее сопротивление.
  4. Отношение к России на Западе в первом десятилетии наступающего века будет негативным и циничным, во втором и третьем - дружелюбным, но тоже циничным. Запад "разрешит" Китаю угрожать России потерей ее территориальной целостности.
  5. Арабский мир со второго десятилетия станет нестабильным, так как нефть начнет неуклонно и безнадежно дешеветь. В третьем десятилетии возникнет крупное арабское государство- долгосрочный союзник Китая и враг Запада. По-видимому, это будет конфедерация нескольких арабских народов.
  6. В Черной Африке в двадцатые годы XXI века возникнет крупная империя также с антизападной ориентацией.
  7. В первом десятилетии Запад все еще будет пожинать плоды победы над СССР и развращаться ими. Во втором десятилетии начнется гонка вооружений, в третьем возникнет крупный военный конфликт между западным и китайским блоками. Китай уступит Западу, но через небольшое время он будет признан как великая держава с очень широкой сферой влияния.
  8. В сферу интересов Китая к концу третьего десятилетия попадут почти вся Центральная Азия, почти весь Индокитай, а также Корея и Филиппины и какие-то части Индонезии, если та распадется.
  9. Либеральная модель получит дальнейшее развитие практически везде лишь за исключением китайской зоны влияния, включающей также и большую часть арабского мира и Черной Африки (потом я пересмотрел этот прогноз).
  10. В отличие от противостояния СССР и США, новое, между Китаем и США, станет соперничеством двух стратегически стабильных стран. Поэтому мотивация для решения внутренних проблем средствами внешней силовой политики здесь не будет столь велика. Значит, угроза крупной войны будет меньше, чем при советско-американском противостоянии. В российско-китайских отношениях сменится несколько периодов по схеме "тепло-холодно", а после 2025 года Россия начнет интегрироваться в Большую Европу. В то же время российский ДВ и Сибирь останутся под усиливающимся влиянием Китая.
  Посмотрим на оракулы 2000:
  1. В двадцатые годы XXI века разразится мировой экономический кризис, который станет концом глобальной либеральной экономики.
  2. Объединение Европы после 2040 года закончится, начнется ее разъединение. Раскол произойдет не по национальному признаку, а по суперэтническому - возникнут германская, славянская (или германо-славянская) и латино-галльская Европы. Раскол Европы явно обозначится около 2050 года.
  3. Китай не удовлетворится статусом второй сверхдержавы и уже в XXI веке устремится к созданию мировой империи, используя для этого все доступные ему средства настолько решительно, насколько это ему позволит страх перед ядерным возмездием.
  4. Россия до 2030 года не решит ни одной своей основной проблемы и в 2025-2040 будет охвачена общеевропейской корпоративной революцией, которая здесь завершится неудачей. После 2060 года российская экономика окажется под преимущественным контролем европейцев и китайцев и как бы отделится от социально-политического организма России.
  5. В Европе, России, Китае и большей части остальной Евразии либеральные экономические модели будут отвергнуты уже в двадцатых годах XXI века. На их место придут корпоративистские. Не все и не везде корпоративистские модели будут успешны, однако в целом они утвердятся как эффективная альтернатива либерально-рыночным моделям. Либерализм в чистом виде останется только в Северной Америке, Великобритании, Австралии, Новой Зеландии и еще в нескольких небольших странах Америки и Евразии.
  6. Корпорация вберет в себя не только мощь, "полагающуюся" транснациональной олигополии, но и часть силы государственной власти. Наиболее сильные корпорации станут некими "почти государствами", регулирующими не только экономические, но и социальные отношения.
  7. Во второй половине XXI века совершатся две крупные научно-технические революции. В середине сороковых годов будет создана эффективная термоядерная энергетика, которая, если не учитывать огромные первоначальные капиталовложения, в десятки раз удешевит производство энергии. В семидесятых-девяностых годах произойдет транспортная революция, которая обеспечит труднопредставимую сейчас мобильность людей. Люди получат возможность жить в Европе, работать в России, Индии или Африке, по выходным отдыхать практически в любом месте Земли.
  8. Католицизм в XXI веке переживет эпоху бурного возрождения. В XXI веке необыкновенно усилится Италия, став одним из европейских гегемонов. Возрастет влияние испано-латиноамериканского блока в Европе и обеих Америках. Протестантские Церкви в основном будут вовлечены в обновленную католическую Церковь. Соборность станет верховным принципом, подчинившим себе папскую теократию.
  9. Ислам в XXI веке охватит большую часть Африки и негритянского населения Америки, но будет иметь весьма скромные успехи в Европе, Китае и Индии.
  10. Российская политика первого десятилетия XXI века- это политика "великой дружбы" с Китаем. Но реально - ущербной дружбы против Запада. В 2010-2025 в российско-китайских отношениях сменится несколько периодов по схеме "тепло-холодно", а после 2025 года Россия начнет интегрироваться в Большую Европу. В то же время российский ДВ и Сибирь останутся под усиливающимся влиянием Китая (уже сейчас можно добавить, что фактор Путина способен существенно скорректировать этот прогноз тем, что "великой дружбы" с Китаем в первом десятилетии не будет, а будет только лишь очень прагматичное "сближение").
  11. С 2005-2007 начнется неуклонное движение США к великому экономическому и социальному кризису, который свое развертывание начнет с кризиса доверия американцев к системе фондового рынка и экономике брэнда.
  12. В первом десятилетии XXI века США и Европа все еще, по инерции, будут поощрять ползучий распад России.
  13. Во втором десятилетии XXI века Россия "встанет в очередь", чтобы попасть под американский антиядерный зонтик, а в начале третьего ее "заявка" будет досрочно исполнена из-за обострения американо-китайского соперничества - большая часть европейской территории России попадет под его защиту.
  14. Либеральная альтернатива, которая вновь актуализируется в России во втором десятилетии XXI века, однако, не реализуется даже во временной и неустойчивой госполитике. Она будет окончательно похоронена в третьем десятилетии во время мирового экономического кризиса.
  15. В 2003-2005 российский президент проведет решительную реформу госаппарата и ВС, но уже в конце первого десятилетия вновь начнет усиливаться и все подминать под себя вездесущая и неистребимая российская коррупция (этот прогноз дан еще в 1999 году в историологической статье "Предположение о структуре истории", но развернут позже).
  16. Уровень мировых цен на энергоносители будет достаточно высоким и стабильным в 2000-2004, и, тем более, в период 2005-2008, но потом последует крах нефтяных цен.
  17. К 2006 году русское националистическое движение оформится в большую, но недружную политическую партию, которая потерпит сокрушительное поражение в борьбе с правящими центристами и евразийцами.
  18. Евразийство, решив в первом десятилетии XXI века задачу внутренней консолидации России, не сможет решить внешнюю задачу вовлечения Украины, Белоруссии и Казахстана в более тесный союз. Эти страны в конце десятилетия будут дальше от России, чем в его начале.
  19. В десятых-двадцатых годах XXI века, после нескольких возвратно-поступательных движений к сближению с Россией по принципу "шаг вперед - два шага назад", Украина и Белоруссия попадут в Большую Европу, а Казахстан - в сферу решающего влияния Китая.
  20. Иудаизм имеет лучшие шансы стать основой китайского монотеизма в сравнении с христианством, исламом и буддизмом. Интересно, в этой связи (в связи с развитием "сокровенных" китайско-еврейских отношений) упомянуть, что Дэн Сяо Пин был китайским евреем.
  В оракулах 2001 года предписано:
  1. В десятых годах XXI века Германия политически расколется на восточников и южан. Первые будут стоять за евроинтеграцию как некий осовремененный и адаптированный образ германской империи. Вторые взбунтуются против расточительной помощи восточным германским землям и общеевропейскому Югу. Но победят восточники.
  2. К 2010 году не менее четверти автомобильных мощностей развитых стран будет газифицировано и начнется революция топливных элементов.
  3. Все повышение потребления нефти (на 14-16 млн. бар/сут) в первом десятилетии XXI века будет покрыто ростом импорта из стран, не входящих в ОПЕК.
  4. В конце первого десятилетия XXI века ОПЕК потеряет контроль над нефтяными ценами и самоликвидируется. После крушения ОПЕК страны каспийского региона окажутся в ловушке дружественной дотации Запада.
  5. В 20-х и 30-х годах вновь увеличится доля нефтяного рынка, контролируемого арабскими странами, но цена на нефть, хоть и возрастет, но будет существенно ниже средних значений первого десятилетия XXI века.
  6. В 2002-2003 в США будет создана новая мощная спецслужба, нацеленная на уничтожение международного терроризма. В первом десятилетии XXI века эта спецслужба будет популярна и в целом эффективна, но во втором вызовет в Европе отвращение к себе и американцам. В третьем она спровоцирует открытый конфликт между США и Европой.
  В четвертом "поспособствует" замораживанию отношений между США и Европой, и подтолкнет Соединенные Штаты к временному союзничеству с Китаем.
  7. Во втором десятилетии XXI века американско-арабское соперничество приведет к власти нескольких фундаменталист-ских революционных режимов. В третьем десятилетии эти фундаменталистские режимы объединятся в Халифат.
  8. Во втором десятилетии XXI века Израиль окажется на краю пропасти, но сумеет сбалансировать ситуацию, но в третьем - будет оккупирован Халифатом и освобожден коалицией западных стран (этот прогноз, кстати, был сделан еще в 1999году, но в 2001-м получил дополнительное обоснование).
  9. Во второй половине XXI века арабский мир вновь погрузится на 10-20 лет в пучину хаоса войн и революций.
  10. Антитеррористическая операция западной коалиции в Афганистане останется ограниченной и показной. Она будет самой крупной в истории пиар акцией американского правительства.
  Можно заметить, что не все прогнозы предыдущих сценариев подтверждаются в сценариях последующих. Нормальный рабочий процесс приводит к тому, что в ходе моделирования новых сценариев часть выводов переосмысливается и даже совсем отвергается. Важно только, чтобы не было шараханий из одной крайности в другую. Иначе говоря, необходимо уважать свою собственную интуицию и порожденное ею видение. Если иметь обыкновение иногда переписывать набело свое видение в ценностных, т. е. эмоционально окрашенных и значимых суждениях-убеждениях, то это будет фальшиво, как фальшив человек, не имеющий характера, играющий роли, а не себя.
  Оказалось, что единственным моим крупным промахом в прогнозировании 1997-начала 1999 гг. стало определение перспектив рынка ценных бумаг в России и Казахстане. И это, несмотря на то, что я вел профессиональную деятельность именно в этой сфере бизнеса.
  Прогнозы РЦБ, как позже стало ясно, были просто манифестациями завышено оптимистических ожиданий, в то время как критический внутренний голос был заглушен страхом, что "дело жизни" окажется в тупике.
  По-моему, это хороший пример, во-первых, известного явления, которое проявляется в том, что профессионалы (и очень хорошие профессионалы) в политике, экономике, менеджменте, военном деле могут оказаться в ловушке собственной профессиональной предвзятости и просто-напросто отказаться эту ловушку распознавать, и что им необходимы советчики со стороны, "оракулы" или хотя бы "шуты".
  Во-вторых, это иллюстрация того факта, что настоящий сценарист должен пребывать рядом со схваткой, а не в ней самой. Ему необходима творческая отстраненность, иначе страсть (надежды, желания, симпатии) и страх заглушат робкий по своей природе голос разума, питаемый сомнениями и интуициями. Эти силы развернут его с волнистого пути познания на прямую дорогу борьбы, но борьбы прежде всего с последствиями собственных ошибок.
  В-третьих, есть еще одно, замечательное следствие из подобных ошибок в прогнозировании, превращающее их не в тупик, а в "этапы большого пути". Проманифестировав свою веру в светлое будущее рынка ценных бумаг в контексте реалистичного анализа движущих сил экономики в 97-м и общемирового геополитического контекста в начале 99-го, вскоре, просто по инерции мышления, я пришел к реалистичной оценке и самого РЦБ, оптимистические мифы-миражи в таком нелицеприятном окружении исчезли сами собой.
  И, в-четвертых, стало понятно, что человек, серьезно занимающийся прогнозированием, должен проводить еще и анализ собственного сознания, своей "ментальной карты".
  ПРИЛОЖЕНИЯ
  Приложение 1.
  ОСНОВЫ ИСТОРИОЛОГИИ
  ОСНОВНЫЕ ГИПОТЕЗЫ
  Нация-община
  
  Основным субъектом истории является национальная община. Это Личность, которая локализована в пространстве личностным воплощением коллективного сознания. В коллективном состоянии постоянно пребывают какие-то "отделы" мозга включенных в общину людей. Мозг одного человека инициирует наше индивидуальное Я, мозг многих людей инициирует Я Общины, столь же реальное, как и то, что мы воспринимаем как свое собственное Я.
  По-видимому, Ф. Ницше это и имел в виду, когда написал:
  "Созидающими были сперва народы и лишь позднее отдельные личности; поистине, сама отдельная личность есть еще самое юное из творений.
  Народы некогда навесили на себя скрижаль добра. Любовь, желающая господствовать, и любовь, желающая повиноваться, вместе создали себе эти скрижали.
  Тяга к стаду старше происхождением, чем тяга к Я, и покуда чистая совесть именуется стадом, лишь нечистая совесть говорит: Я.
  Поистине, лукавое Я, лишенное любви, ищущее своей пользы в пользе многих, - это не начало стада, а гибель его...
  Тысяча целей существовала до сих пор, ибо существовала тысяча народов. Недостает еще только цели для тысячи голов, недостает единой цели. Еще у человечества нет цели.
  Но скажите мне, братья мои: если человечеству недостает еще цели, то, быть может, недостает еще и его самого?"
  Нация-община способна к предвидению и планированию жизни-деятельности своих подопечных на несколько веков вперед, т. е. в рамках 768-летнего "большого" цикла. Но ее Провидение включает в себя и видение неизбежных периодов собственной слабости и "глупости", поскольку ее активность(энергетика) и способность к планированию (интеллект) подчинены гармоническим законам активизации и угасания в рамках 3, 12, 48, 192, 768, а также 3072-летних циклов. Эти циклы имеют свои цели и характеристики.
  Нация-община является не только субъектом планирования, но и объектом воздействия некоей революционной программы (Софии?), жесткой в своей цели, но гибкой в способах ее достижения. Эта программа рассчитана на реализацию в течение 12288 лет. Целью этой программы является генетический скачок, имеющий в графике времени-силы форму S-образной кривой.
  История на службе эволюции
  Этот 12288-летний отрезок является временем естественного эксперимента, периодом становления нового вида. Можно сказать, что S-переход является историей - революций на службе Эволюции. Например, пройдя через такую революцию, неандерталец всего за несколько тысяч лет преобразовался в кроманьонца.
  Основное отличие кроманьонца от неандертальца - это способность создавать племенные общины, которые стали эффективным коллективным мозгом, наделенным даром предвидения на несколько сот лет вперед. Даром предвидения, существенно более точного, чем у предшествующих племенным родовых общин неандертальцев.
  Сейчас человечество переживает очередной генетический скачок, новую революцию вида. И это тоже увидено Ницше:
  "Человек - это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком, - канат над пропастью.
  Опасно прохождение, опасно быть в пути, опасен взор, обращенный назад, опасны страх и остановка.
  В человеке важно то, что он мост, а не цель: в человеке можно любить только то, что он переход и гибель".
  Основным субъектом эволюции человека, по крайней мере, в последние 400 тысяч лет, была община: сначала родовая община из 10-50 индивидов (до 60-40 тыс. лет до настоящего времени), потом племенная (40-8 тыс. лет до н. в.) и, наконец, национальная (с 9-8 тысячелетия до н. э.).
  Согласно историологической гипотезе, община имеет не только характер системы, функционирующей в собственных, определенных этой системой циклах, но еще и облечена субъект-ностью (волей). Основной цикл общины - 768-летний, состоящий в свою очередь из 192, 48 и 12-летних циклов. Но это в устойчивом неразвивающемся состоянии. Если же община входит в режим революции (перехода к новому качеству), то включаются механизмы 3072-летнего цикла и 12288-летней S-кривой.
  Все циклы имеют синусоидальный (гармонический) характер, а 12288-летняя кривая имеет S-образную форму, а смысл- скачка с одного уровня энергии и сложности системы на другой. Возможно, что S-кривая является только приспособительным к внешней среде механизмом, а не "кривой прогресса", по крайней мере, не обязательно "кривой прогресса".
  Все циклы прошли через простое учетверение базисного расчетного периода - девятимесячного срока. Отсюда трехлетний период, потом двенадцатилетний, потом 48-летний и так далее, вплоть до 12288-летнего периода.
  12, 192, 3072-летние циклы определяют состояние, энергетику общины. Двенадцатилетний определяет энергетику идеологии (ленинизма-сталинизма, германской социальной рыночной экономики и т.д.), 192-летний - энергетику телеологической национальной ценностной системы, а 3072-летний - энергетику теологической (религиозной) социогенетики вида.
  48 и 768-летние циклы определяют периоды жизни, соответственно, идеологии (общественно-политической доктрины) и телеологической системы, а 12288-летний период определяет время перехода (революции, скачка) из одного качества (состояния) общины в другое. Одновременно это и переход культурных изменений в биологические, т. е. обусловленные не культурным наследованием, а генетическим. Это тот период, в течение которого качественные системные изменения становятся необратимыми, происходит шаг (или шажок) вперед в совершенствовании генетического кода человечества.
  Энергетические (12, 192, 3072-летние) циклы определяют циклы состояния систем, а "жизненные" (48, 768 и 12288- летние) определяют периоды существования структур, каркасов этих систем.
  Поэтому эволюция - это не только непрерывный процесс постепенного развития, имеющего восходящий и/или приспособительный характер, но еще и процесс функционирования без развития, кризиса при столкновении не увязанных между собой систем, разрушения и смерти одних систем и запуска S-образного процесса революционного перехода из одного качества в другое в более удачливых, умных и сильных системах.
  Биологический скачок в совершенствовании человека как вида происходит в течение 12288 лет. Совершенствование человека происходит в конкретной (физической) общине, которая является неким самодостаточным первоэлементом ("первоареалом") вида, ведь отдельный человек не является самодостаточным даже в биологическом (воспроизводство) смысле, не говоря о социальном.
  В процессе S-перехода из разрушенных элементов бытия, из хаоса складывается новый космос, осознающий свое системное единство и эффективно противопоставляющий достоинство высокого порядка (в космосе) достоинствам максимума возможностей (в хаосе).
  Когда-то из хаоса в период разложения первобытного стада сложился космос первобытнообщинного родового строя, потом из хаоса неустойчивых племенных объединений родов появился космос родоплеменного строя (племенных общин), наконец из хаоса неустойчивых межплеменных объединений родился космос наций (национальных общин).
