Аннотация: Из сборника "Слово - чистое веселье..."
Земля и снег в художественном мире А. Блока
(к вопросу о концепции стихий)
"В системе символизма, - пишет З.Г. Минц, - уже в 1890-е гг. (под влиянием поэзии Тютчева и Ап. Григорьева, отчасти - философии и прозы Л. Толстого, философии Шопенгауэра, Ницше и Вагнера) происходит переоценка всей структуры понятия "стихия". Стихийное начало реабилитируется. Образы стихий становятся доминантами, входят в основные противопоставления символистской картины мира. Создаётся целостная мифология стихий"1.Слово стихия в русском языке XIX века означало: "вещественное начало, основа, природное основание; простое, неразлагаемое вещество;... начальное коренное вещество. Стихиями иногда зовут основные вещественные, неживые силы природы... земля, вода, воздух и огонь"2. Однако, для поэта-символиста это понятие имеет более широкую семантику, раскрытую Д.Е. Максимовым: "Стихия, по Блоку, есть проявление мощных раскованных сил природы, человека и человечества"3; "Стихия есть динамическое многообразие светлых и тёмных мировых сил, материальных и духовных"4.
Физическая основа мироздания, согласно античной натурфилософии, выражается соотношением и взаимной причастностью четырёх стихий: воды, огня, воздуха и земли, пребывающих в круговороте превращений: "... сначала огонь обращается в токи // Воздуха, воздухом дождь порождается, дождь образует // Землю, и снова затем из земли всё выходит обратно: // Влага сначала, а там уж и воздух и сызнова пламя"5. В тетраде стихий особое место занимает земля, отождествляемая с богиней-матерью. Большинство древних космогоний называют земную субстанцию материалом создания человека. В Библии сказано: "создал Господь Бог человека из праха земного" (Быт 2: 7). Эту идею переосмысливали не только поэты-современники Блока, но и учёные, в частности Д.И. Менделеев6.
Слово земля представляет собой сложный концепт блоковского языкового сознания, восходящий к мифологическим и фольклорным, философским и научным представлениям прежних веков и модернистской эпохи. Метафоры, связанные с земной субстанцией, геологическими процессами, Блок развёртывает до предела. Так, статья "Стихия и культура" (1908) содержит подробнейшее описание землетрясения, избыточное с точки зрения социологического и культурологического смыслов. Земля-материя символизирует всякую плоть, и Блок создаёт ряд выразительных гео-соматических образов: "око земли" (2: 19), "мускул земли" (2: 40), "земная кровь" (3: 306), "подземная лихорадка" (5: 355) "сердце земли" (5: 354; 594). Дух Земли гётевского Фауста и Мать-Земля занимают своё место в мифопоэтике Блока. Так, "своим Erdgeistом"9 поэт называл вдохновение, в котором создавалась поэма "Двенадцать" (1918). О том, что в ранней поэзии Блока Душа мира "трансформируется в образ Души земли, "матери-земли"10, - пишет Т.В. Игошева. Начиная с 1908 года земля-стихия перерастает для Блока в некий макросубъект, соотносимый с понятием народ ("подземная, или народная ночь" (5: 352)).
Такие стихии, как огонь, воздух и вода в блоковском мире не составляют категорических оппозиций с землёй, зачастую смешиваются с этой субстанцией. Поэт часто использует образы подземных вод - ключей-родников, а также подземного огня - лавы, струящейся под земной корой и взламывающей её. Летучая пыль служит синтетическим образом земли-воздуха. Образ болота, разрабатывается поэтом в лирическом цикле "Пузыри земли" (1904-1905). Заглавие взято из текста трагедии "Макбет". Шекспировские строки: "Земля, как и вода, содержит газы, // И это были пузыри земли" (перевод А. Кронеберга) относятся к ведьмам, хаотическим созданиям, сеющим беды. Блок же делает персонажами одноимённого цикла беззлобных "чертенят и карликов" (2: 20), похожих на добродушных зверьков. Нетрудно заметить, что словесная формула "пузыри земли" вмещает в себя представления обо всех жизнепригодных субстанциях: о земле, воде и воздухе. В 1917 году Блок вводит в круг болотных стихий и огонь, осмысляя горение торфа как символ разрушительных сил, выжигающих изнутри народную душу: "...вокруг всего города горит торф" (7: 295); "Такие же жёлто-бурые клубы, за которыми тление и горение... стелются в миллионах душ, - пламя вражды, дикости, татарщины, злобы, унижения, забитости, недоверия, мести...". (7: 297).
