Аннотация: Из учебника "История античной литературы и литературы Древнего Востока".
ЭПОС О ГИЛЬГАМЕШЕ, ИЛИ "О ВСЁ ВИДАВШЕМ..."
История человечества насчитывает по разным версиям от 2,5 миллионов до 40 тысяч лет. Возраст древнейших наскальных рисунков - примерно 6000 лет. Зачатки музыки, возможно, имели место в доисторической культуре. Литература на этом фоне предстаёт самым молодым искусством и одновременно знамением качественного прорыва.
Эпос о Гильгамеше, претендующий на звание самого древнего законченного литературного произведения, оформился в XVIII-XVII вв. до н.э. в шумерском государстве, а спустя тысячелетие был записан на глиняных табличках. В разных исследованиях поэма называется то шумеро-аккадской, то вавилонской. Существуют фрагментарные версии текста на аккадском, шумерском, хурритском и хеттском языках. Целостность поэма обретает в объединении разных отрывков, но некоторые эпизоды до сих пор остаются утраченными.
Важность изучения этого памятника определяется тем, что он являет собой подобие литературной матрицы, то есть включает в себя основные структурные компоненты и содержательные атрибуты художественного текста. Прочитывать его следует предельно внимательно, ведь мы имеем дело с истоком целого вида искусства, ищем - и, возможно, находим - ответы на вопросы о самой сути художественного текста. На формальном уровне безвестные авторы уже прибегают к анафорам и эпифорам, сравнениям и метафорам, гиперболам и гротескам, используют повторяющиеся фрагменты, предвосхищая Гомера. Но главное - древнейший эпос раскрывает принципы литературы как формы сознания и мировоззрения.
О все видавшем до края мира,
О познавшем моря, перешедшем все горы,
О врагов покорившем вместе с другом,
О постигшем премудрость, о все проницавшем
Сокровенное видел он, тайное ведал,
Принес нам весть о днях до потопа...
С чего же начинается литература как культурный феномен? С выдвижения индивида. Социологически ориентированные интерпретаторы ХХ века нередко провозглашают, будто эпический герой олицетворяет родовое начало. Возможно, это справедливо для сказочного или былинного персонажа, но литература - в этом её фундаментальное отличие от фольклора - обращается к теме и проблеме личности. С понятием "герой", как правило, ассоциируются военные подвиги, доблесть, самоотверженность, что называется, пассионарность. Этот стереотип не следует воспринимать как аксиому. Во всяком случае, здесь главной заслугой героя и основой его величия объявлены не столько великая сила и свершения, сколько исключительные знания. Разумеется, тема борьбы, уничтожения врагов неизбежно присутствует, и батальные сцены занимают немалое пространство текста, но приходится признать это лишь своего рода "верхушкой айсберга", глубинный же сюжет эпоса - развитие сознания, обретение мудрости через экстремальный опыт. Мы вспомним это, прочитывая "Илиаду" и "Одиссею", "Махабхарату" и "Энеиду". Всякий раз поворотным, решающим событием оказывается встреча с прорицателем (для этого приходится даже покинуть мир живых и соприкоснуться с преисподней), беседа с божеством или получение информации на материальном носителе, каковым является, например, щит, изготовленный богом Гефестом для Ахилла. Кульминация эпоса связана с обретением знания, духовно-интеллектуальным прозрением.
Итак, центральным предметом литературной рефлексии становится отдельная личность, и она дана в изначальной амбивалентности. Молодой правитель города Урук показан могучим, но бесконтрольно-опасным. Он "днём и ночью буйствует плотью" , тиранит подданных: заставляет мужчин до изнеможения работать, присваивает их жён и невест. По просьбе людей боги создают равное Гильгамешу по силе существо - Энкиду. Однако, вопреки логичным ожиданиям, этот новый персонаж станет не антагонистом, а партнёром главного героя, его верным и любимым другом. Мы наблюдаем крушение ещё одного стереотипа. Герой, сколь бы харизматичен он ни был, не самодостаточен. Раскрыть свой позитивный потенциал он может, только преодолев эгоизм, исконно ему присущий - вот какова идейная нагрузка темы дружбы.