  Мир первобытных родовых общин был именно космосом, т. е. упорядоченной и устойчивой системой, а не изолированными островками человеческого бытия, время от времени сталкивающимися в сражениях за территорию, где сильный уничтожал слабого:
  "Вот почему мы видим между соседними племенами конфликты и войны по поводу набегов, нападений, нарушения границ, но не встречаем завоеваний в собственном смысле слова. Разрушают, истребляют враждебную группу, но не захватывают ее земли. Да и зачем завоевывать землю, ежели там неминуемо предстоит столкнуться с внушающей страх враждебностью духов всякого рода, животных и растительных видов, являющихся хозяевами территории, которые несомненно стали бы мстить за побежденных? На завоеванной территории жить было бы нельзя, а умереть пришлось бы наверняка" (Л. Леви-Брюль).
  Иначе говоря, уже в далекой первобытности общество существовало как система, охватывающая большие территории, как баланс между родовыми общинами, баланс не менее устойчивый, чем современные геополитические механизмы. Первобытная родовая община неагрессивна, ее воля направлена на поддержание собственного равновесия, а не на экспансию.
  В отличие от родовой племенная община может быть имманентно агрессивной, поскольку впервые ее объединяет символ, а символ подобен вирусу, он легко воспроизводит себя в разнообразных средах и различных ситуациях.
  Но где-то, в силу ряда причин (например, наступления эпохи обледенения, 100 тысяч лет назад), и в устойчивом неэкспансивном родовом обществе равновесие нарушается, устойчивый космос разрушается, а начавшийся хаос дает начало новой эпохе борьбы за выживание. В сильных и богатых общинах начинаются революционные процессы - запускаются механизмы S-переходов.
  Процесс перехода в новое качество (революции) конкретной общины занимает 12288 лет, а сам период перехода всех общин (общества) может занять двадцати-сорокатысячелетний период времени, т. к. одни начинают раньше, другие позже, многие погибают в пути.
  Отсюда - выводы. Общество, как совокупность общин, может иметь в процессе своей эволюции три системных состояния. Устойчивое (стабильное), для которого характерен баланс внутреннего и внешнего, когда система самодостаточна, количество смертей статистически равно количеству рождений и развитие идет медленно ("эволюция снизу"). Это космос - первое состояние общества.
  Поскольку в рамках 768-летнего цикла происходят подъемы и спады, то время от времени избыток силы одних общин и слабость других фактически искусственно вводят общество в неустойчивое состояние, чувствительное к изменениям. Общество провоцирует собственные болезни, становится чувствительным к внешним воздействиям.
  Это может спровоцировать состояние хаоса - второе системное состояние общества. Хаос - это не распад, а реакция системы угрозы, чреватые ее разрушением. Хаос - это поиск благоприятных возможностей в агрессивном потоке угроз, влияний, недоразумений и удач.
  Результатом может стать и распад системы, если система оказалась внутренне слабой, возбудила против себя могущественные силы вне системы (например, динозавры как вид в определенное время перестали вписываться в более широкую систему живой природы и вымерли).
  Другой результат - запуск механизма перехода в новое устойчивое состояние, к новому космосу. Этот процесс перехода по S-образной кривой является третьим системным состоянием общества.
  Человек, как вид, в период господства космоса не развивается или развивается медленно (сам является космосом). Он не развивается и во время хаоса. Только во время S-скачка человек развивается сначала как культурный феномен (как личность, воля, как член общины), а потом, ближе к концу (в четвертой четверти пути по S-кривой) изменяется и биологически.
  Смысл этого механизма (сначала накопление культурных изменений и только в конце - генетический скачок) в том, что в течение первых трех четвертей S-кривой происходит опробование и шлифовка изменений перед передачей их в
  АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЕ И ЭТНОЛОГИЧЕСКИЕ СЛЕДСТВИЯ
  Генезис первобытной общины
  Современность выросла из первобытности и до сих пор, подобно основанию айсберга, на 9/10 погружена в океан первобытного сознания и первобытной культуры.
  Уже 200 тысяч лет назад человек имел мозг, столь же совершенный, как и наш. Казалось бы, зачем ему столь совершенный прибор, если он только бегал с каменным топором за зверем, имел примитивный язык, простые трудовые навыки и очень простую общественную организацию?
  О том, чем был человек 200 тысяч лет назад, мы знаем мало, но знаем, что и 40-60 тысяч лет назад жизнь и материальные возможности человека лишь немногим отличались от той, совсем давней, хотя человек к этому времени имел уже развитый язык, зачатки религии и искусства.
  Материальная сторона жизни оставалась практически той же, что и 200 тысяч лет назад. При таком взгляде на первобытное общество вопрос о кажущейся избыточности человеческого мозга остается без ответа.
  Остается также непонятным, почему все время с тех пор, как человекообразная обезьяна начала превращаться в человека (4-5 млн. лет назад) основным объектом прогресса был мозг. Что его побудило к совершенствованию? Неужели только постепенное освоение навыков изготовления и пользования каменным топором?
  Ведь мышление первобытного человека (это показывают исследования и современных "диких людей") очень консервативно и традиционно, он не думает о том, как изготовить орудие труда, а просто воспроизводит тысячелетиями назад освоенные операции. Этому можно обучить и обезьяну, как обучили ее языку примитивных жестов:
  "Индейцы английской Гвианы, например, "обнаруживают поразительную ловкость в изготовлении некоторых предметов: они, однако, никогда их не улучшают. Они делают их точно так же, как делали их предки до них". Мы здесь наблюдаем отнюдь не простой результат, как это думали раньше, верности обычаю и консерватизма, свойственных этим народам. Пред нами непосредственный результат действенной веры в мистические свойства предметов, связанные с их формой, свойства, которыми можно овладеть при помощи определенной формы, но ускользающие от контроля человека, если изменить в этой форме хотя бы малейшую деталь. Самое незначительное на вид новшество открывает доступ опасностям, оно может развязать враждебные силы, вызвать гибель новатора и тех, кто с ним связан" (Л. Леви-Брюль).
  Движущие силы генезиса человека будут найдены, если признать, что главным, постоянно действующим фактором развития человека было не совершенствование производства, а саморазвитие родовой общины, скрепленной не просто общей деятельностью, но и общим, и все усложняющимся ритуалом, как процессом самонастройки и обучения, тренировки составляющих ее человеческих индивидов, ставшей не только эффективной формой кооперации индивидов в охоте на крупного зверя, в воспитании детей, лечении больных, в защите стариков, но и ставшей субъектом накопления опыта и "мыслительной машиной" для ориентации группы людей в неопределенных ситуациях.
  Именно община как система ориентации в неопределенной среде и ритуал, как усложняющийся механизм ее функционирования, сделали необходимым развитие языка, как системы передачи образов, их запоминания, но, главное, их (образов и предпонятий) объективации и обобществления.
  В языке община получила в свое распоряжение эффективное и потенциально-неисчерпаемое средство собственной консолидации, памяти и мышления (символьного мышления) и запустила биологические механизмы развития памяти, а, следовательно, - и самого мозга.
  Язык развивался одновременно как язык жестов и как звуковой язык. По-видимому, вначале доминировал жестовый язык, а затем его обогнал и оттеснил звуковой (голосовой).
  Развитие ритуала и языка дали толчок развитию руки (через сложный язык жестов), что очень "пригодилось" в работе над созданием орудий труда.
  Развитие языка, в свою очередь, стало основным фактором в развитии образного мышления и самой общины, которая, опять же - уже в свою очередь, выступала основным субъектом развития языка и памяти, что создало постоянно действующую нагрузку на мозг и через серию S-образных скачков уже за 200 тыс. лет до нашего времени превратило мозг обезьяны в мозг человека.
  Коротко цепочку развития можно представить таким образом. За 400-200 тысяч лет до настоящего времени община и ритуал в своем саморазвитии родили жестовый язык, чем существенно улучшили и усложнили процесс производства и на порядок усложнили мир образного сознания человека, его память, сложность и гибкость реакций на окружающую среду.
  В 200-40 тысячелетии до н.в. совершенствование общинно-ритуальной деятельности продолжилось теперь еще и на основе развития голосового языка, имеющего много преимуществ по сравнению с языком жестов.
  Произошла не только стандартизация и многократное усложнение производственной и иной деятельности человека, не только усложнение и увеличение объема памяти, но и начался отрыв ритуальной сферы от непосредственно производственно-деятельной сферы, а непосредственно-деятельная физическая община была надстроена еще и более широкой символьной общиной, позже (в конце этого периода) породившей многочисленные варианты племенных общин.
  Первобытный человек в наблюдениях этнографов
  Так кто он - человек ранней первобытности: человек в космосе родовых общин?
  Обратимся к Л. Леви-Брюлю, который, проанализировав работы этнографов, сделал собственные выводы о первобытном человеке, его сознании и первобытном обществе.
  Свое представление о сознании первобытного человека Леви-Брюль утверждал в полемике с популярной в конце XIX века эволюционистской школой Тэйлора и Фрэзера, которые законы первобытного общества выводили из теории анимизма, т. е. одушевления окружающего мира, его объектов первобытным человеком, якобы пытавшегося, прежде всего, подобно философам, объяснить мир.
  Но представление о дикаре-философе хоть и остроумно, но неверно. Леви-Брюль предложил свое, основанное на критическом переосмыслении фактов этнографии и эволюционист-ских теорий.
  Ошибку эволюционистов он увидел в объяснении сознания первобытного человека с точки зрения законов функционирования сознания человека современного. На самом деле первобытным человеком управляло то, что Леви-Брюль назвал "пра-логическим сознанием" и то, что он назвал "коллективными представлениями":
  "Первобытные люди смотрят теми же глазами, что и мы, но воспринимают они не тем же сознанием, что и мы. Можно сказать, что их перцепции состоят из ядра, окруженного более или менее толстым слоем представлений социального происхождения. Но и это сравнение неточно и довольно грубо. Дело в том, что первобытный человек даже не подозревает возможности подобного различения ядра и облекающего его слоя представлений".
  Леви-Брюль выводит законы сознания первобытного человека, столь отличные от законов сознания современного западного человека:
  "Что поражает в первую очередь, так это то обстоятельство, что пра-логическое мышление мало склонно к анализу. В известном смысле, несомненно, всякий акт мышления является синтетическим. Однако, когда речь идет о логическом мышлении, то синтез почти во всех случаях предполагает предварительный анализ...
  Совсем иные условия, в которых протекает пра-логическое мышление. Несомненно, и оно передается социальным путем, т. е. через посредство языка и понятий, без которых оно было бы просто невозможным. И пра-логическое мышление предполагает предварительно выполненную работу, наследие, которое переходит от поколения к поколению. Однако эти понятия отличны от наших, а следовательно, отличны от наших и умственные операции. Пра-логическое мышление - синтетическое по своей сущности: я хочу сказать, что синтезы, из которых оно состоит, не предполагают, как те синтезы, которыми оперирует логическое мышление, предварительного анализа, результат которого фиксируется в понятиях. Другимисловами, связи представлений обычно даны вместе с самими представлениями".
  Пра-логическое сознание мыслит не понятиями, а образами и поэтому подчинено не логическим законам анализа-синтеза на основе принципа противоречия, а пра-логическим законам синтеза (сопричастия), имеющим характер мистического объединения самых разнородных предметов в один класс и равнодушным к противоречию.
  Например, люди одного из племен, находившихся в XIXвеке на очень низкой ступени развития даже среди первобытных племен, считали, что они (эти люди) и один из видов попугаев - одно и то же, причем, их верование состояло не в том, что они потом станут попугаями (после смерти, например), а в том, что они уже сейчас являются попугаями. То есть, в попугае и в себе они видели одинаковую сущность, не сводимую к внешним образам.
  Правда, при чтении рассуждений Леви-Брюля о пра-логическом сознании, его мистическом характере и принципе (законе) сопричастия, нельзя отделаться от мысли, что это совершенно случайные, искусственные, бесполезные и вредные сопричастия, мешающие первобытному человеку.
  Но зачем первобытному человеку, столь слабому в борьбе с природой, было нести этот тяжелый груз? Неужели это ему нужно было только лишь для скрепления общинной солидарности на основе общепринятых, пусть неадекватных представлений? Автор не ставит эти вопросы, повторяя только: здесь сопричастие, а не логика.
  Однако факты, им сообщаемые, красноречиво говорят о богатстве, яркой эмоциональной жизни, исключительной памяти и высоком духовном уровне первобытного человека:
  "В течение всей жизни, идет ли речь о священных или мирских вещах, всякое воздействие, которое вызывает помимо нашей воли деятельность логической функции, пробуждает у первобытного человека сложное и часто мистическое воспоминание, регулирующее действие. Сама память первобытного человека имеет особую тональность, которая отличает ее от нашей. В пра-логическом мышлении память имеет совершенно иную форму и другие тенденции, ибо и материал ее совершенно иной. Она одновременно очень точна и весьма аффективна. Она воспроизводит сложные коллективные представления с величайшим богатством деталей и всегда в том порядке, в котором они традиционно связаны между собой в соответствии с мистическими отношениями. Восполняя таким образом в известной мере логические функции, она в той же мере пользуется и привилегиями логических функций. Например, представление, неизбежно вызываемое в памяти другим представлением, часто приобретает в сознании первобытного человека силу и характер логического мышления. Вот почему, как мы видим, знак принимается почти всегда за причину...
  "Во многих отношениях, - говорят Спенсер и Гиллен, рассказывая о своих австралийцах, - память их является феноменальной". Tуземец не только различает след каждого животного и каждой птицы, но, осмотрев какую-нибудь нору, моментально узнает и сможет по направлению последних следов сказать вам, здесь животное или нет... Каким бы необычайным это ни казалось, но туземец различит отпечаток ног знакомого ему человека. Эта поразительная память первобытных людей была отмечена уже первыми исследователями Австралии. Так, например, Грей рассказывает, что три вора были обнаружены по их следам. "Мне удалось встретить одного умного туземца по имени Мойе-э-нан и в его сопровождении посетить огород, откуда был украден картофель. Он увидел там следы трех туземцев и, пользуясь способностью определять по отпечаткам ног тех людей, которые оставили эти следы, способностью, которая присуща туземцам, он сообщил мне, что эти три вора были две жены одного туземца и мальчик по имени Даль-бэ-ан". Эйр поражен "исчерпывающим знанием туземцами каждого уголка той территории, которую они занимают: после ливня они отлично знают, на какой скале вернее всего могло остаться немного воды, в какой расщелине она продержится дольше всего... Если за ночь выпала сильная роса, то они знают места, где растет самая высокая трава, где можно набрать больше всего водяных капель...".
  Чудеса первобытной памяти дополняются чудесным богатством первобытного языка:
  "Все представлено в виде образов-понятий, т. е. своего рода рисунками, где закреплены и обозначены мельчайшие особенности (а это верно в отношении не только естественных видов живых существ, и всех предметов, каковы бы они ни были, всех движений, всех действий, всех состояний, всех свойств, выражаемых языком). Поэтому словарь первобытных языков должен отличаться таким богатством, о котором наши языки дают лишь весьма отдаленное представление. И действительно, это богатство вызывало удивление многих исследователей. "Австралийцы имеют названия почти для всякой маленькой частицы человеческого тела. Так, например, спросив, как по-туземному называется "рука", один иностранец получил в ответ слово, которое обозначает верхнюю часть руки, другое, обозначающее предплечье, третье, обозначающее правую руку, левую и т. д.". Маори имеют чрезвычайно полную систему номенклатуры для флоры Новой Зеландии. "Они знают пол деревьев... они имеют разные имена для мужских и женских деревьев определенных видов. Они имеют различные имена для деревьев, листья которых меняют форму в разные моменты их роста. Во многих случаях они имеют специальные имена для цветов деревьев и вообще растений, отдельные имена для еще не распустившихся листьев и для ягод".
  Читаем об интуиции и психологической проницательности первобытных людей:
  "Когда мы видим первобытных людей такими же, а иногда лучшими, чем мы, физиономистами, моралистами, психологами (в практическом значении этих слов), то с трудом представляем, что в других отношениях они становятся для нас почти неразрешимыми загадками. Мы должны, однако, обратить внимание на то, что пункты сходства неизменно относятся к тем формам умственной деятельности, где первобытные люди, как и мы, действуют по прямой интуиции, когда необходимо непосредственное восприятие, быстрое и почти мгновенное истолкование происходящего: речь идет, например, о чтении на лице человека чувств, в которых он сам, быть может, не отдает себе отчета, о нахождении слов, которые должны задеть желательную тайную струну в человеке, об улавливании смешной стороны в каком-нибудь действии и положении и т. д. Они руководствуются здесь своего рода нюхом или чутьем. Опыт развивает и утончает это чутье, оно может сделаться безошибочным, не имея, однако, ничего общего с интеллектуальными операциями в собственном смысле слова".
  В основе мировоззрения и мироощущения первобытных людей лежат не индивидуальные, а коллективные представления, навязанные индивиду общиной. Причем, первобытная община, по мнению автора, в основном обобществила эмоционально-духовную сферу человека, оставив его индивидуальному сознанию здравый смысл в делах, имеющих практически очевидный характер (что-то вроде "дают-бери, бьют-беги").
  Но Леви-Брюль останавливается на полпути, приводя яркие примеры коллективных представлений, он лишь доказывает, что они находятся над индивидуальным сознанием, и не ставит вопрос о том, насколько эти коллективные представления помогают жить и выживать и почему, опять же, в силу чего, так происходит.
  Леви-Брюль делает попытку разобраться во внутренних механизмах пра-логического сознания, сравнивая его с логическим сознанием современного европейца:
  "Вместо того чтобы быть окутанными атмосферой логических возможностей, представления погружены, так сказать, в атмосферу мистических возможностей. Поле сознания здесь не однородно, и поэтому собственно логическое обобщение и логические операции над понятиями оказываются недоступными. Элемент общности заключается в возможности, впрочем пред-определенной, мистических взаимодействий между существами или аналогичных мистических действий, общих различным существам".
  Но все-таки в разумности этих представлений этнолог сомневается:
  "Во время моего пребывания в Амбризетте, - говорит Монтейро, - три женщины из племени кабинда отправились к реке набрать воды. Стоя одна подле другой, они набирали воду в кувшины; вдруг средняя была схвачена аллигатором, который утащил ее на дно и сожрал. Семья несчастной сейчас же обвинила двух других в том, что они колдовским путем заставили аллигатора схватить именно среднюю женщину. Я пытался разубедить этих родственников, доказать нелепость обвинения, но они ответили мне: "Почему аллигатор схватил именно среднюю женщину, а не тех, которые стояли с краю?" Не было никакой возможности заставить их отказаться от этой мысли. Обе женщины были вынуждены выпить "каска" (т, е. подвергнуться ордалии - испытанию ядом). Я не знаю исхода этого дела, но вероятнее всего, что одна из них, а возможно, обе погибли или были отданы в рабство".
  Чуть дальше Леви-Брюль приводит любопытные факты о том, что во многих местах крокодилы действительно не были опасны для человека:
  "Вообще туземцы не боятся приближаться к берегу реки или даже купаться по соседству с крокодилами. Их мнение, впрочем, разделяется некоторыми европейцами. Босман писал: "В течение всего времени, которое я здесь провел, я ни разуне слыхал, чтобы крокодилы кого-нибудь сожрали, человека или животное... Во всех реках страны водится ужасно много этих животных... Я, однако, в воде не хотел доверяться им, хотя ни разу не слыхал разговоров о случившихся в связи с этим несчастьях".