Итак, земля в мироощущении Блока предстаёт полем взаимопритяжения и синтеза других субстанций. Однако её двойником-конкурентом можно назвать стихию, которую читатели-современники11 склонны были считать доминирующей в художественном мире поэта, - снег.
Поэтизация земли прежде всего основана на личным опыте художника, связана с любовью Блока к работе в саду. В его летних письмах повторяется: "усиленно предаюсь копанию земли" (8: 23), "летняя земля помогла..." (8: 113), "опять копаюсь в земле" (8: 124), "Гуляем и в саду немного копаемся" (8: 157), "Живём хорошо - копаюсь в земле" (8: 251), "...копаюсь, рублю дрова" (8: 290). Знаменательно частое использование возвратного залога: копаюсь - создающего эффект предельного сближения земли и "я". Снег же как "своя" стихия возникает в лирике Блока, очевидно, под влиянием писем А. Белого от 1905 года: "верю в будущую Россию - снежную, метельную, зимнее-бодрую, весёлую, здоровую... хочу послать тебе снежного забвения"12, "Серебряные метели будут... Ты - метельный"13.
Важно указать на то, что снег фигурирует в образной системе Блока в двух ипостасях: как снежная вьюга в воздухе и как снежный покров на земле.
В книге "Стихов о Прекрасной Даме" (1901-1902) снег отнесён преимущественно к миру мистической возлюбленной, ассоциированный с её холодностью, недоступностью ("Суровый хлад - твоя святая сила" (1: 117)): "И ныне вся овеяна снегами" (1: 103), "Деву в снежном инее // Встречу наяву" (1: 144). Снег, покрывающий землю, в ранних стихах Блока означает воцарение неподвижности, неизменности - сакрального качества, атрибута Мировой Души: "Один и тот же снег - белей // Нетронутой и вечной ризы" (1: 198).
Сближения лирического "я" со снегом происходит, однако, в свете осознания ущербности своего существования: "Мне странен холод здешних стен //... Меня пугает сонный плен... // Ах, сам я бледен, как снега..." (1: 198). Падающий снег предвещает появление двойника героя, устрашающих знаков гибели: "Ревело с чёрной высоты // И приносило снег. // Навстречу мне из темноты // Поднялся человек... // Потом сомкнулась полынья..." (1: 209). Сама героиня, охваченная летящим снегом, воспринимается поэтом скорее не как божество, а как чародейка, колдунья: "Ты в белой вьюге, в снежном стоне // Опять волшебницей всплыла" (1: 143).
Снег приносит в мир заблуждения, делает явное тайным, несомненное ставит по вопрос: "И с первым снегом со двора // Ты унесла весь пыл заветный... // А вьюга заметала след"" (1: 105), "Ночью вьюга снежная // Заметала след" (1: 144). В следующих строках снег показан враждебным святости и счастью: "Здесь снега и непогоды // Окружили храм" (1: 164), "Здесь пронесутся непогоды, // Снега улягутся зимы". Трагедия превращения спасительной святой любви в мираж, самообман также связана со снегом: "На белом холодном снегу // Он сердце своё убил. // А думал, что с Ней в лугу // Средь белых лилий ходил" (1: 229). Снег предстаёт демоничным в стихотворении "Русь" (1906): "И ведьмы тешутся с чертями // В дорожных снеговых столбах... // И девушка на злого друга // Под снегом точит лезвиё" (2: 106). Героиня стихов 1907 года превращается в олицетворение самой стихии - "Снежную Деву", чьё сердце - "немо" (2: 268).
В цикле "Снежная маска" (1907), как позднее и в поэме "Двенадцать", снег делит господство лишь с ветром, становясь символом страсти, равноценной для героя обращению в новую веру: "И в новой снеговой купели // Крещён вторым крещеньем я" (2: 216), самозабвения, разрыва с прошлым, богоборчества, хаоса, гибели. "Пережив "Снежную маску", можно ли продолжать жить?... Как символ пережита смерть, осталось ли в жизни что-нибудь страшное?"14 - пишет об этом произведении Б. Грифцов. Сам поэт принимает опыт, вдохновляющий на эти стихи, как "неизбежную, драматическую последовательность жизни" (2: 371). В предисловии к лирическому сборнику "Земля в снегу" (1908), в который входит "Снежная маска", Блок говорит: "Плод горестных восторгов, чаша горького вина", но объясняет: "Так развёртывается жизнь" (2: 373).