С образом Энкиду связаны все остальные концептуальные сегменты произведения. Прежде всего, это дихотомия природы и цивилизации. Гильгамеш принадлежит урбанистическому пространству, Энкиду же - полуживотное, его иконография предполагает такие элементы как рога, густая шерсть на теле, даже копыта. "Вместе с газелями ест он травы, // Вместе с зверьми к водопою теснится" . Примечательно, что Энкиду не изображён как хищник, он больше пугает людей, в частности, охотника, чем наносит им урон.
Уловка, с помощью которой Гильгамеш обуздывает дикую силу Энкиду, кажется весьма курьёзной: герой обращается за помощью к женщине, блуднице Шамхат, которая не только соблазняет дикаря, но и внушает, что полноценное существование возможно только в городе. Образ Шамхат достоин третьего по значимости места в эпосе. Она в доступных древнему мышлению формах являет и преобразующую силу любви, и силу слова. Любовница превращается в символическую мать: "Ткань разорвав, одной его одела... // За руку взяв, повела, как сына" . Не случайно параллельно сценам Энкиду и Шамхат даётся описание вещего сна Гильгамеша, который истолковывает его мать "Нинсун мудрая - всё она знает" . Впервые отведав хлеба и вина, Энкиду окончательно приобщается к миру людей.
После безрезультатного поединка Энкиду и Гильгамеш заключают союз и совершают дерзкий подвиг - убивают великана Хумбабу, срубают кедры, которые тот охранял. Таблички с описанием похода и сражения наиболее повреждены, текст имеется лишь в отрывках, но его важнейшие аспекты можно выделить. Герои по-разному мотивированы. Энкиду хочет просто найти применение своей незаурядной силе; Гильгамеш куда более амбициозен, он видит перед собой великую миссию: "Всё, что есть злого, изгоним из мира... // Вечное имя себе создам я!" . Важно отметить тенденцию, дошедшую с давних времён до наших дней, - сосредоточить в одном субъекте представление о мировом зле и заведомо расценивать его истребление как наиболее славный поступок. Между тем на лицо и деструктивная сторона деяния. Сообщений о том, что Хумбаба, второй предполагаемый антагонист, причинил людям какое-то зло, нет, он наводит ужас на всех, в том числе и на Энкиду, но не вторгается в человеческое пространство, напротив, это Гильгамеш поднимается в его горы и валит священные деревья. Итак, уже в первом эпосе мы находим пафос борьбы человека с природой, присвоения её сокровенных богатств.
Однако древний текст вновь обманывает ожидания неискушённого читателя. Хумбаба слишком мало участвует в действии, чтобы числиться среди главных персонажей. Его можно назвать мнимым антагонистом. Кто же истинный? Шестая из двенадцати таблиц повествует о том, как богиня Иштар залюбовалась Гильгамешем, и, изощрённо льстя, обещая неслыханный почёт, богатство и наслаждения, предложила ему себя в супруги, но получила решительный отказ, в котором риторическое искусство и экспрессия также поднимаются до высочайшего уровня.
Выражая неприязнь к богине, герой нанизывает яркие метафоры:
Ты - жаровня, что гаснет в холод,
Черная дверь, что не держит ветра и бури,
Дворец, обвалившийся на голову герою,
Слон, растоптавший свою попону,
Смола, которой обварен носильщик,
Мех, из которого облит носильщик,
Плита, не сдержавшая каменную стену,
Таран, предавший жителей во вражью землю,
Сандалия, жмущая ногу господина!
В глазах Гильгамеша Иштар - образчик женского коварства и распутства:
Какого супруга ты любила вечно,
Какую славу тебе возносят?
Давай перечислю, с кем ты блудила!
Оскорблённая этой отповедью, богиня начинает мстить. Сначала она отправляет в Урук чудовищного быка, которого Гильгамеш и Энкиду побеждают, затем насылает на Энкиду болезнь, и тот после череды зловещих снов и долгой агонии умирает. Смерть существа, когда-то почти неотличимого от дикого зверя, воспринимается как мировая трагедия. Плач Гильгамеша и всего Урука по нему кажется бесконечным. Здесь мы должны сформулировать, пожалуй, основные идеи литературы, колыбели антропоцентричного миросозерцания. Отдельный человек может вознестись над обществом, подавить его, составить главную проблему существования, но может статься и так, что гибель одного обернётся катастрофой для всех.