  Для Леви-Брюля причина очевидна. Он считает очевидным, что крокодил убил женщину в силу естественного голода, а женщине просто не повезло или она была не ловка, в отличие от своих подруг.
  Поэтому, испытание или наказание (ордалия), которому подверглись подруги погибшей, с точки зрения автора, не что иное, как дикость или неадекватность. Но, если автор описывает типичный случай (а иначе зачем уделять этому внимание), то мы должны сделать вывод о том, что коллективные представления и мистические сопричастия часто (чаще всего?) мешали, а не помогали людям.
  Можно, конечно, предположить, что пытка, которой подверглись подруги, была средством воспитания солидарности и ответственности друг за друга, дескать виноваты потому, что не усмотрели. Но я рискну все же предположить правоту и адекватность объяснения ситуации первобытными людьми, видевшими ситуацию изнутри, а не учеными, посмотревшими на ситуацию снаружи.
  Из приведенных выше отрывков видно, насколько точен глаз и развита наблюдательность (в том числе психологическая) у первобытного человека. Возможно (и скорее всего), что в общине знали о действительных, хотя и скрытых, отношениях между женщинами, по некоторым особенностям их поведения почувствовали их вину и решили подвергнуть их священному ритуалу ордалии, чтобы выяснить правду.
  Если вспомнить и о том, что во многих местах, кишащих крокодилами, крокодилы действительно не нападают (или нападают редко) на людей, то ситуация еще более обогатится, например, такими предположениями (для нас предположениями, для соплеменников женщин, если эти предположения верны - очевидными психологическими наблюдениями) о том, что погибшая женщина утратила "чувство крокодила", а природная наблюдательность не предупредила людей об опасности, возможно, из-за психологического разлада между ними, может из-за зависти, которой (завистью) они и "предали" подругу.
  Леви-Брюль пишет, что там, где современный человек ищет (и находит) объективную, понятийную реальность, человек первобытный находит мистическую (невидимую), на самом деле психологическую, интуитивную реальность и находит ее на основе богатейших коллективных представлений. А у этой реальности своя "правда" и своя глубина:
  "Конечно, интуиция подобного рода не делает невидимого видимым или неосязаемого осязаемым: она не в состоянии дать чувственное восприятие того, что не воспринимается внешними чувствами. Однако она дает полную веру в присутствие и действие невидимых, недоступных чувствам сил, а уверенность равняется, если только не превосходит то, что дается самими внешними чувствами. Для пра-логического мышления наиболее важные элементы реальности не менее реально даны, чем другие. Эти элементы и осмысливают для первобытного мышления все происходящее. Нельзя даже сказать, чтобы все происходящее нуждалось в объяснении. Ибо в тот момент, когда данное явление происходит, пра-логическое мышление непосредственно представляет невидимое явление, выражающееся таким образом. Именно о пра-логическом мышлении можно с полным правом сказать, что окружающий его мир - язык, на котором духи говорят духу".
  Но Леви-Брюль за констатацией отличий современного и первобытного сознаний снова возвращается к тривиальной декларации превосходства современного сознания над первобытным, возможно, не умея до конца понять его (первобытного сознания) цели и смысла.
  Все эти мистические сопричастия кажутся ученому стихийным порождением примитивного сознания, классификациями ради классификаций. По крайней мере иного в его рассуждениях не видно.
  Но представьте в себе глаз первобытного человека, фиксирующий малейшие детали всех объектов окружающего мира, его музыкальное ухо и энциклопедическую ситуативную память, его богатый язык, имеющий десять слов только для названия муравья (причем, не синонимов).
  Может ли этот человек, фиксирующий при восприятии дерева, например, тысячи самостоятельных и увязанных подробностей, таких как переливы цвета, шумы листвы и скрипы веток, образы отдельных веток и даже листьев, не воспринимать его как индивидуальность (например так, хотя бы, как мы воспринимаем лицо человека)?
  Первобытный человек вполне может видеть (воспринимать) информацию о том, хорошо дереву или плохо, ведь его картина дерева в сотни раз сложнее нашей, а ведь и мы знаем, что дерево живое. Если же дерево - священное, то его образы включаются в систему сложных и столь же подробных коллективных представлений, связанных с другими ситуациями, священными предметами, ритуалами. Тогда дерево не может не быть для восприятия человека живым.
  Иллюзия это или реальность? Даже, если иллюзии здесь больше, чем реальности, она выполняет функцию концентрации внимания и действенной солидарности, но при восприятии действительно живых объектов (дерева, крокодила) первобытный человек устанавливает с ними действующую психологическую связь, видит их живыми как они есть. Живые скалы и звезды - это чистая иллюзия, но реально живыми являются коллективные представления, оживляемые образами скалы и звезды.
  Чтобы хотя бы приблизительно, абстрактно понять то, что видел человек, смотря на сложные предметы, такие как дерево, животное, скалу, каким образом он видел в них мистическое содержание, отделенное от зрительного образа, представьте себя за чтением книги.
  Видите ли вы на ее страницах сложный и в чем-то упорядоченный рельеф букв, слов и предложений или все-таки мысли, образы, ситуации? Сделаете ли вы "сопричастие" между книгой и, допустим, знакомым человеком, чей характер точно описан автором и, например, местом в городе, конкретно описанным в книге? Человек, не посвященный в вашу знаковую систему, удивится тому, чем могут быть похожи этот предмет (книга), знакомый вам человек и здание на площади.
  Точно так же и здесь нельзя судить о произвольности (пусть коллективной и повторенной тысячи раз) или неадекватности сопричастия первобытным человеком между, на внешний ученый взгляд, случайными предметами.
  Для первобытного человека скалы, деревья, животные, река - это книги, целые энциклопедические тома, которые он читает, как он читает следы людей и зверей на камнях. Но он не только читает (мистифицирует), но еще и видит, причем подробнее и острее современного человека, он видит не только крокодила, но и его "лицо", т. е. способен понимать его внутреннее состояние.
  Однако важнее другое. Главное, что отличает вооруженный научными понятиями и классификациями мозг современного человека от мозга первобытного человека - это иная форма и уровень субъектности.
  Для нас человек и субъект - одно и то же, у первобытного же субъект воли находится в общине, мыслительная работа и рациональность может быть найдена только в общине.
  Человеческие поступки, погруженные в общинную личность, нельзя объяснить исходя из представления о Я-человеке или даже группы Я-людей, примерно так, как если бы хотели объяснить поведение руки некоего невидимки, не как руки, а как самостоятельного субъекта. Рука отдернется, попав на горячее или холодное (без участия разума), так же и первобытный человек, встретив очевидную опасность или препятствие, "рационально" обойдет их, как и человек современный. Но в сложных ситуациях для того, чтобы понять поведение руки, необходимо все же вступить в контакт с этим невидимкой.
  Вот это мы и попытаемся сделать в следующей главе. Мы попытаемся сделать видимой невидимку общины.
  Основной же вывод, главный ответ на вопрос, "что отличает сознание человека родовой и племенной общины от сознания современного человека", состоит в том, что первобытное сознание было почти всецело настроено на общение с трансцендентными личностями общин, а сознание современных людей лишь в религиозном аспекте направлено к общению с трансцендентным, в основном же оно нацелено на общение с подобными себе индивидуумами и на логическое постижение объективных связей в охваченной безличностными законами природе.
  Поскольку для историологии трансцендентные личности существуют реально, то неизбежен вывод о том, что сознание первобытного человека в целом не было "лучше" или "хуже", чем сознание человека современного, оно было "другим", в одних аспектах лучше, в других - хуже. Наш современный развитый мозг мы получили в подарок от первобытного человека, который загружал его гораздо лучше, чем очень многие из нас.
  В развитие концепции Леви-Брюля
  Леви-Брюль, исследовавший обширный этнографический материал, сделал точные и глубокие выводы о сознании первобытного человека, в основе которого лежат коллективные представления. Правда, он сразу подчеркивает, что этиколлективные представления "не предполагают некий коллективный субъект, отличный от индивидов, составляющих социальную группу", чем, с моей точки зрения, ограничил свой метод и постепенно завел в тупик свою теорию (в конце жизни он отказался от некоторых краеугольных идей).
  Я попытаюсь посмотреть на основные выводы Леви-Брюля через призму идеи о том, что коллективные представления, переживаемые индивидом, имеют в своей основе существование некоей коллективной личности, управляющей индивидом, мышление которой (ее логические или пра-логические операции) происходит хоть и в мозгу человека, но вне личности человека.
  Для Я-человека выводы этого сознания - цельная данность, такая же, как объекты внешнего мира для глаза человека, глаз может их воспринимать как они есть, но непосредственно манипулировать ими не может.
  Попробуем определить, что такое личность человека, что такое то нечто, очень простое (что может быть проще "Я"?) и одновременно столь сложное и всеохватное?
  Я - это неразрывное сочетание двух сложных комплексов, простых при обращении к себе и сложных как сам воспринимаемый мир, при обращении вовне.
  Первый комплекс чувствуется, ощущается, эмоционально переживается (Я есть, Я - душа, Я - бытие). Второй является представлением, возможностью (Я - воля, Я - дух, Я свободный).
  Первое Я изначально от рождения, но развивается в процессе жизни, наполняясь ее событиями, идеями, образами. Второе Я создается или не создается в процессе жизни (например, в первобытно-родовом обществе его почти не было), оно, собственно, и является тем, что называют личностью человека, немыслимой без свободной воли, без ощущения себя как игрока, без манящей неопределенности бытия.
  В ранней первобытности, когда безусловной основой бытия был первобытный род (до 40, а, может быть, до 50-60 тыс. лет до н.в.) сознание человека развивалось прежде всего через развитие памяти и коллективных представлений - сложных эмоционально-чувственных образов.
  Развитие первобытнообщинной (точнее, родовой) Я-воли сделало ненужным развитие индивидуальной Я-воли.
  Человек накапливал десятки тысяч ситуативных примеров поведения, которые прекрасно ориентировали его в достаточно простых практических ситуациях, например, для избежанияочевидных опасностей от голода, холода, зверя, дождя (да и здесь не во всех ситуациях), а в ситуациях неопределенных, сложных, выходящих за пределы "ситуативной энциклопедии" (болезни, межродовые конфликты, коллективная охота на зверя) человек обращался через четкий ритуальный комплекс к коллективному общинному Я, которое, обладая свободой воли, и было предназначено для решения проблем в неопределенных ситуациях. Развитие первобытнообщинной (точнее, родовой) Я-воли сделало ненужным развитие индивидуальной Я-воли.
  Леви-Брюль обратил внимание на то, что в наиболее примитивных первобытных племенах XIX века (в целом, по-видимому, соответствующих уровню развития родового общества за 60-40 тыс. лет до н.в.) не было необходимости в религии, потому что коллективные представления были неотделимы от описываемых ими объектов или ситуаций:
  "Нас, следовательно, не поразит то обстоятельство, что Спенсер и Гиллен не обнаружили у австралийцев, которых они изучили, "ни малейшего следа, ни слабейшего намека на что-нибудь такое, что могло бы быть описано как культ предков", что они не наткнулись на объекты культа в собственном смысле слова, на олицетворение сил природы, животных или растительных видов, что они встретили лишь очень мало преданий о происхождении животных и незначительное число мифов. Такая же бедность замечена Эренрейхом и в обществах низшего типа Южной Америки, которые, к несчастью, значительно менее изучены, чем австралийцы. Эта бедность свидетельствует о том, что в общественной группе еще преобладает пра-логическое и мистическое коллективное мышление. Чувство симбиоза, осуществляющегося между членами группы или между определенной человеческой группой и группой животной или растительной, получает прямое выражение в институтах и церемониях. Социальная группа в это время не имеет нужды в других символах, кроме тех, которые употребляются в церемониях...
  В своем недавнем сочинении "Анимизм в Индонезии" Крейт полагает необходимым различать в эволюции обществ низшего типа два последовательных периода: первый, когда личные духи считаются обитающими в каждом существе и предмете (в животных, растениях, скалах, звездах, оружии и т. д.) и одушевляющими их, другой период, предшествующий первому, когда индивидуализация еще не произошла и первобытному сознанию представляется, будто некое текучее начало, способное проникать всюду, т. е. своего рода вездесущая сила, оживляет и одушевляет существа и предметы, действуя в них и заставляя их жить". "Там, где души и духи еще не индивидуализированы, индивидуальное сознание каждого члена группы тесно связано с коллективным. Оно не отделяется четко от коллективного сознания и, целиком соединяясь с ним, не противопоставляет себя ему: в нем господствует непрерывное ощущение причастности. Лишь гораздо позже, когда человек начинает ясно осознавать себя как личность и формально выделять себя из группы, к которой чувствует себя принадлежащим, лишь тогда внешние существа и предметы тоже начинают казаться личному сознанию наделенными индивидуальными душами или духами в продолжение жизни и после смерти".
  Но точнее сказать не о неотделимости коллективных представлений (это следствие), а об отсутствии (или крайней неразвитости) индивидуальной воли и о том, что вся полнота воли была сосредоточена в Я-общины.
  Поэтому первоначально не было никакой воли, отделенной от того, что Леви-Брюль назвал пра-логическим сознанием, но должно быть названо проявлением общинного Я в индивидуальном сознании Я-бытия. Первоначальное Я человека - это здравый смысл, т. е. набор ситуативных примеров, к которым относилось также и поведение индивидуума в сложных неопределенных ситуациях.
  На такие ситуации индивидуум (и группа индивидов) отвечал просто - совершал стандартный ритуал приобщения к общинному Я, которое и находило ответы на вопросы. Конечно, первобытный человек, имеющий минимум воли, не был подобен сложной машине, он мог терпеть, говорить себе, например: "надоело, но подожду", и т. д., но эта свобода воли была цельной и системной лишь в узких, хотя и многочисленных вопросах бытовых ситуаций.
  Она, кроме того, была зажата между инстинктами, привычками и примерами, с одной стороны, и средовыми воздействиями, мистически и чувственно (и, как правило, коллективно) воспринимаемыми человеком, с другой.
  От людей, в состоянии активности общинного Я, требовалось быть вместе и прежде всего слышать друг друга, а лучше еще видеть и обонять. Но слух и голос, по-видимому, уже 200 тысяч лет назад стали наиболее важным средством коммуникации, что и определило опережающее развитие звукового языка над языком жестов. Ведь звук голоса объединял людей в любое время суток, в любой точке пространства (конечно, в пределах слышимости) и в любом положении тела.
  С течением времени словарный запас стал столь велик, что мог создавать картины, не менее сложные, чем зрительные образы. Мозг человека, включенный в общинную группу посредством звуковых сигналов, постепенно стал частью общинной "мыслительной машины", управляющей этой группой, но машины не механической, а "машины" со свободной волей, так как ее задачей было не только вспоминать, но и находить решения.
  Так над родовой общиной начала надстраиваться племенная община первоначально в духе, в проекте и лишь значительно позже в "металле".
  Личности человека в нашем понимании, то есть личности, как воли, в ранней первобытности не существовало. Человек был, жил, наслаждался, боялся, радовался, страдал, переживал сложнейшие эмоциональные состояния, но не имел свободной воли, ощущения собственных, а не коллективных возможностей.
  Его реакции на вызовы окружающей среды (в наиболее общих и существенных для общества случаях) были инстинктивными или обусловленными "ситуативной энциклопедией", т. е. памятью и опытом.
  Зато реакция надличностного субъекта (Я-общины) была подобна нашей. Человек в полной мере не принадлежал себе ни вовне, ни внутри. Но его эмоциональный мир был необыкновенно богат, он чем-то напоминал зрителя захватывающего фильма: ничто не зависит от него, но он живет, переживает и сопереживает.
  Развитие родовой общины одновременно с развитием звуковой коммуникации - языка создало 50-60 тыс. лет до н.в. возможность для создания более широких общинных объединений - племен, для существования которых людям уже не обязательно было поддерживать почти непрерывное общение в рамках звукового круга и быть вовлеченным в почти непрерывную совместную деятельность.
  Язык, как сложная система образов, а также ритуал, как сложная система символического поведения, начал отделяться от непосредственной жизни и деятельности общины, становиться самостоятельной системой.
  Началось формирование первобытной религии, которой потребовались новые средства фиксации образов, способные, в отличие от звуковых сигналов, переноситься на расстояния и сохраняться во времени. Появились первые сакральные рисунки, священные предметы (статуэтки "венер" и т. д.), имеющие значение ритуальных символов.
  Началась верхнепалеолитическая революция, духовной основой которой была первобытная религия, "оторвавшая" символ от непосредственности коллективного представления и, тем самым, впервые породившая в сознании человека не просто живое ощущение причастности к внеличностному коллективному субъекту, но и представление об этом субъекте.
  Это, в свою очередь, породило ряд важных следствий. Индивидуум впервые ощутил себя как что-то отдельное от мира, Я-бытие стало устойчивым субъективным ощущением, ощущением определенной ценности личного бытия, возможно, действительно появились первобытные философы как философы не нравственности, а красоты (наскальные рисунки того времени наполнены естественной и чистой красотой).
  Первобытная религия и ее новые символические средства запустили процесс создания первых "надстроечных" общин - племенных, клановых, фратриальных. Это не были уже физически определенные, полностью подчинившие себе эмоционально-чувственную сферу человека, родовые общины. Это были общины, основанные на объективированной символике языка, обряда, религиозных церемоний.
  Иначе говоря, родовая община была преимущественно реактивной, тогда как племенная стала преимущественно активной системой, направленной на изменение среды.
  Религиозный обряд (религиозный ритуал) здесь занял столь же важное и, самое главное, самостоятельное место, как и общение в обыденной жизни и обычной деятельности, в то время, как в позднеродовой общине ритуал еще оставался только средством (хотя и основным) обучения и "настройки" в процессе коллективной деятельности и коллективного решения ситуативных вопросов, "заданных" внешней средой. Иначе говоря, родовая община была преимущественно реактивной, тогда как племенная стала преимущественно активной системой, направленной на изменение среды.
  Революция перехода от родового к племенному обществу, по-видимому, совершившаяся в самом конце среднего и в пер-
  вой половине верхнего палеолита (60-20 тысяч лет до н. в.) как раз и создала наблюдаемые еще в XIX веке различия между первобытными общинами низшего и высшего типа:
  "Во вторых обществах потребность сопричастности, может быть, не менее жива. Однако, поскольку эта сопричастность больше не ощущается непосредственно каждым членом общественной группы, она достигается непрерывно растущим умножением религиозных или магических актов, священных и божественных существ и предметов, обрядов, выполняемых жрецами и членами тайных обществ, мифов и т. д. Удивительные работы Кэшинга о зуньи показывают, как пра-логическое и мистическое мышление уже несколько повышенного типа проявляет себя в великолепном расцвете коллективных пред-ставлений, призванных выразить или даже осуществить партиципации, которые больше не ощущаются непосредст-венно...