Само заглавие "Земля в снегу" знаменательно столкновением двух стихий, торжествует в котором снег.
Нужно отметить, что снег в 1906-1908 годах осмыслен Блоком как стихия России, а в России предугадывается цель пути: "в конце пути, исполненного падений, противоречий... расстилается одна вечная и бесконечная равнина - изначальная родина, может быть Россия" (2: 373-374).
Слово земля в "Стихах о Прекрасной Даме" фигурирует не как наименование стихии, а как метонимия дольнего мира, юдоли, жизни без божества: "А наутро встречаюсь с землёю опять, // Чтобы зло проклинать, о добре тосковать!" (1: 33); "На земле не узнаешь награды" (1: 64); "Вдали от бездны зла земного..." (1: 398), "Буду прежнею думой болеть //...И таиться на этой земле" (1: 85), "Здесь, на земле,- как сон, и свет и тень" (1: 175), "...Чтоб только злее ненавидеть // Пути постылые земли" (1: 340) и т.д.. На фоне этих обличений и отрицаний звучат гимном строки: "Верю в солнце Завета,... // Жду вселенского света // От весенней земли" (1: 170), в которых земля приобретает мессианские черты. Не случайно в цикле "Снежная маска", герой которого отвергает само спасение, приветствует смерть, предрекается поражение земли вечным холодом: "Весны не будет и не надо!" (2: 216), "Земля остынет" (2: 232).
Снегв блоковской поэзии разных лет обнаруживает семантическое родство с прахомипылью: "Шёл я в морозной пыли"(1: 71); "...точат широкий нож в снежной пыли" (5: 56); "Только одежды взвиваются в лохмотьях снежной пыли" (5: 72); "И в вихре снежной пыли // Я верен черноокой // Змеиной красоте" (2: 136), "Снежной пылью мне сердце жечь?" (3: 557); "Ты для меня - прекрасный сон, // Сквозящий пылью снеговой"(3: 211). "И звёзды сыплют снежный прах"(2: 224),"Взмети твой снежный прах15!"(2: 251) - повторяется в стихах цикла "Снежная Маска".
Снегв стихийном и пыльв культурном пространствах могут быть связаны единым сопутствующим мотивом нарушения покоя и порядка. В драме "Король на площади" (1906) пыльиграет роль достаточно близкую к роли снега в поэме "Двенадцать" (1918), что замечает И.С. Приходько16. Это знаки неизбежного крушения старого мира и неясности дальнейших судеб: в пыли проносятся обманчивые красные Слухи; из снежной метели "Двенадцати" слышны полувнятные обрывки речей. И снег, и пыль,взвихренные, мешают ясному виденью: "Вскрутился к небу снежный прах!..." (3: 353); "Где одна пылит пурга" (3: 356); "И вьюга пылит им в очи" (3: 358). В драме "Роза и крест" (1912) снег также "слепит глаза" (4: 192); "За снегом ничего не разобрать" (4: 194), - жалуются герои. Снег творит мрачно-пророческие видения. Для поэта Гаэтана снежная вьюга, сметающая очертания скалистых берегов, рисует затонувший город Кэр-Ис, но смысл этого зыбкого образа туманен.
В отличие от снега, творящего иллюзии, земля - "многое объясняет" (8: 250). Она участвует и в драматическом конфликте прошлого и будущего, и в постижении человеком смысла истории, о чём Блок пишет в статье "Рыцарь-монах" (1910): "В громах и молниях стихий земных и подземных новый век бросал в землю свои семена; в этом грозовом свете нам промечтались и умудрили нас... - все века" (5: 453).
Земля в народных представлениях всегда наделена чертами одухотворённого субъекта, чаще женственного, благосклонного и снисходительного. В статье "Поэзия заговоров и заклинаний" (1906) Блок приводит "золотые слова" матери, ограждающие от бед странствующего сына. Завершает их завет мирного упокоения: "А придёт час твой смертный,...обернись на нашу родину славную, ударь ей челом,... припади к сырой земле и засни сном сладким, непробудным" (5: 60). Возможно, отголосок этого заклинания звучит в стихотворении "О смерти" (1907) при странно светлом описании гибели жокея, который: "Ударился затылком о родную // Весеннюю, приветливую землю" (2: 296).