Значимость одного человека в её полярных проявлениях - вот ведущая тема мировой литературы. Текст может быть сакральным, но абсолютное преклонение перед божеством вытесняет его на периферию литературы, предполагающей если не богоборчество, то, во всяком случае, диалог на равных бога и человека, возможность последнего сказать: "нет".
Таким обрзом, роль антагониста в эпосе о Гильгамеше с наибольшей вероятностью отведена Иштар, с которой связан не только религиозный, но и гендерный конфликт. В этом смысле Иштар предстаёт антиподом блудницы Шамхат, а обе они являют две ипостаси женственности в глазах патриархального менталитета. Одна, рискуя и даже жертвуя собой, избавляет героя от ущербности, вводит в мир подлинного бытия. Другая, облечённая властью, но одержимая тщеславием, губит вчерашнего избранника не столько физически, сколько морально, лишает его главной опоры, что выглядит даже страшнее убийства.
Скорбь переворачивает всё мироощущение Гильгамеша. Если раньше он беспечно относился к смерти, то теперь уже не монстра Хумбабу, а эту незримую грозную силу объявляет средоточием зла и своим личным врагом. Тоска превращается в гнев, в возмущение своей участью:
Как же смолчу я, как успокоюсь?
Друг мой любимый стал землею,
Энкиду, друг мой любимый, стал землею!
Так же, как он, и я не лягу ль,
Чтоб не встать во веки веков?
Герой покидает город и намеревается найти Утнапишти, единственного человека, обретшего бессмертие. Тут впервые звучит мотив странствия, в последствие один из важнейших в литературе. В пустыне Гильгамешу предстоит схватка со львами, потом он приближается к горам, опоясывающим землю и попадает на территорию людей-скорпионов ("Грозен их вид, их взоры - гибель" ). Новым открытием поэмы становится образ диковенного народа. Впрочем, чудовища принимают Гильгамеша с уважением и сочувствием, указывают ему дальнейший путь - в подземный туннель, что ведёт к берегу мирового океана.
Преодолев "двенадцать поприщ" сплошной тьмы, Гильгамеш попадает в сад самоцветных каменьев.
Сердолик плоды приносит,
Гроздьями увешан, на вид приятен.
Лазурит растет листвою -
Плодоносит тоже, на вид забавен.
Может возникнуть вопрос, для чего появляется здесь этот причудливый топос? Обладает ли он какой-то символикой? Вряд ли. Но само его наличие здесь говорит о зарождении эстетизма - восприятия красоты как самостоятельной ценности, потребности в ней почти как в средстве выживания. Сидури, хозяйка сада оказывает Гильгамешу гостеприимство и даёт советы, как переправиться через океан к острову, где поселился Утнапишти, пятый по важности персонаж. Тот рассказывает Гильгамешу о мифическом бедствии - всемирном потопе, устроенным в давние времена богом Эллилем, во время которого только он, Утнапишти, наученный богом Эа, спасся с семьёй и имуществом в специально построенном корабле.
Мировой катаклизм станет сюжетом как многих древних текстов, так и произведений современного искусства. То, что привлекают зрителя к фильмам-катастрофам, тревожило воображение человека уже четыре тысячи лет назад. Вопрос, почему подобные события столь привлекательны для человека, какие эмоции они позволяют испытать? Анализ древнейших литературных памятников приводит порой к печальным выводам. Гуманизм - не исконный постулат культуры. Человек всегда и всюду фантазирует о массовом истреблении себе подобных и внимает этим фантазиям с двойственным переживанием ужаса и восторга. Битва на Курукшетре и Троянская война, в сущности, - аналоги всемирного потопа. Возможно, грёзы об уничтожении человечества возникают на почве конкуренции, борьбы за территорию, смутного ощущения, что вокруг и повсюду слишком много людей - других людей. В конце концов, главное в сказаниях о великих войнах или катастрофах - не несметное число погибших, а то, что кто-то всё-таки выжил и получил во владение весь очищенный, обновлённый мир. Безотчётно идентифицируясь с Утнапишти, Ноем, Одиссеем или Арджуной, читатель испытывает торжество спасения. Финал шумеро-аккадского сказания обычно вызывает чувство разочарования, но это тоже говорит в пользу этого произведения: оно успело внушить нам веру в чудо, в возможность победы над самой смертью.