  Будучи рассмотрены в своих отношениях к мышлению групп, в которых они рождаются, мифы привели бы к подобным соображениям и выводам. Там, где сопричастность индивидов общественной группы еще не чувствуется непосредственно, где сопричастность группы окружающим группам существ переживается в собственном смысле слова, т. е. в той мере, в какой продолжается период мистического симбиоза, мифы остаются редкими и бедными (у австралийцев, у индейцев Центральной и Северной Бразилии и т. д.). В обществах более развитого типа (у зуньи, ирокезов, полинезийцев и
  т. д.) мифологическая флора становится, напротив, все более и более богатой. Соответственно и мифы следовало бы признать за такие продукты первобытного мышления, которые появляются тогда, когда оно пытается осуществить сопричастность" (Л. Леви Брюль).
  Конечно, направленность на решение сложных практических вопросов в племенном ритуале (племенной религии) оставалась главной, но сами практические вопросы здесь стали другими, соответствующими задачам племенного, а не родового общества.
  Религиозная деятельность превратилась в самостоятельную, а не сопутствующую обычной. Как следствие, началось формирование специализированной группы (или общественной функции) жрецов, знахарей и колдунов, началось формирование классовых структур. Племена стали устойчивыми образованиями и постепенно становились сильнее самостоятельных родовых общин.
  Но возникло внутреннее противоречие между авторитетом Я-рода и Я-племени, что, возможно, впервые остро поставило перед индивидуумами проблему выбора. Хаос, начавшийся
  40-60 тыс. лет назад борьбой племенных и родовых субъектов, вскоре сменился периодом S-скачков, а где-то около
  15-25 тысяч лет назад сложился новый космос, космос не родовых, а племенных общин, подмявших под себя и переделавших под себя общины родовые.
  В конце новой революционной эпохи произошел мощный культурный взрыв, стимулированный поиском воюющими сторонами средств для победы в этой войне, ведь эта война была реальной войной на уничтожение между интегрированными в племена родами и родами, отставшими от процесса племенной интеграции.
  Примерно в это время (15-20 тыс. лет до н. в.) вымерли последние неандертальцы, более сильные физически, чем человек, с сильными челюстями, но к этому времени уже не-обратимо отстававшие в умственном развитии. Хотя еще пятьдесят тысяч лет назад их мозг был конкурентоспособен, но мощная челюсть и неразвитый тонкий язык оказались фатальными недостатками, помешавшими создать племенные общины, основанные на языковом символизме.
  Но почему и сейчас среди кроманьонцев встречаются общества родового, "неандертальского" типа? Произошла ли в затерянных уголках Австралии и кое-где в дебрях Амазонии деградация кроманьонца обратно в неандертальцы, или это общества, рожденные атавистическими особями? Более правдоподобно предположить, что в определенных условиях племенные, символьные "гены", т. е. юнговские архетипы, оказались зарезервированы, остались в "свернутом" состоянии, поскольку родовая организация была востребована, а племенная нет, ведь речь идет о малолюдных "заброшенных" уголках планеты.
  Около 200 тысяч лет назад появился человек разумный, который в течение 150-100 тыс. последующих лет постепенно осваивал стандартные технологии производства орудий труда, приручил огонь, его рука стала такой же, как у современного человека. Человек в это время создал звуковой язык, который постепенно оттеснил на второй план язык жестов. Но рука, оттесненная от языка, сотворила революцию стандартизации в каменном производстве. Этим фактически исчерпываются достижения человечества в 200-50 тысячелетиях до н. в.
  После 40-50 тыс. лет до н.в. появляются первые наскальные рисунки, скульптуры "венер", погребальные обряды. Каменные орудия труда достигают совершенства. Люди начинают покорять водную стихию (которой до этого боялись), появляются лодки. Охота ведется уже не только копьями и топорами, но и с помощью луков и стрел. Люди начинают пользоваться жерновами, строить дома и целые деревни, приручают животных. И все это внедряется всего лишь за 25-40 тысяч лет (с 40-50 по 10-15 тысячелетие до н. в.).
  Племенная община, утверждаясь и побеждая, перестраивала сознание человека. Если раньше его сознание было исключительно ситуативным, образно-чувственным и естественно-мистическим (т. е. человек не обращался к внеличностному субъекту, а просто выполнял его команды), то теперь его сознание стало осознанно мистическим (религиозным), сознательно обращающимся к внеличностному субъекту - богу, божеству, духу, а позже создает сложные мифологии - классификации богов и системы их отношений.
  Человек верхнего палеолита еще лишь в малой мере наделен индивидуальной свободной волей, но он включен в жизнь многочисленных субъектов - духов и память его наполняется не только сложнейшими чувственными представлениями- образами, но и символами, то есть мистическими образами и предпонятиями.
  Племенная община сделала гигантский шаг в развитии общинного мышления, впервые увидев себя не только в качестве одной из форм самоорганизации человеческого рода в борьбе за выживание в процессе естественного природного отбора, но и как силу, направленную на изменение природы посредством создания ее моделей в виде мифологического мировоззрения и эти модели реализующая.
  Символьный ряд первобытной религии впервые объясняет мир, тем самым делая заявку на его сознательное преобразование в отличие от прежних преимущественно реактивных (пусть сложных) реакций общины на импульсы и состояния среды.
  С тех пор коллективное сознание человека стремится стать адекватным природе в ее существенных связях и проявлениях, сначала как коллективное общинное, а затем и как общностное философское, интеллектуальное сознание. Это и есть рождение богов.
  Богатый урожай материальных достижений во время верхнепалеолитической революции - прямое следствие качественного скачка от родовой общины к племенной. Человек, отождествивший себя с птицей, наверно попытался взлететь, создав что-то вроде крыльев, но это ему не удалось, зато человек, представивший себя деревом, попытался поплыть на дереве и это ему удалось, а чуть позже он связал бревна в плот и научился делать из бревна лодку, выдолбив трухлявую середину. Мистические сопричастия оказывались зачастую вполне практичными изобретениями. Мистические предметы иногда становились практическими предметами. Первоначально лук был мистическим предметом, может быть потом он стал музыкальным инструментом (т. е. активным предметом ритуала) и только потом - оружием.
  Поскольку индивидуального сознания не существовало, то изобретения не могли иметь индивидуально-практического характера, даже в виде случайных находок и наблюдений. Мы уже видели, насколько консервативным было сознание первобытного "родового" человека, которое отвергло бы даже очевидную, но случайную объективную связь (если ее не было в природе в готовом виде) и, скорее всего, просто бы ее не восприняло в качестве коллективного опыта, передаваемого от поколения к поколению. Любое изобретение вскоре было бы просто "забыто".
  Даже сейчас изобретения и открытия случайны и редки, а после того, как они "случились" мы говорим "как просто", и снова делаем вывод, что "все гениальное просто".
  Поэтому честь великих изобретений верхнего палеолита принадлежит именно разбуженному (впервые направленному на преобразование природы) сознанию племенной общины, или, что то же самое, пра-логическому сознанию, создающему ритуальные предметы и мистические сопричастия, побочным результатом которых стал и практический прогресс. Индивидуальное сознание в силу своего зачаточного и пассивного характера не только не могло этого сделать, но и принять.
  Сила малой общины - это непосредственность, эмоциональная экспрессия, полное слияние сознаний. Она стала ритуальной основой, системой энергетической подпитки и "включения" племенной общины.
  Племенные общины, пережившие 12288-летние периоды собственного развития (S-скачки), стали постепенно основными субъектами отношений в позднепервобытном обществе, интегрировавшем в себя общины родовые как полностью подчиненные им малые общины.
  Сила малой общины - это непосредственность, эмоциональная экспрессия, полное слияние сознаний. Она стала ритуальной основой, системой энергетической подпитки и "включения" племенной общины.
  Племенная община уже более разумная, чем эмоционально-чувственная, оказалась более адекватной и глубокой при объяснении сложных ситуаций и способной объединить людей в очень широкие группы, в которых отдельные индивиды могут и не знать друг друга, а непосредственное общение уже может быть не непрерывным, а эпизодическим, не столько в процессе общей деятельности, сколько в процессе исполнения религиозного ритуала.
  Основа племенной суперобщины - это не только совместная деятельность групп, но и общий язык, традиции, ритуал и мифология.
  Сознание человека, его воля должны быть полностью подчинены общинному Я племенной общины, но человек уже имеет представление о себе как о чем-то ином, чем община, не сливается с сознанием общины.
  К концу формирования каждой конкретной племенной общины в процессе S-перехода происходит переход наиболее важных и общих ее свойств в генетически наследуемые свойства. По-видимому, эти архетипы и были открыты К. Г. Юнгом.
  Но космос общества, состоящего из племенных общин, просуществовал недолго, практически с 25-15 до 15-12 тысячелетия до н. в., так как верхнепалеолитическая революция вызвала кардинальное изменение материальной культуры. Численность населения Земли, стабильная или медленно растущая, увеличилась с 40 до 12 тысячелетия до н. в. примерно на порядок.
  Это нарушило природный и межплеменный баланс, усилило взаимодействие между племенами, тем более, что человек стал гораздо мобильней, научившись плавать и приручив животных, а его язык уже выработал предпонятия в виде мифологических и мистических понятий-образов.
  По-видимому, уже с 15-12 тысячелетия до н. в. началось образование межплеменных объединений на основе языкового единства, начался новый период общественного хаоса. Все более усиливающиеся межплеменные объединения зажигали сознание общины нового типа - национальной, для которойзначение общей деятельности становилось уже несущественным, а главными стали общие ценности, традиции и религия, но не как мифология, а как вера. Может быть, даже как троичный эмоциональный комплекс "Вера-Надежда-Любовь (к Богу)".
  Если для племенной общины совместная деятельность еще оставалась главной и определяла всю систему отношений, в том числе и религиозных (в отличие от родовой общины эта деятельность не обязательно была физически совместной, а лишь определена общими правилами), то в национальной общине человек мог жить и трудиться в разных условиях и группах, но приобщался к суперобщине через ценности и религию, прежде всего, через общие для национальной общины ритуалы, языковые метаструктуры и через веру как личное, нравственное отношение к себе и к Богу.
  Начало революции образования национальных общин совпало (или стало причиной?) с материальной революцией мезолита-неолита.
  Посмотрим теперь, чем же мы улучшили концепцию Леви-Брюля?
  Исходя из идеи о том, что первобытное общество более продуктивно рассматривать не от эмоций, переживаний, представлений и мыслей человека, а с точки зрения целей и мотиваций общины, но не как системы индивидуумов, а как цельной личности, субъекта, мы получили новую схему развития человеческого общества и человека как вида. Причем, схему прозрачную для критики, более того, своей конкретностью провоцирующую критику.
  В первобытном родовом обществе индивид обладает физической реальностью, но реальности сознания и субъектности он почти лишен. То, что физически мозг принадлежит индивиду, ничего не меняет, этот мозг имеет два сознания, одно из них (большое) не принадлежит человеку и является частью общинной личности, другое (маленькое), принадлежащее человеку-индивидууму, подчинено первому. И лишь в процессе развития племенной общины, основанной на символьном единстве, индивид начинает понемногу "открывать свои глаза", а его Я расширяется и обретает некоторую свободу и небольшую самостоятельность.
  Становятся понятными основные движущие силы великой революции, сначала превратившие человекообразную обезьяну в дикаря, а дикаря в личность; превратившие стадо в род, род в племя, а племя в нацию.
  Род, как устойчивая община, по-видимому, сложился и стал доминирующим типом общества уже 400 тысяч лет назад. В это время уже существовал ритуал, который стал видимым проявлением личности родовой общины. Ритуал все усложнялся, приводя и к усложнению общины и ее жизни. Ритуал повысил восприимчивость общины и ее приспособляемость, став такой системой культурного приспособления.
  Самоусложнение ритуала стало прежде всего следствием вызванного им же ослабления биологических автоматизмов: чем более ослаблялось действие инстинктов, тем больше востребовались формируемые ритуалом "условные инстинкты", навыки и привычки, которые все больше вытесняли инстинкты природные.
  Становятся понятными основные движущие силы великой революции, сначала превратившие человекообразную обезьяну в дикаря, а дикаря в личность; превратившие стадо в род, род в племя, а племя в нацию.
  Совершенствование орудий труда в процессе ритуала, создание первых жестовых слов и, как следствие, развитие руки и памяти, положили начало уже за 250 тыс. лет до н. в. быстрому развитию языка как такового, который примерно 100 тыс. лет до н. в. был уже сложным голосовым языком. Примерно к этому времени первобытное общество сложилось как общество родов, имеющих в своем составе несколько десятков человек и связанное с другими родами отношениями обмена людьми (межродовыми браками).
  Но 100 тысяч лет до н. в. (не важно чуть позже или чуть раньше, даже если это "чуть" - 20-30 тыс. лет) наступило очередное великое похолодание, ледник постепенно закрыл большую часть Европы. Возможно этот катаклизм вывел первобытнородовое общество из состояния устойчивого равновесия, породив волны переселений и обострив борьбу за выживание.
  Был приручен огонь (надо греться!), возросло количество контактов между родами, между людьми разных родов (ввойнах, в перемещениях, в поглощении одних групп другими), охота на зверя становилась более сложной и требовала сложной и четкой координации между людьми.
  Все это привело к взрывному росту в развитии языка, в том числе и как средства межобщинного взаимодействия и общения. По-видимому, уже 60-80 тыс. лет назад возникли квазиплеменные общины - общины, в которых субъектами единения были составляющие ее роды, а не сама племенная община, а язык становился общим для всего "квазиплемени".
  60-40 тыс. лет назад началась революция перехода от родовых общин к племенным общинам. В племенной общине, в отличие от общины "квази", субъектом объединения была сама суперобщина, а не составляющие ее родовые общины.
  Этот вопрос требует дополнительного разъяснения. Общинность - это свойство, по-видимому, присущее биологической природе многих живых средств, не только человека. Кроме того, признаки субъектности группы проявляются как только группа людей просто физически собирается вместе (начинают действовать законы толпы, законы стада). Эти силы настолько велики, что приводят зачастую к затмению сознания и мгновенной инфляции моральных запретов. Сотни (тысячи) вполне приличных современных людей, собравшись в толпу, могут творить зверства, почти не отдавая себе в этом отчета и не чувствуя никакой вины. Толпа же способна совершать не только зверства, но и великие подвиги и акты самопожертвования (действительно, на миру и смерть красна).
  Но общинность - не только биологический, но и культурный феномен. В сложной и адекватной системе символов создается не дикая община крайних эмоций и действий, а культурная, в высшей степени проницательная, обладающая памятью и мышлением. Я общины - это полноценная личность, живущая по своим законам в пределах 768-летнего жизненного цикла.
  Таковой культурной общиной (наверное, первой в истории человечества) была родовая община. Ее основы: почти непрерывный физический контакт между людьми (ощущение зрительного, слухового присутствия друг друга) и ритуал, неотделимый от совместной деятельности и ею же являющийся (т. е. ритуалом была любая деятельность, например, работа по изготовлению орудия труда, охота на зверя и церемония посвящения юноши в мужчину).
  Сама по себе ритуализация общества стала великой революцией в истории человечества, так как позволила отказаться от большого количества жестко заданных биологических, генетических стереотипов в пользу стереотипов более изменчивых- культурных.
  Природа человека 400-500 тысяч лет назад - это уже что-то резиново-шарнирное, в отличие от генетического монолита своих предшественников по эволюции. Эта шарнирность, ранее бывшая слабостью, в общине и с помощью ритуала (обучения и приспособления через ритуал) стала силой и создала эффект взаимного саморазвития от ритуала к "шарнирности", а от "шарнирности" к усложнению ритуала.
  В племенной общине впервые произошло отделение общины от места и времени, но личность общины оставалась некоей цельностью.
  Я-племени - это сознание, хоть и проецируемое из мозга составляющих общину людей, но живущее и перемещающееся во времени-пространстве реально, подобно шаровой молнии. Иначе говоря, Бог это не символ и не проекция только, -это Бог Живой. Это горящий куст Моисея и Нечто, боровшееся ночью с Израилем. Таковы и языческие боги.
  Основой племенной общины стал специализированный религиозный ритуал, отделенный от любой другой деятельности и востребовавший вместо непосредственного физического сопричастия сложнейшую систему мистических символов, а позже, после формирования квазинаций (племенных объединений) востребовавший и мифологию как цельную, увязанную воедино мифологическую систему, созданную племенными общинами (богами - не людьми).
  Итак, основа племенной суперобщины - не физическое присутствие и единый естественный ритуал действия, а специальный мистический (религиозный) ритуал и языковое единство. Но без физического соприсутствия людей община не развивается, а ее деятельность имеет пониженную интенсивность. Возможно, в ее жизни преобладает коллективное бессознательное над коллективным сознательным, иначе говоря, община находится как бы "во сне".
  Наконец, национальная община опирается на религиозный ритуал, не на язык как таковой, а на некие находящиеся в языке ценности и структуры - метаструктуры ("мыслеформы") и веру, каковая есть чувство личной ответственности перед Богом, основанное на чувстве любви и договоре между Богом и человеком, на ответственной свободе личности.
  Национальная община основана на Троице
  Национальная община основана на Троице: Бога (ритуала погружения в малую общину как в физического представителя трансцендентного Бога), Духа (живого языкового пространства, порождающего и мир идей - образов, понятий) и Личности (в Вере, Надежде и Любви). Исламский Бог отвергает Троицу, поскольку он воплощает собой квазинацию племен.
  Архетипы Юнга
  как следы первобытного человека
  Концепция Леви-Брюля, сформулировавшего основные отличия мышления и мироощущения первобытного человека от мышления и мироощущения современного человека, основанная на трудах этнографов XVIII-XX веков, смелых и любознательных европейцев и североамериканцев, может быть усилена не только идеей субъектности общины, но и наблюдениями и умозаключениями Карла Густава Юнга.
  Юнг охотно использует "коллективные представления" и часто ссылается на Леви-Брюля. Основываясь на своей клинической практике врача-психоаналитика, трудах этнографов и собственном мистическом опыте, он пришел к идее архетипа.
  Архетипами Юнг называл сложные состояния сознания, передаваемые по наследству и воспроизводящие глубинные мифологические символы, самые важные из которых - это Тень, Анима, Анимус, Мать, Ребенок, Старик. Среди менее значимых архетипов находятся архетипы Отца, Троицы, Антропоса.
  Архетипы, по Юнгу, имеют важное конституирующее значение в жизни бессознательного в человеке, так что, по его словам:
  "Нам никогда легитимно не отделаться от архетипических основ, не согласившись поплатиться за это неврозом, точно так же как нельзя без самоубийства отделаться от тела или его органов... Ибо архетип - о чем никогда не следует забывать- душевный орган, который имеется у каждого. Плохоеобъяснение (архетипа) означает собственно плохую установку по отношению к этому органу, из-за чего последнему наносится ущерб. В конечном счете всякий сетующий - просто скверный толкователь".