В народном сознании Блок видел и подчёркивал всепрощающее отношение к мёртвому: "Какое-то непонятное сочувствие рождается даже к страшному чудовищу - змею... вот он умер и безвреден, и тотчас же становится своим, надо его похоронить... Мальчики и девочки запрягали в тележечки петушков и курочек и возили землю на могилку змея, пока не засыпали его совсем" (5: 39). "Но мертвец - родной душе народной, // Всякий свято чтит она конец" (3: 123), - повторяет эту мысль поэт в стихотворении "За гробом" (1908), описывая похороны "литератора модного", "слов кощунственных творца" (3: 123), героя, на которого проецируется если не личность автора, то некий обобщённый тип творческого интеллигента-дворянина, о "зависти и ненависти" (5: 214) к которому писал Н. Клюев во втором своём письме к Блоку осенью 1907 года. "Духовное несближение" (5: 214), с горечью признаваемое адресатом, преодолевается вечно мирящей смертью.
Мотив успенья-погребения в снегу возникает у Блока едва ли не чаще, чем мотив захоронения в земле. Снег устойчиво ассоциируется с белизной савана: "Спишь в пелене снеговой" (1: 77); "Кто-то... медленно положит // Нежный саван снежной белизны"(1: 303), "Белый саван - снежный плат, // А под платом - голова..." (2: 211). Описаний смерти в снегу, на снегу в блоковской лирике множество:"Чудо, ложись в снеговые бугры!" (1: 312); "Но подруга упала в снег" (4: 15); "Он розы бесцельно // Затопчет в снегу" (3: 171); "Покойник спать ложится // На белую постель. // В окне легко кружится, // Спокойная метель. // Пуховым ветром мчится // На снежную постель" (3: 179); "Унесённая белой метелью // В глубину, в бездыханность мою..." (3: 262); "На снеговую грудь // Последней ночи... // Вздохнуть - и очи // Навсегда // Сомкнуть..." (3: 284), "Может быть, я умру в снегу" (4: 161); "Уж первый лёгкий снег занёс... // Сладко ль спать тебе, матрос?" (3: 19); "Лишь снег порхает - вечный, белый, //... И мёртвое засыплет тело..." (3: 342), "Лежи ты, падаль, на снегу" (3: 353).
Захоронение в земле Блок изображает как печальный, но светлый обряд: "Белые священники с улыбкой хоронили // Маленькую девочку в платье голубом. // ... И тихонько возносили к небу куренья, // Будто не с кадильницы, а с зелёной земли" (1: 276).
В блоковском восприятии "земного" погребения побеждает парадоксальное чувство торжества жизни. Эпитет "зелёной" в процитированном стихотворении выдвигает сему витальности. Рецензируя "Стихи о современности" Э. Верхарна в 1906 году, Блок обращает внимание на мотивы претворения смерти в жизнь: "Упругие и свободные побеги его стихов вспитаны земным, могильным соком" (5: 628), - и переносит эту образность на природу творчества. "Чем безлюдней, чем зеленей кладбище, тем громче песня соловья в берёзовых ветках над могилами. Всё кончается, только музыка не умирает" (5: 379), - пишет он весной 1909 года. "Очистительной" называет Блок смерть В.Ф. Комссаржевской в 1910 году: "Тот, кто видел, как над её могилой открылось весеннее небо, когда гроб опускали в землю, был в ту минуту блаженен и светел" (5: 419).
Ситуация погребения в снегу полна различных оттенков трагизма, связана с отчуждением, бесприютностью. Экстатическое сгорание на "снежном костре" вскоре оборачивается тягостным сном; вместо изощрённой эстетизации гибели - сниженные детали, знаки разложения: "Ноги вытянулись в ряд... // Провалился мёртвый рот" (2: 211).
В то же время снежная могила объявляется знаком исключительности: "Но, ложась в снеговую постель, // Услыхал заключённый в гробу, // Как вдали запевала метель, // К небесам поднимая трубу" (1: 258), "В крылатой колыбели // Засни среди снегов" (2: 330),"И нет моей завидней доли - //... на прибрежном снежном поле // Под звонкой вьюгой умереть" (2: 224), "На снежных постелях // Спят цари и герои..." (2: 250), "В самом чистом, в самом нежном саване..." (3: 19), "Это Бог меня снегом занёс" (3: 128).