  Например, архетип ребенка содержит мотивы потенциального будущего, мотив осознавания ("Да будет свет!"), мотивы заброшенности, покинутости, подверженности опасностям и непреодолимости ("Один дома"), гермафродитизма, целостности, восприятия ребенка как начальной и конечной сущности.
  Отдельный архетип, сам будучи очень сложным органом сознания, сплетен с другими архетипами и вместе они "образуют схватываемое единство".
  Архетипы, как символы, имеющие наиболее четкое и полное воплощение в мифах и религиях первобытных народов, вышли из культуры племенной общины, 60-20 тысяч лет назад пережившей революцию S-переходов от общины родовой. Архетипичность, наследуемость этих мифов является следствием 12288-летнего S-скачка, который завершается переходом наиболее значимых символов (свойств, образов) в генетический фонд.
  Среди архетипов нет моральных заповедей, поскольку возраст моральных заповедей еще детский.
  Сам базисный характер архетипов лишь косвенно и неадекватно, по мнению Юнга, улавливаемый и "объясняемый" сознанием, выдает в них подручных общинного Я.
  Архетип - это не просто сложная инстинктивная структура, лабиринт подсознания, а часть субъектного целого -
  Я-общины, конкретно - племенной общины, преобразовавшейся в современных национальных общинах в более или менее автономную промежуточную общину. В своей душевной жизни мы не просто не принадлежим себе (якобы по незнанию), мы принадлежим другому - миру общинных личностей, обидчивых и даже мстительных, но отходчивых и благодарных.
  Некоторые геометрические фигуры являются архетипиче-скими: "крест - пишет Юнг - означает устроение, противопоставленное неустроенному хаосу бесформенного множества. В другой своей работе я уже показал, что крест действительно один из древнейших символов строя и порядка. В области психических процессов он равным образом выполняет функцию упорядочивающего средоточия и потому в состояниях психиче-ского расстройства, вызываемых, как правило, вторжением бессознательных содержаний, видится также в форме четырехчастной мандалы... Середина символизирует целостность и окончательность. Вполне уместно поэтому, хотя и достаточно неожиданно, наш текст напоминает о факте дихотомии вселенной, расколотой на правое и левое, светлое и темное, небесное и "нижний корень". Это безошибочное указание на то, что все содержится в середине и что "Господь", следовательно, все составляет и соединяет, сам будучи "nirvanda", т. е. "свободным от противоположностей", в полном соответствии с аналогичными восточными представлениями, а также с психологией этого архетипического символа".
  Правда, полноту жизни, по Юнгу, выражает не Троица, а Четверица, или Троица, дополненная неким темным началом.
  Поскольку архетип Троицы стал основой системы теологических ценностей у христианских народов, то обратим на него особое внимание. Этот архетип проявился в религии Вавилонии, но яркое и полное воплощение он нашел в Египте уже в середине третьего тысячелетия до н. э., то есть за две с половиной тысячи лет до возникновения христианства. По словам Юнга: "египетская теология решительно утверждает и ставит во главу угла сущностное единство (омоусию) бога-отца и бога-сына (представленного фараоном). В качестве третьего к ним присоединяется Ка-мутеф ("Бык своей матери"), который есть не что иное, как Ка, порождающая сила бога. В ней и через нее отец и сын связываются не в триаду, но в триединство. Ведь поскольку Ка-мутеф представляет собой особую форму проявления божественного Ка, мы действительно можем "говорить о триединстве бог-фараон-ка, где бог выступает "отцом", царь - "сыном", а Ка - творческим связующим звеном между тем и другим".
  Правда, полноту жизни, по Юнгу, выражает не Троица, а Четверица, или Троица, дополненная неким темным началом, изгнанным из нее морально ориентированной религией.
  Крест, по Юнгу, как раз включает и это четвертое начало. Троице, по Юнгу, не хватает дьявола, так как "дьявол - тень Бога, которая обезьянничает и подражает ему, antimimon pneyma (подражающий дух) в гностицизме и греческой алхимии. Но он "князь мира сего", в тени которого человек родился, обремененный пагубным грузом первородного греха, совершенного по подстрекательству дьявола".
  Архетипы Троичности-Четверичности часто встречаются в сновидениях, исследованных Юнгом:
  "Если мне и удалось составить себе о Троице какое-то вразумительное представление, основанное на эмпирической реальности, то помогли мне в этом сновидения, фольклор и мифы, в которых встречаются подобные числовые мотивы. В сновидениях они появляются, как правило, спонтанно, что показывает уже сама банальность их внешнего проявления. Большей частью в них нет ничего мифического или сказочного, не говоря уж о чем-то религиозном. Речь может идти о трех мужчинах и одной женщине, которые сидят за одним столом или едут в одной машине, о трех мужчинах с собакой, об охотнике с тремя собаками, о трех курах в одной клетке, откуда убежала четвертая, и т. п. Эти вещи настолько банальны, что их легко упустить из виду. Поначалу они и не подразумевают ничего особенного, кроме лишь того, что имеют отношение к функциям и аспектам личности грезящего, в чем можно легко убедиться, когда речь идет о трех или четырех знакомых лицах с хорошо выделенными чертами - или о четырех основных цветах: красном, синем, зеленом и желтом. Эти цвета с изрядной долей закономерности ассоциируются с четырьмя функциями ориентации сознания. Лишь когда грезящий начинает понимать, что четверка содержит намек на целостность его личности, он осознает, что все эти банальные мотивы сновидения являются, так сказать, теневыми изображениями более значительных вещей. Особенно хорошо помогает прийти к этому прозрению, как правило, четвертая фигура: она не лезет ни в какие рамки, предосудительна, внушает страх или необычна, инородна в каком-то ином смысле, как в хорошем, так и в плохом, напоминая Мальчика-с-пальчика рядом с его тремя нормальными братьями. Само собой разумеется, ситуация может быть и обратной: три странные фигуры и одна нормальная. Всякий, кто располагает хоть каким-то знанием сказочного материала, понимает, что через гигантскую по видимости пропасть, разделяющую подобные тривиальные факты и Троицу, вполне может быть перекинут мостик. Но это вовсе не означает, что Троица опускается до их уровня. Напротив, она представляет собой наиболее совершенную форму соответствующего архетипа. Эмпирический материал просто показывает, как этот архетип действует, захватывая и мельчайшие и наименее значительные психиче-ские детали".
  Наконец, Юнг формирует психологическое содержание этого емкого символа, но к которому (психологическому) он не сводится:
  "Троица именно в силу своего умопостигаемого характера выражает необходимость духовного развития, требующего самостоятельности мышления. С исторической точки зрения, мы видим это устремление работающим прежде всего в схоластической философии, а философия эта была тем предварительным упражнением, которое только и сделало возможным научное мышление современного человека. Троица также и архетип, чья доминирующая сила не только поощряет духовное развитие, но при случае и навязывает его. Но как только эта спиритуализация угрожает стать вредной для здоровья односторонностью, компенсаторное значение Троицы неизбежно отступает на задний план. Благодаря преувеличению добро становится не лучше, а хуже, а пренебрежение и вытеснение делают из маленького зла большое. Тень составляет-таки часть человеческой природы, а вообще никаких теней не бывает лишь ночью. Поэтому мы сталкиваемся здесь с проблемой...
  Таким образом, - делает общий вывод автор, - история догмата о Троице предстает в качестве постепенного проступания некоторого архетипа, который упорядочивает антропоморфные представления об Отце и Сыне, о жизни, о различных ипостасях и т. д., выстраивая их в архетипическую, т. е. нуминозную, фигуру "Пресвятой Троицы". Современники этих событий воспринимали ее как нечто такое, что современная психология называет внеположенным сознанию психическим присутствием (Ргаsenz). Если налицо consensus generalis (всеобщее согласие) в отношении какой-либо идеи, как это имеет - и имело - место в нашем случае, то мы вправе говорить о коллективном присутствии. Подобными "присутствиями" в наши дни выступают фашистская и коммунистическая идеи: первая подчеркивает власть вождя, вторая - общность имущества, обе эти черты характерны для первобытного общества".
  Архетипические геометрические символы каждой из религий выражают главную точку приложения внимания каждой религии.
  Христианский крест выражает идею Троицы и дьявола в оппозиции к ней, дихотомии Бога-дьявола (национальной общины - квазиобщины), Личности (Сына) - Общности (Духа). Крест - это символ сложного культурного кода западнойкультуры, основное отношение здесь - это отношение между Богом и Человеком (Личностью).
  Возможно, исламский полумесяц выражает идею непознаваемого (круглого) Бога. Как за серпом Луны скрывается круглый месяц, так и Аллах серповидной полоской света (учением пророков и главного из них - Мухаммеда) приоткрывает, но не открывает тайну Аллаха. Аллах кругл, с какой стороны на него ни посмотреть, он - одинаков, един, один. Основной вопрос ислама - это утверждение непознаваемости и единства Бога, ведь мусульманский Бог - это некая фикция, произведенная личностями племенных общин (он чем-то похож на Волшебника Изумрудного города).
  Иудейская звезда (звезда Давида) состоит из двух треугольников, обращенных друг в друга. Треугольники символизируют Бога и дьявола (общину и квазиобщину), противостоящие друг другу и уравновешивающие один другого. Поэтому основной вопрос иудаизма - это вопрос равновесия Бога и дьявола или вопрос об автономии племенных общин в структуре общины национальной?
  Конечно, судить походя о столь сложных материях, как архетипические символы мировых религий, нельзя. Вероятность ошибки в таких выводах очень высока. Это гипотетические суждения, и именно в таком качестве они здесь представлены. Ведь цель и смысл этой работы - не объявление конца, а заявка на начало или приглашение в историологию.
  СТРУКТУРНО-ИСТОРИОЛОГИЧЕСКИЙ МЕТОД
  Общие положения
  
  Из антропологических и этнологических глубин вернемся в историю.
  В историологическом исследовании применяются две взаимодополняющие методологии.
  Первая разрабатывается в предположении, что история нации имеет сильную корреляцию с ее "состоянием здоровья", иначе говоря, с циклами активизации - угасания нации-общины. Эту методологию можно назвать структурно-историологической.
  Она работает по принципу линейки, прикладываемой к потоку исторических событий, линейки с характеристиками конкретных исторических циклов-сезонов, точнее, с характеристиками-диагнозами "состояния здоровья" нации.
  Эта линейка уже "внедренного" ранее S-перехода имеет 12288-летнюю длину и, как нам уже известно, разделена на четыре равных отрезка - 3072-летних макроцикла, каждый из которых имеет свою характеристику. В свою очередь, следующий, 768-летний цикл (названный мной большим), является одновременно макросезоном, и разделен на четыре, теперь уже "больших", сезона по 192 года. У этих сезонов тоже имеются собственные характеристики. Подобные деления можно производить тем же способом и дальше, вплоть до самого "мелкого", девятимесячного сезона.
  Можно сказать, что история наций-общин состоит из девятимесячных временных квантов, обладающих как повторяющимися, так и неповторимыми признаками.
  Можно сказать, что история наций-общин состоит из девятимесячных временных квантов, обладающих как повторяющимися, так и неповторимыми признаками. Например,
  12-летний сезон повторяется в 48-летнем цикле, но он же, как часть 48-летнего сезона, повторяется только в 192-летнем цикле и т. д., вплоть до 12288-летнего S-перехода, не цикличного, а "скачкового" и потому в принципе непо-вторимого...
  Девятимесячный срок и является "первоэлементом" истории. Это срок развития плода в организме матери. Этот срок и фрактализуется в жизненных циклах как индивидуумов, так и наций.
  Семь учетверений срока беременности женщины выводят на S-скачок. Может быть не случайно микроорганизмы столь динамичны и приспособляемы? Очевидная причина этого - в их сверхскоростной размножаемости, в сверхмалом сроке их "беременности"?
  В следующих главах будут подробно описаны характеристики S-перехода, макро- больших и средних циклов.
  Подробное рассмотрение малых циклов потребует разобрать уже не 16, а 64 сочетания, что в общем-то многовато для материалов Приложений к этой книге.
  Поэтому остановимся лишь на кратких определениях малых и микроциклов, оставив за пределами рассмотрения трехлетний и девятимесячный.
  Малый цикл - это жизненный цикл конкретной "материальной" политико-экономико-социальной доктрины, такой, например, как "большевизм-сталинизм" или "социальная рыночная экономика".
  Микроцикл - это цикл активности "материальной доктрины" и одновременно жизненный цикл политической элиты, которая эту доктрину воплощает в жизнь. Это цикл активности в реализации цельной системы взглядов на общество будущего и общество настоящего, не являющийся однако всеобъемлющей религиозно-ценностной системой, развитие которой происходит в циклах более высокого порядка, рассматриваемых в следующих главах.
  S-переход
  В основе схемы лежит представление о том, что любая нация в истории последних тысячелетий является развивающейся единой общиной и одновременно постепенно разрушающимся содружеством более мелких общин (квазиобщиной). Процесс нациообразования из квазиобщины начался "всего лишь" 9-10 тысяч лет до н. э. Он занимает в истории каждой нации минимум 12288 лет (S-переход), если не было реверсивных движений в смутные времена.
  S-переход по принципу матрешки включает в себя четыре гармонических макроцикла, которые в свою очередь - четыре больших цикла и так далее, к "средним", затем "малым", и, наконец, 12-летним микроциклам. Поэтому время S-перехода- это семь раз учетверенный девятимесячник (9 месяцев  4  4  4  4  4  4  4).
  График: ось ординат - внутренняя сила или способность национальной общины влиять на поведение людей и групп людей во имя целей революции вида, которая обозначается как "теологическая продуктивность общины". Ось абсцисс - время. График является упрощенным, так как в нем исключено влияние макроциклов и всех остальных циклов.
  I четверть ("ночь") - в это время национальная община консолидируется, новая теологическая система слабо влияет на развитие цивилизации. II четверть ("утро") - национальная община становится столь же сильной, как и квазиобщина. Развивается цивилизация, складывается полноценная мифология. III четверть ("день") - национальная община побеждает квазиобщину. Нация обретает внутреннее единство, монотеизм приобретает законченные формы. IV четверть ("вечер") - нация переводит свои достижения в генофонд вида. Происходит доводка национальных символов, превращение их в архетипы.
  В христианской теологии национальная община определена в понятии Единого Бога, а квазиобщина названа дьяволом.
  В I-й четверти S-перехода происходит рождение национальной общины, основанной на живом (это важно!) языковом единстве, но власть квазиобщины доминирует над человеком через племенную общину как субъект квазиобщины. Иудейский символ окончания I-й четверти - это изгнание человека из рая.
  Во II-й четверти возникает техническая цивилизация, которая не может развиваться без специализации между людьми и большими группами людей. А объединяет людей, разъединенных специализацией, именно сложившаяся в начале II-й четверти национальная община, имеющая в основе своего единства язык и веру в Бога. Иудейский символ окончания II-й четверти - это потоп, Ноев ковчег и прощение Богом ранее проклятой им земли.
  История III-й четверти - это история утверждения национальной общины во всех областях жизни нации. Иудейский символ начала III четверти - это неудача со строительством Вавилонской башни, как символа пирамиды квазиобщины (пирамиды племенных общин).
  О IV-й четверти пока утверждать что-то конкретное сложно, так как "самые продвинутые" народы еще не так давно вступили или только еще вступают в нее. По-видимому, в этот период дискурсивное мышление и моральные ценности станут биологически наследуемыми.
  В реальном историологическом анализе важно учитывать и то, что при образовании новой нации на основе базисного культурного кода материнской нации, происходит реверс нации в самое начало макросезона, т. е. новая нация начинает свою историю с начала макросезона, в котором находилась материнская нация во время ее появления.
  Так, предположительно, германцы (дойче) - это вернувшиеся в макровесну даки, англичане - это вернувшиеся в макровесну германцы. Отсюда отставание на один большой цикл германцев от даков и греков, а англичан от германцев.
  В редких случаях отставание может быть и дробной величиной (по отношению к размеру "большого цикла"), как это произошло с американцами, отставшими от англичан примерно на 1,25 больших цикла. Это интересная проблема, одним из решений которой может стать разработка гипотезы не об английском, а индейском "происхождении" и индейском духе американцев США. В этом случае проблема "дробности" снимается, что было бы желательно для чистоты и четкости нашей теории.
  В чем значение этой схемы?
  На основании этой схемы автор предлагает новую "змеиную" теорию (более того - парадигму) исторического процесса и новый (второй - в дополнение к дарвиновскому) механизм эволюции, который можно назвать "динамическим гомеостазом", т.е. стремлением общины к равновесию с будущим своим состоянием, спрогнозированным ею (!) грубо на тысячелетия и, точно, на столетия. Эта схема помогает описать основные глубинные процессы в истории наций и сделать общие предположения о будущем конкретных наций, их цивилизаций и стран.
  Макроциклы
  Макроцикл (3072-летний цикл) - это цикл активности национальной души (коллективного бессознательного нации-общины?) или цикл активности нации в ее теологических основах. Для этой души не суть важно, сильна нация или нет, для нее важно другое - насколько многообразна среда обитания человека, насколько она способствует революции вида. Поэтому национальная душа не стремится предотвратить страдания, бедность и унижения нации и составляющих ее групп людей, если эти страдания, бедность и унижения прибавляют ей знаний и мудрости.
  Макровесной нация и ее человек активны, деятельны, экспансивны, задиристы, наивны, самонадеянны, по-детски жестоки. Нация, как губка, впитывает глубокие религиозные и философские знания, но то, что выдает сама похоже на примитивную подделку, впрочем, это заметно только для наций, находящихся выше (а не ниже) на линии S-перехода.
  Формула внешних взаимоотношений макровесенней нации- "от других к себе", причем впитываются глубокие, "душевные" истины.
  Макролетняя нация и ее человек одухотворены великой гармоничной идеей. Нация несет ее, как миссию, другим народам, причем небезуспешно.
  Формула внешних взаимоотношений макролетней нации - "для себя и для других".
  Макроосенняя нация и ее человек одухотворены, как и летом, великой идеей, но вместо гармоничной, живой, пронзительной до осознанной жертвенности "увидеть и умереть" и в то же время ласковой, как теплый летний ветерок, чувственности, приходит тяжеловесная, обидчивая и монументальная одержимость. Краски сгущаются, полутона исчезают, рельеф становится четким и ясным, как удар ножом. Жертвенность и глубина становятся жертвой, могилой духа.
  Формула внешних взаимоотношений макроосенней нации- "от себя к другим", ведь нация идет к великой цели, ломая и круша на своем пути, она вынуждена отдавать в уплату "за нанесенный ущерб" все лучшее, что накопила весной и летом.
  Макрозимняя нация и ее человек погружаются, через 100-150 лет после начала цикла, в "растительное существование". Нация тихо страдает, правда, не от утерянной славы и гордости, а от мелких обид. Но, находясь "под паром", она копит силы для новой миссии в следующем макроцикле.
  Формула внешних взаимоотношений макрозимней нации- "в себе и для себя".
  Большие циклы
  В отличие от "S-перехода", описывающего только переходные процессы генезиса нового вида, "большие циклы" - это циклы всей жизни, включающей не только периоды роста, но и периоды стабильности и деградации, и имеющей более приоритетной задачу приспособления, а не развития. В процессе этого волнообразного движения национальная община приспосабливается к внешнему окружению. "Волнообразность" также стимулирует постоянную конкурентную борьбу наций между собой, т. к. нация, находящаяся на гребне волны, неизбежно с него "скатится", а нация, находящаяся внизу - подымется.
  Большой цикл, т. е. 768-летний, - это цикл развития и угасания общинной личности (духа или коллективного сознательного) нации-общины и одновременно цикл роста, закоснения и разрушения "материального" могущества нации.
  Под "материальной" мощью нации (т. е. материальной в кавычках) понимается не непосредственно материальное богатство и военная мощь, а продуманность и сложность "интеллектуальной собственности" - политических, юридических, экономических, социальных систем, в общем того, что можно назвать производственными и надстроечными отношениями. Другими словами, это способность экономических систем производить материальное богатство, социальных - распределять созданное богатство, а политических - производить государственную мощь, в т. ч. и военную.
  В рамках большого цикла нация борется за "место под солнцем". Ниже даны описания сезонов большого цикла. Обратите внимание на то, что эти описания больше всего соответствуют нациям, находящимся в летнем макроцикле, меньше в весеннем и осеннем и сильно смазаны - в зимнем.
  Большое лето можно назвать институциональным или антиинституциональным периодом. Большое лето начинается в то время, когда страна в результате предыдущего развития "материально" еще относительно слаба, но духовно сильна и едина. Новые ценности стали общепринятыми.
  "Летом" в стране проводятся серьезные и, самое главное, успешные реформы: политические, экономические, военные, социальные.
  Летняя агрессивность не такая целеустремленная, как осенняя, она идет от избытка здоровья и силы. Летняя нация скорее ненароком кого-нибудь зашибет, чем сделает это по заранее спланированному сценарию.
  Большую осень можно назвать "материальным периодом". Большая осень начинается на пике духовной мощи, но официальная идеология уже закоснела, как и многие народные привычки. Это уже сказывается на темпах развития. Появляется определенный зазор между национальным духом и бытием, который в дальнейшем усиливается.
  Национальный менталитет (т. е. то, что нация думает о себе самой) и объективные его характеристики также начинают расходиться, появляется, заметное глазу иностранца, самодовольство, некритичность по отношению к себе и своим, и т. д. В обществе распространяется упрямое экспансионистское настроение, т.к. появляется искушение использовать свою мощь как силу для остановки начинающегося процесса собственной дезинтеграции и упадка духа.
  Летняя и весенняя агрессивность - веселая и лихая (в тяжелых случаях - "шизофреничная"), осенняя - злобная и тяжелая, параноидальная.
  Большой осенью все эти проблемы усиливаются, начинается дезинтеграция "материальной" основы, но в период "бабьего лета", т. е. в начале осени, происходит чудо расцвета искусств, рождаются великая литература, живопись и т. д. Причем, для периода характерны не отдельные яркие вспышки гениев-одиночек, а целая череда гениев, поддержанных сотнями и тысячами талантливых мастеров. Возможно, этот расцвет имеет не только подытоживающий почти 400 лет развития характер, но и, частично, характер компенсаторный. Художники и музыканты ищут новые возможности для развития нации, "латают дыры" в национальном духе, но им это удается только частично, т. к. открытия искусства несравнимы с открытиями религиозными.
  Но если страна в это время одержима экспансионистскими настроениями, то творческая энергия гениев уходит не в искусство, а в науку, организацию, карьеру. Гении, не принявшие правил игры помешанного на экспансии общества, погибают от удушья или их убивают.
  Большую зиму можно назвать "духовным периодом" или, с тем же успехом, "циничным", т.к. одновременно с распадом старого духа происходит нарождение нового. Большая зима приносит морозы и, хотя уровень национального богатства высок, но структура его перекошена, там много "хлама", начинается абсолютное сокращение "материальной" культуры, ее примитивизация, снижение качества, ответственности. Всеэто сопровождается явными признаками утраты солидарности людей и общин. Идет активная дезинтеграция общества по всем параметрам, в т. ч. нравственным.
  Но уже в начале периода в среде интеллектуальной элиты пелена спадает с глаз: рушатся авторитеты, в обществе распространяется цинизм, но одновременно открывается простор для новых идей и духовных исканий.
  В конце периода уже в среде не интеллектуальной, а новой духовной элиты обретается новая национальная идея, причем, не только идея, а вся система ценностей. Позже формируется политическая, властная элита, разделяющая эту систему ценностей.
  На пике этого периода (средней зимой большой зимы) общины более низкого порядка как бы освобождаются от контроля национальной общины, территориально обособленные части нации могут стать новыми нациями.
  Страна в этот период наиболее уязвима для внешних агрессий и внутренних распрей, тем более, что материальное, вещественное богатство в первой половине большой зимы еще значительно - "есть что делить". Тем и занимаются - делят, отбирая у более слабого.
  Зима может быть мягкой, если соседи спокойные или цивилизованный сосед установил свое политическое господство в стране, тем самым искусственно интегрируя ее, препятствуя внутренним деструктивным проявлениям. Очень суровая зима грозит расколом и даже исчезновением народа, а в лучшем случае обретенный новый национальный дух будет содержать в себе "мину замедленного действия", комплекс неполноценности, которые в будущем создадут проблемы для народа, страны и соседей.
  Большую весну можно назвать "народным периодом", и, с тем же успехом, "антинародным" - уж очень много народных страданий в нем. Большая весна начинается в период наибольшей разрухи. Страна внутренне дезинтегрирована, бедна, но над ней уже простирается какой-то радостный духовный свет. Этот дух вполне уместно сравнить с настроением и запахами ранней весны. Народ снова полон надежд и неясных, но радостных предчувствий. Начинается духовное возрождение нации. Все больше людей принимают новые ценности, обычно происходит религиозная реформа, глубокая социальная реформа.
  В конце большой весны материально страна не намного сильнее, чем в начале. Но имеются хорошие перспективы для дальнейшего роста, люди полны оптимизма и силы. Даже войны и смуты не подрывают этой динамики роста, уничтожая материальные ценности, неся гибель людям, они не уничтожают, а укрепляют "материальные" системы, в том числе институты социальные и экономические. Они укрепляют духовные силы людей, неся с собой, как ни странно это звучит, какое-то праздничное, карнавальное начало, тем самым даже в море крови укрепляя дух и оптимизм. Народ ищет ответа на вопросы и находит их, сами несчастья не парализуют, а воспринимаются как уроки на будущее.
  Если снова попытаться ответить на вопрос, что такое большой цикл, то ответ может быть и таким: это цикл приспособления нации к новой, изменившейся реальности материального мира и реальности окружения других наций и, одновременно, цикл преобразования этого окружения, переделывания его под свои ценности на основе собственного плана-прогноза. Это основной телеологический цикл, который исследуется, прежде всего, через изучение политических, социальных, экономических явлений.
  Каково значение этой схемы?
  Эта схема помогает объяснить и упорядочить огромное число фактов и явлений в жизни самых разных наций и стран. Она помогает сделать довольно точные предположения о будущем разных наций и стран, является основой для конструирования моделей будущего.
  Средние циклы
  Средний цикл также состоит из четырех сезонов.
  Среднее лето можно иначе назвать "гармоничным периодом" развития национального духа, но в каждом из больших сезонов эта гармония имеет разное значение. В период большого лета происходит наиболее интенсивный рост материального и "материального" богатства, одновременно духовное развитие замедляется, и какое-то время эти процессы идут с равной скоростью прежде всего отсюда "гармония".
  В период большой осени это бабье лето духовных открытий и "болдинская осень" искусств. В период большой зимы- это интенсивное подражательство внешним проявлениям других культур и активное приспособление к соседним культурам. В период большой весны это наиболее интенсивное распространение в народе новых ценностей, это чудо возрождения народной нравственности.
  Среднюю осень можно назвать "реформистским периодом". В период большого лета происходит наиболее интенсивное создание новых экономических, социальных, политических институтов. В период большой осени происходит глубокое реформирование институтов общества. В период большой зимы это анархия почти во всех сферах жизни. В период большой весны происходит восстановление внутреннего единства народа на новых духовных основах. Среднюю зиму можно назвать "кризисным периодом". Для периода большого лета характерно такое явление, как "власть дурит", или, по другому, богатые и знатные "с жиру бесятся". Политические неурядицы, однако, не останавливают развития, но притормаживают его. Массовая активность людей еще довольно легко перекидывается в те сферы общественной жизни, где общественные и личные интересы совпадают.
  В период большой осени решительно проводятся, как правило, ложные реформы, которые приводят к тяжелым последствиям. В период большой зимы страна и общество проходят пик дезинтеграции, но духовная элита уже нащупывает путь к спасению.
  В период большой весны развитие приобретает настолько бурный характер, что чаще всего это приводит к хаосу, временной дестабилизации общественной жизни. Новый национальный дух впервые порождает массовый и жестокий фанатизм.
  Среднюю весну можно назвать "периодом озарения". В период большого лета это наиболее красивый и богатый период. В период большой осени происходит "возвращение к истокам". В период большой зимы происходит духовное озарение, формирование национального духа. В период большой весны идет бурное развитие всех форм общественной жизни, динамичное формирование новых институтов. Турбулентное течение снова становится ламинарным.
  Подводя итог, сформулируем сущность среднего цикла: от гармонии к реформированию (динамизации), затем к кризису и, далее, к озарению (восстановлению гармонии). В отличие от большого цикла, определяемого как "цикл жизни" национального духа (конкретной его формы), средний цикл является циклом активности национального духа, а можно сказать и так: цикл настроения национального духа.
  
  ЦЕННОСТНО-ЦЕЛЕВОЙ (СОЦИОГЕНЕТИЧЕСКИЙ) МЕТОД
  Общие положения
  Вторая методология разрабатывается исходя из предположения о том, что, зная характер народа, его "программу", его цели и ценности, можно правдоподобно спрогнозировать, или, за неимением времени и терпения, "сфантазировать" и ход его истории, устремленной к этим целям, к воплощению основных ценностей народа.
  Мысль о том, что знание характера народа может дать ключ к пониманию его истории и прогнозированию его будущего, далеко не нова. Возможно, что ей столько же лет, сколько самой культуре. Но размышления ученых нового времени об этом предмете скорее беспомощны, чем оригинальны:
  "Если бы было возможно, - говорит Кант, - проникнуть достаточно глубоко в характер одного человека и народа, если бы все обстоятельства, действующие на индивидуальную или коллективную волю, были известны, то можно было бы точно вычислить поведение данного человека или народа так же, как высчитывают время солнечного или лунного затмения. Стюарт Милль, ум положительный в своих основных принципах, но восторженный в своих выводах, предполагал, что психология народов будет в состоянии со своей стороны сделать возможным для нас почти столь же чудодейственное предсказание событий, наилучший пример которого дает астрономия. Он представлял себе науку о характерах вообще, а особенно о национальных характерах, как своего рода социальную астрономию, которая может сделать нас способными предсказывать малейшие изгибы кривой, определяющей жизненный путь людей и наций. Еще совсем недавно аналогичные мысли высказывал Гумплович. По его мнению, если часто бывает трудно угадать, что сделает в данном случае отдельная личность, то можно предвидеть действия этнических или общественных групп: племен, народов, социальных и профессиональных классов" (А. Фуллье).
  Ф. Ницше, как всегда точно и емко, выразил эту мысль словами:
  "Поистине, брат мой, если узнал ты потребность народа, и страну, и небо, и соседа его, ты, несомненно, угадал и закон его преодолений, и почему он восходит по этой лестнице к своей надежде".
  Ценностно-целевой метод разрабатывается на основе гипотез о существовании двух троичных-четверичных кодов-субъектов "тео" и "телео".
  Теологический код
  Код-субъект "тео" реализуется (воплощается) в течение 12288 лет. По-видимому, это и есть София или Премудрость Божия. Структурно он задает соотношение между новой, переживающей становление, общинностью (ей в христианской теологии полностью соответствует образ Бога-Отца), общностями, т. е. миром идей, подчиненным общине (это Дух), духовно-душевными мирами людей, устремленными к общине (это Сын), а также общинностью обреченной, преодолеваемой, но сопротивляющейся (это дьявол).
  По сути, учение Отцов Церкви о Троице и есть данное в богословских терминах учение о самораскрытии кода-субъекта "тео", или его существенная часть, касающаяся "светлой стороны" этого кода. Этот вопрос достаточно подробно рассмотрен выше в главе "Архетипы Юнга как следы первобытного человека".
  В истории современного человечества, как истории наций, насчитывающей уже 10 тысячелетий, преодолеваемой является надплеменная (квазинациональная) общинность, а воплощающейся - национальная. А общечеловеческой истории еще не было.
  Код-субъект "тео" работает как основная программа преобразования современного человека, т. е. кроманьонца. Революция вида происходит через фрактализацию этого кода, его воплощение в институтах общества, в событиях национальной истории, а, ближе к концу, после полного опробывания во-площенных в истории идей, этот код всего в течение нескольких десятков поколений перестроит и генетическую программу человека (образуется новый вид).
  Поэтому история - это и отчаянная гонка наций, первыми стремящихся достичь финиша, чтобы именно свой теологический код сделать общечеловеческим и наследуемым:
  "Каков человек, таков его Бог"; это изречение, часто неприложимое к отдельным лицам, гораздо вернее по отношению к народам, особенно когда они сами являются творцами своих религий; но даже когда религия занесена извне, они всегда изменяют ее по своему подобию. Перенесенное вГрецию, христианство эллинизируется и принимает метафизический характер: созерцательная мысль углубляется в тайны, между тем как душа может оставаться холодной, а сердце безжизненным; на самых верхних ступенях это чистый разум со всеми диалектическими утонченностями. Перенесенное в Рим, христианство романизируется, обращаясь в теократическую организацию, в настоящую священническую "империю" с первосвященником во главе; является безусловное подчинение авторитету, дисциплина, ритуал, целый кодекс строгого формализма. В Германии христианство стремится углубиться внутрь: греческий догмат теряет свой спекулятивный характер; римская иерархия - свою административную централизацию, религиозный индивидуализм сосредоточен в самом себе. Во Франции, хотя она имеет также своих великих мистиков, христианство приняло форму общественной морали" (А. Фуллье).
  Корневой интерес у теологического кода-субъекта - это заинтересованность в создании максимально разнообразной среды и в том, чтобы естественноисторический "эксперимент" не прервался катастрофой, катаклизмом вроде тотальной ядерной войны.
  И, быть может, современный "ненормальный" научно-технический прогресс инициирован коллективным сознанием в предвидении близкой опасности вселенской катастрофы, например, из-за приближающегося столкновения с метеоритом, с какой-то другой серьезной объективной опасностью для человечества, предотвратить которую и призвана современная научно-техническая революция?
  Главное, что в истории есть внутренняя цель и внутренняя логика, мягкий, но неумолимый закон - закон совершенствования вида.
  Правда, для конкретного историологического и футурологического анализа неважно, есть ли такая, чисто "техническая", внешняя цель у истории или ее нет. Главное, что в истории есть внутренняя цель и внутренняя логика, мягкий, но неумолимый закон - закон совершенствования вида.
  Телеологический код
  Код-субъект "телео" раскрывается в 768-летнем цикле на основе Провидения - стратегического плана-прогноза нации-общины. Он включает в себя три базовые национальные ценности и одну антиценность, которая, впрочем, в силу своих подражательных способностей, тоже может "разтроиться".
  Базовые ценности "отвечают": одна - за личностный идеал нации, другая - за принцип и способ формирования первичных социальных и политических коллективов-кирпичиков, третья - за универсальный правовой язык общения, за сопряжение этих коллективов-кирпичиков и личностей между собой и друг с другом.
  Антиценность - это национальный комплекс, "раковая клетка" нации и, одновременно, "тайный агент" кода "тео" в коде "телео". Этот агент постоянно вредит своей нации а, захватив власть (и такое бывает), может обезличить и даже разрушить ее. Он толкает ее на безумные эксперименты, причиняет страдания и несет смерть людям, массам людей. Но он же выводит миссию нации за пределы ее собственных интересов, в широкий круг многонационального взаимодействия. Более того, этот агент сопрягает интересы нации как совокупности ныне живущих людей, с интересами Человека как носителя генетической программы, созданной сотнями миллионов лет Эволюции.
  Чтобы стало понятно, что здесь имеется в виду, чуть ниже приведу телеологический анализ для наций-общин римлян (то же - итальянцев) и греков (то же - германцев). Саморазвитие этого кода в национальном организме определяет направления и болевые точки конкурентной борьбы наций между собой, становится конкретикой общественных и государственных институтов. Этот код, рассматриваемый как субъект, может быть назван также национальным духом, духом нации.
  Базовые ценности нации-общины отвечают на вопросы:
  - Какова путеводная и одновременно общезначимая цель человека на его жизненном пути или, другими словами, каков личностный идеал нации, какова идеальная личность у нации?
  - Какое начало положено в основу естественной групповой солидарности людей или, другими словами, на какой основе люди неосознанно объединяются в группы, которые становятся социальными и политическими кирпичиками нации?
  - Каков принцип построения межгруппового и межличностного взаимодействия, а на его основе - общества и государства или, другими словами, каков основной правовой принцип общества, который можно назвать и цементом нации-общины?
  Антиценность имеет характер базового национального психологического комплекса, сводимого к комплексам "изгнанника", "преступника", "покоренного" или "оборотня". Если народ пережил в какой-то своей большой зиме изгнание с родной земли, был покорен другим народом или сам не только покорил, но и уничтожил или изгнал другой народ, то в по-следующем он может стать носителем соответствующего комплекса. В сознании христианских народов этот комплекс воплощается в образе Антихриста, хотя и без воплощения он живет и влияет на поведение нации в образе Тени - шепотом дьявола.
  ПРИМЕРЫ ТЕЛЕОЛОГИЧЕСКОГО АНАЛИЗА-СИНТЕЗА
  Эней
  Какова базовая ценностная система римлян?
  Это телеология "Энея-строителя", "комициальности", республиканского "универсализма снизу".
  Кто такой Эней-строитель?
  Это тот самый Эней, который сражался в погибающей Трое, бежал с отцом и детьми, но впопыхах потерял жену. Она погибла и вскоре бестелесным существом вернулась к нему сказать "прощаю и люблю".
  Это Эней, который пытался обосноваться во Фракии, но бежал от крови предательски убитого местным царем-"госте-приимцем" сына Приама. Потом попытался прижиться на Крите, но бежал от эпидемии. Потом на время остановился в Карфагене и невольно погубил влюбленную в него царицу гостеприимной страны.
  Наконец, он остановился на берегах Тибра. Здесь он, на месте будущего великого города, и обосновался, женившись на дочери царя этой местности - Латина. Здесь он и "пустил корни". Все время своего семилетнего путешествия Эней оставался с друзьями - своими троянскими соплеменниками.
  Так что это за образ и что это за код - "Эней"?