Снежная "вьюга знает избранников" (5: 72), земля жедарит радости при жизни и посмертный покой всем, отвергая лишь святотатцев. Но "безвременье", которое находил Блок в современности, исказило и перевернуло всё естественные установления - люди отвергают землю, ища "великой радости" (5: 72) во вьюге и снежной могилы.
Земля в снегу бессобытийна, а душа, заметённая снегом, - беспамятна. Об этом говорит Герман в седьмой картине драматической поэмы "Песня судьбы" (1908): "Теперь на душе бело и снежно. И нечего терять - нет ничего заветного... И не о чем больше говорить,... душа, как земля, - в снегу" (4: 160).
Теперь следует вернуться к образу России, концептуальное становление которого в сознании и творчестве Блока проходило сложно. Образ складывался из ряда словесно-понятийных знаков-формул, мотивов-примет. Каждый из них по-своему трансформируется, переходя из контекста в контекст. Отправной точкой для рассмотрения эволюции образа может служить стихотворение "Русь" (1906), включённое автором в сборник "Земля в снегу". Нас интересуют строки предпоследнего четверостишья: "Живую душу укачала, // Русь на своих просторах, ты..." (2: 107). Предикат укачаластанет вербальной константой. Содержащая её формула возникает в лирическом диалоге "Голоса" из цикла "Снежная маска", роковая героиня которого восклицает: "Я укачала // Царей и героев... // Слушай снега!" (2: 233). Следовательно, можно говорить об особом параллелизме образов "Руси" и демонический возлюбленной в лирике 1906-1907 годов: их объединяет тема онтологического ущерба, выраженного в первом случае мотивом непробудного сна, во втором - "бесконечного "кружения"17, на что обращает внимание З.Г. Минц. Ущерб связан с хаосом бессознательности и забвения святыни, в который погружается герой стихотворения "Русь" и цикла "Снежная маска": "Я сам не понял, не измерил, // Кому я песни посвятил, // В какого бога свято верил, // Какую девушку любил" (2: 107); "Ты сказала: "Глядись, глядись, // Пока не забудешь, // Того, что любишь... // И я позабыл приметы // Страны прекрасной" (2: 217-218).
В первой редакции "Песни судьбы" фраза с предикатом укачала повторяется более развёрнуто Коробейником: "Мало ли народу она укачала и убаюкала в снегах своих... // Герман. Про кого ты говоришь? // Коробейник... Известно про кого: про Рассею-матушку. Не одну живую душу она в полях своих успокоила..." (4: 453). Смысловые сдвиги значительны Многозначный глагол укачала уточняется однородным предикатом убаюкала - усыпила. В стихотворении "Русь" мотив сна повторяется многократно, но буквальность его размыта - прежде всего синонимом "почиет", "почивает", означающим не только сон, но и всякий покой, праздность18 и, наконец, смерть. В репликах Коробейника "свои просторы" заменены "своими снегами". "Живая душа" стихотворения "Русь", осмысляемую скорее как душа всенародную, в словах драматического персонажа становится наименованием человека, нашедшего смертный покой в снежном поле. В окончательном тексте драматической поэмы цитированные реплики сокращены и упрощены: "... занесёт вьюга! Мало ли народу она укачала, убаюкала..." (4: 166).
"Рассея-матушка" вытеснена "вьюгой", но идея "живой души" торжествует над безжизненностью снежной равнины. Одним из центральных мотивов "Песни судьбы" является освобождение земли от снега - предвестие событий: "...что-то должно случиться. Снег тает" (4: 109). Явлением Коробейника завершается и драматическая поэма, и предисловие к сборнику "Земля в снегу". Песня "Ой, полна, полна коробушка...", "разносимая вьюгой" (2: 373) - настоящий вызов стихии снега-смерти, утверждение идей богатства, щедрости, счастливой любви, которым сопутствует образ земного плодородия - "рожь высокая".