  Это коллективист. Это индивидуум, растворенный в малой общине. Это человек цели, это человек жесткий. Любовь и симпатии он отдает в жертву цели и чувству товарищества (подобно нашему Стеньке Разину, он "за борт ее бросает в набежавшую волну").
  Он весь отдан реализации своей идеи. Он идет, не затрудняясь шагать и по головам. Он - строитель. Он строит дом, государство, империю, свой мир, не стесняясь в средствах, если надо, то на крови и костях. Он - политик и воин. Его миссия - разделять и властвовать, соединяя разделенный мир по-своему.
  Комициальность
  Что такое "комициальность"?
  Комициальность - это способность к решению всех основных вопросов на комициях, как политических, так и судебных, "морально-воспитательных" и религиозных. Комиции - это небольшие собрания-общности людей, "притертых" друг к другу в повседневном общении и спаянных общими интересами, так что эффект общинности проявлялся и здесь, причем очень сильно. В куриатных комициях предримляне, а затем римляне как раз и реализовывали архетип "комициальности".
  В основе комиций любого типа лежит тщательное соблюдение ритуала.
  Курии не были общинами "для жизни", они были общинами "для цели", "для задачи" - для возведения на их основе социального, политического и государственного здания римского общества. В куриях "не жили", в куриях "работали", не только решали управленческие задачи, но и поверяли алгебру логических решений гармонией коллективной интуиции. Потому "курия" является ценностью в "верхушечном" телеологическом блоке, а не в базисном - теологическом.
  В отличие от римлян, греки наработали "экклесиальность" (от слова "экклесия", обозначающего общее собрание граждан полиса, где встречались малознакомые люди, собирались большие общности людей). То есть, в комициях люди хоть и обладают формальным равенством голоса, но знают друг о друге все или почти все. Поэтому формальное и обезличенное право голоса здесь играет лишь вспомогательную роль, а основную - реальный статус и сила личности и ее рода. Комиции становятся "клейкими кирпичами", способными сцепляться друг с другом.
  Именно малое политическое собрание, тесно спаянное с общиной-курией, стало основным связующим материалом латинского, а потом и итальянского общества. В последующем лишь менялись общинные субъекты и иерархии, но не этот связующий материал для общин и иерархий, названный нами "комициальностью".
  Римский универсализм
  Что такое республиканский "универсализм снизу"?
  Универсалистский принцип построения политической системы пытается "разглядеть" объекты политической структуры через выделение в них общего, абстрактного, универсального, с последующим объединением этого универсального в единообразную структуру.
  В отличие от универсализма, партикуляризм принимает объекты политической структуры такими, как они есть. Он воспринимает их как автономные субъекты, позволяя (и помогая) им объединяться самим.
  Но почему "снизу"?
  Потому, что римская политическая структура строится не от идеи-общности, а идет от общины, начиная с малой, родовой (гентильной), потом идя к куриальной, потом - к трибальной (племенной) или центуриальной (примерно - сословной) и далее вверх по иерархической лестнице общественной пирамиды. В основе римского общества находится малая община, а не личность.
  И только после успешных войн на Востоке во II веке до н.э. "римляне открыли для себя эллинистический культ индивидуальности, столь не свойственный их суровым обычаям маленькой общины, политическим традициям их республики, требовавшим сплоченности, сознания "общего дела" и оставлявшим мало места для духовной самостоятельности отдельной личности" (К. Куманецкий).
  Принцип "разделяй и властвуй" - это квинтэссенция римского универсализма, который в более развернутой формулировке может быть прочитан как "разделяй, выделяй универсалии, затем объединяй их в единую иерархическую систему, удобную для управления с помощью комициальности, и - властвуй!".
  Республиканский "универсализм снизу", в отличие от универсализма просто, - это и общий принцип, и конкретная модель. Эта модель, имеющая глубокую ценностную основу, вполне сложилась в Древнем Риме уже ко времени правления Ромула. Ее иерархия - это иерархия полиса-трибы-курии-рода-большой семьи, в которой общеполисную власть имел сенат, а не народное собрание (экклесия), как у греков, а ключевую роль в политической системе играла курия, а не гражданин, его род или семья.
  Республиканская модель стала основной в современном мире. В современных республиках, как и в первой - древнеримской, капризная народная воля получила воплощение в устойчивых иерархических и сбалансированных политических структурах. Эти структуры опираются также на народную волю, оформленную в волю малых общин и собраний, или "общаются" с разрозненными индивидами через "плебисциты" (т. е. анонимные выборы).
  Собрания граждан, проводимые по куриям, ослабляли как консервативную власть рода, так и центробежные потенции племени-трибы. Делегирование сенаторов от курий позволяло создать достаточно устойчивый, малочисленный, компетентный и ответственный центр политической власти в лице отцов-сенаторов. Этого нельзя сказать о греческих народных собраниях и созданных ими структурах, как демократических, так и олигархических, да и монархических, как правило, порывистых, неравновесных, неустойчивых или тяжеловесных и потому тоже неустойчивых.
  Республиканское правление, впервые открытое и освоенное латинами еще в предримскую эпоху, удачно объединило демократическое, общинно-родовое и общеполисное начала. Оно создало не только устойчивую, но и эффективную ассимиляционную машину, которой в будущем предстояло развиться в полис-империю, полис-спрут - расширяющуюся, экспансивную гражданскую общину города-государства.
  Греческий полис, основанный на партикуляристском принципе, никогда не стал расширяющимся, экспансивным полисом. Зато он развил способности к созданию союзов, содружеств, федераций, лоскутных эллинистических царств. В их основе было не единое абстрактизированное право и сквозные институты, как у римлян, а живой компромиссный договор, соглашение, согласие малых политических субъектов. В их основе было не право универсалий, а прецедентное право, не право, объединяющее общество "снизу", а право, объединяющее общество "сбоку" ("горизонтальное право").
  Одиссей
  Греки же воплощают ценностный комплекс "Одиссея-первооткрывателя" - "полисной экклесии" - "братства общин" (или "партикулярности"). Одиссей был наказан за разрушение Трои - он десять лет добирался до родной Итаки, любимой жены, детей, а больше всего он натерпелся в италийских землях, что символично.
  Во время своих странствий Одиссей видел все, испытал все. Чтобы испытать наслаждение от пения сирен, завлекавших и убивавших путешественников, он попросил своих товарищей привязать его к мачте, а самим заткнуть уши. Товарищи не могли услышать, а потому плыли мимо, а Одиссей не мог заставить их плыть к острову сирен, потому что был связан.
  Одиссей испытал любовь и опасность, и одиночество, коварство людей и богов. Он спускался в царство мертвых и оказался в земном раю, он был везде. Он обманул Циклопа, он проплыл между Сциллой и Харибдой, он не дался в руки сирен-людоедок.
  Он не только стремился к дому, но жил здесь и сейчас, открывая мир и открываясь его стихиям.
  Это первая личность, это первый человек, нанизавший на нить своей личной судьбы все события, в которых ему довелось участвовать как по своей воле, так и, что гораздо чаще, по воле рока и богов.
  В отличие от Одиссея, Эней никогда не остается одинок, он всегда в группе, общине. В отличие от Одиссея, Эней живет только будущим, как мечтой, и отталкивается от прошлого, как от кошмара. Он упорный, он почти параноик, он настолько же созидатель, насколько разрушитель. Эней создает будущее благополучие народа, но он разрушает конкретные человеческие судьбы. Он политик, завоеватель. Он изгнанник.
  Одиссей же, хоть и стремится домой, но как-то уж очень по ломанной, он живет настоящим, а будущее и прошлое у него слито в одном образе- образе родной Итаки. Это конечная цель его судьбы, но не сама судьба.
  Греки открыли себе и миру великое предназначение человека быть личностью, быть странником по жизни, ушедшим от себя ради открытия мира, и возвращающимся к себе с уже открытым миром.
  Позднее этот код воплотится в образе Сына, посланного Отцом на землю. В образе Христа, жившего и погибшего наземле во имя этой, грешной, но прекрасной, земной жизни.
  А потом вознесшегося к Отцу, но и на небе не растворившегося в Нем, а оставшегося при Нем, словно Одиссей, возвратившийся на родину, но оставшийся собой, со своей одиссеей - судьбой.
  В образе Христа чувство вины греков достигло своей высшей точки, воплотилось в его образе как искупительной жертве. Это - завершение процесса освобождения личности через "приватизацию" своей судьбы, которая вновь, теперь уже осознанно, поручалась Богу.
  В образе же Одиссея - начало этого процесса освобождения. Его здравый рассудок, граничащий с цинизмом, - это психология преступника, человека, преступившего закон богов и поставившего собственный рассудок выше богов. Не случайно он "хитроумный", и потому он личность.
  Греки сполна раскроют этот потенциал "преступного" критического мышления. Это мышление вознесет их культуру на недосягаемую высоту. Оно станет примером, но оно же направит греческий дух и в адовы бездны, загонит его в тупики пустой софистики, механического материализма, самоедского кинизма и обесценивающего самою жизнь эпикурейства.
  "Преступный" мыслящий грек сам себя съест. Но в образе Христа он возродится, правда, затенив свой светлый лукавый лик, постепенно став скучным и неинтересным для окружающих его народов. Впрочем, в этом виноват не грек, а макросезон. Макроосенью (у греков 757-1525) все народы немолоды, а макрозимой (1525-2243) - бессильны.
  Экклесия
  Ценность "народной экклесии" организует социальное взаимодействие, включение в общество индивидов и общин. Это включение происходит посредством народного собрания, в котором собираются люди одной и той же территории для решения всех основных вопросов.
  Экклесиальность проявлялась везде, где собиралось достаточное количество греков:
  "Анабасис" Ксенофонта и некоторые другие источники позволяют поставить важную и очень интересную проблему о наемном войске как специфической форме "политической" организации. Специально исследовавший этот вопрос Г. Нуссбаум считает возможным сравнивать ту форму, в которуювылилось политическое существование армии греков после битвы при Кунаксе, с полисом, где в принципе власть принадлежит народному собранию в форме народного собрания воинов, стратеги выполняют роль высших магистратов, а средний командный состав - связующее звено, представляет собой нечто вроде буле" (Л. П. Маринович).
  В греческой экклесии, в отличие от римской курии, обычно собирается значительно больше граждан, практически все мужчины полиса. Она более стихийна, и, зачастую, собравшиеся здесь люди мало связаны между собой и даже мало (поверхностно) знакомы. Но именно эта "толпа" является высшим органом власти.
  Конечно, это не толпа, это организованная кодом-ценностью политическая община, но община только политическая, а не сразу и вместе политическая, религиозная, социальная и соседская, как римская курия.
  В такой общине больше центробежных сил и больше места для разгула страстей, как благородных, так и низменных. В лучшие времена такая община - это единый порыв и самопожертвование. Во времена худшие и, чаще всего, в обыденные, такая община становится местом для интриг и раздоров, а то и самоедства и саморазрушения. Правда, об идеях, проложивших себе путь в будущее, история чаще судит по вдохновляющим примерам...
  Но не случайно великие греческие философы, после драматичного опыта побед и поражений греческой демократии в V веке до н. э., пришли к выводу, что чистая демократия - это скорее не благо, а зло.
  Империя согласия или партикуляризм
  Ценность "братства общин", как основной политический принцип взаимодействия полисов, организовывает в V и IV веках до н. э. многочисленные устойчивые союзы городов-государств. После завоеваний Александра Македонского - это основной духовный материал, скрепляющий и эллинистические царства.
  Греческий дух ищет согласия не только в пространстве, но и во времени. Александра "влекут уже не только завоевание пространств, основание новых городов, открытие земель; он совершает поход также и в прошлое, ради открытий во времени, ради завоевания истории народа, который теперь является и его народом. Он хочет присвоить себе это прошлое, он хочет в некотором роде заново основать династию, представителем которой он в настоящее время считает себя. Он разыскивает и он находит в Пасаргадах могилу Кира, великого предка. Он прочитывает и велит восстановить эпитафию, которая была осквернена нечестивыми руками. Эта надпись гласила: "О человек! Кто бы ты ни был и откуда бы ни пришел - а что ты придешь, я знаю, - ведай, что я - Кир, завоевавший персам господство на земле; так не завидуй ничтожному клочку земли, скрывающему в себе мое тело". Александр дал точные указания по восстановлению эпитафии и самого монумента. Тщательность, с которой даны распоряжения Александра, - знак его ревностного уважения, которое в потустороннем мире братски объединяет его с одним из величайших его предшественников" (А. Боннар).
  И, конечно, дело не столько в самом Александре, сколько в том, что он воплотил волю греко-македонской нации-общины, в которой царь если и был богом, то богом, который служил, а не которому служили:
  "Силы традиции были так велики, что они не позволили создать в Македонии ни культа монарха, ни административной иерархии, как при восточных дворах (нам известен единственный чиновник - царский секретарь)" (Пьер Левек).
  Греческий партикуляризм был формой зависимости, которая, как, например, в греческой армии наемников, "внешне имела вид "свободного" соглашения, которое заключалось между двумя теоретически равными сторонами, одна из которых обещала свое покровительство, а вторая обязывалась служить и поддерживать командира. Принуждение здесь "не было непосредственным, внешнеэкономическим, но отличалось иным характером: оно имело некоторое сходство с экономическим принуждением в эпоху капитализма". Однако коренное отличие этой зависимости в том, что она носила "личный характер, связывала зависимого человека с определенным патроном" (Л. П. Маринович).
  Партикуляризм пронизывал прежде всего внутригреческие отношения, но оказался надежной основой и для межнациональных отношений.
  В греческом наемном войске, собиравшем обычно не только "южных" и "средних" греков, но и критян, македонцев, фракийцев, "отношения, складывающиеся между командиром и наемным войском, в известной мере предвосхищали отношениямежду правителем эллинистической эпохи и его армией. Царь в ту пору прежде всего полководец, главнокомандующий, сражающийся во главе своих войск, рискующий жизнью в бою" (Л. П. Маринович).
  Греки удивительно быстро приспособились к чужим (варварским) культурам и приспособили их к себе. Эллинизм воспринимал египетскую, персидскую, еврейскую и другие высокие культуры как самоценные. Он не вторгается в них и не разрушает их, а находит грани соприкосновения и притирается к ним через эти грани. То же самое отношение было не только к "высоким", но и к "низким" культурам, например, тех же фракийцев или сицилийцев.
  Греческий партикуляризм пронизывает все отношения в обществе, является основой морального кодекса греков:
  "Александр до безумия любил "Илиаду". Он ее перечитывал по вечерам, перед сном. Он клал ее в изголовье рядом с мечом. Можно поверить, что насквозь пропитанный этим жестоким, этим парадоксальным утверждением человека, которым полна эта поэма смерти, Александр, столько раз убивавший в сражениях, делал это не без мысли о словах Ахилла, поражающего Ликаона своим мечом:
  Так, мой любезный, умри! И о чем ты столько рыдаешь? Умер Патрокл, несравненно тебя превосходнейший смертный. (Илиада, XXI, с.105)
  Эта дань дружбе, воплощенная в движении, несущем смерть, не есть ли уже схематический набросок подлинного братства, который перед лицом общей необходимости умирать объединяет всех людей в единое сообщество греков и варваров, друзей и врагов" (А. Боннар).
  Партикуляризм является и основой для права в строгом смысле этого слова:
  "Не менее важным для воспитания нового мышления было утверждение Протагора и других софистов, что государство и законы не созданы волей богов, а явились результатом соглашений между людьми. Отсюда - различение естественного права ("физис") и права договорного ("номос"), считавшегося до тех пор божественным установлением. Исходя из этого можно было, подобно софисту Алкидаму, опираясь на естественное право, заключить, что природа никого не сотворила рабом и люди равны, а рабовладение несправедливо"
  (К. Куманецкий).
  Римский дух вскрывал и связывал. Греческий - искал взаимного притяжения. Изгнанник Эней никому не верил, кроме себя. Преступник Одиссей, прежде всего, не доверял себе и, может быть, потому страстно искал братской дружбы и понимания. Даже на захваченных землях его цель - это "слияние народов в общем согласии, слияние через согласие, осуществленное благодаря личной власти правителя"(А. Боннар).
  В III веке до н. э. греки дополнили модель партикуляристской империи Александра моделью реально равноправного союза городов-государств. Эти союзы, в отличие от союзов V-IV веков, вполне обходились без гегемонов.
  Не эту ли идею подхватили предгерманцы и развили в модель германской империи?
  О ПРИМЕНЕНИИ МЕТОДОВ
  Вот такая "рациональная мифология". Характеристики исторических сезонов, правда, далеко не исчерпывающие, даны выше. Но надо быть готовым к тому, что характеристики, сами по себе, мало помогут без интуиции, без вчуствования в эпоху как, к примеру, весеннюю, праздничную или, напротив, промозглую, с унылой опадающей листвой.
  Еще важнее помнить и о том, что существует много фактов, подтверждающих "силу", "слабость", "активизацию", "угасание", "шизофрению", "паранойю" и т. д. нации и ее элиты, которые лучше улавливать и усваивать в потоке историологического описания, чем пытаться сконструировать некую теоретическую модель с последующим ее формальным наложением на живую историю. Так не получится.
  Необходимо помнить и о том также, что не столько само будущее прогнозируется, сколько некие будущие состояния нации-общины и вектор ее развития. Живая история может далеко отклоняться от этого вектора, ведь и здоровяк может помереть, а калека жить и даже здравствовать...
  Поэтому к историологическому анализу, кроме выше
  определенного инструментария, должны быть привлечены "классические" политологические, социологические, социально-психологические, историографические исследовательские подходы и методы.
  Очень эффективен здесь и инструментарий сценарного прогнозирования, также утверждающий примат воображения, но "воображения дисциплинированного", над позитивистским моделированием, как правило, неэффективно переносящим методы точных наук в науки общественные.
  И, между прочим, хорошая интуиция, тренированная опытом и "заряженная" знаниями, способна и без теорий и формализаций "выдать" правильные предсказания:
  "Французская революция была предсказана Руссо и Гольд-смитом; Артур Юнг предвещал Франции, после кратковременного периода насилий, "прочное благосостояние, как результат ее реформ". Токвиль, за тридцать лет до события, предсказал попытку южных штатов американской республики отделиться от северных. Гейне за много лет вперед говорил нам: "Вы, французы, должны более опасаться объединенной Германии, чем всего Священного Союза, - всех кроатов и всех казаков". Кинэ предсказал в 1832 г. перемены, которые должны были произойти в Германии, роль Пруссии, угрозу, висевшую над нашими головами, железную руку, которая попытается снова овладеть ключами Эльзаса. Так как государственные люди поглощены текущими событиями, то близорукость - их естественное состояние. Отдаленные предвидения могут основываться лишь на общих законах психологии народов или социальной науки. Этим объясняется тот кажущийся парадокс, что легче предсказать отдаленное будущее, чем ближайшее, находящееся на расстоянии, доступном, по-видимому, каждому глазу" (А. Фуллье).
  Приложение 2.
  ИСТОРИОЛОГИЧЕСКИЕ СХЕМЫ
  ("ЛИНЕЙКИ")
  Схемы еврейской истории "проверены" в достаточно основательном исследовании автора "Эскиз еврейской истории" и, тем более, схемы итальянской, германской, русской и французской истории (в исследованиях "Германская одиссея" и "Предположение о структуре истории"). А вот схемы истории США и, особенно, китайской истории требуют дополнительного специального исследования.
  I. СХЕМЫ ЕВРЕЙСКОЙ ИСТОРИИ
  История в макроциклах
  Ниже представлена схема еврейской истории в макроциклах (и макросезонах), начиная с "весны" 2075 - 1307 гг. до н. э. Макроцикл включает четыре макросезона - больших цикла. Макросезоны или большие циклы, в свою очередь, состоят из четырех больших сезонов - средних циклов.
  ...-2075 МАКРОВЕСНА "дневного" цикла -1307
  -2075 большая весна -1883 большое лето -1691 большая осень -1499 Большая зима -1307
  -1307 МАКРОЛЕТО "дневного" цикла -539
  -1307 большая весна -1115 большое лето -932 большая осень -731 большая зима -539
  -539 МАКРООСЕНЬ "дневного" цикла 229
  -539 большая весна -347 большое лето -155 большая осень 37 большая зима 229
  229 МАКРОЗИМА "дневного" цикла 997
  229 большая весна 421 большое лето 613 большая осень 805 большая зима 997
  997 МАКРОВЕСНА "вечернего" цикла 1765
  997 большая весна 1189 большое лето 1381 большая осень 1573 большая зима 1765
  1765 МАКРОЛЕТО "вечернего" цикла 2533
  1765 большая весна 1957 большое лето 2149 большая осень большая зима 2533
  
  История последнего большого цикла
  Ниже представлена схема еврейского лета "макро" 1765-2533 гг. Макросезон разбит на четыре больших сезона - средних цикла. Средние циклы, в свою очередь, разбиты на четыре средних сезона - малых цикла.
  ...1765 БОЛЬШАЯ ВЕСНА 1957
  1765 среднее лето 1813 средняя осень 1861 средняя зима 1909 средняя весна 1957
  1957 БОЛЬШОЕ ЛЕТО 2149
  1957 среднее лето 2005 средняя осень 2053 средняя зима 2101 средняя весна 2149
  2149 БОЛЬШАЯ ОСЕНЬ 2341
  2149 среднее лето 2197 средняя осень 2245 средняя зима 2293 средняя весна 2341
  2341 БОЛЬШАЯ ЗИМА 2533
  2341 среднее лето 2389 средняя осень 2437 средняя зима 2485 средняя весна 2533...
  
  II. СХЕМЫ ИТАЛЬЯНСКОЙ ИСТОРИИ
  История в макроциклах
  Ниже представлена схема итальянской истории в макросезонах - больших циклах, начиная с "осени" 491 г. до н. э. - 277 г. н. э. Макроцикл включает четыре макросезона - больших цикла. Макросезоны или большие циклы, в свою очередь, состоят из четырех больших сезонов - средних циклов.
  
  ...-491 МАКРООСЕНЬ "дневного" цикла 277
  -491 большая весна -299 большое лето -107 большая осень 85 большая зима 277
  277 МАКРОЗИМА "дневного" цикла 1045
  277 большая весна 469 большое лето 661 большая осень 853 большая зима 1045
  1045 МАКРОВЕСНА "вечернего" цикла 1813
  1045 большая весна 1237 большое лето 1429 большая осень 1621 большая зима 1813
  1813 МАКРОЛЕТО "вечернего" цикла 2581
  1813 большая весна 2005 большое лето 2197 большая осень 2389 большая зима 2581...
  История последнего большого цикла
  Ниже представлена схема итальянского лета "макро" 1813-2581 гг. Макросезон разбит на четыре больших сезона - средних цикла. Средние циклы, в свою очередь, разбиты на четыре средних сезона - малых цикла.
  ...1813 БОЛЬШАЯ ВЕСНА 2005
  1813 среднее лето 1861 средняя осень 1909 средняя зима 1957 средняя весна 2005
  2005 БОЛЬШОЕ ЛЕТО 2197
  2005 среднее лето 2053 средняя осень 2101 средняя зима 2149 средняя весна 2197
  2197 БОЛЬШАЯ ОСЕНЬ 2389
  2197 среднее лето 2245 средняя осень 2293 средняя зима 2341 средняя весна 2389
  2389 БОЛЬШАЯ ЗИМА 2581
  2389 Среднеелето 2437 средняя осень 2485 средняя зима 2533 средняя весна 2581...
  III. СХЕМЫ ГЕРМАНСКОЙ ИСТОРИИ
  История в макроциклах
  Ниже представлена схема германской истории в макросезонах, начиная с "весны" 11 г. до н. э. - 757 г. Макроцикл включает четыре макросезона - больших цикла. Макросезоны, или большие циклы, в свою очередь, состоят из четырех больших сезонов - средних циклов.
  
  ...-11 МАКРОВЕСНА "дневного" цикла 757
  -11 большая весна 181 большое лето 373 большая осень 565 большая зима 757
  757 МАКРОЛЕТО "дневного" цикла 1525
  757 большая весна 949 большое лето 1141 большая осень 1333 большая зима 1525
  1525 МАКРООСЕНЬ "дневного" цикла 2293
  1525 большая весна 1717 большое лето 1909 большая осень 2101 большая зима 2293
  2293 будущая МАКРОЗИМА "дневного" цикла 3061
  2293 большая весна 2485 большое лето 2677 большая осень 2869 большая зима 3061...
  История последнего большого цикла
  Ниже представлена схема германской осени "макро" 1525-2293 гг. Макросезон разбит на четыре больших сезона - средних цикла. Средние циклы, в свою очередь, разбиты на четыре средних сезона - малых цикла.
  ...1525 БОЛЬШАЯ ВЕСНА 1717
  1525 среднее лето 1573 средняя осень 1621 средняя зима 1669 средняя весна 1717
  1717 БОЛЬШОЕ ЛЕТО 1909
  1717 среднее лето 1765 средняя осень 1813 средняя зима 1861 средняя весна 1909
  1909 БОЛЬШАЯ ОСЕНЬ 2101
  1909 среднее лето 1957 средняя осень 2005 средняя зима 2053 средняя весна 2101
  2101 БОЛЬШАЯ ЗИМА 2293
  2101 среднее лето 2149 средняя осень 2197 средняя зима 2245 средняя весна 2293  
  IV. СХЕМЫ РУССКОЙ И ФРАНЦУЗСКОЙ ИСТОРИИ   
  История в макроциклах
  Ниже представлена схема русской и французской истории в макросезонах - больших циклах, начиная с "весны" 661-1429 гг. Макроцикл включает четыре макросезона - больших цикла. Макросезоны или большие циклы, в свою очередь, состоят из четырех больших сезонов - средних циклов.
  ...-107 МАКРОЗИМА "утреннего" цикла 661
  -107 большая весна 85 большое лето 277 большая осень 469 большая зима 661
  661 МАКРОВЕСНА "дневного" цикла 1429
  661 большая весна 853 большое лето 1045 большая осень 1237 большая зима 1429
  1429 МАКРОЛЕТО "дневного" цикла 2197
  1429 большая весна 1621 большое лето 1813 большая осень 2005 большая зима 2197
  2197 будущая МАКРООСЕНЬ "дневного" цикла 2965
  2197 большая весна 2389 большое лето 2581 большая осень 2773 большая зима 2965
  
  
   История последнего большого цикла
  Ниже представлена схема русского и французского лета "макро" 1429-2197 гг. Макросезон разбит на четыре больших сезона - средних цикла. Средние циклы, в свою очередь, разбиты на четыре средних сезона - малых цикла.
  
  
  
  ...1429 БОЛЬШАЯ ВЕСНА 1621
  1429 среднее лето 1477 средняя осень 1525 средняя зима 1573 средняя весна 1621
  1621 БОЛЬШОЕ ЛЕТО 1813
  1621 среднее лето 1669 средняя осень 1717 средняя зима 1765 средняя весна 1813
  1813 БОЛЬШАЯ ОСЕНЬ 2005
  1813 среднее лето 1861 средняя осень 1909 средняя зима 1957 средняя весна
  2005 БОЛЬШАЯ ЗИМА 2197
  2005 среднее лето 2053 средняя осень 2101 средняя зима 2149 средняя весна 2197...
  V. СХЕМЫ КИТАЙСКОЙ ИСТОРИИ
  История в макроциклах
  Ниже представлена схема китайской истории в макросезонах - больших циклах, начиная с "весны" 2008-1240 гг. до н. э. Макроцикл включает четыре макросезона - больших цикла. Макросезоны или большие циклы, в свою очередь, состоят из четырех больших сезонов - средних циклов.
  ...-2008 МАКРОВЕСНА "утреннего" цикла -1240
  -2008 большая весна -1816 большое лето -1624 большая осень -1432 большая зима -1240
  -1240 МАКРОЛЕТО "утреннего" цикла -472
  -1240 большая весна -1048 большое лето -856 большая осень -664 большая зима -472
  -472 МАКРООСЕНЬ "утреннего" цикла 296
  -472 большая весна -280 большое лето -88 большая осень 104 большая зима 296
  296 МАКРОЗИМА "утреннего" цикла 1064
  296 большая весна 488 большое лето 680 большая осень 872 большая зима 1064
  1064 МАКРОВЕСНА "дневного" цикла 1832
  1064 большая весна 1256 большое лето 1448 большая осень 1640 большая зима 1832
  1832 МАКРОЛЕТО "дневного" цикла 2600
  1832 большая весна 2024 большое лето 0016 большая осень 2408 большая зима 2600...
  История последнего большого цикла
  Ниже представлена схема китайского лета "макро" 1832-2600 гг. Макросезон разбит на четыре больших сезона - средних цикла. Средние циклы, в свою очередь, разбиты на четыре средних сезона - малых цикла.
  ...1832 БОЛЬШАЯ ВЕСНА 2024
  1832 среднее лето 1880 средняя осень 1928 средняя зима 1976 средняя весна 2024
  2024 БОЛЬШОЕ ЛЕТО 2216
  2024 среднее лето 2072 средняя осень 2120 средняя зима 2168 средняя весна 2216
  2216 БОЛЬШАЯ ОСЕНЬ 2408
  2216 среднее лето 2264 средняя осень 2312 средняя зима 2360 средняя весна 2408
  2408 БОЛЬШАЯ ЗИМА 2600
  2408 среднее лето 2456 средняя осень 2504 средняя зима 2552 средняя весна 2600
  VI. СХЕМЫ АМЕРИКАНСКОЙ (США)ИСТОРИИ  
  История в макроциклах
  Ниже представлена схема американской истории в макроциклах, начиная и заканчивая "весной" 1705-2473 гг. Макроцикл включает четыре макросезона - больших цикла. Большие циклы, в свою очередь, состоят из четырех больших сезонов - средних циклов.
  
  1705 МАКРОВЕСНА 2473
  1705 большая весна 1897 большое лето 2089 большая осень 2281 большая зима 2473
  
  История последнего большого цикла
  Ниже представлена схема американской весны "макро" 1705-2473 гг. в больших и средних циклах. Макросезон разбит на четыре больших сезона - средних цикла. Средние циклы, в свою очередь, разбиты на четыре средних сезона - малых цикла.
  
  ...1705 БОЛЬШАЯ ВЕСНА 1897
  1705 среднее лето 1753 средняя осень 1801 средняя зима 1849 средняя весна 1897
  1897 БОЛЬШОЕ ЛЕТО 2089
  1897 среднее лето 1945 средняя осень 1993 средняя зима 2041 средняя весна 2089
  2089 БОЛЬШАЯ ОСЕНЬ 2281
  2089 среднее лето 2137 средняя осень 2185 средняя зима 2233 средняя весна 2281
  2281 БОЛЬШАЯ ЗИМА 2473
  2281 среднее лето 2329 средняя осень 2377 средняя зима 2425 средняя весна 2473
  
  ЛИТЕРАТУРА, ПЕРИОДИКА, ИНТЕРНЕТ
  1. Альберт С., Венц Дж., Уильямс Т. Мошенничество. Луч света на темные сферы бизнеса. - С-Пб., 1995.
  2. Амандо де Мигель. Сорок миллионов испанцев, сорок лет спустя. - М., 1985.
  3. Белявская И.А. Теодор Рузвельт и общественно-политическая жизнь США. - М., 1978.
  4. Бестон Г. Река Св. Лаврентия. - М., 1985.
  5. Бжезинский Збигнев. Великая шахматная доска. - М., 1999.
  6. Бурдерон Роджер. Фашизм: идеология и практика. - М., 1983.
  7. Васильев А.М. История Саудовской Аравии. 1745 г.- конец XX в. - М., 1999.
  8.Васильев А.М. Египет и египтяне. - М., 2000.
  9. Вебер А. Избранное: Кризис европейской культуры. - С-Пб., 1999.
  10. Впереди ХХI век: перспективы, прогнозы, футурология. Антология современной классической прогностики. 1952-1999. Под ред. И. В. Бестужева-Лады. - М., 2000.
  11. Геродот. История. - М., 1999.
  12. Грамши Антонио. Тюремные тетради. Часть первая.- М., 1991.
  13. Грант Майкл. Греческий мир в доклассическую эпоху.- М., 1998.
  14. Григулевич И.Р. Папство. Век XX. - М., 1978.
  15. Делягин М. Экономика неплатежей: как и почему мы будем жить завтра. - М., 1997.
  16. Дубнов С.М. Краткая история евреев. - Ростов-на- Дону, 1997.
  17. Ергин Дэниэл, Густафсон Тэйн. Россия: двадцать лет спустя. Четыре сценария. - М, 1995.
  18. Жреческие коллегии в Раннем Риме. К вопросу о становлении римского сакрального и публичного права. Под ред. Кофанова Л.Л. - М., 2001.
  19. Зайончковский П.А. Российское самодержавие в конце XIX столетия. - М., 1970.
  20. Зонтхаймер. Курт. Федеративная Республика Германия сегодня. Основные черты политической системы. - М., 1996.
  21. Кабанес О., Насс Л. "Революционный невроз" и Фуллье А. "Психология французского народа". - М., 1998.
  22. Капиталистические и развивающиеся страны. Социально-экономический справочник. Под ред. Манукяна А. А.,- М., 1973.
  23. Канамори Хисао, Вада Дзюн. Япония - мировая экономическая держава. - М., 1986.
  24. Кин Цецилия. Алхимия и реальность. Борьба идей в современной итальянской литературе. - М., 1984.
  25. Кин Цецилия. Итальянские мозаики. Статьи об итальянской литературе 70-х годов. - М., 1980.
  26. Кинросс Лорд. Расцвет и упадок Османской империи. - М., 1999.
  27. Коллингвуд Р. Дж. Идея истории. Автобиография. - М., 1980.
  28. Костомаров Н. И. Русская история в жизнеописании ее главнейших деятелей. - М., 1991.
  29. Кулишова О. В. Дельфийский оракул в системе античных межгосударственных отношений (VII-V вв. до н.э.)- С-Пб., 2001.
  30. Клакхон Клайд. Зеркало для человека. Введение в антропологию. - С-Пб., 1999.
  31. Кругман П.Р., Обетфельд М. Международная экономика. Теория и практика. - М., 1997.
  32. Ламперт Хайнц. Социальная рыночная экономика. Германский путь. - М., 1993.
  33. Леви-Брюль Люсьен. Сверхъестественное в первобытном мышлении. - М., 1999.
  34. Ле Гофф Жак. Цивилизация Средневекового Запада.- Сретенск, 2000.
  35. Линч Дж. Революции в Испанской Америке, 1806-1826. - М., 1979.
  36. Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. - М., 1991.
  37. Маккэн Т. Американская компания. Трагедия "Юнайтед Фрут". - М, 1979.
  38. Минцберг Генри и др. Стратегический процесс. - С-Пб., 2001.
  39. Минцберг Генри и др. Школы стратегий. - С-Пб., 2000.
  40. Мир восьмидесятых годов. Сборник статей из ежегодников "A World Watch Institute", руководимого Лестером Брауном. - М., 1989.
  41. Маркс Карл. Капитал. Критика политической экономии. Т. 3, кн. 3. Процесс капиталистического производства, взятый в целом. Ч. 1. - М., 1985.
  42. Ницше Ф. По ту сторону добра и зла: Сочинения.- М., 2000.
  43. Новые явления в энергетике капиталистического мира. Под. ред. Примакова Е.М., Громова Л.М., Любимова Л.Л.- М., 1979.
  44. Оггер Гюнтер. Фридрих Флик - мультимиллионер.- М., 1976.
  45. Панова В.Ф., Вахтин Ю.Б. Жизнь Мухаммеда. - М., 1991.
  46. Печчеи Аурелио. Человеческие качества. - М., 1980.
  47. Портер Майкл. Международная конкуренция. Конкурентные преимущества стран. - М., 1993.
  48. Проезжая по Московии. Россия XVI-XVIII веков глазами дипломатов. Под ред. Рогожина Н.М. - М., 1991.
  49. Равив Д., Мелман Й. История разведывательных служб Израиля. - М., 2000.
  50. Скрынников Р.К. Россия накануне "Смутного времени". - М., 1975.
  51. Соловьев В.С. Избранные произведения. - Ростов-на-Дону, 1998.
  52. Соловьев С.М. Чтения и рассказы по истории России.- М., 1990.
  53. Согрин В.В. Политическая история США XVII-XXвв. - М., 2001.
  54. Стингл Милослав. Индейцы без томогавков. - М., 1984.
  55. Тойнби А.Дж. Постижение истории. Избранное. - М., 2001.
  56. Томпсон А.А., Стрикленд А.Дж. Стратегический менеджмент. - М., 1998.
  57. Тьюнгендхэт К., Гамильтон А. Нефть. Самый большой бизнес. - М., 1978.
  58. Уорнер Уильям. Живые и мертвые. - Москва- Санкт-Петербург, 2000.
  59. Уотермен Р. Фактор обновления. - М., 1988.
  60. Устрялов Н.В. Итальянский фашизм. - М., 1999.
  61. Феллер В. Новый миф о будущем. - Самара-Уральск, 2000.
  62. Феллер В. Германская одиссея. - Самара, 2001.
  63. Фильштинский И.М. История арабов и Халифата (750-1517 гг.). - М., 2001.
  64. Шиндлинг А., Циглер В. Кайзеры. - Ростов-на-Дону, 1997.
  65. Шпенглер О. Закат Европы.- Минск-Москва, 2000.
  66. Юнг. К.Г. Ответ Иову. - М., 1998.
  67. Якокка Ли. Карьера менеджера. - М., 1991.
  68. Бюллетень иностранной коммерческой информации (БИКИ) за 1997-2001 гг.
  69. Журналы "Бизнес Уик" за 1992-1995 гг.
  70. Журналы "Деньги" за 1997-2001 гг.
  71. Журналы "Коммерсантъ" за 1997-2001 гг.
  72. Журналы "Эксперт" за 1997-2001 г
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"