В стихах "Снежной маски" также предчувствуется воскресение после смерти в снегах, к которому призывают "цари и герои": "Восстань из мертвых!" (2: 250). Авторское предисловие к книге "Земля в снегу" завершается верой в возрождения всего, что похоронили под собой снега, признание самого ущерба - предвестником расцвета: "...снега, застилающие землю - перед весной" (2: 374). В лекции "О театре" (1908) возникают символические образы заснеженного пространства, в котором теряется человек: "Остаться одному, как шест на снежном поле, растратить душу, закручиниться и не знать, куда пойти" (5: 259), но эта потерянность, обнищание - необходимы для пробуждении в человеке лучших начал. "Критики были правы в своих... жалобах на современное растление,... если бы снега, застилающие наши дороги, не дышали нам в лицо весной" (5: 261). Весна для Блока - не столько календарный период, сколько имманентное качество земли, которую он называет "всегда простой и весенней" (5: 129) - символ непрерывного обновления мира.
Цикл "Пузыри земли" открывает "встреча весны" (2: 8), а заканчивает звучащий в стихотворении "Пляски осенние" (1905) мотив круговорота времён, в котором примиряются стихии: "На земле, на зелёной поляне // Неразлучный и радостный круг..." (2: 25). Здесь, впрочем, подчёркнута вечность весны: "И лесная трава не забудет, // Никогда на забудет весну" (2: 25), а снег показан причастным и подчинённым стихии воды: "И снежники по склонам оврага // Заметут, заровняют края, // Там, где им заповедала влага..." (2: 25).
Это редкий пример. В большинстве же текстов Блока снег остаётся отчуждённо-самовластной стихией, связанной с представлениями то о стремительном полёте, одиноком восторге, порыве к разрушению.
Образ блоковской России предстаёт в двух ликах: родной земли и губительной снежной вьюги.
1
1 Минц З.Г. Александр Блок и русские писатели. - СПб., 2000. - С. 341.
2 Даль В.И. Словарь живого великорусского языка. В 4 томах. М.-СПб., 1880. Т. 4. - С. 325.
3 Максимов Д.Е. Поэзия и проза Ал. Блока. - Л., 1981. - С. 374-375.
4 Там же. С. 379.
5 Фрагменты ранних греческих философов, - М., 1989. - С. 221.
6 "Есть глубокий смысл в том представлении, что человек создан из земли" // Менделеев Д.И. К познанию России. С приложением карты России. - СПб., 1906. - С. 23. Эти слова были подчёркнуты Блоком в принадлежавшем ему экземпляре книги.
9 А.А.Блок, А. Белый. Переписка. - М., 2001. - С. 514.
10 Игошева Т.В. "Стихи о Прекрасной даме" Александра Блока: поэтика религиозного символизма. - Великий Новгород, 2003. - С. 104. Мифологеме Матери-земли в символистской поэтике посвящён большой раздел исследования Аге А. Ханзена-Лёве. См.: Ханзен-Лёве Аге А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Мифопоэтический символизм начала века. Космическая символика. - СПб., 2003. - С. 556-574. Одной из первых исследователей, коснувшихся этого образа в творчестве А. Блока, стала Д.М. Магомедова. См.: Магомедова Д.М. А.А. Блок. "Нечаянная Радость" (Источники заглавия и структура сборника) // Магомедова Д.М. Автобиографический миф в творчестве А. Блока. - М., 1997. - С. 151.
11 Показательны строки из лирической миниатюры Ф.К. Сологуба: "Стихия Александра Блока - // Метель, взвивающая снег" // Блок в поэзии его современников. Публикация Ю.М. Гельперина / Литературное наследство. Т. 92, в 4 книгах. - М., 1987. - Кн. 3. - С. 557. К.Д. Бальмонт посвящает памяти А Блока стихотворение "Снежный лик" // Там же. С. 574.
12 А.А.Блок, А. Белый. Переписка. - М., 2001. - С. 225.
13 Там же. С. 263.
14 Грифцов Б. Об Александре Блоке, искренности и декадентстве. // Александр Блок: Pro et contra. - СПб., 2004. - С. 72.
15 Слово прах здесь, однако, синоним не столько пыли, сколько пепла - неизбежного следа пламени, костра -одного из центральных мотивов цикла "Размету твой лёгкий пепел // По равнине снеговой" (2: 253)
16 Приходько И.С. Слово пыль в символистском контексте. Материалы к словарю. // Константин Бальмонт, Марина Цветаева и художественные искания ХХ века. - Иваново, 1999. - С. 332. В статье рассмотрены преимущественно негативные коннотации образа пыли.
17 Минц З. Г. Поэтика Александра Блока. - СПб., 1999. - С. 114-119.
18 Сравним: "И совершил Бог к седьмому дню дела Свои... и почил в день седьмой от всех дел Своих" (Быт 2: 2-3).